Румянцев Александр : другие произведения.

Критический сбой Лэйндмэра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    То, что прежде именовалось "О с Г", переработалось в "Критический сбой Лэйндмэра".

  ГИМЕР
  
  
  Фигура Войндэна дано исчезла, а Гимер все стоял, и смотрел в опустевший модуль внепространственной связи, напряжённо думая, как теперь быть? Попутно надеясь хоть как-то уяснить для себя, что же произошло на самом деле?
  "На самом деле произошло то, что произойти не могло ни при каких обстоятельствах! - всё ещё отпихивал он от сознания непреложный факт. - Лэйндмэр исчез. Это невозможно. Это просто невозможно. Мы давно работаем на этой планете. Мы много работаем на этой планете...
  Но дело даже не в этом. Дело в том, что ни один из нас не может вот просто так исчезнуть. Так не бывает. Так просто не бывает. Даже в кошмарном сне. Хотя бы уже потому, что личный генератор - штука не разрушаемая. Внешним воздействием - не разрушаемая. Воздействием внутренним...
  Ну, тогда это точно будет - не без следа. След останется такой, что и искать не придётся - последствия бы устранить без серьёзных потерь, уже большая удача. А тут... нет, это просто невозможно! Однако Войндэн утверждает, что ошибки нет, и Лэйндмэр, в самом деле - исчез. Без следа. Откуда он точно знает это с расстояния в несколько тысяч световых лет? Из данных, которые поступают отсюда. От кого поступают данные? От меня, и от Лэйндмэра... а ещё, и это основной поток, с Сэрвлеров, ориентированных на Лэйндмэра. Могут они ошибаться? Как всякий, очень сложный механизм - да. Иногда. Но не все же одновременно. Это исключено даже обычной теорией вероятности. Однако Сэрвлеры, ориентированные на Лэйндмэра, подтверждают невозможный факт его исчезновения.
  А ещё они подтверждают совершенно невозможный факт работы его генератора. Самостоятельного. Отдельно от самого Лэйндмэра. Но ведь так тоже не бывает, чтобы - отдельно. Значит, Войндэн либо чего-то не знает, либо владеет неполной информацией... либо сам Лэйндмэр намерено водит его за нос. Почему? У всякого действия есть подоплёка, и предыстория. Как и я, Лэйндмэр работает в автономном режиме, и поэтому о подоплёке судить пока никто не может. Особенно Войндэн, получающий лишь сухие отчёты, по которым невозможно судить об эмоциональном состоянии исследователя.
  Если свести всё это воедино, то получается не очень приглядная картина какого-то дурацкого розыгрыша. Тоже в принципе невозможного в нашей ситуации, ибо мы не в игрушки играем. Значит теперь надо бросать всё, и отправляться в другое полушарие, как и требует Войндэн. Но как же не вовремя всё это случилось... ах, как не вовремя!".
  Он постоял ещё немного, осознавая необходимость срочного перемещения, совершать которое очень не хотелось. И подумал что если Лэйндмэр, в самом деле, устроил там что-то сознательно, то выскажет ему возмущение в очень резких тонах. Даже, пожалуй, накричит, выплёскивая накопившееся раздражение. А ещё подумал, что так оно, скорее всего и будет, потому что генератор всё-таки работает, а это говорит о многом.
  Посмотрел на собственный генератор, охвативший запястье, представил, каким должен сейчас быть кокон-мимикр, позволяющий выйти наружу, "подышать свежим воздухом", и направился к шлюзу. Там была обзорная площадка, специально устроенная Гимером для тех случаев, когда хотелось уйти от рутины обыденной работы, и насладиться видом исполинских вершин, почти всегда дымящих снегом под свирепыми ветрами этой планеты.
  Само зрелище доставляло ему огромное удовольствие, поэтому, кроме всех остальных соображений, он и выбрал одну из этих вершин для своего контрольного центра.
  "Лэйндмэру повезло меньше! - давя спонтанно копящееся раздражение, примиряюще подумал Гимер. - У него таких условий нет, и он вынужден проявлять большую осторожность, чтобы аборигены, всё-таки навещающие глухой лес, где его центр, не доставляли ему лишних неудобств".
  Когда шлюз открылся, и зрительные мембраны скомпенсировали яркий поток отражённого света, он неторопливо, хотя и понимал, что время поджимает, вышел на маленький пятачок скальной породы, нависающей над пропастью. Он на самом деле любил это место, потому что именно здесь ему всегда думалось легко и просторно.
  "Да! Именно так - легко, просторно, и без оглядки на научные авторитеты, которых вполне заменяют эти вот молчаливые исполины. Надёжные, простые, и незыблемые. В отличие от существ, населяющих планету. Тех, с кем нам приходится работать... плотно работать, чтобы дать им возможность и дальше выживать в своём непростом мире.
  Эти существа тоже - непростые, и очень странные в своей нелогичности. Иногда наивные, и непосредственные. Но чаще - жестокие, и беспощадные. Настолько, что порой хочется удавить их собственными руками. И это, в нашем деле, сложнейшая из всех задач: общаться, и прощать, втолковывать, и видеть абсолютное непонимание простейших истин, в глазах, прищуренных хитростью. Хитростью, даже не граничащей, а именно замешанной на глупости короткого мышления о выгоде насущной, важной именно в этот момент. Попробовать хотя бы задуматься, чем всё обернётся дальше? Да кого ж это здесь интересует! Интересует. Некоторых. И если б их не было этих некоторых, я б давно бросил напрасное топтание в болоте жадности, помноженной на жестокую корысть, и улетел домой. Но они всё-таки есть, и это придаёт работе неповторимый азарт погони за удачей.
  Не часто она бывает, и когда становится совсем уж тошно от полной безнадёжности, прихожу я сюда, чтобы посмотреть на них. И великаны, уходящие за горизонт, спасают меня от раздражения, накапливающегося после непростого общения, с непростыми существами, которых мы должны спасать. Лэйндмэру, видимо, повезло меньше. Может быть, отсюда и растут корни неожиданно возникшей с ним проблемы?
  Хорошо! - попробовал он глянуть на неё с иного ракурса. - Что мне известно? Сэрвлеры, если верить Войндэну, выдают несуразную информацию о том, что генератор Лэйндмэра находится в ближайшем поселении аборигенов. Из этого следует, что и сам он находится там же. Но Сэрвлеры докладывают, что на самом деле это не так. А как, если на самом деле такое в принципе невозможно потому, что без генератора он может просуществовать в агрессивной атмосфере не более минуты. В лучшем случае.
  Значит, Сэрвлеры выдают некорректную информацию, и он всё-таки в поселении. Мало того, он явно причастен к выдаче некорректной информации, ибо других вариантов я не вижу, потому, что их - нет. По данным Войндэна, в районе контрольного центра, был зафиксирован мощный выброс энергии. Сильно, кстати, его обеспокоивший, потому, что такое событие - событие чрезвычайное, с далеко идущими последствиями. В обычном варианте.
  Но кто сказал, что вариант был обычный, а не специально кем-то созданный, чтобы оправдать сбой, граничащий с сумасшествием целой группировки Сэрвлеров. Лэйндмэр специалист, мягко говоря, достаточно квалифицированный, чтобы выдать нужный результат. Зачем? Ну, если называть вещи своими именами, у любого из нас есть масса причин, делать что-то, или чего-то не делать. Порой таких, что потом диву даёшься, узнав с чего всё началось, и куда укатилось".
  Гимер подошёл к самому краю площадки, заглянул в разверстую пропасть.
  "А укатиться оно может вот в такую же бездну. С теми же последствиями. Лэйндмэр уже там? Или висит на самом краешке, откуда его можно ещё спасти? И зачем прячется среди аборигенов? Не от меня же он там прячется. А, собственно, почему не от меня, если больше не от кого: для всех остальных он просто недостижим, пока работает генератор. Нет, что-то я упускаю... нет у него такой необходимости, ибо не нашкодивший же он мальчишка, пытающийся от ответственности уйти. Что-то я упускаю... и не только я - Войндэн тоже что-то упускает... а я просто теряю драгоценное время. Надо отправляться на место. Прямо сейчас. Ах, как же всё это не вовремя произошло!".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Джек пил кофе в небольшой забегаловке, когда бармен, взявший телефонную трубку, флегматично сказал:
  - Вас, Джек.
  - Кто там ещё?.. - недовольно пробурчал Олдрич, поднимаясь из-за столика.
  - Насколько я понимаю, кто-то из сотрудников. - Невозмутимо проговорил бармен.
  - Вот так всегда, Эд! - пожаловался Олдрич. - Сидишь на работе, ничего интересного не происходит. Стоит на минутку удрать, как тут же у начальства срабатывает инстинкт, и оно немедленно требует отыскать тебя: "Хоть из-под земли!".
  - Плюньте, Джек! - посоветовал бармен. - Начальству угодить невозможно, а кофе бросать не стоит.
  - Пожалуй, так и сделаю! - кивнул Олдрич, и уже трубке сказал: - Слушаю!
  Бармен не мог знать, что говорилось на том конце провода, но хорошо видел, что происходило на конце этом. Пухлое лицо Олдрича менялось как в калейдоскопе, быстро и непредсказуемо. И - не в лучшую сторону.
  - Похоже, Джек, кофе вы сегодня не допьёте! - сочувственно покачал головой бармен, когда Олдрич положил трубку.
  - Да! - окинув его невидящим взглядом, согласился Олдрич. - Похоже... Опять линия накрылась. А резервный генератор оборудование не тянет. И чего только яйцеголовые счетоводы с ним делают?
  Он задумчиво похлопал себя по карманам клетчатого пиджачка, словно надеясь найти ответ именно в них.
  - В общем, Эд, - продолжил, не добившись результата, - кофе бесподобен, как всегда, но всё-таки придётся срочно бежать. Если не восстановлю чёртову линию, меня самого поджарят, не спрашивая у вас рецепта. И вряд ли я получусь таким же вкусным, как ваш кофе!
  - Удачи! - хмыкнул бармен, иронично оглядев приземистую, чуть распухшую фигуру клиента, и в самом деле слегка напоминавшую округлое зерно. - Надеюсь, до такого ужаса вы всё-таки не доживёте.
  - Я - тоже! - машинально ответил Олдрич, на самом деле думая о чём-то другом.
  На самом деле, всё и было не совсем так, как изображал Олдрич. И контора его лабораторией не была, хотя яйцеголовых там имелось много больше, чем немало. Только кроме них в отделе работало ещё очень много иного люда. А всеми делами заправлял именно он, Джек Олдрич. Но об этом знали лишь сотрудники центра, о которых, в заштатном городишке, никто не знал хоть что-нибудь, относящееся к истинной реальности.
  Чтобы не терять время, Олдрич бросил машину напротив входа, миновал вестибюль, кивнул охраннику, прошёл рамку детектора и двинулся вглубь здания. Правая часть длинного коридора была одним сплошным окном, левая - строем прозрачных дверей, за которыми белые воротнички неустанно просчитывали какие-то данные.
  Время от времени Контора устраивала для жителей городка экскурсии именно в эти кабинеты. Связи с общественностью всегда почитались хорошим тоном, а слухи о таинственности и секретности напротив - тоном дурным. Поэтому с самого основания центра, тут делалось всё возможное, чтобы лаборатория не значилась в коротком листе здешних достопримечательностей.
  Да и зачем кому-то много знать о подразделении агентства, связанного с национальной безопасностью страны? В особенности то, что вот прямо здесь, на окраине городка, действительно находится аналитический центр, в котором денно и нощно обрабатывается информация о противоположной части планеты.
  Олдрич заглянул в свой офис, кивком поинтересовался у секретарши, есть ли что-нибудь новое, получил отрицательный ответ, и отправился дальше. Туда, где в конце коридора, у неприметной двери, сидел одинокий посетитель. Он давно там сидел. Так давно, что от скуки изучил, наверное, все изъяны невысокого потолка. Олдрич усмешливо оглядел унылую фигуру, получил в ответ едва заметный кивок, и вставил карточку в неприметную щель на противоположной от замка стороне двери.
  Лифт опустил его на следующий уровень, где у начала длинного тоннеля стоял маленький гольф кар. В конце тоннеля бодрый охранник вежливо козырнул, а створка двери, весом где-то в пару десятков тонн, величаво уплыла в сторону. Олдрич вкатился на внутреннюю стоянку, и, минуя кабинет, в котором обычно проводил большую часть рабочего времени, направился в операционный зал.
  - Сэр! - вместо приветствия сообщил оператор. - Мы зафиксировали на территории русских выброс энергии непонятной природы.
  - Точка выброса? - поинтересовался Олдрич.
  - Вот здесь. - Лазерная указка очертила небольшой круг на экране, занимавшем всю противоположную стену огромного зала. - Должен сказать, сэр, координаты для нас более чем непривычны. В этом месте нет военных объектов такого уровня.
  - А именно?
  - С очень большой натяжкой выброс можно сравнить со стартом мощной ракеты.
  - Что?! - чувствуя, как покрывается белизной, едва сдержался Олдрич. - Вы понимаете, что говорите?! Старт ракеты! Это не шутки! Почему действовали не в соответствии с установленной процедурой?
  - За отсутствием необходимости, сэр. - Спокойно ответил оператор. - Реального старта не было.
  - Юджин, когда это вы научились говорить загадками? - зловеще поинтересовался Олдрич.
  - Это не загадка, сэр! - по-прежнему невозмутимо ответил тот. - Точнее, загадка в некоторой степени. А именно в той, что непонятно, что именно это было. Но это был точно не старт ракеты.
  - Да? - переспросил Олдрич задумчиво. - И что же, по-вашему, это было на самом деле?
  - До сих пор мы с таким не сталкивались! - пожал оператор плечами.
  - Юджин! - теперь уже наливаясь гневом, проговорил Олдрич с расстановкой. - Я вас уволю к чёртовой матери! Вы классный специалист. Сидите здесь много лет. Знаете о русских едва ли не больше, чем они знают о себе. А сейчас вы как школьник мнётесь, и стыдливо жмёте плечами! Послушайте, вам действительно не стыдно нести эту чушь?
  - Стыдно, сэр! - легко согласился тот. - Но ничего не могу поделать - я на самом деле никогда не сталкивался с такими характеристиками. И могу лишь сказать, что в нашей базе данных есть тепловые портреты всех типов их двигателей. Всех, сэр. Этого - нет. Кроме того, это вообще был не двигатель. По крайней мере, не реактивный двигатель.
  - Тогда - что?
  - Очередная глупость хитрющих русских! - послышался за спиной Олдрича насмешливый голос.
  - А, Эванс! - проговорил Олдрич, не оборачиваясь. - И вы здесь! Готов поклясться, вы опять в своём репертуаре! - потом всё-таки обернулся, оценивая ситуацию. - Да, именно так: опять за своё! Сколько раз можно говорить: стол - не подставка для ваших грязных ботинок. Там иногда бывают не только виски из салуна, но и вполне приличные вещи.
  - Бросьте, босс! - поднимаясь из кресла, миролюбиво пробасил грузный Эванс. - Чем вам не нравится добрая старая американская традиция? Это в вас говорят корни предков. Знаете, я недавно специально интересовался: оказывается в России стол, это не просто место, где стоит выпивка. Это ещё и - престол. Чувствуете глубину звука? Пре-стол! Место почти священное. Похоже, предки умудрились передать это чувство даже по той маленькой частичке крови, что носится по вашим жилам.
  - Да? - удивился Олдрич. - Не знал! Так вот почему я терпеть не могу вашу дурацкую привычку. А теперь - шутки в сторону. Что вы думаете обо всём этом?
  - Думаю, что мы опять прохлопали какую-то чудесную разработку сумасшедших гениев. Вы же знаете этот странный народ: сидят в дерьме, ничего толком не имеют, со жратвой проблемы, с выпивкой - тоже. И, тем не менее, выделывают такие коленца, что попробуй, угонись за их воображением, или - мозгами, не знаю, что уж у них там первично, а что вторично.
  - Да! - согласился Олдрич. - Те ещё выдумщики, чёрт бы их побрал.
  - Хотите знать моё мнение насчёт всего этого, босс?
  - Нет! - мотнул головой Олдрич.
  - Значит, хотите! - не поверил Эванс. - Так вот я думаю, босс, это большое счастье для нас, что их мозги нынче легко покупаются. Стоят, кстати, недорого, потому что железный занавес рухнул, и народ валит оттуда, словно пассажиры с "Титаника". Однако проблема в том, что если так пойдёт дальше, может рухнуть не только занавес, но и наша контора.
  - Не расскажите, - ядовито поинтересовался Олдрич - какими тропинками вы пришли к такому выводу?
  - Как всегда - очень даже прямыми: страна, потерявшая мозги, долго протянуть не может, и, в конце концов, неизбежно исчезает с политической карты. А следом, из реестра министерства финансов исчезнем и мы. За полной ненадобностью. Изучать станет некого, босс!
  - Типун вам! - с чувством проговорил Олдрич.
  - Ну что вы тут же санкции выкатываете? - тяжело вздохнул Эванс. - На самом деле, не всё так страшно. Эта ёмкость вряд ли когда-нибудь оскудеет. К тому же у них в запасе осталось ещё много чего интересного. Обратите внимание на место, где эти ребята запалили свой факелок! Юджин, дайте, пожалуйста, крупный план.
  Карта на мониторе стремительно разрослась, и остановилась, когда всю площадь заполнил относительно небольшой кусок осеннего леса.
  - Нет! - поправил Эванс. - Не так крупно. Чуть-чуть назад. Ещё чуть... ещё... Стоп! Посмотрите, босс! Вам не кажется странным место, которое они выбрали для своих испытаний?
  - Насколько знаю географию, - снова не удержался от ехидной интонации Олдрич, - это так называемый столичный регион. Самый густонаселённый, и самый густо военизированный. Испытание здесь нормально укладывается в банальную логику. По-моему, всё как раз так, как и должно было быть.
  - Да! - согласился Эванс. - Всё. Кроме того, что это самая окраина региона, и совершенно глухой лес, без каких либо подъездных коммуникаций. То есть, необходимое оборудование они подвозили, видимо, прямо на телегах?
  - Почему на телегах? - не понял Олдрич.
  - Юджин! - попросил Эванс. - Дайте, пожалуйста, максимальное увеличение в несколько этапов. Я хочу посмотреть, на каком этапе вы, босс, сможете отыскать хоть какие-то признаки любой дороги. О железной, и говорить не будем, найдите хотя бы нормальный просёлок.
  Картинка менялась, задерживаясь в каждом ракурсе на несколько секунд. Олдрич внимательно исследовал, кивал, и ракурс менялся снова. Так продолжалось до тех пор, пока всю площадь монитора не закрыли ветви деревьев, с ещё не полностью опавшей листвой.
  - Н-да! - согласился Олдрич, изумлённо потирая намечающуюся щетину. - Как им это удалось, ума не приложу. Слушайте, не тоннель же они откопали в такую глухомань?
  - Эти люди могут ещё и не такое, босс! - с усмешкой посмотрел Эванс. - Но, во-первых: с какой целью, а во-вторых: как, в нынешнее-то время, они могли скрыть от нас проект подобного уровня?
  - Никак не могли! - согласился Олдрич. - Сейчас мы знаем даже сорт бумаги, используемой их лидерами в туалете, ещё до того, как она там появится. Мы же сидим у них в правительстве...
  - Ну, босс, тут вы явно хватили!
  - Не будьте крючкотвором, Эванс, наши люди проходят у них как экономические советники. По-вашему, это не быть в правительстве?
  - Беру свои слова назад! - согласился Эванс. - Однако, по-моему, от вас укрылось главное. Вы хорошо рассмотрели тот чудесный вид, который демонстрирует наш друг Юджин?
  - Да! - подтвердил Олдрич. - И мне это не нравится. Я не нахожу там ни одной головешки, ни одной опалины, ни одного обгоревшего ствола. Джек, не объясните, как такое возможно при выбросе энергии, способной превратить в жаркое половину городишка средней величины.
  - А как я хотел вас поддеть, босс! - сокрушённо проговорил Эванс. - Жаль, не получилось.
  - Не надо меня поддевать! - огрызнулся Олдрич. - Лучше расскажите, как это могло произойти?
  - Эх, босс! Если б знал, не сидел бы здесь, был бы уже на пути в Вашингтон, для получения заслуженной награды.
  - Ещё успеете! - сердито проворчал Олдрич. - А сейчас лучше подумайте, что нам делать с этой загадкой?
  - Первое, что приходит на ум, - пожал плечами Эванс, - контора Гаррисона. У его ребят есть хороший архив... И знаете, босс, в нём собрано много всякого барахла по интересующей нас проблеме. Вы не против, если я переговорю с ними?
  - Я-то не против... - задумчиво посмотрел Олдрич. - Но мне не хотелось бы раздувать пожар раньше времени. Очень уж необычное событие, чтобы не глядя кидаться в рекламную компанию. А вдруг нашему спутнику что-то банально залетело в непотребное место?... На орбите, на орбите! - уточнил он, перехватив ироничный взгляд. - И тот принял, ну скажем, разряд молнии за деятельность чокнутых русских? Может такое быть? Я вас спрашиваю!
  - Это к нему, босс! - указал на Юджина Эванс.
  - Ну, так как? - повернулся Олдрич. - Может?
  Юджин помедлил немного, зачем-то поковырял в ухе, огляделся по сторонам, и только после этого выдал свой вердикт.
  - Вряд ли, сэр! На природное явление вспышка как-то не очень похожа. Да только на всё остальное она похожа ещё меньше.
  - Вот! - подытожил Олдрич. - Значит, молния не исключается. Даже посреди безоблачного неба. Нет, я понимаю - бред! Но ведь не исключается? А мы шум поднимем. Посмешищем станем. Вряд ли Директор нас за это поблагодарит.
  - Понял, босс! - кивнул Эванс. - Тогда, если не возражаете, я выпаду из поля зрения на пару дней? Лично переговорю с парнями Гаррисона?
  - Только не слишком распространяйтесь по теме! - напомнил Олдрич. - Да, и не забывайте меня информировать. Хотя бы время от времени.
  - Разумеется, босс! - преувеличенно вежливо подтвердил Эванс. - Как иначе? Ну, так я пошел?
  - Валяйте!
  Эванс покинул зал вразвалку, словно у него и дел-то серьёзных никогда не было. А Олдрич, проводив его задумчивым взглядом, вернулся к монитору. Он был хорошо осведомлён о положении в наблюдаемом государстве. Наперечёт знал все, сколько-нибудь значимые, исследовательские центры. Поштучно - пусковые шахты, и мобильные установки. Многое об этих чёртовых рефрижераторах, невидимо снующих по огромной сети железных дорог, и не менее хорошо понимал, какого ужаса от них следует ждать. Внезапный пуск мог состояться из любой точки страны. Любой. При условии, что там есть колея из пары крепких рельс. Но никак не просёлочная, от крестьянской телеги.
  - Видимо, в нашей информации пробел всё-таки есть! - задумчиво проговорил он. - Не верю я в чудеса! Как не верю в сказки о русском мужике, с самогонным аппаратом подмышкой, занимающемся ядерными исследованиями под самым боком у столицы. Можно предположить, что импульс был лучевой, а Юджин?
  - Эксперты только что подбросили пару версий! - кивнул тот. - И вроде бы действительно склоняются к лучевой природе явления. Но, положив руку на сердце, не дают больше десяти процентов.
  - А как выглядят остальные девяносто?
  - Как вздёрнутые вверх плечи! - невесело усмехнулся Юджин. - Все дружно теряются в догадках, и чуть ли не наперегонки хотят знать, что же это было на самом деле?
  - На самом деле там сверхсекретная база, о которой хвалёные информаторы ничего нам не сообщили. - Мрачно проговорил Олдрич. - И она действует. Или - действовала... Скорее - действовала. А теперь у них подземное крошево, нафаршированное горой трупов. И мы обо всём этом - ни сном, ни духом. А были обязаны знать! И сном, и духом. Мы, Юджин, жалование за это получаем. Очень неплохое, смею заметить! А нам утёрли нос! Грязной тряпкой! Вот скажите, как это могло произойти? С нашими возможностями, и нашей информированностью? И где? В глухой сибирской тайге? В необъятной тундре, под покровом полугодовой ночи? Нет, Юджин. Нет! В подвале у Кремля! Едва ли не буквально.
  - Сэр! - слегка напуганный состоянием шефа, осторожно проговорил Юджин. - Но мы же не волшебники. Мы же не можем следить за каждым медведем в этой дикой стране!
  - Нет! - теперь уже по-настоящему взбеленился Олдрич. - На самом деле, не можем, а - обязаны! Чувствуете разницу? Обязаны следить! И знать о них всё! Иначе, оглянуться не успеем, как эти ребята спляшут "Калинку" у нас на Капитолийском холме!
  - Да, сэр! - подтянулся Юджин. - Конечно! Я понимаю всю серьёзность нашей миссии.
  - Ладно, не пугайтесь. - Немного успокаиваясь, остудил его Олдрич. - Это не более чем нервный срыв. Я сам испугался больше вас. А теперь вот что... - Олдрич на мгновение задумался. - Поставьте на этот сектор флажок. Приоритет наивысший. Я должен знать о нём всё! Вплоть до количества бешеных лис, обитающих под местными корягами. И пауков, плетущих там свои антенны. Вы поняли, Юджин?
  - Да, сэр! - расплылся тот в облегчённой улыбке.
  - Действуйте! - проговорил Олдрич устало. - Я к себе. Успокою мозги, и подумаю, как нам удачнее вылезти из сложившейся ситуации.
  В своём основном кабинете, находившемся здесь же, недалеко от оперативного зала, он присел за стол, с тоской посмотрел на цветастую картину, за которой прятался крохотный бар, и тяжело вздохнул.
  "А может чёрт с ним, с рабочим днём? - подумал устало. - Чуть-чуть виски, и много льда, вреда не принесут, а мозги немного прочистят... Давно у нас таких эксцессов не было. Да если быть точным, таких эксцессов у нас никогда не было. Вообще - никогда. Мы всегда были более-менее в курсе, чего откуда ожидать. А сейчас даже представить не могу, чего можно ожидать, и к чему надо готовиться! А и в самом деле - чёрт с ним: глоток лишним не будет, а помочь выйти на нетривиальное решение может вполне".
  Успокоив таким образом совесть, возмущавшуюся, надо признать, не очень сильно, Олдрич плеснул на самое донышко широкого стакана приемлемую дозу, засыпал её кучей льда, и принялся наблюдать, как медленно слабеет янтарный цвет напитка.
  
  ПАВЕЛ
  
  Павел задумчиво рассматривал явление, раскинувшееся перед ним. Оно не было таким уж странным: трава, примятая абсолютно геометрическим кругом, ровно лежащая стебелёк к стебельку. Чего тут странного.
  "А ничего! - прищурившись, посмотрел он в осеннее небо. - Чёткий круг в густом травостое, на глухой поляне. Нормально. Бывает. Припёрлась сюда шальная такая кухарка. С огромной кастрюлей, или - тарелкой, плюхнула её на нетронутую травку, и крутанула. По часовой? Ну да, по часовой стрелке. С лева, блин, на право. И сделала блин. На траве. А потом ещё прожарила его ярким сполохом, от которого я чуть в штаны не наложил.
  Всё разом вспомнил, и горную пыль, и зелёнку оскаленную. Даже за ствол, которого уже нет, ухватился, аж маклак чуть не отбил в азарте. А когда очухался, подумал что и ей башку отшибу, если догоню. Даже сквозь кусты рванул, пока зараза удрать не успела. Недалеко бежать-то было, а её след всё равно простыл. Настолько, что и нет его. То есть, вообще - нет: пятно аж посредине немаленькой поляны, а никаких следов, кроме моих, в траве точно нет. И что получается? А то и получается, что голова качается. Не шастали здесь людишки последнюю неделю, минимум. Ну, тогда остаются лишь инопланетяне, со своими летающими кастрюлями. Прилетели, посидели, улетели, напоследок полыхнув так, что я чуть не ослеп. Но - тихо. То есть они - тихо полыхнули, без звука. Я-то звуки издавал. Взвинченные, фольклорные, и довольно громкие... по началу. Пока в себя не пришёл. А когда сюда нёсся, так уже и молча, как те инопланетяне, чтоб козлы, шутки огненные устраивающие, с лекции о вреде лесных пожаров разбежаться не успели. А они, сволочи, всё-таки успели. И следа не оставили. Вообще никакого, кроме этой плешины. И вот именно это странно. Ничего в этом мире не проходит бесследно. А они - прошли. На ходулях, скорее всего. Если поискать, пятачки на сырой земле отыщутся. Да только надо ли время на это терять? Ничего не спалили, и то - слава богу. Ладно, пусть живут, гадёныши".
  Но сколько он не хорохорился, всё равно понимал, что есть во всём этом деле какая-то несуразная странность. И школьной физики вполне достаточно, чтобы знать - если полыхает так, что меркнет белый свет, выделяется энергия, которую в карман не спрячешь. Следы всё равно остаются, даже если всё не сгорело к чёртовой матери.
  А тут была девственно нетронутая поляна, о существовании которой он раньше и не подозревал. В лесу, который знал практически вдоль и поперёк. С детства здесь ошивался. И после детства, когда из-за речки вернулся, ошивался тоже. После разреженного воздуха пыльных гор, тут дышалось особенно хорошо. Да и сейчас, когда ещё одна непростая командировка осталась позади, и зелёнка если и не вызывала отвращение, то непроизвольно настораживала, всё равно здесь дышалось по-особенному. Спокойно и ровно.
  "И вдруг такое вот! - снова осмотрел он странную поляну. - Вот почему я этот круглый пятак, с ухоженной травкой, так ровно примятой ровно же посередине, никогда раньше не видел? Да и какая-то она уж очень правильная, эта поляна. Так в природе не бывает, чтобы не кошеная поляна, кустарником не зарастала. Так не бывает. Значит, вывод прост до безобразия: точно - инопланетяне повеселились. Знаки очередные оставили. Послание, твою поперечину, убогим землянам заслали. Козлы. На ходулях. Когда ж придуркам, наконец, хернёй с верёвками заниматься надоест? Двадцатый век вот-вот кончится, всё уже давно ясно с инопланетянами несуществующими, а эти идиоты пишут и пишут, по всему миру. А остальные бегают, и восхищаются: ах, братья по разуму! Ах, они нас заметили! Какое счастье! Смотреть противно".
  Вопрос был чисто риторический, ибо он понимал, природу человеческую изменить невозможно, и уж если кому-то втемяшилась дурацкая идея, выбить её уже ничем не получится. Но вот чего Павел на самом деле понять не мог, так это - почему именно здесь, в глухой чащобе, где и народ-то практически не бывает. На кого всё это было рассчитано? Не на него же персонально. Да и не случись дурацкого фейерверка, он бы тоже благополучно мимо прочесал, и не крякнул.
  "Вот что здесь не так? - снова осмотрелся он. - А ведь, в самом деле, что-то не связывается. Я эти места знаю, как свои пять пальцев, а остальные сюда стараются вообще не ходить, говорят - края нехорошие. И - правильно делают. Особенно в грибной сезон. Никакой конкуренции - грибы косой коси, собирать одно удовольствие. Ну, и кому тогда, нахрен, понадобилось устраивать розыгрыш, без шансов на благодарных зрителей? Нет, чего-то я не улавливаю, хотя подставу чувствую, словно она прямо в воздухе, собака, повисла".
  Павел ещё раз огляделся, фиксируя в памяти общую картину, обрамлённую хмурым лесом, снова отметил, что он всё-таки не ошибся, и следов на поляне действительно нет. Подумал, и решил, что ну их всех... на подорожники. И пора уже дальше идти своим путём, с которого его какие-то придурки нагло сорвали.
  Уже разворачиваясь, чтобы выйти по своим же следам, он вдруг почувствовал, как непроизвольно напряглись мышцы, а тело заколенело на полуобороте потому, что газ уловил лёгкий зайчик, блеснувшего сбоку металла.
  То, что это не растяжка, он был уверен, но в том, что это могла быть ещё какая-нибудь сильно взрывающаяся хрень, уверен не был вообще. И так и стоял с поднятой ногой, вспоминая, не было ли там характерного щелчка?
  Память говорила - нет. Чутьё с ней соглашалось, вроде бы как, не улавливая нормальной подлянки. А глаз косил по направлению лучика, выясняя, чего там припряталось на самом деле?
  Когда первый напряг спал, осторожно поставил ногу на землю, медленно раздвинул высокую траву, и присмотрелся к находке.
  "Вот! - кивнул довольно, радуясь неизвестно чему. - Есть бог на небе. Часики-то серьёзные, с камушком на крышечке. Кто-то будет долго плакать, вспоминая о потере. А не копай яму другому, боженька всё равно накажет за подлянку!".
  Но сразу трогать валяющиеся в траве часы не стал. Опыт говорил, что запихать в такой объём что-то серьёзное не получится, да и используются часы обычно только как спусковой механизм в минах-подлянках, но... кто ж его знает. Лучше всё-таки осмотреться, прежде чем ручонки распускать.
  Осмотр его успокоил: часы, как часы. Почти. Потому что циферблат был закрыт ненормальной какой-то крышечкой, выглядевшей как хорошо драгоценный камень. Наручные, между прочим, часы.
  "Ну, а чего ты удивляешься! - одёрнул он разыгравшееся воображение. - У нестандартных людей, побывавших здесь, нестандартные представления о нормальном и ненормальном. Но камушек действительно сделан как настоящий... ох, и плачет сейчас о нём хозяин, ох и убивается. А ведь это неплохо, что - убивается. Есть шанс посмотреть в его незамутнённую разумом морду. Он же вернётся. Вот сейчас, вгорячах, отбежит подальше, очухается, и вспомнит, что руку-то ничего не отягощает. И назад двинет. А куда ж он денется? А никуда он не денется".
  Павел взял часы, осмотрел со всех сторон. Потом осмотрелся во все стороны, не бежит ли уже назад запыхавшийся хозяин, и решил, что ждать его вот прямо здесь, как муха на стекле, вряд ли стоит.
  
  
  Устроившись на краю поляны, рядом с рубчатым стволом, серьёзной такой берёзы, он принялся ждать хозяина необычных часов, понимая, что ждать, наверное, придётся долго. В самом деле, неясно же, насколько резво тот нёсся вдаль, устроив в лесу этот катаклизм.
  Присматривая вполглаза за периметром, чтобы не прохлопать его чудесное явление, Павел от скуки занялся изучением часов, и только сейчас заметил, что у затейливого браслета начисто отсутствует застёжка.
  "Не удивительно, что он их потерял! - сделал очевидный вывод. - Нет застёжки, невозможно удержаться на руке. Это ясно. Но как она могла отскочить без следа? Не приклеена же была. А и приклеена, след бы всё равно остался. Здесь же стыки блестят, как надраенные".
  Он приложил часы к руке, выясняя, насколько большой должна была быть гипотетическая застёжка, и поперхнулся, чтобы не заорать от испуга, потому что браслет ловко охватил запястье, и с лёгким щелчком соединился. Намертво. Это Павел понял, когда попытался содрать его с руки.
  "Тваю... - с испугом смотрел он на часы, прочно усевшиеся на руке. - Магнит? Да ладно! Я ж не настолько ослаб, что б такую хрень не растянуть. Но там же не было крючков! Плоская же поверхность. Что за нахрен? - он снова огляделся, в поисках сволочи, всё это подстроившей. - Ловушка это, нахрен, ясно ж, как пень дырявый! Для кого? Не для меня - точно. И что теперь? Избавиться, любой ценой избавиться. Так она ж, зараза, избавляться не хочет, сидит, как влитая. Стой! Не мельтеши. Сейчас этот гадёныш явится за добычей, и вот уже тогда будем посмотреть, какого, и - за каким? Сейчас - морду поникшую, испуг во всю харю, чтобы, гад, не настораживался раньше времени, чтобы ему времени на испуг не оставлять. А потом он мне, скотина, всё расскажет. Сколько там сейчас натикало?".
  Это было чисто машинальное - отметить время начала, чтобы потом знать, сколько ж его ушло, на всё про всё. Но узнать это не удалось, потому что крышка по-прежнему делала вид, что она драгоценна аж до тошноты. Павел сначала подцепил её с одной стороны, потом с другой, поискал, где у этой заразы кнопка, или что там ещё, но так и остался при своих.
  "Ну, паскуда! -непроизвольно прикусил губу. - За это я с тебя тоже спрошу. Давай, являйся уже: заяц в капкане, шкурка не попорчена, давай - подбирай!".
  Он машинально накрыл часы ладонью, словно не желая их больше видеть, и услышал лёгкий треск вроде бы щёлкнувшего механизма. Странный такой звук, потому что крышка, на самом деле не открылась, это он ладонью чувствовал.
  "Н вот, понеслась душа в рай!". - Подумал, убирая руку, чтобы глянуть, как оно там, на самом деле.
  Камня на месте не было, и циферблата не было тоже, а в следующее мгновение не стало и его самого, потому что по глазам тут же рванулось что-то непередаваемое, глубокое, и совсем не страшное. Наверное...
  Что и как было дальше, он так не смог ни определить, ни даже вспомнить, потому что в первое же мгновенье пространство крутанулось, мир сжался, разъехался, и - потух. Совсем.
  Когда сознание, наконец, вернулось в домик, с которого так стремительно съехало, Павел усвоил единственную, но очень страшную, вещь: зрение тоже съехало, и так и не вернулось. Он ощущал пряный запах листвы осеннего леса, слышал его звуки, и абсолютно ничего не видел. Яркий день, вот только что горевший полуденным солнцем, давал о себе знать лишь этими звуками, и ничем больше.
  "Что это было? - вяло соображал Павел. - Руку мне всё-таки оторвало? А почему не больно? Первый шок? Да ладно - тупая боль всё равно должна быть. Это потом начнёт резать и рвать по нервам, а сначала оно всегда вот так. Почему сейчас - нет? Как же я так прокололся? Знал же про мины-ловушки, не внове ж они. И - прокололся. Ну и как я теперь без глаз жить буду? И без руки - тоже. Почему всё-таки нет боли? Там ведь из культи кровь хлещет, а у меня с собой ничего, чтобы перетянуть её. Я ж не на боевые действия выходил, я ж по лесу своему гулял. Доброму, мирному, глухому. Догулялся. Семь, или восемь километров до дома, и никто меня отсюда не вытащит: народ здесь просто не ходит, а зверьё меня никуда, кроме своего брюха, не потащит.
  Скоро я ослабну так, что и пошевелиться не смогу... - он попробовал сдвинуться с места, - вот, уже не могу. Ну, тогда и беспокоиться не о чем: ещё минут десять, и станет совсем хорошо - кровь сольётся, сознание выключится, и я отплыву по реченьке, в мир иной. Обидно, что вот здесь, и вот так. Но почему нет боли?".
  Это действительно было непонятно, потому что, как оно бывает в нормальной жизни, он знал хорошо, и ощущения, заготовленные ею для таких случаев, тоже знал. Хорошо. А вот сейчас всё было как-то неправильно, как-то нелогично, и Павел даже собрался поразмышлять над всем этим, ибо времени теперь было навалом, а шансов выбраться из всего этого не было, наверное, вообще.
  Ему не дали это сделать контуры еловых вершин, медленно проявившиеся где-то вот там, повыше, в поле зрения. А над ними вдруг проплыл реальный крест огненных вспышек. Павел тупо смотрел на него, всё ещё не полностью придя в себя, и не понимая, что происходит на самом деле. А потом на уши свалился сильно приглушённый звук, странно взвывающих двигателей.
  "Тваю! - затуманено поморгал, оказывается существующими ещё глазами, Павел. - Это ж самолёт. А чего так низко? Ну, может...не, подожди, не может, там же, всего-то сотня вёрст, большущий муравейник, аэропортом кажется называющийся. Ну, так чего, со зрением, кажется, более-менее неплохо. Или мне так кажется? А как с остальным? - он попытался встать, но из этого ничего не получилось, только руки немного пришли в чувство, а туловище так и осталось лежать ватно-непослушным бревном. - Ну, и ладно, хоть что-то налаживается, а всё остальное может и очухается со временем. В крайнем случае, хотя бы на руках можно уползти, если перевернуться удастся. Когда удастся".
  Он машинально глянул на часы, зафиксировал время: двадцать три, сорок пять... и начал очень туго соображать, что здесь опять что-то не так. Часы были часами. Не какой-то там финтифлюшкой, с ложным камушком. Нормальными командирскими часами. Стрелки, цифры, подсвечены, всё как положено.
  "Что за нахрен! - попытался обозлиться на очередной подвох. - Какая сволочь, вместо приличного изумруда, их подсунула? Ну что за страна! Даже в глухом лесу обворовывают! Ну что за жизнь? Нет, подожди, что-то здесь опять не так. Что-то опять не сходится. Время! Время не сходится. Мне ж вот только что по харе накатили. А командирские часы яму показывают, аж в двенадцать кусков. И ночь вокруг... вот откуда она здесь взялась? И что получается? Я что, реально всё это время бревном на земле провалялся? Ой, как хреново! Хорошо, если почки к чёрту не отвалятся, с лёгкими это точно не пролезет - и к бабке не ходи, придётся в больничке на уколах валяться. Что ж это было-то? И как с этим быть-то?".
  Он долго ещё пытался разобраться, что и как, и кого и куда. Но выходило совсем плохо, потому что голова напрочь отказывалась соображать хотя бы как-то, не говоря уже о просто нормально. В ушах звенело, картинка в глазах всё время как-то странно съезжала с резкости, постоянно норовя закрутиться во что-то непотребное. А туловище так и просто работало невпопад, как в компьютерном симуляторе со сбитым управлением. И сил всё это отнимало ну просто неимоверное количество.
  Прошло какое-то время, Павел устал как последняя собака, и решил что, ну его к свиньям, и раз уж ничего пока не получается, стоит немного отдохнуть, а там, глядишь, оно само как-нибудь рассосётся.
  Но, как с башкой ни было плохо, остатков разума всё-таки хватало на элементарное понимание, что ни черта там не рассосётся, и что дело хреново так, что дальше и некуда.
  "Ну, надо ж было так неудачно прогуляться! - вяло думал он. - А ведь не первый раз здесь болтаюсь - вторую неделю к ряду. Каждый день. И ничего, проносило. А сейчас пронесло, так пронесло... как стаю напильников над Парижем. Во, ещё один самолёт на снижение пошёл. А там кресла... тёплые, сухие, комфортные. Сюда бы такое, окоченею же к чертям, а оно же там...".
  Додумать он не успел, потому что вдруг ощутил, как его немного приподнимает, и сгибает так, словно и в самом деле усаживает на что-то мягкое, и комфортабельное.
  "О-о-о, как всё, на самом деле, хреново! - подумал как-то уж совсем равнодушно. - Глюки начались, значит, уже замерзаю: кровь загустела, кислород не подкачивает, тепло становится, потому что мозг отключается. Отпрыгался ты, Паша, по землице бренной. Ещё чуть-чуть, и в тоннель полетишь. Кресло уже вот оно - приятное, собака. Прямо как в самолёте. Ещё немного, и сам самолёт увидишь. Истребитель, как с детства мечтал. Чтобы пилотаж высший, и ни от кого не зависеть. А военком, зараза, мне всю малину обломал... по веточке, по кустику... зараза!".
  Он и в самом деле мечтал о небе, и в самом деле просил направление в лётное училище. И ему бы, возможно даже его и дали, но он сам отказался после разговора с военкомом, хорошо поседевшим таким дядькой, явно побывавшим, и явно повидавшим.
  Тот, оглядев его, лишь поинтересовался, а сколько в нём сантиметров от пола, и, услышав: "сто девяносто", устало покачал головой, сказав что, в крайнем случае, можно рассчитывать на ВТА, а об истребителях забыть придётся вот прямо сразу.
  Павел всё осознал, и забыл и о том, и о другом, потому что хорошо представлял, какие пируэты в небе реально может выписывать "ИЛ", или "АН". Ни-ка-ких. Этого было достаточно, чтобы наступить своей песне на горло, не отказываясь однако от хриплого пения в монитор примитивных симуляторов. Там была свобода, там были пируэты высшего пилотажа, о которых и мечтать не приходилось. Но там не было ощущения полёта, испытанного позже, когда вываливаясь с рампы самолёта, понимаешь, что уже летишь... но очень надеешься, что - недолго, и парашют всё-таки раскроется. Потому, что долго лететь без него, не хочется совсем.
  "А много позже, летишь долго, считая, когда надо рвать кольцо, и чувствуешь себя не истребителем, и не птицей, хотя и с раскинутыми руками. Мешком себя чувствуешь, вниз несущимся. Эх! Сейчас бы и в самом деле самолётик. Да чёрт с ним, пусть и примитивный, как в симуляторе. Мне много и не надо - чтоб кабина, крылышки, хвост... главное - хвост! Мне б до дома добраться, чтобы не окоченеть здесь, к чертям собачьим, а остальное - мелочи несерьёзные".
  Он так живо представил себе этот крохотный истребитель, так захотел его вот прямо сейчас, что в голове опять помутнело, глаза снова отъехали в нереальность, а мир закрутился в радужном мареве, из которого, мгновенье спустя, выехала кабина нормального симулятора. С джойстиком под рукой, и РУДом под рукой другой.
  "О как меня бабахнуло! - почти развеселился Павел. - Глюки крепчают, и за них даже можно уверенно держаться. Дожил... или - прожил, всё прожил, и тоннель вот он уже? Ну и хрен с ним! Раз так, меня ничего тут не держит, надо кончать со всем этим безобразием. Сейчас вот подниму это чудо, и рвану, в этот чёртов тоннель прямиком, хоть гляну, что там, на другом конце, на самом деле Рай, или всё-таки Ад?".
   Он поводил реально ощутимым джойстиком, ещё раз недобро усмехнулся, понимая реальность ситуации, поводил снова, устанавливая нос воображаемого самолётика много выше горизонта. И резко двинул вперёд левую руку, тоже чётко ощущавшую не существующий РУД. Знал, это ничем ему не грозит, потому что...
  Что произошло дальше, он не понял, а если и понял, то совершенно точно - понял неправильно. Тоннеля не было, зато вдруг обретшая дневную видимость поляна, вместе с окружавшим её лесом, рванула назад с такой скоростью, словно пришла в ужас от раскрывшегося перед ней мира. А сам мир жадно распахнулся до невероятных размеров, и широт, накрывая удирающую землю бесконечным куполом, в котором происходили невероятные вещи.
  Одна из этих вещей проревела прямо у макушки Павла четырьмя турбинами с таким грохотом сбесившегося паровоза, что от испуга он вжал голову в плечи. Не сразу осознав, что это безобразие надо заканчивать. Немедленно. Потому что вот же оно - всё дальше и дальше вниз проваливается.
  Правую руку рванул назад так, что едва с корнем не вырвал чёртов РУД. Левую сбросил тоже. Не совсем удачно перепутав направление, и тут же повиснув, в страшно обхватившем его кресле, мордой вниз, мозгами в сторону.
  "Это чё за?.. - не поверил картинке, упёршейся в поле зрения. - Это куда я?.. Это чего, земля что ли внизу? А я как здесь оказался? Да ладно, глюки всё это... сейчас вот Гавриил придёт, врата откроет, и всё устаканится. Правда, правда!".
  Какое-то время он даже верил в это. Недолго, впрочем. Пока в ошарашенном сознании не вплыло воспоминание, только что едва жестоко не пригладившее макушку. А за ним явился испуг, сразу же прочистивший мозги до приемлемого состояния.
  "А ведь это был тот самый "ИЛ", о четырёх турбинах! - осознал Павел. - И вряд ли он шастал по лесной травке. Он же там хрен поместится, он тут... ё! Он ведь тут не один шастает".
  Картина, раскинувшаяся перед ним была грандиозная. Он без труда разглядел и город свой, и города соседние, кажется даже аэропорт, куда уходил тот борт увидел. А может просто представил его в воображении. Но разбираться в том, что видел на самом деле, а что придумал, Павел не стал. Осознание всего ужаса происходящего именно сейчас, вернуло мозги на место, быстро приведя их в состояние полной осмысленности. Он понимал: уже не важно, воображаемо это всё, или нет, важно лишь то, сколько жизней он может положить в землю, если по-прежнему будет здесь болтаться, как в проруби.
  Выведя нос самолётика на горизонт, он прокрутил его на триста шестьдесят градусов, чтобы понять, откуда ждать опасность прямо сейчас. Пока горизонт был чист, но вот прямо там, откуда и можно было ожидать, вдалеке вроде бы уже виднелась подозрительная точка.
  "Прыгать надо! - осознал Павел. - Быстро. Это пока она маленькая, а зазеваешься, и охнуть не успеешь. Спокойнее уходить спиралью: меньше шансов нос расквасить, но больше шансов кого-нибудь завалить. Придётся идти вертикально, по-быстрому... только без фанатизма. И без испачканных штанов... желательно".
  РУД он взял, как раскалённую кочергу - едва-едва, и совсем без нажима. От джойстика вреда ожидалось меньше, и поэтому его Павел взял уже почти уверенно. Чуть пошевелил, калибруя руку на взаимодействие, глубоко вздохнул, и двинул левую руку вперёд. Совсем немного. Огляделся, понимая, что тут что-то не так, двинул немного ещё, снова пригляделся, и только после этого сообразил, что и в самом деле запрыгнул на высоту, слезать с которой придётся долго.
  Тогда левая рука двинулась вперёд решительнее, но - напряжённее. Земля стала приближаться всё заметнее, а когда до неё осталось совсем немного, Павел вывел самолётик в горизонт, и только после этого смог выпихнуть из лёгких застрявший там воздух. Потом медленно, по спирали, очень осторожно, добрался до макушек деревьев, и повис в кроне огромной сосны. Ну, чтоб, если всё это посыплется вниз, хотя б на ветвях зависнуть. С них-то спуститься, это ж вообще не проблема.
  "Ну, и что это было?" - бросая управление, вслух поинтересовался у небес. - "Вы куда меня засунули?".
  Он не ждал, что ему ответят, так ему и не ответили.
  "Ладно, зайдём с другой стороны... - уже без выкриков, подумал он. - Зададимся вопросом: ну и что? А ещё - ну и где, и - какого... Насчёт - где, всё понятно - здесь. Какого, оставим пока за скобками. Что? Вот что это такое?".
  Он с опаской посмотрел на часы, с которых всё и началось. То, что под задницей были крепкие ветви, делало его немного смелее, потому что если вся эта фантасмагория вдруг исчезнет, как и появилась, то хотя бы материться не придётся, пока до земли летишь - когда по веткам спускаешься, не до того будет.
  Но как он ни ждал, ничего так и не произошло, а часы, исправно прикидываясь ветошью, нагло гоняли секундную стрелку по циферблату.
  "Хорошо! - с сомнением глядел он на это безобразие. - Зайдём с третьей стороны. Какого? Вот об этом точно не меня надо спрашивать, а того, кто здесь эксперимент ставит. Если мне всё это не снится в горячечном бреду, что кто-то всё-таки его ставит, только объявлять об этом не хочет. И что дальше? Сидеть, дурак дураком, и хлопать глазами, давя сомнения, и ища смыслы. Найду? Нет. Пусть лучше они меня ищут. Их эксперимент, вот пусть и суетятся, а я домой хочу".
  Он внимательно осмотрелся, проверяя, не висит ли поблизости кто-то, в такой же, как и у него, посудине. Секунду подумал, и решил, что вот прямо сейчас не хочет ни с кем разговаривать... в полный контакт. Устал даже не физически, хотя и физически - тоже.
  "А ну их всех, с их психованной техникой. Всё - завтра. А сейчас выдвигаюсь к дому. Скрытно. Если я хоть что-то правильно понимаю, то этой штуке без разницы, где летать. А под деревьями меня чёрта с два кто разглядеть сможет, а пешком домой я чёрта с два попрусь, если мне такой комфорт предоставили. Ну что, продолжаем дурдом, и верим, что он реальный? Так, а кого там интересует, во что я верю, а во что - нет. Реальность - вот она, вот на ней и погнали. Домой".
  Но резко браться за дело не стал, ибо, гонор гонором, а кости от переломов беречь надо. Работая очень аккуратно, привсплыл из хвойной роскоши, и на стыке двух крон медленно ушёл к земле. Там, достаточно осмелев, используя с детства знакомые ориентиры, пошёл увереннее.
  Уже перед окраиной города снова вышел на уровень крон, и к своей улице, одним концом упирающейся прямо в лес, подошёл сверху. Снова завис в кроне сосны, и долго изучал обстановку.
  Видимость была изумительной, и Павел даже ловил себя на мысли, что часы бессовестно врут, показывая второй час ночи, если вокруг день же белый, даже не зелёный.
  "Да ладно! - успокоил себя. - Это старые ночники зелёный спектр любят. А на такой хреновине чего бы ни быть продвинутой аппаратуре, когда она сама продвинута на такие расстояния, аж страшно делается. Похоже, на улице все спят. Интересно, дядя Петя тоже спит, или всё ещё полуночничает? Да разве тут разберёшь, горит у кого свет в окошке. Эй, ребята, а можно ночник отключить, хотя бы на время?".
  Вопрос был чисто риторический, но вдруг свалившаяся темнота Павла всё-таки огорошила. Он ведь только подумал, и ничего ж больше не делал.
  "Ого! - не сразу пришёл в себя. - Продвинутость начинает пугать - задумаешься не о том, и схлопочешь от души... да по всей роже. Аккуратнее надо быть с мыслями, тщательнее, а то больно будет вспоминать. Так, свет нигде не горит, у дяди Пети - тоже. Значит, прямо над домами, впритирку к крышам, на огород. В сарае есть брезент. Накрыть горбунка, мать его, чтобы соседи не засветили, и завтра ждать гостей. Может, и послезавтра, но это вряд ли - такие вещи, как и большие деньги, бесхозными не бывают. И за тем, и за другим хозяева придут всё равно, и от этого никуда не денешься".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Только несведущие люди считают, что участь любого начальства завидна, и что состоит она лишь в раздаче указаний. Когда-то, давно-давно, Олдрич и сам думал примерно так же, ну может лишь чуть менее категорично, нежели другие. Однако времена изменились, он-таки стал начальником, и вот уже тогда полностью убедился в искренности своего глубокого заблуждения.
  Кроме странной истории, произошедшей сегодня, в его ведении было ещё много разных историй. Может и не столь необычных, но тоже требовавших не менее пристального внимания. А кроме них было ещё немалое количество совершенно рутинных, и столь же необходимых дел, очень настоятельно требовавших немалого куска рабочего времени.
  Поэтому, когда селектор, голосом Юджина, сообщил: "Сэр, у нас новости на объекте!", он не сразу понял, о чём вообще идёт речь.
  - Надеюсь, достойных моего внимания? - недовольно проговорил Олдрич, устало потирая виски, уже готовые передать начинающуюся боль затылку.
  - Думаю - да, сэр! - уверено проговорил Юджин. - Мы только что зафиксировали странный летательный аппарат.
  - И что в нём не так? - Олдрич всё ещё был где-то далеко от темы разговора.
  - Не так, чтобы очень уж многое, - позволил себе усмехнуться Юджин, - но, совершенно неожиданно, он появился в интересующей вас местности.
  - Юджин, перестаньте говорить загадками, ибо я сейчас не очень расположен к шуткам.
  - Поверьте, сэр, - перешёл на серьёзный тон Юджин, - я к ним расположен ещё меньше! А местность именно та, где сегодня была зафиксирована известная вам вспышка. И думаю, сэр, вам лучше самому на всё это взглянуть.
  - Вы сказали летательный аппарат?! - Олдрич распрямился так, словно вдруг получил хороший импульс на седалищный нерв. - Я не ошибся?
  - Именно, сэр! - сразу уловил перемену Юджин.
  - Вы уверены, что это был не самый обыкновенный вертолёт? - уточнил Олдрич.
  - Именно, сэр, совершенно точно - не вертолёт, и я даже не знаю, как это... - Юджин замялся, не в силах дать точное определение. - В общем, вам действительно лучше бы взглянуть на это собственными глазами.
  - Сейчас буду!- быстро переложил документы в ящик стола Олдрич.
  Когда он появился в зале, там, в покадровом режиме, просматривали какую-то запись. На ней чётко виднелся кусок ночного леса, в центре которого читалась большая поляна, ненатурально правильной формы. А на её краю стояло нечто треугольное, одновременно похожее, как на невероятно разбухшую семечку подсолнуха, так и на хорошо раздутый дельтаплан, не совсем обычной формы.
  - Это что? - поинтересовался Олдрич.
  Это оно и есть, сэр! - проговорил Юджин. - Но это ещё не самое интересное. Смотрите, что будет дальше.
  Десять секунд картинка была полностью статичной, а на одиннадцатой разжиревшую семечку сдуло так, словно её там никогда раньше и не было. С невероятным ускорением она взмыла над лесом, и через несколько мгновений исчезла под брюхом вдруг откуда-то взявшегося лайнера.
  Олдрич наблюдал картину с чувством человека, впервые столкнувшегося с иллюзионистом. То есть, умом он понимал, что такое невозможно в принципе, но глазами же видел результат, и результат этот его на самом деле поразил. Не сказать, чтобы очень уж приятно.
  - Ну, как вам? - поинтересовался Юджин, довольный произведённым эффектом.
  - Как они умудрились разогнаться на такой полосе? - оторопело проговорил Олдрич.
  - Извините, сэр, - качнул головой Юджин, - но вам, видимо, стоит взглянуть на это ещё раз.
  - Я пропустил что-то важное? - проигнорировал колкость Олдрич.
  - Вспомните, в каком режиме идёт съёмка. - Сочувственно кивнул Юджин.
  - Инфракрасном, разумеется... - проговорил Олдрич, и тут же схватился за голову. - Инфракрасном, чёрт бы его побрал!
  - Вот именно! - подтвердил Юджин. - У него нет теплового следа. А это значит, что аппарат шёл на принципиально новом двигателе.
  - Чёртовы русские! - промахиваясь мимо кресла, с чувством проговорил Олдрич. - Как они умудряются это делать? Страна развалилась, промышленности нет как таковой, кругом драка на выживание... и - вот! Принципиально новый аппарат, на принципиально новом двигателе. Где? В занюханном лесу! Там же нет ничего, кроме поганых грибов. Они что, галлюциногенов обожрались, и на этой волне технический прорыв осуществили?
  - А может, всё гораздо проще? - игнорируя состояние Олдрича, проговорил в пространство оператор. - Мы просто не знаем, а на самом деле у них там, где-то под сосной, закопана секретная база, с новейшим оборудованием?
  - Юджин! - свирепо пообещал Олдрич. - Будете так шутить, уволю к чёртовой матери! Вы ещё молоды, чтобы как следует понимать, с кем мы имеем дело. Когда начинается драка, эти ребята не останавливаются ни перед чем! Их нельзя допускать до таких технологий, иначе, оглянуться не успеем, как они поставят нас в строй. На каменоломне. Да ещё заставят распевать революционные песни.
  - Сэр, - растеряно проговорил Юджин, слегка напуганный отповедью начальства, - может не всё так страшно? Нормальные, вроде, ребята.
  - Это вы Европе скажите! - серьёзно посоветовал Олдрич. - Там, при упоминании о России, до сих пор мелкой дрожью трясутся. Надеюсь, вы отследили маршрут этой штуки?
  - Она исчезла под гражданским, на наш взгляд, лайнером. Из чего можно сделать вывод, что на самом деле там проходила секретная операция по перегону аппарата в ближайший аэропорт.
  - Зачем? - недобро поглядел Олдрич.
  - А я знаю? - дёрнул плечом Юджин. - Может они хотят перевезти её куда-нибудь вглубь страны. В Иркутск, например.
  - Извините, Юджин! - сбавил тон Олдрич. - Это нервы. Может вы и правы. Возьмите этот порт под особый контроль. Просмотрите все стоянки, всё подходы к ангарам, проверьте, всё что можно, но отыщите эту штуку! Делайте что хотите, используйте любые ресурсы. Мы должны знать все её передвижения, куда бы они её не потащили. Понимаете, Юджин?
  - Боюсь огорчить вас, сэр. - Немного виновато ответил тот. - Мы это уже сделали. В смысле - прочесали всё.
  - И ничего не нашли. - Скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Олдрич. - Ясно. Они опять нас переиграли. Но это совсем не значит, что мы имеем право расслабляться. Отслеживайте передвижения на всех стоянках, выкатки из всех ангаров. Я хочу знать все о грузовых бортах, которые покинут эту гавань в течение ближайшего времени. Мы должны знать, куда именно они перегонят эту штуку. Понимаете, Юджин? Мы обязаны это знать!
  - Разумеется, сэр! - кивнул тот. - Я сделаю всё, что в моих силах.
  - Нет, Юджин. - Нарочито спокойно проговорил Олдрич. - Боюсь, вы не совсем хорошо поняли, о чём идёт речь. Ситуация такова, что мне сейчас не интересно, что там в ваших силах. Понимаете? Вы сделаете больше, чем в ваших силах. Вы сделаете даже то, что не в ваших силах, и выясните куда эта штука направляется! Я ясно выражаюсь?
  Вместо ответа Юджин подскочил, вытянулся струной, и лихо козырнул.
  - Вот теперь действительно поняли! - кивнул Олдрич. - Тем не менее, добавлю: сейчас вы держите в руках судьбы очень многих людей. Не подведите их.
  Юджин занялся делом, а Олдрич, рассматривая проклятущее место, отчётливо представлял, насколько далеко идущие последствия имеет это событие. В развалившейся стране невозможен серьёзный контроль над технологиями. И лучшие из них неизбежно попадут в самые небедные руки. А куда те руки потянутся в первую очередь, представить нетрудно - это в древности все дороги вели в Рим. Теперь они идут в Вашингтон. И несут кучу всяких угроз.
  - Сэр! - доложил Юджин. - Я задействовал дополнительные ресурсы. Аэропорт будет находиться под контролем двадцать четыре часа в сутки. Но мне пришлось ослабить наблюдение на других участках. Место, откуда эта штука стартовала, будет просматриваться только эпизодически.
  - Снявши голову, по волосам не плачут! - процитировал Олдрич. - Так говорят у русских, а у нас говорят, что бессмысленно запирать ворота конюшни, после того, как оттуда сбежала лошадь. Сейчас важнее сама эта штука, не знаю уж, чем она там является на самом деле. Кстати, давайте-ка ещё раз посмотрим запись. Возможно, мы что-то упустили? Я хочу знать, что это был за борт? Грузовой, или пассажирский? Если пассажирский, мы должны найти ответ на непростой вопрос: действительно ли они прицепились к лайнеру? Ибо тогда аппарат неизбежно должен был где-то отделиться. И не рассказывайте, что оба, сэндвичем, приземлились на одну полосу. А если грузовой, я хочу знать его маршрут. У нас ведь есть доступ к полётным листам?
  - Да, сэр! - подтвердил Юджин. - Правда - не ко всем. Если рейс международный - узнаем. По внутренним, боюсь, дело обстоит не столь радужно. Не только мы, они и сами не всегда теперь знают, кто и куда там летает.
  - Но попробовать-то можно?
  - Разумеется, мы сделаем всё, что в наших силах... простите, сэр мы сделаем!
  - Хорошо! Теперь давайте запись.
  Они долго изучали, отсматривали и так, и эдак, меняли диапазоны, пробовали всё, что можно было придумать. Но так и не смогли определить момент отделения аппарата от лайнера.
  Олдрич был готов поверить во что угодно, даже в то, что спецборт принял её в своё чрево прямо на лету. И где-то в порту, среди кучи вражеских чемоданов, припрятан секретный авиазавод, замаскированный под грузовой терминал. Но развить тему до полного абсурда ему не дал Юджин.
  - Посмотрите, сэр! - вдруг остановил он запись, примерно на середине. - Нижняя часть картинки!
  - И что? - готов был вспылить Олдрич.
  - Вглядитесь!
  Олдрич вгляделся, забрал лицо в пятерню, размял что есть силы, вгляделся снова. И только после этого понял, насколько крупно они проиграли. Аппаратура прочно вела объект до встречи с лайнером. А в момент пересечения определила обе цели как одну. И пошла за ней, потому, что сам маленький самолётик к тому моменту просто остановился в воздухе. Будь это обычный вертолёт, и вопроса б не возникло, но треугольничек, уплывший из кадра, не был вертолётом.
  - Юджин! - прошипел взбешённый Олдрич. - Наблюдение за точкой взлёта сейчас идёт?
  - Да, сэр! - удивлённо посмотрел тот.
  - Немедленно вернуть записи с момента отрыва!
  Их ждало разочарование: спутниковые ресурсы не бесконечны, поэтому наблюдение за объектом продолжилось лишь после приземления пассажирского борта. Но к тому моменту небо над поляной было абсолютно свободно.
  - Да, господа! - устало проговорил Олдрич. - Мы опять сели в огромную лужу! И где из неё вынырнет этот подарок советских ремесленников, боюсь, известно теперь будет только богу. Юджин, передайте, информацию НОРАД, и всем остальным центрам слежения. Пусть готовятся к любым неожиданностям, я предвижу, скоро у нас появятся очень большие проблемы. Очень большие... и дай нам бог, чтобы я оказался неправ.
  
