Вячко помог подруге подняться, бережно поддерживая её, но при этом стянул тулуп и бросил его на стылую землю.
- Странный тулуп... - пробормотала Жданка, удивляясь самой себе: как это она ещё в силах думать о каком-то тулупе.
Однако овчина так согрела её, напитала такой силой, что хоть сейчас снова растапливать своим телом колдовской лёд, наведённый жестокой богиней, которую боялись не только люди, но и ведуны в рощах. Даже Род и боги трепетали перед Мораной, признавая за ней право владеть миром и его судьбами.
Жданка бросила взгляд на пруд, на котором уже не было треклятого льда. Но и без него было ясно, что холодные воды мертвы до того времени, когда Ярило обогреет всё своими лучами и призовёт любую жизнь из-под снегов. И тулуп словно хранил цвет яростного солнца, его мездра, необыкновенно искусно выделанная, словно светилась жёлтым.
И тут девка услышала:
- Это не тулуп... Руно.
Жданка удививлась:
- Какое руно? Откуда оно здесь?
Вячко нехотя ответил:
- Из далёких краёв. Оно не простое. Когда-то согрело и защитило меня. Во времена, когда пришлось бежать и скитаться. Если бы не оно, я бы умер. Или меня бы нашли и убили.
- Зачем же ты его бросил здесь? - спросила Жданка. - Значит, это был твой оберег. Негоже разбрасываться вещами, в которых есть сила.
- Сейчас я бы хотел быть умерщвлённым в младенческие годы, чем спасённым, - с горечью ответил Вячко. - Так что вся сила Руна напрасна. Но, может быть, оно поможет ещё одному человеку.
Жданка двинулась к лесу, давя сапогами хрусткую траву, которая временно освободилась от власти Мораны. И в этом хрусте ей послышались тихие слова Вячко:
- Или не совсем человеку...
Они миновали лес в молчании. Жданка мысленно обращалась к батюшке и невенчанному мужу Ратдору: где же их посулы быть всё время рядом и защитить её? Но шаги рядом говорили ей, кто есть настоящий её защитник. И она не хотела этому верить.
Вячко растаял в темноте, как только она шагнула в калитку.
Подворье и изба спали могучим наведённым сном. В избе в кутьем углу, на широких рушниках красовалось всё, чем богат дом Ждана. Его дочь словно приросла к полу от удивления: кто же это расстарался-то так? А может, она, отправившись к пруду за третьей частью венца, даже не обратила внимания на подготовленное к Сварожьему дню?
За печью кто-то чихнул так, что посыпалась извёстка с кирпичей. Раздался знакомый голос:
- Будь здрава, Долгождана!
Девка уже открыла рот, чтобы тоже поприветствовать домашнего помощника, но вспомнила: пожелание здравия для домашних духов обидно, ибо не такие они, как люди. Лишь доброе слово от тех, кому они служат, приятно нечистым.
- Благодарствую, незаменимый помощник, избяной дух! Даже не заметила, уходя, что всё к празднику готово, - сказала с поклоном Жданка.
- Многое можно заметить, лишь вернувшись туда, откуда ушёл, - ответил загадкой домушник и замурчал, как кошка.
От этого мурчания у Жданки всё помутилось в голове, и она еле добралась до своей лавки в горнице, чтобы упасть и заснуть мёртвым сном.
Она проспала тот важный момент, когда Ждан с наймитами и Титовыми парнишками затемно свёл со двора жертвенную скотину. Она не ревела, чувствуя близкую смерть, значит, Сварогу будет угодно смиренное подношение. А когда мать спустилась вниз с грудой рушников, то остолбенела, глядя на уже украшенный кутий угол. Ольга долго не могла унять светлых слёз. Она думала, что это дочь-заботница и трудолюбица выполнила часть её работы. Как же прожить без наимилейшей красавицы? Пусть хоть последние деньки в отчей избе поспит сладко...
