Глава 4. О войне
Парабеллум
Слуша-ай! Между строк тишину.
Слушай! Этот крик среди снов.
Может кто-то из вас не запомнил войну
там, в миру дураков?
Где-то поступь и выдохи тени...
Скоро ночь будет длинных ножей.
На колени тельцы, на колени
на краю миражей!
Глухо "Маузер" стукнул, а может быть "Глок".
Хочешь мира? Тогда ..." param bellum".
Кровь любую голодный впитает песок
из дырявого мёртвого тела.
Над Европой безоблачно-синее небо.
Что там дальше за морем в стране медяков?
..." param bellum", друзья, ..." param bellum".
Время боя быков.
На деревьях (тревожно) молчание птиц.
Слышат радость железа, кипящего в горне.
Не смешите. К чертям нерушимость границ.
Решето - это норма.
Нефти, нефти мне дайте ливийские скважины!
Мир от роду безумен и падок на злато.
Вы готовы под пули, лихие солдаты?
Впрочем, это неважно.
Сено, сено, солома, но с левой ноги...
Так учила когда-то вас Спарта.
С кораблей сеть бросают в размах рыбаки
на козырную карту.
Не шеренгам решать, когда выхватить луки,
рвите лучше рубахи к повязкам на полосы.
...Слышу между словами железные звуки.
"Томагавк" или "Глок" на два голоса.
09.06.2012
Когда всё начинается?
Всё начинается, как правило, утром -
железный порядок, суровый устав.
Они ложились в траву перламутровую.
Или привстав,
стреляли с колена,
или, примкнув жало штыка,
шли в полный рост, пружиня вены,
там, где река
дышала тревожным спокойствием...
...Им говорили: - "Один стоишь двух,
а если придут незваные гости,
выбьешь, хоть сотне из них дух."
Их учили: - "Вы - злые и храбрые,
не вам лабиринт из нор.
Вы сами - стальные вилы и грабли,
но каждый, кто струсит, вор.
Ни шагу назад!
Только вперёд, где солнце прячет лицо!"
А там за рекой немецкий солдат
(вчера ещё был жнецом)...
садится в лодку, берёт весло...
- Греби в тумане сильней.
- Фридрих, Ганс, нам повезло
резать русских свиней.
А парню из Пензы приснился сон -
пугливые в травах бродили ламы.
Он из ладони давал им патрон,
но рядом плакала мама...
...Танки строились в клинья и ромбы,
в жутком предчувствии стыли поля.
...Первый удар авиабомбы
ровно в четыре и два ноля.
Всё начинается ранним утром,
когда ещё спят пугливые сойки.
Кто был постарше, бывалым зубром,
прыгали в окна прямо из койки.
На спинах носили щитами дверцы,
наружу плечами роняли рамы...
...А мальчик из Пензы с осколком в сердце
успел только выдохнуть: - Мама...
22.06.2011
От Вани
Ничьих там быть не могло,
хоть глаза до дыр протирай.
За рекою туман повело -
ключ в сатиновый рай.
Отозвалось набатом внутри...
...Это громкий голос побед.
Не твоих с первой вспышкой зари,
а чужих с разрывами бед.
Отползай!
Под горящий вагон.
Санитары! Кричи, не кричи...
Кто там мёртв? Из ладони мне дай
да, тот самый, последний патрон.
Омичи!
Парень слева! Куда ты в песок
словно червь? Бога - в душу, и эдак, и так.
Слишком поздно служивый. Твой потный висок
раздавил под кустом тяжкий танковый трак.
Ты прости, я и сам, словно мышь или вошь.
С трёхлинейкой куда на чужой мне парад?
Под колени и в пах бьёт противная дрожь
на тропе в автоматный, бензиновый ад.
Только есть ещё штык, есть лопатка и нож.
Деревянный тяжёлый, как камень, приклад.
Ну, вставай мужики, мы пшеницу и рожь
будем заново брать потихоньку назад.
Ну, пошли в полный рост с криком хриплым - Даёшь!
Бог не выдаст, а свиньи подавятся.
Только что это в грудь? Не свинцовый ли дождь?
Жаль к наградам уже не представятся:
старшина балагур и пацан ездовой,
тот с двумя кубарями седой политрук.
А меня не возьмёшь, я пока что живой.
Только ранен. Нет глаза и, вроде бы, рук.
Потерял сгоряча. Были мне маловаты...
Так шутил мой сосед на гражданке Толян.
Зажимаю зубами чеку от гранаты...
...Это вам за поля.
Ну, давайте, чуть ближе, теснее свой круг.
Я б вам в горло вцепился, когда бы не раны,
за вот этот нескошенный ласковый луг...
...Ну, держите... От Вани...
08.05.2016
Которых нет, зови!
Им наливай по полной чаше.
Мы выпьем из любви
к осколкам в душах наших.
Пусть встанут те, которых нет, хотя бы в зеркалах,
с глазами полными отваги и движенья.
Пусть в сервировке на столах
увижу отраженье
и блеск стальной от штык - ножей.
Почую запах камуфляжа
на тех плечах, которые са'жень...
Там плоти обгоревшей сажа
и тени чёрных миражей.
Отрежем хлеб, он всех сочней
куском на круглый рот стакана.
За тех, которые в Чечне
или в предгорьях Дагестана.
...Простым поклоном головы
без пылких слов и эпитафий
мы вспомним тех, кто от Москвы...
...Да вот пластины фотографий
любых, которых с нами нет,
кто падал в клевер от осколков,
на снег, на тропы, в конный след
дружин Олега. Даже Волга
не исчерпает горьких слёз
по всем убитым в душах наших,
которых нет, кто не донёс
до рта вот этой горькой чаши.
Давайте, просто, помолчим, собрав на лбу тугие складки,
Любое слово всуе, недалеко от лжи...
...Мы сыты были крошками, собрав их с плащ - палатки,
и реками из крови над пропастью во ржи...
03.05.2011
Рассказать о войне?
- Расскажи-ка мне дед о войне.
Ведь срывала вас огненным ветром
от весны, до весны, по весне...
Сядем возле с щенком моим сеттером,
расскажи мне...
- Эх, внучок, а чего тут рассказывать?
Уходили мы в бой по приказу,
С вещмешками, иные с корзинами
Провожали нас Маши и Зины.
Ладно б драка была там один на один,
как в кулачном, где стенка на стенку.
Та война была страшных машин.
Ну, а мы в той войне - на коленках
под тяжёлые выступы траков и шин...
...Даже горько поведать, сынок.
Ведь цена на войне нам - копейка.
Нас снаряды равняли под рейку.
