Что-то у меня получилось странное. Вроде длинного рассказа, который хочется сократить, но я не знаю как. И, о чем он - тоже не понятно. Сначала Питерская романтика, затем Московская пустота. Буду удивлена, если кто-нибудь дочитает ЭТО до конца. Я на такой подвиг не способна.
Папаши в наследство или Лешкин.
До семнадцати лет у меня из родственников была только мама: Келли Росс. Да, да. Та самая Келли Росс, о которой Вы, вероятно, слышали. А теперь она погибла, оставив в наследство ключ к разгадке - кто же мой отец. Она избегала обсуждения этой темы. Была сдержана, доброжелательна и всегда занята. Меня воспитала няня и гувернантки. Мама часто уезжала в далекие страны. А, вернувшись, читала мне на ночь сказки об индейцах, и про принцесс. И, неизменно засыпала на самом интересном месте, откинувшись на подушки дивана, с книжкой в одной руке, обняв меня за плечи другой. Я старалась не шевелиться и вдыхала ее аромат. Я знала, что, проснувшись, не обнаружу ее рядом. Но я не переставала надеяться, что когда-нибудь она останется со мной, и я прошепчу ей на ухо: Доброе утро, мамочка! И знакомилась с ней больше по ее вещам: по причудливым склянкам в ванной комнате, по ее одежде в гардеробном шкафу, по закладкам в книгах, забытых в гостиной. Мама любила молча смотреть на меня, словно на кого-то другого, далекого. Посмотрит так, притянет к себе, поцелует в макушку и отпустит дальше играть. А сама греется у камина. Я не помню ее лица. Смотрю на фотографии, но не помню ее лица. Только запах, когда мы читаем на ночь. И несколько раз - ее смех, на пикнике. Когда она кружила меня по поляне, и когда я принесла ей землянику в ладошке, а она целовала мне руки. И когда мы ловили бабочек сачком. Она была неуловима, изменчива, и недоступна. То брюнетка, то блондинка. Порой мне казалось, что она очень высокая, а после - миниатюрной, крошечной. Я не знаю ее настоящий цвет глаз. Она предпочитала цветные контактные линзы. Диапазон ее голоса восхищал. В ней было много настроений, много цвета. Но я всегда ощущала ее сдержанность. Порой мне казалось, что я единственная замечаю эту ее особенность: всегда быть рядом с собой, умение наблюдать за собой, анализировать, изучать. Она - мой идеал, мой кумир. И я никогда не смогу стать ею. Мне кажется, что лучше бы нам поменяться. Пусть она живет. Я бы согласилась, если бы смогла все изменить. Слишком многие любили ее. Любили или нуждались? А она... Я надеюсь, что она любила. По крайней мере, меня. Она дарила себя. И окружающим было этого достаточно.
Она отдыхала на яхте. Случилась буря. Телеграмму о маминой гибели няня от меня скрыла. А письмо с подробностями попало ко мне случайно. Несколько дней я таилась от няни, а она от меня. Мы обе знали, что произошло, обе ходили по дому тихие, не заговаривали друг с другом. Но теперь все прошло. Я представляю, что мама в командировке. Что ей хорошо, и она забывает послать мне весточку.
Нужно найти отца. Эта мысль помогла мне выбраться из депрессии. После того, как я пришла в себя, пришлось заняться делами, связанными с наследством. В маминых бумагах не было ничего, ни одной зацепки. Работа, друзья - все началось с момента моего рождения. Словно она появилась на свет вместе со мной в тот же день. Отчаявшись, собиралась нанять детектива. Но сегодня удача улыбнулась мне.
Вот почему я так ликую, обнаружив в маминой спальне тайник. В нем хранятся фотографии широкоскулой девушки, жизнерадостно улыбающейся с каждой карточки. Она нравится мне, и кажется очень знакомой. Не знаю, кем бы она могла приходиться маме: сестрой, подругой? Бедно одетая, простая и очень открытая. Вот, она на качелях, счастливая, на фоне голубого осеннего неба. Или: она же, спокойная, на фоне Спаса на Крови, это собор в Санкт-Петербурге. Я узнала этот город. Мы путешествовали там с мамой когда-то давно. Но на этой фотографии выражение лица у девушки чуть-чуть отрешенное, повзрослевшее. Здесь она в чем-то похожа на маму. Возможно, это моя родная тетя? Как было бы хорошо найти своих родственников. Узнать свою историю. Человек без корней обречен на одиночество. Я не хочу повторять мамину ошибку. Окруженная поклонниками и друзьями, мама была одинока. Только я об этом знала. Я и она.
Необходимо найти семью, родственников. Несколько фотографий запечатлели вечеринку: ничего не разобрать, что значили для нее эти люди? А этот? Почему он? Пролистнула. Вернулась. У него мой цвет волос. Я также склоняю голову на бок. У него родинка на щеке, как у меня. Или это грязная точка? Разглядываю. Неужели?! Я слишком взволнована. Отложу. Поищу другие его изображения. Они должны быть здесь. Ищу. Опять осеннее небо, пляж, мужчина с серыми глазами. С моими глазами. Другой мужчина. Второй мужчина, похожий на меня. Или я на него? Снова: сероглазый, опрятный, подтянутый, стильный. А где первый? Ищу. Сравниваю. Слишком маленькие фотокарточки, слишком большие надежды. Запускаю руку в тайник. Нахожу пожелтевшие бумаги, исписанные мелким подчерком. И медицинскую карту с пометкой: косметическая хирургия. В ней история видоизменения чьего-то лица. Незнакомое русское имя. Я знаю русский язык, но разобрать врачебные каракули не в состоянии. Что ж. Почитаю записи. Возможно, там я найду ответ. Или хотя бы начало ответа. Они беспорядочны, с множеством исправлений. Строчки скачут.
Нам не обязательно быть одинаковыми, достаточно быть вместе.
