Солнечным апрельским утром Леша вышел из метро Выхино. Медленно двигался в сумрачном узком подземном переходе. Два встречных плотных потока людей, вдоль стен сидят продавцы всякой всячины, музыканты, попрошайки. Выбрался на площадь, нашёл маршрутку до поселка "Октябрьский". Старая газель, сиденья поломанные, грязные. Внутри кислый, прокуренный воздух. Сел спереди у открытой двери. В салоне три человека. Водителя нет.
Подошли двое. Большая полная женщина и девушка-подросток, нагруженные пакетами. Лёша встал, помог всё поднять в салон. Разместились прямо перед ним, расположили в ногах пакеты, сумки, рюкзак сверху. У женщины некрасивое расплывшееся лицо, одышка. Девушка долго рылась, пересматривала содержимое пакетов, достала бутылку с водой, открыла, протянула матери, пила сама. Разорвала пакет с картофельными чипсами, принялась жевать, поглядывая на Алёшу.
Грузный небритый водитель собрал деньги, захлопнул в два приёма сдвижную дверь. Обошёл машину, уселся, ощутимо качнув пассажиров. Поехали.
Дорога в область свободная, хорошо. Отец Иван просил быть к десяти. Газелька задудела, запела, резво понеслась по трассе мимо заборов, рынков, непритязательных складских помещений, развороченных стройплощадок, свалок... Солнышко заиграло на лицах. Погода отличная. Прочь из Москвы! Лёша оглядывался, высматривал дальнюю кромку леса, церковь на холме, выстроившиеся в ряд, убегающие опоры высоковольтной линии...
Девчонка вдруг острой коленкой коснулась его ноги. Еще раз. Лёша подобрался. Сколько ей лет? Пятнадцать, шестнадцать? Бледная, глаза быстрые, серые. Крошки картофельные в углах маленького рта. Мать пьющая? Больная, точно. Ага, они выходят. Отодвинулся, освобождая проход. "Давайте я подам вам сетки, выходите сами" Выходила, задела ладонью его руку. Взяла два тяжелых пакета, стояла смотрела на него детским доверчивым взглядом.
Дом салезианцев был виден с шоссе. Метров 100 от остановки. Шикарный особняк среди сосен. С одной стороны подступают тёмные дощатые бараки поселка, с другой - великолепный смешанный лес. Большой участок, спортивная площадка, хозяйственные помещения. Клумбы. Теплицы. Дом построили еще в 90-е и планировали делать пред-семинарию, но - "здесь вам не Гвинея", - заявили бдительные православные и подключили чиновников. Салезианцы кое-как откупились-договорились, предложили занятия с детьми, - игры, спорт, поделки, кормежка. Всё бесплатно, на добровольной основе. И никакого прозелитизма. "Хорошо, что дом не отняли", - пояснили знающие люди.
Отец Тадеуш, суховатый немногословный поляк, закупил инвентарь, играл с детьми и их родителями в футбол, в хоккей, в настольный теннис. Приглашал на чаепитие, на шашлыки, разговаривал за жизнь. Понемногу примелькался и был принят за своего. Местные приходили, поздравляли его с днём рождения, а там и с Пасхой, и с Рождеством, по обоим календарям. Дом стали использовать для нужд епархии, проводили конференции, семинары, реколлекции, - комфортно, вкусно, живописно, за вполне разумные деньги. Местные работали поварами, хозяйственными рабочими с удовольствием.
В холле Лёша увидел Зою Мариночкину, которая сразу повела его в столовую.
- Смотри, каша рисовая с курагой еще теплая... Хлеб, колбаса. Хлеб они сами делают, бесподобный. Садись. Чаю сейчас тебе налью.
Лёша принялся за еду, Зоя села напротив, рассказала новости.
- Батюшка Иван в своем репертуаре. Вчера заехали, разместились. Вечером он всех собрал, спрашивает, вы Символ Веры знаете?
Дальше сцена, - возгласы, жесты, - да, конечно.
- Хорошо, - говорит отец Иван, - вот там, значит, у нас есть Бог-Отец, Его Сын Иисус Христос, Мария, церковь, святые, ... Дух Святой и пророки... А кто из них главный?
Зоя сделала паузу. Леша улыбнулся с полным ртом, посмотрел на нее. Низкая темная челка, черные смеющиеся глаза на круглом лице.
- Кто-то говорит, - Бог-Отец, конечно. Другой возражает, - Бога не видел никто никогда, Единородный Сын! Как же, - кто-то спешит обнаружить познание, - а кто Духа не имеет, тот и не Его! А-а!
А я всю жизнь молюсь Матери Божией и знаю, что она всегда помогает.
Слушайте, а как же святой отец, в Риме?
В общем, цирк!
Отец Иван сидел, смотрел, потом выдает мрачно: учиться надо!
Слушай, допивай чай, пойдем наверх, сейчас семинар начинается.
Семинар
Большая прямоугольная комната на втором этаже была заполнена людьми. Столы сдвинули к одной стене, стулья поставили рядами, на них разместились оживленные многочисленные женщины самого различного возраста и несколько мужчин. Отец Иван, Вера Геннадьевна, сестра Тереза сидели лицом к аудитории. На стене над ними висело распятие и большой портрет дона Боско, который прямо, проницательно, тепло смотрел на присутствующих.
Леша заметил Валю, махающего рукой. Прошли к нему с Зоей, сели, улыбнулись. На подоконнике высокого окна цветы, за окном чудесный лес, апрельское солнце.
