Эмма обрадовалась его фото на надгробии как ему, живому... Серьёзное, даже печальное лицо. Она не знала его таким. При ней в его глазах всегда пряталась искорка, внезапно озаряющая всё вокруг... Видимо, фото было сделано до нее. Почему не нашли свежей? И галстука этого она не помнит, или при ней он не надевал...
Она положила цветы, купленные у старушки, которая сама выпала из гербария, и сказала черно-белой фотографии:
― Не знаю, нравятся тебе такие...
― Нра! Нра! ― ответила ворона с однорукой березы, словно приглашающей погостить на погост... Эмма не верила в брожение душ по телам. Ворона как ворона, сидит на единственной крепкой ветке, как и положено умной птице. Эмма рассматривала незнакомое любимое лицо в мраморе, думая о той его жизни, что была до нее и что закончилась с ее появлением...
Виновна ли она? Какова была ее роль? И как то, что было тенью, стало светом на всю жизнь? Это легкое приключение с ГГоказалось вмуровано в неё намертво. Буквально намертво... ГГ ― сокращённо "Главный Герой".
ГГ и всё, без имени. Почему-то его имя сразу было неважным, она старалась не произносить его лишний раз, словно предугадывая, что не сможет забыть... Может, в этом ее вина? Или в том, что она впервые за два года пришла сюда? Два года жизни после его смерти. Нет, не так... два года его жизни в ней... А ведь тогда всё закончилось, толком не начавшись. "Главный герой" однажды просто не проснулся. Друзья врали, чтобы она не попала на похороны. Надо ли говорить, что она изменила круг общения...
― Оборот речи... круглый, как безысходность... ― вслух подумала Эмма и продолжила про себя... про себя и про него... ― Это началось неожиданно. Ничего не предвещало. Он был гораздо старше, значительно старше. Были общие знакомые. Мы знали о существовании друг друга. Его единственная дочь была моложе меня всего на пять лет, она была замужем, жила в другой стране и имела дочь ―внучку ГГ, которая его совершенно не волновала, что он тщательно скрывал. Он много всего скрывал... Открывался неожиданно, внезапно, непредсказуемо... Общие знакомые ему дали номер моего телефона, ему нужны были мои услуги по бизнесу. Вопрос сотрудничества решился благоприятно. Его офис был недалеко. Мы встречались преимущественно днем, по делу, пару раз я приезжала к нему в офис ― обсуждали детали вопроса. Меня еще тогда удивило, что он сам встречал у лифта, а не его секретарь.
Однажды, когда все вопросы были уже решены, он позвонил в середине дня и спросил, может ли забрать меня из моего офиса на обед. Я удивилась, но мало ли какие есть еще вопросы и как ему удобнее их обсуждать. В силу его возраста я обращалась к нему на "вы", а в третьем лице говорила "дядя", без имени, что забавляло общих друзей...
Я села в его машину, был май уже, наверное... К этому моменту мы общались примерно полгода, нечасто и исключительно по деловым вопросам. По дороге он уточнил мои вкусовые предпочтения, и мы поехали в один итальянский полуподвальчик на Бульварном кольце. Говорили о себе. Он спрашивал о моей семье, рассказывал о своем втором браке, жене, что совсем немного старше меня.
