Аннотация: - Взор Горгоны неповторим, и потому немы уста его видевших...
- Взор Горгоны неповторим, и потому немы уста его видевших.
Способность к телепатии, имеется почти в каждом человеке. Управляемое в себе психическое потрясение, может возбудить этот заложенный природой потенциал.
'Среда обитания', - именно на базе этой платформы, как ответная реакция на условия окружающего нас мира, сформировался наш, так называемый 'Поведенческий рефлекс'. Он присутствует в каждой минуте нашей жизни, даже когда мы спим и видим сны. Этот рефлекс отработан в ничем не прошибаемый инстинкт самосохранения, преодолеть этот простой и слепой рефлекс, почти невозможно.
Крайне редко в огромной массе людей, может появиться индивид, который в нетерпимой жизненной коллизии, способен подобно Шекспировскому Гамлету, решиться на судьбоносную переоценку. Не желая терпеть унизительные невзгоды жизни, в которой хамство, подлость и неоправданная жестокость, имеют место быть как органические составляющие.
Герой этого повествования восстаёт против зла, взяв на вооружение тот же императив, - жестокость за жестокость!
Возможно, герою этого повествования, не следовало становиться на этот путь, - знай бы он, в какую длинную череду человеческих жертв обернётся принятое им решение. Обернётся даже если учесть такой извечно благородный мотив как борьба со злом. Не следовало наверное - и во имя той высшей в его понимании справедливости, - исполняя впоследствии которую, он буквально до дрожи испытывал восторг счастья неимоверного.
Слаб и любопытен человек. Как можно было отказаться от столь чудесно представившейся возможности, тем более, так сразу и так заманчиво повеявшей на него, столь не ординарным методом и интригующей потусторонностью. Не решись бы он на неё, то, скорее всего, - всю жизнь, мучительно сожалел бы об этом.
Тот роковой вечер - полученная травма головы от рук двух негодяев - известные в округе их семихаток, как пакостники и хулиганы.
Именно с тех самых минут, когда в подъезде своего дома, с разбитой головой неуклюже вставая и падая, пытался добраться до своей квартиры на втором этаже, он непроизвольно и совершенно непонятным для себя образом, завесил пустым пространством своё присутствие от спускавшейся с мусорным ведром соседки по лестничной площадке.
По мере своего физического выздоровления, он хоть и не без страха, но с трепетным интересом задумывался, что же с ним тогда произошло в плане психическом? Совершенно новое волнующее ощущение необычного состояния, при котором, возбуждаясь он мог по желанию убрать из памяти людей несколько последних секунд своего пребывания на их глазах. Не понимая природу этого прямо-таки волшебного наваждения, он, однако со всё большим удовольствием осмысливал и развивал в себе этот приобретённый феномен, - ласково называя его 'чертовщинкой'.
Глубоко заинтригованный этой способностью, проштудировал достаточно большое количество специальной литературы, приватно поприсутствовал на нескольких лекциях в мединституте на кафедре психиатрии, и даже имел почти часовую беседу с самим Томашевичем, - известным в этой области профессором.
Эти мероприятия помогли ему не только осмыслить внутренним взором свойства некоторых вещей в психике человека, но и принесли с собой определённое душевное успокоение. Ничего особо сверх естественного в его феномене в принципе не содержалось. Вся эта его необычная способность достаточно легко объяснялась, ни чем иным, как телепатическое проявление под влиянием гипнотического воздействия, - просто в более концентрированной форме. С большинством людей, нечто подобное происходит каждый день, вернее ночь, только уже в гораздо менее концентрированной форме. Незначительные (эфемерные) сценки приснившиеся во сне, почти мгновенно из памяти стираются. В большинстве случаев, утром проснувшийся человек, может только помнить, - ему, что-то снилось, но вот что именно...?
Стержневая основа телепатии, всегда предполагала умение убрать из памяти человека на которого идёт воздействие, реальную обстановку. Сконцентрировать в себе психочувственность нужного ощущения и передать его на подкорку провоцируемого человека - объекта. После чего психикой объекта находящегося под таким воздействием уже легко можно манипулировать на предмет его индивидуального восприятия времени.
Тогда в подъезде, ему испачканному, с разбитой головой, просто до острого стыда не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, и особенно ему не хотелось, чтобы его видела именно эта соседка. И она не увидела. Его спонтанно сконцентрировавшаяся на этом желании психоэнергетика, стала воздействовать на психическое поле объекта производящего вспомогательно ориентирующий раздражитель своего шума движения. Эффект сработал: и, на пока ещё не видимую, но так неотвратимо приближавшуюся соседку, уже шло целенаправленное гипнотическое воздействие. Соседка, не видящая ни чего кроме панельных стен и лестницы, шла прямо на него, и непременно столкнулась бы с ним, - не отпрянь он в сторону, буквально в последнюю мгновенье.
Позже поняв и усвоив эту появившуюся как дар небес методику, - назвал её 'длинной секундой'.
Данник немного постоял, наблюдая на корчившееся в болевом шоке тело. Немного позже когда уже уходил, не без мстительного удовольствия представил, какую наверно запредельную боль и ужас испытывал тот, кто в скрюченной позе, с пробитым двумя пулями животом, конвульсивно дёргался на чёрном от дождя асфальте, в мокром отблеске которого тускло, подрагивало неоновое отражение двух буквенной аббревиатуры общественного туалета.
Теперь когда не осталось и тени от той иссушающей сердце тоскливой тревоги и буквально спазматического страха за самого дорогого ему человека, на него, от чего-то вдруг накатила грусть, усталая и душевно опустошённая, растворив последние остатки казалось бы удовлетворённого сознания от поставленной им наконец точки в долгом и опасном противоборстве с субъектом, которого назвать человеком, надо было ещё заставить язык повернуться. Зная себя, Данник всё же не то чтобы так уж сильно верил, но очень надеялся в то что улетучится эта душевная хандра и настанет долгожданная пора любви и счастья, тяжело и честно им выстраданного.
Подарок Нестора мелкокалиберный револьвер, со съёмным глушителем легко вставлялся в как бы подмышечную прореху левого рукава. Внешний вид этого пистолетика, неказистого как и его новый хозяин, был по сути довольно жестокой штучкой.
Мягкая, без стального сердечника свинцовая пуля при попадании в тело плющилась и, распадаясь на отдельные фрагменты, расходилась по разным направлениям, причиняя немыслимый болевой шок.
Из-за малого удельного веса такой пули, смерть наступала не сразу, но очень обязательно, а потому кошмар предсмертных конвульсий многократно увеличивался.
Много позже по времени, Данника не раз удивляло такое обстоятельство, как он не профессионал и совершенно далёкий от боевой оперативности человек, на первых своих неопытных порах совершая довольно-таки серьёзные убойные действия, и ни разу не только не был арестован, но даже не вызывал к своей персоне у правоохранительных органов и тени подозрения.
На самом деле ничего удивительного, ларчик как это зачастую и бывает, открывался гораздо легче чем предполагалось. Всё тогда было просто до примитивной поснятины. Загвоздка заключалась в весьма посредственной, можно даже сказать затрапезной внешности и самое главное, отсутствие корыстных мотивов. Во всяком случае, когда обнаруживали очередной труп, милиция и братва искала всегда, того или тех, кто каким-либо образом пересекался в своих интересах с убитым. Никому даже в голову не приходила мысль, что киллер мог совершенно ни иметь никакого отношения, ни лично к убитому, ни к его роду деятельности.
Однако, в последующих событиях, когда от одного только произнесённого имени, нарицательно присвоенное этому человеку, в преступном мире, этой поистине одиозной субкультуры, - тихой жутью будет стынуть в жилах кровь, даже у самых признанных уголовных авторитетов.