Что им наши штыки, трёхлинейки?
Если целили прямо в висок.
Нас утюжили, резали, выжали
на полях без дорог.
В ней немногие выжили,
а меня, вдруг, помиловал бог.
Где воронки во ржи были словно заплатки
на худом зипуне.
А у нас при себе - кулаки, да лопатки...
Что ещё рассказывать здесь о сучьей войне?
Это битва была не людей,
это битва была боевых кораблей,
клином вставших во льду, на заливах...
Там и трупы лежали в кругу площадей,
люди павших съедали гнилых лошадей,
словно, сладкие сливы.
Быть бы живу... Чего тут рассказывать
о проклятой войне?
Мы учились предсказывать
времена тишине...
...Ещё многое можно открыть без затей,
были б к памяти белые вина...
Начинали войну там не толпы людей,
а вожди и машины.
28.07.2010
Feuer!
Да вот они серые длинные тени
ступают по травам.
И громко кричат, - А ну, на колени!
И каждого справа отводят ко рву
и в линию ставят,
всё в ту же траву.
А я был контужен: - Как сук вас порву!
Но, кто-то длиннее и рангом повыше
в высокой фуражке холёный, как фраер,
в мундире, похожем на шкуру от мыши,
скомандовал, - Feuer!
И шумно вздохнули синицы и совы,
и крысы-сородичи юркнули в норы.
Наш ров был не узким, горбатому впору...
...Мне в душу влетел комочек свинцовый...
Но выжил. Везучий. Отвёл, видно, Бог.
Полз к эху орудий, на вспышки зарницы
и с мёртвых снимал подошвы сапог...
...В еде пригодится.
Дополз, дохромал и к линии вышел,
и вешался бабой на шею солдатам,
но, кто-то курносый и рангом повыше,
мне бросил на рану горсть соли, - Предатель!
И были, как шомпол стальные вопросы,
ходили вокруг и ставили около...
А тот лейтенант, звать Гена, курносый
летал у траншеи отвязанным соколом.
Но я возражал, - Не быть на плаву!
И трижды крестился, упав на колени...
...Под залп я сказал Ломакину Гене,
- Прости! Не был уже битым во рву...
Но видел, что зря, что сука он, фраер,
что вверх поднималась к шеренге ладонь...
Я думал услышу по - русски "Огонь!"
Но в яму упал под хриплое "Feuer!"
01.05.2010
Сигареты двоим
Лес начинался за околицей -
апрельский ранний, редкий, сивый.
В церквях на пасху Богу молится,
пожалуй, вся Россия.
За то, что б деньги не забыли (для пенсий скудных) власти,
за то, чтобы детей любили родители и счастье.
И, где звенела тишина после молитвы -
минула, чтобы нас война и битвы.
...Я ждал, а очередь текла
вокруг куда-то в бок.
Ну, не сказать, чтобы река.
Так, мелкий ручеёк.
А впереди стоял старик со взглядом от сапог...
...Держал огрызок от свечи -
зажечь среди икон,
святить на праздник куличи
под колокольный звон.
И пах подмышками, как пень.
Издёргался кадык.
Бубнил. Мне слушать было лень
и не привык.
Мол, вышло два тех кулича
из горсточки муки.
Бросал мне с вывихом плеча -
что звать его Лукич.
Слеза дрожала в уголке
морщинистого рта...
Что вышел к церкви налегке.
Балда!
И я спросил довольно сухо,
- Какие, брат, дела?
...А он ответил, что старуха
два дня, как умерла...
И вроде не было седин,
и взгляд, как ясный день...
- Да вот - живу теперь один, как пень.
И я прикурил сигареты двоим,
и вместе по небу пустили мы дым.
А он вдруг заплакал навзрыд некрасиво
и вымолвил тихо, - Ах, сука, Россия.
2010
Девятого мая
Что-то чёрное в руке. Может щит?
Может, рана на боку и болит?
Может, горстка пепла с пашен,
может, небо в криках павших?
Может, звук, как чёрный водопад?
Только вдруг притихли птицы,
и стеклянный взгляд
видит утро, там граница
бьёт в железные листы.
Сколько стали в этом месте?
И дрожа, кипят мосты
разом вместе в реках крови.
Я ловлю себя на слове
или в лодке зыбкой страха...
Ну и что, что мы из плоти,
ну и что, что мы из праха?
И вжимаемся в траншеи.
В стольких странах мощью краха
скольким отвернули шеи?
Под крестами танки... Танки!
...Ночь - на грани полустанка...
Слушать! Воздух!!! Быстро в лес!
Но прицельным смотрит планка
в узкий панцирный разрез.
На мундир, в глазную щель,
в дизель - толстой бочкой сзади.
Эй! Патроны зря не тратить,
Выбирайте лучше цель.
Только, тише... Голоса,
Реже крики, чаще взрывы.
Рядом мёртвые глаза,
как наплывы
в маске страха...
Ничего, что мы из плоти. Ничего что мы из праха
и лежим в пыли...
...Что-то чёрное в руке...
...Горсть родной земли...
09.05.2010
Так болеют войной
Соскочить бы с иглы пластилиновым к лепке.
Соскочить бы... Видения выжгли глаза...
Слово "Зря" до того здесь ненужно, нелепо...
Мне бы к Риму успеть через Тирр и Алеппо.
Но мала стрекоза.
Не седлал, но сидел под винтами.
Знаю - жутко трясёт вплоть до хруста зубов...
А потом пеленают бинтами
там, где капает кровь.
Или это любовь истекает по линии среза
к мастерам с неубитого шкуру снимать...
Там на сцене ружьё чуть длиннее обреза -
тем, какие привыкли по тёплому рвать...
Если горло, то наискось, если жила - изволь.
Это - жизнь, господа, из заоблачной сферы.
Это выстрел в висок поперёк или вдоль.
Так болеют войной офицеры...
Только, где мой парадный мундир и шеврон?
Помню отдал всё нищим.
Потому что был пуст без любимых перрон.
Их с собакой не сыщешь...
Но в больной голове - марш "Прощанье славянки"...
Подхватили в квартире пустые углы.
Что там к водке? Селёдка из банки?...
А потом, как китайский кули...
Косячок или длинная трубка,
резкий вдох до искры.
Залетает в окно вспышкой взрыва голубка.
Или нет им числа на осколках витрин?
А ещё есть иглы
радикальное средство, словно плеть для битья,
а ещё есть свинец заводского литья.
А потом из лекарств - в мелких трещинах ванна
и последнее слово к стакану вина.
Мне плевать, что потом кто-то скажет, - "Эх, рано",
воровато содрав с голых кож ордена.
