Аннотация: Автобиографическая политическая повесть инакомыслящего с детства.
Анатолий Барченков.
Часть 1. Антикоммунизм отца.
Детство моё прошло в замечательном месте - на юге Курганской области в селе, где огород отеческого дома упирался в благодатный, хвойный, сосновый бор. В 1953 году закончилось правление тирана, отца всех народов, Сталина. Осуществление передачи власти первоґго лица преемнику при тоталитарном режиме действующим законодатеґльством прописано не было. И вот Великая ядерная держава окунулаґсь в передел власти, когда партийный функционер, имеющий доступ к атомному оружию, мог для победы в этой схватке не только грозить своему оппоненту такой возможностью, но и реально применить его на терриґтории страны. А подвело к роковой черте первое государство на Земле без частной собственности на средства производства и эксплуатации человека человеком нежелание уйти на заслуженный отдых И.В.Сталина, который питал иллюзию, что его правление будет "вечным", а идея коммунизма будет поглощать всё новые и новые страны. Мой отец родился в 1932 году в семье комбайнёра, который умер от полученной на работе простуды лёгких в 1941 году, и бабушка осталась с тремя малолетними детьми в тяжёлую годину Великой Отечественной войны. Второй дед, по имени Степан, воевал в пехоте пулемётчиком с 1941 - 45г.г., оставил свою подпись на стенах поверженного Рейхстага в Берлине, освобождал Прагу, а затем ещё и участвовал в разгроме японской, квантунской армии в Маньчжурии. Все эти годы жена и пять дочерей молили Господа Бога о его возвращении домой живым. Однако ранений дед не избежал, поэтому в промозглые сырые дни инородные предметы в виде металлических осколков в теле давали о себе знать. В послевоенные годы фронтовики были на вес золота, и деда Степана односельчане избрали председателем колхоза, хотя он и не состоял в рядах коммуґнистической партии. Фронт закалил деда не только физически, но и воґспитал душевное сострадание к любой несправедливости, оставив на сердце глубокие шрамы от боли за оставленных в сырой земле боевых товарищей. Потому дед Степан позволял или делал вид, что не замечаґет того, что колхозники, работающие в поле, на ферме либо на зерноґхранилище, при окончании смены уносили домой в своей обуви остатки зерна, чтобы накормить голодающих детей. Мне не известны подробности того, каким образом об этом стало известно правоохранительным оргаґнам, но дед на основании указа "О краже колосков" за проявленную халатность по обеспечению сохранности вверенного колхозного имуґщества получил по приговору суда 8 лет строго режима, а свидетель-доброжелатель, по заявлению которого и началась проверка, также угоґдил в тюрьму. Гулаговская система карала всех. Дед провёл в заключеґнии половину срока, так как после смерти Сталина осужденные пo многим статьям за малозначительные правонарушения подлежали амниґстии. В моей памяти дед Степан остался волевым и справедливым челоґвеком, который, иногда в эмоциях, говорил в мой адрес: "У-У, идол!" И когда в хрущёвские времена по радио вещали здравицы в адрес комґмунистической партии Советского Союза (КПСС), под чутким руководством которой труженики села в закрома государства постоянно с высоґким энтузиазмом перевыполняли намеченные планы сдачи урожая, дед реґзко выключал радиоточку, говоря, что это всё - обман народа.
Мой отец окончил семилетку, расположенную напротив усадьбы роґдительского частного дома, где из колодца брали воду для хозяйствеґнных нужд всей школы. Отцу на учёбу времени оставалось немного, потоґму что он был единственным мужчиной на хозяйстве. И когда в выпускґной год учителя хотели выставить ему несколько неудовлетворительных отметок, моя бабушка подошла к директору и ультимативно заявила, что если у сына в аттестате не будет всех положительных оценок, то школа не сможет пользоваться водой из её колодца. Тут же вопрос был снят. Благодаря этому отец смог пройти курс обучения в районном цеґнтре автошколы и получить права шофёра, а это позволило после приґзыва в ряды Советской Армии попасть служить в Берлин. С 1951-53г.г. отец на трофейных легковых автомобилях марки "Хорьх"и "Мерседес" воґзил по Восточному Берлину руководителей воинских частей, расквартиґрованных на территории Германской Демократической Республики. За годы службы он увидел, пусть и через колючую проволоку, жизнь "загнивающего" капитализма, а уровень уже в то время был не в пользу социаґлизма. После демобилизации, вернувшись в родное село, отец женился, а через год родился я. Через пять лет в семье было уже три сына. Всю жизнь отец проработал шофёром.
Своё детство я вспоминаю с удовольствием, так как живописная приґрода края развила во мне любовь к лыжам, свежему воздуху, воде и обґщению через созерцание с окружающей средой. Со слов матери, года в два, я в одной распашонке отодвигал доску у больших ворот и убегал со двора, чтобы на босу ногу насладиться свободой на проезжей части дороги по горячему, мокрому песку после тёплого, летнего дождя. Или, уже в старшем возрасте, без разрешения родителей с опытным товарищем мог пойти к лесному озеру за семь километров и на чужой лодке сплавать за камышом, который имеет вкусную сердцевину, а потом обещать матери, что подобного впредь не повторится. Родители в детґстве нам постоянно говорили о том, чтобы мы с незнакомыми людьми никуда не ходили. Однажды мы с ровесниками играли у дороги возле чужого двора, как вдруг рядом с нашей ватагой остановилась "Волга", и из салона спросили о дороге в другую деревню. Мы на словах и жесґтами объяснили, однако последовало предложение, что неплохо бы кому-то из нас показать путь лично, а заодно и прокатиться. Мой родной брат Владимир, младше меня на 1год и 8месяцев, в возрасте 2-Злет хоґтел было влезть в машину, но я схватил его за распашонку и не позґволил этого сделать, и никто другой в салон не сел. Когда нашему младшему родному брату Александру было чуть больше 1года, произошёл ужасный случай. Мы с соседскими братьями нашего возраста на небольґшом школьном пруду плавали на старых сухих стволах ив, распиленных на двухметровой длины части. И вдруг кто-то крикнул, что в метрах 10 плывёт ондатра. Я взглянул и быстро определил, что это чепчик моего младшего брата, мгновенно прыгнул в воду. Уровень был по грудь, и, разгребая руками воду, я бегом добрался до плывущего вниз лицом брата, взял его на руки и вынес на берег. Саша уже не дышал. Тогда я, считая, что наглотавшихся воды людей надо откачивать, в буквальґном смысле. Со своим братом Володей взяли его за руки и ноги и начали раскачивать как качели. Хорошо из леса с ягодами шли взросґлые, которые подсказали нам, как правильно надо делать, чтобы вода вышла из лёгких. Тут же наш брат задышал, всхлипнул и заплакал. Ох, и досталось нам тогда от родителей. Вряд ли кто застрахован в детсґтве от подобных трагических случайностей, особенно, пацаны, всегда желающие самостоятельно постигать окружающий мир, не вникая в разъяснения и предостережения взрослых. Но и народная мудрость гласит: знать бы, где упасть, там и соломки подложить, а небольшие шишки даґже полезно набивать.