Жданка же без снов, в полном забытье пролежала на постели до того момента, как праздничное солнце не выстветило все углы горницы. Она подскочила с одной мыслью: не проспала ли свой день хозяйки Сварожьей братчины? Её страдания по Ратдору, по другу Вячко, бессилие перед судьбой, грядущие муки мира отступили перед обязанностью - исполнить свою часть великого обряда. Она даже сама не подозревала, что сможет подчинить буйное сердце долгом перед всем селом.
И она успела, наряженная и полная сил, встретить первых гостий. Сама, без подсказки матери, которая ушла к избе старосты встречать мужиков из священной рощи, сказала все нужные слова, отбила нужное число поклонов, сделала все нужные движения - во имя сытой и мирной жизни сельчан под покровительством Сварога. Всем успела улыбнуться: и испуганным девчушкам, в этом году уронившим первую кровь и прошедшим обряд надевания панёвы, и просватанным девкам. С достоинством показала дары отчего дома для братчины, с великой благодарностью приняла чужие доли в празднестве. И всё это - с заговорными словами на здоровье и удачу для каждой гостьи. Слова сами слетали с языка, а сердце раскрывалось навстречу каждой.
Потом девки уселись на лавки и завели нужные обрядовые "беседы", которые скоро переросли в хихиканье, шепотки и обычное подзуживание. Жданкино сердце нехорошо сжалось: она не увидела бывшей подруги Голубы. Что случилось-то? Так сердита на неё самая близкая из девок, что пренебрегла правилом, заведённым в незапамятные времена? Или новая беда пришла в дом самого бедного семейства?
Но тут раздались лёгкие шаги в сенях, и Жданка кинулась навстречу той, перед которой почему-то ощущала свою вину.
Голуба вошла с горшочком в руках. Среди девок послышалось хихиканье: не могла ничего посытнее киселя принести, бедолага. Но Голуба будто не услышала, проговорила свои гостьи речи с отрешённым взглядом счастливых глаз, с улыбкой на вспухших губах. Жданка сердцем поняла: подруге сейчас нет дела до насмешниц. Она любит и любима. Возможно, и в её бедной избе скоро раздастся пение рожков, означающих сватовство. Жданка так обрадовалась за неё, что даже чуть запуталась в ответных речах. Но Голуба ничего не заметила, прошла павой-птицей с гордо поднятой лебединой шеей к краю лавки и уселась, положив руки на колени под старым латаным сарафаном. И девки почувствовали силу, власть и превосходство любви, перестали насмешничать, приготовились петь песни. Так было положено делать до обеда, когда мать хозяйки братчины принесёт жареные поросячьи ноги с общего стола. Тогда наступит время пира.
Голуба дважды пропускала свою очередь начать новую песню. Её толкали под локти, и она с таким же отрешённым взглядом принималась петь. Но её тонкий приятный голос то и дело сбивался, а она не стыдилась, словно бы не обряд прерывала.
Наконец, когда певуньи уже изрядно подустали, в открытую дверь вошла Ольга. Соседка помогала ей нести громадное деревянное блюдо с горой румяных ног. Ох, и щедро же одарило село будущих жён и матерей! Чтобы не засиживались в девках, быстрей убегали замуж, рожали крепких сильных деток.
Проголодавшиеся девки восхищённо охнули, а по избе поплыл сытный запах мяса. Жданка глянула на Голубу, и её сердце сжалось: подруга побледнела, отвернула голову в сторону и стала тяжело дышать. О таких признаках девкам рассказывали сызмальства, готовя их к материнству. Да и в избах, где иногда жили по две-три семьи, состояние женщины было как следы на песке или снегу - сразу всё ясно. Неужели?.. Неужели Голуба... Но тогда ведь, согласно обычаям, нужно вытолкать взашей из праздничной избы гулящую девку, которая посмела сеть рядом с главным достоянием Междуреченского - девушками чистыми и достойными всех благ от Рода, залогом будущей жизни села. Решать ей, хозяйке братчины...
