Смотреть на картинки было забавно: вот они развлекаются на Новом мосту, сдергивая плащи с прохожих, потом с откуда-то взявшимися музыкантами и факельщиками устраивают шествие и кошачий концерт прямо на Рыночной площади. Чтоб было посветлее, подожгли торговый ряд. Потом было еще веселее: городская стража катится вниз по крутому переулку - это компания играет в кегли пустыми бочками. Из фонтана выныривает усатая физиономия в шлеме, с выпученными глазами. Ублюдок со смехом хлопает по шлему рукой, и голова сержанта снова исчезает под водой, а компания дружно считает вслух, и когда сержант не выныривает через полминуты, начинает радостно кричать "Победа! Победа!", а в руки Ловчему кто-то снова сует флягу. Понимая, что уже как следует набрался, Ловчий отпихивает флягу, но она почему-то сама оказывается у его губ, и дорогой херес обжигает ему горло. Отчего картинки прекращаются.
- ...давай, теперь твоя очередь!
- А? - Ловчий вдруг пришел в себя: перед ним была темная поверхность стола разбросанными по ней картами и бликами от горящих свечей.
- Карту тяни, вот моя, - ему под нос сунули пикового валета.
Ловчий поднял голову: карту держал Ублюдок. Оглядевшись по сторонам, Ловчий увидел, что находится в незнакомой зале, богато отделанной резными панелями из мореного дуба и ярко освещенной множеством свечей, в том числе небрежно прилепленных прямо на полированный стол и на гигантский, размером с небольшую комнату, камин, отделанный мрамором. Над камином красовался герб с изображением виверны, родового герба Ублюдка.
Ловчий перевел взгляд на хозяина дома: тот раскраснелся, но был почти трезв. Его свита расположилась по углам и вдоль стен, а Ублюдок и Ловчий стояли у стола. Ловчий мысленно порадовался своему умению оставаться на ногах в пьяном виде: огоньки свечей время от времени начинали плавно колыхаться, но зала больше не исчезала.
- Чего? - спросил он, пытаясь сообразить, что происходит.
- Неужто увиливаешь? - удивился Ублюдок. - Мы ведь договорились. Давай, давай, тяни карту.
И он подтолкнул руку Ловчего к колоде. Чтобы отделаться от него, Ловчий снял верхнюю и перевернул. Вышла червонная шестерка.
- Ух ты! - крикнул Ублюдок. - Моя взяла!
Свита разразилась охотничьим улюлюканьем, и Ловчий недоуменно огляделся по сторонам.
- Сколько я тебе должен? - спросил он, засовывая руку в кошелек.
Ублюдок покровительственно похлопал его по плечу.
- Ну ты даешь! Ты что, не помнишь, что ли? Мы же с тобой на желание карту тянули!
- На какое желание? - насторожился Ловчий.
- Да как обычно: проигравший выполняет желание победителя.
- И что мне надо сделать? - спросил Ловчий, которому вдруг стало не по себе.
Ублюдок снова похлопал его по плечу.
- Не торопись, Ловчий, разберемся. Я еще не придумал, - и он улыбнулся, показав зубы совсем как оскалившаяся виверна на гербе у него за спиной. - А пока... эй, крикните слуг, пусть несут снедь! Мы веселимся или как?
Пока слуги вносили и ставили на стол бутылки и блюда с холодным мясом, сырами, копченостями и прочей закуской, протрезвевший Ловчий снова огляделся по сторонам. Весельем тут не пахло: свитские Ублюдка сидели вдоль стен, словно прибитые гвоздями. Ловчий чувствовал на себе их пристальные взгляды, но стоило ему посмотреть на них прямо, как те отводили глаза. Они тоже, совсем как их господин, вовсе не были пьяны.