  ПАВЕЛ
  
  Просыпаться не хотелось категорически. Уж больно сон был красивый, хотя и немного страшноватый. С полётами наяву, чудесами невероятными: местами - очень приятными, местами - не очень. Ну, и ещё какой-то чушью, всё время ускользавшей от сознания.
  Но в желании не вставать, главным, в общем-то, было другое: просыпаться не хотелось потому, что всё тело противилось хоть какому-то шевелению, и чуть не в голос выло о пощаде. Павла не покидало ощущение, что его сначала пропустили через камнедробилку, потом кое-как склеили неизвестно из чего набранной субстанцией, и на время бросили отлёживаться, перед новым заходом в ту же дробилку.
  "А вот хрен тебе! - вяло отбивался Павел. - Дай только волю, ты ж на шею сядешь, и ножки свесишь. Ещё пять минут, так уж и быть, а потом - сорок пять секунд сроку! Нет, сначала разминка и душ, а уж потом одеваться. Ну и сон приснился... дураком от таких видений сделаешься. Вот только почему всё так болит? И чего-то я вчерашний день совсем не помню. Вроде бы собирался прогуляться... а чего дальше было... только вот сон и помню. Да ладно, чёрт с ним, сейчас разомнусь, и всё нормально будет!".
  Он с трудом разлепил глаза, машинально глянул на часы, и почувствовал, что глаза медленно становятся как раз размером вот с эти самые часы. Большие, и чужие.
  "Это еще, откуда взялось? - смотрел он на запястье. - Нет, подожди, я ж свои Димке в ремонт позавчера отнёс. Он мне что, командирские взамен подкинул? А почему я не помню. Тв-а-а-ю!!! - резко вспомнил он то, что вспоминать не особо хотелось. - Сон, мать моя в огороде! Нет, подожди, не кипятись. Давай спокойно... если всё было в реале, я должен был помнить всё, а если я уверен, что это был сон, то откуда хреновина на руке?".
  Чтобы удостовериться, он попробовал снять часы. Не получилось. Уже понимая всё, попробовал ещё раз, для очистки совести, и только после этого по-настоящему осознал, насколько, и в какую историю влип, на самом деле.
  Вчера, приземлившись на огороде, он уже прикидывал, чем крепить брезент, чтобы его случайно не сдуло, как вдруг обнаружил, что из чудного самолётика выхода нет. То есть - вообще нет. "Фонарь" хоть и был прозрачен до невероятности, но сидел в корпусе незыблемо, как хорошая скала, не обращающая внимания на усилия какого-то карлика.
  Павлу это равнодушие не понравилось, и он принялся искать выключатель, застёжку, защёлку, да хотя бы молнию, наконец. Искал долго. Целую вечность, наверное, израсходовал. А потом незатейливо сгруппировался в кресле, и упёрся обеими ногами в призрачность стекла. Поднатужился, и только тогда осознал, что дурак - существо непобедимое, и придумать что-нибудь более глупое, ему вряд ли удастся.
  Тогда, вернувшись в исходное положение, прикрыл глаза, чтобы больше не видеть это тошнотворное зрелище, от которого и в самом деле начинало уже мутить. Главным образом, от осознания собственного бессилия перед, чёрт знает, откуда взявшимся творением какого-то исчадия. Немного посидел так, а потом, от полного бессилия, мысленно взвился: "да провались ты уже куда-нибудь, зараза чёртова!". И тут же почувствовал хороший, даже какой-то обволакивающий удар по седалищу.
  "Ну, скотина! - опять взвинтился, распахивая глаза, и ничего вокруг почему-то не видя. - А чего так темно? Что, снова началось? Подожди, так ведь ночь же... а где эта... куда моя колесница делась? Вот же пролёт! За ней же явятся, а чего я им скажу? Свалила она, ребята, куда-то...
  Ой, что будет...
  А ничего не будет, сами пускай со своим дерьмом разбираются. Я их не просил меня туда засовывать. И вообще - устал я. Спать хочу! И пошли вы все...".
  С трудом поднялся, отряхнулся, но всё-таки вокруг немного еще пошарил: вдруг она просто в сторону откатилась?
  Понял, что бессмысленно, плюнул, и отправился в дом, потому что реально уже ни на что сил не оставалось. Вообще ни на что. Он даже не помнил, как раздевался, и как ложился. А потом начисто забыл, что с ним, на самом деле, было.
  Теперь вспомнил.
  "Ну, и что делать? - риторически поинтересовался неизвестно у кого. - Разминаться, умываться, чай пить, и пошли они все, на все шесть сторон. Пусть хоть подпрыгивают, хоть окапываются, а мне надоело в дураках ходить. Не по своей воле - тем более! И думать о них не хочу: когда явятся, тогда и будем посмотреть, кто, кого, какого, и за каким...".
  Мощным усилием он выпихнул сопротивляющееся тело с постели, заставил упасть-отжаться, потом ещё раз, и ещё, пока не вошёл в ритм. Немного разогревшись, почувствовал себя уже почти человеком, и вдобавок крутанул несколько размахов, изгибов и присядок. А напоследок, на руках, держа баланс ногами, отправился в ванную.
  Контрастный душ привёл тело совсем уже в осмысленное состояние, а свежее бельё завершило дело возрождения духа до рабочего состояния.
  "Ну что? - заходя на кухню, прикинул Павел. - Осталось совсем чуть-чуть. Испить чаю, желательно без назойливых гостей, и уж потом готовиться. К переговорам. Непростым. С непростыми ребятами. Это и к бабке не ходи".
  Чайник вскипел быстро. Павел глянул на него, на чашку с заваркой, продумал, и решил, что вот сегодня будет некомфортно чаёвничать в комнате без вида на улицу. Сердце чуяло - скоро явятся. И лучше этот процесс наблюдать заранее, чтоб хоть как-то определить, как себя вести, ибо внешность говорит о многом, и по ней можно представить, с кем и как лучше разговаривать.
  Перебравшись к окну, выходящему прямо на калитку, он расставил всё на столе, залил кипяток в чашку, и подождал, когда заварка настоится. Аккуратно налил загустевший чай в блюдце, но отхлебнуть не успел, потому что на улице появился незнакомый автомобиль. Старенькая такая "Нива", хорошо потрёпанная нелёгкой жизнью.
  "А, вот и гости! - всё-таки отхлебнул он душистый напиток. - И машинка прилично убитая, и марка - самое то. Им, почему-то, именно такие выделяют. Сколько там поместилось, полный набор, или только двое? Не - один всего. Что-то не сходится: не профилактическую же беседу он проводить собрался. Изымать же придётся, он же ещё не знает, что изымать нечего, слиняло оно куда-то. Или уже знает? Штучка-то высокотехнологичная, могла и сигнал послать... тогда какого хрена он припёрся? А-а! - глянул Павел на запястье. - Маленькая деталька при мне всё-таки осталась, а её и в одиночку изъять можно. В крайнем случае - с трупа снять. Не, с трупа не придётся, не буду я за неё костьми ложиться: чужое, оно чужое и есть. Пусть забирает, и валит отсюда... на все шесть сторон. О! Вот и он... Петроградский почтальон. В самом деле - один. Ну, прямо хмырь, хмырём. И ростом не вышел, и внешностью блёклый, спроси потом, как выглядел, так и не вспомнишь, как эта тварь выглядела. Да, весь набор. Мужик, похоже, серьёзнее не придумаешь - видывал я таких... видывал...".
  В самом деле, мужичок, народившийся из чрева в конец убитого пепелаца, был совершенно неприметен, и не примечателен. Застиранная ветровка, прикрывающая такую же рубашку, хорошо ношенные джинсы, и кроссовки, истоптавшие не одну сотню километров, вот и весь портрет. Да и собственно портрет, накрытый неопределённого вида стрижкой, был таким же - без особых примет. Попробуешь потом вспомнить, так и не сможешь, не за что памяти будет уцепиться - серость, она штука скользкая.
  
  ГИМЕР
  
  Он вышел из Сервлера, аккуратно прикрыл за собой дверцу, и неторопясь осмотрелся, чтобы не выбиваться из образа человека, впервые попавшего в эти места. На самом деле так оно и было, но Гимер точно знал, как выглядит нужный дом, и кто в нём обитает. Единственное, чего он не знал, так это что здесь делает сам Лэйндмэр. Его личный генератор сканировался надёжно, и указывал место: вон тот одноэтажный домишко, давно требовавший хотя бы косметического ремонта.
  Гимер постоял, словно раздумывая, куда именно надо идти, и только после этого неторопливо пересёк дорогу, нерешительно притормозив возле покосившейся калитки. По имевшейся информации, собак хозяин не держал, но и гарантии, что он вот прямо вчера не поменял свои предпочтения, не имелось тоже. Уличные собаки Гимера не беспокоили, да и дворовую утихомирить проблемой не было, но это могло создать проблему в общении с хозяином. Совершенно не нужную сейчас проблему.
  Его сомненья разрешил сам хозяин, внезапно появившийся за мутноватым стеклом большого окна.
  - Там не заперто! - неприветливо сообщил он через приоткрытую форточку.
  - А собаки нет? - быстро нашёлся Гимер.
  - Если только я сам! - мрачно усмехнулся хозяин. - Других не держу.
  Начало было многообещающим, и Гимеру оно не очень понравилось: ответ можно было назвать просто грубым, и уж совершенно точно - крайне неприветливым. Впрочем, сейчас это было неважно, потому что Гимера интересовал не этот... юный Павел Львович, а его гость, непонятно зачем здесь оказавшийся.
  "Ничего! - подумал Гимер, проходя к дому. - Сейчас расскажу мальчику сказку о дяденьке, нечаянно сбившемся с курса, и что мне указали на дом, куда дяденька предположительно зашел. А там будет видно, что и как дальше, ибо мальчик явно не так прост, как видится в первом приближении. Лицо открытое, и даже чуть наивное, настолько, что я бы в это и поверил, если б глаз не видел. Они словно за шторками упрятаны: тебя изучают, а себя изучать не позволяют. Ну, ничего, за долгие годы на этой планете я много индивидуумов повидал. Разного уровня сложности. Как-нибудь и с этим разберусь".
  Замок входной двери щелкнул, и почти весь её проём заполнила жилистая фигура хозяина, небрежно опершегося рукой о дверной косяк. Его поза недвусмысленно говорила, что вот именно здесь гостю придётся сказать всё, что он и собирался сказать.
  - Вы хотели узнать что-то определённое? - поинтересовался хозяин деревянным голосом. - Или адресом ошиблись?
  В других условиях Гимер и повёл бы себя по-другому, потому как есть много способов, той или иной степени гуманности, умерить пыл не очень вежливых людей. Но вот именно сейчас, кажется, был тот случай, когда все способы улетучиваются из памяти, словно утренний туман, снесённый холодным ветерком. Предвестником катастрофической бури. Гимер, ощущая медленно уходящую из-под ног почву, едва удерживал рамки приличия, не в состоянии оторвать взгляд от запястья юнца, на котором красовался генератор Лэйндмэра.
  Нет, он понимал, что Лэйндмэр мог явиться перед ним в любом обличье, и в образе хозяина этого дома - тоже. Проблема была в другом. Проблема была в том, что перед ним стоял не Лэйндмэр, в обличье хозяина дома, а сам хозяин, но с генератором Лэйндмэра на руке. И ошибки тут быть не могло... ну, потому что её не могло быть по определению. Определению - "свой-чужой".
  Пауза, непреднамеренно взятая Гимером, явно затянулась, и Павел, глядя на его растерянность, решил немного разрядить обстановку.
  - Я что-то не то спросил? - поинтересовался уже нормальным тоном. - А вы, я смотрю, очень заинтересовались моими часами. Коллекционируете их, наверное?
  - Да как вам сказать... - не сразу нашёлся Гимер.
  - А так и скажите! - посоветовал Павел. - Можете даже сказать: "из-за них я сюда и явился!". Получится вполне прилично.
  - Ну, в общем... - пытаясь нащупать дно ямы, в которую стремительно летел, проговорил Гимер. - А, впрочем, знаете, Павел Львович, можете удивляться, можете - нет, а нам с вами придётся серьёзно поговорить! - к чёрту послал он наконец заготовленную дипломатию. - И лучше это сделать в доме, а не на улице, поверьте.
  - Ну, да! - мрачно усмехнулся Павел. - Кто бы сомневался... Послать бы вас отсюда... так ведь не уйдёте же?
  - Хотел бы! - честно признал Гимер. - Не могу.
  Ну, да, кто бы сомневался... - Павел ещё раз окинул Гимера, сделавшимся снова неприветливым, взглядом, и отступил в сторону. - Проходите, только в обморок не падайте, у меня тут не всегда бывает прибрано.
  Гимер почувствовал хоть небольшое, но всё-таки облегчение, ибо ему очень не хотелось устраивать наглому юнцу обморок прямо на пороге дома. Он понимал, что вся эта пантомима не укрылась от посторонних глаз, и совсем не жаждал её продолжения, с массовым набегом людей, спешащих прийти на помощь соседу.
  Проводив гостя внутрь, Павел указал на кресло, приглашая располагаться, не стесняясь, и дождавшись, пока тот устроится, предложил:
  - Рассказывайте!
  Гимер, понимая, что всё тут идёт как-то вот неправильно, прямо кувырком и через голову, решил: раз уж оно так пошло, то и продолжать надо в том же духе.
  - Где Лэйндмэр? - напрямую поинтересовался он.
  - Кто? - не меняясь в лице, переспросил Павел.
  - Лэйндмэр.
  - Странное имя! - задумчиво проговорил Павел. - Я такого точно не слышал. Ландау - слышал, а этого... он что, из той же конторы, что и Ландау.
  - Почему вы так решили? - переспросил Гимер, отыгрывая время на то, чтобы хоть как-то обдумать сложившееся положение.
  - Послушайте, как вас там?
  - Сан Саныч. - Не моргнув глазом, сообщил Гимер.
  - Сан Саныч... - иронично кивнул Павел. - Что-то мне говорит, что в действительности вас зовут не совсем так, но это явно не моё дело. Так вот, Сан Саныч, меня ещё в школе обучали элементарной арифметике, и я ещё помню, что получается после сложения двух двоек между собой. У меня вчера был тяжёлый день, и провёл я его, можете поверить, прямо-таки в фантастических приключениях. А сегодня явились вы. И вас очень интересует вот эта штука! - Павел указал на запястье. - Не пытайтесь возражать, это же очевидно, как те же дважды-два. Так вот, если вчерашние дела не волшебство от Бабы Яги, с её знаменитой ступой, значит, то была чистая физика, в которой и работал когда-то Ландау. Или вы о нём не слышали?
  - Очень неплохо слышал! - честно признал Гимер.
  - Вот! - одобрил Павел. - А я, о вашем Лэйндмэре, не слышал ни разу. Можете поверить. Хотя, можете и не верить, сути это не меняет. Если это всё, что вы хотели узнать... - Павел внимательно посмотрел на Гимера. - Нет, это не всё, и просто так вас отсюда выставить не удастся, так?
  - Так! - кивнул Гимер. - И не просто так, боюсь - тоже.
  - Я почему-то это сразу понял! - хмыкнул Павел. - Подкрепление уже где-то недалеко, и стоит вам сказать условную фразу, как они явятся сюда большой толпой, и повяжут меня, как ягнёнка. С теми же последствиями, да?
  - Ну, если быть честным... - спокойно проговорил Гимер, - это не совсем так, особенно в части условной фразы... хотя общее направление мысли правильное. Но давайте пока оставим эти глупости в сторонке, и займёмся действительно важным делом, а именно... - Гимер в упор посмотрел на Павла. - Именно вернёмся к вопросу о Лэйндмэре. Он точно не здесь?
  - Я ж вам сказал уже! - изумился Павел. - Что, раз десять надо повторить, что б вы окончательно поверили? Или - больше?
  - Павел Львович, давайте отбросим дурашливость, поверьте, неуместную сейчас, и поговорим серьёзно. У нас произошло ЧП.
  - Это я уже догадался! - скривился Павел. - И что этот ваш Лэйндмэр как-то в нём замешан, тоже догадался! Я вот только не пойму, как он меня в это дерьмо замешать умудрился? Хотя в вашей конторе умеют замешивать людей втёмную, их мнения не спрашивая.
  - В нашей конторе?! - насторожился Гимер. - Откуда вы знаете про нашу контору? От Лэйндмэра?
  - Да бросьте, Сан Саныч! - ещё сильнее скривился Павел. - Кто у нас о вашей конторе не слышал? Да и я не зелёный первогодок. Имел "удовольствие" общаться с вашим братом, из Конторы Глубокого Бурения. То есть, извините, сейчас это Фонд Социального Благосостояния. Ваши ребята всегда были душечками, своими в доску настолько, что обязательно находились идиоты, в это поверившие. А потом горько о том пожалевшие. И полуразваленное чудо автопрома, по кличке "Нива", маячащее за окном, говорит о вас больше, чем вы бы хотели. Собственный автомобиль до такого состояния не доводят. Он - служебный, это ж и дураку понятно. Дальше объяснять надо?
  - Нет! - ответил Гимер, стараясь не показывать явного облегчения. - Впрочем, сейчас меня интересует несколько другая материя - ваш вчерашний день. Не расскажете, как вы его провели?
  - А вы что - батюшка в исповедальне, что б я вам - как на духу? Так я не верующий - исповедоваться не привык.
  - Может, вас правда скрутить... - задумчиво рассматривая Павла, нарочито равнодушно проговорил Гимер. - В бараний рог, например? Может, тогда вы сумеете настроиться на серьёзный тон, не отвечая вопросом на вопрос? Поверьте, у меня есть такая возможность. И поверьте, я легко обойдусь без посторонней помощи.
  - А по внешнему виду не скажешь! - иронично проговорил Павел. - Похоже, вы действительно из тех, с кем лучше не схлёстываться. Ладно, шутки в сторону: спрашивайте, что вас интересует.
  - Как вот эта штука попала к вам? - указал на запястье Гимер.
  - В лесу нашёл! - без тени улыбки ответил Павел. - Да не смотрите на меня так, я её действительно поднял с земли на какой-то странной поляне.
  - Вот так просто шли, и вдруг отыскали?
  - Если бы! - скривился Павел. - Сначала там полыхнуло, словно Днепрогэс соседней галактике прикуривать давал.
  - То есть? - насторожился Гиммер.
  - То и есть, что полыхнуло так, словно станция всю мощь разом куда-то закоротила. Я аж чуть не ослеп.
  - А дальше?
  - Что дальше... интересно стало, кто и какого чёрта в лесу фейерверки устраивает. Ну, сдуру и попёрся глянуть... знал бы, в обратную б сторону тропу проложил. Большими прыжками, и на максимальной скорости.
  - Что так?
  - То так! - зло глянул Павел. - И по башке получил, и вас теперь вблизи наблюдаю. А людей из вашей конторы вблизи лучше не наблюдать, опытным путём проверено.
  - Насколько я знаю... - не удержался Гиммер, хотя и понимал, что говорит лишнее, - вы тем делам тоже далеко не чужды.
  - Не путайте божий дар с яичницей! - устало возразил Павел. - У армейской разведки функция другая.
  - Ну, да! - согласился Гиммер. - Например, следов за собой не оставлять. Тех, что болтать умеют.
  - Зато - честно! - хмуро ответил Павел. - И - хватит об этом.
  - Тогда вернёмся к нашим мутонам! - ушёл с темы Гимер. - Так что там с лесными приключениями?
   - Про башку я уже рассказал? - восстановил нить разговора Павел. - Да, сказал. Хотя, если честно, сначала всё было нормально: лес, птички, травка - идиллия полная. А потом в травке вот эта хреновинка блеснула. Я ж как дурак, как та сорока, мимо блестящего пройти не смог. Я ж не знал, что эта фигня в плен брать может: к руке, собака, присосалась так, словно родню, сто лет назад потерянную, нашла.
  - Вот прямо так и присосалась? - не поверил Гиммер.
  - Именно так! - кивнул Павел. - Слушайте, не расскажете, что это за хрень? Что-то я с живыми часами раньше как-то не сталкивался?
  Гимер не ответил. Просто смотрел на собеседника, просчитывая варианты произошедшего, и выстраивая цепочки событий, возможно произошедших в реальности. Каковы они были на самом деле, прямо сейчас сказать он не мог, да и предположить более-менее достоверно не мог тоже, потому что событие было как раз из тех, которые возможны только в отвлечённой теории. И совершенно невозможны в реальности.
  "Если быть точным, - думал он, - даже в теории это не могло произойти. А на практике - тем более. И, тем не менее, вот оно - невозможное на практике: генератор уверенно сидит на конечности аборигена. Живого аборигена. И не просто, а ещё и в полностью работоспособном состоянии. Оба, в полностью работоспособном состоянии. Это - нонсенс, но это - реальность, ибо вряд ли я сейчас нахожусь в глубоком сне!".
  - Ау, товарищ! - помахал ладонью в воздухе Павел. - Вернитесь в реальность! И расскажите мне, наконец, что это за хрень, и как я в неё вляпался?
  - Хотите честно? - спросил Гимер.
  - А то! - изумился Павел.
  - Ну, так получите: понятия не имею, как вы в неё вляпались!
  - А как насчёт: что за хрень?
  - Более чем серьёзная, можете поверить! - продолжил Гимер сердито. - Более чем!
  - Ну, спасибо! - вздохнул Павел. - Вы меня успокоили! И что дальше?
  Честно говоря, Гимер и сам не очень хорошо представлял, что дальше, ибо невозможно принять сколько-нибудь грамотное решение, располагая таким скудным объёмом информации.
  "Сейчас ясно одно, - всё ещё разглядывая собеседника, думал он, - генератор надо изъять, пока не поздно, и пока мальчишка не устроил ещё какое-нибудь представление. Со всем остальным надо разбираться не здесь. Если он не врёт, то Лэйндмэра здесь и не может быть, а может он быть где-то на полигоне. Значит, я теряю драгоценное время... Впрочем, его уже потеряно столько, что лишние минуты в счёт не идут. А может и идут. Надо заканчивать, и двигать туда. Как можно быстрее двигать. Мальчишка убеждён, что я из спецслужб? Это хорошо, это заблуждение надо поддерживать, и развивать - пусть и дальше остаётся в полном неведении. Насколько возможно дольше, пока не разберусь, что произошло на самом деле. Вот когда появится хоть какая-нибудь ясность, тогда можно и определиться, как с ним поступить дальше".
  - А дальше... - продолжил Гимер вслух. - А дальше, вы должны понимать, что стали обладателем секрета, который вам не по рангу. И что это может иметь серьёзные последствия для вас.
  - Я-то понимаю! - неожиданно даже для себя, зло сузил глаза Павел. - А ещё я понимаю, что к этому не стремился. От слова - совсем! А это значит, что если уж я и стал обладателем, то виноват в этом не я, а кто-то совсем другой. С рангами, и допусками. Вот к нему вам и надо обращаться. Вот ему вам и надо выставлять претензии, вплоть до самых серьёзных.
  - Что ж! - кивнул Гимер. - Спорить не буду, нам и в самом деле придётся основательно разобраться и с причинами, и с теми, кто это допустил. Что же касается вас... - он немного помедлил, словно обдумывая сложную дилемму, - что же касается вас... Думаю, вы понимаете, что прибор вам придётся вернуть. Прямо сейчас. И заметьте, расписок в его получении, давать я не намерен.
  - То есть вы, тем самым, подтверждаете, что вам он тоже не принадлежит! - не удержался от ехидства Павел.
  - То есть, вы собираетесь оказать сопротивление? - недобро посмотрел Гимер.
  - Я так похож на идиота? - округлил глаза Павел. - Чтобы потом собирать по разбитому дому остатки мебели? Вы ж хоть и не признаётесь, но маски шоу у вас всё равно где-то под рукой сидят. Вы свистните, те явятся, и миндальничать не станут: не под благотворительность заточены. А у меня лимит, на синяки и шишки, ещё вчера исчерпался.
  - Значит, у нас с вами полное взаимопонимание? - твёрдо проговорил Гимер.
  - Конечно! - согласился Павел. - Вы забираете эту штуку, а с ней и проблему её хозяев, от которой я сразу же и избавляюсь. Если что, искать-то будут не меня, а того, кто ею теперь владеет.
  - Резонно! - согласился Гимер. - Ну, так покончим хотя бы с этой проблемой - давайте его сюда.
  - Да я бы рад! - усмехнулся Павел. - Но проблема не столь проста, как кажется - она просто не снимается.
  - Кто? - не понял Гимер. - Проблема?
  - Ваша штуковина! - проникновенно объяснил Павел. - Как присосалась вчера, сволочь, так словно в кожу вросла. В общем, давайте-ка вы уж сами как-то с ней договаривайтесь!
  Павел приподнялся, и сунул гостю руку чуть ли не под нос. Тот небрежно хмыкнул, перехватил руку с видом: "ща мы в пять секунд!". И примерно на это же время замер, потому что браслет, только что выглядевший обыкновенным, вдруг начал менять цвет от синевато-серого, через сложную гамму цветовых сочетаний, к явному пурпуру, исключающему даже намёк на синеву. Потом Гимера отнесло от Павла так, словно в его кресле сработала катапульта.
  У Павла катапульты не было, но и он мгновенно оказался в другом углу комнаты, вытянув руку перед собой, как будто это могло хоть чем-то помочь. Потом он долго, с замирающим сердцем наблюдал, как цветовая гамма медленно сплавлялась в обратном направлении, пока браслет не вернулся к прежнему состоянию.
  - А-а, б-без вот этого можно б-было обойтись? - сердито выдохнул он, когда всё действительно закончилось. - Хотя... - посмотрел на гостя внимательно. - Вы, тоже, неплохо тренированы - смахнуть такое кресло с места, это ж сколько сил в мышцах нужно иметь. Похоже, и вам она влепила бо-о-льшой сюрпризец... в лоб ей кило гвоздей!
  - Да! - не стал врать Гимер. - Действительно - большой. Вы хоть представляете, какая в этой крохотуле энергия заключена? Ещё пару секунд, и не то, что вашу хибару, пол улицы никто б никогда в жизни больше не нашёл.
  - Слушайте, - тоскливо посмотрел на руку Павел. - А подобрее к человеку вы бы не могли быть? Имел я дело с гранатами, бросал, было дело... а теперь, кажется, она меня может бросить так, что я даже понять не успею.
  - Успеете! - добавил оптимизма Гимер. - Как начнёт цвет менять, так и поймёте.
  - Вы добрый человек! - обречённо вздохнул Павел. - А может всё-таки...
  - Хотите повторить?
  - Ну, должен же быть хоть какой-то способ! - поглядел Павел с надеждой. - Не может же быть всё так вот беспросветно. Ну не специально же она, скотина, на меня охотилась, в конце-то концов!
  - Ох, не знаю! - с явным сомнением проговорил Гимер. - Ничего случайного в этом мире не бывает, и если оно случается, значит, кто-то его к этому подготовил. Остаётся только выяснить, кто именно.
  - Ну, а мне-то чего теперь делать?
  - Дома сидеть! - жёстко проговорил Гимер. - И ждать, пока я выясню, как вас от прибора избавить.
  - А если эта скотина от меня сама избавится? - недоверчиво посмотрел Павел.
  - Тогда считайте, что вам сильно не повезло! - невесело осмотрел Павла Гимер. - И мне - тоже... - добавил, уже направляясь к двери. - Провожать меня не надо. Ждите. Когда появится ясность, я вернусь. Надеюсь - скоро.
  Из дома он вышел твёрдой походкой, держа осанку так, словно на нём действительно был китель, затянутый портупеей. Раз уж его приняли за служивого, то этому образу нужно было соответствовать: мальчик не стоял у окна, но смотрел очень внимательно, Гимер это чувствовал.
  В машине долго терзал стартер, пытаясь оживить изношенный двигатель. Тому, в конце концов, надоело сопротивляться: он натужно чихнул, подхватил искру, и вяло набрал обороты. Затем слегка прокашлялся, и стал резвее отвечать на работу педали.
  Прогазовавшись, Гимер неспешно выкатился на середину улицы, протрясся до её окончания, упиравшегося в густой лес, и извилистой грунтовкой выбрался на шоссе, по количеству ухабов мало чем отличавшемуся от той же грунтовки.
  
  ПАВЕЛ
  
  Чудо автопрома давно скрылось из поля зрения, а Павел всё стоял у окна. Подумать ему было о чём. С одной стороны... с другой стороны... а вот с третьей оно и вовсе смотрелось под таким углом, что подумать действительно было о чём.
  "Значит вот этот хмырь, одним лишь явлением народу, снял сомнения в правдивости вчерашних выкрутасов. - Павел глянул на браслет с часами. - А эта хреновина реально может превращаться в самолёт. Как - не знаю. Так я много чего не знаю, чем не задумываясь пользуюсь. Технические подробности хороши... для специалистов. А мне они... ну, в общем - да, никуда не упали. Что дальше? Судя по тому, как незваный гость от этой штуки рванул, она, собака, поставлена-таки на не извлекаемость. Он сейчас перетрёт с кем надо, выяснит этот скорбный факт, и вернётся. После чего, в лучшем случае, меня упрячут в бункер, чтобы остальные не пострадали. В худшем - отстрелят башку, и подождут, когда нежная связь отвалится сама собой.
  И что теперь? Взять, и застрелиться, чтоб остальные не мучились? А вот хрен им! Не я их втравил в эту историю, так что пусть служивые помучаются. Побегают, козлы, большими прыжками, по отвесным стенам. Это он сказал, чтобы я ждал здесь. А я не возражал, но и не обещал. Значит - взятки гладки. Хоть мир напоследок посмотрю, не всё ж мне горными тропами отделываться. Теперь есть возможность погонять воздушные потоки... в странах заморских".
  Он вернулся к столу, посмотрел на давно остывший чай, секунду подумал, решил, что холодный чай, чай не настоящий, и отправился на кухню, чтоб всё это разогреть заново.
  Чашка снова дымилась настоящим чаем, а Павел всё смотрел на неё невидящими глазами.
  "То, что маски-шоу, не его метод, это он пусть детишкам рассказывает. - Всё-таки пригубил он божественный напиток. - У серьёзных людей так не бывает, когда речь идёт о серьёзных вещах. Значит, где-то в пределах видимости глаза всё равно торчат. Но это ладно! У, какой сегодня чаёк душистый. Напоследок, что ли? Эти глаза напротив мы обойдём, не в первый раз. Как обойти других? Их же много у круглых мониторов на боевой позиции сидит.
  Чудо, что меня не срисовали, когда я вчера козлом подпрыгивал. Границу я с этой штукой проскочу, не проблема: низенько, по-над кронами, никто и не чухнется. Но ведь до неё ж ещё и добраться надо. Ближайшая, это тысяча с лишним, так ведь те километры ещё и пройти надо. Общественным транспортом? Не смеши мои тапки. Машину угнать? Ага, ещё смешнее получится. По воздуху? Практически с гарантией нанизаться на петарду, от ребят у мониторов? Проще сразу застрелиться. Чёрт, и времени в запасе немного, он ведь долго по начальству болтаться не станет, максимум до завтрашнего утра, а скорее до сегодняшней ночи.
  Полдня в запасе... да это ж, если вдуматься - куча времени, если думаться будет. Надо, пожалуй, воздухом подышать, а то у мужиков в дозоре мысли нехорошие в голове роиться начнут. Объекта не видно, замыслил что-то нехорошее, доложить надо. Суета поднимется... а кому это надо? А никому это не надо".
  Нарочито ленивой походкой вышел из дома, демонстративно потянулся, показывая, как ему скучно, прошёл калитку, и уселся на видавшую виды лавочку. Подставил лицо солнцу, гревшему ещё очень даже неплохо.
  "Вот пусть и смотрят на здоровье, и не дёргаются. Дремлю на солнышке, не суечусь, никого не трогаю, примус починяю. Во! А вот, кажется и он - примус мой замечательный, чешет".
  - Присаживайся, дядь Петь! - сказал, не открывая глаз. - Вместе на солнышке погреемся.
  - Ты что, Павлуша, сквозь веки смотреть научился? - изумился сосед.
  - Топать надо легче! - усмехнулся Павел. - И пыхтеть - тоже.
  - Ничего! - проворчал дядя Петя, усаживаясь рядом. - Доживёшь до моих лет, тоже научишься. Никуда не денешься! Если не секрет, что за деятель тебя посещал?
  - А тебя-то, дядь Петь, чего он так заинтересовал?
  - Да уж больно специфический дядя, как я посмотрю.
  - То есть? - не сразу понял Павел.
  - Душком от него тянет. - Покряхтывая уселся на лавочку сосед. - Особняковым.
  Павел открыл глаза, повернулся всем корпусом, и долго посмотрел на примостившегося рядом, давно знакомого, и, оказывается, совсем не знакомого человека.
  Дядя Петя был сугубо гражданским человеком. Добрым, рассудительным, с незыблемым авторитетом среди всех, без исключения, соседей, хотя и появился здесь относительно недавно.
  "Ну как недавно, - в уме поправился Павел, - сразу после того, как отец с мамой... господи, это всегда будет так недавно... и так давно! Он же мне их заменил. Всегда был поблизости, и всегда - вовремя. Откуда он знает специфику этого хрюнделя? Это ж надо иметь опыт и навык, чтоб глаз успел пристреляться. Эти ж ребята на гражданке не светятся, они здесь втихую работают. Откуда он их знает?".
  - Дядь Петь! - проговорил осторожно. - Дядь Петь, а ты откуда слова такие, специфические, знаешь?
  - А, ну да! - кивнул тот. - На гражданке такие не в обиходе. Знаешь, Павлуш, я ведь на пенсию рано вышел. Очень рано. И знаешь, бывали времена, когда у меня год трудового стажа за три шёл.
  - Ну, ни... - округлил глаза Павел. - Ничего себе! Подожди, дядь Петь... подожди... давай все точки над "Ё" расставим, а то я как-то немного заблудился... то есть: год за три, это что, это ж боевые действия? Так?
  - Ну - да! - просто согласился дядь Петя.
  - И ты всё время молчал?
  - А о чём там рассказывать? - улыбнулся дядя Петя вмиг похолодевшими глазами. - Много ты видел интересного за речкой?
  - Много! - кивнул Павел. - Только не всё вспоминать хочется.
  - Во-во! - вздохнул сосед. - И мне не всё хочется. А что хочется, о том подписка не советует болтать. Вот я и не болтаю. Да и вспоминать, если честно, пореже стараюсь.
  - Подожди, подожди! - запротестовал Павел. - Тебе ж лет-то сколько! Это сейчас у нас чёрт знает что творится, а тогда ж союз ещё был. Тогда ж всё спокойно было!
  - Так ведь мир, Пашенька, он такой - большой. И всё время где-то воюет. И не всегда в этом признаётся. Вот у нас и не признавались, что советники не только советами занимались. Впрочем - ладно. Давай-ка наплюём на всё это, и приглушим ненужные разговоры. Ты лучше скажи, тебе помощь не нужна?
  - В смысле?
  - В прямом. Просто так эти ребята по домам не ходят.
  - Не, дядь Петь, - протянул Павел не совсем уверенно, - всё нормально. Надеюсь.
  Он не врал, действительно надеялся на лучшее, и совершенно точно знал, уж в чём-чём, а в этом деле дядя Петя точно не помощник, скорее даже помеха для себя самого, если подробности узнает.
  "От меня они не отцепятся, это нормально - расклад таков, а ему на старости лет, зачем лишние проблемы. И так хлебнул, похоже, даже не ложкой - половником, с краями. Дядя Петя - советник! Охренеть от неожиданности... Это ж контора-то наша, не та, из которой сейчас тип являлся... И я в неё тоже попал... пусть рядовым, пусть - срочником... А не он ли поспособствовал, чтоб сирота на кривую дорожку не скатился? Впрямую спросить? Не скажет. Даже без подписки не скажет. Да и какая теперь разница - было, быльём поросло, и нечего то быльё ворошить".
  Ты лучше, дядь Петь, за моим хозяйством пригляди, если что. Где ключ найти, знаешь.
  - Думаешь - пригласят ненадолго?
  - Всяко может случиться. - Туманно проговорил Павел. - Могут и надолго пригласить.
  - Опять на контракт зазывают?
  - Не, не зазывают. Да ты ж знаешь, я только-только один отработал. В себя надо ещё прийти.
  - Ну да! - согласился дядя Петя. - Надо. А кой чёрт тебя вообще туда понесло?
  - Юрку Скобова, с Лесной, знаешь?
  - Нет.
  - Уже и не узнаешь. Он тут как-то в стольный град поехал... и не приехал... а потом эти козлы прислали родителям кассету... вот я и решил на них, козлов вблизи посмотреть.
  - Посмотрел?
  - Посмотрел. - Тяжело вздохнул Павел. - И насмотрелся. На всяких. И на козлов - тоже. Только они почему-то в основном пришлыми оказались. А местные... вот там разговор особый. Очень такой особый. Есть за что ненавидеть... с первого взгляда. А со второго - ещё разобраться надо, кто из нас прав, а кто нет. Это мы на их землю, со своими порядками, пришли... если б они пришли с тем же на нашу, я б их тоже мочил. Безжалостно.
  - А там делал это жалостливо?
  - Ох, дядь Петь, не всё там просто! - поднял к небесам глаза Павел. - Очень там всё непросто. Ты знаешь, я ведь их даже уважать начал. Они - воины, мужики настоящие, и землю свою защищают яростно. Нет, дерьмецо среди них тоже есть, но это так, довесок к общей массе.
  - Ну, да! - согласился дядя Петя. - Без дерьмеца никто не обходится - у нас его тоже хватает.
  - Во-во! - снова вздохнул Павел. - Хватает! Иногда аж тошно становится, насколько хватает. За горло аж.
  - Ну, тут ничего не поделаешь! - философски заключил дядя Петя. - Мир таков, состоит из смеси добра с дерьмом, и вопрос лишь в соотношении одного с другим. В ком-то больше одного, в ком-то - другого, а в чистом виде чего-то одного нет ни в ком. Такие Пашенька дела.
  - Думаешь - ни в ком?
  - Знаю, Пашенька, знаю. Жизнь растолковала. Доходчиво. Так, что уже и не поспоришь.
  - А мне казалось ты, дядь Петь, начисто лишён этого добра.
  - Это только кажется. - Вздохнул дядя Петя. - Только кажется, Пашенька. На самом деле и за мной грехи водятся такие, что в жизни не отмолишь.
  Вот ничего, уж очень необычного и важного, дядя Петя не сказал, а обоим стало не то, чтобы совсем тошно, а как-то неуютно от того, что мир несовершенен, и местами даже очень подл, по отношению к своим обитателям.
  Молчали они долго. Продолжать разговоры на эту тему не хотелось обоим, а поменять тему, отнявшую немалый кусок жизни обоих, было не так, чтобы очень уж просто. Некоторые воспоминания врубаются в память, как клинопись на скальную стену.
  Положение спас мелодичный голос, неожиданно проплывший над улицей фразой: "Петенька, ты где?".
  - Здесь я! - прокричал в ответ дядя Петя. - Сейчас иду!
  - Марьванна соскучилась? - прокомментировал Павел.
  - Да я ж к тебе на минутку ушёл, а она там чай поставила... может пойдём, компанию составишь?
  - Не, дядь Петь! - возразил Павел. - Чай я только что пил... с этим вот...не, не с печеньем, с кренделем этим. Не хочется больше. Да и мозгами пошевелить хочется. В уединении.
  Дядя Петя долго посмотрел на него, потом обозрел улицу, снова посмотрел на Павла. Кивнул.
  - Ну, ты если что, знаешь, к кому обратиться можно.
  - Знаю, дядь Петь, знаю.
  - Ладно! - вставая, протянул тот широкую ладонь. - Бывай, и - аккуратнее там, не очень их зли. Они ребята неплохие. И не хорошие. Они на службе, помни об этом.
  - Забудешь тут! - пожал крепкую руку Павел. - Да ты не волнуйся, дядь Петь, нормально всё будет.
  "По крайней мере, я на это надеюсь! - проводил взглядом соседа. - Но как-то не очень верю. Ну, так как будем отрываться с родной землицы? Ему вон хорошо! - поднял взгляд в небо, где лениво плыл очередной лайнер. - У него коридор, маршрут, и никаких петард в задницу, если из коридора не выйдет. Из коридора... не выйдет... а почему не выйдет? У меня, почему не выйдет, если с умом поработать, и умом поработать? Очень даже может выйти! А вот прямо на срезе полосы и подцепиться. Засветка у ребят на мониторах одна ведь будет. От большого объекта. Если эта афера пролезет, он меня запросто паровозиком за рубежи проводит. А там я уж как-нибудь и сам разгребусь... как учили. Остаётся лишь придумать, как до порта без приключений добраться, да от этих вот... - он посмотрел справа налево, вдоль улицы, - оторваться. Ну, от них я оторвусь, а дальше всё будет зависеть от часиков... командирских... не захотят работать, так и отрываться смысла не будет. Ну что, ещё полчасика дуру погоняем, для спокойствия их души, а потом - за дело".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Последние сутки выдались напряжёнными: пришлось перелопачивать кучу информации, хоть как-то цеплявшей интересующую их местность. Её оказалось достаточно много, в том смысле, что копилась она давно, и буквально обо всём, до чего там удавалось было добраться.
  Но чем больше он анализировал этот массив, тем больше убеждался, что в нём практически начисто отсутствовала хоть какая-нибудь информация именно о данной точке, если брать её как географическое понятие. Дохлый городишко, с остатками чуть ли не дореволюционной промышленности, специализация коей совершенно не касалась произошедшего инцидента.
  Любой аналитик знает, что у всего есть предпосылки, и на пустом месте просто так ничего не появляется. Разработки подобного уровня нуждаются в производственной базе, или, как минимум, базе технической. И уж абсолютно без альтернатив - базе кадровой, как фундаментальной основе любых продвинутых исследований.
  "Ну, хорошо, - в замешательстве от постигшей его неудачи, думал Олдрич, - производственная база может быть вдалеке. Знаем, видывали, как они новейшие самолёты ночью, по дорогам общего пользования, таскали. Допускаю. Сборку, положим, можно и под землёй организовать. Затратно, дорого, но - вполне реально. Скажите мне, где они умудрились прятать нужных людей? Мозги такого уровня невидимками не бывают. Мы для того и существуем, чтобы знать о них всё, отслеживая рост, продвижение, а так же перемещение по стране. Но вот же данные - ни один, из сколько-нибудь значимых специалистов, за последние годы в этих краях замечен не был. Так не бывает. Кто-нибудь обязательно наследит, где-то всё равно проявится. А тут - стерильно, как в операционном блоке. Так не бывает! Надо попросить Эванса, чтобы переговорил с ребятами из оперативного отдела. Тут явно их недоработка - расслабились на волне краха империи. Решили, что уже - всё, можно не присматривать. Ошибаетесь, джентльмены! Эти черти любят поражать сюрпризами из своей коробочки".
  Он ещё долго сидел, изучая проблему со всех возможных, и невозможных, сторон. В отличие от сторон света, здесь их было намного больше. И ни одна, в смысле понимания сути проблемы, ничего не давала. Всё смотрелось прозрачно и логично. Кроме появления там нелогичного летательного аппарата. Назвать его самолётом Олдрич не мог, потому что не было предпосылок. Вертолётом - тем более. Картинка, запись которой он много раз пересматривал, давала ужасное чувство неопределённости, медленно перетекавшее в чувство элементарного ужаса. Олдрич был специалистом, и умел просчитывать далеко идущие последствия технических данных. Даже при невероятной скупости доступной информации то, что он видел сейчас, говорило - "Не дай бог!". Не дай Боже этой разработке пойти в серию.
  "Сейчас у них нет ресурсов! - Потирая соловеющие от усталости глаза, прихлебнул Олдрич уже не бодрящий кофе. - Только это и успокаивает. Но кто сказал, что нехватка будет перманентной? Никто не сказал, и никто не скажет. Зато история говорит - мы имеем дело со страной чудес. У неё есть свойство возрождаться из любого пепла. Только за этот век она не один раз вылезала из такого дерьма, что вспоминать страшно. А думать, какие выкрутасы могут устроить ребята со своей штуковиной, ещё страшнее. Не допустить, и остановить их в самом начале, вот задача. Как? А это уже не моя проблема. Мы должны понять, откуда ноги растут, и где их следы искать. Эванс почему-то молчит. Почему он молчит? Ничего нет, или ещё не докопался? Чёрт, голова чугунная, ничего не соображает. Всё, хватит. Пора дать отдых мозгам. Сколько сейчас? - кинул взгляд на часы. - Ехать домой уже нет смысла. Ладно, прикорну здесь, ничего со мной не случится...".
  Ему снилась большая чёрная муха, в ушанке и с кокардой. Истошно зудя, сволочь носилась над головой, с явным намерением атаковать густой очередью медвежьего содержимого. Олдрич отбивался стулом, орал неприличные эпитеты, и обещал поотрывать все лапы, если та, скотина, немедленно не приземлится в оперативном зале.
  Муха не слушалась, и, раз за разом, заходила на новый круг пока, врезавшись в стол, не превратилась в паука, с человеческими ногами. Ноги тут же заплясали в такт странно знакомой мелодии, и принялись истошно бить, неожиданно появившегося в кабинете, Эванса. Тот сходу рассвирепел, и ухватил ближайшую лодыжку, с намерением повязать одуревшее чучело. Но тут же, прямо в обнимку с оторванным протезом, был отброшен к дальней стене. Удар получился такой силы, что стена принялась истошно звенеть, назойливо требуя прийти Эвансу на помощь. Олдрич отшвырнул ставшую ненужной мебель, и рванул вперёд.
  Но Эванс в помощи уже не нуждался, он с маху запустил протез в убегавшее сборище женских ног, а потом, большими прыжками, поскакал следом, намереваясь добить тяжело хромавшего урода. Клубок получился такой плотности, что Олдрич не мог разобрать, в какие рога надо стучать, чтобы попутно ещё и Эвансу не навалять. Он уже примерился вот куда-то туда, где было больше пяток, и даже с плеча замахнулся...
  Его остановил крик Эванса: "Стой! Сейчас я их!". И всё потонуло в назойливом дребезге, раз за разом повторявшемся с невероятно диким упорством.
  Только после этого Олдрич с большим трудом разлепил сонные глаза, и, немного приходя в себя от жуткого кошмара, пошарил в темноте, нащупывая истошно дребезжавший телефон.
  - Босс, это я! - провозгласила трубка голосом Эванса.
  - Вы добили паука? - мутно поинтересовался Олдрич.
  - Кого? - переспросил тот, после оторопелой паузы.
  - Паука! - ещё не совсем проснувшись, раздражённо проговорил Олдрич. - Того, что с ногами и протезом...
  - Босс! Это я - Эванс! Какой паук, что с вами?
  - Простите, Сэм! - только после этого окончательно пришёл в себя Олдрич. - Ночной кошмар, замешанный на этом чёртовой тарелке, не знаю, как её можно ещё обозвать. Так что у вас там?
  - Босс, вы меня напугали! - выдохнул Эванс. - Я даже забыл, о чём хотел говорить.
  - Не прибедняйтесь, Сэм, вы никогда и ничего не забываете. Так что у вас там?
  - Значит, так... - Эванс помедлил, собираясь с мыслями, - в общем-то, ничего утешительного. Чисто, пусто, и в интересующем нас диапазоне - никакого движения. Есть, правда, пара номеров, с приставками "в/ч", но они уже давно никому не интересны.
  - А почему мы о них ничего не знаем? - хмуро спросил Олдрич.
  - Я же говорю, - вздохнул Эванс, - это не в сфере наших интересов. Одна часть специализируется на хранении старья, чуть ли не времён первой мировой, а вторая держит заряды ко всему этому барахлу. Ребята Гаррисона, для подтверждения информации, даже организовали там съёмки какого-то фильма, с историко-фольклорным уклоном. Что-то с колдуньями, волками и волкодавами.
   - Подождите! - остановил его Олдрич. - Я ещё не настолько проснулся, чтобы уловить параллели. Причём здесь волки и колдуньи?
   - О, босс! - хмыкнул Эванс. - Вы недооцениваете ребят Гаррисона. Они большие выдумщики. Спутниковые фотографии дали информацию, что арсенал охраняется, в том числе, и собаками. Эти умники придумали взять там актёров, на роль волков. А поскольку местный народец бросился любыми способами зарабатывать на жизнь, то собак им предоставили с огромной радостью. Заодно предоставив и возможность посмотреть на всё своими глазами, прямо на интересующей их местности.
   - И как? - неопределённо хмыкнул Олдрич.
   - Деревянные сараи, построенные ещё Иваном Грозным.
   - А если серьёзно?
  - Можно убрать Ивана Грозного. Всё остальное - как есть. Именно деревянные сараи, с древним оружием, и глухие дебри за спиной. Никаких признаков подземных коммуникаций, никаких рельсовых спусков. Ничего. И потом, босс, у них до сих пор шпалы деревянные! Как и сараи.
  - А вторая часть?
  - Отпадает! - тяжело вздохнул Эванс. - Во-первых, далеко от интересующего нас места. Во-вторых, окружена поселениями, и просматривается чуть ли не насквозь. Да и болтливых языков там более чем достаточно. Так что мы - в нулях!
  - Похоже, это всё, что вам удалось сделать? - констатировал Олдрич.
  - Боюсь что так! - виновато ответил Эванс. - Меня извиняет лишь то, что я действительно старался. Но - не повезло.
  - Верю! - подтвердил Олдрич. - Прибыли, правда, с этого - не густо.
  - У меня тут родилась ещё пара мыслишек! - задумчиво проинформировал Эванс. - Насчёт подхода к делу с другого конца. И лучше бы проверить их с помощью здешних ребят. Знаете, босс, они, в смысле информации, ну очень запасливые.
  - Валяйте! - разрешил Олдрич. - Я жду результата. Хорошего результата!
  - Тут уж как повезёт, босс! - тяжело вздохнул Эванс. - На мой взгляд, слишком чудные дела там творятся.
  - И тем не менее!
  - Понял! Сделаю всё, что смогу.
  "На кой чёрт они хранят это барахло? - думал Олдрич, орудуя перед зеркалом зубной щёткой. - Двадцать первый век уже рядом, проблемой двух нулей в лицо дышит, а они трёхлинейки лелеют! Не удивлюсь, если там, где-нибудь в подвале, ещё и пушечные ядра отыщутся. Странный народ! Никогда не знаешь, чего от них ждать. Только всё равно в этом деле что-то не так. Что-то совсем уж неправильно. Запредельно даже для них. Что? Место? Действие? Или абсолютное отсутствие логики?".
   Тщательно протерев лицо от остатков пены, Олдрич перешёл в кабинет, и соединился с оперативным залом. Выслушал доклад очередной смены, такой же безрадостный, как у Эванса, и снова принялся за анализ.
  "Прошло больше суток, а у нас нет ни новостей, ни следа этой штуки! - думал он, просматривая очередную порцию бумаг. - Вообще ничего, словно она и в самом деле приснилась в том сне, который принято называть кошмарным! - он вспомнил своё пробуждение, и непроизвольно передёрнул плечами. - Ничего, мы люди терпеливые, подождём ещё. Если нам это не приснилось, то она всё равно где-нибудь проявится. Вот только? Ставлю десять против одного - там же и проявится. В аэропорт не ушла, значит, всё ещё торчит в проклятом лесу. Или её перегнали в соседний городишко? Зачем? Вот на кой дьявол им понадобилось светиться в той полу-деревеньке? Чтобы запихать потом в какой-нибудь трейлер? И трясти до пункта назначения по, в хлам разбитым, дорогам? Да ещё и с риском угробить всё это к чёртовой матери в Броуновском движении автомобилей, царящем на тех же дорогах? Опять сбой логики - один сплошной сбой, и никакой внятной логики. Всё у русских не так. Они, похоже, развлекаются как дети, отрываются всласть, а ты сиди здесь, и пытайся анализировать идиотские поступки этих странных людей".
  