- Ну хорошо, - подал голос отец Иван, давайте начнем нашу работу. Сегодня мы будем говорить о христианской диаконии в документах церкви. Но прежде я попрошу каждую делегацию сделать небольшое сообщение. Назовите, пожалуйста, три главных проблемы общества, в котором вы живете, на ваш взгляд. Сгруппируйтесь, подумайте 10 минут, и кто-то пусть доложит, очень коротко, 3-5 минут. Ладно? А мы, со своей стороны, попробуем сформулировать нужды сотрудников заочного отделения Института Святого Фомы в Москве, и потом уже будем двигаться дальше. Понятно?
Все задвигались, опять зашумели.
- Отец Иван, ответ должен быть письменный?
- Делайте, как вам удобно...
Валя, Лёша, Зоя подошли к отцу Ивану со своими стульями и расположились малым кругом. Симпозиумом.
- Ну что, коллеги, бегло, оперативно, какие проблемы у заочного отделения сегодня?
- На сегодня у нас одна проблема. Закроют нас этим летом или еще поработаем, - откликнулась завуч Вера Геннадьевна, седая сухощавая женщина с короткой стрижкой.
- Допустим, поработаем. Окончательного решения ведь еще нет... Или напишем рекомендации будущим сотрудникам, давайте так.
- Бюджет, штат. - Опять быстро отозвалась Вера. - Нужно платить зарплату сотрудникам, готовить пособия, методические материалы. Организовывать подобные сессии.
- Подожди, Вера. Деньги, штат мы сейчас не придумаем. Я бы предложил более интенсивный и компактный курс на имеющихся ресурсах. Тематические циклы. Выезжаем, начитываем лекции, проводим пару семинаров. Оставляем литературу, методические пособия для самостоятельной работы. Потом очный экзамен... В идеале 4 командировки в год. Что скажете?
- А темы какие, кто их выбирает? - спросил Валя. У нас будет программа обучения? И диплом, кстати... Будем выдавать диплом?
- Я думаю про сертификаты по проработке определенных тем в Институте Святого Фомы. Например, сегодняшняя - Христианская диакония. Думаю, это будет востребовано в епархиях. Программа у нас есть. Придется ее поджать и разбить на тематические блоки.
Отец Иван замолчал и посмотрел на сотрудников.
- Получается, мы будем работать в клубном режиме... Это уже не студенты. Люди будут сами выбирать себе темы для работы? А что, мне нравится. Например, сейчас запросить народ и сформировать программу на полгода. Интерактивно!
Вера энергично распрямилась на стуле, обхватила себя двумя руками, встряхнула головой.
- Я сомневаюсь, - сказал Валя - Понимаете, мы начинали работать по-другому. Сами устанавливали контакты, нарабатывали инициативную группу, проводили катехизацию взрослых, в которой уже предлагали заочное либо очное обучение в Институте Святого Фомы. Это была наша повестка. Сейчас церковная бюрократия занимается организацией жизни приходов своими силами и кадрами. Мы им не нужны, как показывает опыт.
- Слушай, - перебил отец Иван, - поделись этими соображениями с народом, посоветуйся - мы узнаем, нужны или нет? Чего кивать на церковную бюрократию?
Тереза увидела поднятые руки в зале.
- Так, есть готовность? - откликнулся отец Иван. - Хорошо, прошу внимания. Давайте немного раздвинемся, чтобы видеть друг друга. Кто первый? Прошу.
Поднялась невысокая женщина в брючном костюме, очках с подкрашенными губами, с листком бумаги.
- Мы хотим назвать следующие проблемы нашего города, Рязани, как мы их видим. Первое, конечно, - потеря работы квалифицированными специалистами. Научные работники, инженеры, рабочие вынуждены заниматься не своим делом, либо перерабатывать, как учителя и врачи, либо переезжать в Москву, в Питер. Страдают семьи. У молодых родителей практически нет возможности получить жилье. А дети, подростки, многие предоставлены сами себе, живут в очень агрессивной среде...
- Прошу прощения, - вмешался отец Иван, - все-таки, три ваши проблемы.
Женщина немного сбилась, пошепталась, решительно продолжила.
- Вы знаете, первое, я бы поставила нашу разрозненность. У нас один храм небольшой в городе, много активных сектантов. Второе, нужда. Я сама воспитываю ребенка-инвалида, и это очень трудно, поверьте. И я не одна такая.
И молодёжь... Вы знаете, наркомания и проституция уже никого не удивляют, более того, пропагандируются. С этим надо что-то делать. Вот, наверное, всё...
- Хорошо, спасибо. Кто следующий? Ставрополь? Да, пожалуйста.
Поднялся плотный, круглый, лысоватый, уверенный мужчина в спортивной кофте, джинсах.
- Коллеги, мы посоветовались и согласились, что у нас люди живут неплохо. Слава Богу! У многих есть участки, огороды или родственники, которые на земле. Люди поддерживают друг друга. Население пестрое: русские, украинцы, армяне, даргинцы, чеченцы. Раньше мы жили спокойно, сейчас есть напряжение - идёт война, появились беженцы. И начинаются криминальные разборки молодёжи на улицах. Молодые ребята с дорогими машинами, со своей субкультурой, с ними не могут справиться ни землячества, ни милиция. Мы решили, что нам нужна городская площадка, культурный центр с библиотекой, кинозалом, кафе, куда можно приглашать интересных людей и проводить встречи. Мы привезли соответствующий проект...