Веселился один Ублюдок, обращаясь с Ловчим как с лучшим другом и равным, самолично накладывая гостю еду на тарелку, наливая вино и даже, по требованию Ловчего, разбавляя его водой. Но теперь почему-то Ловчему это перестало льстить. "Может, он хочет переманить меня на свою сторону? Или это он к Брану так подлизывается? - недоумевал Ловчий. - Что ему от меня надо?". Свита так и осталась сидеть у стен, не принимая участия в перекусе.
Заморив червячка, Ублюдок рыгнул, вытер руки краем скатерти и откинулся на спинку кресла.
- Я у тебя одну вещь хотел спросить... - небрежно произнес он. - Не в счет желания ответишь?
- Ну, отвечу... - сказал Ловчий и на всякий случай добавил: - Если смогу, конечно.
Ублюдок улыбнулся.
- Думаю, сможешь. Такое, понимаешь, Ловчий, дело... Ты в такой милости, в таком фаворе...
"Точно, подлизывается", - подумал Ловчий.
- Его величество ни с кем столько не советуется, сколько с тобой, - продолжал хозяин, - ни с кем не проводит столько времени, так на тебя полагается, что... - Ублюдок сделал паузу и закончил уже совсем другим тоном: - что мне вдруг стало интересно: сколько раз в день вы с Браном плотски совокупляетесь?
В зале моментально наступила гробовая тишина. По спине Ловчего побежали мерзкие липкие мурашки.
- Ты чего, белены объелся? - выговорил он, с трудом шевеля нижней челюстью, которая онемела, как от меткого удара. - Лечиться надо от белой лихоманки, а то можно на эшафот угодить за такие слова.
Ублюдок вежливо поднял брови.
- В самом деле? Так, значит, это у нас у всех семерых, - он обвел рукой свиту, - был одновременный приступ белой лихоманки? И это не вы с Браном целовались на верхней площадке Винтовой башни, а кто-то другой? Роскошный был фейерверк в день рождения эдлинга, ничего не скажешь - его величество расщедрился. Мы вас видели как на ладони, вы так целовались, аж пар валил. А уж как Бран тебя за яйца хватал... такого зрелища и во Дворе Мираклей не увидишь. Правда, ребята?
Ублюдок обвел взглядом свою компанию, и "ребята" выразили согласие смущенным хмыканьем и покашливанием, стараясь не смотреть в глаза ошарашенному Ловчему.
- Семеро свидетелей благородного сословия в здравом уме и твердой памяти... белой лихоманкой не страдали... этого достаточно по всем кодексам Галлии, чтобы свидетельствовать хоть против господа бога, - Ублюдок благочестиво перекрестился. - И все свидетели готовы дать показания под присягой... и даже выйти на судебный поединок. А на случай безвременной кончины всех семерых мы и бумажку составили чин чином... и подписали...
Рука Ловчего метнулась к поясу, но ножны были пусты, и он смутно вспомнил, как Ублюдок со смехом вытащил меч у него из ножен - "Да ты что, какая игра с оружием? Еще проиграешь, королевский-то подарок...". Кинжала на поясе тоже не было.
Ублюдок с улыбкой наблюдал за ним.
- Ребятки, закройте-ка дверь на засов... а то сквозняк, как бы наш гость не простудился, - бросил он парочке, устроившейся у двери, и тот, что сидел справа, толкнул дверь, а тот, что сидел слева, толкнул в пазы засов, и ловушка захлопнулась.
- Это, что, заговор? - спросил Ловчий, кусая губы.
- Какой-такой заговор? Одна сплошная забота о благе королевства, - ответил Ублюдок: теперь в его голосе отчетливо слышалась глумливость. - Понимаешь, Ловчий, мы видели, как вы с его величеством целовались, - продолжал он с притворной озабоченностью. - А больше ничего не видели, потому что потом вы удалились в башенку, из которой некоторое время доносились недвусмысленные звуки - всякие там ахи, вздохи, стоны...
Ловчий почувствовал, что краснеет.
- Очень характерные звуки, вполне доказывающие сам факт, что кто-то кого-то катал на красном коне, но, к сожалению, не более того, - Ублюдок развел руками.
