Аннотация: Автор рассказа оказалась в гуще событий из 90х сразу после развала союза. Жизнь еще раз показала, что бескорыстное добро возвращается если даже не вам, то вашим детям и внукам.
Нефранцузский суп
По традиции, каждый раз, когда мы с мужем посещаем Галвестон, приморский город на одноименном острове у побережья Мексиканского залива, полтора часа езды от нашего дома в Хьюстоне, то вдоволь насладившись свежим морским воздухом и получив массу удовольствия от фотографирования морских пейзажей и птиц, в завершении мы идем на ланч в ресторан при грандиозной гостинице с красивым названием Гальвес, и эта традиция стала для нас как бы вишенкой на торте наших вылазок на этот изумительный приморский городок. Здесь часто исправляют свадьбы уроженцы Индии и это неспроста: гостиница очень напоминает внешней архитектурой и внутренней просторной планировкой величественный дворец махараджи из известных индийских фильмов. Особенно органично и зрелищно все это выглядит, когда иногда во время трапезы друг за другом в фойе появляются индианки в разноцветных красочных сари в сопровождении индийцев в тюрбанах и длинных до колен пиджаках. В лице этих фееричных "живых артефактов" Гальвес время от времени приобретает гармонию со своим прирожденным имиджем восточного паласа , хотя, немудрено, что многие из этих гостей как только покинут свадьбу и возвратятся домой, снова облачатся в свою комфортную одежку и растворятся в непритязательном стиле американской моды.
В отличие от небольших приморских кафе и ресторанов со стойким рыбным запахом, где можно отведать свежепойманную рыбу и креветок, в Гальвесе всегда стоит тонкий аромат пряностей и цветов, а меню напичкано с самыми что ни на есть изысканными европейскими блюдами, а про суп- вообще молчу, его подают с "королевской подачи", тот самый луковый французский шедевр, который по легенде, в силу форс-мажорных обстоятельств был впервые приготовлен самим королём Франции Людовиком XV в охотничьем доме его величества.
Правда в меню ресторана он заправлен нажористым портвейном и переименован в "техасский луковый суп"; видно, ковбои со своей пастушьей кухней не смогли устоять перед соблазном завладеть этим утонченным блюдом и пошли на самый бесстыжий плагиат. Тут и я не против сделать пару фоток до того как дегустировать это искусное творение французской гастрономии, чтобы блеснуть в соц сетях испеченным в печке супом, покрытым плавленным швейцарским сыром Грюйер, из под которого слегка выглядывает зазывающая жаренная гренка из французского багета. А однажды я даже дерзнула сварганить ее сама и процесс оказался такой вознёй, что мой давний гештальт был закрыт навсегда.
И каждый раз, как только я тянусь к ложке , чтобы зачерпнуть этого густого сытного блюда, я невольно вспоминаю другой Суп, который по праву можно назвать самым настоящим спасителем. И если вы думаете, что он спас от хвори больного простудой или какой-то другой заразой, и тот , выпив горячей похлебки, мгновенно попотел и выздоровел, то не отгадали, хотя, и это не исключено. Нет, это был совсем не французский "шик и блеск", и сотворил его человек далеко не из королевских кровей , а, наоборот, это был будничный домашний, но в тоже время очень непростой суп. Ведь в него влили столько сострадания и добра, и подавала его с любовью рука самого что ни на есть бескорыстного, благородного человека. И эта любовь, как вечный божественный сгусток энергии, перевоплотившись стала жить своей жизнью и вершить чудеса и после смерти своего творца.
Мы познакомились с ней еще во время моего проживания в родном городе Баку, когда до переезда в Хьюстон, я несколько лет проработала врачом в одной из городских клиник и это время совпало с тяжелым постсоветским периодом, когда страну раздирали войны и разруха. Тогда город заполонили беженцы из оккупированных территорий Азербайджана. На моем участке этих обездоленных войной людей было тоже немало. Многие из этих бедолаг жили впроголодь в нищенских условиях, некоторые ютились почти что в землянках без отопления и окон. Так что, неудивительно, что смертность тогда достигла своего апогея и работа врача стала как никогда сложной , а инфляция настолько обесценила деньги, что многие работали на одном энтузиазме, надеясь, что скоро все образумится. В такие времена наше общение стало для нас радужной отдушиной.