Мы не утруждали себя взаимопониманием.
Теперь у меня над кроватью висит плакат: "Я ему не нужна". Не знаю, сколько потребуется времени, чтобы смириться с этими словами. Когда они наполнятся для меня смыслом?
Но я изменюсь. Я стану другой. Он не узнает меня. Я все смогу.
Ты всегда разный, мой милый, новые лица или личины. Пугающий, скрытный, нежный.
Мы познакомились в клубе благодаря стечению множества случайностей. Расстались легко, без объяснений. Так спросите меня - почему я пишу о нем, почему думаю с утра до вечера, словно нет других забот!
Может, написав обо всем, я перестану мучаться воспоминаниями. Как в рассказе, где художник создал бессмертное произведение, а живая модель- женщина, с которой писался портрет - умерла.
Ты превратишься в имя, в образ. Так, я исписала именем Игоря несметное количество бумаги и не чувствую теперь потребности вспоминать его. Но ты живой. Ты не имя, не воспоминание. Ты для меня все еще (пульсирующая) светящаяся точка в сознании. Где бы я ни была, ты кажешься мне видимым, реально осязаемым, не только телом в пространстве, но и душой. Когда-то отвечая на вопрос психолога: "Что, значит, любить?", я определила это состояние как знание о том, что человек есть. Мы помним о тех, кого любим. Впрочем, понятие любовь используется слишком часто в разных контекстах. Мне легче употреблять, пусть длинные, но описания реально переживаемых чувств.
Знакомство.
Случайно оказалась в городе, случайно на Невском проспекте. В тот день я вернулась с дачи слишком поздно. Вход в Клуб подорожал и обещанная группа не вступала. Времени оставалось не много, и были все причины за то, чтобы уйти. Но администратор - любезный малый - скинул входную плату. Пришлось согласиться послушать неизвестных музыкантов оставшийся час.
Я равнодушно наблюдала за танцующими, хотелось домой, но лень было встать. Ничто не предвещало встречи с "моим единственным".
Алеша: "Сейчас девушку приглашу на танец. Потом кружка пива, партия в бильярд и домой". Программа вечера у юноши также подходила к концу.
Алеша пригласил на медленный танец меня. Поразил его голос с интонациями степенного буржуа (как минимум владельца швейной фабрики). До того он казался бедным студентом и нравился мне именно этим. Удивили и его руки, слишком опытные для юноши.
Я: "Мне нравится, что здесь есть завсегдатаи, постоянная компания. Они создают атмосферу, отличающую этот клуб от остальных".
А: "Сейчас сменилось руководство. Клуб портится. Тусовка распадается. Я думаю, что скоро перестану сюда ходить".
Я: "Ты хорошо ведешь".
А: "Я занимался бальными танцами в детстве".
Я: "А сейчас учишься?"
А: "Я работаю. Снимаем рекламные ролики".
Я: "Да! Я два года занималась рекламой. Не очень серьезно: в детском театре. Реклама, афиши, программки и прочее. Это кажется мне интересным. А ты учился где-нибудь?" А: "Окончил курсы менеджмента".
Говорили о его работе, о рекламе. Вот мы уже стоим на лестнице перед входом, мимо проходят его нескончаемые знакомые, оглядывают меня оценивающе. Нет до них дела. На улице свежо и тепло. С Лешей интересно, он удивляет. Голос, внешность - все меняется непрестанно. Заболтались.
Торопилась успеть на метро. Он согласился проводить. Но я опоздала. В первый раз опоздала на метро! Ощущение времени изменилось. Ничего особенного не происходило, ни новых мыслей, ни событий. Что-то во мне самой. Тепло по всему телу и дышала я иначе.
Кажется, что с тех пор время остановилось; "тик-так", день за днем - остались в ином измерении. Все сфокусировалось в нем, а я и не заметила сначала. Было просто и весело; и еще очень быстро, как при съемках последнего фильма "Ромео и Джульетта", - молниеносные смены картинок.
Купили Джин с тоником. Холодная голубая жестянка, теряющая вес с каждым глотком.
Комары. Нескончаемый поцелуй. Прилепилась к человеку. Не могу даже отойти - общие ощущения.
Происходящее больше походило на сценарий старомодного фильма о любви, известного и милого. Но до чего же хорошо пережить самим давно придуманные картинки!
Брели по набережной. Примостились на ступеньках Инженерного замка. Алеша рассказывал о том, что закончил физический факультет в институте Герцена с отличием. "Мы наблюдали за звездами в телескоп в Новгородской обсерватории". "Я работал в лагере пионервожатым. Играл на гитаре".
Сидим рядышком и те же звезды рассыпаны на синем небе. Все в будущем. Сидим в безвременье - два бестелесных образа без истории. Слова, потерявшие смысл, вырываются гармонией звуков. Царит романтическая красота отсутствия реальности.
Нестерпимо захотелось в туалет. Внутренний чертенок корчился от хохота: "Давай! Давай! Поговори еще о звездах! Пока твой мочевой пузырь не лопнет от напряжения!" В такой ситуации я оказалась впервые. Не помню чтобы когда либо прежде мой организм был бы так нетерпелив. И ведь надо же случиться этой неприятности столь некстати! Я не чувствовала стеснения перед Алешей. Словно он мой "родной", брат, или только ночная фантазия. Кусты за Инженерным замком освещались фарами проезжающих машин, а я среди них могла казаться бирюзовым призраком, съежившимся у дерева. Нелепо как... Многое с Леший было для меня впервые. Запреты, страхи, стеснение, самоконтроль - куда все подевалось? "Невыносимая легкость бытия" только с ним.
Он рассказал о своей семье. Богатые родители почти одновременно беспричинно, по мнению Леши спились. Они умерли. Та же судьба ожидала старших братьев. У одного из которых родилась дочка - Лешкина племянница, та самая девушка, с которой я как-то видела его в Клубе, когда мы еще не были знакомы. Она нашла дядю по собственной инициативе. Тогда он называл ее солнышком, а я завидовала чужой ласке и нежности.