Я все ждала, когда он начнет говорить о причине такой внезапной встречи, но мы доехали до ресторанчика, а он все не объяснял. Я была заинтригована. Это не помешало мне изучить меню, попытать официанта и сделать заказ первого, второго и десерта. Я люблю получать удовольствие от всего, что делаю. ГГ ограничился легким салатом. Удивилась, ну мало ли... С удовольствием взялась за принесенную еду. И тут начались странности. ГГ пожелал приятного аппетита, извинился и отошел. Он так выбрал стол, что ушел мне за спину. Минут через пятнадцать, делая вид, что ищу официанта, я оглядела весь зал. ГГ не было. Мне стало смешно, мысли были всякие, но аппетита не испортило. К десерту он появился. Как ни в чем не бывало, сел перед своим салатом и стал смотреть, как я поглощаю десерт. Казалось, для него было откровением, что можно получать удовольствие от еды... Он не дал объяснений, почему я обедала в одиночестве, расплатился и мы вышли. Спросил, очень ли срочно мне надо в офис, и предложил поехать длинным маршрутом. Погода и вкусный плотный обед располагали к лени. Поехали. Он начал рассказывать обо всем, что видел вокруг, мимо чего мы проезжали. Я считала, что знаю Москву, но то, что говорил он... Храмы, особняки, переулки, их истории, тайны... это было удивительно. Остановились возле храма, о котором он рассказывал ― посмотреть фрагмент стены. Я и так высокая, еще как обычно на каблуках ― он ниже на полголовы, но его это не смущало. Взял под руку и повел. Попросил присесть на скамейку на солнышке. Момент располагал, и я задала мучивший меня вопрос, что это было в обед, почему он уходил и практически не прикоснулся к еде. У него был назначен сложный разговор с несколькими людьми, он не хотел его затягивать, и нашел благовидный повод в лице молодой женщины быстро его закончить. На такой откровенный ответ я могла только рассмеяться, что список моих услуг в сфере консультаций обширен, но "эскорт" появился впервые и надо разработать расценки. Такая формулировка его развеселила, заявил, что первого постоянного клиента, если я не против, уже имею. Посмеялись, что, несмотря на хрупкость телосложения, я люблю вкусно поесть в хороших ресторанах и легко ему не отделаться...
Он вдруг перестал улыбаться, взял мое лицо в свои руки, притянул, поцеловал в губы, и я услышала: "Чудо..." Это было неожиданно, я смутилась. Он извинился, сказав, что больше этого не повторится, я легко приняла его извинения. Разговор продолжился, но я замерзла и просила отвезти в офис. На прощание сказала, что это был замечательный день. Он ни слова не произнес о дальнейшей встрече, будет ли она или нет. Мне было приятно его внимание, его желание удивить меня. Он был герой совсем не моего романа, вовсе не "главный герой": возрастной, невысокий, худощавый, даже субтильный, с тонкими чертами лица и слишком бледной кожей... Но я стала ловить себя на том, что жду его звонка... Больше, пожалуй, из любопытства... Он позвонил через пару недель. Был теплый солнечный день, листва только появилась, пахло наконец наступившей весной. Традиционно уже спросил, может ли он угостить меня обедом часа через два, но заедет через десять минут, он уже выехал. График моей тогдашней работы позволял мне распоряжаться собой, но такая самоуверенность неприятно царапнула, поэтому в его большую черную машину я села напряженной. Его машина ―единственное, что мне безоговорочно нравилось в нем. Он водил ее сам, неторопливо, спокойно, как говорил и делал всё, без суеты. Я ни разу не видела его в сильных эмоциях... Они были, я ошибалась, но все это я узнала позже...
"Вы были так уверены, что я не откажусь?" ―спросила я первое, что меня напрягало. "Я надеялся, но в любом случае хотелось пройтись с тобой по парку..." Его спокойный ответ не предполагал дальнейших моих возмущений. Он говорил о своем увлечении ―коллекционировании. Я тоже увлекалась собирательством, но не так глубоко. Он изучал историю предмета досконально. Ему опять удалось меня удивить. В этот раз он предупредил, что оставит меня на некоторое время ― мне оставалось только рассмеяться. Эта встреча отличалась от предыдущей лишь тем, что он попросил сесть за руль его машины и отвезти к нему в контору, а к моей машине меня отвезет его водитель. Не стала расспрашивать. Наслаждалась вождением. Когда приехали, сказал странное: "Спасибо за время" и вышел из машины...
Потом у меня начались серьезные проблемы со здоровьем. Я загрузилась всем этим, не стала говорить мужу ― не хотелось его волнений, не хотелось, чтобы он видел во мне больного человека, а не сексуальную женщину. Поэтому, когда ГГ снова позвонил с приглашением на обед, я предупредила, что немного не в духе, но развеяться не помешает. Он сразу предложил мне сесть за руль ― ему очень понравилось, как я вожу машину. На мой ответ, что не могу пока водить, пришлось как-то объяснять причину. И получилось, что он был единственным, кому я призналась в том, что не знаю, что делать дальше. Лечение последствий не давало результата, а причину не могли диагностировать, только пугали возможными версиями развития болезни. Он сразу начал звонить, договариваться о моем визите. По разговорам с врачами выяснялись детали и о его здоровье, он говорил по громкой связи. Чувствуя неловкость, он сам начал рассказывать подробности своей жизни. Обед прошел по уже известному сценарию с его уходом. Он отвез меня сразу домой, сказав, что глупо скрывать от мужа свои проблемы.