Это - жизнь, господа, высшей пробы и меры.
Это сны, словно шрамы, по ходам и вдоль.
Это в разум вгрызается вечная боль...
...Так болеют войной офицеры.
13.10.2010
Зарастут?
Я обрекал других на страшный путь.
На камень и песок, отрытой в рост, траншеи,
на штык в живот и ордена на грудь...
А после - в собственную бил,
в молитвах Господа просил: -
Края им ран зашей.
Я предрекал товарищам любовь хороших женщин.
Своих ночами оставлял без сна.
Все клички в спину знал - "сапог" и "деревенщина".
И что, моё проклятие - дорога и война.
Но, может, колею я выбирал не ту.
Наверно, чёрной краской случайно был помечен.
Недаром обгорал на пламени в аду.
Был трижды ранен, дважды изувечен.
Но пронесло, крутое было тесто,
вот только в непогоду болят следы от ран...
...И, кто-нибудь случайно, увидев близко шрам,
вдруг скажет с грубой лестью,
- Что, зону повидал?..
А я копал и прятал в землю дух,
слезами бы смочить, но был глазами сух.
А я стрелял, ведя прицел по слуху.
Я часто видел смерть костлявую старуху.
Ценил, как водку, хлеб и тишину,
на ощупь осязаемую, волнами
и думал, что когда-нибудь войну
переиграю, яростью наполнив
вот эти шрамы...
...Впрочем, зарастут
следами - ямами.
Из них почти не больно
смотреть незряче в пустоту.
31.08.2010
День рыбы
Играй гармонист - сегодня день рыбы.
Большая рыбалка.
Вот жерех и щука.
И я нависаю над берегом глыбой,
изгибами лука...
Когда-то меня не загнать и под палкой.
Вставал словно конь под шпорами. Дыбом.
А жёнушка Галка
ворчала: - Ленивый. - И ласково, - Хворый...
А я соглашался... Мой выгорел порох...
И вместо зарплаты, привык вот к рыбалке...
Права ветеранам чеченской? Ребята,
меня не смешите.
Конечно, обратно пошёл бы в солдаты,
в свой план запишите!
Но старый осколок под сердцем, как палка,
как нож в рукопашной, перо под ребро.
Ушла от меня красавица Галка,
пусть вспомнит добром.
Играй гармонист, мне выходом двери.
Устанешь? Достану глухой патефон.
Сегодня помянем мы швы и потери
и выпьем за яркие звёзды погон.
Играй на губах, зараза безрукий!
Порадуй детей, прилипли гурьбой.
Давай для забавы им сделаем луки,
наловим ершей и двинем домой.
Я пыль подмету обрубком в перчатке.
Зато мне не надо хороших сапог.
Куда нам играть с ребятишками в прятки?
...Приятель мой слеп,
...а я вот - без ног.
17.05.2010
Каждому своё
Не надо сравнивать, где каждому своё.
Кому-то небо, кому моря - по грудь.
Одни хрипят сквозь сжатые, - Даёшь...
А впрочем, Господи, не в этом суть.
Когда припрёт, грызём зубами скалы,
когда прижмут, хватаемся за нож.
И держимся, и держим перевалы.
Когда в бою почти не разберёшь,
куда стрелять... Там - свалка рукопашной,
и месиво орущих потных тел...
Мне поначалу было страшно...
...А мой сосед, не знаю как, сумел...
Подставил плоть, закрыв меня плечом,
и на колени вдруг упал неловко...
А на груди его была татуировка -
большое сердце про'ткнуто мечом.
Ещё там был? чуть ниже, парашют
и, кровью заливаемые, стропы...
Я прочитал: "Мы там, где нас не ждут."
...А он глазами сонно хлопал,
мол, как же так?
И всё искал возле себя пробитый флаг.
Потом шептал бескровными губами:
- Чего ты ждёшь?
Там - перевал за нами,
берись за штык, берись, давай, за нож.
Грызи чужую плоть до пота.
Зачем тебе проливы и моря?
Ведь ты - солдат морской пехоты...
...И показал на якоря,
на закопчённые, как будто, на свече -
татуировку на моём плече...
...Не надо сравнивать, оставим на потом...
(Мне поначалу было страшно)
Но я вернулся в отчий дом.
Всё потому, что в схватке рукопашной,
с наколкой, тот десантник - Пашка,
закрыл меня плечом.
22.08.2010
Изнутри
Мне с привычкою ночью таращить глаза
до того неуютно.
Хорошо бы туда, мне бы снова назад
сыну блудному.
Зуд в мозоле на пальце
от стального крючка...
Сука - жизнь? Криво валится
с кондачка.
Что солдату гражданка?
Для неё, чем он плох?
Скучно, люди, без танка
и семи порохов.
Ноздри - будто у зверя.
Вечно - на стороже.
Жизнь ножу бы доверил,
да сточился уже.
Без привычки ходить, пригибаясь,
неудобно, паршиво и тяжко.
Гибли первыми самая "завязь".
Взять, хотя бы, вон Сашку.
Фотография - в маленькой рамке...
Ротный плавился местью.
Он давил из себя письма мамке.
Мол, пропал ваш без вести...
А про смерть - ни словечка. О ней - ни гу-гу,
ни в строке, не под ней и не между...
Говорил, - Хоть убей, не могу
я лишать баб надежды...
Без неё мир наш уже.
И кончайте без смысла таращить глаза.
Всем - почистить оружие!
Ну, а я - только "за".
Без привычки к войне ты дурак дураком,
будто голый, а вышел на люди.
Отираешь углы и грозишь кулаком
своей тени. Её не убудет.
Даже ночью указательным пальцем
помнишь холод стального крючка.
Сука-жизнь под откос криво валится,
норовит с кондачка.
В ней мерещатся выстрелы - всполохи.
Запах чую хмельной -
смесь из крови и пороха,
тяжкий дух земляной.
Вырубает он, голову кружит,
я не сплю до зари...
Слёзы лезут наружу
изнутри.
Из блокнота "Донбасс" 17.09.2015
На пиру у мышей
Ты один в этой жадной и шумной толпе,
словно сыра кусок на пиру у мышей.
В Ливерпуле, Париже или, где ты терпел.
свою гордость скорее зашей
в щель пустого кармана.
Не протягивай рук, не узнаешь обмана.
Здесь никто никому
не подаст откровенно ладони.
Здесь играют в любовь, и тогда на кону
твоё сердце и время агонии.
Словно золота пласт
можешь ты затаиться,
или книгой на полке.
Скажем, Библия - Новый Завет.
Сам себя не читай, чтоб не спиться.
