Шаш Тамерлан : другие произведения.

Недетская повесть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...детям третьего тысячелетия, сражающимся и гибнущим на фронтах второй мировой...


  
   Детям третьего тысячелетия, сражающимся и гибнущим на фронтах Второй мировой, посвящается...
   Недетская повесть
  
  
   Они опоздали.
   Бурлящая толпа обволокла автобус. Женские платки, стянувшие пегий, жесткий, как проволока, перманент, терялись на фоне пузырящихся поверх голов сумок, похожих на огромные, ядовитые арбузы. Мужики, поблескивая хитином засаленных ватников, стояли поодаль. Образовав периметр, покуривали дымные, едко пахнущие папиросы, негромко переговаривались, перемежая разговор матерком. Сплевывали, щеря в улыбках желтые, источенные кариесом и никотином зубы.
   Валька льнул к матери. Та, выронив чемодан, рыскала взглядом поверх суетливого мельтешения. На ее бледном, осунувшемся лице жили только глаза. Большие, темные, они с испугом и надеждой смотрели на людской водоворот, затягивавший перебранивающихся поселковых баб в автобусное чрево.
   Возле раскрытых дверей, прижав спину к проржавевшему насквозь автобусному боку, скалил зубы цыганистый малый. Через распустившийся ворот вылинявшего свитера выбивалась бурная растительность. Голову венчал побитый молью картуз с надломленным козырьком. Вихры спадали на плечи диковинными щупальцами, тускло поблескивая на солнце. Зажав уголком рта размокшую беломорину, парень выхватывал грязными пальцами деньги, что тянули к нему карабкающиеся в салон люди.
   - Все не влезут. -- Голос матери прозвучал упованьем, нечаянной молитвой уставшего от скитаний пилигрима.
   Последняя баба, подобрав подол, взгромоздилась на нижнюю ступеньку, свесив за спину латаный, в маскировочных пятнах грязи вещмешок.
   - Ну че, братва, навались! - Бросил вихрастый, подмигивая стягивающимся к дверям мужикам.
   Те только и ждали команды. Окурки еще шипели в весенней грязи, а крепкие плечи уже прессовали спины, впечатывая их в стенающее нутро машины. Последний из пассажиров долго ерзал, цепляясь за поручень, но набившаяся внутрь живая масса упруго выталкивала его обратно. Парень в картузе потоптался, чавкая, по густой как сметана грязи закатанными в полголенища сапогами, надавил плечом, пытаясь закрыть двери, затем махнул рукой, видя бесплодность собственных усилий.
   Стоя подле матери, Валька в отчаянье наблюдал, как вихрастый, обогнув автобус, усаживается за баранку. Двигатель заерзал, машина скрежетнула, встряхнулась, будто пробудившийся от спячки пес, и лишь некоторое время спустя, медленно и неохотно поползла по весенней жиже. Проводив взглядом спину едва умещавшегося на подножке пассажира, Валька почувствовал бегущие по щекам слезы.
   - Кхе... - шамкнуло рядом. - Зад то подбери...
   Голос прозвучал негромко, но Валька вздрогнул и обернулся...
   Старик имел обширную плешь, сплошь в пигментных разводах, окруженную изумительной белизны прядями. Отсутствие растительности на затылке с успехом восполнялось волосами, укрывавшими почти все лицо, исключая высокий лоб да крючковатый, лиловеющий носище отвислым пиком вздымавшийся из густых зарослей. Истончавшая, до бахромы на полах шинель топорщилась стесанными складками. С боков, поверх потемневшего войлока крупными стежками суровой нитки крепились куски брезента - отвисшие от частого использования накладные карманы.
   Смежив покрасневшие веки, старик провожал взглядом уходящий автобус. Тусклый, потерявшийся в морщинистых складках правый глаз слезился. Вместо левого зияла глубокая впадина, втянувшая в себя часть щеки и бровь. Левой ладонью старик защищался от солнца, прижимая ее не ко лбу, а к переносице. В правой держал небольшой газетный сверток с крупными, расползающимися по бумаге сальными пятнами.
   - Эвон сколько нагрузил, поди ж ты, опять не доедет... Определенно.
   Артикуляция происходила посредством колыхания изжелтых прядей, маскировавших впалый шамкающий рот. Когда автобус скрылся за поворотом, дед сплюнул и ступил в грязь. Серые штаны с лоснящимся задом обвисли на нем бесчисленными складками. Потерявший форму правый сапог туго перетягивала позеленевшая от времени медная проволока.
   С трудом проковыляв несколько метров до стоявшей поодаль телеги, старик бросил в нее сверток и долго вскарабкивался на лежащую поперек воза доску. В том месте, куда он сел, дерево блестело, как зеркало. Пегая лошадь с чахлым, украшенным репьями хвостом и поредевшей гривой, до того дремавшая с опущенной к земле головой, ожила и несколько раз переступила передними ногами. Продолжая бубнить, Дед склеротичными руками принялся распутывать веревочные поводья, обернутые вокруг жерди, идущей вдоль борта телеги.
   Вальку потянули за руку.
   - Извините, вы не подскажете...
   - Эвон молодка... городские чай? - занудел Дед. - Али надо че?
   - Надо, надо...
   Валька, с неодобрением покосившись на мать, смолчал. Уж очень хотелось прервать казавшиеся бесконечными скитания и добраться, наконец, хоть куда нибудь.
   - Если надо че, так говори громче! - Голос Деда обрел необыкновенную зычность. Мать затравленно вздрогнула. - Громче говори! Если надо че...
   Дед орал без малейшего напряжения. Получалось это у него естественно, без видимых усилий и одышки. Распутав повод, он крутил его в руках, всматриваясь в мать блеклым, как выгоревшие на солнце васильки глазом.
   - Нам в Пеньки. В Пеньки нам нужно.
   - Пеньки?! - Дед загреб рукой воздух. - Это вам на офтобус надо. Вон тот! Ушел который...
   - А когда новый? Новый когда будет?
   Мать не решалась кричать, хотя говорила настолько громко, что стоявший возле покосившегося деревянного магазинчика мужичонка начал с любопытством поглядывать в их сторону. Валька же от стыда был готов провалиться сквозь землю, но мать так крепко стиснула его ладонь, что, казалось, не столько удерживала, сколько искала опору. Чувство собственной значимости, заставило тринадцатилетнего мальчишку замереть на месте, угрюмо насупившись и прижав подбородок к груди.
   - Новый? Нового нету! - Дед пошамкал, заперхал, и, громко сплюнув через борт телеги, закончил: - Этот будет, когда вернется...
   - А когда? - растерялась мать.
   - Да как отвезет, так и вернется, - по-простецки пояснил старик, затем, почесав бороду, неожиданно добавил. - Не... не вернется. Определенно.
   Валька перехватил взгляд матери, прочтя в нем ту же затравленность и обреченность, что и раньше. Еще в самом начале пути он понял: толкнувшие в дорогу чувства так и остались с ними и, наверное, уже не отпустят. Безнадега.
   - Подвезти, штоль? - негромкое бормотание Деда втерлось в безмолвный диалог матери с сыном. - Али подвезти вас?!
   - Подвезти? Пожалуйста!
   - Та-ко сидай! Че стоять то?
   Телега заскрипела. Валька помог матери влезть, у нее дрожали руки, потом запрыгнул сам, едва не порвав джинсы о ржавый гвоздь, ерзавший в разболтанном днище. В бормотании Деда, в возмущенном фырканье старой кобылы, обеспокоенной новым грузом, он впервые за последние недели уловил нечто обнадеживающее, слабый намек пусть не на скорый, но, несомненно, удачный исход ставших привычными мытарств.
   - Н-но! Горбатая...
   В конце фразы старик издал неописуемый чмокающий звук, от которого лошадь всколыхнулась, присела на задние ноги и, подняв тяжелую, как наковальня, голову, двинулась ведомым только ей, да, быть может еще и Деду путем.
   Валька застыл, потому что мать, обхватив его детские худые плечи, уткнулась лицом ему в затылок. Теплое дыхание застревало в волосах, выдувая из головы печаль, дурные мысли и накопившуюся усталость. От физического облегчения, испытываемого ею, на сердце становилось легко, а в голове пусто и радостно. Валька вглядывался в обитый железом деревянный обод колеса с остатками некогда бывшей на нем резины. Погружаясь в грязь одной своей частью, другой он постоянно стремился из нее выбраться. Валька неосознанно уловил некую общность между собой и этим устройством. Кривое, заляпанное глиноземом колесо, вихляя и поскрипывая, с невероятным упорством карабкалось и карабкалось наверх, унося его вместе с матерью из провинциального поселка с полуразрушенной автобусной станцией, наполовину утонувшей в весенней распутице.
   - Эй, малец! - Валька, почувствовав, как вскинулась задремавшая было мать, судорожно сжал кулаки. - Почитай-ка газетку-то. Почитай...
   - У нас нет газет. - С виноватой интонацией ответила мать.
   Валька скрипнул зубами, стараясь сдержать готовые хлынуть от ярости и бессилия слезы.
   - Да вон там! - Дед даже повернулся на своей доске, указывая худым, с нанизанными костяшками пальцем. - Я в сельпо селедку брал, просил, чтобы завернули.
   В задней части телеги, в ворохе подгнившей соломы отыскался промасленный сверток. Внутри обнаружилась большая, бликующая чешуей рыба. Скривившись, Валька отделил пропитанную остро пахнущим рыбьим рассолом часть газеты.
   - Почитай, - уловило ухо тихий голос матери.
   Вздохнув, он принялся разбирать сливающийся с потемневшей бумагой типографский шрифт:
   - Нынешний две тысячи второй год ожидается в нашем районе особенно урожайным...
  
   Погрязшим по ступицы в проселочном студне колесам едва удавалось отыскать в зыбких недрах опору, чтобы продвинуть машину немного дальше. Участками полуторка стелилась по колее, выпаривая горячим картером льдистую мездру, отфыркиваясь ядовитым выхлопом, цеплялась из последних сил истертыми до корда ногтями протектора.
   Только бы не заглохла! Встанет движок - снова придется прыгать в стылое месиво, черпать грязь сапогами, обдирая костяшки пальцев упираться в осклизлый бок и толкать. Песок под полуприкрытыми веками. В полудреме перед глазами ползет и ползет из крупяного сиропа бесконечная лента ската. Вздувшиеся мозоли полопались и теперь кровоточат. Ладони ноют, но даже во сне крепко стискивают отполированный до блеска черенок. "Лопата - ваша винтовка", - так сказал капитан. Он сидит рядом с водителем. Лобового стекла нет, встречный ветер наотмашь швыряет в кабину брызги, студит кожу, превращая лицо в болезненную маску.
   - Не спать, солдат! Не спать! - орал капитан, теребя драный ватник, облепивший водительские плечи. Несокрушимая сила его голоса действовала и на тех, кто сидел в кузове.
   Шофер, бросивший школу паренек, вцепился в руль обернутыми тряпьем - чтобы не примерзали пальцы - руками. Нависнув над ним, тянул вперед длинную худую шею, устремив остекленевший взгляд в серую мглу впереди.
   "Откуда весной такой холод?"
   Но холода не было, просто насквозь мокрые люди мчались по ночной, разверзшейся весенней хлябью дороге. Справа, в основании кажущейся нерушимой стены елей поблескивал снег. Там, дальше, в глубине леса, а здесь, вблизи дороги, его не видно даже при свете луны. Снег утратил чистоту, прикрывшись изжелто-серым маскхалатом дорожной грязи.
   День еще хуже, чем ночь. Затянутое ноздреватыми рыхлыми сугробами облаков солнце - только воспоминание. Днем на обочине видны почерневшие кости выгоревших дотла машин. Наполненные талой водой колодцы воронок жались к дороге, засыпанные мусором и порубленными сучьями, пружинящими под колесами, заставляли видавший виды грузовик оседать на брюхо, расплескивая изукрашенные бензиновой пленкой лужи.
   - Стой солдат! Тормози... тормози.
   Колодки в который раз заскрипели по забитым грязью барабанам, полуторка остановилась. Сидящих в кузове швырнуло друг на друга. Нет сил подняться, перегнуться через искрошенные в щепу края бортов и посмотреть сквозь парящее облако, вознесшееся от колес, на причину остановки. Люди теснятся, как воробьи, сберегая тепло, жмутся друг к другу.
   - Бойцы, ко мне!
   Сидящие с краю слегка замешкавшись, выпали из кузова, следом начали переваливаться остальные. Кто-то, поскользнувшись, падает в маслянистую лужу, но чьи-то крепкие руки удерживают, прихватив за локоть.
   - Как звать? Сколько лет?
   - Рус...лан. - Посиневшие губы едва разомкнулись. - Шестнадцать...
   - Держись на ногах, Руслан. В шестнадцать на них, ух как крепко держаться надо! Определенно...
   Мощная машина накренилась, перегородив дорогу и едва не завалившись на бок. Припав на переднюю ось, "студебеккер" зарылся мордой в кювет, застыл попавшим в капкан раненым и отчаявшимся зверем. Большое, непривычное с виду орудие легло на колесо, сползло с дороги. Расчет стаей чертей барахтался рядом с пушкой под непрерывные богохульства, исторгаемые громким, по-детски ломающимся голосом.
   - Вы слева, остальные за мной!
   Бойцы медленно окружили кажущееся неподъемным орудие. Вскарабкавшись по обездвиженной машине, капитан заглянул в кузов, несколько раз качнул борт и осторожно слез обратно.
   - Отставить, - будто соглашаясь с молчаливым большинством, бросил он и тут же добавил. - Все сюда... Цепью по двое.
   Напарником Руслана уже не в первый раз оказался худой еврей в долгополом пальто. Он - учитель музыки, у него длинные руки, мешки под глазами и слишком мало сил, чтобы вместе с Русланом удерживать тяжелые ящики. Слева их набрасывали грузный куцебородый мужчина в ватнике и хлипковатого вида паренек в самодельном тулупе. Эти двое все время держались вместе и почти ни с кем не общались. Справа груз принимали одышливый толстяк в драном свитере, да лысый очкарик с вечно сопливым иссеченным оспинами носом.
   - Давай, давай! - Подбадривал капитан, принимая ящики из кузова в паре с лейтенантом-артиллеристом.
   Два бойца расчета подавали ящики из машины, еще двое, стоя в конце цепочки, укладывали их в придорожную грязь. От работы люди разогрелись, стали двигаться быстрее, резче, тела становились обманчиво послушными, боль в ноющих мышцах отступала.
   Подхватывая очередной ящик, Руслан почувствовал, как в ладони впиваются длинные ломкие иглы. Одна из досок скрипнула, белея свежим изломом, мгновенно обагрившимся кровью из пораненных ладоней. Чужие пальцы мазнули по коже. Уже передавая груз, он ощутил, как толстяк дернулся и отстранился. Деревянный короб выпал из рук в расплавленный снег. Тех, кто был рядом, окатило густыми и липкими, как овсянка, брызгами. Тяжелая, почти черная в безлунной ночи пленка сомкнулась, укрывая добычу.
   - Чего встали? - Капитан подошел и, ухватив пухлое запястье толстяка, вывернул руку ладонью вверх. - Иди поссы - и работать. Остальным пока стоп!
   Нагнувшись, он погрузил ладони в грязное месиво. Несколько секунд спустя, крякнув, одним движением извлек добычу. Стараясь перехватитьс поудобнее опер ящик на бедро. Руслан, попытавшийся помочь, успел увидеть обломок доски, гнутые гвозди да волокна древесины, уже не белые, а черные, как грязь под ногами. Блеснув желтым, из ящика вывалилась железка и упала им под ноги.
   - Ложись! - заорали рядом. Кто-то нырнул головой вперед, кто-то лишь присел, привычно вздернув лицо к небу, но многие лишь озирались, силясь понять, в чем дело, еще не успев привыкнуть, что от скорости их реакции зависит жизнь.
   Руслан в упор смотрел на держащего ящик капитана, боясь шевельнуться. Лицо командира черно, только между разошедшимися губами поблескивают эмалью зубы. Подбежали бойцы расчета, ухватив груз, потащили к обочине. Капитан вновь нагнулся, вылавливая в дорожной грязи выпавшую болванку. Руслан стоял, не в силах отвести глаз от смертоносного груза. Грязь не удерживалась на масляном латунном боку снаряда. Грязь не в силах замарать саму смерть. Командир хмыкнул, глядя прямо в глаза бойцу, и подкинув снаряд на ладони, небрежно передал его артиллеристам. Только тут Руслан понял, что гримаса на лице командира - улыбка.
   - Ну что, герои, попробуем? - оглядел он свое барахтающееся в грязи воинство.
   Потом, цепляясь негнущимися пальцами за борт, Руслан услышал как, прощаясь с командиром орудийного расчета, сопливым прыщавым парнем едва ли на год старше самого Руслана, капитан шутливо буркнул:
   - С бабами бы так. Нежно...
  
   Деревня Пеньки - три десятка дворов в излучине небольшого ручья, текущего между холмами. Дорога перебиралась вброд через некогда полноводное русло, превратившееся в овраг с осыпающимися краями, устланный песком и поросший кустарником, где проехать можно было разве что на тракторе. Разделив деревню на две неравные части, путь этот километра через три выводил к колхозной ферме и старой заброшенной лесопилке, а еще через десяток верст - к полустанку узкоколейки. Несколько лежащих на земле бетонных плит, поросших мхом и травой, да изъеденные коррозией рельсы. Припав на передок над расползшимися, истлевшими шпалами, застыл небольшой маневровый тепловоз с прицепленной цистерной. Болотистая почва не выдержала поставленной на прикол "кукушки", раздалась и обещала со временем полностью поглотить плоды человеческих рук. Над землей виднелась только заливная горловина цистерны, а тепловоз, несмотря на то, что был значительно тяжелее, пока погрузился лишь по оси.
   Перед самыми Пеньками дорога разветвлялась. Грязный, но укатанный путь обрывался, зато появлялось два других. Один, усохший до тропинки, вел через брод, другой, исполосованный полуметровой глубины колеями, убегал в холмы. Этот второй оплетал собой поля, принадлежащие совхозу. Полей было много, но возделанных с каждым годом становилось все меньше и меньше. Местами только глубокие рытвины указывали на то, что когда-то здесь работали люди.
   Где-то за час до деревни им попался автобус. Перегородив дорогу, он стоял, уткнувшись рылом в придорожный куст, открыв двери в опустевший салон. Лошадь, знакомая с дорогой, фыркнула и встала. Дед, до того не замечавший ухабов, и мирно дремавший с поводьями в руках, мгновенно проснулся.
   - Эх, опять дорогу перегородил... - забубнил он, натягивая веревочные поводья. - Небось, за трактором в совхоз пошел.
   Лошадь недовольно мотала головой, но умелые действия возницы вскоре побудили ее сойти с дороги. Оглобли, а за ними и вся телега заскрипели, казалось, вот-вот - и хлипкая деревянная конструкция развалится. Но, видать, не в этот раз. Лошадь благополучно выволокла телегу с дороги, подмяв чахлые придорожные кустики.
   - Ты смотри, - бубнил меж тем Дед, - Поди ж ты, приехали.
   До окончательного "приехали" в итоге оказалось больше часа. Впрочем, и Валька, и мать с интересом разглядывали окрестности.
   - Ты узнаешь места? - не выдержав, спросил Валька.
   - Нет, что ты... - ответила мать и даже немного улыбнулась. - Я же давно отсюда уехала...
   - Хорошие у нас места! Определенно. Грибы, ягоды... Правда, народу нет, собирать некому... - Дед, словно бы услышав тихую, в полголоса беседу матери с сыном и решил поддержать. - Молоди мало, все в города поехали...
   - Вот ведь, и чо едут-то? Как намазано там... - Дед имел неизлечимую привычку разговаривать сам с собой. - Совхоз, и тот загнулся. А кто работать-то будет?
   Впереди затарахтело, из-за поворота, скрипя пружинными сиденьями, вырулил мотоциклист - здоровенный дядька в толстом ватнике и форменных поношенных брюках заправленных, в грязные сапоги. Милицейская фуражка на его голове сидела бесшабашно, да еще и козырьком назад. Из помятой, накрытой брезентом мотоциклетной коляски торчал ружейный ствол, дребезжащий на ухабах.
   - Здоров, Дед! - Мотоциклист сбросил газ.
   - Здравия желаю! - Дед натянул поводья: - Тпр-р-ру-у!
   - Кого везешь? - Взгляд громилы на мотоцикле был одновременно строг и любопытен.
   - То ж Колькины сродственники... - ответствовал Дед, успевший за время долгой дороги выспросить попутчиков о том, кто они и куда направляются.
   - Родственники, говоришь? - задумчиво произнес мужик, разворачивая фуражку кокардой вперед.
   - Клавку помнишь? - охотно пустился в объяснения Дед, - Колькину мать? Так это племянница ее, стало быть. Да ты, может, и вспомнишь... А это сын ее.
   - Натаха? - Не очень уверенно произнес представитель власти, всматриваясь в пассажиров телеги. Вдруг его лицо просветлело: - Верка!
   - Верно. - Валька почувствовал, как мать улыбнулась.
   Ему и самому вдруг стало немного легче оттого, что в этом незнакомом месте, где ему придется провести некоторое время, кто-то еще помнит пусть не его, куда уж там, ведь его тогда и на свете не было, но его мать.
   - Ну, здорово! - пророкотал собеседник, то ли выражая удивление, то ли здороваясь. - Ну, тогда еще заеду. Увидимся!
   - О то ж! - проголосил дед вслед рванувшемуся мотоциклу.
   - Эй, Дед! - Мотоциклист неожиданно приглушил мотор. - Ты шпану голодраную не встречал?
   - Чо? Опять?!
   - Да кто-то говорил, что видел... - Милиционер почесал затылок, отчего фуражка съехала на глаза, и ее пришлось повернуть козырьком назад. - Да только разве разберешь. Может свои, а может пришлый кто... Ладно, Дед. Смотри, мало ли что.
   Пустив сизую струю дыма, мотоцикл заюлил по грязи дальше. Дед, проводив его слезящимся глазом, потер лысину.
   - Это кто был? - поинтересовалась мать, когда они продолжили свой неспешный путь.
   - Власть местная, Федька.- словоохотливо ответил Дед. - Большой человек, важный... Непьющий!
   Словно опасаясь, бесконечного продолжения списка эпитетов, мать быстро уточнила:
   - Что, совсем не пьет?
   -то есть, как не пьет?! - поразился Дед. - Пьет, конечно, но меру знает. Так, чтобы днем нажраться, - ни-ни. Определенно. Ну, за обедом, как водиться, но чтобы норма, не то что другие... Э - э... Вон Колька неделю как трактор в болоте едва не утопил. Ты уж прости за сродственника то...
   - А что это за "шпана голодраная"? - спросил Валька, до того молча внимавший разговору. Он чувствовал, что продолжение родственной темы черевато для матери новыми расстройствами.
   - Да всякие люди бывают... - на редкость тихо и неохотно ответил Дед. - Когда свои так ничего, все знают, а когда чужие...
   Остаток пути до деревни они проехали в необычном, а потому беспокойном молчании. Прогромыхав по осклизлым бревнам, уложенным прямо на дно старицы, телега со скрипом выкатилась на пригорок, откуда как на ладони были видны все тридцать деревенских дворов, расположившихся по обе стороны от проходящей меж ними дороги.
  
   Половина деревни - обугленные головешки, да здоровенные, в полизбы печи. Этих не брал не то что огонь, но даже авиабомбы. Сложенные еще при царе, стояли они закопченными титанами, с иссеченными осколками телами. В распадке за деревней пряталась зенитка, от весенних дождей река то и дело норовила залить позицию, заставляя зенитчиков ежедневно подновлять сооруженную наспех дамбу.
   Новоприбывшие разместились в добротном деревенском срубе, потратив на растопку печи полдня. Когда же тридцать человек, раздевшись до исподнего, стали греться и сушить вещи, воздух в доме мгновенно стал тяжелым и влажным. Лопаты свалили в кучу в сенях. Из-под инвентаря натекла темная лужа талой воды. Руслан заметил чумазых, перепачканных детей, наблюдавших за ними из стоящего неподалеку дома.
   Попавшие в тепло тела почти сразу начали трястись и содрогаться в ознобе. Люди жались ближе к печи, обжигались, невзначай коснувшись друг друга. Руслан чувствовал, собственную раскаленную кожу, в то время как внутри еще царствовал холод. Рядом, обхватив худое тело руками и устремив взгляд через приоткрытую печную заслонку на огонь, сидел старик-музыкант. В углу, содрогаясь мощными телесами, крестился куцебородый. Толстые губы шевелились, глаза закатившись под верхние полуприкрытые веки, отсверкивали белками.
   - Ты смотри, царство небесное выпрашивает, - услышал Руслан шепоток очкарика.
   Он невольно бросил взгляд на молящегося. Рядом неумело творил пятерней крест его щуплый спутник, время от времени вздрагивавший и косившийся на остальных. Громко хлопнув дверью, в избу вошел капитан, держа в руках холщовый мешок.
   - Ну что гробокопатели, - пророкотал он задорным голосом, - харчей пока немного, но кое-что есть.
   Унылый гул мгновенно перешел в восторженный рев, когда из мешка были извлечены две весьма увесистые фляжки. Мгновенно, откуда не возьмись, стали появляться гнутые, мятые, но вполне функциональные емкости. Кто-то имел кружки, большинство обходилось самоделками из консервных банок. Из еды - много лука, несколько банок тушенки, с десяток картофелин и две буханки твердого, как сухарь, деревенского хлеба.
   - Ну, как дела боец? - Капитан сел рядом с Русланом на освободившееся место. - Ноги держат?
   - Держат. - Руслан, нашел в себе силы улыбнуться.
   - Ну вот и хорошо. - Капитан содрал с себя бушлат, под которым оказалась мокрая, истертая почти до дыр, местами наспех заштопанная суровой ниткой, тельняшка. Взглянув на Руслана, он негромко попросил:
   - Пособи с сапогами...
   Юноша ухватился за сапог на левой ноге и стянул его одним движением, затем потянулся снять второй, но капитан подобрал под себя левую ногу и, привставая, неожиданно крепко ухватил Руслана за плечо.
   - Извини, - Руслан не услышал. Он не мог оторвать взгляда от ног командира.
   Не обращая внимания на окружающих, капитан по-хозяйски расположил тяжелые ватные штаны и бушлат возле печи, а затем принялся аккуратно расстегивать потемневшие кожаные ремешки, крепившие к правому бедру протез. Гул в избе притих. Звякнуло - кто-то сунул Руслану кружку.
   - Передай, - пихнул его локтем толстяк, уронивший ящик. - А это твоя.
   Руслан терпеливо дождался, пока командир, отставив протез, не вытянет в сторону печи багрово-синюю, с бледным полосами от стягивавших ремней культю.
   - Ну что притихли, бойцы? - воззрился тот, принимая закопченную алюминиевую кружку. - Живой, а это главное! Ну, чтоб живы были.
   Руслан не глядя опрокинул в рот содержимое даже не кружки и не жестянки, а распиленного донца снаряда с припаянной сбоку ручкой. Горло обожгло, дыхание перехватило. Он закашлялся. Кто-то одобрительно хлопнул его по спине.
   - А где это вас? - спросили из-за спин, преодолев неловкость.
   - Про линию Маннергейма слыхали? Вот там и прихватило, осколком. - пояснил капитан
   - Сразу?! - облизнул губы толстяк.
   - Да нет, - капитан кивком, поблагодарил подлившего ему бойца. Потом, отставив кружку, задрал край тельняшки, показав большой сизый рубец. - Осколок в грудь, а потом я в снегу сутки провалялся, пока вытащили. Ноги вот отморозил. Очнулся, а одну уже того...
   - Вот беда то... - прогнусавил кто-то сзади. - И как же вы на фронт?
   - А вот так! - вскинулся капитан. - Я всю Балтику исходил. И еще бы прошел, с ногами или без! Да вот с вами, землекопами, вожусь...
   Глаза командира вспыхнули то ли налившись кровью, то ли отразив печное пламя. Крепкая ладонь стиснула кружку.
   - По мне пусть хоть землекопы, траншеи тоже кому-то копать надо. И вы, вы тоже бойцы, и вашими руками победа добывается.
   Он выдохнул и вновь опрокинул кружку в рот. Люди задвигались, разливая остатки спиртного. Странное это было сборище. Разношерстное.. Разливали под грубый смех, мат и сальные шутки. Следили, чтобы всем досталось поровну. Руслану снова налили. Старик-учитель сунул Руслану в руки большую нечищеную луковицу и кусок сухаря. В голове юноши зашумело, он вгрызся в зачерствелый хлеб, чувствуя, как внутри что-то рычит, требуя еще. Рука была занята кружкой, и чистить луковицу пришлось зубами. Взглянув исподлобья, на командира, он натолкнулся на встречный взгляд. Капитан улыбался, но улыбка эта больше походила на оскал.
   - Давай боец! Жуй! Силы нам нужны. Определенно.
  
   - Уфф! - Валька отвалился от обеденного стола, чувствуя, что теперь сможет не есть целую неделю. Изголодавшись за время путешествия, он съел столько, что раздувшийся желудок болезненно пульсировал.
   - Скушай еще... - предложила Клавдия Степановна, заботливая хозяйка, с одобрением подкладывавшая ему на тарелку то одно, то другое. - Покушай мясца...
   - Да дай ты ему передохнуть, - густым басом отозвался хозяин дома. Дородный мужик с толстыми как бревна руками, покрытыми рыжеватой шерстью. - Съест еще, куда денется, ишь тощий, какой...
   Валька никогда не считал себя тощим, но по сравнению с сыновьями дяди Коли он и правда казался чрезвычайно худым. Но, честно говоря, дело было не столько в его худобе, сколько в патологической лени братьев. Оба мальчишки больше предпочитали валяться на сеновале или удить рыбу, в отличие от большинства деревенских, что с утра до вечера носились от двора до двора, занятые непонятными пока Вальке играми. Сыновья дяди Коли были исключением в деревенской жизни, но не в семье. Их отец, человек массы достоинств, являлся обладателем столь же весомой массы недостатков.
   Будучи невероятно трудолюбивым и деятельным человеком, он имел самый обустроенный двор в деревне, а то и во всем районе. Два собственных трактора - несусветное богатство, учитывая, что у обнищавшего колхоза их было всего три. Будучи человеком честным и заслуженным, дядя Коля, выкупив у колхоза абсолютно непригодные к работе машины, очень быстро довел их до ума собственными силами, пренебрегая "помощью" коллег с мехбазы, готовых продать за бутылку любую запчасть.
   Новые веяния на село проникли не сразу и стали доступны немногим, но дядя Коля на то и местный уникум, что добился привилегий, о которых частные хозяйства пока и не слыхивали. Говорили, правда, что колхоз не вполне честно рассчитывается со своим бывшим механизатором, но и того, что доставалось, дяде Коле хватало с избытком.
   Все бы ничего, если бы этот чудо-богатырь и оплот русской деревни не пил. Случалось, по целому месяцу дядя Коля не показывался на улице в нормальном виде. Настоящая беда, если это происходило в канун сева. Иногда ему удавалось быстро вернуться в число добропорядочных граждан, иногда "выздоровление" затягивалось надолго, и тогда приезжал местный милиционер Федор. Были они с Николаем лучшими друзьями. Федор гостил у дяди Коли дня три, за это время они успевали выпить прорву самогона, но после отъезда Федора Николай, обычно осунувшийся и похудевший, выходил во двор и долго-долго обливался холодной водой. Наступало "выздоровление".
   Вальке понравилась новая семья. Дядя Коля сразу узнал мать, что было немудрено, поскольку был предупрежден заранее письмом. Его кожа имела немного желтоватый оттенок, а белки отсвечивали краснотой вследствие недавнего запоя. Встретил радушно, с объятьями и улыбкой. Валька заметил, что мать прямо-таки расцвела. Пока их кормили, в доме перебывала почти вся деревня. Как заметил Валька, взрослой молодежи почти не было. После обеда мать долго разговаривала с дядей Колей, потом подошла к сыну, немного растерянная, но улыбающаяся.
   Ночь они провели на веранде, а с утра мать поспешила в дорогу. Обратно ее взялся доставить тот же Дед. Именно Дед, потому как никто толком не знал, как его зовут, разве что милиционер Федор. Дед был местной реликвией, памятником и достопримечательностью. Валька простился с матерью возле калитки, она просила не провожать ее. Он вполуха слушал ее быструю сбивчивую речь, слабо понимая, о чем она. Мать говорила что-то про документы, про квартиру. Она то начинала рассказывать как им будет хорошо, когда она вернется, то, прервавшись просила сына слушаться дядю и Клавдию Степановну. Наконец, она обняла его, на секунду прижала к себе, - Валька даже услышал, как часто колотится ее сердце, - и, быстро отвернувшись, направилась к ожидавшей телеге. Валька вытер непонятно почему мокрую щеку и долго стоял, глядя вслед удаляющейся повозке.
  