Я верю всему. Его слова - аксиомы. Правдой является то, как он произносит фразы. Правы его руки, его глаза. Ничто другое не имело значения.
Пятилетним мальчиком он попал к своим деду с бабушкой. После я выяснила, что дед работал на железной дороге. Итак, генетика скверная, наследственность удручающая. Прибавь ко всему унаследованные модели поведения. Старшему брату жена изменила с его лучшим другом. С Лешей повторилась та же история. Его жена собиралась замуж за бывшего Лешиного одноклассника. (Это произошло зимой. Он нервно смеялся и говорил, что не верил до последнего).
Когда он рассказывал, интонации голоса походили на тихую жалобу обиженного доброго ребенка. Я пожалела маленького, преданного семьей, мальчика. Как легко любить слабых! Я почувствовала в себе прилив нежности, захотелось обнять, приласкать его. Во мне проснулись мама и сестра.
Марсово поле. По этим дорожкам некогда водил меня Другой. Неловко обнимал за талию, шли мы не в ногу, раскачивались от медленного темпа, и я сердилась на нашу общую неуклюжесть. Тогда я мечтала оказаться в том же месте, в то же время, но с иным мужчиной. Тогда я твердила: "То же самое, но не с ним." Теперь рядом был Лешенька и в голове проносилось тихой песней: "Да, да, с тобой. Все на свете только с тобой".
Алеша в шутку обещался защищать от предполагаемых хулиганов, когда мы проходили сиреневый коридор. Хвастался победой на городском чемпионате по фехтованию, в юношеской сборной, а также тем, что занимался восточными единоборствами.
- "Зарекалась не целоваться с клубными парнями"
- "Разве мы целуемся?"
- "Я близка к этому".
Над скамейкой нависли тяжелые ветки, комары впивались в ноги, возле вечного огня темными силуэтами грелись мальчишки, рядом проезжала странная машина, похожая на трактор. Сидеть бы у него на коленях, но пора идти. Меня развезло, нега, истома, не встать.
Дурачились, смеялись, "анекдоты травили". Разговор ни о чем.
Целовались, стоя на гранитной скамье набережной, пока сводились мосты, потом мимо пронеслась первая машина.
Возле Эрмитажа много гуляющих. Пели вдвоем песни Вероники Долиной. У Леши голос приятный, а я вечно вру мотив, сбиваюсь и извиняюсь, прервав пение. Впрочем, он тоже поет неуверенно.
"Мне что-то стало трудно дышать,
что-то со мною нужно решать.
То ли это боязнь высоты,
то ли это болезнь суеты.
О, друзья мои, дышащие легко!
Почему вы опять от меня далеко?
Даже здесь, в этой области неземной,
Вы опять не рядом со мной.
Никто не знает, что мой дом летает,
в нем орущие дети и плачущий пес.
Никто не знает, что мой дом летает,
вот только бы ветер далеко не унес.
Значительно легче стало дышать,
вот и все, что надо было решать.
А все-таки чем-то таким грешу,
что не поддается карандашу...
... Если мог чей-то дом над землей парить,
почему моему это не повторить?....
...Но как бы ты не был самолюбив,
я не из породы самоубийц". И так далее и так далее...
"Я занимался танцами." "Как насчет Латиноамериканских? Научи!" Танцевали возле прогулочного катера.
Обнимала его руками и ногами, сидя на граните, люди оглядывались. Тепло губ и рук одурманивает. На цепочке обручальное кольцо. "Я разведен". К слову пришлось и паспорт достать, показывал фотографию, до пластической операции по коррекции ушей. Не верилось, что бывают такие лопоухие "красавцы"!
Качающийся причал, где он сказал странную фразу: "Вот это уже похоже на секс". Поцелуи ленивые, пьяные. Голова кружится. Нет губ, нет тел. Мы единое или я его часть?
Я звала его к себе на Льва, но мой хамелеон устал, да и я стала немного скучная. Он уже планировал совместное возвращение в "его" квартиру, пока я, заигравшись девочкой, балансировала у края постамента, грозясь спрыгнуть с двухметровой высоты. А заодно вероятно прикидывал шансы, оценивал степень моей распущенности и доступности.
Леша зовет домой, тормозит машины. "Не поеду, не поеду!.. Лучше давай еще пройдемся к памятнику Петру I Царь-плотник, я его не видела вблизи. "На лице у моего спутника гримаса усталости, недовольства.
У меня и в мыслях не было садиться с ним в машину. Я собиралась дождаться открытия метро. Но голос у Лешеньки вдруг стал стальным, властным. Где же слабый мальчик-сирота!? Где вожатый играющий для детей на гитаре? Где мой милый физик, наблюдающий за звездами? Где нежный романтик, разведенный муж с обручальным кольцом, висящим на цепочке под одеждой? Помню, что он мог уехать, не взяв телефона. Пусть я останусь одна в ночи, не страшно. Но разве он не боится потерять меня навсегда? Разве он не боится не увидеть меня завтра, послезавтра, никогда?... Вот я ушла, исчезла... Как же так? Конечно из нас двоих слабая я. Тиран сердца моего, сладенький Лешенька, сентиментальный и грубый, нежный и равнодушный. Отчего не быть нам иными? Отчего не переиграть ту ночь и всю нашу жизнь в придачу? Только кому это надо?
Помню: пустую жестянку из-под лимонада на асфальте, черную шину колеса, над которой желтый край машины, и моя нога уже на резиновом коврике. В машине спутник повеселел. Я позвонила домой, а он без спроса записал мой телефон. Мама не спала, бедная, волновалась.
В квартире прохладно. "Я лучше посижу на кухне". А Леша тянет за руку. И снова рядом новый мужчина. В нем желание, надежда и спокойная готовность к отказу.