Жданка нахмурилась: хватит с Голубы страданий, нельзя осквернять то, что она носит под сердцем, дурной молвой. Авось не убудет от села, если не прогонит хозяйка от стола влюблённую девку. Не тому ли, что плодоносящее чрево священно, учил ведун? Разве сейчас в роще не прорастает семя, из которого потом получится мощное сильное древо? Род силён, пока есть те, кто пополнит его.
А когда гостьи уселись за стол и затаили дыханье в ожидании, чей же кусок преломит хозяйка первым, Жданка важно указала на горшочек, отодвинутый на самый край. Считалось, что сейчас её действиями и голосом управляет сам Сварог. И та, чей вклад в братчину будет опробован первым, получит от бога лучшую долю в жизни. Поэтому девки только завистливо вздыхали, передавая хозяйке горшочек. А Голуба словно и не заметила оказанной ей чести, так и сидела, отворачиваясь от стола.
Жданка разлила по кружкам кисель, густой от разваренной лесной ягоды. Он был плохо заправлен мукой, поэтому и ржаного духа не чувствовалось. А сыты-то, медового отвара, наверное, и вообще в напиток не добавили. Хозяйка пригубила кисель: и вправду, кисло! Но сказала важно и властно, обведя взглядом девичьи лица:
- Сласть невиданная!
Гостьи отхлебнули из кружек и не посмели ни скривиться, ни бросить косого взгляда на Голубу. А хозяйка стала пробовать все угощения, приговаривая лаковые слова и похвалы дарительницам. Они запоминали, ведь это пожелания самого Сварога! И расцветали их лица улыбками: бог любит их, желает им добра.
А потом пошёл пир горой! Жданка подошла к бывшей подруге и шепнула на ухо:
- Кто?
- Военег... - счастливо выдохнула Голуба.
Жданка отшатнулась. Не от ревности или прошлой обиды, просто удивительно было узнать, что заносчивый дружинник будет свататься к Голубе. Как же стерпит это его родня?
- Пойдём, поможешь мне нитки и верёвки принести, - сказала она Голубе.
Девка шустро выскользнула из-за стола.
Жданка понимала, что сейчас настал тот час, когда она сможет отплатить Голубе добром за детскую дружбу, оказать ей помощь.
- И когда же успели-то? - спросила она.
Голуба опустила голову, а потом прямо глянула в глаза Жданке без прежнего счастья во взгляде:
- До того, как присоветовала тебе идти к Потычихе.
Жданкины руки застыли в мешке, из которого она хотела достать нитки, пряжу, верёвки, тряпичные мячики, дощечки для девичьих игр, которыми все будут заниматься до той поры, пока придёт черёд рассказывать байки и сказки.
Значит, подружка всё же захомутала Военего, пусть и на короткое время запретного соития. Тогда зачем же она настояла, чтобы Жданка обратилась к Потычихе? А вдруг бы приворот сработал? Осталась бы тогда без любимого...
Голуба сама ответила на невысказанные вопросы:
- Знала ведь, кто я такая, и кто такой Военег. Волей Рода я обречена на судьбу сорной травы в огороде - сорвали, смяли и выбросили... А тебя счастья лишать не захотела. Вот и решила хотя бы им утешиться.
- И что же Военег? - спросила, прищурившись, Жданка.
- Сама знаешь... - выдохнула с прежней полуулыбкой Голуба. - Я бы давно головой вниз в пруд бросилась. А сейчас не могу... И на мою долю Род радости выделил. Вот, подумала, зайду к тебе на праздник, в последний раз погляжу на наимилейшую подругу, а потом побреду со странницами или каликами перехожими по свету.
И Голуба прижала руку к ещё плоскому животу.
Кровь бросилась Жданке в голову. Ну видывал ли свет, по которому собралась идти Голуба, такую глупость?! Хотя её правда - в селе ей спокойно не доносить ребёнка. О ком, интересно, она больше радеет, собираясь в бега, - о будущем дитяте или Военеге, которому тоже достанется и от родни, и от сельчан, и от ведуна?
