Как ни хотел, добрался Антон в родной поселок только к отпеванию, - его авиарейс из-за погоды немного задержали. Слава Богу, тетка отнеслась к задержке племянника с пониманием, сама взяла на себя все хлопоты: заказала необходимые атрибуты, договорилась с батюшкой, собрала народ, оплатила услуги и столовую, так что Антон по прибытии успел даже произнести несколько слов об отце в ритуальном зале, бросить горсть земли в могилу и на панихиде поблагодарить всех, кто пришел почтить память отца и выразить соболезнование близким, как положено по обычаю.
Так как самый ранний автобус обратно в область отправлялся только утром, Антон решил ночь провести в родительском доме, успокоив тетку, которая предлагала остановиться у нее: "Так, думаю, будет правильнее". В доме еще раз помянул отца, а заодно и мать, ушедшую за год до этого (не выдержал отец разлуки), вытянулся на привычном с детства диване в гостиной и, укрывшись пледом, быстро уснул, утомленный дорогой и мытарствами прошедших дней. Однако в полночь его разбудил настойчивый, хоть и негромкий стук в дверь. "Кого там еще нечистая несет?" - мелькнуло у него, окончательно еще не проснувшегося.
Вставать совсем не хотелось, но делать нечего, поднялся вышел в прихожую, открыл входную дверь и оторопел (где и сон делся!): на пороге, отчего-то без пиджака, в котором был похоронен, в одной рубахе при галстуке и брюках, стоял усопший отец. Мертвец!
- Сынок, - сказал тем не менее отец слегка приглушенным голосом. - Ты уж, извини меня беспокойного. И не бойся совсем, мы ненадолго и не со злом. Зла, сам понимаешь, мы тебе никогда не желали, потому что всегда любили.
Тут из-за спины отца в его пиджаке на плечах выступила и мать. До того и при жизни хрупкая, почти на две головы ниже мужа, сейчас она была почти скелет с несколькими редкими волосками на макушке высохшего черепа.
- Здравствуй, сынок, здравствуй, родной, - так же негромко произнесла и она и словно извиняясь попросила: - Не смотри на меня, пожалуйста, я теперь не так хорошо выгляжу, как раньше. Не хотела являться к тебе в таком виде, но отправить отца одного разве можно было? Ты же знаешь, какой он непоседа, - она улыбнулась, как только могла улыбнуться нежить, окончательно не разложившейся плотью лица.
Трудно представить себе несуразный вид этих двух несчастных существ, если ты ни разу не смотрел леденящие кровь фильмы-ужасов про зомби и всякую нечисть. Только не тех зомби, про которых начали снимать в двадцать первом веке: бегающих, как сайгаки, прыгающих, как обезьяны, знающих, что делать с закрытой автоматической дверью и как справляться с оружием; а зомби фильмов 70-х и начала 80-х прошлого столетия, едва передвигающих облезлые ноги, соображающих только, куда вонзить не отвалившуюся еще челюсть, покрытых слизью, грязью и нечистотами. Где-то в таком виде и предстали родители перед своим чадом на пороге своего бывшего дома. Ноги Антона налились бетоном.
- Дело в том, сынок, - снова заговорил отец, - что тетка твоя, моя сестра, как это у нас водится, положила мне в гроб сигареты, до которых, как ты помнишь, я всегда был охоч при жизни. Но про мундштук, без которого я при курении никак не обходился, положить не догадалась. Как же я без него на том свете буду, подумай сам? - сказал, будто оправдываясь за свой неожиданный ночной визит, отец. - Не мог бы ты разыскать его, он наверняка остался в верхнем ящике стенки в гостиной. Уважь по старой памяти старика, дорогой, чтобы он больше не беспокоился.
Отец глянул на сына замутненным взором и тоже, как мог, скривил в улыбке сморщенную пергаментную кожу лица.
- Я уж порог переступать не буду, - негоже покойнику к живому в дом заходить. Вынеси, пожалуйста, сам, и мы с мамой уйдем.
Ошарашенный увиденным, Антон ни слова не мог произнести. Волосы его стояли дыбом. Такое и в страшном сне не привидится.
- Сына? Сынок... Ты слышишь меня? - спросил отец.
- Да, - с трудом проглотил ком в горле Антон, переводя взгляд с отца на мать, с матери на отца, поражаясь, что злодейка-смеретушка с ними сделала, и не понимая, что с ним происходит. Но уж если прилетела, как говорится, костлявая к крылечку малой пташкой, делать нечего, - встречай!
- Да, папа, да, сейчас посмотрю.
Антон, как сомнамбула, прошел в гостиную, выдвинул один из малых ящичков в стенке, нашел отцовский мундштук, вернулся к входной двери.
- Этот? - протянул мундштук отцу.
- Он самый, сынок, он самый... Мой обожаемый мундштук. Натуральная слоновая кость, резьба по краю, другого такого не сыщешь в наших краях. Ну вот, теперь я окончательно упокоюсь. А ты, мать, сомневалась, разыщем ли мы его! Ну, сынок, спасибо огромное, дай Бог тебе здоровья, а нам пора, как водится, и честь знать. Присядем, что ли, на дорожку?
Отец с матерью сели на скамейку на крыльце, но не прошло и минуты поднялись и стали прощаться.
- Ну, ладно, сын, подзадержались мы у тебя, не обессудь. Оставайся с Богом, будь счастлив, но и нас, грешных, иногда вспоминай.
Родители Антона спустились с невысокого крыльца и шагнули в темноту.
Антон вернулся в дом, закрыл за собой входную дверь, тяжело опустился на банкетку в прихожей. Слезы тут же задушили его. Но, - снова стук в дверь. "Что еще?" Опять отец, теперь уже с матерью под руку.
- Да, сынок, забыл тебе сказать, - извиняющимся голосом проскрипел покойный отец. - Там я на старости лет откладывал на черный день.
Мать возмущенно подняла свою черепушку на отца.
- Так ты прятал от меня деньги?
- Ну, не ругайся, пожалуйста, родная, как же без заначки нашему мужику: на пиво, да на то на сё...
- Вот безмозглый, чего надо было прятать? - стала она его укорять.
- Да погоди ты, сорока, дай сказать, пока совсем память не ушла. В кладовке она, сынок, на нижней полке, в пластмассовом ящичке с моими рыбацкими мелочами. Поднимешь в нем верхний лоток с крючками и блеснами, увидишь. Ну, теперь, кажется, всё, теперь я спокоен, прощай.
Отец развернулся и вместе с матерью направился в темноту. До Антона тем не менее долетали еще обрывки недовольства матери:
- И сколько там?
- Ну, миллионов...
- Миллионов?! Вот балда! - остановилась возмущенно мать, но отец продолжил движение, как будто ее и не было рядом, будто поскорее хотел вернуться туда, откуда пришел.
- И куда это ты, интересно, побежал без меня? Ну-ка, постой! Ну-ка скажи, что ты еще от меня скрывал?
Антон ошарашено смотрел на растворяющихся во мраке усопших родителей и с трудом понимал, что это было: сон или явь. Нет, на самом деле, сон это или явь? Сдохнуть можно! Чудны дела твои, Господи!