Так лучше. Легкость, чистота...
Утро. Проснулась оттого, что мою спину целовали, гладили и нежили. Неужели все на самом деле?! Где я? Как хорошо... Сколько ласки обрушилось на мою невинность...
Мелочи выдают присутствие женщин в квартире. Быт пугает. Телевизор улыбается и разговаривает как веселый полоумный дурачок. Зачем его включать?
Первый обман. Мы в квартире его бывшей жены. "Мама"- он обращался к теще. Тайком пронес в комнату босоножки и куртку. Какая гадость! Бочком, поскорее выбрались на лестницу. Стыдно!
На улице прохладно, туманно. Раздосадованный, но галантный Алексей вел меня до метро через дымку утра, мимо открывающихся магазинчиков. Трудяжки- людишки спешили по делам. Расставаться приятно, словно, наконец, разрешили спрятаться, убежать. Скомканный поцелуй в небритую щеку, провела рукой по жесткой кожаной куртке. Одна.
Мост Ал. Невского. Улыбка на лице.
Вышла на станции Александра Невского.
Солнце начинало согревать дома, жаркий день отражался на серых куполах соборов: Ал. Невсокго и Смольного. Пересекая мост, я любовалась последним свободным утром, отпуск заканчивался. Вода в Неве уже отливала стальным холодом. Поймала на своем лице улыбку: бездумную, счастливую улыбку, впервые поцелованной, влюбленной, девочки. Щенячья радость.
Я шла, и все улыбалась, словно только после поцелуя.
/Конечно, он ночной житель, клубный человек, а значит динамщик. Кажется он все еще влюблен в свою жену. Иначе, зачем бы стал носить обручальное кольцо на груди?/
/Только не жди его звонков. Ведь он очень занят. Не думай о звонке./ /"Мне страшно, мне страшно. Хочется умереть, когда так страшно."/
/Ему понравились французские духи. Они стоят 600 франков и конечно не мои. Я беднее, глупее, хуже... Как много желаний! А благодарность Богу тихая, почти шепот./
/спала много, сил нет ни на что. Выйти бы из дома./
Долго-долго его не было. Впервые Леша позвонил только через день, чтобы сообщить, что мы не сможем встретиться, потому что он занят.
Приглашала гостей, встречалась с друзьями. Жизнь без него невозможна. Время теряло ценность "без него", превращалось в пытку. Важно занять себя как-нибудь до следующей встречи.
***
Вторая встреча. Поездка в Зеркальный.
Новое удивление - он радостно принял приглашение - поехать за город.
Остановка в Зеленогорске на два с половиной часа. Самый прекрасный день за все лето. Даже Париж не может сравнится по ощущениям с днем проведенным в компании обожаемого человека.
Я опоздала на встречу. Не знала, как Леша воспримет шиньон. Я только купила "игрушку" для него.
Он бродил около касс, изучал расписание и спокойно подыскивал лучший вариант. С разбега, не рассчитав, уткнулась слишком сильно в плечо.
Рядом с ним даже суетливый вокзал под серым небом наполнился деталями радости. Радость, словно клубок разматывающихся ниток, превращалась в облокообразную массу цветных ощущений. И пусть я одноклеточная, примитивная, пусть я животное. Тело пульсирует. Поделиться бы этим ощущением полноты жизни, которое возникает от одного лишь Лешиного присутствия! Поделиться бы именно с ним! "Могу ли я принести тебе столько же нового удивления?" (Фовизм, импрессионизм)
Нашли нужную платформу. Снова подбежала к нему, не рассчитав силу, "смешной девчонкой" повисла на шее.
Наша первая встреча была летней, теплой. Теперь, в конце августа, мы оба были одеты по-осеннему. Леша завернулся во множество одежек: фирменные маячки, наглухо застегнутая кофта, свитер и поверх всего черная дутая куртка. Ботинки "ковбоя - джентльмена", черные джинсы. Наряд ладный, подогнанный. Во всем облике сдержанность и доля скрытности. Я насторожилась, но теплые ладони успокоили недоверчивость.
В поезде слушали джазовые записи, каждому по наушнику. Пожалуй, это единственный раз, когда я была уверена - мы слышим одну и ту же музыку. Читали одновременно стихи в прозе Бодлера. Я предложила Леше рассказ "идеал". Мы листали вместе страницы, приходилось подстраиваться, но одновременность действий и была заветной целью. Если он говорил, что ему нравится что-либо из предложенного мной, я внутренне ликовала. Как нищенка я ловила каждую улыбку, любое одобрение. За окном увядающий август застыл в прохладном утреннем воздухе. Обманчивыми отголосками лета мелькали зеленые деревья 1997 года.
На перроне в Зеленогорске ветер с Залива. Сдали в камеру хранения вещи. Даже привокзальный газетный ларек нравился мне пестротой продукции. Как Джон Ленон с Йокко Оно всегда за руку. Мы перешли железнодорожные пути. Сломанная ветка преградила путь. Пришлось пригнуться, что бы не обходить и не разнимать руки, а Леша даже не заметил.
Брошенные качели-карусели. Катались на "лодочках" и фотографировались. Широкая аллея вела к яркой полоске залива, мимо заколоченного клуба и брошенного дома. Начинался "курорт".
Пустынный пляж, синяя вода и холодное солнце, скрип качелей. На подвесной скамейке спиной к нам сидела полная женщина. Она едва раскачивалась глядя за горизонт. Слабый ветер играл с подолом синей юбки. " Посмотри на нее. Как бы ты сфотографировал панораму позднего августа?" Мы чертили на песке возможные варианты картинки, спорили какое место отвести мечтательной женщине.
Мне нравилась живописность ее сурового одиночества. Женщина средних лет, успевшая раздобреть, она вовсе не была красива. Ее присутствие настраивало на созерцательный лад. Словно не она, а я сама, долго сидела одна на песчаном берегу возле ледяной воды, в которой уже никто не решится искупаться. Осень - уверенная дама. И в нашем городе, кажется, она всегда уместна.