   Ночь прошла в жаркой, шумной духоте. Руслан не мог толком заснуть, несмотря на усталость; чуткий неглубокий сон постоянно прерывался чьим-то бормотанием, храпом или непонятными всхлипами. От печи тянуло теплом. Те, кто лежал рядом, истекали потом. Иногда кто-то не выдерживал, вставал и, перешагивая через вповалку лежащих товарищей, шел в сени открывать дверь. Некоторое время по хате гуляли сквозняки, наконец, кто-то из лежащих ближе к выходу начинал страдать от ночной прохлады, вставал и закрывал дверь. В хате все время кто-то двигался, одни ворочались, толкая во сне лежащих рядом, другие отправлялись "до ветру". Руслан занимал широкую лавку, что шла вдоль стены. Он долго лежал без сна, прислушиваясь к шевелению в хате. Когда в очередной раз хлопнула дверь, он встал, едва не споткнувшись о раскинувшегося на полу толстяка. Стараясь пройти аккуратней, не наступив на руки и ноги, Руслан прошел к печи и долго искал свой ватник. Наконец, обнаружив его под ворохом парящей одежды, он достал из кармана помятую коробку из-под папирос "Казбек". Сжав ее в руках, он пустился в новый путь - на этот раз к двери.
   Ночь встретила его крупными слюдяными звездами, четвертушкой луны и далеким гулом канонады.
   - Не спится, боец? - Капитан сидел на крыльце, укрывшись затертым, поношенным полушубком пряча в ладони бледно-розовый огонек..
   - Да... - неопределенно ответил Руслан, зябко поводя плечами и все-таки присаживаясь рядом.
   Капитан, искоса взглянув на него, снял с плеч полушубок и накинул на Руслана.
   - И не спорь, - как отрезал он. - Я на Балтике и не такое видал.
   Руслан сидел, в неловком молчании тиская в руках жестянку. От его неуклюжих движений она открылась и на ступеньки выпало несколько помятых бумажек.
   - Девушка? - Рука командира выловила среди писем фотографию.
   - Сестра, - признался Руслан, чувствуя, что краснеет.
   - Ниччо, - с понимание отозвался собеседник, возвращая снимок и скручивая самокрутку. Потом, поглядев в свете зажженной спички на Руслана, собирающего рассыпавшиеся письма, добавил тихо:
   - Успеешь еще... Эх, если б не война, а то ведь дети, и те на фронт...
   Руслан не выдержал. Его словно прорвало. Сбиваясь и глотая слова, словно пытаясь выговориться за все шестнадцать лет, он рассказывал.
   Он вспомнил маленький шахтерский городишко, куда их семья переселилась незадолго до войны и где на одной их шахт работали его отец и старший брат. Отца Руслан почти не помнил: тот погиб почти сразу по приезде, - в шахте взорвался метан. Брат, бывший с ним в одной смене, остался инвалидом и за два года сгорел как спичка, превратившись из красивого, рослого парня в усохшее, болезненное существо. Сестра с тринадцати лет пошла работать на комбинат. Мать после смены возделывала огород, чтобы как-то прокормить семью. Руслан тоже хотел бросить школу и пойти на завод, как тогда делали многие, но мать запретила. Мать заставляла его заниматься каждый день порой засыпая рядом с ним пока он делал уроки. Она так и не узнала, что началась война, и сын бросил школу. Она умерла в апреле, и Руслан остался вместе с сестрой, которая хоть и была моложе, работала на фабрике, зарабатывая наравне со взрослыми, в то время как брат учился. Долго так продолжаться не могло, и он, подобно многим другим мальчишкам, пошел в военкомат, вернее, сбежал..
   Капитан слушал молча, только часто и отрывисто затягивался едким дымом, сворачивая по мере необходимости новые самокрутки. Руслан, постепенно успокаиваясь, рассказал, как попал в землекопы. Подумать только: его одноклассники, которые всего-то на три месяца старше, были отписаны на фронт в действующие части, а он...
   - Повоевать не терпится? В герои хочешь?
   Руслан едва не задохнулся от обиды, но командир примирительно добавил:
   - Навоюешься еще, война долгая будет...
   - Как долгая? И так уж скоро год как воюем! - выпалил Руслан, от неожиданности позабыв о своем возмущении.
   - А вот так, - неопределенно махнул рукой капитан - пока мы этой вражине хребет сломает, не одному тебе повоевать придется. Ты не смотри, что сегодня лопатой воюешь, Хороший окоп на войне - не последнее дело. Да и неизвестно кому в том окопе сидеть. Думаешь, почему я не на фронте? Думаешь, нога? Нога, - тьфу! Я и без обеих бы ушел. Нет... Кому-то надо делать и эту работу, оно ведь, знаешь, тоже не без пользы.
   - Да что это за война, весь день только в грязи копайся.
   - Война как война, не все ж стрелять, - хрипло рассмеялся капитан. - В войне не оружием побеждают, а головой и руками. И каждый, слышишь, каждый свое в нее вложить должен, в победу-то, даже... даже поп наш, думаешь его сюда силком? Э нет, это барыги, они тут за грехи свои, а поп - он хоть и поп, а все ж добровольно... Землица, боец, она тоже ласки просит, ты вот вскопай ее, она тебя потом от пули укроет, а не тебя, так другого кого...
   Капитан затянулся в последний раз и уже тихо, почти шепотом добавил:
   - А ты думал, война - это только подвиги? Э-эх! Молодо - зелено. А ну иди спать, светает...
   - А вы как же?
   - А я не сплю, брат. Аккурат с карело-финской.
   - Совсем?
   - Совсем.
  
   Утренний туман лежал вдоль оврагов, от полей парило. Валька брел вслед за братьями, решившими после недели знакомства показать городскому жителю настоящую рыбалку. Его безжалостно растолкали с раннего утра, когда небо едва начало сереть.
   - На рыбалку пойдешь?
   Валька и рад был бы отказаться, но отступить означало потерять, может быть, единственный шанс стать "своим". Одевшись в заимствованную у братьев одежду, напялив три пары носков вместо портянок, Валька вышел во двор. Своей удочки у него, конечно, не было, но каждый из спутников имел аж по три удилища. Вальке сразу же выдали вещмешок с провариантом и какими-то снастями. По едва заметной тропинке они спустились в овраги. Новичка предупредили, что по самому руслу идти нельзя - засосет. Один за другим юные рыбаки двигались вдоль поросшей травой впадины, увязая по щиколотку в сером речном песке, пропитанном влагой. Из-за крутизны склонов Валька вскоре совсем потерял ориентацию.
   Идти пришлось минут сорок. Впереди, как обычно, неразлучные, на правах хозяев двигались братья. Имея заурядные деревенские имена, оба охотно откликались на Ромула и Рема. Кто в этой глуши дал им такие прозвища, оставалось для Вальки загадкой. Ромул был на год младше брата, но выглядел крупнее и солидней, зато Рем был умнее и, как правило, верховодил. Братья о чем-то переговаривались, а Вальке хотелось просто присесть где нибудь, или - еще лучше - вернуться в кровать. Он зевал почти на каждом шагу и не сразу увидел развалины, обнаружившиеся за очередным поворотом.
   В этом месте старица расширялась, а берег становился пологим. С обеих сторон русла были насыпи, из которых торчали остатки моста. Теперь уже трудно представить себе, как этот мост выглядел раньше. Железобетонные блоки с выкрошившимся цементом соседствовали с кирпичной кладкой настолько бесформенной, что одно это озадачивало. Поверх фундамента лежали ржавые балки, служившие некогда основанием для полотна. Сейчас его не было, на поперечины были наспех навалены полусгнившие доски. Валька заметил, что одна из балок словно бы скручена в дугу, направленную во вне от моста. Она торчала куда-то вбок завершающей картину запустения запятой, оставляющей за собой пустоту недосказанности. Рыбаки по едва заметной тропинке поднялись на берег. Все вокруг моста заросло травой, и о существовавшей некогда дороге можно было догадаться исключительно по щебню, которым она была когда-то высыпана. Сейчас слежавшийся за зиму истлевающий ковер обновляла свежая поросль, надежно укрывая старый тракт от посторонних глаз, но не от ног.
   С останков моста Вальке открылся удивительный вид, подросток на некоторое время замер, не в силах отвести взгляд от раскинувшейся перед ним панорамы. Непосредственно за мостом уровень дна резко понижался. Было видно, что старое русло как бы перегорожено чем-то. Нечто бесформенное находилось почти сразу под мостом, вода занесла это грунтом, а время вырастило на нем густой кустарник.
   - Ты идешь? - Окружающий мир не поражал братьев, он был для них средой обитания. Они всей душой стремились к затону, образовавшемуся, после того как река была запружена.
   Прежде чем спуститься на другую сторону моста, Валька окинул взглядом окрестности еще раз. Дальше запруды русло оказалось размытым. Вероятно, река постоянно подпитывалась родниками, и местность вокруг сильно заболотилась, представляя собой казавшуюся бесконечной кочковатую равнину, покрытую чахлым кустарником и кривыми, уродливыми деревцами. Единственное, что украшало эти места, - это свежий зеленый цвет молодой осоки.
   - Иду! - Валька рванулся за спутниками, торопясь их нагнать. Перебегая по образовавшейся еще до его рождения плотине, споткнулся и едва не свалился с перешейка. Раздвинув рукой траву, он увидел массивную ржавую железяку, торчащую из почвы.
   Потирая ушибленное колено, он, хромая, побрел дальше куда осторожней.
   - Что это такое? - поинтересовался он у поджидающих его братьев.
   - Мост, - лаконично ответил один из них.
   - А что с ним? - продолжал любопытствовать Валька, не удовлетворившись ответом.
   Братья, выбравшие наконец, место метрах в двадцати от моста распаковывали удочки. Старший между тем стал рассказывать:
   - Ну, этот мост был еще до войны. Говорят, здесь рядом, до революции, стояла церковь. Ее взорвали, а из кирпича сделали мост. Только во время войны немцы его разбомбили. По мосту шла колонна танков, один танк упал и запрудил реку. Его так и не вытащили. А может и не один...
   - Ух... - только и вымолвил Валька.
   - Да тут много всякого барахла по лесам валяется. - поддержал рассказчика второй брат. - Тут одно время типа тяжелые бои шли. Лесами никто пройти не мог: болота и все такое, вот фрицы и прорывались вдоль дорог.
   Валька слушал, раскрыв рот, но на этом рассказ закончился и началась рыбалка. Ему всучили удочку и посоветовали пройти чуть дальше вдоль запруды.
   - Только далеко не ходи: там болото. - предупредил один из рыбаков.
   Дальше от моста берег, как назло, зарос кустарником и к воде было никак не подобраться. Валька шел дальше, насторожено оглядываясь, не попасть бы в топь. За очередными зарослями ему неожиданно открылось крошечное озерцо. Отделенное от большой запруды, оно показалось Вальке симпатичным. С трех сторон его окружали кочки да карликовые деревца на фоне густого соснового леса, темневшего чуть дальше, на возвышенности, зато с Валькиной стороны берег покрывал ровный серый песокк. Место Вальке приглянулось. Он сразу же отметил искривленное повалившееся деревцо, на котором было бы удобно сидеть.
   - Эй! - Оклик был негромкий, но Валька вздрогнул. - Не ходи туда...
   На противоположном берегу в кустарнике сидел человек.
   - Почему? - поинтересовался Валька.
   - Болото. Обойди по краю, вон там тропинка... - незнакомец показал рукой.
   Валька повертел головой. Странно, но теперь идеальная ровность берега и ему показалась подозрительной, да и опрокинувшееся дерево, не нашедшее опоры в грунте, словно бы кричало об опасности. Найдя искомую тропинку, едва видимую меж ярко-зеленых клочков травы и всю испещренную вереницами мелких звериных следов, Валька пошел по ней, не вполне отдавая себе отчета, зачем. Рыбу ловить не хотелось. Да и с братьями он пошел чтоб хоть как-то скрасить свое одинокое пребывание в деревне. Предоставленный самому себе, он не находил места, думая о матери. Часто, просто слоняясь по улице, он наблюдал за играми местной детворы или сидел в доме, читая старые советские детективы.
   Тропинка огибала озеро и заканчивалась в нескольких метрах до воды.
   - Иди по кочкам, - дал совет незнакомец.
   Валька, осторожно ступая, добрался, наконец, до берега. Чтобы как-то продолжить беседу поинтересовался:
   - Ну, как, клюет?
   - Да разве этим поймаешь? - Незнакомец продемонстрировал кривую палку с привязанной к ней толстой леской. Вместо поплавка болталась небольшая щепка.
   Только теперь Валька обратил внимание на то, как выглядит его нечаянный собеседник. По виду они были почти ровесниками. У незнакомца были длинные волосы, и Валька не мог понять, мальчишка это или девчонка. Длинный плащ, даже скорее пальто. В принципе, ничего удивительного - в деревне как только не одевались. Однако пальто подпоясывал шарф, что необычно... да и удилище...
   - Курить есть?
   Валька отрицательно мотнул головой
   - Ты ловить-то будешь, А то дай мне...
   Валька неожиданно для себя протянул незнакомцу удочку. Тот этого явно не ожидал. Возникла настороженная пауза. Наконец, незнакомец встал, оказавшись на полголовы ниже, и протянул руку за удилищем.
   Следующие пять минут Валька наблюдал, как ловко, быстро и уверенно собеседник разматывает леску. Насаживает наживку. Забрасывает. Наконец, выполнив необходимые операции, достает из кармана окурок и, зажав губами, прикуривает, пряча огонек спички от ветра в грязных ладонях.
   - Будешь?
   Валька замотал головой. Новый знакомый с наслаждением затянулся и, выпустив несколько ровных колечек дыма, весело рассмеялся.
   - Вика.
   - Что?
   - Виктория, говорю... "Победа" означает, ну зовут меня так. - Увидев вытянувшееся Валькино лицо, собеседница засмеялась еще звонче. - А ты что за фрукт?
   - Я? Я - Валентин. - Произнес Валька и замолк, потому что сказать было нечего.
   - Ты откуда такой тут взялся? - продолжала допрос Вика.
   - Из Пеньков.
   Глаза девчушки сузились и с новым интересом взглянули на Вальку.
   - Что-то я тебя там не видела...
   - Я там всего неделю, у дяди Коли живу... - Валька смутился от пристального взгляда. - А ты откуда? Я тебя там тоже не видел...
   - Да я тут, неподалеку... - Девчонка небрежно мотнула головой в сторону, где ничего, кроме кочек и леса, не было. - Смотри, это не за тобой?
   На противоположном берегу, показался один из братьев, очевидно пришедший его проведать. Валька встал и помахал ему рукой.
   - Ну, я пойду... - поспешно отозвалась новая знакомая.
   Валька не успел ничего ответить, как она вскочила и, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, побежала прямиком в болото. Подросток удивленно проводил ее взглядом.
   - Эй! Иди сюда!
   Валька, пожав плечами, пошел было обратно. Потом, вспомнив про удочку, вернулся. На крючке обнаружился средних размеров карасик. За разговором они так и не заметили поклевок. Минут через десять он вновь стоял на другом берегу.
   - Как ты туда попал? Тут же болото.
   - Да так, прошел. Вон Вика подсказала.
   - Вика? Это девчонка? А что она тебе еще сказала?
   - Да ничего... - Валька несколько удивился настойчивому любопытству товарища.
   - Чего орете, - зашипело из кустов. - Всю рыбу распугаете.
   - Ты прикинь, пока мы тут с тобой рыбу ловили, он с голодранцами корешился...
   - Да ну...
  
   Весна все же вступала в права, обрызгивая на опушках деревья, кустарники и землю густой зеленью. Вместе с тем почва, пропитанная весенней влагой, не высыхала. Словно на зло, день за днем небо разверзалось шумными весенними ливнями. Лопаты легко вонзались в раскисшую почву и выходили из нее с громким чавкающим звуком. Работали от рассвета до заката с несколькими перерывами. Стершиеся в кровь ладони, спасали, обматывая черенки лопат старыми портянками. Вода норовила скопиться в ничтожной впадинке, выступая из земли под малейшим нажимом. В окопах приходилось стоять в ней по колено, и это несмотря на предусмотрительно прокопанные сточные канавы. Ноги немели, превращаясь в бесчувственные ходули. Лопаты едва зачерпывали со дна землю.
   Руслан постепенно втянулся, он уже не падал с ног как только его сменяли. Осторожно, на онемевших ногах он доходил до костра, снимал с чьей-то помощью набрякшие влагой сапоги, выжимал портянки, развешивал их здесь же на прутиках и, вытянув сморщенные ступни в сторону огня, брал у сидящих рядом зажженную папиросу, чтобы жадно затянуться. Курить он начал почти сразу, это давало возможность изредка прерывать работу. Пожалуй, из всего отряда не курил только бывший учитель музыки. Своей молчаливой сосредоточенностью он у многих вызывал раздражение и неприязнь, но невероятная самоотдача его в работе заставляла относиться к нему с уважением. Руслан сам не раз наблюдал, как утром тот попросту сталкивает свои ноги с лавки, где спит, чтобы потом рывком подняться на них. Пока остальные гурьбой высыпали к колодцу, чтобы, облившись водой, прогнать остатки сна, бывший учитель сосредоточенно передвигался по избе на негнущихся ногах стараясь подавить болезненную гримасу на лице. Однажды он лег спать на полу, и тогда утром Руслану пришлось помогать ему встать. Долговязый и кажущийся беззащитным, он был со всеми вежлив, хотя и холоден.
   Люди в отряде, отчетливо делился на две категории. Одни - кампанейские, говорливые, вечно галдящие и скалящиеся по малейшему поводу. Другие - вроде музыканта, молчаливые и сосредоточенные. Руслан помнил, как поначалу иногда вспыхивали драки, бывало, несуразные, а бывало, что жестокие и кровопролитные. Но так длилось недолго. Капитан оказался на редкость авторитетным человеком и едва ли не насквозь видел каждого. За тридцать дней он превратил разношерстный сброд в единую группу, где каждый, блюдя свой, подчас шкурный интерес, делал необходимое, "определенно необходимое", как говорил капитан, дело.
   Однажды, притворившись спящим, Руслан услышал, как колченогий, жилистый расписанный татуировками с ног до головы мужик, покосившись в сторону прошедшего командира, процедил сквозь черные от никотина и чифира зубы: "Хозяин". Руслан тогда вздрогнул. Никогда прежде не слышал он такой смеси ненависти и уважения как в этом шипящем, пронизывающем насквозь голосе.
   Через деревню пролегла грунтовая дорога, маршрут местного значения, зато чуть в стороне проходил оживленный тракт. Оживленным его сделал фронт и ударная группа фрицев, перерезавшая основную магистраль. Насколько понимал Руслан из сдержанных объяснений командира и бездоказательного трепа у костра, между обширным лесным массивом и болотом пролегал узкий проход. Трасса шла едва ли не по самому краю болота, машины проезжали, погружаясь по оси в мутную грязную воду. Их отряд то и дело снимали с недоделанных позиций, чтобы хоть как-то поддерживать дорогу в проходимом состоянии. Мокрые с ног до головы, они разравнивали щебень, который привозили на машинах аж за десять километров. Очень часто по дороге проходили колонны. Тяжело груженые машины вязли, и их приходилось выносить почти что на руках. Проблем не было только у танкистов - они легко преодолевали бездорожье, но дорога после прохождения танковой колонны требовала немедленного ремонта. В той стороне, куда двигались колонны, гремела канонада. С каждым днем этот гул приближался.
   Однажды под вечер над деревней появился самолет-разведчик. "Рама" сделала несколько кругов, прежде чем ее отогнали подлетевшие истребители. Легко уйдя от краснозвездных самолетов, немец скрылся за облаками.
   - Бомбить будут, - ни к кому конкретно не обращаясь, заметил капитан. От его слов Руслан зябко повел плечами.
   Следующие два дня они заканчивали работу. Человек пятьдесят таких же землекопов, как и они, уже погрузили на машины и увезли в другие места. За то начали прибывать солдаты, занимавшие подготовленные позиции. В результате совместных курений выяснилось, что это части, еще недавно отведенные для переформирования, и сейчас спешно брошенные в бой. Рябой солдат, стрельнувший как-то у Руслана папиросу, хмыкнул, кивнув на подготовленные окопы.
   - Ладно, хоть копать не пришлось. Вам спасибо, а то как-то две недели в воронках отсиживались. - Он сплюнул и, покачав головой, добавил: - Только сыро у вас тут.
   Однако осваивать сырые окопы ему не пришлось. Два дня спустя пехотные части построили в колонну и самоходом двинули на запад. Капитан сказал, что есть угроза прорыва. На подготовленных позициях осталась только бессменная "батарея одного орудия", видавшая виды сорокапятка. "Смерть - врагу, хана - расчету", - зло шутили острословы. Через двое суток в обед капитан приказал спешно грузится на полуторку. По основной трассе ожидался проход танковой колонны. Словно на зло, зарядил дождь. Крупные капли падали на изодранный, сшитый едва ли не из клочков тент машины. Собираясь в ручейки, вода протекала в отверстия и изливаялась на непросыхающую одежду бойцов. Кто-то пытался курить, скрывая папиросу в кулаке. Небо было затянуто тучами и казалось, что уже наступил вечер.
   Преодолевая несколько километров, солдатам пришлось дважды вытаскивать машину из грязи. Операция проходила привычно и буднично. Срывая обвитыми цепью колесами молодой дерн, полуторка вырулила к наспех сколоченной из горбыля и снарядных ящиков будке. Тусклый свет керосинки, ящики вместо стола и стульев - жалкое прибежище военных регулировщиков. Почти новая телефонная станция выглядела здесь абсолютно инородным телом. Рядом всегда дежурил боец. На противоположном берегу реки, с другой стороны моста, на сложенных в сруб бревнах был установлен счетверенный пулемет. Гнутая из проволоки рамка прицела, примотанный к основанию стул да запчасти от велосипеда.
   Полуторка увязла аккурат при выезде на дорогу. Бойцы один за другим попрыгали в грязную жижу. Капитан выбирался неспешно, Руслану не раз доводилось видеть стертый в кровь обрубок его ноги. Укрепившись на земле, командир двинулся к будке, оттуда уже бежал человек, с ног до головы закутанный в плащ-палатку. Минутный разговор, и капитан, махнув рукой, дал команду на отдых. Кто-то сразу же полез в кузов доставать завернутые в брезент дрова. Сухого места не найти и на километр вокруг, но желание согреться в людях сильнее разверзнувшейся стихии.
   Огонь горел лениво, потрескивая влажными поленьями, истекающими пенящейся влагой. Руслану одному из первых посчастливилось найти солидный обломок дерева. Подтащив его к огню, он занял место поближе к жаркому пламени. Привыкшие к таким переброскам, бойцы заранее подготавливали дрова, заворачивая их в брезент, и храня в машине. Это позволяло быстро разжечь огонь, пока большинство разбредалось по окрестностям собирая мокрое дерево.
   Сидящие у костра тесно жались друг к другу, укрываясь кусками брезента, забыв зазмолвки и старые счеты. Кто-то играл в карты. Денег не было ни у кого, нет, играли на табак и сахар. Дождь, словно пожалев мокнущих людей, стих. Небо, несмотря на приближающийся вечер начало светлеть, над границей леса взбагровело.
   - Звезды. - Руслан и не заметил, что произнес это вслух. Остальные как по команде устремили взгляды на восток, где небо расчистилось, и действительно показались звезды.
   - Поспать бы, - Мечтательно протянул толстяк, сильно осунувшийся за последнее время. - Скоро там?
   - Ага, так тебе и сказали, - ответил ему кто-то за капитана.
   Руслан помалкивал. Он уже знал, что сроки прохождения колонн - военная тайна, их бригаду могли вызвать и за два часа до и через час после колонны. Сейчас нужно было ждать.
   - Эх, тишина... - вздохнул капитан. С момента появления немецкого самолета-разведчика он мрачнел все больше и больше.
   Кто-то из бойцов уже махнул рукой: пролетел - и ладно. Однако Руслан больше доверял мудрости командира, ежедневно на глазах подчиненных доказывающего правоту своих суждений собственным примером. В большинстве своем в отряде подобрались люди, имеющие немалый жизненный опыт. Быть может, с высоты своего возраста, - думал Руслан - они могут сомневаться в словах командира. Впрочем, капитаном он был для всех, а для некоторых еще и "хозяином"
   - Дома сейчас хорошо, жена бы ужин приготовила, - продолжал мечтать толстяк. Всем было известно, что он холост.
   - А у нас вечерняя смена на трубном. - поддержал его кто-то из новоприбывших. - Если поспешить, то у соседки можно было разжиться свежим самогоном.
   Учитель музыки, подбросив в костер сырых веток, пробурчал тоном профессионального моралиста:
   - Дай вам волю, всю страну пропьете...
   - Тоже мне патриот, - почему-то огрызнулся в ответ толстяк. - Ишь выискался, может, ты сюда добровольцем пришел?
   Долговязый человек опустил голову.
   - А ну, кончай базар, - подал голос капитан.
   Руслан смотрел на сгорбленную фигуру учителя музыки. В его голове никак не укладывалось, что в такое время кто-то мог спокойно жить, не стремясь встать в строй с оружием в руках...
   Словно услышав его мысли, старый учитель отвел взгляд от огня и посмотрел ему в лицо.
   - Дочь у меня, понимаешь? - сказал он тихим, надтреснутым голосом. - Чахотка у нее. Мы одни жили, на Невском. Она уже и не могла одна. Когда в эвакуацию ехали, говорила что не выдержит. Выдержала. До Урала. А потом и слегла.
   Он словно бы оправдывался, и Руслан не знал, куда девать глаза. Блики огня скользили по лицу старика, темнота застревала в морщинах, делая его больше похожим на маску.
   - Не мог! Понимаете, не мог я ее бросить! - Он сорвался на крик, от его слов Руслан отшатнулся, как от удара. Но этот крик предназначался не столько ему, сколько остальным.
   - Не ори на парня, - глухо, с какой-то долей осознанной жестокости произнес капитан, - он доброволец.
   Взгляды мгновенно скрестились на Руслане. Тот почувствовал, как зашумело в ушах, к лицу прилила кровь. Растерявшись, он никак не мог разобраться в собственных ощущениях. На какое-то мгновение он вдруг ощутил неловкость за то, что действительно, оказался, чуть ли не единственным добровольцем в этом отряде.
   - Я... я не хотел... - промямлил он.
   - Никто не хотел, - Заржал толстяк, и этот смех словно тупой нож резанул по нервам Руслана.
   Он вскинул голову:
   - Я не виноват, что мои одноклассники, которые всего на два месяца старше, на фронте а я здесь ...
   - Тихо! - голос учителя музыки был сух и строг. В нем не было и намека на недавний срыв, он звучал так, будто старый музыкант был в классе, а вокруг собрались ученики. Голос требовал, и окружающие ему подчинились.
   В возникшей тишине отчетливо слышался нарастающий гул. Канонада? С востока? С тяжелым вздохом встал сидевший на вросшем в землю валуне капитан.
   - Приготовится! Это колонна!
   Мгновенно забыв про разговоры, люди повернулись в сторону реки. Из придорожной будки через мост бежал регулировщик с фонарем. С холма двигалась первая машина. Регулировщик встретил ее уже на другом берегу. Он что-то кричал, размахивая фонарем, но человеку, высунувшемуся из башни, чтобы услышать, пришлось вылезти совсем. Минутой позже он, стоя на броне, нагнулся к люку, очевидно, давая команду. Танк взревел, перекрывая остальные звуки, и громыхая траками по железобетонным плитам, отчего весь мост завибрировал и загудел, двинулся на другой берег.
   Первыми шли две "тридцатьчетверки", выделяясь статью и округлостью форм. Остальные танки были поменьше и поугловатее. Они двигались по дороге, соблюдая дистанцию метров пятьдесят. Подъезжавшие к мосту притормаживали, задние сокращали расстояние до передних. Наконец, дистанция стала столь мала, что задним машинам пришлось остановиться. Сидящим у костра было видно сразу пять танков, но, колонна была больше. Казалось, ничто не в состоянии перекрыть шум работающих моторов. Даже у костра людям, чтобы услышать, друг друга, пришлось бы кричать, но, тем не менее, новый звук перекрыл этот ужасающий шум. Ровный, длинный, он возник где-то за пределами шумового фона, но нарастал и вскоре заполнил собой все окружающее пространство.
   Первые взрывы легли в стороне. Сначала возникла вспышка, затем в лицо ударила волна горячего воздуха, и только потом гулкий звук сливающихся разрывов достиг ушей. Руслан, остолбенев, смотрел, как яркие всполохи разрывают начавший скапливаться сумрак. Сознание будто бы вне его отмечало отдельные фрагменты картины, вырываемые у нарождающейся ночи огнем. Серое, с блеском отраженного пламени пространство казалось застывшим. Замершие на спуске танки. И даже тот, что преодолевал мост, казалось, застыл на самой его середине. Капитан, раскрывший в крике рот, кажется, обращающийся к нему, Руслану.
   Регулировщика видно не было, ослепленные разрывами глаза уже не видели мелькающий фонарь. Танки, двигались через мост один за другим. Они шли почти стык встык, и в этом их движении оставался некий порядок.
   Рев, давивший на уши, закончился столь же внезапно, как и начался. Сначала Руслану послышалось, будто что-то упало в грязь. Звук был отчетливый и специфичный - вроде как кто-то шлепнул ладонью по воде. Но оглянуться на звук юноша уже не успел. Мир озарился, как не озарялся еще не разу. Серость сменилась удивительными красками и рванулась к нему навстречу. Последнее, что запомнил Руслан, была его собственная тень, появившаяся на мгновенье и пролегшая от его ног до самого моста. И еще звук, как будто над его ухом лопнул воздушный шарик. Резкий, негромкий, он просто возник рядом, - такой же недостижимый, как комариный писк. И в тот же момент стало темно.
  
   - И кто это был? Откуда он?
   - Не знаю, только не он, а она... - Вальке уже надоело отвечать на одни и те же вопросы. Сначала его с пристрастием допросили Ромул и Рем, потом дядя Коля, теперь приехавший по этому случаю милиционер дядя Федя.
   - Что она сказала? - вопросы сыпались один за другим, по сути, повторяя те, на которые Валька уже отвечал.
   Соригинальничал дядя Федя только однажды, когда попросил Вальку описать новую знакомую. Здесь Валька задумался. Ну не было в ней ничего примечательного. Пришлось только пожать плечами. Дядя Федор с досады захлопнул свой видавший виды планшет, дерябнул стакан, налитый Клавдией Степановной и, о чем-то пошептавшись с Дедом, уехал. Дед, в отличие от большинства, любопытства не проявлял. Он только взглянул на Вальку слезящимся глазом и пробормотал что-то себе под нос. Что именно хотела сказать местная достопримечательность, осталось неизвестным, поскольку вслед за этим Дед, вскарабкавшись на свою телегу, укатил из деревни.
   Несколько дней после этого Валька слонялся о деревне и близлежащим перелескам. Племянники научили его искать на взгорках сморчки, которые Клавдия Степановна перебирала, разламывая в мелкую крошку, варила, а потом и жарила с картофелем и сметаной. Вальке очень понравилось это блюдо, и он навсегда завоевал сердце хозяйки, поедая его в неимоверных количествах. Хождение за грибами считалось в деревне делом полезным и прибыльным. Валька с братьями приносил сморчки ведрами, как, впрочем, и другие местные ходоки. Но этот процесс довольно быстро ему наскучил, и он принялся выпрашивать у братьев удочку.
   Удилище с оснасткой ему вручили сразу же, но вот отвязаться от прилипчивых товарищей оказалось сложнее. Ребята просто горели желанием провести его по всем рыбным местам, в то время как сам Валька хотел рыбачить только в одном, и причем в одиночестве.
   - Ладно, отстань от него, - после очередного разговора сказал один брат другому. - Может, он по своей голодранке скучает.
   Толком подраться им не дали, чему Валька должен был быть благодарен. Оба братца, крепкие ребята, стояли друг за друга горой. Отделавшись как побежденная сторона подбитым глазом, Валька приобрел право на самостоятельность. С того момента ни Ромул, ни Рем больше не оказывали ему столь открытого, как прежде, покровительства, но, с другой стороны, и не навязывали ему своего общества. Меряя на следующее утро русло старицы шагами в направлении старого моста, Валька, как мог, гнал от себя мысль, что, в сущности, в своих предположениях братья были правы.
   С некоторой дрожью в коленях он отыскал тропинку, по которой шел в предыдущий раз. Осторожно переставляя ноги, добрел до берега и расположился на том месте где сидела его давешняя собеседница. Взяв одну из принесенных с собой удочек, кое-как наживил крючок сваренной поутру кашей и забросил снасть.
   Рыбалка может оказаться довольно скучным занятием, если клев отсутствует напрочь. Именно это и довелось испытать Вальке в то утро. Ромул и Рем встретили его появление с молчаливым пренебрежением. В прихожей стояло ведро с водой, откуда торчал увесистый хвост.
   - Вау! - не сдержал искреннего восхищения Валька, чем заслужил благосклонность обоих рыболовов.
   Сменив гнев на милость, его отвели во двор, и показали таз, где лежали, слабо шевеля хвостами, увесистые окуни и плотва. Валька обалдело пялил глаза на это чудо, братья, стоя рядом, наслаждались достигнутым эффектом. Их победа была подавляющей, очевидной и не нуждающейся в комментариях. На правах победителей братья предложили Вальке присоединиться к следующему походу. Валька насупился, ковыряя ногой землю.
   - Втюрился, - подытожил один из братьев.
   - Да ну... - по обыкновению отозвался второй.
   Констатация этого факта принесла Вальке со стороны ребят вовсе не осуждение, а сочувствие. На следующее утро они собирались на рыбалку вместе, делясь наживками и втроем готовя бутерброды. Разошлись у калитки, - братья в одну сторону, Валька в другую. Озерцо, пообвыкнув, начало заигрывать с Валькой поклевками мелких карасиков, подарив уже к самому возвращению тщедушную красноперку. Взвесив на ладони свой нехитрый улов, Валька усмехнулся и, загадав желание, бросил рыбешку обратно в воду. Поступок принес некоторую разрядку, и домой Валька пришел в неплохом настроении.
   Братья оказались насупленными и злыми. Улов был так себе, и оба подростка громко спорили, куда надо идти теперь, и на что клюет.
   - С нами пойдешь?
   - Куда? - поинтересовался Валька, хотя давно уже решил, что с безрадостным сидением на старице пора завязывать.
   - На карьеры, топать далеко, так что пойдем с вечера, переночуем там и на утренней зорьке половим.
   Соблазн был колоссальным, и Валька с радостью согласился. Половина дня прошла в ожидании. Пообедав, троица отправилась спать. Валька точно знал, что не заснет, слишком велико волнение, ведь он ни разу не ходил на такую рыбалку. Однако вскоре пошел дождь, и он уснул под мерное треньканье капель об обитую железом крышку колодца. Ужин глотали наспех, набивая рюкзаки снедью и рыбацким скарбом. Дядя Коля постоянно шутил, желая ни хвоста, ни чешуи, а Клавдия Степановна ухитрилась договориться с Дедом, чтобы он отвез ребят к самым карьерам.
   Лежа на устилавшем повозку сене, Валька смотрел, как в серо-голубом небе проявляются блестки звезд. Ему не было никакого дела до болтовни спутников, Дед наверное, в десятый раз порывался рассказать о происхождении карьеров. Валька понял, что именно оттуда брали щебень для дороги, проходящей через разрушенный мост.
   - Так чего же ее забросили? - поинтересовался он, вызвав раздраженные взгляды спутников, которым эта эпопея была давно известна и изрядно наскучила.
   - Да кому она нужна? - махнул рукой Дед. - Здесь все сплошь леса да болота. Лес рубить нельзя, трактора тонут. Дорога-то и тогда не нужна была...
   Голос старика дребезжал, как треснутый фарфоровый чайник, но это бывало тогда, когда Дед задумывался и говорил тише. Было непонятно, рассказывает он это или по старой привычке размышляет вслух.
   - Немцы готовил прорыв. И ни одна собака не знала толком, где именно. Здесь довольно неудобное место - так, прогал межу болотами.
   - - Они здесь прорывались? - вдруг спросил один из братьев, заинтересовавшись беседой.
   Дед покачал головой, кхекнул и шлепнул лениво перебирающую ногами лошадь концами поводьев.
   - Нет, здесь был отвлекающий удар. Слишком поздно они сообразили, что именно здесь можно было прорваться. Шли малыми силами, зато с шумом и треском. Впрочем, нам определенно и того хватило.
   Дед вздохнул, и добрый кусок пути они проехали в тишине и насупленном молчании. Дорога, до того скользившая между полей, ушла в лес. Двигаться по старой просеке было особенно тряско. Ветки сосен, росших здесь в изобилии, поотсыхали, лишенные солнца верхними собратьями, и теперь нависали почти над самой дорогой осыпая проезжающих, старой хвоей и мелкими чешуйками.
  