Данник Анатолий Васильевич, сорок четыре года, холост (всё ещё). Филолог по образованию, но, (так уж сложилось) почти двадцать лет, работающий скромным техником вневедомственной охранной сигнализации, при одном из Московских РОВД. Когда-то ещё в студенчестве, подрабатывал на монтаже сигнализаций, (обычно магазинных), свыкся с этим делом, да так и остался при нём. И, как полагал сам Данник, теперь уж видать, на всю оставшуюся.... Серая внешне ничем не непривлекательная личность, среднего роста, немного склонный к полноте на кривовато коротких ногах - Данник производил впечатление человека, весьма недалёкого, на которого и положиться-то по настоящему нельзя.
Тем не менее, весь его послужной список пестрел одними только благодарностями и поощрениями. Аккуратный и исполнительный в работе, не имеющий за все годы ни одного выговора от начальства. Не раз за свою безупречную работу, (если ещё при союзе) награждался 'ценными подарками', каким-нибудь недорогим чайным бокалом с надписью, и грамотой. А к 23 февраля, как обычно, открытка, галстук (накопившихся у него целым ворох, так никогда и не одеваемых) с неизменным одеколоном 'Шипр' или бритвенными принадлежностями.
Однако при всём при этом, выше пустяшного звания старшего техника, Данник так и не поднялся. Серая рабочая лошадка, - не более того. Негласное прозвище у сослуживцев 'Вини Пух'.
Никто, ни когда, не был у него дома. Он никогда не болел. Во всяком случае, если и болел, то всё равно, с работы никогда не отпрашивался, и отгулов не просил. Ни одного бюллетеня за двадцать лет. Знали только, что живёт в однокомнатной хрущёбе, где-то в районе киностудии 'Мосфильм'.
Но, такое личное событие, как обширный инфаркт сердца с ним всё же случился. Чуть больше года назад. Сразу на второй день отпуска, когда скрепя сердцем, начальство, исполняя всё ещё действующий КЗОТ, было таки вынуждено отправить Данника в отпуск. Причём за три года сразу. Всё отпускное время Данник проболел, с начала в больнице, а потом дома на диване перед телевизором. Выйдя на работу, ни кому о, случившимся с ним не поведал, и потому, ни кто, ни слухом ни духом, даже и не подозревал, какую не шуточную передрягу перенёс их Винни-Пух.
Хотя, как раз с того злополучного инфаркта, памятный инцидент в подъезде, и началась его Данника другая жизнь.
Инфаркт, спровоцированный хамским действием соседа из четвёртого подъезда. Здоровенный, ни где, никогда ни работавший лоботряс, с таким же, под стать ему дружком, свинтили с крыши, недавно Данником установленную спутниковую антенну. При чём самым наглым образом, средь бела дня. Начинавшие входить в моду, спутниковые антенны стоили тогда достаточно дорого. Иметь это многоканальное, причём качественное приёмное устройство, считалось весьма престижным делом. Всё бы хорошо, кабы не такое уязвимое обстоятельство многоквартирных домов - общая крыша. На которой приходиться оставлять предметы, представляющие из себя весьма раздражающий фактор уже тем, что у кого-то стоит вот тут на крыше эта штука и принимает множество каналов.
Всегда найдётся ублюдок, который украдёт или приведёт в негодность всё, что можно украсть, сломать, или хотя бы просто нагадить, из одной только естественной для всякого ублюдка подлости.
О том, что у него украли антенну, Данник узнал вечером, когда включил телевизор. Он всё понял, когда залез на крышу. Постоял немного, безучастно глядя на то место где стояла антенна, да и спустился снова к себе. Сел не разувшись на подлокотник дивана, тупо смотря на шипящий, мерцающий рябью телевизор.
Из оцепенения его вывел звонок телефона. Вяло подумалось, наверно с работы, больше вроде и некому. Звонила Люба, хозяйка и продавщица продуктового павильончика, расположенного буквально в десяти метрах от его подъезда. Приглушенно заговорщицким тоном задала очень умный вопрос:
Анатолий Васильевич, это вы?
Ну да- ответил Данник- вроде как я.
Знаете Анатолий Васильевич! Не моё это конечно дело, но только из уважения к вам. Вы мне вот щиток электрический в магазин поставили и денег даже не взяли, и вообще вы мужчина не пьющий, самостоятельный. Потому вам скажу. Вы, что-то на днях на крыше устанавливали. Антенну, что ли такую круглую. Так вот её украл этот алкаш Володя, из четвёртого подъезда. И хмырь, ещё с ним какой-то был, не тутошний. Их, Дениска мой и пацаны наши дворовые видели. Это я вам, если чо..., ну чтоб знали.
Побыв ещё немного дома, Данник решил сходить к этому Володе. Но, сначала сам не зная для чего, побрился, и надев выходной костюм с галстуком - пошёл.
Дома Володи не оказалось. Данник был даже немного рад этому обстоятельству. Почему-то уже расхотелось иметь этот неприятный разговор. ...Да и вообще, что конкретно он Данник может сказать этому Володе.
Домой тоже не хотелось. Так и не решив, что делать поплёлся к себе.
Утром следующего дня позвонила домкомша Фая, и в той же манере как и продавщица Люба яростным шёпотом поведала;
-Пришёл этот скотина! И пьяный конечно. Я кстати, про антенну участковому, ещё вчера сказала. Так он даже слушать не захотел. Так и сказал, на кой чёрт мне это надо! Буду я ещё, с этой хернёй возится! Господи! Куда страна катится и мы вместе с ней! Никому ни чё, ни надо! В общем, ты Василич, смотри сам. Хочешь, сходи к нему- дома он сейчас.
Ходить-то, конечно бы уже и не стоило. Но однако, пошёл. Постучал, (звонок на двери отсутствовал). Открыла мать, пожилая болезненного вида женщина - сказала; Спит он, будить не не стану. Уже было, повернувшись уходить, услышал пьяный окрик; -Мать кто там?!
Узнав в подошедшем к двери того самого хмыря, которого оказывается, уже и раньше приходилось видеть, слоняющегося с неприкаянным видом около дома. В засаленной майке, глаза мутные, наглые.
Ну и чего те надо?
Да вот, ответил Данник, - на счёт антенны пришёл спросить. Набычившись, сморщив от этого мыслительного усилия физиономию, хмырь пытался что-то сообразить.
Какую антенну? Чего ты гонишь васще! Какая там ещё на хер антенна! Не знаю ничего! Короче хромай отсюда, а то хапанёшь сейчас не хило!
До Данника, уже спустившегося на этаж ниже, до неслась вдогонку бравадная тирада:
- А вообще, если что, на такие антенны надо разрешение у других жильцов спрашивать. Потому что, помехи создаёт.
Как омерзительно жить. Ну почему так унизительно для собственного самосознания, приходиться всё это терпеть. Ради чего и во имя чего. Всю жизнь надо приспосабливаться, сдерживаться, и терпеть.
И, ведь действительно, если подумать. Вся основа жизни на том и стоит, что постоянно приходиться всё время, что-то, от кого-то, и ради чего-то, терпеть! Терпеть! Терпеть! Иначе, как опять же гласит народная мудрость: 'Себе же дороже'. С, тоскливо образовавшимся в душе осадком, Данник огляделся на жизнь. На фоне зреющего, ещё им не осознаваемого сердечного приступа, уродливо гадким ракурсом возникли так называемые общепринятые моральные устои. Весь возвышенно философский постулат которых сводился по сути к простому смыслу шкурно бытового принципа, всеобщего и индивидуального выживания. И, не более того. Господи! Как же всё-таки примитивна эта выстраданная веками, но так и не поднявшаяся с колен истина. Жалкая замусоленная дешёвой позолотой, терновая бутафория.
Но странно, чем больше Данник мусолил в своём сознании этот ненавистный принцип, тем ощутимей стал испытывать некий ещё пока им не понятый, но волнующий холодок в груди. Сладостное предвидение грядущего счастья!
Уже в подъезде, не дойдя нескольких шагов до площадки своего этажа, почувствовал себя совсем уж плохо. Прислонившись, сползая по стене, присел на ступеньку. В гаснувшем сознании, сонно подумалось, как, однако быстро стемнело.