- Хорошо, тогда проект представите завтра на семинаре с сотрудниками "Каритас" Москвы. Давайте послушаем еще команду. Пожалуйста, представьтесь!
Поднялся высокий худой человек в костюме пасторского вида с резкими чертами костистого лица.
- Бурдюк Александр, город Владимир.
Голос у него оказался громкий, высокий, буквально заполнил всю аудиторию.
- Самые главные проблемы наших людей - заботы о хлебе насущном. Что есть, что пить и во что одеваться! Люди бедствуют в деревнях, лишены гарантии прав, включая право на жизнь! Покорились суете не по своей воле! Чтобы выжить, поддержать бедных своих - больных стариков и детей. Власти черствы жестоки и преступны, пользуются объедками мировой буржуазии...
- Пожалуйста, - вмешалась Вера Геннадьевна, - три проблемы.
- Не знаем, что будем есть завтра - первая проблема.
- Молодежь уехала, а кто остался пьет и грабит дачи - вторая проблема.
- Человек забыл и перестал слышать голос Божий, потерял совесть и обратился в скота - третья проблема.
Все оживились. Бурдюк сел.
Поднялась молодая женщина, начала говорить тихим грудным голосом. Все также притихли.
- Отец Иван, у нас одна проблема. Наш священник, отец Винфрид Хорт, работал 4 года, собрал приход, приготовил катехизаторов. У нас есть приют для мам-одиночек, группа анонимных алкоголиков, молодежная газета, субботний клуб пенсионеров. Отец Винфрид начал строить храм, но в этом году ему не продлили визу. Мы пытаемся сохранить начатое. К нам приезжает священник служить мессу, но и все. Мы встречались с епископом, написали письмо в "Кирхе-о-Нот", у нас много вопросов нерешенных...
Пока она говорила, зашел отец Тадеуш, встал у дверей и слушал. Вера поблагодарила докладчика.
- Давайте сейчас послушаем отца Тадеуша, а то ему нужно ехать в Москву. Извините за ломаный стиль.
Отец Тадеуш поздоровался от дверей.
- Я всех приветствую, как впечатления? Вода горячая есть у всех? Хорошо.
Он говорил спокойно, свободно с небольшим акцентом. Прошел, сел на стул рядом с отцом Иваном.
- Помните слова Господа на пиру у Луки? Я вам напомню.
Он надел очки и открыл Библию, которую держал в руке. Неторопливо начал читать. "Сказал же и позвавшему Его: когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы они тебя когда не позвали и не получил ты воздаяния. Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых: и блажен будешь, что они не смогут воздать тебе; ибо воздастся тебе в праведных".
Он сделал паузу, посмотрел поверх очков на присутствующих.
- Господь гость еще тот. Его пригласили, а он делает замечание. Трудно, как так можно? Позвавшие Его, это мы с вами. Мы же хотим, чтобы Господь вошел в наши дома? Мы даже согласны с одним из слушателей Господа, который, согласно Луке, тут воскликнул: "Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!"
Да, все правильно. Мы тоже так думаем, нет? И тут начинаются проблемы. Господь оборачивается к этому человеку, продекларировавшему некоторую правду веры, и рассказывает случай, притчу, как бывает...
"Один человек сделал большой ужин и звал многих. И когда наступило время ужина, послал раба своего сказать: идите, ибо уже все готово. И начали все извиняться...
Первый сказал ему: я купил землю..." Землю купил, - повторил священник, оглядывая слушателей поверх очков. - Важно посмотреть, проверить, провести замеры, чтобы "не было кидалова", как сейчас говорят.
"Другой сказал: я купил пять пар волов, иду испытать их". Слушайте, вол - это как машина, причем серьезная, Тойота Лэнд Крузер, не меньше. Вот, стоял на очереди, пришел автовоз, нужно срочно ехать смотреть, выбирать, оформлять, иначе разберут... Правда важно, извини.
"Третий сказал: я женился". Хотел прийти, правда, но молодая жена попросила отвезти ее к портнихе, потом к маме, а вечером мы вдвоем. Извини.
Все очень понятно. Раб возвращается, рассказывает все господину. Тот в гневе. Столы накрыты. Угощение выверенное, дорогое, продуманное, готово. И никого нет. Ущерб? Оскорбление?
"Хозяин говорит: иди к бедным, нищим, увечным, хромым и слепым... Пусть дом мой наполнится".
Опять пауза. Тишина. Яркий свет в окна.
Обратите внимание, хозяин в гневе, но он не отправляет раба повторно ругать, уговаривать богатых... Здоровых. Успешных. Пусть они делают свои дела, может быть, потом оправдаются или встретят "кризис среднего возраста" - это их выбор. Но это будущее, а сейчас важна судьба угощения...
Хозяин вложился, как мы говорим здесь в России, выделил время. Деньги. Потому зовите всех! Без предварительных условий. Услышал-пришел, этого достаточно. Кто-то поесть, кто-то попить, кто-то поглазеть, кто-то за компанию.
И, что будет, скажете вы? Соберутся бомжи, грязь, вонь, склоки, будут драться, жаловаться друг на друга, набирать в карманы... Разойдутся и опять начнут бедствовать. Сегодня поели, а завтра? Что они будут делать завтра?
Может быть купить их? Дать им еду, одежду, потом Библию? И вот он уже перестал воровать и сквернословить... .
Так не бывает. - Отец Тадеуш покачал головой. - Мы не можем сделать их счастливыми, мы не можем сделать их верующими. Что мы можем? Немного. Наша помощь всегда недостаточная. Но настоящая. И возможная. Временное небольшое благо. И что? - скажете вы - привыкнет получать подачки, будет продавать еду, вещи или менять на алкоголь, наркотики...