Утром он прислал водителя, и мы поехали в медцентр. ГГ был уже там и ждал меня с врачом. Сказав, чтобы я не волновалась, уехал. Я провела там весь день, домой уехала на такси. За результатами мы ехали вместе, я все еще не могла водить машину сама из-за внезапных приступов.
Он взял на себя ответственность за меня. Это было давно забытое ощущение детства... Оно завораживало, хотелось довериться... Через пару недель мне надо было улетать в командировку в другую страну. По странному стечению обстоятельств он тоже часто бывал в этом городе и даже жил в этой стране. Это была еще одна нейтральная тема для приятных разговоров.
Назначенное лечение дало положительный результат. Вскоре я смогла без страха сесть за руль. Мы больше не встречались после той поездки в медцентр. Я улетала на неделю в командировку, он позвонил, когда я была уже в зоне посадки в самолет. Спросил, как мои дела. Я поделилась планами поездки. Вернулась. Меня волновало, что он не звонит. Он позвонил только через неделю, стоя около моей машины. Спросил, как я, и попросил покатать его. Мне нравится водить машину, его ― тем более. Мы поехали. Я просто ездила по пустой летней Москве, он о чем-то думал и молчал. После всего пережитого молчание не напрягало совершенно, было просто легко... Я начала что-то мурлыкать под музыку... и услышала его смех... Это было неожиданно. Он сидел сзади, как привычный пассажир. Потом сказал, что не знает, как со мной расплатиться за услуги шофера, и пригласил на прием в посольство. Я не была ни разу на таких вечерах, но знаю, что положено появляться с супругами. На мой вопрос о супруге ответил, что они давно предпочитают не пересекаться в одном месте и времени.
На вечере он был очень галантен, представлял меня подходившим "моя хорошая знакомая". Меня это забавляло. Шампанское, внимание, внутренняя легкость ― все сошлось. Он целовал меня в машине, пока вез домой. И опять это "Чудо..." Но... было ощущение отстраненности... Он был здесь и не здесь, это было непонятно.
Потом еще пару раз я катала его по Москве, он говорил, что когда все в одном месте ― я, движение машины и шум города ― это его успокаивает и хорошо думается. Больше он не прикасался ко мне, это было странно, но мне нравились наши поездки, наши беседы ни о чем, и я не возражала...
Однажды, во время такой беседы он вдруг замолчал и потом произнес тихим, каким-то отчаявшимся голосом: "Наше желание обладать кем-либо или чем-либо - это непризнание собственных достоинств, неверие в то, что они у нас есть..."
Я тогда не поняла, к чему это... а он... как в первый раз взял мое лицо обеими руками, приподнял голову и стал целовать... Очень медленно, заполняя всю меня изнутри, словно стараясь запомнить наощупь вкус каждой секунды, насытиться на жизнь вперед, словно я была последней женщиной, с которой он целуется, и словно этой жизни уже не оставалось... А у меня все плыло перед глазами от обреченности, с которой он это делал, от подлинности этого поцелуя в отличие от всех, всех, всех других... Это не было сексом... Но не было ничего более сексуального в моей жизни. Не было и не будет... И в то же время это было так... бессмысленно... так...
― Зря! ― подсказали с березы.
― Зря?! ― вздрогнула Эмма. ― Может, и зря... ― Она тронула камень надгробия, неулыбающиеся глаза на черно-белом слепке времени, сказала тихо:
― Пусто без тебя... Муж хороший. Очень хороший. Но пустота от тебя не заполняется, не затягивается... Оказалось, мне не с кем поговорить как с тобой... Знаешь, я даже стала вести дневник... Всегда считала это занятием для глупых девчонок. А вот теперь сама. Я пишу тебе. Иногда мне кажется, что ты слышишь... Представляешь, я пыталась выразить свои чувства и мысли, но обнаружила, что многие из них уже сформулированы и весьма неплохо. Тогда я просто переписывала, как школьница, от руки, чтобы прожить каждую букву... Ты сделал меня такой... Ты подарил мне это завораживающее ощущение, что мои мысли интересны еще кому-то... Послушай, что я собрала...