Помню, как бабушка про отца рассказывала подобный случай. Когда ему было лет 10, они вдвоём ездили на конной телеге метать сено. Отец упал с копны и ударился о пенёк затылком. Сначала он захрипел, потом начал синеть, а дыхание стало прерываться. Тогда бабушка, не зная, что делать, перевернула его на живот и всем своим телом прыгнула коленями на позвоночник. Отец задышал и остался жив.
Первый класс я закончил в школе, из которой через "водяной" атґтестат вышел во взрослую жизнь мой отец. А ещё в дошкольном возґрасте я вставал на лыжи и ходил за учениками по проложенной ими трассе в сосновый бор, любуясь зимней природой родного края, также иногда позволялось присутствовать на уроках младших классов, так как мне это было интересно. Поэтому первый класс я закончил отличґником.
Отец устроился работать водителем грузового автомобиля в авґтоколонну районного центра в 12км от нашего села. Жил у родственґников на квартире, а по выходным на велосипеде приезжал домой, поґтом купил мотоцикл "ИЖ-49". В начале 60-х годов купить в личную собственґность легковой автомобиль на селе было практически невозможно. Поґэтому отец, накопив сумму, равную двойной цене мотоцикла с коляской "К-750" киевского производства, поехал в Москву оформлять покупку. Хорошо, что была возможность у кого остановиться, так как в столице проживали родственники по линии матери, а то бы с наличной суммой на руґках, и по тем временам солидной, можно было вернуться домой без денег и мотоцикла - хорошо, если живым и здоровым. Но психологиґческая закалка и опыт общения с офицерским составом, приобретённґый во время прохождения срочной службы в Берлине, сыграли положиґтельную роль при оформлении отцом этой сделки. Ему пришлось на торґговой базе через магазин оплатить мотоцикл, а за внеочередное праґво приобретения товара дать взятку в сумме стоимости мотоцикла отґветственному за отгрузку продукции, оформив доставку покупки ЖД транспортом до Кургана, дополнительно оплатив грузовой тариф. Для меня этот факт оказался первым, хотя и косвенным, соприкосновением с таґким явлением, как коррупция.
В 1964 году родители решили разобрать свой жилой дом и перевеґзти его в районный центр, и на следующий год мы уже жили во времяґнке на окраине 15-ти тысячного городка. Отец часто принимал в гостях своего дядю, который прошёл горнило Великой Отечественной Войны, где после ранения у него была ампутирована нога. Во время заґдушевных разговоров за жизнь они, естественно, употребляли водку. Меґня же отец всегда приглашал посидеть с ними за столом, чтобы я слуґшал и вникал, анализируя суть обсуждаемых проблем. Дядя Толя рассказывал о фронтовых буднях, подчёркивая, что не только члены КПСС соґвершали героические подвиги за освобождение Родины от фашистских оккупантов, но тяготы окопной жизни делили все в равной степени. О написании перед боем заявления о том, что если боец поґгибнет, то он просит, чтобы его считали коммунистом - это миф, который был придуман сталинской пропагандой для увеличения значимости парґтии большевиков в разгроме агрессора. Отец же вспоминал о своей срочґной службе в Германии. Когда он, находясь за рулём автомобиля, с подвыпившими офицерами в салоне по их команде, как бы случайно, пересекал условную границу, разделяющую Берлин на запаґдную и восточную зоны оккупации, и въезжал на чужую территорию. И союзники по антигитлероґвской коалиции к ним всегда относились лояльно, позволяя вернуться своим ходом через разделительную черту. Отец говорил о существуюґщих нормах кумовства на его предприятии, когда коммунисты извлекаґли лишь привилегий из своего членства в рядах КПСС. Так молодые, неоґпытные водители получали для работы новые грузовые автомобили блаґгодаря своим родственникам, занимающим руководящие посты, а это обязывало, как правило, состоять в рядах КПСС, так как в статье Констґитуции была закреплена норма о руководящей и направляющей роли паґртии, а в то время партия в СССР была одна. Естественно, уровень зарґплаты у блатных шоферов оказывался выше, при этом условия работы на новой технике были значительно комфортнее. Поэтому отец всегда мне говорил, что вся несправедливость в нашей стране берёт начало в среде коммунистов.
Часть 2. Зерно социальной справедливости.
До седьмого класса я учился отлично. Но однажды меня притяну-ло: сначала подрался, а затем сдружился с братьями-заводилами из "дурной компании". У меня появилось желание экономить на завтраке ежедневные деньги от родителей, чтобы в выходные купить спиртное и в вечернее время погулять в нетрезвом виде по улицам города. Итог подобного поведения для меня был бы плачевен, если бы не произошло знакомство с девушкой из параллельного класса по имени Нина. Благодаря её влиянию, мне удалось прекратить разгульное времяпрепровожде-ние, а все силы направить на учёбу, поставив себе цель: вместе с ней поехать в Новосибирск поступать в институт. В начальных классах мне постоянно в качестве дополнительной нагрузки систематически поручалось помогать в учёбе самым отстающим, а эти "друзья" были всегда не из робкого десятка. И вынужденное общение с ними зака-лило мой характер. При достижении комсомольского возраста меня с неохотой рекомендовали в его ряды, так как я не реагировал на заме-чания учителей по поводу того, что носил длинные до плеч волосы, а также мог прилюдно пройти по улице в обнимку со своей девушкой среди бела дня. Однако перед собеседованием в райкоме ВЛКСМ я нес-колько укоротил свою "гриву", и был принят. По качеству учёбы в школе занимал лучшие позиции среди одноклассников, но моё желание носить не соответствующую строителю коммунизма причёску всегда приводило лишь к удовлетво-рительной оценке за поведение в каждой учебной четверти. В физи-ческом плане на здоровье не жаловался, и на уроках физкультуры плановые упражнения на брусьях и перекладине выполнялись в полном объёме, например: подъём переворотом на перекладине я выполнил 7 раз, что оказалось лучшим результатом в 8-летней школе. В 1972 году мой отец трагически погиб на бытовой почве, однако нашей семье местные власти отказали в выплате социального пособия в связи с потерей кормильца, мотивируя тем, что при вскрытии в крови обнаружился алкоголь. Тогда я, ни с кем не консультируясь, написал жалобу в центральные органы. И в скором времени проблема была решена.