Да, это все будет присутствовать в нашей деятельности, и еще много лжи. Впрочем, не больше, чем в политике. Думаю, меньше.
Все заулыбались, зашевелились.
Вот это диакония, последование Господу, который Сам уподобился этому слуге - зазывале, и Который так постарался, что Сам стал Угощением, изменившим мир. Мы это знаем сегодня, поэтому нам проще...
Приключение
Вечером Зоя, Лёша, Валя и две женщины из Березняков собрались в Москву. Пошли через посёлок, чтобы выйти на конечную остановку маршруток у торгового центра. Уже смеркалось и быстро холодало. У одного из бараков услышали шум, перепалку, приблизившись увидели девушку и парня, которые посреди улицы громко кричали друг на друга. Лёша вдруг узнал девушку- подростка, с которой он ехал утром в маршрутке, невольно остановился.
- Иди сюда, я тебе сказал, - иди сюда, сука! - Парень был пьян в спортивных штанах и футболке.
Девушка собралась было уйти, обернулась.
- Ты меня за...л, понял? Я никуда не пойду, я тебе сказала!
Парень быстро подошел к ней и сразу ударил наотмашь по лицу. Девушка упала. Ударил ногой.
Лёша бросился к нему, перехватил руку, попытался оттащить в сторону. Получил удар, еще! Заметил, как Валя снял очки, сбросил рюкзак, метнулся к ним...
Остановились, закричали женщины, от домов двинулись еще какие-то люди.
Валя сбил с ног пьяного, зажал голову в клещи, возился с ним прямо на земле у дороги.
- Пусти, сука, убью...
- Успокойся, а то башку сверну, точно, понял? Ну?
Парень захрипел. Валя отпустил его, поднялся, отряхнул штаны. Лёша увидел, что девушку быстро увели куда-то женщины.
- Пошли отсюда быстрее, - зашептала Зоя. Отдала Вале рюкзак, потянула Лёшу за рукав. Какие-то молодые ребята следовали за ними на расстоянии до площади. Там, отстали.
Ехали в маршрутке одни, чистили куртку и брюки Вали. Потом Зоя начала терапевтировать сотрудников, как ваши впечатления от семинара?
Березняковские женщины оказались крепкие, шутили. У вас почти как у нас! И обошлось без членовредительства, - лайт вариант.
Отец Тадеуш замечательный, так в теннис играет! Чемпион! И очень тёплый.
- Как вы, ребята? - Зоя внимательно посмотрела на Валю и Лёшу.
- Ужасно, - Лёша вздохнул и пересказал свою встречу с девушкой. - Такое чувство, что меня побили и изнасиловали. Больно всё это, и непонятно!
Все притихли, покачивались в маршрутке.
- Я сейчас вспоминаю речь Тадеуша, его комментарий, с иронией и разочарованием, - сказал Валя. - Думаю, что нам ближе версия Матфея о брачном пире. Там явные параллели с притчей о виноградарях. Хозяин посылает много слуг, и их встречают издевательством, мордобоем, а затем и убийствами. Почему хозяин вынужден послать войска и сжечь город негодяев... Потом уже пытается собрать оставшихся на пепелище... И те, которые откликнулись и пришли, нуждаются в приведении к порядку. Откровенного и упрямого хама просто выкидывают прочь. Вот, это наша ситуация. И наша история.
Лешина травма.
В последние апрельские дни пришло тепло. Холодный ветер, ночные заморозки, тяжелые серые облака, брызгающие дождем, а то и снегом пропали. Тихо, светло. Потемнели, старчески осели ущербные кучи снега в палисадниках. И тут же первые цветы. Черные деревья, облитые солнцем. Сонные мухи и шальные шмели. "А на душе тяжело", - подумал Леша.
В общежитии объявили обязательный субботник. Леша с соседом выдвинулись на кухню, отскребли и вычистили электроплиты, вымыли пол, стены, потом занялись своей комнатой. Сосед Паша Худяков жил у подруги в Мытищах, а тут рассорился и вернулся к Леше. Рассказывал свои отношения неторопливо, обстоятельно, с интимными подробностями. Подруга была хороша, но хотела денег и серьезности. А Паша не любил ультиматумов; к тому же у неё ребёнок.
Они распахнули, вымыли окна, выбросили покрывала, подушки, вытащили на балкон, поставили на солнце матрасы. В монологе Паша покончил с личным, перешёл к рабочим вопросам. Недотыкин получил большой заказ от металлургов, будет работа и деньги. Не хочешь поучаствовать? А чё ты? Месяц бы поработал, денег поднял, плохо что ли? Лёша упрямо, поджав рот, качал головой.
Когда громили лабораторию Глухих, он сам числился у Недотыкина, по договорённости с Эл-Эфом. График вольный. Нужно было участвовать в экспериментах и предоставлять отчетность, считать все эти санитарно-технологические показатели. Экспериментальную часть делали в Купавне, в НИИ Лекарственных средств. Лёша с Пашей возили туда оборудование, монтировали ингаляционные танки. В день эксперимента Лёша приехал утром, зашёл в цех. Было жарко, гудели моторы. Крепко ударило в голову смесью лекарственной химии и животных испражнений. Везде виднелись зафиксированные крысы, обмоченные и обкаканные с безумными выкатившимися глазами, которым плотно в нос и в рот била струя отравленного воздуха. Распятие.