  ГИМЕР
  
  Отъехав пару километров от вывески, обшарпано извещавшей, что позади-таки остался именно город, а не деревня, он свернул на лесной просёлок, и уже там перестал играть роль прилежного водителя: бросил руль, дав Сервлеру полную свободу, и устало откинулся на спинку сиденья.
  Теперь можно было, не отвлекаясь на всякие глупости, попытаться сложить воедино детали пазла, в который, как-то совершенно неожиданно, превратилась эта дикая история.
  Однако пазл упорно не желал складываться хоть в какое-то подобие логичной картины: недостающих фрагментов было столько, что Гимер не мог даже приблизительно охватить истинные масштабы происшедшего. К тому же он не очень верил, что в контрольном центре полигона сразу же получит отсутствующие фрагменты. Понимал, на самом деле вероятность крайне мала, но и её возможность со счетов не сбрасывал. Если глупостей уже набралось огромное количество, так почему бы не объявиться ещё одной. А может и не одной, а целому стаду, упорно куда-то загоняемому пока ещё неизвестным погонщиком.
  "Кто он? - безразлично поглядывал Гимер на проплывающие за окном стволы деревьев. - Войндэн из списка выпадает сразу, ибо находится, мягко выражаясь, сосем не здесь. Я в список не вхожу по определению. Кто остаётся? Вот он и остаётся.
  Тогда встаёт другой вопрос: зачем он это сделал, во-первых, и куда девался, во-вторых. Мальчишка явно его произведение. Не знаю, какого уж там из разделов его искусства. Зачем это ему понадобилось, вопрос тоже не праздный, потому как генератор нас чуть не отнёс в миры отдалённые, а значит, был намеренно поставлен на не извлекаемость. Местные любят такие штуки в определённых обстоятельствах... но Лэйндмэр не местный. Однако он ведь проделал эту штуку. Зачем? Из озорства? Нет. Он явно преследовал какую-то цель. Вот мне всего лишь и осталось выяснить самую малость: какова была цель, и куда эта цель занесла его самого?".
  Пока он размышлял, Сервлер вышел на точку, ту самую поляну, которую легко было узнать даже и без описания аборигена, и замер на её краю.
  Гимер выбрался наружу, немного постоял в раздумье, а потом неторопливо двинулся по самой границе, сканируя периметр, пока не дошёл до точки входа юноши на территорию полигона. Прошёл по следам до плешины, образованной примятой травой, выявил точку контакта с генератором, проверил наличие посторонних следов.
  "Мальчик не врал! - сделал очевидный вывод. - И с Лэйндмэром здесь не контактировал, следов присутствия того действительно нет. И самого Лэйндмэра нет, ни в каком виде. Здесь нет. Но ведь где-то они должны остаться, ибо ничто в нашем мире бесследно не исчезает, и, рано или поздно, всё равно где-то проявляется".
  Со стороны его манипуляции выглядели обыденным эпизодом из жизни местного лесника, инспектирующего подотчётные угодья, поэтому Гимер пока и не думал осторожничать. Другое дело, когда он, вернувшись к Сервлеру, собрался пройти в контрольный центр. Открывать портал на глазах случайного грибника стоило вряд ли, и поэтому Гимер сначала выждал, пока теперь уже Сервлер тщательно отсканирует окрестности.
  Ждать пришлось недолго, и где-то через пару минут между деревьями прошла едва заметная рябь. Потом твердеющий воздух скрутился тугим жгутом, рассекающим пространство на до, и после, образовав в полотне действительности большой проход, открывающий наклонный пандус, уходящий в глубину поляны. По нему скатился Сервлер, а следом прошёл Гимер. Затем тугой жгут потерял напряжённость, истончал, и, наконец, вовсе распался, приводя окружающий мир в прежнее состояние.
  Сервлер перестал изображать ведро с гайками, и, вернувшись к нормально цилиндрическому состоянию, нырнул в ячейку скафандра Гимера.
  Проследив, надёжно ли портал отработал возврат к полной герметизации, Гимер, тем не менее, не стал сразу избавляться от скафандра. Элементарная предосторожность требовала сначала разобраться, что здесь произошло, ну хотя бы в первом приближении, и только потом делать опрометчивые шаги.
  "А лучше их не делать вовсе! - осматривая командный модуль, оправдывался перед собой Гимер. - Ибо хотя я и доверяю Лэйндмэру как самому себе, но пока, хотя бы в черновую, не разберусь, что он затеял, подставляться под ту же механику не буду. Под ту, которая сожрала его. Если он до сих пор не на связи, и если его генератор легко функционирует там, где не должен, значит, что-то в расчётах пошло не так, и они, расчёты, вышвырнули его туда, куда могут легко отправить и меня. А я туда не хочу. Я хочу понять, на что он рассчитывал, и как он это рассчитывал. Но прежде я хочу удостовериться, что его здесь нет, ибо техника - штука надёжная, но важных нюансов она может и не увидеть. А при желании можно сделать так, что она не увидит ничего вообще, кроме того, что видеть ей прикажут".
  Присматриваясь ко всем возможным мелочам, он не торопясь обошёл контрольный центр, сканируя и изучая, прислушиваясь, и делая анализ напряжённости полей, атмосферы, биологических проявлений. И почему-то сосем не удивился, выяснив, что всё находится в идеальном соответствии эталонным значениям. Ещё меньше удивился полностью вдруг отпавшему желанию деактивировать скафандр, среди благостной идиллии.
  "Так в природе не бывает! - осматривая последний закоулок комплекса, думал Гимер. - Так не бывает, чтобы на объекте произошло что-то необъяснимое, буквально со скрежетом вылетающее из ряда вон, и никаких тому следов не остаётся в принципе. То есть, вообще, и совсем, никаких. Так в природе не бывает. Даже в местной... а уж в нашей - тем более".
  Закончив осмотр, наконец, взялся за то, ради чего сюда и явился. Терминал информации встретил его равнодушно, и так же равнодушно выдал всё, что имел в своих необъятных запасах. Необъятных настолько, что пришлось потратить немало времени, чтобы разгрести все завалы, и докопаться до рационального зерна, которым и оказался именно тот самый Павел Львович, с которым Гимер имел счастье недавно так "мило" побеседовать.
  "Значит, Лэйндмэр с ним действительно работал! - сделал несложный вывод Гимер, просматривая достаточно подробное досье. - Расписано всё неплохо, очень неплохо, но как из этого понять, кто из них кого переиграл? Нет, в самом деле, я был бы жутко удивлён, если б именно мальчишка водил за нос самого Лэйндмэра, но! Вот именно оно и есть, то есть мальчишка в наличии есть, весь прямо из себя невинный, и ничего не понимающий, а Лэйндмэра... И именно ни в каком виде, даже обугленном. И что мне остаётся? Предположить лишь, что Лэйндмэр каким-то образом умудрился переиграть себя самого, и...".
  И именно в этот момент Гимер вдруг ощутил за спиной чьё-то присутствие. Он давно приучил себя не делать резких движений, и не проявлять осведомлённость, давая мозгу время на понимание изменившейся обстановки, и принятие обдуманного решения.
  "Откуда он мог появиться?". - Было первой мыслью. - "Что намерен делать, если появился настолько тихо?". - Было мыслью второй.
  Уже зная, какой вопрос задаст первым, Гимер неторопливо повернулся всем корпусом... и испытал большое разочарование: над модулем пространственной связи, лёгкой рябью поигрывало изображение Войндэна. Всего лишь.
  Гимер какое-то время просто рассматривал хорошо знакомую фигуру, а потом решил, что не будет начинать разговор первым: раз уж тот явился без вызова и без предупреждения, так пусть и ощутит всю невежливость своего поведения.
  Войндэн не ощутил. И даже не заметил.
  "А он, кажется, не совсем в себе! - изумлённо подумал Гимер. - Или на самом деле очень напуган, раз забывает элементарные правила поведения".
  - Есть результаты? - потребовал Войндэн, не обращая внимания на неловко затягивающуюся паузу.
  - Вагон, и маленькая тележка! - попытался слегка вразумить его Гимер. - Так иногда говаривают в этих краях!
  - И что это значит? - не уловил иронии Войндэн.
  - Информации - вагон, - безнадёжно проговорил Гимер, - а в маленькой тележке всё остальное, и оно анализу пока не поддаётся.
  - Может, перейдём на нормальный язык? - предложил Войндэн.
  - Давайте! - согласился Гимер. - В маленькой тележке информация по одному очень любопытному аборигену, с которым, оказывается, работал Лэйндмэр. А вот зачем, и с какой перспективой, сие тайна великая есть. Но есть и ещё более великая тайна... - Гимер выдержал длинную паузу, словно заново осмысливая всю её глубину. - Абориген сейчас очень даже неплохо себя чувствует, взаимодействуя с личным генератором Лэйндмэра.
  - Что?! - от неожиданности взвился Войндэн. - Повторите!
  - Могу повторить сколько угодно раз, ибо наблюдал это лично, но не вижу в том необходимости, ибо, думаю, вы поняли, о чём я говорю. Правильно поняли.
  - Но это же невозможно! - запротестовал Войндэн.
  - До недавнего времени, я тоже так считал. - Согласился Гимер. - Но времена изменились, и я, похоже, начисто избавился от вредных иллюзий: дело обстоит именно так, как обстоит. И, смею предположить, Лэйндмэр приложил к этому немало усилий! - Гимер немного помолчал, словно оценивая глубину новой мысли. - Нет, я понимаю, что, кроме всего прочего, он ещё и исследователь... но в этот раз его, кажется, занесло. Причём занесло, если быть точным, неизвестно куда, в прямом смысле. Вы, кстати, не в курсе, куда именно?
  - Если бы мы знали, - неожиданно сварливо ответил Войндэн, - я бы сейчас не с вами разговаривал, а меры для купирования ситуации принимал. А вы, вместо упражнений в красноречии, лучше сообщите, что успели выяснить.
  - Что касается полигона, и его командного модуля, тут всё в порядке: ни отклонений, ни замечаний.
  - И по этому поводу вы всё ещё в мимикре? - сердито поинтересовался Войндэн.
  - Элементарная предосторожность! - отмахнулся Гимер. - Так вот... что касается информации... анализировать все, что обнаружил в базе, я пока не стал. Сосредоточился на части, касающейся нашего юноши. Её не так уж и много, и, знаете, у меня есть стойкое ощущение, что сейчас её меньше, чем было.
  - Вы подозреваете Лэйндмера?
  - Я подозреваю, что он удалил какую-то часть. - Вздохнул Гимер. - Не знаю, насколько намеренно.
  - Что осталось?
  - Например, то, что за парнем он присматривал давно, ещё до того, как его родители попали в автокатастрофу. Впрочем, вы знаете, мы присматриваем не за всеми, и поэтому уже догадались, что у парня очень хорошие данные. Среди прочего - обострённое чувство опасности, и зарождающееся умение выходить на информационные потоки ноосферы, хотя я и не могу сказать, насколько он преуспел в развитии этих способностей. Ещё имеется обострённое чувство справедливости, но, кажется, это не удивительно в здешних краях, насколько я понял, оно тут присуще многим. Ещё есть информация, что парень дважды побывал в боевых действиях. Причём второй раз исключительно по собственной инициативе. Что ещё... про генератор я вам сказал, как это выглядело - посмотрите сами, запись я перешлю. Кстати, не удивляйтесь моему рекордному прыжку - я действительно сильно испугался.
  - Прыжку? - не понял Войндэн.
  - Когда просмотрите, - невесело усмехнулся Гимер, - поймёте, о чём я.
  - Где сейчас этот мальчик?
  - Дома, надеюсь. Он принял меня за сотрудника местной спецслужбы, я этим воспользовался, и приказал ждать моего возвращения. Впрочем, сами всё увидите.
  - Вы в это верите?
  - В то, что он сидит и ждёт? - уточнил Гимер. - Даже если это не так, то у меня всё равно не было выбора. Я попытался изъять генератор, и чуть не угробил нас обоих. Он тоже понял, насколько сильна была опасность, и, кажется, сам жаждет избавиться от опасного симбиоза. Я надеялся здесь отыскать алгоритм выхода из сложного положения. Но тут даже намёка на него нет. И говорите что хотите, но без участия Лэйндмэра такое просто не могло произойти. То есть, всё равно получается, что нам нужен Лэйндмэр, и прямо сейчас. Но получается, что вот прямо сейчас мы не имеем о нём никакой информации, словно он растворился в пространстве... А может мне и вправду взять лукошко, и отправиться на поиски, словно он гриб, потерявшийся в здешних лесах? Или у вас всё-таки есть объяснение, почему, при наших возможностях, он до сих пор не обнаружен?
  - Вы правы... - расстроено проговорил Войндэн. - И тут на самом деле много странных несуразностей. Я бы даже сказал - неестественно странных. Но Сервлеры прочёсывают все возможные направления, и я уверен, это лишь вопрос времени.
  - А вот меня сейчас беспокоит сосем другой вопрос! - мрачно проговорил Гимер. - Сколько у нас его осталось, этого времени?
  - Я бы тоже хотел знать. - Тяжело вздохнул Войндэн. - Что вы намерены делать дальше?
  - Ничего! - просто ответил Гимер.
  Войндэн долго молчал, старательно выдерживая драматическую паузу. Положение сложилось критическое, обоим это было понятно. И оба не понимали, что происходит, хотя и понимали - на пустом месте такие события не развиваются.
  - Как-то я не совсем улавливаю, - прервал, наконец, затянувшееся молчание Войндэн, - что вы имеете в виду?
  - То и имею, - медленно проговорил Гимер, - что, не имея достоверной информации о происходящем в исследовательской лаборатории, вряд ли стоит размахивать тяжёлыми предметами возле уникального оборудования.
  - То есть, "оборудование", - уточнил Войндэн, - это тот самый юноша?
  - Боюсь, всё гораздо сложнее! - невесело усмехнулся Гимер. - Гораздо сложнее. Боюсь наш мальчик, только малая его часть. Насколько малая - даже представить не могу. Хотите честно?
  - Добивайте!
  - Я уверен всё это - заслуга Лэйндмэра. Но зачем, и почему он это сделал - убейте, не понимаю. Привязать наши технологии в такой конфигурации, на этой почве... не знаю, что это - серьёзнейшее преступление, или величайшее открытие.
  - Возможно больше второе, нежели первое! - с явным сомнением проговорил Войндэн.
  - А вот я в этом не уверен. По многим причинам. Однако событие произошло, и с этим приходится считаться, воздерживаясь от опрометчивых шагов. В любом случае, пока не получим данных о Лэйндмэре, и от Лэйндмэра, единственное, что нам доступно - банальное наблюдение за ситуацией.
  - Ещё мы можем изолировать опасную часть "оборудования", во избежание нежелательных последствий! - не согласился Войндэн.
  - Увидите мой скачок, - возразил Гимер, - осознаете, насколько непросто будет это сделать. Боюсь, сейчас нам только и остаётся что - наблюдать, и сглаживать острые углы, которые это "оборудование" возможно преподнесёт. А пока надо искать Лэйндмэра - он ключ ко всему.
  - Мы уже делаем всё, что в наших силах! - подтвердил Войндэн. - Задействованы все имеющиеся резервы...
  - ...а результата всё равно нет? - продолжил за него Гимер.
  - Да! - согласился тот. - Но, я думаю, бесконечно так продолжаться не может.
  - Не может! - подтвердил Гимер. - А неприемлемо долго - очень даже.
  - Очень даже! - эхом отозвался Войндэн. - Но у нас нет иного выхода, кроме ожидания результата поисков. Так вы настаиваете на невозможности полной изоляции взаимодействующего с генератором субъекта?
  - Это не я настаиваю, это генератор делает её невозможной. Точнее, даже не он, а наш абориген делает её нереальной, без выхода на банальную катастрофу. Нам нужна катастрофа?
  - Смотря, в каком контексте! - уклончиво проговорил Войндэн. - При определённых условиях у нас может не оказаться иного выбора.
  - Сейчас мы имеем такую ситуацию?
  - Нет! Но что будет дальше?
  - Дальше? - задумчиво переспросил Гимер. - На мой взгляд, дальше надо просто дать событиям развиваться естественным путём - не форсируя, и не тормозя. Наблюдать, пока не выясним первопричину, решив проблему Лэйндмэра.
  - Резонно! - согласился Войндэн. - Считайте это приоритетной задачей.
  - Поиски Лэйндмэра?
  - Нет, наблюдение за проблемой.
  - Боюсь, всё не так просто, как кажется на расстоянии: в ближайшее время у меня назначены встречи, которые нельзя отменить.
  - Нельзя?
  - Да! - твёрдо сказал Гимер. - Поэтому я не могу сидеть возле мальчишки денно и нощно.
  - Хорошо! - после короткого раздумья, разрешил Войндэн. - Действуйте. Надеюсь, за это время ситуация не выйдет из-под контроля.
  - Я - тоже! - проговорил Гимер как-то не очень уверенно. - Надеюсь, какое-то время ему понадобится, чтобы элементарно прийти в себя. Ещё сколько-то на то, чтобы осмыслить ситуацию. Не забывайте, он уверен, что имеет дело со спецслужбами, и хорошо знает, чем может закончиться неповиновение. В общем, сколько-то времени у нас в запасе есть.
  - Хорошо! - повторил Войндэн. - Я сообщу вам, как только появится новая информация, а сейчас - извините, я должен уйти со связи. Удачи!
  - И вам - тоже.
  "И нам, и вам, и всем она не помешает! - добавил Гимер про себя. - Чёрт бы побрал этого Лэйндмэра!".
  
  ПАВЕЛ
  
  Забор соседа, чей дом выходил на другую улицу, он перемахнул легко. Как учили. Потом сделал паузу, небольшую, чтобы осмотреться, и не нарваться на какие-нибудь грабли, валяющиеся в меже аккуратных грядок. У соседа, как и у всех остальных, на заднем дворе был типичный бардак, поэтому если переть напролом, можно было словить на рожу всё, что угодно. Ну и шуму наделать, непроизвольными комментариями на тему: раскидали тут, вашу... в дышло, с кочергой!
  Павел не беспокоился, что будет замечен обитателями дома, ибо к полуночи, до которой оставались считанные минуты, они наверняка смотрели не первый уже сон. Так было всегда, так, похоже, было и сейчас. Но ведь где-то неподалёку прятались ещё и соседи непрошенные, а ночной воздух, он такой: громко-передающий на приличные расстояния, в самое неподходящее время.
  С полминуты сидел у забора, прислушиваясь и к собственным ощущениям, и к звукам вокруг. Потом тихо обогнул дом, пройдя между ещё не убранных грядок, и снова затих возле калитки. Чутьё подсказывало, впереди всё чисто, логика - что чисто впереди быть не должно, потому как если пасут, то просто обязаны и тылы обеспечивать.
  "Должны! - прощупал взглядом почти неосвещённую улицу. - И - обязаны. И мало ли что мне подсказывают ощущения... они ведь могут потом и сказать: ах, как мы ошибались! Да только поздно уже будет. Оно и сейчас не рано, но телевизор пока ещё работает, и я возле него пока ещё сижу. Портьера плотная, так просто не заглянешь, но отблеск виден хорошо. Вот пусть и смотрят, что я ещё на месте. А часика через полтора маленькая хитрая штучка отключит питание, и они опять будут уверены, что это сделал я.
  Полтора часа, это отличная фора. Даже в обычных условиях более чем достаточно, чтобы уйти в солидный отрыв. А если эта хреновина не заартачится, можно уйти в такой отрыв, что и с собаками не отыщешь. Главное, чтоб не заартачилась. Тогда всё будет хорошо. Надеюсь. А может... а всё может... и быть, и не быть. Да только фишка легла так, что выбора всё рано не остаётся".
  Он ещё раз ощупал небольшой брикет в специальном кармане, в специальном пакете, чтоб дожди не промочили специальную зелёную бумагу, с портретами всяко-разных президентов чужой страны.
  "Не, я патриот! - усмехнулся про себя Павел. - Но вот они там, сволочи, рубли видеть не хотят, подавай им президентов универсальных. А те, сволочи, дорогие, рубли жрут в больших количествах, и - не морщатся. Зато - универсальны, в любых краях жрут, всё, что под руку попадёт, и тоже - не морщатся. И тут не до патриотизма, ибо жизнь такова, что не всякая денежка к ней приспособлена столь же универсально, как эта - зелёненькая".
  Кроме брикетика у него был с собой универсальный нож. Симпатичный такой, с кучей разных приспособлений, и даже небольшими, но вполне серьёзными пассатижами. В общем, хороший нож. И маленький походный набор - щёки поскрести, чтоб щетиной не кололись, да зубы полирнуть, чтоб встречный народ от запаха в штабеля навзничь не укладывался. Разумеется, никаких бумаг, хоть как-то удостоверяющих его личность Павел с собой не взял.
  "Нехрена меня удостоверять! - изучая обстановку на соседской улице, думал он. - С этой минуты я: "Господин никто, родом - ниоткуда, национальности - никакой". Кому надо, тот и так узнает, если словит... а все остальные... а все остальные, они из разряда тех, кому это не надо. Ну а уж когда совсем припрёт, дотошный кто-нибудь припрёт, на этот случай, у меня есть универсальное средство передвижения, называется: "Ножки, ножки, уносите мою... сущность с точки соприкосновения!". До сих пор работало хорошо. Ну и сейчас, надеюсь, не подведёт. - Он вспомнил про браслет, задумчиво посмотрел на рукав ветровки, чуть похрустывающий алюминиевой фольгой. - А вот как ты будешь работать, безотказно, нет ли, я ещё не знаю. Так что - ножки, оно надёжнее. И им пора работать, ибо полночь близится, а я всё ещё тут. Неужели они тылы не обеспечили? Ну, вот не чую я их, как будто поблизости вообще никого нет. Как-то это неправильно. Нелогично как-то!".
  Логично было то, что он завернул браслет в фольгу. Не без страха завернул, помня цветовое представление, да и не сразу отважился, помня его же. Но понимал и то, что такие изделия легко могут быть отсканированы на расстоянии.
  "Не, ну может быть оно и глупо. - Согласился с внутренним голосом, очень сомневавшимся в этой теме. - Я ж не знаю, может, эту хреновину нужно в сейф бронированный запихнуть, что б уж точно заглушить. Но я ж с сейфом на руке не побегаю, а фольга... ну и что, что тонка? Вдруг да поможет. Хотя я уже и не знаю, кто мне сейчас вообще может помочь. Гарантированно, только - ножки, ножки. Вот им уже пора... большими шагами".
  Он тихо приоткрыл калитку, радуясь, что не завизжала ржавыми петлями, просочился в узкую щель, вернул всё в первозданное состояние, и, не отходя от забора, двинулся в сторону леса.
  Это было несложно, потому что у городских властей хватило совести только на пару тусклых фонарей, на всю улицу. И Павел был действительно благодарен им за это. Правда, вот только сейчас, и только здесь.
  Он не торопился, чтобы не мельтешить в кадре, но и не засиживался, чтобы побыстрее из него выйти. Там, в лесу, наблюдать за ним будет в разы сложнее, это он знал по опыту.
  Лес принял его как родного - укрыл, прикрыл, и дал немного отдышаться. Большой необходимости в этом не было, чего дышать после двухсот метров неторопливого движения? На самом деле Павел хотел удостовериться, что ушёл чисто, без лохматых хвостов. Потратил на это аж целую пятиминутку, на большее просто не хватило терпения. Впрочем, и пяти минут вполне хватило, ибо если наружка дарит такое время, то присматривать ей будет уже не за кем - в лесу дорог много, а за пять минут можно далеко уйти, по любой из них. Ищи потом...
  "Без пеленга они меня до скончания века искать могут! - всё ещё оглядываясь, думал Павел. - А если он есть, о том, что эти друзья за спиной, я никогда и не узнаю. А когда узнаю, поздно будет. Но сейчас это пустое ля-ля, а время, между прочим, тикает. Не в мою пользу. Всё, хватит ля-ля: глаза к темноте привыкли - вперёд, на полвёрсты, а там будем на крыло становиться. Если получится, и если этот козёл блокировку не поставил. Может потому и хоста не навесил".
  Простейшая мысль пришла к нему только сейчас, хотя могла бы объявиться и пораньше. Но теперь это уже не имело значения - дело сделано, мосты попалены.
  Он не бежал, шёл, хотя и очень быстро: от бега в темноте хруста много, а ночью он далеко слышен. До подходящей поляны добрался минут за пять. Ещё с полминуты осматривался - привычка такая, без разведки никуда башку не совать. Потом отошел от деревьев, чтобы ничего не зацепить, и... и понял, что не знает с чего начать.
  "Может снова в обморок упасть? - с надеждой смотрел на часы. - Нет - правда! Ну, давайте, хоть подскажите, чего делать-то? Чего, по щучьему велению, что ли заявить: хочу самолёт свой, как в прошлый раз!".
  Испугался он уже потом. Когда вдруг оказался сидящем в кресле, в кабине, и самым, что ни на есть белым днём. Всё произошло с такой скоростью, что он действительно испугался. Когда всё уже кончилось. А как оно всё началось, на самом деле так и не успел понять: мир просто немного смазался, куда-то чуть крутанулся, и вот, пожалуйста - получи и распишись.
  "Ф-у-у! - растеряно оглядываясь, не облегчённо выдохнул Павел. - Ну и скорости у вас, ребята! Дураком сделаться можно. В самом деле - по щучьему велению... надо запомнить!".
  Но это было ещё полбеды. В прошлый раз, когда ему накатило, и он реально воспринял это как угрозу жизни, мозги работали немного в другом измерении. Они, почему-то в том измерении работают быстро, и по наитию, мнения хозяина не спрашивая. Сейчас было совсем другое дело, никакого наития, кругом строгая логика. А она - штука такая, ей точную информацию подавай: что, как, куда, и за что дёргать, что б получилось вот так, как надо.
  "А я знаю, за что дёргать... - растерянно осматривался Павел, - а за что - ни-ни! Ладно, начнём пробовать. Джойстик - понятно. Туда-сюда, обратно... - нос самолётика послушно прокрутил все заданные движения. - РУД, это вперёд... а назад, то есть - стоп машина, это - как?".
  Оказалось, до безобразия просто, хотя и совсем не логично: РУД назад, срабатывал как хорошие тормоза, а потом оставалось развернуться, и дать полный назад, то есть вперёд, но в обратном направлении. Эта сложная конструкция движения так развеселила Павла, что он некоторое время выплясывал по маленькой полянке нечто вреде лезгинки с краковяком, помноженным на танго.
  И даже немного заигрался, потеряв ориентацию во времени, пока в мозгу что-то не щёлкнуло хорошим тумблером, приведя его в осмысленное состояние.
  "Ну, аттракцион! - глянул на часы Павел.- Ну и заигрался я, а время-то тю-тю, назад отскакивает. А самолёты тоже тю-тю, взлетают и взлетают, меня не ждут. А вот мне придётся ждать, если к нужному рейсу опоздаю. В лесу придётся ждать - к утру эти прочухаются, выяснят, что и я - того... и разошлют, во все места, ориентировки. Нет, в лесу - не катастрофа, дело привычное, но - зачем такие ужасы?".
  Он всплыл над деревьями, определился с направлением, больше по очередному лайнеру, идущему на снижение, чем по сторонам света, подумав между делом, что в следующий раз надо бы у щуки планшет с картой запросить. И, занятый управлением, как-то не сразу уловил какое-то изменение у себя под носом. А когда заметил, понял, что уже совсем перестал чему-либо удивляться - на панели, левее джойстика уже торчал не очень яркий прямоугольник с картой трёх-версткой, и текстовым обозначением всех объектов на ней.
  "Сервис, однако! - хмыкнул Павел. - Молодцы ребята, хорошую машину разработали. Оторвут они мне за неё всё, что там болтается внизу... ноги они мне оторвут, а потом и голову. И будут правы. Когда поймают. Но ловить придётся долго. Это здесь они короли, а за кордоном придётся попыхтеть. Это уж я постараюсь... как лицо заинтересованное".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Эванс появился в конторе к началу рабочего дня, и это стало для Олдрича небольшим сюрпризом, ибо он точно знал, что ещё вчера вечером Эванс был на месте. То есть, у тех самых, пресловутых, ребят Гаррисона, о которых он так лестно отзывался.
  - Отыскали что-нибудь сенсационное? - с надеждой поинтересовался Олдрич, как только Эванс появился на пороге кабинета.
  - Нет, босс! - усаживаясь в кресло, буркнул тот недовольно. - То есть, практически ничего, что можно назвать хотя бы интересным, а уж о сенсационном, и речи заводить не стоит.
  - Давайте уточним... - задумчиво разглядывая его, медленно проговорил Олдрич. - То есть вчера вечером вы ещё были там.
  - Да, босс! - сокрушенно признал Эванс.
  - А сегодня утром вы уже здесь! - Олдрич чуть не вдавил указательный палец а поверхность стола. - Насколько я помню, то место находится совсем не за углом нашей конторы... я прав, или мне это только кажется?
   - Босс, могли бы и пожалеть своего лучшего подчинённого! - возмутился Эванс. - Я полночи провёл в дороге, да ещё самолёт попал в зону турбулентности - вы не поверите, какого страха я там натерпелся! И всё это только для того, чтобы вовремя попасть на работу. А вы, босс, вместо благодарности за рвение, предъявляете мне претензии.
  - Если б я вас не знал, - усмехнулся Олдрич, - я б даже этому поверил. Ну а теперь давайте по существу: если вы так торопились, значит, нашли что-то важное. Так что давайте, выкладывайте, что успели там нарыть?
  - Ох, босс! - тяжело вздохнул Эванс. - В том-то и проблема, что - ничего. Нет, ну если б ещё чуть-чуть я, может быть, что-то даже и нашёл бы! Но, босс, вы не поверите, оттуда пришлось банально удирать: ребята Гаррисона едва не утопили меня в унитазе. Во всяком случае, они к этому были уже вполне готовы.
  - В унитазе? - изумился Олдрич. - Интересно, чем вы им навредили?
  - Вопросами, босс, вопросами! - ухмыльнулся Эванс. - Я достал их так, что они, не скрываясь, начали держаться за печёнки. А потом усугубил всё это уточнениями к тем вопросам. Босс, вы не поверите, но там, кажется, и в самом деле назревал серьёзный заговор против моей скромной персоны.
  - И как вам удалось его избежать? - хмыкнул Олдрич, действительно не поверив ни единому его слову.
  - Вовремя почуял опасность! - гордо ответил Эванс. - А дальше - дело техники. Сначала ноги, потом автомобиль, самолёт и вот, наконец, я перед вами - живой, и почти здоровый.
  - Да! - внимательнее пригляделся Олдрич. - И в самом деле - почти. Кофе хотите? Или лучше сразу виски? У вас круги под глазами - смотреть страшно. Боюсь, прежде чем браться за работу, вам надо хотя бы немного поспать. Для начала.
  - Поспать, это было бы неплохо! - благодарно кивнул Эванс, - Но, босс, наверное, это лучше потом. А сейчас, и в самом деле, я бы не отказался от виски... от кофе, впрочем, тоже. От хорошей порции.
  Олдрич не совсем понял насчёт хорошей порции, то есть вот это относилось к виски, или всё-таки кофе? Но переспрашивать не стал: парню, за последние дни, и в самом деле досталось, и, если называть вещи своими именами, он действительно заслужил и то, и другое. Поэтому Олдрич молча вынул из бара пузатую бутылку, квадратный стакан, и вопросительно посмотрел на Эванса.
  - Чистый, босс! - подтвердил тот. - Содовая, как и лёд, мне вообще противопоказана! По крайней мере - сейчас.
  Олдрич плеснул в стакан, отрезал пару ломтиков лимона, посолил, присыпал молотым перцем, уложил на маленькую тарелочку, и поставил перед Эвансом. Тот залпом проглотил виски, съел один ломтик, изобразил одобрительную мину, и тут же подхватил второй.
  - Послушайте, босс, откуда вы взяли этот рецепт? - поинтересовался, дожевывая лимон. - К "Чивасу", должен признать, изумительно подходит!
  - Не скажу! - усмехнулся Олдрич. - Это секретная информация, добытая на территории противника.
  - А! - понимающе кивнул Эванс. - Ладно, в принципе, теперь я уже созрел для краткого доклада, потому что полный текст вы найдёте в этой папке! - он положил на стол тощий файл. - Так вот, их архивы я перетряс основательно. Тем более, они не очень-то и велики, в смысле интересующей нас тематики. И выяснил одну любопытную деталь. Воинская часть, которая хранит старинные мушкеты, появилась там относительно недавно - в конце сороковых. А в начале шестидесятых была получена информация, что в этой глухомани планируется строительство шахты для базирования серьёзного изделия. Ну, того, которое может запросто слетать на соседний континент. В один конец, разумеется.
  - Ещё плеснуть? - остановил его Олдрич. - Для ясности изложения. Вы что, не могли просто сказать, что речь идёт о баллистической ракете?
  - Извините, босс, немного занесло.
  - Ладно, продолжайте.
  - В своё время нашим ребятам об этом сообщил некий Пеньковский. Человек, информированный более чем серьёзно. Генштаб, и всё такое прочее. Но всё кончилось ничем, потому что его накрыли, осудили, и поставили к стенке. Разумеется, предварительно выяснив, кому, чего и сколько успел слить. Так вот это, в сочетании с прежней информацией, даёт нам право думать, что там и в самом деле ничего нет. Вы же знаете, засвеченные места автоматически исключаются из списка перспективных. Всё! Вот теперь я не откажусь от второй порции секретной закуски.
  Олдрич нарезал ещё, поставил бутылку на стол, и пока Эванс занимался ею, принялся готовить кофе. В принципе, можно было обойтись и без этого, просто отправив человека домой, а самому заняться анализом доставленной информации. Но что-то мешало Олдричу поступить именно так. Какая-то мысль скользкой змеёй вертелась вот где-то здесь, рядом.
  - Послушайте, Эванс, - задумчиво проговорил он, - в ваших записях я покопаюсь чуть позже. А сейчас скажите, вам эта цепочка событий не кажется странной?
  - То есть? - чуть осоловело поинтересовался тот.
  - Смотрите, что получается... - Олдрич внимательно следил за начинающим закипать напитком. - Сначала планируется шахта, и об этом нам сообщает агент. Потом агент засвечивается, информация - тоже, проект закрывается. Но воинство остаётся на месте. Почему? Им что, арсеналов не хватает? Причём, насколько я понял, там даже не арсенал, а сплошной юмор, из десятка бревенчатых сараев. И юмор тот долго-долго находится в плачевном состоянии, пока вдруг не высвечивается очень ярким событием!
  - Думаете, они именно там впервые отрепетировали подвох с дезинформацией под берлинской стеной? - хмыкнул Эванс, намекая на крупный провал с подкопом в Германии.
  - А вы можете гарантировать, что - нет? - вопросительно поглядел Олдрич.
  - Знаете, босс, - сокрушённо вздохнул Эванс, - когда речь идёт о способностях этого народа, я ничего гарантировать не могу! Точнее - не берусь. Но думаю, что в конкретно нашем случае получается излишне тяжёлая конструкция. Очень уж большой промежуток времени между задумкой, и реализацией. К тому же наши люди, то есть, извините, люди Гаррисона рассмотрели местечко с очень близкого расстояния. Там нет признаков серьёзной инфраструктуры. Я уже не говорю о подъездных путях. Обыкновенная деревушка, обнесённая колючей проволокой. К тому же, босс, здесь наличествует ещё одно недоразумение.
  - А именно? - насторожился Олдрич.
  - Та штучка, которая сначала взлетела, а потом вот она зависла... так вот она, по всем параметрам, именно машина вертикального взлёта и посадки.
  - И - что? - опять не понял Олдрич.
  - Мне тут рассказали, - с едва заметной ехидцей в голосе проинформировал Эванс, - такие разработки велись только одним КБ. Но, во-первых, тематику уже прикрыли. Не без нашего участия, кстати. Во-вторых, КБ находится в краях, где можно испытывать ещё и машины с обычным способом взлёта. А в деревушке, о которой идёт речь, можно запускать разве лишь воздушные змеи. Там даже приличному вертолёту сесть негде.
  - Ещё плеснуть? - вернул ему той же монетой Олдрич. - Во славу воздушных змеев.
  - Давайте! - благодушно кивнул совсем подобревший Эванс, не уловивший иронии в голосе начальника.
  Олдрич плеснул ещё, задумчиво посмотрел на бар, где виднелись свободные стаканы, на Эванса, и решил всё-таки отказаться: рабочий день был далёк от завершения, и лично ему не стоило пока расслабляться.
  - Хорошо! - с явным сожалением отвёл глаза от заманчивого стекла. - Деревушка, никакой инфраструктуры, никаких КБ, и полная идиллия. Вполне можно верить. Если не задаться вопросом: а с чего это они так расщедрились, и пустили туда каких-то киношников? Просто так? Или - с умыслом?
  - В данный момент, - меркнущим голосом проговорил Эванс, - именно этот вопрос находится много выше моего понимания, босс! В данный момент, надо признаться, много чего находится выше моего понимания, ибо оно начинает медленно отключаться от реальности. Вы не против, если я всё-таки отправлюсь домой?
  - Домой? - Олдрич сочувственно поглядел на своего помощника. - Домой...
  Только сейчас он понял, какую глупость совершил, неправильно оценив состояние заместителя. Кофе - штука хорошая, но и "Чивас", напиток в этом мире не последний: при крайней степени усталости легко выбивает почву из-под тонизатора любого уровня.
  Секретность конторы совсем не значила, что информация оставалась таковой в её недрах. Пройди Эванс винтом по коридору хотя бы метр, и можно гарантировать, что неприятности у него в кармане. А вот этого Олдрич допустить не мог категорически, потому что очень ценил Эванса за острый ум, и серьёзные аналитические способности.
  - Нет, Сэм! - проговорил он не терпящим возражения тоном. - Думаю, будет лучше, если вы останетесь здесь ещё некоторое время, ибо что-то мне подсказывает: ваши способности могут очень скоро понадобиться. Я понимаю, вы сильно устали, но это поправимо: моя комната отдыха в вашем распоряжении.
  - Подчиняюсь! - легко согласился тот. - Хотя, босс, и неохотно - люблю свободу, которая у американца в крови. От предков. Но всё равно - подчиняюсь.
  "Да! - наблюдая походку зама, подумал Олдрич. - Кажется, парню и в самом деле досталось. И боюсь, это лишь начало. Дальше всё может пойти ещё хуже, и не только у него. Режим тишины, похоже, надо заканчивать, и поднимать на ноги всех, кто может хоть как-то помочь. А кто может помочь? Начальство? Вот кого очень не хотелось бы беспокоить. У наших подопечных, с той стороны шарика, есть хорошая поговорка: "Сначала идёт шумиха, потом - неразбериха. Потом наказывают невиновных, потом награждают непричастных". У нас всё немного проще. Немного. Поэтому не хочется раньше времени из укрытия вылезать. Эванс практически ничего не выяснил. Мы - практически не выяснили ничего. Зацепок нет, информации - нет. Есть лишь факт происшествия, который не к чему прицепить. Это самое странное в нашей истории - невозможный, в современных условиях, уровень секретности. Кто мог его обеспечить? Ответ прост - никто. Но он есть, и это очень странно".
  - Всё, что надо, отыщете сами! - указал он на небольшую дверь, в глубине кабинета. - Располагайтесь. Если понадобитесь, я подниму вас. А сейчас мне надо в оперативный зал, есть кое-какие мысли, навеянные вашей информацией. Отдыхайте, Сэм.
  Тот просто мотнул головой, и нетвёрдой походкой отправился в указанном направлении. Олдрич проводил его взглядом, вздохнул, толи сочувственно, толи с завистью, он и сам пока не разобрался, и вышел из кабинета.
  В оперативном зале всё было так, как было всегда: дежурная смена отслеживала вражескую деятельность, которой, в последнее время, практически не наблюдалось, если называть вещи своими именами.
  "Да! - оглядел мониторы Олдрич. - Армия у них почти развалилась, военная промышленность выпускает кастрюли, и соковыжималки. В буквальном смысле. Всё хорошо: мы на коне, они в яме, и нам, если верить всему, и Эвансу, в том числе, вполне можно было бы расслабиться. Так нет! Как чёрт из коробочки вылетает новый Сюрприз! В буквальном, и очень неприятном, смысле".
  - Юджин, как у нас дела? - поинтересовался он с порога.
  - Пока всё - Ол Коррект! - доложил тот.
  - А что происходит на интересующем нас объекте?
  - Каком, из двух? - уточнил Юджин.
  - Смотря, что вы имеете в виду под объектом вторым. - Немного даже растерялся Олдрич.
  - Аэропорт, сэр!
  - Ах, ну да... - быстро пришёл в себя Олдрич. - В самом деле. Ну, так что там происходит?
  - Ночь, сэр.
  - Ночь? - Олдрич посмотрел на часы. - В самом деле... Разница во времени. Значит, городишко спит, а порт... кстати, как он себя чувствует? Надеюсь, вы не забыли, что за ним тоже надо внимательно присматривать?
  Мониторим в постоянном режиме! - подтвердил Юджин. - Пока никаких признаков объекта там не обнаружено.
  - Как и нигде более их не обнаружено. - Проговорил Олдрич задумчиво. - У меня даже начинает зарождаться подозрение, что всё это на самом деле нам окровенно приснилось.
  Разумеется, то была лишь неудачная метафора, он это понимал, но ничего с собой поделать не мог. Как не мог ничего поделать с ощущением какой-то неправильности всего происходящего, потому, что в реальной жизни так не бывает. Ничто ниоткуда не берётся, и в никуда не исчезает. У всего есть подоплёка, и история развития. Не всегда она очевидна, не всегда она становится достоянием общественности, но она есть всегда.
  "А здесь её нет! Точнее, не сосем так: нет предпосылок к её зарождению. Никаких. И это неправильно. Но я видел очевидный факт собственными глазами, и значит, эта штука существует в реальности... хотя в реальности она существовать не может. И это опять неправильно".
  - Юджин, - повинуясь откуда-то взявшемуся ощущению, больше похожему на глас шестого чувства, попросил Олдрич, - покажите мне этот аэропорт. На большом экране. Хочу сам посмотреть на него вблизи.
  С экрана ушло прежнее изображение, и его тут же заменил вид взлётных полос, рулёжных дорожек, стоянок лайнеров, и прочей инфраструктуры большого международного аэровокзала.
  - Что здесь не так, Юджин? - риторически поинтересовался Олдрич. - А ведь что-то здесь не так! Почему и как оказались связаны эти два абсолютно разных места? А ведь как-то они связаны.
  - Сэр... - не очень уверенно проговорил Юджин, - если быть честным, у нас ведь нет никаких данных, что объект хотя бы приближался к этому месту. У нас есть лишь данные, что он остался на том месте, откуда взлетал.
  - И где, после этого, никак не проявлялся, и до сих пор не проявился. - Уточнил Олдрич. - Тогда спрашивается, зачем он вообще проявился?
  - Не понимаю, сэр! - честно признал Юджин.
  - И я не понимаю! - согласился Олдрич. - Как не понимаю, откуда у меня берётся ощущение, что он спрятан где-то здесь! - Олдрич показал на большие корпуса, входящие в структуру аэропорта. - Есть у меня такое ощущение. Очень стойкое ощущение. И я думаю, надо присмотреться к этому месту повнимательнее. А ещё есть ощущение, если его там всё-таки нет, то они всё равно перегонят его именно сюда. Своим ходом перегонят, а потом загрузят в какой-нибудь широкий фюзеляж, и отправят. И если мы успеем зафиксировать этот момент, то будем точно знать, куда они его отправят. Так что, Юджин, займитесь этим местом основательно. Более основательно, чем прежде.
  - Разумеется, сэр! - подтвердил тот. - Мы задействуем все имеющиеся резервы.
  Олдрич был уже почти в дверях, когда один из операторов что-то сообщил Юджину, и тот быстро поменял ракурс съёмки объекта. Олдрич задержался, физически чувствуя, как в зале ощутимо возросло напряжение. Он не стал вмешиваться в работу - просто смотрел, как операторы что-то пытаются выяснить, периодически меняя то масштаб, то точку наблюдения, то ещё какие-то параметры, о которых он раньше как-то даже и не задумывался. Но в какой-то момент это дало ощутимый результат: в правом верхнем углу монитора, после очередной смены картинки, вполне отчётливо промелькнул некий треугольник. Очень расплывчато, и очень быстро, но этого вполне хватило, чтобы понять, о чём именно идёт речь.
  "Ну, вот я так и думал! - возвращаясь в зал, глубоко выдохнул Олдрич, всё ещё не определяясь, хорошо это или плохо. - Я так и думал, я чувствовал, что они пригонят его именно сюда!".
  - Сэр! - оглянувшись, сообщил Юджин. - Похоже, вы были правы, и, похоже, это действительно он. По крайней мере, действительно, очень и очень на то похоже.
  - Вы определили, куда они его спрятали?
  - Нет, сэр. Спутник зацепил его появление самым краешком объектива, когда фокусировался на тех корпусах. А он в это время находился в противоположном секторе. Смотрите, там у них что-то вроде свалки отработанного оборудования.
  - Присмотритесь к этому месту! - приказал Олдрич. - Может они его там и замаскировали?
  - Разумеется, сэр. Но боюсь, он опять куда-то бесследно исчез, потому что за те секунды, что находился вне поля зрения, его даже ветками закидать не успели бы.
  - Резонно! - согласился Олдрич. - Но теперь мы хотя бы знаем, где он сейчас находится. И это уже результат. Что делать дальше вы знаете.
  - Да, сэр! - подтвердил Юджин. - С этой точки мы теперь глаз не спустим.
  В ответ Олдрич только кивнул, понимая, что ничего больше говорить не надо: в этом зале дилетанты не водились. Уж если они взяли след, то будут держать его железно, как медвежий капкан, из которого без посторонней помощи вырваться просто невозможно.
  
  ПАВЕЛ
  
  Идти пришлось далеко. Ну, потому что вокзал, любой, он и есть - вокзал: певчих много, шуму много, зрителей ещё больше. Зрители Павлу, сейчас нужны не были, ни в каком количестве. Поэтому он приземлился в жиденьком лесочке недалеко от ограды, за которой ржавели останки былого воздушного величия. Присев под каким-то деревцем, и дав глазам привыкнуть к снова обрушившейся темноте, он вышел на какую-то подозрительную тропинку. Не сильно торопясь прошёл кустами вдоль жиденького забора, и оказался на большаке. Там буквально текла, удивительно большая, река автомобилей, словно на дворе и не была ночь глухая.
  Это было не очень понятно, но очень уж кстати - в их фарах было видно всё, кроме одинокого путника, идущего невдалеке от обочины. Потом он добрался до каких-то строений, и уже там стал одним из многих, на кого здесь никто внимания не обращает. Вокзал, он и есть вокзал: огромное скопище, боящихся опоздать, одиночеств.
  Павел зашёл внутрь, огляделся, где тут главное табло с вылетами-прилётами, нашёл, и с независимым видом делового человека отправился к нему поближе, чтобы уж - наверняка. Без ошибок, и накладок.
  Там было много чего, и, в основном, совсем неинтересного. Но имелся и Лондон, и Париж. Только до Лондона было очень далеко - белым днём, и, считай, на всеобщем обозрении. А вот Париж, ну, прямо самое то - через два часа, и по нормальной темноте. Павел сверился со временем, прикинул, что можно ещё и что-нибудь прихватить пожевать, и довольный собой, развернулся на пятках, чтобы отбыть...
  И в этот момент взгляд его упёрся в кокарду, на форменной тулье. Опустил взгляд чуть ниже, и с трудом подавил желание ещё и голову наклонить, чтобы лучше разглядеть глаза, безразлично смотрящие из-под козырька куда-то сквозь него.
  - Предъявляем документики, гражданин! - заученно произнёс голос, столь же безразличный, как и устремлённый в неведомые дали взгляд.
  "Господи! - изумился Павел. - Сержантик! На кой хрен они тебе сдались? И чего ты во мне нашёл такого необычного? У тебя ж на морде безразличной огромными буквами написано, что они-то тебя интересуют меньше всего. Ну, это ж невооружённым глазом видно. Тебе что-то другое нужно. Они всё-таки ориентировку разослали, и ты рожу мою срисовал? Не? Чёрт, а вроде бы и не... тогда какого тебе, на самом деле, надо?".
  - Да-да! - не моргнув глазом, с полной готовностью к сотрудничеству полез он в карман. - Конечно... сейчас... сейчас... Ч-чёрт, да где же он, паспорт-то мой? Не, ну был же при мне. Честное слово сержант. Куда же он... неужели в машине забыл? Точно - в машине остался.
  - Значит, документиков у вас, гражданин, нет! - удовлетворённо кивнул сержант. - Что ж, придётся пройти...
  - Разумеется! - не стал накачивать ситуацию Павел, в ускоренном темпе соображая, как лучше поступить именно сейчас. - А давайте пройдём до машины, а? - умоляющим тоном предложил он. - Ну, правда, командир, ведь точно я его в бардачке оставил.
  - Нет! - скучно повторил сержант. - Пройдёмте в отделение, там и разберёмся, где и что вы оставили.
  Павел грустно смотрел на не вовремя объявившегося блюстителя, прикидывая, как разумнее, и с меньшими потерями, выйти из дурацки скрутившегося положения? Меньше всего он жаждал оказаться в отделении именно сейчас. Нет, грехов за ним не водилось, и в иное время он бы спокойно пошёл и дождался, пока удостоверят, и отправят. На все четыре стороны. Но вот именно сегодня у него было подозрение, что после разбирательства его отправят не на все четыре, а только в одну. И что в стороне той будет маячить фигура этого, пресловутого Саныча, чтоб ему!
  "Со всеми вытекающими, из процесса, сточными водами! - зло думал Павел. - А это значит, сержант, что я бы и рад, но никак не могу к тебе прислушаться. Никак. Да и ты, по закону жанра, от меня отцепиться уже не можешь, ибо служба такова. В общем, сержант, патовая у нас с тобой ситуация. Неприятная для обоих. И времени у меня почти не остаётся, чтобы тебе что-то интересное рассказать, чтоб отцепился ты от меня, к чертям собачьим".
  На самом деле варианты были, и не один, потому что парень, взявший его на привязь, отличался какой-то совершенно детской безрассудностью, наивно полагая, что вот он-то, как раз, находится в полной безопасности. Народа вокруг много, и его защищает форма, за которой мощное государство: ну какой идиот захочет с этим спорить? А если кто и попытается, так мощное государство и хвост отдавит, и всё остальное, что торчит - тоже. И уж точно в покое не оставит, даже если тот сумеет вот прямо сейчас оторваться. На время оторваться.
  "И прав мой бедный сержантик! - мысленно согласился Павел. - Ой, как прав. Но даже в этой правоте нельзя ж вот так вот подставляться, парень! Очнись, мальчик, ты что, не в себе? Встал ко мне вплотную, словно к девушке прислониться захотел, напарника, контролирующего ситуацию с дистанции, не привёл. Ты что, в самом деле считаешь, что вот та толпа, которая вокруг нас из угла в угол перетекает, она тебе бронежилет заменит? Это мне она настоящую шапку-невидимку обеспечит. Твоя печёночка, вот она, совсем рядом: короткий удар сомкнутыми пальцами, и ты, даже не охнув, начнёшь оседать на пол, как мешок с дерьмом. А мне останется только крикнуть: "Человеку плохо! Скорую! Вызовите кто-нибудь скорую!". И несколько мгновений спустя, когда толпа набежит вплотную, самому ринуться выполнять благое пожелание. Ты ж мне на этом деле пару-тройку минут как пить дать обеспечишь. А мне больше и не надо: ночь вокруг - зону фонарей я пройду быстро, а большего мне и не надо. А ты, когда в себя придёшь, можешь спокойно объявлять свой знаменитый "Перехват", который ещё ни разу никого не перехватил. Слушай, ну зачем нам с тобой всё это, а?".
  - Послушай, командир! - сказал он, проникновенно глядя на сержанта умоляющими глазами. - У меня девушка скоро прилетает, ну ты же понимаешь, что будет, если не встречу. А ты к начальству отведёшь, там песня надолго, и тебе никакого толку, и мне с подругой проблема. Ты бы простил мою забывчивость, а? У меня ведь и нормальная бумага есть. - Он аккуратно вынул из кармана вечно зелёный прямоугольник так, чтобы его не было видно со стороны. - Вот, посмотри, там написано, что с документами у меня порядок на все сто. Честное слово!
  Сержант оказался парнем опытным - обстановку оценил в момент, и даже по сторонам зыркать не стал - явно держал всё под контролем. Только скосил на руку враз прояснившееся око, сделал неуловимое движение, и бумажка исчезла в небытии, словно её и в природе никогда не существовало.
  - Всего доброго! - возвращая на физиономию безразличную мину, лениво козырнул рукой, в которой чудесным образом растворились баксы. - Счастливо встретить девушку!
  - Спасибо, командир! - вполне искренно поблагодарил Павел.
  Он на самом деле обрадовался, что всё обошлось, ибо возня с беготнёй ему сейчас тоже была не в тему, хотя и стольника было жалко.
  "Чёрт! - тоскливо вздохнул про себя. - Пивко накрылось медным тазом. С треском и искрами, чёрт бы побрал этого проглота. Он ведь сейчас мигнёт напарнику, и я новой части валюты лишусь. А я человек жадный, мне зелень и самому понадобится, они там рубли не принимают, а кушать иногда всё равно надо. Вот и надо отсюда сматываться. И - побыстрее, от греха подальше".
  На площадь он вышел с видом человека, скучающего в ожидании своего рейса, прошёл через суету машин, подвозящих очередных пассажиров, ещё раз огляделся, и уже после этого быстрым шагом двинулся к точке, где недавно высаживался.
  Расстояние до неё было приличное, но расстояние от неё и до исходной было ещё приличнее: взлётная полоса длинная, а примерно через час, ему надо быть на её дальнем конце. Поэтому, уйдя из зоны видимости, он перешёл на лёгкий бег, экономящий и силы, и время.
  Глаза быстро привыкли к темноте, и бежать было несложно, потому что это ж не марш-бросок, в полной выкладке, да и местность совсем не пересечённая. Однако времени ушло немного больше, чем он рассчитывал, потому что ограждение уходило много дальше окончания полосы, а деревья, под которыми лучше было дожидаться, стояли ещё дальше.
  Но он успел. И отдышаться успел, и даже немного соскучиться, потому что время стало вдруг резиновым, и начало тянуться, как в плохом сне. В небо ушёл один лайнер, за ним ещё пара, и по ощущениям, да и по времени, вот следующий уже должен быть он, его "Боинг", огроменная машина, которую ни с чем иным не спутаешь, из-за горбатого профиля фюзеляжа.
  И в дальнем конце полосы, на исполнительный старт, уже выруливал кто-то четырёхмоторный, и Павел тоже изготовился, представив, что хочет, и тут же получив именно то, что представил. Уже как-то даже не удивляясь невероятному процессу совершеннейшей чертовщины, происходящей в реальном мире.
  Далёкий силуэт тронулся, начал увеличиваться в размерах, и осталось вот совсем чуть-чуть, и надо будет рвануться ему навстречу, отрабатывая параболу, на обратной стороне которой ещё предстояло крутануть полубочку, с выходом в его подбрюшье...
  И в самый последний момент, когда левая рука была на взводе, Павел вдруг осознал, что и силуэт какой-то не такой, и шасси уж совсем какие-то другие - четыре стойки расположенные крестом.
  "Шасси крестом... что за... - изумлённо смотрел он на всё разрастающийся лайнер. - Так это ж "ИЛ", чёрт бы его побрал. А я б сейчас прыгнул! А потом - назад в кусты. А потом диспетчеры за голову б начали хвататься, что за нахрен... по полосе скачет. Со всеми вытекающими, затекающими, и - дурно пахнущими! Так, стоп! Нервы в сторону. Рейс отменили? Задержали? Всё равно придётся ждать - попытка у меня одна, иначе такое из труб вытечет - задохнёшься, не продохнёшь. До славного городу Парижу был заявлен "Семьсот Сорок Седьмой", и пока он, собака, из конуры не вылезет, я буду сидеть, и сидеть под деревом, как заяц в терновом кусте. Нервы в сторону! Ждём".
  Прошло ещё какое-то время, а на полосе ничего не происходило, словно аэропорт решил скоропостижно приказал всем долго жить. Павел терпеливо ждал, покачиваясь на лёгком ветерке, как воздушный змей на тонкой верёвочке. Потом вдруг ощутил лёгкую вибрацию на руке, не сразу поняв, откуда она идёт, и через секунду после того, как часы успокоились, увидел в конце полосы горбатого красавца. Тот вырулил на исполнительный рубеж, разгоняя турбины, замер на несколько мгновений, и, тронувшись с места как перекормленный майский жук, начал трудный разгон.
  И вот теперь уже в самом деле не оставалось времени разбираться, от какого страха тряслись проклятущие часы, и не собираются ли они взорваться прямо сейчас? Не было этого времени: "Боинг" стремительно разрастался, давя воображение, и нагоняя страх самой мыслью, что вот сейчас надо под него нырнуть. И остаться в живых. Если хватит духу, и выдержки.
  Духу хватило, потому что деваться всё равно было некуда, с выдержкой получилось немного хуже, потому, что нормальные люди сначала тренируются, отрабатывают. На тренажёрах. С инструкторами. А тут - вот те непонятно что, непонятно как работающее, а вот те прущее навстречу понятно что. Тяжёлое, мощное, подавляющее, и цепляйся к нему, как хочешь. Со встречного курса. И с первого раза. И что б тебя ещё и не заметили на радарах, то есть - максимально быстро. Попробуй, не дрогни тут рукой.
  А, в общем, если уж быть до конца честным, он и сам не понял, как всё это проделал. Наверное, как и во всякой критической ситуации, на чистом наитии, и с полностью отключенными мозгами, когда в дело вступают голый инстинкт, и спонтанные реакции.
   Так или иначе, но мозг полностью включился в реальность лишь при виде огромных колёс, медленно уходящих в ниши фюзеляжа. Уходящих туда, буквально перед его носом.
  "Уф-ф!!! - почувствовал он, насколько сильно вспотел. - Это - реальность, или я брежу? Это вот чего, это вот я должен буду торчать здесь три, или четыре? - он попытался вспомнить информацию с расписания. - Вроде бы три часа. А если эта туша в яму провалится? Он же меня затопчет, слоняра хренова. Нет, сейчас - нет. В себя надо прийти, и хоть немного освоиться, а уж потом: отстать, подняться, и устроиться где-нибудь за килем. Красиво, не так шумно, и намного спокойнее.
  