- К сожалению? - прошипел Ловчий. - Знаешь, что полагается за клевету на короля?
- Да нет, ты меня совершенно неправильно понял, - с издевкой сказал Ублюдок, и Ловчий вдруг догадался, что издевку слышит только он, а для всех остальных слова Ублюдка звучат искренне.
- Напротив, нам, как верным верноподданным... пардон, оговорился... как верным подданным... - продолжал Ублюдок, - нужно, чтобы ты, так сказать, снял всякую тень с его королевского величества - моего родича, между прочим. Мы-то, упаси боже, не сомневаемся, кто, так сказать, кого. Но мало ли... вдруг найдутся какие-нибудь злые языки, которые вздумают нести чушь, упирая на то, что самого-то главного мы и не видели... мало ли, кто там кого за яйца хватал... Правда, ребята?
На сей раз "ребята" выразили свое согласие более внятно: кажется, они приняли слова своего господина за чистую монету, решив, будто тот заботится о чести короля и родственника.
- Вот мы и решили позвать тебя в гости, чтобы ты нам как верный подданный верным подданным совершенно точно и определенно сказал правду, уничтожив всякую возможность неуместных подозрений.
Голос Ублюдка звучал до крайности двусмысленно.
- Это не ваше дело, - хрипло произнес Ловчий. - Откройте дверь, я ухожу.
- Э нет, так не пойдет! - воскликнул тот, что сидел справа от двери, вскакивая на ноги и хватаясь за меч. - Сначала скажи прямо и вслух, что и как! Такие вещи нельзя оставлять без ответа! Пока не скажешь, что ты бранова "милашка", мы тебя отсюда живым не выпустим!
Остальные свитские поддержали товарища шумом: кажется, их очень напрягало само существование возможности того, что это Ловчий мог трахать короля, и они очень хотели, чтобы Ловчий уверил их в обратном.
Ловчий затравлено огляделся по сторонам.
- Нет, так не годится! - замахал руками Ублюдок, - Это уже насилие, а в таком деле нельзя допускать и тени сомнения в том, что ответ дан совершенно добровольно, а не под угрозой. Так что повторяйте все за мной, - и Ублюдок, подняв правую руку, суровым взглядом обвел свою свиту, которая быстро последовала его примеру: - Я клянусь...
- Я клянусь... - послушно повторили свитские.
- ...что не причиню никакого вреда... - продолжал Ублюдок, и свита послушно повторила за ним.
- ...господину Ловчему, что бы он ни ответил на вопрос, в каких именно плотских отношениях он состоит с его величеством королем Браном Галльским.
Свита вразнобой договорила эти слова и опустила руки.
- Твоя жизнь в безопасности, - громко сказал Ублюдок, потом сделал шаг к Ловчему, наклонился и тихо произнес ему на ухо:
- Ну же, сними с себя подозрение, они тебе поверят, вы ведь вместе по бабам ходили, а Бран - порченная кровь, это все знают...
- Да с чего ты взял?! - спросил Ловчий, пытаясь тянуть время.
- Бран так тебя за промежность хватал, что я бы подумал, будто это он тебя пользует, - продолжал Ублюдок шепотом, - если бы не знал, что на самом деле все наоборот...
Только Ловчий испугался, что Ублюдок читает его мысли, как Вивиан сделал странный жест - потер мясистую подушечку большого пальца на левой руке, бледные шрамы, похожие на след от укуса.
Такие же, как у самого Ловчего, следы глубокого укуса, оставленные Браном в их первую ночь.
Ловчий быстро убрал левую руку за спину и тут же сообразил, что выдал себя с головой. На губах Ублюдка змеилась понимающая улыбка. Он не подозревал, он знал наверняка.
- Ладно, - сказал Ловчий громко. - Твоя взяла.
У Ублюдка загорелись глаза.
- Бран меня трахает, - договорил Ловчий и сглотнул. "Господи, что я наделал? А что еще можно было сделать? Да ничего".