   Небо, насыщенное, как чернозем, с мелкими песчаными вкраплениями звезд, изредка вспыхивало, и вспышки эти выхватывали из темноты замысловатые гроздья, плывущие по воздуху. Небо качалось. Руслан лежал словно в гамаке, наблюдая за бесшумными разрывами зенитных снарядов. Иногда небо заслоняло чье-то лицо, отдаленно знакомое, оно напоминало ему кого-то, но вспоминать не хотелось. Хотелось лежать и смотреть вверх под убаюкивающее качание.
   Его внесли под развесистые лапы сосен, здесь земля была плотнее и крепче, холмы, опоясывающие болота покрывал матерый, произраставший здесь от века бор. Руслан вглядывался в переплетение ветвей, пытаясь уловить хоть кусочек неба, но тщетно. От усилий начала болеть голова, он попытался подняться, но чьи-то руки прижали его плечи, не давая шевельнуться. Раскачивание стало неровным и, наконец, совсем прекратилось. В спину уперлось что-то твердое, больно надавило на позвоночник. Руслан открыл рот, чтобы сказать об этом, но голос отозвался в черепе колокольным гулом. На мгновение ему показалось, что его голова пуста, словно глиняный горшок, и в этом горшке рассыпали пригоршню гороха. Каждый звук - горошина. Горох бился о стенки, прыгал, отскакивал, рождая невероятную какофонию звуков - звуков разных, появлявшихся помимо его воли, и возникновение каждого символизировали разноцветные яркие вспышки.
   Сдерживая готовый вырваться вопль, Руслан сжал обеими руками голову, словно пытаясь удержать эти рассыпающиеся зерна, бьющиеся в его череп изнутри. Звуки сливались в единый погребальный то ли звон, то ли гул. Голова обрела массу, и масса эта давила, силясь взорвать голову изнутри. Виски сжимала боль, кто-то мощный и невероятно сильный бил по затылку. Напряженными вылезающими из орбит глазами, налившимися кровью, Руслан еще успел увидеть мелькнувшее перед ним лицо с шевелящимся провалом рта.
   - Батя... - прошептали спекшиеся, с растрескавшейся корочкой губы.
   Два дня он лежал в избе. Как и кто его туда отнес, он не имел ни малейшего представления. Оба этих дня люди как обычно выходили на работы с утра и возвращались вечером. Кроме Руслана в избе всегда оставался толстяк, он лежал напротив. Юноша видел, как корчится в гримасах боли его обрюзгшее отечное лицо. Он постоянно открывал рот в безмолвном крике. К лавке толстяка притягивали связанные вместе солдатские ремни, ноги прикрывала драная, в бурых потеках шинель. Третьим был учитель музыки. Выглядел он как обычно, если не считать того, что пальто он сменил на ватник, да при ходьбе немного кренился на правый бок. В дальнем конце избы лежал юноша, тот самый, что не отходил от попа. Да еще был сам священник. Именно этот человек взял на себя заботу о раненных. Он выводил Руслана по нужде, кормил его с ложечки, что-то, беззвучно нашептывая губами.
   Вообще Руслан обратил внимание на то, что все в мире стало происходить беззвучно. Забываясь коротким тревожным сном, он иногда с трудом отдирал голову, от подложенной под нее свернутой в скатку старой летней шинели. Застывшая кровь превратила его волосы в проволоку, за время короткого сна спекавшуюся с пропитавшимся ею же войлоком. На второй день толстяк упал с лавки. Конвульсии оказались настолько сильными, что ремни не выдержали. Шинель осталась на лавке, и Руслан увидел, что на полу бьется неестественно коротконогий человек. Толстяк умер, сдирая ногтями щепу с половых досок. Руслан смотрел на это безумным взглядом, сидя на лавке и раскачиваясь из стороны в сторону. Старик учитель, ходивший за водой, сразу все понял. Поставив ведро в сенях, он уложил юношу, заставив его отвернуться к стене. Руслан лежал с открытыми глазами, разглядывая выведенный древоточцами замысловатый узор на бревнах. Смерть не взволновала его. Ни корчи толстяка, ни потеря слуха не беспокоили его совершенно. Он не задумывался о том, что будет, что было... Где он? Что с ним? Эти вопросы словно бы остались вне его. Он был только здесь и сейчас, и единственное, что его беспокоило, - это постоянные удары по черепу пытающегося вырваться на свободу мозга.
   Между тем небо очищалось от туч, день за днем весна вступала в свои права. Люди с мрачной решимостью копали землянки. Командир торопил. Ему верили, вгрызаясь в землю едва ли не зубами. Измотанным бойцам помогали все, - и артиллеристы, и местные жители. Только зенитчики у орудия и пулеметов бдительно несли свою вахту, костеря в зависимости от обстоятельств то безоблачную погоду, то возникающие откуда-то облака.
   Толстяка похоронили неподалеку от деревни, в небольшой воронке, чтобы лишний раз не копать землю. Руслан даже нашел в себе силы пройти этот путь вместе со всеми. Разошлись быстро, священник пробубнил что-то себе под нос, и украдкой несколько раз перекрестился. В тот же день, капитан переговорив с местными дал команду солдатам покинуть обжитую хату. Деревенские мрачно тащили свой скарб, кто-то, махнув рукой, отказывался покидать дома. Капитан убеждал. Руслан не слышал слов, но жесты командира, показывающего на обгорелые, иссеченные осколками трубы сгоревшей части деревни, казались ему весьма красноречивыми. Сутки они провели в наспех вырытых землянках. Конечно, это были не те блиндажи, что они выкладывали раньше, но переночевать можно.
   Ночью Руслан проснулся от сильных толчков. Нет, его никто не будил, трясся земляной пол, на котором вповалку спали люди. С уложенных поверху бревен сыпался песок.
   - Все быстро наружу! Рассредоточится! - Руслана, не разбиравшего слова, выпихнули наверх чуть ли не пинками.
   Привычно и в какой-то степени равнодушно люди выбегали в ночь и словно большие, неуклюжие кули падали возле смоляных, резко пахнущих стволов. Только несколько минут спустя до них начало доходить, что большая часть бомб падает далеко, даже не в деревне, а скорее у дороги, у разбитого еще прошлой бомбежкой моста.
   - А ну башку пригни! - орал капитан на рябоватого мужика, под гром бомбежки пытавшегося скрутить "козью ножку".
   Как очередное доказательство его правоты в деревне несколько раз рвануло. Окончание налета Руслан ощутил всем телом. Земля перестала содрогаться, и только дрожь в руках свидетельствовала о вновь пережитом страхе. Почему-то именно сейчас ему зверски захотелось есть. Он достал из-за пазухи недогрызенный сухарь, завернутый в чистую тряпицу, и принялся с наслаждением жевать. Капитан словно мать-наседка следивший за подчиненными, ухватил взглядом жующего Руслана и осклабился. Желтоватые от никотина зубы казались белоснежными на фоне перепачканного черноземом лица. Четвертые сутки изменений не принесли, за исключением того, что стало окончательно ясно: провариант им придется выискивать самим.
   Запретив куда--либо отлучаться, капитан отправился в деревню. Вернулся через час, мрачный как грозовое облако. Артиллеристы, спешно снимались с места. Щуплый связист, пришедший почти что из ниоткуда, чтобы восстановить оборванную связь, сказал только одно слово: прорыв.
   Вещей не было, ворчали пустые желудки. Изможденные, обессилевшие люди шли не столько колонной, сколько цепочкой, стараясь, не отрываться друг от друга. Тяжелее всего приходилось артиллеристам. Расчет буквально выносил орудие на руках. Вообще-то к сорокапятке были положены лошади. Куда они делись, из землекопов никто не знал, а сами артиллеристы отмалчивались. "US-6" с грехом пополам тянул боезапас и ЗиС-2 с расчетом и раненными. Накануне в него залили остатки бензина, качество которого оставляло желать лучшего. Привиредливая машина глохла при малейшем намеке на подъем, хотя с горы и по ровному месту катила успешно. Стараясь выбирать дорогу получше, "сорокапятчики" тащили двухсотпятидесятикилограммовое орудие на руках. Они едва ли смогли бы добежать до леса, появись вездесущие "юнкерсы". Десятикилометровый марш бросок превратился в настоящее испытание.
   Единственное, что благоприятствовало солдатам, - погода. Несколько солнечных дней подсушили почву, давая возможность истерзанной колеями земле залатать раны. Дерн с трудом, но выдерживал тяжелые сапоги солдат. Положение артиллеристов казалось наиболее ясным. Появившийся связист передал им предписание, оба орудия должны спешно занять позиции, подготовленные отрядом землекопов. Никаких указаний касаемо самих землекопов не поступило. В этой ситуации капитану, как командиру далеко не самого благонадежного подразделения, ничего не оставалось, как присоединиться к переходу. Молоденький лейтенант, командовавший ЗиСом, долго хмурил брови, потом отвел капитана в сторону и о чем-то долго с ним говорил.
   - Пойдем отдельно, - констатировал командир итог этого разговора.
   Лейтенант от артиллерии, поделившись "сухпаем" с землекопами, наотрез отказался идти с ними вместе.
   - Ты прости, - он прижал руку к сердцу. - Мне бы своих довести.
   Так и шли, две части одной армии, делая вид, что они абсолютно чужие друг другу, и только когда орудия вязли, капитан, не дожидаясь просьб, отправлял помощь. Одетые в ватники, не имевшие ни намека на армейские знак отличия, люди споро помогали обессилевшему расчету и вновь уходили. Не в пример лейтенанту, капитан вел своих людей по опушке, чтобы при малейшей тревоге иметь возможность укрыться в лесу.
  
   Валька не сразу понял, что они выехали из-под тени леса. Небо, обложенное тучами, казалось насыщенно темным. Более ровное движение телеги свидетельствовало от том, что старая просека осталась позади. Вечно бубнящий что-то Дед подстегнул вожжами дремавшую на ходу кобылу, та на какое-то время стала шустрей переступать ногами, что отозвалась скрипом и треском во всей движущейся конструкции.
   - А не развалится? - подначил один из братьев Деда.
   - Тебя переживет, - ответил тот, и добавил: - Определенно.
   По тому, как завозились мальчишки, Валька понял: цель экспедиции близка. Задремавший во время пути, он спешно прозевывался, нашаривая в темноте рыболовные снасти. Один из братьев, чтобы размяться, спрыгнул с телеги и пробежал несколько метров. Споткнувшись пару раза под веселые смешки остальных пассажиров, он счел за благо вернуться.
   Карьеры открылись неожиданно. С высоты холмов казалось, что искусственные озера исторгают из своих недр легкий, едва заметный свет. По мере приближения они темнели, превращаясь в огромные поля, как бы залитые асфальтом. Карьеров было три, - два больших, вытянутых параллельно друг другу, и третий, казавшийся почти идеально круглым: он был значительно меньше первых. Если верить словам всезнающего водителя кобылы, первые два разрабатывались еще до революции, третий же появился во время войны. Спуск с холма на телеге мог занять много времени: Дорога, огибая все три карьера, норовила подобраться к ним с тыла, изрядно петляя при этом. Поэтому мальчики, попрощавшись с Дедом, рванули по склону напрямик.
   Склон был крут, и телега никак не смогла бы здесь проехать. Пешком же, путь занял чуть более получаса. Вальке порой казалось, что под уклон идти не всегда удобней и быстрее. Он как мог, терпел, стараясь не упасть вместе с рюкзаком и удочками. Между тем спутники, посовещавшись, решили, что идти нужно к малому карьеру. Чтобы добраться до него, пришлось огибать остальные по заболоченным берегам. В любое другое время такой поход вряд ли затруднил бы Вальку, но на этот раз вездесущие комары почему-то предпочли кусать именно его, а не товарищей. Пытаясь выломать находу несколько веток кустарника, Валька одной ногой провалился в густую жижу, едва прикрытую дерном.
   - Да... - протянул один из братьев, после того как Валька выбрался собственными силами, отвергнув его помощь. - Все равно придется переть, здесь одно болото, даже костер не разведешь.
   Спутники встретили его слова молчаливым раздражением. С другой стороны, кому как не братьям знать эти места. Решив дойти, во что бы то ни стало, Валька упорно держался за их спинами, хлюпая залитым сапогом, и отфыркиваясь от роящихся рядом комаров. Наконец Ромул, возглавлявший шествие, свернул с тропы и углубился в невысокие заросли. Кочковатая почва вполне сносно держала, хотя и пружинила под ногами. Уворачиваясь от ветвей, норовящих ударить в лицо, Валька уже начинал сожалеть о предпринятом походе, когда неожиданно кустарник расступился и они оказались на небольшом, усыпанном щебнем отрезке берега.
   - Здесь ни черта не поймаешь, - прокомментировал Рем, - но место для стоянки что надо.
   Ни слова не говоря, Валька облегченно стащил с плеч рюкзак и плюхнулся на гравий, чтобы перевести дух. Несмотря на ушибленный зад, - он все-таки переоценил мягкость поверхности, - его настроение начинало повышаться.
   Сбор дров и разжигание костра братья взяли на себя. Получалось это у них споро и умело. Огонь бодро хрустел тонкими веточками, пробовал "на зуб" ветки потолще. Вечерняя прохлада отступила. В ночное небо, приобретшее при свете костра еще более насыщенный черный цвет, устремились легкие, почти невесомые светлячки - то ли искры, то ли чешуйки пепла, выдуваемые вверх горящим воздухом и поблескивающие в отсветах костра. Как малоопытному и не знающему местности, Вальке поручили поддерживать огонь. Пока он повышенными темпами сжигал заготовленный хворост, братья приволокли здоровенную толстую колоду. Отругав товарища за слишком большое пламя, они поместили колоду одним боком в костер. Та зашипела, пошла по коре пузырями, брызгая пропитавшей ее влагой. Комары пищали где-то за гранью очерченного пламенем круга.
   Поздний вечер прошел под непрерывный треп. Мальчишки жарили на прутиках хлеб, ели, намазывая на его горячую поверхность сочащуюся жиром самодельную тушенку. Валька, забыв неурядицы, рассказывал все самое веселое, что с ним случалось в жизни. Правда, все больше из того времени, когда отец был еще жив, и они жили вместе, всей семьей. От этих рассказов ему неожиданно становилось грустно, и он замолкал, глядя на ласкающие колоду языки пламени. Братья подхватывали разговор, но их истории оказывались похожими как близнецы. Главным героем, как правило, являлся один из жителей деревни, в большинстве своем мужского пола, который, напившись, совершал некие действия, заканчивающиеся, по обыкновению, печально. Понемногу разговор стих, и ребята стали готовиться ко сну, разложив хворост и накрыв его брезентом.
   - Будильник у кого-нибудь есть? - проявил предусмотрительность Валька перед тем как улечься.
   - Без будильника проснешься, - с немалой долей иронии ответил кто-то из братьев.
  
   Возле разрушенного моста Руслан увидел жуткое месиво из грязи и перемолотых в щепки древесных стволов - следы бесконечных попыток вытащить свалившуюся в реку бронетехнику. Об их безуспешности свидетельствовал торчащий из-под воды ствол. При взгляде на него Руслан задумался под каким углом и как лежит не дне боевая машина. Впрочем, на нее уже никто не обращал внимания.
   Вопреки всему, замысловатая конструкция - счетверенный пулемет, приваренных к установленной, на обгоревшем срубе раме, - уцелела и по-прежнему угрожала небу своей воинственной несуразностью. Мост не был полностью разрушен, однако попытки привести его хоть в сколь нибудь приемлемый для прохода техники вид успехом не увенчались. Даже пехота, не желая затягивать переход по узкому перешейку, предпочитала штурмовать обмелевшее речное дно, замешивая в грязь наметившуюся весеннюю поросль. Возле моста, слегка съехав к обочине - скорее по привычке, чем по необходимости - стояла полуторка. Остов точно такой же, принадлежавшей ранее отряду "землекопов" уже покрытый ржавчиной, валялся неподалеку. Возле машины курили несколько человек. Среди них выделялся моложавый подполковник, одетый в летнюю шинель, в то время как остальные были экипированы кто как - большей частью в ватники и полушубки.
   Появление колонны землекопов привлекло их внимание, а когда вслед за землекопами появился расчет перемазанных с ног до головы артиллеристов и "студебеккер" выкатил заляпанный ЗиС-2, курившие оживились. Капитан, мгновенно разглядев потенциальное начальство, вышел во главу отряда, стараясь подойти к стоящей машине первым. Есть что-то в офицерах особого отдела такое, что выделяет их среди остальных.
   - Штрафбат? - Спросил подполковник, глядя почему-то на артиллеристов, помогающих кашляющему и чихающему "US-6" вытащить на пригорок 57-миллиметровое орудие.
   - Никак нет, - капитан стянул с себя ушанку, даже не озаботившись отданием чести, и почесал взопревшую шевелюру - Землекопы. Те позиции -наша работа.
   - Сколько человек? - Артиллеристы выкатили орудие и понуро брели по склону.
   - Двадцать два...- Капитан на мгновение запнулся, - Осталось...
   - Дезертиры?
   - Убитые и раненые...
   - Прекрасно! - На взгорок вкатили "сорокапятку". Поняв, что сморозил что-то не то, особист, пожалуй, впервые за время разговора взглянул на собеседника. - Извините. Вот...
   Он достал из-за пазухи какие-то бумаги и протянул капитану. Землекопы расположились немного в сторонке, используя нежданную паузу, чтобы покурить и перемотать портянки. Вместе с тем они нет-нет, да и поглядывали в сторону беседовавших офицеров, угадывая, наверное, какой-то своей сермяжной сутью, что решается их судьба. От группы артиллеристов уже спешили лейтенанты. Дождавшись, когда они подойдут, особист начал пояснять.
   - По данным штаба, немцы на этом участке предпринимают прорыв...
   Капитан внимательно взглянул на подполковника. Звание и принадлежность к особому отделу давали возможность их обладателю делать и более серьезные утверждения. Он передал лейтенанту-артиллеристу бумаги, что просматривал за мгновение до этого и, повернув голову, сделал вид что прислушивается. Особист его понял.
   - Ничего не услышите - там попросту никого нет. Четыре дня назад мы перебросили сюда ударную танковую группу, - к сожалению, они опоздали, к тому же понесли потери на марше, попав под бомбежку. - Он кивнул на изувеченный мост. - Немцы разделались с пехотой до прихода танков и разделались бы с танками, если бы те вышли на позиции влоб. Три дня назад был бой, его вы должны были слышать. Немцы понесли потери, но танки без поддержки пехоты...
   Особист запнулся. Слушатели хранили молчание.
   - Эти позиции готовились для частей, которые планировалось отвести. Теперь отводить некого. - Он взял из рук артиллериста свои бумаги и потряс ими в воздухе. - Приказ вооружить всех, кого найдем. Немцев сейчас сдерживает только бездорожье, завтра они будут здесь.
   - У моих людей нет оружия, - глухо отозвался капитан, бросив взгляд на свой отряд.
   - Это не проблема. - особист указал на полуторку, - кроме вас, здесь еще около полусотни, - рабочие с карьеров и местные жители. Хватит на всех. Вот наличие орудий - приятный сюрприз. Снаряды есть? Что за ствол?
   - Снарядов грузовик! - усмехнулся один из лейтенантов, - а орудие то ЗиС-2, танки насквозь прошибает!
   - У нас немного... - глухо признался командир сорокапятки.
   - Хорошо, можно послать людей к лесу - особист указал рукой, куда. - Там остатки нашей колонны, снаряды раскиданы вдоль всей дороги.
   - Сделаем, - кивнул лейтенант и добавил, покосившись на капитана. - Ну а если "царица полей" поможет...
   Тот угрюмо отмолчался, поглядывая на свое потрепанное воинство. День близился к вечеру.
   Что ни говори, а блиндаж куда лучше наспех вырытой землянки, только вот не думал Руслан, что придется селиться в этих блиндажах и ему самому. Весь вечер творилось что-то невероятное. Сначала им выдали оружие. Винтовки были тяжелыми и солидными, ремни пахли кожей. Патроны давали на счет, по пятьдесят на брата. Их пришлось распихивать по карманам ватника, и они здорово тянули к земле, ударяя при ходьбе по бедрам. Весь вечер, а затем и ночь приходили люди, шли группами и по одному. Одни шли по дороге, но многие выходили из леса - остатки разбитых частей. Особист давно бросил допрашивать каждого пришедшего - все говорили почти одно и то же. Немцы идут. Раненных немного, в основном легко. Когда спрашивали про тяжелых, люди отводили глаза. Под утро из леса вышел лейтенант с тремя бойцами. У них была форма танкистов и автоматы.
   Когда небо просветлело, к мосту со стороны тыла подъехала полуторка. С нее спрыгнули четверо и перешли реку вброд. Особист встретил лично, долго разговаривал, потом послал одного из бойцов за капитаном. Полуторка привезла сухпай и гранаты, четверо прибывших достали из кузова невероятно длинные ружья с сошками и набалдашниками на стволах. Положив их себе на плечи, отправились на позиции. Капитану под начало отдали еще человек пятьдесят из числа отступивших. И без того умотавшийся, он выглядел теперь ужасно - щеки запали, влажные волосы липли ко лбу, Взгляд лихорадочный, но всегда с пристрастием смотрящий на собеседника. Разговаривая, он все время жестикулировал. "Землекопы" держались особняком, тесной сплоченной группой Заняв один из блиндажей, несмотря на тесноту они не желали разделяться. Было в этой общности что-то новое, и хотя каждый норовил, как и прежде, подначить другого, все как один, ощущали себя соратниками.
   Руслан чувствовал себя гораздо лучше. Голова перестала раскалываться от постоянной боли, и сильная пульсация в черепе возникала лишь от резких движений. Звон в ушах начал стихать, и постоянная тошнота постепенно отступила, давая возможность хоть немного утолить голод. Он не участвовал в разгрузке машины, - это было ему не по силам. Сидя на земле, он смотрел, как люди, один за другим перетаскивают ящики на другой берег. Поначалу Руслан думал, что гранаты, как и патроны, раздадут всем, но ошибся. Следуя достигнутой ранее договоренности с особистом, а может, исходя из своего опыта, капитан усадил несколько человек связывать вместе по несколько гранат. Связки по три гранаты скручивали невесть, где взятой проволокой. Вооружали этим в основном тех, чьи позиции располагались параллельно дороге. Сейчас, когда вода спала, высыпанная щебенкой трасса проступила отчетливо, и половина позиций, как оказалось, проходила не поперек, а именно вдоль нее.
   Руслан наконец догадался, чем занимались два десятка человек, которых капитан с утра заставил кидать из окопа камни. Часа два эти люди швыряли булыжники в сторону придорожных кустов. Иногда им даже удавалось перекинуть их через дорогу. Руслан даже не пытался повторить их действия, даже плавный подъем руки к голове, вызывала такие приливные боли, что в глазах меркло, а лоб покрывался отвратительной липкой испариной. И все-таки Руслан заметил, что капитан оставил несколько ящиков не связанных гранат, Их растащили по блиндажам. Те, кто поопытнее, учил необстрелянных как ими пользоваться.
   Тем временем разгруженная полуторка собиралась в обратный рейс. Через реку повели раненных, которых она должна была вывезти. Несколько человек тяжелых вынесли на руках, легкие позиций не покидали. К Руслану, все еще сидевшему на пригорке, подошел сам капитан.
   - В общем, иди к машине, неча тебе тут делать.
   Руслан понимающе кивнул, словно приветствуя командира, но с места не сдвинулся.
   - К машине, говорю, иди! - на этот раз капитан выразительно показал рукой на цепочку раненных, переправлявшихся через обмелевшее русло.
   Руслан наконец понял, что от него хотят. Он стиснул винтовку, ощущая холод металла. Оружие придавало сил. Даже израненными, с запекшейся кровью ладонями он ощущал, как в него входит уверенность и решимость. Он поднял голову. В усталом взгляде командира читались забота и приязнь, было в них что-то родное и знакомое, неуловимо знакомое, но он и не пытался вспомнить. Может быть, когда-то давно именно так на него смотрел отец. Руслан стискивал оружие и думал о том, что никакая сила не отнимет у него сейчас винтовку и не заставит бросить здесь этого человека один на один с врагом. Именно один на один. Остальные словно бы выпали из окружающего мира. Даже учитель музыки с его поистине отеческой заботой. Может быть, суть не в заботе? Впрочем, Руслан об этом не задумывался. Понимал он другое: присутствие этого человека делало его во много раз сильнее, но это дивное чувство покинет его, как только они расстанутся. Он смотрел, как шевелятся губы капитана - слов слышно не было, их поглощал немолкнущий звон, но рука выразительно указывала на противоположный берег. Руслан, преодолев тошноту, уверенно покачал головой. Он сделал свой выбор и не подчинился.
   Капитан устало уронил руку, хлопнув ею по бедру. Глубоко вздохнув, он сплюнул на землю и, достав папиросу, закурил.
   - Ну, какой из тебя вояка, дуралей... - сказал он мягко. Потом, поняв, что Руслан все равно не слышит, махнул рукой и сел рядом.
   Из-за леса прямо по высыпанной щебнем дороге бежал человек. Винтовка била его прикладом по ногам. Он тяжело дышал, часто спотыкался, гимнастерка на нем обильно напиталась потом. Увидев, что достиг позиций, он сделал попытку остановиться. Было отчетливо видно, как его тело качнуло вперед и он рухнул на четвереньки. Приподняв одну руку, он замахал ею, привлекая внимания окружающих, которые и без того, оставив дела, внимательно за ним наблюдали. Солдат открыл рот, но вместо слов из горла вырвался лишь сип. Кто-то вылез из окопа, чтобы помочь, кто-то достал флягу, но он, справившись с горлом, вскинулся второй раз:
   - Немцы!
   Мгновение спустя вся людская масса пришла в движение. Капитан нервно швырнул окурок под ноги и побежал к реке, крича на ходу водителю полуторки, чтобы уезжал. Руслан проводил его взглядом, подобрал с земли недокуренную папиросу и, сжав зубами, глубоко затянулся. Потом, крепко уцепившись за винтовку, встал, стараясь, чтобы со стороны не было видно, сколь чрезмерные усилия ему для этого требуются. Он не слышал ни команд, ни криков людей, ни даже слов прибежавшего солдата. Он просто узнал его. Это был человек, что несколько часов назад вместе с танкистами был отправлен по дороге в ту сторону, откуда ожидался враг.
   Руслан понимал, что означает его появление. Поднявшись с земли, он отряхнулся, словно ни в чем не бывало, и неспешно - так было легче держать равновесие - направился к своему окопу.
  