  ОЛДРИЧ
  
  Вот именно этого звонка, и именно сегодня, он никак не ожидал. Вообще-то понимал, что со временем он практически неизбежен. Но, произойти это должно было, во-первых, чуть позже, а во-вторых, начаться звонок должен был не с того конца провода, а вот из этого кабинета.
  Поднимая трубку, Олдрич ещё не знал, с кем именно будет говорить, потому что телефоном пользовался весьма ограниченный круг людей, не прибегавших в подобном случае к услугам секретарей. Но, если быть совсем уж честным, то меньше всего он ожидал услышать в трубке голос именно Директора.
  - Джек, не хотите ли сообщить мне что-нибудь новое? - минуя приветствие, поинтересовался тот.
  - Сэр, боюсь, вот прямо сейчас, у меня нет информации, достойной вашего внимания! - как можно спокойнее, ответил Олдрич, в уме пытаясь нащупать то поле, с которого в уши Директора надул неприятный ветерок.
  Напрямую своим подчинённым Директор звонил очень редко. Настолько, что все случаи можно было легко занести в музейный список. И уж если делал это, то лишь по крайне важным вопросам. Сам Олдрич ничего и никуда по делу, о котором сейчас пойдёт речь, в этом не было сомнений, ещё не сообщал. Грешить на то, что его опередил Эванс, причин тоже не находил. Но сам факт звонка говорил, что утечка информации всё-таки состоялась. Без его ведома. И это наводило на некоторые размышления.
  - То есть, Джек, - с издевательской ноткой в голосе, уточнил Директор, - ничего экстраординарного у вас в последнее время не происходило?
  - Нет, сэр! - пошёл напрямую Олдрич. - Я имел в виду другое: у меня пока нет всего комплекса информации, достойной выхода на уровень головного офиса. Сейчас мы имеем лишь некие разрозненные отрывки, которые требуют серьёзной обработки, или хотя бы приведения в осмысленное состояние. К тому же, их пока очень мало. Я бы сказал - недопустимо мало. Поэтому, сэр, мы находимся в самом начале пути, и понадобится ещё какое-то время, чтобы получить хоть сколько-нибудь значимый результат.
  - Подождите, Джек! - остановил его Директор. - Откуда вы знаете, какое дело я имею в виду?
  - Дело о странном летательном аппарате в русском лесу. - Невозмутимо парировал Олдрич.
  - Да! - признал Директор. - С вами непросто разговаривать, вы действительно хороший аналитик.
  - Спасибо, сэр!
  - Так что там у вас, с этим лесом?
  - Сэр, я не знаю, что именно вам доложили... - Олдрич сделал едва заметную паузу. - И кто именно доложил. - Следующую паузу он затянул чуть дольше. - Наверное, это должно быть темой отдельного разговора...
  - Не обижайтесь, Джек! - снова прервал его Директор. - И не ревнуйте - начальство должно иметь свои, независимые, каналы информации о делах подчинённых. Тем более, когда речь идёт о происшествиях такого уровня.
  - Сэр, - не меняя тона, ответил Олдрич, - если вы настаиваете, отчёт я отправлю немедленно. Но считаю своей обязанностью предупредить, что полезной информации в нём практически нет.
  - Настолько всё плохо? - перешёл на более миролюбивый тон Директор.
  - Боюсь, именно так. - Вздохнул Олдрич, сразу же ощутивший перемену настроения.
  - Но ведь что-то там было? - уточнил Директор. - Или меня совсем уж неверно информировали?
  - Что-то там действительно было! - подтвердил Олдрич. - Но, сэр, это "что-то" выглядит настолько невероятно, с точки зрения современной технологии, что имеет оттенок скверного розыгрыша. Именно по этой причине мы задержали выход информации: было бы глупо раздувать панику на пустом месте.
  - Это правильно! - согласился Директор. - Паниковать действительно не стоит... но, Джек, относиться к происшедшему легкомысленно, было бы тоже неверно.
  - Я это понимаю, сэр!
  - Хорошо! - подытожил Директор. - Пока остановимся на том, что вы сейчас же отправляете мне всё, что есть по делу. А когда наберётся достаточно информации, жду вас у себя, для личного доклада.
  - Разумеется, господин Директор.
  - Всего доброго.
  "А вот это было бы очень неплохо! - невесело подумал Олдрич, аккуратно кладя трубку. - Чтобы доброго, всего, и очень много. Пока же у нас много добрых людей, готовых донести истину до нужных ушей, чтобы получить добрую награду. Или - немного? Кто постарался, и как вычислить? Нет, не для - наказать. Для - знать. И знанием воспользоваться. Разумеется, не для его радости, а исключительно ради своей надобности. Кажется, с этой минуты у Эванса появилась ещё одна головная боль".
  Он какое-то время сидел, осмысливая новую информацию о работе своего отдела, потом какое-то время просчитывал варианты реагирования на неё. И уже потом вызвал Эванса.
  Тот явился довольно быстро, невнятно пробурчал приветствие, и вопросительно остановился напротив стола. Олдрич жестом пригласил сесть, и, дождавшись, когда под ним скрипнет кресло, так же молча включил запись своего общения с высоким начальством.
  - Я вас поздравляю, босс! - ухмыльнулся Эванс, дослушав до конца. - Выходите на высший уровень.
  - Думаете, это так замечательно? - в тон ответил Олдрич. - Ладно, давайте отодвинем это в сторону, и займёмся более приземлёнными вещами: а именно - мне не очень нравится, что начальство узнаёт некоторые вещи в обход меня. Как вы думаете - от кого оно это узнаёт?
  - Представления не имею! - задумчиво проговорил Эванс. - Я нашептать ещё не успел, можете поверить... а вот кто мог успеть, об этом стоит подумать. Я бы даже сказал - очень хорошо подумать.
  - Вот, Сэм, и подумайте на досуге. Но так, чтобы не распугать людей: нам с ними ещё работать.
  - Хорошо, босс.
  - Теперь дальше...что там по нашей фантасмагорической теме, есть какие-нибудь подвижки.
  - Нет, босс. Ребята Юджина пасут всё, что только по ней доступно, но объект, засветившийся там, опять как в воду канул.
  - И что, - уточнил Олдрич, - никаких странностей, несуразностей, или просто чего-нибудь необычного так и не было.
  - Практически - нет! - вздохнул Эванс. - Разве лишь именно в тот день, и в том месте они засекли живой объект, гулявший по ночному лесу.
  - То есть?
  - Ну, там, глухой ночью, кто-то прошёл вдоль всей взлётной полосы, за пределами зоны охраны порта. Нет, может он грибы собирал, я не знаю, как у русских это принято, но у нормальных людей это и в самом деле выглядит как-то не совсем обычно.
  - И куда он, в конце концов, направился потом?
  - А вот это доподлинно не известно! - снова вздохнул Эванс. - Тепловой след исчез где-то в лесу. Правда, не совсем понятно, как именно потому, что до этого он же тоже гулял отнюдь не по полянам.
  - Действительно! - непроизвольно потеребил кончик носа Олдрич. - Как-то многовато вокруг всего этого, всяких странных несуразностей. Многовато... Очень...
  Он понимал, что вот именно этот факт вряд ли имел хоть какое-то отношение к делу, потому что был очень несерьёзен для действительно серьёзной транспортной операции. Но как-то уж очень необычно совпал с её проведением.
  "И что бы это могло значить? - оставив нос в покое, взялся он уже за подбородок Олдрич. - Это вполне может означать обыкновенное, и совершенно дурацкое, совпадение. Какой-то псих, разругавшись, ну я не знаю, с кем именно, но разругавшись очень крупно, пошёл, куда ноги понесли. Да и тот факт, что загадочно исчез, легко можно объяснить, если предположить, что был он на взводе, и не совсем трезв. Спать завалился где-нибудь под густой сосной, и всё объяснение. А мы будем ломать головы, каким боком прилепить его к изучению нашей темы. Очень серьёзной темы. И потеряем на этом много времени. Впустую, между прочим, потеряем. А нам это совершенно ни к чему - терять драгоценное время".
  Вот примерно так он и рассказал Эвансу, что на самом деле думает об этой несуразности. Эванс спорить не стал, потому что был примерно того же мнения, ибо давно занимался своим делом, и наслушался о нерациональности, и загадочной импульсивности обитателей изучаемых краёв.
  Они ещё с полчаса обсуждали тему эту, и ещё кое-какие, смежные с ней, и уже потом Эванс отправился выяснять, какой именно борт их собственного корабля дал ту неприятную течь, в сторону большого начальства.
  
  ГИМЕР
  
  На следующий день, вернувшись в контрольный центр, он попытался определить место локации нового подопечного, и сильно удивился, не сумев сделать это с первой попытки. Вторая попытка привела его в ещё более сильное удивление, третья - уже не удивила совсем.
  "Вот и ещё одна загадка! - как-то очень даже спокойно констатировал он. - Однако, на фоне прежних, столь же неразрешимых, она воспринимается намного более спокойно, чем загадка первая - совершенно мистическая. Тогда мальчика не должно было быть, как такового, в принципе. Теперь вот мальчик есть, но его нет, потому что он просто исчез. Или непросто исчез. И это в принципе невозможно ... но, в том же принципе, чем он хуже нашего друга Лэйндмэра, исчезнувшего столь же загадочно? Мне, разумеется, это очень не нравится, как не нравится любое выпадение из русла формальной логики. Но даже в этом случае логика развития событий всё равно должна быть... и она совершенно точно - есть. Просто я её не улавливаю. В нашем уравнении три известных, и один переменный, этот самый мальчуган, очень шустрый. А в неизвестных находится лишь она, логика развития. Кто из мне известных её продвигает? Не я. Значит это либо Войндэн, либо Лэйндмэр. Исчезновение Лэйндмэра говорит не в его пользу, но оно и не гарантирует, что именно он - главная фигура в этом непростом уравнении. И с ним я не могу прямо сейчас пообщаться на эту тему. Зато прямо сейчас я могу пообщаться на тему, с третьим известным".
  Некоторое время он постоял в задумчивости перед модулем пространственной связи, моделируя в уме приоритетный сценарий разговора, и только после этого отправил запрос.
  Ждать пришлось недолго, так, словно Войндэн ждал, и был готов именно к этому разговору. Но первым его начинать не спешил.
  Гимер тоже не торопился, просто смотрел на собеседника, и держал театральную паузу, тем самым информируя, насколько раздражён, и как непросто им будет общаться. Войндэн тоже не нарушал молчания, показывая тем самым, что понял всё как надо.
  - Вы можете объяснить мне, - проговорил, наконец, Гимер с ударением на слово "мне", - чудеса, происходящие на этой планете?
  - Друг мой! - насколько мог спокойно, ответил Войндэн. - Вы же знаете, чудеса сами по себе не происходят даже, - он описал круг возле себя, - на этой планете! К тем местам, где находитесь вы, правило относится в той же мере. Чудеса лишь тогда чудесны, когда тщательно подготовлены. Вам ли это не знать.
  - Тогда чьей подготовкой можно объяснить чудесное исчезновение нашего мальчика?
  - Повторите! - не поверил сказанному Войндэн.
  - Вы не ослышались! - ехиднее, чем следовало, подтвердил Гимер. - Наш мальчик исчез. То есть - исчез вообще. И я не имею ни малейшего представления, где он находится в данный момент.
  - Подождите! - перевёл дух Войндэн. - Дайте в себя прийти... то есть, насколько я понял, это означает, что система сканирования вышла из строя? Только не говорите мне, что такое вообще возможно!
  - Невозможно! - согласился Гимер. - Она и не вышла - всё работает в обычном режиме. Кроме одной детали - генератор ею не воспринимается. Абсолютно! Так, словно его не существует в природе.
  - Это действительно чудо! - как-то не очень уверенно проговорил Войндэн.
  - Да! - опять согласился Гимер. - И я хочу знать, кто за всем этим стоит? Не вы ли?
  - Я стою за многими вещами! - неохотно подтвердил Войндэн. - Работа такая, стоять за многими вещами. Но сейчас не тот случай, чтобы кивать именно на меня. У нас с вами есть более серьёзное дело: мальчишка должен быть найден при любых условиях! Живым найден, я это подчёркиваю со всей категоричностью - живым.
  - Мне нравится ваша категоричность! - подчёркнуто добродушно проговорил Гимер. - Но я не могу понять, каким образом ваша категоричность касается моей скромной персоны?
  - Извините! - вернулся в здравое состояние Войндэн. - Это действительно вопрос не к вам.
  - Вот и мне с самого начала казалось так же! - согласился Гимер. - И это действительно вопрос не ко мне, а к Лэйндмэру. Не скажете ли, кстати, где он сейчас находится? Я б с ним и пообщался по теме напрямую.
  - Вы считаете - это его заслуга?
  - Предложите другой вариант, я буду считать иначе.
  - Не слишком ли поверхностное суждение?
  - Предложите иное.
  - Хотел бы... - задумчиво проговорил Войндэн. - И, всё равно - стоит хорошо поразмыслить, прежде чем выдвигать подобные гипотезы.
  - Так, где Лэйндмэр?
  - Пока ищем и...
  - И это ещё одно чудо! - продолжил за него Гимер. - Не находите, что, для столь короткого отрезка времени, чудес набралось слишком много?
  - Нахожу. - Согласился Войндэн. - Вы использовали все возможности?
  - Те, что имеются у меня - да.
  - Значит, необходимо задействовать дополнительные. Сейчас подготовлю распоряжение для резервной группировки.
  - Не слишком ли? - позволил себе усомниться Гимер.
  - Мы обязаны найти его, это вы понимаете? Потеря связи с Лэйндмэром, следствие потери им генератора, но потеря связи с самим генератором в нашем случае абсолютно недопустима.
  - Значит, опять надо готовиться к всплеску слухов о летающей посуде! - невесело усмехнулся Гимер.
  - В другой ситуации это действительно было бы крайне не желательно! - согласился Войндэн. - В нынешней - безразлично. Всплеск долгим не будет, вам ли не знать, а мальчишку надо отыскать.
  - И надёжно изолировать! - продолжил за него Гимер.
  - Вы даже знаете как?
  В голосе Войндэна промелькнула такая интонация, что Гимеру как-то расхотелось продолжать именно эту тему.
  "Ну, да! - мрачно подумал он, неприязненно глядя на собеседника. - Мой прыжок он видел в записи, а я помню его наяву. Неприятное, надо сказать, воспоминание, и рецепта от его повторения на новом уровне развития ситуации, у меня нет. И гарантии, что успею в следующий раз, отпрыгнуть успею, нет тоже. И Войндэн это понимает не хуже меня".
  - В таком случае, - продолжил он вслух, - что мы имеем, и что мы можем?
  - Боюсь не очень много мы, и имеем, и - можем. Пока не восстановим цепь событий, не сможем влиять на ситуацию. Не можем влиять - изоляция нам недоступна в принципе. Следовательно...
  - Отыскать, и наблюдать! - опять продолжил за него Гимер.
  - И ещё одно... - проговорил Войндэн как-то не очень уверенно. - Я внимательно посмотрел справку о его истории, и особенностях характера... думаю, вам не стоит приближаться к нему на расстояние личного контакта. Боюсь, он хорошо понимает какая "граната" висит на его запястье, и легко может пустить этот аргумент в дело. Без гарантии, что сумеет вовремя остановиться. Вы понимаете, о чём я говорю?
  Гимер понимал. Кроме того он знал, какой отпечаток на психике людей оставляет участие в реальных боевых действиях.
  "Не каждого это ломает, но каждого переводит немного в другое измерение поступков возможных, и - допустимых. Этих людей сложнее испугать мнимой опасностью, но много легче спровоцировать на отчаянный поступок, за которым начнётся цепь необратимых последствий".
  - Понимаю! - согласился Гимер. - И надеюсь, он не предпримет ничего, о чём всем нам придётся горько пожалеть.
  - Я тоже на это надеюсь. И ещё надеюсь, что очень скоро мы узнаем, где этого сопляка носит в данный момент, ибо все необходимые ресурсы уже задействованы. В ближайшие минуты информация пойдёт непосредственно к вам. И вот ещё что... если у вас нет особо важных дел, я подчёркиваю - особо важных, отложите всё второстепенное на потом, и займитесь только, и исключительно этой проблемой.
  - Разумеется! - подтвердил Гимер. - Тем более что у меня и выхода иного нет при такой, почти катастрофической, ситуации.
  - Рад, что мы правильно понимаем друг друга! - проговорил Войндэн, а сейчас - извините, мне надо срочно уйти со связи.
  "Я тоже рад... - проводил взглядом затухающую фигуру Гимер. - Только я не очень уверен, что мы на самом деле так уж хорошо это делаем. В части настоящего понимания. Я вот не очень понимаю, что происходит, и не очень понимаю, насколько в действительности это понимаете вы, мой далёкий друг".
  Он бы продолжил этот, не очень приятный, анализ, но вынужден был переключиться на другой анализ, ибо над модулем возникло изображение Земного шара, а на его фоне уже шла информация о результате поиска объекта.
  
  
  ПАВЕЛ
  
  За окном поезда плавно уходили назад пригороды вечернего Парижа, а Павел сидел у окна, и вспоминал перипетии своих последних суток. Двух суток, если быть точным. И ничего страшного они ему не принесли, но и ничего такого, чтоб совсем уж безумно интересного не принесли тоже.
  Даже высадка на чужую территорию, вещь, по определению, напряжённая, получилась тоже какой-то совсем уж скучной. Не по его вине, ибо он на самом деле лез из кожи вон, чтобы никоим образом не засветиться в небе добродушнейшей Франции.
  "Ну да! - вспоминал он пролёт над прогрессивной Европой. - ПВО, перехватчики, воздушные тревоги, и прочие страшилки земли родной, здесь, по-моему, вообще никому не известны, и не интересны.
  Свобода, равенство и братство - вытворяй всё, что хочешь, и счастье тебе обеспечено на века. Если доживёшь. Нет, может я и ошибаюсь, и это всего лишь синдром туриста, идеального верхогляда, а на самом деле о своей безопасности они заботятся очень тщательно. Может быть. Но пара дней, наравне с полтора ночами, меня действительно впечатлили! Вот только никак разобраться не могу, чем именно: всеобщей беззаботностью, какой-то даже немного детской, или простым сбоем моего шаблона о здешних красотах?
  Хотя всё это было потом, а начинал я не с разрыва шаблона, а с того, что едва не обгадился, сообразив какую глупость совершил. Прицеливался, прицеливался, когда лучше соскочить, чтоб поближе к Булонскому лесу, а тут вдруг раз, и какой к чертям лес, город вокруг! А мой четырёхмоторный паровозик, уже к земле валится, оставляя меня, словно муху на стекле, на обозрение всеобщее. Есть с чего переволноваться. Откуда ж я мог знать, что эти чудилы додумаются огромный аэропорт в город встроить. Народищу вокруг, и все на меня сморят, наверное. А я, от усталости, забыл, что я-то их вижу, а они-то меня вряд ли - ночь же ещё, и в небе темнотища, глаз коли".
  На самом деле, всё было не так уж и трагично, когда он очухался, сообразив что всё - прибыли, поезд дальше не идёт. И высота, и время позволяли быстро оглядеться, и найти сколько-нибудь приличный клочок зелени, куда можно срочно занырнуть. И он нашёл такой правее бегущих дорожек взлётной полосы аэропорта, на которую прицелился его попутчик.
  "Парк Соссе! - усмехнулся Павел, вспомнив истерический смешок, разобравший его при взгляде на трёхверстовку. - Какое название! Какое звучание... и сколько лихости придало на критическом вираже... я ж вниз пёр так, словно всю жизнь самолёты водил... водила хренов".
  Над аккуратненькими домиками он пронёсся, едва им трубы не посшибав, так спешил уйти из радарного сектора порта. Потом, впритирку над кронами деревьев, через весь парк, рванул в противоположный его конец. И уже там, немного отдышавшись, и осмотревшись, заложил мягкий разворот, чтобы медленно вернуться в центр, где, аккуратно протиснувшись между странными деревьями, больше похожими кусты-переростки, тихо улёгся на грунт.
  Выждал минут пять, отслеживая подступы, и, глубоко на всякий случай, вздохнув, ликвидировал аппарат. Выждал ещё, пока глаза после белого дня привыкнут к свалившейся темноте, не шумя, но прислушиваясь к шумам чужим, ушёл с места приземления.
  Его подмывало вот прямо сейчас рвануть в город, всё-таки Париж, после которого можно было и умирать, если верить всяким, утверждавшим, что - увидеть и...
  Но умирать не хотелось категорически, даже в перспективе, а от усталости он умирал вот уже прямо сейчас, потому что сил больше не оставалось ни на что вообще. Искать ночлег надо было прямо тут, а поди, найди его в стерильной чистоте ухоженного леса, где буреломами даже и не пахнет. И даже маленький шалашик соорудить вообще не из чего.
  "Ладно! - решил он тогда. - Пару часиков можно и на сырой землице прищемить. Сбить сон, с усталостью, прямо сейчас, а потом видно будет, что и как дальше делать".
  Нашёл деревце полохматее, и устроился под ним, кляня себя последними словами за то, что не догадался прихватить хотя бы плёночку, чтобы штаны от земли не промокли. Уже засыпая, представил, что ещё лучше было б соорудить куполочек, чтобы ни роса, ни людишки не разглядели, да и сон не тревожили. И только после этого, ощутив вдруг невероятный комфорт и тепло, вырубился из жизни окончательно. И ему даже что-то снилось, но что именно он так и не смог вспомнить.
  Потом, тревожно ворочаясь на матрасе мягком, вовсе даже не холодном, он почувствовал, что в мире что-то происходит... совсем не правильно что-то происходит. И даже начал вроде бы как просыпаться, потому что рядом кто-то громко разговаривал. На непонятном языке разговаривал. А скосив едва приоткрытый глаз в сторону, откуда лилась речь, увидел... что и в самом деле - сон ещё не прекратился. Точно не прекратился, потому что прямо над головой, его головой, висела...
  Задница там висела. И вовсе не его. А прямо из задницы, кроме ног, торчали ещё и руки, что-то старательно вытряхивающие из цветастой кроссовки.
  Картина была совершенно дикая, абсолютно нереальная для реального мира, и это надёжно уверяло мозг, что он всё ещё спит. Павел честно досмотрел, как тонкие пальцы ловко натянули кроссовку на стопу того, у чего не было ни головы, ни туловища, и честно попытался вылезти из кошмарного видения...
  Но видение вылезло оттуда само, поднявшись на ноги прямо над его носом, и оказавшись довольно миловидной женщиной. Оно весело что-то проговорило своему напарнику, пола вроде бы мужского, ожидавшему чуть в отдалении, и оба, задорными кузнечиками, тут же ускакали вдаль.
  "Повезло! - вспомнил он первую тогдашнюю мысль. - Что это всего лишь грязь из кроссовок, повезло. А могло быть и нечто другое, совсем из другого места".
  На осознание: что, как, из какого места, и в место какое, ушло довольно много времени, потому что принять как данность простейшую мысль о реальности происходящего, было не так уж и просто. Да, он понимал, что вот та штука, висящая на запястье, легко рубящая из ничего вполне уверенный летательный аппарат, запросто может оттуда же срубить и простейшую палатку. Но вот поди, спросонья, прими эту легкую данность.
  Однако человек, существо потрясающе адаптивное: минут через пять сама мысль, в обнимку с удивлением от неё, благополучно уплыла куда-то в глубины подсознания, оставив на поверхности лишь уверенность, что это есть. И будет. Может и не всегда, но в обозримом будущем будет точно. И тем, что будет, можно пользоваться вполне себе свободно.
  "А чего! - усмехнулся Павел, тихо приглядывая за пассажирами. - Я даже обрадовался, освоившись с этой примитивной мыслью. Иметь под руками укрытие на все случаи жизни, это ж какая экономия денежек на отелях. Рвани до ближайшего перелеска, устройся, и отдыхай до посинения - никто ж тебя не потревожит. Отоспался, и снова гуляй на здоровье".
  Но сразу гулять он тогда не пошёл, дал себе немного времени на то, чтобы окончательно прийти в себя, и освоиться с кое-какими мыслишками. Вот раньше, все эти заграничные земли, с боевым выходом на них, он представлял немного под другим углом. Очень таким специфическим: без политесов, и реверансов. А сейчас это действительно было совсем-совсем под иным углом, с политесами и прочими реверансами, к углу этому надо ж было ещё и привыкнуть.
  Однако человек - существо адаптивное. Он привык. Довольно быстро и немножко даже нахально. С тем прикрытием, что болталось на запястье, можно было ощущать себя очень так уверенно в чужих краях. В своих было нельзя... но он туда сейчас и не рвался. Сейчас мысленно попросил эту штуку исчезнуть, и тут же оказался сидящим на стриженой травке. Как обычный турист.
  Посидел немного, огляделся, не было ли зрителей, и уже тогда отправился смотреть на то, после чего все советуют прямо сразу и умереть. Это оказалось совсем непросто, потому что когда он с перепуга накручивал виражи, потерял ориентацию на местности, и теперь понятия не имел, куда идти надо, а куда - нет. Его опять выручили самолёты, указавшие, где аэропорт, и он пошёл в противоположном направлении. Шёл довольно долго, пока наконец не вышел. Честно говоря, и сам не понял, куда именно.
  "Париж! - прикрывая глаза, словно совсем уж уснул под мерную качку вагона, вспомнил этот шок Павел. - Шедевр! Цивилизованная заграница, где улицы чуть ли не золотом крыты... а тут - улочки. Не самые прямо вот чистые. Да и с шириной простора на них тоже было, как-то не очень. Не, я понимаю! Я понимаю - принцессы не какают. И - не пукают. Но когда с этим вдруг сталкиваешься, резонанс от этого пука по глубоко изумлённому сознанию разносится так, что нескоро в себя прийти удаётся. Шёл я, смотрел, и думал, а вот этот, зверюга четырёхмоторный, вот он меня точно туда завёз? Может он это, на Восток Дальний летел, а я всё на свете перепутал?
  А потом вынесла меня кривая на центр торговый, и я поверил: точно - увидеть и умереть... прямо сдохнуть, от ценников на шмотьё элементарное. Еле-еле отыскал в каком-то углу, дальнем-дальнем, распродажу, чтобы совсем уж не светиться прикидом своим колхозным на весь Париж.
  Не, мне-то на это всегда было чихать с их большой решётчатой башни. Но ведь вокруг неё же ещё и полиция вертится. А если им тоже захочется на документики посмотреть, мне ж их точно предъявлять не захочется. И тогда варианта всего два - махач, со всеми вытекающими, и - драп, со всеми утекающими. А вот на кой чёрт мне такие ужасы? Дешевле было расстаться с какой-то частью зелени. Ну, так я и расстался. Без сожаления. Почти...".
  Выбравшись из кошмарного торгаша в новом обличье, почти что истинного парижанина, он уже знал, куда отправится сначала. К центру притяжения, где давным-давно в землю воткнули решетчатый символ, тут же дружно оплёванный истинными парижанами, как невероятно уродливое сооружение.
  Народа там было много. Полиция тоже мелькала, но как-то очень ненавязчиво, придавая Павлу уверенность, что можно себе позволить немного расслабиться, и спокойно осмотреть достопримечательности. Издалека, потому что очередь жаждущих попасть на башню, одним своим видом вогнала его в полное уныние. Оценив изящество высоковольтной опоры, взятой туристами в плотную осаду, он решил, что лучше без всякой очереди побродить по улицам, и посмотреть, как здесь всё устроено.
  И получилось очень даже здорово. Павел бродил, осматривал, впитывал, прислушивался, наблюдал, и получал от этого массу удовольствия. Где-то попил кофе, где-то перехватил круассана, где-то добавил чего-то мясного, чтобы совсем уж от голода не загнуться, и снова продолжал вояж.
   К вечеру добрался всё-таки до того самого Булонского леса. И устроился на ночлег. А с утра продолжил изучение города. Но вот за эту ночь с ним что-то произошло. Он и сам не понял, что именно, но ему вдруг стало не интересно здесь. Да, всё необычно, да иное оно всё, но... по большому счёту, всё то же самое, что и в других местах. Где-то чуть ухоженнее, где-то немного грязнее, где-то - восхитительно, где-то - плюнуть хочется. В общем, нормально, и - скучно, когда за первым, приходит впечатление второе.
  Где-то на площади, оказавшейся неподалёку от вокзала, он снова пристроился на открытой веранде кофейни, запросил у официанта чашечку, с круассаном, и, откинувшись на жалобно скрипнувшем стульчике, принялся опять наблюдать за тутошней жизнью. Она была достаточно подвижна, и даже немного сварлива. В разумных, конечно, пределах. В туристических пределах, жадных до впечатлений, и шумных обсуждений увиденного.
  Первая чашечка кофе закончилась, за ней ушла вторая, а Павел сидел, и не мог понять, чего он хочет на самом деле. Вот же она - мечта! Париж, и всё такое прочее. Отдыхай, не хочу. А он почему-то и в самом деле не хотел. Было стойкое ощущение, что он здесь уже месяц как ошивается, не меньше. И надо бы честь знать, и надо бы уже куда-то дальше двигать. Но был же и вопрос - куда? А главное - зачем? Но был же и ответ, что двигать надо. Какое-то беспокойство тревожило подсознание, шевеля его, и требуя действия, немедленного и - осознанного.
  "С немедленным, - подумал он тогда, вертя в руках крохотную чашечку, - никаких проблем. Хоть сейчас, и куда угодно. А куда угодно? Рвануть в очередную столицу, чтобы лицезреть архитектуру, не так чтобы сильно от здешней отличную? Или вот этот пёстрый поток, точно такой же... столичный. А может в Нью-Йорк рвануть, на него посмотреть?".
  Эта нехитрая мысль как-то вдруг его ослепила. Глупой какой-то несвоевременностью ослепила. Он ещё раз всмотрелся в кофейный фарфор, словно там мог быть ответ, почему именно в Нью-Йорк, а не куда-нибудь в Лондон, или Амстердам, например?
  "А, и в самом деле! - изумлённо смотрел он на остатки кофе. - Откуда этот, Йорк их Новый, вылез, как чёрт из коробочки? Чего это я там забыл? А может я, вместо этого, доброго эля не одну пинту загрызть хочу! До него и всего-то, тридцатник над водой, очухаться не успеешь - вот уже и берег. А до их благословенного побережья сколько? Тысяч пять? Вот нахрена оно мне сдалось, через Атлантику чухать? Ладно - проехали. Нечего мне там делать. А насчёт пивка - идея здравая. Оно может и здесь неплохое, но почему-то двинуть отсюда очень хочется. Неспроста ведь отвалить хочется. Чего-то здесь назревает, точкой пятой это чую. Лично для меня что-то назревает. Ребята из конторы просекли, и уже подтягиваются? На точку. Не знаю, не знаю - что-то уж больно шустро у них это получилось. Что-то очень сомнительно, что - получилось. Но лучше не рисковать, не турист всё-таки, а вот прямо сейчас, и прямо с этого вокзала. Вдаль валить. Эль в пабе лакать до посинения. Туда-то им сложнее будет прорваться... наверное".
  Поезд он выбрал осознанно: направление западное. Всё остальное не имело значения, потому что опоздать на самолёт он не мог, и аэропорт от него убежать не мог тоже. Единственное что лимитировало взлёт - день белый. Не хотелось устраивать шоу в густонаселённой местности, без острой надобности.
  А довольно комфортабельный вагончик, кстати, тоже населённый довольно густо, спокойно вывозил его в дальний пригород, ну примерно ко времени хороших здешних сумерек.
  Павел сидел, изображая прибитого дремотой пассажира, из-под чуть разлепленных ресниц приглядывая за тутошней общественностью. Пёстрой общественностью. И его снова не покидало ощущение какого-то географического диссонанса. Нет, французы - ребята смуглые, это он по книгам знал, но в вагоне их смуглость была какая-то совсем уж запредельная.
  "Африканская, я бы сказал! - думал он, приглядываясь к шумной группе молодых ребят, занявших всю середину вагончика. - Может я не ближе к побережью, может я прями в Африку еду? В самом деле, ощущение такое, что здесь французов вообще-то нет. Я один, такой весь прямо белый, на всё сообщество. То-то они косяка в мою сторону давят... пока ещё ненавязчиво. Но чем дальше отъезжаем, тем всё более нескромно давят. Как бы их на подвиги не потянуло. А ведь может: чужеродный объект организм всегда отторгает. Большим воспалением может кончиться: выбора ж не будет, и на жалость к ним времени не останется - слишком много мяса. Если вон тот, вожак их, в первых радах не пойдёт, плохо будет. Его, и тех двух живчиков, явных подручных, надо вырубать первыми ... без сантиментов. На жалость времени не останется, многовато детишек, чтобы по-отдельности их вразумлять".
  Поезд начал замедлять ход, вплывая на очередную станцию, толпа дружно поднялась, а Павел порадовался, что ему предоставляется возможность выйти на оперативный простор. Махаться в тесном вагончике всегда неудобно для нападающих, но сейчас и для него нежелательно - слишком много зрителей.
  "Кто-нибудь обязательно полицию вызовет! - с неудовольствием думал он. - На следующей станции жандармы нарисуются... а мне это надо? Придётся на ходу из вагончика прыгать. Дело малоприятное, и плохо предсказуемое. Если сейчас начнётся, то всё просто: в их толпе и прямо на выход. А там будем посмотреть, что и как, и кто быстрее бегает...".
  Но не случилось - весело галдя, всё ещё поглядывая в его сторону, дружная толпа вытекла на перрон, двери вагона, немного подумав, чмокнули в новом приветствии, и поезд двинулся дальше.
  А Павел остался в ошарашенном состоянии. Он чувствовал напряжение, которое никуда ж не делось. Он чувствовал нарастающую угрозу, и он не видел, откуда эта напасть может объявиться.
  "Что за нахрен? - проводил взглядом уплывшую назад толпу. - Если не они, то - кто? Или - что? Чего это меня так свербит, словно под задницу гранату без чеки сунули -не шевелишься, всё хорошо, а тронулся с места, и три секунды на размышление, где найти ту стенку, за которой упасть можно. Нервный я какой-то стал. Вон, одни милые лица вокруг. Покладистые и замечательные, а я дёргаюсь как первогодок на полосе. Нет, с этим надо завязывать. На ближайшей станции - к чёрту отсюда, и в Нью-Йорк, пиво... какое у них там пиво, ты чего совсем сдурел? Пиво в Англии... эль... тёмный. Какой-то я зашуганный стал. Чёртов Саныч, с панталыку меня сбил, зар-ра-за!".
  Следующая остановка подкатила так же мягко, как и та, двери опять чмокнули, и он вышел в уже хорошо густеющие сумерки какого-то Сюр-Уаза. Что это такое, выяснять не стал, прикинул в каком направлении надо идти, чтобы быстрее выбраться из жилой зоны. Туда, где нет людей, но есть возможность встать на крыло.
  Идти пришлось недолго, да и сумерки загустели прямо на глазах, поэтому минут через пятнадцать он уже висел над лесочком, ориентируясь, в каком именно направлении лежит его вожделенный эль, Лондонского паба.
  До него было не так уж и далеко, если немного поднажать, поэтому выловив направление на самую узкую часть пролива, и взяв эшелон где-то метров двести пятьдесят, Павел и принажал. Хорошо так принажал. От души.
  Откуда взялся этот чёртов вертолёт, понять так и не успел, да и времени, на понимать, уже не оставалось: только увидеть, и - вознестись. Прямиком к вратам, и Гавриилу. Ни один человек, в этой ситуации, на большее способен не был.
  Что произошло дальше он всё-таки попытался осознать... когда в себя немного пришёл, и выяснил, что до врат так и не добрался, и всё остальное, что бывает с перепугу, не успел тоже.
  Вертолёт, пересёкший его курс, по крайней мере, память утверждала именно так, просто размазался в пространстве, да ещё и поле зрения заполнили яркие блёстки в глазах, и... и - всё. Ни вертолёта, ни боли от разваливающейся в небе техники, ничего вообще. Эшелон триста или четыреста, полёт нормальный... без запаха, и ненужной теплоты.
  "Что это было? - инстинктивно уходя к земле, вертел тяжело отходящей от шока головой Павел. - Кто меня спас? Я ж его обязан был в пыль расхреначить. И себя - тоже! Нет, но что это было?".
  На земле он плюхнулся в какую-то растительность на ухоженном поле, вроде бы даже траву, и долго не мог успокоить расходившиеся нервы, только сейчас по-настоящему осознав, из какой ямы его вытащили. Непонятно кто, непонятно как, но выдернули, и оставили в живых.
  Продолжалось это долго. Очень долго. А потом он вдруг почувствовал себя хорошо. Легко, весело, и счастливо. Хотя и сам не понимал, с чего бы вдруг. Хотелось пуститься в пляс, обнимая всё и вся на этом поле, каждый кустик и травинку, и сухую лепестинку.
  Это была простая истерика на фоне отходняка, он это знал, поэтому очень-то не обольщался, и - не поддавался. Ждал, пока схлынет.
  А когда дождался возвращения себя в себя, снова поднялся в небо. Теперь уже без лишней самонадеянности, без фанатизма, и с оглядкой на свои истинные возможности.
  Зато к проливу вышел чётко, по задуманному, и в задуманном месте. Да и прошёл над ним легко. Даже легче, чем ожидал, ибо ночью преимущество было на его стороне: он-то видел всех, а вот его вряд ли вообще кто-либо видел. Большим судам в узком проливе не до такой мелочи, а маломеры, в таких условиях, больше смотрят за большими... чтоб не быть растоптанными.
  Туманный берег навалился быстро, и без проблем. И пригород Лондона тоже навалился быстро, но с проблемой.
  "Чёрт! - обдумывал Павел эту проблему. - Где высаживаться? Не на Трафальгарской же площади. Я, правда, тоже не знаю что это за площадь, но кроме неё ж на слуху лишь этот, демократии уголок, Гайд парк. Надеюсь там растительность есть, или прямо на лужайку с Аглицким газоном, и в отказ, чтобы не отсвечивать. А потом по-пластунски, большим ужом в Темзу. Не, в Темзу не надо - холодная она, собака. Ну, так где он там, парк этот демократический".
  Карта показала его быстро. А часы, счёт которым, после гадской вертушки, он потерял начисто, показали, что в это время там вряд ли кто с детьми прогуливается. И оставалось лишь решить, каким образом туда добираться: прыжком, или вплотную к крышам?
  Он выбрал - вплотную.
  "Ночами тут вряд ли кто в небеса смотрит. - Оценивал он вероятность засветиться в глазах общественности. - Не Гринвич всё-таки. А прыжок-то всё-таки кто-нибудь может рассмотреть. На радаре. Шум поднимется, суета начнётся... и мой эль накроется медным тазом. Да он, наверное, и так на сегодня уже тазом накрылся, ночь глухая, где тут чего теперь искать. Ну, хотя бы высадиться без шума, и то - нормально. А там можно и поспать до утра. А уж потом...".
  Высадился нормально. И растительность тут оказалась приличная - можно хоть в кроне заночевать, чтобы утром у кого-нибудь из-под ног не вылезать. Но потом решил, что это совсем уж круто получится: висеть на дереве как груша, особенно если проспит дольше, чем надо.
  Другое укромное место, очень даже подходящее, нашёл быстро. И даже устроился, чтобы хоть немного соснуть. Не получилось. Уснуть не получилось. Вертолёт помешал. Тот самый, на сопредельной французской территории, выбивший такое количество адреналина, которое организм так и не смог переварить без остатка.
  Немного поворочавшись с бока на бок, всё-таки решил, что ну его нахрен, сон этот, как-нибудь потом всё нагонит. А прогуляться по ночному Лондону, это когда ж ещё получится.
  И вылез из укрытия.
  Осмотрелся, куда лучше двинуть, выбрал направление, исключительно наобум, и пошёл в сторону голого мужика, с круглым шитом, и коротким мечом. Бронзового кажется. Перемахнул высоченный забор, метра в полтора, не больше, и двинулся дальше.
  Вообще-то он надеялся, что на паб всё-таки наткнётся, и пивка-то отведает - город всё-таки солидный, могут же здесь быть ночные заведения, с приличным набором увеселений. Но не против был обойтись без всего этого, и просто погулять, с удовольствием впитывая необычные образы, звуки и даже запахи, создающие в памяти неповторимую картину этого места.
  И прогулка на самом деле получилась. Ночной город, это особое состояние, и души - тоже. Особенно город, из иного мира, и представления о нём. Павел шёл, отрешившись от всего, и просто смотрел, впитывал, собирал ощущения и впечатления, и это было здорово. И это его подвело.
  Откуда взялась пара кислотных жилетов, под клетчатыми фуражками, он снова не понял... примерно так же, как с тем вертолётом. Только в этот раз его некто неведомый спасать и не подумал. А ситуация была ничуть не лучше.
  Но он-таки успел соорудить морду лопатой, словно истый джентльмен, с независимым видом прокатив мимо, как мимо пары очередных статуй.
  Только без постамента.
  И всё прошло хорошо. Он так думал. Но он серьёзно ошибался.
  - Сэр, могу я взглянуть на ваше удостоверение?
  Фраза явилась из-за спины столь неожиданно, что он, с разворота, ответил почему-то на фарси:
  - Чего надо?
  Вообще-то, диалектом Павел не владел, если уж совсем по-честному. Так, парой-тройкой общеупотребимых фраз, требовавшихся в своё время для налаживания минимального контакта. Но и Бобби тоже вряд ли знали этот язык настолько, чтобы уловить, что имел в виду уважаемый сэр.
  И вот тут образовалась ситуация, в которой полицейские вроде бы тоже немного растерялись. По крайней мере, у Павла сложилось такое впечатление, ибо сначала они повторили вопрос. Потом долго рассматривали морду, явно не вязавшуюся с восточным диалектом. Потом несколько раз повторили, используя весь запас иностранщины, которым владели.
  Павел слушал их, пытаясь хоть как-то осознать, его-то какого чёрта на диалект потянуло? В самом деле, сказал бы нормальным языком, что, джентльмены, я тут любуюсь великолепием ночного города, потому что днём его уже видел, а ночью - это что-то вообще потрясающее. А удостоверение... извините, ради бога, забыл в гостинице. Ну, вы же понимаете, ну бывает же так!
  И всё бы обошлось... наверное.
  "Не-е-т! - разглядывая кислотную парочку, не поверил своей гипотезе Павел. - Бульдоги. Если вцепились в рукав - не отпустят! Пока своего не добьются. В гостинице, говоришь? А в какой именно гостинице уважаемый сэр остановился? Разумеется, мы вас проводим, сэр, и заодно посмотрим ваши бумаги. Они проводят, а я что им покажу? Гостиницу? Удостоверение личности? А ещё паспорт гражданина нижних мхов, и трёх мостов. Нет, не вариант. А что - вариант? Держаться за фарси, раз уж чёрт дёрнул, и попасть в спецприёмник для эмигрантов, до выяснения личности. А там...
  Уйти там не проблема. Стереть память о себе не удастся, вот проблема, с которой не совладать: тут уж что вписано, то хрен вырубишь. Чёрт, как же неудачно вы тут нарисовались, кило гвоздей вам в дышло, для прожарки! Может всё-таки удастся отболтаться на диалекте, должно же им, в конце концов, это надоесть!".
  Бобби, кажется, честно пытались найти общий язык, но Павел, коверкая фарси, и придумывая новые словечки в тональности диалекта, не давал им этой возможности. Так продолжалось довольно долго, пока кислотные жилеты не пришли к пониманию, что дело тут, видимо, непростое. Уважаемого сэра придётся вести в участок, и разбираться уже там, ибо наружности он явно европейской, а нормальным языком почему-то не владеет. Это, разумеется, Лондон, и здесь живут свободные люди, но всё же...
  "В участок мне нельзя! - размышлял Павел, наблюдая их мучения. - Надо что-то придумывать. Срочно. Повторить фокус с сержантиком? А что я теряю, кроме своих цепей? Тот сотню заглотил, не поморщился, и доволен остался. На этих пару сотен придётся отстёгивать... жалко, а что поделаешь. Вот только на фарси с ними вряд ли договоришься".
  И тогда он коверканным английским диалектом предложил разойтись миром, подкрепив идею двумя сотенными купюрами, развёрнутыми на уровне пояса.
  Первый Бобби сразу налился такой краской, что Павел всерьёз испугался за его сосуды, другой приоткрыл рот от изумления, и наивно переспросил, что это такое?
  Павел честно ответил, что это нормальные такие документы, удостоверяющие нормальную такую состоятельность личности. Но они не поняли, о каких документах идёт речь, а он не понял, сколько эти... сколько они хотят на самом деле.
  - Да как вы смеете! - взвился пунцовый на прямой вопрос о цене. - Вы понимаете, что это тяжкое преступление?! Сэр, мы вынуждены задержать вас, ибо вы грубо нарушили закон!
  "А ведь он на самом деле искренне возмущён! - изумился Павел неожиданному открытию. - Вон как раскраснелся, того гляди, дядю удар хватит. Через край. Вот я молодец, устроил минное поле на ровном месте: куда ни шаг, везде подрыв, без права обжалования. И что делать? Туда - нельзя, сюда - нельзя, а вон туда - нельзя тем более. Но ведь - придётся! Вот он и наступил, предчувствованный ещё там скачок. Прямо мне на хвост. Один уже лезет за наручниками, второй что-то тоже вытягивает, похожее на блокнотик. И, значит, время пошло, даже - побежало... вскачь. Секундомер уже во всю тикает... а я, как дятел, смотрю на это, и думаю - вдруг ещё обойдётся? Не обойдётся, чёрт побери кислотных! Вот не хотел я, честно не хотел... а теперь вот не хочу их жалеть... уснул во мне пацифист, сном крепким уснул! Так что - извините, дяденьки, нам всем сегодня крупно не повезло".
  Мужики перед ним стояли довольно упитанные, вот прямо так с хода пробить сложно, если к отпору успеют подготовиться. Но они не успели, и даже не пытались это делать - видимо, спорить с полицией, здесь было не принято. Павел и не спорил - коротким замахом ладони, как секирой, рубанул чуть повыше воротника, в основание черепа того, что торчал справа. Удар не смертельный, но примерно на минуту обеспечивает человеку уход в блаженную нирвану.
  У левого стали расширяться зрачки, потому что, как же так - здесь же цивилизованные люди! Это же невозможно! И он даже начал что-то предпринимать, но удар стопы пришёлся ему ровно под колено, сделав его ниже ростом, а следом прилетел вариант первого, рубящего, и тоже в основание шеи. А потом ещё и наркозный, по затылку, обеспечивающий ту же нирвану, примерно на то же время.
  Когда оба успокоились на родной земле, Павел на секунду остановился, изучая положение тел, а после, сам не зная зачем, ввалил первому ещё и пиночину, с размаху и от души.
  И уже после этого взял браслеты, сдвинул тела поближе, завёл обоим руки за спину, и перехлестнул наручники друг через друга так, чтобы сами полисмены освободиться уже не смогли.
  "Ну, что? - осмотревшись, стал прикидывать, что теперь делать. - Молодец хорошо отработал... кретин! Красоты, виды, запахи! Вот и нюхай теперь: вони будет, продыхнуть не сможешь. Всё болото пузырьками покроется... с горючим газом. Откуда они взялись... и что это за колючка на той стороне дороги? Центр города, и - колючая проволока... в Лондоне. Это куда ж меня занесло? Дура, кретин, не о том сейчас думать надо... удирать надо... попил, блин, пивка... козлы, откуда вы только взялись на мою голову?".
  Ждать дольше можно было, но как-то уже не хотелось. Простая логика говорила: вот эти ребята здесь не одни, раз поблизости есть колючка. На этой стороне улицы, правда, тоже был заборчик, но совсем уж какой-то смешной: тумбы, верёвочкой соединённые. А за ними ухоженный парк... с деревьями, и кустарником. И выбора уже не оставалось: ещё немного, и откуда-нибудь вывалится толпа, может быть даже с собаками, и начнёт бить... может быть даже ногами.
  Павел мотнул головой, выгоняя кошмарный образ из свихнувшегося мозга, но прислушаться к нему всё-таки решил без спора: перемахнул жиденькую верёвочку, и упористо рванул к недалёким кустам, чтобы не оставлять на камерах слежения ещё более кошмарную, для наблюдателей, картинку.
  
  
  ОЛДРИЧ
  
  - Босс, есть интересная информация! - даже телефонная трубка не могла скрыть усталость в голосе Эванса. - Вам подать в кабинет, или спуститесь в оперативный зал?
  - Если не трудно - в кабинет! - попросил Олдрич. - Не будем отрывать людей от дела.
  - Хорошо, босс! - согласился Эванс. - Явлюсь примерно через пять минут. Кстати, если у вас отыщется горячий кофе, буду несказанно благодарен. Особенно - если тот будет очень крепким. Я не слишком нагл в аппетитах?
  - Смотря, какую новость доставите! - усмехнулся Олдрич. - Хорошая, запросто может добавить напитку дополнительной крепости.
  - Да я, - как-то особенно задумчиво отозвался Эванс, - и сам ещё не определился, какой она получилась на самом деле. Так что, босс, решение, как всегда, останется за вами.
  "Это ты прав! - мысленно согласился Олдрич, ставя турку на огонь. - Решение за мной, потому что за всё здесь, как ни прискорбно, отвечаю именно я: такова доля всех руководителей. Им завидуют лишь по незнанию, и лишь до того момента, пока не становятся на их место. Интересно, понимаешь ты эту очевидную истину? Наверное - да, иначе бы я давно имел информацию о твоих потугах меня подсидеть. Но её нет. А так не бывает, чтобы действие было, а информации о нём - нет. Так не бывает. Поэтому я и пою тебя хорошим кофе, и за здоровьем присматриваю. Правда, ты об этом даже не догадываешься. Тебе и не надо. Просто будь здоров, работай долго - такие как ты, большая редкость. А редкости надо хранить, и оберегать".
  Когда Эванс появился в кабинете, кофе ещё не был готов. С явным сожалением глянув на турку, объятую пламенем спиртовки, Эванс загрузил дискету в приёмник, и пробежался толстыми пальцами по клавиатуре. Большой монитор ожил, выдав картинку со спутника.
   - В общем, так, босс! - начал доклад Эванс. - Как вы и требовали, мы всё время держали под контролем аэропорт, в котором затерялась наша уникальная пропажа. Смею уверить, это было абсолютно безрезультатное занятие, потребовавшее немалых ресурсов, потому что движение там очень интенсивное. Кстати, босс, положа руку на сердце, другого исхода я и не ожидал.
  - Почему? - удивился Олдрич.
  - Не смешите меня, босс, претворяясь, будто вам непонятно.
  - Нет, - согласился Олдрич, - ясно, что в таких случаях дымовая завеса включается на полную мощь, а служба маскировки сама дымится ничуть не меньше. Но, чёрт возьми, Сэм, вам ли не знать - ничто в этом мире бесследно не проходит: где-то, что-то, хоть как-то, но обязательно засвечивается.
  - Вот именно поэтому я попробовал взглянуть на проблему немного в другом ракурсе. Знаете, мне не давал покоя эпизод с гуляющим по ночному лесу типом. Согласитесь, добровольно на такие экскурсии нормальные люди не отправляются. Это значит, что у него была необходимость, и не говорите мне, что там был простой охранник аэропорта.
  - А вдруг? - не удержался Олдрич.
  - Босс! - принял шутку всерьёз Эванс. - Ни до, ни после, а вот в именно этот день и час? К тому же - куда он потом исчез? Можете сказать?
  - Нет! - согласился Олдрич. - И это действительно серьёзный вопрос.
  - Вот! Мне он тоже не давал покоя - уж слишком много совпадений на единицу времени. В общем, босс, взял я записи всех взлётов, с этого момента и до утра, и все их просмотрел. Тщательно.
  - И? - насторожился Олдрич.
  - Ничего, босс. - Признал Эванс. - То есть, вообще ничего удивительного, или просто необычного.
  - Но вы же с чем-то ко мне пришли? - не поверил Олдрич.
  Эванс посмотрел на него, и, выдерживая трагическую паузу, загадочно усмехнулся.
  - Да, босс, пришёл. Но сначала пришёл к пониманию того, что смотрю, не совсем правильно, не совсем туда. И начал всё заново. А вот теперь посмотрите вы.
  Эванс увеличил изображение, и правую часть монитора занял силуэт Боинга, вышедшего на исполнительный старт. После небольшой задержки он тронулся с места, набирая скорость, прокатился по бетонке, взлетел, и перешёл в набор высоты.
  - Сэм, издеваетесь? - поинтересовался Олдрич, понимая, что только этим дело не кончится.
  - Простите, босс, но то была лишь иллюстрация, призванная показать, где именно я ошибся с самого начала. А теперь смотрите немного в ином варианте.
  Эванс опустил самое начало разгона лайнера, и включил покадровое воспроизведение взлёта. Когда подошёл тот самый кадр, Олдрич снова на него не среагировал, что Эванс, кажется, и ожидал. Тогда он просто остановил воспроизведение на нужном месте, и ещё увеличил изображение.
  Олдрич долго смотрел на маленький треугольник, выглядывающий из-под хвостового оперения огромной машины, и ничего не говорил.
  - Как вы это смогли отыскать? - спросил он, наконец.
  - Чудом. - Пожал плечами Эванс
  - Да... - согласился Олдрич, всё ещё рассматривая картинку. - Чудом. Не люблю я чудеса, особенно такие - от них попахивает фантастикой, а ещё совершенно невозможным инопланетным вторжением.
  - Вы недалеки от истины, босс! - кивнул Эванс. - Россия, это совершенно другая, можно сказать неведомая планета, в нашей цивилизованной вселенной.
  - Говоря об инопланетном, я имел в виду именно инопланетное! - серьёзным тоном проговорил Олдрич. - Эта штука ведёт себя как пресловутая летающая тарелка, даром, что совсем на неё не похожа.
  - А вдруг, босс, это так и есть? - невинно поинтересовался Эванс.
  - Сэм, ещё одна такая шутка, и вы перестанете быть моим заместителем! - сердито ответил Олдрич. - УФО, это удел жёлтой прессы, с её дутыми сенсациями. Мы с вами профессионалы, и не имеем права на такие глупости. У нас с вами серьёзная проблема, представляющая угрозу национальной безопасности, и к ней надо относиться серьёзно. Более чем серьёзно!
  - Разумеется, босс!
  - Вы выяснили, куда направился борт?
  - В Париж. - Скучным голосом проговорил Эванс.
  - К-у-у-да? - ошарашено посмотрел Олдрич.
  - В Шарль-де-Голь. - Тем же тоном продолжил Эванс. - Где и приземлился во втором часу ночи.
  - И вы до сих пор об этом молчали? - взорвался Олдрич. - Вы понимаете, что французы нас объехали, обнесли, обворовали! Если называть вещи своими именами.
  - Вы думаете? - не поверил Эванс.
  - Сэм, вы отличный аналитик, но неужели вы ещё не поняли, что это была не транспортная операция? Будь она таковой, борт не вышел бы за пределы России. Если он всё-таки вышел, значит, то была торговая, подчёркиваю самой жирной из всех возможных чертой, торговая операция! И вы глубоко ошибётесь, если предположите, что в деле участвовало правительство страны. Какая-то, строго индивидуальная, группа перегнала машину во Францию, под прикрытием гражданского лайнера.
  - Чёрт! - согласился Эванс. - Видимо я и вправду чересчур утомился, раз сам не сообразил. Но, босс, такие операции не делаются в одночасье. К ним готовятся долго и тщательно, под них резервируются деньги, немалые деньги.
  - И - что?
  - Босс, вы, кажется, тоже переутомились.
  - Да, Сэм! - с явным сожалением подтвердил Олдрич. - Вы правы, незаметно в цивилизованном мире такие финансы не зарезервируешь. Значит, надо просмотреть всю информацию по их транзакциям более тщательно, чтобы понять, кто именно проводил операцию.
  - Да, босс! - проговорил Эванс, с сомнением в голосе. - Но тут у меня возникает другой вопрос: почему именно Франция?
  - Потому, - веско ответил Олдрич, - что любой с удовольствием прикупит такую разработку, неужели не ясно.
  - Конечно! - согласился Эванс. - Но, не любому её с удовольствием предложат.
  - А и в самом деле! - понял, наконец, Олдрич. - Не любому, а тому, кто может дать больше всех. А кто может дать больше всех?
  - Мы, босс, мы!
  - Точно... - задумчиво потеребил подбородок Олдрич. - Но ведь к нам с этим предложением никто не обращался. Почему?
  - Почему... - эхом отозвался Эванс. - Почему-почему? Единственное, что приходит на ум: полная неофициальность спонтанного действия, или я ни черта не понимаю в этой жизни. Но и тут, должен признать, слишком много вопросов без ответов.
  Олдрич надолго задумался, пытаясь разыскать хоть сколько-нибудь приемлемый ответ на эту странную загадку. В самом деле, товар всегда предлагают самому богатому клиенту, тем более такой товар. Кроме Соединённых Штатов в мире есть государства готовые заплатить, очень хорошо заплатить, но все они находятся не на Европейском континенте. И уж точно среди них не числится местечко, приютившее Шарль-де-Голь. Не тот масштаб экономики. Но именно туда и отправился загадочный самолёт. Зачем?
  - Сэм! - ухватился он за вдруг забрезжившую догадку. - Вы помните историю с "Foxbat"?
  - К своему стыду, босс, не очень! - скривился Эванс. - "Летучая лисица". В голове что-то вертится, но каким боком она задевает нашу историю, не улавливаю.
  - Я могу ошибаться, и история угона двадцать пятого Мига в Японию действительно не похожа на наш случай... - посмотрел Олдрич задумчиво. - Но если предположить что кто-то, как и некий капитан в семьдесят шестом, решил удрать из разваливающейся страны не с пустыми руками? Такое предположение реально?
  - Абсолютно нереально, босс! - опять скривился Эванс. - Оттуда сейчас легко драпают на общественном транспорте, и без каких-либо проблем.
  - Кроме финансовых. - Уточнил Олдрич.
  - А вот это уже другой разговор! - согласился Эванс.
  - Вот! Теперь давайте представим, что история повторилась. Может такое быть?
  - Знаете, босс... - скривился Эванс. - Это действительно логично... вполне... но почему-то мне не верится, чтобы в нынешних условиях один человек смог провернуть такую операцию. А не один человек, это, как правило, неизбежная утечка информации. И большая драка за жирный пирог. А ни одна большая драка, заметьте, без информационного хвоста не остаётся. Но вы же знаете, как тщательно мы этот сектор мониторим. К тому же моя интуиция стучит по моему же серому веществу, вбивая туда мысль, что мы имеем дело с чем-то другим, пока ещё совсем непредставимым. Иначе мы так легко не прохлопали бы даже саму эту разработку, не говоря уже о её транспортировке.
  - Н-да! - потеребил нос Олдрич. - Интуиция! Чёрт бы вас побрал, с этой вашей особенностью.
  Он знал, о чём говорил. При всех своих достоинствах и недостатках, Эванс отличался ещё и редким чутьём, доходившим порой до элементарного ведьмовства. Это не означало, что он бывал прав в ста процентах случаев. Но прав он бывал слишком часто, чтобы позволить себе роскошь игнорировать эту его способность.
  - У вас есть другие предположения? - вернулся к разговору Олдрич.
  - В том-то и проблема, босс, что - нет. Вообще никаких. Лишь чутьё, которое, надо признать, иногда и ошибается.
  - Тем более, чёрт бы вас побрал, Сэм! Вы ставите меня в трудное положение, потому что мне кажется, я всё-таки прав! История с угоном не может повториться? Может. Враньё, что снаряд в одну воронку дважды не падает. Ещё как падает, если он выпущен из другой пушки. Давайте мыслить логически: социалистический рай закончился, и, образно говоря, пушка теперь иная, потому что страна уже практически развалилась, так?
  - Думаю, ещё немного она всё-таки продержится. - Неуверенно возразил Эванс.
  - Немного! - согласился Олдрич. - Именно немного, потому что наши советники, работающие там, дело знают. Но мы сейчас о другом. Попробуйте, в такой обстановке, легально перегнать на Запад серьёзную разработку. Что у вас получится?
  - Столь же серьёзная драка, уцелеть в которой мало шансов практически у каждого участника. - Подтвердил Эванс.
  - Вот именно. А что бы вы предприняли, встань перед вами такая задача?
  - То же самое и предпринял бы! - кивнул Эванс. - Втихую, и не просто на Запад, а напрямую к нам, потому что если вы правы, то здесь не просто бегство, а очень серьёзный бизнес.
  - Ну, слава богу, мы, кажется, начинаем приходить к общему знаменателю. Хотите ещё кофе?
  - Коньяку добавите?
  - Только чуть-чуть! - разрешил Олдрич. - И нелегально - мы с вами всё же на работе.
  - Обещаю, что - никому.
  - В таком случае, распорядитесь сами. Кстати, если всё имеющиеся у нас записи проверить вашим новым методом, то существует надежда выяснить, где именно он от рейса отцепился.
  - Не хочу огорчать... - криво усмехнулся Эванс, - но тут не то, что проверять, даже обсуждать это бессмысленно.
  - Вы уверены?
  - Босс, у нас не столь громадные ресурсы, чтобы держать всю планету под контролем. А держать под контролем именно Парижское небо распоряжения не было.
  - Н-да! - огорчился Олдрич. - Жаль. Но почему именно туда упал их выбор?
  - Если подумать... - пожал Эванс плечами. - Так и ничего странного. Для пересечения самой границы, на мой взгляд, все выборы хороши. Тем более что потом можно отправляться куда угодно - вы же знаете качество европейского мониторинга воздушного пространства.
  - Я бы сказал - его отсутствия! - подтвердил Олдрич. - Если быть совсем уж строгим. Но я бы сказал и другое - нас это успокаивать не должно. Вам ли не знать: когда планируют такие операции, на случайности не рассчитывают, их исключают. Так почему Франция?
  - Моего запаса логики на это не хватает! - признался Эванс.
  - Моего - тоже. И, тем не менее, мы должны её уловить.
  - Трудно уловить то, чего нет! - вздохнул Эванс. - Французская экономика, сильная экономика, но не настолько, чтобы защитить от политических рисков. Как и английская. Будь я на месте этих ребят, - указал он на монитор, - отправился бы прямиком к нам в гости.
  - Логично! - кивнул Олдрич. - По всем параметрам. И, тем не менее, они выбрали Францию. Или Франция выбрала их. Думаете, они всё-таки сговорились за нашей спиной?
  - Это вы так думаете! - напомнил Эванс.
  - Да какая разница? - начал сердиться Олдрич. - Главное - результат. И он мне не нравится. Знаете что, попросите кого-нибудь сделать анализ доступной информации по этой стране за последние, скажем, два-три дня. А за одно и по её соседям.
  - Помилуйте, босс! - взмолился Эванс. - Мы пишем такое количество данных, что одному человеку хватит на годы, если не десятилетия. Нужно точнее очертить критерии поиска.
  - Вот и придумайте их! - ядовито посоветовал Олдрич. - Голова вам на что дана - кофе пить?
  - А это не честно! - запротестовал Эванс. - Удар ниже пояса!
  - Ладно! - согласился Олдрич. - Беру слова назад. Насчёт кофе. Остальное в силе. Задайте поиск необычных происшествий, всего, что выходит за рамки привычного. Если самолёт неординарный, то он будет совершать неординарные маневры, и на это кто-нибудь обратит внимание.
  - Знаете, босс, на мой взгляд, вы слегка переутомились.
  - То есть? - теперь уже удивлённо посмотрел Олдрич.
  - Любое неординарное, как и ординарное, происшествие в воздухе сразу же становится объектом лёгкой, или не очень, паники. Шум поднимается такой, что и искать не надо - сам в ушах навязнет.
  - Да, вы правы - эта штука серьёзно выбила меня из колеи. Может, её наблюдали военные? Вы же знаете, они шуметь не любят, они любят хранить тайну.
  - В общем-то - да. Насчёт тайны. Но вам ли не ведомо, насколько быстро их тайны оказываются у нас.
  - Вот с них и начните. Может эти ребята и сами не поняли, что наблюдали, а потому и не придали должного значения.
  - Логично! - согласился Эванс. - Я могу идти?
  - Да. - Разрешил Олдрич. - И покопайтесь там, как следует.
  
