Там, за заснеженным лесом, неведомое нечто, зовет и зовет. Там кажется, что можно найти ответ на все вопросы. Например, о том, что с нами случилось.
Но все дороги возвращают нас обратно. Хотя - здесь, вроде, тоже неплохо. Тихое, глухое место неведомо где, с березовым лесом, небольшим, полным рыбы, озером, и заброшенным поселком. Улица в десяток домов, зияющих чернотой оконных проемов, кленовый парк, обелиск - память без имен и дат.
Нам неизвестно, какой на дворе год. Сейчас нас только трое. Люди иногда появляются, живут какое-то время и уходят, но никогда ничего не помнят.
Священник идет по заснеженному подлеску к церкви. Протоптанная им дорожка иногда прирастает неожиданными тропинками, которые потом так же неожиданно исчезают. Вот и сейчас - появилась новая, и по ней неуверенно шагает парень, удивленно-настороженно озираясь по сторонам. Священник знает, что им по пути, и заговаривает с ним, чтобы понять, кто же этот новенький, и надолго ли останется.
- Здравствуйте, молодой человек. Кто будете, откуда к нам?
- Здравствуйте. Не знаю...не помню. Я здесь неожиданно оказался.
- Как всегда, как все. Ничего страшного.
- Как все? Хотя, конечно, мне говорили...
- Ну да, ты ведь не первый ко мне идешь. Ничего что на ты?
- Ничего. Конечно. В церковь.
- Ну, стало быть, ко мне. А что это у тебя на голове?
- Волосы наверно, что ж еще?
- Нет, я не об этом. Ты видел, как они у тебя раскрашены?
- А, ну да. Никак не могу привыкнуть. Я их не красил, это само тут недавно проявилось. Предупреждение, или напоминание. Пока не удалось вспомнить, отчего, но постоянно тревожит, хочется идти и идти, бежать куда-то.
Волосы напоминают расписной платок. На короткой стрижке штампом до корней черных волос легли бордовые розы и темно-зеленые листья. Парень на вид - лет тридцати, одет не по погоде, серая рубаха и черные джинсы, которых в этих краях давненько не видали. Он присоединяется к священнику, рассказывая о себе все то немногое, что помнит.
- Меня подобрала старуха, живет тут неподалеку.
- А-а-а, баба Поля...
- Да, она. Так вот, говорит, что подобрала меня беспамятного и отпаивала травами, выходила в общем. А сегодня у дома появилась тропа. И тогда она сказала, что это - судьба, и мне пора идти.
- Есть такое дело. Тропы приходят неспроста, значит так надо. Здесь всегда так.
- Она ещё сказала, что все тропы выводят к церкви, даже если идти в обратную сторону.
- В точности так, да. И я в этой церкви - священник. Идем, поищем твою судьбу.
Парень согласно кивает, затем продолжает:
- Странная у вас местность. Я несколько раз порывался пройти через лес, но каждый раз оказывался снова у дома.
- Привыкнешь, здесь всегда так. Что-то может меняться, но только тогда, когда очень нужно.
Священник умерил шаг.
- Ну вот, почти дошли.
До церкви было рукой подать, купола золотились, не смотря на то, какая была погода и время года, и их блеск было видно всегда.
Прошли мимо деревянной ограды, с любовью оструганной, сколоченной и выкрашенной в голубую краску. Пересекли двор по аккуратно подметенной, мощеной плиткой дорожке, дошли до церкви. Белые стены, черные двери, витражные окна и чувство покоя.
- Она никогда не запирается, - сказал священник, распахивая ажурную кованную дверь. - Заходи. Здесь много дверей. Ты уже, наверняка, знаешь, все тропы ведут к церкви, со всех сторон. Осматривайся, пока я приготовлю чаю, отогреешься. Как тебя зовут?
- Андрей, кажется.
- Ну, вот и ладно.
Проходит время. Андрей, или "кажется", спрашивает:
- Это вы ее построили?
- Церковь-то? Нет, что ты. Она всегда тут была. Я то, на самом деле, и не священник вовсе, просто меня сюда больше других тянет. Нравится мне тут, вот наши и прозвали. Должен же кто-то присматривать. К тому же, я тут встречаю новых людей, хоть они и не разговаривают со мной, и, наверное, даже не видят.
Обычная православная церковь, большой иконостас, золотые подсвечники, свечи, затемненный зал под купольным сводом, и множество закуточков, впрочем, не нарушающих общую гармонию. В одном из таких закуточков - маленькая кухня, где суетится сейчас священник. На газовой горелке греется железный походный чайник, рядышком стоит заварочный, маленький, фарфоровый, с надтреснутым носиком и полосой натекшей заварки.