Глаза Ублюдка полыхнули бешенством, он схватился за меч... Ловчий почти хотел, чтобы Ублюдок ударил его, но тот сдержался.
- Да... прикончить бы тебя, тварь, да слово не дает... - произнес Ублюдок давешним двусмысленным голосом, в котором теперь слышались отзвуки гнева. - Клинок, опять же, марать неохота.
И он опустил наполовину вынутый меч обратно в ножны.
- Надо же, я думал, ты нормальный мужик, а ты... а ты, оказывается, милашка.
Ублюдок резко отвернулся, сделал шаг прочь и вдруг застыл на месте лицом к столу, на котором между блюдами с объедками валялись разбросанные карты.
Потом медленно повернулся обратно к Ловчему. На его губах играла усмешка, а глаза снова блестели.
- Так значит, ты Бранов голубок... - протянул Ублюдок, - значит, ты нашему доброму королю не только постельку стелешь, а еще и сам под него стелешься...
Он не сводил с Ловчего пристального взгляда, как будто только что заметил его. Его наглые глаза бесцеремонно шарили по лицу, волосам, одежде Ловчего... Так смотрят на женщину, раздевая ее взглядом, вдруг сообразил Ловчий.
- Ты, должно быть, ублажаешь его по полной, раз он так к тебе привязан... - продолжал Ублюдок. - Просто любопытство разбирает, какой ты в постели.... дай, я тебя потопчу, а?
- Иди на хуй, - буркнул Ловчий.
Ублюдок довольно рассмеялся.
- Э нет, это ты сейчас на хуй пойдешь... на мой, - он похлопал себя по вздувшемуся гульфику. - Или ты забыл, что ты мне должен желание? Забыл? Так вот, мое желание, чтоб ты мне немедленно дал то, чем угощаешь моего дражайшего кузена.
И он, обнажив в улыбке все зубы, показал остолбеневшему Ловчему его карту - червонную шестерку.
- Вот видишь? Должок за тобой. Ежели ты девка, то и веди себя как девка. Сказано - значит, снимай штаны и подставляй жопу.
Мир вокруг Ловчего опять заколебался, а Ублюдок, по-прежнему улыбаясь, произнес сквозь зубы, понизив голос:
- Скажи им, что ты соврал насчет Брана. Скажи им правду, и я ничего тебе не сделаю, слышишь?
- Отчего бы и не перепихнуться? - громко произнес Ловчий неживыми губами, стараясь не смотреть на Ублюдка.
Попробовал ухмыльнуться, но лицо было как из бумаги, того и гляди порвется, и он не рискнул.
- Ты сам сказал... - прошептал Ублюдок, а вслух произнес: - Тогда чего ждешь, красотка? Давай, снимай штаны и становись на четвереньки - сучку надо ебать как сучку.
Стараясь дышать ровно и глубоко, Ловчий принялся спускать штаны, радуясь, что руки у него не дрожат. Тем временем Ублюдок развязал свой гульфик и извлек на свет божий член, при виде которого Ловчему стало нехорошо.
Он отвернулся и опустился на четвереньки. По счастью, перед глазами у него все расплывалось, и он не видел ни свитских Ублюдка, ни их лиц.
Потом ногти Ублюдка впились в голое бедро Ловчего, и Ублюдок нарочито медленно потянул руку назад, оставив глубокие царапины, тут же наполнившиеся кровью. Ловчий вздрогнул, дернулся назад и ощутил между ногами напряженный член Ублюдка.
Чем-то Ублюдок походил на Брана, но не было в нем того пугливого изящества, от одной мысли о котором у Ловчего текли слюнки.
- Ах, как он торопится, как он домогается моего дружка... - произнес Ублюдок тем же мерзким издевательским тоном, проталкивая здоровенную, с кулак, головку члена между ягодиц Ловчего. - Иди сюда, ко мне, мой ласковый, я возьму тебя быстро и сладко, тебе понравится...
И, подминая под себя Ловчего, прошептал ему на ухо:
- Попрощайся со своей девственностью и своей честью.