Помню, в первый раз я увидела ее, когда, зайдя в кабинет завотделением, мой взгляд упал на сидящего напротив нее молодого врача. На вскидку ей было лет около тридцати. Это была чуть высокая женщина с пухленьким, несколько одутловатым лицом. Я отметила про себя ее нескладную фигуру и несколько смелый по тем временам прикид : как сейчас помню, на ней была обтянутая чуть выше колен юбка и шикарные с громоздкой пряжкой туфли в стиле ретро "привет из 60х"; позже она мне призналась, что это была хорошо сохранившаяся, ставшей в наши дни последним писком моды, старинная обувь ее матери. Ее уверенный вид и горделивая осанка говорили о принадлежности этой особы к непростой семье. Но самое удивительно, этих нескольких секунд стало достаточно , чтобы я почувствовала исходящие от нее свет и тепло и моя подкорка мгновенно и безошибочно выдала мне - мы будем дружить.
Ее звали Реной.
Позже, когда мы познакомились поближе, она рассказала мне про свою семью, что она младшая из двух сестер, что из родителей остался только отец , который до отставки занимал высокую должность в республике, и что она встречается с молодым человеком , который работает в научно-исследовательском институте и собирается за него замуж.
Между нашими расписаниями было окно свободного времени и мы с удовольствием проводили его вместе за общением друг с другом.
Иногда после работы мы могли прогуляться по городу. Страна только развалилась, границы впервые открылись и народ жадно ринулся в зарубежье за импортным товаром, так что везде шла бойкая уличная торговля привозными продуктами. Для всех нас, вырвавшихся из затворов бывшей советской страны с пустыми прилавками все это не могло не радовать глаз.
Еще одним достижением этой свободы была возможность для ученых и интеллигенции найти работу за рубежом; мой муж, работая на иностранную компанию, вёл переговоры для перевода на работу в один из ее офисов в Эмираты и дело шло к успешному завершению и мы мысленно готовились к предстоящим большим переменам в нашей жизни.
Но еще незадолго до этого Рена пригласила меня к себе домой на помолвку. Она жила в черте города в трехкомнатной квартире старой планировки. Тогда я впервые познакомилась с ее женихом, который вызвал у меня впечатление очень порядочного, но не предприимчивого и не приспособленного к новым условиям жизни человека.
На церемонии она усадила меня рядом с собой и еле слышным шепотом знакомила меня с очередным гостем, который провозглашал тост в честь виновников торжества. В разгар пиршества из-за стола встал седоволосый мужчина, он хотел взять слово, но стоял жуткий шум. Тогда он захотел криком заглушить ужасный гул, но и без того слабый голос осип полностью, что вызвало смех у некоторых из гостей. "Бедный отец",- сказала Рена, печально посмотрев на растерянного старика, который снова опустился на стул: я же углядела в нем когда-то властного, но сильно сдавшего доброго пожилого человека. Курьез со стариком тронул некоторых до глубины и на их лицах появилось выражение сочувствия, но скоро стали подавать дошеме-плов с цыпленком и люди переключились и ушли головой в трапезу, позабыв о случившемся. Это блюдо отменно готовили в Шемахе, откуда был родом Ренын отец. Раз попробовав его на помолвке я еще раз в этом убедилась. Вообще в этом доме любили изыск в еде; однажды Рена пригласила меня к себе и приготовила национальное блюдо сябзи в очень оригинальном исполнении- с осетром; в следующий раз она угостила меня деликатесной долмой из белуги: это был состоятельный дом и жили в нем всегда с размахом и это богатство, как буфер, пока защищало их от ударов суровой реальности жизни.