   Вальку трясло. Утренняя прохлада весьма походила на заморозки. Она пронизывала до костей, и каждая судорога озноба вызывала краткую теплую волну, прокатывающуюся по телу, мгновенно сменяемую ощущением безмерного холода, вездесущего и всеобъемлющего. Выше этого оставалось лишь необоримое желание облегчится. В вязкой полудреме Валька еще пытался с этим бороться, но борьба эта требовала усилий превыше человеческих.
   - Ну, как будильник? - осведомился один из спутников, и оба брата весело и громко заржали, глядя на взъерошенного Вальку.
   Между тем тот вспомнил где он находится и, не отвечая на насмешки, рванулся к ближайшему кустарнику. Вернувшись обратно, он застал братьев, стоящими на четвереньках. Перемазавшись в золе, они вовсю раздували подернувшиеся пеплом угли. Остатки бревна да подстилочный хворост вскорости пробудили огонь от спячки, и подростки обступив костер протянули к нему озябшие ладони.
   Все-таки спутники были не в пример опытнее Вальки. Еще только разводя огонь, один из них сразу же сунул в него закопченный котелок с оледеневшими остатками вчерашнего чая. Когда ледяная корочка растаяла и вода начала пузыриться по краям, Ромул выхватил котелок и вылил его содержимое в кружку.
   - Пей, - он протянул ее Вальке.
   Вальке пить не хотелось, но он взял горячую кружку обеими руками, чтобы согреть ладони.
   - Пей быстрее! - нетерпеливо потребовал дающий.
   Валька сделал глоток обжигающей жидкости и почувствовал, как по телу разливается мощная волна тепла, заставляющая распрямиться и расслабиться сведенные холодом мускулы. Удивительная сила единственного глотка горячей воды! Мальчишки выпили содержимое кружки, передавая ее из рук в руки, плотно обхватывая ее со всех сторон. Конечно, каждый следующий глоток уже не имел той магической силы - то ли чай остывал, то ли тело отогревалось. В любом случае, кружка была выпита почти моментально.
   - Кашеварить умеешь?
   - Чего? - не понял Валька.
   - Ясно, - обреченно констатировал Ромул, мгновенно теряя к Вальке интерес, и поворачиваясь к брату. - Бульник. Режики. Папирус. Раз. Два. Три!
   Только спустя минуту Валька понял, что путем этой нехитрой процедуры между братьями произошло разделение обязанностей. Один остался заниматься костром и завтраком, а второй пошел готовить снасти. Еще через минуту ему дали понять, что в обоих процессах они могут прекрасно обойтись и без него. Не особо порывающийся работать и уже согревшийся, Валька, недолго думая, отправился осматривать окрестности.
   Солнце уже заявило о себе, но его диск был еще холоден. Оно играло на воде веселыми бликами, но заиндевелая рябь едва-едва тянулась к берегу, густая и ленивая, как сироп.
   Валька прошел густые кусты ракитника по едва заметной тропке извивающейся в зарослях. Низенький подлесок охватывал почти всю местность вокруг. Деревья едва достигали человеческого роста, компенсируя свою убогость и чахлость обилием веток, но и ветки были мелкие и неказистые. В них не было ни мощи, ни изящества миниатюрности, но почти каждое дерево воспринималось отдельно как бонсай-переросток, творение неведомого великана.
   - Привет. - От неожиданности Валька вздрогнул.
   Трое сидели на корточках вокруг вырытой в земле ямки, почти полностью наполненной золой и углями. Остатки костра, небрежно сдвинутые в сторону, тлели, уже не помышляя возгореться.
   - Привет - Вику он узнал сразу. Рядом сидели два подростка. Один - долговязый, лет шестнадцати, с копной соломенного цвета волос на голове, другой весь какой-то маленький, то ли похожий на цыгана, то ли просто не мывшийся с момента рождения.
   - Заходи, садись... - на предложение Вики ее спутники отреагировали по-разному. Долговязый, с соломенного цвета волосами молча подвинулся, словно бы соглашаясь с предложением. Его внимательный взгляд с интересом изучал Вальку. Цыганенок, наоборот, надул щеки и расставил локти, подобно маленькой корюшке, защищающей свою кладку. В итоге Валька присел между долговязым и Викой.
   - Это Данила, а это Малёк... - представила девочка своих друзей.
   - Кому Малёк, а кому Иван Иваныч...- пробурчал цыганенок. Валька так и не понял, настоящее это его имя или так, присказка. По крайней мере, в дальнейшем он ни разу не слышал, чтобы кто-то назвал маленького цыгана иначе как Мальком.
   Он был действительно мал ростом, но при этом имел едкий агрессивный нрав, часто приводивший окружающих в недоумение. Дрался Малёк феноменально. Данила, наоборот, обладал степенным, если не сказать солидным характером. В нем чувствовалась хозяйственность и обстоятельность. Он был далеко не прост, всегда думал над своими действиями, отчего и казался несколько медлительным и настороженным. Все это Валька узнал много позже, а пока он сидел и смотрел, как Малёк вынимает из наполненной золой и углями ямки печеные картофелины.
   - Уфф! - Валька не скрывал восхищения. Малек, казалось, совершенно не обращал внимания на раскаленные угли.
   Заметив реакцию новичка, цыганенок, уже извлекший из золы с десяток картофелин, встал и с глуповатой улыбкой наступил на кострище одной ногой. Босой ногой.
   - Хорошо... - блаженная улыбка растеклась по его лицу. Ни Вика, ни Данила не выказали ни малейшего удивления такой демонстрацией.
   Не обращая внимания на Малька, Данила взял картофелину и начал методично чистить ее. Вика фыркнула, глядя на грязные, с длинными ногтями пальцы Малька, копошащиеся в золе, и небрежно бросила:
   - Малёк, утухни...
   Тот будто бы обиделся, убрал ногу и сел на корточки. Но Валька видел, как из-под бровей посверкивают маленькие карие глазки. Судя по всему, Малёк остался доволен его реакцией, и это в какой-то степени их примирило. Между тем Вика взяла одну картофелину и протянула Вальке.
   - Бери.
   Валька замотал головой. Есть он не хотел. Сердце его, отчего-то колотилось сильнее обыкновенного.
   - Бери, говорю. - Девочка взяла его руку и положила в нее горячую, с корочкой картофелину.
   Валька почувствовал ее сильные пальцы, и гладкую сухую кожу. Он сжал картофелину и уставился в тлеющие угли, не решаясь поднять глаз.
   - Спасибо. - Малёк хихикнул. Вика зашипела, как масло на сковородке. Данила методично жевал картошку.
   Некоторое время сидели молча, разламывали хрустящие корочки, обнажая белоснежную парящую мякоть. Ели, макая в крупную, желтоватую соль, высыпанную Данилой из спичечного коробка на сложенную вчетверо газету.
   - Я на старицу рыбачить ходил, - сказал Валька, доев картофелину, чтобы хоть как-то прервать молчание.
   Вика опустила глаза, а в ответ прозвучал удивленный голос Малька.
   - Да че там рыбачить? Там рыбы, окромя мелкого карася, отродясь не бывало...
   Валька догадался, что подробности его знакомства с Викой лучше не афишировать. Но тема была задана, и вскоре все с увлечением ее обсуждали.
   - Вот здесь рыбалка - что надо... - мечтательно произнес Малек. - Только снасть нужно хорошую...
   Вика пихнула Вальку в бок, увлекая от вновь разожженного костра. Они отошли. Данила внимательно слушал Малька, изредка поглядывая в их сторону. Вика обхватила Вальку за плечи и зашептала ему в самое ухо.
   - Ты сюда на рыбалку пришел?
   Валька кивнул.
   - Слушай, будь другом... - У нее были светло-серые глаза и брови, сложившиеся домиком. Много позже Валька узнал, что мимика - не самое главное, но весьма эффективное оружие его новой знакомой. В тот момент он был взят в плен и завербован. - Принеси удочку а? Я отдам.
   Уловив взгляд, брошенный Валькой на ее спутников, она схватила его за грудки ватника и с неожиданной силой развернула к ним спиной.
   - Ну, дай, а? Я им не дам, только мне... - Увидев, что Валька, колеблется, она отпустила его ватник и сильно ударила ладонями по плечам, отчего он едва не упал. - Жмот, да?
   Черты ее лица заострились, губы сжались, скривившись, а глаза сузились и смотрели в упор жестко и насмешливо.
   - Городской пижон. Маменькин сынок! - она рассмеялась, смех был звонкий и жестокий. - Жмотина...
   - Сама ты жмотина... - обиделся Валька. Он был растерян. В сущности, он был готов выполнить ее просьбу, но...
   - Дашь, да? - Она снова притянула его к себе, заглядывая в глаза. Это был взгляд наипреданнейшего существа. Взгляд, каким молящиеся смотрят на изображения божества. Взгляд, которому нельзя не ответить...
   - Да.
   - Хорошо, тащи. - Обыденность, прозвучавшая в голосе девочки, повергла Вальку в шок. Он с глупым видом смотрел, как она вновь уселась у костра и стала чистить последнюю картофелину. - Давай быстрее!
   Валька растерянно обвел взглядом присутствующих, Малёк смотрел насмешливо. Он понял, что городского просто использовали. Вика сосредоточилась на еде, больше не обращая на Вальку ни малейшего внимания. И лишь во взгляде Данилы тот обнаружил сочувствие с легкой ноткой грусти. Досадуя на себя неизвестно за что, Валька вломился в кусты и пошел искать братьев. В душе было неуютно и скомкано, будто обманул лучший друг. Солнце начинало припекать, спина под ватником покрылась испариной. Скоро лето.
   - Где шлялся? - по взрослому встретил его Ромул. - Гуляш остыл давно.
   Братья, пользуясь зачинающимся теплом, расстегнули ватники и во всю удили. В складном брезентовом ведре уже трепыхал хвостом солидный лещ. Валька равнодушно пожал плечами и стал снаряжать удочки. Делал он это, конечно, не так сноровисто, как деревенские, но тоже достаточно быстро. Рассчитывая, что рыбная ловля прогонит дурное настроение, Валька ошибся. Усевшись на берегу, он исподлобья смотрел на поплавки и нервно выкладывал пирамидку из щебня. Мысли почему-то все время возвращались к встреченной компании. Наконец, не выдержав, Валька извлек удочки из воды и стал их складывать.
   - Ты чего? - удивился Рем.
   - Да нет тут рыбы, пойду вдоль берега, - буркнул Валька, делая вид, что не замечает удивления братьев.
   Те, только пожали плечами, проводив Вальку взглядами. Место было неплохим, и улов обещал быть богатым. Кто там разберет, что этому горожанину нужно.
   Валька брел по знакомой тропке - чем дальше, тем медленней. Стараясь не зацепиться леской за ветки, он делал все более мелкие шаги, словно бы внутри него происходила борьба. Нет, он не хотел быть побежденным, он не даст им удочки, он просто будет ловить рыбу у них на глазах. Чтоб они от зависти полопались.
   - Ты смотри! Пришел... - Ехидный голос Малька привел Вальку в чувство. Цыган протянул руку к одному из удилищ.
   Всё раздражение, все неприятие свое Валька вложил в свободную руку. Малёк отлетел в кусты, где потом долго барахтался, стараясь освободится из сплетения веток. Рядом раздался звонкий смех. Цыганенок вылетел из кустов как ошпаренный. Пальцы его были сжаты так, что побелели костяшки. Глаза сузились в едва заметные щелки. Валька стоял, угрюмо насупившись, сжимая кулаки, сейчас он был готов драться со всем светом. Вика, сидя в сторонке, с интересом наблюдая за взъерошенными мальчишками. Вместо пальто на ней был то ли истончившийся растянутый свитер, то ли шерстяное платье некогда замысловатого голубого оттенка. Талию перехватывал все тот же шерстяной шарф. Из-под платья торчали ноги - длинные, худые с шишками вместо колен, несшие на себе разнообразный набор синяков, ссадин и царапин.
   - Малек осади. - Голос был спокоен и внушителен. Данила знал что повторять, не придется.
   Цыган, мрачно потупясь, опустил руки. Вальке показалось, что по лицу Вики пробежала тень разочарования. Впрочем, она тут же овладела собой.
   - Можно? - Будь Валька поопытней, он бы догадался, что неспроста она берет в руку не удочку, а запястье его руки.
   - Да конечно, - произнес Валька, опуская голову и злясь на самого себя.
   - Ура! - Она унеслась прямо через заросли в сторону карьера.
   - На, хочешь? Бери... - Валька кинул вторую удочку под ноги Малька.
   Выражение угрюмого недовольства мгновенно покинуло смуглое личико цыганенка. Он, схватив снасть и сверкнув взглядом, исчез вслед за девчонкой.
   - Ну, этот - рыбак... - Данила подошел сзади и дружелюбно хлопнул Вальку по плечу. - Пойдем...
   Подростки двинулись к разворачивающим снасти рыболовам. В отличие от Ромула и Рема, предпочитавших удить с берега, Вика и Малёк вошли в воду по колено. На берегу остались разношенные ботинки и обрезанные сапоги с ворохом портянок невыразимо гнусного цвета. Сапоги были перевязаны толстой волосяной веревкой, словно Малёк, пришел с ними на плече, а не ногах. Ко всему прочему, ему пришлось закатать штанины широких брюк, подвязанных на поясе веревкой. На коленях и ягодицах, брюки имели вытертые, но все еще крепкие заплаты. Вальку при взгляде на рыбаков пробрала дрожь: вода должна была быть ледяной.
   Данила первым присел возле погасшего кострища. Валька с минуту топтался, глядя на смеющихся и о чем-то переговаривающихся рыболовов. Гордость пересилила, и он сел рядом с Данилой.
   - Малек - хороший рыбак. Правильный, - словно продолжая начатый разговор, сообщил Данила. - Сутками может из воды не вылазить.
   - А она? - нашел в себе силы спросить Валька.
   - А... ей это баловство одно, - неожиданно небрежно махнул рукой Данила, - ей лишь бы над мужиками поизголяться.
   - А зачем? - не понял Валька.
   - А просто так. Натура такая. Бабская... - Данила говорил с той же небрежностью, что и до этого. Впоследствии Валька заметил, что небрежность эта появлялась, только когда разговор заходил о Вике. Как не казался спокойным Данила, все же броня его спокойствия нет-нет и давала трещину. - Бабам ведь надо чтобы по ним сохли. Вот они мужиками и крутят, как хотят...
   - И кто их слушает, - фыркнул Валька, уже готовясь рассмеяться.
   - Да вот ты и послушался. - Будничным голосом поведал Данила. Смех застрял у Вальки в горле.
   - И что, она всеми крутит? - не поверил он.
   - Ага, - легко согласился Данила.
   - И тобой? - Валька пустил в ход последний аргумент, зная по себе, что сам никогда бы в подобном не признался.
   - И мной, - кивнул Данила, глядя на Вальку своим обычным изучающим взглядом.
  
   К концу дня над позициями повисла тишина. Ожидание пропитало сам воздух. Люди большей частью молчали. Жадно курили поблизости от окопов, наслаждаясь непринужденным лежанием на молодой траве. Пожалуй, никто не торопился залезть в траншею. Разговоры велись негромкие, то затихающие, то снова неспешно текучие. Капитан уже в который раз обходил позиции, на этот раз уже не один. Особист шел рядом, чуть сзади. Капитан как бы на правах хозяина водил его, показывая огневые точки, что-то комментировал. Из негромкой их беседы не было почти ничего слышно. Бойцы обращали на них минимум внимания - у них были свои мысли и свои разговоры.
   Вечер встретил птичьим гомоном и отдаленным гулом канонады. Когда небо забагрилось и от леса стал ползти сырой тягучий сумрак, со стороны дороги послышался веселый посвист. Человек шел, громко шаркая ногами по щебню, и насвистывал "Катюшу".
   - Эй, свистун! А ну геть сюда! - окликнули из окопа.
   Пешеход с удовольствием подчинился. Он был молод, чубат. На плече он придерживал советский автомат, во рту тлела трофейная сигарета. То был один из танкистов, преобразованных в разведгруппу.
   К нему кинулись с расспросами, но он отмалчивался и лишь перед самым входом в штабной блиндаж, повернувшись к сопровождавшим его солдатам, негромко бросил, став на миг серьезным:
   - Скоро уже. Не гоношитесь...
   Через десять минут по окопам передали приказ. Оставить часовых, остальным спать. Люди, большей частью нервно всматривавшиеся в темноту, недоумевали, как можно спать, когда вот-вот враг подойдет к позициям. Те, кто поопытней, и без того уже кемарили, сидя на дне траншеи. Но таких оказалось немного, народ большей частью был необстрелянный. Тем не менее вскоре блиндажи были заняты лежащими на соломе людьми. Руслан и без того почти не выходил из блиндажа. Голова продолжала гудеть, с таким шумом он вряд ли смог бы услышать даже приближение танка. Не отпуская винтовку, он дремал, привалившись к стене, время от времени вскидывал голову, поглядывая в сереющий проем входа.
   Под утро, когда спать захотелось даже самым нервным, вернулись остальные танкисты. Скаля зубы, они вручили солдатам несколько трофейных автоматов.
   - Держи, пехота... - Руслану сунули в руки "шмайсер", и длинную рукоять набитую патронами.
   Руслан равнодушно взял оружие и перекинул ремень через плечо. Пригодится. Запасную обойму сунул за пазуху, усмехнулся: при желании можно использовать как небольшую дубинку. С утра он чувствовал себя неожиданно хорошо. Глядя на светлеющее над лесом небо, он подумал о рыбалке, о том, как здорово ранним утром идти через луга к водоему на прикормленное место. Папиросы кончились, он вытряхнул крошки табака, скопившиеся в кармане, и с грехом пополам скрутил "козью ножку". Гул в голове затих, и ему казалось, что он слышит легкий, несущийся по ветру звон цикад. Однако это только казалось. Руслан не мог слышать нависшей над миром плотной, жадной тишины. Но по напряженным лицам соратников понимал, что враг уже настолько близко, что они не только чувствуют его приближение, но и слышат.
   Звук же, разносящийся в тряском, напряженном воздухе, казался на редкость безобидным. Словно большой жук гудел в отдалении. Постепенно жужжание приближалось, становилось отчетливей, и вот на дорогу выехал мотоциклист. Мотоцикл катился медленно, человек сидевший на нем, иногда касался ногами земли, чтобы удержать машину от крена. Мотоциклист в длинной серого цвета шинели, вертел бритой головой украшенной красивой, с кантом пилоткой. Воротник шинели был поднят, скрывая лицо, и только глаза, такого же мышиного цвета, как и форма, внимательно изучали окрестности дороги. Он остановился метрах в ста от позиций, то ли заметив что-то, то ли испугавшись открывшегося пространства. Встал, опершись одной ногой о землю, вглядываясь в молочное марево, скрывающее от него окопы и затаившихся в них солдат. Руслан сплюнул цигарку и приложился щекой к винтовке. Еще час назад проходивший по позиции капитан отдал приказ без команды не стрелять. Проходя мимо Руслана объяснил знаками, оставив юношу недоумевать, какая команда последует для него, если он вообще ничего не слышит. В любом случае видеть фигуру врага на мушке - приятное зрелище. Поигрывая пальцем на спусковом крючке, разглядывая несколько размытый силуэт мотоциклиста, Руслан почувствовал чью то руку у себя на плече.
   Старый учитель погрозил ему пальцем, и Руслан вдруг подумал, что пожалуй не смог бы удержаться от выстрела. Враг даже не походил на человека, словно игрушечный солдатик, размером меньше патрона, в его, Руслана, винтовке. Словно почуяв размышления юноши и не решаясь испытывать судьбу, мотоциклист одним движением развернул железного коня и резво удалился. По окопам вновь вполголоса зашуршало;
   - Не стрелять! Подпустить ближе...
   Но враг не торопился. Прошел почти час, прежде чем издалека снова послышался приближающийся, приглушенный расстоянием и туманом рокот. Руслан увидел, как стоящие рядом люди навалились на бруствер, припадая к винтовкам. Он отставил автомат и покрепче прижался щекой к деревянному, еще пахнущему лаком прикладу.
   Это оказался все тот же мотоциклист. На этот раз он выехал решительней, едва притормозив и окинув взглядом небольшую долину. То ли туман еще скрадывал очертания окопов, то ли мост, изувеченный взрывом, привлекал его внимание, но фриц осклабился и вытянул руку, показывая подъехавшим товарищам искореженные останки.
   Те, кто подъехал, выглядели, посолидней - два мотоцикла с колясками, с установленными на них пулеметами. Минуту посовещавшись, немцы двинулись дальше. Мотоциклист-одиночка быстрее сокращал расстояние между собой и окопами. Мгновение - и он предостерегающе крикнул. Пулеметчики сразу же развернули стволы в сторону позиций. Один, припав к оружию, дал длинную очередь. Руслан оказался немного в стороне от направления огня и ближе к дороге, мотоциклисты до него попросту не доехали. Десяток вонзившихся в бруствер пуль не произвели на него особого впечатления. Руслану было хорошо видно, как брызнула щепа поверх окопа метрах в двадцати от него.
   Как в немом кино. Он смотрел, как немцы переговариваются, показывая руками в сторону его, Руслана, соратников. Наконец мотоциклист, который появлялся первым, съехал с обочины и тронул мотоцикл в сторону направленных на него винтовок. С обеих сторон люди напряженно наблюдали за его продвижением. Он подъехал к окопу метров на двадцать. Те, кто там был, предусмотрительно опустились на дно. Немец оказался блондином, он был не брит, а коротко стрижен. Руслан отчетливо видел чуть покрасневшее лицо и настороженный взгляд, рыскающий вдоль полоски слегка подернутого травой грунта. Очевидно, с дороги его поторопили, он оглянулся. Стянув пилотку, вытер лоб рукавом и, сунув головной убор за пазуху, взялся за руль. Решение, которое он принял, было простым и эффективным. Взревев мотором, мотоцикл понесся прямо на окопы, но недоезжая несколько метров, повернул, и понесся вдоль позиций. Увидел он что-то или нет, но из окопа прозвучало сразу несколько выстрелов, - у людей сдали нервы.
   Попасть с непривычки по движущейся цели, даже стреляя в упор, - не такое уж легкое занятие. С десяток пуль сразу ушло в молоко. Немец, очевидно, сообразил, что, повернувшись к окопу спиной, он скорее станет жертвой чем, если будет ехать вдоль и выберется на дорогу чуть дальше. Так оно и было бы, если бы окоп не изгибался, примыкая ближе к дороге, и если бы не чубатый танкист, появившийся со своим автоматом как черт из табакерки из этого самого окопа. Короткая очередь - и мотоциклиста снесло на землю. Руслан видел его затылок в полутора десятках метрах перед собой. Между тем на дороге разворачивалась иная драма. Мотоциклисты и не собирались поддерживать огнем своего товарища. Не сделав ни единого выстрела, они сорвались с места и попытались скрыться за подлеском. Одному это удалось. Руслану было видно, как вмиг побурела шинель сидящего в люльке пулеметчика, однако, мотоциклист вынес его за редколесье. Второму повезло меньше... Пуля попала водителю в голову, руль вырвался из ослабевших рук, и мотоцикл перевернулся. Он так и остался лежать на дороге. Пулеметчик же залег и огрызался на выстрелы короткими очередями из автомата. Пулемет сорвало, и он валялся метрах в пяти в стороне.
   - Не стрелять! - Только пару минут спустя огонь стих.
   Немец нервничал и продолжал садить короткими очередями. Отползти он не мог. Чубатый только этого и ждал, но фриц словно чуял и сидел тихо, просунув ствол автомата между покореженной люлькой, и мотоциклом. Все кончилось быстро и страшно. В тишине, разрываемой только отдельными выстрелами немца и рокотом удаляющегося мотоцикла, сухо треснул выстрел. Он был громким и резким. Руслан увидел, как что-то лопнуло в искореженном мотоцикле и его объяло пламя. Прятавшийся за ним немец вылетел живым факелом. Истошный вопль заполнил собой пространство. Люди как завороженные смотрели на мечущегося по дороге человека, пытающегося содрать с себя горящую одежду. Чубатый, лицо которого после выстрела выразило всю гамму досады, мгновение помедлил, потом точной очередью прошил мечущуюся фигуру. Немец упал прямо посередине дороги, несколько минут - и он стал больше походить на бесформенную кучу мусора, подожженную дворниками, нежели на человека.
   Только теперь Руслан понял, что за все время боя не сделал ни единого выстрела. Руки слегка дрожали. Он переводил взгляд то на стриженый затылок мертвого немца, то на его сгоревшего товарища. Краем глаза он заметил чубатого. Тот не дожидаясь команды, решил разжиться трофейным пулеметом. На лице танкиста, как обычно, сияла веселая улыбка.
  
   - Дай согреться... - Вика выхватила у Данилы окурок. Тот безропотно отдал, бросив на Вальку свой обычный задумчивый взгляд. - Че зыришь, пионер?
   Валька не отвел взгляда. Вика усмехнулась, показав мелкие хищные зубки. Ухватив бычок лиловеющими после стояния в холодной воде губами, она затянулась. Щеки впали, сделав ее на мгновение страшной, даже уродливой. Валька взглянул на Данилу: видит ли он? Данила видел. Вика поняла их переглядывание по-своему.
   - Чего, спелись, мальчики? - Слова ее вылетали вместе с дымом прямо Вальке в лицо, впрочем, девушка почти сразу повернулась к Даниле. - Хочешь сделать из него настоящего мужчину? Один раз попробовал...
   Очевидно, это было продолжение какого-то старого разговора, потому что оба собеседника сразу посмотрели на удящего рыбу Малька. Того в этой жизни уже ничто, кроме рыбалки, не интересовало.
   - Давай закроем тему, - спокойно, словно бы между прочим, ответил Данила. - Ему этим заниматься не обязательно...
   - О чем это вы?
   - Мы-то? - В голосе Вики слышались, ирония и издевка. Валька понимал, что слова имеют подтекст и его разводят, но ничего с собой поделать не мог. - Мы про жизнь, но тебе еще рано, ты маленький!
   - Уж кто бы говорил, - невольно скопировав интонации Данилы, ответил Валька.
   - Ты считаешь себя крутым? Сильным? Мальчик из города...- в голосе Вики было что-то от шипения змеи. - Проверим?
   Валька не успел ничего ответить. Вика как сидела, так и нырнула к куче барахла, сваленного рядом с тлеющим кострищем. Мгновение спустя она извлекла из-под вороха одежды какой-то предмет и швырнула его в костер, подняв в воздух облачко пепла.
   = Да угомонись ты, наконец! - вышел из себя Данила. - Он встал и пинком ноги выбил брошенный предмет вместе с большей частью костра в сторону карьера. - Пошли отсюда... Малёк!
   - Да ладно, - миролюбиво потянула Вика, улыбаясь сразу и Даниле, и Вальке - Шутю я.
   - Все, отшутилась! - Похоже, Данила и вправду рассердился. Вика сразу поникла и кисло созерцала возвращавшегося от карьера цыганенка. Валька ожидал бурной дискуссии, потому как лицо Малька именно это и обещало, но все испортили Ромул и Рем, внезапно возникшие из-за кустов.
   - Опаньки! - весело произнес Рем. - какие люди - и без охраны.
   - Ща в лоб дам, сам за охраной побежишь! - мгновенно отреагировал Малёк.
   - Мы же уходим, - резко прервал его Данила, хотя не было похоже, что появление деревенских каким-то образом его напугало. Скорее он решил воспользоваться моментом - при всей медлительности речи соображал он мгновенно.
   - Ага, давай двигай... - поддержал Ромул брата и добавил, кивнув на Вику. - Валька, ты про эту курицу рассказывал?
   Вика вспыхнула, губы сжались в полоску, пальцы - в маленькие кулачки. Валька молчал, от стыда готовый провалиться сквозь землю и в то же время испытывая некоторое злорадство.
   - Ощипанный павлин что курица... - словно бы ни о чем добавил Рем.
   Они могли, часами перебрасываясь подобными фразочками, довести любого, исключая Деда, до состояния бешенства. Дед ухитрялся отвечать им в том же духе, но острее и жестче. Деда братья уважали и не задирали. Мальку до Деда было далеко. Валька чувствовал, что цыганенок вот-вот кинется на обидчиков. В этой ситуации Данила оставался, пожалуй, единственным, сохранявшим хладнокровие.
   - Удочки отдай... Отдай! - Данила повторил дважды, едва только Малёк сделал попытку швырнуть снасти в обидчиков. - Всего доброго, мы уходим.
   Голос его был мягок и спокоен, но братья даже не попытались его подначить. Им, по всей видимости, было вполне достаточно отступления противника. Вика нырнула в кусты последней, на мгновенье обернувшись.
   - Ш-ш-ш-ш-ш!!! - зашипел один из братьев, и оба заржали. Девушка скрылась в листве. - Да, подружку ты себе нашел...
   - Ага, мы тут с полчаса вас слушали. Дал бы ей по рогам, а то ишь, выискалась...
   Валька молчал. Ему было неприятно что братья слышали как Вика потешалась над ним, присутствие Данилы и Малька не вызывало таких ощущений.
   - Ладно... Давайте лучше уху сварганим.
   Чтобы отвлечься, Валька отправился за дровами, Здоровенная засохшая коряга показалась ему достойным объектом, чтобы повозившись принести топлива побольше и сразу.
   - Ты смотри! - раздался голос Рема, решившего, что хворост собирать проще, чем корчевать старые деревья.
   Валька, утирая выступивший пот, оглянулся. В руках Рема был тот самый предмет, который Вика швырнула в костер. Валька тогда не понял, что это. Нечто, напоминавшее бутылку или какой то обрубок. Чтобы лучше разглядеть, он подошел ближе. В руке подростка была граната.
   - Можно рыбу глушануть...
   - Этой разве что в саму рыбу попадешь...
   - Да, гнилье...
   Валька с немым ужасом слушал разговор братьев, с видом знатоков рассматривающих смертоносный предмет. Потом один из них размахнулся и зашвырнул гранату далеко в карьер.
   - Настоящая? - выдавил из себя Валька. - Она... Она ее в костер кидала.
   - Да? Могла и рвануть...
   - Вряд ли, отсырела вся, да и прогнила, едва на ручке держалась... - Оба брата посмотрели на Вальку.
   - Тут этого барахла навалом. В поле после каждой вспашки что-нибудь, да находят. А девчонка твоя полная дура, явно сумасшедшая, - заметил Ромул
   - Точно, - поддержал его Рем. - Пошли уху варить.
   В любое другое время Валька был бы счастлив сидению на берегу, обжигающей ухе, теплому солнцу начинающегося лета, что вот-вот войдет в раж. Но что-то мешало, сидело в душе, как заноза, как осиновый кол, как кость в горле, и от этого все вокруг вызывало раздражение. Рыбьи чешуйки, попадающиеся в ухе, комары невесть откуда появившиеся в разгар солнечного дня, болтовня спутников. Как спасение воспринял Валька появления Деда.
   - Ну что, молодежь? Нарыбачились?
   - А то ж!- горделиво похвастался Рем уловом.
   Рыбу переложили молодой крапивой, прикрыли от солнца сеном, чтобы не перегрелась и не испортилась. Тяжелые лини шевелили хвостами, чешуя отсвечивала желто-коричневым.
   - Да, знатная рыбалка, -похвалил дед - Определенно...
   Ехали под непрекращающийся диалог братьев и бормотание деда. Валька молча лежал на телеге, похожий на огромного сома, такой же сонный, едва шевелящийся, погруженный в собственные мысли. Когда въехали в тень леса, ему даже удалось прикорнуть, закутавшись в ватник. Но сон был чутким, не сон даже, а дрема, насыщенная причудливыми видениями. В каждом эпизоде обязательно фигурировали Вика и граната. Она то кидала гранаты, то ела их. Доставала подобно иллюзионисту из разных карманов. Потом граната взорвалась у нее в руках и пролетающая мимо голова злобно прошипела: "Посмотрим, каков ты, посмотрим". В очередной раз проснувшись, Валька, счел за благо больше не спать, и хотя даже братья, угомонились и кемарили друг у друга на плечах, он бодрствовал до самого дома.
   Рыболовов встретили веселыми шутками, пирогами с капустой и холодцом. Проглотив несколько пирожков, Валька самым банальным образом сбежал, заявив, что хочет спать, хотя, как ему казалось сон улетучился. Он хотел просто побыть один и подумать, лежа в кровати. Однако, он не заметил как вскоре уснул. На этот раз кошмары ему не снились, словно провалившись в глубокий темный колодец, он лишь под утро вновь увидел Вику. Вместо старого свитера на ней был открытый купальник и пионерский галстук на голой шее. Она улыбалась и курила почему-то трубку, держа ее обеими руками. Валька любовался ею несколько мгновений, пока заглянувшее в окно солнышко не прогнало прочь это видение. Пора было идти завтракать.
   - А где они живут? - пытал после завтрака Валька братьев о новых знакомцах.
   Тем было муторно: дядя Коля заставил их чинить забор, а им этого очень не хотелось. Мальчишки с радостью восприняли отвлекающую от работы болтовню, оказавшись на редкость словоохотливыми.
   - В лесу живут. Почитай, каждый год там человек по тридцать бывает, - рассказывал Рем.
   - А то и больше, - поддакнул Ромул.
   - А че они там делают? - поразился Валька.
   - Оружие копают. Копают и продают. - поспешил ответить первый.
   - Ну, про оружие ты хватил, - поправил брата Ромул. - Оружие здесь большей частью спорченное. Они снаряды роют. Тол плавят и рыбакам сдают. Грошовая, конечно, работа, но им и то хлеб.
   - А как это? - пытал Валька.
   - У красавицы своей спроси, - заржали мальчишки.
   - Возьму и спрошу, - разозлился Валька. - Только где их найдешь?
   - Правда, чтоль спрашивать попрешься? Мост помнишь? - Валька кивнул. - От моста дорога метров триста, а дальше старые окопы да блиндажи. Вот там они и живут... Как мыши в норах...
   Как ни велико было желание, Валька терпел неделю. Весна потихоньку сдавала права лету, листва приобретала свои обычные размеры, и только нежно-салатовый оттенок листьев говорил о том, что они молоды и лето только начинается. Всю неделю Валька засыпал и просыпался с мыслью о том, что сегодня он отправится на поиски. И каждый день в его душе происходила борьба. Гордость или еще что-то противилась изо всех сил. Дело дошло до того, что Клавдия Степановна обратила внимание на его плохой аппетит.
   - Ты не заболел, Валенька? - поинтересовалась она как-то за обедом. Сидевшие рядом братья прыснули со смеху, за что тут же получили на орехи: - Чего ржете, олухи?!
   - Нет, не заболел, - замотал головой Валька. - Можно я пойду?
   - Может, тебе полежать? Нет? Ну иди...
   Валька выбежал во двор, пнув случившуюся по дороге курицу. Та ловко увернулась и, оглушительно квохча, убежала в другой конец двора. Обидчик, не обращая на нее внимания, вылетел вон на улицу. Терпение истекло, и он, как был, двинулся к старице, не замечая повисших на заборе и скалящихся братьев.
   - Ты смотри, как сохнет, - прокомментировал Рем. - Эй жених!
   - Отстань от него, - осадил его Ромул глядя в спину даже не обернувшегося Валентина. - Забыл, как сам за Галькой на выселки бегал?
   - Так то ж Галька! У нее груди как... а эта... тьфу!
   Старица подсохла. Песок утратил вязкость, и твердость прессованной грязи. Теперь он был сыпуч, взлетал в воздух от малейшего ветерка и оседал на одежде. Валька, резво начавший свое путешествие, вскоре замедлил шаг до прогулочного.
   Трава проросла повсеместно, превратив убогое место в некое подобие рая. Даже искореженные балки придавали некую завершенность картине разгула природы. Кочковатое болото, обступившее запруду, зазеленело, скрывая серость и сырость. Вода отстоялась, и даже красноватый оттенок ее придавал особое очарование этому месту. Валька не пошел к маленькому озерцу, где познакомился с Викой. Обходя запруду с другого берега, он столкнулся с некоторым препятствием. Было похоже, что эта часть берега довольно часто использовалась пастухами, а вернее, коровьим стадом. Добрый десяток метров был превращен в кашу, и это, несмотря на то, что погода уже давно установилась солнечная и относительно сухая. Грязь подернулась коркой, но та мгновенно проламывалась под малейшей тяжестью, обнажая сочащуюся влагой землю.
   Вероятно, здесь находился край болота. Валька не сразу обнаружил тонкую, хорошо утоптанную тропинку, ведущую по краю поля, истыканного копытами, покрытого серо-зелеными лепешками, которые, вопреки принятому обычаю, здесь никто не пытался собирать. Грязное месиво переходило в затянутый тиной берег, и лишь метрах в двадцати начиналась относительно чистая, отстоянная вода. Посреди тины и грязи, отчетливо выделялось пятно чистейшей, прозрачнейшей жидкости, к которой, очевидно, и стремились животные. Родник, скрытый под водой, был не самый сильный, но уверенно поддерживал чистоту на площади в несколько метров. Уже оставляя грязевое поле позади, Валька неожиданно для себя увидел чуть в стороне некое подобие пролегающей по нему гати.
   Разной толщины ветки и жерди, брошенные поверх жижи, неоднократно втаптываемые в землю и раскрошенные в щепу, не раз обновляли. Валька так и не смог определить, куда именно вела тропка. Некоторое время она шла почти параллельно той, по которой шел он, потом и вовсе выходила на твердую землю и сливалась с его тропой, почти сразу же теряясь в густых зарослях болотных растений. Собственно, тропинка не исчезала, просто разросшиеся растения скрывали ее своей густой листвой. Валька двигался по ней, слабо представляя, удаляется он от старой дороги или она проходит где-то рядом. Рассуждая, что уж коли есть путь, то куда-то он ведет, Валька шагал дальше, отслеживая изгибы наощупь. С обеих сторон тропу стискивали почти непроходимые заросли. Деревья вокруг, сначала чахлые, сменялись мощными, солидными. Правда, то были большей частью не сосны, а ели.
   Движение это, без ориентиров направления и цели, быстро наскучило, и в тот момент, когда он уже был готов повернуть назад, ему почудились голоса. Насторожившись, он замер. Как назло, ветер зашевелил кроны деревьев, шелест березового подлеска и скрип сосновых стволов заглушил все остальные звуки. Валька терпеливо ждал и был вознагражден, потому как в момент короткого затишья услышал громкий смех и чей-то голос. Это вполне могли быть обычные грибники, но Валька уже почувствовал охотничий азарт и двинулся в нужном направлении.
   Для того чтобы выдерживать курс, ему пришлось сойти с тропы, чтобы потом ее отыскать. Валька заприметил березу с обломанными сучьями и проплешинами гнили. Стараясь не шуметь, он крался меж стволов, напряженно разглядывая пестреющее впереди пространство. Голоса становились отчетливей, хотя разобрать слова Валька еще не мог. В какой-то момент он почувствовал вдруг резкий, бьющий по нервам запах. Он даже вздрогнул словно от удара, замер, пытаясь понять, что это. И в тот же миг...
   - Да отвали ты... - Он узнал ее сразу. - Дай затянуться.
   Голос звучал слева. Затаив дыхание, он тихонько сполз вдоль березового ствола на землю и вонзил взгляд в сплетенье веток кустарника. Несколько минут он вглядывался, пока не увидел едва различимые силуэты метрах в пяти от себя. Два человека сидели на траве, и одного из них Валька знал.
   - Говно трава, - сказала Вика.
   - Какая есть, не нравится - не кури... - прогнусавил мужской голос.
   Валька понял, что его не заметили, и осторожно, буквально по сантиметру стал двигаться в сторону разговаривающих.
   - Все равно говно, - повторила Вика и хихикнула.
   - Может и говно, - все-таки согласился собеседник, - тока Данила тебе вообще никакой не даст.
   Валька приблизился метра на три и, больше не рискуя, залег в кустарнике. Отсюда ему были видны Викино плечо и поясница незнакомого парня. Девушка сидела, небрежно привалившись к покосившемуся пню, и держала в руке дымящийся окурок. На ее лице появлялось то выражение блаженной прострации, то гримаска раздражения. Послюнив розовым язычком указательный палец, она несколько раз смочила окурок и только потом, взяв его в рот, затянулась, прикрыв веки. Втянув в себя дым, она некоторое время удерживала его в себе, а затем выдохнула вместе с вопросом:
   - А ты на что?
   - Ага, как траву курить, так Бритый, а как... - Парень потянулся к Вике. Валька замер, боясь, что та заметит его, лежащего в листве.
   - Я сказала: убери руки, козел! Данила хоть деньги копит, между прочим, на юг взять обещал, к морю...
   - Да я, я... - гнусавил парень
   - А что ты? Ты что не пропьешь, так прокуришь.
   Парень тяжело вздохнул, словно признавая ее правоту. Валька увидел, как тонкая рука протянулась и похлопала парня по плечу.
   - Но ты ведь угощаешь меня травкой? - По лицу Вики снова проплыло глупое выражение. Губы вытянулись в трубочку. Потом пальцы руки сложились в кулачок, продолжая удерживать чинарик, а большой оттопырился. - Нет, хорошая трава...
   Парень сгреб ее в охапку, так что Вальке была видна только хрупкая кисть с зажатым в пальцах окурком. Окурок, задев плечо в ситцевой рубашке, обломился и упал между держащих его пальцев.
   - Уй-я! Урод, смотри, что ты наделал! - В сплетеньи веток возникло лицо Вики, выражавшее нешуточную ярость.
   - Прости, - вновь привлекая девушку к себе, прогнусавил парень, - Я тебе еще дам, у меня есть.
   - Правда? - в голосе Вики слышались кокетливые нотки. - Давай...
   - Потом... потом... - гнусавил парень.
   Валька ощущал почти физическую боль. Сердце бухало в груди гидравлическим прессом, а желудок свернулся в теле гранитным валуном. Мальчишка старался сдерживать дыхание, отчего грудь то сдавливало, то распирало. Иногда он забывался и с хрипом вдыхал и выдыхал воздух. Впрочем, ни Вика, ни ее кавалер не смогли бы его услышать. Валька несколько раз отводил взгляд, но чудовищная сила возвращала его назад.
   - Не дави, дурак. - Голос Вики изменился. В нем слышалась не резкость, а незнакомая глубина, отдававшая волнующей хрипотцой.
   Валька ощутил ужас. Его тело буквально разрывалось на части. Половина рвалась прочь, чтобы исчезнуть, не видеть, забыться. Другая часть жаждала слиться с происходящим. Ей было невероятно сладко и волнительно. Звуки долетавшие Валькиных до ушей завораживали, ему было одновременно стыдно и сладко. Он метался, чувствуя, как тяжелой кровью наливается лицо, как дрожат руки, как напрягается все тело, - все, до последней клеточки. Пальцы судорожно впились в прелую листву.
   - Урод! - Валька заорал, почти завизжал, и с этим воплем словно чудовищная кувалда опустилась на его голову. Напряжение мгновенно оставило тело, мир обрел четкость и резкость, а все эмоции слились в одну - отвращение.
   Мгновение спустя он увидел лицо и долгий, растянувшийся в бесконечную секунду, полный яростной ненависти взгляд.
   - Убью! - Прозвучало как приговор, как клятва.
   И мир сорвался. С треском разомкнулся кустарник, трава, только что бывшая защитницей предавала, хватая за ноги, и с остервенением тянула к земле. Ветки деревьев хлестали по лицу. Валька бежал, молотя воздух локтями, спиной ощущая преследователя. Это был молчаливый и сосредоточенный бег, бег жертвы и преследующего ее хищника. И где-то за гранью этого бега прозвучало:
   - Стой! Да стой же! - И отчаянное: - Данила!
   Все в жизни решает случай и немного человеческого участия. Валька об этом не думал, он просто ощутил, что бежать стало легче. Он напрочь забыл о приметной березке, бежал куда придется, лишь бы сбросить преследователя, затеряться среди деревьев. Но ноги и какое-то чудо вынесли его на тропинку. Мгновение спустя появилась мысль: "Бежать к людям. Там не убьет. Спасут". О том, что до людей полчаса быстрого хода, Валька не думал. Он с хрипом втягивал воздух и несся вперед. К спасению.
  