Лучше стань диким волком,
потому, что другого здесь выхода нет.
Ну, а первый, когда сам для мира не свят,
когда близок в толпе ты к агонии,
одевай, парень, форму, бери автомат,
жди команды "Огонь!"
Там в шеренгах таких же, ты - винтик, челнок.
К шкуре ниткой суровой погоны пришей.
Только духом ты пуст и опять одинок,
словно сыра кусок на пиру у мышей.
Всё по кругу, и снова - никто никому.
А толпа, - Мы плотнее шеренги сомкнём.
Здесь играют в войну, и тогда на кону
твоя жизнь под огнём.
Будут ночи твои от кошмаров угрюмые,
в пятнах крови погоны и форма...
Здесь и выхода нет, а безумие
превращается в норму.
25.11.2015
Кажется
Вот - синие глаза, а лица в саже
на вафельной брусчатке площадей.
Грехи людские ждут дождей,
но всё не так, как кажется.
Толпа идёт дорогой к храму
в грязи от дел, в пыли.
А разум мира - вроде рамы
или картин Дали.
Там время - в форме дикой груши,
футляра скрипки.
Похмелье - разум чей-то сушит,
стирая след улыбки.
Вот, вот и краска веры ляжет
на кракелюр из перемен.
Вождям молиться бы с колен,
но все не те, кем кажутся.
Рассвет с закатом - это кровь...
А, может - золото из клада?
Сильней вселенская любовь
у арки входа на круги ада?
Слова с делами слабо вяжутся...
Секреты ремесла.
Ведь, всё не то, чем кажется,
где жизнь - обитель зла,
мираж, иллюзия и признак кражи -
взрывная смесь.
Не знаю, но мне кажется,
что миром правит ненависть.
24.04.2016
Гули, гули
Что там в воздухе? Полосатые линии ос?
Или где-то на дереве соты?
Ужас трогает щётку волос.
Самолёты!
- Воздух! - крик.
Будто в спину толкнули на шаге, но к пропасти.
Впрочем, город привык.
Замелькали над крышами лопасти.
Чей? Открыта глазная запылённая щель.
Вспышка молнии! Стойте! Назад!
Слишком поздно. Накрывает разрывами цель
стрекоза.
Крошка каменная режет губы.
Словно в съёмке замедленной валится дом.
Слышу очередь, плач, значит, трупы
в пыль ложатся ничком.
Калачом свёрнут стержень мой в жгут и спираль.
Вот... Немного... Треснет в разуме ось.
Звон в ушах, словно бьют ломом в сталь.
Из плеча торчит кость.
В ней - всё дело и соль.
Эх, была бы цела, не раздроблена пулей.
Боль? Пустяк. Это детская боль.
Улетал бы домой злой разбуженный улей.
Аллилуя!
Или всё же Аллах?
Где вы голуби мира? Гули, гули!
Разорвало на минных полях.
Что? И вас обманули?
Гаснет свет. Тает в сумраке стержень и ось.
Молодым умирать так нелепо.
Кто там тащит меня? Парень, брось
в Украине, а, может, в Алеппо...
06.10.2016
В полный рост
Отвыкло перо от руки.
На ноуте вытерлись клавиши-буквы.
И высохло русло реки.
Там поле опасное, луковое -
оправдывать горечь и слёзы в глазах,
запах сожжённого пороха,
потом ковыряться в разрезах и швах,
оглядываться на шорохи...
Путь в никуда млечный -
в россыпях душ тропа.
Жаль, что и он не вечный...
Было б кому копать...
А мне лишь палочкой острой
стихи чертить на песке.
Зачем Робинзону личный остров?
Когда всё висит на волоске -
мир хрупкий, и, даже звёзды
близкие. Только тронь.
Героя ждут? Пожалуй, поздно!
Огнями пылает горн.
Орала куют там на пули.
Вон - вилы в петлицах блестят.
Кого здесь предчувствия не обманули -
давно уже спят.
Пустые глазницы исследуют ночи.
Носы провалились - зубы торчат.
На женщинах нету даже сорочек...
Печать
оставила чья-то рука.
Косой прошла по живым.
Вот так и пропала в песках река,
как с вишен цветущих дым.
Стихи - так банально и скучно.
Пустой, бесполезный звук.
Снаряды ночами кладут слишком кучно -
каштаны горячие с рук.
Сегодня многое можно -
в маски рядить слова.
Уши забиты ложью...
С трибуны кричит сова,
сидя в гнезде кукушки,
глядя в пропасть во ржи:
- Нам нужны танки и пушки.
Ладно, перо, бежим
вниз по белой бумаге,
склеенной мной внахлёст.
Вроде, остался спирт во фляге,
чтобы стоять в полный рост.
Это же - просто небыль -
на фоне Луны - мишень...
Я упираюсь глазами в небо,
реке оставляя тень.
Вон полетели осы -
реквием тонко петь...
Смертны здесь даже звёзды,
вечна здесь только смерть.
Из блокнота "Донбасс". 23.08.2015
Устал
Когда темно в глазах от ужаса картин:
от крови, от развалин и от боли,
от воя мин
от недостатка соли,
от запаха смертей, от потных спин...
Ты понял, что устал.
Эх! Быть бы чуть моложе.
Как из Мартена сталь,
булатный острый ножик
и новое окно...
"Давай - ка, слышь, очнись",
сказал мне зло комбат,
"Твоя, дружище, жизнь -
уже на волоске.
Старухе всё равно,
ты сват ей или брат...
Вон - метка от косы седая на виске.
Грехи твои сегодня отпускаю,
иди на все четыре стороны.
Погибнешь - не дадут ключи тебе от рая.
В аду, чёрт, перебор солдат любой войны"...
Теперь я птица вольная
Жру водку и сардины.
Ночами, правда, больно.
Осколок, будто, в спину.
Живот закуской мается,
и выпитого жаль...
Я часто вспоминаю,
как закаляют сталь.
Из блокнота "Донбасс" 09.08.2015
Предел
Трус я или?
Нет. Наверно, устал.
Лучше, чтобы убили
до конца, наповал.
Больше пуда мой груз -
в пятнах меток ружьё.
Путь кровав мой и узок -
в пору ползать ужом.
Не хочу изучать обречённых в прицел.
Ухожу, я устал, и пока ещё цел.
На песок? Нет, не то.
Слишком много там змей.
Может, в лес? И, зато,
буду жить я в норе...
Но устал по щелям
править остры ножи.
Эх, напиться бы в хлам
и смотреть миражи.
Миражи? Это - класс.
Я о них позабыл.
Пусть остынет мой глаз
в том, что знал и любил.