Вскоре у молодых состоялась свадьба, после которого очень скоро отошел в мир иной отец Рены и она с мужем переехали в ее родительском дом. Хотя образ ее жизни был, как и прежде, далеко не захудалый, иногда она вскользь отмечала, что заработок ее мужа уж слишком крошечный и он пытается найти другую работу, но, увы, пока безуспешно.
Зарплата работников в некоторых научно-исследовательских институтах тогда была действительно мизерной, чтобы на нее можно было бы кое-как прожить. Суровый капитализм быстро и беспощадно набирал обороты, над людьми стали довлеть жесткие и неумолимо жестокие законы монополизма, в жерновах которых могли выжить только самые сильные, гибкие и хваткие люди. Наступило время, которое не щадило слабостей. Многие люди, чтобы выжить, сбывали за бесценок все что возможно из дома. Взгляд то и дело натыкался на изобилующие советскими и старинными товарами торговые лотки, где продавались серебряные выгравированные подстаканники, разрисованные с черной эмалью узорчатые ложки, ажурные сахарницы с орнаментом, мраморные слоники, которые когда-то шеренгой стояли на комодах наших бабушек, медную посуду и самовары и др предметы. Иностранные коллекционеры за копейки приобретали антикварные ковры, ценные национальные музыкальные инструменты, и пока власти очнулись, очень много культурного достояния было вывезено за границу и утрачено навсегда. Благо, у Рены всякого добра от родителей осталось тоже немало. Я часто стала замечать, как она предлагает за приемлемую цену очередное ювелирное изделие или ковер ручной работы, а однажды искала покупателя на антикварную фарфоровую китайскую вазу.
Очень скоро мой муж заключил контракт с американской компанией, я ушла с работы и мы готовились к отъезду в новое место жительство Эмираты. Несмотря на суету и эйфорию в предвкушении приятных событий , мы часто созванивались с Реной. В один из таких звонков она была сильно удручена. Как же я была шокирована, когда узнала причину ее недовольства: она рассказала, что в смежной маленькой однокомнатной квартире живет пожилая одинокая русская женщина: еще при жизни Ренын сердобольный отец помогал многим, так что для него было в порядке вещей часто потчевать соседскую больную беззубую старушку тарелкой домашнего супа и теперь она, понимая, что ей осталось не так уж много жить на этой земле, хочет написать ей дарственную на свою квартиру. Женщина хочет заставить ее принять этот дар, от которой она категорически отказывается: зачем ей нужна соседская комната , когда у нее есть свои три. Я была в недоумении, захотела переубедить ее, но быстро поняла, что это невозможно: она была так воспитана, не алчной , глаза ее были сытные, гены родителей говорили в ней и это все абсолютно было в ее органике.
Но тут сам бог распределился по другому: квартиру старушки пасли многие охотники поживиться на халяву, вокруг нее крутилось немало нечистоплотных людей, которые стали обещать ей разные вознаграждения и помощь и одной даже удалось в какой-то момент уговорить хозяйку написать дарственную на квартиру на ее имя. Рена, узнав об этом , как-то облегченно вздохнула, что старушка наконец-то отстанет от нее. Но людям присуще одно свойство: им никогда не нравится, когда у них обманом, лестью и хитростью отнимают даже копейку и они иногда готовы отдать все свое состояние тем, кто просто и тихо любит их, бескорыстно заботится и помогает им, и кто не зарится на их богатство, так устроены все мы, весь человеческий род. Так что каково было изумление Рены, когда за неделю до своей смерти, старушка пришла опять к Рене и твердо заявила " Не берешь - и не надо! Я даю свою квартиру не тебе - твоему отцу! ". Далее, из слов женщины Рена узнала, что почувствовав себя хуже, она с трудом, еле волоча ноги добралась до нотариуса и заново переписала дарственную на ее имя и Рене ничего не оставалось, как только принять этот дар.