Алексею не хотелось идти по песку в своих стильных ботинках, и мы искали дорожку к воде. "Опиши лучший свой новый год". "Мы были с женой и ребенком. Витя спал, а мы сидели при свечах". Я подумала, что следующий Новый год мы обязательно встретим вместе. И все последующие праздники и все дни, если это будет зависеть от меня.
Сидели на скамье с облупившейся голубенькой краской и ели желтые в черную точечку бананы. Он положил мне голову на колени, и снова было хорошо. Солнышко немного грело.
Леша рассказывал сценарий клипа, который ему недавно предложили снимать: "Блюз на пляже".
Я: "На какое время рассчитывал автор?"
А: "Ну, сколько можно играть блюз? Около четырех с половиной минут."
Я: "Блюз может тянуться всю жизнь.."
Вот так, перебрасываясь старыми мыслями мы создавали и переживали вдвоем новый день. "Позавчера просматривал рабочий материал для клипа. Представь стойку бара посреди моря, за которой сидит женщина..." "Наверняка - красиво".
Пробежалась до мусорного бака: огромный, с ржавчиной. С шумом забросила в него мягкие банановые шкурки.
Мы побрели вдоль берега. Леша звонил бабушке, сказал, что она плохо себя чувствует, все болит. "Может, она сдалась? Когда-то человек сам себе говорит - достаточно. Он сдается, и тогда лекарства не помогают. Это и есть старость".
Волны лениво накатывались и просачивались сквозь песок. Запомнить бы все переливы и оттенки, создаваемые сочетанием воды и солнца! Шелковистую синеву, голубое с охрой, гладкую ртуть, отражающую в себе небо... Если удастся перенести природные краски на ткань, то модницы много выиграли бы.
Фотографировали друг друга. Забрались на камни и звали мальчика, чтобы сфотографироваться вместе, но он нас то ли не слышал, то ли испугался. То ли я стеснялась и не настаивала, дабы не обременять Лешу глупыми желаниями.
"Было все очень просто,
Было все очень мило..."
По дороге церковь. Алеша поморщился, нехотя согласился зайти.
Многое повторяется. Кусочки прошлых романов, известные жесты и фразы. И неприятно замечать собственные повторения. ТАК я уже чувствовала, и отвечала, и спрашивала. Такое мне уже рассказывали. И поцелуи были интереснее. Но всю дорогу Леша держал меня за руку, не отпуская от себя, и уходить не хотелось. Именно то новое, чего я так ждала. Ведь, я всегда ухожу.
Казалось, мы давно знакомы, но при этом оставались хищниками. На меня смотрели большие серые глаза со змеиными точечками посередине. И худое, острое лицо порой напоминало всего лишь искусно сделанную маску. В нем и жестокость и нежность. С ним и хорошо и легко рядом, но еще нет восторга, нет окрыленности, только уверенность, в том, что именно этот человек мне необходим.
Заасфальтированная дорожка вела к Зеркальному. Ощущение безнадзорности, пустые корпуса, группки детей, огромная территория детского города.
СВОИХ нашли на футбольном поле. Команда наших ребят соревновалась с командой вожатых. Присоединились к группе болельщиков. Мой детский кумир, режиссер и наставник Георгий Владимирович, зарос бородой и еще немного постарел, располнел. Когда в погоне за мячом он упал на траву, на солнце сверкнула лысина.
"У меня вам подарок из Парижа. Аудио кассеты с джазовыми записями".
"Ты была в Париже???"
"Недавно вернулась".
Леша снова рядом и держит мою руку. Хорошо мы сейчас смотримся. Красивая парочка,- одобрительно хихикнул внутренний чертенок. Так Вам, Георгий Владимирович, и надо! Маленькая месть. Почему мою роль играет Лариса? Мало ей ролей? А я могу быть счастлива и без Вас. Странные складываются отношения порой между маленькими девочками и взрослыми мужчинами. В них нет ничего порочного. Но восторг в глазах взрослого мужчины будит в юном создании женщину скорее, чем любые развратные действия. А меня в детстве одарили большим, чем восторг: со мной говорили обо всем на свете, как с равной. После эти долгих бесед кажется, что ты имеешь право на человека. И ты чуть-чуть ревнуешь его. И он тебя. Но все - легко. Флирт, допустимый при нашей разнице в возрасте.
Наташа со своим парнем составили нам компанию на берегу озера. Я помогала ей пройти сцену, но мы баловались: произнося монолог скромной сироты, Наталья имела вид бравого фехтовальщика, готового к сражению.
Потом мы оставили влюбленную парочку. Вдоль берега предзакатное солнышко. Катамараны и лодки под замком. Обмануть охранников не удалось. Деревянная горка усыпанная сухими иголками от сосен. Уютный юноша. Устроилась в его объятиях, как в кресле.
Алеша рассказывал о себе. Он окончил курсы менеджмента, после которых ему предложили работу генерального директора Арт-Синема. На курсах предлагались различные тренировочные упражнения. По моей просьбе играли в "предложи-откажись". "Ты проиграла с самого начала. Не спросила ни о цене, ни о количестве предполагаемых поставок".
Леша вел психологические тренинги со школьниками. "Например, задавал вопрос, какого цвета время, старость и проч. Обсуждая полученные ответы можно работать с ребятами". Я предложила объяснить его метод наглядно.
А: "Какого цвета дерево?"
Я: "Какое? Я люблю конкретику."
А: "А юность?"
Я: "Не знаю. Это абстрактное понятие. Ответ слишком субъективен, непонятен для окружающих. Тем более, что люди по-разному воспринимают цвета. Греки, к примеру, зеленый вообще не видели, если верить некоторым ученым. Даже мы с тобой сейчас видим совсем разное озеро и сосны. По крайней мере, задаваемые предметы должны быть точнее определены".