Знать, в прошлом своём сне Жданка неслучайно видела Военега, который называл её Голубой. И всё счастье и радость плоти предназначались не ей... И тут шалая девка вместо обиды вдруг пожелала обречённой подруге именно того, чего вдруг лишилась. Видно, и в самом деле Жданкина жизнь была как бурный ручей весенней воды - никогда не узнать, какие он преграды снесёт своим потоком, куда повернёт и где разольётся, впитавшись благодатью в ждущую влаги землю.
Не успела Ольга вновь вернуться к пирующим во дворе старосты сельчанам, а девки - приняться за первую игру "обознатушки-перепрятушки", как в избе резко похолодало. Скрипнула дверь, которая вела в сени. Ольга схватилась за сердце - она почуяла, что в избу сейчас войдёт беда... И Жданка насторожилась: она видела, как до синевы выцвели щёки матери, а стрельчатые брови сдвинулись под богато вышитой кикой. И девки что-то притихли, прервали игру, встали друг к другу поближе.
Ещё чуть отворилась дверь, и вошла одетая в белое рубище фигура. Жданку будто иголкой кольнуло в грудь. Это была её личная гостья, возле подола которой тотчас натекла лужица воды. Именно ей она протянула на ладони гнутую часть венца с цветами шиповника. За спиной Жданки раздался стук: это свалилась без чувств соседка, помогавшая матери.
Тонко и пронзительно закричала Ольга. Она знала, что этот час, время мести и расплаты, настанет. Виновный всегда о нём знает. Но закрыть грудью наимилейшую дочь не смогла, оцепенела. Жданка же, наоборот, почуяла в себе силы заслонить от покойницы всех, кто был в избе, и отважно шагнула вперёд со словами, которые сами собой пришли на ум. Видно, и в самом деле могущий Сварог наделяет хозяйку братчины недюжинной силой.
- Какие бы силы не подняли тебя из пруда, я тебе рада, Нежа. Ты принесла мне то, что я просила? - Благодарствую, но не могу дать тебе место у стола.
- Не рада я тебя видеть, Долгождана... Не хотела отдавать тебе венец... Но меня вынудили... Возьми и знай: он всё же принесёт тебе венчанного мужа и счастье... - Слова утопленницы прозвучали словно бы в голове Жданки, потому что чёрные губы не шевелились.
- Поблагодарю великого Сварога за милость, - ответила Жданка. - Чем могу отдарить тебя взамен?
- Не боги и не твой Род привели меня сюда... - Голос Нежи налился мощью и гневом, но потом вновь едва зашелестел. - Бери то, что просила...
Жданка, твёрдо ступая праздничными сапожками, подошла к утопленнице. В нос шибануло прелой водой и гнилостной тиной, захотелось отвести глаза от синей ладони с чёрными пальцами, в которой лежала часть заветного ободка. Но шалая девка нашла силы не сморщиться от отвращения, не заплакать от страха, а спокойно взять гнутую и почерневшую вещицу. Она показалась ей ледяной. Жданка не кинулась прочь, во все глаза смотрела на покойницу, лихорадочно размышляя: не причинит ли нежить вреда девкам, матери и соседке.
В этот миг за окнами стемнело так, что день обернулся ночью. И только фигура Нежи чуть светилась призрачной синевой. Утопленница повернула голову к Ольге:
- Я никогда не винила тебя, Ольгица... Подойди, давай обнимемся.
Жданка не успела оттолкнуть мать, и Ольга шагнула к Неже, как заворожённая, покачиваясь на неверных ногах. Но шалая девка сильно шибанула родительницу в бок и строго сказала:
- Не гневи богов, матушка. Не мёртвое тело дарует прощение, а Род и боги. Они судьи всем земным делам.
Вода потекла с подола утопленницы ручьями. Её белые, без зрачков глаза засветились зеленоватыми огоньками, но потухли. Мертвячка на глазах превращалась в слабое подобие себя: кожа обвисала складками, отслаивалась, губы теряли форму и обтягивали выступившие жёлтые зубы, скулы проваливались.
- Надень венец при мне. Так велено. И не бойся, что обещано, то и сбудется, - прозвучал её голос.