Скоро мы покинули наш родной город и переехали жить в Абу Даби . Я полностью окунулась в устройство нашего быта в новых для нас условиях. Тогда еще не было мобильных телефонов, так что междугородние звонки стоили дорого и мы не часто могли звонить домой. А друзьям и родственникам передавали приветы через семью. Через несколько лет мы вовсе переехали еще более в дальнюю даль - в американский город Хьюстон. Несмотря на то, что течение жизни все дальше и дальше уносило нас от родных берегов и отдаляло нас не только расстоянием, но и различием интересов, окружающей культуры и условиями быта, каждый раз, когда я приезжала в родной Баку, я обязательно навещала её и эта дистанция мгновенно растворялась радужным приемом Рены. От нее всегда исходило столько искренности и великодушия, что меня непреодолимо тянуло к ней, как к родному и близкому человеку.
Теперь семья у нее выросла и она растила сына и дочь. Муж у нее так и не поменял свою работу, и она с каждым разом сетовала, что она непрестанно продолжает продавать предметы из дома и что все не бесконечно и ее состояние тоже на исходе. Такая участь касалась тогда многих людей, которые в отчаянии, чтобы выжить, сбывали все до последней нитки, ...время было такое. Я и сама видела, как когда-то наваленные на лавках совковые товары все больше стали заменять кустарные , ремесленные изделия и другие творения рук: появились нарды ручной работы, шелковые шали с национальным орнаментом по краям, разрисованные тарелки, масляные картины с мизансценами из прошлого Ичери Шехер. Мне после долгого отсутствия, особенно бросались в глаза сильные метаморфозы, происходящие в Баку в целом: весь город отстраивался заново, повсюду возводились строительные леса, на город наступали новостройки, появились супермаркеты с модными названиями; сильные перемены коснулись и самих людей; общество сильно трясло, и многие, не устояв на зыбкой почве перестроечного времени, покатились вниз, разорились и обнищали, другие стали сильно богатеть, появились первые навороши и вместе с ними, везде, как грибы, стали помпезно высовываться навороченные дома и виллы.
Быстро пролетели первые десять лет. Годы закрутили меня и в какой то момент я осознала, что давно с ней не говорила, да и от нее тоже нет никаких вестей. Я позвонила, телефон взял ее муж. Мы слегка перебросились словами и я попросила Рену к телефону и почувствовала, как он замялся, стал запинаться, растягивать ответ, потом последовало молчание и я услышала Ренын голос. Ели слышно донеслось до меня ее " да" , и в этом слове не было ни теплоты, ни жизни, а, наоборот- что-то чужое. Я посыпала ее вопросами. " как дела?" "давно не говорили, все нормально у вас?" " почему нет настроения?" И опять последовали отрывистые. "да" " нет" и, наконец, поняв, что она говорит нехотя, через силу, я спросила " ты не можешь говорить?" Чужое "да" опять прозвучало в ответ, последовали отрывистые гудки... В какой-то момент я замерла... по мне пробежали мурашки, что это было... что с ней происходит... в голове крутились миллионы вопросов. Потом я стала обвинять себя, что долго к ней не звонила. " Обиделась" подумала я, "Звонками это уже не исправить, заеду к ней, когда буду в Баку"
В следующий раз я поехала в свой город через пол года. Все оттягивала со звонком, потом как-то вечером решилась. Телефон взяла она сама и я, к своему большому удивлению, опять, как в старые времена, услышала звонкий Ренын голос. Когда она узнала, что я приехала, то стала ликовать, посыпались радостные упорные приглашения домой. Она второпях обмолвилась мне, что переехала в новостройку и что ждет-ждет не дождется , когда все подробно расскажет при встрече. "Теперь я тебя никуда не отпущу", говорила она, "будем неразлучны, как раньше, будем обедать вместе, ходить в кафе, здесь кучу отменных шашлычных открыли". Я недоумевала и опять была озадачена такой резкой переменой в ее настроении и мне невтерпеж хотелось увидеть ее. Так что, на следующий день я помчалась к ней домой.