Мышей и крыс были сотни.
Десяток кроликов, которым выстригали шерсть, мазали гадостями, впрыскивали отраву, потом убивали, изымали органы, готовили морфологические, гистологические, биохимические препараты. Проводили измерения в сравнении с контрольной группой, которая убивалась здоровой, без вмешательств.
Крыс выхватывали из клетки девушки-лаборанты в перчатках и защитных масках. Быстро, ловко перекусывали шейные позвонки маникюрными щипчиками, или ножницами. Бросали на лотки "раздельщикам-потрошителям", куда включили для оперативности Лешу с Пашей. Девчонки болтали, обменивались новостями, вышучивали вспомогательных коллег, выходили покурить.
Потом взялись за собак, посерьезнели.
Пса заводили, поглаживали, делали усыпляющий укол в холку. Затем быстро, молча разделывали так, что оставался окровавленный остов, - голова с позвоночником, лапами, - который летел в пластиковый бак с заправленным мусорным мешком. Животные дрожали, скулили, сопротивлялись, цепенели. Один пес, типичная дворняга-бедолага, с поджатым хвостом, вдохнул запах крови, задрожал всем телом и встретился глазами с Лешей, прямо прилип. "Умрешь", - сказал ему Леша.
Пес, не отрываясь, смотрел на него, покорно дал себя уколоть, заснул. Чуть постанывал, когда начали кромсать его тело.
"Боже мой, прими душу Твою!"
Леша не выдержал, вышел на воздух. Небо, облака. Мирные дома и люди. Первое желание было - пойти и открыть вольер. Второе - расколотить все танки. Третье, уже более осмысленное - уйти немедленно! Попросил слово на собрании группы. Высказался. Слушали внимательно. Примолкли. Отвечал Коля Плахов, зам Недотыкина по исследовательской части. Вздохнул. Да, ты прав, конечно. Языческие гекатомбы и гадания на внутренностях. Но есть еще воспроизводимые вещи, которые мы фиксируем, правда? И оформляем в правовых документах, которые можем предъявлять производственникам. Это, конечно, все грубо, весьма приблизительно, с поправками на наше отечественное неустранимое распиз-во и коррупцию. Но с другой стороны, мы это можем делать, и делаем вполне корректно, убивая некоторое количество животных. Небольшое, уверяю тебя, можешь посмотреть данные по смертности собак в городе, например. А ты вообще видел людей с промышленным силикозом? А я видел, особенно детей с фиброзами, астмой, эмфиземой... Мы сейчас были в Воскресенске, на комбинате,
там щелочь течет прямо по двору доски положили и хлюпают. Это Московская область! А в Челябинске, я уже рассказывал, как металлический натрий вспыхнул прямо в цеху, две женщины сгорели заживо... С этим ведь тоже надо что-то делать, согласись!
Слушай, если есть промышленность, должны быть нормативы, ПДК, ПДУ - нормативы ВОЗ, между прочим. И кто-то должен делать эту работу. Нужна ли промышленность? По-моему, праздный вопрос. Она уже есть. Ты хочешь жить без нее? Без большой фармы, медицины, науки?
Пожалуйста! Имеешь право! Только не надо этот индивидуальный подход навязывать другим людям. Я думал об этом, Леш... Свалить в тайгу, освоить ремесло, включиться в природный цикл с соответствующими богами. Ждать урожай, практиковать заговор с чувством морального превосходства над прочим беспутным и циничным человечеством. Стать, таким образом, "настоящим индейцем".
Слушай, в современном мегаполисе есть нехорошие профессии: мусорщики, санитары, милиционеры, похоронщики. Есть бойни и крематории.
Лев Николаевич призывал не участвовать в зле, носить посконную рубаху, косить траву с мужиками. Но он же барин, мог себе позволить эти причуды и вегетарианство. А мне надо деньги зарабатывать, извини за выражение. Так что ты решай.
Недотыкин сидел в обычной своей манере, откинувшись в кресле, расплющив живот, скрестив ноги в огромных ботинках. Лицо пухлое, широкое, без шеи. Глаза сонные рептилоидные, без век. Нижняя губа оттопырена. На голове короткий, редкий, рыжеватый ёршик.
- Ты хочешь уйти?
- Да.
- Подожди, пока не пиши заявление, а то у меня ставку заберут. Я подумаю, скажу. На эксперимент тебя пока брать не будем. Будешь обсчитывать данные и в колхоз поедешь, договорились?
Полегчало немного. Пластиковый бак с мусорным мешком, заполненный оскаленными собачьими скелетами, не отпускал. И тот пес с липкими звериными беспомощными глазами...
"Прими, Боже, душу Твою, убитую мною!"
Потом случилась Ира Лунёва, невысокая, живая, фигуристая сотрудница с несколько восточными чертами лица. Озорная, нравилась. После защиты Пашиной гуляли в лаборатории. Леша выпил, смеялся со всеми, решил приобнять в коридоре и вдруг обнаружил её руки глубоко в своих штанах. Спустились в подвал. Там было старое поломанное кресло и какой-то безобразный и ошеломительный секс. Лёша думал, что это эпизод, но они стали встречаться, проводить много времени вместе. Дурачились в постели полдня у него в общежитии... Разговаривали, спорили. Так продолжалось с перерывами пять месяцев. Потом Ира заявила, что выходит замуж за Недотыкина.
- Он мужик умный, пробивной. Мне надо диссертацию делать... Ты хороший, Лёшка, но совсем не приспособленный к жизни. Тебе 30 лет, живешь в общежитии. У тебя даже амбиций нет.