   Солнце, разогнав остатки тумана, игриво заглядывало в окоп. В блиндажах было сыро и душно, поэтому многие предпочли оставаться в траншеях, несмотря на комковатую, смешанную с землей глину, липнущую к ногам. Курева оставалось мало, папиросы передавали по кругу, докуривали почти до конца, обжигая пальцы и собирая окурки. На позициях, аккурат напротив останков мотоцикла, появился особист. Посмотрел сначала на обгорелый остов, потом на бойцов и, ничего не сказав, ушел. Через десять минут появился капитан и, почти в точности повторив действия предшественника, кивнул чубатому, ласкающему пулемет:
   - Убрать, и по-быстрому. Так, чтобы никаких следов не осталось.
   Чубатый, с некоторым сожалением оставив оружие, кивнул сидящим рядом:
   - Айда, мужики, пособите.
   Двое встали. Из окопа вылезли, опершись на вогнанный в стенку черенок лопаты. Еще один, что постарше, даже не шевельнулся, продолжая созерцать окружающую действительность равнодушными, полными спокойствия и обреченности глазами.
   - Эй, старичок, - обратился к нему капитан, - ты раньше времени не помирай...
   - Раньше смерти не помрем, - уверенно встретил тот взгляд командира. Были они чем-то похожи. "Старичок" был из числа тех, кто пришел по дороге. На нем была шинель, каска и почти новые трофейные сапоги.
   - И то хорошо, - согласился капитан, потом провел взглядом по прямому отрезку окопа. Не считая пятерых убиравших мотоцикл и следы скоротечного боя, на почти пятидесятиметровый кусок приходились сам "старичок", учитель музыки, поп и Руслан.
   Покачав головой в ответ каким-то невысказанным мыслям, капитан двинулся вдоль окопа.
   - Сколько помню, приходили на позиции, земля - камень, ни канавки, сутками едва не зубами грызли, - раздался ему в след голос "старичка". - А тут окопы - дай боже, а воевать некому.
   Капитан не обернулся, только, подняв глаза, встретился взглядом со стоящим рядом Русланом.
   - Как ты? - Заметив недоумевающий взгляд юноши, только махнул рукой, едва не задев его по плечу - А-а-а...
   Даже по траншее он ходил прямо, широко расставляя ноги почти не сгибая правую в колене. Не знающие о протезе бойцы находили в это походке подтверждение колоссального духа, воли и боевого опыта. Те, кто знал, помалкивали. Руслан проводил взглядом командира. Слух к нему еще не вернулся. Он догадывался, что протез тот не снимает уже третьи сутки.
   - Ну, вот и все! - чубатый спрыгнул в окоп, сияя все той же, жизнерадостной улыбкой. Заметив отсутствие командира повернулся к "старичку" - Слышь, Николай, никак там следы не уберешь, вся трава повыгорела.
   - Да ну и хрен с ней, - махнул тот рукой протягивая чубатому чинарик. - дотягивай последыша...
   - Кому последыша, а кому... - усмехнулся танкист, подбрасывая на ладони целую пачку. - Шоферские, тот со всем, что было, сгорел.
   - Да ну и хрен с ним, - флегматично повторил "старичок" Николай, снова впадая в созерцательное состояние.
   Руслан уже не обращал внимания на шевеление губ окружавших его людей. Он начал привыкать к похожей на пантомиму жизни. Он смотрел на происходящее вокруг, на каждый эпизод в отдельности. Разглядывая сизоватый дымок, рождающийся в момент, когда Николай зажигал спичку чтобы прикурить, он вспоминал, какой звук этому явлению соответствует. Он смотрел на пробудившегося и спешащего куда-то по стенке окопа жука и думал, рождает ли его движение какие-либо звуки. Все звуки мира приобрели для него удивительную важность. Каждое явление, он это знал, сопровождается звуком. Некоторые он помнил, над многими из них раньше не задумывался, а какие-то никогда и не слышал. Каков звук летящей птицы? Какой звук издает стремительная ласточка? А вон тот орел, что завис в зените? Орел?
   - Ты чего? - среагировал на его жест чубатый. Став глухим, Руслан неожиданно обрел привычку общаться исключительно жестами. Проследив взглядом за его рукой, бывший танкист на мгновение уставился в небо. Рот чубатого открылся, потом еще раз, его грудь раздалась и опала, язык завибрировал: - Воздух!
   Люди вскинули лица в небо. Навстречу птице. Железной птице. Руслану казалось, что самолет летит прямо на него, и он был не одинок в своих ощущениях. Многие, словно увидев себя в прицеле, стали приседать, будто желая спрятаться за бруствером, и вместе с тем не в силах прервать видимую связь между собой и самолетом. Только Николай остервенело вертел головой. "Старичок", мгновенно вышедший из состояния ступора, взглянул на приближающийся самолет только один раз, продолжая обшаривать небо осатанелым взглядом. Лицо его выдавало крайнюю степень напряжения. Кто-то, обратив внимание на его поведение, ткнул пальцем в небо.
   - Да вон, смотри!
   - Они по одному не летают! Понял? - проорал тот, брызжа слюной в лицо незванному помощнику.
   Если тот что и ответил, то слышно это уже не было. В небе родился звук. Даже Руслан почувствовал его. Всей кожей, всеми порами он ощутил вибрацию, рождавшуюся им.
   - Ложись! - "Старичок" нырнул на дно траншеи.
   С глухим хрустом земля раздалась. Тяжелые болванки падали, продавливая зеленеющий грунт, хищно вонзаясь в беззащитную почву. Уже сидя на дне окопа, Руслан увидел темные тени, мелькнувшие со стороны солнца. Взрывов он поначалу не заметил, только земля затряслась и в небе поплыл густой дым вперемешку с пылью. Легче всего было переносить это скорчившись и прикрыв голову руками. Наверное, он так бы и сделал, как сделали почти все бывшие в окопе, если бы не "старичок" Николай. Подобрав под себя ноги, он полулежал на дне окопа, жадно вглядываясь в видимый ему кусок неба. Странно, но в этом взгляде не было апатии и обреченности, которую Руслан видел еще несколько минут назад. Наоборот казалось, только сейчас этот человек ожил.
   Рядом громыхнуло, стена окопа вспучилась и присыпала кого-то из лежащих. Сверху шваркнуло глиной и увесистыми комьями земли. Руслана больно ударило в лицо. Не играя больше в неустрашимого, он съежился, прикрыв голову руками.
   - Не ссы, боец... - Голос дошел издалека, словно сквозь длинную трубу. От неожиданности Руслан вздрогнул.
   - Чего? - переспросил он.
   - Не ссы, говорю, глухая тетеря... - Николай подполз и лег рядом. - Неужто ухи отпустило?
   - Немного, - ответил Руслан, прислушиваясь к собственному голосу, звучавшему у него в голове словно в огромном пустом ангаре.
   - Так бывает! - Руслану приходилось вслушиваться, чтобы различать слова на фоне далекого гула. А меж тем Николай кричал, и лицо его побагровело.
   Землю вновь вздернуло на дыбы. Какая-то сила вырвала кусок окопа и навалилась на Руслана. Его стиснуло со всех сторон, схватило за горло. Свет померк, он попытался оттолкнуть навалившееся на него, но руки не двигались, горло, словно сжимаемое тисками, горело. Он закричал, липкая масса проникла в рот. В последнем усилии, уже напрочь забыв про самолеты и бомбежку, Руслан вскинул тело выше.
   Сильнейший удар поверг его на землю, мягкую взрыхленную взрывом землю. Сверху его прижал Николай.
   - Лежи, все в порядке! Успокойся!
   Руслан отплевывался, порываясь встать, но Николай вдавливал его в землю.
   - Лежи, дурак! Убьют!
   Рядом противно взвизгнуло, брызнув землей в лицо. Хрипло дыша, Руслан замер, глядя на длинный, с окалиной по краю кусок железа. Торчал только самый конец, остальное погрузилось в землю. Земля парила. Скосив глаза, Руслан увидел побледневшее, испачканное землей лицо Николая. Тот, разжав руки, откинулся к стенке окопа.
   - Ты чего? - собственный вопрос прозвенел в голове, как горошина, и по замысловатой спирали найдя рот, выскочил наружу.
   "Старичок" улыбнулся, обнажив прокуренные зубы.
   - Тебя держал, боялся, что ты выскочишь дура... - проведя перемазанной в глине рукой по слипшимся волосам, он нервно рассмеялся. - Порядок...
   Руслан посмотрел вверх. В дымных прогалинах светило солнце. Земля не содрогалась, вой исчез.
   - Тихо? - не веря своим ушам, спросил он у Николая.
   - Тихо, - подтвердил тот, ощупывая ушибленный затылок.
   Руслан присел. Окоп местами больше чем наполовину присыпало землей. Прямо у своих ног он увидел впадину, по форме напоминающую человеческое тело. Невольно вспомнил ощущение невероятной тяжести и силы, сдавившей со всех сторон. Чуть далее из под завала торчали ноги, безымянные сапоги. Всё остальное скрывала земля. Еще дальше, поднимали головы перемазанные, оглушенные люди. Руслан поймав взгляд старого учителя, почему-то посмотрел на торчащие из земли ноги и подумал: "Слава богу, что не он".
   Сбоку зашуршало, послышались крики, голоса.
   - Все живы? - Руслан оглянулся.
   Капитан по-прежнему производил впечатление уверенного в себе человека. Выражение его лица, казалось, говорило окружающим. "Будет трудно, но все закончится хорошо". Только вот в лучиках морщинок возле глаз залегло беспокойство да уголки губ были слегка опущены. Увидев Руслана, он едва заметно улыбнулся, лишь уголки губ пошли вверх, но затем снова поникли.
   - Кто? - обращаясь к Николаю, кивнул он на торчащие ноги.
   - Не знаем еще. - Тот уже впал в свое обычное состояние покоя и созерцательности. - Можа и нет никого, что осталось, то и торчит.
   Батя сжал челюсти, казалось, что сейчас он скажет что-то резкое.
   - Как тут? Потери есть? - Из-за спины Николая появился особист, выбритый и свежий, будто не было никакой бомбежки.
   - Один убит, остальные вроде в порядке, - сдержался капитан покосившись на "старичка".
   - Окоп поправить. Сейчас же, - тоном, не терпящим возражений, приказал особист и добавил уже мягче: - Скоро пойдут, быть наготове.
   - Есть, - Словно во сне ответил Николай, проводив взглядом спины обоих командиров. Потом кивнул учителю, разгребавшему землю руками: - Погоди...
   Неспешно, словно делал это ежедневно, он встал и подошел к торчащим сапогам.
   - Пособи.
   - Учителя опередил кто-то из солдат. От рывка тело наполовину показалось из земли, Один сапог слетел, портянка размоталась, обнажив белую, как мелованная бумага ногу с желтыми разводами мозолей. Ногти были темно-лилового цвета. Почти черные пальцы Николая, оставили на и без того грязной щиколотке черные уродливые полосы. Руслан зажмурился, сдерживая тошноту, потом не выдержал и, повернувшись набок, исторг содержимое желудка в сторону. Гася спазмы, скосил глаза.
   Это был чубатый. Земля выдавила глаза, набилась в глазницы, ноздри, заполнила раскрытый рот. Лицо вытянулось, стало страшным. Пальцы, растопыренные в стороны, застыли, перемазанные, с грязью под лиловеющими ногтями. Руслан закрыл глаза, его снова стошнило.
  
   Он не заметил когда перепутал тропинки. Только ощутив под ногами осклизлые слеги, понял, что бежит не туда. Времени на размышление не оставалось, сзади слышался топот, и Валька даже представить боялся, что его ждет, если догонят. Чахлый кустарник кончился, тропинка резко поворачивала. Правая нога, скользнув по сырому дереву, погрузилась в грязь. С громким хлюпом, едва удержавшись от падения, он вырвал ее, проиграв драгоценные секунды. Не выдержав, на мгновение обернулся. На вид преследователю было лет семнадцать. Выбритый, с едва отросшими волосами череп покрывала мелкая сетка белесых шрамов. Лицо вспухло и раскраснелось от бега, открытый рот с шумом втягивал воздух.
   Вид преследовавшего его чудовища, казалось, отнял у Вальки последние силы. Только усилием воли он снова заставил себя бежать, и бег этот требовал от него не меньшего мужества, чем решение принять бой.
   Сердце Вальки, бившееся с барабанным грохотом о ребра, на мгновение застыло, когда подросток увидел впереди тускло блеснувшую красным поверхность воды. Далекие кусты, манившие своей скрытностью, оказались на противоположном берегу. Справа из-за деревьев издевательски выплывали развороченные конструкции моста. Уже понимая, что все кончено, Валька продолжал по инерции бежать, держа в качестве ориентира торчащую из грязи палку. Похоже, преследователь не торопился - то ли устал, то ли, что было более вероятно, знал, что жертве некуда деться. Так или иначе, Валька отыграл несколько секунд на последних метрах. Сделав с десяток шагов, он оказался на площадке из грубо сколоченных досок и бревен. Сквозь большие щели просвечивала красноватая, настоянная на торфе вода. Почти в центре помоста из одной из щелей торчал длинный шест. Помост заскрипел, когда Валька вспрыгнул на него, и закачался. Что-то очень важное мелькнуло во всполошенной голове мальчишки. Тропинка кончалась, дальше была только густая жижа, отдаленно напоминающая воду.
   Помост гулял под ногами, и казалось, только шест удерживает подростка от падения. Сзади хлюпало - враг был близко. В отчаянном порыве, вызванном внезапной догадкой, Валька изо всех сил рванул шест, тот вышел почти на метр, прежде чем совсем освободился. Тяжелое отсыревшее дерево скользило в руках. Валька вонзил его в грязь позади настила и навалился всем телом. Помост, лишенный единственной опоры, опасно закачался, грозя опрокинуться, и вдруг стал отдаляться от тропинки. Еще немного - и Валька с безопасного расстояния наблюдал, как бритый малый остервенело матерится, стараясь удержать равновесие на брошенных в грязь жердочках.
   Налегать на шест, проталкивая плот через грязь, - а именно это плавсредство он первоначально принял за помост - стоило Вальке немалых усилий. Даже на воде, о чистоте которой можно было говорить только относительно, двигаться приходилось с усилием. Шест едва удавалось вырывать из объятий ила, да и сам плот, массивная конструкция, насквозь пропитавшаяся влагой, скрипела и грозила развалиться.
   Вальке понадобилось минут пятнадцать, что бы окончательно установить: из безвыходного положения, в котором он оказался, выход был там же, где вход. Но его надежно перекрывал противник и, как оказалось - уже не один. Очень скоро на берегу собралось человек тридцать ребятни, с большим интересом наблюдавшей за перипетиями Валькиного путешествия на плоту. Валька исследовал побережье, и почти везде плот на что-то наталкивался под водой, не доходя несколько метров до берега. От отчаяния подросток даже хотел прыгнуть в воду, но остатки благоразумия удержали его на шаткой конструкции.
   Добрые минут двадцать, Валька плавал перед глазевшими с берега зрителями. Относительное успокоение принес тот факт, что преследователь и их возможные добровольные помощники, коли таковые найдутся, не торопились добираться до него вплавь. Ситуация стала патовой. Преследователи хоть и не могли достать его немедленно, все же находились в лучшем положении. Валька лихорадочно искал выход. Выплыв почти на середину, он решил закрепить плот шестом, подобно тому как он был закреплен у берега. Чтобы сделать это, шест необходимо было поднять и вставить в одну из многочисленных щелей. Валька преступил, чтобы выровнять накренившийся плот, но левая нога вдруг провалилась между бревном и прибитой к нему доской. Некоторое время он еще удерживал равновесие, а потом, выронив шест, полетел в воду.
   Плохо было не то, что он намок и болтался теперь в холодной воде, и не то, что одежда отяжелела и начинала тянуть вниз. Плохо было то, что нога, провалившаяся между бревном и доской, там и осталась. Валька лежал на воде, крепко застряв ступней в плоту, и хотя нога не пострадала, вытащить ее он не имел ни малейшей возможности. Все его усилия уходили на то чтобы держаться на воде, имея элементарную возможность дышать. Медленно, но верно Валька начинал паниковать.
   Лишенный веса, плот подвсплыл, усугубляя ситуацию. Дети на берегу оживились. Валька молча боролся. Он старался не показать охватившего его страха. Но при этом понимал: еще десять-пятнадцать минут - и придется орать, призывая на помощь.
   Тем временем на берегу появился Данила. Почти сразу же раздевшись, он медленно двинулся к воде. Идти по холодной, украшенной лепешками коровьего навоза грязи - удовольствие не из лучших. Грязь не просто лежит под ногами, просачиваясь между пальцев, она старается захватить попавшую в нее жертву, всосать в себя. Фантазия мгновенно рождает в мозгу образ множества насекомых, устремляющихся к ноге. Все живое - от пиявок и червей, живущих в водоеме, до мелких рачков - стремится покуситься на твою ногу, и ты в панике вытаскиваешь ее, уплывая туда, где дно устилает песок или утоптанная глина.
   Данила молча и сосредоточенно пересекал грязевое пространство. Он шел напрямик, не избегая невидимых неровностей дна. Пару раз он поскальзывался и падал, сначала на колено, потом почти всем телом. Перепачкавшись в грязи, он достиг кромки воды, подняв со дна красноватую отстоявшуюся муть. Еще несколько минут он продвигался в более жидкой грязи, сначала о пояс, потом по грудь. Плыть в ней не было ни малейшей возможности, и только зайдя по шею в это месиво и почувствовав, как глубина затягивает, с усилием вырвал погруженное по пояс в придонный ил тело и поплыл. Вода густая и тягучая, как хороший кефир, масляно откатывалась под его руками. Данила плыл медленно, стараясь, чтобы все тело оставалось в приповерхностном слое воды. С берега, затаив дыхание, наблюдали за обоими подростками, сопереживая и спасаемому, который уже избавился от телогрейки, тянувшей ко дну, и спасителю.
   Достигнув плота, Данила ухватился за него рукой.
   - Как ты?
   - Нормально, - ответил Валька, отплевываясь.
   - Хорошо, я сейчас тот край приподниму, а ты попробуй вынуть ногу. Лады?
   Валька кивнул. Но несколько попыток не принесли результата. Зрители с берега подавали советы. Один оказался разумен. Проще было погрузить ближайший к утопающему край плота, чем поднимать противоположный. Еще несколько минут Данила пытался вскарабкаться на плот. Когда в очередной раз, не удержавшись, соскальзывал и плот всплывал, Валька с головой погружался в воду. Данила выбрался на плот, и очередная попытка наконец-то, завершилась успехом. Валька, отплевываясь и глотая противную жижу, завертелся, и высвободил застрявшую конечность. Чувство облегчения было настолько сильным, что подросток с первой попытки выбрался на пленивший его плот. С берега послышались дружные крики: "ура".
   Некоторое время ребята сидели молча, потом Данила, не отрывая взгляда от воды, спросил:
   - Что у тебя произошло с Бритым?
   - Вика... - запнулся Валька.
   Пожалуй, впервые Данила утратил свою невозмутимость. Взгляд, который он устремил на Вальку, казалось, прожег того насквозь. Мгновение спустя, овладев собой, Данила скользнул с плота в воду.
   - Сиди, я дотолкаю... - сказал он глухим голосом.
   - Я и сам могу, - почти прошептал Валька, сдирая с себя мокрую одежду и соскальзывая следом.
   Несколько минут они сосредоточенно, плечом к плечу гребли к берегу, толкая плот перед собой. На тропинке, расставив пошире ноги на скользкой гати, их ждал ухмыляющийся Бритый. Подогнав плот почти к самому берегу, Валька с обреченным видом двинулся к нему.
   - Сюда, - грязные пальцы ухватили его за плечо и развернули лицом к грязевой поляне.
   Вальке было все равно. Равнодушно переставляя ноги в чавкающей грязи, он прошествовал в двух метрах от своего преследователя. Тот сплюнул и рванул по тропе, чтобы встретить их на берегу.
   Данила шагал вперед, не обращая внимания на обессилевшего Валентина. Тот, несколько раз упав, извозился в грязи и коровьем навозе и был еще далеко от суши, когда спаситель уже вылез на твердую почву и даже отдавал какие-то распоряжения сбежавшейся ребятне. Валька был почти у самого берега, когда показался Бритый. Тот несся по тропе, словно боясь, что противник исчезнет. Было, похоже, что сейчас он попросту снесет предмет своей ярости.
   - Слышь, Бритый...
   - Чего? - спросил тот у Данилы, останавливаясь, но не сводя взгляда с выходящего на сушу Вальки.
   - Да ты взгляни... - Бритый повернулся и мгновенно получил сильнейший удар в лицо.
   Только масса тела удержала его на ногах. Прежде чем он успел что-то сообразить, еще два удара достали его - сначала слева в челюсть, потом справа под подбородок.
   Бритый всем телом осел на землю.
   - Убью! - проревел он, мотая головой, чтобы прийти в себя. Вальке уже доводилось слышать этот голос.
   - Валяй, - буднично и даже как бы равнодушно ответил Данила, очередным ударом стараясь достать его коленом в лицо.
   Бритый, будучи на голову выше, шире в плечах и вероятно, старше, ухватил ногу Данилы и дернул на себя.
   - Да сделайте, что-нибудь! - Викин вопль был подобен "гласу вопиющего, в пустыне".
   Подростки молча обступили дерущихся плотным кольцом, и даже Малёк, сжимая кулаки, сосредоточенно наблюдал за дракой. Валька протиснулся в первый ряд. Окружающие шарахались от него, морща носы и стараясь не запачкаться. Тем временем Данила уступал более массивному противнику. Бритый несколькими ударами головой разбил ему лицо и, навалившись сверху, стал добивать кулаками. Прикрываясь локтями, Данила старался уловить момент, чтобы сбросить его, но тот не давал ни малейшего шанса. Мгновение Валька наблюдал вместе со всеми за дерущимися.
   За эти несколько секунд он вспомнил объявший его ужас и бег, закончившийся происшествием на плоту. Вспомнил панику, охватившую его, и облегчение, испытанное им, когда все закончилось. Внутри него вспыхнула горячая, неусыпная жажда отомстить, вернуть сторицей испытанные страхи. Сжав зубы, он даже сам не заметил, как оказался рядом с дерущимися. Бешенство, охватившее его, было выше сознания. Забыв обо всем, он просто навалился всем телом на Бритого и, схватив его за горло, принялся душить.
   Нет ничего страшнее, чем быть предметом атаки невменяемого противника, не обращающего внимания на удары и боль. И нет ничего сладостней, чем сжимать горло своему страху. Валька рычал, прижимая подбородок к груди, он сдавливал шею врага, не реагируя ни на удары, ни на попытки оторвать его руки от горла. Бритый хрипел, его движения стали хаотичны и судорожны.
   - Господи! - очередной вопль Вики пробудил бездействовавшую толпу.
   Несколько человек с трудом оттащили брыкающегося Вальку. Бритый кашлял и корчился, лежа на земле, его взгляд, ставший более осознанным и алчущим мести, мгновенно потух, когда достиг бьющегося в объятьях нескольких человек Валентина. Тот побагровел, из оскаленного рта капала слюна, глаза налились кровью. Он не мог говорить, а просто жутко выл, стараясь вырваться из держащих его рук, весь слившись в единую ужасающую своей доходчивостью и простотой мысль. И мысль эта была настолько очевидна, что Бритый, все еще держась руками за горло, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее засеменил в лес. Вдогонку ему летело улюлюканье недавних товарищей и отчаянный вой вырывающегося Валентина.
  
   Бывает, что жизнь, бежит. Минуты, часы, да что там, дни бегут, наталкиваясь друг на друга и тесня соседей, норовят забежать вперед. Бывает, что замирает, и тогда тот же час, что иначе пролетит - не заметишь, течет медленно, обстоятельно, словно осознав свою важность. Да еще помнётся в конце, словно бы не желая уходить. Никогда до этого не было у Руслана такого времени. Нарезанного, будто кадры кинопленки. Имеющего свой, строго определенный размер кадра, ограниченный обстоятельствами, сходными, по сути. Взять хотя бы выстрелы. Они уже давно остались где-то позади и хотя слух и воспринимает их отдаленное эхо, куда как важнее твои собственные. Бой шел около часа, ленивый, неспешный, страшный.
   Нашариваешь очередную горсть патронов в кармане. Сидя на дне окопа и заряжаешь винтовку. Пока сидишь на дне, безопасно, но стоит поднять голову и можно получить пулю или шальной осколок. Зарядил, теперь пора. Стрельба почти через равные промежутки времени, толком даже не целясь. Все равно за дымом и деревьями почти ничего не видно.
   А вначале на дороге появился танк. Съехав, двинулся к позициям, волоча за собой облако выхлопа. Дымит, будто подбитый, и прет как на таран. Нет, целехонький. С десятком автоматчиков за собой, только они залегли быстро, когда из окопов стрельба началась. А танк, не останавливаясь, утюжил окопы, поливая из пулемета, пушкой водит а не стреляет...
   В качестве успокоения гранаты, толку от них как оказалось немного. Руслан видел, как они отлетали, ударяясь о броню, взрывались, не причиняя танку вреда. Потом кто-то вылез и одарил его связкой. Вот тогда-то пушка первый раз и выстрелила. Был человек, - и нет человека. В упор. Ни воронки не осталось, ни ошметков, как сдуло. Только с той связки гусеница у танка поползла. Поползла! Танк развернуло боком, и мало кто заметил, как жахнуло противотанковое ружье. И небольшую дырочку появившуюся сбоку, там, где моторный отсек, тоже мало кто заметил, только поваливший густой дым, не чета выхлопу, дал понять, что все, хана танку. Стрелять он еще мог, да только не захотели танкисты стоячей мишенью быть. Полезли, как тараканы...
   Подбитый танк охолонил нападавших, автоматчики отошли вместе с уцелевшим танкистом. Поняв, что первая атака отбита, на позициях стали считать потери, поправлять окопы. Закурили.. Кто-то говорил, не умолкая, о чем-то понятном только ему и никому больше не интересном. Николай и старый учитель на мгновение понимающе переглянулись. Им все ясно: один переживает страх в одиночку, как Руслан, забившись в угол и созерцая одну точку, а другому страх нужно заговорить, заболтать, вот и мается бедный.
   Николай слушал, взяв на себя сей нелегкий труд, только курил цигарку да кивал головой в знак того, что все слышит и понимает собеседника. Сам же с досадой думал о другом. На их позиции в ходе боя никто не погиб, легко ранило самого - осколок своей же бесполезно сгинувшей гранаты угодил в мочку уха. Крови было много, остальное пустяки. Перевязали бинтом голову, и дело с концом, только шапку снимать нельзя, чтобы не светить белой башкой, как фонарем.
   А вот у соседей, погибли двое. Один - от автоматной очереди, другой, подбивший танк, - от выстрела танкового орудия. Николай даже специально ходил узнавать, как его звали. Бойцы, те, кто стоял с ним рядом в окопе, назвали три разных имени, а потом только пожали плечами. Николай даже сплюнул.
   - Ты чего? - не понял его очередной забалтыватель страха.
   - Да прав ты в доску, - невозмутимо ответил "старичок", снова задумываясь о своем.
   Старик-учитель некоторое время наблюдал за сидящим Русланом, потом подсел рядом.
   - Ты бы поговорил, все же легче... - негромко, как бы между прочим сказал он.
   - Убьют нас тут. - Глухо после паузы отозвался юноша. Лицо его за последнее время вытянулось, приобретя восковый оттенок, осунулось. Под глазами появились мешки.
   - Так уж и убьют, - голос старика долетал до него словно сквозь слой ваты. - А ты не бойся, пока жив - не убили.
   - На всё Божья воля, - неожиданно подал голос священник, в спутанной бороде его застряли кусочки глины, волосы были встрепаны, в больших ладонях трофейный "шмайсер" казался детской игрушкой, - за грехи...
   - Ага, вот особист тебе грехи и замолит...
   В блиндаже на мгновенье повисла ватная тишина. Учитель кивнул на Николая.
   - Ну не знаю, как там с Богом, а про остальное тебе вон Коля скажет лучше, а я только так могу, извини, что жестко - голос старика и правда приобрел несвойственную ему твердость, даже грубоватость. - Трус - он тысячи раз умирает.
   - Да, я трус! - Руслан почти выкрикнул эти слова, схватив старика за плечо и развернув к себе. Лицом к лицу. - Трус! Я не хочу... не хочу умирать! Они... они там...
   Голос Руслана стал срываться в бормотание. Взгляды всех сидевших в блиндаже скрестились на нем. Люди смотрели на него и с жадностью вслушивались в слова, находившие понимание в их сердцах.
   - Все, все целятся в меня... Все пули... А земля, земля словно опускается... Вот я один, а этот... мне навстречу... - слова перешли во всхлипы. Руслан уткнулся в сырой, пахнущий потом, дымом и землей ватник.
   Старик, похлопывая его стертой и едва поджившей ладонью, переглянулся со священником.
   Откинув тряпичный полог в блиндаж, вошел капитан. Всего лишь мгновение потребовалось ему, чтобы оценить происходящее.
   - Почему на позициях никого нет? - Пожалуй, только Николай, заметив взгляд командира, понял ситуацию верно и сразу поднялся.
   - Так, а ну давайте... Окопы поправить. Патроны чтобы все получили, гранаты в связки.
   Люди по одному выскальзывали из блиндажа. Капитан напоследок хлопнул Николая по плечу:
   - Скажи им, чтобы пригибались, немцы там, за дорогой в роще. Могут быть снайперы... - словно в подтверждение слов где-то раздался одинокий выстрел. - Ну, иди.
   В блиндаже осталось трое, силящийся успокоиться Руслан, старый музыкант, в которого он отчаянно вцепился и капитан. Командир подошел к Руслану и аккуратно разжал стиснутые пальцы. Учитель тихонько встал и с виноватым видом вышел.
   - Как ты?
   - Но... нормально, - хватаясь за винтовку, ответил юноша. На его бледном лице отчетливо виднелись дорожки от слез.
   - Страшно?
   Ответом был дикий, отчаянный взгляд. В душе юноши происходила борьба, результат которой был еще далеко не предрешен, но Руслан понимал: перед этим человеком он никогда и ни за что не хотел бы показаться слабым.
   - Страшно, - сам ответил на свой вопрос командир, - Потом будет еще стыдно. За слезы, за жалобы. Нет...
   Его рука удержала готового вскочить и выбежать вон Руслана.
   - Погоди... Думаешь, мне не страшно? Страшно... и больно... Это дураку не страшно и не больно. Страх на войне - это нормально, все боятся и фрицы тоже боятся... Думаешь, им не страшно за танком переть, когда ты в окопе с винтовкой сидишь?
   Капитан на минуту замолчал, доставая что-то из-за пазухи. Руслан молчал, боясь даже вздохнуть, пропустить хотя бы слово.
   - На вот, глотни. - Во фляжке плеснуло. Большой глоток обжег горло, перехватил дыхание. Руслан закашлялся. - Нормально, нормально... фляжку Николаю отдашь, он найдет ей применение...
   Дав Руслану отдышаться, капитан похлопал его по плечу.
   - Ты бойся, страх - он не даст по дурости голову подставить под пули. Но и спуску ему не давай. Ты помни: они тоже бояться, им тоже страшно. А слезы, - их стыдиться не надо, и не трусость это вовсе.
   Он встал. Руслану на мгновение показалось что вздох, сопровождавший это движение, немного походил на стон. Своей "обычной" походкой "капитан" почти дошел до выхода, но вдруг обернулся.
   - Боец, встать!
   Руслана подбросило, как пружиной. Они стояли друг напротив друга, глаза в глаза. Они были почти одного роста.
   - Ты в бою не о себе думай! Ты о других думай, - о матери, о сестрах и братьях думай. О Родине думай! Ты не свою жизнь защищай, ты их жизни защищай! Тогда и страха не будет. Понял?
   - Да... - одними губами прошептал Руслан
   - Не слышу!
   - Понял! - почти выкрикнул юноша.
   - Что понял?
   - Родину защищать. Мать, сестру... понял...
   Капитан шагнул вперед и крепко обхватил Руслана за плечи.
   - Вот это и помни, остальное забудь! Все забудь, а это помни... - Его голос сорвался, он развернулся и, рывком отведя закрывающее вход тряпье, вышел.
   - Буду... буду помнить... - как заговор, шептал Руслан, глядя на качающиеся в складках тени от блеклого, горящего в закатанной гильзе фитиля.
  