Она жила в той же части города, что и раньше, только сейчас моему взору представилась многоэтажная новостройка. Поднялась на третий этаж, нажала на звонок. Послышались торопливые шаги, щёлкание замка, заскрипела открывающаяся дверь и передо мной встала сияющая Рена с восторженными криками. В следующее мгновение я оказалась в просторном холле и мы кинулись обниматься. Нет слов описать, как мы обрадовались друг другу, чувствовали себя на седьмом небе. Я сразу отметила , как она сильно поправилась, обабилась. В ней не осталось и следа той стильной девушки, которую я встретила в первый раз. Она пригласила меня в обширную столовую. Мебель была добротная, но та же , что и в старой квартире. Я протянула ей модные духи, она ликовала, как ребенок. Сначала мне показалось, что дома она одна , но потом в комнату вошли женщина с ребенком. Как оказалось, это была родственница мужа из села, которая приехала по делам и поселилась у них. Когда женщина оставила нас , я спросила, как хорошо, что она дома. " Наверное, ты в отпуске?", - пыталась выяснить я. " Нет, я потеряла работу",-тихо вымолвила она, ввергнув меня в недоумение. Ее последующий рассказ, вызвал у меня самое настоящее потрясение.
Оказывается, их старый дом попал под план и людям дали очень мало времени, чтобы они освободили свои квартиры. Переезд -это всегда тяжело и требует немалых расходов. Часть жильцов не смогли уложиться в срок и, несмотря на это, дом стали ломать с людьми внутри. Процесс переезда во временную квартиру отнял у нее последние сбережения. Но самое ужасное было впереди: началась самая настоящая волокита из-за квадратуры, этажа и предписанного им ремонта новой квартиры. Она ходила по всем инстанциями и кабинетам и после долгой упорной борьбы, отвоевав все, что ей полагается по закону, сорвала свои нервы и впала в глубокую депрессию. Сестра ей часто повторяла, что она недооценила всю систему и бюрократию. Потом начались хождения по врачам и долгое лечение. С работы уволили. Муж продолжал коротать на старой мало оплачиваемой работе. Началась затяжная полоса изнурительного безденежья.
Я слушала ее и для меня многое стало проясняться: ах вот почему она не могла говорить со мной по телефону, она прошла через самый настоящий нервный шок; речь у нее изменилась, стала многословной, она часто перескакивала с одной мысли на другую, а то и заносила ее далеко от главной темы. Она хотела рассказать мне все и сразу и мысли все толпились у нее в голове . Все это говорило мне, как врачу, о перенесенной депрессии из-за сильного стресса, который оказался не по плечу ей и сильно покоробил ее. " На что же вы живете сейчас? " огорченно спросила я. Тут она оживилась " Слава богу, все плохое осталось позади", вымолвила Рена. Ты знаешь, вместо маленькой комнаты, которую подарила нам соседка, нам дали большую жилплощадь в 120 кв.м. , (это было минимальной площадью в новостройке, которую выдавали даже за самую маленькую квартиру в старом доме). Так что вторую квартиру мы сдаем за очень хорошую цену и она нас кормит". Вскоре зашла родственница и стала помогать накрывать на стол. Рена, как хлебосольная хозяйка, приготовила немало блюд и настаивала пробовать все подряд. До сих пор помню один момент: она всем, кроме себя, налила довгу в пиалы, а сама замешкалась. Мы стали кушать. Тут девочка взяв несколько ложек, закапризничала и, не желая больше есть, отодвинула тарелку. "Не будешь больше кушать?" с улыбкой, как у своей дочки спросила она девочку. Та лениво кивнула головой. Тогда она придвинула пиалу девочки и стала доедать довгу за ней. В этом была вся Рена: для нее не было чужих детей. Она всегда поражала меня своей благородной простотой. Я поняла, что не смотря на все невзгоды, которые она перенесла, ее стержень остался целым, без гнили, невредимым. А стержень у нее был заложен самый что ни на есть добрый, гуманный!