Жданка вытащила из-за пазухи те части венца, которые ей дала Гулдар, кое-как соединила хрупкие от времени части. Она знала: утопленница говорит правду. И если сейчас наденет венец, то станет наконец настоящей женой, сможет отправиться вслед за своим мужем Ратдором на побоище за родную землю. Вдобавок где-то вдалеке послышался страшный удар грома. Это было неслыханно и невиданно - гром на Сварога...
Именно в этот миг в голову Жданке стукнуло невесть откуда взявшееся решение: а на что ей венец? Она и без него всё равно покинет отчий дом. Её судьба - идти за мужем. Их повенчают битвы. За ней отец и мать, которые никогда от неё не откажутся. Друг Вячко, который последует за названой сестрой. А вот Голуба... бедная подружка, каково ей придётся?
И Жданка быстро, чтобы не пожалеть о добром поступке, надела коряво скрепленную вещицу прямо на Голубин платок.
Фигура покойницы стала таять и через миг исчезла. За окном посветлело. В печи снова загудело пламя, и прежнее тепло, сытные запахи поплыли по избе. Девки оживились, снова принялись за игру как ни в чём ни бывало. Соседка уселась, потирая шишку на затылке. И только Жданка с матерью глядели на лужицу воды на полу, которая тоже вскоре исчезла.
Голубин венец не исчез. Девка трогала его и чему-то улыбалась.
А потом были сказки, прощальные песни, проводы гостий. Девки, расхватав остатки угощения, разошлись по домам.
Явился недовольный Ждан: жена так и не появилась на пиру. Жданка сказала отцу, что мать внезапно приболела, и грозные морщины на его лбу разгладились; нехороший огонёк в глазах, предвестник гнева, сменился заботой. Он схватил горшок с киселём и стал жадно пить через край - то ли мяса переел, то ли захотел отбить запах медовухи, чтобы болящую жену не мутило.
- Что за кислятина? - удивился отец, разглядывая гущу из ягод. - Никто из девок не позарился на эти помои? Правильно, чрево всю ночь дух выпускать будет, а то и до ветру бегать замучишься.
- Голубина часть братчины, - со вздохом ответила дочь.
- Вот тебе новость: на пиру к её отцу подсел Военегов дядька. Скоро сговор будет, а потом, глядишь, и сватовство, - сообщил Ждан.
- Рада за подружку, - засветилась от удовольствия Жданка.
Кто бы мог подумать, что так быстро сработает чудесная сила венца утопленницы!
- Чему радоваться-то? - буркнул отец. - Из огня девку да в полымя сговаривают. Такой ветроног, как этот Военег, семье ничего не принесёт, кроме бед.
Перед сном Жданка решила подготовить узел с вещами, которые возьмёт с собой на побоище. Только что в него класть-то? Не сарафаны же с рубашками... Допустим, рубашки сгодятся. Кацавейки - прочь. Лучше полотна положить - на перевязку ран. Подушку старую, плоскую, как блин. Где же взять мужскую одежду - шапку, кафтан-терлик, плащ-вотолу, штаны, пояс? А нечего раздумывать, вот настигнет дружинников, или до сборной рати доберётся, или ранее мужа встретит, тогда вопрос и решится. Мелькнула мысль о едкой мази на берёзовом дёгте, целебных сушёных травах. Не забыть бы! Даренный отцом нож тоже отправился в узел. А теперь стоит подумать о колдовских вещицах... Их осталось всего две. Жданка быстро вытащила ларец с зерцалом. Пожалуй, она для возможного ворога или татя-вора, головника-убийцы дорожного, любого разбойника, ведь Гулдар предупреждала: зерцало исполняет желания так, что становится только хуже. Ещё бы фибулу отыскать... Так она ж её на нательную рубаху приколола, когда в лес отправилась!
Увы, сброшенная ранее впопыхах рубаха оказалась без чудесной застёжки. Потеряла Жданка оберег, утратила то, что могло бы спасти её...