   Воду таскали сразу трое или четверо. Окатывали с ног до головы, смывая грязь и кровь. Рядом те же операции проделывали с Данилой. Тот морщился, философски созерцая множество ссадин, царапин и кровоподтеков. Лицо его выражало безмятежное спокойствие и удовлетворение. Изредка Валька замечал брошенные на себя исподволь взгляды. Если Даниле хоть в какой то степени было свойственно самодовольство, то сейчас была высшая стадия его проявления.
   Девчонки наблюдали за происходящим издали, не рискуя подходить близко, чтоб не быть облитыми с ног до головы водой. Валька слишком перенервничал, чтобы думать о том, откуда оборванцы взяли ведра и где берут чистую воду. Вся работа совершалась в бешеном темпе, а организовывал ее не кто иной, как цыганенок. С некоторым злорадством Валька наблюдал, как Малёк пытается перекинуться несколькими словами с Данилой. Тот отвечал, обращая на товарища внимания не больше, чем на гудящего над ухом комара. Более того, смыв с себя грязь, Данила сел рядом с Валькой. Так на пару они и сидели, молча созерцая царящую вокруг них канитель.
   Суета эта, поначалу раздражавшая Вальку, неожиданно стала его забавлять. Неуклюжие попытки Малька оправдаться то ли за нерешительность, то ли за тактический просчет, стали вызывать у Вальки смех. Многие водоносы, таскавшие им воду, извозились настолько, что им самим пришлось мыться. Поначалу Валька сдерживался, но потом просто зашелся смехом. Ему было немного неловко, но неожиданно к нему присоединился Данила, а затем и вся помывочная братия, не исключая Малька.
   Мгновенно началось обсуждение происшедшего. То там, то тут возникали небольшие сценки, иллюстрирующие события. Наибольшей популярностью среди них пользовались две. Первая, когда вырвавшийся Бритый драпает в лес, вторая - вырывающийся Валька, жаждущий его крови. Сначала Валька толком не понял, что означают кривляния самозванного актера, когда тот, пуская слюну, бесновался в объятьях своих товарищей. Но повторяющаяся раз за разом пантомима, сопровождающаяся хохотом и воплями зрителей, постепенно начала доносить до него смысл лицедейства. Смех застыл в горле. Валька растерянным взглядом нашел Данилу. Тот уже с минуту внимательно присматривался к нему.
   - Я не... я не... - Валька сам не знал, от чего он хочет откреститься или что-то объяснить.
   Данила кивнул, понимающе усмехнулся и хлопнул Вальку по плечу.
   - Пошли.
   Так они и двинулись по тропинке в лес в сопровождении двух десятков таких же голых и беспечно веселых мальчишек. Только Малёк сохранил некую трезвость, вырвав из толпы нескольких, не успевших сильно испачкаться, а потому и раздеться. Что им было сказано, так и осталось навсегда загадкой, но они, разделив между собой раскиданную одежду, потащили ее вслед за гудящей толпой. Чтобы было проще нести, многие вещи надевали на себя, обматывались ими, закидывали на плечи, тащили в охапке, благо ватников почти не было, а Валькин попросту утонул.
   Те же, чью одежду тащили шедшие позади, неслись по лесу с громким гиканьем и воплями. Испытывая сомнительное удовольствие от соприкосновения с ветками и колючками, норовящими хлестнуть побольнее, а кроме того, будучи центром неусыпного внимания комариного воинства, они искали спасения в движении и взаимных пинках и подначках. Девчонки, сопровождали эту вакханалию воплями и визгом, когда перед ними то тут, то там выскакивали из-за кустов голая ребятня. В этом коллективном безумии был свой порядок, свое удовольствие и своя мораль. Центром движения были идущие друг за другом Данила и Валька. Данила шел первым, на правах хозяина показывая дорогу. У него было поджарое, покрытое основательным загаром тело, лишенное напрочь каких либо белых пятен. В этом загаре не было и намека на недавнюю зиму. Валька напротив, был белокож, и лишь руки да лицо слегка отметило солнце.
   Они шагали по знакомой Вальке тропинке. Та петляла в горбах этого странного леса. Данила выломал две ветки. Бросив одну новому другу, сам стал активно махать, отгоняя стаю комаров. Валька попытался было обнаружить свои вещи, но добровольно-принужденных носильщиков рядом не оказалось, Лес был наполнен воплями, смехом и визгом. Ничего не оставалось, как продолжить героическую борьбу с комарами. Поглощенный этой борьбой Валька и не заметил, как они вышли на опушку. Только когда солнце жаркой ладонью отогнало большую часть кровопийц, Валька понял что они, наконец, достигли цели своего путешествия. Деревья, расположившиеся в низине расступились, и дали проход на небольшое взгорье. Едва заметная тропинка вела через вершину холма. Уставшие от беготни подростки вытянулись вдоль этой тропы длинной цепью. В большинстве своем щуплые, костистые, они могли быть иллюстрацией к картине о бредущих в ад грешниках, если бы не светлые, жизнерадостные лица.
   Отмерив шагами тропинку и поднявшись на холм, Валька замер. Впереди, метрах в четырехстах, стоял лес. Настоящий, матерый лес - не то что эта рощица, которую они только что прошли. Лес стоял темной внушительной стеной, на его фоне подлесок казался маленьким и прозрачным. С холма была видна изгибающаяся дуга, ограничивающая собой эту стену деревьев. Данила, тоже остановившийся, словно прочитав Валькины мысли, пояснил:
   - Это дорога, еще довоенная. Ее видно только отсюда. Если подойти ближе, можно найти только по щебню, а увидеть нельзя. Дальше лес, там болот почти нет, только родники, пройти трудно - буреломы.
   Данила говорил в своей обычной обстоятельной манере, он всегда так разговаривал, и Вальке это нравилось.
   - Смотри вон туда. Следи за пальцем.
   Валька послушно проследовал взглядом за указующим перстом. И вдруг случилось чудо: он прозрел. Странный, почти незаметный узор линий на раскинувшейся долине, ограниченной впереди матерым лесом, а по краям заурядным, если не сказать хуже, березняком, приобрел вдруг некий, пока еще тайный, но вполне видимый смысл. Самая большая линия, почти точно повторяла когда-то проходившей здесь изгибы мнимой дороги. Лишь справа, где ее скрывали деревья, она отходила дальше, слева же, наоборот, почти примыкала к дуге, словно бы стремясь с ней слиться. В местах изгибов и сочленений были заметны разной длинны и конфигурации отростки.
   - Это окопы. Они идут вдоль дороги до леса, отсюда все не видно, - Данила говорил словно профессиональный экскурсовод. - В лесу они продолжаются, но это не лес, а так... Вероятно, его тогда не было.
   - А что было? - не понял Валентин.
   - Тот край упирался в болото, там, кстати, небольшое озеро, говорят, ребята аж из Москвы там два танка в земле отрыли. Ну да это ладно. Смотри, видишь?
   Позади линии, гораздо ближе к вершине холма, где они стояли, было заметно несколько глубоких впадин. Валька заворожено следил за пальцем Данилы, которым тот волшебным образом объединял выпуклости и возвышенности, едва просматривающиеся на земле, в единый рисунок.
   - Это артиллерийские позиции. Всего их четыре, две там, в лесу...
   Валька молчал. Данила удовлетворился достигнутым эффектом. Он тронул Вальку за локоть.
   - Вблизи все более четко, но отсюда виден общий рисунок. Нам туда, там землянка.
   - Настоящая?! - у Вальки перехватило дух.
   - Настоящая, сами делали, - усмехнулся Данила. Заметив на лице Вальки разочарование, добавил. - Там старый блиндаж был, тут их несколько, крыша сгнила, частично обрушилась, лазить очень опасно. Мы разрыли и использовали старый котлован. Строили, как положено, нам тут часто приходится прятаться...
   - Ух, ты... - Валька был готов бежать немедленно осматривать блиндажи. Сразу вспомнилась граната. может где-то лежит автомат, и он, Валька его найдет.
   - Ладно, хватит статую изображать, - усмехнулся Данила. - Вон девушки на тебя глаз положили...
   Только теперь Валька вспомнил, что стоит в одних трусах, на самой вершине холма, а с подножья на него смотрят три десятка уже успевших одеться подростков, среди которых есть не только мальчишки. Данила прыснул, увидев как Валька, стал ежится на весеннем ветру, который еще минуту назад попросту не замечал.
   - Пошли, - Данила увлек его к подножию холма.
   Линии, так хорошо видимые с возвышенности, вблизи оказались крутыми оврагами. Вальке показалось, что для траншей они слишком мелки и широки, но позже он догадался: почва затягивает шрамы войны, края осыпаются, превращая линии обороны в русла ручьев и звериные тропы. Только воронки сопротивлялись велению времени. Валька сразу догадался, что это за глубокие, почти идеально круглые ямы, наполненные листвой и грязью. Даже травы, не было на их склонах, только прелая листва скрывала израненную землю.
   Блиндаж, вернее, землянка, оказалась недалеко, как и предупреждал Данила. Спустившись с холма, Валька уже не различал дорогу, так отчетливо просматривавшуюся издали. Шагая вдоль оврага, он не сразу заметил, что стены траншеи постепенно становятся круче и ровнее, будто земля расступается перед ним, и будь он один, наверняка прошел бы мимо землянки. Прямо в стене продолжающегося коридора обнаружилась дыра, скорее даже нора, и вела она почти отвесно вниз. Ступеньки из отсыревшего дерева пружинили под ногами, но держали крепко. Вход был занавешен грязным тряпьем. Сбоку, чуть в сторону и вниз, имелось продолжение норы.
   - Не фига себе! - оценил Валька.
   В норе было тесно и душно, зато в землянке оказалось прохладно и свежо. Если бы не сырость, вероятно, неистребимая по весне, жилье можно было бы признать удобным. Чтобы войти, Вальке пришлось нагнуться. Он ожидал увидеть, темное зажатое пространство. В действительности землянка была огромной. Чтобы дотянуться до потолка, ему пришлось поднять руку, а потом подпрыгнуть. Стены, выложенные из неструганных стволов, сплошь несли на себе следы ножа, множество дат и имен.
   Прямо у входа стоял прислоненный к стене кусок железа. Бахрома коррозии по краям, кривизна плоскости, и несколько отверстий говорили о том, что этот предмет провел весьма содержательную молодость. К нему крепились несколько больших, тускло поблескивающих гильз, в которых горели фитили. Пламя подрагивало, но гари не ощущалось: большая квадратная дыра воздуховода, находилась как раз над щитом. Справа на плетенке из проволоки висело нечто, отдаленно напоминающее автомат, а меж бревен, служащих стенами, торчали ржавые, в раковинах и кавернах, винтовочные штыки, на которых кое-где висела одежда.
   - Это наш "вечный огонь", - Проинформировал Малёк, похоже, это было его детище.
   Особого впечатления на Вальку оно не произвело. Он чувствовал себя неуютно, поскольку оделся только что в чью-то телогрейку, сухую но грязную. Ходить без штанов оказалось неудобно - одежда уже висела над разожженным костром, недалеко от землянки. Сам блиндаж обогревался небольшой печкой. Цилиндрический корпус, тускло отсвечивающий метал - печь явно современного производства, установленная на толстый стальной лист источала тепло.
   - В колхозе сперли, - без выражения прокомментировал Данила. - Это Бритый, но печь действительно была нужна.
   - Зачем?
   - Холодно же... - удивился Малёк.
   Возле печи сидели несколько человек. Валька поежился, сильнее запахивая полы ватника. Вика была здесь. Он приготовился к потоку насмешек и иронии, но девушка сосредоточенно мешала что-то оловянной ложкой в побитом, закопченном котелке. Когда она отложила ложку, чтобы снять котелок, Валька увидел украшавшую черенок полустершуюся фашистскую свастику. Густое варево в котелке водрузили на большую колоду, возвышавшуюся почти в центре землянки. Вокруг валялось множество чурбаков, заменявших стулья, и запас дров одновременно. Валька чувствовал себя скованно, но и, Вика, казалось, была далеко не в настроении. Пока они ели, девушка ни разу не взглянула в сторону ребят.
   Вооруженный фашисткой ложкой, Валька, не евший с утра, накинулся на густую горячую перловку с мясом. Остальные ели неспешно, На печи томился еще один котелок, и Вика хлопотала над ним не столько в силу необходимости, сколько чтобы не сидеть с остальными.
   Поначалу разговор зашел о происшедшем, но ни Валька, ни Данила - основные участники событий - его не поддержали. Данила "закрыл тему", выразительно поглядев на товарищей. В землянке наступило неловкая тишина, изредка нарушаемая бряканьем ложки о котелок. Вика мешала кашу постоянно, как будто это была основная и наиболее важная часть рецепта. Она даже меняла ложку, когда та, которой мешала, сильно нагревалась. Валька, которому все это понемногу начинало действовать на нервы, прерывая молчание, спросил:
   - Так вы тут живете? Давно? Почему?
   Он думал, что отвечать будет Данила, но голос подал Малёк...
   - А мы вольные люди. Где хотим, там и живем...
   - Кончай трепаться. - буркнул Данила. - Жить негде вот и живем. Тут кто как. Я, Малек еще кое-кто - детдомовские. Есть вообще непойми-откуда. Эти вот - беглые...
   - Как это беглые? - не понял Валька.
   - Ну, Федька из колонии, а Косой так, из дома...
   - Наоборот... - поправил Данилу рыжий парень с косящим глазом.
   - Один хрен, - отмахнулся тот.
   - А почему здесь? - задал еще один вопрос Валька.
   - Да лавэ башляем! - заржал цыганенок и осекся под взглядом Данилы.
   - Он хотел сказать, что мы тут работаем, - Пояснил тот, - зарабатываем кто на что...
   - В колхозе? - поразился Валька. Ответом ему был дружный громкий смех. Даже Вика, сидевшая к ним спиной, беззвучно затрясла плечами.
   - Оставайся с нами, узнаешь - предложил Малёк.
   - Не слушай его, - снова прервал приятеля Данила. - Хочешь, приходи завтра, увидишь...
  
   Солнце словно расползшийся желток затопило небо багряной акварелью. Под вечер из окопа пропал боец, выставленный в дозор. Сначала это обнаружил Николай. Десять минут поиска не принесли результатов. На одиннадцатой минуте Николай отправил бойца с докладом, а еще через десять минут послышался нарастающий всеобъемлющий рев. Руслан и еще трое бойцов, что Николай отряжал на поиски старого учителя, вопросительно взглянули на "старичка"
   - А, чтоб его, может, вернется... - задумчиво пробормотал он, за неимением папирос разжевав невесть как успевшую прорасти на бруствере травинку. - А не вернется, так и спросить скоро некому будет.
   Фраза упала, как тяжелое ядро, и покатилось вдоль окопа. Руслан молча занял позицию, где-то внутри он ощущал нехватку того бодрящего, бесшабашного веселья, которое излучал чубатый танкист. Теперь о нем ведала только свежая могила в ближайшем подлеске, последняя, остальных уже не хоронили, а стаскивали в воронки от авиабомб.
   - Теперь на артиллерию вся надёжа, - ни к кому персонально не обращаясь, громко бросил Николай. Потом добавил, или даже приказал:
   - На танки не обращайте внимания - им наши пукалки что слону дробина. Бейте пехоту, танками пусть бог войны ведает...
   Его слова приняли как должное, он и воспринимался как командир, как человек, который, в отличие от многих, знает, что произойдет в следующий момент. Правда, не обращать внимания на танки - это он, конечно, загнул. По крайней мере, именно так подумал Руслан. Танк вообще такая штука, на которую трудно не обращать внимания, особенно если он движется прямо на тебя. Руслан щекой приложился к прикладу. Он уже понял, что винтовка куда как удобнее автомата, особенно трофейного. Лаская пальцем спусковой крючок, он, подобно остальным, с тревогой прислушивался к нарастающему реву. Было сложно определить, откуда он исходит. Некоторые даже стали настороженно вертеть головами: вдруг танки подойдут сбоку или, чего доброго, сзади. Руслан молча ждал, наведя срез ствола "мосинской" на дорогу, там, где должны появиться враги.
   Немцы знали, что основные части на этом направлении разбиты и все, что может сейчас противопоставить им противник, - отдельные разрозненные отряды, большей частью не имевшие связи с командованием. Попавшие под огонь советские танки, лишенные поддержки пехоты и ставшие их легкой добычей, - прямое указание на несомненный успех прорыва. Был лишь один нюанс: прорыв на этом направлении не планировался, немцы не ожидали успеха, Имея мощный ударный кулак, они не были готовы прикрыть его с флангов, обеспечить линию фронта и поддержать тылами. Тем не менее на начальном этапе как таковое обеспечение тыла значения не имело.
   Командир ударной группы немцев принял решение атаковать и с ходу форсировать реку. Решение казалось оправданным и в целом правильным.
   Танки двинулись не по дороге, а напрямик, подминая под себя деревья подлеска. Переламывая березовые стволы как спички, они вышли на правом фланге русских, далеко от того места, где была позиция Руслана. Немцы рассчитывали на эффект неожиданности, стараясь выйти если не в тыл, то хотя бы во фланг обороняющихся. Три средних танка при поддержке пехоты утюжили рощу. Молодой березняк не мог противостоять мощи боевых машин. Пехота, чтобы не попасть под летящие обломки, отстала, стараясь использовать пробитые танками коридоры. Танки встречали огнем, противотанковых ружей. Их выстрелы, тонули в винтовочном огне и автоматной трескотне, но танки без единого выстрела продолжали сокращать расстояние между собой и обороняющимися.
   - Ну, чего же они ждут?! - вырвалось у одного из бойцов. Он покинул свое место и перебежал поближе к левому флангу.
   - А ну на место! Быстро! - заорал Николай, словно покинувший позицию боец был виновен в молчании артиллерии. - Всем оставаться на местах! Скоро они здесь попрут.
   В ответ на его слова, на дороге показалась странная машина. Передние колеса как грузовика, а вот сзади танковые гусеницы. Руслан впервые увидел транспортер. Машина развернулась и съехала с дороги, направляясь прямо на позиции. Выглядела она не столь внушительно, но была гораздо быстрее танков. Пятьдесят метров, отделяющие транспортер от позиций стремительно сокращались, а следом за ним с дороги, на целину уже сползал танк, похожий на тот, что оставил свое закопченное туловище перед окопами. Транспортеру до позиций оставалось уже метров двадцать пять, беспорядочная стрельба, в десяток - полтора стволов мало смущала машину, зато пулемет, установленный спереди, ни на мгновение не прекращал своей трескотни. Кто-то приподнялся из окопа, стараясь бросить гранату.
   - Ложись! - заорал Николай. Поздно. Руслан увидел, как тело бойца смяло, швырнуло на противоположную стенку окопа.
   - "Убит" - простая и острая, как бритва, мысль пронеслась в опустевшей разом голове Руслана. До транспортера оставался десяток метров. Когда он вдруг слегка замедлил свой бег, и из него стали выпрыгивать люди. Три. Пять. Руслан механически считал бегущие к нему силуэты. Две пули ушли "в молоко".
   Что-то хлопнуло, Транспортер брызнул копотью и превратился в клубок багрового пламени. Пламя появилось и мгновенно исчезло, а в небо устремился огромный коптящий столб. Это ударила "сорокапятка", вкопанная в склон метрах в ста позади окопов. Выстрел орудия, совпал с выстрелом винтовки Руслана. Немец, в которого он целился, споткнулся и неловко завалился на бок. Попал или это осколок? Мгновенная радость сменилась таким же мгновенным отчаяньем. Из-за растекающегося белесо-черного дыма, ревя мотором, выехал танк. Густой гулкий удар разорвал тишину, Затем еще один, затем еще и еще, но гораздо тише, по-другому. Снаряды с ревом проносились над головой Руслана. Он даже чувствовал волны воздуха от их, по крайней мере, ему так казалось.
   Орудие, подбившее транспортер продолжало стрелять по атакующему танку. Тому оставался с десяток метров до позиций. Вокруг один за другим вырастали маленькие смерчи, вздымавшие в воздух землю и швыряющие ее на броню. С другого фланга танки, обнаружив открывший себя расчет, повернули и один за другим вонзали снаряды в небольшую насыпь, защищавшую орудие. В небо взлетали кубометры земли. Копоть, сажа. Ревя моторами две, из трех машин двигались почти параллельно позициям. Третий танк продолжал наступление. По земле плыли клочья то ли дыма, то ли гари, но даже они не могли скрыть множества выбегающих из-за леса автоматчиков.
   Тем временем расчету многострадального орудия удалось-таки попасть. Было отчетливо видно, как с оглушительным треском что-то лопнуло под башней немецкого танка, но тот, словно заговоренный, продолжал движение. А пушка продолжала огонь. Бруствер от танкового огня снесло начисто, и, происходи бой на равнине, все было бы мгновенно кончено. Однако склон холма краем своим защищал орудие и расчет от огня атакующих. Было очевидно, что рано или поздно танки с фланга сомнут расчет, но артиллеристы упорно всаживали снаряд за снарядом в первую машину.
   Танк - это не просто махина повергающая в ужас. Когда сидишь в окопе, кажется невероятным, как такая тяжеленная машина может двигаться, и двигаться быстро. Руслан, забыв перезарядить винтовку, смотрел, как гусеницы в мгновение ока вознесли железное чудовище на бруствер. Земля сползла вниз, прессуя то, что было недавно окопом, метрах в пятнадцати левее. Сбоку было хорошо видно, как бронемашина вдруг подпрыгнула, словно наткнувшись на препятствие, хотя какие препятствия могут остановить такую громаду. Танк вздыбил переднюю часть, на мгновение замер и вдруг рухнул обратно на землю. Руслан и не знал что в его броне столько щелей. Дым выползал, казалось, отовсюду, но никто даже не попытался покинуть горящую машину.
   В тот же момент, очередной снаряд прошил взвесь песка, земли, глины и щебня. Порвав ставшую хрупкой броню матери-земли, взорвался на позиции расчета. "Сорокопятка" перестала существовать, а ее обломки, вместе с частями тех, кто холил и лелеял орудие, управлял им в бою, разлетелись на десяток метров.
   Руслан этого не увидел. Он сидел на дне окопа, чувствуя каждой клеткой тела, как содрогается земля. Он не видел, как врос в землю один из танков на фланге, намертво опустив ствол. Как экипаж второй машины, поняв ошибку, попытался сманеврировать, но снаряд угодил в трак, обездвижив, сделав беззащитной, бесполезной грудой металла. А сзади из дыма и гари выбегали и выбегали фигурки немецких автоматчиков.
  
   Всю следующую неделю Валька отрабатывал повинность за утраченную телогрейку, и изгаженную одежду. Не то чтобы потеря сильно огорчила Клавдию Степановну или, чего доброго, дядю Колю. Просто их насторожило то, что Валька наотрез отказался отвечать, что именно с ним случилось. Взрослые удивились, и, пожав плечами, отрядили его в помощь братьям. Для профилактики. Всю неделю трое мальчишек перебирали на чердаке лук, чеснок, засушенные грибы и все то, что накопилось там за несколько лет.
   Ромул и Рем оказались гораздо любопытнее, своих родителей. Они устроили настоящий штурм Валькиных бастионов и выпытали все до мельчайших подробностей. Мальчишки, затаив дыхание, слушали его рассказ, изредка то один, то другой прерывал Вальку отчаянным "Брешешь!" и, взглянув в честные глаза рассказчика, вопрошал: "А дальше?" Лук и чеснок были перебраны, грибы разложены по холщовым мешкам. Весь чердак оказался выметен, и вычищен так, что дядя Коля, не заглядывавший туда лет пять, покачал головой:
   - Да тут жить можно, - задумчиво пробормотал он, почесывая затылок.
   На следующее утро, в блеклых предрассветных сумерках, к дому, как было договорено, подъехал Дед. Трое ребят, попрятав приготовленные хозяйкой бутерброды, подхватили снасти и рванулись на улицу.
   - Опять рыбу смешить, - беззлобно пробормотал дед.
   Когда отъехали от деревни с полкилометра, перевалив пригорок, где их уже не могли видеть, Ромул попросили Деда остановиться.
   - Пошто? - не понял тот.
   - Валька с нами не поедет, - авторитетно заявил Ромул. - У него дела.
   - Приспичило нешто? - вновь поинтересовался Дед.
   - Нет, - ответил сам Валька, видя, что братья смеются. - Мне в другое место надо.
   - Ну, дело ваше, - пожал плечами Дед, равнодушно хлопнув кобылу вожжами. Та тронула телегу с места и мерно побрела знакомой дорогой.
   Некоторое время Валька шагал рядом. Братья косились то на удочки, то на Вальку. Потом Рем махнул рукой.
   - Расскажешь потом?
   - Конечно. - Это прозвучало как сигнал к расставанию. Оставив в телеге снасти, Валька пожал друзьям руки и побрел в сторону старицы. Братья с завистью смотрели ему вслед.
  
   Пока артиллеристы меняли позицию, уцелевший танк, достигнув окопа, принялся ровнять его, перемешивая в одно грязное месиво людей и землю. Те, кто мог, по траншеям отходили к центру позиций. Здесь тоже было нелегко - то там, то тут в окоп прыгали автоматчики, и преимущество "шмайсера" перед трехлинейкой давало о себе знать. Быстро очистив прямые участки, немцы увязли в изогнутых переходах, что вели на левый фланг и к артиллерийским позициям. Здесь их поднимали на штыки. Стоило, кому выскочить из-за поворота, как ему в грудь впивались два-три граненых лезвия. У немцев закончились гранаты, в то время как у обороняющихся их было в изобилии. И все же метр за метром русских теснили к дороге.
   Лежа за спущенным, сложившимся горкой траком подбитого танка, Руслан стрелял вдоль окопа. Прежде чем прыгнуть в него, немецкие автоматчики приседали, метали гранаты, и только потом, после взрыва, прыгали. В этот момент они становились прекрасной мишенью. Иногда брошенная в окоп граната вылетала обратно, унося жизнь первого метнувшего, а то и не его одного. В такие моменты Руслан чувствовал некоторое облегчение - он не один, кто-то еще рядом борется и побеждает отдельно взятого, конкретного врага. Руслан не задумывался сколько фрицев убил и как долго это сможет продолжаться. Когда стрелять стало нечем он с досадой отложил бесполезную винтовку, и сполз в окоп в надежде подобрать патроны.
   Стоило отползти от прикрывавшего его танка, как нервы начали сдавать. Сжав зубы, пригнувшись, он пробежал несколько метров и, наклонившись над первым убитым, принялся выгребать из его карманов тяжелые, в масляной пленке патроны. Опустошая карманы, обнаружил гранату, потом еще одну. Вначале решил не брать, но потом передумал, сунул обе за пазуху. Слева что-то мелькнуло. Руслан отшатнулся, словно бы его застукали за чем-то нехорошим, неправильным. Напротив метрах в пяти стоял немец. Длиннополая шинель с красивыми нашивками, пилотка с кантом, и белое, в смачных рыжих веснушках лицо. Волосы тоже были рыжие, они выбивались из-под пилотки. И улыбка на простоватом, с крупными чертами лице обнажала крупные ровные зубы. Он был очень похож на обычного деревенского парня и улыбался так же, радость его была искренней, почти детской. Обычный деревенский парень, только в форме и с автоматом в руках. Руслану бросились в глаза именно его руки с толстыми покрытыми рыжими волосами пальцами. Один их пальцев напрягся на спусковом крючке.
   Все происходило в одну долгую секунду. Время приобрело свойства резины и могло растягиваться до бесконечности, и все же Руслан понимал, чувствовал, что уже не успевает даже отвернуться. Его словно обхватило нечто липкое, густое, как кисель. Все, что, он попытался сделать, это закрыть глаза и представить что вокруг ничего нет - немца, боя, войны, и даже самого Руслана. Но эта детская хитрость оказалась не нужна. На белом лбу немца появилась маленькая красная дырочка. И кровь густой томатной струйкой скатилась по лицу, капнув на грудь. Он так и упал, улыбаясь и глядя прямо на Руслана, а над ним, как раз там, где начинался бруствер, по срезанной лопатой стене траншеи стекало содержимое его черепа.
   Руслан не мог, не в силах был оторвать взгляда от этой картины мгновенной смерти. В какой-то момент ему показалось, что это он сам сполз на дно окопа и смотрит на себя в зеркало. Кажется, в последний миг ему все же удалось представить себе, что окружающий его мир - только фикция. Странная, неуемная игра фантазии. Игра, которая убивает. Долгую минуту он приходил в себя, но даже эта минута не стоила той секунды, что ей предшествовала. Наконец он нашел в себе силы обернуться. Метрах в трех от него, немного свесившись в окоп, с винтовкой в руках лежал учитель музыки. Лицо его было грязным, а губы бескровны.
  -- Уходим, быстрее. - прошептал старик, сползая в окоп.
   Руслан кинулся прочь от убитого немца, учитель пропустил его за спину. Юноша услышал его прерывистое сбивчивое дыхание. Он добежал почти до изгиба, а старик все смотрел в глаза убитого врага, словно только сейчас осознал собственное деяние.
   - Быстрее! - взмолился Руслан.
   Очнувшись, старик подхватил винтовку и, не передергивая затвор, тяжело побежал к Руслану. Юноша аккуратно заглянул за угол. Окоп был чист. Не дожидаясь старика, он скользнул вперед. Сзади театрально, словно ненастоящая, рассыпалась очередь. С хрипом, к которому примешивалось бульканье, музыкант все же завернул за угол, попытался что-то сказать, но вместо слов из горла вылетели кровавые брызги, а на губах вздулся большой, красный пузырь. Руслан сунул руку за пазуху и достал гранату. Учитель был еще жив, он даже тянул к нему руку, хотя под ним уже образовывалась лужа крови. Руслан обратил внимание на матовый блеск ее поверхности, куда упало выдернутое кольцо. Небрежно, словно делал это постоянно, он размахнулся и отправил гранату за изгиб коридора. Кто-то закричал, снова очередь. Пули выкрашивали землю. Потом прогремел взрыв. Руслан даже не заглянул за угол. Он повернулся спиной к учителю, уже приникавшему к пропитанной кровью земле, и пошел вдоль окопа, почти не пригибаясь. Он не видел, как старик, взглянув в собственное отражение в тягучей темнеющей пленке, последним усилием подтянул руку и оперся на нее щекой, чтобы не испачкать лицо кровью.
  