А в десятом классе на уроке истории, которую преподавал классный руководитель, после освещения мной изучаемой темы по коллективизации спросил дополнительно о том, как я лично оцениваю действия большевиков при раскулачивании крестьян и последующей высылкой их семей в необжитые, суровые края необъят-ной Страны Советов. Я ответил откровенно и прямо, что отрицательно. Учитель строго сказал, что за знание темы готов поставить - 'отлично', но в журнал за моё инакомыслие вынужден занести - 'неудовлетворительно'.
В те годы коммунистическая цензура запретила к обращению в нашей стране все произведения А.И.Солженицына. А один из моих одноклассников принёс в школу журнал, где были ранее опубликованы главы из повести 'Шесть дней из жизни Ивана Денисовича'. На уроке преподаватель журнал об-наружил за прочтением запрещённого произведения, что привело к ог-ласке данного инцидента на всю школу. За эту провинность наш класс руководством школы было решено наказать тем, что мы должны продол-жить обучение до выпускного бала в помещении, которое являлось од-ним из самых неприспособленных по освещённости и учебным принадле-жностям. Я организовал несколько человек к сидячей забастовке в ко-ридоре в знак протеста по поводу дискриминации всего класса. Через несколько минут к нам присоединились остальные, а те, кто должен был занять наше помещение, тоже отказались выполнять требование по рокировке. Зачинщиков пригласили к директору школы, где в ультима-тивном тоне указали на то, что если мы не выполним требования ад-министрации, то нам напишут такие характеристики к аттестатам о среднем образовании, что ни в один институт наши документы не примут. Однако у нас позиция осталась неизменной. Тогда троих представителей, среди которых был и я, пригласил для беседы началь-ник РОНО, где разговор шёл уже в более компромиссной тональности. Мы согласились на следующую схему: в неприспособленном помещении бу-дут заниматься с периодом в одну четверть все по очереди, но наш класс будет первым. В следующей четверти наш учебный процесс про-ходил уже в привычном помещении. А уже мой младший родной брат Александр учился в новом здании средней школы, где проблем с неприспособленными помещениями для занятий просто не было.
На выпускных экзаменах на вопросы билета по истории я ответил на 'отлично', но пре-подаватель объяснил членам комиссии, что по итогу за год он вывел мне оценку 'хорошо' за высказанное мной личное мнение о коллективи-зации и раскулачивании крестьянства, поэтому оценку в аттестат я заслуживаю лишь 'хорошо'. Данное предложение было принято экзамена-ционной комиссией, а я апеллировать не стал. И всё же при заполне-нии аттестатов учащимися с каллиграфическим почерком в моём была допущена описка по истории в графе оценка - 'отлично', так как первые оценки по очерёдности у меня все были пятёрки. Классный ру-ководитель, который преподавал нам историю и задавал мне тот, провокационный, вопрос, сказал, что пусть так и остаётся, что фактически 'отлично' и должно быть. После выпускного бала я со своей девушкой Ниной и ещё тремя одноклассниками поехали в Новосибирск поступать в институты. Мы с другом отдали документы в Университет Академгород-ка. Меня привлекала ядерная физика, поэтому вся научно-популярная литература по данной теме в районной библиотеке, за предыдущие годы была прочитана. Вступительные экзамены в Университет начинались на три недели раньше, чем в других вузах страны, поэтому у не поступив-ших абитуриентов оставался ещё один шанс, чтобы попытаться стать студентом другого института. Требования для зачисления здесь были более высокие, да и сдавать необходимо пять вступительных экзаменов, в том числе и физику письменную отдельно. Даже выпускники физико-математической школы для одарённых детей при университете, которые учились с 7-го класса после побед на олимпиадах по физике или математике, не всег-да могли пройти положительно конкурсный отбор при поступлении в свой ВУЗ. Устроившись в общежитии, я особого рвения в подготовке к вступительным экзаменам не проявлял, так как был уверен в своих силах. Часто ходил купаться и загорать на Обское море, да и пляж был в шаговой доступности, а деньки стояли солнечные. Первым экзаменом оказалась письменная математика, и в вывешенных списках абитуриентов, получивших неудовлетворительную оценку, я себя не нашёл. Вторым следовал экзамен по физике письменной, где требовалось только решение задач. Мой одноклассник первый экзамен завалил, поэтому уехал в Новосибирск, чтобы попытаться поступить в институт электросвязи. Я же после второго экзамена оказался в спи-ске абитуриентов, получивших неудовлетворительную оценку. Пришёл на апелляционную комиссию, где начал очень рьяно доказывать свою правоту профессору, который, устав слушать мои доводы, сказал, что у меня стройная теория, но это догма, поэтому предложил подойти на следующий день на кафедру, где он подгото-вит учебники, которые подтвердят мои заблуждения. Здесь уже присут-ствовали представители других вузов Новосибирска, которые вели аги-тацию за поступление в их институт. Я ещё был в неопределённости, но первокурсник электротехнического института (НЭТИ) Голомазов Андрей уговорил меня в том, что у них так много факультетов, что я смогу выбрать будущую специальность по душе. Но уже наступал вечер ,и Андрей пригласил меня переночевать у него в благоустроенной кварти-ре, где он проживал с родителями. В детстве я мечтал о профессии лётчика, но из-за плохого зрения её пришлось оставить. Утром я поехал в НЭТИ, а Андрей - в Академгородок продолжать свою агитацион-ную работу. Решил подать документы на самолётостроительный факуль-тет, устроился в общежитии и начал, уже усиленно, готовиться к всту-пительным экзаменам. При встрече Андрей предупредил меня о том, что на избранной специальности придётся чертить очень мелкие детали, как-то: заклёпки корпуса самолёта и т.д., а зрение моё подобной нагрузки не выдержит и быстро сядет. И снова провёл агитацию о переда-че мной документов на свой электромеханический факультет. Я внял его доводам и до начала вступительных экзаменов перевёлся на его специальность, которая была престижной на ЭМФ. На экзаменах я полу-чил две 5-ки и две 4-ки, поэтому на зачислении у декана заходил среди первых.