Это правда.
Был у них на новоселье с Эл-Эфом и всеми сотрудниками. Сомневался, настраивался. Решился. Ира была беременная, хлопотала с угощением. В какой-то момент подошла к нему, поцеловала, взъерошила волосы. Лёшка, бедный, внутренне полетел вверх тормашками, не знал, что и думать. Ведь, Недотыкин наверняка знает их историю... Рассказал другу Паше.
Тот пожал плечами. Ну и хорошо! Ты же любишь ее. У меня есть знакомый, который сам просил переспать с его женой, пока он будет на лечении. Мол, она молодая, а ты парень свой, проверенный...
Первый приступ случился весной, два года назад. Тоже апрель, солнце, а у него вдруг тоска, слабость, оцепенение. Потом страх до удушья. Аппетит пропал совершенно, даже чай не мог пить, одну воду из-под крана по глотку. Какая-то непроходящая внутренняя тошнота. Светобоязнь. Вечерами озноб, сердцебиение, субфебрильная температура. Наверное, рак.
Поехал в Склиф к сокурснице, заведующей биохимией. Так, мол, и так, Наташа... Проверили все. Чисто. Наташа посмотрела результаты, порекомендовала афобазол. И начинай есть, не дури.
Полегчало в плане тревоги, но слабость не отпускала. Лежал целыми днями в полузабытьи. Пашка ухаживал, поил морсом и бульоном. Разговаривал.
Помог Валя. Приехал как-то с Пашей. Лёшка давно его не видел, слово за слово начал рассказывать. Мир мерзкий. Больной. Постоянная борьба за выживание. Листва молодая, а уже дырявая от гусеницы. Мальчишки нарочно виснут, качаются, обламывают ветви и уходят. Непроходящий мусор. Пошлая реклама. Стремительные жизненные сюжеты, кончающиеся ничем... Болезнями, потерями, смертью. Зачем? Почему я? Мы так не договаривались! Про Бога думаю с отвращением. Честно тебе говорю. Надо же такое придумать, эту жизнь!
Я готов умереть... Правда, очень противно...
Валя выслушал внимательно и рассказал о себе. Подобные состояния были ещё в раннем детстве. Очень тошно было. Но сам начал молиться, звать Христа. Бабушка покойница, верующая, сказала молись. Почувствовал Его присутствие физически. Несомненно. Жить тяжело. Нелепицы много. Как это у Шестова: "где люди там гадости, причем, много гадостей". Тем не менее, жить интересно...
- Слушай, но мы же всё равно умираем, болеем, грешим!
- Ну да, это остаётся, но уже не травмирует. Без жала. Как это Павел говорит: Смерть, где твоё жало! Ад, где твоя победа!
Надо умирать своей смертью, той, которая завершает мою жизнь. Без твоей жизни не будет и твоей смерти. Надо искать твою жизнь, твое призвание, Лёша. Это совершенно необходимо. Приходи к отцу Ивану на группу.
Отец Иван выслушал, согласился, что жизнь в сущности невыносима. Так что твои чувства верные, хотя и болезненные.
Работу эту надо бросать; она тебя разрушает. В монастырь сейчас уходить не надо. Начнём с малого. Ежедневное молитвенное правило, режим дня, сбалансированное питание.
Ходить на группу христиан-созависимых, слушать, высказываться. Готовимся к исповеди. Там дальше посмотрим.
Группа интересная, и строгая и тёплая. Понравилась. Понемногу стал оживать, появились спокойные минуты. Валя сосватал на работу в больницу.
Трудное выздоровление
В мае Эл-Эф ожил, засобирался на дачу. "На воздух! На воздух!" Нина Васильевна заохала. Никуша поступает, сдаёт экзамены. И Лёню как оставить, ночи вон ещё какие холодные. Мне придётся мотаться туда-сюда.
Лёша поехал в Загорянку, открыл, расконсервировал дом. Подключил воду, электричество, посмотрел сантехнику, прочистил стоки. Домик дощатый, двухэтажный, некрашенный. На хорошем фундаменте. Старые яблони, вишни, кусты-смородины, тёрна, малины сплошной живой изгородью по периметру. Крыша летней кухни, как заповедное жилище, выглядывает среди цветущей сирени. Да, хорошо здесь.
Днём приехала Нина Васильевна. Разгрузил ее тюки, припасы. Заполнили продуктами два холодильника. Вместе вымыли окна, вычистили углы и подоконники. Нина Васильевна пересмотрела в шкафах вещи. Вечером посадил её на такси, отправил в Москву. Сам переночевал с открытым окном в удивительной, ароматной тишине. Выспался с треском! Утром всё закрыл, двинулся на станцию. Солнышко яркое, тепло. Парень на самокате, энергично отталкиваясь, обогнал его. Женщина с ротвейлером уступила дорогу.
- Не съест?
- Не бойтесь, проходите.
Пёс мирно, умно посмотрел в глаза.
Лёша свернул на росистую тропку, скоро зашагал вдоль путей.
Ой, идёт электричка!
Подхватил сумку, взялся бежать. Последние метры спуртовал. Залез на торец платформы, подал руку девушке. Вместе забежали в последний вагон. Народу полно. Взмок моментально. Протиснулись в вагон. Бородатый интеллигент спокойно поджался, отодвинув ногой дипломат, снова уткнулся в книгу. Пожилая женщина в нехорошей бледности обмахивается газетой. Рядом развалились голоногие девицы, спят, одна запрокинула голову, изумленно открыв рот. Окна открыты, продувается хорошо. Достал платок, вытер глаза и шею. Продышался. Солнце мелькает в нежной зелени, пляшет на лицах. Грохочет встречный поезд. Летит, свистит, качается на стыках электричка.