   - Привет, - паренек поздоровался, хотя Валька видел его впервые.
   Был он мелок, сутул, гладкая голова его со множеством заживающих царапин напомнила Вальке Бритого. На бледном лице, где даже веснушки выглядели болезненно, выделялись багровые, налитые кровью губы. Он встретился с Валькой у разбитого моста, - он и еще двое чем-то похожих на него ребят, один из которых держал в руках бредень. Кивнув как старому знакомому, ребята продолжили свое занятие. Валька кивнул в ответ и отправился известной тропинкой, мучаясь вопросом, чем так неуловимо похожи эти трое.
   На холме он, замер. Перед ним открывалась дорога и старые позиции. Теперь ему уже не нужен был палец Данилы.
   - Эй! Э-ге-гей! - Это был Малёк. Валька не знал, сколько тот стоял и кричал ему, наверное, не очень долго, ведь он только-то и бросил взгляд на место, где некогда кипел бой.
   - Я-то думаю, че ты там стоишь? Ору-ору, а ты хоть бы хны. Пять минут орал.
   -Так уж и пять? - не поверил Валька.
   - Три точно, - побожился цыганенок. - Давненько тебя не было.
   - Дела, - неопределенно ответил Валька. Ну не объяснять же, в самом деле, что он отрабатывал утопленную телогрейку.
   - Да, - кивнул Малек, словно бы соглашаясь, словно его тоже ожидает множество важных отложенных "на потом" дел. - Пойдем, Данила там, он будет рад...
   Они пошли в сторону леса, минуя и блиндаж, и окопы, которые здесь едва угадывались. Некоторое время молчали. Наконец, Валька ощутил под ногами щебень. Когда-то машины и танки колесами вбили его в грунт, теперь дорога заросшая травой, но будто ждала, когда по ее телу пройдут части идущие на запад в наступление.
   - Ты это... - мялся обычно не лезший за словом в карман, Малёк. - Извини, что не помог с Бритым...
   Валька небрежно пожал плечами. Он до сих пор со страхом вспоминал и свое паническое бегство, и странное безумие охватившее его после.
   - Это ты с Данилой разбирайся... - Малёк опустил голову. Валька ни на миг не усомнился, что тот, будучи эмоциональным и жизнерадостным человеком, серьезно переживает свой промах, только вот в сути его переживаний Валентин разобраться не мог, да, наверное, и не хотел.
   За очередным поворотом лес по правой стороне лес неожиданно отодвинулся, давая простор чахлой поросли карликовых деревьев. Здесь дорога просела, образовав колеи, вдоль которых стояла вода и рос какой-то болотный кустарник. Эта поросль двумя изгибающимися, всегда параллельными линиями выдавала место, где пролегала трасса. За кустами виднелось длинное, серповидное озерцо. Сильно вытянутый полумесяц настоянной торфяной воды по берегу ограничивался валом земли, вырванными и успевшими слежаться кустами и травой. В озере кто по грудь, кто по пояс - стояли дети.
   - Вот и он, - Буркнул цыганенок. Данила шел навстречу в закатанных выше колен штанах, по щиколотку погружаясь в мягкий, густой мох, выделяющий влагу, и тут же впитывающий ее, стоило юноше убрать ногу.
   Кивнув Валентину, он в упор взглянул на Малька.
   - Ты где шлялся? Принес?
   - Я вот, Вальку проводил... - Цыганенок говорил, набычив вихрастую головенку, отчего казалось, что он смотрит Даниле под ноги. В правой руке его было зажато несколько коротких палочек. - Вот.
   - Его бы и без тебя проводили, нашлось бы кому, - Недовольно ответил Данила, беря из рук приятеля принесенное. Звякнуло. Валька понял: то что он принял за палочки, - сверла. И в тот же момент он испытал необъяснимый по началу прилив симпатии к Мальку.
   - Не злись на него, - просто сказал он, и Данила, и сам Малёк, не ожидавший заступничества, на мгновение застыли. Валька, ощущая, подъем настроения, усмехнулся. - Ну, че? Показывайте, что у вас тут...
   Малёк, рванулся первым, Данила чуть задержался, ухватив Вальку за плечо, и недовольно буркнул:
   - Ты чего за него заступаешься? - Это не было выражением несогласия. Он просто хотел знать.
  -- Он же переживает...
   Все было проще простого: Малек ревновал, но привел его, Вальку, искренне стараясь заслужить одобрение друга.
   Данила только пожал плечами.
   - Ладно, черт с ним... - И добавил громче:. - Малёк, будешь опаздывать, - в ухо дам.
   Вероятно, за этой фразой скрывалось нечто большее, чем банальная угроза. Для Малька она стала ключом, если не к возрождению прежних отношений, то, по крайней мере, к некоему возвращению к ним. Циган издал торжествующий вопль и, крутанул сальто. Мягкий грунт не дал достаточной опоры, чтобы оттолкнуться, и мгновение спустя он рухнул на спину, подняв тучу брызг.
   Кто-то из стоявших в озере и видевших все это рассмеялся. Даже Данила улыбнулся, не говоря уже о Вальке, который хохотал во все горло. Малёк встал мокрый, сконфуженный, но страшно довольный улыбками друзей. Отсмеявшись, Данила подвел Вальку к воде, почти к самому берегу. Берег пружинил под ними, но держал крепко.
   - Смотри.
   Один из ребят, стоявших почти по шею в воде еще минуту назад, призывно свистнул, подзывая одного из таких же странных купальщиков. Оба нырнули, пытаясь поднять что-то со дна. Штука эта, по всей видимости оказалась довольно тяжелой. Медленно, очень медленно они двигались в сторону берега. Наконец один из них присел прижимая груз к груди, как мать прижимает ребенка, и повлек его дальше один. Темная, с красновато-желтым отливом вода мешала разглядеть подробности. Валька с нетерпением ждал, когда ныряльщик доставит находку к берегу.
   - Малёк, прими, - То ли распорядился, то ли попросил Данила.
   Дважды повторять не пришлось. Цыганенок подбежал к берегу, оттерев парня, готовившегося принять груз, бухнулся на колени и аккуратно принял у ныряльщика ношу. Довольный, резво поднявшись с колен, он засеменил с грузом обратно. В тот момент Валька уже понял, что именно Малёк взял из рук ныряльщика.
   Снаряд.
   Он был большой, весь в коричневом налете, каким покрывается чайная чашка, если ее долго не мыть. Валька увидел тупой, будто срезанный чем-то нос, утолщение на боевой части, наконец, гильзу, за которую Малек крепко держался, прижимая свое сокровище к груди.
   - На, возьми. - Предложил Малёк Вальке.
   Валька что есть сил замотал головой. У него не нашлось слов. Предмет, принесенный Мальком, вызывал в нем ужас. Он чувствовал, ощущал сквозь покрытую грязью оболочку, как внутри этой железки происходят процессы, которые вот-вот приведут к взрыву. Валька даже сделал шаг назад, едва не споткнувшись. В то же время лицо Малька неожиданно покраснело, глаза забегали, щеки надулись.
   - Держи быстрее... Не могу... Роняю!
   - Что-то бросило Вальку навстречу, он вытянул вперед руки, стараясь подхватить снаряд, но мокрое, осклизлое железо скользнуло всей массой мимо его пальцев и с громким чавкающим звуком воткнулось в землю. Этот звук Валька запомнил на всю жизнь. Он видел, как тяжелая болванка вонзилась в мох и, пробив его, почти целиком вошла в почву.
   Все. Потом прогремел взрыв. Взрыв смеха. Смеялись все, даже Данила. Глядя в смертельно бледное лицо Валентина, он развел руками.
   - Извини, такова традиция...
   - Ну как? Штаны сухие? - полюбопытствовал Малек, выколупывая из земли болванку снаряда.
   Валька с сомнением посмотрел на свои брюки. Сухие. Стало легче дышать. Он повернулся к Даниле:
   - И ради этого театра ты загнал всех в воду? - Вопрос прозвучал вызывающе и зло.
   - Да нет, - пожал плечами Данила и ответил тихо и серьезно: - Вообще-то мы эти штуки достаем.
   Валька опешил. За спиной Малька один из ныряльщиков передавал следующий снаряд ждущим на берегу товарищам.
   - Зачем?! - почти прошептал Валька, чувствуя, как растворившийся было страх возвращается.
   - Пойдем. Только... - Данила запнулся на мгновенье, бросив на Малька только им одним понятный взгляд, и продолжил: - В обморок не падай, ладно?
   Валька фыркнул и, покосившись на болванку в руках Малька, ограничился кивком.
   Человека три-четыре занимались переноской извлеченных из озера снарядов в сторону болота. Валька в сопровождении Данилы прошел вслед за Мальком, тащившим снаряд по глубокой, подернутой пленкой воды тропинке. Тропа, совершенно ровная и прямая, пронизывала насквозь огромные заросшие травой всхолмия. Валька не удержался и, сойдя с тропинки, пнул одну из горок ногой. Это был длинный гребень, идеально прямой, с небольшими взгорками и неравными промежутками между ними. Зеленая кожа гребня упруго спружинила. Валька пнул сильнее, и нога пробив поверхностный слой, провалился в пустоту всей ступней.
   - Ты чего? - поинтересовался Данила.
   - Хочу понять, что это такое, - Признался Валентин, возвращаясь на тропинку.
   - Мох. - пояснил Данила с долей сарказма.
   - А почему так странно растет? - удивился Валька. - И пустой внутри.
   - Когда-то было дерево, упало, на нем вырос мох. Дерево сгнило, вчистую, а мох так и растет. - В Даниле явно жил учитель: уж если он что брался объяснять, то объяснял лаконично и понятно.
   Валька новым взглядом оглядел болото, убеждаясь, что преобладало здесь переплетение прямых линий. Мелкие ветки не могли создать долговременную основу для мха, а вот большие стволы, наваленные друг на друга в беспорядке, -вполне.
   - Это во время войны их так?
   - Скорей всего, - кивнул Данила и тут же добавил, предупреждая вопрос: - Это засека. Специально валили матерые деревья, чтобы не прошла пехота. Танки и так бы не прошли.
   - Разве такие деревья растут на болотах? - усомнился Валька.
   - Болото не везде одинаковое, здесь раньше был лес. Вот когда порубили, стало болото.
   Тропинка изогнулась почти под прямым углом. За поворотом в тени низкорослых березок на мягкой мшистой подстилке лежали выложенные в ряд снаряды. Около трех десятков, один к одному. Неподалеку высилась поленница из разного рода смертоносных зарядов. У Вальки округлились глаза. Скраю лежала большая пузатая бомба, Малёк без труда мог бы поместится у неё внутри.
   - Не фига себе!
   - Это его работа, - кивнул на самодовольного Малька Данила. - Я был... в отъезде, а наш друг нашел эту хреновину чуть ли не в километре отсюда. На три дня оторвал народ от работы, заставил откапывать...
   - С пяти метров доставали...
   - Идиоты! Все равно толку от нее нет, а рванет - так тут вместо нас озеро будет.
   Валька недоверчиво посмотрел на Данилу. И не то чтобы он сомневался в возможностях опасной находки. Просто Данила своим присутствием, казалось, исключал малейшую возможность самопроизвольного взрыва, возгорания или хотя бы задымления. В Валькином сознании несчастный случай и Данила были понятиями несовместимыми.
   - Иди сюда, - отвлек его тем временем Данила.
   Удобно устроившись в тени кустарника, орудовали три подростка. Один, заклинив между двумя прямыми дощечками, стянутыми ремнями, сверло, методично водил по нему напильником.
   - Это Гуэмплен...
   - Кто? - опешил Валька
   - Гуэмплен. Гюго читал? - увидев на Валькином лице выражение полной прострации, Данила махнул рукой - Короче, зовут его так...
   Малёк толкнул Вальку локтем и, когда тот наклонился, прошептал ему в самое ухо:
   - Не ссы, у нас никто не знает, кто такой этот Гуэмплен, но Данила говорит, что был такой английский лорд - Он раньше по вокзалам шатался с Бритым. Ну, деньги у людей клянчил. Ему это страшно не нравилось, люди его пугались, а он детей любит. Теперь он счастлив.
   Парень с напильником поднял голову. У него было крупное, похожее лошадиное лицо, с чудовищными надбровными дугами, выпирающей челюстью и вдавленным носом. Валька даже вздрогнул. Парень улыбался, лучистая искрящая улыбка идиота, могла свести с ума кого угодно.
   - Как ты? - Присел рядом Данила. Его рука легла на плечо урода. Голос приобрел невероятную мягкость. - В порядке?
   Гуэмплен кивнул. В его взгляде читалась бесконечная любовь и преданность выдрессированной овчарки. Данила встал, поджав губы. Только этот жест был внешним проявлением его чувств, затаенных в глубине души. Два других паренька проявили большее внимание к посетителям.
   - Здорово, - обратился к Вальке парень с ручным сверлом в руках. Другой, державший большую детскую лейку просто кивнул.
   - Привет, - ответил Валентин. Его внимания привлекла станина, выточенная в большом пне. В станине лежа крепился снаряд. В снаряде уже намечалось большое отверстие. Парень со сверлом подмигнул Мальку и Даниле и вернулся к работе. Он вставил сверло в отверстие и принялся вращать рукоятку, навалившись на дрель всем телом. Помощник с лейкой почти мгновенно стал поливать снаряд и сверло водой. Рядом с ним стояла целая батарея ржавых баков и ведер с жидкостью.
   - Здесь снаряды готовят к разборке, - прокомментировал Данила.
   Чуть дальше двое ребят орудовали возле очередного чуда техники, собранного из дерева и железа. Как именно функционирует это устройство, Валька толком не понял. Судя по комментариям Данилы, здесь разделяли боевую часть и гильзы. Данила все больше и больше походил на диковинного инженера, демонстрирующего заезжему гостю достижения науки и техники на собственном предприятии.
   Метров через десять, другая группа ребят тоже сверлила снаряды. На этот раз боевую часть. Двое ребят, один со сверлом, другой со штуцером, соединенным гибким шлангом с большой бочкой наполненной водой, колдовали над боеприпасом.
   - Это тоже разделять? - поинтересовался Валька.
   - Нет, это заряд, оболочка не разборная. мы берем только внутренности, и медные кольца, - с готовностью пояснял Данила. Он поднял с земли снаряд, лишенный гильзы. Тот был значительно легче, но все же здорово оттягивал руку. - Смотри, в первую очередь мы сверлим здесь дыру. Это чтобы извлечь тринитротолуол. Затем срезаем вот это колечко, это медь, за нее тоже платят деньги.
   - Кто?
   - В приемном пункте, там, где принимают металлолом.
   - Так вы чего, все это затеяли ради колечек? - поразился Валька.
   - Почему ради колечек? Гильза - это латунь, встречается и бронза. За все это платят, правда, немного. У нас это берут перекупщики - мы не можем сами довезти, очень тяжело.
   - Зачем вам все это? Я понимаю, что эта хренотень не взрывается, но столько возни...
   - Столько возни как раз для того, чтобы не взорвалась, - Просто ответил Данила.
   Они прошли еще несколько метров. Здесь горел костер. Над ним был укреплен неглубокий ящик, наполненный водой. В воде стояло с десяток боевых частей от раскуроченных снарядов.
   - Водяная баня, тол плавится. Потом его можно вылить.
   - Вылить?
   - Да, вылить, - кивнул Данила. - Льем в формы по сто грамм, это самая удобная упаковка.
   - А зачем вам тол? - Валька помотал головой, словно стараясь отогнать невнятные, лезущие в голову мысли. То, что ему показали, было похоже на небольшое, но исправно функционирующее производство.
   - Мы его продаем, - Данила развел руками. - Вообще-то ради него все и сделано.
   - Он... он взрывается?
   - Да, хотя говорят, со временем структура меняется. - Увидев что Валька разволновался, Данила взял друга за локоть. - Мы его продаем, но продаем рыбакам. Они глушат рыбу, хотя это и противозаконно. Они кормят нас, а мы их. Мы не продаем взрывчатку городским мальчикам...
   Ты уверен? - с сомнением в голосе спросил Валька.
   Как ни странно, вопрос о продаже взрывчатки кому-то, в том числе и городским волновал его не сильно. Его куда больше поразило это налаженное, отработанное производство чего-то, что в его жизни было предметом не просто запретным, но попросту невозможным.
   - Я абсолютно уверен. - Данила двинулся в обратном направлении.. - Видишь ли, ты многого не понимаешь. Мы бездомные. Мы все здесь не имеем ни дома, ни семей, ни родных. Да, у кого-то есть родители, но подумай, до чего нужно довести человека, чтобы он ушел из дома?
   Они возвращались на дорогу, Данила шел впереди и громко говорил, как будто ни к кому не обращаясь. Те, кто оказывался с ним рядом, бросали свои дела и провожали его взглядами.
   - Каждый из нас пришел сюда своей дорогой. Гуэмплен побирался на вокзалах, где воровал вещи Бритый со своими подельниками. Малёк возил наркоту из Таджикистана, пока его табор в одном из ущелий не расстреляли конкуренты. Вика доехала из Норильска до Москвы, расплачиваясь с моряками и водилами собственным телом. Братья Тарасы из Костромы, ни дня не могут без клея. Здесь люди из Тулы, Москвы, Витебска. Я из Норильска Малёк не знает даже, когда и где родился. Бритый - из Украины. Есть ребята из Грозного, Гудермеса. Спроси их, что там сейчас происходит, они расскажут тебе лучше, чем радио и телевизор...
   Данила неожиданно остановился и повернулся. Валька едва не налетел на него. Они замерли, стоя лицом к лицу. Глаза Данилы блестели, а губы подергивались и кривились, когда он говорил. Кадык ерзал в глотке.
   - Знаешь, многие из нас пережили столько, что люди там, - он неопределенно указал куда-то, - даже не догадываются, даже не могут представить себе такое. А ведь мы... мы ведь, в сущности, дети...
   Валька давно не считал себя ребенком. Уже долгое время он полагал себя взрослым, солидным человеком, умеющим отвечать за свои поступки. Данила казался ему еще более ответственным и авторитетным, а именно эти качества Валька считал неотъемлемыми и определяющими для взрослого человека. И вот, тот, кого он считал лидером, символом, кто, по его мнению, как нельзя точно соответствовал тому образу, к которому он, Валька, стремился, признается в том, что он - ребенок, тем самым низвергая его, Вальку, в детство.
   Валька взглянул на стоящего рядом Малька. Тот казался серым, но угрюмая решимость подтверждала удивительное, странное явление. Малёк не просто согласился с речью Данилы, он был с ним солидарен.
   - Зачем... зачем ты мне все это говоришь? - растерянно произнес Валька
   Он вдруг понял что Данила, в сущности, прав, по крайней мере, в отношении него. Он, Валька, ребенок, и сегодня день, когда он задает много глупых и наивных вопросов, на которые неизвестно почему отвечает этот не по возрасту серьезный человек.
   - Потому что мы - это мы, наша судьба - судьба отбросов. Мы привыкли к небу, так что оно заменяет нам потолок, и нам трудно ночевать в помещениях. Мы привыкли к земле и траве, ровные полы нас пугают. Мы привыкли к деревьям, косым взглядам, дракам и побоям, к ментам. Все это стало частью нашей жизни. Мы выкапываем из земли снаряды, где они лежат вперемешку с костями тех, кто строил эту долбаную страну, защищал ее и сдох в этих местах. И их дети, наплевав на своих отцов, наплевали заодно и на нас, своих детей. И вот мы внуки и правнуки тех, кто гниет здесь, тоже здесь. Отбросы к отбросам, дерьмо к дерьму. И я говорю это тебе, потому что ты - это не мы. Ты из тех, кто не видит нас, не замечает, кто отводит глаза, когда видит кого-то из нас. И я говорю это тебе, и скажу каждому, любому, всем, кого увижу. Ты спрашивал, что нам здесь нужно, и я скажу тебе деньги. Деньги, потому что мы не хотим побираться, мы не хотим ваших денег. Мы заработаем их сами. Деды еще могут прокормить своих внуков и правнуков, пусть даже своими костями.
   - Да какого черта тебе нужно от меня?! - Взбеленился Валька. У него слезы наворачивались на глаза, но он изо всех сил сдерживался. Его раздирало на части то от сочувствия и странной боли, неведомой доселе, то от возмущения.
   Они стояли друг против друга. Данила чуть старше, выше и худее. Валька - шире в плечах, коренастей. Метрах в пяти от них небольшой группой, человек двадцать, не решаясь подойти, стояли и слушали мальчишки. Рядом был только Малёк, но он молчал.
   - От тебя? Что? Зачем? - голос Данилы вдруг погас, стал тихим, настолько тихим, что услышал его только Валька да, быть может, ещё Малёк, который, однако, не подал вида. - Я не знаю. Я мечтал сказать все это хоть кому-то "оттуда". Случился ты. Ты теперь знаешь про нас всё. Значит, и они знают про нас. Ты - правильный городской мальчик, тебе здесь не место. Здесь свалка, помойка, кладбище. Ты вернешься к папе и маме и останешься таким, как и был. Знаешь, я тебе благодарен: ты исполнил мою мечту, самую сокровенную мечту сказать об этом в полный голос. Сказать, чтобы там, в твоем мире, знали, что мы есть. Я никогда не надеялся, что меня поймут, я видел множество людей из того мира, но между нами всегда было стекло. Я кричал, - а они не слышали, мои слова отлетали от этой стеклянной стены, как горох. И вот появился ты, и, знаешь, я не понял сразу. Я не увидел стекла. Не вижу его и сейчас. И у меня появилась новая мечта. Быть может, ты поймешь, и тогда... тогда, скорей всего, я буду знать это наверняка, что в том, твоем мире, есть люди, которые тоже способны нас услышать и понять.
   - Я... я не знаю... - Валька опустил глаза. - Я не уверен, мне нечего сказать тебе...
   - И не надо. - Впервые с начала своей речи Данила улыбнулся. - Знаешь, ничего не говори. Хорошо?
   - Хорошо, - Пожал плечами Валька, чувствуя себя довольно глупо.
   - Не бери в голову. - Данила обхватил друга за плечи и увлек дальше по дороге. Так они и шли, обнявшись, оставив за спинами растерянного Малька и два десятка полуголых, перемазанных торфом и болотной жижей ребятишек.
  
   Бой то затихал, то вновь вспыхивал, но прежней ярости уже не достигал. Уцелел только левый фланг, да многострадальный "ЗиС" далеко в глубине позиций. "Студебеккер" от взрыва рассыпался, ударной волной его вышвырнуло на бруствер. Два участка еще держали оборону, отрезанные друг от друга, и их уничтожение было вопросом ближайшего времени. Потеряв в общей сложности четыре танка, немцы изменили тактику. Прячась в дыму горящих машин, они обстреливали склон издали, перепахивая его, перемешивая обороняющихся с землей. Артиллеристы, бросив орудие, имели еще какие-то шансы продлить свою жизнь уйдя в болота. Левый же участок обороны зачищало около сотни автоматчиков, и у тех, кто находился там, никаких шансов не было.
   Руслан сидел в воронке, чуть впереди окопа. Рядом валялась бесполезная винтовка, - патроны кончились и на этот раз их неоткуда было взять. Из оружия -"шмайсер" подобранный здесь же. Когда он прыгал, кто-то из автоматчиков заметил и выпустил длинную очередь. Одна из пуль вонзилась в землю перед его лицом, земля запорошила глаза. Теперь Руслан пытался проморгаться. Из глаз текли обильные слезы, превращая покрывающую кожу копоть в грязь и с грехом пополам позволяющие видеть. Сверху сыпануло землей. Руслан заметил размытое пятно, вздернул автомат и нажал на спуск. Очередь прошила склон воронки, потому что твердая, уверенная рука за мгновение до выстрела отвела ствол.
   - Тише, тише паря! - Николай с некоторым интересом смотрел на перемазанного, со следами слез на щеках, и с красными как у кролика глазами, юношу. - Свои.
   Руслан молча выдернул у него из руки ствол "шмайсера" и, отсоединив магазин, матерно выругался. Стоило бежать за автоматом, в котором только четыре патрона.
   - На, держи. - Николай протянул Руслану два магазина. Тот так же молча кивнул, сунув один за пазуху, откуда торчала ручка гранаты, а другой примкнул к автомату. - Есть еще кто рядом?
   - Нет, - хрипло отозвался Руслан.
   - Там пятеро, может, еще кого встретим. Здесь оставаться нельзя, - как крыс передушат. - Николай кричал, чтобы Руслан услышал. - Скоро вечер, нужно пробираться к орудию.
   Руслан только пожал плечами. Николай еще раз смерил его долгим взглядом, хмыкнул и, выползая из воронки, бросил:
   - Давай за мной.
   Их заметили почти сразу. Воздух наполнился визгом и свистом пролетающих пуль. Какой-то немец показался неподалеку, но его прошили сразу две очереди. Руслан двигался механически, ноющее тело, было послушно, но мысли приобрели вязкость и медлительность. Вместо хаоса и разброда мозг обрабатывал их четкую последовательность. Что бы там ни говорил капитан, Руслан не думал о родных и близких, оставшихся в маленьком шахтерском городке. Он не думал о товарищах и даже о Родине. Мысли были короткие, как команды, Руслан даже проговаривал их вслух: "Лежать", "Ползти", "Бежать", "Стрелять". Было еще несколько вспомогательных слов вроде "Смотреть", "Зарядить". Остальное, выпадало из поля зрения. Разве что иногда...
   Полчаса назад, перебегая по траншее, Руслан замер и минут пять созерцал растущий на бруствере цветок "мать и мачехи". Может быть кто-то из бойцов, обустраивавших окоп, пошутил и воткнул растение в землю или присыпанный землей цветок воспрял, но в тот момент, глядя на его желтеющую головку, Руслан мучительно думал: "Что это?" Цветок выглядел чуждым, инородным предметом в окружающем хаосе, мозг какое-то время пережевывал мысль, пытался понять суть и значение этого явления. А когда понял, когда вспомнил, то Руслан осел на дно траншеи, судорожно глотая воздух. Его прошиб холодный пот: он вдруг на некоторое время ощутил себя этим цветком, инородным предметом в окружающем пространстве и времени.
   - Порядок, - кивнул Николай, когда Руслан одновременно с ним свалился на дно окопа.
   Сделав два поворота, они вышли на крошечную группу бойцов. Некоторых Руслан помнил в лицо, среди них куцебородого священника, но большинство были незнакомы. Все одного цвета с землей, даже лица. Только сверкали белки глаз с красными прожилками, да зубы в редких ухмылках.
   - Как дела, мужики? - приветствовал их Николай.
   - Как на курорте, - бодро ответил молодой блондин, и Руслан не сразу понял, что волосы у него не светлые, как показалось сначала, а седые. В окопе собралось человек десять, кто-то стоял, опершись локтями на бруствер, кто-то сидел, скрючившись на дне.
   - Ладно, нужно двигать на батарею, пока не передавили, как клопов, - подытожил Николай и, прислушавшись к автоматной стрельбе, добавил: - Больше никого не видно и не слышно.
   - Нас на этой батарее, как кутят... - промямлил кто-то из бойцов. - Они как раз за нее взялись. За реку надо...
   - Ну, это не тебе решать, - ответил рано поседевший боец. - А не слышно никого, потому что, почитай, у всех автоматы уже...
   - Кончай базар, - подал голос один из доселе молчавших. - Двинулись.
   - Погодь, народ, - Николай достал из-за пазухи достопамятную фляжку, что передал ему Руслан. - Чтоб дойти...
   Фляжка пошла по кругу, Руслан сделал глоток наравне со всеми. Спирт прокатился по пищеводу огненным комком, оживляя нервы.
   - С Богом, - бросил священник, истово перекрестившись, и придерживая автомат на груди свободной рукой.
   Николай рывком навалил свое тело на край окопа и выполз. За его спиной кто-то матерно выругался. Покидая отслужившее свое укрытие, Руслан обратил внимание на то, что сидевшие так и остались сидеть. С вывернутыми карманами.
  
   Вечером сидели на берегу, закинув невесть откуда взятые Данилой удочки. Одни. Было в этом сидении нечто сакральное. Валька полулежал, опершись спиной на старый, поросший мхом, кривой и тонкий березовый ствол. Тот приятно пружинил. Удочка, заброшенная еще полчаса назад, привлекала меньше внимания, чем игра языков пламени, небольшого, а потому уютного костра. Данила расположился рядом. Положив под голову сложенные ладони, поглядывал в вечереющее небо, молчал. Сколько Валька себя помнил, в любой кампании требовалось обязательное подчинение хотя бы сиюминутных личных желаний общим. Стоило кому-то выпасть из группы, и он сразу же переставал быть частью коллектива. С другой стороны, хотелось отстраниться, подумать о своем, не мучаясь одиночеством и непониманием окружающих. Даже гармония в отношениях с матерью была несколько однобокой, он любил отмалчиваться, а она говорить, как бы думая вслух, но это были ее мысли, а не его. И когда он пытался вставить что-то свое, мать не слышала. Быт, придавил все, что существовало в ней раньше.
   Поначалу Валька думал, что большинство взрослых, ущербных и не способных думать о вещах отвлеченных, не имеющих к ним непосредственного отношения, - просто несчастные жертвы неведомых ему жизненных трагедий. Но вскоре заметил, что и сверстники столь же ограниченны в своих мыслях и желаниях, как и родители. И тогда к нему пришло одиночество, - даже с любимыми, близкими людьми он нередко остро ощущал область непонимания, вернее, нежелания понять и если случайно касался ее, наступало отчуждение. Люди осознанно уходили от чего-то, что могло вызвать в их сознании сильные, неконтролируемые эмоции. Если же, так или иначе, приходилось касаться запретных тем - то они защищались, кто шутками, кто иронией и сарказмом, кто показным равнодушием или агрессией.
   И вот привыкнув, уже научившись обходить такие темы, он, Валька, столкнулся с их проявлением, с невероятным выплеском-выходом в эту запретную область человеческого существования, и оказался не готов. И в неготовности этой он начал учится новой мудрости, - что у каждого человека своя боль и свое табу, и преодоление человеком собственных барьеров куда как тяжелее и труднее, чем простое следование запретам.
   Над запрудой стояла тишина, сплетенная из шелеста листвы, сильных порывов ветра и комариного писка. Тишина была вышита трелью соловья и звоном цикад. Тишина перемешивала в себе солнце, еще не скрывшееся за лесом, и луну уже вовсю светившую на небе.
   Валька не чувствовал ни малейшей неловкости от затянувшегося молчания. Из всех ребят только Малёк решился нарушить их одиночество и подошел. Посмотрев на отрешенные лица, он молча вернулся обратно. И никому не было до него дела, - ни Даниле, который улыбался странной бледной луне, ни Вальке, который, наконец, смог совместить одиночество и диалог. Он разговаривал, молча задавая вопросы человеку, от которого хотел получить ответы, и получая их так же молча. Диалог с самим собой. Только ответы, эти странные ответы, не могли принадлежать ему. В них была мудрость, терпение и понимание жизни, которое он никогда раньше не мог в себе отыскать. Он думал о том, откуда эти ответы приходят, и тогда смотрел на улыбающегося небу Данилу. А потом словно по команде они пересели к костру и, разгребая угли, кидали в золу картофелины, и пока картофель пекся, оба смотрели на мерцающие в нарождающемся сумраке угли.
   - На земле шесть миллиардов людей. За всю историю человечества жило больше двадцати миллиардов человек, включая тех, кто живет сейчас. Земля существует четыре миллиарда лет, Солнце - пять, Вселенная, в которой миллиарды звезд, существует пятнадцать миллиардов лет. И она просуществует еще столько же. Представь, за тридцать миллиардов лет, - уйма времени, - сколько появится и исчезнет миллиардов звезд, сколько родится и умрет живых существ, и где-то в середине этой бездны, на крошечном шарике из песка и камня, в кратчайший момент времени сидим мы и печем картофель.
   - Это страшно, - тихо произнес Валька. Он вдруг понял, почему люди не говорят об этом. Мысль эта испугала его, и он подумал, что никогда и ни с кем не будет говорить об этом, чтобы не услышать согласие собеседника. "Наверное, - подумал Валька, - еще страшнее понимать, что даже самое адское твое усилие не в состоянии изменить что-то в этом невероятном гигантском механизме".
   - Да, наверное, - согласился Данила то ли со словами, то ли с мыслями товарища и улыбнулся.
   И они смеялись, и ели печеный картофель, и проблемы казались далекими от этого крошечного места во Вселенной и двух людей, встретившихся на линейке времени. Бесконечной линейке. И это казалось чудом. И тогда Валька нарушил табу:
   - Ты ее любишь?
   Что означает эта фраза в устах ребенка, подростка, взрослого человека, старика? Каждый, кто произносит ее, вкладывает в нее свое, необычное, личное, столь же объемное, как Вселенная, или простое и кажущееся доступным, как семечка подсолнуха.
   - Да. А ты?
   - Не знаю. Иногда кажется, что да... - Валька говорил медленно, словно пытаясь осознать и сформулировать свои ощущения. - А иногда кажется, что ненавижу...
   - Это нормально, - неожиданно согласился Данила. - Когда-то я вообще был готов ее убить. Она выводила меня из себя по несколько раз на дню и делала это специально. Однажды я попытался ее побить.
   Заметив потрясенный взгляд Вальки, Данила грустно кивнул:
   - Да, она довела меня до такого состояния, что я хотел ее избить. Знаешь, это у вас все сложно. Здесь проще, здесь мы выживаем, нас удерживает вместе только чувство самосохранения, да еще, наверное, что-то непонятное даже нам. В вашем мире полно привычек, обязательных правил и морали. Здесь нет морали. Здесь девчонки дерутся с пацанами, а за украденный кусок хлеба могут убить. Да, я был здорово зол и хотел ей врезать. Но не смог... Я смотрел ей в глаза - смотрел и не мог ударить. Наверное, я был единственный, кто хотел это сделать и не сделал. Она поначалу не поняла, а когда сообразила... О.. она показала все, на что способна, тогда я плюнул и ушел.
   - Куда? - не понял Валька, хотя, наверное, более точным был бы вопрос: "Откуда?"
   - В детдом. - Данила усмехнулся. - Я проторчал там целый год, сдал дурацкие экзамены, получил аттестат. Знаешь, я был чем-то вроде местной достопримечательности. Но там плохо, - там колючка на заборе, бритые головы, одинаковая одежда, которую передают по наследству, и банки из-под консервов вместо посуды. Я ушел оттуда, но потом вернулся. У меня появилась мечта. Мне до чертиков надоели полугодовые ночи или дни, когда солнце едва торчит над горизонтом. Вечная мерзлота, тайга, гнус, белые медведи. Я хотел бежать от всего этого. Мне снились яхты, дельфины, пальмы и пляжи. Поэтому я вернулся сюда.
   - Сюда? В эти болота?
   - Ага. В этих болотах лежит столько снарядов, мин, бомб, что можно прокормить тысячи таких, как я. Правда, за год пока меня не было здесь все здорово изменилось. Те, кто был со мной, разбрелись кто куда, некоторые, по слухам, даже подались за границу. Зато появились такие, как Бритый. Этот гусь думал, что тут все усыпано оружием и орденами. Действительность оказалась проще. Прежде чем он это понял, больше половины оборудования сгнило. Они тягали с десяток снарядов в день да еще мучились потом с переплавкой. В общем, мы с ним договорились: я ставлю производство, он организует сбыт. Бритый хотел торговать и оружием, но я ему объяснил, что мы не сможем его восстанавливать. Как не крути, а тут нужны станки. С толом и металлами было проще. Малёк - мой человек, - постоянно контролировал Бритого. Nот сбывал взрывчатку рыбакам, таких немного, а большие объемы мы бы не потянули. Потом появились сборщики металла. Тоже неплохие деньги. Правда, тратят кто как может. Толики - ни дня без клея, а Бритый последнее время сел на иглу.
   - Траву тут все курили, пока я не прикрыл. Обкурятся, - и давай за снарядами нырять. Подрывов не было, но, случалось, тонули.
   - Как - тонули? - опешил Валька.
   - Да так и тонули, не при мне, правда, их в том же лесочке и закапывали. - Данила сплюнул. - Ладно, все это в прошлом, теперь нормально все, Толиков к снарядам не подпускаем, да они и тем счастливы, что рыбу для нас ловят.
   - А Вика.
   - А Вика была тут весь год, пока меня не было. Зато был Бритый.
   - А где вы познакомились? - Ответа не было долго. Данила ковырял прутиком остывающую золу, созерцал грязные, покрытые сажей босые ноги, и только потом, когда Валька уже не надеялся на ответ, сказал:
   - Мы вместе выбирались из Норильска в Москву.
   Их взгляды встретились, из расширенных зрачков Данилы на Вальку смотрела ночь.
  