Пропадёт из зрачков от пожаров огонь.
Там и солнце другое. Рукою не тронь.
Небо близко. От бога солёный надел.
Мне давно не впервой босиком по воде...
Разве время врачует пепелище от ран?
Не вопрос, если водкой ты до сыта пьян.
И смертельной тоской по макушку наполнен...
Мне б ещё раз услышать, как плещутся волны.
Нет вандалов в морях, а тем более гуннов,
там и ветер другой - йод и соль.
Можно взять прямо в горсть полнолуние
и скоблить им душевную боль.
Из зверей - карусель разноцветия рыб.
Из оружия - створки жемчужных ракушек.
Нету визга свинца среди каменных глыб
и стрельбы разных пушек.
Вот и славно - на волю стремиться.
Лбом довольно о зло!
Не молчат, отпускают грехи мои птицы.
Невесомо весло.
30.05.2015
Таисия
Такая жизнь - таились
среди развалин бывшего села -
второй мой номер с именем Таисия и я.
Когда-то и она была
красивой женщиной,
а ныне - в камуфляже.
Все губы - в трещинах,
и даже
на лбу и щёках сажи - целый пуд.
Зачем со мной?
Ведь я привык один
быть кочкой под Луной...
А тут...
Она - свидетель мой, и ужаса картин,
когда из дула в цель летит свинец,
прицел смещается с отдачей влево...
Как будто, брошен в реку невод
на рыб, овец.
И там в положенных местах
на землю падают тела...
- Пол ста,
- шептали губы в трещинах,
и, - Валим!
Какой там бег? Дышать мы перестали.
Пластались на камнях.
Бог - щит нам. Не замечены.
И отпускал нас страх.
Но снова в сотый раз,
- Тебе оно зачем?
- Да, что?
- Война, Донбасс,
трофейный это шлем?
Устало отвечаю,
слова роняю бисером,
- А, чёрт его... Не знаю,
напарник мой, Таисия.
- Придёт тот день обычный, но не мой.
Найдётся на меня зрачок - стальное дуло.
И я однажды не вернусь домой,
нарвавшись лбом на пулю.
Случится... Пусть. Но лучше, чтобы - летом.
Под снегом - не с руки, а осень слишком ржава.
Заплачет надо мной старик - восточный ветер,
а кровь густую смоют росой обильной травы...
А женщина тихо спросила, - Боишься?
Пустое! Ползём. Вон звёзды погасли...
Но пуля нашла не меня, а Таисию
в селе под Донбассом.
24.05.2015 Донбасс 28.05.2015
Жжение
Когда обожжёшь случайно руку,
это не больно - привычная вещь.
Слёзы? Две капли. Так плачешь от лука,
когда в сковородке жарится лещ.
Даже, если ты ранен в голову,
тоже - обычный пустяк.
Перевяжут - терпимо. Даже здорово.
Ну, погрызёшь зубами кулак,
хватишь стакан самогона,
проще начинаешь смотреть на жизнь.
Блок - пост под Донецком уже - вроде дома.
Кружись, голова, хмельная, кружись.
Больно, когда другие дела
творятся на белом свете.
Мина вчера разорвалась,
фрагментами тел опали дети.
Убило... Не сразу поймёшь...
Похоже, троих или двух.
Кровь с мостовой отмывал нам дождь,
рыдая по-женски, вслух.
Больно, когда пьяный урод
с трезубцем на рукаве,
вставляет свой член девчонке в рот,
распиная её на траве.
Я видел в прицел и даже стрелял,
боясь попасть не в него.
Да, где там, он её брал и брал
растерзанной и неживой.
Больно, когда ты видишь, зверея,
это издалека.
Можно ли в Господа после верить,
если нашли старика
забитым, расстрелянным смертью ярой?
Зажата в сухом кулаке
медаль "За отвагу" гнутая, старая
времён СССР.
Донецк. 22 апреля 2015 г.
Личное
Забытые кисти - дела слишком личные.
То, где-то война, и времени нет.
Ранения, боль, больницы столичные,
обратный билет,
туда, где стреляют...
Так птицы по осени к югу летают,
так ждут гулкой дрожи на рельсах мосты,
и чьих-то зубов запасы из сыра...
Но мира, но мира
так жаждут холсты -
то карих, то синих глубоких очей,
похожих на чашки без дна,
то лунных над морем ночей
в квадрате окна...
А, может, подправить морщины мне Спаса
на старой иконе с утратой левкаса?
Но я не Пика'ссо,
и, что мне за дело
до жёлтых подсолнухов кисти Ван-Гога?
Я видел их много лежащих в пыли...
Пишу обнажённое женское тело -
творение Бога...
Цвет кожи - здесь яблоко белый налив
пока отдыхает.
Но мой мастихин, как птица летает
стирая углы и острые грани
прекрасных коленей, ключиц и бедр'а.
Я знаю, модель моя скоро устанет...
Начало утра.
Кушетка и плед.
Там женщина спит. Случайная встреча.
На шее пульсирует жилка, и свет
вдруг высветил то, что мной не замечено -
косой под лопаткою след...
Рукою провёл над острыми гранями -
проявлены заново скобами, шрамами...
И, чья в том вина?
Мой холст был расписан кровавыми ранами,
там мир попирала ногами война.
Наверно кричал, наверное, выл...
Но женские руки легли мне на плечи.
- Я рядом, а тени... Да это - от свечек.
Вон, слышишь, в щели стрекочет кузнечик.
Давай обниму. Беда, словно талая
весной после снега вода.
Ну, что, полегчало?
- Да.
Из блокнота "Донбасс" 04.11.2015
Стало тихо
Стало тихо,
будто вата в ушах с монолитом подушки.
Ходит по снегу' лихо.
С нею голод под ручку - идеальная пара.
Ну, а где-то на ёлки сажают игрушки
и готовится тара
для бутылок пустых после вин...
Новый год - это праздник похмелья.
У меня будет стол, и картофельный блин
под развалинами, в подземелье.
Люди Киева и других злачных мест
не бросайте объедки без толку.
Дайте мне, если кто-то случайно не съест,
я сожру втихомолку,
пока тихо, и, почти, не стреляют...
Говорят, отвели... Мол, не будет огня.
Хорошо, если так. Люди, попросту, тают...
А соседи давно доедают коня.
Правда, часть принесли, поделились -
хвост и пару копыт.
Ну а мне холодцы уже месяц не снились..
Был снарядом зарыт
в огороде, где осталась ботва
от морковки.
А из Киева били по сёлам слова,
превращаясь в осколки...
Хорошо - отвели, стало тихо.