Но сам декан имел учёную степень в области электрических машин и аппаратов. Я же для него был 'перебежчиком' , поэтому он предложил мне перейти на, родную для него, специальность, мотивируя тем, что и на военной кафедре будет изучаться та же специальность - самая элитная: контрольно-испытательная передвижная станция (КИПС) зенитной ракеты ПВО (этим типом ракеты был сбит американский самолёт-разве-дчик У-2 под Свердловском в 1961 году). Мне не хотелось начинать учёбу в институте с конфликтной ситуации в деканате, понимая, что если специальность будет не по нутру, то всегда можно внести корре-ктивы, поэтому я переписал заявление и был зачислен. Моя девушка недобрала 0,5 балла в институт народного хозяйства, но осталась жи-ть в Новосибирске, поступив на учёбу в среднее профтехучилище, а остальные одноклассники вернулись домой.
Первокурсники, не имеющие освобождения по здоровью, обязаны были в течение месяца отработать в колхозе на уборке картофеля. Койко-места в студенческом общежитии мне получить не удалось, так как их количество было ограничено, а в первоочередном порядке обеспечивались иногородние студенты, отслу-жившие в рядах Советской Армии. Я начал ходить вблизи учебных кор-пусов института по дворам многоквартирных домов и уговаривать от-дыхающих на скамейках бабушек о том, чтобы кто-то предоставил мне возможность пожить какое-то время на квартире. Такой способ сработал, и мне удалось уговорить хозяйку двухкомнатной квартиры, в которой она проживала с мужем, оба были давно пенсионерами. Учебная програм-ма не сокращалась по причине выпадения календарного месяца на сельскохозяйственные уборочные работы, поэтому учёба была очень интен-сивна. Особенно, для меня оказалась критической по объёму для усво-ения материала высшая математика, где лекции читал всему потоку, а вёл практические занятия лишь в нашей группе один и тот же профе-ссор. В учебнике по математике за десятый класс материал по интегралам и производным был напечатан мелким шрифтом, и школьный учитель его нам не преподавал. Это сказалось на том, что решение практических задач мне давалось с большим трудом, а иногда просто приходилось списы-вать. К тому же, хоть я и снимал квартиру в двухстах метрах от уче-бных корпусов НЭТИ, но, двигаясь по переходам между корпусами, я попросту терял ориентацию и на одну-две минуты опаздывал на практиче-ские занятия по высшей математике. Профессор же был очень пунктуа-лен и всегда ожидал третьего звонка у двери кабинета, а после нача-ла урока уже никого не пускал до перемены. За частые опоздания он относился ко мне с пристрастием, дополнительно зада-вая на дом решать задачи. Помощь оказывал мне при разборе этих "за-валов" Серебрянский Александр, который будет свидетелем на моей свадьбе. Он тоже рос без отца, старшим из трёх братьев, в горном селе под Фрунзе (сейчас Бишкек), занимал призовые места на олимпиадах по физике и математике, а тему о производных и интегралах изучал само-стоятельно под руководством молодого школьного учителя.
Через ме-сяц учёбы 1 ноября мне исполнилось 18 лет, и возникла проблема офо-рмления отсрочки от призыва на срочную службу, которая могла быть произведена лишь при наличии постоянной прописки в режимном горо-де. Обучаясь в институте, я мог прописаться без ограничений, но у хо-зяев возникала озабоченность в том, что у меня появлялось право претендовать на квадратные метры при наличии большой наглости. Те пенсионеры, у которых я проживал на квартире, категорически отказа-ли в прописке. В первом отделе института мне дали неделю на реше-ние проблемы, а в противном случае - отчисление из вуза с вручением повестки о призыве в армию. Я уговорил одного из местных сокурсни-ков с параллельной группы, чтобы он убедил родителей прописать меня месяца на два по его адресу. Он поручился за меня перед ними, что коммунальные услуги на срок прописки мной будут оплаче-ны. Так я смог получить отсрочку от службы в Советской Армии на время обучения на очном отделении института с последую-щим, со второго курса, получением офицерской специальности на воен-ной кафедре. Абсурд! Но мне до сих пор не понятно - это случилось лишь со мной или, подобного рода проблему, тогда проходил любой приехавший из провинции в режимный город военнообязанный после совершеннолетия, зачисленный в вуз на очное отделение с военной кафедрой? Бо-рясь с организаторами стопроцентного выполнения плана призыва в ряды вооружённых сил Советского Союза. А о спасителе, который помог мне преодолеть бюрократические сети, я помню лишь то, что, являясь перворазрядным шахматистом, защи-щал честь института на всесоюзном уровне.
И в первую сессию мне поґвезло с высшей математикой, так как профессор уехал на повышение квалификации, а экзамен принимала уже женщина, которая оценила мои знания предмета на "хорошо".
Этим я был очень счастлив!
С юности мне нравилась музыка в стиле рок-н-ролл, которую удавалось слушать по "западным голосам", где часто к политическим темам антисоветской направленности транслировали популярные шлягеры, тем самым привлеґкая к прослушиванию и молодёжь.
Качество звучания на старой радиоле было плохим, да и во времена "холодной войны" подобные радиостанции подвергались глушению, но мы с братом, настроившись на волну, учились танцевать шейк перед зеркалом.
Поэтому я был рад воспользоваться прелестями предлагаемых увеселений ресторанами и кафе большого города. В первый год со своей девушкой Ниной я часто ходил в ресторан "Центральный", где в одном из залов вечером всегда было варьете и "живая" музыка.