  ПАВЕЛ
  
  Проснулся он от того, что почти физически ощутил на себе чей-то взгляд. На этот раз он хорошо помнил, что он, где он, и какого чёрта делает именно в этом лесу.
  "Ну, кто здесь, признавайся! - спросонья подумал он, не сразу поняв, что укрытия может уже и нет, и он, прямо тёпленький, весь уже и на виду. - Во-о-о... А чего этот холёный поросёнок тут ковыряется?".
  В самом деле, было чему удивиться: стоявший напротив джентльмен, лет примерно средних, трудно определимых, упорно пытался ткнуть в Павла витиеватой тростью, сотворённой из какой-то суковатой палки. Никуда не девшееся укрытие, не доставляло ему этой радости, но мужичок был упорен в своём занятии: тыкал и тыкал, как будто ему и больше и делать было нечего.
  А Павел лежал, смотрел, и думал: проткнёт, или не проткнёт, с интересом изучая довольно экзотический вид, совсем не юного исследователя.
  У того имелись ярко жёлтые резиновые сапоги, неплохо гармонировавшие с коричневой тональности клетчатыми штанами, заботливо подобранными в голенища. Куртка серовато-синей неопределённости, видимо хорошо попользованная ещё прежними поколениями, неплохо оттеняла клетчатую же кепку, с лохматым помпоном на макушке.
  Экзотику подчёркивали густые бакенбарды, плотно окружавшие лоснящуюся мордочку, вида вполне себе нейтрального, и без каких-либо особых примет. Кроме разве лишь тех, которые действительно перекликали его вид, с нагловатой поросячьей мордочкой.
   "И насколько этого порося хватит? - с любопытством наблюдал Павел за исследовательским процессом. - Не, ну всему же есть предел, а вдруг и вправду проткнёт, и чего с ним тогда делать? Тоже морду бить, или...".
  Развить мысль Павел не успел - дядька ещё раз пожал плечами, произнёс:
  - Странно!
  Немного постоял, и добавил:
  - Видимо я в самом деле заблудился... Этого холмика здесь раньше не было. Или я всё-таки заблудился? Но я же знаю этот лес, как самого себя. Могу поклясться, вчера его здесь не было! Странно!
  "Ты, ещё своих пращуров вспомни! - мысленно посоветовал Павел. - Они, мол, лесом владели, за каждым кустом следили, чтобы кто-нибудь не спёр лишнего. А тут вдруг, на тебе - прибыль какая!".
  Дядька не стал поминать ушедшие поколения, но ещё несколько раз всё-таки ткнул, надеясь удостовериться, что глаз его не обманывает.
  - В самом деле... - повторил задумчиво, - надо пригласить Бена, может здесь какой-нибудь труп лежит, холмик-то действительно странный... но не мог же он за пару дней так обрасти! Странно...
  "Слышь! - чуть ли уже не вслух посоветовал Павел. - Ты давай, определяйся, кого там звать собрался! И за подмогой беги. Как можно быстрее, и подальше - стрессы тебе, я так думаю, ни к чему".
  Тот, словно услышав пожелание, ещё разок двинул палкой, изучая состояние отросшей травы, громогласно заявил, что это очень-очень странно, и величаво удалился.
  Павел проводил его взглядом, потянулся, почесался, прикинул, стоит ли сваливать вот прямо сейчас, или немного ещё поваляться? После истории с полисменами, ему было уже на всё наплевать, и на морду эту поросячью, и на Бена того пресловутого, будь он даже местным шерифом.
  "Да! - подумал, уже не удивляясь навалившемуся безразличию. - Что-то моя прогулка по Европам совсем не задалась. После кислотной парочки, пенка у меня в досье такая, аж во весь горшок - хрен отмоешься. Ещё пара натянутых козьих морд теперь вроде как и не проблема. Чёрт, жрать чего-то хочется... сколько у нас натикало? -глянул он на часы. - Нихрена себе, прищемил на радостях - третий час пополудни. Обалдеть, как поспал! Душевно. Теперь бы ещё жратвы найти, и можно чувствовать себя вообще счастливым. Интересно, доллары они принимают, или придётся откровенным грабежом заниматься? Кредитная история у меня и так - дальше некуда, ещё один эпизод роли не сыграет. Противно, конечно, но что поделаешь - жить-то надо. Любопытно, этот хрюн добрался до своего Бена, или всё ещё по тропкам чешет?"
  Поднявшись, он стряхнул несуществующую грязь со штанов, и с гордо поднятой головой направился в противоположную сторону. Тропинка, по которой шёл, выглядела хорошо натоптанной, и была просто обязана вывести хоть к какому-то жилью. А у хоть какого-то жилья должны быть и соседи, и лавка с продуктами, чтобы всех их кормить, это ж банальная истина.
  "Не, - размышлял на ходу Павел. - Грабёж среди белого дня не пролезет! Не нравится мне эта идея, хотя и знаю - всё равно ж никто не догонит. Да и не будут. Свяжутся с констеблем, и будут ждать, когда тот всё разрулит. А он будет рулить долго, основательно, надёжно. И - бестолку".
  Шагая в задумчивости, он не сразу заметил человека, идущего на встречу, а когда заметил, было уже поздно уходить с тропы - его увидели тоже.
  Объявившийся на встречном курсе тип был тоже довольно колоритный, вполне под стать исследователю, с суковатой тростью. Разве лишь кепка расцвечена в другую клетку, и куртка не отличалась памятью о прошедших поколениях.
  Шёл он неторопливо, разглядывал Павла с любопытством, совсем не пряча явной доли удивления от неожиданной встречи. Выйдя на дистанцию разговора, чуть приподнял кепку в элегантном приветствии, и учтиво поинтересовался:
  - Извините, Сэр, не встречали ли вы здесь джентльмена с бакенбардами? Мы договорились увидеться на этой тропе.
  - Видите ли, Сэр! - отыгрывая время, начал Павел немного врастяжку. - К сожалению, не имел такого удовольствия. Должен признаться, я немного заблудился, и не очень представляю, на какой тропе нахожусь, поэтому, боюсь, ничем вам помочь не могу.
  "Да! - констатировал про себя изумлённый вид обалдевающего дядьки. - Учтивой беседы не получится: физиономия у него растянулась как резинка, не понимающая, что это с ней делают. Облик мой шокировал, или наречие?".
  - Простите, Сэр! - пошел напрямую встречный тип. - Вы не англичанин?
  - К сожалению - нет! - легко согласился Павел.
  - Странно... А что вы здесь делаете? Дело в том, что...
  - Я же сказал, - не дал закончить Павел, - я немного заблудился. Теперь хочу выйти к ближайшему автобусу, чтобы вернуться в гостиницу. Не могли бы вы помочь мне в этом благом деле?
  Он смотрел на тяжело ворочающего мозгами дядьку, с интересом ожидая, до чего тот, в конце концов, дозреет? Невооружённым глазом было видно, на самом деле он прямо рвётся провести углублённое расследование странного инцидента. И что его аж распирает желание выяснить, что, чёрт возьми, здесь происходит, и откуда здесь взялся этот чужак? Но врождённая тактичность прочно связывала дядьку по рукам и ногам, не позволяя продолжить допрос учтивого незнакомца.
  - Идите по этой тропе, Сэр! - справился он, наконец, с собой. - Здесь недалеко, что-то около мили. Выйдите на дорогу, сверните направо, там останется совсем немного, и доберётесь до автобуса. Только, Сэр, ближайший будет нескоро, и, видимо, вам придётся немного подождать. Полагаю, вам стоит посетить заведение Ирвина, оно рядом, и у него хорошая кухня, не очень дорогая, кстати. Заодно передайте ему привет от Джона Бартона.
  - Обязательно передам! - церемонно склонил голову Павел. - Благодарю вас, Сэр! Всего доброго, Сэр!
  Его подмывало ещё и каблуками щёлкнуть, а потом рьяно боднуть рогами воздух. Для убедительности спектакля. А почему бы и нет, если вокруг и так сплошной дурдом творится. Но у дядьки глаза уже были как перезревшие сливы на выпаде с ветки, и Павел решил не нагнетать давления в уже раздувшиеся трубы вен - просто обошёл его, как статую, и с гордым видом отправился дальше.
  Он спиной чувствовал изумлённый взгляд, зная, что тип ещё долго будет выяснять, кто это, и что это?
  "И - что? - усмехнулся про себя. - Это - что? Да ничего. И - нечего. Делать мне здесь больше нечего. А куда дальше? В Африку? На песке жариться, и пыль глотать? Может, в Америку? А чего: весь мир к моим услугам! Не, не так: весь мир - в зоне доступа. Пока не отловят. Тогда вопрос: где меня отловить сложнее? В Африке, среди диких обезьян? Или в Америке, где народу куда как больше? В среде диких обезьян я буду как прыщ на заднице: и заметен, и раздражающ. Да и с комфортом там как-то не очень. Тогда что, Америка, Нью-Йорк? А почему именно Нью-Йорк? Нет, правда, почему именно он мне всё время по мозгам ездит? Киношками своими надрессировали: нет города в Америке, кроме Нью-Йорка. Лос Анжелес ещё, с пляжами и стейками. Кстати, о них. Где эта его деревуха, с кормушкой, как его - Бартона, да? Ага, вот шоссе, а вон и она, деревуха. И в самом деле, совсем даже недалеко".
  В деревню он вошёл так, словно за ним целое стадо пажей мантию волочило. Гордо прошествовал мимо каких-то на вид совершенно игрушечных домишек, к той самой харчевне, и втиснулся в небольшой зальчик, со скучающим в одиночестве Ирвином. Осмотрел его, а уж потом и передал тот самый привет, из лесных чащоб. Честно признался, что - иностранец, что заблудился, что не очень сведущ в местных порядках и традициях, и что расплатиться может только наличными долларами, поскольку кредитку забыл в отеле, где вчера была вечеринка. Да, сэр, вечеринка была действительно отличная, но после неё он не совсем понял, как смог так неловко заблудиться.
  Ирвин всё понял как надо, и через несколько минут Павел ел тот самый замечательный стейк, и пил обалденный эль из большого запотевшего стакана.
  На самом деле Павел был очень рад, что хотя бы здесь всё обошлось мирно, и без надрыва нервов из-за возможных денежных неурядиц.
  "А вот не согласись симпатичный дядька принять баксы, и затребуй фунты... - философски разглядывал он тёмный напиток в стакане, - что б тогда? Жрать-то реально хотелось. Ладно, не будем о грустном - всё пока идёт хорошо, и скоро я так же хорошо пойду в степи деревенские. А потом и в самом деле махну...".
  Мысль прервал сюжет, появившийся в телевизоре, висевшем над стойкой. Криминальный сюжет. С фотороботом, и описанием прегрешений страшного злодея. Фоторобот был так себе, не обалденного качества, но и этого хватило, чтобы привлечь внимание хозяина заведения.
  Тот посмотрел на изображение, на Павла, снова на изображение, и, не меняясь в лице, поинтересовался:
  - Сэр, вам не кажется, что вот это, - указал он на экран, - рисовали прямо с вас?
  - Могли бы и получше сделать. - Равнодушно ответил Павел, продолжая тянуть пиво. - Я у них прямо уродом получился.
  - Чем вы им так не угодили? - едва заметно усмехнулся хозяин.
  - Не смог предъявить удостоверение. - Не меняя тона, сообщил Павел чистейшую правду. - А на слово верить, ну что я забыл его в отеле, они отказались. Вот и повздорили немного.
  - Судя по картинке, они очень на вас обиделись! - констатировал хозяин очевидный факт. - И что вы намерены делать теперь?
  - Улечу из страны! - честно признал Павел.
  - Смею заметить, сэр, вряд ли это вам удастся! - проговорил хозяин с огромным сомнением. - Если это видел я, думаю, это же увидели везде, откуда вы только соберётесь лететь.
  Вот тут вы правы! - согласился Павел. - Но я всё-таки попробую, если, конечно, вот прямо сейчас вы не пригласите сюда местного шерифа. Или - констебля? Я пока ещё не очень разбираюсь в этой теме.
  Хозяин, ничего не отвечая, долго и внимательно смотрел на него. Он понимал, что за парнем висят какие-то дела, и не обязательно именно те, о которых тот рассказал. Но больше всего его смущало поведение гостя: спокойное, уверенное, и, кажется, в самом деле безразличное к происходящему. Так, словно он и в самом деле держит ситуацию под полнейшим контролем. И это наводило хозяина заведения на определённые мысли, в определённом направлении. В направлении, в конце которого маячили мысли о выгоде не потери того, что имеешь сейчас.
  - Вы - русский? - спросил он, наконец.
  - Что навело вас на такую мысль? - удивился Павел.
  - Тяжёлый акцент.
  - Да! - признал Павел. - Это скрыть невозможно. А то, что я русский, что-то на самом деле меняет?
  - Многое! - с какой-то грустью в голосе проговорил хозяин. - Я очень любил своего деда, хотя он и был изрядным чудаком.
  - Надеюсь, его я не успел обидеть? - с интересом глянул Павел.
  - Знаете, сэр... - как будто всё ещё раздумывая, стоит ли говорить, продолжил хозяин, - в своё время он ходил с конвоями в Мурманск. И много рассказывал о парнях, с которыми там встречался. Хорошо рассказывал. Не то, чтобы он влюбился в ваш народ, но всегда повторял, что с тех пор зауважал его по-настоящему. Я не буду вызывать полицию. Я даже не буду вспоминать о том, что вы здесь были. Но если вы хотите благополучно убраться из страны, полагаю, вам лучше будет уйти прямо сейчас, пока кто-нибудь ещё не зашёл пива выпить.
  - Хороший совет! - согласился Павел. - Спасибо, стейк был замечательный. Если вы не против, я бы прихватил вон тот кусок грудинки, и немного хлеба - мало ли что ждёт меня впереди.
  Хозяин молча погрузил всё перечисленное в пакет, взял деньги, отсчитал сдачу.
  - Ещё раз спасибо! - забрав пакет, глядя ему прямо в глаза, проговорил Павел. - Не подвергая ваши слова сомнению, сэр, хотел бы попросить - если вам всё-таки придётся говорить с полицией, может возникнуть такая необходимость, сделайте это с задержкой хотя бы минут в двадцать, больше мне не нужно.
  Хозяин молча кивнул, Павел улыбнулся в ответ, и нарочито неторопливо вышел на улицу.
  
  ГИМЕР
  
  В контрольном центре, над широкой панелью информатора, висело объёмное изображение обширной части далёкой Атлантики. Гимер, стоя напротив, внимательно изучал происходящее там в этот момент времени, и происходящее там, в этот момент времени, ему очень не нравилось.
  "Зачем он это делает? - глядя на сложные эволюции маленького самолётика, задавался Гимер чисто риторическим вопросом. - Осваивает технику? Разумеется, осваивает, и это не сам мой вопрос: зачем он это делает - вот мой вопрос. Что он задумал, и что ещё успеет натворить? Правда, до сего момента, мальчишка вёл себя очень прилично, и крайне осмотрительно, практически нигде ещё серьёзно не засветившись. Но как долго это будет продолжаться? И что он собирается предпринять дальше? Надеюсь, юноша не собирается поиграть в войнушку с вероятным противником, на которого его столько времени натаскивали? То, что я узнал о его жизни в последнее время, то, где он бывал в этой жизни в предпоследнее время, наводит меня на некоторые мысли, не очень хорошего содержания. И его может навести на мысли, того же содержания, ибо такая подготовка, граничащая с откровенной дрессурой, бесследно не проходит ни у кого. Меня, в самом деле, начинает беспокоить направление его движения: уж очень прямолинеен маршрут к соседнему континенту. Почему? Явно Лэйндмэр сам выбрал именно его. Но ведь не просто так он его выбрал? Да, случайности в нашем деле бывают, они бывают везде, но не в таких проектах - не бывает в них случайного выбора".
  Гимер ещё долго смотрел на то, как всё чётче и чётче прописывает траектории маленький самолётик, и ему это нравилось всё меньше и меньше.
  "Быстро обучается! - оценивал он происходящее с нарастающим неудовольствием. - И спектр высот берёт размашисто - глазомер и реакция хорошие. Хорошие ли намерения, вот главный вопрос. Серьёзный вопрос. И кому я должен его задать? Войндэну, Лэйндмэру? Кто из них водит меня за нос? И только ли меня? Так... кажется, процесс завершается, и ребёнок устал играться со своей новой игрушкой... или просто выдохся?".
  Далёкий самолётик перестал накручивать в пространстве замысловатые фигуры, прижался к штилевому океану, и неторопливо двинулся курсом на запад.
  "Похоже, всё-таки, выдохся! - склонился к последней догадке Гимер. - Идёт низко, медленно. Неудивительно: так мотаться, сила и выдержка нужна. Ну, и кому я теперь должен задать свой вопрос? Или - кому я могу его задать? Вот это, как раз, не вопрос, а утверждение - только ему, и, кажется, пришло время это сделать".
  Он убрал с панели океанский вид, и отправил запрос Войндэну. Тот появился не сразу, а когда появился, сразу же спросил:
  - Вы отыскали своего подопечного?
  - И вам - доброго здравия! - опять не удержался от сарказма Гимер.
  - Простите! - смутился Войндэн. - У нас тут немного напряжённая ситуация... так вы нашли своего подопечного?
  - Да! - просто ответил Гимер. - Но вас я вызывал не ради того, чтобы сообщить благую весть.
  - Да?! - удивился Войндэн.
  - Да. - Подтвердил Гимер. - Я хочу задать вам, поскольку Лэйндмэра нет, вопрос о том, кто меня на самом деле дурачит - вы, или он?
  - И я, и он, если называть вещи своими именами. - Спокойно ответил Войндэн.
  - Подождите! - слегка опешил Гимер. - Вы это серьёзно?
  - Вполне серьёзно.
  - Тогда, может, объясните, в чём дело?
  - А дело в том... - вздохнул Войндэн. - Дело в том, что вот именно сейчас я не могу вам ничего объяснять. То есть, вы должны знать, именно сейчас, только то, что знаете, и не более того. Это очень важно - поверьте.
  - Должен сказать, я впервые сталкиваюсь с необходимостью работы с глухим мешком на голове. - Медленно проговорил Гимер. - Верю, что в этом действительно есть необходимость, но! Вы не боитесь, что в таком режиме я могу наделать кучу фатальных ошибок?
  - Напротив! - успокоил его Войндэн. - Поверьте, это действительно необходимо из-за некоторых особенностей вашего подопечного. И, поверьте, именно в таком режиме вы не сможете фатально повлиять на ситуацию, в которой мы все оказались по воле случая.
  - Это что-то новое в моей практике. - Попытался осмыслить информацию Гимер.
  - Не только в вашей.
  - А что с Лэйндмэром?
  - Пока я оставлю вопрос без ответа.
  - Не понял... но - хорошо, в самом деле, оставим это в стороне. Как я должен вести себя дальше?
  - Так же, как и сейчас - присматривать за нашим юношей, и не мешать ему, делать то, что он делает. Будем надеяться, у него хватит ума не сломать себе голову раньше времени.
  - Это значит, что я должен его ещё и подстраховывать?
  - В известной мере, и только в крайнем случае. Сейчас вам лучше держаться от него на расстоянии. Разве что ситуация примет действительно критический характер, вот тогда вам лучше быть неподалёку.
  - У вас есть для меня что-то ещё? - поинтересовался Гимер, уже предвидя ответ
  - Нет. - Не разочаровал его Войндэн. - И, если вы не против, я отключусь - у нас тут масса нерешённых вопросов.
  "У него масса нерешённых вопросов! - задумчиво разглядывая опустевшее пространство, повторил Гимер про себя. - И у меня их масса. Например, почему я не сильно удивлён известию о Лэйндмэре? Впрочем, не это сейчас важно... держаться на расстоянии... Почему так? Из-за истории с генератором? Нет, в этом случае как раз наоборот, мне бы предоставили техническую информацию, чтобы знать, как с этим работать. Потому, что мальчик читает мысли, и может узнать много лишнего? Тоже нет - за всё время нашей работы на планете, мы ещё не обнаружили ни одного индивидуума с таким отклонением от нормы. Может быть он то, что здесь называют "экстрасенс". Человек умеющий выходить на информационные потоки ноосферы? Такие здесь существуют, их единицы, и некоторые достигают в этом деле невероятных успехов. Со временем. Со временем жизни, которого у нашего мальчика за спиной ещё очень немного, для полного развития такого навыка. Но задатки у него, видимо, имеются, судя по его послужному списку, и тому, что он всё ещё жив. Ну, так, где он сейчас?".
  Вид далёкого океана, всплывший над панелью, в шок Гиммера не поверг, но серьёзно задуматься заставил.
  "Да! - задумчиво разглядывал он происходящее. - Ситуация осложнилась. И что теперь? Ждать - вывернется ли сам, или пора немного помочь. Пора. Немного упростить задачу пора. Глухоту убрать. А дальше пускай сам выкручивается из ситуации. Сам создал, вот пусть и крутится. Шустрый мальчуган. Очень шустрый".
  
  ОЛДРИЧ
  
  В папке, переданной Эвансом, лежала хорошая подборка материалов о сколько-нибудь значимых происшествиях, в двух крупных городах, за последние несколько суток. Эванс был хорошим специалистом, и, за очень короткое время, перелопатив информационную кучу, слегка отдающую навозом, всё-таки выудил с десяток крупинок, отливающих золотым блеском. Это не значило, что они действительно имели какую-то ценность, но, как отправные точки вполне годились для начала полноценного анализа.
  Олдрич просматривал информацию, больше похожую на криминальные сводки местной полиции, и как-то не очень понимал, почему вот именно эти случаи Эванс выделил из общей кучи?
  "Ну да, нападение на полицейских в Лондоне, возле Букингемского дворца, происшествие не типичное для подданных её величества, но и не из того ряда, который интересует нас. Вот казус в Шарль-де-Голь, когда диспетчер вроде бы даже что-то видел, в интересующее нас время, это уже более подходящее. Хотя тоже не факт, что ему всё это не примерещилось на ночном дежурстве, не факт. Что ещё? Происшествие в лесу совсем уже глупое, и я не очень улавливаю, почему сообщение о нём оказалось в этой папке?".
  - Сэм! - придавил он кнопку селектора.
  - Слушаю, босс! - проскрежетал в ответ характерный звук.
  - Вы не могли бы зайти на пару минут?
  - Разумеется, босс.
  Когда тот появился в кабинете, Олдрич кивнул в сторону кресла, дождался, когда он туда втиснется, а жалобно скрипнувшее сооружение примет весь вес, и указал на папку.
  - Сэм, или вы не внесли сюда какую-то информацию, или мои способности к анализу намного хуже ваших. В любом случае я с трудом, а если честно, с огромным трудом могу хоть как-то привязать всё это к нашей проблеме. Не хотите просветить, где я споткнулся, и чего не понял?
  - Начать сначала, или в произвольном порядке?
  - С начала.
  - Что касается француза на Шарль-де-Голь, так он доложил, а потом взял свои слова назад, потому что доказательств, реально зафиксировавших событие, нет. Но ведь нас с вами интересуют не доказательства, а факт происшествия. Нам ведь не в суде выступать?
  - Тут вы правы - до суда это дело не дойдёт! - согласился Олдрич.
  - Особенно, - веско проговорил Эванс, - если учесть возможность переговоров о тихой сделке с французами, которая, к счастью, не состоялась.
  - Откуда вы знаете? - заострил взгляд Олдрич.
  - Это вытекает из происшествия в Лондоне. - Невозмутимо проговорил Эванс. - Видите ли, я тут покопался ещё немного, подключил к выяснению одного старого приятеля, хорошо знающего кухню тех мест, и он сообщил мне любопытную деталь, не попавшую в сводку происшествий.
  - Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Олдрич.
  - Человек, обидевший полисменов, был, скорее всего, русским.
  - И что навело его на эту удивительную мысль?
  - Три фактора, босс! - довольно проговорил Эванс. - Первое: сначала говорил на каком-то непонятном арабском, а потом на понятном английском. Но с та-а-ким акцентом, что было трудно заподозрить всю романскую группу языков. Второе, и более существенное: предложил бобби взятку, аж целых две сотни фунтов! Вы можете себе такое представить, босс?
  - Могу! - согласился Олдрич. - И даже подозреваю, что кое-кто из детективов не прочь заработать немного премиальных. Но чтобы взятку предложить постовым?
  - Вот именно, босс! - воскликнул Эванс. - Вот Именно! Об этом, наверное, только в дикой России никто не знает. И последнее, босс: кто из цивилизованных англичан, в здравом уме, поднимет руку на полицейских?
  - А он что, не просто сбежал от них?
  - Нет, босс, он их, как это, а - "отметелил". Да ещё и друг к другу приковал, их же наручниками. Это же верх цинизма, от которого там все буквально на уши встали. А человек, сотворивший такое, как в воду канул в парке, между прочим, очень приличных размеров. Даже следов найти не удалось. Зато на следующий день, очень далеко от Лондона, примерно на полпути к западному побережью, произошёл другой любопытный казус: в харчевню одного из тамошних поселений явился некий человек. С сильным акцентом, и внешностью ну прямо как на фотороботе, показанном по телевидению. Поел, попил, прикупил продуктов на дорожку, и среди бела дня опять исчез, как будто его и не было. Автобусом не воспользовался, такси не брал, подвезти никого не просил. Вам не кажется это странным.
  - Нет! - усмехнулся Олдрич. - Если вы мне сейчас скажете, что вокруг были голые поля, и никаких признаков леса, вот тогда я удивлюсь. Сильно удивлюсь.
  - Да, босс, вы правы! - согласился Эванс. - Там неподалёку очень хороший лес! И в этом лесу тоже был небольшой казус, стоивший одному местному Эсквайру репутации.
  - Его что, изнасиловали? - изумился Олдрич.
  - Бог с вами, что вы говорите! - рассмеялся Эванс. - Его подняли на смех за то, что уверял, будто бы из леса исчез холмик, которого там раньше не было.
  - Не говорите загадками.
  - Вчера холмика не было. - Убедительным тоном проговорил Эванс. - А сегодня его не стало. Примерно через час, после того, как на него наткнулся наш Эсквайр.
  - То есть, можно предположить... - раздумчиво протянул Олдрич. - Да нет! Это ж целая транспортная операция.
  - И всё же! - настойчиво посмотрел Эванс.
  - Вы серьёзно думаете, что в том месте могло быть нечто вроде укрытия для интересующего нас объекта?
  - Очень хорошее укрытие, если это было оно. - Именно серьёзно проговорил Эванс. - То есть, наш Эсквайр утверждает, что холмик был покрыт свежей, хорошо укоренённой, травой. И, заметьте, исчез за время, понадобившееся, чтобы привести туда свидетеля. Исчез, не оставив никаких следов. То есть вообще - никаких.
  - В нормальной жизни такого не бывает! - согласился Олдрич. - А что насчёт размеров пропавшего холма?
  - Вот здесь действительно проблема! - тяжело вздохнул Эванс. - Не очень большой был холмик.
  - Или таковым показался нашему Эсквайру. - Предположил Олдрич.
  - Ну - да! - воспрял от догадки Эванс. - А что, очень даже возможно, что он просто не смог адекватно оценить истинные размеры... босс, вы - гений!
  - Не торопитесь с оценками! - усмехнулся Олдрич. - Если называть вещи своими именами, мы с вами всё ещё плаваем, даже не зная толком, в какой именно субстанции мы с вами плаваем. Насчёт укрытия, это догадка, не более, как и насчёт - тот ли это тип, на самом деле, кто нас интересует. А знаете почему?
  - Почему?
  - Потому что всё это отдаёт такой фантастикой, что и представить себе невозможно: кто-то появляется неизвестно откуда, исчезает неизвестно куда, и бродит в воздушном пространстве разных стран, как у себя в саду. Нет, я всё понимаю... но я совсем не понимаю, как это может быть вообще, и насколько это может быть в реальной жизни.
  - Ну, - покачал головой Эванс, - я и спорить не могу, и не согласиться не могу, и... и согласиться не могу тоже. Вот же, объективные данные, зафиксированные нами аппаратно!
  - Да, я это тоже понимаю! - кивнул Олдрич. - Но у вас, Сэм, нет ли ощущения, что мы столкнулись не с делом рук человеческих?
  - Босс, вы бы поосторожнее с такого рода предположениями! - насторожено проговорил Эванс. - Мы же взрослые люди!
  - Вообще-то я имел в виду летающие тарелки.
  - Ну, слава богу! - облегчённо выдохнул Эванс. - А то уж я совсем испугался.
  - То есть вы считаете, что летающие тарелки вполне реальны?
  - Когда моя жена в гневе... - уверенно проговорил Эванс, - более чем, босс!
  - Сочувствую, но я имел в виду нечто иное, я имел в виду...
  Он хотел подробнее разъяснить, что именно имел в виду, но в это время зазвонил телефон. Олдрич посмотрел на него, поднял указательный палец, словно ставя разговор на паузу, и снял трубку.
  Кажется, ничего хорошего ему там не сообщили, потому что лицо Олдрича вдруг как-то заострилось, а глаза непроизвольно сузились. Слушал он долго, практически не перебивая, разве лишь иногда вставляя короткие реплики, из которых даже примерно нельзя было представить, о чём именно идёт речь.
  Когда разговор закончился, и Олдрич положил трубку, разговор в кабинете ещё долго не начинался, потому что сам Олдрич был в это время где-то очень-очень далеко, и смотрел куда-то, не замечая ничего вокруг. Эванс хорошо знал этот взгляд, поэтому даже не попытался нарушить молчание, грозовой тучей повисшее в кабинете.
  - Выполз! - проговорил Олдрич, наконец. - Он всё-таки выполз! Не представляете, где он выполз.
  - Рискну предположить... - осторожно предположил Эванс, сразу понявший, о ком идёт речь, - где-то, в предместьях Лондона?
  - Нет! - качнул головой Олдрич. - Ровно посередине Атлантики он вылез. И представление там устроил... Держу пари, Сэм, вы даже в горячечном бреду не сможете предположить, что он там вытворял! Как мне только что сообщили, эта штука гонялась как сумасшедшая, и угловые скорости держала просто запредельные. То есть меняла направление полёта, словно детский мячик, отскакивающий от стен. Набор высот, как и скорость набора высоты, в тех же, совершенно запредельных параметрах. Потолок даже просчитать не удалось, её просто потеряли из вида, а когда нашли, она опустилась... Сэм, она опустилась до высоты шестьдесят километров! Шестьдесят, Сэм!
  - Это невозможно, босс! - уверено возразил Эванс. - Это суборбитальные полёты, на которые способны только ракеты, и только на ракетных двигателях. Иного сейчас не дано - нет таких двигателей у авиации.
  - Но вот только что мне сказали... - Олдрич воткнул указательный палец в телефонную трубку, словно пытаясь её сломать, - вот только что сказали: оно есть, и оно летает, чёрт бы его побрал!
  - Босс! - со вздохом облегчения проговорил Эванс. - Теперь я готов держать пари, что на самом деле всё не так, как вам наговорили наши умники!
  - И что привело вас к такому любопытному умозаключению? - ядовито поинтересовался Олдрич.
  - Характеристики, выданные ими! - уверено продолжил Эванс. - У авиации они такими быть не могут! Даже хотя бы на немного превышать характеристики ракет они не могут. Понимаете, босс? И если превышение всё-таки зафиксировано, то, держу пари, это банальный сбой измерительной аппаратуры. Накладка при считывании и передаче данных. Так что, можете смело отнести всё это на совесть технарей, пусть разбираются со своей аппаратурой, а нам с вами сейчас лучше заняться более существенной проблемой.
  - Не говорите загадками! - чуть остыл Олдрич.
  - Босс, неужели вы не понимаете, что нам откровенно демонстрируют возможности аппарата? - вкрадчиво проговорил Эванс. - В нормальном мире это означает, что скоро они сделают предложение, и выставят свою цену. Нам же останется утрясти формальности, и принять товар. Да, можно ещё выслать приглашение, что-нибудь вроде: "Добро пожаловать в Соединённые Штаты!".
  - Вы с ума сошли! - снова взвинтился Олдрич. - Какое "Добро пожаловать"? Вы представляете, что начнётся, если эта штука самостоятельно явится в зону ответственности НОРАД? С нас обоих скальпы снимут, как только узнают, что это наша, ни с кем не согласованная, инициатива! Сэм, вы поосторожнее с такими идеями, они могут очень дорого стоить нам обоим.
  - Босс, я не понимаю, что вы так кипятитесь? Время ещё есть, и его достаточно, я надеюсь. Достаточно, чтобы информировать всех, кто заинтересован. Тогда и скальпы не пострадают.
  - Эванс, знаете, почему вы мой зам, а не я - ваш? - устало поинтересовался Олдрич.
  - Но босс...
  - Потому, - не дал договорить Олдрич, - что вы плохо ориентируетесь в хитросплетениях наших высоких кабинетов! Вы не представляете, сколько понадобится времени, чтобы утрясти мелочи, которые неизбежно будут вылезать на каждом шагу. А это очень и очень сложно, ибо кто же согласится рисковать карьерой, когда к нашим границам идёт боевая, я подчёркиваю - боевая, машина противника? А вдруг наши благостные предположения и яйца выеденного не стоят? Вдруг на его борту небольшое такое устройство, которое они жаждут положить на крышу Белого Дома?
  - По моему скромному разумению, босс, - не согласился Эванс, - если эта штука хотела бы, положила бы уже на всё, и на всех, всё что ей там может вздуматься!
  - Верю! - не стал спорить Олдрич. - Но пока мы будем убеждать вот этих всех, пройдёт куча времени, которого у нас нет. Зато у нас легко могут объявиться конкуренты, давно и прочно сидящие верхом на баррелях, и обожающие дорогущие игрушки. Нет, Сэм, чтобы выйти из дурацкой ситуации победителями, мы должны срочно придумать какой-то, совершенно нетривиальный, сценарий перехвата. Совершенно нетривиальный. Вот только понять бы, как он выглядит, сценарий тот нетривиальный?
  
  ПАВЕЛ
  
  Ночной океан был прекрасен. Настолько, что лететь уже никуда не хотелось. После встряски, которую Павел устроил себе по собственной же дурости, не хотелось особенно.
  "А я всего-то и хотел посмотреть, на что моя лошадка способна! - уже чуть успокоено разглядывал он лунную дорожку, в пятистах метрах под ногами. - Чтобы знать, как оно может быть. Но я же думал, что оно же будет... ну это... ну вот в рамках хоть какой-то же логики! Самолётик-то м-а-аленький, чёрт бы его побрал! Ну - десяток, ну, ладно, два десятка километров... не, я знал, что Земля... что круглая она. Слышал я, что она круглая! Но чтобы своими глазами увидеть эту твердь выпуклой... прям как мячик детский? И не просто, а хрен его знает, на каком расстоянии под собственной задницей? Чёрт, я ж даже не успел понять, как это произошло. Скороподъёмность, мать её, проверить захотел! В зенит смотрел, на звёздочки далёкие. А когда почувствовал неладное, оказалось что уже поздняк метаться: космос вокруг! В-а-к-у-у-м! Бюро похоронное, для самонадеянных дебилов. И всё это от собственного носа буквально в сантиметрах: не выдержит обшивка, и как раз к Земле оттаять только и успеешь. Если успеешь. Чёрт, я ж никогда так страшно не пугался - от изумления ж под себя чуть не наложил... дров-поленьев".
  В тот момент, осознав, в какую горку сдуру закатил, и чем это пахнет на самом деле, вниз Павел сыпался куда быстрее, чем даже лез вверх. Настолько, что почти расплавившиеся от страха мозги, не сразу осознали фатальную ошибку глазомера, неверно оценившего расстояние до глади водной.
  В общем, к тому времени, когда очухался, на выход из пике уже не осталось ни этого самого времени, ни того самого запаса высоты: вот оно, рядом всё уже, прямо уже перед мордой! Ещё чуть-чуть, и можно рассол хлебать без ложки, и в объёмах не мерянных.
  Осознав это, уже на чистом инстинкте тупо рванул джойстик на себя, как соломинку последней надежды, всё ещё веря, а вдруг пронесёт? Вдруг харю об воду не расплющит? Нет, понимал на самом деле - живым выбраться всё равно не удастся, потому что инерция скорости при таких углах атаки либо самолётик развалит, либо его раздавит. Либо всё сразу, с мелким винегретом последствий на равнодушных волнах. Ну, потому что логика такова: сдурил - расплачивайся! Не хочешь? Не дури! И думай, прежде чем глупости делать!
  Глаза от страха не зажмуривал, хотя веки очень просили защитить психику от перегрузки, способной убить мозг вот просто так - одним лишь предчувствием смерти. Глупо, конечно, но ему почему-то хотелось посмотреть, как оно будет на самом деле, и успеет ли словить момент, когда всё это произойдёт?
  Когда мир опять пошёл блестючей рябью, а удара в морду так и не последовало, он сначала честно поверил, что переход, в мир вот тот, вот так и происходит - безболезненно и в пузырях умиротворённой радости. Это как-то даже и порадовало: он всю жизнь не любил болезненные ощущения.
  А потом блестючая радость вдруг сгинула, как будто её и не было, мир вернулся в прежнее состояние, и океан оказался близко, но не настолько, чтобы можно было трястись от страха тесных объятий. Вот тогда Павел вспомнил вертолёт французской прописки, и сильно заподозрил, что сияло в кабине появляется далеко не случайно.
  "Ой, как неслучайно! - выжатым лимоном растекся он по креслу. - Я даже сильно подозреваю, что это всего лишь защита тупой башки ездока. От дурака защита - это называется. А чего - мне это нравится. В себя бы ещё прийти, чтобы не напоминать ошпаренного осьминога, висящего на утюге".
  Про осьминога была чистая правда: вот именно этим бесхребетным он себя и ощущал. Нервные перегрузки его так размочалили, или перегрузки физические, кидавшие из стороны в сторону, перед идиотской свечкой в ближний космос, он сказать не мог.
  "Эшелон пятьсот... - посмотрел он на зеленоватые цифры, откуда-то появившиеся на панели. - Расстояние до точки - две с лишним тысячи, скорость достаточная, чтобы успеть отдохнуть, прежде чем окажусь в Нью-Йорке...
  Нью-Йорк! Интересно, на кой хрен он мне сдался? Чего меня туда тянет? А собсно, почему бы и нет? Погляжу на цивилизацию, среди людей потрусь... почему бы и нет? Интересно же! Денька три-четыре, а там будем посмотреть, куда дальше рвануть. Куда-нибудь на пляжик, к морю тёплому, и прелестям тропическим! Ой, как здорово всё это будет: водичка, песочек, немного жрачки, и много солнца! Чёрт, да это ж рай на земле!".
  От предвкушения горячего песка, и кристальной воды, обволакивающей тело, он аж зажмурился, так приятно это ложилось на истерзанную психику. Прямо как перина на замёрзшее тело: укутывало и грело, будто всё это находилось вот уже... ну, вот прямо здесь, и прямо сейчас.
  Сколько времени он блаженно жмурился, предчувствуя, как всё будет, Павел сказать не мог. Наверное, долго. А оборвалось блаженство внезапно и подло, потому что он физически ощутил, что в мире что-то изменилось. Что-то вот наросло поганым грибом, в дикой лесистой местности. Павел открыл глаза, и...
  И не поверил им, потому что прямо над головой увидел хищный профиль снаряжённого ракетами истребителя. Чужого истребителя.
  Долгую секунду разглядывал невероятное зрелище, вторую - убеждал себя, что он, истребитель тот, и в самом деле реален, потому что если нет...
  "Потому что если нет... - изучал звёзды, полосы, и всякую прочую хрень под скошенными крыльями, - если нет, то дело совсем плохо. Настолько, что пахнет дурдомом, потому что...
  Середина Атлантики у меня под задницей, потому что! Нет тут аэродромов. Неоткуда ему взлетать. Но вот же он, прямо над башкой покачивается. А что это у него под задницей? Крюк, мать его... кашу варила. Палубник, что б ему! И мне - тоже! Чтобы хавалом не зевал... блаженство, твою... в три души, и одну зуботычину! Надо же было так обделаться! Да ладно бы один пожаловал, так нет целой кучей припёрлись, скоты".
  Он и в самом деле попал на классическую вилку. Ну, когда ещё не насадили, но взяли в клещи так, что либо поскачешь, куда прикажут, либо - насадят. С гарантией. Четыре супостата: один над головой, два с боков, и - контрольный, в затылок, на хвосте висящий.
  "Как же я всё-таки проморгал вас? - оглядывал он удалую гопкомпанию. - Расслабился, на радостях, что живой остался. Размяк. И что теперь? Воды международные, претензий они мне выкатить не могут: границ не нарушал, в драку не лез, лечу себе в воздухе свободном чин-чинарём. Какого хрена? Спросить? А у меня что, и радио есть? Может и есть, но я его вроде, как и не заказывал. Нет, в самом деле - что теперь?".
  И именно в этот момент, словно кто-то повернул огромный выключатель, по кабине разлился уверенно-нагловатый голос:
  "...овторяю, сэр, это военно-морские силы США! Мы имеем приказ сопроводить вас на авианосец ВМФ США! Сэр, вы нас слышите? Повторяю...".
  "А ведь скотина на русском шпарит! - изумился Павел. - В международных водах, в далёкой Атлантике. На русском. Шпарит. А международный язык - английский, между прочим".
  Это было действительно неприятное открытие. И говорило оно, что ребята точно знали, к кому и зачем шли. И говорило оно, что ребята точно знали, откуда взлетел, потому что иначе говорили бы, ну, в крайнем случае, во французской тональности.
  "И что теперь? - тупо соображал Павел. - Изволь явиться на авианосец СеШеА. Потому, что мы так хотим. А харя у вас не треснет? Вы ж думаете - всё. Насадили, повели? Боезапаса куча, и кто ж с этим спорить возьмётся. А может вам мастер-класс показать? Я ж теперь супер-асс, могу крутануть так, что хрен понять успеете, куда я слинял. Если, конечно вас не посшибаю в азарте. А может вас и вправду завалить по одному? Тараном, к примеру? - он вспомнил ту вертушку, и вдруг осознал, что - не получится. - Да, не пойдёт, пробовал уже. Ну что и в самом деле остаётся лишь слинять в полную неизвестность, пусть клювами от изумления пощёлкают!".
  Он уже и прицелился, куда именно будет нырять, и как именно будет уходить в набор высоты, а потом резко падать, чтобы исчезнуть в помехах близкой воды, но именно в этот момент погонщик снова протянул язык.
  "Сэр, повторяю... это ВМС США, мы имеем приказ, сэр, сопроводить вас на авианосец. Сэр, мы имеем приказ, в случае неподчинения открыть предупредительный огонь, сэр. После чего, в случае дальнейшего неповиновения, открыть огонь на поражение, сэр! Повторяю...".
  "На что ты собрался открыть? - ощутил закипающее бешенство Павел. - А ты своим открытым не подавишься? Простудиться не боишься? Значит, ты - командир, и ситуацией полностью владеешь? Ну, флаг тебе в руки, в шею погоняло!".
  Теперь он уже знал, что будет делать. Не бегать, не уходить - слушать и действовать. Это ведь они предложили открыть огонь, ну, так каков вопрос - таков ответ. Каждый получает то, к чему стремится, даже если и не понимает, к чему стремится. Они предложили эту партию. Он принял, и теперь уже знал, как это будет выглядеть. И с этой минуты отбросил эмоции, потому что с ними в дело лезут фатальные ошибки, портящие даже самые гениальные планы.
  "...Вы меня слышите, сэр? - вещал тем временем наглец, увешанный ракетами. - Если у вас нет возможности выйти на связь, но вы меня слышите, дайте, пожалуйста, знак покачиванием крыльев. Сэр... Отлично, сэр! - радостно проговорил, увидев лёгкое покачивание. - Тем же образом дайте знать, что всё поняли, и готовы следовать за нами".
  Павел снова качнул согласие, и с интересом принялся наблюдать тут же начавшееся перестроение ордера. Тот, что был над головой, уйдя вперёд, вышел на лидирующую позицию. Боковые тоже отошли, существенно расширив коридор свободы. А контрольный, так и остался на хвосте, напоминая об истинном положении вещей.
  "Ну - да! - усмехнулся Павел, оценив перестроение. - Мы тебе, конечно, рады, но ты не очень-то балуй. Иначе будет тебе большое атата! Так я ж и не балую, я ж сама покорность - ведите меня, ребята, ведите. Мне как-то тоже... очень захотелось вблизи на ваше корыто посмотреть".
  Он, разумеется, понимал, что зря лезет в это дело, и что силы не так чтобы очень уж равны, и что раскатать его могут в такой блин, который потом назад чёрта с два закатаешь. Но уж больно они тоже - раскатали. Губищи. И это было как-то... обидно. За державу. Если к нему обращались по-русски, значит знали, с кем имеют дело, и это в корне меняло... дело.
  "А ведь реально - за державу обидно! - пропуская мимо ушей очередные инструкции, что, как и когда он должен исполнить, чтобы правильно выполнить посадку. - И за себя - тоже. Да при такой наглости, руки прямо сами вытаскивают из загашника губозакаточную машинку, даже если она чисто воображаемая. Ничего - прорвёмся. У меня тоже кое-что на запястье болтается. Я тоже кое-что умею. А там видно будет, у кого на руках козырей больше".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Тихо мурлыкнувший телефон чуть не вогнал его в состояние общей депрессии.
  "Опять? - посмотрел Олдрич на изрядно надоевшее устройство. - Сколько можно объяснять всем им вещи, совершенно очевидные? Я ж уже весь язык оболтал, а им всё неймётся. Время на исходе - не станет этот тип вечно болтаться в Атлантике, как они это не поймут!".
  Здесь все телефоны были непростыми, положение обязывало, но именно этот отличался самым непростым характером. Наверное, поэтому его и снабдили самым нежным сигналом. Из особого садизма.
  - Сэр! - дежурно-милым голосом проинформировала секретарша. - На закрытой линии командующий авианосной группы. Соединить?
  - Разумеется! - согласился Олдрич, про себя подумав: как ему надоела их дежурная вежливость, словно у него и в самом деле есть выбор насчёт - соединить, не соединить.
  - Джек! - прошипела трубка. - Может объясните, о чём именно я только что разговаривал с большим начальством?
  - Простите, Роберт, - не стал обострять Олдрич, - но я не слышал вашего разговора.
  - Зато, подозреваю, вы прекрасно знаете, о чём он был! - свирепо рыкнула трубка.
  - Роберт, что вас смущает?
  - Всё! - не смущаясь, прорычал тот в ответ. - Это не вы ли требуете, чтобы я принял на палубу вражескую машину с неизвестными характеристиками? О том, приспособлена ли она для такой миссии, я даже не упоминаю - тут ваша головная боль. Но у меня здесь, если вам неизвестно, очень много людей, которые могут пострадать, если что-то пойдёт не так. Джек, вы уверены, что всё пойдёт так?
  "Единственное, в чём я сейчас уверен, - чуть не объявил вслух Олдрич, - лишь то, что я Джек Олдрич, и что если что-то пойдёт не так, у меня не будет даже плиты на Арлингтонском мемориале. Прикончат, и закопают как бездомную собаку. Всё остальное - эфемерно, как та хреновина, которую мы дружно пытаемся изловить".
  - Роберт, - продолжил он уже вслух, - боюсь, вам придётся довериться нашим расчётам. Иного выхода у нас просто нет. Что б вы знали, у этой штуки настолько уникальные характеристики, что мы не можем позволить ею завладеть кому-то неведомому. Понимаете - не можем! Да, риск есть, потому что он есть всегда. Но, насколько я информирован, ваши пилоты уже ведут аппарат, и указаниям он, как я вижу, подчиняется?
  - Вот это смущает меня больше всего! - сбавил тон собеседник. - Слишком быстро он начал подчиняться. А вдруг это диверсия? Насколько я понял из предыдущего разговора, есть предположение, что готовится выгодная сделка. Но почему, в таком случае, они не выдвинули никаких условий? Джек, вы лучше меня знаете - так не бывает. Так бывает лишь, когда другая сторона готова на всё. Вот меня и мучает именно этот вопрос, на что готова та сторона? И я не нахожу на него ответа.
  - Не драматизируйте, Роберт! - устало проговорил Олдрич. - Времена Банзая давно прошли. Никто не станет такой ценой топить вашу посудину.
  - Посудину?!!
  - Извините, Роберт! - спохватился Олдрич, поняв, что выразился не совсем правильно. - У меня были не самые лёгкие дни. Извините! Я хотел лишь сказать, что не всегда, и не всё, можно говорить открытым текстом. И убеждён, что пилот не выходит на связь именно по этой причине. Вы уверены, что в вашем секторе нет какой-нибудь посторонней субмарины, под завязку набитой крылатыми ракетами?
  - Могу лишь надеяться! - тяжело вздохнул командующий. - Их "Ревущие коровы" остались в далёком прошлом, а в нынешнем никогда не знаешь, где ожидать очередного сюрприза. И не обгонит ли тебя снова кто-нибудь, даже не выходя из-под воды. Джек, вы же знаете этих ребят не хуже меня: они какие-то ненормальные.
  - Знаю, Роберт! - согласился Олдрич. - Знаю. Потому и настаиваю, чтобы их машина попала на наш берег хорошо зачехлённой, и так же хорошо осмотренной. Воизбежании неприятных сюрпризов. Молчание же пилота объяснить несложно - в отличие от нас с вами, он может догадываться, где и кто его поджидает. Поэтому он будет удерживать режим молчания до тех пор, пока не окажется на вашей палубе. Поставьте себя на его место. Ваша палуба и есть то самое место. Безопасное. Для него.
  - А вы уверены, что он там вообще есть?
  - Кто? - не сразу понял Олдрич. - Нет, Роберт, это уже слишком! Никаких аппаратных ресурсов не хватит, чтобы легко проделать тот путь, который он проделал. Даже у нас нет такого оборудования. А мы, если помните, ведущая технологическая держава мира.
  - Мне кажется, - едко поинтересовался командующий, - или знаменитая история с "Бураном" прошла мимо вашего внимания?
  - Бросьте, Роберт! - не принял тона Олдрич. - Вы сравниваете несопоставимые по сложности задачи - вернуть с орбиты корабль по заранее рассчитанной траектории, немного проще, чем устроить шоу, которое мы наблюдали последние дни. Поверьте мне. Да и откуда у вас взялась такая странная мысль?
  - Доклады пилотов навеяли. Они сообщают, что по очертаниям кабина у аппарата вроде бы есть, но её фонарь абсолютно непрозрачен. Джек, вы когда-нибудь видели непрозрачные фонари? Я - только на дронах, которыми управляют с земли. Надеюсь, вы представляете, что такое управляемый с земли дрон?
  - Догадываюсь! - теперь уже не удержался от ехидной нотки Олдрич. - Как догадываюсь и о том, чем, и насколько, он отличается от этой штуки. Нет, Роберт, пилот есть, и у него есть вполне определённый интерес. Ещё раз поверьте мне.
  - Хорошо! - полным сомнения тоном ответил командующий. - Вы меня почти убедили. Меня, но не мой внутренний голос. Он, чтобы вы знали, во всё это не очень верит. Я бы даже сказал - совсем не верит.
  - Это хорошо! - одобрил Олдрич. - Сомнения не позволяют расслабиться раньше времени. Тем более что мы и не можем себе этого позволить, пока аппарат не окажется в вашем ангаре.
  - Если он там окажется! - уточнил командующий.
  - Разумеется! - неохотно согласился Олдрич. - Но если всё-таки окажется, я прошу вас, Роберт, обеспечить пилоту максимальный комфорт - его мозги стоят не меньше чем сам аппарат. И максимальную секретность: запретите любое обсуждение этой темы, потому что, если я хоть что-то понимаю в жизни, у наших дипломатов ещё будет возможность обсудить не только эту тему. Но к тому моменту нам, с вами, она будет уже не интересна.
  - Молите бога, чтобы наша проблема не оказалась куда более тяжёлой, чем их! - без тени юмора ответил командующий. - Держите кулаки за наше везение, или делайте что вам больше нравится, потому что если всё окажется не так, Джек, я лично вздёрну вас на рее!
  - Многообещающая перспектива! - усмехнулся Олдрич. - Но должен разочаровать - если что-то пойдёт не так, вам придётся стоять в длиннющей очереди.
  - Я терпеливый - я дождусь. - уверенно проговорил адмирал.
  - Вы бессмертный? - на самом деле удивился Олдрич. - Ну а если серьёзно, Роберт, всё действительно очень серьёзно. Очень серьёзно.
  - Я тоже к шуткам не расположен. - Холодно проговорил тот. - Хорошо, Джек, посмотрим, что мы сможем сделать. Кстати, мне докладывают - они уже на подходе.
  - Да поможет нам Бог, Роберт! - проговорил Олдрич в опустевшую трубку.
  "И это было бы очень кстати! - глядя на экран, продолжил уже про себя. - Остаётся надеяться, что так и будет: не станут они топить авианосец такой ценой. Не станут! Всё будет хорошо!".
  