С сожалением, хотя и не без некоторого смутного предвкушения, Данник отметил почти безболезненно произошедшую с ним перемену. Ему пойти на убийство, такое чудовищное ещё в недавнем его сознании 'мероприятие', не повлекло за собой как ожидалось пребывание в стрессовом мучительном сопереживании. Не возникла необходимость настраиваться психологически и бороться с устоявшейся многими годами ментальностью, уговаривать и оправдываться перед собой. Критически всё ещё оценивая принятое им решение Данник достаточно объективно сознавал, не перевертыш он беспринципный в одночасье вдруг поменявший приоритеты. Никакой самобичующей Достоевщины, всё просто, как исполнение, пусть и не совсем обычной, но логически выверенной, производственной программы.
От понятия о своём круто созревшем решении совершить такую кардинальную переоценку ценностей жизни, испытывал радостный приятно будоражащий по животу холодок, и действительно, он становился поистине счастливым человеком. Как говорится нет худа без добра, хотя лично в случае с Данником, больше бы подошло, - 'нет добра без худа'.
Чувство действенной личной потенциальности выразилось у Данника в его несколько маниакальном, как бы слегка отрешённом взгляде. Знобящий холодок охватывал даже просто прохожего человека, когда тот ловил на себе такой взгляд. Но, этот феномен, имел уязвимый момент. При использовании длинной секунды чтобы оставаться невидимым, приходилось всё же тратить какое-то время на просчитывание возможных ситуаций, ещё до момента образования эффекта паузы. Это предварительное время было чревато возможностью фиксированного внимания от случайных свидетелей. Кроме того в момент активации психоэнергетики в столь плотной концентрации, происходила контрастно температурная реакция, в результате которой образовывались тяжёлые частицы паровых испарений, создавая дополнительное обстоятельство, при котором Данник мог оказаться запомненным. Он назвал это обстоятельство, - 'Ахиллесова пята'.
Понимая эту потенциальную опасность, особенно своё мертвяще-холодное излучение глаз, он предпринял ряд усердных попыток на предмет изменения или хотя бы смягчения тягостной природы проявления своего взгляда, на его восприятие другими людьми. Тренируясь, корчил перед зеркалом, всевозможные улыбки добродушия, пытаясь найти и вжиться хотя бы в некое подобие удобовоспринимаемого выражения. Но только ещё больше усугублял жутковатый гротеск застывшей ухмылки. Его леденящий взор, своим буквально потусторонним отблеском из какого-то мрачного зазеркалья, стал негативно проявляться даже на него самого. Иной раз доходило до того, что Данник боялся самого себя, или вернее кого-то внутри себя.
Однажды после очередного опыта, глядя на низко стелющийся жутковатый дымок, Данник впал в депрессивный психоз, притом настолько болезненно выраженный, что едва не умер от почти остановившегося сердца. Почти неделю после этого случая, он всё ещё чувствовал себя плохо. Удивило Данника ещё и то, что обыкновенная водка оказалась неплохим лекарством. В самый пиковый момент своего плохого самочувствия, он, непьющий по жизни, инстинктивно вдруг почувствовал сильное желание выпить водки. А выпив, буквально через пару минут ощущал её облегчающее действие. В горькой иронии над собой, уж было решил, что стал однако спиваться.
Поняв всю бесплодность своих попыток хоть как-то смягчить свой взор, решил по возможности в глаза людям не смотреть.
Болезненное, ещё с детства, в душе восприятие несправедливости в процессе взросления постепенно загналось в такое глубокое душевное подполье, что почти уже не мешало жить. Такая вынужденная адаптация к жизни ставшая ещё с незапамятных времён совершенно естественной нормой для подавляющего большинства людей, и есть та самая пресловутая узда на любые благородные помыслы и начинания.
Данник эту узду сбросил. Совершенно незнакомое чувство свободного самоощущения, наполняло душу предвкушающим азартом. Он больше ничего не терял в этой жизни и никого не боялся. Скорее наоборот, приятно волнующее осознание обретения новых, совершенно неведомых им никогда ранее личных качеств, создавали хотя и абстрактные, но очень интригующие перспективы.
Пройдёт ещё немало времени и Данник поймёт, каким страшным феноменом психогенной энергией стал владеть. Концентрированный флюидный поток, сверх малых частиц, но разрушительных в своём диссонирующем воздействии, мог сбить энергетическое клише молекулярной структуры головного мозга. Нетрудное кстати действие, если конечно знать в чём принцип. У гриба например, нежнейшая фактура, а асфальт вздыбливает. Мост скажем взорвать железобетонный, хоть тонной взрывчатки вокруг опорного быка облажи, но, вряд ли что получится. А взорви одну только толовую шашку, но в нужном месте, - в 'точке нервного воздействия' и мост рухнет. Так и в данном случае, в результате воздействия на энергетический узелок-точку, нарушается координирующая функция мозговой и последующей за этим периферической нервной системы. Сердечная мышца, если ещё по угасающей инерции и делает сокращения, то с рабочим циклом уже совершенно не впопад. Быстро текущая агония и наступит смерть. Если воздействие сильно не концентрировать, человек будет жить, но тяжело переболев останется скорее всего калекой.
Люди обладающие в той или иной степени феноменом такого патогенного воздействия, в жизни конечно имеются, но их немного, на весь мир, человек десять-пятнадцать. Из известных людей, таким потенциалом обладал еврей Вольф Мессинг. Кстати есть предположение, что это именно он остановил жизненный цикл уже в конец обезумевшего Сталина, когда тот подхватил как эстафету от Гитлера геноцид Евреев. (Дело врачей)
Для себя Данник уже решил, первое, что он сделает, это конкретное и очень действенное наказание того хмыря, избившего его в подъезде и свинтившего его спутниковую антенну. Думать об этом человеке в его человеческом имени, Данник просто не мог.
Задуманное свершилось. Хмырь умер, очень больно, но не от психогенного воздействия. В целях конспирации Данник иногда применял примитивное оружие уличных разборок. Кастет с коротким, но очень прочным стальным шипом, легко можно пробить затылочную кость. В последствии у людей из государственных следственных служб, как и у людей криминального мира, было головной болью в неразрешимой загадке, найти человека которому 'выгодно', - но, как вскоре станет известно, столь безошибочно действенная логика в нахождении преступника, в отношении Данника окажется совершенно бесполезной. В начатом мысленном списке Данника, Хмырь был первым, но оказался шестьдесят седьмым. Случилось так, что с того дня, когда Данник вышел из больницы и до дня смерти Хмыря, прошло почти три года.
Возглавила его список, совершенно не предвиденная и не знакомая Даннику человеческая особь.
Это произошло вскоре после отпуска и болезни, когда он вышел на работу, но учитывая свои неудачные попытки с физиономистикой, принял решение - сослуживцев не смущать и с работы уволиться. Администрация, как и коллектив, искренне сожалели об его уходе, однако учитывая личность Данника, поняли, какая-то серьёзная причина у него наверняка имелась. К тому же эта появившаяся в нём хмурая угрюмость и упёртый в пол взгляд.... В общем просьбу удовлетворили, -попросили только две недели ещё отработать.
За два дня до окончания этого срока, Данник стал свидетелем случая беспредельного хамства и жестокости одного молодого негодяя. Этому случаю было суждено стать дебютом на его новом пути и имевшему далеко идущие последствия.
Устранив обрыв цепи пультовской сигнализации в складской подсобке фирменного гастронома, Данник через служебное окошко выходящее во внутренний дворик, стал очевидцем безобразно дикой сцены.
Перпендикулярно к левому крылу гастронома, почти впритык, примыкал кирпичный двухэтажный дом. У подъезда этого дома с открытой крышкой багажника стояли Жигули. Ветхая, ещё советского выпуска шоха. Около неё, под моросящим дождём, одетый по дорожному, малец лет четырёх с большим чёрным зонтом.