Наша трапеза подходила к концу, когда родственница встала и ушла в кухню готовить чай: я сразу заметила,что она чувствует себя здесь, как у себя дома. " Ты знаешь, я и золовку пригласила сегодня. Она еще не виделась со своей двоюродной сестрой, думала заодно встретятся у меня. Она обещала прийти...." тут она запнулась, задумалась, потом добавила, " Она уже не придет" потом ели слышным шепотом произнесла " ты знаешь, у нас избегают, сторонятся бедных, даже родственников. Как страшно! Ужасно!" при этих словах ее лицо изобразило самый настоящий ужас, как будто она открыла для себя что-то отвратительное и невыносимое. Помню, она рассказывала о своей золовке: муж с его сестрой были из простой семьи; та поздно вышла замуж за состоятельного мужчину, разбогатела, но, к сожалению, как это бывает часто, стала высокомерной, знакомилась только с сильными мира сего, окружила себя только влиятельными и богатыми людьми. Одним словом, разбогатев материально внешне, опустела и обнищала духовно внутренне.
Скоро мы стали пить чай, Рена рассказала мне о детях, расспросила меня о нашей жизни, показала мне свою обширную квартиру и мы расстались. В тот приезд, несмотря на наши желания и мои усилия, я больше не могла навестить ее и скоро я уехала в Хьюстон.
Зарубежная жизнь опять проглотила меня своим бытом, мы стали часто путешествовать, все завертелось в быстром темпе американского уклада жизни и рутины , наши звонки стали реже и в какой-то момент полностью затихли. Прошло несколько лет.
Ее звонок был неожиданный, как снег на голову. Мы тогда гостили у сына в Нью Йорке, где он проживал и работал, вдруг в один из дней буквально задрожал в звонках мой скайп. Как же я была приятно удивлена и пришла в восторг, когда на экране появилась она, как чудная весточка из моей прошлой жизни. Когда она узнала, что я в Нью Йорке , то стала радоваться, как ребенок. " Ты знаешь- сказала она - ты всегда была умной, а я стала только теперь" Я хотела возразить ей, что это неправда, что она всегда была добрее меня, а это лучше, чем быть умной, но тут я поняла, что под словом "ум" она имеет в виду прагматизм и умение оценивать реальность, что долго отсутствовало у нее, у человека, живущего в тепличных условиях. И оказавшись неподготовленной и в один день столкнувшись лицом к лицу с суровыми условиями , она прошла через кошмар , прозрела и заново стала открывать себе этот сложный мир, но самое главное , смогла выжить и в этом помогла ей доброта ее родителей, которая прилетела к ней в самый трудный момент жизни. Я спросила ее про детей и мужа. Она рассказала, что ее супруг серьезно заболел, у него стали отказывать почки. Тогда они продали квартиру, которую сдавали и на часть денег смогли повезти его на обследование в зарубежную клинику и оплатить стоимость операции по пересадке почки. Теперь он чувствует себя хорошо, правда пока не работает. На мой вопрос,- " На что вы живете, вы же обе не работаете, дети учатся",- она ответила, что на оставшиеся деньги они купили опять квартиру, правда, немного на периферии, но вскоре, неожиданно для всех, была объявлена официальная девальвация маната и цена на нее резко подскочила, так что они продолжают сдавать ее за хорошую цену и в основном живут на вырученные за квартиру деньги.
Прошло время, Реныны дети отучились, устроились на работу, она стала работать в лаборатории при известной клинике, все пошло своим чередом, а квартира, подаренная соседской старушкой продолжает поныне приносить им доход. Это маленькое простое зерно добра, посаженное ее родителем, проросло, умножилось и возвратилось детям, внукам и я больше, чем уверена, этот росток любви в разных формах еще протянется до многих- многих поколений в будущем.
Бог чертит эскиз нашей судьбы руками наших родителей и предков!
Мы снова в Гальвесе. В фойе одна за другой появляются индианки в красочных сари в сопровождении индийцев в тюрбанах и так без конца...
Ложка за ложкой, глоток за глотком я наслаждаюсь последними нотками французского лукового супа, который был когда-то приготовлен самим королем...Но мои мысли опять уходят далеко-далеко...