- Вот ты и спаслась... - прозвучало за спиной.
Жданка радостно обернулась. Когда рядом Вячко, других оберегов не нужно!
Друг появился чернее грозовой тучи, опалённый не то огнями, не то великим горем. И тут же отвернулся от девки, уткнулся лицом в плечо. Рана на его шее вскрылась, обнажив давно мёртвые жилы и серую плоть. Вячко опомнился и натянул на шею рубище.
- Давай я помогу тебе, - сквозь жалостливые слёзы сказала Жданка. - Помнишь, как в детстве?..
- Не нужно, - отпрянул от её протянутой к ране руки Вяко. - Скорее бы рассыпаться пылью на дороге, или сгореть в пламени, или стать землицей... Это единственное, чего сейчас желаю.
Такой уж была Жданка, с ветерком в голове, изменчивой, как весенние бурливые ручьи. Свои заботы всегда отступали, когда близким требовалась помощь. Ей бы сосредоточиться на чём-то одном, тогда, глядишь, и счастьице своё быстрее нашла. Но шалая девка дозволила горю старого друга вползти в своё сердце. А после и вся пропала в нём.
- Расскажи мне! - почти приказала она. - Ты меня знаешь, я не отстану.
Вячко помотал головой, а потом заговорил медленно:
- Помнишь байку о могучем непобедимом богатыре и море-окияне?
- Конечно, помню. Мы ещё с тобой спорили до хрипа, как должно было поступить непобедимому. Но ты о своём расскажи, - потребовала Жданка.
- Шёл по земле богатырь... - тихо начал Вячко без прежних боли и горя в голосе. - Встретил страшного зверя - победил его. Набрёл на вражеское войско - всё разметал. Для реки, что могла залить целый край в половодье, вырыл новое русло. Засыпал трещину в земле, в которую должно было упасть целое село. Встретил смерть - и её перехитрил, согласился помереть только тогда, когда она отгадает, что было первым: курица или яйцо. И подошёл он к морю-окияну. Сказал: я тебя тоже засыплю, только не сразу. Ответило море: а ты знаешь, что детёныши убитого зверя рвут сейчас народ из мести? Застонал богатырь. Море-окиян продолжило: ведаешь ли, что в защищённых тобой землях люди убивают друг друга с жестокостью, неведомой ворогам? На глазах богатыря появились слёзы. Когда же он узнал, что река залила другие края, а трещина в земле возникла на новом месте, то прыгнул в море вместе с конём и утонул.
- Ты говорил, что море-окиян просто обмануло богатыря. Нельзя верить слову, - подхватила Жданка, пытаясь понять, что заставило Вячко вспомнить старую байку. - Может, на самом деле, всего, о чём болтало море, и не было.
- А ты спорила, мол, нужно делать своё дело. Вот засыпал бы богатырь море-окиян, и не в чем было бы утонуть, - тихо откликнулся Вячко.
- А сейчас?.. Как ты думаешь сейчас? - ещё тише спросила Жданка.
Вячко вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза со словами:
- Думаю, что главный враг богатыря - это боги, которые создали мир таким, какой он есть. И противиться этому бесполезно.
Жданка долго молчала, опустив ресницы. А потом заявила:
- Я всё равно бы продолжила делать своё дело!
- Даже зная правду о будущем? Даже страдая от того, что всё может оказаться зря? Не страшась богов? - уже в полный голос, зазвеневший сталью, спросил Вячко.
- Да! - почти выкрикнула Жданка. - Род и другие боги нас любит именно такими! Мы - люди, их подобие! Для чего ты мне заговариваешь зубы старыми байками? А ну рассказывай, что с тобой случилось! Мне некогда, собираться на побоище нужно. В эту ночь отправлюсь следом за мужем.
- Соловей или ворон? - неожиданно спросил Вячко.
Жданка даже хлопнула себя по бокам и топнула ногой от досады. Ну что это за детские побасёнки да игры? Разума лишился старый друг, что ли? Но потом задумалась. Был в словах Вячко какой-то зловещий смысл, связанный вовсе не с играми.