Во двор въехал роскошный джип Тойота-Лендкрузер. По-видимому, затариться на вечеринку. Низкие магнитофонные децибелы заполнили двор. Оглушительно сходу, ещё до того как осадить перед Жигулями, фанфарно заверещал сигналами. Из подъезда со свёртками и сумочным пакетом торопясь, вышла пожилая женщина. Подойдя к джипу, пыталась объяснить сидящим в нём двум молодым парочкам, что муж сейчас выйдет и уберёт машину. Он инвалид, и поэтому они поставили её так близко к подъезду. Но если вы очень торопитесь, палисадник можно объехать по кругу и подъехать к двери гастронома, с другой стороны.
Из опустившегося стекла джипа высунулась развязная физиономия молодого парня. 'Эй, ты Марьванна! Убери на хер свой триппер с дороги!' И, рыкнув для острастки мотором, пригрозил, - не то сейчас сам отодвину! Женщина суматошно засеменила к подъезду. Уже почти в подъезде, второпях развернулась и снова к джипу. 'Ну, подождите, сейчас уберём!' 'Мы, между прочим, тут вообще-то живём, и вы не имеете права так себя вести', вот!
Дальше события развивались таким образом. Джип двинулся прямо на женщину, которая стояла перед своей машиной, слегка расставив руки, как бы загораживая её своим телом. В какой-то момент Данник понял, сейчас произойдёт ужасное! По характеру движения машины, было видно, остановиться она уже просто не успеет.
Женщину от удара машины спас обморок, но не от смерти. Упав на землю буквально за долю секунды, когда прямо над ней джип массивным кенгурятником втюхнулся в её жигулёнка.
Запоздало, сообразив, что сотворил, отморозок судорожно сдал назад, и трусливо прямо через кустарник с разворота вымахнул на улицу.
'Вот скоты!' 'И харя, действительно такая отвратная'.
Успев бросить взгляд на номер, Данник, с нехорошим решением для водителя джипа подытожил, - такой отморозок жить не должен.
И, ощутил Данник как от принятого этого решения счастливым холодком, как-то буквально захорошело в груди.
Чтобы не идти по двору, вышел через торговый зал. Уже с улицы, через решётку забора видел, как к лежавшей на земле женщине сильно припадая на ногу, спешил пожилой мужчина. Видел, как, на мокрой земле, неуклюже подвернув ногу, сидел малыш, и затравленно икая сухими слезами в недетском своём горе, беспомощно снизу вверх озирался на весь этот, ставший вдруг таким чужим и страшным мир.
Вот он, момент истины! Данник даже согнулся, застонав как тяжело больной. Обрати кто в этот момент на него внимание, скорее всего так бы и подумали. На самом же деле Данник находился в почти неуправляемом как в наркотическом трансе приступе от захлестнувшего его экстаза счастливого предвкушения.
Некоторое время назад, до своего самопосвящения, или когда он был слабым (определение Данника) доведись ему стать очевидцем нечто подобного, испытал бы только очередную досаду, съёжившись в безысходной, и хмурой ненависти. Постарался бы скорее забыть, чтоб, не терзаться от собственного бессилия.
Но! Вот, теперь.... Шалишь. Не утрусь и не отвернусь, как это было всегда до этого ослепительного момента.
Боже! Какое действительно счастье неимоверное сознавать мысль, скорого и неотвратимого возмездия подонку.
Это тебе не судебное разбирательство, со всякими его маклями- паклями.
Так у меня хапанёт. Мало не покажется.
И самое главное, никакой пакости этот ублюдок, уже ни где, никогда, и никому не сотворит. Не сотворит, по очень простой, но стопудовой причине, самой этой пакости в человеческом образе, на поверхности земли уже не будет.
От столь досконального осознания, какое поприще ему предстоит, невольно пришёл к мысли о неком своём умственном отклонении.
И, не очень почему-то огорчился.
Ну и пусть так. Пусть даже, хоть шизофрения. Мне это даже удобно. Освобождает от дилеммы, правильно, не правильно. Тем более, если учесть, что от всего этого расклада, я оказывается ещё и счастлив.
Несколькими днями позже, Данник почувствовал, не осознал, а именно почувствовал, что для исполнения обозначенного ему пути, у него имеется не только возможность и одержимость желания в своём достаточно серьёзном психопатогенном методе, но и чьё-то, незримое покровительство неведомой и направляющей благодати. От вдохновения этого понимания, Данника просто распирало от восторга. Чтобы успокоиться, пришлось даже специально медитировать. Не очень-то правда получилось, в таком, мягко говоря, приподнятом состоянии, всё буквально, так и пело внутри!
Разумеется, Данник не мог не понимать, всё это, конечно же неспроста. Ему просто оказывается очень большое доверие. Которое необходимо оправдать. Костьми лечь, но оправдать.
Не без некоторого пафоса, но в абсолютной искренности, Данник себе поклялся в этом!
Кстати, ещё сегодня утром, в гор. отделе ГИБДД, где он выяснял адрес вчерашнего подонка на 'джипе' Данник ещё раз убедился для себя, он действительно обладает способностью к телепатическому внушению. Девушка, отпечатавшая ему адрес, не только не спросила, кто он собственно такой, но ещё в следующую минуту обо всём забыла. Единственное условие, что требовалось от Данника, - небольшая концентрированность психического состояния.
Это был его второй телепатический опыт и как уже было сказано, Даннику было очень приятно сознавать за собой такую потенциальность.
Ретроспективным взглядом на свою жизнь, Данник подтвердил для себя главное. Вся его новая жизнь, это жизнь другого человека, в которой сплошная череда унизительного терпения и приспособленчества уже железно в прошлом. Пробил час и тот прошлый человек, со всеми его замытаренными годами низложен! А теперь. А, что теперь, - возмездие? И видит Бог, не только от своей личной прихоти.
- Конечно не без неё родимой, но, однако не всё так просто. Не месть будет главной целью в его жизни. Не за себя лично как это было у графа Монте-Кристо и вообще не за то, что было в прошлом. Прошлое в прошлом, - за прошлое воздаёт всевышний. И потому не ему Даннику, простому смертному спрашивать за прошлое. Он не господь Бог, чтобы воздавать и творить суд. Хотя немного и смущало, как-то у него, уж очень близоко к понятию о неком, нескромном самопровозглашении, - вершить суд. - Не слишком ли, он однако много на себя берёт?
И принял тогда Данник для себя, простое, но весьма фатальное решение. Он будет исполнять задуманное в том русле как он это понимает, особенно не заморачиваясь в нравственно-философском аспекте своей деятельности. А вот если его исполнение, покажется провидению или кто там его курирует, не угодной, тогда он Данник в силу снисходящего в отношении него предначертания, обязательно должен потерпеть фиаско. Попросту говоря неудачу, которую он примет как заслуженное наказание, покорно и с благодарным раскаянием, каким бы жестоким, пусть смертельным оно не окажется. Исходя из соображения, этот его феномен.., для чего-то или от кого-то, у него появился. Значит так надо.
Благость душевная от такого осознания снизошла на него. Ушла с души гнетущая тень беспокойства и сомнения, даже более того, априори - он уже был счастливым человеком.
Следуя известному закону природы о сохранении материи, в который, Данник был более чем уверен,-входит и материя психическая. Придя к такому выводу, Данник спокойно, уже в чисто утилитарном аспекте, просто для определил свои потенциальные возможности. И установил, его психоэнергетика могла трансформироваться в ёмкую концентрацию и представлять вполне серьёзную опасность, для любого носителя зла и тем более, претворяющего зло в преступное действие. Излучение энергетики жертвы, её ужас, страх и отчаяние, до километра, иногда немного больше по радиусу, как отметил Данник экстрасенсорно он тоже чувствовал.