  ПАВЕЛ
  
  Что такое "Глиссада" представление он и раньше имел... смутное такое. Как измеряется скорость в узлах... ну разве что в узлах грязного белья, отправляемого в прачечную. Со светофором было куда проще, потому что светофор, он, где хочешь - светофор. С тройным набором. Красный, жёлтый, зелёный - вся наука. Видишь зелёный, ты в глиссаде, всё нормально, можешь снижаться, и целиться в трос-финишер. Жёлтый - ну, как-то так себе: плюс-минус два лаптя туда-сюда. О красном и заикаться не стоит, там и дебилу ясно: ни туда, и ни сюда.
  Со скоростью было сложнее, потому что имитировать достаточное количество узлов, если о них малейшего представления не имеешь, это ведь суметь надо. Тут уж давай строго на глаз, и, плюс-минус, на представление о том, как должен выглядеть пристрелочный заход на полосу.
  Первый дался очень тяжело, потому что держать скорость в пределах разумного, и глиссаду в пределах правдоподобного, чтобы профессионалы в это поверили, было непросто. Но одобрительные возгласы, прямо на всю кабину, он таки заслужил.
  Со вторым получилось намного легче: в общих чертах тот вышел почти идеальным, о чём ему с восторгом сообщили руководители полётов, пожелавшие мягкой посадки со следующего круга.
  Третий заход он делал просто с широчайшим замахом, отойдя намного дальше, чем требовалось, чтобы прицелиться уж совсем точно. Это даже вызвало лёгкое беспокойство и на вышке, и там, где каруселью гуляла четвёрка конвойных "Хорнетов". Но всё быстро успокоилось, когда он снова вышел на глиссаду, поймал зелёный свет, и, несколько секунд спустя, заскользил по оказавшейся удивительно длинной, палубе. Когда аппарат замер чуть дальше её середины, по кабине прокатился вздох явного облегчения, и вздох тот был совсем не его.
  "Правильно, ребята! - усмехнулся Павел. - Вздохните и выдохните. С облегчением выдохните, потому что очень скоро дышать придётся часто-часто, и вряд ли с облегчением. Ага, а вот и почётный караул на транспортёре... оп-па... это что, баба, что ли? На корабле? На тягаче? Совсем охренели? У вас что, мужики в обойме закончились?".
  Пропуская мимо ушей назойливое жужжание о том, что и как он теперь должен делать, и чего не должен делать категорически, Павел смотрел на водилу тягача, не отличавшегося грубо мужскими чертами лица, и тихо офигевал от изумления.
  В феминизме он разбирался мало, потому что это ему было не интересно, от слова совсем, а необходимости разбираться у него и не было, от слова вообще. Женщины в армии, по его глубокому убеждению, явление в принципе допустимое. Но в очень узких рамках. И уж точно не на тяжёлых, а особенно рискованных, работах, вроде такой вот каталки, на раскачивающейся палубе.
  Он бы, наверное, долго ещё зависал в изумлении, но леди, в хорошо заношенном коричневом жилете, быстро привела в норму разбежавшиеся по палубе мысли о допустимом, и не очень допускаемом. Она подогнала свою коробочку вплотную, выскочила из-за руля, и... остановилась, растерянно оглядывая аппарат в поисках стойки шасси. Только после этого Павел окончательно включился в реальность, готовившуюся мягкими женскими руками навсегда повязать его с многотонным колёсным чудовищем.
  "Идиот! - зло рыкнул он на себя. - Клюв захлопни, и вали отсюда, пока узами не сковали. А кто будет наглых малышей водичкой поить? Рассолом... на опохмелку. Ишь как в эйфорию ударились, прям брызги шампанского во все стороны. Щас, ребята! Щас будут у вас брызги. Много будет брызг... я уж постараюсь удовольствие доставить... всем... чтобы память надолго осталась".
  Стоявший поперек дороги тягач он просто объехал, как автомобиль объезжает помеху. Потом разогнал небольшую группу мужиков в разноцветных жилетах, торчавших на пути с глупо распахнутыми ртами. Потом стал разгоняться сам, намереваясь исполнить экстренный взлёт.
  Эфир, на мгновенье замерший в изумлённой паузе, тут же взорвался жуткой какофонией, в которую Павел даже вслушиваться не стал. Он натужно разбегался, и всем было ясно, что набрать достаточную скорость он не сможет. И что катастрофа всё-таки разразится. Ему искренне орали, его искренне предостерегали, убеждали... и разом замолкли, когда он всё-таки не успел, и повалился с палубы под форштевень. И, как божий день, всем было ясно, что винты перемолотят его в фарш, если он не успеет отвернуть хотя бы чуть-чуть в сторону.
  Павел, тихо прилепившийся под обрез палубы, ждал, когда вся шарага придёт во вменяемое состояние, и начнёт что-то предпринимать. Он хорошо знал, что прямо сейчас никому в голову не придёт искать его именно здесь, потому что логика нормального человека железно убеждает его смотреть не сюда, а именно туда, куда нормальная логика его уже отправила.
  Надежда умирает последней. Она и не умерла, и сейчас закрутила такую неразбериху, что на корабле просто забыли о барражирующих в воздухе самолётах. Оно и понятно: диковинный аппарат может и погиб, но есть же ещё и пилот, обладающий важной информацией. И именно его надо разыскать, и поднять на борт, потому что он же обладает важными секретами. А вокруг темнота, и ход у корабля солидный, и пилот удаляется от него всё больше и больше, и найти его будет всё труднее и труднее.
  Вывод напрашивался сам собой: срочно поднимать спасательные вертолёты. Но их же ещё надо привести в рабочее состояние.
  А когда всё было наполовину выполнено, командир звена, барражирующего над всем этим безобразием, вежливо напомнил о себе, предположив, что поблизости запасных аэродромов вообще-то нет. А запас горючего подходит к концу не только у него. И, довольно невозмутимо, высказался в том смысле, что ещё немного, и мы тут начнём падать. Так что вы уж там придумайте что-нибудь. И побыстрее, пожалуйста.
  Услышав это, командование взялось за голову, срочно отправляя вертолёты назад, и очищая палубу для зависших в карусели "Хорнетов", потому что ещё немного, и будет уже совсем плохо. Для всех. И далеко не факт, что хуже всех придётся именно пилотам, морально готовящимся превращаться в пловцов... на дальние дистанции.
  Павел напряжённо ждал этого момента. Он хорошо слышал переговоры вышки не только с пилотами, даже не пытаясь разбираться, кто же обеспечил ему такое счастье. Ему, вот именно сейчас, это было совсем безразлично, потому что он готовил ребятам, притащившим его сюда, большую свинью. И немного мандражировал от понимания её размеров, по опыту зная, что никогда задуманное не идёт по заготовленным рельсам. Оно почему-то всегда стремится найти неучтённую стрелку, и свернуть на путь, ведущий в полную неизвестность.
  Факт, что на больших корытах, плотным ордером державших в кольце лётную палубу, лица были далеко не гражданские, новостью для него не был. Новостью не было и то, что лица эти умели неплохо защищаться, имея под руками много всякого разного железа, способного выбить мозги из кого угодно. Особенно из того, кто не умеет ими пользоваться, на благо собственного здорового образа жизни.
  И ведь понимал, что с самого начала лучше было не лезть в эту кучу. Была ведь возможность. А теперь уже поздно. Нет, отвалить ещё можно: в такой неразберихе никто ж толком и не поймёт, что на самом деле случилось.
  "Так я бы и рад! - напряжённо вслушивался он в переговоры. - Да поздно уже. Я уже всё затеял. Эти гады мнят себя властелинами вселенной. Считают, что могут где угодно и кого угодно дёрнуть, и наказать? Ну, так я их, козлов, разочарую, и умою. Пусть с небес спустятся, и охолонутся. Штанишки замочат... для вразумления. Нет, я не мстительный, я за порядок. А этим уродам пора и честь знать, и за дела ответить".
  Когда первый "Хорнет" доложил, что выходит на глиссаду, Павел глубоко вдохнул, и, надеясь, что с французским вертолётом была всё-таки не чистая случайность, заложил петлю прямо над лётной палубой.
  На самом деле он боялся, что пилот не успеет разглядеть его на встречном курсе, и для верности опознания шуганул палубников, едва не причесав им шлемы. Потом заложил крутой вираж, и лёг на встречный курс, целясь идущему навстречу "Хорнету", прямо в скошенный лоб.
  Шокированная пауза вроде бы даже и была, впопыхах он не успел понять, но вот то, что началось дальше, он понял хорошо. Но - не всё. Литературных слов там было мало, а из остального он понял только малую часть, потому что большая часть состояла из выражений, которых он никогда и не слышал.
  Расстояние сокращалось стремительно, и Павел даже испугался, что парень его всё-таки не успел разглядеть, но тот вовремя набрал высоту, просвистев впритирку над ним, и ушёл на второй заход.
  Основная часть дела была сделана: теперь все понимали, что на посадке есть серьёзная помеха. А сам Павел осознавал, что помеху теперь будут устранять. Всеми доступными способами. Это было ни хорошо, и не плохо, это была данность, качавшая усиленный адреналин, подпитывавший азарт боя, в котором и время, и пространство, измеряется совсем другими величинами, и где за несколько секунд успеваешь много больше, чем во времени обычном.
  Он крутил неимоверные петли, выводя комендоров, от которых требовали немедленно завалить эту тварь, на такие курсы, что и те страшно матерились от полного бессилия. В плотном строе кораблей, куда не пальни, практически гарантированно попадёшь или в них, или в тех, кого тут всё ещё надеются посадить на палубу, настырно перекрываемую этой бешенной сволочью.
  Когда в движение пришли "Вулканы", Павел даже испугаться не успел, осознав лишь, что они-то его точно порежут на шашлык, потому что шесть тысяч в минуту, это не одинокие трассеры орудий, от которых ещё можно увернуться за счёт неимоверной маневренности. И инстинктов, донельзя обострённых реальной опасностью.
  Только на них он теперь и полагался, ибо размышления порождают сомнения, сомнения требуют нового времени на размышления, а вот именно оно становится убийственным в скоротечных процессах, несущихся в большой свалке.
  С этого момента началась совсем уж жёсткая карусель. "Хорнеты" нервничали, потому что топливо реально заканчивалось у всех, а Павел блокировал их попытки сесть, лавируя между авианосцем и кораблями сопровождения так, чтобы стрелять в него было невозможно. И пересекал глиссаду "Хорнетов", как только кто-то пытался на неё выйти.
  И вдруг обстрел резко закончился, потому что одна из огненных трасс прошла не только рядом с ним, но чуть не завалила кого-то из "Хорнетов", вызвав ярый вопль пилота, и звериный рык командования.
  С этой секунды всё зависло в некой точке равновесия, на пользу Павла, ибо он-то их держать мог, а вот они его положить уже не могли. И посадить машины не могли тоже.
  А потом в небе расцвел букет их пяти парашютов, а на воде один за другим поднялись четыре фонтана, брызгами отсалютовавших четырём машинам, упокоившимся в бездонных недрах.
  И вот уже тогда Павлу сделалось совсем хреново: теперь он был один на один с целой армадой рассвирепевших людей, жаждущих превратить его в месиво, крошево, порошок, гарнир, и ещё чёрт знает какой ингредиент на людоедском столе.
  Надо было выходить из боя.
  "Как?!! - свирепел он, от вдруг навалившегося осознания собственного бессилия. - Они ж теперь всё, что есть на борту, не в борт, в задницу мне загонят. Весь боезапас израсходуют, но на дно положат меня. Уходить по настильной? Глухая зона кончится быстро, и "Вулканы" в прах разнесут. Вертикаль на форсаже? Если по надстройке авианосца, могут не успеть среагировать, зато ракеты наведутся за милую душу. И устроят банкет, подав жаркое прямо к столу начальства. А и...
  А и... пусть наведутся! Я им ещё и помогу, уйду в горизонталь, и потяну всю свору за собой. Хорошо, если их будет много... чем больше, тем лучше. Когда бабахнут, я и свалюсь... в океан... с концами. Пусть потом гадают, где обломки искать. Кто сказал, что я не могу глиссером поработать? Только бы на тихохода не напороться!".
  Крутанув последний вираж под бортом авианосца, строго по надстройке перешёл в набор высоты, и очень быстро прыгнув на эшелон, для пушек запретный, выровнял машину, и неспешно рванул курсом на север. Почему именно туда, и сам не понял - чутьё так распорядилось.
  Эфир по-прежнему орал, матерился, требовал, распоряжался, а Павел внимательно отслеживал, когда появятся дымные хвосты пусков. И те появились. С интервалом буквально в секунды, ибо работал весь ордер, похоже, и в самом деле всем, что у него имелось на установках.
  А потом пришло время удирать на всех ходах, потому что чадящая стая начала приближаться как-то очень уж настырно. Павлу, при всей его наглости, вдруг стало и в самом деле как-то очень жутко, и тоскливо. Недолго, потому что когда несёшься во все лопатки, на эмоции времени не остаётся.
  А потом сзади рвануло так, что ему мигом заложило уши, и он почти непроизвольно свалился в глубокое пике.
  
  ОЛДРИЧ
  
  - Босс! - прокричал ввалившийся в кабинет Эванс. - Не спите? Только не падайте на пол - нас-таки вываляли в дерьме!
  - О чём вы, Сэм? - охладил заместителя Олдрич, удивлённый его поведением.
  - Как о чём? - изумился тот. - Ах да! Простите, я с этой историей полностью вывалился из реальности... можете оторвать мне голову.
  - Обязательно сделаю это! - подтвердил Олдрич, ощущая, что именно сейчас пол уйдёт из-под ног в глубокую бездну, потому что, кажется, в самом деле произошло что-то совершенно непоправимое.
  Впрочем, он уже догадывался, что именно произошло.
  - Да! - прочитав его мысли, согласился Эванс. - Разразилась катастрофа, о которой вы ещё не знаете. Это моя вина - сначала думал, вы отдыхаете, не хотел тревожить, а потом не было сил оторваться от событий. Но, босс, меня извиняет то, что повлиять на ситуацию мы всё равно не могли. То есть - вообще, и - никак.
  - Я вас прямо здесь убью! - вкрадчиво пообещал Олдрич. - Без сожаления прикончу, если вы и дальше будете ходить вокруг да около, Сэм. Говорите, наконец, что там произошло?
  - Эта сволочь утопила четыре "Хорнета"!
  - Авианосец цел? - вскинулся Олдрич.
  - Босс, вы о чём? - опешил Эванс.
  - Я спрашиваю, - уточнил Олдрич, наливаясь кровью, - авианосец цел?
  - Насколько знаю, - с долей сомнения в голосе, проговорил Эванс, - плывёт как новенький!
  - Слава богу! - невольно огладив шею, выдохнул Олдрич. - Слава богу. Какое оружие было применено?
  - В том-то и дело, босс, - как-то очень внимательно приглядываясь к начальнику, проинформировал Эванс, - никакого вооружения он не применял. Он просто, и незатейливо перекрыл им возможность добраться до палубы. Босс, он их просто туда не пустил.
  - Эванс! - зловеще посмотрел Олдрич. - У меня сейчас два варианта: выгнать вас к чертям собачьим, за излишнюю расплывчатость, или прибить к стенке за излишнее многословие. Как это - не пустил?
  - Просто! - устало проговорил Эванс. - Не пустил, и всё. Впрочем, я думаю, вам лучше самому посмотреть запись происшедшего. Так будет намного лучше, поверьте.
  - Обязательно это сделаю. Но почему вы не подняли меня сразу?
  - Босс, можете пристрелить на месте, но я, в самом деле, не вижу, чем ваше присутствие могло помочь адмиралу, и иже с ним! Кстати, должен сказать, он взял командование на себя в такой форме, а остальным велел убираться к чертям, и не путаться у него под ногами в таких выражениях, что я сразу поверил: у него под ногами и в самом деле лучше не путаться. К тому же, босс, события уже разворачивались так, что мне показалось, уж если он взял ответственность на себя, так пусть сам её и несёт. Особенно, если будет серьёзный провал. Никто ж не сможет вас упрекнуть хоть в чем-то. Разве лишь меня... за нерасторопность.
  "А вот это и в самом деле замечательно! - с благодарностью посмотрел на заместителя Олдрич. - А вот за это и в самом деле спасибо. Меня не поставили в известность, я был не в курсе событий, а если этот солдафон, адмирал, что-то и наворочал, то все вопросы к нему, не ко мне. И за это, Сэм, большое вам спасибо".
  - Хорошо! - взглядом поблагодарил он Эванса. - Но в следующий раз будьте всё-таки порасторопнее.
  - Непременно, босс! - всё правильно понял тот.
  - Теперь... - перешёл на серьёзный тон Олдрич. - Теперь... прежде чем я просмотрю всю запись, расскажите мне вкратце свои впечатления и ощущения по этому эпизоду.
  - Самое краткое ощущение, - усмехнулся Эванс, - это был самый изощрённый садизм из тех, что мне приходилось когда-нибудь видеть. Сколько раз наш тип подтверждал согласие на всё, что было запрошено, лишь богу ведомо. Впрочем, вы сами всё увидите! - загнал он дискету в приёмник. - Негодяй даже совершил удачную посадку на палубу. Явно не без задней мысли. И явно этой мыслью было желание максимально затянуть время, чтобы отправить на дно тех, кто его арестовал. Впрочем, это вы уже знаете.
  - А чего я не знаю? - удивлённо поднял глаза Олдрич.
  - Того, что у него на борту нет оружия.
  - Нет оружия? - ещё больше удивился Олдрич. - И что навело вас на эту любопытную мысль?
  - Босс, - нарочито тяжело вздохнул Эванс, - это же просто, как дважды два! Когда началась серьёзная драка, и по нему несколько раз сработали "Вулканы", чуть не зацепившие заодно и своих... босс, он ни разу им не ответил. А должен был, имей хоть что-то под рукой. При его характеристиках он мог легко положить всю четвёрку "Хорнетов" ещё там, где они его взяли. Он мог положить их и позже. И не только их, будь на борту оружие. А как он лавировал между посудинами, не давая взять себя в прицел! Босс, он ходил на таких курсах, и таких режимах, что запросто мог заткнуть все "Вулканы" одиночными выстрелами по механизму, а потом взять, и неторопясь уйти за горизонт.
  - Ну, так он всё-таки ушёл? - быстро спросил Олдрич.
  - Нет, босс... - как-то даже расстроено проговорил Эванс. - Наши ребята были так взбешены, так брызгали слюной от злости и досады, что незатейливо всадили в него весь запас ракет, сидевших в пусковых установках. Поверьте, это был очень большой запас.
  - Ч-ч-ёрт! - швырнул ручку на стол Олдрич. - Идиоты! Ну, хоть что-то от него осталось?
  - Босс, погреба на кораблях очень большие, можете поверить, и у них явно кое-что там ещё осталось.
  - Погреба? - не сразу включился Олдрич. - Сэм, я не о ракетах! Я о нашем подопечном!
  - А-а! - серьёзно посмотрел Эванс. - Что-то, наверное, осталось. Только лежит оно теперь очень глубоко... босс, такое количество взрывчатки, одновременно рванувшей в ограниченном пространстве, шансов никому не оставляет. Правда, босс, не даёт мне покоя одна мысль...
  - Ну-ка, ну-ка? - с надеждой посмотрел Олдрич.
  - Не верю я, что вся эта туча ракет попала в него одномоментно. В нормальных условиях такого не бывает. По ряду причин, и куче обстоятельств, не могут все ракеты одновременно уйти с пусковых установок. А, следовательно, и к цели одновременно подойти не могут. И, тем не менее, в нашем случае, они сдетонировали именно все, и разом.
  - Бросьте, Сэм! - расстроено вздохнул Олдрич. - Разница в секунды, цепная детонация, стечение обстоятельств, воля божья, наконец. Нам с вами какая разница? Наша с вами задача в другом: добыть эту штуку! - он показал на экран монитора, где как раз и красовалась штука на палубе. - Или, хотя бы, куски от неё, чтобы... стойте, Сэм, посмотрите, или у меня что-то с глазами, или она, в самом деле, висит над палубой?
  Эванс наклонился ближе к экрану, присмотрелся, изумлённо покачал головой. Запись была так себе, качеством не очень, но даже на ней, если присмотреться, был виден маленький, в пару сантиметров, не более, но всё-таки зазор между палубой и корпусом штуковины.
  - Так вот почему у неё нет шасси! - прозрел Эванс. - Всё остальное есть, а шасси нет.
  - Остальное есть. - Согласился Олдрич. - Всё остальное есть...
  Он долго всматривался в нормальный с виду самолёт, у которого действительно было всё как у нормального самолёта: чуть сплющенный фюзеляж, перетекающий в короткие скошенные крылья. Совершенно непрозрачный фонарь кабины пилота, вертикальные и горизонтальные рули, сопла пары двигателей. То есть всё, что должен иметь при себе нормальный самолёт. Только всё это было небольшого размера. Очень небольшого.
  - Сэм! - осенённый внезапной догадкой, посмотрел на зама Олдрич. - Объясните мне, если сможете, зачем ему вот эти трубы? - указал он на сопла двигателей.
  - Босс, вы меня пугаете! - озабоченно проговорил Эванс. - Зачем самолёту двигатели? Босс, вы меня, в самом деле, пугаете!
  - А вы не пугайтесь! - ядовито ответил Олдрич. - Вы лучше напрягите вещество в черепной коробке, и проанализируйте размер аппарата, расстояние, что он уже преодолел, и добавьте туда же просмотр записи посадки этого недоразумения на палубу. Попробовали? А вот теперь скажите, зачем они ему?
  Эванс выпрямился, осмотрел кабинет так, словно видел его впервые, забрал подбородок в кулак, снова осмотрел кабинет, пожевал губами. Всё это он проделал в полной тишине, потом глубоко вздохнул, и только после этого посмотрел уже на Олдрича.
  - Не понимаю! - проговорил расстроено. - Не понимаю, где были мои глаза?
  - Ну, так как?
  - Единственный ответ: для украшения, не более.
  - Вот именно! - поддержал Олдрич. - Нет в этом корпусе места для запаса топлива на такую дистанцию. И я ничего не слышал о заправщике. И я не видел, а это самое главное, выхлопа двигателя при проходе над палубой. А что это означает?
  - Даже боюсь предположить, что это означает! - сокрушенно проговорил Эванс.
  - Вот именно! - повторил Олдрич. - И я боюсь того, что только сейчас понял: принципиально новый вид двигателя это означает! Теперь понимаете, что на самом деле натворили наши доблестные моряки? Теперь понимаете, что мы должны, нет, мы обязаны поднять всё, что от него осталось.
  - И вы знаете, как это сделать? - удивился Эванс.
  - Понятия не имею! - честно признал Олдрич. - Но я знаю тех, кто понятие имеет. И знаю, что если у нас не получится, иметь будут уже нас. А я этого очень не хочу, Сэм, поверьте.
  - Я - тоже! - эхом откликнулся Эванс. - Но я не вижу, причём здесь мы, босс? Мы честно сделали всё, что от нас зависело: дали информацию, вывели на объект, обеспечили возможность захвата. Что ещё от нас зависело? Ничего! Теперь все вопросы к этим, морским "любителям". Чего им стоило окружить и придавить чем-нибудь тяжёлым эту штуку, чтобы с места, сволочь, двинуться не могла. Ищи вот теперь её обломки, которые акулы не доели. Но, босс, мы-то тут причём?
  - Как говорят наши подопечные, - тяжело проговорил Олдрич, - подопечные с той стороны шарика, вашими бы устами да мёд пить! Да - основные "радости", надеюсь, достанутся адмиралу и его парням. Но и нам с вами кое-что перепадёт, не сомневайтесь. И не возражайте, я знаю, о чём говорю.
  - Но мы же, в данном случае, действительно не грешны! - серьёзно возразил Эванс.
  - Друг мой! - невесело усмехнулся Олдрич. - Кого интересует такая мелочь? В подобных играх всегда кто-то должен быть неправ, и это всегда не самое главное начальство. Вот вам уже досталось сегодня?
  - Ну, в общем-то - да! - кивнул Эванс. - Но, должен уточнить, не в смертельном варианте.
  - Мой завтрашний вариант может оказаться гораздо жёстче. Помните это правило, пока будете занимать моё кресло, ибо когда-нибудь вы займёте его надолго. Надеюсь... хотя могу и ошибаться.
  Зазвонивший в этот момент телефон, обоим почему-то сразу показался вестником неизбежной судьбы.
  - Бьюсь об заклад, - кивнул в его сторону Олдрич, - Это и есть мой завтрашний вариант, не знаю, насколько смертельный.
  - Мне выйти?
  - Не стоит! - Олдрич с ненавистью смотрел на телефон. - Звонок не по особой линии... поскучайте минутку, я скоро.
  Разговаривал он действительно очень недолго, зато, положив трубку, очень долго смотрел на Эванса, на самом деле его не видя. Тот молчал, не влезая с предположениями, ибо догадывался - новость пришлась боссу совсем не по душе.
  Потом Олдрич сфокусировал глаза, и кивнул, соглашаясь.
  - Именно так! - вернувшись из-за облаков, подтвердил уже вслух. - Завтра меня ждёт директор. И я снова бьюсь об заклад, наш общий друг, только что утопивший нашего общего недруга, уже заслал туда массив информации, в котором мы выглядим полным... ну, в общем, не очень хорошо мы там выглядим. С завтрашнего дня всем здесь будете заправлять вы. Не хотел бы думать, что это продлится очень долго, но и не удивлюсь, если окажусь неправ.
  - Нет, босс, вы так просто не отделаетесь! - скривился Эванс. - Я, конечно, жажду карьерного роста, но - не на таких условиях. По-настоящему, им вам нечего предъявить, а вы парень крепкий - отобьётесь.
  - Спасибо, Сэм! - искренне поблагодарил Олдрич. - Вашими бы устами... Но у тех, кто будет принимать решение, свои уста, и расточать мёд они не привыкли.
  
  ГИМЕР
  
  Небольшой фиолетовый постамент в глубине грота цвёл клубком маленьких факелов, вспыхнувших сразу в нескольких точках далёкой Атлантики, и теперь дружно рвавшихся в одну единственную, отчаянно уходившую за, всегда очень близкий в этом случае, горизонт.
  Разница скоростей была невысокой, и злющие факелочки хотя и медленно, но верно и надёжно подбирались к беглецу, с намерением закусать его вдребезги.
  Гимер, наблюдая эту картину, всё ещё не мог прийти к твёрдому решению, что следует предпринять именно сейчас. С одной стороны мальчишку было жалко, всё-таки живое существо, с другой - холодный расчёт, лишённый сантиментов, подсказывал что, очень даже возможно, это и есть оптимальное решение всей проблемы.
  "В самом деле, - задумчиво наблюдал он за необычным соревнованием, - эти примитивные изделия могут примитивно же решить сложную задачу невероятного симбиоза. Разнесут в клочья и генератор, и его носителя, похоронив следы обоих на большой глубине, где вот те преследователи вряд ли когда смогут их отыскать. А нам их искать незачем: нет необходимости. Да и вряд ли она когда-либо появится. А появится... вот тогда, это будет уже совсем другой разговор. А сейчас надо решать: помочь ему, или помочь нам? Гуманизм требует одного, целесообразность - другого, а я не могу принять окончательное решение лишь потому, что не знаю подоплёки этой странной истории. Зато я знаю, что мне её не сообщают вполне намерено, и знаю ещё, что ничего случайного в этом мире нет, и никогда не было. У любой истории есть предыстория, неизбежно выводящая именно на такое развитие самой истории. Мне же, совершенно чётко, предложено мальчишку".
  Злющие фонтанчики огня уже вплотную подобрались к его подопечному, и теперь буквально висели на хвосте. Вот с этого момента положение вдруг стабилизировалось, потому что тот очень быстро выровнял скорость, держа их на расстоянии достаточном, чтобы надёжно гарантировать непопадание в цель.
  "А мальчик не так прост! - усмехнулся про себя Гимер. - Хочет скрыться, прикрываясь этой стаей. Но ведь пока всё стадо не взорвётся, сымитировать собственную гибель ему не удастся, а взорвать их можно только разрешив попасть в себя. И времени на решение неразрешимой проблемы у него в обрез. Очень скоро эти штуки начнут падать, и те, кто за ними смотрят, всё поймут. А это не в его интересах... - он ещё какое-то время наблюдал сложившийся баланс сил и скоростей. - Но, как ни печально, и не в наших тоже. Следовательно, выбора у меня не остаётся".
  Гимер задумчиво посмотрел на соседнюю панель, словно ещё сомневаясь, стоит ли это делать... потом провёл несколько манипуляций, и снова вернулся к происходящему в Атлантике.
  Картина там резко изменилась: в воздухе расцвёл огненный шар, из которого буквально вывалился маленький самолётик, и, беспорядочно кувыркаясь, посыпался к близкой уже воде.
  "Вот так, юноша! - довольно подумал Гимер. - Не думайте, что вы можете всё. Самостоятельно, и безошибочно. Юность всегда уверена в этом... пока не достигнет старости, и, обернувшись назад, не поймёт, по какому краю какой пропасти ходила на самом деле".
  
  ПАВЕЛ
  
  Что произошло на самом деле, он так до конца и не понял. Да, собирался, как только рванёт, быстро свалиться вниз, чтобы, исчезнув с радаров, вчистую уйти от рассерженных ребят. Расстояние, помехи, скорость, да ещё вопль: "Меня сбили, сбили, а-а-а...", который он выдал, на откровенном наитии, должны были обеспечить ему дорогу в неизвестность.
  И поначалу всё шло как надо. Он даже успел принять радостный вопль чистой победы, над этой сволочью. Но потом рельсы всё-таки отыскали неучтённую стрелку, и свернули-таки на неё: он не рассчитал с выходом из пике, и врезался в воду. Не смертельно, не до обломков, почти уже на полном торможении, но всё-таки нырнул в пучину, и по инерции ушёл на приличную глубину.
  Шок он испытал потому, что был уверен, всё делал правильно, а кто-то неведомый взял, и переиначил заход, и утопил его в этом рассоле. И не сразу вылез из шока, ожидая в жутком торможении сознания, что вот сейчас, вот ещё чуть-чуть, и хлынет со всех щелей, потом зальёт по самые ноздри, а потом уже и всё... приехали в студёную водицу.
  Но - не случилось: секунды тянулись, вода не появлялась, дышалось свободно, и всё было как на курорте... только без плавок. А он всё равно сидел в абсолютной прострации, и никак не мог очнуться от потрясения, навалившегося вместе с абсолютной тишиной в кабине... как в склепе.
  Это действительно угнетало, и в какой-то момент он и в самом деле решил, что уже умер, а вот это всё - фантазии затухающего сознания.
  А потом, как-то неожиданно, пришёл в себя, ощутил прилив сил, и вдруг понял, лежавшую на поверхности истину, что всё как-то вдруг само собой получилось идеальным вариантом.
  Для рассерженных ребят идеальном: враг разнесён на куски, канул в пучине, и можно праздновать реальную победу. Окажись неподалёку случайный наблюдатель, он же на библии поклянётся, что так всё и было.
  "А вода не проникает! - всё еще с опаской оглядывал он кабину. - И ничего страшного не происходит. Уже довольно долго ничего страшного не происходит, а это значит, я могу попробовать, не высовываясь на поверхность, удрать отсюда втихаря и на большое расстояние. Ну, хотя бы на маленькое, а то ведь припрутся на дело рук своих полюбоваться, а тут я, на глиссере. И опять начнётся - снова здорово".
  Он взял управление, глянул на панель, увидел там цифру минус двадцать, почувствовал не уютность в нижней части позвоночника, и быстренько изменил её на минус десять.
  Позвоночник успокоился, жить стало намного комфортнее и вот тогда он дал небольшой ход вперёд. Очень аккуратно дал, понимая, что среда не такая рыхлая, как над уровнем, и лучше идти медленно, с оглядкой, без фанатизма.
  Время текло, вода текла тоже, и всё шло замечательно, если не считать напряженного ожидания какого-то подвоха, готового вывалиться из глубины. Почему именно оттуда, не очень понимал, ибо чётко осознавал - ждать надо сверху, и хорошо, если не глубинными бомбами.
  Время текло, а он напряжённо всматривался, не понимая, чего ждёт, и понимая, что это, почти наверняка, обычный страх нормального человека, попавшего в ненормальные условия.
  А потом всё прошло, как будто и не было никогда, по телу прокатилась волна лёгкого блаженства, убеждавшего, что всё позади, за ним никто не гонится, и теперь действительно можно немного расслабиться.
  И очень хотелось это сделать, но жить хотелось ещё больше, поэтому он держал в тонус, всё дальше и дальше по темноте уходя от точки своей "гибели".
  "Днём отдохну! - подбадривал себя, отгоняя наваливающуюся усталость. - Всё равно он потерян... не попрёшься же белым днём в этот Нью-Йорк... Почему Нью-Йорк? Да какая разница, всё равно днём побережье не для меня - срисуют, и завалят. После такой пиночины - завалят, и не поморщатся. Значит, день всё равно придётся на загар оставить. Подремать... отдохнуть... а там... ё-о-о-ть! Откуда прожектор? Чё за нахрен? - едва не вывалился из кресла, спросонья треснувшись о панель лбом. - Нашли всё-таки, скоты! Засекли? Щас бомбить будут! А кого бомбить? Идиот, на посту спать не надо! Кретин твою... как только не утонул, к чертям собачьим!".
  Было от чего беситься: в нормальной жизни такие шутки даром не проходят. Под ногами километры плотной воды, и только чудом он не испытал на себе их все разом, утопившись простым движением джойстика.
  Мгновенно приходя в чувство, быстро огляделся, кинул взгляд на панель, и ощутил настоящее блаженство от одного только вида зелёненьких цифр.
  "Минус десять! - откинулся в кресле обессиленно. - Какое счастье, не нахлебаться под давлением. Солнце! А я думал, это прожектор... сколько же я продрых? - глянул на часы. - Полдень уже. Неплохо щеманул. Но, в чём дело? - неожиданно ощутил нарастающее беспокойство. - Что опять происходит? Что-то серьёзное нарастает, что-то угрожающее... Ёксель, кекельбана! Эт-то ещё откуда?".
  Теперь уже было от чего удирать... без оглядки... хотя вот просто так это казалось невозможным - плотная среда вяжет маневр кисельными берегами, как болото ноги. И нужно было удирать, потому что прямо на него, из зелёных недр этого скотского океана, лезла огромная чёрная дура, с режущими воду плавниками. Он даже не сразу понял, что это такое: толи гигантская торпеда, толи кит переросток, обожравшийся планктона.
  И только когда вот это прогрохотало мимо, чуть не изрубив его огромными бумерангами винта, Павел осознал, как страшна бывает, сорвавшаяся с цепи, подводная лодка. И как тесен, оказывается, этот маленький океан.
  "Тваю ж... придурошная!!! - глядел он вслед, наполовину вылетевшей из воды, субмарине. - Вы что здесь, все такие бешенные? Нормально ходить не пробовали? Нет, ну надо же, что ж за свинство такое... они что, за рыбой, что ли гнались?".
  И понимая, какую глупость делает, и как оно может аукнуться, всё равно не сумел удержаться от соблазна глянуть, как они вылезут из люков, забросят удочки, и начнут таскать рыбу на обед. Это был бред сивой кобылы, и он понимал, насколько - бред, но... за каким-то ведь чёртом они ж так спешили, что прыгали, как акробаты на батуте.
  Лодка ушла далеко, но гнаться за ней Павел не стал, просто всплыл, выдвинув из воды только самую верхушку фонаря, и увидел на горизонте вертолёт, шедший прямиком к торчащей над водой башне ходовой рубки.
  "Опаньки! - просветлело в ошарашенной башке. - Донесение с нарочным. С места не сойти - донесение. О, а вот и встречающая банда повылезала!".
  В самом деле, на рубке появились фигуры моряков, внимательно наблюдавших за приближающимся вертолётом. Тот подошёл вплотную, выбросил верёвочную лестницу, на которой тут же появился тип, ловко спустившийся в покачивающуюся башню. Вертолёт сразу же отвалил, а на ходовой рубке явно началось какое-то обсуждение. Похоже, не самого простого характера, потому что даже отсюда были видны размашистые жесты, говорившие о критичном неодобрении. Чего конкретно, разумеется, для Павла осталось неизвестным, но в чём он теперь не сомневался, так это в том, что тварь эта явилась сюда по его душу.
  "В такой дали от берега вертолёты не летают! - наблюдал он как спорщики, понемногу утихомирившись, полезли назад в свою бочку. - А у ребят с железной палубы сейчас все дела на мои выкрутасы завязаны. Только вот чем им эта сбесившаяся дура помочь может, ума не приложу".
  
  ОЛДРИЧ
  
  В Типтоне Олдрича ждала служебная машина. Водитель, прикрыв за ним дверцу, важно обошёл машину спереди, уселся за руль, вопросительно оглянулся. Олдрич молча кивнул, и лимузин мягко покатил со стоянки аэродрома, рассчитанного на прием небольших бортов.
  У этого маленького аэродромчика было большое преимущество: путь от трапа до места занимал буквально несколько минут. И именно через несколько минут впереди появился огромный брус тёмного стекла, свободно лежащий среди обширных, заполненных всеми цветами радуги, стоянок.
  "Странно! - подумал Олдрич, оценивая невольный символизм. - Не первый раз я здесь, но почему-то именно сейчас родилась ассоциация с надгробной плитой, утопающей в цветах чужого благополучия. Откуда это мрачное предчувствие? Впрочем, чего уж там... Ну, здесь хотя бы нет реи, значит, адмирал будет в очереди не самым первым, сначала на мне оттопчется Директор, а уж адмиралу достанется то, что останется после него".
  У въезда на территорию Агентства камуфлированный красавец, сияя резким контрастом белых зубов с тёмной физиономией, внимательно осмотрел салон, и дал знак напарнику, наблюдавшему из караульного помещения.
  Машина въехала на охраняемую территорию, и проследовала мимо заполненных стоянок прямиком к центральному входу стеклянного прямоугольника, свободного от архитектурных излишеств.
  В приёмной Олдрича ждала первая неудача.
  - Простите, сэр! - извинилась секретарша. - Директор просил вас подождать - несколько затянулась предыдущая встреча.
  - Ну что вы, Сьюзен! - вежливо ответил раздосадованный Олдрич. - В компании столь очаровательной леди можно ждать гораздо дольше, чем немного.
  - Кофе? - предложила польщённая леди.
  - Нет, спасибо! - отказался Олдрич. - Я бы предпочёл чего-нибудь прохладного.
  - Кола, чай со льдом?
  - Чай, пожалуйста.
  Олдрич не любил такие неожиданности: директор практически никогда не заставлял себя ждать, если сам назначал время приёма. В этот раз что-то пошло не так, хотя Олдрич и не верил, что произошло что-то на самом деле серьёзное, имеющее отношение к его делу. А раздосадован был потому, что не любил сидеть в приёмных: такая ситуация всегда действовала на нервы, создавая ощущение конской привязи - и дальше не пускают, и уйти нельзя.
  Он допивал чай, когда дверь распахнулась, и из кабинета вышли две важные персоны: щегольские костюмы, чёрные очки, служебные кейсы.
  "Кажется, я ошибся! - окинув их взглядом, скривился Олдрич. - Эти наверняка имеют отношение к нашему делу! Рыцари плаща, держащие в кейсах остро заточенные кинжалы".
  - Сэр! - вернула его к действительности секретарша. - Директор ждёт вас.
  - Извините, Джек, что заставил скучать! - поднялся навстречу Директор. - Эти парни... с ними иногда бывает очень трудно. Они, видите ли, свято уверены, что в мире не существует ничего важнее их ведомства. И только оно добывает для страны неоценимую информацию.
  - Да, - согласился Олдрич, - всем известная родимая болезнь Лэнгли.
  - Вот мне и пришлось потратить лишнее время на её профилактику. - Директор указал в дальний угол кабинета. - Давайте устроимся в свободной обстановке, а то меня опять потянет на излишне официальный тон. Кофе хотите?
  - Нет, Сьюзен уже предлагала.
  - Зря отказались, Джек. Она делает очень неплохой напиток.
  - Верю! - согласился Олдрич. - Но, в свете последних событий, у меня почему-то пропал аппетит. И, боюсь, это надолго.
  - Н-да! - кивнул Директор. - Собственно я и попросил вас приехать, чтобы услышать подробности из первых уст. Вон там, - он указал на рабочий стол, - лежит целая гора информации. В известной степени - весьма противоречивой информации. Вы, наверное, догадались, что встреченные вами парни испытывали моё терпение по тому же поводу?
  - В общем-то - да! - честно признал Олдрич.
  - Ну что ж... - уселся в кресло Директор, - выкладывайте, что есть у вас?
  Олдрич докладывал долго. И чем дольше он говорил, тем мрачнее становилось лицо Директора. Олдрич не питал иллюзий: нетрудно предположить, что данных у того имелось гораздо больше, чем сообщил он, и было даже немного странно, почему именно его рассказ производит на Директора столь удручающее впечатление.
  - То есть, - дослушав, проговорил Директор, - эту штуку мы потеряли навсегда?
  - Знаете, сэр, если в некой точке пространства разом взрывается такое количество боеприпасов, трудно ожидать, что там могут сохраниться сколько-нибудь серьёзные фрагменты. Чего бы то ни было. Самих ракет - в том числе.
  - Боюсь, - кивнул Директор, - вы правы! Но вам не показалась странной одна, небольшая, деталь?
  - А именно?
  - Почему все ракеты сработали одновременно?
  - Эванс мне говорил о том же! - снова признал Олдрич.
  - И - что?
  - Вам повторить мой ответ ему?
  - Я бы предпочёл услышать внятный анализ! - не принял шутку Директор.
  - Если честно... - вернулся к серьёзному тону Олдрич. - Я не знаю. Может это и непростительно, но я... всё-таки я не специалист в этой области.
  - Да! - согласился Директор. - Это - честно. А я вот не могу понять, почему объективный контроль даёт картину одновременного подрыва всех, я подчёркиваю - всех зарядов, но он же не подтверждает одновременного их пуска.
  - И что это может значить на самом деле? - осторожно спросил Олдрич.
  - Специалисты работают. - Вздохнул Директор. - Думаю, скоро они представят сколько-нибудь вменяемую версию. Настоящую версию, а не ту, что есть у меня.
  - Почему вы решили, что ваша не имеет права быть настоящей? - удивился Олдрич.
  - Потому, что она меня пугает! - признался Директор. - Если принять её всерьёз, получается, что наши сумасшедшие бородатые оппоненты сумели разработать установку, дистанционно подорвавшую это стадо. И, мало того, они умудрились поместить такую штуку на столь маленьком самолёте. И это, Джек, меня на самом деле пугает.
  - Да! - признал Олдрич. - С такой проблемой я тоже чувствую себя не в своей тарелке, сэр. Больше того, я начинаю думать, хотя и понимаю, что это глупость, но я, сэр, исходя из доступных данных, начинаю думать, что мы реально имеем дело с летающей тарелкой, засланной к нам инопланетянами.
  Директор очень внимательно посмотрел на Олдрича, осторожно почесал щёку, снова посмотрел на Олдрича, уже жалеющего, что ляпнул непростительную глупость. Потом Директор молча встал, и задумчиво прошёлся по кабинету, словно соображая, в какую именно больницу лучше отправить собеседника.
  Пауза затянулась надолго, и в какой-то момент Олдрич вдруг почувствовал обвальное спокойствие, разрешившее все проблемы, сразу оставшиеся далеко позади, вместе с только что потерянной работой.
  Директор ещё раз внимательно оглядел его, подошёл к селектору, и потребовал от секретарши два кофе, сделав особое ударение на слове "крепкий". Олдрич понял, что это судьба - напоследок выпить то, что пить сегодня не очень-то и хотелось. Но и это, на фоне всего остального, было уже не важно.
  Когда Сьюзен, оставив поднос на столе, удалилась, Директор снова пристально оглядел Олдрича.
  - Чёрт возьми, Джек, вы напрямую высказали то, в чём, после просмотра всей той кучи документов, я даже себе боялся признаться! - он указал на рабочий стол. - Я, как и вы, не верю в эту чушь, но уж больно она заманчива в том смысле, что объясняет всё. Все несуразности, закрученные на этой машине. Вы понимаете меня, Джек?
  - Очень даже понимаю! - с трудом приходя в себя, искренне проговорил Олдрич.
  - Но, Джек, мы с вами серьёзные люди, облечённые серьёзными обязанностями, это вы тоже понимаете?
  - Да! - коротко подтвердил Олдрич.
  - Так вот, давайте сразу отметём фантастические идеи, и всерьёз займёмся нашими бородатыми гениями, которые иногда выдают совершенно невероятные идеи. И, мало того, умудряются ещё как-то воплотить их в металл, который мы благополучно утопили. Хотя, Джек, я не очень в это верю.
  - В металл? - уточнил Олдрич.
  - В то, что - утопили! - жёстко проговорил Директор.
  - Сэр! - уверенно возразил Олдрич. - Они могли обмануть радары моряков, но мы визуально наблюдали падение объекта в океан.
  - Не кучи обломков? - быстро проговорил Директор.
  - Да! - нехотя признал Олдрич, раздосадованный тем, что только сейчас обратил на это внимание. - Но, сэр, рождённый летать, плавать может только в одном направлении - вниз. Исключительно.
  - Тут вы правы! - согласился Директор. - Сейчас туда идёт подлодка с необходимым оборудованием для поиска и поднятия всего, что удастся найти. Но, Джек, ни вам, ни всем остальным расслабляться не стоит, ибо я не удивлюсь, если эта штука всплывёт сама, и в совершенно непредсказуемом месте. Если они переиграли стадо ракет, то кто сказал, что не могли переиграть и вас, с вашими спутниками, включив какую-нибудь хитрую систему оптического обмана.
  - Да! - опять признал Олдрич. - О такой возможности я как-то тоже не подумал.
  - Нет, Джек, это не ваша вина. - Успокоил его Директор. - Просто у меня немного более обширная информация, нежели у вас. И собственно пригласил я вас именно для того, чтобы ознакомить с той её частью, что возможно позволит вам работать более эффективно.
  Ознакомление заняло ещё около часа плотной работы с документами под разными грифами секретности, включая гриф: "Единственный экземпляр". Олдрич занимал должность, предполагавшую очень высокую степень информированности, но то, что он узнал по своей теме в этом кабинете, настолько далеко выходило за её рамки, что это немного шокировало. Но и позволяло иначе взглянуть на суть возникшей проблемы. Теперь он был отчасти даже согласен с неверием Директора в гибель аппарата, хотя и не представлял, как тот мог в реальности уйти из-под наблюдения в хорошо визуально просматриваемом пространстве.
  - Ну что ж, Джек, - подвёл, наконец, итоги Директор, - теперь вы знаете чуть больше о нашем противнике, и можете лучше понять, насколько эти парни непросты, и насколько непредсказуемы в своих идеях. Если подходить к ним с нашими представлениями о элементарном рационализме, можно удивляться, что все эти светлые головы ещё не работают у нас. За очень хорошие деньги. Мы, разумеется, смогли перетащить к себе кое-кого, но, кажется, самые талантливые всё-таки остались вне поля нашего зрения.
  - Судя по этой штуковине... - задумчиво проговорил Олдрич, - не знаю уж теперь как её правильно назвать, их там осталось ещё очень много. Такую разработку в сельской мастерской продвинуть невозможно - нужна серьёзная производственная база. Вот только непонятно, где они её прячут.
  - Именно, Джек, именно. Поэтому вам не стоит ослаблять наблюдение за теми районами, где она ранее засветилась. Собирайте всю возможную информацию, потому что, Джек, ваша теория о крупной финансовой сделке провалилась с треском. Я бы даже сказал с большими фонтанами, даже не воды... а более дурно пахнущей субстанции.
  - Признаю свою вину, господин Директор.
  - Это хорошо, но этого мало! - внимательно глянул Директор. - Теперь вы должны выявить инфраструктуру, сопровождающую это дело. А она есть, и не только на их территории. Если он идёт к нам, то и здесь она должна быть. И она должна как-то проявиться, потому что без наземной поддержки такие проекты нереализуемы по определению.
  - Я понимаю, господин Директор.
  - Хотите ещё кофе?
  - Нет.
  - В таком случае я вынужден с вами распрощаться, у меня через десять минут ещё одна встреча по той же теме, и боюсь, она не будет столь благостной, как эта. Всего доброго, Джек.
  Олдрич вышел из кабинета, невидящим взглядом окинул Сьюзен, автоматически кивнул на прощание, и, едва не промахнувшись мимо выходной двери, покинул приемную. С одной стороны он был рад, что всё закончилось очень благополучно для него. С другой понимал, насколько отныне тонок лёд под ногами, и как сложно будет двигаться по нему, без риска утонуть в фонтане той самой субстанции, о которой только что говорил Директор.
  