"Господи, Господи, слава Тебе!"
"Господи, какое счастье жить!"
В больнице
- Привет, Света! Меня ищут?
Полная высокая лаборантка мирно расставляла пустые пробирки в штатив.
- Здравствуйте, Алексей Романович. Вам осадочек мочи стоит из третьей хирургии.
- Звонили?
- Звонили. Там Роберт дежурит. Я ему объяснила, что доктор едет из загорода, электрички ходят плохо. Он - спокойно. Просил позвонить, как будет готов. Они еще сейчас резус принесут, и КЩС нужно повторить в реанимации.
Леша переоделся, сел к микроскопу, встряхнул содержимое конической пробирки, нанес каплю на предметное стекло. Обнажив зубы, склонился к окуляру.
- Так... Песочек, оксалаты. Эритроцитов много, уже поплыли. Это кто у нас? Самойлов, 41 год. Камешек идет у Самойлова, наверное.
- Он у них с пятницы, наблюдают.
- А в реанимации много?
- Двое. Сычева помрет, наверное. Сахара опять 25. И девочку спустили из гинекологии, внематочная. У нее будет общий анализ, вся биохимия, электролиты. Тяжелая. Я сейчас пойду, возьму все.
- Аструп работает, не знаешь?
- Утром Лизавета работала. Она вам записку оставила. На столе.
"Алексей Романович, здравствуйте. У меня к вам просьба, не могли бы вы взять мое дежурство 16 июня? Я хочу внуков на дачу отвезти и немного помочь дочери... Позвоните мне сегодня, пожалуйста.
Аструп вчера барахлил, хотя я все промыла и заменила баллон с углекислым газом. Сегодня утром работал. Я ушла в 8:45. Все тихо, удачи, Л. Ан."
- Света, ты одна сегодня?
- Ушакова придет вечером... Я поеду. А мы с Вами справимся, правда?
- Правда. Свет, есть что-нибудь поесть? Я попозже выйду, куплю чего-нибудь.
- Мойте руки, садитесь к столу. Никуда ходить не надо. Я вчера салатик открыла овощной, свой, - надо все доедать. Баклажанчики. Курицу или котлеты, чего будете?
- Ой, все, что угодно...
- Давайте, котлетки свежие, а курицу мы вечером доедим. Там в холодильнике еще кусок торта остался. Это вам с Людкой. Вчера у Андреевны 55 лет было, разорилась на торт, девушка. А мне нельзя, я худею. Ха-ха!
- Ой, а я забыл поздравить! Да, надо соглашаться с дежурством.
- Вы одинокий, молодой, беспартийный, щас они на Вас навешают, будете до отъезда работать... А то оставайтесь, у нас хорошо. Платят, правда, копейки, да Вы один, чего Вам?
Леша поел, успокоился. Сделал анализы для реанимации, записал журнал. Света села к телевизору с рукоделием. Лешу потянуло в сон. Не смог читать, и как-то сразу на душе помрачнело. Вышел на территорию больницы, ходил по дорожкам, читал розарий. Поправился!
Вечером к лаборантам пришли гости, сестры из отделения, шофера из перевозки. Шумели. Смотрели какую-то гадость по телевизору. Врач из реанимации привел своего родственника, попросил сделать анализы. Дядька из провинции, балагур, пока у него брали кровь, разговорился, легко вписался в компанию. Пытался Леше дать бутылку коньяка. Леша отказался, тут же выпили с его лаборантками. Ночью привезли утопленника. Откачали. Живой и потрясенный. В целом спокойно, отработал, пописал свои фантастические сценки.
Что с Никой?
В среду приехал на занятия с Никой. Дверь открыла незнакомая высокая девушка в Никином халате. Запустила в квартиру. В большой комнате разложенный диван, сдвинутые кресла, бутылки, окурки... Ничего себе!
- Ника в ванной, неважно себя чувствует. Мы тут отметили день рождения одной нашей подруги. Немного перебрали с алкоголем, и еще месячные, понимаете?
Девушка буквально улеглась в кресло, освободив очень высоко голые ноги, покачивала носком тапочек.
Леша пошел на кухню. Груда грязной посуды. Липкий пол. Какой-то странный запах, несмотря на открытую форточку. Вымыл руки.
- А что же она мне не позвонила? Я бы перенес занятия.
- Мы заснули под утро, собственно, вы нас разбудили. Вы не волнуйтесь, мы все уберем. Меня зовут Ксения.
Ника вышла из ванны, бледная, жалкая, проволочилась через комнату, повалилась на диван.
- Привет, ты больна? Тебе плохо?
- Сейчас все пройдет, - спокойно прокомментировала Ксения, покачивая ногой, ей уже лучше.
- Ник, у тебя в понедельник первое собеседование, ты что?
- Алексей, хотите чай, кофе? Есть Мартини. Подождите, - она упруго поднялась, заметив, что он направляется в ванную, - я свои вещи заберу.
Лицо Ники порозовело. Внезапно она рассмеялась, беспечно, по-детски. Леша оглянулся, решив, что Ксения что-то показала ей за его спиной. В туалете тоже грязно, запах мочи и какой-то химии.