Первый пробный опыт с активацией длинной секунды, Данник провёл
недалеко от своего дома прямо перед входной дверью магазина 'продукты', - называемый окрестными жителями угловым. Занимаясь немудрёной стряпнёй к ужину, Данник неожиданно ощутил в голове некую сумбурную взъерошенность и как бы шелест что-то трущегося. Прислушавшись к этому ощущению, он уже более отчетливо воспринимал идущее откуда-то со двора чьё-то стонущее мычание. В момент этой ситуации Данник впервые и именно на самом себе ощутил действие смещённого времени. Излучение ужаса жертвы шло, как оказалось не со двора, а откуда-то с гораздо большего расстояния, но как удивленно отметил про себя Данник, он начал помнить себя уже одетым, и идущим по улице, почти в квартале от своего дома. Когда он успел принять решение, собраться, выключить газовую плиту, взять заточенную под шило отвёртку, спуститься со второго этажа, пройти через двор и почти квартал по улице, он не помнил совершенно?
По мере приближения к источнику излучения, идущая от него психогенная волна становилась всё более явственно выраженной, почти осязаемой. Пройдя в проходе между гаражами Данник вышел к пятиэтажному панельному дому, от его второго подъезда шла такая жуткая энергетика, что свербело в мозгах. Немного волнуясь, Данник понимал, сейчас, возможно в пределах одной минуты он увидит, что-то из ряда вон выходящее!
Это предчувствие в ожидании увидеть некое преступление, жестокого по характеру и не адекватного в обычной логике криминального проявления, было навеяно произошедшей серией весьма странных убийств в Москве в начале девяностых. Примечательно, что обнаруженные трупы, притом совершенно разные по полу и возрасту были умерщвлены всегда одним методом, все они были задушены со спины каким-то специальным приспособлением. Странно было и то обстоятельство, что ни одна из жертв не была ограблена и изнасилована, - даже если жертва была женского пола, молода и внешне привлекательна.
Оперативная сводка следственного отдела по ГУВД г. Москвы. Предмет: определение характерных признаков по типу и почерку убийцы. Семь убийств, предположительно одним человеком в течении одного только календарного месяца.
Труп мужчины среднего возраста и телосложения в туалете предпоследней станции 'Владыкино' (задушен). Пожилой мужчина у гаражей - недалеко от станции Метро 'Славянский бульвар' - (задушен). Пригород Развилково -молодая женщина примерно тридцати лет (задушена). В тот же вечер, там же в Развилково в лесопосадке около Дворца пионеров, пожилой мужчина пенсионного возраста (задушен). В Химках, тридцати семилетний капитан, сотрудник милиции, был в форме, прямо в подъезде своего дома (задушен). На Ленинградской и тоже в подъезде, молодой сильный мужчина, мастер спорта, байдарочник - (задушен).
МКАД - съезд на Щёлковское шоссе, в кустах за павильоном 'Закусочная' мужчина средних лет (задушен). Неудавшееся покушение на женщину сорока трёх лет в районе 'Воробьёвых гор' у пешеходного моста (психо-травма). Каким-то образом женщина почувствовала в подходившем к ней сзади мужчине, что тот сейчас её убьёт, и подняла крик. Хотя место было довольно безлюдное, мужчина предпочёл ретироваться, - быстро не смотря на неё, прошёл мимо, процедив - чего орёшь дура!
Женщина была единственным человеком, кто видел убийцу, но ничего толком со страху не запомнила, твердила только одно - 'Чёрт! Это был Чёрт!'
Не оправдалась надежда на специальную в таких случаях психиатрическую реабилитационную программу и транквилизаторы. Так и не придя в себя, женщина стала душевнобольной.
Вскоре поступило сообщение ещё об одном убийстве, и в том же характерном почерке: удушение с последующим переломом шейных позвонков. Опять же при довольно странных обстоятельствах. Водитель междугороднего 'Икаруса' Рытченко Георгий Назарович, грузный, почти двухметрового роста, физически очень крепкого телосложения, был найден поздним вечером в туалете автобусного парка.
При осмотре места преступления, даже неопытному взгляду было видно, какую недюжинную силу в борьбе за свою жизнь проявил Рытченко.
За несколько предсмертных мгновений он в противоборстве со своим убийцей развалил две кирпичной кладки перегородки, сорвал со стеклом оконную раму, вырвал кирпич из разрушенной им же перегородки, но видать уже не хватало сил. Так с зажатым кирпичом в руке, страшным оскалом перекошенных от неимоверных усилий челюстей, предстал Рытченко людям обнаруживших его труп и приехавшей по их вызову милицейской следственной бригады.
Буквально на следующую ночь ещё труп. Здоровенный мужчина, обнаружен в нескольких метрах от ступенек продуктового магазина. Проломлен череп с последующим удушением и ужасным вывихом шейных позвонков.
Как и в предыдущем случае, здесь по-видимому тоже не обошлось без отчаянного сопротивления. Какое-то время жертва с пробитой головой: судя по следу крови на земле, уже в агонии, из последних сил, инстинктивно стремясь на свет витрины магазина, тащила на себе убийцу. Но быстро слабела от воздействия на него нечто чудовищного и непонятного.
В свете этих буквально всколыхнувших столицу событии, по структурам МВД и Прокуратуры был организован (по МВД уже вторично) специальный следственный отдел МУР УВД и на этой же базе специальная оперативная бригада.
Не доходя до точки излучения, боковая стена магазина, за углом которой в каких-то пяти-шести метрах, Данник почувствовал раздвоение излучаемой энергетики. Отделившаяся тёмная часть которой, стала стремительно удаляться в противоположную сторону. Подбежав непосредственно к месту, он едва не наступил на лежавшего на земле человека. Большой мужчина с неестественно вывернутой головой, его конвульсии и предсмертный хрип ещё успел видеть и почувствовать Данник, как и накрепко запомнить жуткую прямо-таки лохматую энергетику исчезающего в ночной темноте силуэта.
Наклонившись над уже безжизненным телом, Данник попытался определить возможность помощи этому человеку. Ему как экстрасенсу не трудно было видеть ауру тела и понять, - душа несчастного уже в нём не присутствует.
Обернувшись на шум подъезжающей милицейской машины и выбежавшего навстречу ей из магазинной подсобки сторожа, Данник сконцентрировал пасс и в образовавшемся десяти-секундном провале психогенной памяти уже подходящих к нему людей, быстро покинул место.
Осмысливая только что пережитое, Данник вспомнил давно произошедший с ним случай, особенно чувство страха им тогда пережитого. Возясь поздно вечером с телевизором, ему понадобился паяльник, для чего пришлось спуститься в кладовку в подвале дома. Уже у входной двери подъезда с раздражением отметил, дверь в подвал конечно была не заперта, а над ней, кто-то опять выкрутил лампочку. Вернуться за фонариком, хоть всего и на второй этаж, было лень, тем более в кладовке у него был свой электрический свет, - надо было только до неё добраться. Пройдя по подвальному проходу до угла, от которого несколько метров и четвёртая дверь его кладовки. Однако остановился, - в кромешной тьме метрах в двух не более, обострившемся чувством, Данник ощутил, впереди явно кто-то находился. В том, что это был именно человек, а не какая-нибудь животина Данник не сомневался.
Чувство злости уже оттого, что ему до цепенеющей скованности было просто страшно, только раззадорило его. Поджавшись, с трудом преодолевая идиотский стыд, давя в себе инстинктивное желание прикрыть голову рукой, как бы от ожидаемого удара, неожиданно для себя, свирепо язвительным тоном как будто хорошо видел того, кто перед ним произнёс:
-Ну, и что ты тут у нас в подвале потерял?
Зашуршало и гнусаво сопящий голос с низу по видимому Бомжа, - сидевшего или даже лежавшего на земляном полу, загундосил, что он ничего не ворует, просто побудет до утра, и что ему якобы разрешили здесь иногда погреться.
Держась к стенке правее от голоса, Данник прошёл к себе в кладовку и включив свет убедился, это действительно оказался Бомж.
Почти забытый случай, но момент того беспомощного страха, когда в темноте, ещё не понимая, кто перед ним, остался в психике его памяти навсегда. Знал бы тогда Данник о дальнейшей своей жизни, в которой ему предстоит испытать много таких напряжённых ситуаций, когда страх будет присутствовать как фактор обязательности почти во всех подобных моментах. А если б, даже и знал, ему бы никогда и в голову пришло, что в результате от таких, мягко говоря обстоятельств, он будет счастлив как наверно ни один смертный в этом мире.