  ПАВЕЛ
  
  Остаток дня он провёл совсем как на пляже. Море, солнце, шезлонг... ну или почти, только мягче и удобнее, и песка горячего нет. А в остальном - чем не элитный пляж на одну персону?
  Когда субмарина пробулькалась, и исчезла с глаз долой, он не стал тут же уходить с точки, а подождал ещё немного, осматривая горизонт, не появится ли ещё какой-нибудь, винтокрылый. И только после этого лёг на курс к далёким берегам, не уходя под воду, но и полностью из неё не вылезая. На всякий случай.
  Спешить было всё равно некуда - не полезешь же белым днём на берег, где рассерженные ребята тебя очень ждут, и будут очень даже рады твоему явлению. В качестве жертвы.
  План, высадиться ещё прошлой ночью, он благополучно угробил своими же руками, сдуру поведясь на маленькую войнушку с наглыми ребятами. А теперь что ж, для спокойной высадки в шебутном городе, поневоле нужно было ждать следующей ночи.
  "А может оно и к лучшему! - успокаивал он себя, не очень быстро дрейфуя к тем берегам. - Почти выспался, немного океаном полюбуюсь, отдохну, чего страдать-то? Ну, ладно, ладно - пожрать можно было и побольше набрать, безделье, собака, здорово аппетит подогревает. Ну, так и ничего, первый раз, что ли, поститься... нагоним, как только высадимся. Теперь уж точно, без эксцессов, и соблазна ещё в какую-нибудь авантюру впереться. Работаем тихо-тихо, спокойно-спокойно. Доберёмся до этого Йорка, и всё нагоним. Вот только придумать, как в него, к центру поближе, незаметно выбраться, и всё будет в ажуре".
  Вопрос был не праздный, из дальнего пригорода чесать в самый центр пёхом, как-то не очень хотелось. Но решать его прямо сейчас, не было смысла, ибо Павел и малейшего представления не имел, как оно всё там выглядит. К тому же, что может знать обычный человек о самом шебутном городе Америки? Три, в общем-то, вещи: статуя Свободы, Всемирный Торговый Центр, и - Центральный же парк. А ещё то, что они вроде бы находятся где-то вот почти рядом. Первой всех приветствует Свобода, устроившаяся где-то в заливе.
  "Остальные должны быть где-то прямо рядом с зелёной тёткой, молотом демократии миру угрожающей. - Расслаблено осматривал горизонт Павел. - Вроде бы сразу за ней - близнецы, а дальше парк. Не Гайд, конечно, но и там ночами вряд ли народ шастает. Если всё пойдёт хорошо, до сумерек позагораю, а дальше на крыло, и... в режиме глиссера".
  Двенадцатимильную зону он, вплотную прижимаясь к воде, прошёл без эксцессов. По крайней мере, никто вроде бы шума не поднимал, и за ним не гнался. В пределах залива изменил тактику, опять уйдя в полупогруженное состояние, двигаясь неторопливо, осматриваясь внимательно. Драчка в океане пошла на пользу, и теперь он вёл себя осмотрительно, и очень-очень вежливо.
  Береговая охрана, наверное, всё-таки работала, но он её так и не увидел. Она его тоже. И всё было хорошо, и всё шло замечательно. Но была маленькая загвоздка: он не видел ту самую Свободу, которая сейчас должна была работать главным маяком.
  "Я что, городом ошибся? - обеспокоенно вертел головой Павел. - Не, ну вот же, на планшете - всё верно, всё обозначено... залив, Гудзон, все дела, а где эта тётка? Должна же быть здесь. Спать, что ли учесала? Да не - она ж статуя, какое там - спать?".
  Увидел её, только пройдя под каким-то мостом. А потом увидел близнецов, и набережную тоже... увидел. И сбавил ход, соображая, как быть дальше? Вылезать из воды в таком антураже не хотелось даже ночью, ибо широкая известность далеко не всем на пользу идёт.
  "А чего ты ждал? - досадливо морщась, изучал он антураж. - Это не деревня, с парой фонарей на всю улицу. Серьёзное освещение, широкая дорога, как ни прыгай, всё равно кто-нибудь засветит. Высадиться без технических наворотов? А где шмотки сушить? Да и водичка студёная, да и не стерильная, вонять потом будешь... не, лучше из пригорода марш-бросок, с полной выкладкой, чем в этом киселе бултыхаться. Чёрт, не повезло... постой, а что это там за архитектурное чудачество? Такими быками не мост - пирамиды держать можно. Но по нему ж можно из воды легко прыгнуть - кто ж в автомобиле жалом будет водить, чего там по камням скачет".
  Видневшийся невдалеке мост, и в самом деле был великолепен своим крепостным величием: так прямо и казалось, что ещё чуть-чуть, его со скрипом поднимут, и доступ в замок оборвётся навсегда. Сдвоенные арки серого камня, затянутые вантовой паутиной были широки, и, не освещённые снаружи, очень подходили для вертикального взлёта прямо из воды.
  Вблизи они оказались даже шире, чем представлялось издалека, и это очень радовало, потому что вон там, уже невдалеке виднелся ориентир два - башни торгового центра.
  "А с них должен просматриваться тот парк. - Выходя на исходную, рассчитывал маршрут Павел. - Прыжок будет шустрым, вряд ли кто успеет среагировать: город освещён, значит, небо мутное, а я без огней, в коротком маршруте. Над башнями меня тоже не разглядеть... если не считать ребят за радарами. Но это же ещё успеть надо, а башни меня прикроют: подвисну между ними, огляжусь, определюсь с направлением, и высаживаюсь в кустарник. Всё. Ищи, был ли кто на самом деле, или черти в глазах от ночного дежурства скачут. Всё просто. Пока. В воображении. Как на деле будет - будем посмотреть, а может и - побегать. На длинные дистанции... пока не поймают".
  Всё прошло отлично, он ввинтился в небо, держа в поле зрения башни торгового центра, и по назначению добрался буквально в считанные секунды. Нырнул между двумя колоссами, и завис в районе верхних этажей.
  Вид отсюда открывался фантастический, и Павла так и подмывало зависнуть, и полюбоваться фантасмагорией переливчатого света, раскинувшегося под ногами. Но дело есть дело, и сначала он, отключив ночное видение, стал искать тёмный прямоугольник ночного парка, врезавшегося в светлый праздник. Определившись с направлением и расстоянием, он всё-таки не отказал себе в удовольствии насладиться свето-представлением, понимая, что утро ещё не скоро, и времени у него в запасе ну просто навалом.
  Только продлилось всё очень недолго: краем глаза он зацепил какое-то движение между башнями, и именно на той же высоте, а потом рассмотрел и сам вертолёт, уже не краем глаза, а почти из-за угла башни, куда рванул на чистом инстинкте.
  И тут перед ним встала проблема идентификации противника: это вот те же ребята, что и в океанских далях, или просто местные полисы? Вопрос был не праздный, ибо от ответа зависело, куда он рванёт после - в парк, или на пляж. Где-нибудь в Гондурасе. Заново бодаться с армейскими, желания он не имел: ребята заточены на уничтожение противника, а полисменами дело обстояло много легче, они ж должны просто ловить. По гуманным правилам.
  "Ага! - скривился Павел, закладывая вираж, чтобы выйти им в хвост. - Гуманно. С Кольтами сорок пятого калибра. Ладно, разберёмся как-нибудь, и с теми, и с другими. Но если это всё-таки армейские - на пляж! В Гондурас! И на кой только чёрт я сюда вообще припёрся?".
  Он был намного быстрее их, и на хвоста им сел тоже - быстро, чтобы сразу убедиться, что это были не армейские, и даже не полиция. Это были волки, которых ноги кормят сенсациями, рейтингами, и рекламой. Логотип какой-то телекомпании, о которой Павел даже и не слышал, украшал вертушку, как попона лошадь. В дневном свете он читался отлично, точно так же, как и чудик, с телекамерой на плече, висевший буквально на лыже вертолёта. Он аж вперёд подался, чтобы ухватить дорогущий кадр с неопознанным летательным, только что сбежавшим прямо за угол.
  Они всё ещё шли вдогонку, пытаясь, и - надеясь... а догоняемый уже висел позади, и с интересом рассматривал преследователей. Получалось довольно забавно. Однако забава кончилась быстро, Павла сбила с толку уверенность что он - видит, а его - нет, ночь же глубокая, и темнотища, глаз коли. Он как-то забыл, что здесь не лес дремучий, и что полной темноты в крупных городах не бывает, а глаза у ребят и в самом деле на месте... том, которое нужно.
   Из иллюзии его выбили просто и эффективно: оператор, торчавший на лыже, начал шустро разворачивать ящик, висевший на плече, а Павел, вовремя очнувшийся от эйфории, так же шустро кинулся набирать высоту, уходя за крышу небоскрёба.
   Они не оставили ему времени на раздумья, среагировав на маневр попыткой догнать беглеца в наборе высоты. Но силы действительно были не равны, он оказался над зданием много быстрее, и прямо с дуги рванул к прямоугольнику, выписывая синусоиду, чтобы эти... чтобы не смогли они взять фокус, если всё-таки успеют засечь, куда его понесло.
  Добрался быстро, с местом высадки быстро определиться не удалось, парк хоть оказался безлюдным, но местами слишком хорошо освещённым, чтобы бегать под присмотром настырного телеобъектива.
  Подходящее место отыскалось в дальнем конце, прямо за большой лужей, растёкшейся чуть ли не во всю ширину парка.
  Высадка прошла удачно... ну, почти удачно, спешка с которой он ликвидировал аппарат, преподнесла-таки пару сюрпризов. Во-первых, он как-то забыл, что глаз не очень быстро адаптируется к темноте, и на пару секунд практически ослеп, по инерции несясь вперёд, и помня только направление к выбранному кустарнику. Второй сюрприз оказался немного громче треска ветвей, через которые он пронёсся. Уже на выходе из него, Павел споткнулся обо что-то мягкое, теряя равновесие, сгруппировался, буквально делая сальто, перевернулся в воздухе, и рванул дальше, как через минный проход, с максимальным рвением. А вслед ему неслась жуткая ругань, захлёбывавшаяся болью от страшных повреждений, нанесённых этой бешенной сволочью приличному человеку.
  Выяснять, об кого он там споткнулся, желания не было, да и интереса - тоже. Сейчас интерес был в том, чтобы свалить с точки как можно быстрее, и как можно дальше, потому что в спину дышали козлы на вертушке, Павел это чувствовал нижним отделом... позвоночника.
  Когда костюм был приведён в порядок, дыхание восстановлено, а местность достаточно изучена, Павел неторопливо перешагнул каменный заборчик, больше напоминавший бордюр, и, с физиономией человека безразличного ко всему, вышел на тротуар. Немного постоял, рассматривая мир, на который вроде бы как давно и крупно чихнул. Потом отправился на другую сторону улицы, где тротуар прилегал к высоким домам, и неторопливо побрёл в ту сторону, где недавно приземлился. Расчёт был прост: любой ищущий понимает, что искать беглеца надо не там, откуда он бежал.
  "Кого искать они не знают. - Оглядывал Павел городские достопримечательности, в поисках одной единственной, нужной позарез именно сейчас. - Морду я не светил, следов не оставлял... ну если только у того на пузе. Интересно, кому я так неосторожно накатил? Может он меня видел? Да ну, там темно было как... в шахте глубокой. В общем, ерунда всё это. А вот что сейчас не ерунда, так это мой желудок: ещё немного, и он точно вылезет, чтоб мне хрюкальник начистить. Его надо опередить, и срочно набить хоть чем-нибудь более-менее приличным. Где у них здесь кормушки? Не, я понимаю, ночь вокруг... ну ладно - очень раннее утро уже, но это ж не деревня, где люди знают, что такое устоявшийся ритм жизни. Это ж крупный полис, в котором жизнь круглые сутки кипеть должна... или мне наврали, что она тут кипеть должна?".
  Она не то, чтобы совсем уж кипела фонтаном, но была всё-таки видна, и очень скоро Павел нашёл то, что искал: вполне приличную кормушку, с маленьким колокольчиком на входной двери.
  Внутри, за стойкой, какой-то мужик, протиравший очередной стакан, привёл в фокус соловеющие от наваливающегося сна глаза, и вежливо проговорил что-то вроде "чем могу?".
  "А всем можешь!", едва не ляпнул Павел, но вместо этого скучным голосом проговорил, что с удовольствием съел бы чего-нибудь мясного. Мужик предложил неплохой выбор, а он, выбор тут же пал на стейк с гарниром, и...
  Вот здесь Павел затормозил. Ему очень хотелось накатить пивка, кружечку... а лучше две, чтобы пополнить водяной баланс... но. Кто ж его знает, что будет здесь в ближайшие два-три часа.
  "А пиво, всё-таки - пиво; координацию нарушить может, я ж не знаю, сколько в здешнем "оборотов" напихано. И кого вокруг себя соберёт этот, с пузом повреждённым, орал-то, сволочь, словно резанный. Вертушка ещё вдобавок... да и с головой у меня что-то не совсем правильно, какая-то она чудная немного. Нет, пока только кофе. Когда всё успокоится, вот тогда и с пивком определимся. А сейчас - кофе, кофе, и ещё раз - кофе!".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Офис, куда он вернулся на следующий день, встретил его внешним меланхолизмом, но сам он не пребывал в этом состоянии духа. Скорее наоборот, был даже в слегка приподнятом настроении.
  Конечно, непонятная история с непонятным русским закончилась не самым благоприятным образом, и с очень плохим результатом, но лично для него всё прошло с наименьшими потерями. Директор не отхлестал, с должности не погнал, а, потребовав усилить наблюдение за противником, вроде бы даже и поощрил.
  Разумеется, история с потерянными самолётами, и униженными экипажами целой авианосной группы, даром ни для кого не прошла, и адмирал по этому поводу рвал и метал всё, что под руку попадало. Но Олдрич, из достоверных источников, знал: на самом деле адмирал больше отбивался от неприятных вопросов, нежели задавал их на том уровне, с которого самого Олдрича было практически даже и не видно. Высокое начальство ставило коммандеру вопросы таким ребром, что погоны несчастного начинали трепетать в ожидании серьёзного звездопада.
  Олдрич понимал, при таком раскладе до него уже никому, включая адмирала, нет дела, и потому чувствовал себя уверенно и даже немного весело. Как человек, только что сбежавший из уютного кресла стоматолога.
  Небрежно поигрывая ключами, он вошёл в офис, кивнул охраннику, прошёл стеклянным коридором, для проформы заглянул в дверь приёмной, взглядом поинтересовавшись у секретарши, нет ли чего нового?
  Это была рутинная, годами отшлифованная процедура, всегда заканчивавшаяся одинаково: нового не было. Олдрич благодарно кивал, и, не переступая порога этого кабинета, шёл работать в кабинет настоящий.
  На этот раз процедура развалилась вдребезги прямо с порога, ибо секретарша ответила, что для него есть послание, и передала ему небольшой конверт.
  "Не люблю я такие сюрпризы! - внутренне напрягся Олдрич. - Ничего хорошего они не предвещают. Адмирал вспомнил о моей шее? Или кто-то решил объединить наши шеи одной верёвкой?".
  Прочитав бумагу, находившуюся в конверте, он понял, что хорошее расположение духа имеет то свойство, что иногда легко улетучивается без следа, и в самое неподходящее время.
  С тоской посмотрев на охранника, продолжавшего дремать в конце коридора, он уже собрался распорядиться насчёт Эванса, но именно в этот момент та самая дверь открылась, и из неё появился именно он.
  Олдрич дождался пока Эванс подойдёт, жестом указал на дверь кабинета, зашёл следом, и плотно прикрыл за собой дверь.
  - Вы уже в курсе? - спросил, обойдя рабочий стол, и безнадёжно упав в кресло.
  - В курсе чего, Босс? - не понял Эванс.
  - Любопытное совпадение! - с недоверием посмотрел Олдрич. - Именно сейчас, вы нужны мне здесь, и именно сейчас вы появились именно здесь. Не странно?
  - Босс! - устало потёр виски Эванс. - Вы меня опять пугаете. Я здесь потому, что меня вызвала ваша секретарша. Срочно, между прочим.
  - Да? - понял, что наступил не в ту лужу Олдрич. - Извините Сэм. Как всегда на деле всё объясняется очень просто. Это нервы Сэм. Нервы. Нате, прочитайте! - перебросил он листок. - Поймёте, с чего это они вдруг разыгрались.
  "Зачем мы понадобились Директору? - ожидая пока Эванс закончит, думал Олдрич. - Адмирал смог на самом деле чего-то добиться, и повесить всех собак на меня? Двоих сразу, к Директору на приём? Это означает вариант без вариантов - передачу дел заместителю это означает. Без вариантов. А утро так хорошо начиналось...".
  - Простите, босс, но я вот из этого ничего не понял! - вернул листок Эванс.
  - Там всё так сложно? - удивился Олдрич.
  - Там - нет! - признал Эванс. - Написано грамотно, нормальными буквами, приличными словами. Я не понял, зачем всё это написано? На моей памяти такого ещё не бывало. Это что, вам дают, как бы так повежливее...
  - Именно, Сэм! - признал Олдрич. - Его, пинка... и даже не в спину, а чуть пониже.
  - За что?
  - Вот именно за то, о чём я вам и говорил раньше: высокое начальство не бывает виноватым, за него это бремя всегда несут люди вроде нас.
  - Вас? - уточнил Эванс.
  - Нет! - невесело поправил Олдрич. - Именно нас, ибо очень скоро вы окажетесь в той же шкуре, что и я сейчас. Такова жизнь. Впрочем, надеюсь, куда-нибудь на Аляску меня не сошлют, а потому отбросим лирику, и вернёмся к делу. Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?
  - Босс, вы же знаете, как в таких случаях говорят наши подопечные.
  - Не могу припомнить.
  - "Нищему собраться - только подпоясаться!".
  - Да? Что ж, можете подпоясываться, самолёт уже ждёт.
  - Что из документов надо прихватить?
  - Всё, что относится к последним событиям. - Задумчиво посмотрел Олдрич. - Может, удастся немного смягчить падение: всё-таки Аляска это не Калифорния, там холодает намного раньше... и - сильнее.
  В Типтоне всё повторилось почти до деталей: машина, водитель, та же улыбка на въезде в агентство, только без зубовного контраста - в этот раз был просто очень хорошо загорелый парень.
  Изменения начались в приёмной: Олдрича тут же провели к директору, а Эванса попросили немного задержаться.
  - Есть новости, Джек? - вместо приветствия, поинтересовался Директор.
  - Нет, сэр! - обречённо проговорил Олдрич.
  - Прекрасно! - мрачно глянул Директор. - Значит, враг повержен, поиски в океане идут своим чередом, а вам пора заняться другой работой?
  - Сэр, если вы считаете, что пора... - теперь уже спокойно ответил Олдрич, понимая, что его предчувствия оправдались, значит - пора. Но, я всё-таки должен уточнить - мы сделали всё, что было в наших силах.
  - Это хорошо! - согласился Директор. - Это очень хорошо. Присаживайтесь, Джек, я хочу показать вам небольшой эпизод из жизни большого города. Вы не против?
  Олдрич, соглашаясь на всё, просто кивнул, а Директор, на несколько мгновений задержав на нём взгляд, недобро усмехнулся, и вывел запись на монитор.
  Когда небольшой фильм закончился, в кабинете повисла тяжёлая пауза, ибо Олдрич мало того что был действительно потрясён, но ещё и, понимая состояние Директора, не рисковал первым вылезать с комментариями.
  - Джек, у меня два вопроса! - мрачно проговорил Директор несколько секунд спустя. - Первое: почему я узнаю вот это, - он указал на потухший монитор, - не от вас, а от каких-то жёлтых пройдох, трубящих об НЛО над Нью-Йорком? И второе, но самое главное как, я повторяю, КАК это могло произойти? Вся наша мощь, все наши ресурсы брошены на поиск и недопущение, на охрану, предотвращение, и я уже не знаю, на что ещё они брошены! А вот эта штука! - он показал жестом, какая именно штука. - Вот эта штука всплывает из небытия в нашем главном мегаполисе. И я даже немного рад, что она всплыла именно там, а не в менее крупном городе, расположенном несколько южнее. Не догадываетесь, в каком именно?
  - Догадываюсь! - неожиданно для себя, зло проговорил Олдрич. - Догадываюсь. Но, сэр, я даже приблизительно не могу себе представить, как она вообще сюда попала. Хотя вот сейчас я припоминаю, что именно вы не поверили в её гибель там, посреди Атлантики, и всё равно не верю, что тогда вы были правы. Я и сейчас уверен, та, которую моряки пустили ко дну, всё ещё там и находится.
  - А это кто был? - недобро прищурился Директор. - Или вы не узнали очертания?
  - Сэр, вам ли не знать, что такое серийное производство?
  - Джек, вот вы сейчас это, что - серьёзно?
  - Обстановка к шуткам не располагает! - сердито буркнул Олдрич.
  - Джек, если вы правы, - медленно, чтобы было доходчивее, проговорил Директор, - то я должен немедленно уволить вас, как человека, не справляющегося со своими обязанностями. А следом за вами уволить себя, по тем же обстоятельствам. Вы понимаете, что говорите? Серийное производство! Мы не имели права, да и не могли о нём не знать. Лабораторная разработка, прототип, экспериментальная машина, вот тот максимум, который мы хоть как-то можем позволить себе не заметить у противника. Серийное производство, это же масса связей между предприятиями, в нём задействованном! Такое от нас скрыть невозможно, если мы хоть что-то понимаем в своём деле. Серийное производство! Вы хоть понимаете, о чём говорите?
  Олдрич понимал. И понимал, что Директор прав: даже в не развалившейся стране такое укрыть очень сложно, а в только что рассыпавшейся - просто невозможно, ибо разведка ведётся всегда, всеми, и по всем возможным каналам. А в разодранной на куски стране каналов этих всегда появляется огромное множество
  "Но откуда эта сволочь вылезла? - недоумевал он. - Или вот то представление, в Атлантике, это что? Это был отвлекающий маневр? Сознательно угробить один аппарат, чтобы другой успел проскочить? Нет, нормальные люди так не делают. Нормальные люди деньги считать умеют, а эта штука денег стоит совершенно громадных. А пользы от её потери, в данном случае, никакой, ибо никаких боевых действий не ведётся. Вот теперь я вообще не понимаю, что происходит. Ну не мог утопленный аппарат снова взлететь! А он именно утонул, и мы это знаем достоверно!".
  - Хорошо, Джек! - вернул его к действительности Директор. - Я вижу, вы на самом деле прочувствовали серьёзность момента, поэтому оставим лирику, и перейдём к делу. То, что вы видели, ещё не вся история. Вражеский аппарат от телевизионщиков ушёл, но они ребята цепкие, успели заметить, где он произвёл посадку.
  - Что?! - вскинулся от неожиданности Олдрич. - Он произвёл посадку, я не ослышался?
  - Нет! - подтвердил Директор. - Вы не ослышались.
  - Так почему я не увидел эту съёмку: раз он сел, значит, они должны были его отыскать, и запечатлеть со всех ракурсов.
  - Потому, что отыскать его не удалось никому. Нет его там, где он сел.
  - Так не бывает! - воспротивился Олдрич. - Значит, он не садился, а пролетел над городом, и куда-то ушёл. Куда ушёл, надо спросить у НОРАД, это их компетенция.
  - Нет, Джек! - устало потёр глаза Директор. - Он сел - эти проныры видели место, и держали его в поле зрения, пока не подошли вплотную. Ну да, центральный парк - место лесистое, там можно укрыться где-нибудь под кустами. Но не стоит забывать, что находится он посреди огромного города, с высокими, заметьте, домами. Чтобы оттуда удрать, надо набирать высоту, со всеми вытекающими из этого последствиями. Однако никто этих последствий не обнаружил: ни НОРАД, ни диспетчеры аэропортов, ни департамент полиции. К тому же вы не знаете ещё об одном факте: в месте посадки, - он внимательно посмотрел на скривившегося Олдрича, - хорошо - предполагаемой посадки, некто избил ночевавшего там бездомного. После чего удрал в неизвестном направлении. Причём, бездомный утверждает, что тот свалился как с неба, и зачем-то пробежал через кусты, под которыми он спал.
  - По пути избив этого несчастного? - не смог удержаться от иронии Олдрич.
  - На самом деле, он всего лишь дал ему хорошего пинка. - Признал Директор. - Но то, что дал, это точно - медики подтвердили.
  - Сэр! - не выдержал Олдрич. - Вам не кажется, что всё это похоже на какую-то дикую фантасмагорию, совершенно не укладывающуюся ни в какую логику. Даже совершенно извращённую.
  - Кажется! - нехотя признал Директор. - Но это не повод расслабиться, и ничего не предпринимать! - продолжил, трогая кнопку селектора. - Пригласите остальных!
  В кабинет вошли два незнакомых типа, позади которых маячила фигура Эванса, и у Олдрича вдруг появилось дикое ощущение, что тот просто не даёт им сбежать назад из кабинета.
  - Знакомьтесь! - указал Директор на лысоватого толстячка, облачённого в костюм, покрой которого было сложно запомнить. - Мистер Хогарт. Он старший в группе. Его помощник, мистер Дженкинс.
  Мистер, незапоминающийся ещё больше, чем костюм его босса, ответил вялым рукопожатием, и Олдрич успел подумать: "Гос-с-поди! Откуда их выкопали на нашу голову? Какие это агенты уважаемого ведомства? Так, серое недоразумение, вряд ли способное на что-либо путное".
  - Эванса, думаю, вы знаете! - продолжил Директор, и Олдрич опять поймал себя на несуразной мысли, что Директор обращается именно к нему.
  - Так как речь идёт о территории страны, - подчёркивая серьёзность вопроса, внимательно оглядел всех Директор, - наши полномочия здесь становятся недействительными: по закону - это компетенция ФБР. Но поскольку ситуация затрагивает национальную безопасность, мы не можем оставаться в стороне. Поэтому, меня наделили полномочиями организовать совместную группу. Вам, Олдрич, придётся её возглавить. Все необходимые формальности улажены распоряжением администрации.
  - Сэр, могу я попытаться возразить? - неуверенно проговорил Олдрич.
  - Попытаться можете! - разрешил Директор.
  - Сэр! - старательно подбирая слова, продолжил Олдрич. - Вы прекрасно знаете род моей деятельности. И знаете уровень компетентности. Так вот, я серьёзно опасаюсь, что её не хватит для эффективной работы в этой области.
  - Считайте, что попытка оказалась неудачной! - краешком губ улыбнулся Директор. - Решение принято, и вам придётся его выполнять, мистер Олдрич. Ещё вопросы?
  - Больше нет, господин Директор.
  - Значит, - продолжил Директор, жестом приглашая всех к столу, - можно перейти к существу проблемы. Присаживайтесь.
  Когда все расселись, Директор предложил:
  - Мистер Олдрич, ваши соображения, пожалуйста.
  - Если быть предельно честным, сэр, - нехотя признал тот, - более-менее вразумительных соображений у меня просто нет. И вам хорошо известно, мы имеем лишь факты, которые не поддаются нормальному анализу. - Он посмотрел в сторону гостей, поясняя теперь уже для них. - Не поддаются потому, что выглядят слишком фантастично. Но работать нам всё равно придётся именно с ними. Итак, нам достоверно известно, что вражеский летательный аппарат незаконно вторгся на территорию Соединенных Штатов. И это - факт?
  - Действительно! - подтверждая, кивнул в их сторону Директор.
  - Точно такой же аппарат был уничтожен в акватории Атлантического океана, это тоже факт?
  - А вот в этом я не совсем уверен! - возразил Директор. - Хотя и не представляю, на самом деле, как он мог уйти от такого удара.
  - Господин Директор, могу я высказать своё мнение? - подал голос Эванс.
  - Разумеется!
  - Я не совсем понял, о чём именно, в смысле вторжения, идёт речь, но, кажется, могу, объяснить, что произошло в Атлантике.
  - Насчёт вторжения узнаете чуть позже, а сейчас - давайте ваши соображения.
  - Мне представляется, сэр, что всех подвела вспышка при подрыве боезапаса. Она была невероятно сильна, и именно это стало причиной сбоя систем контроля. А потом мы были уверены, что искать надо именно обломки, ведь действительно очень сложно предположить, что кто-то может уйти от такого количества ракет.
  - То есть вы тоже считаете, что аппарат был один?
  - Не совсем, сэр! - уклончиво проговорил Эванс. - Я лишь выдал соображение по поводу. На мой взгляд, вполне логичное.
  - Действительно! - усмехнулся Директор. - Действительно... вы не совсем в курсе последних событий. Это поправимо - давайте вместе посмотрим, как это было на самом деле, и было это, между прочим, не далее как сегодняшней ночью.
  После того как запись кончилась, Директор снова посмотрел на Эванса.
  - Что скажете теперь?
  - Не могу понять, зачем его понесло в город? - растеряно пробормотал Эванс. - Секретов здесь нет, объектов, достойных внимания - тоже. Разве лишь кто-то возьмётся утверждать, что его заинтересовала культурная программа. Извините, господин Директор! - перехватив пристальный взгляд, быстро поправился он. - Я этого не утверждал, просто высказал мнение.
  - Оригинальное, надо признать! - согласился Директор. - Но мы - люди серьёзные, и рассуждать должны как серьёзные люди. Если он оказался здесь, то именно здесь есть что-то, настолько привлекательное, что оправдывает риск такой высадки. Только не пытайтесь меня уверить, будто бы это центральный парк, с его шикарными полями для гольфа. И может мне кто-нибудь объяснить, куда он делся после приземления? В подземный ангар, коих в этом месте никогда не существовало?
  - А мы действительно можем быть уверены, что он там вообще приземлялся? - продолжил настаивать на своём Олдрич.
  - Вы забыли про свидетеля? - внимательно посмотрел Директор. - Я уже не говорю о парнях, снявших этот процесс от начала до конца.
  - Боюсь,- опять не согласился Олдрич, - на телевизионщиков, именно в этом эпизоде, вряд ли стоит опираться! Да, они засекли точку снижения, но расстояние было слишком большим, это первое. И - второе: это же твёрдый факт, что сама точка находилась в этот момент за кронами деревьев.
  - А как быть с фактом, что он так и не взлетел? - прищурился Директор.
  - Не взлетел именно оттуда! - кивнул Олдрич. - Но у телевизионных камер есть одно неприятное свойство - узкая направленность объектива, дающая, простите за каламбур, необъективное отражение общей картины. Опираясь на известные нам характеристики аппарата, вполне можно предположить, что с точки он мог уйти именно под кронами. Почему нет?
  - Логично! - нехотя согласился Директор. - Кого-то высадил, и сразу ушёл... вполне возможно.
  - И именно этот "кто-то" мял известные нам рёбра! - предположил Олдрич. - Ну, скажем, для того, чтобы отвлечь внимание ненужного свидетеля.
  - Очень может быть! - осторожно согласился Директор, явно обдумывая при этом какую-то идею. - Очень даже! Вообще, складывается настолько фантастичная ситуация, что я уже готов поверить в любую глупость. Даже в версию о пришельцах. Но я реалист, да и по долгу службы не могу себе это позволить. Будем сходить из факта, что на нашей территории находится вражеский аппарат, потенциально несущий очень серьёзную угрозу. И в данный момент не важно, второй ли это аппарат, единственный ли - важно, что он здесь, и что он должен быть либо найден, либо уничтожен!
  - Территорию уже обследовали? - спросил Олдрич.
  - Какую? - не сразу понял Директор. - Ах да! Нет, не обследовали. Именно этим вам и придётся заняться в самое ближайшее время. Эванс!
  - Да, сэр?
  - С этой минуты, вы исполняете обязанности начальника отдела.
  - Но, сэр...
  - Вы плохо понимаете язык, на котором я говорю? - Директор посмотрел на Эванса так, что тот непроизвольно втянул голову в плечи.
  - Нет, сэр, я всё понял.
  - Прекрасно! Олдрич...
  - Да, сэр?
  - Вы наделяетесь широкими полномочиями, и, надеюсь, хорошо осознаёте беспрецедентную важность порученного дела. В отличие от наших новых коллег. - Он посмотрел в сторону внимательно слушавших разговор агентов ФБР. - Я прав, господа?
  - К сожалению, сэр, - ответил за обоих Хогарт, - это действительно так! Мы знаем лишь то, что нам приказано явиться сюда, и на месте получить необходимые инструкции. Только, должен сказать, сэр, всё, что я до сих пор слышал, повергает меня в некоторую растерянность.
  - А именно? - с любопытством посмотрел Директор.
  - При всём уважении, мне тяжело принять на веру то, о чём здесь говорилось.
  - Это не страшно! - усмехнулся Директор. - Мы сами верим с трудом. Но факты - вещь упрямая, и когда вы изучите их внимательнее, поймёте - нам сейчас действительно не до шуток.
  - Но, сэр, нельзя же всерьёз принимать то, что они сообщают в эфире!
  - Конечно! - согласился Директор. - Более того, мы прилагаем титанические усилия, чтобы, упаси боже, кому-нибудь не пришло в голову принять это всерьёз. Но проблема, мистер Хогарт в том, что мы - не все остальные. Нам часто приходится работать с информацией, которую обывателям знать недопустимо.
  - Так это значит, что пришельцы действительно были?
  - Нет, разумеется! - тяжело вздохнул Директор. - Это были вполне нормальные люди, и ваша задача отыскать их. Я знаю, сделать это нелегко, но я так же хорошо знаю - сделать это необходимо. Подчёркиваю - любой ценой. Даже если где-то придётся отступить от правил.
  - Вы имеете в виду, - уточнил Хогарт - закона?
  - Закон незыблем! - Директор посмотрел ему в глаза так, чтобы не оставалось никаких сомнений. - Я говорю об инструкциях, и национальной безопасности, которая превыше всего, и за не обеспечение каковой мы будем нести ответственность. Вы поняли?
  - Думаю - да! - подтянулся Хогарт. - Обещаю, господин Директор, если эти люди находятся на территории страны, мы их найдём.
  - Вот и отлично! - одобрил Директор. - А сейчас я хочу, чтобы вы глубже осознали важнейшую особенность будущей работы. А именно - полнейшую секретность. Вы нигде, и ни при каких условиях не должны разглашать роль мистера Олдрича в этом деле. Если возникнут трудности с вашим начальством, или кто-то будет интересоваться вашей деятельностью пристальнее, нежели вы считаете необходимым, вы обязаны, я это подчёркиваю - обязаны немедленно сообщить мистеру Олдричу. И только ему. Вопросы?
  - Я бы хотел уточнить, сэр, - оглянулся Хогарт на напарника, - наше руководство поставлено в известность об этом требовании?
  - Разумеется! - подтвердил Директор.
  - В таком случае, мне бы хотелось знать, когда нас введут в курс дела?
  - Сразу после того, как вы окажетесь в комнате брифингов, куда вас прямо сейчас проводит господин Эванс. - Он посмотрел на Эванса.
  - Да, сэр! - поднялся тот.
  - Вам, Олдрич, - продолжил Директор, - придётся потерпеть меня ещё несколько минут.
  
  ПАВЕЛ
  
  Из забегаловки он вышел, когда по городу уже вовсю гуляло позднее утро, и какое-то время просто стоял на тротуаре, соображая, что предпринять дальше. По-хорошему, вот именно сейчас надо было где-то организовать лёжку, чтоб хотя бы немного поспать, потому как туристический поход с осоловелым взором, это даже не глупость, а самое настоящее издевательство.
  Но, уже прикидывая, куда лучше направиться, в парк, или подыскать что-то подходящее где-нибудь в другом месте, он вдруг с удивлением понял, что спать не хочет. То есть - совсем. Ощущение было такое, будто в кормушке он выпил не кружку, а целое ведро настоящего, хорошо сваренного кофе.
  "Не, я понимаю! - озадаченно прислушивался он к своим ощущениям. - Я всё понимаю: нервы, высадка, драка с целой эскадрильей, это всё на психику влияет... Но, чёрт возьми, влиять-то оно должно на самом деле не так! Угнетающе должно влиять, утомляюще. Силы должно отнимать. А я себя чувствую так, словно мне серьёзную порцию допинга вкололи. Какой тут сон, какая лёжка, тут - вперёд, на подвиги! Не, - жёстко притормозил он разыгравшееся воображение, - ты это, давай поаккуратнее с такими идеями. Я здесь гость. Непрошенный, между прочим. Так что поаккуратнее с идеями. Наблюдение и релаксация, вот наш девиз на вражьей территории. И чтоб без дураков - миролюбие, и толерантность к местным!".
  Собственно с этой минуты стало понятно, что в парке ему делать нечего, а значит, путь всего один, идти туда, куда глаза глядят. То есть, в противоположную сторону, а уж там - куда кривая вывезет.
  И он пошёл сначала прямо, потом налево, а потом и вовсе перестал запоминать пройденный маршрут, ибо не собирался по нему возвращаться. Билет он себе взял в один конец, а в какой именно никто, кроме самого Павла и не знал, потому что он и сам о том не ведал. И это было просто замечательно. Так, словно он вернулся в детство, и попал в парк аттракционов, где всё новое, неизведанное, а от того очень яркое, и сильно врезающееся в память.
  Он шёл по улицам, рассматривал витрины, людей, машины, дома вот эти высокие, прижимающиеся друг к другу, как родня в деревне. Проходил перекрёстки, когда оранжевая ладошка исчезала со светофора, сворачивал наугад, точно зная, что на окраину ненароком не выйдет, ибо до неё тут как до небес: семь вёрст, и всё лесом.
  И как-то не успел заметить, как попал именно на неё - окраину, хотя совершенно точно знал: ни семи вёрст, ни леса ещё не проходил, и был на самом деле где-то очень недалеко от центра. Но вдруг оказался в каком-то гадюшнике, который вроде бы и был улицей большого города. Тесной, грязной, заставленной вонючими мусорными баками, омываемой неизвестно откуда берущимися, подозрительного вида ручейками.
  Контраст с только что покинутой яркой стрит был настолько разителен, что Павел сначала не поверил глазам, решив, что дело совсем плохо, и вроде бы ушедшие глюки начинают возвращаться опять. Потом оглянулся, увидел невдалеке вполне нормальную стрит, только что покинутую им, и немного успокоился: кажется, пока с башкой всё было нормально.
  Вернувшись в прежнюю позицию, с сомнением осмотрел узкую кишку недоулицы, и подумал, стоит ли дальше идти по этой затхлости? Но впереди, не так чтобы очень далеко, маячила другая улица, яркая и праздничная, и он решил, что пока до неё доберётся, сильно испачкаться не успеет.
  Примерно на полпути в этой прямой кишке неприятный запах перешёл уже в откровенную вонь, и была та вонь совсем иного порядка, нежели могли источать мусорные баки.
  Павел встал как вкопанный, и начал внимательно изучать пространство, ибо вонь эту знал не понаслышке. Она всегда предшествовала явлению личностей, не самых приветствуемых в цивилизованном мире.
  Предчувствие не подвело, и несколько секунд спустя в поле зрения материализовалась разбитная троица шоколадных ребят, развязной походкой выплывшая из-за грязных баков.
  Возглавлял банду сухощаво-жилистый предводитель, который, если глядеть навскидку, не так давно разменял свой первый четвертак пребывания в бренном мире. Бока ему подпирали два юнца, вряд ли успевшие отбарабанить хотя бы первую двадцатку.
  Павел глядел на них, и ловил себя на мысли, что общий план, составляемый троицей, сильно напоминает неприличный наскальный рисунок, ибо предводитель был высок, и монохромен, а юнцы, больше похожие на цветастые дирижабли, зрительно читались явными шарами.
  Нет, на самом деле, они не были поперёк себя шире, но всё равно Павел не мог отделаться от ощущения, что накануне им вместо клизмы кто-то по ошибке вставил шланг от мощного насоса. С тех пор они так и ходят, очень сильно раздутые в талии.
  Ассоциацию с неприличной картинкой дополнял костюм вожака, целиком упакованного в тёмно-коричневую кожу, что делало его выше, чем он был на самом деле, и цветастые рубахи боковых, дававшие совершенно обратный эффект.
  "Ну и видок у вас, ребята! - почувствовал не вовремя разыгравшееся веселье Павел. - Так и хочется ввалить пинка именно по тому месту, чтоб надолго запомнилось. А, наверное, и придётся, ибо вряд ли вы хотите узнать, как пройти в здешнюю библиотеку. Вот нахрена вы тут нарисовались, а? Я ж мирный человек, я ж скандалов не хочу. Но вы ж скандальчик-то прямо аж в себе несёте, это ж на глумливых харях белым по чёрному написано".
  На самом деле, у Павла не было желания устраивать корриду с тремя бычками. Кроме всего прочего, откровенное махалово легко могло привлечь ненужное внимание, ненужных персонажей. Ребят в форменной одежде, и с наручниками на поясе, к примеру. А пересекаться именно с ними желания у Павла было ещё меньше, потому что и объяснять пришлось бы то, что объяснить невозможно, и на временную конфискацию "часиков" можно нарваться. А чем это в итоге закончится, вообще - хрен его знает. Но и удирать от наплывающего дерьма было совсем уж не в тему, потому как удирающий мужик, всегда очень жалкое зрелище.
  Пока он рассматривал надвигающихся флибустьеров, решая, как всё-таки лучше поступить, обстановка вдруг поменялась настолько, что решать было уже и нечего. Даже не оборачиваясь, Павел точно знал: в тылу появился четвёртый персонаж.
  "Классика жанра! - принимая неизбежность, теперь уже холодно думал Павел. - Вперёд дорога через вражеские порядки, назад - тыл перекрыт. Что ж, спасибо вам, ребятки, от сомнений избавили. Вот теперь всё будет по-взрослому. Вот теперь через ваши порядки я прорываться не буду. Вы сами захотели работать в полный контакт, ну так придётся вас уважить. В полный контакт".
  Легко работать против одного, неподготовленного. Против четверых неподготовленных работать сложнее. Против четверых, неизвестно насколько подготовленных, работать нахрапом не рекомендуется в принципе. Тут весьма желательны превентивные меры, взрыхляющие почву перед непосредственной высадкой семян доброго, светлого, вечного.
  Когда расстояние сократилось до необходимого минимума, и все заняли исходные позиции, за дело взялся кожаный вожак, вполне предсказуемо потребовав от Павла вывернуть карманы, и добровольно отдать всё, что там имеется. С этого момента Павел и начал превентивные действия, изобразив на физиономии подобающий случаю испуг, сопряжённый с абсолютной покорностью судьбе. А уже после этого жалостливым голосом быстро заговорил по-русски.
  - Ага, щас я тебе отдам моё содержимое! Только если и отдам, а его там на самом деле много, то запах тебе вряд ли понравится. И твоим придуркам тоже. И вообще, какого чёрта вы мешаете руссо туристо, держать нормальный облико морале, в вашем гадюшнике, а? Я ж вас не трогал, и трогать не собирался, свиньи тупорылые! Но теперь чего уж, теперь уж вы сами рылом торгануть захотели, так что давайте, приценяйтесь.
  Он искренне надеялся, что ребята в русском языке ни бум-бум, иначе предварительное рыхление могло оказаться не совсем эффективным. Но удержаться всё равно не смог, очень уж хотелось объяснить козлам, кто они такие на самом деле.
  То, что языка они не знали, он понял по вмиг расслабившимся физиономиям: человек, за редким исключением, устроен так, что в драку лезть не очень-то и жаждет. А эти точно жаждали грабануть, но без неприятных последствий, которые наступают в случае непредвиденного мордобоя. Вот сейчас они и поняли, что жертва сильно испугана, и уже готова на всё. А значит, добыча будет лёгкой.
  Тот, который объявился в тылу, подошёл уже вплотную, но опасности пока не представлял, Павел это хорошо чувствовал. И точно ощущал дистанцию до него, поэтому какое-то время спокойно нёс откровенную ахинею, якобы пытаясь их разжалобить. И лишь после того, как потерявший терпение вожак вскинул руку к его лицу, и на свет появилось хорошо отполированное лезвие, солидных таких размеров, Павел замолк, окончательно покоряясь судьбе. А потом, внезапно посмотрев им за спину, расплылся в широкой улыбке, словно увидев там кого-то, идущего ему на помощь.
  Трюк был стар, как мир, но, буквально на чистом автопилоте, попадались на него практически все и всегда. Троица на него и купилась, как по команде обернувшись, чтобы посмотреть, кого там принесло?
  В этот момент Павел, с разворотом назад, выбросил левую ногу вверх, примерно туда, где ощущал морду тыловика. Кроссовка, это не кирзач, с его негнущейся подошвой, она для такого дела всё-таки достаточно мягка. Но удар пришёлся в челюсть, которая почему-то в тот момент оказалась не захлопнутой, и Павел явственно услышал хруст перебитой кости. А ещё успел заметить, что рожа у гада как-то совсем перекосилась, и подумал, что там, наверное, салазки из сустава тоже успели вылететь. Уточнять, что и как, времени не оставалось, потому что основной контингент противника всё ещё перекрывал фронт, и уже должен был немного прийти в себя.
  После прыжка Павла отнесло вперёд немного дальше, чем он рассчитывал, и цветастому юноше в ухо досталось уже локтём. Такой удар, на самом деле, бывает даже страшнее, чем увесистым кулаком, а сейчас и вовсе получился удачным. Юноша, похоже, не успел понять, что произошло, и просто улёгся мешком на асфальт, после чего в деле больше не отсвечивал.
  Главный член банды всё ещё оторопело смотрел на тылового, корчащегося под ногами, и Павел, используя подаренные мгновения, по инерции ушёл ему за спину, а там ударом стопы в голень второго дирижаблика, отправил того на колени, с маху добавив ещё и ребром ладони по затылку. Когда юноша послушно распластался мордой в лужице, оставалось решить последнюю проблему, крывшуюся в ноже вожака. Выйдя бандиту во фронт, Павел охватил кистью его запястье так, чтобы плоскость лезвия оказалась вплотную прижатой к руке, и сделал резкое круговое движение. Молнией сверкнувшая полировка звякнула о какую-то из стен, а вожак, отвесив челюсть, ещё смотрел на Павла, с трудом соображая, что же на самом деле произошло.
  Тогда Павел не удержался, и всё-таки саданул коленом в место, где у человека ноги сходятся. Пока кожаный, завывая по дороге, клонился к земле, Павел выловил его на "хук" снизу, возвращая в вертикальное положение, и напружиненными ладонями тут же провёл серию по обоим бокам сразу.
  Вожака снова скрючило, а Павел, досматривая эпичное падение, успел ещё подумать, не слишком ли разошёлся вот именно с этим гадом?
  "Сдохнет, или нет? - с сомнением разглядывал он копошащееся тело. - Не, не сдохнет. Выживет. И снова где-нибудь всплывёт. Дерьмо оно всегда плавает. Нет, я не понял, а чего здесь вообще-то было? Их же четверо. Они ж грабить шли! Тогда какого хрена так оскандалились? У них тут что, всегда так? - он представил себе такую же картину где-нибудь дома. - Не, у нас бы так не пролезло. У нас, при любом раскладе, мне успели бы накидать так, что мало б не показалось. А эти... тоже мне грабители! Как девочки юные, покрасоваться явились... уроды. Нет, чего-то я здесь и в самом деле не понимаю, что-то с этими ребятами действительно, совсем не так, как надо".
  Он ещё раз оглядел поверженных врагов, и даже ощутил некоторое удовольствие от сделанного, ибо было приятно осознавать, что мастерство не пропьёшь, а чему учили, ещё не совсем забыл.
  Однако дальше здесь торчать было нельзя, потому что даже у стен бывают уши, а иногда ещё и глаза. Вполне возможно, что вот прямо сейчас кто-то гремит кнопками телефона, торопясь передать радостную весть местной полиции.
  "Нет! - внимательно оглядевшись, воспротивился неудачной мысли Павел. - Полиции нам не надо. Мы как-нибудь и без неё обойдёмся. Вопрос лишь в том, куда именно обходиться - назад, али вперёд! Вперёд, только вперёд... если там мигалки не засветятся. Тогда - назад. А если и там, тогда вверх, и - гуд бай Америка".
  Ему повезло - глаза у стен в этот день смотрели в другую сторону, и потому он спокойно вышел на следующую улицу, и уже там, чуть увеличив длину шага, чтобы торопливость не очень бросаться в глаза, прибавил скорости ухода с точки.
  На следующем перекрёстке ушёл налево, а потом - направо, словно и в самом деле удирал от прицельного обстрела.
  Где-то после шестого или седьмого загиба, точно не считал, решил, что достаточно оторвался, и если поиски даже начались, то вот сюда они доберутся очень нескоро, поэтому есть возможность немного передохнуть.
  То, что пришло время дух перевести, он почувствовал где-то ещё на полпути, когда вдруг заметил, что идёт хорошо знакомой дорогой. У каждого человека бывает так, что впервые оказавшись в незнакомом месте, он ловит себя на ощущении, что когда-то здесь уже бывал. Но если ты, удирая, вспоминаешь не отдельные места, а буквально узнаёшь весь маршрут, это уж слишком.
  "И даже более чем! - падая на вовремя подвернувшуюся скамейку, чуть испуганно думал Павел. - Так в нормальной жизни не бывает. Только в ненормальной. В моей, например. Что-то со мной происходит, чего раньше я за собой не замечал. И мне это не нравится. И путешествие это мне перестаёт нравиться, и вообще всё перестаёт нравиться, и начинает доставать до печёнок. Пойти, что ли в какой-нибудь кабак, нажраться до поросячьего визга... да так, чтоб - в ноль. Чтоб в полный релакс, и нирвану. Да... - представив блаженную картину, согласился с крамольной мыслью, - до поросячьего, и в нирвану... - подумал ещё, и дорисовал её до реального сценария, в конце концов проснуться в кутузке, со всеми её незатейливыми прелестями. - Нет уж! Глюки, не глюки, а ты, салага, держись. Зубами держись за реальность, пока из этого города не отвалишь. Вот там, где-нибудь в лесу, ужрись, и дрыхни, сколько под череп влезет. А сейчас: держись салага! Зубами, но - держаться".
  И он держался, изо всех сил отбиваясь от навалившейся вдруг хмари, сковывающей мозг, и застилающей мутной пеленой глаза. Это отнимало столько сил, что когда приступ, наконец, схлынул, их не осталось почти совсем. Зато в награду за мучения он получил такое блаженное спокойствие, такое расслабление духа, что вот все те невзгоды, вот вся та погоня, которая может явиться сюда, его уже не волновали. Это было где-то там, в другом мире, в другом времени, за пределами его сознания, и сейчас ничего, в сущности, не значило. А в этом мире, и этом времени, была прекрасная мягкая погода, в очень красивом городе, по которому праздно гуляли люди, непривычно, кто во что горазд, одетые.
  И в этом мире, среди этих людей, прямо на него шёл Витька, живой, и пышущий здоровьем так, словно никакой "Чёрный Тюльпан" его никуда и не увозил.
  "Всё! - осознал Павел очевидную истину. - Допрыгался! Живой Витька, это уже предел. Это самый дикий глюк в последнем марш-броске. Как и тогда, когда из смрада, грохота, и разлетающихся кишок, вылезало брюхо вертушки. Тогда я так же сходил с ума, понимая что это чушь, и никакой вертушки в реальности быть не может. В тот раз я ошибся, и невозможное всё-таки случилось. Но снаряд в одну воронку дважды не падает, и живой Витька даже невозможной реальностью быть не может, потому что "Чёрный Тюльпан" навсегда перечеркнул надежду огромными винтами. Давным давно... перечеркнул... надежду...".
  
  ОЛДРИЧ
  
  С последнего этажа высотного здания, расположившегося возле Центрального парка, прямоугольный островок, затерявшийся среди каменных джунглей, просматривался из края в край почти как на ладони. И это было изумительное зрелище окрашенной в осенние тона листвы, великолепно оттеняющей красоту инфраструктуры общественного городского пространства.
  Олдрич смотрел вниз, на большое озеро, раскинувшееся практически во всю ширину парка, и не мог отделаться от неотвратимо наваливающегося на него раздражения. Сильного раздражения. Сейчас ему не нравилось в парке всё, включая его существование, так нагло вклинившееся в размеренную жизнь самого Олдрича.
  "Кого мы будем здесь искать? - зло смотрел он на яркие мазки осенних красок. - И что я могу отсюда увидеть? Ну, это же глупость устроить штаб-квартиру именно здесь только потому, что именно здесь эта штука приземлилась. Или - приземлялась? А какая разница, если её здесь нет, и неизвестно, была ли она тут вообще. Этот самолёт действительно какой-то невероятный призрак: появляется неизвестно откуда, исчезает неизвестно куда, а мы должны его найти, и представить высокому начальству прямо на блюдечке. С бантиком. В упаковке!".
  Повод для раздражения у него был: люди, приданные в команду поисковиков, прочесали сначала место предполагаемой высадки, а потом и весь парк. Опросили всех, кого смогли, включая якобы избитого бездомного, и не принесли из трудной экспедиции ни единой крупицы не то, чтобы ценной, а хотя бы полезной информации. Создавалось ощущение, что в последние дни здесь вообще не происходило ничего из ряда вон выходящего. Даже избитый тип, в конце концов, признал, что кто-то ударил его всего лишь раз, и куда-то исчез. Как выглядел - не помнит, куда исчез - не знает.
  "И чего мы здесь, при таких условиях, собираемся добиться? - продолжал тихо беситься Олдрич. - Будем сидеть до посинения, и ждать, когда он снова прилетит? А чего ему тут делать? Подобрать высаженного агента? Какой же идиот станет подбирать его там же, где высаживал? Но, с начальством не поспоришь, сказали - здесь, значит - есть, сэр! Слушаюсь, сэр! Одно успокаивает: апартаменты приличные, весь последний этаж, собственная вертолётная площадка, и любое содействие по первому требованию. Только найдите его. А откуда я его возьму, если его здесь нет, и, бьюсь об заклад, никогда уже и не будет...".
  Звук открывающейся двери прервал незавершённую мысль, но, давая себе время справиться с лицом, оборачиваться Олдрич не стал.
  - Послушайте, Хогарт! - спросил, не отрываясь от красивейшего вида. - Что может быть в этих местах, ради чего они готовы так сильно рисковать?
  - У вас глаза на затылке? - недовольно поинтересовался Хогарт.
  - Нет, просто у меня окно перед лицом! - почувствовав, что привёл себя, наконец, в порядок, обернулся Олдрич. - По моей информации, совершенно ничего интересного здесь нет. Может, вам повезло больше, и вы знаете то, чего не знаю я?
  - Тут много хороших аттракционов. - Усмехнулся Хогарт. - Не дорогих, между прочим.
  - То есть, вы думаете, что эти ребята могли явиться исключительно, чтобы повалять дурака? - вернулся к созерцанию парка Олдрич.
  - Кто ж их знает? - почесал намечающуюся щетину Хогарт. - Вы не против, если я пойду, немного приведу себя в приличный вид?
  - Послушайте, - теперь уже иронично оглядел его Олдрич, - я не женщина, чтобы приходить в ужас от вашей небритости! Потерпите ещё пару минут, а потом хоть утоните в той роскошной ванной.
  - Не дождётесь! - устало парировал Хогарт. - Я хорошо плаваю.
  - Это похвально! - одобрил Олдрич. - Ну, а если серьёзно, что здесь может быть для них такого уж заманчивого?
  - А если серьёзно, - вздохнул Хогарт, - даже примерно не могу себе представить. Чёрт возьми, это же не Ливермор, и не Невада. И даже не Форт-Нокс. Это всего лишь очень хороший парк развлечений.
  - Развлечений! - эхом отозвался Олдрич. - Они развлекаются, а я стою на этом чёртовом этаже, и страшно боюсь, как бы их развлечения всем нам не обошлись слишком дорого!
  - Понимаю, сэр. - Как-то очень скучно проговорил Хогарт, видимо думавший в это время о чём-то своём. - Но при всём уважении, здесь действительно нет объектов, достойных повышенного внимания.
  - А люди?
  - Не понял...
  - Есть здесь люди... ну, скажем так, - посмотрел задумчиво Олдрич, - достойные повышенного внимания противника?
  - Противника? - Хогарт от неожиданности как-то даже опешил. - Ах да, это у нас преступники, а у вас совсем другая терминология, я всё время забываю об этом. Ну, скажем так - Нью-Йорк, город особый, и тут очень много людей, достойных особого же внимания. Кого из них мы должны отыскать?
  - Не обижайтесь, Хогарт! - миролюбиво продолжил Олдрич, поняв, что от усталости сказал явную глупость. - Это дело с самого начала настолько выбивает меня из колеи, и настолько выбивается из нормального представления о логике, что в голову непроизвольно приходят самые невероятные идеи.
  - Кстати, о необычности, мистер Олдрич... могу я задать вопрос?
  - Конечно!
  - Вот то, что нам рассказал мистер Эванс, это что, действительно - правда?
  - В каком смысле? - не сразу понял Олдрич.
  - При всём уважении, сэр, рассказ его звучал, как бы так помягче... - Хогарт честно старался найти щадящую формулировку. - В общем, чересчур уж фантастично он звучал!
  - Я там не присутствовал. - На этот раз усмехнулся Олдрич. - Но уверен - рассказал он вам далеко не всё, что было на самом деле. Однако можете поверить, всё, о чём он рассказывал, происходило на самом деле.
  - Да? - как-то очень задумчиво посмотрел на него Хогарт. - А я всё-таки надеялся, что это не более чем розыгрыш. Такой аналог проверки готовности служб ко всяким невероятным ситуациям. Офис вот развернули мгновенно. Связь отменная, информация идёт потоком. Мой опыт подсказывает, что такое невозможно сделать полным экспромтом. Такое бывает только на заранее подготовленных экспромтах.
  - Да! - согласился Олдрич, пропустив мимо ушей размашистый пассаж с экспромтом. - Поток информации и меня потряс. Я как-то даже и не подозревал, насколько сумасшедший город, этот ваш Большой Нью-Йорк. В нём действительно каждый день происходит такая куча происшествий, или нам просто сильно повезло?
  - Никакого везения! - тяжело вздохнул Хогарт. - Обыденная практика любого мегаполиса, а Нью-Йорка - в особенности.
  - И что, всё как всегда, в русле привычно-обыденного, и никаких отклонений от накатанной колеи?
  - В общем-то - да. - Согласился Хогарт. - Всё как всегда. Но вот когда я изучал сводки, то вспомнил ваш инструктаж, и обратил внимание на одно происшествие, на первый взгляд, для этих мест совершенно обыденное.
  - Какое? - насторожился Олдрич.
  - Мелкий грабёж, который и в сводки-то не всегда попадает: четверо лихих ребят попросили одолжить им немного денег на пропитание. В таком случае здесь обычно дают пятерку наличности, специально для этого припасённую, тем дело и кончается.
  - А что было в этот раз?
  - Попался тип, совершенно не ведающий принципов благотворительности. К тому же не знающий нормального языка. Предположительно - испанец.
  - Почему испанец? - удивился Олдрич.
  - Они запомнили фразу о том, что он, как это... а - русо туристо.
  - Русо туристо?! - аж вскинулся Олдрич. - А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее обо всём, что было дальше!
  - Дальше всё было совсем уж не по правилам. - Усмехнулся Хогарт. - Одному из них понадобилась срочная операция по поводу удаления порванной селезёнки, и большими проблемами с печенью, второму долго ещё придётся кушать через трубочку, потому что обычно челюсти у людей быстро не срастаются.
  - А остальным? - с пониманием дела поинтересовался Олдрич. - Полагаю, им тоже пришлось не сладко?
  - Ну, те отделались совсем легко. - Успокоил Хогарт. - Ушибы, ссадины, сотрясение мозга. Хотя вот в этом случае я был сильно удивлён, потому как, ознакомившись с досье, был уверен, что сотрясать там просто нечего, за явным отсутствием мозгов у юной поросли.
  - Русо туристо! - задумчиво посмотрел Олдрич. - В переводе на нормальный язык, это означает русский турист, что б вы знали.
  - Да я, в общем-то, уже тогда догадался! - скромно проинформировал Хогарт. - Но в нашем случае это ничего не даёт: русских здесь достаточно много. Один Брайтон-Бич чего стоит.
  - А то, что он отделал четверых, и ушёл без видимых потерь, тоже ничего не значит? - не согласился Олдрич.
  - Насчёт видимых потерь... - медленно проговорил Хогарт. - Нет у нас данных насчёт потерь. Может они и были, а может и - нет. Что ушёл, это - да, ушёл, и, похоже, очень легко. А вот, что - четверых... так это не такая уж большая новость, если речь идёт именно о русских. Скажем, для полицейских, обслуживающих Брайтон-Бич, совершенно не новость. Можете поинтересоваться, они вам с удовольствием расскажут, как эти ребята умеют драться, если очень надо.
  - Они что там, все из спецназа, что ли? - изумился Олдрич.
  - Понятия не имею! - честно признал Хогарт. - Но драться умеют, поверьте. Так что для нас это не показатель.
  - Значит, мы снова остались ни с чем?
  - Ну, почему? - не согласился Хогарт. - Может из этого и удастся что-нибудь выжать, всё-таки в том эпизоде и странностей, и совпадений действительно хватает. Брайтонские ребята по-разному, но языком всё-таки владеют. А этот, по рассказу пострадавших, болтал без умолку, и ни одного слова на понятном им языке. И произошло всё недалеко от места высадки. Да и отделал он их, это надо признать, мастерски: молодняк так и просто не успел понять, что вообще произошло.
  Рассказывая, Хогарт задумчиво смотрел на папку, которую всё это время держал в руках.
  - Послушайте! - пришёл он, наконец, к окончательному решению. - Давайте сделаем так: я всё-таки пойду, приведу себя в божеское состояние, а вы посмотрите эти бумаги. - Он протянул папку. - Там собрано всё, что относится к эпизоду. Включая фоторобот обидчика наших униженных, и поверженных.
  - Фоторобот? - встрепенулся Олдрич. - Что ж вы сразу не сказали!
  - А вы не очень-то надейтесь! - недовольно скривился Хогарт. - По этой штуке можно столько людей опознать, что долго придётся выяснять, не все ли они тот самый, кто нам нужен.
  Взяв папку, Олдрич взглядом проводил Хогарта до двери, уселся за стол, и принялся изучать бумаги. Там было много информации о потерпевших, действительно подтверждавшей, что терпели они за дело. И что всю четверку задело таким катком, что им надо сильно благодарить бога за великую милость, задержаться на этом свете ещё на какое-то время.
  Олдрич перебирал фотографии, читал досье, просматривал медицинские заключения, и ловил себя на мысли, что один человек не мог устроить такую бойню. А если всё-таки сумел, то вполне логично прийти к однозначному выводу, он обладал-таки специальной подготовкой.
  "Первое, что приходит на ум в этом случае - "котики", или "береты". - С неудовольствием думал Олдрич. - Зачем было русским посылать сюда спецназовца? Прилетели, высадили, улетели, а он тут покрошил местную шпану, и отправился гулять дальше. Бред? Отборнейший! Но вот же протоколы допросов, и по ним получается, что деятели мирно гуляли, когда внезапно налетел этот бандит, и сначала хотел заговорить их до смерти, а потом избил до полусмерти. Чем не бред? - Олдрич переложил очередной протокол, и взял следующий лист. - А вот и фоторобот. Д-а-а, Хогарт прав. Не знаю, как полиция умудряется по такому хоть кого-то опознать, но лично я очень сомневаюсь, что в России живут одни лишь чернокожие. Тут же изображены явные черты негроидной расы. Они что, с перепуга, собственные лица в фоторобот спроецировали? Ох, чувствую, прибавит мне это дело седых волос. Ой, прибавит...".
  
