ГЛАВА 3
        Утро начинается с улыбки? Как бы не так! Утро начинается с борьбы за 
место под солнцем... вернее, под душем.
        - Папа, вылезай! - кричу я, нервно отщипывая кусочки штукатурки на 
вздувшейся трещине рядом с выключателем. - Я опаздываю, ну па!
        - Вставать надо раньше, - гудит голос знаменитого журналиста, - а мыться 
реже...
        - Па, ну ты что!
        Мимо проходит мама, улыбается своим мыслям и поглаживает меня по руке.
        - Сейчас он выйдет, - объясняет она мне, словно я инопланетянка.
Спокойная как танк; как я ей завидую!
        Завтракать мы пытаемся все вместе, но папа то и дело уносится к 
телефону, возмущенно ворча: "Неужели за целый год нельзя было одну розетку на 
кухне починить! Эх, девушки...". Мы с мамой тихонько хихикаем над ним.
        - Сегодня весь вечер провозится, - говорит Мурза, - вот увидишь.
        - Господи, какое счастье! - искренне восхищаюсь я, одновременно 
дожевывая бутерброд с ветчиной. - Мужик в доме появился, с руками! Все работает, 
все движется...
        - ...ничего не скрипит! - подхватывает Мурза. - Еще хочешь?
        - Не, мне бежать... Уже без десяти!
        - Да подожди, может, он тебя подбросит...
        - А, в самом деле! У нас же еще и машина теперь есть - я все время 
забываю.
        - А вчера ты разве на метро ехала?
        - Конечно! Вчера он спал как сурок, понедельник же был.
        Одна из папиных программ выходит поздно вечером в воскресенье в прямом 
эфире, так что в понедельник он отсыпается.
        - Господи, как вспомню...
        Мама смотрит в окно, не замечая, как с ложки на пол падают капли 
овсянки.
        - Мам, ты чего?
        - Да это я так, - мотает головой, - не обращай внимания.
        - Все ведь уже хорошо? - спрашиваю я.
        - Ну, конечно, - отворачивается, чтобы помешать кашу. - Все хо-ро-шо...
        Мурза, хоть и сильная личность, но все-таки очень ранимая. А папочка 
поганец, это уж точно. Но лучше уж свой, хорошо изученный поганец, чем вовсе 
никакого.
        - Так, девушки, меня вызывает "Интерпол", - сообщает папа, входя в 
кухню. - Надо ехать... Маша! Собери мне, солнышко, все отвертки.
        "Отвертки" - понятие глобальное и, скорее, абстрактное, чем конкретное. 
В зависимости от случая означает: а) чемодан б) документы в) камеру, кассеты и 
остальные причиндалы для съемки г) что угодно, дорогая, сообрази сама! Десять 
дней назад папа окончательно убедился в неспособности Насти Мерзляковой 
научиться собирать отвертки - и немедленно вернулся к нам. Он всегда так: как 
только убедится, что решение было неправильным - тут же его меняет. Близнец, 
одно слово...
        А Настя красивая. Смуглая такая, высокая, глаза вечно горят, как 
фонарики, и всех смущают. Даже странно, что у папы хватило ума не приглашать ее 
в программы. Из нее ведь замечательная "говорилка" получилась бы - только тогда 
он вряд ли бы от нее так скоро отвязался. Наверное, Нинка-неразлучница не 
позволила.
        С Нинкой он работает в паре пятнадцать лет, мы ее любим. Необыкновенно 
симпатичная: светло-рыжие кудряшки, чуток веснушек по щекам и ярко-голубые 
глаза. В прошлом году ее уговорили сниматься в рекламе "Рододендрона": мол, Нина 
Кирлицкая идеально отражает образ верной жены и заботливой мамы - и особенно в 
допотопном светло-голубом свитере из ангорки! Она еще хохотала: "Рододо... 
родедо... родродендра... тьфу! Это ж надо так назвать стиральный порошок..." И 
вспоминая молодость, разучивала скороговорки по учебнику для театральных училищ. 
Надо же: закончить Щукинское, быть фавориткой самого Симониди - и уйти в 
журналистику! Мне бы такое лицо - да я бы... (Вот на этом месте моя бабушка не 
преминет вставить: "Бодливой корове бог рог не дает". И улыбается, как дедушка 
Ленин... А ведь не враг, родная бабушка! Удивительное чувство родства. Меня 
природа таким не наградила - поэтому я редко к ней езжу.)
        Неразлучницей наше семейство называет Нину потому, что она ни за какие 
коврижки не согласится расстаться с папой - и потому, что она замужем. Муж у нее 
из породы очкариков, переводчик с французского, страшный растяпа, без памяти 
влюбленный в Нину и двоих бестолковых пацанов, чуть помладше меня, которыми, по 
ее собственному выражению, она отстрелялась еще до знакомства с божественным 
Владимиром Шуваловым.
        С Мурзой они лучшие подруги, поэтому Неразлучница с первого же дня 
возненавидела Настю. Прибегала к нам каждое воскресенье, почти под самый эфир, 
восклицала:
        - Я ее видеть не могу! У, выдра волосатая... Машуня, ты только не 
дрейфь. Вернем твое сокровище, непременно вернем!
        - Сядь, Нинульчик, успокойся, - говорила тогда мама, одновременно 
вздрагивая - и гордо выпрямляясь. - Сокровище... пылающих скал, - бормотала она 
затем. - Дерьмо, а не сокровище... И нечего... возвращать... НЕ-ЧЕ-ГО... 
слышишь?!
        Мама плакала, как побитая кошка - и готовилась взять реванш, только 
никому об этом не говорила. Я так думаю, что Нинка это чуяла, потому что утешать 
не утешала, а так только, подбадривала.
        - Вовульчик! - кричит мама из большой комнаты. - Ты в российское бюро 
или в Лондон?
        - В Лондон, Машенька, - басит папа. - Дня на два, наверное. Ты собирай, 
а я пока Аньку отвезу.
        С чего бы такая заботливость? Обычно, если ему самому никуда ехать не 
надо, то уж меня-то он точно не повезет. Еще и шпильку обязательно воткнет 
насчет того, что надо быть ближе к народу... да, попробовал бы сам! Лет десять, 
небось, в метро не ездил - все думает, там сесть можно.
        - Поехали, да? - Это я уже у дверей. И сразу за ними, тихо:
- А чего это ты расщедрился?
        - Заехать надо в одно место, - говорит он, кажется, неохотно. - Как у 
тебя на работе?
        - В субботу больше не выходим, отпала необходимость. В четверг у шефа 
день рожденья был. А что за место?
        - Гульнули? - Папочка делает вид, что не замечает моих расспросов. 
Почему-то уйти от ответа ему проще, чем соврать.
        - Ну, они там коньяком упивались, а я его не люблю, ты знаешь... Пап, ты 
в Ясенево потом поедешь?
        В Ясенево живет Настя. Одиннадцатый день - одна. А я работаю на 
Калужской. По Профсоюзной пять минут и по Новоясеневскому столько же... А Мурзе 
еще белую рубашку погладить надо - он это знает...
        Светофор. Папа поворачивается ко мне, не изменяя положения рук на 
обтянутом светлой кожей руле, и называет меня так, как я терпеть не могу:
        - Нюша!
        Я фыркаю, на что он не обращает внимания. Продолжает:
        - Настырность, Нюша, хороша, когда берешь интервью у Немцова или 
Шабдурасулова. Но она абсолютно неуместна в беседе с Примаковым.
        - Ты, что ли, Примаков-то? - смеюсь я. В этот момент зажигается зеленый, 
и педаль газа резко уходит в пол, а меня слегка вдавливает в сиденье. Девяносто 
пять с разбега? Это он рискует наскочить на штраф... неужели все еще 
рассчитывает на популярность? Сейчас проверим.
        - Старший инспектор ГИБДД Семин, ваши документы, гос-по-дин Шу-ва-лов, - 
язвительно гундосит толстый дядька в квадратных пластмассовых очках. Этот своего 
не упустит, хоть ковровой дорожкой перед ним стелись!
        Папа выходит из машины. О чем-то они там переговариваются, стоя без 
зонтов под мелким дождиком... Семин-то хоть в фуражке, а у папы голова босиком, 
как выражается моя двоюродная племянница Инночка. Вот простудится - будет знать, 
как лихачить!
        Дверца открывается.
        - Так что приходите обязательно, мне крайне важно дать в эфир именно 
ваше мнение! Спасибо!
        Он так широко улыбается, что можно не сомневаться: на деньги не попал.
        - Ну, не Примаков, - довольно говорит он, трогаясь на приличествующих 
случаю пятидесяти восьми в час, - но к этим гиблым друзьям, знаете ли, тоже 
подход иметь надо. А то они всю мелочь из карманов норовят выгрести.
        - Ой, смотрите на него! Мелочь! - поддеваю я. - Скажи лучше - 
ползарплаты!
        - Так это официальной, - посмеивается папа. - А хочешь, в магазин 
заедем? Купим тебе чего-нибудь... Вот этот сарафан твой мне еще в прошлом году 
надоел.
        Я внимательно оглядываю его: чего хочет? Магазин какой-то... Еще бы в 
бутик позвал! Тогда уж вообще... Нормальный сарафан, английская шерсть, и 
водолазка в тон - вся женская часть конторы утверждает, что это суперэлегантно и 
жутко модно. Нет, что-то затевает наш Поликарпыч, это точно! Вот что?
        - Без четверти девять, - говорю я неторопливо. - Через пятнадцать минут 
надо быть в офисе. А то Галка моя на меня обидится.
        - А мы заедем - и отпросимся! - говорит он. Настойчивый какой. Зачем, 
зачем ему со мной куда-то ехать?
        - Не, пап, - решительно отказываюсь я, - у шефа гости сегодня в 
одиннадцать, надо все подготовить. Протокол, сам же знаешь. Не дай бог чего не 
так...
        - Вообще не понимаю, зачем ты там работаешь!
        Кажется, слегка разозлился. Так-так...
        - Шла бы уж в Останкино, раз такая ответственная. Мне вот администратор 
нужен.
        - К вам ездить далеко! - смеюсь я. - А потом... - нарочно слегка медлю, 
- ты же раньше мне этого не предлагал...
        И смотрю во все глаза. Обидится, смутится или пропустит мимо ушей?
        - А теперь предлагаю, - отвечает он твердо.
        Пропустил. Ну и ладно.
        - Увольняйся.