Смиренно приняв к умозаключению, раз уж он Данник встал на эту выбранную им самим стезю, то эта стезя будет непременно пересекаться с тропою таких людей, по сравнению с которыми, тот Бомж в подвале, всё равно, что Божья коровка против Мадагаскарской трупной Осы.
Чумаков Евгений Игоревич - лет пятидесяти, респектабельный, не без некоторой вальяжности господин, при одном взгляде на которого, легко можно было подумать, профессор, министр или даже депутат государственной думы. Образ дополняли глаза, - добрые с понимающим лукавым прищуром, так и казалось, ну просто очень положительный, очень хороший человек.
К сожалению, все эти положительные качества Евгения Игоревича, были не более чем фасад, типа внешнего оформления под баню газовой камеры в концентрационном лагере смерти.
Подпольный валютный меняла и ростовщик (кличка Чумкин) во времена Горбачёвской перестройки, а с конца девяносто пятого года открывший ломбард, при котором функции отмывки крупных денежных сумм, и ссуда на их рост, существенно превалировали над уставом профильной деятельностью ломбарда.
Беспредельные девяностые. Сколько людей, умных и не очень скосили эти сумбурные годы, особенно тех, что не очень. Сколько ранних как после побоища могил, с преобладанием бандитских (и то хлеб) появились на Руси в смутное это время. Всё равно как если б Мамай прошёл.
Но Чумаков не просто сумел выжить, а буквально жировал, как та щука, случайно попавшая в коммерческий пруд по разведению карасей.
По началу, робко принюхиваясь на этот стремительно меняющийся мир, но быстро однако приноровившийся, Чумкин ориентируясь своим буквально звериным чутьём, да ещё помноженным на свойственную ему умную наглость, развил деятельность, благодаря которой не только сколотил не хилое состояние, но оно ещё и росло непомерно. И ладно, если бы просто росло. Но, дело в том, что, бизнес этот Чумаковский, был построен по дьявольской системе, которая просто не могла не предполагать обязательную при этом гибель людей.
О нём знали - средней руки барыга и не более того. Никто даже близко не догадывался, какие значительные суммы в валюте Чумкин держал в своих схронах. Четыре крепких гаража, приобретённых в крупных гаражных кооперативах и обществ автолюбителей в разных концах города, и под разными фамилиями. Забитые разным бытовым хламом, вперемешку с обветшалыми ульями и прочими пасечным атрибутом, гаражи были надёжными схронами Чумаковских капиталов. Никому бы и в голову не пришло, каким богатеньким, а главное страшненьким человечком был 'милейший Евгений Игоревич'.
Пройдёт время, и узнают люди - кто жил, ходил, дышал с ними одним воздухом, и от кого Бог пронёс и оборонил их. Но, всё это будет потом. А пока он, как и все особи на Земле (одно из любимых выражений Чумкина) делал деньги. А то, что его методы, мягко говоря, несколько отличались от общепринятого воспринимания этого понятия, Чумакова никоим образом не удручало. Перефразированная им с известного выражения, 'каждый зарабатывает как он может' в удобное для себя, - 'каждый должен зарабатывать как он умеет'- что, уже легко отождествлялось с безобидным значением глагола -уметь. А это в Чумкинсском понятии уже означало, что он как и все люди на грешной Земле, зарабатывает свой хлеб как умеет. А умеет он (по его собственному убеждению) так что дай Бог каждому. (Любой нормальный человек, зная о чём речь, выразился бы иначе, - упаси Боже людей от такого умения!)
Но, это если нормальный человек.
А вот, что касается Чумкина, тут всё как раз наоборот. Ему льстила уже сама роль, эдакого закулисного кукловода. В его понимании, сознавать своё умение изворотливости и манипуляции в управлении человеческими страстями, извлекая при этом свою выгоду, это ли не сокровенная мечта любого человека. Что там какой-то средневековый Макиавелли со своим замшелым принципом, известным ещё с доисторических времён 'цель оправдывает средства'. Этим в современной жизни уже не обойдёшься, вычислят умника в два счёта, и пристрелят как собаку.
Сейчас надо уметь не только цель оправдать, но сделать так, чтобы никто, не только не понял кому выгодно, но и саму суть происходящего.
Изощрённая система выработанная Чумаковым, (иезуитская мораль просто отдыхает) при которой морально-нравственная сторона любого дела, была совершенно не причём. Например, физическое устранение свидетеля (убийство), даже если свидетелем оказывался ребёнок, для Чумакова, это было неудобно только тем, что на такое устранение уходило больше времени, поскольку всегда выполнялась им самим. Приходилось учитывать известные причины в силу которых такие дела никому не передоверишь, - малейшая гласность в такого рода акции, (ещё одно из словечек Чумкина) всегда чреваты катастрофой. Братва такие дела не одобряла и это ещё, очень мягко говоря. И потому, дабы не портить в криминальном мире сложившуюся о себе репутацию, человека, хотя слегка и недотёпистого, но безусловно и с Богом в душе и с царём в голове.
Лощёный, сытенький, физически тоже не слабый. На внешний взгляд, совершенно безобидный обыватель, Евгений Игоревич время от времени в своих финансовых делах, создавал видимость положения близкого к банкротству. Изображая панический страх оказаться несостоятельным в ужасе, что ему, человеку во всех смыслах добропорядочному, приходиться одалживаться у бандитов. В отчаянной как бы решимости, на свой риск и страх, брал у криминальных авторитетов деньги на поправку дела. Умело при этом, создавая о себе мнение, что не сколько умом, а только благодаря как бы чистому везению, (дуракам везёт) у него получалась прибыль. Иногда не без просьбы к братве убрать кое-кого, как мешавшего общему бизнесу. За эту как выражался Чумкин, небольшую, но вроде связанную с нужным делом услугу, немного доплачивал, всегда в разы меньше, чем, если б специально для этого дела подтянуть киллера.
Совершал 'удачный оборот' и с облегчённым вздохом от прошедшего над головой опасного бремени, честно возвращал деньги с хорошей (как полагали заимодавцы) прибылью. Сетуя конечно, что ради того чтобы остановить счётчик почти весь навар пришлось отдать. Чумкину верили и потому не трогали, считая его хоть и способным делягой, но по большому счёту не настолько 'упакованным' чтобы его обезжиривать.
А Чумаков тем временем богател и по-звериному матерел. И всё под личиной всё того же, добродушного и слегка чудаковатого интеллигента.
Всегда с хихоньками да с прибаутками, всё как бы между прочим, а спровадил на тот свет, десятки людей. Среди всех этих безвременно ушедших, были и представители государственных силовых структур. Но, особенно много было самих бандитов, которые в своих разборках, (иногда по незримой наводке Чумкина) довольно рьяно уменьшали свои же ряды. Уходили из жизни и те, кто никаким образом не был причастен, ни к тем, ни к другим. Просто не вовремя и не к месту оказавшихся свидетелями таких обстоятельств. Иной раз Чумкин убирал людей, чья вина заключалась лишь в том, что они были рядом с такими обстоятельствами, которых им было бы лучше не только видеть, но и вовсе не знать.
Помимо всего прочего, была у Чумкина ещё одна, мало кому известная, но весьма выраженная сторона его жизни. Страсть к нарциссизму. Воспринимая себя в образе утончённого знатока, в таких областях как классическая музыка, опера, живопись и архитектура средних веков. Приобрёл по этой тематике довольно дорогие книги, заучив для форсу несколько (чуть более двух десятков) специальных терминов. Посещал выставки, музеи, театры. Ничего во всём этом не смысля даже на уровне дилетанта, Чумкин однако в этих местах производил впечатление, человека глубокой духовной культуры и утончённого ценителя. Посещая, например музей изобразительных искусств, никогда весь музей как провинциал не обходил. Два-три полотна известных живописцев, не более того. Но с каким благоговейным вниманием, он мог подолгу у них стоять, и потом в тихой светлой задумчивости уйти.