- Меня Геннадьичем зовут, - представляется священник, доставая из-под стола чашки, такие же потрепанные, как и чайник. - Садись, поговорим. Вот, к примеру, по-твоему, какими судьбами к нам? Что тебе кажется?
- Меня не покидает ощущение, что меня ждут дела. Словно от меня зависит чья-то жизнь. Девушки, кажется?
- Той самой, что оставила на тебе отпечаток платка? Явно ведь платочный рисунок-то.
Андрей смущенно приглаживает свою необычную причёску.
- Видимо да. Это как печать, пока не выполню миссию, она не сойдет. Ну, я говорил. А что это за место все-таки? Деревня какая-то?
- Ну, Полина, наверное, тебе рассказывала...
- ...что отсюда почему-то нельзя уйти. Говорила.
- Да. И что мы не помним прошлого. Точнее, мы чувствуем, что что-то такое было, очень давно. Например, я знаю, что ты в джинсах, хотя здесь такой ткани нет. Что мы живем по очень старому укладу, и раньше жили совсем иначе.
- Совсем ничего не помните?
- Ну как - "совсем". Тревожность помним. Чувствуем.
- И сколько вас народу?
- Мало, совсем мало. Я, Полина-травница, лесник Емельяныч.
- А в церковь тогда кто ходит? Вы говорили, что бывает много народа? Значит отсюда можно уйти, связаться с миром? Где-то есть город? Звонить и посылать письма нельзя, неоткуда, это я уже узнал.
- Приходят люди. Непонятно кто, откуда-то извне, с разных сторон и уходят совершенно незаметно. Я пробовал говорить с ними, но они как будто не слышат, ставят свечки и уходят. Мы пробовали идти за ними, и травница, и лесник, но тропы возвращают нас обратно, а люди исчезают в тумане леса. Брусничный чай будешь?
- Да.
- Побудь тут, оглядись. Я пока пойду, поищу новые тропы. Должна быть и твоя, раз уж от травницы ко мне пролегла. Наверно, скоро уйдешь.
"Надо вспомнить. Чертовски болит голова. И страшно. Хотя казалось бы - кругом чистый снег, голубое небо, эти странные добрые старики. Но - никаких имен, никакого прошлого. Старуха пробовала водить меня по деревне, пробовала вывести в лес, но почему-то там всегда туман, и всё время возвращаешься к дому. Вспомнить, вспомнить. Рассудим логически. Если здесь все возникает по необходимости, то, значит, я тут зачем-то нужен. Надо найти причину. Два дня шатания по деревне, знаю уже все наизусть, и эта дикая беспомощность раздражает. И болит голова".
Андрей сидел на табуретке, разглядывая свое отражение в оконном стекле. Эти странные цветы на голове напоминали что-то знакомое и надежное, но что? Тут в дверь постучали, заглянул еще один старик. Наверное лесник, о котором говорил священник.
- Кхм, Геннадьича нет?
- Нет, он вышел.
- Я тут еще одного найденыша привел. Ну, такого же, как ты. Мож знакомый?
С этими словами он вошел - маленький старичок, в тулупе и валенках, ведя за собой парнишку, одетого во все черное. Парню на вид было лет 20, и от него пахло гарью. Он увидел Андрея и почему-то испугался и заплакал.
-Тёмка, Тёмка! Ты... Я помню тебя, что ты тут делаешь?
- Я не хотел, я не думал, что остались люди! Я всего лишь провалил опыт и хотел все скрыть...
- Что ты сделал, что?
- Поджег лабораторию! Прости, прости, я не знал...Услышал ваши голоса, пошел искать, пока не поздно, заблудился и попал сюда...
- Кого услышал? Кто еще?
- Там осталась Наташка.
- Наташка? Натка? Где? Черт! Ее любимый шарф - черный с бордовыми розами. С розами. На моих волосах... Мы были вместе. И дым, как туман, дым... Я вспомнил. Нам надо идти, надо бежать, вот зачем ты здесь, ты выведешь!
Вот он, страх, захлестнул, вспомнилось, все горело. "Я люблю тебя, - сказала она, - какие глупости вдруг приходят в голову. Ведь мы умираем". Кто и зачем все поджег, Андрей теперь знал.