Снег - в ладони, словно сахар - на вес...
К чаю - ломоть не хлеба, а жмыха,
по разбитым дворам ходит лихо
из лихих и разбойничьих мест...
Вон полезло на крест у развилки
безымянных двух разбитых дорог.
Люди в Киеве! Не швыряйте бутылки
за окно, за порог.
Присылайте сюда. Есть пока тут бензин.
Ваши хлопцы ушли, чтоб вернуться?
Против танков я встану на поле один,
пусть не даст мне Господь промахнуться
в этих гадов со свастикой в виде наколок,
в этих сук, кровью пьяных и бешеных.
Девять лет мне. А имя - простое - Николка
из села Старобешево.
13.12.2014
Утомлённые солнцем
Здесь граница рассудка, Окра'ина, край.
Здесь рассвет ждут зачем-то на западе.
Ад - вчера, а сегодня - искусственный рай,
где иконы заплакали...
Осень холодом кроет и матом
утомлённых от солнца и злости.
Скоро снег белым шёлковым платом
перекинет свой арочный мостик
от безумия толп к безразличию...
Дальше будет одна только ненависть.
Знаю я, что война - дело личное,
да к тому же с тремя неизвестными.
То ли в сердце - пуля шалая?
То ли в чашу, где разум - желе,
вдруг, осколок опустится, жалуясь,
что не туз он, а, только, валет.
А ещё норовит в чью-то тёплую плоть,
словно злая оса, прилететь, уколоть
острый штык или нож,
или шило в мешке...
И тогда ты умрёшь
на зелёном горшке
или в травах сухих, где пройдётся коса,
где завоет метель в голоса, в голоса.
Где всё золото снега - червонцы
на глаза, утомлённые солнцем.
Донецк. 06.11.2014
Солнце! Прощай!
Солнце! Прощай!
Ступай себе с Богом на запад.
Я в темноте соберу старый щавель сухой.
Ветер! Ты вой.
Шею худую не лапай.
Красный закат. Когда уберётся за край?
Старая ладанка колет мне грудь.
Что с ней? Была собственной кожей.
Ну, а теперь, трудно вздохнуть.
И в серебре видится рожа.
Это, наверное, ожил
добрый Иисус.
Вот он висит. Суше, моложе.
Что там под горлом? Связка из бус?
Или провёл ниточку ножик?
Верю! Ведь, я - сам во Христе...
Страшно в гримасе скалятся зубы.
Звенья? Верёвка? Лён или цепь?
Ветка от дуба.
Лики Луны стынут в воде.
Кто там? Зачем эти глазницы?
Нет там терновых венцов, как у Спаса...
Рядом сидят сытые птицы.
Ждут, когда можно... женщин Донбасса.
Это - немыслимо! Это, ведь край.
Кровью запятнаны листики щавеля.
Лучше бы Каин повесил там Авеля...
Солнце! Прощай...
22.10.2014
Вот так идёт война
Свету стало меньше. Малая длина
волн дневных на паузах, где ночью
всё реже посещает народы тишина,
всё больше смерть летает в оболочках
свинцовых и стальных, где фосфор - тоже свет,
но падает, и гасят его живые плоти.
Я сам там был, а ныне, меня в шеренге нет...
Я просто тень на золоте полотен -
из клёнов и берёз, пшеницы у реки
не сжатой - недосуг. Пускай растёт в длину.
Спокойно рыба спит. Убиты рыбаки.
Они до холодов плевали на войну.
Но верили в добро, во Сына и Отца,
в любовь к гречаной каше, рассыпчатой, горячей.
Да, вон один лежит без рук и без лица
холодный и незрячий.
А сталь срезает вдоль за слоем новый слой
с души очередной заросшей липким страхом.
Наверно, плачет кто-то, ещё пока живой...
О, Господи! Так страшен животный этот вой,
как-будто отпустили верёвочку на плахе.
А свету - ещё меньше. Волна и так мала,
где кони разноцветные разгрызли удила.
Четыре всадника из Нового Завета
забрали чью-то плоть. Пускай живёт без света.
Я сам стал ржой на золоте полотен.
Война берёт своё. Таких нас много сотен.
Всё меньше свету в горе от ума.
Всё ближе конь. В седле сидит чума.
Кто рядом с ней? Плащи на чёрной на вате.
Что на руках? Из стали семь печатей!
Просвета нет, и ближе стал покров.
Кто объяснит? Ведь я не богослов.
Другие ранены, кто в мозг, кто в оба глаза.
Здесь и святые дьяволом помазаны.
А ночь давно мертвечиной пьяна,
где свет стал призрачным, спиралью чёрной взбит...
Вот так идёт война,
пока мир спит.
20.10.2014
Браты
Было всё. На полях колосилась пшеница...
Днепр, и лодка плыла,
словно, белая птица,
опираясь на оси крыла.
А, подсолнухи! В пору лечь...
Конных в шапках не видно...
И писала султану Запорожская Сечь,
мол, обидно -
Не встречал ты вином слаще сладкого,
не хотел ты водить разговоры.
Ну, а мы- казачки до казны твоей падкие.
Жди весной на Босфоре...
Годы шли, и казацкая удаль
утонула в воронке времён.
Стала жёлтою кровь, а не рудой,
будто, не было скифских племён,
там, где Днепр - пересечь на пытайся.
Так широк, что и птице не взять...
А, теперь, убивает детей в Иловайске
воровская, наёмная рать.
Вяжут руки назад кожей-путами,
и стреляют мальчишек в затылки,
словно турки и вороги лютые
во хмелю от горилки...
- Что? Курганы? Отвалы породы?
Принимай, мать - Земля
москалей и другие народы.
Пусть растут на костях тополя...
Жаль тебя, Киев-град.
И, стыдить - труд Сизифов.
Посмотри ты назад.
Мы же - половцы, скифы...
Разве сказки в камнях выбивали братЫ?
Мы ходили на сечь, взявши вилы.
Небогато в Днепре убежало воды...
Между нами - могилы...
Жаль, не помним себя и забыли о предках.
Ветру легче ломать одинокие ветки.
15.10.2014
Застегнуть
Ветер сунулся в листья,
значит, скоро рассвет.
Ветка хрустнула близко,
значит, бронежилет
застегнуть, и коснуться затвора рукой.
Я - почти миротворец. Вот - шеврон голубой.
Там есть цвет золотой - от пшеничного поля,
а ещё я мечтаю о свободе и воле.
Но командует взводный, - Пялься, сука, в прицел.
И молись всем богам. Ты, пока, ещё цел.
Солнце встало над лесом,
заглянуло в глаза.