Посещение подобных мероприятий сосґтоялось лишь по большим праздникам, потому что денег на жизнь хваґтало в обрез. А иногда мне приходилось выполнять разовые, в основґном, погрузочно-разгрузочные работы.
Как-то в составе бригады, из шести человек, я принимал участие в разгрузке железнодорожного 60-ти тонноґго рефрижератора со свиными тушами, чтобы во время обеденного перерыва вдоволь бесплатно поесть в столовой товарной базы, а после выгрузки вагона получить на руки около 12 рублей, когда стипендия составґляла 45 рублей в месяц. При таких деньгах особо не разгуляться, поґэтому бутылку водки брали с собой, а в ресторане спиртного заказыґвали немного.
Однажды на этом нас застукали.
Официантка сказала, что если я ей не оплачу 50процентов стоимости бутылки водки, то она пригласит дежурившего в зале дружинника, который составит проґтокол о нарушении правил торговли - и с институтом мне придётся расстаться.
Ультиматум пришлось удовлетворить, а посещения ресторанов прекратить.
На первом курсе лектор по истории КПСС, примерно из 500 студенґтов потока, выбрал меня и ещё одного из местных жителей, поставив перед нами задачу, чтобы мы написали работу на межвузовский конґкурс по любой из крупных операций Великой Отечественной Войны.
Теґму раскрыл в полном объёме и сдал работу в срок, получив положиґтельную оценку и похвалу от профессора.
Но я жил на квартире, а денег в нашей семье было в ограниченном количестве, так как своих троих сыновей мать поднимала одна, работая воспитателем в детском саду с мизерной зарплатой на полторы ставки в течение 30-летнего стажа.
Конкурсную работу я сдал в рукописном виде, а мой конкурент смог отпечатать текст, поэтому его работа и быґла признана лучшей для участия в конкурсе от нашего института. Заґто мне итоговую оценку в диплом по истории КПСС лектор на экзамене "автоматом" поставил "отлично".
Так я подтвердил пятёрку аттестата о среднем образовании по истории, занесённую в результате описки.
На первом курсе преподаватель физкультуры заявил меня на общеинститутские сореґвнования по многоборью, куда входили выступления на брусьях, перекладине, кольцах и опорный прыжок через коня.
На занятиях упражнения на трёх первых снарядах я выполнял на "хорошо" и "отлично", а вот зачёт на коне получить не мог по причине того, что от страха прыгнуть с резким усилием вдаль не получалось, поэтому руками каґсался в середине тела коня, что являлось грубой ошибкой.
Преподаваґтель надеялся, что в состязательном запале мне удастся преодолеть фобию.
На первых снарядах я получил нормальные оценки, однако конь мне так и не покорился, точнее, сознание не смогло подчинить подсознание, соотґветственно все мои оценки в командную копилку засчитаны не были.
На следующий год моя девушка Нина поступила в техникум на очное отделение, который закончила с красным дипломом, получив специальноґсть по бухгалтерскому учёту в общественном питании.
Руководство теґхникума ей предложило, чтобы она сразу приступила к работе в одном из ведомственных предприятий Новосибирска, где через полгода обеґщали предоставить отдельную, благоустроенную, но служебную квартиру.
Одґнако Нина с подругами уже запланировали поездку в Москву, где на рабфаке МГУ, отслужив в армии, учился наш одноклассник, который со мной пытался поступить в Новосибирский университет.
Моя, уже жена, Нина настроилась на отдых и не хотела сразу после получения диплома приґступать к трудовой деятельности.
Так мы впервые лишились возможности остаться жить в Новосибирске, то есть закрепиться в большом городе.
После второго курса в августе 1976 года мы с Ниной официально зарегистрировали супружеские отношения. В сентябре я устроился раґботать дворником в ЖКХ своего института, при этом нам для проживаґния предоставили закуток 4 метра квадратных у мусоропровода в ноґвом студенческом общежитии, где мы счастливо и провели остаток времени до защиты мной диплома.
Около трёх лет приходилось поґдниматься в 5-6 часов утра и наводить порядок на закреплённом участке, который был одним из самых тяжёлых и ответственных, так называемый "гостевой маршрут" у главного корпуса НЭТИ. Поэтому прораб чаще всего уделял внимание качеству моей работы, а зимой приходилось в период метелей производить уборку аллей по выходным и праздничным дням, чтобы пешеходы не притоптали выпавший снег. Однажды я решил в новогодние праздники съездить на 2-3 дня в родґной город и упросил поработать за себя в случае снегопада друзей с моей группы.
Один из них был старостой, а по комплекции напоминал актёра Шварценеггера, вторым был его друг из неробкого десятка, отґслуживший в армии и занимавшийся штангой. Но после поездки, приґдя на участок, я обнаружил на аллеях частично притоптанный снег в полметра высотой. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы расчистить пешеходные дорожки.
Мои же товарищи сказали прорабу, что они не рабы чтобы так надрываться - пусть и за двойной праздничный тариф. Они отказались брать с меня деньги из-за неполного исполнения договорґных обязательств с их стороны. Я же всё равно был лишён прорабом зарґплаты в праздничные дни. Он чётко следил и фиксировал отношение каждого дворника к своим обязанностям по качеству уборки, а брак всегда наказывался рублём.
В начале пятого курса мне стало известно, что во вновь открываґющемся НИИ микробиологии, расположенном в живописном сосновом бору между городом и Академгородком, требуются специалисты по профилю моґего диплома.
С товарищем из моей учебной группы обратились в отдел кадров НИИ, заполнили анкеты, необходимые для допуска к работе на секретном объекте, и сдали все анализы по определению состояния здоровья. Мы получиґли положительные заключения, поэтому после распределения в инстиґтуте нашим семьям обещалось в течение полугода предоставить жильё после ввода в строй нескольких 9-тиэтажек.
У друга уже подрастал сын, а ему с семьґёй приходилось скитаться по подвальным жилым квартирам. Он откроґвенно очень завидовал моим условиям проживания, однако, признавая, что работать дворником категорически не хотел, да и не смог бы.
На распределении в комиссии уже находился представитель НИИ микробиґологии, чтобы убедиться в том, что мы дали согласие о прибытии к ним для отработки 3-х летнего срока после получения диплома.