А: "Тогда скажи - я какого цвета?" - не унимался юный психолог.
Я: "Ты синий... Как тихое озеро или вечернее августовское небо без облаков, глубокий синий цвет..."
А: "А ты?"
Я: " Не знаю... Пестрая какая-то. Золотое или рыжее".
А: "Забудешь это время".
Я: "Возможно".
"Тогда скажи - я какого цвета?"
"Ты синий... Ты синий... Ты сини-и-и-ий..."
"А ты?"
" Не знаю... Пестрая какая-то".
"Забудешь это время".
"Возможно", - а в голове не слова, так, образы мыслей: "Никогда не забуду. Ты лучший. Будь рядом".
Леша спустился по лесенке и остановился внизу. Я, путаясь и перевирая, продекламировала: "Ромео, ах! Зачем же ты Ромео... Отринь отца да имя измени... и всю меня тогда бери взамен!". С этими словами я съехала с горки, и съезжая занозила ладонь. Леша вытаскивал занозу и целовал больное место. Так знакомо и приятно.
"Вся я взамен" - было явно обременительным подарком, и Леша заметно поморщился, но я продолжала вспоминать: "Или меня своей женою сделай, что б больше Капулетти мне не быть. Что в имени тебе? Ведь роза будет пахнуть розой, хоть розой назови ее, хоть нет..." Короткие два часа.
Вернулись в лагерь к ужину. Разварившаяся каша, сладкий чай в стакане, и все бесплатно. Великолепно!
Спали на сцене в желтых декорациях. Ночью пили чай с молодежной труппой. Уставшего Лешу я оставила раскладывать постель, а сама вместе с гуляками, вслед за "главным чудилом" - Пузиковым, пошла на озеро петь песни и печь картошку на костре. Очень темно, холодно спине, пока сидишь лицом к огню. Нет, Лешка далеко, не согреет. Вернулась около 4 часов утра, пропахшая дымом костра, веселая. Залезла в спальник, устроилась поудобнее на Лешиной груди, и ворочалась весь остаток ночи на жестком, атлетическом теле.
Утром слышала сквозь сон, как Юля звала на завтрак, и как Леша отказался.
Проснулись около 10 утра. Я посмотрела в зияющий пустотой рот зрительного зала.
Я: "Представь кошмарный сон: мы здесь просыпаемся, а зрители на местах, некоторые прогуливаются между рядов, обмахиваясь программками, а мы здесь..."
А: "Да, да! Оркестр настраивает инструменты... Это скорее забавный сон".
Мы лежали в полутьме покинутого зала, рыжие водевильные декорации хранили ощущение ночи, когда вдруг шесть парней под предводительством Георгия Владимировича внесли пианино. Пока они громыхали по деревянному настилу, из-за кулис явилась красавица Юля. Все засуетилось, разом ожило. Нам пришлось быстро собрать вещи. Включили свет. Сказка потухла.
Мальчишки волокли сотоварища на озеро. Тот упирался и кричал. Я чувствовала, что надо вступиться, но Леша крепко сжал мне руку.
А: "Сами разберутся. Для пацана это урок. Он может объясниться словами, вместо крика".
Я: "Разве они послушают? Дети такие жестокие!"
А: "Они не бросят его в одежде в холодную воду".
Я перестала ощущать себя побитым мальчиком. Теперь со мной его история не повториться. Алеша учит меня. Не имеет смысла общаться с тем, у кого нечему учиться. Но отчего во мне столько еще этого слабого, беззащитного мальчика, не умеющего постоять за себя?
Репетиция Водевиля.
А: "Лариса классная!".
Хвалит ее! Хвалит вечную соперницу! А я сама не хотела играть, была слишком занята! Не знала прежде жгучей ревности, не знала, как может быть больно. Попсовые, ширпотребовские песенки становятся понятными и близкими. Сильные чувства просты, без примесей. Голые страсти.
С радостью уводила его к железной дороге, где мы снова могли быть только вдвоем. Не мое сокровище, не мой парень. Пили джин с тоником.
Повторилась сломанная ветка, мне пришлось нагнуться, чтобы не разнимать рук, как накануне. Всякие случайные повторения врезались в память.
На рынке ненужностей искали мороженое. Леша сладкоежка.
"Сожми мне руку так сильно, насколько сможешь". Он придавил мои пальцы до боли. "Хватит!" "Я еще в полсилы."
В Зеленогорске целовались, лежа на траве. Как он размяк! И алкоголь-то не алкоголь, и ласки-то умеренные. Оставшуюся дорогу спал, уткнувшись мне в шею, железным кольцом обвив мою талию. "Просыпайся! Приехали!" - замахала руками перед носом бедняги. Взглянула в лицо и испугалась. Снова рядом незнакомец. Взгляд с поволокой, мускулы обмякшие. Вечный хамелеон.
***
Долгое молчание. Леша не звонил, он занят. Поездка по Шхерам Ладоги под девизом: "Буду счастлива без него", но всегда хотелось поделится с ним красотой, окружающей меня. Я носила его образ всюду, как любимую игрушку. И после меня еще долго удивляла мысль, что Леша на самом деле не был со мной в походе. Настолько фантазии казались реальными.
Я притомилась, разбирая чужие записи. Теперь я понимала происхождение двух фотографий: сероглазого и предполагаемой тети на качелях. Мама не могла написать ничего подобного. Она всегда слыла покорительницей сердец и Снежной королевой. Она не могла ТАК чувствовать.
Листаю дальше. Похоже на дневниковые записи.
Влад.