  
  ПАВЕЛ
  
  
  Он продолжал сидеть на несчастной скамье, не в силах подняться, и сделать хоть что-то, чтобы прогнать наваждение, и хотя бы попытаться вернуться в ту реальность, которая всё время пыталась уплыть от него куда-то за угол.
  Образ Витьки, живого Витьки, кем-то вписанный в этот непривычный мир, выбивал Павла из него, и вбивал в мир тот, где каждый камень мог быть угрозой, а "зелёнка" всегда дышала реальной опасностью.
  И выглядело это настолько дико, настолько невероятно, что Павел, сопротивляясь наваждению, упирался изо всех сил, пытаясь удержаться в мире этом, реальном. Но всё равно провалился в края, и день, который закончил Витьку, и чуть не закончил его самого.
  Группе тогда просто не повезло, как это бывает на земле чужой, яростно защищаемой теми, кто не хочет видеть чужаков, явившихся к ним с оружием в руках.
  Группа шла по маршруту, когда наткнулась на, как это обозначается в сводках, превосходящие силы противника. Но и это было не самым главным невезением. Больше всего не повезло с маленьким камушком под ногой замыкающего, после которого маскировка группы стала абсолютно бесполезной. Вот тогда всё и началось.
  Уходили они с фейерверком за спиной, и грохотом собственных гранат, размашисто бросаемых именно туда, за спину. Когда кончились РГД, в ход пошли уже оборонительные эФы, с большим риском получить чугунные квадратики в собственную задницу. Но - обошлось. И, главное, это позволило откинуть "духов" на время, чтобы успеть хоть как-то от них оторваться.
  Однако с маршрута уйти всё-таки пришлось. Вот тогда и началось самое неприятное, ибо связи повезло меньше, чем задницам, чугунок она всё-таки словила. И стало ясно, что вертушки не будет, где они - никто не знает, выбираться придётся без поддержки, и исключительно наудачу.
  "Духи" ребятами были крепкими, и землю, по которой ходили, знали хорошо, поэтому оторваться от них удалось ненадолго, и недалеко. А потом удача уже совсем закончилась, и их всё-таки прижали к скале, по которой, в принципе, несложно было и подняться. Но только без зрителей, с автоматами в руках. А с таким партером всё превращалось даже не в театральное представление, а нормальный тир, где призом за меткую стрельбу был один из группы, или вся она, случись в ней массовое сумасшествие. Тогда группа просто ушла в глухую защиту, организовав полукруговую оборону, потому что скала за спиной, делала из неё оборону круговую.
  "Глаз" занял позицию, и время от времени, после щелчка "плётки", довольно приговаривал: "хана баба, безвозвратная потеря!". Все знали, что такое "безвозвратная потеря", но никто не знал, почему именно "хана баба", и просто молча радовались новому успеху.
  "Духи" после третьей по счёту прибаутки, немного успокоились, и на рожон больше не лезли, справедливо полагая, что "шурави" всё равно никуда ж не денутся, ибо деваться им, в самом деле, было некуда. На какое-то время положение стабилизировалось достаточно, чтобы можно было немного передохнуть, и хоть как-то прийти в себя после долгой гонки.
  "Флегма", командир группы, по жизни человеком был невозмутимым. Даже когда прижимало - дальше некуда, он просто работал, прокачивая ситуацию, ища выход, которого именно сейчас у них не было. И это понимали все.
  А потом "Глаз", в оптику отслеживавший действия противника, сообщил, что "духи" явно отправили гонца за подкреплением.
  "Флегма" посмотрел на него, оглянулся на скалу, прикрывающую спину, с минуту подумал, и сказал, что это - вряд ли. Мол их здесь и так набежало - обожраться можно. Хоть полугодовую осаду устраивай, ресурса хватит.
  И это тоже бала чистая правда. Но не вся, Павел хребтом ощущал - дело в другом. Скала, прикрывавшая их, теперь становилась главной опасностью. И вот с этим "Флегма" согласился, прикидывая, сколько времени тому чёрту понадобится, чтобы на неё забраться, и перещёлкать их, как курят.
  По всем прикидкам выходило - полчаса, не больше. А может быть даже и меньше: духи свои горы знали, и ходить по ним умели, в этом ни у кого сомнений не было. О том, что подлянка всё-таки была приготовлена, говорила резкая успокоенность противника: они затихли, словно на перекур ушли. Лишь время от времени постреливали в сторону группы, больше для тонуса, чем для урона.
  И всем уже было всё ясно, и шансов выбраться из котелка, в котором их скоро вкрутую заварят, не было никаких, и ждать, когда их заварят, тоже никому не хотелось.
  Вот тогда "Флегма" и приказал "Шустрому" доставать "НЗ", который хранился у него именно на такой вот случай. И на выходе никогда не использовался для других целей.
  Витька родился пройдохой, каких свет не видывал. Он всегда умел достать не доставаемое, и надёжно беречь то, что оберегать нужно. Никто не спрашивал, где, как, и какими уговорами, он добывал спирт, но знали, что спирт есть, и просто так взять его у Витьки невозможно.
  Но сейчас был тот самый случай, когда одна солдатская фляжка работала мощнее, чем обычные боеприпасы. Им предстояла драка, и последний путь, который надо пройти так, чтобы прихватить с собой как можно больше духов, засевших напротив.
  И спирт в этом случае не являлся анестетиком, глушащим сознание. Он был энергетиком, дававшим невероятный прилив сил, позволяющий дольше продержаться в рукопашной, если они успеют до неё дожить. Но чтобы успеть, надо сделать невероятный рывок к позиции врага, а для этого необходим запас сил, вливаемый в мышцы огненной жидкостью.
  Они опустошили фляжку, прикрыли кружки ладонями, чтобы не насыпалась земля, если рядом грохнет, чокнулись кулаками, молча выпили. Подождали несколько секунд, прислушиваясь к движению огня по пищеводу.
  Посмотрели друг на друга, прощаясь. И уже после этого "Флегма", вдохнув побольше воздуха, рыкнул: "Вперёд!". И встав в свой немалый рост, жутко матерясь на ходу, взбесившимся танком попёр в атаку.
  Это непередаваемое зрелище: человек, добровольно идущий на смерть. Он становится непобедимым, и выглядит страшно даже для своих. Чужих об этом никто не спрашивал, но и для них такое не проходит даром, потому что небольшую паузу "Флегма" всё-таки обеспечил.
  А дальше пошло уже действительно страшное зрелище, которое сам Павел фиксировать не успевал - просто орал дурным голосом, "с бедра" разбрасывая короткие очереди в сторону, где должен быть враг.
  Понимал, добром это не кончится, и вряд ли он сможет положить многих. Но рядом был "Флегма", и Павел безоглядно шёл за ним, зная, что другие также безоглядно идут за ним.
  Сознание уплыло куда-то за горизонт, уступив место инстинктам, главным из которых был инстинкт выживания, заставлявший убивать быстро, и эффективно, ради того, чтобы выжить. Остальные эмоции гуляли за скобками, и никого уже не интересовали: жили где-то своей отдельной жизнью. Сейчас их начисто выдавил из сознания, грохочущим рёвом катившийся по камням, шквал мата, который в принципе не могла выдать небольшая группка людей.
  Сколько всё это продолжалось, Павел не знал, потому что в себя вернулся уже в госпитале. И сколько потом ни пытался, так и не смог вспомнить, как он вообще туда попал.
  Из сумеречных глубин подсознания вылезали какие-то обрывки ужаса, с кровавым оскалом жутких морд...
  Вопли, свитые из множества наречий, сдобренные валунами, летящими прямо в лицо...
  Дергающиеся в агонии кучи тряпья, вскипающие розовой пеной, лезущей из развороченных внутренностей пока ещё живых людей...
  Вздыбленные звериной ненавистью клыки, живущие отдельной от перекошенных рож жаждой грызть и рвать вражескую сволочь...
  Грохот, дым, какие-то подошвы, проносящиеся в миллиметре от носа...
  И трясущееся брюхо вертушки, наваливающееся на него раздутым каучуком иссечённых колёс...
  Когда спеленатый коконом боли он, наконец, вылез из бесконечно-кошмарного сериала, то обнаружил себя в постели, благоухающей такой свежестью, что её не портила даже тошнота госпитальных запахов.
  Мимо грациозно проплывали потрясающие создания, в белоснежных халатиках, и стояла восхитительная тишина, дарившая ощущение нереального покоя. А на соседней постели култышкой, вдоль и поперёк замотанной свежими бинтами, лежала египетская мумия, тихо матерившаяся Витькиным голосом.
  Тогда он дослушал откровения друга, адресованные никому конкретно, и умиротворённый счастливым концом страшной истории, снова провалился в забытье. Чтобы опять увидеть очередной кошмар.
  А когда очередной ужас завершился, и Павел снова вылез из мутного марева, соседняя койка была чиста, и пуста. А сестричка, готовившая укол для его задницы, грустно поведала, что пациент уже отправлен в морг.
  Передать, что творилось с ним после её слов, было невозможно. Как невозможно передать, что с ним творилось сейчас, когда перед ним во весь рост стоял человек, ушедший в мир иной, и теперь упорно вглядывающийся в его лицо, словно осуждая за то, что он, Павел, всё ещё жив.
  - Витька! - как будто со стороны услышал Павел свой деревянный голос. - Ты пришёл за мной?
  - Пашка! - счастливо заорал Витька, за грудки выхватывая его со скамейки, и сжимая в таком захвате, что у Павла внутри даже что-то хрустнуло. - Это - ты! Это всё-таки ты!
  И мир вернулся в привычное измерение, и привычное состояние. А Павел в нормальное состояние вернуться ещё не мог. Он просто не верил, что всё происходящее, происходит на самом деле, а не глючит в воспалённом мозгу.
  Но вот же - Витька, давит его осьминогом, а покойники же не могут так кости мять. И за грудки живых людей дёргать тоже не могут - они ж бесплотные, покойники же! А этот - орёт дурниной, веселится, и тискает, проверяя его реальность. Ну не может он быть покойником. Не может, и всё тут.
  - Витька! - взмолился, наконец, Павел, немного приходя в себя. - Отпусти, скотина, раздавишь же!
  - Тебя раздавишь! - немного отстраняя друга, рассмеялся Витька. - Как же! Такого кабана только пристрелить... да и то вряд ли получится. Пашка, как я рад тебя видеть, ты ж даже не представляешь!
  - Представляю! - уже окончательно возвращаясь в реальный мир, с трудом выдохнул Павел. - Представляю, как это, хрен его знает где, встретить погибшего друга... слушай, а ты меня не разыгрываешь? Может ты и правда, с того света явился? Тебя ж в морг упёрли, мне ж об этом все уши прожужжали.
  - А-а-а... - слегка помрачнел Витька. - Было дело. Знаешь, какое-то тёмное было дело, и непонятное. - Витька огляделся, словно впервые очутился здесь, потом мотнул головой, словно отгоняя от себя кого-то невидимого. - Слушай, а чего мы как два дятла посреди улицы токуем? Тут неподалёку есть приличная кормушка... ребята знакомые... наливают, как положено. Если правильно попросить. Давай-ка, порыли туда. Сядем, по-человечески отметим. Господи, Пашка, как же здорово, что ты здесь! Как же замечательно! У-ух! - он забрал в широкую пятерню что-то воображаемое. - Ух, и оторвёмся мы сейчас, ох, и отметим! Я сто лет здесь ни с кем душевно не сидел! - он посмотрел на Павла. - И не вздумай возражать, твою дивизию!
  Павел и не возражал, да и не мог, потому что если Витька брался за дело, то противостоять его напору было невозможно. Он хоть и не отличался богатырским телосложением, да и ростом обладал не так, чтобы очень, но ладони имел просто квадратные, и уж если что-то брал своими лапищами, то вырваться было невозможно.
  "Кормушка" действительно оказалась неподалёку, и на самом деле очень даже приличного качества. Витька кивнул бармену, как родному, протащил Павла в дальний конец небольшого зала, усадил за столик, и тут же исчез. А Павел, разглядывая убранство, и редких посетителей, только сейчас начинал действительно осознавать, что же, в конце концов, произошло.
  "Витька живой. - Словно на вкус пробовал он фразу, назойливым волчком крутившуюся в голове. - Живой! И обосновавшийся в хрен его знает какой дали. И случайно напоровшийся на меня, в полуотключке сидящего в каком-то подозрительном скверике. Чудеса чудесные! Такого в нормальной жизни не бывает. Но ведь, вот же - случилось! Просто так? Бывает и просто так... бывает. Но почему у меня нехорошее предчувствие, и почему меня не покидает ощущение какой-то заданности? И что за странность появления этого ощущения, когда я радуюсь что друга, настоящего, не поддельного друга, из небытия вернул? А тогда - какого хрена мандражирую? Вот на фоне всей той херни, что творится со мной все последние дни, я нахожу странным появление Витьки здесь, куда сам попал, хрен его знает как, и хрен его знает на чём? Удивляюсь так, будто вокруг меня самого не творится сплошная чертовщина. В чём дело? Почему мандражирую, ведь я...".
  Закончить мысль ему не дал Витька, явившийся с двумя пузырями, серьёзной ёмкости, и парой стаканов, ёмкостью по двести пятьдесят, в глубокой юности проходивших под определением "губастый".
  Витька спрятал пузыри под столик, "губастых" поставил на столешницу, и вновь исчез где-то за перегородкой. Павел смотрел, и не мог понять, чего это друг так с пузырями шифруется: из-под стола же неудобно разливать. Что за чушь здесь происходит?
  Витька снова явился с ворохом закуски, среди которой вещи были деликатесные, очень непривычные, и очень, очень заманчивые.
  - Извини, Пашуня, - неправильно истолковал его взгляд Витька, - но чёрного хлеба не будет. Нет его здесь. Так что присаливать будем ситник. Огурчики, правда, солёные есть. Ну и колбаска с мясцом тоже есть. Для начала вполне хватит, а дальше видно будет, что и как жрать станем. Давай посуду!
  Витька перехватил стакан, опустил под стол, пробулькал дозу "всклень", выставил, потом наполнил свой стакан.
  Павел выудил с тарелки кусок хлеба, густо посолил, накрыл стакан пятернёй. Витька проделал то же самое. Они чокнулись кулаками, произнесли "за парней", и медленно, как минеральную воду, выцедили содержимое. Закусили хлебом, и надолго замолчали. Им было что вспомнить, и было кого вспомнить, и были эти воспоминания не очень весёлые, и очень гнетущие.
  Витька из тех краёв вернулся первым.
  - А знаешь, "Флегма" тогда из боя вышел без единой царапины! - глядя куда-то в сторону, глухо проговорил он. - До сих пор не могу понять, как ему удалось, он же первым огонь на себя принял.
  - Умирать он шёл, - убеждённо ответил Павел. - А смерть таких уважает, и раньше времени не берёт.
  - Мы, вроде, тоже не на прогулку тогда отправились. - Насколько мог спокойно, возразил Витька. - Все. А выжила половина. И покоцало их - мама не горюй!
  - Обидно?
  - Нет, Паш, я понять хочу - почему так?
  - Обидно. - Не поверил Павел. - Гложет тебя: он был впереди, а досталось всем нам, так?
  - Может быть... - не стал спорить Витька. - Ведь такая мишень! Даже целиться не надо, просто направь ствол в ту сторону, и всё равно не промахнёшься... а промахнулись все. Не верю, что может быть такое везение.
  - А что тогда?
  - Заговорённый он, вот что. - Уверенно посмотрел Витька. - Жалко, остальных заговорить было некому. И вообще, Паш, херню я несу. Будто и вправду на "Флегму" обижен. Просто мне парней до слёз жалко. А "Флегме" я, по гроб жизни, жизнью обязан. Давай посуду, выпьем за него, и спасибо скажем, что вытащил из того дерьма. Не сидели б мы с тобой, если б не он!
  Он опять разлил под столом, они выпили за командира, и ещё помолчали.
  "Шустрый", а что за дела с бульками под столом? - поинтересовался, наконец, Павел, чтобы сменить тему. - Что, нормально разлить не можешь?
  - Э, не, Пашуня... - как-то не сразу включился Витька в реальность. - Не всё так просто здесь, не всё просто. Здесь, Пашуня, пьют дриньками. Это вот столько! - Витька показал маленький зазор между большим и указательным пальцами. - Каждый в отдельной посуде. А я, Паш, хочу как дома, как в молодости, чтоб - губастый, и чтоб залпом! И вкус другой, и эффект - тоже.
  - Всё равно не понял! - стоял на своём Павел. - Под столом-то зачем?
  - Чтобы мужиков не подводить! - доходчиво объяснил Витька. - Здесь ведь как, можешь, сколько хочется, жрать прямо из горла, и прилюдно. Но! Чтобы пузырь был в пакете, и чтобы его не было видно. Все прекрасно знают, что ты делаешь, и что именно жрёшь, но если вытащишь пузырь из пакета, и хлебнёшь хоть глоток, первый же коп тебя в участок залобанит. И пикнуть не успеешь.
  - Да? - задумчиво посмотрел Павел. - Я не хочу в участок.
  - А я не хочу, чтобы парней, благодаря которым мы с тобой так хорошо сидим, с работы попёрли. Поэтому и булькаю, словно мы компотом пробавляемся. Понял, салага?
  - Принял, командир!
  - Молодец! - одобрил Витька. - Давай ещё по чуть-чуть.
  Они дали, и разговор пошёл уже не за прошлые дела, о которых всегда так непросто вспоминать, а о жизни после того, как времена те за спиной остались.
  Витка рассказал, как его реально чуть не похоронили только потому, что кто-то там, что-то там перепутал, или не перепутал, а честно за труп принял, ибо в кому он тогда реально завалился.
  А потом в госпитале нарисовалась какая-то медицинская шишка. Говорили, вроде бы как - проездом. И говорили, что шишка эта действительно буквально на несколько часов там притормозила. И только это его, Витку, спасло, потому что мужичок оказался профессионалом, уровня - "Бог". Вытащил с того света, и исчез, как будто его и не было.
  И они снова выпили за того неизвестного мужичка, и за то, что он вовремя появился в нужном месте.
  - Представляешь! - глубокомысленно разглядывая кусок рыбы на вилке, после очередного стакана, нетвёрдым языком повествовал Витька. - Я даже не знаю, кому спасибо сказать. Честно пытался докопаться до того гения... Долго искал. Так и не смог - он как сквозь землю провалился. А жалко.
  - И где ты его копал? - соловеющим взором глянул Павел сначала на рыбу, потом на Витьку. - Здесь, что ли?
  - Не-не-не! - замотал тяжелеющей головой Витька. - Ты меня не сбивай... я его, это, да, дома отыскать хотел... как из госпиталя выписался, считай что после дембеля... или до дембеля? Не, ты меня не сбивай с пути. Я с него и сам собьюсь. В общем, не нашёл я его... зато жену нашёл...
  - Кого?! - испугано посмотрел на вилку Павел.
  Витька перехватил взгляд, чуть наклонив голову, посмотрел туда же.
  - Ты, это, совсем с дуба рухнул? - поинтересовался изумлённо. - Я говорю, жену нашёл, а ты мне селёдку подсовываешь. А я жену нашёл!
  - Где? - настырно переспросил Павел.
  - Где? Ах - да... Так в Берлине же!
  - Может, ещё разольёшь? - вяло предложил Павел, чувствуя, как его уже всерьёз начинают покидать силы. - А то тебя заносит... куда-то не туда... заносит.
  - Не надо! - твёрдо проговорил Витька. - Я - как стёклышко.
  - Угу! - мотнул Павел головой, всё больше похожей на раздувающийся котёл. - Вижу! Жену он в Берлине нашёл...
  - А вот не надо! - задрал указательный палец в потолок Витька. - Чистая правда! Катьку в Берлине брал. Как на дискаче увидел, так и обомлел. А когда в чувство вернулся, по всем правилам осаду устроил. Учись, салага!
   И он поведал историю, как по мутным временам сначала решил, что надо бы мир посмотреть, пока возможность появилась. Да и от малиновых пиджаков, с их предложениями работы, стоило оторваться подальше, пока они в петлю не затянули.
  Павел согласно покивал: знал эту проблему. Сталкивался.
  - Что? - понял всё правильно Витька. - Тоже подкатывали?
  - Было дело... - с трудом сфокусировал на нём глаза Павел, - башку свернуть обещали.
  - И - как?
  - Объяснил... доходчиво... отвалили.
  - Молодец... а я отвалил сам. Теперь вот здесь обосновался, Грин карту жду. Нет, подожди, я ж гражданство дожидаюсь... или всё-таки - Грин карту? Не, Пашка, ты меня не путай... в общем ещё несколько лет, и я звёздно полосатый буду. По всем правилам.
  - Ты, Витя, уже звезданутый! - убеждённо пробормотал Павел. - Сам-то хоть понимаешь, где Берлин, а где звёзды с полосами? Ты ж в-вроде про подругу на дискаче рас-с-казывал. В Берлине. Так?
  - Вроде...
  - Н-ну - и?
  - Да ну тебя нахрен, путаешь меня тут. А я теперь живу тут, понимаешь. В Большом Яблоке. Как червяк. Магазинчик Катьке помогаю снабжать. Это наш семейный бизнес. Понял, салага?
  - Ещё налей себе и м-мне, и не мет-ти пургу в урагане. - Мутно посоветовал Павел. - Бизнесмен, х-хренов.
  - Ты чего, не веришь? - пьяно изумился Витька.
  - Нес-стык-ковок много! - промямлил Павел, чувствуя, как начинает медленно съезжать со стула. - Цел-лый ок-кеан нестыковок. Ат-тлантический. С ав-вианосцем... ок-кеан.
  - У, Пашка! - всерьёз обеспокоился Витька. - Ты чего это, а? Ты не дури, мы и выпили-то всего ничего! Пашка, ау!
  Он с трудом выбрался из-за стола, взял друга за плечи, выровнял на стуле, несколько секунд подождал, не упадёт ли, снова вернулся на место.
  - Паша! Паш! В глаза мне гляди. Сосредоточься. Вот так, вот - правильно. Ты чего это, а?
  - Я? - опять сфокусировал глаза Павел. - Я, это, я... поплыл я Вить. Нажрался.
  - С чего это? - снова изумился Витька, хотя сам был ненамного свежее друга. - Да мы с тобой ещё... да мы с тобой сейчас... да мы с тобой всем ещё покажем, что такое русский солдат! И как он умеет! Да мы сейчас строевым... Ш-а-агом...
  - Арш! - боднул воздух Павел, едва опять не свалившись со стула.
  - Пральна! - радостно заорал Витька. - Смирна!
  При этом возгласе Павла вышвырнуло из-за стола так, словно его "Флегма" вот прямо сейчас в атаку поднял. Он вытянулся, и застыл, как часовой на посту номер один.
  - К торжественному маршу! - провозгласил Витька, чтобы развить достигнутый успех.
  - Повзводно! - продолжил Павел неожиданно трезвеющим голосом.
  - Первый взвод прямо! - Витька встал рядом, и согнул правую руку ладонью вверх так, словно в ней был приклад тяжёлого СКСа. - Ш-а-агом...
  - Арш! - принимая ту же позу, эхом откликнулся Павел, делая первый, струной натянутый, шаг.
  И они, чётко отмахивая левой рукой на уровне подбородка, вытягивая носок в линию с ногой, плавно-растянутым шагом двинулись мимо столиков к выходу.
  Ресторанчик от этого дикого представления замер так, что можно было слышать бег тараканов под кухонной плитой. Кое-кто из посетителей, наблюдая за ними, даже рот от напряжения приоткрыл.
  А они шли, синхронно отмахивая рукой, печатая шаг, как на Кремлёвской брусчатке, и это было настолько потрясающе даже для них самих, что хмель куда-то исчез, начисто вытесненный невероятной гордостью за Родину. И за ребят, оставшихся где-то там, в пыльных горах, но вернувшихся сейчас, чтобы поддержать их в этом мощном воинском ритуале.
  Они шли как во сне, ни на миллиметр не отклоняясь ни от вертикали, ни от оси движения, шли к заветной цели в конце зала. И там уже кто-то придерживал услужливо распахнутую дверь, створ которой оба прошли струной натянутым нервом.
  Оказавшись на улице, Витька скомандовал:
  - На месте... стой!
  Павел застыл, чуть подавшись вперёд, и безукоризненно выдерживая равновесие.
  Позади долгое мгновение висела потрясённая тишина, а потом маленький зал взорвался аплодисментами, и одобрительным свистом.
  Павел отчётливо слышал этот свист, но не шевелился, веря, что пули всё равно пролетят мимо, ибо сейчас он, как тогда "Флегма", был заговорён от дурного металла.
  А по ущелью лавиной шла техника, и "Шустрый", взмахом руки выдернул оттуда транспортёр, со скрежетом распахнул тяжёлую дверь, протяжно рыкнув: "Внутрь! Быстро!".
  Павел мгновенно исполнил приказ, на ходу удивляясь, чего это "Шустрый" с ума сходит? На броню ж надо! Всадят "духи" кумулятивную в борт, всем хана, это ж козе понятно! Но ввалившийся следом Витька уже отдал приказ водиле, и броня тут же сорвалась с места, влившись в поток техники, уверенно шедшей по ущелью.
  Павел с трудом воспринимал и окружающее, и это странное ущелье, потому что как-то оно не было похоже на нормальное, в горах привычное. Какое-то оно было не такое, и совсем неправильное. И броня внутри была какая-то неправильная. И вообще, во всём этом мире правильным был только "Шустрый", который время от времени с тревогой посматривал на Павла.
  А он через силу улыбался в ответ, подтверждая, что всё идёт как надо. Всё в порядке - проблем нет. Но сам в это не верил - чувствовал проблемы ещё впереди. Большие проблемы, ибо броня не просто так рвётся вперёд. Броня всегда идёт вперёд не просто так, она всегда идёт к большим проблемам.
  И они начались, как только транспортёр остановился, и, вывалившийся первым "Шустрый", приказал: "К машине!".
  Павел вывалился следом, тут же увидев перед собой лестницу, по которой Витька приказал двигаться до самого верха. Павел снова подивился, когда это "духи" наклепали здесь такого комфорта? Но развить мысль не успел, потому что дверной проём, в который он упёрся носом, внезапно стал проходимым. Павел сделал шаг вперёд, ожидая любого подвоха, готовый к чему угодно... но не готовый к тому, что увидел на самом деле.
  Прямо перед ним стояла потрясающей красоты женщина, с бездонно-голубыми глазами, распахнутыми таким изумлением, что Павел на самом деле испугался за "Шустрого", ибо там, позади, с ним действительно случилось что-то ужасное.
  Он хотел вернуться, и помочь, но его взяли за плечи, и двинули вперёд, почти вплотную к бездонным глазам, невероятным образом парившим над просторной клетчатой рубашкой, не заправленной в бледно-голубые джинсы.
  Вот только после этого Павел сообразил, кто перед ним на самом деле. Потеряв долгое мгновение на осознание этого факта, он снова вытянулся, щёлкнул каблуками несуществующих сапог, вскинул ладонь к воображаемому козырьку... и прямо из этой стойки бревном рухнул на устланный коврами пол.
  Витька досмотрел представление до конца, и, с блаженной рожей опустившись рядом, содрал с себя куртку, чтобы аккуратно пристроить её под голову затихшего друга.
  - Э-т-то что такое?! - обрела, наконец, дар речи Витькина жена. - Ты кого сюда притащил?! Откуда вообще это чучело взялось?
  Витька сидел, нежно поглядывая на распростёртое тело, и молчал, находясь где-то далеко-далеко и от этого дома, и от этой страны. В краях неведомых ей, но памятных и ему, и тому, кто безмятежно дрых на ковре.
  Наконец тряхнул головой, посмотрел на закипающую жену, и сказал:
  - Однажды, лапушка, это "чучело" выволокло мою задницу с того света. На этот. Тянул усердно, со скрипом. Сам там чуть не остался, а меня выволок. Ты, Катенька, нихрена не понимаешь. Это же Пашка!
  - Какой Пашка?! - сбавив тон, переспросила она.
  - Тот самый! - подтвердил Витька.
  - Подожди? - она ещё была полна недоумения, и пыталась сообразить, о ком именно идёт речь. - Тот самый, тот самый.... - Но тут её глаза стали округляться, и уже почему-то шепотом она переспросила. - Это что, действительно - тот самый?
  - Ага! - кивнул Витька. - Именно он!
  - Но как он здесь оказался? - во все глаза смотрела она на распростёртое тело. - Откуда ты его взял... в таком-то виде?
  - Не поверишь! - продолжал блаженно улыбаться Витька. - На улице встретил! Просто шёл, и увидел, как он на скамейке сидит! Столько времени прошло... расстались в Союзе, встретились здесь... Чудеса!
  Витька снова посмотрел на друга, и озабоченно пробормотал:
  - Странно, с чего бы это его так развезло? Мы и выпили-то чуть-чуть. Не, на посошок не надо было пить, это ясно. Последняя, она, как всегда - лишняя. А - ладно, ничего страшного. Отдохнёт, и будет как огурчик. Мы народ крепкий.
  - Да что это с тобой? - теперь уже возмутилась Кэт. - Разве у нас не найдётся кровати? Что ты его на полу держишь?
  Витька с сомнением посмотрел на жену, на Пашку, глянул наверх.
  - Ой, котёнок, я хоть и трезв, как стекло, но если мы всей кучей с лестницы навернёмся, ничем хорошим это не кончится, поверь. А ковёр толстый. Мы и тут нормально поспим. Мы, народ привычный, нас мало чем "пробить" можно.
  Витька взял руку усевшейся рядом жены, накрыл её своей ладонью, подержал, вздохнул, и с лёгкой грустью в голосе продолжил:
  - Видишь ли, лапушка, мы с Пашкой родились в очень серьёзной стране. И страна эта занималась нашей подготовкой тоже очень и очень серьёзно... - он ещё немного помолчал. - А Пашка в нашей команде был лучшим. Ты знаешь, я всё время ловил себя на мысли, что он не знает страха. Никогда его не знал, и уж если шёл, то - напролом. А ещё ему многие жизнью обязаны, потому что он за версту опасность чувствовал. Какая-то у него особенность есть. Ведьмовство какое-то. Поэтому за ним ребята без оглядки шли, хоть он и не был командиром. Странно, почему он сейчас отключился, мы и выпили, по нашим меркам, совсем немного...
  Он снова посмотрел на жену, о чём-то напряжённо думая.
  - Не... - мотнул головой. - Те дела давно закончились, а перелёт, не такая уж и тяжёлая штука. Тогда с чего он так раскис - парень-то крепкий. Ладно, Котёнок, не беспокойся, мы здесь нормально переночуем. А ты иди наверх. Только не обижайся - не могу я его одного сейчас оставить. Всё-таки странно, что он вырубился. Очень странно.
  
  ОЛДРИЧ
  
  Довольный жизнью Хогарт, благоухая свежестью и хорошим парфюмом, сидел в кресле у окна, просматривая очередную порцию сводок происшествий за прошедшие сутки. Сам Олдрич делал примерно то же, только сводки у него было иного плана. Он изучал перехваты радио, и телефонных переговоров в ближайшей округе за последнюю неделю. Разумеется, то были не все переговоры огромного города, а только жесткая их выжимка по ключевым словам. Работа у Олдрича была кропотливой, муторной, вызывавшей зевоту, готовую свернуть челюсть. Примерно с тем же результатом, как и от воздействия чёртова "руссо туристо", во вчерашнем эпизоде.
  Удовольствие от работы Олдрич не получал, но необходимость её понимал, ибо событию такого уровня, как высадка агента, всегда предшествует определённая подготовительная работа. И любая работа оставляет после себя хоть какие-то следы. Не всегда сразу выявляемые, не всегда о себе кричащие, и почти всегда не позволяющие предъявить хотя бы какие-то обвинения. Но практически всегда дающие направление поиска, иногда всё-таки приводящего к нужному результату.
  Он почти закончил просмотр очередного листа, когда Хогарт громко хмыкнул, и произнёс что-то вроде: "во дают!".
  Олдрич, оторвавшись от работы, посмотрел в его сторону.
  - Вы что-то сказали?
  - Я? - удивился Хогарт. - Ах да. У меня тут в сводках пересказ очередного сумасшествия чокнутых русских.
  - А можно поподробнее? - насторожился Олдрич.
  - Разумеется! - теперь уже открыто рассмеялся Хогарт. - Только к нашему делу это не имеет никакого отношения.
  - Но вы же почему-то обратили внимание на этот эпизод, так?
  - На него трудно не обратить внимания! - согласился Хогарт. - Когда пара вдрызг пьяных, практически уже не стоящих на ногах людей, устраивает представление выхода почётного караула на пост... выхода с блеском, и аплодисментами зала, это, знаете ли...
  - Подождите! - Олдрич честно попытался разобраться в ситуации. - Но ведь почему-то оно попало в ваши сводки?
  - Ах, это... - устало посмотрел Хогарт. - Тут как раз ничего странного: я попросил своих парней собирать данные обо всех необычных происшествиях, пусть даже и не криминального характера, случившихся в районе Манхеттена. Благодаря вашим намёкам, между прочим. Вот они и вносят в сводки всю чушь, хоть как-то выбивающуюся из общепринятых представлений об обыденности.
  И он пересказал Олдричу суть донесения, вместе со своими мыслями по этому поводу. Олдричу очень хотелось не согласиться с его аргументами, но сделать это было трудно, а если уж быть совсем точным - практически невозможно.
  Агентурной работой, как правило, занимаются люди серьёзные, и занимаются они этим делом, как правило, более чем серьёзно. И никому из них даже в голову не придёт сразу после высадки устраивать такое шоу, как в ту же голову не придёт устраивать, чуть ли не на месте приземления, грандиозную пьянку, доводящую буквально до потери сознания.
  К тому же, Хогарт был прав, фигурантов было двое, что говорит не в их пользу, потому что один агент мог с ума сойти, чтобы устроить представление. Два - нет. И Олдрич уже был готов списать этот случай в разряд курьёзных, и совершенно несерьёзных, но что-то там неприятно зацепило его сознание.
  "Какая-то параллель! - подумал он, выйдя из-за стола к огромному окну, словно прося у него помощи. - Что-то связанное... в цепочку связанное с этим квадратом зелени внизу. Зелени. Цвета хаки, зелени. Кто был в парке, я не знаю, но четвёрку наших черно-мудрых ребят отделал именно специалист. Скорее всего, именно с армейской подготовкой. И уж точно без неё невозможно пройти хорошим, скорее даже вызывающим восхищение зрителей строевым шагом, будучи при этом в состоянии полу-смертельного опьянения. Чем не связка в пространстве? Если уж по-хорошему, то - ничем, и я это прекрасно понимаю. Но мы сейчас заняты делом, настолько выходящим за все, именно все, привычные рамки, и представления о реальном, и нереальном, что... а - вдруг? Глупость конечно. Да и найти парней, устроивших такое представление, в этом огромном муравейнике, теперь, скорее всего, уже не удастся".
  - Почему это не удастся? - не согласился с ним Хогарт.
  - Вы что, и мысли читать научились? - неприязненно посмотрел в его сторону Олдрич.
  - Нет, просто у меня тонкий слух, - спокойно ответил тот, - а фразу про невозможность, вы произнесли именно вслух, хотя и почти что шепотом.
  - Да? - возвращаясь к созерцанию картины за окном, задумчиво проговорил Олдрич. - Похоже, это дело более серьёзно, чем я думал, выбило меня из колеи - теряю контроль над собой. Надо попросить у Директора надбавку, чтобы оплатить услуги психолога... так что вы там сказали насчёт - почему это не удастся?
  - Потому, что это не представляет никакой сложности. - Так же спокойно продолжил Хогарт. - Что, кстати, подтверждает мысль, что искать их нет смысла, ибо кончится всё банальной потерей времени, не более того.
  - И всё же?
  - Там сидела куча свидетелей! - лениво начал перечислять Хогарт. - Это - раз. Второе - парочка не однажды, и даже не дважды, засветилась на камерах наблюдения, пока шла туда, и пока выбиралась назад. И, наконец, три - уехали они на такси. А у любого такси, кроме болтливого водителя, есть ещё и уникальный номер, который не однажды засветился на тех же уличных камерах. Этого вам достаточно, чтобы понять мою правоту насчёт их непричастности к нашему делу?
  - Более чем! - согласился Олдрич. - Более чем достаточно... но меня всё рано не оставляют сомнения. Вот почему они меня не оставляют?
  - Может, потому, что Директор пока ещё не выдал вам ту прибавку? - невинно предположил Хогарт.
  Олдрич на пятках развернулся от окна, и долго посмотрел в сторону Хогарта.
  - Не обижайтесь! - быстро поправился тот. - Я всего лишь пошутил.
  - Нет! - продолжал глядеть сквозь него Олдрич. - Тут дело в чём-то другом. Просто я, видимо, так напуган всей этой невероятной историей, что боюсь пропустить даже ту соломинку, за которую можно хоть как-то ухватиться. Понимаете, о чём я?
  - Если честно, то - с трудом! - ответил Хогарт, довольный, что его выходка осталась без ответа. - Но, если для вас это действительно так важно, я могу прямо сейчас заняться ими. И, думаю, уже сегодня... ну, максимум, к завтрашнему вечеру предоставлю всю информацию об этой парочке. Или доставлю самих, если захотите опросить их лично.
  - Нет, - задумчиво посмотрел теперь уже на него Олдрич, - мне разговаривать не стоит: не силён в методике допроса, а потому могу всё банально испортить. А вот если внесёте ясность, кто они и что они, буду очень признателен за то, что помогли очистить от сомнений мою совесть.
  - Что ж! - отложив бумаги в сторону, поднялся из кресла Хогарт. - Тогда я пошёл, взгляну на этих парней своими глазами.
  - Вы ж ещё не нашли их! - напомнил Олдрич.
  - Сэр, в этом мире не находят лишь тех, кого не очень хотят искать. - Обыденно проговорил Хогарт. - Тем, кто действительно нужен, ещё никогда не удавалось спрятаться надолго. Это уж вы мне поверьте.
  Олдрич долго смотрел на дверь, захлопнувшуюся за Хогартом, и думал, насколько обманчивым иногда бывает первое впечатление. Ещё тогда, увидев его в кабинете Директора, он так и не смог убедить себя, что Директор вряд ли не совершает ошибку, привлекая к работе вот это невзрачное существо.
  "А сейчас я смотрю вслед, и чувствую, насколько глубокое уважение он вызывает спокойным своим профессионализмом".
  
  ПАВЕЛ
  
  Скверик, на скамеечке которого он сидел, в этот раз был почти напротив Витькиного дома. Ну, не прямо вот перед крыльцом, а немножко так в отдалении, и чуть-чуть наискосок. Павел торчал здесь как пень уже минут двадцать. И всё это время думал, думал, и думал, как быть, и что делать. И размышления получались не очень такие весёлые, и очень даже такие мрачные.
  Вообще-то с утреннего бодуна, и после хорошего кофе голова, как правило, отказывается быть полностью нормальной, долго ещё оставаясь очень и очень невесёлой. Павел был наслышан о народной русской традиции, в этом случае лечить подобное подобным. И был бы рад воспользоваться проверенным рецептом, но... не мог себе этого позволить. После любой крупной пьянки каждый раз очень долго был не в состоянии позволить себе не то, чтобы пригубить, а даже и подумать о наполненном стакане. И о наполненном совсем чуть-чуть, не мог думать тоже, потому что тошнота начинала подкатывать к горлу вот прям на первой же стадии всплывающей в воображении картины.
  Но на фоне произошедшего за последние сутки, особенно за последние сутки, это была не самая большая его проблема. Даже конфуз перед Витькиной половиной, на фоне остального, мерк, ехидно уплывая куда-то за горизонт.
  "Чёрт меня дёрнул припереться в этот благословенный город! - зло думал он, с тоской поглядывая на Витькино крылечко, с витым железом перилец. - Парень устроился, устаканился, семьёй обзавёлся - живи, радуйся честно заслуженному благополучию. Даже жену умудрился отхватить хоть и в Берлине, но - русскую! Это ж надо придумать такую витиеватость судьбы: рождённая в штатах, дочь эмигрантов, находит русского же мужа, чуть ли не в поверженном Рейхстаге. Такое лишь в кино и бывает. И тут, нате вам друзья хорошие, я, хуже, чем в кино, из небес с горящим хвостом на башку вываливаюсь. Твою ж не мать, вот только этого им для полного благополучия и не хватало. Моего дымящегося хвоста, из сплошных трёхбуквенных аббревиатур, для полного счастья и не хватало. Особенно после ржавого корыта в океане, с его катапультными попрыгунчиками. Да они с меня, после той четвёрки, с живого не слезут. Чего доброго ещё и с друзьями Саныча, ради такого дела, скооперируются. У нас это теперь модно, дружба сотрудничество во имя мира, мать их! А я тоже хорош, дятел хренов! Выпендрился, называется. Нос утёр! Знал бы про Витьку, от Парижу бы, под водой, к Новому Году б сюда доплыл, чтоб в атмосфере не светиться. А теперь чего уж: теперь и так уже пенка во весь горшок, и мосты давно в головешки превращены. Теперь надо драпать отсюда на всех парах, пока ещё их обоих не засветил. А как не хочется... ой, как же мне не хочется снова друга терять!".
  Он вспомнил сегодняшнее очень позднее, и такое же тяжелое пробуждение на толстом ковре, к которому добавилась счастливо ухмыляющаяся Витькина рожа. Тот сидел в кресле возле журнального столика, честно охраняя лекарственные средства, среди которых не было только выпивки. Витька прекрасно знал, что он на дух не принимает не то, что предложение опохмелиться, а даже намёк на этот процесс, поэтому собрал там вполне пристойный набор для приведения друга в осмысленное состояние.
  Павел тогда хмурым взглядом обвёл мир, в котором оказался, вспомнил, как они вчера начудили, и почувствовал себя совсем уж хреново. По многим причинам, среди которых собственно пьянка была не самой тяжёлой.
  Какое-то время он ещё лежал, грустно разглядывая друга, потом всё-таки поднялся с ковра, и взглядом поинтересовался, где Катька? Витька жестом показал, что она где-то там, далеко-далеко, и молча повёл его в ванную, где был весь необходимый набор приведения морды в приличное состояние.
  Потом они долго пили хороший кофе, и Витька рассказывал о своих приключениях, и будущих перспективах, а Павел изо всех сил держал себя за язык, чтобы не ляпнуть хотя бы пары лишних слов о приключениях своих.
  Он хорошо понимал, вот только этой информации Витьке сейчас и не хватало для продолжения благополучной жизни. А уж как их не хватало его Катьке, Павел даже и задумываться не хотел, потому что от осознания ужаса ситуации ему становилось даже тошнее, чем от дикого похмелья. Тогда он и решил, что нужно срочно линять из города, пока ещё не успел напрочь замазать ребят. Но для этого надо было вот прямо сейчас придумать какой-нибудь вразумительный предлог, чтобы тот выглядел хотя бы немного достоверно.
  Тогда он и попросил Витьку не нянчиться с ним, и идти помогать жене, а ему посоветовать, что лучше посмотреть в городе в первую очередь. А вот уж вечером, когда они будут дома... вот тогда и можно будет поговорить обстоятельно, что да как в новом свете делается.
  Витька посмотрел не него, мол, чего-то ты друг мудришь, но спорить не стал: давно знал, что Пашка ничего просто так не делает, а уж если делает, значит, всё не совсем просто так. Потом рассказал, куда, где и как лучше, и сунул в карман несколько хрустящих бумажек. Павел честно пытался возразить, но получил к носу здоровенный кулак, и про возражения сразу же забыл.
  Оказавшись на улице, он, изображая праздного гуляку, вразвалочку пошёл, куда глаза глядят. А потом наткнулся на этот скверик, и обосновался в нём, как филин на сучке, понимая, что никакие экскурсии ему не светят, а падает ему дорога дальняя, и очень-очень одинокая.
  Он не мог позволить роскошь попрощаться по-человечески, и теперь вот просто сидел, глядел на их дом, и прощался с обоими на расстоянии. Приказывая себе верить, что всё не так уж плохо, и что они смогут встретиться в обозримом, близко обозримом времени. Может быть.
  Прощание получилось нелёгким, и бесконечно долго продолжаться не могло. Тогда Павел честно дал ещё пять минут на прощанье, а уже потом...
  "Сволочью я уже буду потом. - Горько думал он, всё ещё поглядывая на Витькино крылечко. - В его глазах - точно буду. И объяснить ему всё это будет нелегко, даже по телефону. Вот выберусь отсюда подальше, за окраину подальше так, отзвонюсь, чтобы к ужину не ждал, и скажу, что так надо. Он поймёт... должен понять... а не поймёт, так ведь всё равно уже ничего не изменишь - судьба так легла. Ну что ж - пора и честь знать... - поднимаясь, смирился Павел с неизбежным. - Где здесь у них этот... сабвей их... оп-па! А это что там за хрен с горы нарисовался?".
  К дому подкатил автомобиль, из которого нехотя выбрался невзрачный мужичок, и, осмотревшись по сторонам, двинулся прямо к Витькиной двери. Павел и сам не понял, чем тот привлёк его внимание, но внимание чем-то он всё-таки привлёк.
  "А может, зря я в панику ударяюсь? - наблюдая, как неизвестный тип исчезает внутри, успокаивал себя Павел. - В любом городе таких болтается, вагон и маленькая тележка. И - чего? Из-за каждого дёргаться, что ли? А может это лишь повод задержаться здесь ещё немного? Не, ну признайся, не хочется ведь уходить? Не хочется! Но ведь всё равно придётся. И всё-таки чем-то мне этот невзрачненький очень и очень не нравится. Что-то в нём есть такое...".
  Он снова уселся, собираясь дождаться момента, когда тот выйдет, чтобы посмотреть, каким будет отход, и как тип будет при этом себя вести. Ждать пришлось не очень долго, минут десять, не больше. Мужичок вышел, снова огляделся, но уже не так рассеяно, как раньше, и задумчиво прошёл к машине. Потом отъехал от дома, свернул за угол, который отсюда тоже, хоть и не очень хорошо, но всё-таки просматривался, и снова остановился. Высадил пассажира, и только после этого уехал совсем. А пассажир прогулочным шагом вернулся на Витькину улицу, прошёл мимо дома, и где-то невдалеке от него скрылся в каком-то заведении.
  "Почему он высадил его не до, а после? - размышлял Павел. - Не знал точно, туда ли идёт? А побывав - узнал, что попал именно туда? Шёл по Витькину душу? Я бы в это поверил, если б не вон тот хрюндель, что присматривать остался. Нет, он пришёл по мою душу, это ж к бабке не ходи. Где я насветился? В кабаке я насветился, где ж ещё. Нет, подожди, ничего противозаконного мы там не сделали. Нажрались - да, концерт спьяну устроили, тоже - да. Но это не повод для визита детектива. И вряд ли ребята на нас за посуду под столом обиделись. Нет, чего-то я недопонимаю, что-то здесь не так. Высадку никто не видел, хвоста за мной не было, бандиты, после мордобоя, в полицию вряд ли сбегали. Что-то здесь не так... что-то неправильно здесь. - Он ещё раз поискал глазами, место, куда закатился тот второй. - Да всё здесь неправильно. И очень-очень теперь хреново. Витька не дурак, лишнего болтать не станет, откуда ветер дует понять должен. И что он теперь надолго под контролем, сообразить должен тоже. Дёрнул же нас чёрт в этот кабак припереться - отметили, называется. И что теперь? Мне вся эта местная возня по барабану - был я, нет меня, всё просто, как мычание. Как теперь Витьку отмазывать? Знаю, что он не дурак, но из этой ямы одному ему не вылезти. Надо срочно что-то придумывать. Очень срочно!".
  Он поднялся, бросил последний взгляд на улицу, запоминая её в деталях, и пошёл в противоположную сторону, на ходу прокачивая ситуацию, и подбирая отмычки к непростому ларчику.
  "Сабвей" нашёл быстро. Прошел на станцию, и остановился в нерешительности, потому что ещё не знал, куда лучше отправиться. Подумал, подумал и отправился прямиком на Манхеттен, примерно в те края, где обосновался тот чёртов ресторанчик. Почему именно так - не знал, просто доверился наитию.
  Нет в саму кормушку не полез, потому что, во-первых, не нашёл её, а, во-вторых, и не собирался искать. Просто болтался по округе, набираясь не столько впечатлений, сколько подкачиваясь идеями, как с минимальными потерями выбраться из дерьма, в котором чуть не утонул сам, и уже почти утопил друга.
  "Вопрос... - прикидывал Павел, уже начиная видеть просвет в конце тоннеля, - поставят ли они Витьку на прослушку, и если поставят, то - когда? Второй вопрос - откуда звонить? То есть, успею ли я слинять от дырчатого ящика, когда они выяснят, где этот пупок торчит, или меня повяжут раньше? Тут всё зависит от серьёзности их намерений. Если точно знают, кто я, всё будет очень и очень серьёзно. Но откуда они могут знать точно? С плакатом наперевес я, помнится, не ходил, и значит, вряд ли они нагонят сюда целую армию полиции. Но если придётся рвать когти в порядке ну самом прям экстренном, так не прямо ж с улицы в небо прыгать. Кустарничек надо под рукой иметь, да и свободное пространство для разбега не помешает.
  И чего получается? Да как ни крути, а опять к этому чёртову парку грести придётся. Потом - разгон над кронами, и свечой, горкой, а после скутерком прямо над водой. Пока разберутся, что на самом деле произошло, я уже далеко буду. А если и успеют что-то заметить, так и оно неплохо: пусть думают, что у меня там аэродром припрятан. Пусть козлы, сомнениями помучаются. Я не мазохист, подставляться не хочу, да и из города с радостью бы тихо-тихо слинял. Если б не Витька. Так поставят они его на прослушку, или нет?".
  Он понимал, что идея со звонком, идиотская с самого начала. Идея, дожидаться, явится ли по его, Павла, душу целая компания полицейских была тоже - не очень. Но другого выхода сейчас не видел, ибо нужно было точно, и с гарантированным результатом, объяснить местным властям, что Витька не при делах, и встреча была случайной. Да и знакомство было точно таким же. И вот если б ему кто-то дал гарантию, что Витькин телефон точно висит у копов на ушах, так он бы просто отбарабанил придуманный текст, не вылезая за лимитную минуту, и растворился б в катакомбах большого муравейника. А потом, со спокойной душой, исчез из страны. Только вот интуиция интуицией, но лучше всё увидеть собственными глазами, это правило он усвоил давно и прочно.
  Когда площадка была подготовлена, пути отхода выверены, точка наблюдения опробована, время просчитано, день уже прочно уплыл за горизонт, и это было именно то, что Павлу сейчас требовалось больше всего.
  Он вышел к ящику, с продырявленным контуром телефонной трубки, набрал номер, и закосил глаз на запястье, где этот хренов генератор опять исправно прикидывался нормальными часами. Гудки тянулись целую вечность, прежде чем Витькин голос выдал положенное "Хеллоу".
  Павел, не давая ему вставить хотя бы слово, тут же затараторил:
  "Ой, Виктор, как я рад, что вас застал! Это Павел... ну тот, с которым вчера в кабачке немного оторвались".
  "В кабачке... Павел?". - С сомнением в голосе проговорил умница Витька.
  "Ну, вы ж меня на ужин ещё приглашали!". - Обиженным тоном продолжил Павел.
  "Ах, да - Павел!". - "Вспомнил", наконец, Витька. - "Как же я мог забыть! Да-да, конечно, приглашение остаётся в силе, мы вас ждём".
  "К сожалению, вынужден отказаться!". - Искренне проговорил Павел. - "Нет-нет, это не насовсем, это только временно! Одному моему старому другу, его зовут Ханабаба, я о нём вам вчера, кажется, рассказывал... так вот ему понадобилась срочная помощь. Поэтому я вынужден бросить всё, и прямо сейчас мчаться в Чикаго. А вот когда всё утрясётся, я вернусь, тогда уже хороший ужин будет за мной, обещаю. Должен же я как-то отблагодарить вас за ночлег, я ж здесь первый раз, никого не знаю, и сам бы эту проблему вряд ли б решил так легко. Нет, правда, я вам очень благодарен!".
  Павел следил за временем, прикидывая, сколько секунд, за нормативной минутой, можно ещё себе позволить дурака валять? Очень затягивать не стоило, но хотелось дать им возможность гарантированно определиться с его местоположением.
  "Ой, как жаль, Павел, что так неудачно всё получилось!". - Бодрым голосом посочувствовал Витька. - "А так хотелось бы ещё раз встретиться... И жена была бы рада с вами познакомиться... теперь она так расстроится, так расстроится. А может, передумаете, и отложите поездку на завтра? Посидим, расскажете, как сейчас там, дома, дела. И жена будет вам очень рада!".
   "Вот зараза! - чуть не рыкнул Павел в трубку. - Ещё и соль на раны сыплет! Ну, погоди, выберемся из этого дерьма, я тебе всё припомню - будешь у меня ужом на сковороде вертеться".
  "Не могу...". - Отсчитывая двадцатую сверхнормативную секунду, проговорил сокрушённо. - "У меня поезд вот-вот отходит. Простите, Виктор, но мне действительно пора бежать! Я вам перезвоню, когда до места доберусь. Обещаю".
  Аккуратно повесив трубку, перешёл улицу, и снова углубился в кусты знаменитого парка. Прошёл немного в сторону, так, чтобы не терять из виду телефон, и принялся ждать, чем дело кончится.
  Кончилось примерно так, как он и рассчитывал. С той лишь разницей, что через пару минут к таксофону подкатила не свора захлёбывающихся воем и светом машин, а всего лишь пара мужиков, в одинаковых плащах. Тщательно осмотревшись по сторонам, они плотно взялись за изучение таксофона, как будто в нём могло быть что-то, совсем уж интересное.
  Павлу тоже стало интересно, чего это они увидели такого, чего там же не увидел он? И чёрт таки его дёрнул, ну потому, что действительно - интересно же посмотреть, какого фига они насели на несчастную коробку?
  Выбравшись из кустов, перешёл дорогу, и снова, вот на кой хрен, и сам не понял, прогулочным шагом отправился к дырчатому пупку. Подошёл вплотную, остановился, разглядывая копающихся в нём чудаков, и тут же получил недвусмысленное предложение валить отсюда как можно скорее, и как можно дальше. Равнодушно пожал плечами, и в самом деле пошёл дальше по тротуару. А шагов через двадцать, прямо перед мордой увидел типа, который недавно околачивал ступеньки Витькиного дома.
  Очень-то этому не удивился, поскольку мужичёк-то точно был в теме, но некую странность всё-таки почувствовал: больно уж оперативно он сюда прискакал. На своих двоих, кстати. Скользнув по его фигуре равнодушным взглядом, Павел в прежнем ритме праздного гуляки прошёл мимо, и даже успел сделать несколько шагов, прежде чем услышал за спиной: "Постойте, сэр!". Не обратив на оклик внимания, и даже не дрогнув ушами, он продолжил путь, делая вид, что уверен - замечание адресовано вовсе не ему.
  "Мистер, я к вам обращаюсь!" - вслед за торопливыми шагами, снова раздалось за спиной, и вот этот возглас игнорировать было уже просто невежливо. Павел остановился, развернулся, и, указав пальцем себе в грудь, кивком поинтересовался, его ли тот имеет в виду?
  - Да, мистер! - подойдя вплотную, подтвердил Хогарт. - Могу я узнать, кто вы, и что вы здесь делаете?
  Павел скривил жуткую морду, всем видом показывая, что вообще не понимает, чего от него хотят?
  - Я хочу знать, кто вы? - понял всё правильно Хогарт. - Вы можете показать мне водительскую лицензию, или вашу страховку. Сэр, я агент ФБР! - наконец, жестко проговорил он, предъявляя жетон. - И имею право задержать вас, если вы откажетесь от сотрудничества. Вы меня понимаете?
  - Вот теперь понимаю! - намеренно по-русски ответил Павел. - ФБР, это круто - поэтому и лицензию тебе сейчас предъявлю, и даже страховку, с большой чугунной печатью, крыса ты хренова, предъявлю тоже.
  - Давай, крысьённышь, всьё предьявьиляй! - совершенно неожиданно для Павла перешёл Хогарт на искалеченный русский. - А штьё у тебья за биг чйюгунный печьять, а?
  - Так она ж и предъявляется в первую очередь! - быстро оправившись от шока, сообщил Павел, сходу, без замаха, но с упором от ноги, погружая кулак в носовые сопелки Хогарта.
  Он знал, что удар должен получиться тяжёлым, но опять не был готов к разразившемуся эффекту: мужика смело с тротуара так, словно по нему и в самом деле прокатился чугунный мост.
  Досмотрев невероятное кино с поношенным тюфяком, распластавшимся на грязном асфальте, кинул быстрый взгляд в сторону его соратников. Те всё ещё копались в найденном сокровище, и ни на что больше внимания не обращали. К тому же, именно в этот момент каким-то чудом вокруг не оказалось ни одного прохожего, готового орать дурным голосом, зазывая помощь со всех возможных сторон.
  Это было замечательно именно со всех сторон, и Павел сразу же предпочёл одну из них - ту, в которой росло больше всего кустов. Быстрым шагом перейдя дорогу, углубился в парк, и, уже скрывшись за ближайшим пучком растительности, оценил ситуацию, прикидывая, сколько времени у него теперь в запасе. Если вот все эти, что у таксофона, успели очухаться, и поднять гвалт, то времени действительно остаётся впритык, и стартовать придётся прямо отсюда. Если нет, то у него есть шанс мирно добраться до Гудзона, чтобы мирно же и утопиться в нём без воплей ненужных свидетелей.
  "А чего! - просчитывал он пути отхода. - Места там до хрена. Света, правда, тоже много, но - зыбь, рябь, мельтешение, да и кто будет вглядываться в формы несущегося по воде скутера. Водная полиция? Если она и есть, пусть сначала догонит. Конечно, всё это не очень хорошо, и чёрт меня опять дёрнул, но чего уж теперь. Ах, как не вовремя этот дядька на меня вывалился, и как не вовремя среагировал именно на меня.
  Быстро он отреагировал, слишком быстро. А что это значит? А то и значит, что у него в кармане почти наверняка моя фотоморда имеется. По крайней мере, он её видел. И не только он, надо думать. При таких условиях в открытую болтаться по окраинам места, где я ему так неаккуратно вломил нос, очень теперь не рекомендуется.
  А для сохранения пышущего здоровьем организма, при таких условиях, очень не рекомендуется вообще харей по улицам светить. И общим транспортом пользоваться тоже - не стоит. Вот он сейчас в себя придёт, придурков этих кликнет, и рванут они всей кодлой окрестности прочёсывать. И что-то мне подсказывает, что шариться они будут в первую очередь именно здесь, по кустам. А уж потом дальше, по стритам, скакать начнут. Значит, небольшой, но всё-таки запас времени есть. Так что, салага, рывок через парк, на ту сторону, а дальше в спокойном ритме несколько кварталов, и в Гудзон. В Гудзон, в лоб ему кило гаек квадратных!".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Сообщение о телефонном звонке он воспринял практически без эмоций. После того как Хогарт вернулся, и поведал о разговоре с одним из развесёлых парней, даже и не попытавшемся скрывать факт гулянки в ресторане, и совершенно спокойно отвечавшем на все вопросы, Олдрич практически согласился с тем, что Хогарт изначально был прав. Он доверял интуиции и опыту Хогарта в таких делах, и если тот сказал, что парень чувствовал себя абсолютно спокойно и расслабленно, значит, он действительно не имел представления о происходящих событиях.
  Лёгкую тень сомнения вызывал лишь факт случайного знакомства двух русских на улице огромного города, и бурное празднование именно случайного знакомства. Будь то европейцы, Олдрич ни за что бы в это не поверил, но с русскими дело всегда обстояло немного по-другому, и Олдрич это хорошо знал.
  Ещё Хогарт сообщил, что по итогам разговора всё-таки поставил телефон этого парня на прослушивание, чтобы присмотреться поближе к обоим, но в особенности ко второму неизвестному в этом уравнении. Всё-таки тот пока оставался фигурой загадочной, и у Хогарта не было уверенности, что он ещё раз появится в жилище своего нового приятеля. Однако, рано или поздно, позвонить ему мог вполне.
  А потом служба действительно сообщила о звонке, по которому легко удалось отследить расположение телефона звонившего, и это тоже говорило в пользу непричастности парней к инциденту. Некую тень подозрения вызвало лишь местоположение таксофона, снова из района центрального парка, и буквально в нескольких метрах от здания, в котором обосновалась команда Олдрича.
  Хогарт сразу же отправил туда оперативную группу, находившуюся поблизости, потом, немного подумав, решил тоже осмотреться на местности, и отправился за ними следом. Олдрич не стал к нему присоединяться, чтобы не терять время впустую, потому что примерно знал, каким именно будет результат прогулки.
  Но когда Хогарт появился в дверях, Олдрич сначала не сразу понял, кто это, а потом понял, что произошло нечто, далеко выходящее за рамки...
  Очень далеко выходящее, потому что костюм, появившийся в дверях, был ему хорошо знаком. Правда, расцветка чуть изменилась, став немного крапчатой, с преобладанием багровых тонов. Но то, что возвышалось над воротником костюма, потрясало воображение не меньше всей этой дикой истории с вражеским самолётом. Никогда ещё Олдрич не видел морду дельфина, только что кем-то кроваво пообедавшего. И именно она сейчас победно возвышалась над галстуком, раньше принадлежавшим Хогарту.
  Это было совсем не преувеличение, ибо глаза Хогарта сузились в щёлочки, а лицо налилось так, что было страшно и за него, и за окружающих, потому что оно могло лопнуть буквально в любую секунду.
  - Бог мой, что это с вами? - непроизвольно воскликнул Олдрич.
  - Я его закатаю на десятки лет, эту сволочь! - прошамкал Хогарт расшлёпанными губами. - Поднять руку на агента ФБР, после того, как я предъявил жетон? Это ни в какие рамки не вписывается. Вообще ни в какие! Да такая дикость никому из нормальных людей и в голову прийти не может. Сэр, я беру свои слова назад: этот человек имеет прямое отношение к нашему делу! Теперь я в том уверен.
  - Уверены?
  - Как вы не понимаете! - неудачно попробовал расширить глаза Хогарт. - Будь он непричастен, мы б с ним просто побеседовали, как и с его приятелем, тем бы дело и кончилось. Но он полез в драку, а это говорит о многом. Например, о том, что ему и в самом деле есть что скрывать. И это - как минимум! Да отстаньте вы от меня! - отмахнулся Хогарт от медика, появившегося в дверях с явным намерением заняться разбитым носом, и всё ещё сочащейся из него кровью. - Позже! Всё равно и костюм и рубашку уже не спасёшь. Сидите, и ждите там, за дверью, пока я не закончу здесь. Так вот, мистер Олдрич, этому парню есть что скрывать, а вот тому, с которым я разговаривал днём, скрывать, похоже, действительно нечего. Поверьте моему опыту.
  - Из чего можно сделать вывод, что они действительно встретились случайно? - вопросительно посмотрел Олдрич.
  - С вероятностью девяносто девять процентов! - согласился Хогарт.
  - Знаете что... - задумчиво посмотрел Олдрич. - Вы, пожалуй, не очень-то пренебрегайте услугами того парня, которого только что отправили за дверь. На вас, в буквальном смысле, лица ведь нет... и кровь всё ещё течёт. Нет, правда, вам лучше дать себя осмотреть, а потом мы продолжим разговор.
  Хогарт задумчиво потрогал раздувшийся нос, осторожно пожевал губами-оладьями, ворчливо согласился: "пожалуй", и нехотя скрылся за дверью.
  "Что это, гневный всплеск униженного самолюбия, в смысле - упечь негодяя, или профессиональное возмущение грубейшим нарушением всех неписанных правил? - глядя ему вслед, попытался разобраться Олдрич. - Видно же, что человек взбешен не на шутку. Впрочем, кто угодно может потерять самообладание в этой ситуации. Но почему его потерял наш неугомонный драчун?
  В эпизоде с недоразвитыми гангстерами всё более-менее ясно - нормальная ответная реакция. Но почему та же реакция здесь? Ведь Хогарт видел его лицо не издалека, а потому сможет описать в деталях, он же должен был это понимать? И должен был понимать, что после такого ему на территории соединённых штатов скрыться невозможно. Это ведь не набить морду полицейскому в одном штате, чтобы укрыться от возмездия в штате другом. С ФБР такие номера не проходят, здесь это знают все. А он не знает. Что из этого следует?
  То, что тип действительно попал на территорию страны совсем недавно. Поэтому, с большой долей вероятности, можно предположить, что как раз именно он был высажен с того самолёта. И с той же долей вероятности можно предположить, что он не боится ни ребят Хогарта, ни его друзей из эмиграционной службы, ибо никогда, скорее всего, с ней не пересекался. Поэтому и ведёт себя нагло... и опять в центральном парке. В центральном парке... Чёрт!".
  Ругая себя за тупость, Олдрич бросился к телефону. Но оказалось, что Хогарт опередил его даже несмотря на потрясённые мозги, и уже отдал все необходимые распоряжения. Прямо в эти минуты парк брался в тихое кольцо поисковых групп, без огласки, без шума, и сияния проблесковых маяков полицейских машин.
  Тогда Олдрич последовательно связался со всеми службами мониторинга воздушного движения города и окрестностей, и потребовал от них усиления контроля. В глубине души он был уверен, что результата это всё равно не даст, и проклятый аппарат если и объявится, то снова неизвестно откуда, и опять легко уйдёт от всех попыток его изловить. Но и понимал, что делать всё равно что-то ведь надо.
  "Плохой знак! - согласился он с очевидным выводом. - Я начинаю терять уверенность в собственных силах. А как её не потерять, если нам, раз за разом, утирают нос, пусть и не так прямолинейно, как бедняге Хогарту. Но зато делают это более мощно, и более страшно, если называть вещи своими именами.
  Вот Хогарта сейчас приведут в приличное состояние, намажут, припудрят, а через несколько дней и это уже не понадобится, ибо синяки рассосутся, опухоли спадут, и станет он таким же, как и был прежде. А нам как быть? Мы, самая мощная технологическая держава мира, вдруг оказываемся полностью бессильными перед какими-то деревенскими кустарями, слепившими что-то невероятное, неизвестно где, и неизвестно как. Но оно, вот это самое неизвестное, является к нам, образом абсолютно наглым, и ведёт себя как в собственном доме. И ведь это только начало. А что будет дальше? Мне и подумать об этом страшно!".
  В этот момент снова открылась дверь, и на пороге опять появился Хогарт, обработанный по последнему слову медицинской моды. Нет, глаза ещё были видны, и щель рта тоже имела возможность продолжения разговора. Но всё остальное укутывали свеженькие бинты, плотно закрывающие оставшуюся поверхность головы.
  - Из меня сделали египетскую мумию! - сердито прошамкал он, в ответ на изумлённый взгляд Олдрича. - Правда, обещали, что ненадолго: это всего лишь примочки, для снятия опухоли. Есть новости?
  - Нет! - тяжело вздохнул Олдрич. - И ваши люди работают, и наши люди - само внимание. А нам с вами теперь остаётся только ждать результата их работы.
  - Но почему этот идиот, всё-таки полез в драку? - задался Хогарт риторическим вопросом.
  - Больно? - сочувственно поинтересовался Олдрич.
  - Не смертельно! - усаживаясь в кресло, отмахнулся Хогарт.
  - Знаете что... - задумчиво оглядел его Олдрич, - я понимаю, мы на службе, и правила надо соблюдать. Но иногда от них всё-таки можно чуть-чуть отступить. А вам сейчас просто необходимо что-нибудь выпить. У меня тут есть ирландский Джемисон... Как вы на это смотрите?
  - С воодушевлением! - согласился Хогарт. - При условии, разумеется, что информация не уйдёт дальше вашего кабинета.
  - Не уйдёт! - заверил Олдрич. - Вам с содовой?
  - Ни в коем случае! - быстро ответил Хогарт. - Чистый, и двойной... а лучше тройной, мне и в самом деле необходимо взбодриться.
  - Скорее - расслабиться.
  - Не придирайтесь к словам! - воспротивился Хогарт, принимая мятый стакан. - Я сейчас достаточно расстроен, чтобы не обращать на них внимание.
  Он просунул стакан между бинтами, вылил туда янтарную жидкость, и зашипел от боли в разбитых губах, словно виски попал не в рот, а на раскалённую сковородку. Немного посидел, смакуя, и прислушиваясь к собственным ощущениям.
  - Ну, так почему он всё-таки полез в драку? - настырно вернулся к прежней теме.
  - Думаю, у вас уже есть какая-то теория на этот счёт? - вопросительно посмотрел Олдрич.
  - Разумеется! - согласился Хогарт. - Но мне хотелось бы знать ваше мнение.
  - Потому, что не боится, что вы его когда-нибудь отыщете. - Уверено ответил Олдрич.
  - Да? - Хогарт повертел стакан, так словно размышляя, не добавить ли туда ещё. - Но ведь должен же он понимать, что я достаточно хорошо его разглядел, а, следовательно, легко смогу получить о нём всю необходимую информацию.
  - Как? - немного ехидно поинтересовался Олдрич.
  - Он из России! - уверенно проговорил Хогарт. - А это значит, должен был получать визу в нашем посольстве, со всеми вытекающими из этого небыстрого процесса информационными последствиями.
  - В том случае, - теперь уже не скрываясь, усмехнулся Олдрич, - если этот тип пересекал границу легально! Кажется, вы так и не смогли поверить тому, что вам рассказывал Эванс. А он, поверьте, знал, что говорил.
  Хогарт выпрямился в кресле, будто ему добавили ещё и со спины, посмотрев на Олдрича так, словно одной спиной дело вовсе не ограничилось.
  - Вы это серьёзно? - поинтересовался очень даже серьёзно.
  - Более чем. - Подтвердил Олдрич.
  - Плохо дело... - медленно проговорил в пространство Хогарт, неизвестно что имея в виду. - Очень плохо. Я думал, это полное сумасшествие, то, что мне рассказали... но вы в это верите. Нет, я понимаю, у вас более широкая информация о реальных возможностях нынешней техники, но - есть же какой-то предел этим возможностям. Какой-то разумный предел в реалиях нашего века. И техники нашего века. А вот это всё... - он повёл в сторону окна, выходящего на пресловутый парк, оттопыренным пальцем кисти, всё ещё плотно сжимавшей пустой стакан. - Это всё сказки венского леса, чтобы вы знали. А вот то, что мы имеем дело с маньяком, кидающимся на людей, вот это - реальность. Твёрдая реальность. При всём уважении, сэр, я привык иметь дело с реалиями этого мира, и меня сейчас не интересует, как, зачем, и на чём этот маньяк явился в наш дом. Меня, сейчас, интересует, где эта сволочь прячется, и как эту сволочь вытащить из норы, в которой эта сволочь прячется. И я его вытащу, будьте уверены. Всё остальное, дело не моё, всё остальное - ваше дело. А исходя из этого, можете верить во что угодно - не возражаю.
  - Друг мой! - надеясь чуть снизить градус возросшего напряжения, миролюбиво проговорил Олдрич. - Этого вполне достаточно! Ну, того, что вы достанете эту сволочь. Только предпочтительно живым, а не мёртвым. Нам, собственно, большего и не надо. Всё остальное можете спокойно выбросить из головы.
  - А вот это с удовольствием! - умиротворённо согласился Хогарт. - Ваши сказки оставьте себе, а нам предоставьте заниматься реальным делом. Очень скоро нам сообщат, где этот ваш неуловимый прячется именно сейчас, а в самом крайнем случае, куда именно он отправился после инцидента. Остальное будет делом техники, поверьте мне.
  "Я с удовольствием тебе поверю!". - Молча кивнул в ответ Олдрич. - "Когда предоставят, и когда увидим, а лучше - когда найдём. Может быть, и вправду твоим парням повезёт больше, нежели моим. И ты не представляешь, как бы я хотел, чтобы именно ты, а не я, оказался прав!".
  В этот момент в кабинете появился один из помощников Хогарта, и передал ему стопку бумаг. Тот принял, тут же начав их сосредоточенно изучать. Олдрич не мешал, просто ждал результата, надеясь, что он будет хоть чуть-чуть оптимистичен.
  - Вот сволочь! - отложил, наконец, бумаги в сторону Хогарт.
  - Проблемы? - уже не удивился Олдрич.
  - Ушёл он! - сокрушенно подтвердил Хогарт. - Пока искали среди кустов, он как-то проскочил весь парк, и ушёл в сторону Гудзона. Судя по раскадровке и хронометражу камер, не очень-то он, между прочим, и торопился. И, кстати, благополучно дошёл до набережной, словно точно знал, что мои люди не идут за ним, а бегают по чёртову парку. А вот на набережной его след прерывается, как будто он и в самом деле сквозь землю провалился.
  - Может, не сквозь землю? - предположил Олдрич. - Может - сквозь воду?
  - Может быть! - неохотно согласился Хогарт. - И это означает, что где-то там, на Гудзоне, у него в запасе имелся ещё и катер. Или кто-то ему тот катер любезно предоставил. Ничего, скоро мы и это узнаем, никуда они все не денутся - всех достанем. Всех! Поверьте, мы свой хлеб тоже не зря едим.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"