Находясь в театре или в филармонии, если имелись ложи, то непременно в ложе (питал к ним слабость из-за их автономности) допустим на вечере классической музыки. Ни в какой мере эту музыку, кроме собственного выпендрёжа, который он искренне воспринимал за глубокое проникновение в чарующие звуки духовного наслаждения, Чумкин естественно оценить не мог. А экстаз самолюбования в который он впадал, его нешуточно будоражил, в следствии чего он никогда бы например не смог в храме искусства задремать. Упаси Боже от такого плебейства, ни малейшего позыва. Опять же принимая это как свою личную экстраординарность в тонкой оценке классической музыки. Задремать как полагал Чумкин, может человек весьма далёкий от всего прекрасного и соответственно оное никак не понимая, ему скучно и человек начинает дремать. Эту 'высоко-гениальную формулировку', новоявленный и трёхликий в лице Козьмы Пруткова, Фомы Опискина и Чумакова Евгения Игоревича, то бишь попросту Чумкина, даже 'записали' в специально заведённый для увековечивания великих мыслей альбом с золотым тиснением, на обложке которого гравёр в стиле арабской вязи вывел заглавие (Чумкинский перл): -Некоторые мои духовные откровения - грядущему поколению! А то как же? Если человек способен нести в себе и воспринимать прекрасное с такой проникновенностью, ОН тогда просто не имеет права не оставить 'мудрое напутствие', как драгоценную память о гражданине жившим как обыкновенный человек среди людей, внешне так похожих на него.
Фарисейское кривлянье перед самим собой Чумкин как уже было сказано, воспринимал за истинную духовную потребность, без которой культурный человек, и жить-то не может.
Слушая симфоническую музыку, напялив на себя одухотворённый образ, он священнодействовал. Конечно, Чумкину было желанно, видится в таком образе кому-нибудь ещё, особенно если женщинам. Но! В любом случае, - самый важный, самый приятный, самый сокровенно желанный для него зритель, был он САМ.
В задумчивой самозабвенности, проникновенно приподняв голову и слезинкой в полузакрытых глазах, он, как бы со стороны, наслаждающе любовался собой, и тихий стон его сентиментального экстаза, легко без напряжения скатывал очередную слезинку. Где уж тут скучать, а тем-более заснуть.
Нарциссизм Чумкина доходил до того, что находясь допустим в ложе театра или филармонии и уже страстно предчувствуя вожделенно назревающий припадок эстетической сентиментальности, он укромно пригибаясь отдавался на волю фонтанирующей экзальтации, сдавленно чтобы сильно не шуметь буквально рыдал навзрыд. А какое сердце, как искренне полагал Чумкин храня в себе переливающийся всеми алмазными гранями, ореол столь необъятной сокровищницы не зарыдает? Как можно слушать шедевры мировой классики и не пробуждать в себе трепетные струны сердца, - когда такие мгновения целиком захлёстывают тебя своим божественным воздействием, и ты уже не помня себя, полностью растворешься в волшебных звуках!
Именно в таком навинченном понимании, Чумкин со всей убеждённостью о своей исключительности себя и представлял. Ирония слов в предыдущем предложении, истине соответствовала, только в двух последних словах, 'Себя и представлял'. Но принимая собственное лицемерие за чистую монету, Чумкин совершенно искренне верил, что являет собой некий лучезарный образ, скромно прячущийся в глубине его сердца.
Удивительно другое. Как у Чумкина при таком, пусть хоть и псевдо, но всё же духовном пристрастии, могла уживаться, столь ужасная и столь жестокая, его подлинная (уже без 'псевдо') сущность!?
Вопрос конечно риторический. Контрастом к уже сказанному об этом человеке, послужит следующий, но зато более точно соответствующий его настоящей сущности эпизод.
Случилось следующее. Очень предусмотрительный и осторожный Чумкин допустил серьёзнейшую, совершенно недопустимую для него ошибку. И вроде она как бы обошлась без особых последствий, но, для многих нормальных людей, последствие его ошибки оказалось, очень даже трагическими.
Некий Гаряев.А - заштатной казалось бы внешности гражданин, заложил в Чумкинском ломбарде, весьма дорогую вещицу, (девятиконечная золотая звезда с большим двадцатикаратным рубином в центре) но, неожиданно быстро, неделя не прошла (раздобыл же гад где-то деньги) короче, пришёл этот Гаряев выкупать звезду обратно. Так скоро, за залогом такой стоимости люди обычно не приходят. Чумкин даже подготовиться не успел. Ну, действительно, не отдавать же в самом деле, столь ценную вещь, пусть и за приличные комиссионные. Сам залог, да плюс принесённые комитентом за него деньги, во многие разы перевешивают любую процентную маржу.
Предложив Гаряеву пройти в соседнюю комнату и хлопнуть по рюмочке пятизвёздочного КВВК. Доброжелательно суетясь, достал из ящика письменного стола коробку шоколадных конфет, пару рюмок и тяжёлую алюминиевую болванку-муляж, искусно сделанную под бутылку коньяка. Ставя её на стол, со вздохом нежной грусти посмотрел поверх головы Гаряева на висевшую сзади него картину, выполненную в абстрактной манере - 'Мёртвый сезон на взморье'.
- Моя супруга, единственная и незабвенная, царство ей небесное! Обернувшийся на картину Гаряев тут же получил удар проломивший ему череп. Завернув в полиэтиленовую плёнку тело, отодвинув стол и оттянув ковёр, спустил его в подвал. Снова поставив всё на место - прибрался. И! Вдруг звонок на входной двери! Глянув на монитор - увидел девочку лет двенадцати. Предположил, что она, скорее всего, имеет какое-то отношение к Гаряеву. Пришла, наверное с отцом и сидела на лавочке во дворе, ожидая когда он выйдет. Включив погромче телевизор, открыв дверь с ласковой шутливостью всплеснув руками, воскликнул на растяг: -А.., наша юная леди немножко заждалась! Ты наверное к... Чумкин загадочно улыбаясь сделал паузу, как бы предоставляя девочке ответить самой.
-Да, я к папе, скажите ему, мы уже опаздываем к Забродиным.
-Ну конечно же -осклабился Чумкин, милое создание, ты уж прости нас. Мы с твоим папой оказывается очень хорошие, и очень давнишние знакомые. Проходи, мы тут за встречу чуток выпили, - он там рассматривает старый альбом с фотографиями. Заодно кстати посмотришь, каким красавцем был твой папа в молодости.
Тоскливой волной прошибло ненавистное к себе понимание. Какую чудовищную ошибку он Чумаков, такой опытный и осторожный совершил! Убить человека, да ещё комитента на своей территории, предварительно не убедившись, один ли он пришёл сюда. А даже если и один. Убирать человека на месте своего обиталища, - это не только чревато разоблачением, это почти катастрофа! Идиотизм в чистой форме.
Для Чумкина, как уже было сказано, не имело никакого значения, что перед ним ребёнок, значение имело только одно, - это свидетель.
Ещё раз, отодвинув стол и отвернув ковёр, Чумкин сбросил оглушённую девочку в подвал, и там, рядом с трупом её отца изнасиловал, не торопко при этом сворачивая ей шею.
Из-за быстротечности события в момент смерти Гаряева и большого расстояния, - импульс его предсмертного мучения Данник не почувствовал, не почувствовал и инфернальную ауру убийцы. А вот ужас боли предсмертного кошмара девочки, как и ублюдочную шерстисто-лохматую энергетику её истязателя, Данник уловил, но очень слабо, дальность расстояния всё ещё имела для него большое значение.
Но, знал Данник, экстрасенсорика некоторых ясновидцев позволяет видеть картинку и на гораздо большие расстояния. Американский экстрасенс увидел из Вашингтона строящуюся в России, г. Северодвинск в закрытом ангаре атомную субмарину.