Ему вдруг показалось, что еще не поздно все спасти. Пусть непонятно, что вокруг за параллельный мир, но там, за заснеженным лесом, настоящая жизнь, вот куда надо вернуться! Что она сказала такого важного? Нечто, всегда считавшееся чудом, меняющим жизни, привлекающим взор равнодушного бога. О ком же еще можно вспомнить, находясь в его доме.
- Куда, я не знаю!
- Туда, откуда пришел, куда ж еще. Где тебя нашел лесник?
- Где-то там, где-то. Я боюсь возвращаться!
- Надо. Мне надо.
Пока они разговаривали, в церковь вернулся Геннадьич с Полиной. Стали обсуждать, почему может уйти и этот пришелец.
Старики смотрели испуганно-удивленно то на Андрея, то на Артема. А краска роз сходила с волос. Андрей что-то кричал им, но они перестали его слышать.
- Ему надо на тропу, на ту, где ты нашел этого черного, - догадалась старуха.
- Покажи ему дорогу, пока он нас видит, - добавил Емельяныч.
Геннадьич махнул рукой в сторону двери за иконостасом, оглянулся, понял ли его Андрей. Тот понял, и пошел быстро за священником, прихватив с собой Артема. Старики становились прозрачнее и прозрачнее - надо было спешить. Тропа была едва заметна, но не обходила туман, как обычно, а терялась где-то в нем. Темка поскуливал, но не сопротивлялся тому, что Андрей волок его за шкирку, а вскоре сам пошел за ним - обреченно, опустив плечи. Священник совсем перестал быть виден. Становилось жарче, усиливался запах горящего пластика, в глазах защипало - туман перешел в дым, земля стала паркетом лабораторных коридоров. Где же она, где, ее еще можно спасти, наверняка еще можно! Послышался стон. Ближайшая комната справа была уже сильно задымлена, Наташа лежала у двери без сознания. "Надо уходить, надо уходить" бубнил Тёма, но не пытался сбежать. Андрей склонился над Наташей, собираясь поднять ее и вынести из комнаты. Но перекрытия верхних этажей уже давно прогорели. На них обрушился потолок.
Они умерли сразу, без боли, без страха.
Старики сидели у Геннадьича в церкви, пили давно привычный брусничный чай. В этот момент к ним вошли три человека. Двое юношей и девушка поставили по свече перед распятием и ушли, не замечая стариков. Андрей, Наташа и Артём.
- Они умерли или... выжили? - нарушил изумленную тишину священник.
- Непонятно. А их разве спросишь? Они теперь нас не видят, как все. Что нибудь, да случилось, уж точно, - ответил лесник.
- Наверное, мы тоже должны были погибнуть, но кто-то за нас молился и мы оказались тут, - вдруг прошептала Прасковья.
- Где это - тут? - разом спросили старики.
- За пазухой у бога. Не можем вспомнить кто мы, и зачем живем.
- А может, опять попробуем пройти туман? Ведь теперь мы знаем, что там нас ждала опасность.
Тот же лес, и три старика, идут взявшись за руки, как дети. Тропа не уходит в сторону, тропа ведет в туман. Серый свет сменяется желтым, под ногами шуршит песок. Они выходят к обломкам вертолета, засыпанного песком. Пустыня, слепящий свет, жара: до головокружения. Откуда-то появляется резкая боль, настолько забытая, что на мгновение они теряют сознание. Сахара, Кара-кумы? Средняя Азия. О чем напоминает Ош? Пятнистая форма, молодые, без тени морщин, лица. Они уже не старики.
- Мы возвращались домой. Медсестра, пилоты... То есть мы. Как трудно говорить, боже, как страшно.
- Не шевелись, Полинка. У тебя кажется сломаны ребра. Да и у нас положение не лучше. Нас сбили. Но в обломках никого не нашли. Записали в пропавших без вести. Но мы тут. Вспомнили и вернулись. И теперь умираем. Так, как должно было быть 40 лет назад. Нас уже никто не найдет.
- Значит, и они тоже, - заметил Емельяныч.
- Умерли?
- Да.
- А почему тогда мы жили, где-то там?
- Мы просто не верили, что умрем. Что может заставить жить, как не искреннее убеждение, что кто-то должен жить, вопреки очевидному? Мы поручились друг за друга перед богом. И вот результат...
- Решили вернуться...
- Но еще встретимся...
Прохлада и мягкий свет успокоили боль, пустыни не было, был туман, странно знакомый. "Снежинки, откуда летом в пустыне снежинки?" - подумал каждый из них. И все вспомнилось. Знакомая тропинка, ах, купола!, сегодня они видят их в последний раз. Чтобы пойти дальше, туда, где они еще не были...