Ника ожила, села с ним за стол в своей комнате. Рассказала теорию, немного путаясь. Ладно. А задача совсем никак. Даже условия не поняла. Сослалась на головную боль, недомогание. Записала решение, пообещала выучить и прорешать пять номеров подобных задач.
Ушел от них с облегчением, со смутным чувством обмана, тревоги. Какая-то очень понятная подруга, просила ничего не рассказывать родителям Вероники, не надо их тревожить и создавать конфликтную ситуацию перед экзаменами...
Ника сама позвонила на следующем дежурстве, коротко извинилась и попросила денег.
- Хорошо, я могу тебе дать двадцать тысяч, давай подвезу завтра к метро.
- Ой, а можно я сейчас к Вам приеду?
И уже через полчаса звонок с проходной, - Я уже здесь!
Вышел. Бледная. Испуганная. Жалкая. Взяла деньги, внезапно поцеловала его в щеку. Убежала.
Леша быстро поднялся на второй этаж, бегом пробежал галерею, высунулся в окно. Ника вышла за шлагбаум, перешла дорогу. Машина полная, ребята, девушки. Ох, плохо дело!
Дачное
Леонид Фёдорович на даче загорел, посвежел. Взялся сам ходить на источник за водой. Беседовал через забор с соседями. Аппетит появился, - рассказывала довольная Нина Васильевна, - метёт всё. Садись, будем обедать. Сели на солнце на веранде, на ветерке. Леша в разговоре допустил замечание, что алхимия для своего времени была прогрессивной практикой.
- О, да! - обрадовался Эл- Эф. - Почти наука! Это как бы нормальная химия, с довеском печени трески, лапок ящерицы, шерсти козы-девственницы и некоторым бормотанием. Нет, конечно, они занимались упорно, кто же спорит? Говорят, даже из мышьяка иногда выходила медь, но подтвердить не удалось! Тут, я думаю, всё по Канту. Если один человек собрался выдоить козла, а другой подставляет решето, вряд ли следует ожидать прорыва... А я тебя уверяю, что есть совершенно бесполезные практики, и ошибочные теории, которые, собственно, должен распознавать учёный!
Лёша с бабой Ниной переглянулись. Пусть искрит и выздоравливает человек! И слава Богу. Не стал ничего говорить про Нику.
Шел на станцию наткнулся на разбросанный мусор, пакеты, объедки в пластиковых тарелках, бутылки... Кто-то вывалил прямо на дорожку. Оглянулся. Следы колес. Остатки костра в рощице. Сожженное молодое деревце. Зачем?
В электричке подростки бегали, орали. Кто-то сорвал стоп-кран. "Сотрудники милиции, пройдите по составу" - устало просил машинист по радиосвязи. Двери шипели. - "Ну что, может быть поедем уже?"
Леша сидел в вагоне один. Вдруг, стала наваливаться усталость. Тошнота. Тревога. Еле добрался к себе. Боялся лечь спать. Пытался молиться. Боль в диафрагме. Ужас. В час ночи не выдержал, спустился на вахту, позвонил Вале.
- Леш, ты чего?
- Валя, я опять умираю, накрыло, поговори со мной, пожалуйста.
- Подожди, сейчас на кухню выйду... Повиси.
Леша тяжело дышал, слушал шаги. Полилась вода, потом чиркнула спичка. Выдохнул дым.
- Ну рассказывай, чего у тебя там? - голос спокойный, уставший.
- Разбудил?
- Рассказывай, что случилось?
Начал говорить про Нику про Эл-Эфа, - По-моему, я их обманываю... Эпизод в электричке.
- Валя, все, я успокоился... Спасибо тебе, прости меня, пожалуйста.
- Не прощу, никогда!
Оба рассмеялись.
В институте
Лёша вышел в город на Бауманской, сразу свернул во дворы, выбрался на улицу Энгельса, после перекрёстка уменьшил шаги, побрел под тенистыми деревьями, рассматривая прохожих, вывески, рисунок трещин в старом асфальте тротуара. Вот и лето, долгожданное и будничное. Полная и обреченная жизнь.
У двери института обнаружил Валю, Зою, Лёню Васильченко. Поздоровался, подождал, пока они докурили, вместе поднялись наверх. Вера Геннадьевна у себя предложила всем чай со свежими булками из ближайшей церковной лавки. Ровно в 12 часов зашёл отец Иван с новым директором, худощавым высоким латиноамериканцем. Поздоровались, расселись за столом.
- Вот, собственно, всё заочное отделение, отец Октавио. Валентин Мильчин преподает библеистику, Леонид Васильченко философию и антропологию, Зоя Мариночкина психолог, Вера Геннадьевна - завуч, вся методическая часть на ней, Алексей Артюхов - история церкви, аскетика, нравственное богословие, со мной. Это наши сотрудники.
- Всем и привет, - улыбнулся новый директор желтоватым живым лицом, с большими залысинами.
- Программа наша, - продолжил отец Иван, - представляет адаптированный курс очного отделения, рассчитанный на два года. Мы приготовили пособия и литературу, выезжаем раз в семестр, начитываем вводные лекции и принимаем экзамены.
- Вы все?
- Нет. Обычно я и кто-либо из свободных преподавателей. Все работают дополнительно. Наша зарплата сотрудников символическая. Наши регионы Питер, Пермь, Саратов, Астрахань, Рязань, Калуга. Есть корреспонденты из Красноярска, Челябинска и с Украины. Да, и заключенные. Сейчас 11 человек. Очень разнообразная география. Есть люди, отбывающие пожизненное заключение.