Мой друг Александр Серебрянский женился на 4-м курсе, который при общеґнии за кружкой пива часто говорил, что после получения диплома не хочет жить в больґшом городе, так как ему больше импонирует состояние "первого парня на деревне".
Но ближе к моменту нашего распределения его жена, окончившая институт кооперативной торговли, родители которой прожиґвали в районном центре Новосибирской области, думала иначе. Она "запилила" мужа тем, что у меня ниже средний балл диплома, а при распределении я получаю лучшее по условиям обеспечения жильем место, к тому же в Новосибирске.
Эта ситуация в семье друга мне не понравилась, поэтому я сказал Александру, чтобы он на распределительной комиссии занимал моё место, а мы с женой поедем в Удмуртию. Когда я начал отказываться от места в НИИ микробиологии, то их представитель стал убеждать,чтобы я не делал этого, говоря всем, что кого-либо вместо меня они брать уже не будут.
Я всё-таки отказался, а Серебрянский поехал по распределению своей жены к месту жительства её родителей.
Мне известно, что семье сокурсника, который устроился в НИИ микробиологии, в течение первого года его работы предоставили комнату в коммунальной квартире.
А мы с женой поехали на Сарапульский электро-генераторный завод.
Для себя решил, что надо научиться работать с людьми, о чём мне всегда говорил Андрей Голомазов, который сагитировал меня в Академгородке.
Об этом и сказал в отделе кадров по прибытии на завод, где с большим удовольствием предложили вакантную должность сменного мастера в сборочном цехе по выпуску готовой продукции для военно-промышленного комплекса.
Из 100 человек, работающих на вверенном мне участке, 90 были женщины в возрасте от 18 до 55 лет. Нам с женой предоставили комнату площадью 9 метров квадратных в общежитии коридорного типа, а так же, как молодого специалиста, поставили в профсоюзную очередь на улучшение жилищных условий.
По роду деятельности сменного мастера приходилось выполнять разнообразную работу, например: при отсутствии подсобного неквалифицированного работника приходилось самому вручную возить тележки с готовой продукцией со сборочного конвейера в другой цех, где производились испытания в различных режимах на соответствие техническим условиям.
Или когда наступали авральные дни, как-то: конец месяца, квартала, года, а план по сдаче готовой продукции представителям военной приёмки "горел", то мне приходилось действовать и уговорами, иногда с металлом в голосе, и обещаниями дополнительной оплаты. Очень часто, в основном женщины, ставили встречное условие о том, чтобы я лично, в сверхурочное время их работы, выполнял функции подсобного рабочего.
Они знали, что я всё сделаю осторожно, быстро и качественно, а главное, смогу уговорить работников испытательного цеха или военной приёмки, где в основном, трудились специалисты с высшим образованием, произвести соответствующие операции с изделиями без задержек, а иногда и сокращая нормативные сроки.
Всё это приводило к нервному напряжению, и через полтора года у меня развилась гипертоническая болезнь.
В течение года поиска причин заболевания, начиная с обследований в местной медсанчасти и заканчивая процедурами в пансионате города Сочи, я пришёл к выводу о том, что мне необходимо сменить род деятельности.
И я перевёлся в конструкторский отдел на должность, соответствующую специальности моего диплома о высшем образовании. Мне было поручено готовить рабочую документацию для производства электродвигателей подачи суппорта станков с числовым программным управлением, которые планировалось выпускать на нашем заводе.
Я вспомнил знания, полученные в институте, а применение их в производстве дало технологические навыки. Начальник отдела был доволен моей работой, а он знал все профессиональные тонкости, так как закончил "Уральский политехнический институт" по моей же специальности.
В этот период в центральной прессе прошла публикация о злоупотреблениях верхушки нашего завода, что руководящие должности, а затем уже соответственно занимаемому положению квартиры повышенной комфортности для блатных семей распределяются келейно среди родственников, что в народе называется кумовскими отношениями.
И опять речь шла о членах КПСС, потому что в те годы нельзя было и предположить, что на предприятии военно-промышленного комплекса в органах управления трудятся специалисты, не состоящие в рядах партии.
В профсоюзных первичных организациях периодически проводились отчётно-выборные кампании, а членами профсоюза, как правило, являлись все 100 процентов состава трудовых коллективов. Поэтому на очередном профсоюзном собрании в своём конструкторском отделе во время прений я выступил с предложением о том, что по причине допущенных нарушений норм социальной справедливости снять с должности генерального директора завода.
При голосовании коллеги одобрили мой призыв и выдвинули меня кандидатом в представители от отдела главного конструктора на общезаводскую профсоюзную конференцию. Однако здесь руководство отдела применило возможности административного ресурса, чтобы моя кандидатура не прошла в качестве представителя, так как они хорошо понимали то, чем для их карьеры грозят последствия выступления с подобным предложением.
Также в день проведения общезаводской профсоюзной конференции, которая состоялась в заводском доме культуры, расположенном за пределами проходной, заместитель начальника отдела главного конструктора получил приказ о том, чтобы я ни при каких обстоятельствах не смог проникнуть в зал заседаний.
За час до конца смены, самовольно покинув рабочее место, мне без проблем удалось пройти в зал дома культуры, предъявив профсоюзный билет, так как заседания подобных мероприятий проводились в открытом режиме, а "чёрного" списка просто не существовало.
Заместитель начальника отдела просто физически не мог постоянно дежурить на входе, чтобы своим телом преградить мне проход в зал заседаний.
В этот момент конференция подходила к началу объявления прений. Я прошёл на первый ряд и сел в свободное кресло. Основная же масса старалась разместиться в последних рядах, где преобладали представители рабочего класса.
Когда председательствующий предложил прекратить прения, я поднялся на сцену и с трибуны обратился к делегатам с просьбой о том, что, не являясь делегатом, но состоя в профсоюзе, я хотел бы выступить в прениях!
Тут в президиуме возникло явное замешательство, однако ведущий, который занимал пост председателя профкома завода, всё-таки поставил мою просьбу на голосование. Зал осветился красными мандатами делегатов, голосующих " за " предоставление слова и сидящих, в основном, на галёрке.
А это были люди, не занимающие руководящих должностей.
И мне предоставили возможность сказать.
Волнуясь, я повторил всё то, что говорил на профсобрании трудового коллектива конструкторов с последующим предложением о снятии с должности генерального директора. Когда покидал трибуну, галёрка бурно аплодировала.