Сказать, что это было больно - не сказать ничего. Чтобы не закричать, Ловчий закусил нижнюю губу, изнутри - чтобы снаружи не оставалось следов. Иначе они догадаются, иначе все будет напрасно... От закушенных губ рот противно наполнился кровью.
- Да... вот так... - продолжал Ублюдок словно в счастливом забытьи. Его руки, словно когтистые лапы, сжимались и разжимались на бедрах Ловчего, все глубже впиваясь в плоть. Это тоже было невыносимо больно, и Ловчий забился, пытаясь их стряхнуть, а Ублюдок страстно застонал.
- О да... теперь я верю... что ты умеешь... дать... мужчине... Бран... счастливчик... что ты спишь под его одеялом...
При упоминании о Бране член Ублюдка сделался еще больше и тверже, так что Ловчий почувствовал себя слишком маленьким чулком, который надевают на слишком большую ногу. "Господи, сдохнуть бы", - подумал он, изо всех сил сдерживая слезы.
- Надо еще будет попробовать... как ты умеешь... в рот брать... поговорить ты любишь... значит, и сосешь хорошо... - продолжал Ублюдок. Судя по голосу, он улыбался.
- У меня от этого челюсти сводит, - процедил Ловчий сквозь зубы. - Как бы не откусить.
Ублюдок аж приостановился на пару мгновений.
- Тогда я тебе просто покажу, что такое настоящая мужская любовь... - прошептал он на ухо Ловчему, налегая на него всем телом, как кобель на суку.
Ловчий, не сдержавшись, вскрикнул сквозь стиснутые зубы.
Когда Ублюдок кончил и слезь с него, Ловчий с трудом поднялся и натянул штаны, стараясь не обращать внимания на горячую струйку, побежавшую по внутренней стороне бедра. Невыплаканные слезы жгли глаза.
- Как, понравилось? - полюбопытствовал Ублюдок, не торопясь убирать свой окровавленный член в штаны.
- Так себе, - храбро ответил Ловчий. - У Брана хуй длиннее. И ебет он слаще.
Лицо Ублюдка исказилось, глаза вспыхнули. Он шагнул Ловчему, занося руку... но остановился.
- Пшел вон, давалка... - процедил он и отвернулся.
Ловчий весь день бродил по городу, не видя и не понимая, куда идет. Его толкали и ругали, принимая за пьяного, но он не слышал и не чувствовал, как будто это был не он, а кто-то другой, по недоразумению назвавшийся его именем и живший в его теле. Именно этот другой, под вечер остановившись на Новом мосту, смотрел, как в черной воде змеятся отражения факелов, горевших на форте Святого Михаила. Именно этот другой, положив руки на перила, начал наклоняться вперед, словно желая поближе взглянуть на утекавшие под мост огненные ручейки.
Но его резко дернули за плечо назад.
- Господин Ловчий! - раздался чей-то голос.
- Я за него, - тихо проговорил он: в сумраке перед ним маячило бледное пятно с темными провалами глаз. - Что надо?
Он закрыл глаза, и лицо исчезло, но назойливый голос остался:
- Это же я, Гардиан, ну, паж! Его величество послал за вами, он беспокоится. Где ваш кошелек? И меч - у вас ножны пустые! Что с вами, господин Ловчий? Вас ограбили?
Его снова тряхнули за плечо, и Ловчий открыл глаза, волей-неволей возвращаясь в свое тело.
- Ничего. Ничего, Гардиан, - сказал он. - Пошли во дворец. Я просто мало спал сегодня. А меч... да, кажется, я его потерял.
По дороге Гардиан от облегчения и радости, что нашел Ловчего, трещал не переставая. Оказалось, Бран отправил мальчишку на поиски еще днем, и Ловчий понял, что Гардиан пока ничего не знает. Только в голосе пажа слышались какие-то неуверенные, вопросительные нотки, словно он искал у Ловчего подтверждения - "Правда, все будет хорошо?", "Правда, ничего не случилось?". Ловчий догадался: паренек, сам того не зная, чувствует, что что-то изменилось, что его уютный привычный мир, одной из частей и гарантов которого был "господин Ловчий, лучший друг его величества", находится в опасности.