Вон пошёл мелким бесом,
загудел, как оса
мой снаряд в колокольню.
Где-то близко село.
Кто-то крикнет там, - Больно!
Ну, а мне повезло.
Я не шарю глазами по лицам убитых.
Я не вижу у мёртвых стеклянных очей.
Я стреляю вслепую по квадратам и плитам,
а ночами - по огням от свечей.
До затвора стального дотянулся рукой.
Я - почти миротворец. Вот шеврон голубой.
Там есть цвет золотой - от пшеничного поля,
а ещё я мечтал о свободе и воле.
День прошёл. Он - не то, чтобы длинный.
Взводный тронул плечо, - Подбери автомат.
Я смотрел на шеренгу солдат Украины.
Среди них был мой брат.
Дезертиры они? Взводный поднял ладонь.
- Стройте трусов у рва в чистом поле.
Прозвучала команда, - По сукам - огонь!
Я вслепую стрелял по надежде о воле.
Побросали мы всех там у рва за рекой.
Я - почти миротворец. Вот - шеврон голубой.
А ещё там есть цвет от пшеничного поля.
Крест бы ставить на нём по свободе и воле.
Но командует взводный, - Пялься, сука, в прицел!
И молись всем богам, что пока ещё цел.
19.09.2014
Гвоздь
Я вбиваю в башку, словно гвозди, Устав.
Сам я - гвоздь из таких же, поставленных в ряд.
Выел мозг мне сержант, он кричал, - Гав, гав, гав!
И совал мне в ладони стальной автомат.
Кто стоит на пути у железных гвоздей?
Эй, толпа без лица! Нас не тронь, отвали!
Мы умеем стрелять даже в малых детей
и в затылки контрольными... Мало ли?
Полный кайф без мозгов. Бог наш - бравый комбат.
То ли дело - курок, передёрнуть затвор.
Мы идём. Сторонись. Нам и дьявол не брат.
Знаю я, что война - это, просто, отбор
вот таких без мозгов. Кто хотел - поспешил.
Ну, а тем - против нас, есть железо штыка
под ребро в самый центр человечьей души
или в горло. Так режут на бойне быка.
Постреляем, посеем на поле свинец.
Нам пожары вдали - с маслом сливочным хлеб.
Мы - стальные, мы - гвозди без душ и сердец.
Утоли жажду крови сожжённая степь.
Нас таких - поискать. Отвалите враги.
Бах! Разрыв. Это, что, неужели, снаряд?
На броне растекаются чьи-то мозги...
"Но, ведь, вы - без мозгов", - говорил нам комбат.
- И, когда режешь горло, не надо спешить".
А, сержант повторял, - "Батальон - твоя ось"...
Умирая с дырою по центру души,
думал я: "Ну, какой же я гвоздь?"
15.09.2014
Глаза среди подсолнухов
Когда и смерть сыта, и ложь заснула,
забыв, что есть ещё на свете правый суд,
глаза среди подсолнухов роняют слёзы - пули
на землю, а тела встают.
Смотрите! Поднимаются, кто был недавно жив,
кто брошен был на поле, прикрыт рядами сена...
Вот этот - весь в крови... Куда тебе? Лежи,
раз ноги отсекло осколком по колено.
И ты остынь, старик. Пол черепа снесло.
Нащёл бы в хате щель по нужному размеру.
Но и тебя увидело на этом поле зло
и расстреляло веру
в любовь и в лучшие для мира времена,
в добро, которое немногим по карману...
Да, что же с человеками ты делаешь, война?
А, может, у неё выходит всё по плану?
И кто-то посылает снаряд в стальное дуло,
считая, что он смел и нереально крут...
А дальше, вновь глаза роняют слёзы - пули
на землю, а тела встают
со стоном по ночам, когда разрывы глуше,
а вместо эха - плач испуганных старух...
Встают не погребённые тела, и стонут души.
Их даже не отпели. Господь сегодня глух.
И всё - опять по кругу, всё происходит вновь.
Берутся за оружие не призраки, а трупы.
Течёт опять с полей отравленная кровь
и скалятся в улыбке отравленные зубы.
Вон - красная река! Но это - не Миссури.
Там лодки всех смертей уже кого-то ждут...
Текут из мёртвых глаз расплавленные пули,
ну, а тела встают.
25.08.2014
Время пришло
Когда в узел завязаны сотни полос
деревенских дорог и широких шоссе.
Когда дыбом встают шапки детских волос
и шевроны похожи на знаки СС.
Когда прячется в ямах могил тишина
и кончаются в трубах разорванных воды,
Это значит - закрыты для мира проходы,
а людей под ружьё забирает война.
Значит - время пришло для крушенья надежд.
К самогону достаньте свинец для засолки...
Выбирай смерть любых, на кусочки их режь,
на ремни, можно в ленты и даже в осколки.
Когда днём гаснет белый в подсолнухах свет,
когда ночью рождается огненный ветер,
когда жрут чёрных мух вместо вкусных котлет,
и от звука сирен просыпаются дети.
Когда чаша терпения кровью полна,
когда сталь рассекла сердцевину у плоти,
а число убиенных - есть тысяча сотен,
значит - выродков рядом рожает война.
Есть бумага? Кромсай на куски и полоски
чтоб крестами заклеить оконные рамы.
Для гробов собирай беспризорные доски.
Отпоют ли тебя у разрушенных храмов?
Сходит, сходит с ума и чумою больна
батькивщина твоя, разделённая смертью,
обрастая звериной в подпалинах шерстью...
Это значит - жирует на трупах война.
И не ждите, что родина будет вольна,
вводят в сердце отчизне стальные иголки...
Вон у дома почуяли мёртвое волки -
их с цепей отпустила сегодня война.
21.08.2014
Я бы открыл на сегодня окно шире обычного
Я бы открыл на сегодня окно шире обычного,
чтобы смотреть на картинки дневной пасторали,
Только снаружи нет ничего мне привычного.
Там - голоса закалённые пушечной стали.
Я бы послушал гитарные струны. Холера!
Вздохи умильные: - Ах, вы сирень и ромашки...
Там убивают Надежду, насилуют веру.
Мальчик лежит без трусов и рубашки.
Это осколок достал сорванца на излёте.
Вышел пописать во двор, и парня не стало.
Вон и кишки на земле - разворочен животик...
Лужа кровавая, чёрно-багряная, алая.
Смерть он узнал не из книг, а сразу в лицо.
Рядом - корова. Пробила рогами крыльцо,
дальше лежит разъятый на части отец,
и от ракеты - какая-то пара колец.
Можно дышать через форточку, но не могу.