Тут же проголосовали за прекращение прений и объявили перерыв.
В фойе ко мне подходили незнакомые делегаты, жали руку и говорили, что молодец.
Конечно, ген. Директор остался при своей должности, а вот о председательствующем, который поставил на голосование мою просьбу о предоставлении слова, ходил слух, что за это он получил выговор.
Однако морально-этический фон на заводе стал таким, что должности и квартиры, нагло, среди родственников келейно уже не распределялись.
Да и мне, когда я, после необходимых трёх лет отработки по направлению института, решил уволиться и уехать из Сарапула по причине отсутствия приемлемых условий проживания моей семьи, была в срочном порядке по очереди молодых специалистов предоставлена отдельная, благоустроенная, однокомнатная квартира жилой площадью 18 метров квадратных.
И я решил дальше работать на заводе. К этому моменту наладка технологии производства на нашем предприятии электродвигателей для станков с ЧПУ была приостановлена, а вносить изменения в техническую документацию по уже отлаженной, военной продукции у меня душа не лежала.
А, в целом, к станкам с ЧПУ интерес появился, поэтому я перевёлся в отдел по обслуживанию их электронной части на рабочую сетку наладчика.
Освоил и эту профессию. Здесь сыграла большую положительную роль специальность, полученная мной на военной кафедре института, где подлежала углублённому изучению электронная начинка зенитно-ракетного комплекса ПВО.
Трудовой коллектив наладчиков был чисто мужской, в основном, комсомольского возраста. А чтобы обслуживать новую высокопроизводительную зарубежную технику, поступающую, как правило, из Италии и Японии, на полугодовую учёбу при предприятиях-изготовителях командировались опытные специалисты, которые в обязательном порядке должны были состоять в рядах КПСС.
Комсомольцы, а уж тем более беспартийные, о подобном повышении квалификации даже и мечтать не могли. Например, наш бригадир по имени Владимир, который любую неисправность, в том числе и на импортном оборудовании, мог в нормативные сроки обнаружить и качественно устранить, но в коммунистическую партию принципиально вступать не хотел. Коллеги-комсомольцы избрали меня секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела.
При обслуживании электронной части станков с ЧПУ по технологии необходимо применение спирта, поэтому количество наладчиков любой квалификации, пьющих на рабочем месте, среди коллег в процентном соотношении было велико.
Иногда работа выполнялась в нетрезвом виде, что приводило к производственным травмам. Спирт редко использовался по прямому назначению, а в основном - внутрь.
В то время я не курил и не пил спиртного по причине того, что совсем недавно из-за нервных напряжений на производстве моё здоровье подорвалось гипертонической болезнью. Своим примером пытался освободить от объятий "зелёного змия" пьющих коллег, сил и нервов на эту борьбу уходило много, а результат выходил мизерным.
А на моём жизненном пути появлялись новые враги, которые не могли терпеть попрания своих гражданских свобод. В памяти остался эпизод при проведении очередного субботника. Нашей первичной комсомольской организации достался фронт работ по разгрузке и последующей доставке мебели по комнатам 5-ти этажного, нового, рабочего общежития.
Все комсомольцы ударно работали, самоотверженно выполняя поставленную задачу, но уже с утра находились в нетрезвом виде, предусмотрительно взяв с собой спирта.
Я же более всего переживал за то, чтобы никто из-за плохой координации движений не поранил себя либо не поломал мебель. Но всё обошлось.
А по итогам субботника наша первичная комсомольская организация среди отделов заводоуправления заняла первое место.
Секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела я пробыл около 2-х лет и с отстающих позиций вывел её на лидирующие места.
В начале 80-х годов прошлого века в центральной прессе стали публиковаться материалы на темы социальной справедливости.
Я выписывал газету "Комсомольская правда", где в одном из номеров было обращение к читателям о том, что редакция ждёт писем о нарушениях на местах, выявленных при распределении жилья, поэтому решил откликнуться, обрисовав ситуацию, сложившуюся на нашем заводе, и реакцию руководства на моё выступление на профсоюзной конференции.
Спустя какое-то время ко мне в обеденный перерыв в присутствии коллег обратился парень, примерно, одного возраста, но на голову выше, а я в нём увидел представителя пролетариата, что потом и подтвердил один из моих товарищей.
Сначала он предложил мне отойти в сторону для разговора, где скороговоркой выпалил следующее, что после окончания рабочей смены за проходной у входа в дом культуры меня будет ждать с газетой под мышкой резидент ЦРУ США, который готов получить обещанную секретную документацию по производимой военной продукции нашего завода.
И тут же быстро ушёл, я оторопел.
Когда вернулся к коллегам и спросил их о том парне, то один из комсомольцев сказал, что он как-то видел его в цехе по производству тары.
О случившемся я рассказал своему бригадиру Владимиру, который родился в этом городе и был старше меня года на три, а также имел обширный круг знакомых.
Он предложил обратиться к сотруднику КГБ СССР, работающему на нашем заводе в первом отделе, который обеспечивает режим секретности предприятия в составе военно-промышленного комплекса страны.
Мы вместе пошли в первый отдел, где Владимир рассказал о случившемся своему знакомому, который предложил мне, передав копии каких-то чертежей, выйти на контакт с резидентом ЦРУ и передать документы,- а уже сотрудники КГБ проследят за ним.
Я дал согласие и после рабочей смены, прождав около одного часа у дома культуры, так и не увидел человека с газетой под мышкой.
В течение рабочей недели ко мне подошёл тот же работник первого отдела и предъявил для опознания несколько фотографий, которые сдают все вновь устраивающиеся на работу в отделе кадров.
И я указал того, кто подходил ко мне с провокационным предложением. Сотрудник КГБ сказал следующее, что с ним разберутся, а от меня хотели бы впредь получать информацию обо всех антисоветских высказываниях моих коллег по работе.
Подобного предложения я не ожидал.
Однако быстро ответил, что таких тем со мной никто не обсуждает, поэтому сообщать нечего, но при повторении аналогичного инцидента немедленно проинформирую сотрудников первого отдела.
На этом и расстались.
Летним днём меня пригласила к городскому телефону секретарь участка наладки станков с ЧПУ, предупредив, что звонят из городского комитета ВЛКСМ города Сарапула.