Он понял, что во дворце уже обо всем известно, когда, отпустив Гардиана, вошел в комнату перед королевской опочивальней. Трое постельничих и не подумали подняться навстречу Ловчему или хотя бы поздороваться, а только молча смотрели на него: Авен - злорадно скалясь, Грегор - брезгливо поджав губы, а Эливлод - с любопытством, с каким люди обычно смотрят на калек, уродов и раздавленных телегой лягушек.
Не сказав им ни слова, Ловчий прошел через коридор и без стука открыл дверь в спальню Брана.
Король, сидевший на кровати в рубахе и штанах, спиной к двери, вскочил и обернулся к нему.
Сделав несколько шагов, Ловчий разглядел его лицо: Бран был бледен и оттого неправдоподобно хорош собой - темные глаза словно тушью нарисованы на белом, как бумага, лице в траурной рамке черных волос.
- Ты где был? - резко спросил Бран.
- Гулял, - тем же тоном ответил Ловчий, бросая на кровать плащ и пояс с пустыми ножнами; шляпа и перчатки тоже куда-то делись.
Бран растеряно опустил плечи. Ловчий подошел к камину и, повернувшись к королю задом, стал греть над огнем озябшие руки.
- Где ты был? - повторил Бран уже другим тоном - то ли неуверенно, то ли испуганно.
Ловчий прикусил губу, поморщился от боли и ответил:
- Пил с Вивианом.
За его спиной скрипнула половица. Ловчий не любил и не хотел тянуть кота за хвост, но сейчас у него просто не было сил.
- Мне сказали... - начал Бран и не договорил.
Судорожно перевел дух и начал снова:
- Мне сказали, что ты... что вы с Ублюдком... - и снова умолк.
Ловчий не выдержал этой пытки: повернулся и посмотрел королю в глаза.
- Скажи, что это неправда! Скажи, что ты молчишь! - взмолился Бран, ломая руки.
- Да чего уж там... перепихнулись маленько, - сказал Ловчий, чувствуя приставшую к губам улыбочку. Улыбочка никак не желала отклеиваться. "Прямо как дерьмо на подошве, - с тоской подумал Ловчий.
- Что? - спросил Бран, дернув углом рта. Он побелел еще сильнее, только на скулах горели два пунцовых пятна, как у чахоточного. - Ты что сказал?
- Что слышал, - сказал Ловчий, наконец отодрав с лица улыбку. - Я ему дал.
- Ты ему...
Наступило страшное звенящее молчание. Ловчий увидел, что зрачки у Брана то расширяются, то сужаются, а на виске бьется жилка. Ловчий понял, что добился своего, и ему стало жутко.
- Как ты... смел? Как ты мог? Ты... Ты... - задыхаясь, проговорил Бран.
А потом дико заорал:
- Потаскуха ты подзаборная! Тварь! Шлюха уличная! Подстилка! Сучка!
В приступе бешенства он схватил со стола тяжелый бронзовый подсвечник и запустил им в Ловчего. Тот попытался увернуться, но зацепился каблуком за складку ковра, и подсвечник ударил его точно в висок.
Когда Ловчий пришел в себя, голова у него раскалывалась от боли. Рядом сидел Бран и держал его за руку. Ловчий поднял другую руку и ощупал голову: на виске толстая повязка пропиталась кровью. Его тошнило, перед глазами все плыло. Бран напоил его из широкой чаши.
- Ублюдок тебя изнасиловал, - хрипло сказал Ловчий.