***
Самая долгая Среда. Снился кошмар - он не позвонил. Вернулась с дачи пораньше, брат провожал меня на велосипеде. "Смотри, как туча нас нагоняет!" Над полем и белой от пыли дорогой пронеслось серое чудище, закрывшее солнце. Мы стояли вдвоем завороженные переменами, происходившими на небе. Туча пролетела, словно кто рукой по небу провел, и снова на нас надвигалась солнечная полоса. Бежала с вокзала всю дорогу. Скорее, не пропустить бы. Трепетала от радости, больше чем в детстве перед праздником. Дома ждала звонка. Минуты стучали в висках молчанием зеленого зверя с черным диском. Предательство, крах, обман. Суматошное стремление убежать от прошлого, доказать всем...
Четверг. Клубы. Знакомство с Жанной и Аленой. Фин Марко. Шестнадцатилетний паренек на Невском. Юноша, вернувшийся из Америки, проездом в Москву. Слишком много людей. Впиваюсь в каждого, как вампир. Пью информацию. Все просят о встрече. Где ОН!!! Моя истерика.
Пятница. Индийский ресторан. Клуб "Фантом". Вечеринка, веселье, одиночество.
"Усталость проникает по всему телу, как наркоз. Что же я должна понять?"
Суббота. Утром подруга сообщила по телефону, что в ее планы на выходные намечена потеря девственности. Холодный расчет, долгожданная минута. Мне сложно понять Иру. Я, вероятно, чересчур импульсивна.
Прогулка с Ладой, Петропавловская крепость, рассказ о ее поездке в Европу, знакомстве с Антоном. Она уже за чертой. Она уже не такая как я. Она уже знает! Чертова девственность! Все из-за нее! И Ира будет знать! В тот день Лада спросила: "Смогла бы ты переспать с мужчиной в первый день знакомства?" Я ответила не задумываясь: "Да", словно знала наперед предстоящий вечер. Тихое отчаяние аукалось эхом на всякую мысль.
Джаз клуб. Прекрасное выступление норвежцев. Фолк джаз. За ударными высокий молодой красавец. Он менял темп, и послушный оркестр следовал его прихотям. Я думала тогда о том, что джаз очень сексуален. Он требует взаимопонимания, единения желаний и воль музыкантов. Импровизация... Большая певица с высоким и нежным голосом. И когда я позабыла обо всех проблемах, заслушавшись незнакомыми народными песнями, ко мне подсел мужчина.
На первый взгляд: замкнутый, высокомерный, хочет меня. Первый вывод: долго общаться не будем. У меня привычка, щелкает что-то в мозгу: без вопросов - одни ответы сразу. Я привыкла к таким оценкам. Предложила поговорить не раньше окончания концерта. Он дождался.
Знакомство с Владом. Черный принц, равнодушный, презрительный. Клуб Мух. Белиновские блюзы звучали насмешкой, напоминая о "героях клубного года", о тех, кто влюблялся в меня, о тех, кто казался мне интересным, о бесконечном, затянувшемся флирте, о тех, чьи имена забыты. Встретила много людей, каждый, словно призрак из прошлого и настоящего, символизировал пройденный жизненный этап. Знакомые лица нагромоздились ворохом эмоций. Все смешалось. Я собиралась уйти. Опоздала на метро, денег нет. Истерика продолжалась. Ситуация похожа на вечер знакомства с Лешей. Только очень все некрасиво, бессмысленно и глупо. Влад первый, кто заставил меня целоваться против желания. Технично, спокойно. "Лечите душу ощущениями!" Наблюдала за своим голосом, движениями.
Снова хотела уйти. Зачем было меня останавливать! Ведь я попрощалась с уставшим "новоиспеченным" у Аничкого моста, после того, как родители по телефону снова запретили приезжать к ним. Они не поняли, в какой ужасной ситуации я оказалась. Они все те же. Я одна. Меня выкинули, за то, что мой отец - мне не отец. А мать - всего лишь жена не отца. Мне купили квартиру на окраине города, но меня не желают видеть. Но я сильная. Я могу справиться, у меня много вариантов. Шла по Невскому проспекту, выбирая лучшее решение. Заманчивые огни развлечений, спасительные клубы, а в кармане только три тысячи. "Не важно. Я выкручусь. Все прекрасно! Как красиво и хорошо, что ночь теплая".
Боковым зрением заметила пьяненького бритоголового, направляющегося в мою сторону. "Я же в короткой юбке! Забыла совсем. Надо хоть волосы в хвост убрать". Конечно, я могла справиться с неприятным попутчиком, но инстинктивно обернулась в поисках поддержки, в сторону, где недавно оставался Влад, и где я пробормотала ему "Спасибо тебе. Ладно, пойду я. Извини. Ты славный... " Влад стоял на том же месте, но когда я обернулась, он быстро приблизился бравым шагом спасителя. Красивый, в свободной одежде, с королевской осанкой, черной гривой на фоне бешеных коней Аничкого моста.
Книга в мягком гладком переплете упала к ножкам кресла. Это был Г. Маркес "Осень патриарха". Я дочитала до сцены наводнения: генерал проплывает над затопленным монастырем, мертвые женщины (весталки) за обеденным столом, двор похож на гигантский аквариум, рыбы поедали подсолнухи... Мысленно я еще продолжала наблюдать вместе с Генералом за аквариумоподобной империей, а мое тело двигалось в такт фантазиям - вяло и послушно. Потом стало очень страшно, немного больно и, наконец, равнодушие вперемешку со сном окутали сознание до утра.
Воскресенье.
Гуляла одна по городу. Попросила прохожего сфотографировать себя на фоне Спаса на Крови. Силилась улыбнуться, да, как-то не получилось. Интересно, изменится ли теперь мое лицо? Что-то с моим взглядом. Я это чувствую. Что-то тяжелое появилось. Не могу уловить. Надеюсь, что показалось.
Леша позвонил днем. Что-то во мне навсегда мертво. Навсегда готова к одиночеству, навсегда сильна...