Об этом шуточном, на первый взгляд, вопросе ребятишки Междуреченского узнали, когда однажды в лесу нашли раненого, измученного странника. Вячко в то время уже пас стадо, и верховодила в ребячьей стайке Жданка. Она дала напиться страннику из меха, который теперь всегда, как со старшей, был с ней, тёплой, затхловатой воды. Странник попросил добежать до села, чтобы кто-нибудь из мужиков отправился к ведуну в рощу со странным вопросом: соловей или ворон. А потом бы ответ сообщили ему. У Жданки словно пониже спины припекло, и она принялась расспрашивать изнурённого человека, какая ему разница знать выбор ведуна. Тогда несчастный рассказал байку о двух братьях, которые отправились в путь. Присели они под деревом повечерять, а на нём устроился ворон. Один из братьев ушёл в лес, потому что решил: для отдыха важнее щебет птиц и пение соловья. А второй не захотел: ворон своим граем всегда предупредит об опасности. Эта баечка и стала основой вопроса со смыслом: соловей и возможная гибель от врагов, или ворон и предупреждение о них. Запыхавшийся парнишка принёс ответ ведуна: соловей, птица, которая селится на ветвях дубов в священной роще. Странник поблагодарил ребятишек и поплёлся себе дальше. Междуреченское осталось в неведении о грядущих бедах. Таков был выбор ведуна, который всё равно что выбор судьбы. И в этот же год начались нападения чёрных волков, а на другой - пропал Вячко.
Жданка помолчала и сказала:
- Значит, ты спрашиваешь меня, утешение ли мне нужно или страшные вести? Я выбираю ворона... Говори всё, как есть; всё, что удалось тебе узнать.
Вячко глухо ответил:
- Слышала гром не по времени года?
Жданка кивнула, похолодев, сжала руки, чтобы не задрожали.
- Этот гром означает, что Гулдар мертва. А её брат Наздыр идёт на наш край.
- Как же могла погибнуть та, которой всё было подвластно: и небо, и земля, и время? Та, которая в снах человеку могла явиться; чья сила меняла судьбы людей и княжеств? Не верю... - громко, не заботясь о том, что могут проснуться родители, заговорила Жданка.
- Она была не богиней, а всего лишь дочерью бога. Как и я только сын... - вымолвил Вячко, но Жданка пропустила мимо ушей его слова.
Её мысли неслись вскачь к одной цели: а что же с Ратдором, её мужем? Шалая девка схватила приготовленный узел и бросилась было бежать - скорее, скорее встать рядом с любимым, устоять в сече с врагами или упасть рядом на землю, на которой их кровь сольётся в один ручей.
- Сядь, Долгождана... - сказал повелительно Вячко. - Ты сама выбрала крик чёрного ворона, крик правды. Выслушай, а потом прими решение. Знай, что я всегда буду рядом...
Жданка опустилась на лавку, не чувствуя тела.
- В том мире, откуда мы с Гулдар, всё по-другому: боги, как люди, гневаются и любят, сражаются и гибнут, предают и спасают. Они имеют детей от смертных мужчин и женщин, иногда бросают их или убивают, преследуют или покровительствуют им.
- Да как же такое можно-то?.. - не могла не удивиться Жданка. - Боги заботятся о мире, наказывают за добро или мстят за зло...
- Боги заботятся только о себе, своей власти и превосходстве. Как и боги моей земли, которая очень, очень далеко отсюда, - перебил её Вячко. - Один из них ничего не сделал для дочери, которую злодейским обманом похитили и увезли в чужие земли, где несчастная попала в руки кипчакского хана и стала матерью Гулдар. Другой решил, что его сын от смертной женщины должен стать царём небольшого племени, и стал преследовать беглянку с ребёнком. А она хотела одного - чтобы дитя жило для себя и по своей воле. За свободу она заплатила жизнью...
Жданка кое-что начала понимать, но её размышления, как всегда это бывало, прервал внезапно возникший вопрос: