Абдрахматов Канатбек Ермекович. Проба

Американцы приехали неожиданно. Конечно, Самат знал, что в этом году должны были начаться совместные работы, но начальство, как всегда, все держало в секрете (чтобы не дай Бог кто-нибудь из своих же, не перехватил инициативу), потом вдруг сказало - встречайте в среду. Самат молча выслушал приказ и рано утром в среду поехал встречать рейс N 546 Стамбул-Бишкек. Пройдя через толпу встречающих, из которых добрая половина была таксистами, в зал таможенного контроля, Самат увидел Такао Кавасуми, с которым ранее встречался и знал в лицо. Тот приветственно вскинул руку и, обернувшись к стоящим рядом с ним, нагруженным огромными американского размера сумками, людям, что-то сказал. Их лица с готовностью озарились улыбками, и они закивали головами. Сунув начальнику смены 100 сомов, Самат крикнул - Такао, this way! и иностранцы быстро прошли все таможенные формальности. Через несколько минут они уже стояли в фойе аэропорта, окруженные толпой таксистов, тщетно пытающихся заполучить клиента и дружественно похлопывали по плечу Самата.

- Ты почему не предупредил меня, что прилетаешь в июне? - спросил Самат в промежутке между отпихиванием владельцев личного транспорта, норовящих вырвать какую-нибудь сумку у растерянных американцев и попыткой запомнить имена будущих коллег, с которыми ему предстояло провести несколько недель в горах. Таксисты, в большинстве своем турки или даргинцы, которых так много в прилежащих в аэропорту селах, не отстали, пока иностранцы не сели в потрепанного вида Уазик. Имена иностранцев он прочитал в письме, которое директор сунул ему вчера и сейчас пытался определить кто есть кто.

-Как! Мы же послали е-майл директору еще два месяца назад - огорчился Такао. Японец был похож на кыргыза и непосредственен как настоящий американец. Хотя, он и в самом деле родился в Штатах. - Fuck!- выругался он и радостно уселся на переднее место. Остальные, кое-как запихав сумки в довольно объемистый, видавший виды Уаз-452, тоже расположились согласно какой -то, неведомой Самату иерархии и машина выехала из окруженного высоким забором аэропорта.

Красоту Киргизского хребта, величественно плывущего в небе, Самат видел много раз, тем более что часто приходилось встречать гостей в аэропорту, но американцев снежные пики сразили наповал. В одном месте они не выдержали и попросили Самата остановиться. Выскочив из машины, распаковывая на ходу камеры, они восхищенно вертели головами и со словами - "My Dear!"- тратили пленку. Мартин ( это самый худой из них, немного похожий на наркомана ) убежал далеко в поле и все не мог найти удачного ракурса. Рэй, небольшого роста американец, как выяснилось потом, с примесью таиландской крови, оказался более сдержанным. Он только тихо улыбался круглым лицом. Третий, самый молодой из них, по видимому вообще в первый раз выехал за пределы своей великой страны, денег на пленку в достатке не имел, поэтому от машины далеко не отходил, а только потрогал ее видавшие виды бока и спросил, сколько ей лет. Получив ответ, не поверил, но вежливо промолчал. Наконец Мартин вернулся и остальную часть пути они проехали под нескончаемый аккомпанемент комплиментов природе Киргизии.

Самат геолог, работал в одной из научных организаций Академии наук Республики. Зарплата была мизерной, поэтому если бы не гранты, которые иногда ему удавалось получить из различных международных фондов, Самат давно бы таксовал. Эти гранты помогали ему держать на плаву свою семью, дочерей с бывшей женой и родителей с братом, живущим на их пенсию. Так как гранты международные, то каждый год приезжали американцы или европейцы - поучить аборигенов, а заодно и материала набрать в экспедициях в отдаленных районах Тянь-Шаня, благо Кыргызстан стал открытой страной для иностранцев. В экспедиции Самат совмещал должности научного консультанта (он был доктором геолого-минералогических наук), водителя - экспедитора и переводчика одновременно. Менеджера, одним словом.

Через два дня, запасшись продуктами и необходимыми в полевых условиях материалами и захватив жену Самата, которая чудесно готовила, груженная с верхом машина выехала в сторону Нарына. К вечеру этого дня четыре разноцветных одноместных палатки и большая палатка, в которой колдовала Асель, уже стояли на берегу небольшого чистого ручья, впадающего в реку Джамандаван.

Ночью этого же дня, со склонов хребта Джамантоо, хмуро нависающего над лагерем, спустились несколько вооруженных небритых людей, которые почти без звука связали спящих людей, а затем, посадив их на несколько лошадей, исчезли в синеющем тумане.

Глава2.

Начальник Сарыталинского РОВД, майор Казакбаев в то утро на работу не пришел. Той, который накануне устраивал близкий родственник Казакбаева, затянулся далеко за полночь. Как обычно, мясо подали поздно(где-то в третьем часу ночи), затем приготовили бешбармак, а потом, пока долго пьяно прощались, как будто и в самом деле уезжали далеко, наливали нескончаемый посошок на дорожку "аттанар - аяк", уже наступали предутренние сумерки. Так что поспать удалось от силы два -три часа. И прроснулся майор вовсе не от того, что так сильно любил свою работу и старался приходить вовремя в обшарпанное здание районного отдела. Нет. Просто гости с тоя, рано утром со словами "Не тот друг кто напоил, а тот друг, кто похмелил" подняли его с постели, традиционно постеленной на полу и тут же налили ему полный стакан. Казакбаев не отказался, так как знал, что только так можно прийти в "норму". Нормой же считалось то полупьяное состояние, в котором он пребывал почти всегда. Однако, удержаться от следующего стакана, который сваты из Иссык-Куля - большие мастера уговоров- налили после одного круга, он не смог и к обеду был уже "хороший".

Старшина Уметов, дежуривший в этот день в райотделе, хотел отпроситься у начальства, потому что в этот день предстояло стричь баранов. Отец, человек крутого нрава, сказал как отрубил: "будем стричь овец!" и даже не моргнул на робкую просьбу сына перенести это на следующий после дежурства день. Так что, надо было что-то делать. Помучившись до обеда и утомившись от уговоров заменить его, Уметов закрыл райотдел на замок и пошел к школьному другу Нурлану за ножницами.

Адил, который первый набрел на пустой лагерь геологов, в этот день никого из блюстителей порядка не нашел. Да вообще-то и неотложных дел много было. Переночевав у материного брата и ткнувшись для порядка еще раз утром в закрытые двери РОВД, он сел на свою лошадку, заехал на базарчик выпить разведенного спирта, которым торговали здесь в любое время дня и ночи, а затем двинулся в свое родное село Минсай, расположенное в 10 км от райцентра. На самой окраине села он встретил своего друга детства Анарбая, который с ходу увидел, что день его друг провел без него и успел уже потратить заначку, о которой давеча толковал. Заначку было жалко до слез. Однако Анарбай этого не показал.Он сидел на краю арыка и молча вертел в кривых зубах соломинку. Адил, увидев друга, почувствовал свою вину.Он подъехал к равнодушному Анарбаю и спросил:

-Ну что, гуманитарку не привезли?-

-Конечно, увидели что такой важный начальник едет, сразу вертолетом прислали! - зло ответил Анарбай, понимая, что конечно же, никакой бутылки с собой Адил не привез.

"Сволочь, как на халяву мою водку жрать, так золотые ручки, а как другу что-нибудь оставить, так ни хрена! "- подумал Анарбай и резко поднявшись пошел прочь.

-Эй постой, там какие-то геологи приехали, у них спирт есть- крикнул Адил, который секунду назад и не думал об этих геологах.

-Где? Какие геологи?-

обернулся Анарбай, который как-то работал с геологами и до сих пор с удовольствием вспоминал то время, когда спирт, которым геологи протирали "оптические оси", лился рекой.

-- Там, у мазара! - махнул рукой Адил.

Через полчаса они уже подъежали к лагерю, которого еще позавчера не было. По дороге Адил рассказал другу, что поехал искать пропавшую корову и наткнулся на лагерь геологов, уютно расположившийся на берегу речки. Насчет геологов он сначала засомневался, потому что палатки уж больно красивые, разноцветные,но потом, когда увидел вьючные ящики, которые он когда-то видал у геологов, все же решил что -они. Да и туристам в этом краю, где кроме глинистых адыров ничего интересного не было, делать вроде нечего. Немного потоптавшись, покашляв для приличия, Адил заглянул на кухню, но никого там не нашел. Все палатки были открыты и пусты. Решив, что люди где-то рядом, Адил посидел немного возле лагеря, а потом решил все-же ехать домой. Дома, как только он показался на пороге на него накинулась жена, которой срочно понадобился керосин и он, прихватив кусок серого невкусного хлеба, потрусил на своем лошаке в райцентр. Мысли о геологах не оставляли его и он решил на всякий случай сообщить в милицию. Все же граница недалеко и лишний раз перед властью отметиться как бдительный товарищ неплохо. Но никого не нашел, да и искать особо не стал, потому что передумал - свяжешься с ними, потом от насмешек житья не будет. А теперь столько времени прошло, наверняка геологи вернулись и обмывают лагерь. Тут и они поспеют. Геологам надо с местными дружбу водить, а они не последние люди здесь, так что тут сто граммами не обойдется.

Анарбай молча слушал друга. Он знал, что Адил вовсе не корову ездил искать, а наведывался к Сайре, муж которой уже месяц лежал в Нарыне в больнице. Ее юрта стояла в небольшом сае, верховья которого выходили на склон Джамантоо, поросший густым ельником. Анарбай и сам бывал не раз в этом ельнике, запасая дрова на зиму, а заодно выглядывая вислозадую Сайру, которая не отказывала даже местным десятикласникам. Да черт с ней с Сайрой, этого добра он видал навалом, но вот тот факт, что Адил побывал в пустом лагере и ничего не взял, его задевал. "Честный нашелся, хрен с ушами"- зло думал Анарбай, которого то и дело обдавало перегаром, от которого хотелось закусить и от этого он становился еще злее.

-- А что же ты, ничего не взял? - спросил он на всякий случай.

-- Ну да, сидит кто-нибудь на горочке, в бинокль смотрит, чего- нибудь стыришь, сразу прибежит, еще и в морду даст! - осклабился Адил.

Лагерь оказался не таким уж пустым. В уазике копошилась какая-то женщина в джинсах. Сразу видно, что городская. Увидев подъежающих, она выскочила из машины и крикнула

-- Ребята! -

-- Здравствуйте эже! - поздоровался Адил. Анарбай промолчал, хмуро разглядывая женщину, которая по виду была не старше их и называть ее эже он не стал бы. Впрочем даже и старше была бы, какая она эже. Если ездит с геологами, значит сучка какая-то, каждому здесь подстилка, видал он таких, когда с ними работал. Курит наверное и водку жрет. При этом строит из себя недотрогу и разговоры умные ведет- это уж точно. Еще "спортивку" одела, телка недоделанная.

-- Ой, ребята, хорошо, что вы приехали! - засуетилась женщина и вдруг зарыдала навзрыд.

-- У меня мужа увезли, вместе с американскими геологами, их 4 человека было и муж с ними и меня сначала увезли, а потом отпустили, еле дошла до лагеря! - сквозь слезы, несвязно запричитала женщина.

-- Э-э, какие американские геологи, кто увез! - ничего не понял Адил

-- Мы из Бишкека, работаем с американцами, приехали сюда,им что-то здесь надо , мой муж тоже геолог, но и как водитель работает. Поставили палатки, покушали, я им еще китайской лапши разогрела, мужчины выпили немного, я посуду помыла и мы спать легли. Мы с мужем в машине спали. А ночью какие-то люди, ничего не говоря, связали нас всех и повезли в горы! А утром меня на лошади опять везли куда-то, я думала убьют, а они отпустили меня, а а сами уехали куда-то! Я посидела немножко а потом повязку сняла. Мне какая-то женщина дорогу показала, я уже хотела в милицию идти, а тут вы приехали! - немного успокоившись, сквозь слезы рассказала Асель.

-- Ой билаат, вот это дела! - протянул Адил и слез с лошака. Анарбай опять промолчал и слезать не стал.

-- Что ты думаешь! - посмотрел на друга Адил.

-- Что-что! Что тут думать- в милицию ехать надо! - вспылил Анарбай, который понял, что опять со ста граммами пролетел. А ведь водка в лагере есть. Он громко сглотнул при упоминании о ней и китайской лапше, которую тоже очень любил.

-- Только я не поеду. Мне надо огород поливать! - добавил он.

-- Э-э, бырат! Какой огород, видишь тут людей украли! - сказал Адил.

-- Какой украли, что здесь Чеченстан что-ли! - разозлился опять Анарбай, не понимая, что все же случилось. Баранов в последние годы воруют также часто как казаны и алюминивые фляги, но чтобы людей... Такого еще не было! А может эта дура путает что-то. Ишь футболку напялила и лифчика явно нет.

-- Нет, они сказали, чтобы я сказала, что они взяли их как заложников, а потом скажут, что они хотят! - сказала Асель.

-- Э-э братан! Тут что-то не то! Заложники какие-то. Если там американцы, Америка за своих может и десантников прислать! - задумчиво протянул Адил,представив себе, что по их селу расхаживают американские десантники, которых он видел по телевизору.

-- Карындаш, ты расскажи толком, кто украл-то твоего мужа с американцами! - заинтересовался наконец Анарбай, решив, что можно что-нибудь "наварить" этой мутной истории. Если кто-то в милицию поедет, то кто-то должен остаться. Почему не он? А там посмотрим. Вон машина стоит целехонькая. Можно же бензин слить и "пихнуть" его потом Сейтбеку за пару пузырей самогонки.Или еще что-нибудь.

-- Я не знаю кто! Один из них по- киргизски говорил. Когда приехали в горы, они о чем -то говорили, спорили вроде. А потом меня обратно повезли.Только один раз повязку снимали, но было темно, я плохо видела. Мой муж с американцами на земле сидел, а вокруг эти люди стояли с оружием. Этот мужчина сказал, что они берут американцев как заложников, а муж мой будет переводчиком. Сказал - иди в милицию и скажи, что мы взяли заложников, условия выставим потом. Он еще сказал, что если за заложников не заплатят, то они сначала уши их пришлют а потом головы, и моего мужа голову тоже! - начала опять плакать Асель.

-- Ладно. Тут мы ничего не решим, надо в район ехать! - пошевелился на лошади Анарбай.

-- А что, тут все оставим? - равнодушно спросил он, посмотрев почему-то на Адила.

-- А что, кто тут возьмет? - не понял тот друга.

-- Мне все равно, только мало ли кто может мимо проехать. Посмотрит что никого нет и прихватит что-нибудь! - наставительно сказал Анарбай.

-- Карындаш-то в любом случае должна ехать и кто-нибудь с ней. А здесь надо кого-нибудь оставить, так нельзя! - подведя тоном черту, заключил он.

-- Э-э, братишка, ты же огород поливать собирался! - заулыбался Адил.

-- У меня ключи от машины есть! - вдруг вспомнила Асель

-- Муж в брюках оставил, а я нашла. Его, бедного, совсем без штанов увезли. Еще по голове чем -то стукнули, он так и лежал на земле, пока они других связывали!

-- А что, они ничего больше не взяли? - спросил Анарбай, снова вспомнив о водке.

-- Они, оказывается, продукты захватили, я уже в кухне была и еще что-то из вещей. Большой мешок на лошади был. Я не знаю, надо еще посмотреть! - ответила Асель.

-- Ну вот, Адил. Ты водилой работал в МТС, давай с сестренкой в район. А я здесь посторожу! - нетерпеливо сказал Анарбай.

-- Ну ехать так ехать! - обрадовался возможности покрутить баранку Адил.

Через несколько минут Анарбай уже пил пиво, которое он нашел на кухне у геологов.

Глава 3.

Самат очнулся от нестерпимой боли. По видимому, его неудачно кинули на лошадь и ее хребет теперь больно ерзал в паху. На голову был накинут мешок и ничего не было видно. Руки были связаны, а сам он сидел за чьей-то спиной, пахнущей лошадиным потом. Ночью, когда открылась дверь машины, в которой он спал с Асель, он проснулся, но не успел ничего понять. На его, высунувшуюся из спального мешка голову обрушился тупой удар и он потерял сознание. Теперь голова, залитая кровью со стороны правого уха, тоже болела, но терпеть боль в паху было невмоготу и он пошевелился, пытаясь устроится поудобнее.

- Сидеть! - резкий удар локтем попал по ребрам и Самат застонал. Но поправиться успел и теперь боль в затекшем члене медленно рассасывалась.

-- Ребята! Все здесь? - сдавленно крикнул кто-то и тут же застонал от удара.

-- Эй ты, водила! Скажи им, чтобы заткнулись. Разговаривать нельзя!- грубо сказал чей-то голос.

-- Они требуют прекратить разговоры - крикнул Самат, удивившись, что эти незнакомцы знают, что он говорит по-английски. Незнакомец говорил по-русски, с каким-то едва уловимым акцентом. Где-то рядом заплакала Асель.

-- Самат здесь, о кей!- крикнул Рэй и ойкнул, по видимому, получив удар.

-- Я сказал, заткнуться! - рявкнул тот же голос.

-- Пожалуйста, храните молчание. Все будет хорошо! - крикнул Самат, хотя очень слабо представлял, что их ждет. Он пытался понять, куда их везут и кто эти люди. То, что этих людей несколько, он понял по тихим репликам, которыми те изредка обменивались.Сначала он подумал, что это китайцы. Особых причин так думать не было, но это была первая мысль. Все же граница не так уж далеко, через пару хребтов. Пара пустяков для десантников. Но зачем китайцам американцы-геологи? И почему они так точно вышли на них? Понял Самат также, что все его друзья и Асель вместе с ним едут сейчас в неведомое и его сердце сжалось. Ехали долго. Самат чувствовал, как солнце поднималось все выше и начало припекать. Слева, откуда-то снизу доносился слабый шум реки. Лошадь то пробиралась сквозь заросли, то карабкалась куда-то по камням, скользя неподкованными копытами.

Наконец кто-то коротко крикнул - Стой!- и лошадь, на которой ехал Самат, привязанный к чьей-то спине, встала. Через несколько секунд веревки ослабли и он кулем свалился на каменистую землю. Рядом, выругавшись, свалился еще кто-то. Потом его взяли за связывавшие его путы и потащили по земле. Наконец его кинули в кучу, куда Самат упал, задев кого-то ногами.

-- Извините! - сказал Мартин. Рядом копошился Такао и тихо ругался. Асель рядом не было.

-- Асель! Асель!- тихо позвал Самат, пытаясь сесть.

-- Я здесь! - отозвалась Асель.

Рядом с сидящими и лежащими на земле геологами стояло несколько человек. Их молчаливое присутствие ощущалось по запаху сапог и скрипу оружия, которое они по видимому, держали у ног. Затем двое или трое из них отошли в сторону и тихо стали переговариваться. Изредка кто-то из них ругался по-русски, но больше ничего не было слышно. Наконец зазвенела уздечка, кто-то на лошади стал отъезжать и Самат услышал, как Асель сдавленно крикнула. Он попытался встать, но удар прикладом снова положил его на землю.

-- Эй, мужик! Отпусти женщину! Это моя жена!- крикнул Самат, снова пытаясь встать.

-- Сиди, сука! Сейчас ты моей женой будешь! - приклад опустился точно на правое ухо и от боли Самат потерял сознание.

Он очнулся от того, что кто-то лил на него воду. Мешка на его голове не было. Не открывая глаз, Самат пытался сообразить, где он. Слабый шум реки, который сопровождал их все время, исчез. Но где-то слышался блеянье овец и тянуло кизячным дымом. Наконец Самат открыл глаза и увидел перед собой крутой склон, поросший редким кустарником. Склон был сложен известняком, который давал крутые карнизы и отвесные участки чередовались с пологими, на которых и росли кусты тавылги. Он лежал на поверхности террасы, которая уходила далеко вниз, а справа резко обрывалась, как видно, крутым уступом. Там внизу виднелся краешек какой-то реки. Самат лежал у покосившихся ворот какой-то брошенной кошары, от которой остался только глинобитный дувал. Рядом с кошарой стоял типичный чабанский домик, которых много было настроено в советское время и разграблено при новых временах. Окна домика были забиты листами фанеры и толи, но он казался обжитым.

Прямо перед ним сидел на корточках человек. На вид ему было лет 35-40 и на китайца он явно не был похож. Он сидел на корточках, слегка наклонившись на правую ногу и курил. Одет он был в камуфляжную форму, а на голове была солдатская шляпа. Несколько поодаль от него к небольшому бревну был прислонен автомат Калашникова. Дальше виднелась юрта, возле которой, стояло несколько лошадей, привязанных к вкопанному землю столбу.

О! Оклемался !- сказал кто-то почти радостно и Самата тут же подхватили с земли и поставили на ноги. Голова тупо гудела. Кровь запеклась, а голое плечо с правой стороны было залито ею. Самат был в трусах и весь выпачкан в пыли вперемежку с кровью. Поставив его на ноги, люди отошли в сторону. Эти тоже были одеты в форму и тоже имели автоматы. Кроме того, на широком ремне у каждого висело по два дополнительных подсумка, две гранаты и широкий штык-нож. Их лица ничего не говорили Самату. Таких простоватых парней можно было встретить на любом базаре, хоть в Нарыне, хоть в Джалал-Абаде. Правда, они были бородаты и чем-то напоминали чеченцев, которых так часто показывали в последнее время по телевизору. Но они явно были кыргызами.

Сидящий человек наконец докурил и встал. Медленно, с каким-то только ему понятным значением, он подошел к пошатывающемуся Самату и спросил скриплым голосом:

-- Ты мусульманин?

-- Я геолог! - автоматически ответил Самат, не успев удивиться вопросу.

Впрочем, незнакомец тоже не удивился ответу. Хмыкнув, он сказал, не поворачивая головы и не отводя взгляда от грязного лица Самата.

-- Чымчык!-

-- Я здесь! - отозвался без энтузиазма стоящий справа плотный, начинающий жиреть парень.

-- Этот байке говорит, что он не мусульманин, а геолог! - со злорадством сказал незнакомец.

-- Надо ему гортань вырвать! - опять без особого восторга проронил парень, мазнув взглядом по фигуре Самата.

-- Ты кыргыз?- спросил снова незнакомец с нажимом.

-- Кыргыз! - ответил Самат

-- А почему говоришь, что не мусульманин? - спросил незнакомец.

-- Ну-у, знаете, это же сложный вопрос... - начал было Самат, забыв что он не в университетской аудитории, но незнакомец резко выкинув ногу, ударил Самата в пах. Резкая боль пронзила низ живота и Самат, согнувшись, упал к ногам незнакомца.

Когда его подняли, он уже не мог стоять прямо. Боль в мошонке сидела словно кол между ног и не давала думать ни о чем.

-- Ты мусульманин? - снова спросил незнакомец.

-- Алхамдулля! - ответил Самат.

Глава 4.

Майор Казакбаев, слегка побритый и в помятой форме сидел у себя в кабинете. Селекторное совещание, которое каждую пятницу проводил генерал-майор Кучуков, начальник областного ГУВД, прошло плохо для него. Не выбирая особо выражений, генерал прошелся по матушке Казакбаева, припомнив ему все районные "висяки"и прошлогоднюю пьянку в РОВД, на которую начальство нагрянуло, как снег на голову. Если бы не Кулипа-еже, двоюродная сестра жены Казакбаева и жена генерала, то мантулить бы майору сейчас где нибудь в Манакельды простым участковым. Настроение было скверным и Казакбаев уже подумывал, не пойти ли ему, несмотря ни на что, и поднять его известными методами, но тут в комнату вошел, не постучавшись, участковый Катаманов. Рядом с ним стояла миловидная женщина в спортивных брюках и синей куртке. Под курткой виднелась футболка с надписью по - английски. Чуть дальше, смущенно, если не сказать заискивающе, улыбаясь, стоял какой-то местный "мырк". Так майор, в душе считавший себя городским, называл всех сельских. Его дочь, которая училась в Бишкеке, тоже называла своих однокурсников из села "мырками". А ее, в свою очередь, так называли городские студенты, бабушки и дедушки которых все еще жили в селах.

-Что такое? Ты что, джигит, устав не читаешь? - начал было Казакбаев, но Катаманов, увидев гнев на лице начальника, выпалил:

-- ЧП, товариш майор!

-- Какое ЧП! - почему-то сразу успокоился Казакбаев.

-- Вот у этой женщины мужа украли с американцами! - торопливо проговорил старшина.

-- Какого мужа? Какими американцами? - снова взорвался Казакбаев, почувствовав, как волосы зашевелились на его бритом затылке.

-- У нее что, много мужей было? И все американцы? - попытался успокоится майор, однако предчувствие, что это серьезно, не покинуло его, а наоборот - заполнило низ живота. Бледное лицо женщины, которая стояла, стиснув руками сумочку, говорило ему, что пришла беда, которая уже захлестывала его благополучие.

-- Товарищ майор! Мы вместе с американскими геологами приехали сюда позавчера и поставили палатки в долине р. Джамандаван. Ночью какие-то вооруженные люди схватили нас, связали и увезли в горы. Меня они отпустили и сказали, что они оставляют моего мужа и американцев как заложников. Они сказали, что условия выставят потом! -

Асель говорила медленно. Шок, связанный с перипетиями вчерашнего дня прошел и она понимала, что от того, как она поведет себя будет зависить, увидет ли она снова своего Самата. Кроме того, глядя на опухшее лицо начальника РОВД, она понимала, что только четкое объяснение может дойти до этого, по видимому, не совсем трезвого человека. Однако, к ее немалому удивлению, майор понял все сразу.

-- Такь! Старшина! Собирай всех людей, живо! Моего заместителя ко мне! - отвердевшим голосом приказал майор. Старшина, редко видевший начальника таким, гремя ботинками, выскочил в коридор, так хлопнув расхлябанной дверью, что посыпалась штукатурка.

-- Чем они были вооружены? - спросил майор, у все еще стоящей Асель.

-- А ты кто? - повел он взглядом на оробевшего Адила.

-- Я тут..., местный я. Вот помог эже приехать сюда. Я водителем раньше работал! - невпопад вспомнил свою профессию Адил.

-- Выйди в коридор и жди там. Никуда не уходи! - приказал майор.

-- Какое у них было оружие?- спросил он снова поворачиваясь к Асель.

-- Извините, такь, садитесь пожалуйста! - вдруг вспомнил и пододвинул к ней стул с гнутыми ножками.

-- Я не знаю, я в оружии не понимаю! - сказала Асель, усаживаясь.

-- Ну что, ружья у них были как у охотников, такие длинненькие или как у солдат - автоматы, такь? - проявляя снисходительность к женскому полу, спросил майор.

-- Да нет, не ружья, а автоматы. Мы в школе такие разбирали-собирали! - не поняла снисходительности Асель.

Вошел заместитель начальника РОВД, капитан Чериков. Это был худощавый мужчина невысокого роста, с тронутым крупными оспинами лицом, в потрепанной, но вычищеной и аккуратно выглаженной форме. Сразу было видно, что ношению формы он придает особое значение, потому как время от времени одергивал китель и придирчиво оглядывал себя, как бы проверяя, соответствует ли он какому-то известного ему одному образу или нет. Чиненные ботинки также были вычищены и тускло отражали свет, падающий из зарешеченного окна. В одном из карманов Черикова лежала суконная тряпочка, которой он, предварительно оглядевшись, время от времени протирал свои потрепанные, оставшиеся еще с армии ботинки.

-- Вызывали, товарищ майор?- четким, официальным голосом спросил Джумабаев.

-- Послушай, что говорит эта гражданка. Извините как ваша фамилия?- обернулся майор к Асель.

-- Джумабаева Асель - сказала она.

-- Вот Джумабаева говорит, такь, что вчера, какие-то вооруженные люди, схватили ночью ее мужа и американских геологов, и увезли в горы, Они здесь собирались что-то изучать! - Сказал майор. Было видно, что ему очень досадно, что американцы собрались что-то изучать именно в его подведомственном районе.

-- Надо звонить в область. Иностранцы, мало ли чего. Пусть этим СНБ занимается! - сообразил капитан.

-- Да? Но мы же должны реагировать, пока они что-нибудь начнут действовать. Мы же здесь представляем органы власти, такь, и не можем сидеть и ждать пока нам укажут, что делать! - разгорячился майор, досадуя, что не он догадался, что это можно спихнуть на других. Правда, такая мысль слабо блеснула в самом начале. Но ее быстро вытеснила другая - желание реабилитироваться перед генералом. Пока он расспрашивал Асель, в мозгу неясно мелькали обрывки виденной им не раз процедуры награждений: кумачовые знамена, стол президиума и кто-то, идущий получать орден или медаль. Но капитан был прав. Иностранцами должна заниматься СНБ.

-- Послушайте! А документы какие-нибудь у вас есть, удостоверяющие, что они иностранцы? - вспомнил майор.

-- Да нет. Паспорта они держали при себе. А у меня есть копия приглашения, по которому они приехали! - сказала Асель и покопавшись в сумочке достала бумагу и протянула ее офицеру. Майор посмотрел на документ, в котором было что-то написано по- английски.

-- Вы умеете читать по английски? - спросил майор у Асель.

-- Нет - ответила Асель.

-- Такь! Капитан!. Там сержант Едикеев говорил, что он умеет по английски. Давай его сюда! И давай оформляй гражданку как положено, а я буду звонить в Нарын! - приказал майор.

-- Пройдемте! - обратился капитан к Асель и они вышли из кабинета. Но дверь тут же приоткрылась и в нее просунулась голова Адила.

-- Товарищ майор! А мне что делать! Может, я домой пойду?- спросил он.

-- Такь! Ты кто!- спросил майор, совсем забывший про Адила.

-- Я же вам говорил, я с эже приехал, на их машине, я местный, здесь в Минтеке живу! - заговорил Адил, протискиваясь в кабинет.

-- Такь! Фамилия, имя, отчество! Адрес!- отрезал майор и записав эти данные, добавил

-- Такь! Машину оставь здесь, а сам иди домой. Никуда не уезжай и будь дома. Ты нам еще понадобишься. Иди!

Адил, проклиная свою глупость, поплелся домой. А тем временем, к РОВД стали подтягиваться милиционеры.

Глава 5.

Глядя в холодные желтовато-карие глаза незнакомца, который явно был здесь главным, Самат понял, что он попал в скверную историю. То, что того интересует его религиозные воззрения, поразило его больше всего. Лежа на холодной земле, Самат подумал сначала, что их связали по недоразумению. Ведь, кто мог знать, кто они такие. Если эти думали, что они геологи, то Самат никогда не слышал, что бы кого - либо из его знакомых геологов, возили так далеко с мешком на голове и еще при этом били по яйцам. А то, что среди них есть американцы - так об этом во всей Нарынской области никто не мог знать. Зарегистрировать американцев как положено в ближайшем отделении милиции он не успел, все хотел сделать это по случаю. А в Бишкеке то же этого не сделал, столько дел навалилось сразу. Самат и оставил это "на потом". По дороге вроде ни с кем не общались. Правда, он не подумал по дороге посмотреть: не едет ли кто-либо все время за ними. Да кто ж об этом думает, если конечно, ничего краденного не везешь или контрабанды какой-нибудь. За долгое время работы геологом Самату многое приходилось повидать, и форель запрещенную возить, и барана Марко Поло как-то удалось подстрелить, но это было как бы частью их кочевой геологической жизни и он не воспринимал это как нарушение. Кроме того, несмотря на то, что Самат был доктором геолого-минералогических наук и профессором в Университете, он во многом еще оставался тем каджисайским парнем, который только тридцать лет назад впервые увидел столицу. А в Каджи-Сае Самата звали Мишей и многие помнили его как вожака крупной "шоблы", которая не раз наводила "шорох" в этом шахтерском поселке. При этом Миша ни разу не попадал в отделение милиции, а после окончания школы блогополучно поступил в институт, а не загремел как многие из его дружков по этапу. Сейчас почти все из его друзей-"кентов" сидели в тюрьмах по второй или третьей "ходке", а кто и спился и уже покоился на каджисайском или каком другом кладбище.

Тем временем, желтоглазый жестко сказал

-- Ладно! О религии потом. Сейчас к делу. Давай его сюда! - приказал он и пошел к чабанскому домику, прихватив с собой автомат. Парни подтолкнули Самата прикладом и он, корчась от боли в паху, поковылял за желтоглазым.

В чабанском домике было две комнаты, разделенных маленьким коридором. Одна из комнат была плотно закрыта обитой кошмой дверью, а в другой Самат увидел троих людей, спящих на разноцветных спальных мешках. Мешки были явно американские. Желтоглазый потянул на себя закрытую дверь и широко распахнул ее.

На полу, на тонком слое соломы, постеленной на голую землю сидели его товарищи. В комнате было темно. Луч заходящего солнца из открывшейся двери упал на стену, у которой лежал, закутавшись в куртку Стив, студент из Сиэттла. Рядом с ним сидел Рэй и и защищаясь от солнца ладонью, разглядывал вошедших. Мартин и Такао сидели на противоположной стороне. Они молча и вопросительно смотрели на Самата. Увидев разбитую голову и кровь, Такао покачал головой и что-то тихо сказал. Мартин снял очки и начал протирать их подолом футболки, тихо шепча: О, my Good! My Good! Асель не было. Самат хотел спросить, но в это время желтоглазый сделал шаг вперед и слегка покачивая автоматом, сказал:

-- Скажи им! Мы не сделаем вам ничего плохого. Вы заложники. Нам нужны только деньги! Как только мы получим их, мы вас отпустим. Три миллиона долларов! Они должны....

-- Постой! Дай перевести! - прервал его Самат. Желтоглазый удивленно оглянулся, а затем отступил с сторону, пропуская его вперед.

-- А где моя жена? - спросил Самат вместо перевода.

-- Переводи! - желтоглазый поднял автомат.

-- Привет парни! - сказал Самат.

-- В этот раз моя земля оказалась не очень приветливой к вам. Прошу прошения. Везде есть такие задницы, как этот. Извините за мой вид, эти суки даже не дали одеть штаны. Этот мужик говорит, что они взяли нас в заложники и требует три миллиона долларов. Как только они их получат, они нас отпустят.

-- А кто они такие, Самат? - спросил Рэй

-- Он спрашивает, кто вы такие? - обратился Самат к желтоглазому.

-- Мы воины ислама! Для того, чтобы вести борьбу с неверными нам нужны деньги! И вы, американцы, которые живете в стране, являющейся исчадием ада, дадите нам деньги. Переводи!- желтоглазый перевел дух. Самата несколько удивил показной накал речи, которую желтоглазый произнес так, как будто перед этим специально ее учил, но он сказал:

-- О кей, парни. Они солдаты ислама. И им нужны деньги! - С английским у Самата было не очень и он не знал, как переводится слово "воин".

-- Слушай, сука, ты все переводи! - ткнул его автоматом в ногу желтоглазый.

-- Извини шеф, но я не переводчик. Как умею, так и перевожу! - ответил Самат.

-- Если они что-то не так поймут, я тебе уши отрежу! - пообещал желтоглазый.

-- Слушай, лучше штаны дай какие-нибудь, не позорь перед иностранцами! - вдруг попросил Самат.

-- Когда я тебе яйца отрежу, тогда стесняться нечего будет! - зло отрубил желтоглазый.

-- Извините мистер! Как нам вас называть? - срочно встрял Мартин, услышав угрозу в тоне желтоглазого.

-- Как им тебя называть? - обрадовался Самат возможности переменить тему.

-- Ты мне не тычь, сука. Я хлеб в твоем доме не ел! - опять взъерошился желтоглазый и взял автомат наперевес. Самат опустил голову. Желтоглазый пристально посмотрел на Самата и сказал:

-- Пусть зовут меня мулло Сапар!

-- Не могли бы мы перевязать голову нашему товарищу? - попросил Мартин, указывая на Самата.

-- Что он говорит? - спросил Мулло

-- Он говорит, нельзя ли башку мне перевязать! - хмуро сказал Самат

-- Потом за ним будете ухаживать! А сейчас вы должны понять, что если будете вести себя хорошо, то мы никого не тронем. Мы вас отпустим, когда получим деньги. Ваше посольство уже должно знать, что вы у нас. Если они пожалеют денег, тогда мы будем отправлять вас в Бишкек по кусочкам. Если ваши друзья вздумают взять нас силой, мы перережем вам глотки. Все!

Желтоглазый вышел и дверь за ним плотно закрылась. Наступил вечер и сумеречный свет еле проникал в щели забитого снаружи окна.

-- Ты о кей? - бросились к Самату американцы.

-- Достаточно о кей! - пошутил Самат и тут почувствовал, что дико устал.

Пока рядом с ним были эти мерзавцы, похитившие его жену и американцев, которые доверили ему свою безопасность, он держался. Боль в паху и саднящая голова не давали ему расслабиться и ежесекундно напоминали ему, что эти люди не знают жалости. А теперь, когда он остался со своими, слабость навалилась на него. Он опустился на солому и спросил с надеждой:

-- А где Асель?

-- Я думаю, что они ее отпустили! - отозвался Такао, что-то ищущий в рюкзаке. Самат удивился, что все иностранцы успели захватить с собой рюкзаки.

-- Отпустили? - не поверил Самат. Он уже представлял себе, что эти грубые скоты, где-то насилуют его Асель и только усилие воли и незнание реального положения дел, сдерживало его.

-- Когда нас везли сюда, она была с нами. Потом ее посадили на лошадь и повезли обратно вниз. А тебя кинули, как мешок на лошадь и мы снова поехали. Ехали долго. Я всю задницу натер. Сиди тихо! - сказал Такао, приступая к голове Самата с томпоном. Запахло йодом. Обрабатывая рану, японец нечаянно задел висевший лоскут кожи на голове Самата и тот выругался от боли.

-- Ты плохой человек, Самат! - сказал Такао кротко.

-- Я очень хороший человек! Потом, когда мы разбираться с этими ублюдками, я буду плохой человек! - отстранился Самат от неумелого японца.

-- Самат! Я закончил специальные курсы первой помощи! - придвинулся Такао снова.

-- Первой помощи покойникам! Дай я это сделаю! - Рэй действительно ловко обмотал бинтом голову Самата и тот, почувствовал себя лучше.

Если эти шакалы действительно повезли Асель обратно, то, наверное они решили, что связываться с женщиной хлопотно. Но ведь они могли отвезти ее в сторону и убить! Самату снова стало тревожно. Он встал, подошел к двери и пригнувшись попытался что нибудь рассмотреть снаружи. Он помнил, что с той стороны коридора тоже была комнатка, в которой спали бандиты.

-- Эй! Там есть кто нибудь? - негромко крикнул он.

-- Будешь кричать, мы тебе в глотку сапог засунем! - пригрозили снаружи. Голос был довольно миролюбивым.

-- Слушай, брат, скажи, где моя жена? - просительно сказал Самат.

-- Заткнись, я сказал!- миролюбия поубавилось.

Самат отошел от двери и натыкаясь на чьи-то ноги, пошел по направлению к стене, где лежал Стив. Когда вошли желтоглазый и Самат, Стив приподнял голову, но затем снова укрылся и беззвучно лежал с тех пор.

-- Это я - сказал Рэй, нащупывая вытянутую руку Самата .

-- Садись здесь! У меня есть шорты для тебя! - сказал Рэй. "И на том спасибо"- подумал Самат и спросил

-- Что Стив?

-- Он о кей. Переживает немного! - ответил деликатно Рэй и нашарив Самата, протянул ему шорты.

Через некоторое время из разговора с Рэем, Самат узнал, что пока он валялся в разбитой головой у машины, бандиты вытащили из палаток американцев, предварительно заклеив им рты пластырем (насмотрелись боевиков... - подумал Самат), обшарили большую кухонную палатку, а потом, взяв продукты, спальные мешки и рюкзаки иностранцев, посадили их на лошадей и повезли куда-то в горы. Никто не сказал ни слова. Только Асель приглушенно вскрикнула, когда ее вытаскивали из машины. Бандиты обращались с ними довольно бережно и даже придерживали, когда опускали на землю. Забрав фотокамеры, ножи, компасы и еще кое-какие вещи, а также спальные мешки, вернули им полупустые рюкзаки.

- Я думаю, нас везли на юго-запад! - сказал Рэй.

-- Почему на юго-запад? - спросил Самат, который после ударов по голове, несколько потерял ориентировку.

-- Ты видел, куда солнце садилось? - ответил вопросом на вопрос Рэй.

-- О кей! Если это так, то значит, что мы где-то в пределах Джамантоо. Мы пересекли один раз довольно глубокую речку, я ногой воды коснулся - это мог быть только Джамандаван, а потом долго ехали по левому борту долины. Здесь по левому борту есть всего три крупных притока - Кашкасу, Кемпир-олду сай и Кесенгир-сай. В остальных сайках ручьев нет. Значит мы в одной из этих долин. Судя по геологии, здесь долина выработана в известняках. А они обнажаются только в долине ручья Кашкасу, вспомни карту. Значит, мы где-то в верховьях этого ручья! - заключил Самат.

-- Что теперь с нами будет? - спросил в пустоту Кавасуми. Голос доносился из угла. Никто не ответил.

-- Кто это такие? Разве у вас в Республике есть бандформирования, как в Таджикистане или Чечне? Мы думали, что у вас демократическая и спокойная страна! - сказал Рэй.

-- Насчет демократии не знаю, но спокойной Республика была, это точно. Откуда эти моджахеды взялись, ума не приложу. Судя по акценту, эти ребята или узбеки или ошские кыргызы. У них акцент своеобразный, мягкий такой. Правда, при этом жестко бьют прикладом по башке - сказал досадливо Самат, поправляя повязку на голове.

-- Они могут нас...убить? - вдруг спросил Стив неровным голосом.

-- Им нужны деньги. И мы им нужны...пока. Я думаю, что наше Правительство что-нибудь придумает. В крайнем случае деньги заплатит! - сказал Самат, чтобы успокоить Стива. Сам же он сомневался, что за них заплатит Правительство. Разве что под нажимом американцев.

Самата не покидала мысль, что что-то уж подозрительно хорошо информированы бандиты. Если они следили за ними уже после того, как они поставили лагерь, то времени было слишком мало, чтобы понять, что это именно американцы, а не бельгийцы или французы. А ведь желтоглазый что-то упоминал о проклятой Богом родине американцев. Не-ет. Тут что-то не то. Вот Такао японец и даже носит калпак, который ему подарил Самат в первый приезд. А желтоглазый точно знает, что это иностранец. Ладно Самат спал в машине, понятно, что он водитель. Но Такао мог быть переводчиком или геологом из Бишкека. Но отношение к нему было как к иностранцу. К тому же желтоглазый определенно предварительно ненавидел Самата. Наверное за то, что он зарабатывал себе на хлеб тем,что помогал американцам.

Голова побаливала и к тому же Самат был голоден. Поэтому, съев, невесть как сохранившийся у Рэя сникерс, он нагреб немного соломы и лег, натянув на себя кое-какую одежду, которая нашлась в рюкзаках у его друзей. Все замолчали. Потрясение от событий, так быстро изменивших их жизнь, постепенно улеглось. Усталость взяла верх и люди, у которых, к счастью была и теплая одежда, уснули.

Глава.

Майор Казакбаев не любил тревожить начальство. Во-первых потому, что всегда находились какие-то срочные ценные указания, которые нужно было выполнить "еще вчера", а во - вторых, он помнил старый солдатский принцип " быть всегда как можно дальше от начальства и как можно ближе к кухне". Однако, он понимал, что сегодня он должен проявить самостоятельность и показать, что умеет работать. Можно, если что выгорит, и повышение получить. Перед майором миражом замаячили теплые кабинеты МВД.

Сержант Едикеев, к счастью оказался на месте. Он сидел в паспортном столе и пил чай с лейтенантом Дуйшеналиевой. Поговаривали, что у этой пары дело идет к свадьбе и майор закрывал глаза на небольшие нарушения субординации и устава. Но его заместитель, которому тоже нравилась паспортистка, был другого мнения. Отчитав сержанта, он отправил его к Казакбаеву, а сам начал было перечислять параграфы устава, которые нарушает лейтенант Дуйшеналиева, но вспомнил о Асель.

Недовольно взглянув на девушку, он вышел в коридор.

Сержант писал в разных документах, которые он заполнял не раз, что он знает английский со словарем. Словаря ни у кого в райотделе не оказалось. Боясь гнева начальника, Едикееев перевел, почти не запинаясь: "Дорогие друзья. Мы хотели бы..., хотим пригласить Вас работать с доктором Егизбаевым Саматбеком из Института сейсмологии Национальной Академии наук....в Нарынской области. Чтобы...., визу.. вы можете... должны обратиться в консулате..., в эмбасси Кыргызской Республики с эти письмом. Профессор Рей Велдон, Эеугене, Орегон. Паспортные данные. Профессор Такао Кавасуми , Эеугене, Орегон. Паспортные данные. Ассистент профессора Мартин Миллер. Сиэттл, Университет Центрального Вашингтона. Паспортные данные. Доктор Стефан Тхомпсон, Универститет штата Колорадо. Паспортные данные. Дата визита 1июнь 1999 - 1 август 1999. Подпись. Печать.". Получив одобрительное "Маладес-с!", сержант выскочил в коридор и наконец перевел дух.

Начальник райотдела взял трубку срочной связи, набрал номер, потом взглянул на свое отражение в приоткрытой створке окна и сказал, услышав сначала длинный зуммер, а затем отрывистое "Да" - Добавочный 3-17".
Через три часа во двор районного отделения милиции Сарыталинского района влетел новенький "УАЗ-469" и разбрызгивая щебень, остановился в двух сантиметрах от крыльца. Из него бодро вышли двое в штатском и вошли в помещение, не взглянув при этом на собравшихся милиционеров. А через десять минут, взвод милиционеров уже втискивался в Саматовский УАЗ. Когда уже собрались ехать, майор вспомнил, что он забыл взять ключи у того придурка, который приезжал с геологиней. Машину завели без ключей и отряд милиционеров, радостно рассматривающих автоматы, которые они видели в последний раз два года назад, выехал по направлению к верховьям долины реки Джамандаван.

Анарбай блаженствовал. Кроме пива "Хайнекен", на которое он натолкнулся сразу, как только вошел в кухонную палатку, он нашел несколько бутылок водки и марочного вина. По видимому, американцы тоже не дураки были выпить. Налив себе сразу половину кружки водки, он залпом выпил и смачно выдыхая, зашарил по коробкам, ища что-нибудь закусить. Наконец он нашел помидоры, взял самый большой из них и надкусил его. Помидор брызнул, испачкав и без того не очень чистые брюки. Сказав вслух " Между первой и второй - промежуток не большой" Анарбай налил себе второй раз, но пить сразу не стал. Для него было важно знать, что водка еще есть и стоит, ждет его, уже налитая. Поглядев замаслившимися глазами на кружку, он еще раз оглядел палатку. Продуктов было немного, в основном овощи и фрукты. По видимому, те хмыри, которые побывали здесь, взяли только компактно уложенные продукты, оставив ненужные. И в самом деле, зачем в горах огурцы. Кыргызы никогда не имели всяких там огурцов-могурцов. Утром чай, в обед чаек, вечером чаище. Правда, вечером обычно что нибудь посолиднее. Мясо с лапшой. А эти, вишь, абрикосов набрали да помидоров. Лучше бы консервов взяли, тушенной говядины. Анарбай вспомнил макароны по- флотски, которые он чуть ли не каждый день ел, когда работал с геологами, у него навернулась слюна и он снова выпил. В этот раз он не торопился, смакуя каждый глоток.От удовольствия у него даже слезы выступили на глазах. Затем он вышел наружу и стал шарить по палаткам, но к своему удивлению, мало что нашел там. Следы поспешного ухода были видны повсюду, но рюкзаков или одежды не было видно. Обойдя все палатки и найдя несколько безделиц, Анарбай снова вернулся в кухню. Здесь он снова налил половину кружки, порезал огурцы с помидорами, круто посолил их и не найдя хлеба, выпил. Жуя огурец, он стал думать, что он может взять, не вызывая подозрений. Если милиция нагрянет сегодня, то времени у него мало. Да и эта баба наверное помнит все, что было в лагере. Значит палатку не возьмешь. Единственное,что можно взять не вызывая подозрений- это продукты и газовый баллон. Прийдя к такому решению, Анарбай нагрузил найденное пиво и водку на адилевского лошака и отвез все это в укромное место, неподалеку от лагеря. Затем вернулся, выпил еще и отвез газовый баллон. Настроение у него поднялось и он уже припевал что-то. Взяв остаток водки, банку пива и остатки пищи он спустился к берегу реки и прилег здесь на зеленую травку. Жизнь была прекрасной. Вдруг он вспомнил, что всего в нескольких километрах выше по реке, в верховьях ручья, стоит юрта, в которой живет Сайра. Пусть не красавица, зато ломаться не станет и его с бутылкой примет с радостью. Эта мысль подхлестнула его. Он быстро вскочил, собрал остатки, посмотрел с сожалением на дно бутылки и быстро выпил то, что оставалось.Вскочив на лошака, он рысью доехал до тайника, взял новую бутылку и прея от предвкушения, поехал вверх по долине.

Колонна остановилась в километре не доезжая лагеря. Майор, непривычно серьезный, объяснил задачу - скрытно подойти к лагерю и оценить обстановку. Вполне возможно, что вооруженные люди могли вернуться. Не стрелять! Если в лагере окажутся люди, окружить его и ждать дальнейших указаний.

Честно говоря, каких указаний майор и сам не знал. Два молодых особиста, которые приехали из Нарына, тоже мало что смыслили в таком деле. В голове у майора мелькала мысль, что это какие-то пьяные деревенские парни решили раздобыть водки таким образом. И когда милиция ворвется в лагерь, она увидет мирную попойку. Но, откуда у этих лоботрясов автоматы? Хотелось думать, что эта женщина напутала и это были какие-нибудь макеты. О! Точно! В прошлом году в одной из школ района было похищено три автомата, предназначенных для уроков военной подготовки, которых, правда, никто не проводил вот уже лет десять. Но автоматы хранились в комнате военной подготовки, в мрачного вида сейфе, на котором висел обыкновенный амбарный замок. Когда этот замок упал на ногу уборщице, которая убирала в один из дней, тогда и обнаружилась пропажа. Естественно, никто не мог сказать, когда эти автоматы, у которых были спилены бойки, пропали. Не нашли также никого, кто отвечал за них. Бывший военрук давно умер, так что никто толком ничего не знал. Некоторые говорили даже, что этот самый военрук пропил их еще в те времена, когда были уроки военной подготовки.

Майору понравилась мысль о пропавших автоматах и он поделился с ними с особистами. Они были, конечно, еще совсем молоды и в другое время, майор не стал бы с ними любезничать. Но непонятный страх перед организацией, которая хоть и сменила название, но все же была тем же НКВД-КГБ, заставлял обращаться к этим безусым юнцам с уважением. Те тоже чувствовали и понимали, какую организацию они представляют и вели себя солидно. Однако особых мыслей и предположений они не высказывали. Похоже было, что их начальство не придавало большого значения исчезновению иностранцев. В последнее время таких самодеятельных геологов и туристов развелось много. Многие из них нигде не регистрировались и путешествовали на свой страх и риск. Тем более, что каждое районное отделение теперь могло регистрировать их самостоятельно, а не спихивать это дело на центральный аппарат. Президент страны объявил туризм приоритетным направлением развития страны и не каждый начальник милиции стал бы лишний раз тревожить иностранцев, боясь прослыть гонителем туристов или противником идеи.

Иногда пьяные трактористы или чабаны приставали к иностранцам, стремясь добыть водки, но никогда не было случая, чтобы кого-нибудь тронули. Наверное, какие-нибудь алкаши оказались слишком настойчивыми и в надежде выпить, пригласили иностранцев в гости. Гостеприимство простых людей иногда сродни с пытками для иностранцев. Чего один бешбармак стоит, когда его подают в 2-3 часа ночи. Отпущенная этими людьми женщина утверждает, что она видела оружие. Но было темно и она не могла видеть все. Возможно, ей показалось. В любом случае не надо пороть горячку и разобраться на месте.

Окружив пустой лагерь, миллиционеры замерли в ожидании дальнейших распоряжений. Наконец они спустились к палаткам и никого не нашли. Коротко посовещавшись, решили оставить в лагере двоих милиционеров, а самим двигаться вверх, прочесывая притоки реки. Расспросив Асель подробнее, Казакбаев понял, что особое внимание нужно уделить левому берегу реки. Милиционеры, сняв штаны и сапоги и держа одежду и оружие на вытянутых руках, переправились на левый берег реки и начали прочесывать саи. Однако, остаток первого дня поисков ничего не дал. Майор, подумав, дал команду ночевать в лагере геологов.

А вечером, с трудом найдя лагерь, прискакал на взмыленной лошади милиционер и передал приказ генерал-майора: "Отставить! Всем вернуться назад".

Когда пьяный и удовлетворенный Анарбай, еле держась в седле, в сумерках вернулся к месту, где стоял лагерь, он ничего не нашел. Икая, он долго сидел в седле, покачиваясь из стороны в сторону, ничего не понимая, наконец слез с лошака и повалившись на землю, уснул тяжелым сном алкоголика.

Вернувшись в Сарыталаа Казакбаев первым делом позвонил начальству. После подробного доклада генералу, он наконец узнал, что сегодня, 20 июля 1999года в Алайском районе Ошской области Республики неизвестные вооруженные люди, численностью 50-100 человек, совершили налет на пограничные заставы. Имеются жертвы среди мирного населения и военнослужащих. Вооруженные люди, появившиеся в верховьях реки Джамандаван могли быть связаны с ними. Дело принимало серьезный оборот.

Днем, после того как группа спешно выехала в сторону Джамандавана, капитан Чериков зашел в районный узел связи и позвонил в Бишкек. Заплатив за три минуты разговора, он набрал номер и сказал несколько ничего не значащих фраз, среди которых была: "Овощи загружены". После этого вышел из здания, придирчиво оглядел китель и зашагал в сторону РОВД.

Глава .

В американском посольстве в Бишкеке, на улице Манаса 303, среда был неприемный день. Это значит, что на улице, далеко от высокой железной решетки, за бетонными тумбами, положенными на землю, в тот день не было страждущих получить визу в США. В дни, когда можно было попасть на собеседование к консулу или получить консультацию у входа в посольство, здесь на широкой площадке обычно толпилось несколько десятков человек. Ученые, получившие приглашение на научный симпозиум или молодые томные парни, тоскущие о собратьях по нетрадиционной сексуальной ориентации, родители удачно выдавшие дочь замуж в Америку по Интернету или лопухи, отдавшие свои кровные проходимцам, пообещавшим "сделать рабочую визу" - все стояли здесь в живой очереди, прея и волнуясь. Время от времени, по знаку, один из соискателей отделялся от толпы и подходил к железной будке у ворот. Войдя в эту будку, он попадал в небольшое помещение, где сидело 3-4 охранника, которым нужно было показать паспорт, а они обыскивали тебя с помощью специального пищащего жезла. Из будки нужно было пройти 15 метров по суверенной территории Соединенных Штатов Америки и наконец волнующийся искатель визы попадал в само здание Посольства. Пройдя еще раз контроль, повернув направо и толкнув тугую дверь, визитер попадал в приемную консула Посольства. Здесь уже обычно сидело несколько человек. Никакого таинства "беседы с консулом" не было. Подойдя к окошку, расположенному слева от широкой застекленной полки, напоминающей билетную кассу в Аэрофлоте и заплатив 40 $ за беседу, которая еще не начиналась, нужно было выждать свою очередь и наконец попытаться побеседовать с помошником консула. В процессе выжидания визитер мог убедиться в том, что вожделенная Америка не очень жалует желающих ее увидеть, а тем более- жить в ней. Наибольшим шансом получить визу обладали либо молодые программисты либо молодые женщины, способные няньчить американских детей. Один за другим, одни без объяснения причин, другие в связи с неполнотой документов, третьи из-за того, что они сами или их документы вызвали подозрение, обескураженные люди отходили от окошка и отправлялись обратно за забор. Счастливчики платили еще 20 $ и приглашались за визой в тот же день, после обеда. Процесс беседы каждый мог видеть и слышать. Здесь никто не собирался выслушать их беды и причины, по которым тот или иной соискатель нуждался в выезде. Никто не объяснял, почему именно не выдана виза. Вместо этого выдавался листочек, где было написано

Уважаемый податель заявления на получение визы!

Консульский отдел с сожалением извещает, что неиммиграционная виза Вам выдана быть не может, т.к. Вы не доказали свое соответствие статусу неиммигранта по следующему разделу Закона США об Иммиграции и Натурализации.

Раздел 214(б) Согласно Закону США об Иммиграции и Натурализации каждый обращающийся за получением неиммиграционной визы считается лицом, намеревающимся иммигрировать в США, до тех пор, пока во время интервью с Консулом он/она не докажут свое соответсвие статусу неиммигранта согласно пункту 101 (а)15) Закона США об Иммиграции и Натурализации. Это означает, что:

-- Вы не убедили консула в истинности указанной Вами цели

поездки и в том, что Ваше планируемое пребывание в США

будет носить временный характер.

-- Вы не доказали, что имеете достаточно крепкие семейные,

общественные или экономические связи в стране Вашего постоянного жительства

-- Вы не доказали, что являетесь учащимся или студентом, допущенным для прохождения полного курса обучения в США, и что целью Вашей предполагаемой поездки в США является прохождения обучения в определеном учебном заведении

Раздел 221 (g) Согласно требованиям этого раздела запрещается выдавать визы

лицам, заявление которых не соответствует требованиям Закона США об Иммиграции и Натурализации, или другим нормативным актам, вытекающим из него

-- Для получения неиммиграционной визы Вами не предоставлены все необходимые документы

-- Ваш паспорт признан недействительным, так как просрочен срок его действия

-- Ваш паспорт не позволяет вам вернуться обратно в страну, из которой Вы прибыли, или же въехать в другую страну, в которой Вы могли бы проживать

Раздел 212 (а) (6) (с) Постоянный отказ на получение въездной визы в США в связи с предоставлением ложной информации, включая поддельные либо фальшивые документы, а также за попытку подкупа работников Консульского отдела.

Ваше заявление не будет рассмотрено, пока не будут представлены новые сведения и документы.

С уважением

Подпись

Консул Соединенных Штатов Америки

Г.Бишкек, Кыргызская Республика

Вся эта процедура предназначалась только для людей, которые только хотели посетить друзей, знакомых или родственников в США. Разумеется для тех, кто хотел эмигрировать, она была еще сложнее. Все люди, которые прибудут в Новый Свет на постоянное жительство должны быть как-то полезны для Соединенных штатов. Никому не нужны больные, бедные и худые. Всем нужны толстые, богатые и здоровые. Такова жизнь и такова Америка.

Посол Соединенных штатов Америки в Кыргызской Республики Морэя Паулс была профессиональным дипломатом. Проработав несколько лет на второстепенных ролях в посольствах в Перу, Италии и Китае, она наконец получила самостоятельную работу.

В то утро в посольство по телефону позвонил неизвестный и сказал: "Четыре гражданина Соединенных штатов взяты в заложники в горах Нарынской области. Они будут освобождены при условии выплаты трех миллионов долларов США. Если через неделю мы не получим деньги, мы пришлем вам ухо самого молодого из них -Стива Томпсона. Если мы не получим деньги через две недели - его труп. При попытке освобождения военным путем мы уничтожим всех заложников. Время и место передачи денег будет указано позже. Аллах акбар!"

Точно такое же послание получил в то утро секретариат Министерства Иностранных дел Кыргызской Республики.

Из посольства США в Вашингтон была срочно отправлена депеша. После этого из посольства последовал звонок в Министерство иностранных дел Кыргызской Республики. МИД Кыргызской Республики срочно известил Секретаря Совета безопасности Республики.

В тот же день с территории Таджикской Республики неизвестные вооруженные группы, численностью в несколько десятков человек, вторглись в пределы Ошской области.

Глава 7.

Самат проснулся рано. Растирая затекшие ноги и поясницу, он стал неуклюже ходить посередине комнаты, пытаясь согреться. Боль в паху давала себя знать, да и рана на голове болезненно "дергала". Постепенно проснулись и другие пленники.

Стив, который по молодости спал крепко, проснувшись улыбнулся, но увидев саманные стены, все вспомнил и загрустил. Кавасуми, вскочил, энергично замахал руками перед носом Самата, но тот, сделав ложный замах рукой, ловко пнул японца под зад и Такао успокоился. Рэй стал что-то записывать в огромную коричневую книгу, а Мартин, сосредоточенно чистил стекла и без того чистых очков, сидя в рюкзаке, в который он залез ночью, пытаясь согреться.

Зашевелились и снаружи. Сначала прогнали куда-то несколько коров и стадо овец. Потянуло кизячным дымом. Затем в комнате напротив кто-то надсадно закашлялся и бандиты, громко стуча обувью, стали выходить наружу. Через небольшую щель в рассохшейся двери Самат увидел краешек противоположного склона и чей-то плотный зад, обтянутый спортивными штанами. Зад усиленно двигался, по- видимому, его обладатель делал упражнения." Смотри-ка"- удивился Самат, пытаясь рассмотреть что-нибудь более информативное.

Через некоторое время опять загрохотали ботинки, дверь широко распахнулась и бандит, которого звали Чымчык, громко скомандовал, поведя автоматом "Всем отойти к стене!". Плотный плосколицый тип в спортивных штанах и камуфляжной рубашке внес большой дымящийся чайник и небольшой цветастый узелок. Затем, Чымчык промолвил по-русски, "Кушать подано, господа капиталисты", выказав при этом чистое произношение и ушел, сохраняя свирепый вид. Плосколицый, оставив дверь открытой, сел, поставив автомат между ног, на порог противоположной комнаты и закурил, глядя на пленников. Наверное, он впервые видел американцев живьем, не в телевизоре, потому что в его лице была не враждебность, а скорее любопытство.

В узелке оказалось четыре пиалки, несколько засохших боорсоков и кусок липкого сахара - навата. Чай был заварен на совесть и пленники с удовольствием пили душистый напиток, каждый глоток которого наполнял измученные тела теплом. Самату пиалки не досталось и он, съев пару боорсоков, ходил по комнате, поглядывая на конвоира. Тот явно не был расположен к беседе и курил, после каждой затяжки хмуро рассматривая тлеющую сигарету.

Самат хотел спросить что-то у плосколицего, но тут Стив протянул ему пиалку и он с радостью налил себе чаю. Напившись, Самат сел на пол напротив плосколицего и в упор посмотрел на бандита. Однако, тот встал и со словами: "Зря ты парень. Мулло непокорных не любит", закрыл дверь. Помаявшись немного от безделья Самат подсел к Такао. Этого американца японского происхождения Самат знал дольше всех. В его ежегодные визиты в Университет штата Орегон, где Такао был профессором геологии, Самат останавливался в его гостеприимном доме. Вначале он сопротивлялся, боясь стеснить хозяев, но Такао, терпеливо заманивавший его в гости, в одно утро просто не отпустил его в гостиницу, подсчитав, сколько долларов съэкономит Самат, если будет жить у него.Этот подсчет окончательно сломил Самата, тем более, что он абсолютно не чувствовал себя стесненным. Двое сыновей Такао, 9 и 11 лет, быстро приноровились к гостю, тем более что он так был похож на их отца. Жена Такао, Лили была стопроцентной белой американкой. Однако, она была более азиаткой, чем ее муж. Многочисленные сертификаты, украшавшие стены их уютной гостиной, свидетельствовали о том, что Лили успешно прошла курсы тайского бокса и является последователем школы Махариши и еще десятка всякого рода восточных учений. Но самым дорогим для Самата было то, что на полу гостиной лежал огромный кыргызский шырдак, который для Такао сделала мама Самата.

Такао сосредоточенно чистил зубы. Самата всегда удивляло эта привычка американцев - чистить зубы после принятия пищи. Советские люди чистят зубы только утром и редко кто - перед сном. Отчего именно так, Самат затруднялся ответить, но чувствовал, что от бедности (жалко пасту!) и от бесплатной медицины.

-- Что ты думаешь обо всем этом? - спросил Такао, аккуратно сплюнув в угол.

-- Плохо дело. Кто же за нас заплатит три миллиона? - ответил Самат, ковыряясь в зубах соломинкой.

-- Если наше посольство узнает, что нас взяли в заложники, они найдут способ освободить нас! - уверенно заявил Такао, как будто только что беседовал по телефону с послом США в Кыргызской Республике.

-- Ты думаешь, он пошлют сюда морских пехотинцев? - спросил Самат.

-- Насчет крутых парней не знаю, но, наверное существуют какие-то методы для вызволения таких как мы - ну переговоры там какие-то, деньги, по крайней мере! - ответил менее уверенно Такао.

-- А деньги будут платить наши родственники или американское правительство?- спросил Рэй.

Самат знал, что Рэй был небогатым человеком. Даже в самой богатой стране мира, какой является Америка, научные работники редко бывают зажиточными.Особенно, если они работают в государственных Университетах или учреждениях. Ученые, работаюшие в частных фирмах, обычно получают в несколько раз больше чем их коллеги. Более того, Самат знал, что Рэю не на кого было рассчитывать. Мать Рэя была таиландкой, которую когда-то вывез из этой азиатской страны романтик-доктор. Затем жизнь у них не заладилась и доктор снова уехал в Таиланд, предварительно сделав троих детишек. Присылаемых им денег на жизнь не хватало и мать Рэя, не знающая английского языка, работала за мизерную зарплату то в прачечных, то на сезонных работах по сбору фруктов. Но Рэй, проявивший недюжинные таланты в учебе, все же выбился в люди. К сожалению, его мать, которая так мечтала, что ее сына наконец примут как равного в этой стране, которую она так и не поняла, умерла еще до того, как Рэй окончил Университет. Сейчас он был профессором в том же Университете штата Орегон, где работал Кавасуми и жил в городе Юджин, где этот Университет находился. Жена Рэя была из богатой семьи, но никогда не обращалась к родителям за помощью, раз и навсегда установив, что жизнь их семьи - это их жизнь и никто, даже родная мать, не может в нее вторгаться. Наверное Рэй представил себе, что ему придется просить помощи у тестя, который его не жаловал.

-- Не знаю! Но в Чечне, за людей, которых выкрали для того, чтобы получить за них выкуп, платили сами родственники - сказал Самат.

-- Наверное, правительство Кыргызстана должно попытаться решить эту проблему самостоятельно. Все-таки это дело имиджа вашей Республики в международном сообществе! - заявил Мартин, который наконец навел идеальную чистоту на очках.

-- Да наше правительство нищее, как....! - Самат хотел сказать "как церковная мышь", но не смог из-за небогатого английского словарного запаса, а только покрутил рукой и почему-то похлопал себя по заднице. Сноп зубной пасты вылетел изо рта Стива, который чистил зубы дольше всех. Он не смог сдержать смеха и чуть не поперхнулся.

Тем временем дверь снова распахнулась и уже знакомый плоскомордый тип, покачивая оружием, сказал: "Эй, кыргызбай, выходи!" Щурясь на летнем солнце, Самат вышел на улицу.

Щедрое летнее солнце заливало ущелье. Легкий ветерок дул снизу, от большой реки. Пахло тем особым запахом летних чабанских стоянок, который так любил Самат: немного сухими дровами, потрескивающими в самоваре, кизяком и терпким запахом молодыл кобыл, которых доила неподалеку молодая женщина, стоя на одном колене. Она мельком взглянула на Самата и снова уткнулась в круглый белый живот кобылы. Белые струи упруго били в наполняющееся ведро и Самат представил себе большую пиалу кумыса и слюна заполнила его рот. Он сплюнул и повернулся к стоящей в метрах тридцати юрте, откуда к ним уже направлялся желтоглазый. Он был в том же камуфляжном костюме и с солдатской шляпой на голове. Подойдя стоящему неподвижно Самату, он иронично взглянул на его босые ноги и спросил:

-- Ну что, теперь ты веришь в Аллаха?

-- Слушай, шеф! Настоящий мусульманин тот, кто пять раз в день совершает намаз, не ест свинины, подмывается после туалета и т.д. Из трех миллионов кыргызов мало кто может назвать себя настоящим мусульманином! - сказал осторожно Самат, следя за ногами желтоглазого.

-- Мы вас всех сделаем мусульманами! Когда здесь будет великий исламский халифат, все кыргызы будут совершать намаз и почитать Пророка! А ваши продажные бабы закроют свои лица как подобает женщинам! - сказал жестко желтоглазый.

-- Слушай, а где моя жена? - спросил Самат, боясь, что разговор пойдет не в ту сторону.

-- Мы отпустили ее. Она должна передать наши требования. Хотя о них и без нее узнают, где надо. Мы женщин не трогаем. Ты веришь в Пророка? - спросил он снова, глядя в упор на Самата.

-- Да, я верю в Бога! Но только я не люблю посредников! - ответил тот, обрадовавшись, что Асель в безопасности..

-- Каких посредников? - взглянул подозрительно желтоглазый.

-- Если Бог создал всех нас одинаковыми - кыргызов, русских, узбеков, евреев, то значит ему все равно кто ты такой. Главное, чтобы ты не нарушал равных для всех заповедей - не убей, не укради, не желай жену ближнего и другие. И когда в конце пути ты встанешь перед Господом, он не спросит тебя - с кем ты пришел ко мне? С миллионами евреев или миллиардом мусульман? Он спросит- КАК ты пришел ко мне? И когда я разговариваю с Богом, ему все равно, стою ли я в русской церкви или мусульманской мечети.Он слушает только меня, хотя в это время он слушает всех кто просит его о помощи и или обращается к нему со словами любви. А я не люблю разговаривать с Богом в толпе. Если он видит меня и слышит меня всегда, когда я обращаюсь к нему, где бы я не был, тогда зачем я должен кого-то просить донести Господу мою просьбу или выразить ему мое восхищение. Поэтому я привык обращаться без посредников в этом деле, которое касается только меня и моего Господа! - сказал Самат. Плосколицый внимательно посмотрел на него и затем перевел взгляд на своего командира.

Желтоглазый не упустил из внимания этот взгляд.

-- Во-он ты как запел! - протянул он настороженно - Запомни хорошенько, каапыр! Нет Бога кроме аллаха и Магомет пророк его! Запомни! Такие манкурты, как ты, которые не помнят своих корней, не любят свой народ и продают его и его интересы на каждом углу за миску похлебки американцам, русским и другим собакам, довели кыргызов до того, что они перестали почитать Бога! Такие как ты, научили кыргызов пить водку, есть свинину, послали своих женщин заниматься проституцией и отвратили народ от праведной жизни! И если я в следующий раз услышу подобные бредни, я вырву твой поганый язык!

-- Слушай, дорогой! Ты что-то часто грозишься то яйца мне отрезать, то уши, теперь язык вырвать хочешь.Что у тебя других методов нет для убеждения? - сказал Самат запальчиво, чувствуя, что делает глупость. Ведь еще вчера он подумал, что с этим фанатиком нельзя разговаривать грубо. Надо найти какой-то нейтральный тон, который бы позволял не прогибаться перед ним, но и не раздражать его. А то ведь так недолго и вправду какой нибудь части тела лишиться.

-- Я тебе не "дорогой"! Я назвал тебе свое имя. Если ты думаешь, что не называя меня "Мулло", ты как -то сохраняешь свое достоинство, ты глубоко ошибаешься. Хоть ты и профессор, но я тебя заставлю совершать намаз пять раз в день, даже если для этого мне придется на кол тебя посадить!

-- Я боюсь, что на колу я не смогу переводить! - опять не сдержавшись, сказал Самат.

-- Заткнись, сука! - автомат плосколицего толкнул его раньше, чем желтоглазый успел ударить Самата. Отшатнувшить от этого удара, он уцелел от растопыренной пятерни "Мулло", направленной прямо в лицо. Промахнувшись, желтоглазый рассвирепел. Резко присев, он неожиданно сделал подсечку и Самат неловко упал на сухую траву.

-- Позови парней! - приказал "Мулло", вытащив нож с узким лезвием и приставив его к горлу Самата, закрывавшего лицо руками. Плосколицый побежал к домику. Через несколько секунд оттуда выскочили еще двое бандитов и бросились к "Мулло".

-- Привяжите его к столбу! - сказал зловеще желтоглазый, отходя и пряча нож.

Бандиты поволокли Самата к столбу, к которому привязывали лошадей. По всей видимости этот столб служил также и станком для подковывания лошадей, потому что на нем было вбито несколько крюков, на высоте чуть выше человеческого роста. Привязав Самата за руки так, что он оказался как бы подвешенным наподобие освежеванной туши, бандиты отошли в сторону. Чувствуя, что язык его снова подвел и похолодев, Самат увидел, скосив глаза, что к нему, поигрывая кнутом, приближается желтоглазый. Кнут был длинный, сплетенный из сыромятной кожи. Для крепости в него была вплетена медная проволока. Бандит подошел поближе и легко кинул кнут вперед. Послушная плеть с легким шелестом легла у ног Самата. Замерев от ужаса, он краем глаза посмотрел на шевелящийся кончик плети и хотел что-то сказать. Плеть резко дернулась назад и Самат зажмурился. Раздался свист.

Свистели со склона, нависавшего над террасой, на которой расположилась летовка. Желтоглазый быстро поднял голову и насторожился. Свист повторился снова.

-- Этого- быстро в дом! Никому не показываться! - отрывисто приказал "Мулло". Через минуту на террасе царил первозданный покой.

Желтоглазый быстро поднялся на гребень и некоторое время внимательно рассматривал в бинокль милиционеров, прочесывавших соседний сай. Они шли гуськом, разделившись на две группы по обоим склонам сая. Не доходя до вершины сая, милиционеры увидели, что ничего заслуживающего внимания здесь нет. Они повернули обратно и пошли беспорядочной толпой вниз.

"Мулло" и бандит, который все время лежал в "схроне", вырытом на гребне хребта, разделявшего саи и первым увидел милиционеров, быстро спустились вниз, к летовке. Через несколько минут, посадив пленников на лошадей, похитители ушли вверх по саю и перевалили в долину реки Арпа. На том месте, где ночевал отряд, мирно дымил самовар и молодая женщина, стоя на одном колене, доила белую кобылу.

Глава.

Переправившись через реку Арпа, в которой в это время было довольно мало воды, бандиты с пленниками поднялись незамеченные никем вверх, по долине р.Пычан. Проведя бессонную холодную ночь около небольшого родника, они продолжили путь, перевалили Ферганский хребет и наконец остановились у небольшой хижины, сложенной из камней. Она неприметно стояла в верховьях одного из многочисленных саев, расчленяющих Ферганский хребет со стороны одноименной долины. Редко кто из чабанов пользовался этой брошенной летовкой.В советское время сюда, сначала на машине, а затем лошадьми доставлялись чабаны из низовьев долины р.Яссы. За годы перестройки из 10 миллионов овец, которые тучными стадами паслись почти во всех более или менее пригодных для выпаса местах, осталось около 3 миллионов. И те были поделены между крестьянскими хозяйствами и частными владельцами. Так что, мало кому как с ферганской стороны, так и со стороны Алабуга-Нарынской впадины захотелось бы подниматься так далеко для того, чтобы выпасти несколько десятков овец. Кроме того, все более или менее крупные выпасы были негласно поделены между несколькими богатыми людьми и иногда выпас скота "чужаками"с той или с другой стороны, мог обернуться неприятностями в виде "конфискации" с требованием выплаты компенсации. Интереснее всего был тот факт, что в условиях отсутствия частной собственности на землю, она негласно признавалась здесь в течение вот уже нескольких десятилетий.

Летовка стояла в очень удобном месте. Отсюда открывался обзор практически на все стороны, но в то же время ее ниоткуда не было видно. В хорошую погоду в бинокль была видна Ферганская долина с синеющими в дымке хлопковыми полями а поднявшись на невысокий склон, на востоке можно было видеть Тогузтороусскую и Алабугинскую впадины и окружающие их хребты.

Небольшой домик был подготовлен в приему гостей. Почти все его пространство занимал топчан, на котором могли разместиться для ночлега 5-6 человек, а в углу стояла небольшая закопченная жестяная печка, труба которой выходила в заросли тавологи. Дверь домика была сделана из досок, но укреплена по краям металлическим уголком. Стены были сложены из камней и кое как замазаны смесью из кизяка и глины. Небольшое окошко было зарешечено и упиралось в склон, который полого спускался в сай с восточной стороны. Неподалеку от хижины, рядом в овечим загоном, огороженным редкой проволокой и сухими ветками барбариса, стояла чабанская палатка. В загоне понуро стояли несколько овец и коз.

Пленников втолкнули в хижину и закрыли снаружи дверь, повесив большой амбарный замок. После холодной бессонной прошлой ночи, проведенной под открытым небом, условия показались вполне сносными. Места хватило всем.

Самат лежал, вытянув ноги, на краю топчана и молча смотрел на потолок мазанки. Он вспоминал события вчерашнего дня и их положение уже не казалось ему чем-то временным, невзаправдашним. Когда желтоглазый назвал его профессором, кем он и в самом деле являлся, Самат понял, что их похитители знают о них многое. До сих пор он притворялся просто водителем, который волей судьбы еще и знает английский язык. Но "Мулло" знал, что Самат не просто шофер.

Преподавая геологию в Университете и пытаясь научить молодых людей мыслить самостоятельно, он рассказывал им историю религии, особенности каждой из них и подводил к мысли, что унизительно быть стадом. Он учил их, что человек отличается от стада хотя бы тем, что может поднять голову и попытаться понять, куда их ведут: на водопой или на мясокомбинат. Часто отвлекаясь от основной лекции о геологической деятельности ветра или льда, Самат спрашивал студентов: кто они сначала - люди, кыргызы или мусульмане. Человека, которого родили кыргызы, можно отдать в христианскую семью и он вырастет христианином. Даже если у него узкие глаза и широкие скулы. Все люди рождаются одинаковыми - кыргызы, русские, евреи, полинезийцы и занзибарцы. У них две ноги, две руки, нос, рот и другие части тела. То есть, они рождаются людьми. Поэтому во всем должен быть приоритет человечности, а не приоритет нации или религии. Самат не знал, прав ли он. Он не был профессиональным священником или философом. Люди иногда думают, что профессор геологии должен понимать проблемы мироздания, а доктор наук может принимать роды. Это не так. Самат не понимал многого. Например, он знал, что мир разделен на приверженцев многих религий. Но каждая религия говорит, что она учит людей основным заповедям: не убей, не укради и т.д. Тогда откуда жажда привлечь к себе как можно больше приверженцев и убежденность, что только мусульманство или христианство единственно верный путь к Богу. И для постижения этого пути надо убить других, неверных?!

Самату показалось, что Мулло знал о его простой философии. Иначе зачем эти вопросы о его мусульманстве?

По всей видимости, здесь им придется быть так долго как долго будут идти переговоры. Да и начались ли сами переговоры? Если Асель передала кому-нибудь требования этих "моджахедов", уже должны начаться какие-либо действия. А почему желтоглазый сказал, что о заложниках узнают и без нее. Как? Может быть, кто либо из этих бандюков отлучался и дал знать? Почему желтоглазый знал, что Самат профессор и не считает себя мусульманином? Почему он знал, что Кавасуми не кыргыз и что Самат знает английский? Смутные подозрения копошились в голове у Самата и не давали покоя. Ему нужна была ясность, чтобы знать как себя вести и на что надеяться.

Попив чаю с сухой лепешкой, пленники стали устраиваться в хижине кто как мог. День подходил к концу. В оконце было видно, как тень от склона стремительно увеличивалась, пока не накрыла всю лощинку, в которой стояла мазанка.

На топчане толстым слоем лежала свежевыкошенная трава. Запах свежего сена заполнял мазанку и вызывал умиротворение. Растянувшись на довольно мягком ложе, пленники молча лежали, думая каждый о своем.

За три прошедших дня Рэй покрылся густой щетиной и походил на больше на какого-то афганца, чем на профессора геологии из Орегона. Несмотря на условия, он каждый день что-то аккуратно записывал в толстую коричневую книгу. Заглянув однажды мельком в эту книгу, Самат поразился: Рэй описывал геологию долины р. Арпа и зарисовывал по памяти террасы!

Труднее всех доставалось Стиву. Он никак не мог приноровиться к своему состоянию и переживал больше всех. В США он оставил любимую девушку и думы о ней и о своем будущем, не давали ему покоя. От полного отчаяния его спасало только присутствие соотечественников. Это был высокий, костистый парень с вьющимися русыми волосами, которые он никогда не расчесывал. За прошедшие несколько дней у него начала пробиваться русая бородка и усы, которые делали его похожим на какого-то актера.

Такао обладал оптимистичным характером. На его азиатском лице не было никакой растительности, поэтому на прошедшие дни он никак не изменился. Только, пожалуй, во взгляде появился неуловимый на первый взгляд страх.

Мартин большей часть помалкивал и использовал каждую передышку или свободную минуту для чистки своих вещей. При этом он сосредоточенно о чем - то думал. У него обнаружилась флейта, которую по какой-то прихоти бандиты не отобрали у него. В тот теплый вечер он достал ее, после того, как привел свои очки в порядок. Стоя у окошка, он заиграл что-то и нежные звуки полились в тишину, но грубый окрик прервал его.

Самату было плохо. Он чувствовал, что виноват перед американцами, потому что не сумел оградить их от похищения. То, что он не мог знать о предстоящем, не оправдывало его перед самим собой. Надо было хотя бы зарегистрировать иностранцев в каком -либо отделе милиции. Надо было взять с собой кого-нибудь из своих сотрудников, тогда их было-бы больше и может быть бандиты поостреглись похищать их. Надо было хоть какой -нибудь газовый пистолет купить для самообороны. Увы, природа не терпит сослагательного наклонения. Жгла обида за то, что его как какой-нибудь мешок с дерьмом, таскают по горам эти ублюдки, а он ничего не может поделать. Несколько раз выпадали удобные моменты, когда можно было сбежать, но Самат понимал, что без него американцам будет хуже. Он не мог их бросить и от этого, сам не зная почему, злился. И, наконец, этот желтоглазый со своими проповедями.

Самат был русскоязычный кыргыз. То есть он говорил и думал по-русски. С самого детства он был среди русских пацанов, учился в русской школе, а затем и в Институте. Его родители гордились тем, что их сын говорит по- русски и учится в русской школе. Тогда это было гарантией того, что жизненный успех будет обеспечен. Правда, для этого нужно было быть еще и членом партии, но отец Самата, шахтер и фронтовик, свято верил, что успеха можно добиться и честным трудом.

Желтоглазый задевал что-то такое в Самате, о чем он не хотел задумываться. За годы независимости столько говорилось и копошилось вокруг языковой проблемы, что Самат, не принимая близко к сердцу всю эту мышинную возню, все же чувствовал свою "неполноценность". Он знал бытовой кыргызский язык, но поспорить с кем нибудь о произведениях Чингиза Айтматова по кыргызски не смог бы. До поры, до времени эта проблема его не задевала. Но в последнее время разговоры о придании статуса официального кыргызскому языку стали звучать все чаще. Призывы к тому, чтобы вся официальная переписка велась на кыргызском, а те, кто хочет занять государственную должность должны сдавать специальный экзамен по знанию кыргызского языка, задевали многих. Ведь это значило, что путь к вершинам успеха в Кыргызстане для людей не знающих язык, закрыт. Еще это значило, что все жители Республики, которые не знают языка, автоматически переводятся в людей второго сорта. Разумеется, и "киргизы" тоже. Киргизами называли тех кыргызов, которые не знают своего языка. Этим было хуже всего. Русским можно уехать, вырывая с кровью свое родство с Кыргизией, в Россию. Куда податься киргизам?

Самат читал лекции на русском языке. Однажды, попытавшись сконструировать несколько фраз на киргизском, он с ужасом обнаружил, что никто не может адекватно перевести геологический текст, который наполовину состоит из терминов. Писать научные статьи по геологии, используя киргизский язык, он также не мог и не хотел, так как понимал, что такая статья будет интересна только 2-3 специалистам из Киргизии и только. А зачем нужно исскуственно закрываться в рамках только своей Республики, он не понимал.

Когда желтоглазый говорил о мусульманстве, это можно было терпеть, потому что вера- это личное дело каждого ( Самат еще не знал, как он глубоко ошибается). Но когда Мулло намекал на его второсортность, этого Самата злило и он совершал ошибки. Недаром этот бандит говорил все время по кыргызски, насмехаясь над тем, что Самат отвечает по-русски. По-видимому и американцы чувствовали какую-то ущербность в этом.

Стемнело. Самат встал и подошел к двери. Тихо толкнув ее, он попытался понять, насколько она крепка. Крепления, на которых висел замок, были старые. Если постараться, то можно расшатать их, а затем выбить хорошим пинком. Самату так захотелось сделать это сейчас же, что он даже примерился, отойдя на шаг от двери.

-- Не надо! - сказал Рэй. Самат оглянулся.

-- Сначала мы должны подумать, как нам вести себя. Надо ли надеяться на то, что выкуп будет заплачен или надо выбираться самим. Только после этого будем что-то делать.

-- Я сомневаюсь, что Госдеп сильно озаботится нашей судьбой! - сказал Такао. Оказывается, никто не дремал, хотя минуту назад все казались спящими.

-- Почему ты так думаешь? Мы же граждане Соединенных штатов! - встрепетнулся Стив.

-- Если ты помнишь, когда мы выезжали сюда, нас предупреждали, что возможны всякие эксцессы. Некоторые из нас оформили страховку и сознательно ехали в этот полевой сезон. А раз мы были предупреждены, то они могут и не делать никаких движений. Вспомни, как в прошлом году несколько американцев попали в руки каких-то экстремистов в Индонезии. Ну и что? Америка объявила войну? или кто-то заплатил деньги? Мы наблюдали по ящику, как дюжина наших соотечественников мучается от жары и неудобств и ведь никто не сказал, что надо платить. Я знаю, что Правительство США не ведет никаких переговоров с террористами. То есть переговоры могут быть, но никаких денег, потому что нельзя идти у них на поводу. Заплатишь один раз и дашь тем самым повод для последующих похищений! - высказавшись, Такао снова лег.

-- Ты, наверное, прав. А это значит, что если до наших близких дойдет информация о нашем похищении, то только они должны позаботиться о выкупе. Но кто из этих бандитов знает наши адреса в Америке? Если Асель передала, что нас взяли в заложники, то кыргызские власти уже знают об этом. И теперь все зависит от того, как быстро они сумеют договориться с бандитами. А кто знает, где мы сейчас? Насколько я могу судить, никто из этих не отлучался никуда! - сказал Рэй.

-- Наиболее близко от нас сейчас Джалал-Абад и Казарман. Джалал-Абад - это центр области и там могут быть военные части. В Казармане есть только милиция и от него дальше до Бишкека, чем от Джалал-Абада. Если эти бандиты хотят получить за нас выкуп, то кто-то из них должен ехать на переговоры. Но их как было пятеро, так и есть. Но я думаю, что переговоры ведут другие люди, которые сейчас поближе к кыргызским властям - сказал Самат задумчиво.

-- Так ты думаешь, что эти люди связаны с кем- то в Бишкеке? Значит это продуманная заранее акция?- почти с отчаянием воскликнул Такао, вскакивая.

-- Да, я так думаю! Этот желтоглазый знает многое про нас, особенно про меня. Я думаю, что они готовились к нашему захвату заранее. А это значит, что они знали заранее наш маршрут, количество людей, кто с вами поедет в поле. Ты же чувствуешь, что они относятся к тебе как к иностранцу, хотя в самом начале, ты и слова не произнес. Значит, они знали, что ты иностранец, причем именно американец, хотя и японец!

-- Но, как же? Как они могли узнать? - тоскливо спросил Такао.

-- Я думаю, что наша переписка с вами через электронную почту, кем -то контролировалась.Это кто-то из нашего института, кто знает все о наших планах или же тот кто имеет доступ к электронной почте- наши провайдеры. О наших планах знаю я и наш директор, который составлял приглашение и в курсе нашей переписки. Может еще кто-то, кому мог передать директор. Я никому не говорил. Даже Асель узнала только перед выездом. Да! Об этом могли знать также сотрудники из Консульства, через которое мы оформляли вам визы.

В общем-то мы и не думали делать из этого секрета. Ведь мы сотрудничаем уже три года. Непонятно, почему они только сейчас решились на похищение. Изучали, что-ли? - cказал Самат, глядя в темноту.

-- Да-а! Никогда не думал, что нас могут похитить. Что же делать? - спросил Рэй.

-- Надо выбираться самим!- решительно сказал Самат неожиданно для себя.

-- Почему?- Рэй был удивлен.

-- Не надо надеяться на дядю. Пока они там будут переговоры вести, неизвестно, что эти бандиты сделают с нами. Особенно со мной!

-- Нет! Мы должны ждать. У них оружие! - прорезался наконец Мартин.

-- Давайте подумаем! - сказал после некоторого раздумья Рэй. Никто не ответил. Наступила тишина, которая бывает такой пронзительной только в горах. Еще один день закончился.

Глава

Сразу же после звонка из американского посольства Совет безопасности Кыргызской Республики уведомил посла о том, что он принимает на себя ответственность за действия по вызволению заложников, захваченных в Нарынской области. Он также заверил посла, что эти действия будут предприняты с таким расчетом, чтобы жизнь заложников не подвергалась опасности. Вместе с тем, Совет безопасности оставлял за собой право использовать все необходимые методы для того, чтобы сохранять суверинитет Республики

Совпадение по времени нападения боевиков ИДУ в Баткене и захвата заложников в Нарынской области, далеко от места вторжения, свидетельствовало о том, что эти события могли быть звеньями одной цепи.

Как показывали имеющиеся разведданные, вторгшиеся боевики представляли один из отрядов Исламского движения Узбекистана (ИДУ), которыми командовал Абдували Юлдашев, он же Абдулазиз. Этот бандит подчинялся непосредственно Джумабаю Ходжиеву, больше известному как Джума Намангони. Последний был министром обороны ИДУ. Созданная в 1995 году ИДУ существовала за счет денег, получаемых из Всемирного фронта Джихада (ВФД), созданного Усамой бен Ладеном и других радикальных организаций и сообществ, например движения "Талибан" и других. Однако, это был не единственный источник финансовой подпитки. Оперативные данные ФСБ Кыргызской Республики показывали, что группировка ИДУ контролирует до 70% наркотиков, проходящих через юг Республики.

Таким образом, можно было предполагать, что указанные выше события могли быть звеньями тщательно спланированной специальной операции, призванной дестабилизировать обстановку в Республике путем разжигания исламского шовинизма и других действий.

Однако, совпадение во времени могло быть и случайным. Не стоило упускать из виду, что война в Чечне породила специфический вид добывания денег - захват заложников. Многочисленные примеры того, как те или другие пленники и заложники, которых похищали не только в районах военных действий, но и достаточно далеко от Чечни, были затем выкуплены либо родственниками либо общественными организациями за большие деньги, могли сподвигнуть местных бандитов на подобные действия.

Было ясно, что в любом случае освобождение заложников является делом государственного значения.

Было установлено, что наиболее вероятными заложниками является группа американских геологов, работающих в рамках международного проекта "Внутриконтинентальное горообразование", финансируемого Американским Научным фондом и рядом научных организаций США. 22 июля эта группа вместе с сотрудником Института сейсмологии доктором наук Саматбеком Егизбаевым выехала в Нарынскую область для проведения исследований. Предположительно, в группе была также и Бейшекова Асель - жена Егизбаева, привлеченная в качестве поварихи. Группа не была зарегистрирована ни в одном из районных отделов милиции в предполагаемом районе исследований, ни в Октябрьском районе г. Бишкек, которому относится Институт сейсмологии, ни в отделе милиции аэропорта Манас.

Информация, полученная из Сарытылинского района, подтвердила это предположение.

Оперативно была предпринята попытка установить точное местонахождение заложников. После отзыва отряда милиции из Сарыталинского РОВД, которая по своей инициативе пыталась найти заложников, группа спецназа "Пантера" из трех человек, под видом табунщиков, произвела разведку в верховьях долины р.Джамандаван. Анализ полученных данных (в том числе и показаний Джумабаевой Асель, сопоставленных со свидетельствами местной жительницы Сарбаевой Сайры) показал, что наиболее вероятным местом нахождения заложников является верховье ручья Кашкасу. Тщательное круглосуточное наблюдение, установленное за находящейся здесь летовкой, принадлежащей Байбосунову Калысу, никого из постороннних не обнаружило. Это подтвердило также и последующее посещение летовки Аскером Кутегеновым - ветеринаром и позже- группой спецназа. Хозяин летовки и его жена категорически утверждали, что никого посторонних в последние пять дней они не видели. Однако, при осмотре заброшенного чабанского домика была найдена обертка от сладостей "Энержи-бар ", которые, как было установлено, были произведены в США 10.03.1999 по специальной лицензии фирмой "Дональд Кэмп", и нигде, кроме США, в продажу не поступали. Происхождение обертки ни хозяин летовки, ни его жена объяснить не смогли. Наконец, на гребне склона, прилегающего в летовке с севера, была обнаружена тщательно замаскированное укрытие, из которого прослеживалось низовье долина р.Джамандаван.

Байбосунов Калыс и его жена были взяты под арест для проведения следственных мероприятий.

Однако было понятно, что план операции по освобождению заложников, должен быть разработан только после получения сведений о требованиях, которые предъявят люди, захватившие заложников. Судя по короткому заявлению, сделанному по телефону, эти люди настроены решительно и не остановятся перед убийством заложников. Если, конечно, это не является тонким психологическим ходом или обыкновенным блефом.

На всякий случай, были подняты архивы и выявлены имена людей, активно пропагандирующих догматы ислама и имеющих склонность к бандитизму. Особенное внимание было уделено членам ферганской группировки "Товба", которая насчитывала около сотни боевиков и с 1992 года находилась в подполье. Настораживающим фактом являлось то, что ее лидером когда-то являлся Абдували Юлдашев, который командовал сейчас боевиками, вторгнувшимися в Республику.

Отделениям СНБ и отделениям милиции в Ошской и Джалалабадской областей было указано перейти на особый режим службы. Особое внимание рекомендовано уделить на Яссинский и Алайкинский районы, как районы промежуточные между местом похищения заложников и Алайским районом.

Срочно была проведена оперативная разработка по выявлению лиц, покинувших Сарытала в течение двух последних дней, для чего опрошены и проверены лица занимавшиеся частным извозом. Взяты на специальный учет и проверялись телефонные звонки, сделанные из районного центра в Бишкек и Нарын в течение двух последних дней.

Через два часа после начала интенсивных допросов признательные показания начала давать жена Байбосунова - Кадича. Она заявила, что ее муж - Байбосунов Калыс - связан с организацией " Товба", в которую вступил в 1995 году, когда они жили в селе Комсомол, Узгенского района Ошской области. Сначала он приносил домой листовки и религиозную литературу и проводил ненавязчивую агитацию среди населения. Жене объяснил, что тех, кто будет помогать в установлении в Фергане власти мусульман, ожидает прощение Аллаха и райская жизнь. Весной 1998 года он стал пропадать по нескольку дней и в один из них пришел домой окровавленный. На вопросы отвечал путанно. От соседей она узнала, что в это время в Намангане произошли нападения на милиционеров и представителей власти. Высказывать свои подозрения боялась, поскольку муж часто попрекал тем, что она не может родить ребенка. Сразу после этого семья переехала в Тогузтороусский район Джалалабадской области. Здесь они купили заброшенный домик в селе Атай и подрядились пасти общественных овец. Летом 1999 года вместе с отарой перекочевали в верховья р. Джамандаван. Тесных контактов ни с кем не поддерживали. На временный учет встали в милиции районного центра Сарыталаа.

Запасы продовольствия пополняли в районном центре.

Три дня назад ее муж вернулся из Сарыталы, куда в очередной раз ездил за мукой и велел убраться в заброшенном чабанском домике, где никто не жил. Сам Байбосунов забил кусками старой фанеры окна и подремонтировал дверь. Глубокой ночью того же дня она услышала, как к их юрте подъехало несколько всадников и кто-то позвал ее мужа. После коротких переговоров всадники уехали, взяв с собой несколько неоседланных лошадей, но вернулись ближе к утру. Ночью она наружу не выходила, подчиняясь приказу мужа. В их юрте в ту ночь и на следующую ночь ночевало пятеро незнакомых ей мужчин. В заброшенном домике также находились какие-то люди, по виду иностранцы, а также один мужчина киргиз. Через день незнакомцы вместе с иностранцами спешно собрались и направились к перевалу. Никого из ночевавших у них людей она раньше не видела и не знает. Описать их внешность не может, поскольку старалась не смотреть на чужих мужчин. Незнакомцы были вооружены.

Калыс Байбосунов на вопросы отвечать отказался.

Глава.

Кадыр уулу был депутатом Законодательного собрания Кыргызской Республики уже второй срок подряд. Поняв в самом начале, какие привилегии дает эта выборная должность, он тщательно изучил и продумал пути, какими можно достичь вожделенного места в парламенте. И надо сказать, успешно воспользовался этими путями. В самом деле, парламентарии обладают рядом преимуществ перед любым простым смертным. Это, во-первых, близость к власть имущим. Для того, чтобы попросить пролоббировать выгодный законопроект, некоторые из них не гнушаются и с поклоном к депутату прийти. А это дает ни с чем не сравнимый кайф. Вспомните, как Орозкул в "Белом пароходе" мечтал о сыне, к которому будут приходить всякие там людишки и толпясь в приемной, подобострастно проситься "Можьна? Можьна?" Во-вторых, деньги. Не зарплата, конечно.Что там 3500 сомов в месяц. Гораздо больше можно заработать, лоббируя тот или иной законопроект. Ведь основная задача Собрания - придумывать и принимать законы, выгодные большей части общества. Но всегда находятся силы, заинтересованные подкорректировать законодательство под себя. Они не пожалеют сил и средств, чтобы добиться своего. Понятно, что чтобы стать выгодным человеком, надо занять ключевую позицию в профильном комитете Собрания. Потому там так много Комитетов. Инициирование принятия депутатами того или иного "выгодного" закона может стоить инициатору $10-20 тысяч. Нужная поправка в законы и проталкивание важных законопроектов - от $20 до 50 тысяч. А сколько можно "нарубить капусты" при лоббировании при распределении бюджетных средств, если кто узнает - число желающих стать депутатом может увеличиться стократно. Даже такая мелочь, как депутатский запрос. Казалось бы это кровное дело депутата - запрашивать. Те, к кому обратился депутат, обязаны ответить. Например, запрос в прокуратуру - "уточнить результаты проверки" может стоить $500-800. А если разборки какие возникли, например, вокруг собственности с использованием правоохранительных органов и судов, то такое вмешательство особо ценится. А кто знает, сколько стоит удостоверение помощника депутата. Часто помощники становятся ректорами, как, например ректор Баткенского университета или Пржевальского университета. Невелики университеты, зато власть! Все знают, сколько стоит правильно проголосовать или свести нужных людей. Наконец все знают сколько стоит стать губернатором области- всего $50 000. Если до того как тебя снимут, не успеешь вернуть эти деньги и навариться в десять раз больше - то всю жизнь дураком тебя считать будут. Как сказал один из многочисленных премьер-министров - в Республике не ворует только дурак или ленивый. Вот вам и национальная идея.

Но главное- власть! Когда ты многое можешь - законы принимать, которые изменяют судьбу народа, представлять его (народ, то бишь) за рубежом, особенно на Канарских островах, дарить жизнь преступникам и просто каждый день ужинать в ресторане, где не надо платить и все тебя знают. А без депутатства многие политики по сей день были бы безвестными учителями в захолустных селах.

Во время своего первого срока Кадыр уулу был кандидатом в депутаты по Кок-оргинскому округу N 53. Его ближайшим и важнейшим конкурентом был Углов Геннадий Григорьевич, депутат первого парламента, человек прямой, честный и независимый. Но русский. Это упущение Углова и взяли на вооружение доверенные лица Кадыр - уулу. Прочесывая улицы новостройки Кок-Орго в дни предвыборной агитации, его доверенные лица - почтенные люди, убеленные сединами, агитировали безработную молодежь голосовать за кыргыза. Оставшееся от советского времени развалившееся хозяйство, безработица, голодные дети и плохое пиво - во всем были виноваты русские. А как же! Посмотрите, кто в основном живет в центре Бишкека. А киргизы у них квартиры снимают. А кто баранов пас и стужу и жару? А все мясо в Ленинград и Москву отправляли. А ты, сынок ( дочка), ты настоящий сын народа. Тебе жить здесь дальше. И твой байке Кадыр уулу - настоящий кыргыз и он поможет вам обрести наконец настоящую независимость.От всего! От узбекского газа и карагандинского угля, американского доллара и здравого смысла. О-омин!

В день выборов, когда любая агитация запрещена, по улицам Кок-Орго ездили частные автобусы, на которых людей подвозили в агитпункту. По дороге шла агитация, проведение которой в день выборов запрещено. Мы все родственники - говорили аксакалы - а родственники должны быть за родственников! И Кадыр байке наш родственник! А тот кыргыз, который у Щелочкова доверенным лицом и сейчас на агитпункте права будет качать, когда вы за жену, дядю и всех родственников один голосовать будете - он предатель, манкурт!

Люди голосовали по три и по пять раз подряд. Бросали по два и по десять бюллетеней. Члены избирательной комиссии, состоящей в основном из русских женщин - работниц городской кондитерской фабрики - отворачивали лица, когда видели нарушения и выходили на улицу, когда уже не могли скрыть, что видят. Мужчина-кыргыз, который был доверенным лицом Углова, тщетно пытался установить подобие порядка, наконец сдался и перестал "дергаться". Этим человеком был Самат.

Доверенными лицами Кадыр уулу были в основном, профессора из Университета. 98% студентов Университета проголосовали за Кадыр уулу. Под руководством и надзором своих преподавателей они послушно пришли на избирательные пункты и опустили свои бюллетени в урны. Назавтра эти профессора опять вещали с высоких трибун, что молодое поколение - это поколение независимых, самостоятельных и всесторонне развитых личностей. А в полупустых и равнодушных аудиториях сидели забитые и послушные исполнители, составляющие массовку разного рода мероприятий

Правда, не все оказались забитыми. Когда один из студентов Географического факультета, не получил зачет по одному из предметов, он прямиком направился к Кадыр уулу и добившись аудиенции, заявил, что столько время затратил на агитацию за байке, а зачет не ставят. Отправив студента с обещанием немедленно все исправить, Кадыр уулу вызвал своих людей и дал им нагоняй. Нет, не за то, что они пропустили к нему этого студента с такими притязаниями. А за то, что этот зачет можно было поставить и без его высокого участия.

Во второй срок было еще легче. Многие "каналы" уже были "пробиты". Денег на предвыборную борьбу было достаточно. Нужные люди уже поняли, что на Кадыр уулу можно положиться и деньги вложенные в него, возвращаются сторицей и старались как могли и сколько могли. И опыт "подковерной" борьбы появился и направление вроде выбрано верное - национальная идея и религиозное воспитание народа. А что! Кыргызы еще во многом - язычники. А за то, чтобы превратить их в правоверных мусульман, некоторые организации готовы хорошие деньги заплатить. А если кто хочет превратить кыргызов в христиан - пожалуйста. Только платить придется больше.

Пробившись в депутаты во второй раз Кадыр уулу понял, что долго так продолжаться не может. Не станут доноры верить ему сколько угодно долго. Да и в третий раз уже не получится. Надо подумать о будущем. Не в муллы же идти, в самом деле! Надо было хорошенько подумать о том, как остаться на виду и на плаву. Конечно, надо заявить о себе погромче. Но как? Возникающие время от времени скандалы, где можно заявить о себе, как о радетеле духовного возрождения кыргызов, конечно, хороши. Но больно уж отчетливо видно, что эти скандалы ты сам и срежиссировал. Надо помнить, что в следующем году выборы президента Республики. Поэтому нужно что-то действенное!

22 июля на заседании Законодательного собрания стало известно, что в пределы Республики вторглись боевые группы, предположительно, остатки разгромленной в Таджикистане вооруженной оппозиции. Секретарь Совета Безопасности информировал депутатов и о взятых в заложники иностранцах. Кадыр уулу понял- час настал!

Глава

Тяжелым испытанием для американцев оказалось вытерпеть недостаток воды для умывания и бритья. Родник, по-видимому был, ниже по долине, а ездить за водой только для того, чтобы пленники могли умыться, наверное, было ниже достоинства бандитов. На следующее утро, Рэй ожесточенно почесав заросшее лицо, попросил Самата, чтобы тот, в свою очередь, попросил воды для бритья. Самат, которому тоже хотелось умыться по настоящему, постучал в дверь.Через некоторое время, с той стороны послышались ругательства и дверь открылась. Не успел Самат сказать и слова, как Чымчык, замахнувшись прикладом, яростно прорычал:

-- Если ты не будешь сидеть тихо, мы обойдемся без переводчика!

-- Слушай, нам же надо умываться. Если начнется дизентерия, у вас хлопот с нами будет несравнимо больше! - выпалил Самат, боясь, что Чымчык пустит в ход приклад.

-- Я не буду гонять лошадь только для того,чтобы вы могли свои рожи умыть! Сиди тихо, я сказал! - угрожающе передернул затвор Чымчык.

-- О кей, Самат! Не будем бриться. - Рэй взял Самата за локоть.Тот сел на топчан.

Дверь захлопнулась и замок вернулся на свое место. Однако, за то время, пока дверь была открыта, Самат успел заметить, что около палатки сидит плосколицый, а лошадей нет. Не было также и других бандитов. К счастью, дверь была короче дверной рамы и поэтому снизу образовывалась небольшая щель.Изогнувшись, Самат нагнулся в щели и стал наблюдать за палаткой, край которой был виден. По всей видимости, бандитов было двое. Куда и когда подевались другие, никто не знал. Понаблюдав некоторое время, пока не устала шея и не заметив никаких изменений в поведении бандитов, Самат растянулся на топчане.

Когда солнце было уже высоко, плосколицый принес обед - довольно густой суп с макаронами и лепешки.Лепешки были еще горячие, испеченные на углях. Тарелок не было, поэтому пришлось есть прямо из кастрюли ложками, которых было в достатке. Несмотря на условия, еда, а особенно лепешки, показались вкусными. И плосколицый не казался сегодня недоступным. Воспользовавшись моментом, Самат спросил плосколицего, когда тот пришел за посудой:

-- Извини, как тебя зовут?

-- Пакир. - Замешкавшись на мгновение, ответил тот.

-- Послушай, Пакир. Принеси, пожалуйста, воды. Хоть немного лицо сполоснуть. Все равно шефа твоего нет! - схитрил Самат.

-- Нельзя. Чымчык увидит, расскажет Мулло! - нехотя ответил Пакир.

-- Все равно за водой пойдешь сегодня. Набери чуть побольше и нам в банке какой - нибудь принеси! - просительно сказал Самат.

-- Посмотрим ! - сказал Пакир и закрыл дверь.

Через час он принес воду в синей канистре из-под масла, которое распространялось организациями в качестве гуманитарной помощи. Судя по надписи на канистре, масло было из США. Все побрились. Даже Такао поскоблил и без того гладкое лицо. Стив оставил начавшую пробиваться бородку и усы и стал еще больше похож на славянина. Самат осторожно помыл голову и Рэй обрил его, используя одноразовые лезвия. Обритый, с повязкой на голове, Самат стал похож на басмача. Освежившись, пленники почувствовали себя гораздо лучше. Как будто снаружи не было охранников с автоматами и их судьба не была также неопределенной, как и вчера. Все немедленно вытащили книги и улеглись читать. Оказалось, что Мартин и Рэй взяли одинаковую книгу - "Преступление и наказание" Ф.М.Достоевского, чем вызвали смех у других. У Самата никаких вещей, а тем более книг не было. Сначала он занялся починкой "пачуней", которые он смастерил из порванных сапог, остатки которых он нашел на летовке в долине Сарыкашкасу. Связанные кусками алюминиевой проволоки они представляли собой жалкое зрелище, но тем не менее в них можно было ходить, без риска поранить ноги. Затем, помаявшись без дела, Самат стал думать вслух.

-- Этих бандитов осталось только двое. Остальные куда-то ушли. Наверное, за продуктами или за информацией. Должны же они получить информацию о том, как идут переговоры. Если они идут. Интересно, как они собираются получить деньги? Не по почте же? Наверное, кто-то должен привезти деньги в определенное место и нас тоже подвезут туда же. Там и обменяют. Но как же обменяют, если можно кругом расставить людей и после обмена взять этих бандитов, даже перестрелять. Значит, это должны быть условия, когда бандиты будут уверены, что они в безопасности. Такие условия могут быть, если они будут менять нас по одному. Или когда они будут на своей территории. А у них нет территории. Если только они не собираются нас переправить куда-нибудь в Таджикистан или Афганистан. Отсюда до Таджикистана далеко, километров 500. Оттуда могут прийти какие-нибудь дикие полевые командиры, которым места в правительстве не нашлось. Боевики из Афганистана через Таджикистан не пройдут. Хотя кто их знает!

Интересно,сколько они будут ждать выкупа. А если его вообще не дадут? Вдруг вояки попытаются освободить нас силой? Но для этого надо знать, где мы. Асель может показать направление, в котором нас увезли. Но нас уже перевезли далеко от того места. Зачем?

Окончательно запутавшись, Самат замолчал.

-- Что ты сказал? - спросил Такао.

-- Да так. Я думаю, кто эти люди и как они хотят получить за нас деньги! - сказал Самат, смутившись. Он забыл, что никто не понимает по русски.

Остальные молчали. Видимо, каждый из них не раз задавал себе эти вопросы и ждал, что кто-нибудь другой ответит на них. Полежав молча, Самат пристал к Мартину.

-- Слушай Мартин, а почему американцы любят из русских писателей Достоевского, а не Чехова, например?

-- Почему? - Посмотрел Мартин с интересом

-- Наверное, потому, что Достоевский лучше всех русских писателей отразил натуру русских людей!

-- А откуда вы знаете, что лучше всех, если не читали других писателей?- спросил Самат.

-- А ты как думаешь?- оторвался от чтения Рэй.

-- Я думаю, что вы американцы, живете в очень богатой стране, безо всяких сильных потрясений. И так проходит вся жизнь - без унижений и страданий. А Христос говорит, что только через страдания человек познает жизнь. Только тому, кто страдал - воздастся! Вот вам и хочется хоть немного пострадать -хотя бы в книге, вместе с Раскольниковым и Карамазовыми. Страданий вам не хватает! А русские живут такой жизнью, какую Достоевский описывает в своих романах. Зачем им еще по книжке страдать!

Каждый человек в душе мазохист. Он наслаждается своими страданиями. Один в большей степени, другой в меньшей. Вспомните, когда вы были маленькими, вам хотелось, чтобы мама вас пожалела, приласкала. Поэтому вы плакали, когда были совсем маленькими, капризничали, когда стали побольше. Вот женщины, например, часто плачут, потому, что в плаче они жалеют себя, страдают. А если женщина пожалеет мужчину за его страдания, это значит - полюбит.

А алкоголики! Они пьют все больше и больше, потому что говорят себе - "А-а, вы не любите меня, потому что я пью! А я пью, потому что вы не понимаете меня, не жалеете. Нате вам, нате. Да, я пьяница, да я лежу в луже! И буду лежать и буду опускаться, назло вам всем!". Он жалеет себя и в этом находит повод для деградации. И даже страх смерти от алкоголя он превращает в повод. "Нате вам, нате. Да. Я умру и вы будете потом жалеть, что не понимали меня!". И вообще, начинают пить для того чтобы насладиться чувством легкости, эйфории, которую сначала дает водка, а потом уже несосознанно начинают наслаждаться похмельем. Наслаждаться чувством вины за содеянное вчера, болью в голове и желудке, которая так легко может пройти, если выпить, похмелиться.

Так инфантильные подростки лезут в петлю, чтобы хотя бы потом, когда их будут вытаскивать из нее и хоронить, получить свою долю жалости. Они заочно наслаждаются вашей жалостью и своим лежанием в гробу. В каком то смысле страдание и жалость- это очень переплетенные категории!

Ни один поэт не написал хорошее произведение, когда был сыт и доволен. Я не имею ввиду дворцовых блюдолизов. Настоящее произведение имеет в своей основе страдание или воспоминание об этом страдании. Оно обостряет чувства, заставляет работать воображение!

-- И где ты это вычитал? - насмешливо спросил Такао. Он то знал, что Самат любил иногда "пошланговать", как он говорил. И тогда он начинал импровизировать на свободную тему, треплясь от безделья.

-- Я так думаю! - сказал Самат и улыбнулся.

-- Слушай, Самат! Почему эти люди так ненавидят нас? - вдруг спросил Стив, подняв голову от книги.

-- Для них все американцы- представители другого, враждебного почти несуществующего мира. Может быть, ты хороший семьянин, добрый друг и хороший муж! Но это там, в другом мире! В другой цивилизации! Там, где есть телевизор, мороженное, небесной красоты женщины с открытыми лицами, самолеты и зубочистки. Здесь другой мир! Здесь жена покупается за цену, меньшую чем холодильник, а люди никогда не видели обыкновенного негра! Уровень жизни у вас, на Западе и здесь в Азии, особенно в Афганистане или Таджикистане несравним. Но самое страшное, что уровень психического развития этих двух миров катастрофически различен. Приношение животного в жертву у вас вызывает слезу, а у нас это обыденное явление, часть жизни!

Вы живете в богатой и сильной стране, которая решила, что она может указывать другим, как надо жить. Ваши политики не понимают, что с Востоком нельзя разговаривать грубо. Это вызвает протест, желание отомстить за беспросветность. Здесь жизнь ничего не стоит. Ничья. Даже если ты хороший сын и отец. Там. В другом мире!

Еще один день прошел без особых событий.

Глава

Утром 25 июля в приемной посольства Соединенных Штатов Америки в Кыргызской Республике раздался звонок. Его ждали. Искаженный голос, который тотчас же зафиксировало записывающее устройство, произнес:" Бисмилла рахманиир рахиим! Выкуп за заложников- три миллиона долларов США - вы должны передать командиру Абдували на зимовке Сартала, в верховьях реки Сох Ошской области. Передача должна состояться ровно через шесть дней, в полдень. Если при передаче будут замечены попытки захвата наших людей или подготовка к захвату - заложники будут уничтожены. После получения нами информации об успешной передаче денег, заложники будут освобождены в другом месте на следующий день, ровно в три часа пополудни. О-омин!"

Точно такое же послание было получено в Министерстве Иностранных дел Кыргызской Республики.

Было установлено, что в американское посольство звонили из телефона- автомата, стоящего на проспекте Манаса, напротив Кыргызско - Турецкого Университета "Манас". Женщины, тоскливо торгующие разной мелочью неподалеку от автомата, заявили, что видели, что в течение последних 20 минут к автомату подходили по меньшей мере два человека. Один из них, мужчина среднего роста, азиатской национальности, в белой рубашке с короткими рукавами, вышел из автомобиля, остановившегося на проспекте.Он звонил недолго, затем сел в машину и уехал в направлении в политехнического института. Другой, молодой человек, также азиат, лет 20- 25, скорее всего студент, также звонил недолго. После звонка, купил у женщины три сигареты и прикурив у нее же, направился вниз, по направлению к Бишкекскому Гуманитарному Университету.

Звонок в Министерство иностранных дел был произведен с телефон - автомата, находящегося в Центральном переговорном пункте. Никаких сведений о звонившем получить не удалось.

Оба звонка были сделаны точно в одно и то же время.

Заявление похитителей, полученное по телефону, позволяло сделать несколько важных выводов. Во - первых, налицо была связь похитителей с формированиями, действующими на юге Республики. Это позволяло утверждать, что захват заложников и вооруженное вторжение на юге - звенья тщательно спланированной операции. Поэтому появилась настоятельная необходимость предупреждения возможных вылазок экстремистов в Бишкек и других крупных городах Республики.

Во - вторых, тот факт, что передача денег и освобождение заложников будут осуществляться в разных местах, накладывало дополнительные трудности на операцию освобождения заложников, если будет решено применять силовые методы.

В - третьих, было ясно, что между участниками захвата заложников, бандитами на юге и их сообщниками в Бишкеке (наличие которых доказывали телефонные звонки) существует оперативная связь - телефонная или иная. Для силовых структур Республики это давало возможность попытки перехвата переговоров между разными участниками.

И, наконец - последнее. Появилось реальное лицо, с которым можно было проводить переговоры - полевой командир Абдували, действующий в горах Алайского района.

Глава

Всю ночь лил дождь. Крыша мазанки оказалась дырявой и поэтому только Самат, который спал с краю, провел ночь относительно спокойно. Остальные тщетно пытались отыскать сухое место и встретили утро невыспавшимися.

Несильный ветерок гнал черные рваные облака на восток, в сторону Нарына и приносил с собой тепло Ферганы. Время от времени из облаков моросил дождик, который искрился в пробивающихся лучах утреннего солнца. Какая-то птица пробовала петь в кустах тавологи. Но идиллия утреннего пробуждения природы нарушалась командным голосом желтоглазого, который слышался снаружи.

Через некоторое время Пакир внес кипящий чайник и две лепешки. Положив это на край топчана, он встал к стене, взяв автомат наперевес. Следом вошел Мулло. Он был одет в гражданский костюм, а борода аккуратно подстрижена. Самату даже показалось, что от Мулло пахнет духами. Оглядев пленников, Мулло сказал:

-- Наши требования переданы американскому послу. Если через неделю нам не передадут деньги, мы отрежем ухо вот этого, молодого - он ткнул в Стива - и отошлем в Бишкек! Чтобы они поняли, что мы серьезные люди. А пока молитесь Аллаху, чтобы он даровал разум вашим руководителям, потому что, если мы не получим деньги, мы отошлем в Бишкек ваши трупы!

Взглянув на Самата, который сидел на краешке топчана и не встал при появлении желтоглазого, он вышел. Стив вопросительно посмотрел на Самата. Тот встал, не зная, как перевести то, что он только что услышал.

-- Что случилось, Самат? - спросил Рэй.

-- Их требования переданы американскому послу. Этот человек опять угрожал! - попытался Самат смягчить ситуацию.

-- Почему он указал на меня? - спросил Стив.

-- Он сказал, что тебе надо побриться, потому что ты слишком похож на русского! - соврал Самат.

-- Они могут нас убить? - спросил Такао.

-- Не думаю. Мы им нужны. Без нас их перестреляют как худых ишаков! - сказал Самат.

-- Почему худых? - снова спросил Такао. Он никак не мог привыкнуть к тому, что в Азии слово "ишак, осел" может быть ругательным. У либеральной партии США, как известно, осел красуется на партийном флаге.

-- Хорошо. Толстых! - миролюбиво сказал Самат. Успокоившийся Стив прыснул.

-- Ослы очень трудолюбивые животные. Они очень сообразительные и гораздо умнее, чем лошади! - сказал Такао.

-- Почему умнее? - спросил Самат, который любил лошадей.

-- А ты пробовал когда-нибудь загнать насмерть осла?- ответил вопросом на вопрос Такао. Самат хотел поспорить с ним, но потом махнул рукой. Чайных чашек не опять хватало и надо было спешить, пока Такао рассуждал о достоинствах ослов.

Налив в пиалу чаю, Самат уселся на топчане и потягивая душистый напиток, молча размышлял над услышанным. Скорее всего, желтоглазому захотелось провести инспекционную проверку после непродолжительного отсутствия. Убедившись, что за это время никто из пленников не пропал, он просто не смог побороть в себе желание еще раз показать силу перед безоружными людьми. И выбрал для этого Стива, который болезненнее всех переносил неволю. Вообще говоря, им должно быть выгодно, чтобы пленники сохраняли спокойствие и покорно ждали исхода событий. А потом обменять их на деньги и попытаться скрыться.

То, что бандиты не стали ждать развития событий и не остались в долине Кашкасу, а сменили место, свидетельствовало о том, что они не верили в мирные переговоры, а, может быть, даже и не хотели их. Отпустив Асель, они оповестили власти, подтвердили факт взятия заложников и серьезность своих намерений. А затем, они постарались найти более укромное место. Было ясно, что у бандитов есть сообщники, возможно даже в Бишкеке, которые проводят всю работу, связанную с переговорами.

Самат никак не мог решить для себя один мучавший его вопрос. Насколько решительно настроены бандиты? Надо сидеть и ждать развития событий или надо действовать? Как действовать он, правда, еще не знал, но такое высиживание ему не нравилось. Кроме того, его товарищи явно предпочитали ждать. Но ведь они - только разменная монета. Их используют для торга с представителями власти. А если торг не выгорит? Тогда их можно просто уничтожить и тем самым подтвердить свою решительность бороться с противниками ислама. Особенно с Америкой. А потом закопать здесь и спуститься вниз, в долину, под видом мирных жителей, раскланиваясь со встречными. Посылать трупы в Бишкек, как грозится желтоглазый, они не станут.

Его размышления прервал Такао, который тоже хотел чаю. Самату пришлось отдать пиалу, тепло пристроившуюся в его ладонях.

Через несколько минут пришел Пакир и, забирая чайник, сказал, обращаясь к Самату:

- Пошли!

Мулло сидел на маленьком стульчике у входа в палатку. В палатке Самат увидел Чымчыка и еще одного бандита, которого раньше не было.Чымчык чистил автомат, что-то подвывая себе под нос, а новичок, взглянув на Самата, продолжал срезать острым узбекским ножичком черные ногти на ногах. Пакир, поставив чайник и пиалы на круглый столик, стоящий у входа в палатку, отошел в сторону и встал, взяв автомат наперевес, чуть сзади Самата.

Мулло, который в цивильном костюме походил на директора клуба или средней руки коммерсанта, изучающе посмотрел на бритого наголо Самата и спросил у плосколицего

-- Кто дал им воду?

-- Я-а! - ответил тот, растерявшись от неожиданности

-- Кто дал команду? - процедил Мулло.

-- Да-а.., это.. Они попросили! - сказал Пакир

-- Ты не должен был этого делать без моего приказа. Твой мозг покрылся жиром от безделья. Ты будешь наказан! - отчеканил желтоглазый. Затем он посмотрел на Самата и сказал

-- От таких как ты, нужно очищать общество! Вы мутите воду и задаете вопросы. Вы хотите все узнать и всему дать объяснение. Вы не верите во всемогущего Аллаха и подвергаете критике святой Коран. Тебя нужно убить! - желтая ярость блеснула в сузившихся глазах Мулло. Чымчык насторожился, а новичок вытер нож о штанину.

-- Э-э, постой! За что!- опешил Самат, который ничего хорошего от беседы не ожидал, но и такой быстрой развязки не предвидел.

-- Послушай! Я вовсе не против ислама или другой религии. Но ты можешь убедить меня, что Коран лучше, чем Библия? Если ислам так слаб, что предпочитает убивать, а не убеждать, тогда кто будет правоверным? - заторопился Самат. Похоже, эти богословские беседы могли плохо закончиться.

-- Я могу заставить тебя. Но ты прав. Не думай, что я буду читать тебе лекции. Но ты будешь делать все, как делают правоверные мусульмане. Каждый день. Вместе с нами. Твой отец сделал тебе обрезание?

-- Да! - ответил Самат, почувствовав, что напряжение ослабло.

-- Значит, он достойный человек и совершил то, что должен сделать каждый мусульманин. Подумай об этом. Твой отец приобщил тебя к истокам, когда еще ты был маленьким. Не позорь этого человека. Иди! Чымчык приведет тебя, когда настанет время намаза и покажет, что надо делать!

-- Я не знаю молитв! - сказал Самат, слабо сопротивляясь.

-- Достаточно трех слов -Бисмилла рахманиир рахиим!

Желтоглазый встал, давая понять, что проповедь закончена. Самат повернулся и пошел к мазанке, чувствуя спиной тяжелый взгляд Мулло и дуло автомата.

-- Что они от тебя хотят? - спросил Рэй, когда Самат вошел в мазанку и тяжело вздохнув, сел на край топчана.

-- Они хотят сделать из меня мусульманина! - ответил Самат, не поднимая головы. Ему было стыдно. Ему казалось, что сегодня он потерял что-то важное для себя. Сначала он испугался, что желтоглазый действительно может убить его. Он решил показать, что он может стать мусульманином и выиграть время. Но он проиграл. Он показал, что готов попробовать.

-- А что, мусульманином можно сделать без учета желания?- спросил Рэй, пристально посмотрев на Самата.

-- Не думаю! - ответил Самат и откинувшись на спину, закрыл глаза.

Когда через два часа, пришел Чымчык и процедил "Вставай. Время обеденного намаза", Самат не пошевелился. Чымчык позвал Пакира и они вдвоем выволокли его из мазанки. Мулло стоял на поляне. На нем был халат и чалма. Он взглянул на Самата и презрительно спросил

-- Что? Раздумал быть мусульманином?

Мулло кивнул и Чымчык, перехватив в воздухе автомат, ударил Самата прикладом по ребрам. Однако, тот, сделав шаг назад, перехватил левой рукой оружие и резко дернул влево-вниз по направлению удара. Одновременно правой рукой, он схватил бандита за плечо и рванул, подсекая колено. Чымчык потерял равновесие и, охнув, повалился назад, но оружия из рук не выпустил. Самат, увидев, что оружием завладеть не удалось, отскочил, одновременно нанося удар пяткой Пакиру, который был без оружия. Удар пришелся в живот, и бандит, не ожидавший такого поворота событий, утробно выдохнув, согнулся и упал лицом в траву. Раздался выстрел.

-- Не стрелять, дурак! - прошипел побледневший Мулло. Он стоял,

немного согнув ноги, держа их на одной линии и перенеся тяжесть тела на правую ногу. Левая, немного расслабленная, опиралась на носок и была нацелена на Самата. Руки согнутые в локтях, угрожающе смотрели прямо в лицо.

У входа в палатку, держа на коленях дымящийся автомат, сидел бандит, который появился только сегодня, вместе с желтоглазым. Самат остановился и опустил руки. Чымчык, изрыгая проклятия, вскочил и направил на него автомат, передергивая затвор. Пакир, стоя на коленях, натужно кашлял.

-- Извини, мужик, что испортил тебе обеденный намаз! - сказал Самат.

Через несколько минут, он избитый и связанный, лежал неподалеку от бандитов, которые постелив коврики, усердно молились Аллаху. Через кровавую пелену скачущего сознания, он улавливал отрывки молитвы и зачем-то пытался вспомнить, где он слышал эту мелодию.

- "Кул хуваллооху ахадь. Аллохус-сомадь. Лам ялидь, ва лам юуладь.

Ва лам якул-лахуу куфуван ахадь!"- нараспев произносил желтоглазый слова священного Корана.

Солнце заливало зеленое ущелье. Два остроконечных пика, которые как сторожевые башни, замыкали ущелье с юга, нарядно искрились и было видно, как ветерок сносит с них снег. В далеком мареве плыла благодатная Фергана.

На дне ущелья, рядом с бандитами, коленопреклоненно просящих Аллаха даровать им удачу в делах, лежал избитый человек и слеза, оставляя след, медленно стекала с его пыльного лица.

Глава.

Когда стало ясно, что бандиты с заложниками перевалили на ферганскую сторону, оперативники МНБ быстро вычислили предполагаемое место. Однако, обнаружить свою осведомленность было подобно смерти заложников. Никто не знает, как поведут себя бандиты, если почувствуют, что место их дислокации находится под наблюдением. Кроме того, пока не выработан подробный план освобождения заложников, было категорически запрещено предпринимать какие-либо действия.

В Министерстве национальной безопасности, которое взяло на себя операцию по освобождению заложников, специалистов, которые бы имели опыт в таком деле, не было. Раньше все операции подобного рода разрабатывались в Москве, оттуда и прибывали крутые парни, когда надо было что-нибудь сложное раскрутить. Но сейчас было делом престижа - решить эту проблему самим. Иначе, какая же это независимость - как тяжело, так сразу к "старшему брату"! Надо было решать самим - что делать?

Наиболее решительные чекисты, многие из которых работали в КГБ еще в советские времена, предлагали освободить заложников путем вооруженного нападения. Ночью, когда бандиты будут спать, выставив одного или двух в охранение, необходимо бесшумно "снять" охрану, а дальше дело техники. Правда, до этого необходимо провести детальную разведку местности, подготовить пути подхода и обеспечить внезапность нападения. Однако, если бандиты заподозрят что-нибудь или произойдет малейший сбой, то жертв среди заложников не миновать.

Более молодые сотрудники, в основном из "новой волны", набранной еще Феликсом Куловым, предлагали решить дело цивилизованно. Лучше заплатить выкуп, а потом, путем оперативной разработки, выявить получателей выкупа и схватить их, предварительно выявив агентурную сеть. В этом случае, представлялось возможным выявить существующие связи между боевиками из Таджикистана и членами подпольных организаций в Республике. Риск потерять при этом заложников был минимальным, зато польза от успешной операции могла быть неоценимой. Кроме того, предлагалось под это дело выпросить у американцев специальную аппаратуру, позволяющую регистрировать телефонные переговоры через спутник. Предполагалось, что боевики, захватившие заложников, имеют связь с определенными людьми в Оше или даже непосредственно с командоном Абдували в Алае.

Спор между сторонниками разных подходов в деле освобождения заложников затянулся. Время шло. Нужно было докладывать руководству, которое все время напоминало о необходимости ускорить дело, о предпринятых действиях.

26 августа в приемной Министра национальной безопасности зазвонил звонок и помощник депутата Законодательного собрания Кыдыр уулу по имени Собитов Нуралы попросил аудиенцию для своего шефа. Аудиенция была необходима срочно, по государственному делу, касающемуся заложников, взятых боевиками. Через полчаса после звонка, Кадыр уулу входил в строгий кабинет Министра.

Министр национальной безопасности был по образованию инженером-машиностроителем. Попав в поле зрения органов безопасности, после окончания Фрунзенского политехнического института был направлен в Высшую школу КГБ, в Москве. После ее окончания работал в органах, курируя Академию наук и высшие учебные заведения Республики. Звезда этого человека взошла в годы независимости. Президент Республики, оказывается, запомнил этого незаметного человека, с которым он не раз обсуждал вопросы национальной безопасности, будучи еще Президентом Академии.

-- Ассалом алейкум! - поздоровался Кадыр уулу, протягивая руку Министру, который, выйдя из - за стола, направлялся к нему с широкой улыбкой.

-- Аллейкум салам! - радостно воскликнул Министр, всем своим видом показывая, что он очень рад видеть депутата и двумя руками пожимая его сухую руку.

-- Как ваши дела, аксакал? Как джене поживает? - все также радостно спрашивал Министр, хотя он был всего на несколько месяцев был младше депутата, а его жену никогда в глаза не видел. Несколько лет работы в Ошской области давали себя знать.

-- Спасибо. Все хорошо! - коротко отвечал депутат, хорошо зная привычку Министра демонстрировать восторг. Такая привычка в сочетании с должностью и репутацией Министерства выглядела зловеще, однако Министр, похоже, этого не понимал.

-- Слушаю вас, аксакал! - сказал наконец Министр, усаживаясь в кресло. Кадыр уулу мельком оглядел кабинет, оценив по достоинству строгость и деловитость обстановки. Впрочем, такой кабинет мог быть и у любого другого Министра. Там, где раньше висел, наверное, портрет Дзержинского или Андропова, сейчас висел огромный портрет Президента Республики.

-- Я знаю, что в Нарынской области взяты в заложники американские граждане. Я знаю также, что за них требуют выкуп в три миллиона долларов США и их необходимо передать командиру Абдували в конце этой недели. Если этого не произойдет, могут быть жертвы! - сказал Кадыр уулу, пытаясь поймать взгляд Министра.

-- Я мог бы попробовать провести переговоры с боевиками. Мы все мусульмане и надеюсь, мы сможем понять друг друга. Возможно, мне удастся вызволить заложников без выкупа. В любом случае этот вариант - передача выкупа - конечно, должен рассматриваться вашими сотрудниками, занимающимися этой проблемой. Однако, я думаю, можно договориться. Если мы сможем найти верный тон в переговорах, то проблему вторжения боевиков в будущем можно будет держать под контролем. Я думаю, что переговоры должен вести человек, пользующийся уважением среди населения Юга. Если вы дадите мне полномочия, я могу выйти на людей, имеющих связи в определенных кругах и договориться о встрече с Абдували! - продолжал Кадыр уулу, следя за реакцией чекиста. Тот задумчиво перебирал большими пальцами, скрестив остальные. Когда Кадыр уулу закончил, он поднял на него тусклые глаза.

-- Почему именно вы решили заняться этим вопросом? Есть же представители духовенства, есть уважаемые люди в Оше, которые могут взяться за это! - спросил Министр. Он потяжелел лицом. Проблему с заложниками нужно было решать срочно, иначе возможен такой скандал, что испортить карьеру можно навечно. В предложении депутата был определенный резон, но передать инициативу депутатскому корпусу значило подставить под удар определенные силы в правительстве.

-- Если мы позволим боевикам захватывать заложников, они могут превратить это в бизнес, как это делают в Чечне. Нельзя дать денежным интересам взять власть над умами в Оше. Пока еще у народа сильны религиозные настроения, надо играть на вере. Боевики тоже мусульмане и если мы убедим их, что мы одной веры и не дело вмешивать в нашу веру деньги и политику - то мы выиграем в большом. Мы можем показать, что в таких делах народ и народная инициатива могут быть решающими. Надо опереться на народную дипломатию. Таким образом, мы покажем, что в нашем демократическим государстве народ проводит политику мирного сосуществования с соседями. И он способен решать такие проблемы как освобождение заложников и пограничные проблемы!

Министр молча взглянул на депутата и нажал кнопку на краю стола. Через секунду дверь неслышно приоткрылась и в кабинет вошел офицер.

-- Начальника оперативного отдела! - приказал Министр. Офицер вышел.

-- Хотите чаю? - спросил он у Кадыр уулу, подходя к небольшому передвижному столику в углу.

-- Да, выпью, пожалуй! - сказал депутат, пытаясь понять, чем же закончится эта беседа. Министр налил крепко заваренного чаю в граненный стакан в позолоченном подстаканнике и жестом пригласил депутата. Кыдыр уулу встал и прошел в угол. Чай оказался горячим и заваренным по всем правилам. Видимо, Министр знал толк в чае.

Через несколько минут в кабинет стремительно вошел начальник оперативного отдела, держа под мышкой тонкую папку.

Глава

На вечерний намаз Самата снова выволокли. На этот раз его не били, а просто бросили на землю. Мулло, только что совершивший омовение, вытер руки большим цветастым платком, постелил коврик и повернувшись лицом по направлению к Мекке, произнес первые слова молитвы. Трое бандитов встали за его спиной и сосредоточенно шевеля губами, начали молиться. Самат лежал на траве, поджав ноги к животу и закрыв глаза, изредка прислушиваясь к голосу желтоглазого, старался унять боль в правом боку. Самат не был героем. Он никогда не представлял себе, что может оказаться в такой ситуации. И сейчас он думал о том, как избежать возможной боли, не уступая. Он еще надеялся, что можно найти компромисс с бандитами. Ведь каждый свободен в выборе своего пути постижения истины. Если кому - то нравиться быть иудеем или мусульманином - ради Бога! Молитесь себе на здоровье, совершайте свои обряды и ешьте свои культовые кушанья. Если ваша вера помогает вам жить, поддерживает в трудную минуту - хорошо! Но при чем тут он, Самат? Почему его нужно убивать только за то, что он не любит мацу или не совершает хаджа в Мекку? Вы любите пророка? Господи! Это ваше дело и оно меня никак не касается. Любите и пойте от этой любви. Стройте мечети и синагоги, прославляя его и совершайте подвиги во имя Господа. Он, Самат, здесь при чем? Неужели без него слезы исступленной веры не сладостны и уверения в бескорыстной любви неубедительны?

Как и многие миллионы других людей, Самат внутренне боялся определиться с вопросом- есть Бог или нет? Он предпочитал смутно верить в его существование, но в виде какой-то неведомой всемогущей силы, которая определяет судьбу человека и руководит случаем. Открыто сказать - Бога нет!- Самат не хотел и не мог, опять же из-за боязни - а вдруг есть?

Как и миллионы других людей, не являющихся приверженцами определенной веры, но испытывающих смутную тревогу от ее отсутствия, Самат все собирался куда нибудь приобщиться. Но для этого он никак не мог найти должный повод. Новомодных верований типа бахаистов или кришнаитов он инстинктивно сторонился, усматривая зыбкость основ и вычурность. Для мусульманства или христианства не хватало глубины и чистоты собственной веры, а быть последователем учения Христа или пророка Мухамеда без глубокой веры, он считал неправильным. Ведь если Бог незримо присутствует везде в делах наших и помыслах, то неправильно его обманывать, делая вид, что веруешь. Так и ходил, обращаясь к Аллаху по - русски только в минуты слабости и покаяния. Вот и сейчас, лежа на теплой земле, он шептал слова наспех придуманной им на ходу молитвы:

"Господи! " - шептал Самат. " Господи! Наставь на путь истинный детей своих неразумных! Ибо в старании своем и стремлении показать Тебе глубину любви своей совершают они святотатство. Путь любого из нас к Тебе, Всевышний, есть промысел Твой и пути твои неисповедимы. И если сегодня я, пылинка в созданном Тобой мире, плутаю в поисках истинного пути, то это тоже веление твое, Господи! Не отвергай ищущего Тебя! Ибо деяния этих людей, ослепленных злобой, только отринут от пути истинного детей Твоих, только сейчас поднимающих взор и обращающих его к Тебе. Ведь сказано в священных писаниях, что кровью не может быть окроплен путь постижения Истины. Не зарождай во мне ответной злобы против людей этих неправедных, прикрывающихся именем Твоим и не ведающих, что творят. "

Удивляясь внутренне тому, что может произносить такие слова, Самат тем не менее думал, что именно такой должна быть молитва. Не мог же он в самом деле сказать: "Всевышний! Если эти ублюдки думают, что побоями можно приобщить к Аллаху, то они просто дятлы. Теперь я не сделаю этого из принципа".

Глава.

Кадыр уулу не получил никаких полномочий от Министра национальной безопасности. Но ему дали понять, что если он по своей инициативе предпримет шаги к освобождению заложников, то ему мешать не будут. Кроме того, он должен держать руководство Министерства в курсе всех предпринимаемых им действий, дабы избежать неприятных моментов.

Кадыр уулу понимал, что надо действовать быстро. Это было в его интересах, так как кгбэшники могли придумать что-нибудь и испортить дело. Во первых, надо найти деньги. Они могли и не понадобиться, если удасться договориться, но их наличие успокаивает. Во вторых, надо связаться с ошанами и попросить выйти на моджахедов. Не может быть, чтобы кто-нибудь не имел выхода на боевиков, среди которых наверняка есть узбеки. Сделать второе было легче и уже в тот же день Кадыр уулу получил известие, что можно организовать встречу с командоном Абдували. Надо правда заплатить за это, но сумма небольшая.

Где взять деньги? Из грантов или гуманитарной помощи? Надо найти эти деньги, но предварительно надо постараться договориться как мусульманин с мусульманином.

Через несколько часов напряженных переговоров, Кадыр уулу получил известие из весьма влиятельных источников, что если он найдет возможность договориться об освобождении заложников за выкуп, то определенные круги готовы дать 3 миллиона долларов

Глава

В течение трех последующих дней, перемежая побои и угрозы, Самата вытаскивали во время намаза и заставляли молиться. Однако, отборный русский мат, которым, оказывается так виртуозно владел профессор, мешал молитве. Мешало и то, что Мулло никак не мог определиться насчет Самата. Получив команду взять заложников и спрятать их до получения выкупа Мулло, конечно, понимал, что они должны быть в целости и сохранности. Однако никаких определенных указаний насчет Самата не было. С одной стороны, он был заложник и все, что касается заложников, касалось и его. С другой стороны - это киргиз и выкупа за него американцы платить не будут. Американцы уедут, а Самат останется. Кому нужен лишний свидетель.

Когда несколько месяцев назад Мулло получил приказ готовиться к акции, среди подробных указаний была также информация о заведующем лабораторией Егизбаеве Саматбеке, который будет сопровождать иностранцев. В краткой характеристике указывалось, что сопровождающий выполняет функции менеджера группы, является одновременно переводчиком и водителем. Профессор Государственного Университета. Родным кыргызским языком владеет плохо. Не считает себя мусульманином. Разведен. От первого брака имеет двух дочерей: Каныкей, 20 лет и Динара, 15 лет. От второго брака сын Данияр, 3 года. Любит детей, сентиментален. Владеет приемами боевых исскуств.

Мулло был рядовым боевиком. В его задачи не входила вербовка кыргызских интеллигентов. Для этого существовали специально подготовленные люди, получившие образование в теологических университетах Турции и Ирана и обосновавшиеся в кыргызской столице под видом бизнесменов и сотрудников различных международных учреждений.

Теологические вопросы не волновали Мулло. Для него было все ясно. Ислам - единственно верная дорога к Богу. Нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммед - пророк его! Мусульманин должен выполнять пять основных заповедей, предначертанных Пророком. Кто не мусульманин- неверный, каапыр. Неверные достойны смерти. Воинов джихада, отдавших жизнь за Аллаха, ожидает рай. О-омин!

Еще раньше Мулло, которого непосвященные люди знали под именем Сапар Муралиев, работал в Оше, в одной из организаций Минводхоза Киргизской ССР простым землеустроителем. В советское время закончил Самаркандский гидромелиоративный техникум и особо высоких должностей не занимал, хотя сильно хотел. Сапар Муралиев был исполнительным и старательным работником, на которого можно было возложить любую деятельность, связанную с организацией бешбармака. Прислуживая многочисленным проверяющим, которых в то время в любой организации в любое время года было достаточно, Сапар лелеял надежду, что когда нибудь и ему кто-нибудь также будет угождать. Он ждал, когда наступит момент и он будет сидеть во главе стола и произносить речи, а другие будут глядеть ему в рот, ловя умные слова и ценные указания. Он был уверен, что сможет говорить эти умные слова. Ведь в тех речах, которых он так много слышал и на собраниях и на многочисленных бешбармаках не было ничего такого особенного. Все понятно. Ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак. Только бы выбраться наверх, попасть в "обойму". А там...да что говорить! Сапар смог бы руководить чем угодно, хоть сельским хозяйством, хоть гинекологией.

Развал Советского Союза похоронил все его надежды. Напрасно прождав несколько лет, что все уладится и снова начнуть выдавать зарплату, хоть маленькую но регулярно, Мулло отчаялся. Начать свое дело, как это сделали многие или заняться челночным бизнесом он не смог и не захотел. Ведь для этого нужно было работать и работать много. Но Мулло хотел получить все сразу и сразу много. Часто отираясь возле ошских мечетей, где можно было покушать "халявного" плова, Мулло, к тому времени нигде не работавший, часто слышал речи, в которых таким как он, обещали благоденствие. Для этого особых усилий не требовалось - нужно только быть настоящим правоверным мусульманином. В этих речах ясно указывались те, кто был виноват в многочисленных бедах кыргызов и узбеков.

Когда в 1996 году, после очередной проповеди к нему подошел невысокого роста узбек с благообразной бородой и предложил продолжить беседу в чайхане на берегу Акбуры, Сапар согласился не колеблясь. Во - первых, это была возможность покушать "на халяву", во - вторых, речи этого человека, которого все звали Акрам-ажы, нравились ему. Во время обеда Акрам -ажы сказал ему, что такие люди как Сапар, нужны большим людям за границей, которые хотят видеть Среднюю Азию свободной и независимой. Они, эти люди, хотят создать здесь настоящее исламское государство, в котором основными законами будут законы шариата и править этим государством будут люди, верные этим законам. Он, Сапар, может быть одним из первых людей в этом государстве. Для этого надо проявить себя, помочь в установлении такого порядка.

Сапар обрадовался, но виду не подал. Он понимал, что за все надо платить. Даже за два лагмана, которые он уже съел. Вопрос в том, кто будет платить.

Акрам-ажы, снисходительно наблюдавший за тем, с какой жадностью Сапар расплавлялся с пищей, был опытным вербовщиком. Ему не доставило труда убедить Сапара поехать в Иран для учебы в медресе для постижения Истины. Хотя Сапар не был сильно уж мусульманином и не то, чтобы ему хотелось изучать священные книги, но поездка была бесплатной. Он поехал.

Через два года Сапар Муралиев, который теперь предпочитал, чтобы его назвали Сапар-Мулло или просто Мулло, снова появился в Оше. Это был уже не тот бездельник, любивший покушать на "халяву", побаловаться водочкой и вдовушками. Жесткий курс, который он прошел в учебном пункте, недалеко от иранского города Исфахан и последующие практические занятия в Афганистане, сделали из него воина джихада, не склонного к рассуждениям и верующего в свое предназначение. Он получил приказ обосноваться и не высовываться до наступления нужного момента. Более того, ему было запрещено проводить агитацию и вербовку, участвовать в митингах и запрещенных властью собраниях. Надо было только ждать и не терять навыков, полученных ранее.

В городе Мулло знал четырех человек, которые также прошли соответствующую подготовку в Чечне и Таджикистане. В свою очередь, эти люди знали только Мулло и затаившись на время, ничем себя не выдавали.

В апреле месяце 1999 года к Мулло, который к тому времени построил большой дом в пригороде Оша, пришел человек и передал приказ. Ему предписывалось, взяв с собой своих людей, незаметно выйти к верховьям реки Джамандаван и захватить в заложники группу иностранцев. Затем проследовать в долину ручья Кулунташ и затаиться там до получения дальнейших инструкций. В приказе были подробно расписаны маршрут передвижения и время захвата, а также условия содержания заложников и предварительный район, к которому предстояло выдвинуться после получения следующего приказа. Мулло был уведомлен, что цель захвата заложников - получение выкупа. Если выкуп по каким либо причинам не будет получен, следовало уходить с заложниками в Алай, где они должны быть переданы отряду командона Абдували, который использует их как "пропуск" в Узбекистан. Специальный приказ будет отдан, если заложников придется уничтожить. Для связи с нужными людьми Мулло передали мобильный телефон спутниковой связи и несколько ключевых слов, которые необходимо было использовать, в случае подконтрольного выхода в эфир.

Интеллегентствующий Самат раздражал Мулло. Он ненавидел таких обрусевших киргизов, добившихся определенного успеха в жизни. Эти папенькины сынки, эти сладкоголосые интеллигенты, которым так легко покорялись женщины и доставались все блага жизни, эти холеные мальчики, говорящие по -английски и разъежающие по заграницам - будь на это воля Мулло, он бы их всех повесил вдоль дороги Ош - Бишкек. По одному, через каждый километр.

Мулло понимал, что избивать Самата для того, чтобы приобщить его к вере -бессмысленно. Он делал это для того, чтобы сорвать на нем свое раздражение. Он давно понял, что в той большой игре, которую ведут те люди, которые учили его в специальном лагере, он, Сапар Муралиев, простой исполнитель. Все, чего он смог достичь, вступив в эту опасную игру - стать руководителем ячейки из пяти человек. И это он должен скрывать, притворяясь лопухом. Его друзья и бывшие коллеги по Минводхозу, разворачивали большие дела - крутили миллионы, торгуя хлопком и контрабандным бензином, строили огромные особняки и заводили себе любовниц. А он, Мулло, который был ничем не хуже их, вынужден сидеть в тени и делать вид, что он просто неудачливый дехканин. В случае провала его заложат с потрохами. В такой игре всегда нужна мелкая монета.

Упорство Самата, который был уже весь покрыт синяками и кровоподтеками, но не переставал материться, даже чем то нравилось Мулло. Ведь тем самым Самат показывал, что внутренне он остался сыном шахтера и проявлял мужество, которое было свойственно их предкам, в жестокой борьбе завоевавших право на существование. В этих киргизских ругательствах, иногда вырывающихся у Самата, в избитых пальцах, которыми он так упрямо цеплялся за землю, в злобе, сверкающей из-под заплывших глаз - проявлялся настоящий Самат, так похожий на других. Без шелухи русского воспитания, без интеллигентских реверансов и всепрощенческой философии. Он был одним из них и бить его было приятно.

Но определенности с тем, что делать с Саматом, не было. Проще всего было его убить и тем самым убрать лишнего свидетеля. Переводчик им особенно не нужен, разговоры разговаривать с американцами Мулло не собирается. Правда, если с выкупом не получится и придется переправлять их командону Абдували, в верховья реки Сох, то Самат может понадобиться. Кроме того, его присутствие как-то успокаивает других пленников. Кто его знает, что может прийти в голову этим капиталистам, если время от времени их не пугать.

Наружное наблюдение, которое тщательно проводилось бандитами за всеми возможными путями подхода к месту расположения мазанки показывало, что никаких видимых приготовлений к освобождению заложников силой не проводится. Кроме того, при очередном выходе на связь, Мулло получил информацию, что Правительство приняло решение о освобождении заложников мирным путем. Все шло по плану.

За день перед предполагаемым получением выкупа, после вечернего намаза Мулло вышел на связь. Ему сообщили, что передача выкупа откладывается по просьбе правительственной стороны и необходимо продержать заложников еще несколько дней. Спросить насчет Самата Мулло побоялся.

Глава.

Кадыр уулу встречается с сторонниками Абдували. Договаривается о встрече с Абдували. Встречается. Проводит несколько дней в лагере. Договаривается о обмене или добровольном отпуске.

Глава.

Ежедневное избиение Самата сильно угнетало остальных пленников. Они как могли, старались уменьшить его физические страдания, но сознание того, что на их глазах происходит насильственное обращение человека в веру, давило на них не меньше, чем созерцание крови и запах гниющего человеческого тела. Кроме того, каждый из них сознавал, что Самат является как бы наглядным уроком, который желтоглазый преподает им.

Самат не знал, были ли американцы верующими людьми. Все разговоры на эту тему старательно обходились и им и самими американцами в силу неписаного правила: не обсуждать политику и религию. Деликатные американцы, которым приходилось посещать страны с невероятным смешением религий, были всегда осторожны в этом вопросе. Независимо от того, были ли они верующими или нет, никто из американцев не пытался поддержать Самата какими-либо цитатами из Библии или других священных книг. Наверное, каждый из них сознавал, что здесь эти слова бесполезны. Кроме того, привлечение высказываний из любой книги, будь то Талмуд или Коран, могло расцениваться как альтернатива навязываемому на их глазах вероисповеданию. И только простые человеческие слова и сострадание, которыми они могли поддержать их друга, оказались единственно верными и приемлемыми в их положении.

Самат был сильно избит. Старая рана на голове открылась и повязка из разорванных рубашек намокла. Кроме многочисленных синяков и кровоподтеков у него были сломаны два ребра. Нехватка воды для промывания ран и жаркая погода привели к тому, что ссадины воспалились и нагноились. Кроме того, бандиты время от времени поливали Самата соленой водой, от которой ссадины и все тело невыносимо жгло и чесалось. Запас лекарств, который был у американцев, оказался плохо пригоден для такой ситуации. Те небольшие кусочки лейкопластыря, которые были в аптечке, были пригодны разве только для ссадин, полученных при игре в гольф. Йод и бинт закончились.

Утром того дня, когда по подсчетам пленников наступил день передачи выкупа, все напряженно сидели на топчане, прислушиваясь к тишине. Самат, постанывая в забытьи, лежал в углу. Мнения насчет даты этого дня разделились.Одни считали, что неделю следует отсчитать от дня их захвата, другие полагали, что неделя уже прошла и день выкупа наступит через 7 дней, после того, как желтоглазый сказал им о цели захвата. Никто не осмеливался спросить, а заплачен ли выкуп. Хотелось верить, что Правительство Кыргызской Республики или Госдепартамент США отдали деньги. Все понимали, что если все прошло как задумывалось бандитами, то в этот день их должны освободить. Если же власти решили не платить выкуп, а освободить заложников силой, то конечно, они не стали ли бы этого делать именно в день окончания ультиматума. Кроме того, никто не знал, что нужно делать в случае вооруженной стычки. Небольшая дисскусия по этому поводу, возникшая между пленниками выяснила, что имеется две точки зрения на поведение при возможной перестрелке или каких либо действий, связанных с вооруженным захватом. Рэй и Такао считали, что при этом нужно попытаться выбить дверь или окно и выбраться наружу, чтобы иметь относительную свободу действий. Мартин, которого молчаливо поддержал Стив, предлагал оставаться в мазанке и спасаться от случайных пуль или осколков под топчаном. Он полагал, что своими беспорядочными действиями они могут только помешать нападающим, которым будет трудно отличить их от бандитов. Такао, который, как оказалось, больше других видел всякого рода боевиков по телевизору, справедливо возражал, что в случае, если они будут пассивны, то бандиты-фанатики, почувствовав скорый конец, могут перестрелять их в тесной хижине как курей в курятнике. Рэй, отметив, что он вообще не смотрит ящик, сказал, что бандиты могут воспользоваться каждым из заложников как щитом и тем самым свести на нет все попытки освободить их. Обсуждение закончилось ничем. Все остались при своем мнении, но при этом почувствовали друг к другу легкую неприязнь.

Самат в этой дискуссии не участвовал, так как большую часть времени был в забытьи.

Однако ничего особенного этот день не предвещал. Но Самата, как обычно, не выволокли на утренний намаз. Чымчык принес утренний чай с лепешками, но никто не смог его спросить о выкупе. Все молча позавтракали и также молча занялись своими делами. Такао стал протирать теплой водой ссадины на голове Самата, а остальные уткнулись в книги. Неопределенность висела в воздухе, перемешиваясь с духотой и запахом немытого тела.

День тянулся нестерпимо долго, выматывая душу. Ближе к обеду, когда солнце набрало силу и стало нещадно палить, Самат, который лежал в углу, внезапно приподнялся, обвел мутным взглядом мазанку, неуклюже встал с топчана и подойдя к двери, стал стучать в нее израненными руками. Остальные пленники бросились успокаивать его, но Самат так сверкнул на них взглядом, что они испуганно отпрянули и обменялись взглядами. Снаружи послышался шум и дверь открылась. Чымчык и новенький схватили Самата за руки и выволокли его на полянку, предвкушая развлечение. Мулло сидел возле палатки на маленьком стульчике и снисходительно посматривал на пленника, который лежал в пыли перед ним. Самат медленно встал, нарочито отряхнул пыль с колен и сказал с угрозой

-- Слушай, ты! Я твою маму... Выходи один на один, если ты мужчина!

Опешившие бандиты растерялись. Мулло побледнел и встал. Его левая рука взметнулась в сторону, сделав ложный замах, а нога молниеносно воткнулась Самату в колено. Однако, за мгновение до того, как носок черной туфли коснулся колена, Самат отдернул ногу и принял боевую стойку. Его правая нога, приняв на себя тяжесть тела, с носком, развернутым под углом к направлению атаки стояла на одной линии с левой, которая была слегка согнута в колене и направлена прямо на Мулло. Тот понимающе усмехнулся и снял пиджак. Затем пританцовывающим шагом двинулся вокруг Самата, держа руки перед собой и не приближаясь слишком близко. Это был стиль, который практикуется в боевых школах кунфу и развивается в основном, в Синьцзяне. Несколько лет тому назад, Самат побывал в Урумчи в составе многочисленной сейсмологической делегации и в то время как остальные члены группы мотались по базарам, закупая дешевый китайский ширпотреб, посетил одну из таких школ кунфу. Стиль напоминал цветастые китайские танцы, неожиданно прерываемые быстрыми, как удар клюва, выпадами. Главной целью таких танцев было запутать противника частой сменой направления движения и затем поразить его строго выверенными ударами в определенные точки на его теле. По всей видимости, Мулло хорошо знал этот стиль. Самат же был последователем школы Шотокан, основанной на философии, базовых движениях и ударах, применяемых и развиваемых в китайской армии прошлого столетия. Четкая последовательность движений и "связок " были хороши при применении этого стиля в строю или колонне, однако в индивидуальных схватках эта система явно проигрывала. Кроме того, Самат был сильно ослаблен постоянными избиениями и его душевное состояние было далеко от спокойствия.

Несколько раз сменив направление движения, Мулло вдруг сделал резкий выпад левой рукой в сторону Самата, показав удар тыльной стороной согнутой кисти. Самат автоматически блокировал удар и успел толкнуть Мулло в спину. Тот, резко вращаясь вокруг стоящей на земле правой ноги, уже наносил удар согнутой левой. Толчок в спину сбил Мулло с ритма. Однако, не прекращая движения, Мулло резко присел и успел сделать подсечку. Самат со стоном повалился в пыль. Мулло подпрыгнул, пытаясь двумя ногами приземлиться на грудь распростертого Самата. Тот живо перекатился на живот и резко отжавшись от земли двумя руками, провел подсечку из положения лежа. Однако инерции и силы не хватило для того, чтобы сбить желтоглазого с ног.

В следующую секунду, когда Самат, пытаясь встать, опрометчиво поправлял повязку, сползающую ему на глаза, Мулло резким движением ноги нанес ему сокрушительный удар пяткой в грудь. Нога щелкнула и Самат снова покатился в пыль. Теперь он уже не смог встать. Мулло подошел к Самату, вытащил из расшитых узором черных ножен тонкий узбекский нож и наклонившись к Самату, хрипло спросил:

-- Что ты сказал о моей матери?

-- Ты пидор! - прошептал Самат, глядя в желтые глаза.

В следующую секунду Мулло, резко выкинув руку, отрезал левое ухо Самата. Самат страшно закричал, закрывая рану рукой, опрокинулся навзничь и потерял сознание.

Напряженно прислушивавшиеся пленники услышали этот нечеловеческий крик. Рэй бросился на топчан, обхватив голову руками и глухо застонал, приговаривая: "Звери, какие звери". Стив, который сидел, обхватив колени руками, вскочил и, вдруг стал кричать, стуча в двери ногой: "Прекратите, прекратите. Вы не люди. Сейчас же прекратите. Откройте дверь! " Мартин и Такао тоже стали кричать, не понимая ничего, но доведенные до отчаяния.

Дверь распахнулась. Снаружи, держа автоматы наперевес стояли Чымчык и новенький. Поодаль, также с автоматом, стоял Мулло. Самат лежал в пыли и пятно черной крови растекалось у его головы.

Стив вышел наружу. Он не знал, что он будет говорить и делать. Но напряжение последних дней требовало выхода. Увидев то, что бандиты сделали с Саматом, Стив остановился.

-- Послушайте, мистер! Вы не имеете права истязать этого человека. Мы требуем прекратить избиение. В противном случае мы объявим голодовку! - сказал он, запинаясь. Мысль о голодовке пришла ему неожиданно и выскочила совершенно непроизвольно.

Рассматривая стоящего перед ним молодого американца, Мулло не пытался понять, что он говорит. Если бы не инструкции о бережном отношении к этим ублюдкам, он с удовольствием перерезал бы им их бледные шеи. Но они нужны, за них дадут деньги и немалые. Поэтому бы надо все же узнать, что хочет этот "хозяин мира". Кыргызбай же теперь не скоро сможет применить свои знания английского, разве что в области медицины. А этот американец наверняка возмущается по поводу уха. Знал бы он, что именно его ухо могли бы сегодня завернуть в тряпочку и отправить его мамочке. Кстати Мулло выполнил свое обещание. Сказал, что через неделю отрежет ухо - отрезал. Неважно, что не у того.

Высказавшись, Стив замолчал. Не похоже было, что желтоглазый что-нибудь понял. Он растерянно обернулся назад и посмотрел на мазанку, в дверях которой стояли его старшие товарищи. Такао, который знал несколько русских слов, выступил вперед.

-- Если вы продолжать, мы не кушать! - сказал Такао.

Мулло насторожился. Похоже эти капиталисты объявляют голодовку. Смотри, никак за этого киргиза вступились. Хотя какое им дело до одного человека, когда с помощью американских солдат в мире миллионы мусульман с голоду подыхает. Добренькие, оказывается. Дать бы им прикладом по башке, особенно этому, молодому. Ишь, выскочил. "Борец за демократию"

Мулло вскинул автомат и угрожающе передернув затвор, подошел к Стиву, который стоял, опустив руки и бесстрашно смотрел на бандита.

-- Я могу вырвать тебе кадык, мальчик! - сказал Мулло тихо и поднеся ствол к щетинистой щеке юноши, провел им от уха к губам. В его голосе струилась ненависть - Но ты стоишь денег. Поэтому ты уберешься в свою вонючую конуру, заткнув язык в задницу. Я тут буду решать, кто будет кушать и сколько!

-- Если вы не прекратите избиение, мы объявляем голодовку! - повторил Стив, вытягиваясь как струна и прямо глядя в глаза Мулло.

Бешенство начало захлестывать Мулло, поднимаясь откуда-то от живота. Кончики его пальцев закололо, зрачки глаз сузились и пьянящее чувство предвкушения крови ударило в голову. Несколько лет тому назад, в лагере подготовки в Афганистане, он впервые в жизни, зарезал молодого русского солдата, попавшего в плен к моджахедам. Это было тренировочное задание и несколько арабских наемников стояло рядом, наблюдая за его действиями. Мулло помнил судорожное тело того солдатика, который обмочился от страха и, глядя, безумными глазами на палача, бессвязно умолял о пощаде. Резать было легко. Мулло бессчетное количество раз проделывал это, когда резал баранов, приготовленных для бешбармака. Однако, когда режешь барана, в тебе живет только желание принести жертву или утолить голод. Так тысячи лет до этого делали предки кыргызов и животное, принесенное в жертву или для того чтобы, продлить существование семьи, как бы и не было собственником своей жизни. Так было заложено природой. Но, стоя над ползающим в собственной моче русским солдатом, Мулло испытал неведомое чувство властителя чужой жизни. Желание власти, которое всегда жило в нем и грело его долгие годы, и сама власть в виде острого ножа, занесенного над уже не принадлежавшей себе жертвой, остро ударили ему в голову и он испытал оргазм, когда теплая кровь брызнула на желтую траву и худое тело, конвульсивно дернувшись, затихло у него под коленом.

Вот и сейчас то самое чувство, смешавшись с ненавистью, поднялось из неведомых ему темных глубин его сознания и клокотнув, встало у горла.

Но привычка к дисциплине, за нарушение которой можно было лишиться жизни, взяла верх. Обострять обстановку было опасно. Инструкция есть инструкция. Если кто из пленников будет не в порядке, с Мулло могут спросить. Он глубоко вздохнул, усмиряя бешенство и, показав пальцем на лежащего Самата, кивнул головой на мазанку. Стив и Такао, подхватив Самата под руки, потащили его к хижине. Им торопливо помогали остальные.

Пакир, которого новенький сменил на наблюдательном посту, недоуменно разглядывал черное пятно в центре залитой солнцем поляны. В этом пятне одиноко лежало неестественно белое человеческое ухо.

Глава.

Впервые проявленное чувство солидарности ненадолго окрылило пленников. .

Стив, который в порыве негодования первый выскочил наружу и высказал то, что чувствовал каждый из них, уже потом, снова сидя на топчане в пропахшей сеном мазанке, понял, какой опасности он подвергался. Ведь эти бандитам ничего не стоило убить его, Стива Томпсона, студента геологического факультета Университета штата Центральный Вашингтон. Но зато, как они это сделали! Желтоглазый, кажется был ошарашен тем, что они, американцы, вступились за Самата. А как же! Самат - один из их команды. Один за всех и все за одного!

Рэй, детально рассмотрев свои действия и действия своих друзей сегодня, мучался сомнениями. Да, они показали, что они вместе, что они одна команда. Надо было сделать это раньше. Но как быть с религией, как быть с тем, что они - и желтоглазый и Самат - представители одной веры и стычки между ними - это могли быть только разногласия единоверцев. Хотя Самат и говорил, что он не мусульманин, он киргиз - а значит представитель нации, официальным вероисповеданием которой является ислам. Имеют ли они, американцы, моральное право быть судьями? Но на их глазах происходило избиение их товарища. Они не могли молчать. Самат такой же пленник как и они, американцы. И поэтому они должны быть солидарны. Должны ли? Они гости в этой стране и Самат лишь только один из ее представителей, который в силу случая занимается проблемами той же науки, как и они. Ведь вместо него мог быть и истинно верующий мусульманин и тогда, кто его знает как повернулось бы дело. Нет! Они не могли молчать в любом случае, мусульманин это или нет. На их глазах истязали и мучали Человека и он, Человек, страдал.

Такао Кавасуми не раздумывал. Нужно было остановить кровь, толчками выходящую из того обрубка, который раньше назывался ухом. Добровольно взяв на себя обязанности врача, Такао занялся самой грязной работой и доказывал себе, что выдержит.

Такао не был интернационалистом и старался не думать о происшедшем. Самат был приятен ему в силу своей природной дружелюбности, но не более. Дружеские чувства, которые он питал к Самату, ограничивались только рамками проекта. Для успешного выполнения исследований в Киргизии им был нужен специалист, который знал бы местные условия, язык и обычаи. Самат как нельзя лучше подходил им и они наняли его. Личные дела наемного работника не должны интересовать работодателя. Да, Самата жалко и он, Такао Кавасуми, сделает все от него зависящее, чтобы уменьшить его страдания.

Японец всю свою жизнь прожил в Америке и никогда не питал иллюзий насчет расового равноправия. Он прекрасно знал, как к нему относятся белые американцы. Для большинства из них он был одним из тех узкоглазых япошек, которые разбомбили Перл-Харбор, завалили Америку дешевыми машинами и часами и заполонили офисы многочисленных компьютерных компаний. В провинциальном Юджине, где не было японской диаспоры, он чувствовал себя одиноко. На службе, среди сотрудников Университета, Такао понимал, что каждый сам за себя. Там была работа, и каждый доказывал, что он лучший, чтобы заработать хороший отзыв или контракт. Одиночество наступало после работы и в уикэнды. Он, японец, мог пойти только к японцам, также как и негр мог быть только среди негров, пуэрториканец среди пуэрториканцев. Постные улыбки соседей и утреннее "Hi!" не обманывали Такао. Он был чужой. Только его дети и жена скрадывали его одиночество как могли.

Мартин думал о себе. Боже, куда он попал! Угораздило его заняться геологией. Ведь у него талант фотографа и многие его работы были приняты крупными издательствами. Можно прожить безбедно, делая бизнес на фотографии и не таскаясь по диким горам Азии, живописные пейзажи которой, правда, шли нарасхват. Перед поездкой в Киргизию он послал несколько работ в журнал "National Geografic", который объявил конкурс на лучшую работу года и вот как раз в эти дни должны быть известны имена номинантов. Неужели и в этот раз его обойдут наградой?

День медленно клонился к вечеру, но во всех еще теплилась надежда, что сегодня их наконец освободят.

Очнувшись, Самат ощутил боль. Болел обрубок уха, который Такао как мог замотал остатками чьй-то футболки. События сегодняшнего утра ясно всплыли в памяти и чувство безнадежности захлестнуло его израненную душу. Зачем он полез к этому Мулло? Все равно ничего нельзя изменить. Они в руках у этого бандита и он может сделать с ними все что захочет. Никто им не поможет, в этой проклятой стране каждый сам за себя. Что-то сломалось в нем, он боится боли. Он боится, что не сможет больше терпеть все это. Сегодня он не выдержал ожидания следующего намаза с побоями и выскочил сам. Как дурак, как баран на заклание. А может, он хотел умереть побыстрее? Он оказался слабаком и не смог даже дотянуться до жирной шеи Мулло. Самат застонал от огорчения и сжал кулаки.

Такао придвинулся к Самату и спросил

-- Самат, ты как?

-- Что ты сделал с моим ухом?- спросил Самат, открывая глаза.

-- Ты что, Самат? Я его не трогал! - опешил Такао, поднимая руки.

-- В том то и дело, что не трогал. Надо было промыть мочой, а ты его просто тряпкой замотал! - миролюбиво сказал Самат.

Он встал, размотал тряпку и отойдя в угол, смочил ее собственной мочой. Затем он, кряхтя, наощупь обработал кровоточащую рану и снова обмотал голову обрывком. Остальные пленники молча наблюдали за ним, сочувственно подбадривая взглядами.

Мулло сидел на своей любимой табуреточке в тени куста барбариса и рассеянно водил прутиком, чертя незатейливые узоры на земле. Происшедшее не сильно взволновало его. Если поступит приказ, он сам, лично перережет глотки этим американцам и будет спать спокойно. Не в них дело.

Выкуп получить сходу не удалось.Что-то не заладилось. Конечно, большие люди, которые планировали эту операцию, объяснять ему, Мулло, причины срыва не станут. Слишком мелкая сошка. Его дело сторожить заложников. По всей видимости, не заладилось и с вторжением в Фергану, иначе и здесь было бы слышно.

Не пора ли смываться отсюда, пока их, вместе с заложниками, не убрали как ненужных свидетелей.

Со склона высокого отрога, на гребне которого выкопан и тщательно замаскирован наблюдательный окопчик и с которого открывался отличный обзор ко всем подходам к долинке, грохоча сапогами спустился новенький, Максют. Собственно для Мулло этот парень не был новеньким. Они вместе участвовали в наманганских событиях, а затем тот скрывался в одном из сел Ферганы.

-- Что случилось? -спросил Мулло у запыхавшегося Максюта.

-- Там снизу стадо поднимается с каким-то пацаном! - сказал Максют.

-- Быстро разбуди Чымчыка! - сказал Мулло. Через пару минут заспанный Чымчык стоял перед ним.

-- Гони этого пацана! - приказал Мулло.

Чымчык был местным и знал окрестных жителей. Вообще-то его звали Ашим, но за нос, фома которого очень напоминала клюв, его прозвали Чымчык, что значит- птичка. Он спустился вниз к ручью и увидел маленькое стадо овец, которое беззаботно гнал, посвистывая, мальчик лет 12. В руке он держал котомку, из которой выглядывала зеленая бутылка с максымом, заткнутая бумажной пробкой. Лохматый пес дружелюбно подошел к Чымчыку и, обнюхав его, отошел в сторону. Приглядевшись, Чымчык узнал сына школьного учителя в селе, в котором жила мать Чымчыка, сама в прошлом учительница. Мальчик тоже узнал Чымчыка и подойдя, почтительно поздоровался двуми руками

-- Ассалям алейкум, Ашим-ака!

-- Аллейкум салам! - ответил Чымчык, отводя взгляд.

-- Куда гонишь баранов? - cпросил он хмуро.

-- Отец велел пригнать сюда и здесь переночевать. Он сказал, что здесь никого нет. Завтра сам придет. Они здесь внизу сено косят! - Мальчик дружелюбно поглядывал на Чымчыка, которого несколько раз видел в школе, куда тот приходил к матери.

-- Кто это, они? И с каких это пор ваш род стал использовать наши пастбища?- сказал Чымчык раздраженно.

-- Не знаю..., отец велел!

-- Гони своих баранов вниз и не появляйся никогда здесь! Отцу своему скажи, что это пастбище рода найман и никто другой не имеет права выгонять сюда своих животных. Кош, кош-оой! - крикнул Чымчык, кидая палку в барана, который деловито шагал вверх, к хижине.

Мальчик завернул овец и начал спускаться вниз, напоследок улыбчиво взглянув на хмурого Чымчыка.

Вернувшись Чымчык застал Мулло, который также сидел под кустом барбариса и чертил свои незатейливые рисунки.

-- Ну что?- спросил Мулло.

-- Этот пацан из Кашка-су. Говорит, что завтра отец его собирался подойти сюда. Он с кем-то сено косит в урочище Балман. Они из рода кулук и их отцы с нашими всегда спорили из-за этого пастбища. Но я отправил его назад и сказал, чтобы они здесь не появлялись! - сказал Чымчык, чувствуя какую-то вину. Как будто он мог предотвратить появление этого мальчишки, решив спор их дедов раньше, до захвата заложников.

-- А если его отец все же заявится сюда, тогда что? - спросил Мулло поднимая желтый взгляд на Чымчыка.

-- А может, надо было этого пацана убрать? - сказал Максют, строгая ножом какую-то палку.

-- Как это, убрать? - вздрогнул Чымчык.

-- А так. Закопать! - невозмутимо сказал Максют, взглянув на Чымчыка. Мулло тоже внимательно смотрел на него.

-- Завтра его отец придет сюда разбираться, кому принадлежит пастбище и может не один. А здесь мы. Здравствуйте. Знакомьтесь, а это наши друзья из Америки. Так, что ли?- спросил Максют, посмотрев на Мулло.

-- Пацана искать будут! - сказал Чымчык, опустив голову.

-- Тебе надо спускаться вниз и сделать так, чтобы эти колхозники здесь не появились. Что хочешь, делай- уговаривай, спорь, убей- но здесь должно быть тихо. Понял?- поднялся Мулло со своего стульчика. Чымчык молча кивнул, взял поношенную куртку и стал спускаться по тропинке вниз.

Мулло был встревожен. Если Чымчык не сумеет договориться с этими невесть откуда появившимися косарями, то надо уходить отсюда. Этот джалалабадский дурень не сумел как следует подготовить дело. Ведь был приказ - обставить их пребывание на этой летовке как обычную чабанскую стоянку. А для этого надо было заранее оповестить всех, кто мог претендовать на эту летовку, что он, Ашим -Чымчык, будет здесь все лето и не позволит пасти чужой скот на своем пастбище. Кому прямо, а кому окольными путями должно было быть донесено, что Чымчык будет летовать в лощине Балман и не дай бог кому нибудь попасться ему на глаза. Для пущей убедительности, на глазах у сельчан, наблюдавших отъезд, он натолкал полный хурджун водки. Соседи знали, что Чымчык запросто мог проломить череп первому попавшемуся под пьяную руку человеку. Из-за чего и отсидел пять лет в тюрьме. Чымчык заверял Мулло, что вся округа задолго до лета слышала, что он собирается летовать здесь. И вот кто-то по незнанию или умышленно косит траву поблизости от летовки.

Мулло понимал, что под видом косарей сюда могли просочиться и те, кому нужно не сено, а заложники. Правда, Чымчык уверял, что он знает того паренька, который гнал овец. Значит, это могли быть действительно местные, хотя их могли использовать как прикрытие и нужно быть предельно осторожными.

Приказав Максюту занять пост на гребне, Мулло в сопровождении Пакира направился к мазанке.

День клонился к вечеру. Краешек солнца уже касался гребня на западной стороне лощины и его лучи косо освещали небольшой загон, палатку и мазанку, приютившуюся под кустом тавологи.

Открыв дверь, Мулло увидел пять напряженных лиц, вопросительно смотревших на него. Перевязанный Самат, с ненавистью взглянувший на него, порадовал желтоглазого. Без уха этот интеллигент больше ему нравился.

- Рядом чужие и поэтому всем молчать! Если я услышу хоть слово, я вобью каждому в рот тряпку и будете лежать так до утра. Переведи, пес!

-- Пошел ты на..., дядя! - сказал Самат, но перевел.

-- Скоро мы вас освободим. Деньги заплатят не сегодня-завтра. Так что, сидите спокойно и все будет хорошо!

-- А тебя, сука, я удавлю после уплаты выкупа! - сказал Мулло напоследок Самату и вышел.

Дверь захлопнулась и замок с лязгом устроился на своем месте. Американцы бросились к Самату

-- Что он сказал? - спросил с надеждой Такао.

-- Он сказал, что скоро нас освободят. Деньги скоро заплатят!

-- Y-y-e-e-s-s! - шепотом воскликнул Стив.

-- А что за чужие? Эти люди принесли деньги? - спросил Рэй.

-- Я не знаю! - ответил Самат.

Напряженное молчание воцарилось в мазанке. Известие о скором освобождении не очень обрадовало Самата, потому что он не верил желтоглазому. Бандит мог просто обмануть, для того чтобы сохранить спокойствие среди пленников. Кроме того, острая боль не позволяла сосредоточиться на чем нибудь еще.

Другие пленники, обрадованные полученной вестью, пошептавшись немного, стали располагаться на ночлег, с тем, чтобы успеть до темноты.

Глава.

Чымчык быстро догнал мальчика, который безмятежно покрикивая, гнал небольшое стадо вниз.

-- Далеко отец?- спросил он у пастушонка.

-- Нет, они здесь в лощинке косят! - ответил мальчик с готовностью.

-- А вы что, на машине до Балмана доехали? -спросил Чымчык безразлично.

-- Ага. Нас дядя Нуртай довез. На тракторе! - сказал мальчик.

-- А что там за мужики с отцом? - спросил Чымчык, кидая палку в уже знакомого барана, который упрямо не хотел идти по тропе, а норовил сбежать на другую сторону склона.

-- А это Базарбая папа и Мухитдина папа. А третьего я не знаю! - словоохотливо пояснил мальчик. Чымчык промолчал. Он знал этих

людей. Насчет третьего он сильно не обеспокоился, поскольку, по всей видимости, и тот был из рода кулук, потому что именно этот род испокон веков косил сено в урочище Балман. Чымчык пока не знал, как он уговорит кулуков не подниматься к мазанке, но он предчувствовал, что предстоит тяжелый спор, который не прекращался с тех пор, как их деды - прародители родов найман и кулук - не поделили пастбище в верховьях ручья Кулунташ. Сначала эти пастбища принадлежали влиятельным баям рода кулук, которые умело маневрируя между узбеками и кыргызами, выговорили себе право пасти здесь свой скот. Но во времена Кокандского ханства, это право перешло богачам из рода найман, которые, где подкупом, а где и прямым уничтожением конкурентов, закрепили эти земли за собой. Революция уничтожила частное право на землю и почти 70 лет она не принадлежала никому, вернее принадлежала всем. Но под бравурные парады и красные полотнища, рабочие, колхозники и интеллигенция, составляющая боевой отряд трудящихся юга Киргизской Советской Социалистической Республики, а конкретно сел Комсомол и Джаил, не переставали молча бороться за обладание в общем ничем не приметным пастбищем. Травы на нем было не больше и не меньше чем на других пастбищах юго-западного склона Ферганского хребта. Перестройка и последующая независимость Кыргызской Республики привели в действие дремлющие частнособственнические механизмы и, сыновья и внуки тех баев, которых когда-то уничтожили под рукоплескания толпы, перестали стесняться своей принадлежности к знатным родам. И борьба за пастбище разгорелась вновь с новой силой. Но теперь сила была на стороне тех, кто был готов заплатить больше денег за землю. Но никто не хотел дать слишком много, а продать за слишком мало тоже никто не хотел. Тем более, что закона о частной собственности за землю не было. Так и висело это пастбище, служа отводной трубой для политического раздражения, которое нет - нет да и накапливалось в сердцах арендаторов и кооператоров. Несколько выпитых бутылок и набитых морд остужали головы до следующего раза. Вообще-то это пастбище никому и не было по настоящему нужно, так как было расположено очень далеко и никто не хотел гонять туда свой скот. Но как средство решения вопроса о том, чей род сильнее и могущественнее подходило идеально.

Уже совсем стемнело, когда за очередным поворотом открылась широкая лощина и Чымчык увидел небольшой костер, вокруг которого шевелились неясные тени. Увидев невесть откуда взявшихся овец, Мураталы, отец мальчика, вскочил и бросился навстречу приближающемуся Чымчыку.

-- Ой-бой! Откуда? А где Нурик? - встревоженно спросил он.

-- Идет твой Нурик! - зло ответил Чымчык, решив ни в чем спуску не давать этим портяночникам.

-- Ата, я здесь ! - радостно крикнул мальчик, выступая из темноты.

Чымчык подошел к костру. Вокруг котелка, подвешенного на треноге, сидело трое мужчин. Как он и ожидал, двоих из них были ему знакомы. Более того, шрам на голове одного из них был его рук делом. Из - за него несколько лет назад Чымчык загремел по этапу и отсидел от звонка до звонка в Ошской колонии пять лет. Третий, невзрачного вида мужичонка, закрываясь ладонью от костра, смотрел на него с испугом.

-- Салам алейкум! - поздоровался Чымчык.

-- Аллейкум салам! - вразнобой отозвались косари и поднявшись, степенно поздоровались двумя руками. Садык, тот самый, со шрамом, смотрел безбоязненно. Чымчык сел к костру и, взяв хворостинку, стал хмуро ворошить угли. Из котелка вкусно пахло мясом.

-- Ой-бой, Чым.., э-э, Ашим-ака, а мы и не знали, что ты здесь летуешь !- приветливо сказал Мураталы, подсаживаясь к костру. Он уже загнал овец в импровизированный загон, который быстро соорудил из нескольких прутиков и ветвей барбариса, негромко переговариваясь с сыном. Нурик сел рядом с отцом.

-- Как это не знал? Все село знало, а ты не знал! - зло сказал Чымчык, напрягаясь.

-- Да меня не было в селе, когда ты уезжал. Мы не собирались использовать летовку. Только на время косьбы. А потом домой! - примирительно сказал Мураталы, посмотрев на Чымчыка. Он знал характер этого башибузука и спорить с ним не хотел.

-- Ладно. Не гоняй своих овец наверх! - сказал, успокаиваясь, Чымчык. Запах готовящегося мяса настраивал его на мирный лад.

-- Давай с нами. Мы тут бешбармак готовим и взяли кое-что с собой! - сказал опрометчиво Мураталы. Садык косо взглянул на него, но промолчал.

Через несколько минут на небольшом дасторхоне дымилось мясо и поблескивал граненый стакан. Потирая руки в предвкушении ужина, косари расселись вокруг, усадив Чымчыка на самое почетное место. Свет костра освещал их усталые, но довольные лица. Больше всех радовался Нурик. Ему нравилось, что его принимают здесь как равного, нравился костер, который так приятно грел спину и радовали летние звезды.

Мураталы, который несколько замешкался, приглашая Чымчыка к столу, теперь старался исправить ошибку. Он знал звериный характер Чымчыка и не собирался устраивать споры по поводу пастбища. Тем более не хотелось поить того водкой, которую они припасли, чтобы в конце дня выпить с устатку. Но закон гостеприимства не позволял отправить в ночь человека, подошедшего к костру, без угощения, тем более знакомого. Налив полный стакан, Мураталы протянул его Чымчыку и сказал:

-- Ашим - ака! Скажите нам что-нибудь!

-- Ну ладно! Будем здоровы! - сказал Чымчык и выпил водку одним глотком.

-- Ну - у, спасибо. Угощайтесь!- сказал Мураталы, протягивая ему пиалу с бульоном. " Животное! Не может даже слово сказать приветливо!"- подумал Садык. Все молча принялись за трапезу. Налив другой стакан, Мураталы мечтательно посмотрел на него и протянул его Садыку.

-- Пусть всегда ночи будут такими звездными, пусть земля всегда пахнет свежескошенной травой, и пусть помыслы людей будут всегда чистыми, как взгляд твоего сына, дорогой Мураталы!- сказал Садык и ласково посмотрев на Нурика, выпил.

-- Молодец Садык! Чей это друг, а-а, мужики? Мой это друг! - воскликнул Мураталы и, распечатав следующую бутылку, налил следующий стакан. Оценивающе взглянув на ожидающих своей очереди мужчин, он протянул стакан невысокому, коренастому мужчине с побитым оспой лицом.

-- Дорогой Мураталы! Ты попросил нас помочь и мы помогаем тебе. Мы обязаны это сделать, потому что мы сыновья одного рода. Пусть продолжается твой корень, дорогой. За твоего сына, за твою семью! -сказал коренастый и мучительно морщась, выпил водку в два приема.

-- Спасибо Асаке! Ну, а теперь наш интеллигент-байке!- сказал Мураталы, наливая в стакан на донышке. Щуплый, похожий на подростка мужчина, который как оказалось, когда - то был сельским счетоводом, встал.

-- Дорогие друзья! Как говорили классики марксизма-ленинизма - бытие первично, а сознание вторично! История естествознания подтверждает эти мудрые слова. Кто мы были во времена социализма - узники системы! За нас все решал райком - когда сеять, когда баранов стричь, какие сводки в район подавать. А сейчас мы - свободные люди. Вот и мы сидим здесь как свободные люди и едим мясо барана, выращенного своим трудом. И никто нам не указ. Это в советские времена нам могли указывать на каких пастбищах можно пасти, а на каких нельзя. А сейчас - частная собственность на землю. Если у меня есть деньги, я могу купить всю эту долину вместе с травой и водой. И никакие древние споры и рабовладельческие отношения мне не указ. Я хочу выпить этот тост за свободных людей! - сказал счетовод и оттопырив мизинец, сделал маленький глоток.

-- Так, значит говоришь, ты можешь купить эту лощину вместе с потрохами?- медленно спросил Чымчык, мутные глаза которого уже наливались пьяной злобой.

-- Я выражался фигурально! - беспечно сказал счетовод.

-- Э, Ашим - ака! Зачем нам эти интеллигентские разглагольствования. Мы простые люди и нам достаточно того, что у нас на столе есть что поесть и что выпить. Верно я говорю? - Мураталы попытался выправить положение.

-- А мне дадите что нибудь сказать? Или мои пожелания вас не интересуют? - сказал он, наливая себе остаток водки.

-- Мы простые люди и нам делить нечего. Наши предки были мудрые люди и не нам осуждать их или переделывать их заповеди. А первой заповедью кыргызов было - гостеприимство! Выпьем за то, чтобы наш дом был всегда полон гостей и в нем всегда было чем их угостить!- сказал Мураталы и выпил. "О- о, да ты у нас оратор!" с этими словами все принялись за еду.

Чымчык медленно жуя мясо, с ненавистью посматривал на счетовода. "Вот такие замухрышки и взяли сейчас власть. Ишь-ты, пастбище он купить хочет, козел заморенный! А то, что наши предки нам его завещали, тебе значит не указ!"- думал он, не чувствуя вкуса мяса. Водка ударила ему в голову и знакомое чувство ненависти ко всему поднималось в нем.

Мураталы, искоса поглядывающий на Чымчыка, видел как тот смотрел на бедного интеллигента. Положение нужно было исправлять, потому что он хорошо знал Чымчыка и видел много раз как тот, заведясь от одного неосторожного слова, опрокидывал дасторхоны и разбивал стаканы о головы неосторожных говорунов. Но, с другой стороны, Мураталы давно хотел поставить на место этого бездельника, который терроризировал село.

Быстро покрошив мясо и смешав его с лапшой, косари приготовили бешбармак. Разговор незаметно перешел к злободневной для сельчан теме: вторжению боевиков на территорию Алайского и Баткенского районов. Для Чымчыка это оказалось новостью и он на время позабыл о счетоводе. Однако тот оказался наиболее осведомленным и нить разговора постепенно перешла к нему. Наслаждаясь вниманием, счетовод подробно рассказал о нюансах вторжения и детально прокомментировал свое мнение об этом факте. Увлекшись разговором, Мураталы забыл, что хотел оставить две бутылки на завтра и вскоре и они опустели.

Чымчык возбужденно слушал словоохотливого счетовода и постепенно возбуждался. Вот, наконец, то о чем много раз говорил Мулло, свершилось! Отряды правоверных моджахедов уже на территории Ферганы! Теперь настанет их власть и здесь будут царить законы халифата. А он, Чымчык, то есть Ашим Карасакеев, которого эти недоноски считают дураком и зэком, будет представителем этого новой власти. Хмель и радость ударили ему в голову. Он крутил головой и все спрашивал и спрашивал, не замечая, что косари недоуменно переглядываются. Не замечал этого и счетовод, который пересказав прочитанные или услышанные им по радио факты, стал привирать, не замечая также, что почему-то приписывает моджахедам какие-то несуществующие поступки, выставляющие их в выгодном для них свете. Восторженное внимание Чымчыка, которого он панически боялся, взбодрило его и он, придавая речи нужные интонации, вдохновенно врал. Наконец, он выдохся.

-- Слушай! Так это теперь что? Выходит - конец власти Акаева?- возбужденно заговорил Чымчык, когда счетовод наконец умолк.

-- Ну-у, зачем сразу конец! Тут милицию и солдат подняли против этих моджахедов, а у нас 12 тысячная армия да плюс 17 тысяч в армии...!- рассудительно начал было счетовод, но Пакир уже не слушал его.

-- Если моджахеды пройдут в Узбекистан, то сразу поднимется восстание против Каримова, его там никто не любит. Главное -сделать коридор из Алая в Фергану, а там...! Вот тогда начнется новая жизнь. Настоящие правоверные мусульмане будут хозяевами Ферганы, а богатые люди из мусульманских стран помогут нам создать новое государство! - Чымчык, которому хмель ударил в голову, забыл про осторожность.

-- Ты что-то, Ашим-ака, речи какие-то ведешь подозрительные. Какие - такие "правоверные мусульмане", какое-такое "новое государство"?. Мы свой край никому не собираемся отдавать. Я хоть и немолодой уже, но, если надо, если позовут, пойду за свою землю постоять !- сказал Мураталы, уже начинающий хмелеть.

-- Для этих богачей из мусульманских стран, как ты говоришь, ты и я- пыль, разменная монета. Им опий из Афганистана нужно в Европу перегонять, вот они и мутят воду. А ты обрадовался - жизнь новая начнется. С чего она начнется? Тебя что, областью руководить поставят? Или армией командовать? При любой власти, как пас баранов, так и будешь пасти !- сказал Садык, вороша прутиком угли.

-- Ты моих баранов не трожь! Ты что думаешь? Если мне пять лет дали за то, что твою глупую голову пробил, так я и не могу уже никем быть, кроме как зэком? - привстал на одно колено Чымчык. Его птицепрофильное лицо раскраснелось от обильной пищи и выпитой водки.

-- Да тебе не об этом говорят, парень! Садык хочет сказать, что мы люди простые и нам нужно держаться своего народа и своей земли! - Мураталы, обуреваемый противоречивыми чувствами, попытался восстановить равновесие.

-- Простые, да не простые! Вон этот доходяга уже хочет пастбище наше родовое покупать и ничто ему не указ. Ты сюда приблудился якобы сено косить, а сам летовку хотел мою прибрать. Что, не правда, что ли? Вы мне тут дураками не прикидывайтесь. Вон, байке правду сказал - все вы из одного рода, кулуки! А мои прадеды кулукам лодыжки подрезали, чтобы кроме как прислуживать никуда не годились. А какой у рабов может быть род? Выходит, безродные вы!

-- Э-э, та парень уже слишком! Не раскидывайся такими словами. Наш род может быть и не так знатен как твой, зато чести и гордости нашим джигитам не занимать. За такие слова мы тебе птичий нос быстро выпрямим! - взорвался наконец Мураталы.

-- Нос? Ах ты, сука. Ну-ка, попробуй! - Пакир выхватил нож.

-- Э-э, джигиты, успокойтесь! Нельзя так, вы что! Мы же односельчане! - Садык и Асанбай стали успокаивать возбужденных мужчин. Сын Мураталы, которого после ужина быстро сморил сон, проснулся и со страхом смотрел на отца. Увидев проснувшегося сына, Мураталы ласково сказал "Спи, спи сынок!", погладил его по голове и успокаиваясь, сел.

-- Все вы тут суки, заодно! Подождите, придет черед! - Чымчык, зло пнув лежавшего рядом пса, исчез в темноте.

Немного погодя, успокоившись после бурного обсуждения происшедшего, косари улеглись спать.

Чуть позже, когда звезды уже начали блекнуть, и короткая летняя ночь катилась к концу, из предрассветной мглы, словно призрак, возник темный силуэт. Собака, которая взлаяла было, учуяла знакомый запах и завиляла хвостом. Чымчык неслышно скользнул к спящим косарям и аккуратно перерезал всем горло, лишь на мгновение дрогнув над Нуриком.

Глава.Деньги и организация передачи.

Глава.

Мулло молча смотрел на Чымчыка. Случилось то, чего он боялся больше всего. Вместо того, чтобы уговорить колхозников, этот крестьянин зарезал их как баранов. Теперь надо уходить отсюда. Наказывать сейчас Чымчыка бесполезно. Его час придет позже. И сам он, Мулло, виноват. Вместо того чтобы дать ясный четкий приказ из пяти слов, рассусолился " Делай, что хочешь". Вот Чымчык и сделал.

Сейчас надо думать, как скрытно уйти в Алай. Надо передать пленников командону Абдували и заняться, наконец, делом. А то сидишь здесь как сторож, так и к дележке позвать забудут.

Днем передвигаться нельзя. Наверняка, уже все отделы милиции оповещены. Кроме того, такая группа может насторожить и несведущего человека. Оборванные иностранцы и вооруженные люди. Да далеко ли уйдешь пешком? Медлить нельзя. Надо что-то придумать. Надо посоветоваться.

-- Куда дел трупы?- спросил Мулло

-- В тугаи перетащил! - виновато сказал Чымчык, сутулясь. Он протрезвел. Вспоминать вчерашнее он боялся, но страшное чувство непоправимого давило ему на плечи.

-- А собака где? - спросил снова Мулло.

-- Не знаю. Где-то здесь бегает, наверное! - сказал Чымчык.

-- Она людей сюда приведет, дурак. Надо было и собаку!

Мулло злобно сунул кулак в плоское лицо сподручного и начал карабкаться на склон. На гребне отрога он достал спутниковый телефон и набрал номер.

Через три часа большой синий Зил-150 натужно воя, добрался до урочища Балман. В его пустом кузове лежало несколько досок, большой лист фанеры, вилы с корявыми ручками и круг волосяной веревки. Водитель, угрюмый мужчина с корявым лицом, покрытым следами неудачно выдавленных угрей, вышел из кабины и открыл капот закипевшей машины. Затем он огляделся и закурил. Через несколько минут из зарослей тугая вышел Чымчык и подошел к водителю.Тот спросил

-- Готовы?

-- Готовы! - ответил Чымчык, подобострастно заглядывая в глаза приехавшему.

-- Давай, делай ящик! - приказал водитель.

Чымчык, который, по видимому, хорошо знал этого человека, быстро залез в кузов и через некоторое время сколотил просторный ящик. В это время водитель, прохаживаясь возле грузовика, нервно курил и поглядывал в сторону верховьев ручья. Наконец, из-за небольшого отрожка, который загораживал вид на остроконечные вершины хребта, показалась человек. Он осторожно ощупывал взглядом долинку, держа наперевес автомат. Увидев машину, он обернулся назад, и коротко свистнул. Показалась небольшая группа людей. Впереди шел Пакир. За ним шли связанные между собой пленники. Замыкали группу новенький и Мулло.

Подойдя к машине, Мулло коротко поздоровался с водителем. Тот также поздоровался, по-узбекски прижав руку к сердцу, но видно было, что он не испытывает страха перед моджахедом.

-- Хайрулла недоволен! - сказал водитель

-- Пошел он..., твой Хайрулла! Посидел бы здесь с этими..., посмотрел бы я на него. В ошской чайхане хорошо дела делать, а ты попробуй в палатке поспать да охранником побыть! - вспылил Мулло.

-- Это я к тому, чтобы ты знал. Мое дело маленькое - привез-увез!- сказал водитель, нисколько, однако, не смутившись.

-- Грузите! - приказал Мулло.

Пленников под дулами автоматов затолкали в кузов. Затем связали им сзади руки, скотчем залепили им рты и посадили в ряд в сколоченный Чымчыком ящик. С краев в ящик сели Пакир и Чымчык, уткнув автоматы в бок сидящим рядом пленникам. Ящик накрыли листом фанеры и начали грузить сено. Через полчаса, нагруженная с верхом машина стала спускаться вниз по долине.

Капитан Мамасадыков, сидящий в собственных "Жигулях" на трассе ОШ - Узген, должен был в эти минуты отдыхать от дежурства у себя дома. Капитан был обыкновенным заместителем начальника патрульно-постовой службы Юнусабадского РОВД города Ош и никакого отношения к государственной автоинспекции не имел. Однако, сидя дома, хорошо жить не будешь. Благодаря определенным телодвижениям перед начальством и соответствующим подношениям ему был выделен участок дороги, который капитан обхаживал как родную жену, не пропуская ни одного дня. Все водители, особенно водители маршрутных такси, знали этого полного милиционера средних лет, который уже на протяжении 15 лет, сидя в одних и тех же "Жигулях", исправно собирал мзду в трех километрах восточнее села Мады. Все они также хорошо знали и добротный дом капитана в селе, в котором многие из них были гостями. Водители уважали капитана, который умел жить и давал жить другим. Он не брал много, мог простить незначительные нарушения или временное отсутствие заработка, мог "отмазать" перед другими гаишниками. В общем, неплохой был милиционер. Ни один из водителей даже не подумал о том, что по должности капитан должен охранять покой жителей города Ош а не чистить карманы водителей. А те, кто подумал - пожалел. Несмотря на добродушный вид, капитан Мамасадыков, был злопамятен и цепок, как бульдог. Пожаловавшийся или отказавшийся платить через некоторое время лишался лицензии на право перевозок или натыкался на препятствия при прохождении техосмотра. Заплатить капитану было легче и не так обременительно.

В тот вечер капитан уже "сделал норму". Все водители рейсовых автобусов и маршрутных такси сделали свои взносы и только один, проехавший полчаса назад в Узген, еще не уплатил, но обещал сделать это по возвращении. Хоть и небольшие это были деньги, но за 15 лет "кормления" капитан не пропустил ни одного взноса. На дороге показался груженный сеном "Зил". Ничего предосудительного в машине не было, но сено могли везти на продажу, а следовательно, могли иметь навар. А с навара и капитану мог быть навар. Не выходя из машины, милиционер поднял жезл.

Водитель "ЗИЛа", зло выругавшись, резко открыл "бардачок" и взял оттуда десять сомов. Выйдя из машины, он сменил выражение лица на приветливое и подошел к "Жигулям".

-- Ассалом алейкум, ака! - сказал он, протягивая руку, в ладони которой была зажата купюра.

-- Валлейкум салам! - ответил капитан и не отвечая на рукопожатие, махнул рукой в сторону сиденья и десятка вспорхнула на груду таких же помятых денег, заработанных шоферскими руками.

-- Почем сено продаешь? - спросил вдруг капитан, которому было скучно.

-- Не продаю. Матери везу, в Ош! - ответил водитель, повернувшийся уж было уходить.

-- Правильно. О родителях надо заботиться! - наставительно сказал капитан и махнул пухлой рукой.

-- Давай!

Через час машина с сеном тихо въехала в незаметный дворик на окраине Оша. Полузадохшихся пленников выгрузили из кузова и толкнули в подвал. Операция по смене дислокации пленников закончилась.

Самат, сидя на дощатом полу кузова между Рэем и Такао, мучительно соображал, куда их везут. Сначала он подумал, что их везут в одно из сел, расположенных в долине. Но машина проезжала села одно за другим и пленники слышали голоса людей, запах дыма от очагов, в общем все, что сопровождает человека в мирной жизни. Затем машина выехала на асфальт и Самату показалось, что они повернули в сторону Джалал-Абада.

Когда машина остановилась у "частного" милицейского поста, Самат мучительно захотел подать какой-нибудь знак и даже пошевелился, но Чымчык сильнее надавил на автомат, ствол которого больно упирался в ребра, и Самат утих. Во дворе Самат успел осмотреться, но ничего, кроме высокого дувала, вокруг не увидел.

Подвал, в котором они оказались, был просторен. Его использовали, по видимому для хранения зерна и других сельхозпродуктов, потому что в нем стоял затхлый запах картофеля, прелого зерна и еще чего-то, несвежего и пыльного. На пол было брошено несколько охапок сена. В подвале был люк, который вел в одно из помещений сверху и прочная дверь, которая выходила во двор. Небольшое зарешеченное окошко также выходило во двор, но было заколочено досками. Мутная лампочка, свешивавшаяся сверху, тускло освещала их временное жилище.

Через несколько минут в подвал вошел Мулло в сопровождении Максюта. Последний больно сорвал скотч и развязал окончательно занемевшие руки.

-- Мы привезли обменять вас на деньги. Сидите тихо и поедете скоро в свою Америку. А если будете шуметь - сначала уши начну отрезать (Мулло ухмыльнулся и посмотрел на Самата), а потом и головы. Но деньги мы все равно получим! - Мулло выслушал перевод и вышел. За ним, мрачно покачав автоматом, вышел Максют.

Пленники молча начали располагаться. Переезд в ящике по пыльной дороге и под сеном, с которого все время сыпалась какая-то труха, оказался трудным испытанием. Кроме того, похоже, что надежды на скорое освобождение не сбылись.

- Самат, я извиняюсь, но где здесь туалет? Я всю дорогу хотел в

Туалет! - подошел Стив.

-- Я спрошу! - Самат подошел к вери и несколько раз стукнул по железной обшивке двери.

-- Не спеши стучать в крышку гроба! - свирепо произнес чей-то голос и дверь стремительно открылась. Удар приклада пришелся в пустоту. Наученный горьким опытом, Самат предусмотрительно отскочил в сторону.

-- Вам приказано! Сидеть тихо! - Максют яростно выругался.

-- Американцу в туалет надо !- сказал Самат.

-- Я пойду узнаю. А вы сидите тихо! Запомни, парень! Если кто-нибудь узнает, что здесь кто-то есть, мы тебя кончим. За этих мы деньги получим в любом случае, а ты уже "задолбал"!. Понял?- Максют угрожающе посмотрел на Самата. Тот промолчал.

-- Саматбек, мне срочно надо в туалет! - зашевелился Стив.

-- Давай пока здесь! - понял Максют и показал на угол. Однако подумав, сказал

-- Нет! Постой!

Зарипа-апа хранила здесь припасы на зиму. Если она узнает, что в ее подвале какие-то кяфиры справляли нужду, никто не знает, что предпримет эта старуха. Ее сын Хамид был не последним человеком в афганской провинции Бадахшан. Говорили, что он большой человек и через его руки проходит столько опиума, что можно всю Фергану купить с потрохами.

-Давай во двор!

Максют не получал никаких указаний насчет туалета и колебался. Он приоткрыл дверь, выглянул во двор. Это был задний двор, где ошане обычно располагают сельхозинвентарь, хранят сено, сушат табак, в общем, где обычно проходит основная часть жизни сельского человека. В туалет нужно было пройти через весь двор, в огород, где располагалось хилая постройка. К счастью, весь огород и сад были огорожены высоким дувалом.

Вечерело. Большую часть двора занимала машина и сгруженное с нее сено. В углу, возле небольшого айвана, девочка-подросток раздувала самовар. Подчиняясь толчкам ствола, Стив пошел вдоль дома, мимо девочки. Та, увидев надвигающуюся на нее высокую фигуру, испугалась и вскрикнула. Высокий срывающийся голос резко прозвучал в вечерней тишине.

-- Я извиняюсь - сказал Стив по английски и прошел дальше.

-- Ты что, одурел. Куда ты его повел? - прошипел Мулло, выскочивший из пристройки, откуда доносились запахи свежего плова и схватил Стива за руку.

-- Ему в туалет надо, а в подвале картошка, зерно.Там нельзя! - сказал Максют.

-- Ты им еще ванну предложи, дубина! - разозлился Мулло.

-- Возьми ведро. Пусть туда. Как наполнится, кто-нибудь из них вынесет ночью. А этого давай обратно! - приказал Мулло и толкнул Стива обратно. Тот ничего не понимая, посмотрел на Максюта.

-- Давай обратно! - Максют толкнул американца.

-- Туалэт, туалэт..! - Голос Стива зазвенел от унижения.

-- Там будет туалет. Давай, давай! - Максют толкнул Стива еще раз. Тот покорно повернул обратно.

То, что естественную нужду придется справлять там же, где придется и спать, сильно расстроило пленников. Они старательно отвернулись от угла, где, краснея и извиняясь, стоял Стив. Но запах испражнений теперь преследовал их, не давая покоя.

Самат молча лежал на соломе. Последние несколько дней неволи сильно изменили его. Это уже не был тот насмешливый мужчина, который любил подтрунить над американцами. Его лицо осунулось и только глаза все еще поблескивали сквозь грязь и синяки. Бритая голова была покрыта плохо заживающими ранами, кое-как обработанными и перевязанными. Одежда, состоящая из рваной футболки и коротких шорт, была пыльной и покрыта пятнами крови. Другие пленники также сильно исхудали и тоже были покрыты слоем пыли.

Самат молча лежал, упершись взглядом в плохо выбеленный потолок. Тупо болели тело и душа. Ни о чем не хотелось думать. Хотелось забыться сном и никогда больше не просыпаться. Боль и унижения стали казаться нескончаемыми и нестерпимыми.

Постепенно, через больную пелену ощущений, появилась мысль: " Надо бежать! ". Теперь его услуги никому не нужны. Их недаром привезли в населенный пункт, где вероятность обнаружения пленников возрастает стократно. Значит, скоро, возможно завтра, пленников действительно обменяют. Что будет с ним? Конечно, обмен не будет происходить столь картинно, как это было в давно виденном фильме " Мертвый сезон"- на мосту. Вероятнее всего, пленников вывезут куда нибудь на окраину или подальше от села и оставят в условленном месте, а деньги получат в другом. Впрочем, его, Самата, среди пленников уже не будет. Как сказал Максют, он их действительно "задолбал" и его просто прирежут как барана, здесь, на заднем дворе. Американцы уедут, а Самат останется. Кто даст гарантию, что он не узнает кого-нибудь из тех, кто сегодня держит его в подвале или сам подвал.

Итак, надо бежать именно сегодня, пока не установился порядок во дворе. Наверняка, бандиты захотят помыться и закусить. Через плотно закрытую дверь и заколоченное окно, доносился запах плова. Во дворе стоит машина и высится сгруженное сено. Только бы выбраться на улицу. Только выбраться за стены, а там... там видно будет. Так, что делать? Первое, никого не посвящать в свои планы. Американцам он уже не нужен. Они, по всей видимости, намерены ждать обмена. И правильно. Пускай ждут. Если ему удастся сбежать, а их выкупят, то они его не осудят. А если выкупа не будет, и Мулло обманул их? Но зачем он привез их в село? Кстати, что это за село? Ладно, неважно. Главное, чтобы здесь были представители власти. Если ему удастся сбежать, то он может предупредить власти и показать дом, где держат заложников. Дальше. Как выбраться отсюда? Надо думать быстрее. Надо думать. Его час может прийти очень скоро. Так, попроситься в туалет, а потом...! Какой туалет? Ведро стоит в углу! Черт! Надо было попроситься вперед Стива. Так. Когда бандиты сядут за трапезу, они оставят кого - нибудь присматривать. С одним можно справиться. Но как его заставить войти в подвал? Начать бузить? А потом удар в пах и кляп в рот. Автомат в руки и во двор. Если кто-нибудь выскочит, нажимай курок. Все равно погибать.

Самат встал и нервно заходил по подвалу. Американцы удивленно смотрели на него. Было видно, что Самат решил что-то предпринять. Самат увидел вопросительные взгляды и понял, что они встревожены его действиями. Он виновато сказал: "Маленькие проблемы с ногами". Он не знал, как сказать:" затекли". Самат прилег. Он не хотел никаких расспросов. Он решил бежать.

Глава 24

Мулло блаженствовал. Обильное угощение и запах плова размягчили его. Они сидели в небольшой, но уютной пристройке вокруг дастархана. Несколько бутылок водки, салат из свежих помидоров, лепешки, чайник свежего чая и пиалки стояли на столе. Посреди стола высилась гора чак-чака, а курага была разбросана по дастархану. Несколько тарелочек с грецким орехом, фисташками и восточными сладостями дополняли живописную картину. Мулло сидел, опираясь локтем на атласную подушку, на самом почетном месте. Максют тоже уже порядком набравшийся сидел справа от него. Его узкие пьяные глазки безостановочно бегали по лицам, словно не могли остановиться. Безотчетная злоба душила его, но окружавшие его люди были единомышленниками и словно, ища достойный повод для ссоры, Максют то и дело встревал в разговоры. Обычно немногословный он становился нудным и вьедливым после того, как количество спиртного превышала обычную для него норму Любимым его словом, которое он то и дело вставлял в разговор, было "Косяк!"

Чымчык не пьянел. Он выпил чрезмерно, но спасительный хмель не расслаблял его, а наоборот, только обострял чувство вины. Пакир сидел незаметно и в шумном разговоре не участвовал. Водитель "Зила", закрыв машину, ушел, попрощавшись, к себе домой.

Разговаривали ни о чем. Радость от того, что наконец можно по человечески посидеть и выпить, от того что все пленники доставлены в целости и сохранности и ожидание хорошего куша разговорили и размягчили людей и они много беспричинно смеялись и перебивали друг друга, словно боясь быть неуслышанными. Вместе с ними сидел старый, но еще крепкий мужчина, обычного вида, каких много можно увидеть на ошских базарах. Обычно они торгуют или ведут неспешные разговоры в многочисленных чайханах. В разговоре он почти не участвовал, но было видно, что он хорошо знает Мулло, который часто обращался к нему за поддержкой, называя того просто "Ака".

-Вы, джигиты, сделали большое дело. Вас не забудут и хорошо отблагодарят. Уж я послежу за этим. Когда начнутся великие дела, я замолвлю слово за каждого из вас. Забыть вас было бы верхом неблагодарности!

-Да это будет "косяк"! - вставил слово Максют.

-Ты, Чымчык, не переживай! Хотя ты сделал не то, что надо. Но все вышло хорошо и это главное. Но я думаю, что тебя надо все-таки накажут. Но это буду решать не я. Есть люди выше меня, которые будут решать!

-Да, птичка! Сам себе "косяков" навешал себе на башку. Ну и дурень! - снова встрял Максют. Муло покосился на него, но промолчал. Чымчык молча мял в ладони грецкий орех и молчал. Пакир незаметно пил чай.

-Я не знаю, что будет с этим русифицированным профессором. Может, его освободят вместе с америкашками, а может, оставят его нам. Надо же нам повеселиться. Эта сука мне всю плешь проела! - вспомнил вдруг Мулло.

-Давай его сюда! - привстал был Максют, но ошанин хрипло сказал: "Не надо!". Максют взглянул на Мулло. Тот остыло качнул головой и Максют снова сел.

-А что, Ака, как дела у Абдували? - спросил Мулло у старика.

-Слава Аллаху, все хорошо! - односложно ответил ошанин.

-Как это? Хорошо - плохо или хорошо-хорошо? - вьедливо спросил Максют, быстро невзлюбивший старика.

-Заткнись, сявка! - коротко ответил старик. Максют побагровел и потянулся к поясу. Мулло схватил Максюта за руку и прикрикнул: "Сядь, я сказал!", но сел.

В дверь осторожно постучали. Вошла девочка-подросток, сказала "Там, в подвале, кто-то стучится" и кротко вышла.

-Пакир, сходи! - приказал Мулло. Пакир вышел.

Самат стоял у двери. В его руках был зажат железный обруч, который он снял со стоящей в углу бочки, сложенный вчетверо. Из остальных пленников не спал только Крейг. Он мучительно пытался сообразить, зачем Самат решился на побег? Его намерение было видно невооруженным взглядом. Бежать вместе с ним или попытаться отговорить? Что будет с ними, если Самату удастся убежать?

-Что нужно? - спросил негромко Пакир с той стороны.

-Слушай, Пакир. Тут у американца понос открылся. Он загадил здесь весь подвал. Разреши ему подмыться, а то он умрет от вони и стыда!

Самат говорил с веселой издевкой. То, что к ним вышел Пакир, было везением. Что делать, если придет Максют или Чымчык, Самат не знал. Но он рассчитал, что оторваться от плова никому не захочется и Мулло пошлет самого безпоротного.

-Какой понос? - не понял Пакир. Ему не очень хотелось открывать дверь, но пойти и спросить совета насчет поноса ему не хотелось еще больше. "Понос, понос. Нажрались, бляди, а потом понос у них", проворчал он, приоткрывая дверь. Страшный удар железного обруча обрушился ему на голову. Пакир упал. Самат выскочил во двор. Свет из пристройки падал на борт машины. В доме колыхался голубой свет: люди смотрели 1547 серию "Санта-Барбары". Чтобы выйти на улицу, нужно было пройти мимо машины, как раз стой стороны, где на ее борт падал свет. Самат крадучись прошел к машине и украдкой взглянул в освещенное окошко.

Как только Пакир вышел. Мулло зло взглянул на старика и спросил:

-Ака, а почему никто из больших людей не пришел поблагодарить за работу? Неужели кроме тебя никого не нашлось?

-Опять косяки! - пробормотал Максют, не поднимая головы.

-Сапар! Вы сделали большое дело и скоро сам Хайрулла придет поблагодарить вас. Сейчас он занят важными делами!

-Как же, важные дела! Деньги делит, наверное, которые мы ему заработали! - опять пробормотал Максют.

-Джигиты! Я хочу сказать тост! - старик протянул стакан к Мулло, чтобы чокнуться. Остальные потянулись, чтобы присоединиться.

Молниеносный удар ножа опрокинул Мулло назад. Из горла хлынула кровь, которая брызнула на хлеб, восточные сладости и курагу. Максют недоуменно посмотрел на Мулло, но уже в следующее мгновение тот же нож уже входил ему прямо в сердце. Максют охнул и криво завалился на бок. Чымчык тонко закричал, но беспощадный нож уже кромсал его руки, которыми он пытался защититься. Правой рукой старик обхватил голову Чымчыка, пальцами влезая в ноздри, а левой уже проводил по горлу смертельную линию. Через несколько секунд все кончились. Старик поднял голову и мутно посмотрел в окно. Из темноты на него смотрел Самат, освещенный падающим на него светом.

Глава 25

В следующую секунду Самат отпрянул от окна. Но, было уже поздно. Старик, отталкивая обмякшего Чымчыка, рванулся к двери. Он быстро толкнул фанерную дверь и на секунду замер, вглядываясь в темноту. Ужасающий шелест железного орудия не успел достичь его сознания до того, как оно обрушилось на его голову и через мгновение старик упал ничком на сенную труху, в изобилии покрывающую двор.

Си-би тщетно пытался разобраться со своими телевизионными женщинами. Плохо понимающие по-русски, Зарипа-апа и ее внучка тем не менее сильно переживали. Ведь для того чтобы понять, кто плохой и кто хороший, не обязательно знать язык. Людей видно по их поступкам.

Самат ошалело стоял над стариком. То, что он увидел, никак не укладывалось у него в голове. Этот дедушка в несколько секунд прикончил своих же. Почему? И что теперь делать?

-Самадбэк? - голос Рида прорезался сквозь ошаление.

-Что случилось? - пленники выступили из темноты.

-Там у дверей лежит какой-то человек! - нотки истерики послышались в голосе Такао, который тревожно вглядывался в темноту.

-Быстро! Мы уходим! - Самат шагнул навстречу американцам.

-Почему уходим? Кто этот человек? Можем мы ему помочь? - в следующую секунду Такао увидел окровавленный свернутый обруч в руках Самата. Он отпрянул.

-Парни! Мы уходим отсюда. Никого нет. Я все обьясню потом! - Самат бросил обруч в сено и пошел к воротам. Американцы смотрели на тело, лежащее в дверном проходе и освещенное падающим на него светом из пристройки. Самат уже открывал ворота.

-Мы никуда не пойдем, Самат. Нас освободят законным путем! - сказал скрывающимся голосом Алекс.

-Хрен с вами! - сказал тускло Самат по-русски и пошел по темной улице к блестящим вдали огням. Ему было уже все равно. Глухая тоска навалилась на него и чувство утери заливало его грудь. Пока Мулло и его подручные били его, в нем был какой-то стержень, который держал его и не давал согнуться. Но сегодня он убил Пакира, который был наиболее человечным из всех бандитов и Самат даже испытывал к нему симпатию и того старика, которого он даже не знал. А может быть этот человек был вовсе не бандит, а совершенно случайный гость, вынужденный защищаться. Впрочем, та резня была больше похожа на хладнокровное побоище, чем на защиту. Но все равно, он убил этих людей. Он, Самат, убил.

Самат шел, спотыкаясь, по пустынной улице. Душная ночь висела над древним Ошом.

Глава 26

Владимир Шахворостов, по кличке "Шах" и его подельник-земляк Тулуй сбежали из пеницетарного заведения 3705672 бис вместе со всеми. Вообще-то это не входило в планы Шаха, который просидел в тюрьме 30 лет из своих пятидесяти. Он уже давно привык к зоне, прекрасно знал ее правила и исключения и, хотя и не был авторитетным вором, но определенным уважением пользовался, главным образом потому, что был, пожалуй, самым опытным, если судить по числу ходок. На свидания к нему никто не приезжал, родители померли давно, а сестры были замужем и о брате давно забыли. Он тоже их вычеркнул из своей жизни. Бежать особо Шаху было некуда. До Каджисая из Оша было очень уж далеко, а в других местах-городах у него пристанищ не было. Когда несколько зэков стали копать подкоп, Шах к ним не присоединился, но только приглядывался, предвкушая зрелище.

Каковы настоящее имя и фамилия Тулуя знали только в администрации зоны. Плотный красномордый мужик и сам уже забыл, как его зовут в миру. Он был Тулуй. Любымым занятием Тулуя было выглядывать, где можно "чифиря" на халяву попить или "ширнуться", если повезет. Своих денег у него никогда не было и быть бы ему "шнырем-шестеркой", если бы не Шах, его земляк. Когда-то Тулуй и Шах учились в одном классе. Начинали отсидки почти в одно и тоже время, во время Союза в разных тюрьмах, а потом, при независимости, в одной. Посидели и в Молдавановке, и в Пржевальске на химии были вместе, а теперь вот в Джалалабадской тюрьме оказались. Если бы Шах предложил Тулую поесть гавна вместе, Тулуй бы не задумался ни на секунду. Он верил своему другу-подельнику безоговорочно. Каджисайцев в тюрьме почти не было и поэтому Шах с Тулуем присоединились к иссыккульским, где им перепадало от передач, приходящим другим. Авторитет Шаха помогал им выжить, а его туберкулез они тоже поделили на двоих.

Когда однажды ночью, пять самых дерзких заключенных, докопавшихся, по их планам, до свободы, исчезли в узком тоннеле, выкопанном в котельной, за ними рванули еще несколько парней. Шах подумал и тоже полез в дыру. За ним, выпучив глаза, втиснулся в узкий лаз и Тулуй.

Оказавшись на воле, Шах подумал и пошел в сторону Майли-сая. Наверное потому, что название этого городка напоминало ему его родной горняцкий поселок на Иссык-Куле. К старости Шах стал суеверен и его уже тянуло на родину, к родным могилам. Но как добраться на Иссык-Куль почти через всю Республику, без денег, в рабочей робе и зэковской мордой, Шах не знал. Тулуй молча шел рядом, изредка посматривая на своего друга. Особых волнений и переживаний Тулуй не испытывал. "Шах рванул и я рванул. Шах ничего на дурняка делать не станет" - думал Тулуй, шаркая потрепанными ботинками по камням. Они шли неподалеку от трассы Бишкек-Ош, ни на что особо не надеясь.

Еще издалека они увидали стоящий на обочине грузовой Камаз, покрытый брезентовым тентом. Это был один из многочисленных большегрузов, которые возят ранние фрукты и овощи на Север, в сторону Новосибирска и Кемерова. Сейчас машина направлялась в сторону Оша. Водитель с напарником сидели в кабине и перекусывали, увлеченно обсуждая предстоящий расчет с хозяином груза, который они доставили в Томск, пережив в дороге немало приключений. Не долго думая, Шах направился к машине, молча показав Тулую кулак, что означало "Тихо!". Они подкрались к машине и выждав, пока водители закончив свою полночную трапезу заведут машину, запрыгнули в кузов, предварительно откинув тент. Кузов был пуст, только несколько ящиков неприкаянно перекатывались при резких поворотах.

Через некоторое время машина уже вьезжала в Ош. На одном из полночных светофоров, беглецы тихо спрыгнули с машины и спрятались в кустах. Машина, пахнув солярочным дымом, рванула, оставив после себя сладковатый запах, который так любил нюхать Шах, когда был маленьким. Быстро пройдя освещенные участки центральной трассы, зэки повернули на одну из слабо освещенных улочек и пошли вперед, поминутно озираясь и прячась.

Шах уже жалел, что, поддавшись порыву, полез в подкоп. Спал бы сейчас в вонючем, но теплом бараке, вместо того чтобы, шарахаться в незнакомом годе.

Его охватил знакомый ему порыв злобы, когда хотелось что-нибудь сломать или покромсать запястье своей же руки ножом. Вид крови приносил успокоение. Шах "сидел" в основном за хранение и распространение наркотиков или грабеж. Будучи не очень сильным, он не любил драться, предпочитая "разводить по понятиям" многочисленные стычки, то и дело, возникающие в зоне между малолетками. Такие порывы злобы, так часто возникавшие в последнее время, он относил на счет старости и страха неотвратимости смерти от туберкулеза, который "точил" его уже несколько лет. Тулуй преданно шел рядом, ничего не спрашивая и ничего не говоря.

Впереди показалась фигура, которая, пошатываясь, шла навстречу. Для такого вора, как Шах, раздеть пьяного было "западло", но в такой ситуации выбора не было. Он молча кивнул головой Тулую, который понял все с полукивка. Они прижались к какому-то забору, а куст отцветшей сирени скрыл их от света единственного фонаря, который слабо освещал кусочек пустынной улицы.

Когда человек поравнялся с фонарем и его оборванная фигура появилась на свету, зэки увидели, что поживиться здесь не чем. Человек был грязен и оборван. На его стриженной головке висели какие-то тряпки, а футболка и шорты были в пятнах крови. Шах разочарованно выдохнул, но что-то родное повеяло на него при виде на оборванца. Что-то подобное он испытал, когда решил идти на Майли-Сай. Этот киргиз ему напоминал кого-то. Шах решил, что он видел его в зоне, но где - он точно не мог вспомнить. Однако, на человека, побывавшего в зоне, оборванец был не похож. Ведь на зоне у человека, даже хоть немного пожившего там, вырабатываются особые черты поведения, даже походка неуловимо для посторонних изменяется. По этому пошатывающему киргизу было видно, что зэком он никогда не был. А на воле Шах имел очень мало знакомых, тем более в Оше.

На улице никого не было. Оглядевшись для порядка, Шах неожиданно для Тулуя, негромко окликнул проходящего мимо оборванца: "Эй, мужик!". Самат взрогнул от неожиданности и стал всматриваться в темноту, пытаясь увидеть того, кто подал голос.

-Кто там? - спросил Самат, совсем по-домашнему, словно кто-то постучался к нему в квартиру.

-Кто-то. Член в пальто! - срстрил Тулуй, на темной улице обретший уверенность.

-Ты откуда такой? - спросил Шах, предостерегающе положив руку на плечо Тулую.

-Оттуда! - односложно ответил Самат, несколько удивившись тому, что насквозь азиатском Оше он услышал русскую речь.

-Ты это..., мужик. Ты в Каджи-сае никогда не был? - совершенно неожиданно для себя вдруг спросил Шах. Удивился и Тулуй, вспомнив, что и он когда-то родился в Каджи-сае и вырос там. Но что Шах-то про Каджи-сай вспомнил? Еще больше поразился Самат, который никак не думал, что после таких передряг с мусульманством, он услышит в Оше вопрос о Каджи-сае.

-Да. Я родился там. У меня родители живут там! - сказал Самат, зачем-то вспомнив про родителей.

-Слушай, а ты не фотографа сын? - спросил снова Шах и вышел из темноты. Тулуй шагнул за ним, помедлив мгновение.

-Да. Фотографа!- сказал Самат и узнал Шаха. Тулуя он тоже узнал, хотя тот сильно изменился. Отец Самата, после возвращения из армии, где он, после окончания войны учился на специальных курсах аэрофотосьемки, работал некоторое время поселковым фотографом.

-Здорово! - сказал Шах, протягивая руку.

-Здорово! - ответил Самат, стесняясь почему-то своих сбитых в кровь рук, но руку все же протянул. Тулуй тоже поздоровался, хотя никаких фотографов не знал и этого "зверька" никогда не видел.

-Кто это тебя так отх..рил? - спросил Шах, рассматривая обрубок уха.

-Да-а...,было дело! - ответил уклончиво Самат, раздумывая стоит ли рассказать о своих злоключениях Шаху. Он помнил, что Шах когда-то был поселковым "шишкарем" и его многие побаивались. Потом Шах исчез куда-то и только иногда "блатари", рассказывали после очередной отсидки, что видели его то в одной то в другой зоне.

-А вы что... тут? - спросил Самат, рассматривая Тулуя, который смотрел на него с лупоглазой враждебностью.

-Чо-чо! Живем мы тут - снова сострил Тулуй, посмотрев на Шаха.

-Слушай..., это. Тебя Миша зовут? - спросил Шах, не обращая внимания на Тулуя, вспомнив давно позабытую кличку Самата.

-Миша - ответил Самат привычно.

-У тебя что тут, хата есть? - спрсил Шах со слабой надеждой.

-Нету. Я тут проездом. Ни денег, ни документов! - ответил Самат, понимая, что встреча с милицией, которая могла бы решить все его проблемы, по всей видимости совсем не нужна Шаху. Судя по виду, либо эти мужики только что "откинулись" либо находятся в бегах. Неожиданная двусмысленность положения вдруг осенила Самата и он внутренне подтянулся.

-Я тут.. на работу подрядился, к чуркам местным. А они меня наиб..., обманули, отпиз..ли и вышибли на улицу! - Неожиданно спасительная идея пришла Самату и он поторопился развить ее.

-Мы тут..., сараи строили для кошар, с мужиками с Бишкека. А теперь не знаю, как отсюда выбираться! - сказал Самат с внутренним облегчением.

-Да-а, мля!! - протянул Шах. Слабая надежда угасла и теперь он не знал, что делать. Тащить с собой этого киргизенка, которого он помнил еще мальцом или отвалить, попрощавшись? Вообще-то здесь без знания языка будет хреново. Русаку здесь никто не то, что хлеба, воды не подаст, а этот Миша все же киргиз.

-Мы тоже... дорогу строили здесь - сказал Шах, убирая в тень руки.

-Деньги пробухали, и тоже ..., теперь без "копья". Надо домой валить. А без денег..., как...! - продолжил Шах. Тулуй удивленно посмотрел на другана, но промолчал.

-Ну чо? Покатали с нами? Чо ты одинь будешь? Вместе веселее! - сказал Шах.

-Хоп! - сказал Самат, понимая, что сейчас не место для выяснения вопроса об автономии.

Через несколько минут они нашли люк теплоцентрали и залезли в него. На теплых трубах лежали какие-то тряпки, чему Тулуй сильно обрадовался и стал устраиваться, каким-то непостижимым образом ориентируясь в полнейшей темноте. Шах полез к нему, а Самат сел на пол, нащупав какие-то листы картона.

Через минуту мимо того места, где земляки устроились на ночлег, промчалась милицейская машина, которую послали к месту происшествия.

Глава 27

Зарипа - апа никак не могла понять. Что же там, у этих американцев, можно менять жен как перчатки? Вообще представительный СиСи ей нравился как мужчина, но был больно уж мкнерным и рафинированным. Внучке нравился Круз и наряды второй жены СиСи. Но бабушка она об этом никогда не говорила, боясь нарваться на непонимание. Как всегда, апа высказала свое мнение об этих вертихвостках в телевизоре и вышла во двор. Внучка быстренько переключилась на канал КТР, несколько секунд посмотрела телевизионную дискотеку, которую вел такой красивенький мальчик и, выключив телевизор, стала стелить постель, думая о Крузе.

Сдавленный крик бабушки вывел ее из мечтательного состояния и она, бросив, стеганое одеяло, выскочила во двор. Зарипа - апа лежала в обмороке на ступеньках. Напротив, на пороге времянки лежал ее дедушка в луже крови. Чуть в сторонке оцепенело толпились американцы, так и не решившиеся бежать. Пронзительный крик девочки разбудил всю махаллю. Она продолжала кричать, даже когда наряд милиции остановился у дома и высокий старшина вошел во двор.

В районном отделе милиции, куда доставили иностранцев, толпился служилый народ. То один, то другой милиционер под надуманным предолгом заходил в кабинет дежурного, чтобы взглянуть на оборванных иностранцев. То, что это были иностранцы, все уже знали, но никак не могли взять в толк, как они очутились здесь и почему такие грязные. Сначала все подумали, что это какие-то заблудившиеся туристы-альпинисты, но таковых, в связи с началом боевых действий, уже выдворили подальше. Разве что незарегистрированные какие? Английского никто не понимал, да собственно никто их и не допрашивал. Все ждали чекистов. Американцам предложили присесть на обшарпанный диван, на котором в ночные дежурства отдыхали милиционеры и бывшие пленники впервые за много дней сели на произведение советской цивилизации. К несчастью в середину уселся Крейг, который оказался самым тяжелым и вскоре его соседи спава и слева стали скатываться к наиболее продавленной середине. В этой тщетной опытке сохранить диванную независимость и застали их сотрудники МНБ.

Американцы, как и любые другие люди на их месте, чувствовали радость. Больше всех, пожалуй, радовался Такао. Улыбка то и дело вспыхивала на его пыльном лице и каждый входящий одарялся этим произведением японской вежливости. Другие вели себя сдержанней. По-видимому, последние события и побег-уход Самата тяготили их. Рид, который видел все, сокрушался больше всех. Он никак не мог поверить, что Самат, такой веселый и непосредственный, мог так хладнокровно убить. Рид видел лицо Самата, когда тот заносил свое орудие над своими жертвами. Это было лицо ожесточения. Однако Рид не закричал, не остановил своего товарища по плену. Он инстинктивно догадывался, почему. Ведь Самат, возможно, таким образом, прокладывал дорогу к свободе и ему. Стоила ли свобода жизней принесенных ей в жертву людей, пусть они и были бандитами? Стоила, наверное. Ведь теперь они поедут домой, в Орегон и постараются забыть весь этот кошмар.

Никто из милиционеров не смог обьяснить иностранцам, что среди тех, которые были обнаружены на месте происшествия, два подавали признаки жизни и были увезены в областную больницу "скорой помощи" на машине районного отдела. В самой "скорой помощи" не было бензина и единственная машина, на которую его еще хватало, была на выезде.

После первых же фраз разговора с иностранцами сотрудникам МНБ стало ясно, что среди них нет сотрудника Института сейсмологии Самата Егизбаева, которого захватили вместе с иностранными геологами. На вопрос: "Где Самат", никто из американцев не дал вразумительного ответа. Старшина наряда, который первым вошел во двор, сказал, что никакого Самата он не видел. Посланный повторно на место происшествия наряд доложил, что ни на этой улице, ни в прилегающих районах Самата не обнаружено.

Глава 28

Директор Ошского филиала банка "Сымбат" умер под проституткой. После того как все деньги были изьяты из банка, он долго не мог успокоиться, придумывая, что можно было бы купить на такие деньги и, наконец, решил развеять единственным известным ему хозяином сауны, директор затребовал Халиду. Опытная путана долго обрабатывала его вислое "достоинство" и когда, наконец, взгромоздилась было на нижнюю часть огромного живота, директора хватил удар. Впрочем, такие же симптомы бывают и от отравления некачественной спиртной продукцией или мало еще чем. Родные директора никаких вскрытий делать не стали и постарались скрыть детали смерти, чтобы избежать позора.

Командон Абдували был убит на следующий день после передачи денег во время боя, который был ему навязан правительственными войсками. Молодой снайпер хладнокровно расстрелял ничего не подозревающего боевика, когда тот уверенный в силе обещаний, легко перепрыгивал через камни в русле небольшой речушки. Абдували был бесславно закопан в безвестной могиле и только русский солдат, призванный в армию из иссыккульского села Долинка, суеверно перекрестился над бугорком свежевыкопанной земли. Остатки банды сумели уйти в Джиргиталь.

Полковник МНБ из Ошского филиала, пославший рапорт в Бишкек, где все же привел свои доводы в пользу необходимости проверки результатов передачи денег, за небольшую провинность был переведен в Джалал-Абад начальником колонии в/с 3705672 бис.

Акрам ажы, который проходил по картотеке МНБ как "Хайрулло" был арестован сразу же после того, как стало известно, что, иностранцы, найденные в одном из домов по улице Курманджан Датка являются заложниками, взятыми в долине р. Джамандаван. Арест был произведен бесшумно, в том же доме, где ему были переданы деньги, без оформления задержания и понятых. Деньги все еще лежали в белом мешке из-под сахара. Хайрулло был убит в Ошском следственном изоляторе МНБ при попытке к бегству. Зарыт на одном из кладбищ Оша, вместе с несколькими безвестными бомжами, за которыми не обратились родственники.

Глава 29

Несмотря на кромешную тьму, Шах с Тулуем устроились довольно сносно. Воровской опыт подсказывал им, что в таких колодцах теплоцентрали зимой живут бомжи, которые стаскивают сюда всякое тряпье. Самые лучшие места были на трубах. В низу, там, где сейчас притих неожиданный земляк, обычно располагались самые слабые и совсем спившиеся бомжи, у которых не хватало сил на борьбу за лучшее место, или вообще не хватало сил, чтобы взобраться на трубы. Самат этого не знал. То, что он сидел на самом низу, согласно воровскому кодексу, делало зэков как бы выше его морально. Для них это значило - этот "зверек" расположился возле "параши". Это изменило отношение Шаха к Самату. Возникшая было приязнь быстро прошла. Теперь Самат был просто "шестеркой". Шах вспомнил далекие времена, когда он еще молодой и сильный, "гонял" в поселке "тупорылых". Хотя Самат - Миша и тогда был самостоятельным парнем и держался автономно, сейчас Шах этого уже не мог вспомнить. Тулуй, с самого начала невзлюбивший Самата за то, что Шах разговаривал с ним дружелюбно, теперь снова наполнялся тупой злобой, которая давно стала его привычным состоянием.

-Миша, а ты на зоне не был? - спросил Шах, непроизвольно пытаясь спасти положение.

-Нет - ответил Самат и снова не придал значение вопросу. Шах смирился. Теперь положение окончательно определилось.

Самат чувствовал напряжение, которое почему-то нарастало и отражалось в глухом мате, который время от времени изрыгивал Тулуй. Внутренне подтянувшись вначале, Самат было расслабился, но после нескольких минут неподвижного лежания на картонных листах, вдруг ощутил - понял свою ошибку. Проситься наверх было поздно. Надо было выбираться отсюда.

-Это..., слушай, Шах. Там, недалеко отсюда, свадьба идет. Может я пойду плова попрошу, а то жрать хочется?

-Лежи, где лежишь, доставала долбанный! - с угрозой сказал Тулуй. Шах промолчал.

-Слушай, ты! Заткни свою гнилую пасть. Или я тебе

-гортань вырву! - с силой сказал Самат, вглядываясь в темноту.

-Чо ты сказал? А ну-ка, повтори, чо ты сказал, чмо! - Тулуй приподнялся на трубах и тоже стал всматриваться в темноту. Шах снова промолчал.

-Что слышал! - Самат приготовился.

Тулуй свалился на него ногами вперед, но приземлился на пустое место. В следующее мгновение резкий удар ногой в колено свалил его на пол. Новый удар пришелся ему в голову. Тулуй закричал.

-Кончайте, вы, суки. Спать не даете! - голос Шаха был равнодушен.

-Ну, бля, ты покойник. Ты до утра не доживешь! - Тулуй никак не мог определить, где Самат. Темнота мешала ему. Слабый отсвет уличного фонаря падал прямо ему на лицо, но Тулуй не видел этого. Присевший на колено по правую руку то него, Самат никак не мог определиться, что делать. Надо было уходить, но на дороге озираясь и напряженно вглядываясь, стоял Тулуй, а сверху нависало опасное безмолвие Шаха.

-Ну, сука, я тебя все равно загрызу. Давно я человечинки не пробовал! - сказал Тулуй, для порядка несколько раз пнул в темноту и полез наверх.

-Как хотите, а я пойду за пловом! - упрямо сказал Самат. Тулуй прислушался к дыханию Шаха. Шах промолчал.

Когда Самат уже подумал было, что ему удалось вырваться и его нога уже нащупывала последнюю железную ступеньку, руки Шаха плотно охватили его колени и Самат упал вниз, ударившись подбородком о край люка. В следующий секунду заточка легко вошла в его похудевшее тело и темнота поглотила его сознание.

Глава 30

Американцы отказались давать какие- либо интервью представителям прессы, которые как мухи на гав.., мед налетели в отделение милиции. Один из сотрудников, которые за мелочь регулярно сливал акулам пера информацию, не поленился позвонить куда надо и несколько представителей зарубежной и местной прессы уже толкалось в милиции. От него же стало известно, что иностранцы были заложниками и освобождены в результате блестящей операции органов внутренних дел.

Когда рассвело, американцы уже сидели в салоне самолёта ЯК-40, направлявшегося в Бишкек. Их сопровождали несколько сотрудников Ошского филиала МНБ Республики.

Когда самолёт начал резко подниматься вверх и перед приникшими к аллюминаторам иностранцам открылась панорама Оша, никто из них не мог даже и подумать, что в одном из незакрытых безалаберными работниками городского службы люков канализации, лежит ещё живой Самат.

Глава31

Сознание отказывалась служить. Оно то открывалась ярким светом, льющимся откуда-то сверху, то меркло и погружалось в темноту, пахнущую старыми тряпками.

Специальная форма, заполненная старательными сотрудниками, лежала перед Богом. Вместе с ней лежали сотни тысяч других форм, заполненных людьми, просящих разрешения покинуть бренный мир.

Бог был не всеведущ, так как, создан души, наделенные свободной волей. Он не мог предугадывать их поступки, иначе воля была бы несвободной. Поэтому он не знал, почему умирали сотни тысяч людей, внесенных в списки и ждущих его решения. Отделять детей Зимбвабве, умирающих от голода от стариков, испускающих последний вздох в хостписах Кливленда, не было необходимости. Потому что, он не разделял их, а лишь дал свободную волю. И каждый умирал по- своему, потому, что не мог поступить иначе, дабы не нарушать волю Его. Но бумаги на разрешение еще лежали на столе.

Бог был не всемогущ, потому что, создав время, явление самостоятельное, ограничил себя, ибо Он не может сделать бывшее небывшим. Поэтому эти несколько мгновений между жизнью и смертью, когда сознание Самата боролось, уже казались прошлым, хотя в его теле еще жило сердце и легкие, пробитые заточкой, страстно хватали воздух, пытаясь восстановить утраченное равновесие. Они жили уже независимо от сознания и никакие нервные импульсы уже не достигали их, а они, сами по себе, словно отдельно живые существа, боролись за существование.

Бог не был вездесущ, ибо создав пространство вне себя, ограничил себя, поскольку Сам находился вне созданного им пространства. И мутные глаза умирающих наркоманов, были также далеки от него, как и меркнущие глаза киргизского профессора, умирающего в канализации города Оша.

Господи, Боже милостивый! Дай нам силу преодолеть зло и страдания, которые Ты же и дал нам!

Зарипа-апа и внучка шли ранним утром проведать дедушку и мужа, который лежал в специальной палате областной больницы под охраной милиционеров. Несмотря на то, что этот человек был исполнителем смертных приговоров, он также как и другие смертные, нуждался в уходе. Внучка, которая, быстро оглянувшись, присела была под сиреневым кустом оправиться, услышала стон из канализационного люка. Через несколько часов, Самат лежал в соседней палате и тат же внучка иногда поправляла ему бугристую от плохой ваты подушки.

Глава 32

В бишкекском аэропорту Самата встречали Алма, его четырехлетние сын и внук и дочери. Женщины поплакали, дети, радуясь огромности здания аэропорта, носились с криками по гулким коридорам. Таксисты равнодушно оглядели худого мужчину , окруженного плачущими женщинами и занялись обсуждением деятельности президента Буша. Незаметный жигуленок выехал из ворот платной стоянки поскрипывая неотрегулированным карданом, поехал в Бишкек.

Самат отказался давать интервью каким-либо популярным изданиям. Он уволился с работы и уехал к родителям на Иссык-Куль, где целыми днями просиживает на берегу озера, глядя на бесконечный бег волн.

Бывшие заложники - американцы продали право на создание сценария и производство фильма, основанного на реальных фактах, представителям кинокомпании "Киану-ривз филмз". Продюсер фильма и сценарист приезжали в Бишкек, где пытались найти Самата, но никто не знал, где он. В результате в фильме храбрые американцы сбрасывают в пропасть охранника и спасают, благодаря находчивости и выносливости. Полевое снаряжение представила фирма "Space Alaska", а панорамные сьемки были сделаны на пленке фирмы "Фуджи".

Маленький жук сьезжает с кучи песка, насыпанного Саматом на его пути, но упрямо продолжает снова и снова карабкаться на вершину. Песок осыпается, куча становится больше и больше, пока наконец песка начинает не хватать и склоны кучи не становятся положе. Самат стоит перед выбором - таскать песок издалека и продолжить игру или прибить настырного жука. Наконец, устав, он присаживается на корточки и смотрит, как жук обогнув вершину, скатывается вниз на другой стороне кучи и торопливо бежит по своим делам. Жизнь продолжается.

Оставить комментарий © Copyright Абдрахматов Канатбек Ермекович (kanab53@yandex.ru) Размещен: 08/09/2011, изменен: 08/09/2011. 250k. Статистика. Повесть: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Жизнь как она есть - вторжение боевиков,русский язык и вера.

Абдрахматов Канатбек Ермекович : другие произведения.

Проба