Когда я взял трубку, то мне было предложено срочно подъехать в гостиницу, где остановился корреспондент "Комсомольской правды", специально приехавший для встречи со мной.
Оформив пропуск, я на общественном транспорте поехал по указанному адресу.
В двухкомнатном номере находились трое мужчин, примерно, моего возраста: один - сотрудник горкома ВЛКСМ, другой - комсомольский вожак нашего завода и третий - специальный корреспондент газеты "Комсомольская" правда" Сергей Поживилко.
Он сказал, что его интересуют подробности того, о чём я написал в редакцию. Я предложил, чтобы мы разговаривали вдвоём, поэтому перешли в другую комнату.
Сергей поставил на стол перед собой небольшую кожаную сумочку, сказав, что у него нет никакой звукозаписывающей аппаратуры.
На это замечание я ответил, что готов говорить и под запись, так как в моём повествовании нет ничего противозаконного.
Беседа продолжалась около четырёх часов.
Один из его вопросов был о моём отношении к вводу ограниченного контингента советских войск в Афганистан.
Я рассказал о своих эмоциях, которые мне пришлось испытать, когда по поручению заводского комитета ВЛКСМ принимал участие в траурной церемонии похорон молодого воина срочной службы, призванного с нашего завода и добровольно пожелавшего исполнить свой интернациональный долг.
Когда с другими комсомольцами нёс гроб, то наворачивались слёзы, и я не мог понять - за что, за какие идеи этот восемнадцатилетний парень, не познавший всех радостей жизни, должен быть предан сырой земле?
Мне было больно.
Одним из последних вопросов был о сокровенной мечте в жизни.
Президентом СССР, был мой ответ.
Сергей констатировал, что сейчас такой высшей государственной должности в стране нет.
Я же остался при своём мнении, добавив, что к тому времени будет.
На следующий день Сергей пришёл на моё рабочее место и пообщался с наладчиками станков с ЧПУ.
И вот 30 ноября 1984 года в газете "Комсомольская" правда" в специальном выпуске политдня в разделе "Диалог" под заголовком "Тема для размышления" вышла статья "Позиция или поза" С.Поживилко.
"- Поступило предложение прекратить прения"- сказал председатель.- Есть ли другие предложения?
- Есть!- поднялся худощавый паренёк в первом ряду.- Прошу предоставить мне слово.
По залу прокатилось: Барченков...
Его в Сарапульском электрогенераторном объединении знают многие.
Кто сам слушал острые, принципиальные выступления, кто наслышан от других. Зал разрешил ему выступить, хотя он и не был делегатом профсоюзной конференции.
Сбиваясь, волнуясь, Анатолий говорил о сверхурочных работах, о нарушениях в торговле, в распределении жилья. В подтверждение своих мыслей процитировал заметку из журнала, в которой критиковались недостатки распределения жилья на их заводе.
И предложил вывешивать списки получивших ордера на квартиры.
Казалось бы, активная жизненная позиция Анатолия заслуживает полной поддержки.
Вот и комсомольцы отдела, учитывая его принципиальность, выбрали Барченкова комсоргом. В колхозе на субботнике, в соревновании - он первый. К себе требователен.
Словом, живёт человек по совести.
Но знакомишься с поступками Анатолия поглубже, с предысторией того же выступления на конференции и замечаешь: как-то неполно, однобоко понимает он справедливость.
Свою позицию он выразительно сформулировал в письме в редакцию: "Принципиальность утверждается только в виде критики".
Только ли? На профсоюзной конференции, где выступал Барченков, о тех же недостатках, что и он, говорил председатель профкома Д.С.Просвирнов, причём говорил более обстоятельно, доказательно, с цифрами и фактами.
Почему же его критику восприняли как должное, а чтение Барченковым всем известной заметки прозвучало как сенсация?
После той публикации в объединении были приняты строгие меры. Партком КПСС проинформировал о них парторгов и начальников подразделений.
Но до всех информация не дошла.
Именно поэтому одни делегаты аплодировали Барченкову, как смелому человеку, а другие требовали лишить его слова, считая демагогом и крикуном.
Странная складывается ситуация.
Конечно, в ней стоило и разобраться и комитету комсомола, и руководству объединения. Они этого не сделали.
Учить Барченкова, как отстаивать справедливость взялись другие.
Прямо в зале, едва закончилась конференция,
к Толе подошёл один знакомый и сочувственно сказал:
"Теперь тебя осадят".
Другой сообщил, что за ним якобы организована слежка.
Третий намекнул, что за выступление его лишат заманчивой путёвки...
Пустой злой навет.
А Толя прислушивается.
Почему?
Ведь дела опровергают слухи.
Когда генеральный директор объединения Евгений Петрович Сторонкин принимал предприятие, первым делом пошёл не по цехам, а по посёлку.
А наутро собрал у себя руководителей. " На заводе сухо, все в туфлях. А в посёлке? Дети грязь месят..."
И положение во многом изменилось.
В посёлке старенький, не выдерживающий повышенных нагрузок водопровод. И директор, и депутат городского Совета Селюкин добиваются реконструкции, но кто знает об их усилиях и сложности работы?
Может, многотиражная газета рассказала?
Увы.
А сарафанное радио не ждёт.
Идёт разными путями к каждому.
И вот уже утверждается мнение, будто "начальство" ест в специальной столовой чуть ли не из ресторана привезённые обеды.
Копнёшь - сплетня.
Беседую в курилке с товарищами Барченкова по бригаде - они наладчики станков с программным управлением. Курилка одновременно и трибуна, и зал.
Каждый здесь и оратор, и слушатель.
- Услугами "сарафанного" радио пользуются все,- усмехается Женя Маргин.
- Кто что слышал - рассказывает.
- Сплетен и слухов много,- поддерживает его Сергей Глезденёв.
- Не станешь же по каждому поводу собирать многотысячный коллектив.
Ведь ничего не скрывается, все на виду,
- с горечью говорит секретарь парткома КПСС Владимир Михайлович Чернов.
- Проводим единые политдни - на несколько сот вопросов отвечаем в цехах.
Проблема не из простых.
Как сделать, чтобы с трибуны и "в своём кругу" говорилось одно и то же?