- Да. Когда мне было одиннадцать лет. Я сопротивлялся, прокусил ему руку, но он старше меня на шесть лет и силен как бык, - Бран поморщился. - И пообещал, что если я пожалуюсь дяде, он скажет, будто я сам его научил. Сказал, что ему ничего не будет, а мне палач сначала оторвет все, что болтается между ног, а потом меня, как моего отца, раздерут на клочки и повесят на стене Тюремного замка, потому как я теперь "милашка", а "милашки" королями не бывают.
- И что? - спросил Ловчий.
Бран помолчал.
- Да ничего. Я испугался и ничего никому не сказал, когда Ублюдок соврал, что я бросился на него первый и укусил за руку. Меня высекли до крови, а ему ничего не было. Вот и все.
- Все? - переспросил Ловчий.
- А что еще? - Бран порывисто поднялся и принялся ходить вдоль кровати взад-вперед. - Тебе кажется, что это мелочь, пустяк?
- Ну, в общем, именно так мне и кажется, - тихо сказал Ловчий.
Бран остановился и, сложив руки на груди, смерил Ловчего свирепым взглядом.
- Может, тебе еще что-нибудь кажется? - запальчиво спросил он.
- Что Ублюдок на тебе повернут. Думаешь, он просто так на меня полез или от моей великой красоты? - тяжело спросил Ловчий.
- Он просто сбрендил от зависти, - ответил Бран. - Он завидует всему, что у меня есть, начиная короной и заканчивая тобой.
- А мне показалось, что все наоборот, - сказал Ловчий. - Что он хочет тебя и потому пытается лапать все, что тебе принадлежит.
Бран вздрогнул.
- Ты, конечно, в одиннадцать лет был премиленький, но этого мало, чтобы взрослый парень спятил от тебя с ума, - продолжал Ловчий.
- Да пошел ты! - и Бран резко отвернулся.
Ловчий закрыл глаза. У него болела голова и саднили все царапины и ссадины, оставленные Ублюдком. Ловчему казалось, будто он покрыт коркой засохшего дерьма.
- Вороненок... - прошептал он.
Бран не шевельнулся.
- Вороненок, - повторил Ловчий, - поди ко мне. Я тебя очень прошу.
Тот словно нехотя повернулся, подошел к кровати и сел в кресло, глядя куда-то в дальний угол кровати. Ловчий нашел его руку и слабо сжал.
- Это он тогда тебе бедра расцарапал? - спросил он.
Бран вздрогнул и закусил губу.
- Нет, - сказал он. - Раз уж ты так хочешь знать. Нет. Был еще раз, второй, - король снова замолчал, словно пытаясь справиться с собой. Его рука судорожно стиснула руку Ловчего.
- Мне тогда исполнилось четырнадцать, - продолжал Бран. - Мы все были на охоте, вечером я первый раз в жизни выхлебал целый рог меду. В общем, когда меня сморило, он вызвался оттащить меня в шатер, и, пока все остальные гудели...
Брана передернуло, он сгорбил спину, как больное животное.
- ...он тебя опять изнасиловал, - закончил за него Ловчий.
Бран закусил губу и уставился в пол, мелко дыша.
- Да, - еле слышно проронил он.
Потом медленно поднял голову и произнес, глядя в глаза Ловчему:
- Нет. Тогда я сам ему все позволил, хоть и по пьяни.
И он, сгорбившись, спрятал лицо в дрожащих руках.
Ловчий вздохнул:
- Бывает, Вороненок. Я вот даже и не по пьяни.
- Ты не понимаешь! - произнес тот свистящим шепотом, словно его душил ком в горле. - Я его просил, умолял! Чтобы... - тут у него из горла вырвался не стон, не то рыдание, - чтобы он меня...
Между его пальцами потекли слезы. Бран сполз с кресла на пол и уткнулся лицом в одеяло. Он уже не мог сдержать рыданий.
- Я ничего... не могу забыть!.. - его пальцы судорожно разгибались и сгибались, впиваясь ногтями в запястье Ловчего. - Ночь... луна... комары... и как он меня... раздевает и лапает... а я только хихикаю... как пьяная девка... - в горле у него что-то заклокотало, и он завыл сквозь стиснутые зубы. Его левая рука яростно и бессильно скребла по простыне.