С Владом ходила на фильм "Шизофрения", пили кофе. Между нами пропасть, и мы даже не смотрим друг на друга. Было бы лучше не давать телефон. Разойтись навсегда. Хотя, в таком случае я не прочитала бы его книги, не узнала бы о неизбежности расставания, о нашей несовместимости. Конечно, может, я бы не потеряла Лешу, и не мучилась бы сейчас. Как знать? Не дай я Владу своих координат, то уж конечно придумала бы себе множество радужных возможностей. И конечно он бы казался мне из-за своей недоступности лучшим, идеальным. Теперь я знаю больше, даже такой высокой ценой. Я выбрала знание. Иногда мне кажется, что лучше знать меньше о жестокой реальности. Мечты не так уж страшны, и главное то, что они не делают тебя опасной для окружающих. Никаких вредных последствий кроме легкой печали.
Вечер 31 августа 1997 года. Последний день лета. Красивое одиночество. Пила вишневый сок в кафе под открытым небом, у Казанского собора со стороны Кутузова, под звуки аккордеона. В синей воде канала Грибоедова отражалась праздничная иллюминация фонарей.
Возвращаясь домой встретила на остановке ребят из театра с Георгием Владимировичем. Они наперебой пересказывали премьерный спектакль Датского режиссера, Лариса напевала детские песенки. Прекрасные люди, чистые отношения. Я люблю их. Отчего я не с ними?
Утомительно читать чужие жизнеописания. Что мне до широкоскулой девушки, лишившейся девственности в 1997 году? Таких миллионы! Запустила руку в тайник. Мне не терпелось узнать что-нибудь об отце или о маме. А этим запискам конца и края не было видно. В руки попались аудиокассеты. Таких уже лет пятнадцать не продают. Но в мамином кабинете стоял старомодный музыкальный центр. Я понеслась туда, шлепая босыми ногами по полу, крикнув с лестницы нянюшке, что обедать не хочу, и что буду занята еще долго. Убедившись, что никто мне не помешает, я нажала на кнопку пуск. Старая запись, посторонние шумы. Голос похож на мамин, только моложе. После некоторых фраз - щелчок, обозначавший окончание старой записи и начало новой. Видно, она наговаривала свои мысли и воспоминания время от времени - когда становилось слишком тяжело. Иногда она забывала выключать магнитофон. И молчала или всхлипывала. Иногда речь ускорялась. Или текла плавно, монотонно, точно она пыталась успокоить, убаюкать саму себя, растягивая слова.
***
"Будь изящнее" - так сказал Влад. Я нервничала и занялась мытьем посуды. Он наблюдал за моими движениями, потягивая Виски со льдом.
Утром шел дождь. Из окон виден двор, мокрая желтая стена и крыша, казавшаяся мне ярко кирпичного, почти красного цвета. На ней не хватало большого кота, намывающего кому-нибудь гостей своей черной лапой.
***
Больная просиживаю выходные в библиотеке, читаю и спорю с воображаемым Владом. Мне так много хочется сказать ему! Но при встрече немею. Как дура! Ухожу на кухню, готовлю ужин, принимаю ванну и жду его в постели. Молча. Без слов. Без объяснений. Он гений. Теперь я это знаю. Поздно! Зачем это мне? Я скучаю об Алеше. Я идиотка. ... Ему нравится острая пища. Весь подоконник специями завален. ... Гениев надо читать. Их не обязательно любить. Они без нашей любви ничего не потеряют. О чем я? Черт. Молоко, кажется, убежало. Пойду. Болею я.
***
Леша пропал. В воскресенье, уходя из библиотеки, бросила монетку - выпала встреча с Лешей. Для этого просто нужно было пойти в клуб. Он всегда там тусуется. Но я повернула в противоположенную сторону, не обращая внимания на "предзнаменование". Пусть сам меня ищет. Брела не спеша к Владимирской церкви, и перед самым входом в метро решила дойти наконец до улицы Правды, дом 10. Там расположен Джазовый клуб "Квадрат". Конечно, в этот день не могло быть концерта, но я хоть узнала бы: где он находится. Я была одета в коричневую кожаную куртку, из-под которой узенькой полоской едва прикрывая ноги, выглядывала юбка. Еще в библиотеке я распустила волосы, вспомнив принцип "всегда готова". В таком виде хотелось кому-нибудь запомниться. Но дорога была темная, даже прохожие могли различить лишь мой силуэт.
Христианское общество. Взрослые иностранцы, дети бегающие вокруг столбов и перед зеркалами. Отчего они еще не спят? Было уже поздно. Пустая широкая лестница, ведущая к неосвещенному этажу. Обитая коричневой кожей, обтрепанная дверь с торчащими из дыр кусками ваты. Я решилась зайти. В темном коридоре можно различить афиши на стенах, по бокам скамеечки. Из щели льется свет и громкая музыка. Я заглянула в комнату. На составленных в ряд столах в беспорядке бутерброды и чашки чая. Музыканты репетировали, внимательно следя за дирижером. Стояла никем не замечаемая, придумывала вопросы, но после развернулась и, пройдя по темному коридору, вышла снова на лестницу, затворив громадную дверь. Мелодия сразу смолкла. Веселый джаз, комната с оркестром - все это казалось на пустынной лестнице сказочной грезой дервиша.
До метро оставалось минут 10 ходу. В клуб я точно решила не ходить. Мне было одиноко. Приключения на этот день заканчивались.
Медленно я вплыла в освещенный круг под фонарем. Свет слепил глаза, и я не сразу поняла, чья это темная фигура радостно распростерла мне объятия. Леша. Он тоже был одет по-осеннему. Я кинулась ему на шею и молча, мы стояли обнявшись. Удивительные причуды времени. Этот момент все еще продолжается, часть меня навсегда осталась там, под желтым светом фонаря на незнакомой узенькой улочке, под охраной любящего мужчины. Неважно, что теперь мы знаем, друг о друге больше плохого, чем хорошего, но тогда все было правдой благодаря моим чувствам и его молчанию.
Он шел к бывшей жене, торопился в предвкушении пьянки.