   К ночи стрельба на позициях стихла. Руслан, лежа за чахлым кустиком, наблюдал, как вдоль дороги двигаются замысловатые тени. Слух давал больше пищи для размышлений. В ночном воздухе, посвежевшем и отстоявшимся от запаха боя, разносился стук топоров, громкая отрывистая речь и периодически взрыкивающий звук работающего дизеля.
   - Переправу городят, - услышал Руслан шепот за спиной. Развернувшись, пополз на голос.
   В неглубокой впадине собрались все, кто наблюдал за немцами. Капитан с отекшими ногами, он уже больше ползал, волоча их за собой. От него пахло гнилью. Николай, только что вернувшийся от моста, да еще пара бойцов.
   - Рубят лес, - рассказывал Николай. - Стволы без веток скатывают в овраг. Река здорово мелеет, к танкам нанесло всякого мусора, один вообще реку перегородил, вода стоит в запруде, только шире разливается. А дальше - так ручеек, если бы не песок да крутой берег, давно бы переправились. Короче, трактором скатывают бревна в воду, пару часов - и переправа будет готова. Я Серегу оставил - и к вам. Нам, хоть тресни, на тот берег переправиться нужно.
   - Ты бы трактор гранатой жахнул, - сказал кто-то из бойцов.
   - А толку? Они через полчаса еще один пригонят, а то и танк.
   - Так орудие есть...
   - То орудие, - на один выстрел, потом нас в клочки разнесут... - подал голос капитан. - Впрочем, утром, все равно прочешут и разнесут. Без машины пушку не уволочь. - Если переправляться, то сейчас, пока темно.
   - Может, вплавь? - задумчиво предположил Николай.
   - Вода холодна, - начало лета, да и родники здесь, а до берега, почитай метров сорок.
   - Да там половину пешком перейти можно, - не сдавался Николай. - Все одно попробовать придется...
   - Попробуем, - согласился капитан.
   Один за другим, они ползком выбрались из впадины и двинулись прочь от едва освещенной кострами дороги. На грани света и тьмы стояли автоматчики, неподалеку в кустах пулеметчик, изредка поведя рылом пулемета, поливал свинцом скрытый темнотой склон. Время перевалило заполночь. Возле орудия тесной группой сидел расчет. Угрюмые люди курили невесть откуда взявшиеся папиросы, пряча огонек в ладонях. Чуть в стороне, словно бы с ними, но отдельно сидел лейтенант-артиллерист. Лицо его было похоже на гипсовую маску. В темноте не было видно выражения, но по тому, как он сжимал и разжимал кулаки, все было понятно. Появление пехотинцев особого ажиотажа не вызвало.
   - Я орудие не брошу, - сухо выдавил лейтенант в ответ на предложение Николая.
   - Ты о людях подумай, - надавил капитан.
   - Вот ты у людей и спроси, - огрызнулся тот.
   Расчет угрюмо молчал. За ящиками от снарядов лежали пятеро раненых, в том числе особист.
   - Эх, бог войны, ну хоть разведаем, кто со мной? - Николай оглядел всех присутствующих - Надо вдвоем, мало ли что...
   Люди реагировали на единственный, пожалуй, шанс спастись, вяло. Была в этом апатия от усталости, и еще что-то никому из них неведомое и непонятное.
   К берегу двинулись вчетвером, - Николай с единственным добровольцем, капитан и Руслан. На берегу обнялись, "старичок" достал пустую фляжку, с сожалением потряс и аккуратно положил на землю.
   - Если что, не поминайте лихом, - сказал он, входя в холодную воду запруды.
   На фоне воды, силуэты идущих были очень заметны, но по мере погружения, делались все больше похожими коряги.
   - Дойдут? - шепотом спросил капитан, словно ища поддержки.
   - А хрен их знает, - ответил Руслан.
   Потом они лежали и молча слушали, как у моста тарахтит трактор, его перхание перемежали удары топоров лесорубов. Время, не имеющее счета, тянулось как патока. Пять минут? Десять? Час?
   "Наверное, прошли", - подумал Руслан и вопросительно взглянул на спутника. Лица командира в темноте он не увидел, - бледный диск луны едва проглядывал через облака, - но угадал настороженно поднятую руку, будто тот что-то почувствовал.
   - Хальт! - Окрик донесся с той стороны, куда ушли Николай с бойцом. В ответ прозвучало несколько коротких очередей, потом бухнула граната. Потом снова очереди. Через минуту все стихло. До них донеслись человеческие голоса. Речь разобрать было нельзя. Руслан потянул к себе "шмайсер", рука командира остановила.
   - Пошли отсюда, - прошептал он.
   На орудийной позиции их встретили молчанием. Трескотню автоматов слышали все, - слова были не нужны. Кто-то, привалившись спиной к орудию, прикорнул, другие просто сидели и, уставившись в небо, ждали рассвета.
  
   - Эй, Валька, айда "джип" смотреть!
   - Чего смотреть? - не понял Валька, пробуждаясь от сна.
   - Джип! - Один их братьев тряс его за плечо и, по-видимому, испытывал невыносимую жажду поделиться невероятной радостью от увиденного. - Пошли быстрее...
   Споро натянуть штаны, махнув рукой на рубашку, продрать глаза уже на лестнице, - это нормально. На улице вспомнить, что босиком тоже терпимо, хотя и скользнула мыслишка-стишок: "послал бы, и спал бы".
   Джип большим черным ящиком стоял посреди деревни. Здоровенный, выше добротного забора, деда Пахома, о чем-то разговаривавшего с коротко стриженным малым, - вышедшим из машины пассажиром. Водитель сидел, отворив дверцу и высунув ногу на улицу, постукивая украшенными перстнями ладонями по увитой кожей баранке. Два других пассажира, решив размяться, вышли из машины - мощные, начинающие полнеть люди в борцовках. Курили, сплевывая на дорогу привалясь к машине, озирались вокруг.
   - Эй, братва, поехали - стриженный повернулся к джипу.
   Валька осел в дорожную пыль. Хлопнули дверцы, внедорожник рванул с места, подняв сзади облако пыли.
   - Видал? - спросил один из братьев, оглядываясь - Эко ты...
   Валька даже не взглянул в его сторону. Вскочив, он рванулся к забору.
   - Дядя Пахом! Дядя Пахом!
   - Чего тебе пострел?
   - Кто это? - затаив дыхание, спросил Валька.
  -- Да хто их знает, можа милиция...
   Это была не милиция. Это Валька знал точно.
   - А чего Бритый хотел?
   - Бритый? Да какой же он бритый... - удивился дед Пахом.
   - Да чего ему надо то было? - почти кричал Валька.
   - Дык Федора спрашивал, дескать, где он. А где ж ему быть, он в город еще засветло поехал.... - Пахом почесал бороду. - Спрашивал как до моста проехать чтобы машина не увязла. Ну, по старице он не проедет, я ему показал, что, мол, до карьеров, а там по старой дороге...
   - Ты куда?! - хором воскликнули братья вслед, убегающему со всех ног Вальке.
   Никогда, даже за мгновение до этого момента, не думал Валька, что будет бежать с такой скоростью на встречу с Бритым. Но он бежал. Сухой песок старицы предательски выскальзывал из-под ног, заставляя падать, облеплял мокрое от пота тело. Валька бежал, судорожно втягивая воздух, и солнце, уже приближающееся к зениту пекло спину. Возле моста встретились братья Тарасы.
   - Привет, - прокричал ему вслед один из любителей клея.
   Валька не обернулся, он врезался в подлесок, стараясь как можно быстрее преодолеть его, раздражаясь, что даже знакомая тропинка норовит подставить упавший сук или вылезший из земли корень. Вознесясь единым духом на холм, он едва не скатился с него кубарем.
   - Где Данила? - прохрипел он, врываясь в блиндаж.
   Вика испуганно вздрогнула, потом появился еще кто-то, кажется Малёк, все с удивлением смотрели на взмыленного, хрипящего Вальку.
   - Бритый, едет... сюда... на джипе...
   - Чего? - спросила Вика, но Малёк уже пулей вылетел из блиндажа.
   Валька сполз на пол и, прислонясь спиной к "стене вечного огня" прикрыл веки.
   Казалось, прошло всего несколько минут, а в блиндаж набилась едва ли не вся колония.
   - Где Бритый? - лицо Данилы казалось спокойным, но голос выдавал волнение.
   - Едет сюда на джипе, - Сообщил блаженно улыбающийся Валька. Счастье того, что он успел первым, переполняло его. - И с ним едут три амбала.
   Данила наклонился и потряс Вальку за плечо, приводя в чувство:
   - Зачем? Зачем он сюда едет?
   - Не знаю... - мотнул головой Валька.
   - Малёк!
   - Я здесь, - Малёк, впервые, наверное, не бывший в первых рядах, выскользнул из-за чьей-то спины.
   - Скажи мне, - тихим, но с нотками стали голосом попросил Данила, - Скажи мне, что ты не знаешь, зачем сюда едет Бритый.
   В землянке повисла тишина. И с каждой каплей этой тишины взгляды все острей и острей впивались в Малька.
   Хорошо, - тем же холодным и острым, как самурайский меч, голосом продолжил Данила. - Если ты не хочешь сказать "не знаю" скажи зачем, пока он не приехал и не объяснил сам.
   Малек глубоко вздохнул, глядя себе под ноги, словно собираясь нырнуть под выстланный корой и сухими листьями пол. Потом выдохнул, словно бы передумав, потом снова вдохнул. Данила терпеливо ждал конца этой дыхательной гимнастики, и в этом терпении обостренно чувствовалось, как истекает отпущенное время.
   - Тот тротил, ну, который мы плавили... Бритый продал не рыбакам, а ребятам из города. Они... они предложили много денег, очень много. Гораздо больше, чем рыбаки, и... Бритый взял аванс.
   - И ты молчал? - просипел Валька. - Почему?
   - Это уже неважно... - голос Данилы по-прежнему казался спокойным.
   - Толики, Бубен, Изя, берите девчонок и этого Иуду, - и в лес. Быстро! Идите не по верху, а через капонир... Нет, Иуду оставьте, он нам пригодится. - Данила, даже не взглянув на Малька, обратился к Вальке. - Спасибо огромное, но тебе нужно уходить. Иди с ними, Толики покажут... Главное, не попадайся на глаза Бритому...
   - А ты?
   - У меня есть аргументы...
   - Вот и поделись аргументами, - устало ответил Валька. Ему вдруг стало необыкновенно легко и приятно, как тогда, вечером у озера.
   Данила только покачал головой. Оставшиеся развернули бурную деятельность. Споров было мало, каждый занимался чем-то своим, и среди всего этого действа раздавались спокойные уверенные команды Данилы.
   - Едут! - вбежал мальчишка, посланный наблюдать за дорогой.
   - Хорошо, - Данила повернулся к Мальку. - Будь ласков, побудь здесь.
   Малёк стоявший с понуро опущенной головой, кивнул и молча сел рядом с Валькой. Валька, покосившись на предателя, скривил губы и встал.
   - Ты не передумал? - глаза смотрели в упор, испытующе.
   - Давай просто их взорвем, - полушутя предложил Валька.
   - Посмотрим, - серьезно ответил Данила и добавил: - Как фишка ляжет. Пошли.
   Они вышли из землянки, последними. У выхода их ждал парнишка с потертым пластиковым пакетом. Данила принял сверток и извлек из него что-то, похожее на кусок хозяйственного мыла, с примотанным к нему обрезком трубы.
   - Смотри - он повернулся к Валька. Указал пальцем на глубокий, неровный пропил в трубе и торчащий из него болт. - Тянешь за болт до упора и отпускаешь. Считай до трех, - и бросай. Вообще-то надо до пяти, но, от греха подальше считай до трех. Понял?
   Он сунул кусок Вальке в руки.
   - Убери пока.
   Валька с трудом запихнул штуковину за пазуху и бросился догонять ушедшего вперед Данилу.
   - Если что, сигай в сторону и ложись... - бросил тот через плечо.
   - Если что, - что?
   - Увидишь.
   Паренек, отдавший пакет Даниле, семенил рядом молча. Они направились к джипу. Машина остановилась на дороге. Из нее вышли сначала Бритый, затем еще двое. Водитель остался сидеть, только открыл дверцу и высунул ногу, поставив ее на порог. До машины было метров тридцать, когда Данила остановился, возле поваленного дерева.
   - Присаживайтесь, - тихо бросил он, и сел первым.
   Валька сел рядом, паренек чуть - подальше, словно бы отделяясь от них двоих. Трое у машины переглянулись и, перемолвившись, направились к ним. Каждый шаг, каждый метр их приближения давался Валькиной выдержке с огромным трудом. Попробуй он сейчас встать, ему это вряд ли удалось бы без посторонней помощи.
   - Мандражит? - обернулся к нему Данила.
   - Ага, - с какой-то странной готовностью признался Валька, ему было плевать, что паренек рядом прислушивается к каждому их слову и не сводит взгляда с приближающихся людей. Казалось он вот-вот даст деру.
   - Не боись, - Данила положил руку на колено товарища. - Я сам боюсь.
   Валька ощутил, как дрожит у того рука.
   - Дрейфишь?
   - Точно, - признался Данила, и добавил - Еще как...
   И оба рассмеялись обрывистым, как карканье вороны, смехом.
   - Че ты ржешь, мой конь ретивый? - Бритый, обогнав спутников, подошел первым.
   Валька вздрогнул, когда Данила слетел с дерева на котором они сидели, с разбитым лицом. Бритый развернулся к нему. В его глазах было бешенство и ярость. Валька вскочил и сжал кулаки, понимая, что, в сущности, уже проиграл, потому что боится, - боится боли, боится этого безумца.
   Данила одним прыжком вскочил с земли и, прежде чем Бритый оценил опасность, ухватил его за плечи и ударил головой в переносицу. Противник с тихим воем опустился на землю. Между пальцев зажимавших лицо, обильно сочилась кровь. Лицо Данилы тоже был в крови, рассеченная бровь набухла накрыв глаз. Отерев лоб ладонью, он сплюнул и снова уселся на ствол, подобрав оброненный пакет. Валька взглянул на сидевшего невдалеке паренька, тот словно завис над своим местом, оставаясь по-прежнему в пределах досягаемости.
   С воем, переходящим в стон, с земли стал подниматься Бритый. Его шатало. Между тем гости остановились и с неподдельным интересом наблюдали, за происходящим.
   Вальке захотелось быть в этот момент где угодно, в каком угодно месте, только подальше отсюда. Бритый сжал кулаки. Валька с расстояния двух метров видел сплющенную переносицу, залитый кровью подбородок и безумие в глазах.
   - Осади, псих. - Один из гостей схватил Бритого за плечо. Было видно, как пальцы впиваются в его тело. Бритый заверещал от боли.
  
   Утром с подъехавших машин высадились автоматчики. Выстроившись вдоль дороги в несколько рядов, они напоминали гигантского червя. Машины выстроились в ряд, съехав к обочине и стараясь избегать трясины. Кто-то дал команду, и первый ряд автоматчиков, отделившись от общего строя, двинулся вперед. Когда он отошел метров на пять, за ним двинулся второй ряд. Первый между тем растягивался, левое крыло стало загибаться, чтобы охватить все поле боя. За ним загнулся второй ряд, потом двинулся третий.
   - В первом ряду человек пятьдесят. Расстояние между ними - метров десять. Потом второй ряд, так же, и третий. Третий плохо, но вдруг проскочим... -капитан прервал расчеты и внимательно посмотрел на приближающихся немцев. Ряды чем-то неуловимо изменились. - Ах, суки...
   - Надо было про себя считать, а то услыхали... - мрачно пошутил один из бойцов.
   Солдаты второго ряда, по команде офицера сдвинулись метра на четыре левее, третий ряд повторил маневр в противоположную сторону, образуя плотную, глубиной около пятнадцати метров цепь. Через такой строй не просочился бы незамеченным даже заяц.
   - Ты смотри - выдохнули сзади.
   У переправы затарахтели моторы. Мотоциклисты выруливали на дорогу и расставляли свои машины так, чтобы пулеметчики могли простреливать все поле. Установив мотоциклы, водители покуривали, кто-то пиликал на губной гармошке, звуки долетали до залегших бойцов.
   - ...И еще семь пулеметчиков... - завершил подсчет капитан.
   - Ну и как? - полюбопытствовал Руслан.
   Капитан выругался и оглянулся через плечо, где метрах в пятидесяти находились артиллеристы. Ночью пехота выдвинулась немного вперед, в надежде, что у тех будет хоть небольшой шанс их прикрыть. Кто-то пошутил: "Чтобы одним снарядом не накрыло"
   На границе слышимости возник звук.
   - Танки? - насторожился кто-то.
   - Похоже на то. Скоро еще вызовут бомбардировщики и военно-морской флот. Тогда нам точно крышка.
   - Какой флот? - не понял шутку боец.
   - Интересно, - почти в полный голос отозвался кто-то из воронки впереди, - почему сдаваться не предлагают?
   - Тебе не терпится?
   - Да просто не по правилам, они обычно орут: "Рус, сдавайся!" и все такое, - пояснили из воронки. - Пока орут, покурить можно...
   - А у тебя есть?!! - раздался в ответ хор голосов.
   - А то ж...
   - А ну...
   - Гони...
   - Жлоб!
   - Кто там жлоб? - спросили из воронки. - Тут фриц дохлый, так что я не жлоб, а будете оскорблять, - курите портянки.
   - Гони курево! Студент!
   - Сам такой, - из воронки вылетела пачка и, пролетев несколько метров, упала недалеко от капитана.
   - Знаете что, бойцы, - негромко, но так, чтоб все услышали, сказал тот, - кончай трепаться, дело пора делать.
   Взяв пачку, он заглянул внутрь, достал папиросу, оглянулся:
   - Кому тут курева...
   Со стороны немцев раздалось несколько очередей.
   - Неужто, засекли? - сквозь зубы процедил один из бойцов.
   - Это они для острастки, - Заметил капитан, с наслаждением затягиваясь едким табачным дымом. - Боятся.
   - Правильно делают. - Руслан прицелился. Автомат - не винтовка, но все же...
   - Погодь, нехай ближе подойдут.
   Немцы приближались медленно, неспешно. Шли в рост, стреляли при малейшем подозрении в любой бугорок, показавшийся странным.
   - Боятся... - шептал капитан, и на его лице сменяли друг друга выражение ненависти и злорадства. - Не стрелять без команды...
   - Это они раненых добивают... - Комментарий из передней воронки остался без ответа. Капитан скрипнул зубами. - Приготовьтесь, херувимы...
   Рокот, нараставший уже несколько минут, обрел материальные формы. Гремя траками по дороге, из-за леса выкатился один танк, затем еще и еще.
   - Ну, все, хана...
   Однако танкам и двигавшимся за ними транспортерам не было никакого дела до нескольких грязных человечков, забившихся в земляные щели. Они двигались к переправе.
   - Ни хрена себе...
   - Ну, бог войны, - вспомнил кто-то оставшееся за спиной орудие, - влепит сейчас...
   Пушка молчала. Первый танк с ходу преодолел переправу, кроша траками сырую древесину. Цепочка немцев, словно чуя за собой неукротимую силу, прибавила шаг, сжимая кольцо. Второй танк, осадив берег, въехал на импровизированный мост. Между танками двигались транспортеры, мотоциклисты что-то кричали сидевшим в них пехотинцам. Показался танк, замыкающий колонну. Сзади из-за спин вжавшихся в землю бойцов солидно и весомо рявкнуло орудие. Въезжавший на переправу транспортер вспыхнул и завалился на бок.
   - Знай наших! - восхитился капитан.
   Черный дым пополз едким облаком. Руслан вжался в землю. Над головой стоял сплошной визг, сливавшийся в жуткий стон. Со стороны дороги в них стреляло все, что могло стрелять. Попадавшие в грязь чистильщики, пулеметчики, два запертых на том берегу танка. Даже замыкавший колонну танк сделал два выстрела, прежде чем орудие кашлянуло второй раз.
   Это было избиение. Для артиллерии куда страшней выстрелов гусеницы танка, способные смять и расчет и орудие. Лейтенант-артиллерист использовал свой шанс на все сто. Замыкающий танк вдруг подбросило с невероятной силой, что-то черное, оставив дымный шлейф, отлетело и упало метрах в двадцати, оставив на месте танка, плоское основание источающее ядовитый дым и жаркие языки пламени.
   - Огонь! Огонь! - орал капитан всаживая в рванувшихся вперед немцев очередь за очередью. - Не подпускать к орудию!
   Немцы перли стеной. Расчет стрелял, не обращая внимания ни на накатывающийся вал пехоты, ни на попытки немецких танкистов достать снарядами позицию. От переправившихся танков надежно укрывал холм, снаряды взрывались, на его склонах взметая в воздух землю. Поняв, что такая стрельба ни к чему не приведет, один из танков, не разворачиваясь, задним ходом, стал увеличивать расстояние, намереваясь накрыть орудие навесным огнем.
   Лейтенант расквитался и за убитых артиллеристов, и за погибшую в неравном бою пехоту. Как на стрельбище, он в упор расстреливал транспортеры. Тяжелые машины опрокидывались, как спичечные коробки, вспыхивая вместе с теми, кто не успел выпрыгнуть. Это не могло продолжаться долго, но того времени, что осталось, хватило с избытком.
   Руслан бил, не целясь, по бегущим в рост немцам, Их был много, больше, чем патронов у него, каждая очередь отсчитывала метры. Над позицией вновь загромыхало: танкисты открыли огонь, стараясь смешать с землей горстку уцелевших пехотинцев. Немецкие автоматчики вдруг залегли и прямо на глазах стали отползать. Руслан вопросительно посмотрел, на капитана. В ту же секунду между ними возник земляной фонтан. В уши ударило, вызвав знакомую боль и ощущение текучего тепла на лице и шее. Пахнуло гарью, а перед глазами поплыли пятна. Десятки солнечных зайчиков завели хоровод, заслонив страшный мир. Знакомая тяжесть навалилась сверху. По спине прошла боль. Руслан закричал и рванулся в сторону. Тяжесть ослабла. Подняв голову, он увидел сквозь плавающие перед глазами пятна знакомую громаду, надвигающегося на него танка.
   Он молча ждал, когда его раздавят. Только природное чувство самосохранения давно забытое, всплыло откуда-то из глубины и вдавило голову в землю. Мир померк, наступила темнота. Руслан ожидал мгновенной адской боли, но сверху его будто накрыли тяжелой плитой. Ребра затрещали, их треск отозвался в ушах, слился с треском разрываемой одежды...
  
   Они смотрели друг другу в глаза. Мужик лет тридцати пяти, плотный спортивный, с наметившимся брюшком, и коротким ежиком жестких, цвета прелых листьев волос. Они смотрели друг другу в глаза, и для них не существовало больше никого.
   - Нам кое-что нужно, - обронил мужчина.
   - Мы это не продаем, - Отозвался Данила.
   - Не в этот раз, сынок, - довольно миролюбиво продолжил мужик. - Этот был в твоей компашке? Он объявил цену, и мы вложились...
   - Я денег не видел, можете забрать их у него.
   - Ни хрена себе, пахан на болоте! - воскликнул второй, покоренастей и помоложе.
   - Тише, Клим, сейчас мы договоримся, - прервал его первый. - Сынок, обратного хода нет, нужна взрывчатка, так или иначе, мы ее получим, выбирай.
   - А где деньги? - поинтересовался Данила, и Валька понял, что он сдался.
   - За деньгами нужно будет съездить, - пояснил мужик, кивнув на Бритого. Мы думали расплачиваться с ним.
   - Мне нужны деньги, вся сумма. Сколько вы заплатили этому? - Данила показал подбородком на Бритого. - Мне все равно, с него и возьмете.
   - Нет проблем, - согласился мужик. - Тащите взрывчатку - и поехали за баблом. Полчаса и оно у тебя.
   - О`кей, - Данила кивнул сидевшему в стороне мальцу, тот пулей сорвался с места.
   Несколько минут участники переговоров молча ждали. Валька нервно крутил головой, но так и не смог поймать взгляд Данилы, зато увидел бегущего назад парнишку и с ним Малька. Оба бежали с пустыми руками. Данила встал, пошел к ним навстречу. Успокаивая коснулся по пути Валькиной руки. Парнишка почти сразу же развернулся и скрылся в зарослях. Данила о чем-то пошептался с Мальком, после чего они вместе подошли к мужику.
   - Он поедет с вашим водилой за деньгами, - сообщил Данила, - Привезете деньги, - будет взрывчатка.
   Приехавшие переглянулись.
   - Ла-а-адно, - с неохотой потянул главарь. - Пошли... А ты, Клим, тут побудь.
   Мужик с Мальком двинулись к джипу. Клим остался, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Данила, как ни в чем не бывало, сел туда же, где сидел еще несколько минут назад, и стал небрежно выковыривать грязь из-под ногтей. Валька взглянул на его руки, потом на спину удалявшегося Малька, по которой хлопал небрежно перекинутый через плечо потертый полиэтиленовый пакет.
   Малька посадили в джип. Главарь знаком велел водителю выйти из машины и что-то долго ему втолковывал. Тот кивал, поглядывая на сидевшего внутри мальчишку. Затем бандит обнял водителя за плечи, и так они обошли внедорожник по кругу. Водила здоровенный бугай, мотал головой, а мужик что-то говорил ему на ухо. Наконец объятья распались, водитель занял свое место и завел мотор, а босс двинулся обратно. Пригибая мощными колесами траву, большая машина осторожно покатилась к лесу.
   Вернувшись, старший успокаивающе кивнул и повернулся к Даниле:
   - Тащи взрывчатку, они приедут через полчаса.
   - Так быстро? - удивился тот. - Мы лучше подождем.
   - Тащи мыло, баклан, - Рявкнул Клим. - Сказали, будет бабло, ты мне не веришь? Урод!
   За лесом что-то произошло, сначала раздался громкий хлопок, а потом над деревьями всплыло белесое, с темными прожилками облачко. На лице Данилы расплылась улыбка чеширского кота:
   - Сам ты, урод.
  
   Его пихали, и трясли за плечо.
   - Хэ--э, шивой?!
   Руслан приподнял вдавленную в рыхлую землю голову.
   - Живой, наверное, - неуверенно пробормотал он.
   - Ну и хах ебе хыть хеоем? - прохрипел капитан. Левая часть его лица, превратилась в месиво. Лоскутья кожи смешавшись с грязью болтались сосульками, обнажив серое, местами обугленное мясо. Страшнее всего, было видеть торчавшую челюстную кость.
   - Дерьмово, - ответил Руслан, и сам не понял, к чему это относилось, - к вопросу, или к тому, как выглядел командир.
   У, аа ислиа... - левый глаз, лишенный века был мутным, матово-белесым и безжизненным, поэтому капитан подмигнул правым.
   С трудом приподнявшись, он вырвал из земли какой-то предмет. Он стоял, сгорбившись, держа в правой руке связку гранат. Одну из тех, что приготовил накануне. Руслан с трудом различал его в тумане и пылевой взвеси. Капитан кивнул, и криво улыбнувшись лепешками губ, шагнул в пыльное марево на звук танкового мотора.
   Проводив его взглядом, Руслан приподнялся на руках и обернулся. Переехавший его танк, не расплющил его, а вдавил в рыхлую, вспаханную свежим взрывом землю. Все его тело, словно замысловатый штамп, отпечаталось в этой выровненной танковым брюхом форме. Неподалеку раздался взрыв, послышались голоса и автоматные очереди. Руслан не обратил на это внимания: он смотрел на торчащую из колена кость, пытаясь понять, почему не чувствует боли.
   Цепляя землю скрюченными пальцами, сдирая ногти, он прополз несколько метров. Склон свежей, еще дымящейся воронки осыпался, и он сполз вниз. Несколько минут возился, с устраивая непослушное тело так, чтобы было удобней смотреть вверх. Механически прикинул, снаряд взорвался между ним и капитаном, но гораздо ближе к командиру. Казалось невероятным, что после такого взрыва, инвалид смог встать, а он, молодой и сильный парень, почти не может двигаться.
   Руслан пошарил руками. Автомат остался где-то на верху, но туда уже не добраться. Как великую драгоценность извлек из-за пазухи гранату. Лаская рукоять, вдавил затылок в теплый склон воронки и устремил взгляд в закрытое дымом и гарью небо.
  
   Валька успел нырнуть. Он перехватил предостерегающий взгляд Данилы и сиганул за бревно. Падая, увидел, как друг рванул рубаху. Взрыв казалось, только разметал листву, но древесный ствол, треснул и выгнулся дугой, ударив Вальку в голову. Он не знал, сколько времени пролежал без сознания, действительность возвращалась медленно, словно бы издали. Услышав хрипы, Валька приоткрыл глаза. Видел только правый - левая сторона лица онемела. Прямо под собой Валька увидел большую, с переливами красного лужу. В голове звенело. В тот момент Валька подумал, что не боится боли, ее вообще не было. Он увидел свернувшегося в клубок Данилу, и Клима, пинающего его ногами. Главарь сидел на земле, держась руками за голову и качаясь из стороны в сторону. Ни тот ни другой не обращали на Вальку никакого внимания.
   Сквозь монотонный звон в ушах Валька слышал отвратительный звук: нога в высоком, плотно зашнурованном ботинке била по сжавшемуся телу друга. Нащупав за пазухой твердый предмет, Валька рванул его, и с треском извлек наружу. Палец оттянул болт.
   - Стой. - Просипел он. Его не услышали, и пришлось повторить. - Стой!
   Клим взглянул на Вальку. Тот, чтобы не возникло ненужных вопросов, вытянул руку в его сторону. Бросить сил не было, но разжать пальцы труда бы не составило.
   - Не трогай его! - Встать было трудно, но Валька встал. Земля не держала, и пришлось присесть на изувеченный ствол.
   - Брось, козел... - угрюмо приказал Клим.
   - Брошу - рванет... - сообщил Валька, Он поднес руку к самому лицу, глядя на побелевший большой палец, удерживающий болт. - Долго не удержу... Руки дрожат...
   Клим смотрел на него в упор, но Валька не отвел взгляда. Краем глаза он увидел, как из-за деревьев по одному появляются маленькие тени в поношенной рваной одежде. Кто-то бежал в сторону леса, сверкая белесым затылком.
   - Вали отсюда, дядя... - В горле что-то забулькало, то ли смех, то ли кашель.
   Клим посмотрел на приближающихся подростков, потом на Вальку, распростертого на земле Данилу и оглушенного босса.
   - Мы вернемся. - угрюмо пообещал он.
   - Взорвем - сказал Валька.
   Клим, подхватил с земли своего шефа и закинув одну его руку к себе на плечо, повлек его к дороге.
   - Быстрее, - сказал Валька, - еще быстрее...
   Они прошли метров пятнадцать, когда он отпустил болт, сразу узнав звук, и словно эхо повторил слова, прозвучавшие раньше...
   - Сам ты, урод...
   Дрожащая рука неверным движением бросила бомбу вслед уходящим. Пролетев метров пять, она упало на землю. Коренастый обернулся, глядя прямо в глаза Вальке. Раздался хлопок, горячая волна разметала соседние кочки, пахнув Вальке в лицо жаром и чем то едким. Валька улыбнулся ей, как свежему ветру.
   - Я сказал - быстрее! - выкрикнул он поднимающемуся с земли Климу.
   Навстречу непрошенным гостям шел маленький человек. Они прошли мимо друг друга, и Малек хитро осклабился прямо в лицо боевику. Валька опустился рядом с недвижимым, залитым кровью телом. В голове плясала фраза: "Мертвых не бьют, мертвых не бьют, мертвых..."
   - Данила! Да-а-ани-и-ила-а-а!!!
  
   Руслан улыбнулся ему, как другу, - уже немолодому, в пенсне, с нашивками фельдфебеля человеку, заглянувшему в воронку.
   - Доброе утро... - одними губами, спекшимися от жажды, прошептал он, глядя в дуло автомата.
   Пальцы, вполне еще сильные пальцы, ласкавшие за пазухой рукоятку, гранаты потянули за кольцо.
   - До свидания...
  
  
  
  
  
  
  
  
   Тамерлан Шаш (1999-2006)
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"