Пахнет мертвЕчиной.
Даже вода из разбитого бомбой колодца.
Я не желаю такого даже врагу.
Там бродят бесы, питаясь одной человечиной.
И вместо летнего яркого, тёплого солнца
чёрный вокруг поднимается дым.
Я уже старый - спина в пояснице не гнётся,
Только бы лучше я умер давно молодым,
чтобы не слышать... В саду закричала соседка.
В щель посмотрел - насилуют двое парней.
Это - не Галя, а доча её - малолетка...
Разве Иисусу распятому было больней?
Сволочь! С иконы или креста...
Вот, на верёвке - нательный... Сойди!
Девка лежит на плетне, вроде моста.
Третий подходит, двоим говорит: - Осади.
Хлопцы! Стояк. Подвиньтесь. Дайте и мне.
Ну, а потом ей засунул... стальной автомат...
Жовто-блакитный шеврон на пыльной броне...
Дальше поехали в чёрно-кровавый закат.
Боже! Да, где ты? Доселе был милостив.
Что вытворяешь? Зачем это с нами, навищо?
Шо они мыслят соби тамо у Кiеви?
Улица наша - вечеряем на пепелище.
Шо с моим разумом? В пОгляду мутно.
Руки дрожат, соль просыпая. Холера!
Было в селе ещё месяц назад многолюдно,
ну, а сегодня нас бросила дивчина Вера.
Видно, схожу в темноте потихоньку с ума.
Мою слезами и пеплом свои сапоги...
Коныка мама купила мне цвета огня,
а конык был тощий и хрОмый, бэз задней ногы.
Мне бы, да в руки - не повод. Бандуру.
Кринку горилки, чтоб - к репертуару.
Я неразумный спел бы вам сдуру
с батькой Шевченкой покойным на пару"
"Хлопцы на броне, гей, гей, пейте.
Вынесу вам сала, с аппетитом жрите.
Сброи и снарядов бабам не жалейте.
Заодно меня старОго к бесам приберите.
"Як умру, то поховайте
мене на могили.
Серед степу широкого
на Вкраiнi милiй,
щоб лани широкополi,
i Днiпро, i кручi
було видно, було чути,
як реве ревучий.
И когда с полей Украйны кровь врагов постылых
понесет он... вот тогда я встану из могилы -
Подымусь я и достигну Божьего порога,
помолюся... А покуда
я не знаю Бога".
04.07.2014
Для переплавки в формы
Безумцам ставили вино и водку,
пытаясь Бога вытравить из них,
а, где-то в рудниках таились самородки
из молодых,
и прочих разных,
в которых есть душа.
Но кто-то посчитал, что мол, они - опасные,
и не едят с ножа.
- Зачем нам рудники и угольные слитки?
- Зачем вот этот яркий, на ощупь тёплый цвет?
- Привычнее для глазу бетонный отблеск плитки.
- Кто скажет - нет?
Но слитки таковы - их только тронь.
Не зря сидели в породах горных.
- Тогда, хмельные, давайте их в огонь
для переплавки в формы.
- Им мало наковален, стального молота,
ведь, наша сила зла - основа из основ...
И потекло на мостовые из самородков золото,
червонную теряя кровь.
Но ложь, она - сестра родная зла,
а тем (без Бога) - закон и норма,
- Ха-ха, на улицах - не слитки, а тела,
обугленные, чёрные.
- Ну, кто их звал? Сидели б в рудниках,
им - место в темноте и холоде.
Но через пепел, золу и прах
блестело золото.
Людская память - песок пустынь,
закаты там густы, багряны.
Одесса - новая Хатынь...
Или Майданек?
04.05.2014
Пластаясь
Давным-давно, не помню дат.
Дома были большими, а небо высоким.
У магазина, понурясь, сидел солдат
без ног. При орденах. Был сотым
в очередь за хлебом - квадратным кирпичём.
Но с грустью говорили: Да, лишь бы не война.
Ну, а вожди с экрана ни о чём
вещали, и ждала страна
ветров весны, цветения сирени...
Тогда ещё бродили тени
кошек у водосточных труб.
А мой отец чинил тулуп
огромный, белый, офицерский,
потом брал чемодан в подпалинах
и уходил на звук клаксона зверский,
оравший, словно раненый.
- Учения? - А это - тихо мама.
Но на стене висела улыбка Сталина
в багетной раме...
Потом был дом, окраина Керчи',
и море тёплое. Не замерзало.
Луна казалась мне огнём свечи,
до кораблей - не до кричишь,
а эхо среди скал, как в зале
для фильмов главных в клубе...
И щёки
бабушки
в глубоких складках.
А на ладошке -
сахар, медово сладкий
в больших по праздникам кусках...
Меня будили для марш броска,
когда рассвет брал в руки небо...
Я шёл в сандальях косолапых
и знал, что скоро понесу
обратно две буханки хлеба...
А запах...
Малина пахнет так в лесу...
И я кусал, отворотясь и каясь,
пока не видел Бог.
А на тележке ехал рядом, пластаясь,
мой дед без ног.
02.03.2014
Фотографии
Ещё нету здесь эпитафий
на камнях и крестах.
Вон укором стоят фотографии
и приходят во снах
те, которые смотрят, как жили
незатейливо, просто.
Да, наверно, любили
личный маленький остров.
Но, засунув в мешки хлеб и горсточку соли,
появлялись, вставали стеною на поле.
Но могли бы не так, а совсем по-другому,
если шкура была бы дороже души.
Пули резали нас, всех живых по-живому,
чтобы в сердце огонь потушить -
злую боль за убитых детей и старух.
Становился тяжёлым у каждого взгляд.
Мы не ждали наград, здесь один стоил двух...
А теперь у стены - фотографии в ряд.
Справа - зубы, как снег. Развесёлый такой.
Улыбался и нам анекдоты травил.
А вчера на закате был бой
тот, который нам стоил десятка могил.
Рядом - странный, на Пушкина чем-то похожий,
и зрачки, словно вишни, сквозь стёкла пенсне,
а сегодня он бредил смертельное: "Боже!"
Так и умер во сне.
Эти снимки... Свечей не хватает для них.
Места нет - на столешнице тесно.
Пацаны. Но висков слишком много седых -
иней в травах, если вместе.
Были жёны. Теперь - только блюдце, стакан.
Водка налита, стынет под хлебом.
Поминали. Обычай. Поэтому пьян
я, который в бою с ними не был.
Покурю, а потом, разберу автомат,
смажу салом. Приносят тут местные...
Что вам имя моё?
Напишите:
"Солдат
здесь погиб неизвестный".
декабрь 2014 Донбасс