- ...ласкал по-всякому, потом навалился... шептал, что я его... сладенькая девочка... расцарапал мне все... а я стонал под ним... от удовольствия, не от боли... - Бран заскрипел зубами, задыхаясь от гнева и слез, - и только умолял... "еще, еще"... шлюха, шлю... ха... не... ненавижу!
Бран, судорожно всхлипнув, перевел дыхание и разжал пальцы, и Ловчий стал гладить его по вздрагивающему плечу и рассыпанным волосам. Все, что говорил Бран, представлялось ему с четкостью зубной боли.
- ...и потом... все ему... делал... только бы еще раз... лечь... под него... п-подстилка... - и он изо всей силы грохнул левым кулаком по деревянному бортику кровати - раз, другой, третий, - так что на одеяло брызнула кровь с разбитых костяшек. - Потаскуха! Ненавижу, ненавижу!
Правый кулак Ловчий перехватил и сжал в своих руках. Пальцы Брана вдруг безвольно обмякли. Он рыдал и всхлипывал, как будто у него внутри все разрывалось, и левой рукой схватился за одеяло, словно боялся упасть.
- Иди-ка сюда, поближе, - сказал Ловчий и подтянул Брана к себе. Тот левой рукой обхватил Ловчего поверх одеяла, а мокрым лицом уткнулся ему в подмышку - так делают собаки, когда спят бок о бок с хозяином. И начал тихо рыдать, вздрагивая и постанывая. Ловчий гладил его по шелковистым волосам.
- Жаль, что ты не в стельку тогда надрался, - сказал Ловчий. - Может, утром ничего и не помнил бы.
- Жаль... - прошептал Бран. - Если бы не похмелье, я бы что-нибудь с собой сделал наутро. А так только плакал и блевал.
- Понятно... А что потом было?
- Через пару лет Ублюдок попробовал еще раз. Но я врезал ему по морде, и он отстал. Только сказал: "Ты еще на брюхе ко мне приползешь: я-то помню, как ты мне зад подставлял, точно течная сука, и все умолял всадить поглубже. А когда тебе яйца оторвут, королем буду я, потому что ты все равно пидор и ни одну бабу трахнуть не сможешь".
- Это совсем разные вещи, - заметил Ловчий.
- Да, но откуда мне было знать? А потом, когда у меня с той девушкой не получилось... - Бран снова проглотил ком в горле.
- Ты поэтому так на меня? - спросил Ловчий, снова потрогав влажную повязку.
- Да. У меня было такое чувство, будто он не тебя отымел, а меня. Еще раз, - Бран помолчал. - Когда дядя умрет, я прикончу Ублюдка. Ему не жить. Сам сдохну, а его прикончу. А ты... зачем ты меня нарочно заводил? Я ведь мог тебя убить. Что бы я сейчас делал с тобой мертвым?
- Я подумал, что раз уж все так вышло, надо устроить сцену ревности - как будто нам нечего скрывать, - Ловчий сглотнул и поморщился. - Будто все обстоит ровно так, как я сказал Ублюдку. Ты просто немного перестарался.
- Ловчий, а ты-то что теперь будешь делать? - шепотом спросил Бран, поднимая голову и с тревогой глядя ему в лицо.
Ловчий посмотрел в темноту балдахина.
- Спать в твоей кровати, вестимо.
- Нет, я вообще, про все... - прошептал Бран.
Ловчий пожал плечами.
- Ну, буду теперь Ловчий по прозвищу Четверть Виры, королевский постельничий и королевская подстилка, - безжалостно сказал он.
- Ловчий! - Бран сжал его до хруста в ребрах и снова заплакал, уронив лицо ему на плечо.
Ловчий обнял его.
- Полно, не убивайся так, Вороненок. Мы живы и частично даже здоровы, и для тебя все сложилось к лучшему.
- А для тебя? - спросил Бран, и Ловчий промолчал в ответ.