Эмма раскрыла тетрадь.
"В любых отношениях, твой путь ― это всегда только половина... на краю бездны..."
"Наихудший способ грустить о ком-то ― быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим..."
"Однажды испытав полет, ты будешь обречен ходить по земле с глазами, обращенными в небо ― туда, где ты был, и куда ты всегда будешь стремиться вернуться..."
"Как покопаешься в своём прошлом, так и поймёшь, что в нём достаточно материала для совсем других жизней. Однажды, по ошибке или по склонности ты выбираешь одну из них и ведёшь её до конца; но хуже всего, что те, другие, те возможные жизни не совсем отошли в небытие. И порой случается, что ты ощущаешь в них боль, как в отнятой ноге..."
"Обычно любовь связывают с чувственностью, но если говорить о женщинах мыслящих, это неверно. У них она развивается постепенно и прежде всего, овладевает разумом, стучится в двери воображения. Без этого золотого ключика ей не войти. Когда же она подчинит себе ум, то проникает в самые недра существа, кладет печать на все наши чувства и способности, и тогда мы начинаем любить покорившего нас мужчину, как бога, как сына, брата, мужа, как любят все то, что способна любить женщина"
"Один и тот же человек в разное время может отличаться от себя больше, чем от другого. Личность ―это неизменное в изменяемом".
"Что может быть скучнее, когда выверен каждый жест, взгляд, слово.
Не потеря ли это индивидуальности? И что есть индивидуальность как не причудливым образом переплетенное несовершенство?"
"Любовь - это решение. Ты должна открыть дверь, прежде чем кто-то сможет войти. Конечно, нет никакой гарантии, что ты сможешь контролировать себя после того, как он войдет... Пусть и не совсем логично, но это понятно. Контроль над собой ―вот о чем я думаю снова и снова..."
― И вот еще, ― подняла глаза Эмма. ― "Нам нужны люди, события, источники знаний, способные нам дать то, что мы хотим иметь, но имеем лишь в небольшом количестве. Мы стараемся стать сопричастными потенциалу других людей. Мы достраиваем себя вовне. Наше желание обладать кем-либо или чем-либо ― это непризнание, отрицание собственных достоинств, неверие в то, что они у нас есть..." Это один из "Тридцати законов жизни", тех простых рецептов из серии "Пять правил для...", "Семь способов борьбы с...", "Десять заповедей успешного кого-то...", которых так много в сети. Ты тоже попался на удачную формулировку...
А я вот не знаю, и согласна, и нет... Не является ли моё "нет" неверием, отрицанием собственных достоинств? Что бы ты на это ответил?
Эмма помолчала, словно подождала ответ.
― Скажешь, я прячусь за цитатами? Да, ты прав. Поэтому я хочу отдать тебе это убежище от себя самой... ― Она закрыла тетрадь и положила ее рядом с цветами. ― Нет, я пришла не за этим... ― сказала Эмма, словно отвечая на немой вопрос. ― Мне передали твою записку. Сунули в дверях офиса перед работой, чтобы исключить возможное преследование с моей стороны, что-ли... Женщину эту я никогда не видела, наверно, ее просто попросили сделать это. Она окликнула меня по имени, пихнула в руки сложенный вчетверо листок и убежала. Листок в такую же клетку, что и в моем дневнике... Совпадение?
Не скажу, сколько раз я прочла эту твою записку... Я ее не выучила, я ее выгравировала на той пустоте, что осталась от тебя... "Я побежден. Не привык ни от чего не зависеть. И от болезни не стану. Но справиться с любовью не могу. Боюсь не ее, себя. Ухожу сам. Это мое решение. Умираю, но не сдаюсь ― писали солдаты. Я ―сдаюсь. Спасибо за время, Чудо"
Девять точек и ни одного многоточия... Ни единой надежды... Вот что ты мне оставил...
Эмма отошла от черно-белого слепка любимого лица. И все-таки он совсем не такой в этой мраморной раме без той смешинки в глазах... Так может, она зажгла эту искру?
― Кру! ― откликнулась ворона и, сорвавшись с ветки, старательно замахала крыльями.
Эмма следила за полетом, пока могла видеть этот черный пульсирующий сгусток ее боли, и объяснила себе просто по привычке объяснять: "Птица свободна... Хочет ― летит..."