Под утро, Чумкин подогнал свою потёртую жигу (специальный имидж) к крыльцу, взгромоздил на крышу в багажник надувную рыбацкую лодку, привязав рядом пару удочек.
В кузовном багажнике разместил два полиэтиленовых свёртка, один большой, и один поменьше. Меньше чем через час, он уже был на Москва реке, недалеко от лесопарка Серебреный бор. Отплыв от берега на глубину, потихоньку спустил эти свёртки в воду. Оба свёртка с привязанными к ним мешочками с камнями быстро ушли на дно.
Если всё обойдётся - никогда, запомни навечно - козёл безмозглый, никогда больше не допускать ничего подобного на своей территории!
Знал бы так рьяно зарекающийся Чумкин, - что уже буквально вечером следующего дня, ему вновь придётся пойти на убийство, опять на двойное, и опять же у себя в ломбарде.
Шумахер и Импортный два дебильных отморозка из задворков уголовной среды-промышлявшие в повадках шакальих вылазок примитивными кражами и обиранием младшеклассников.
Шумахер, настоящая фамилия Тынянов - дважды пытался угнать автомобиль. Один раз трёхдверную восьмёрку, на которой тут же вломился в ограждение, не выехав даже со стояночной парковки. Другой раз от Пушкинского музея, Хлущёвский переулок на Пречистенке, но уже с некоторым прогрессом, - сумел завести иномарку, небольшой бусик, и доехать на нём аж до второго перекрёстка, где благополучно и втюхнулся под будку остановившегося на красный свет грузовика с надписью - 'аварийная электросетей'. За что и получил три месяца принудительных работ и своё прозвище.
Петрашевич корешок Тынянова, (погоняло Импортный) этой кличкой обязан инфантильной слабости к всякого рода иностранным побрякушкам и наклейкам.
За четыре дня до выше описанного события в ломбарде, они заходили к Чумкину с целью продать золотую цепочку с зодиакальным символом 'Водолей' отнятую ими у школьника. Цепочка оказалась из латуни и ничего не стоила. Раздосадованные неудачей, они, однако обратили внимание, что в ломбарде никого кроме самого хозяина не было, сделав при этом весьма глубокомысленный вывод. Хозяин тут, по-видимому всегда один, да и лоханутый какой-то. Такого и тряхануть не за падло.
На самом деле у Чумкина раз в неделю приходила прибраться немолодая женщина и помогавший ему иногда в делах, дальний родственник, Штанько Александр, или как его просто называл Чумкин, - племянник.
Кстати, умение скрывать негатив в своих комбинациях у Чумкина было поставлено таким образом, что даже этот помогавший ему племянник, понятия не имел, какие сумрачные впадины кроются за внешне простыми делами Евгения Игоревича. Этому способствовал ещё и такой факт, племянник в основном приходил помогать в ломбард Евгению Игоревичу, когда тот говорил ему об этом заранее, или просто звонил племяннику непосредственно в тот день, когда нужно было прийти.
Если Чумкина кто и спрашивал, из досужего интереса или просто из непонимания, что это он как-то странно работает, то-бишь - чуть ли не себе в убыток. У Евгения Игоревича был заготовленный ответ, -соблюдаю бизнес легализацию, соблюдение закона это святое, его надо соблюдать даже ценой убытков.
Шумахера и Импортного, этих двух балбесов, как про себя окрестил их Чумкин и их прикидку его 'бомбануть' он просёк ещё в первый их визит к нему, с якобы золотой цепочкой. Достаточно было только взглянуть на то как они переглянулись и Евгений Игоревич понял, скоро эта парочка к нему обязательно нагрянет.
В намеченном им плане действий, предполагалось, балбесы опять принесут какую-нибудь ничего не стоящую безделушку и под предлогом её залога попытаются пройти к нему за стойку, где под угрозой ножа или ещё там чего: потребуют деньги. Но, он Чумкин ещё до того как те попытаются что-то предпринять, разыграет жаждущего молодых мужчин гомосексуалиста, предложит проехать к нему на дачу, где у него в тайнике имеется много денег, и там за определённые услуги со стороны молодых людей он Чумкин заплатит им по сто баксов. А если те проявят встречное желание к подобным отношениям на перспективу, то получат дополнительно ещё и щедрый аванс.
Балбесы наверняка клюнут и, конечно же поедут. Ну а там, на рублёвском шоссе в лесных массивах: имеется множество неприметных съездов в чащобу. Заложенный в его Чумкинском ломбарде, каким-то бандитом и не выкупленный ТТ, с одноразовым глушителем завершит бессмысленный и никому не нужный жизненный путь этих недоумков.
Такой казавшийся безупречным во всех отношения план, Евгений Игоревич оценил как совершенный до гениальности. Считая его хоть и несколько своеобразным, но в таком деле как очистка общества от всякого рода подонков даже благородным. И, предвкушающе желал его скорейшего претворения.
Но, однако просчитался уже в том, что Шумахер и Импортный заявились к нему ещё скорее, чем он их ожидал. Они пришли в тот же день, буквально через пол часа как Чумкин приехал с 'рыбалки' на Москва реку. Возможно, они его ждали, находясь где-то неподалёку.
Ошибся Евгений Игоревич ещё и в том, что очень переоценил способности Шумахера и Импортного. Те даже и не думали, что-то там приносить на предмет залога. Едва войдя в ломбард, вытянули из под своих кеппи найденные где-то на помойке старые в затяжках капроновые чулки, и по идиотски, не без некоторой доли наигранности закричали:
-Кассу, гони кассу козёл!- Вытащив при этом ножи, омерзительного вида кустарные самоделки.
-Вот уроды долбаные - поморщился Чумкин, насмотрелись фильмов и чёрт знает, что о себе возомнили! Дёрнув руку к ящику под конторкой, Чумкин с досадой вспомнил, тэтешник же в машине, да ещё в тайничке, сразу-то и не достанешь. Шандец прямо полный. Не хватало ещё, вот так по дурацки быть ограбленным этими придурками, да ещё, -эти их железяки несуразные. Чуть ниже ящика на полке, краем глаза Чумкин увидел нун-чаки. Недавно откуда-то принесённые племянником. Тоже чудик неприкаянный, фильмов насмотревшийся. Но, увидев как один из этих балбесов, уже перепрыгивает к нему через конторку, схватил нун-чаки (отметив про себя, однако тяжёленькие) и без замаха, встречным выбросом руки ударил его в лицо. Тот и, не вскрикнув, послушно ничком, сполз ему под ноги. Чумкин даже удивился, как однако легко у него это получилось. Быстро откинув перегородку, он подскочил к пытавшемуся убежать второму. Тот завозившись с дверью успел только обернуться и с дико вытаращенными от ужаса глазами вскрикнуть:
-Не надо дяденьк...!
И также, как и первый от страшного удара по темечку сникнул у ног Чумкина.
Устало облокотившись рукой на прилавок, Чумкин глядя на себя в зеркало, висевшее на стене с таким ракурсом, чтобы можно было из подсобки видеть, что происходит в передней, сказал себе: -И что, опять убил и снова у себя в ломбарде. Да ты действительно порчак конченный, чмарь поганый!
Услышав как захрипел тот, кто хапанул первым, Чумкин уже было занёсший нун-чаку для удара, прикинул, однако штучка, действительно тяжёлая. Две металлические трубки, но толстостенные внутри, скреплённые цепью, натолкнули Чумкина на мысль, как наверно удобно ими душить и ломать шейные позвонки. Накинув сзади на шею, что-то мычавшего в полусознании налётчика, Евгений Игоревич почувствовал в руках рычаги буквально беспредельной возможности. Это тебе не примитивная удавка, из которой, более-менее не слабый человек, может ещё и вывернуться.
А уж этому-то дохляку... Чумкину понравилось, - даже и не напрягался, а тот уже ласты склеил. Для полноты эксперимента, крутанул в пол-оборота против часовой, и легко как курёнку свернул шею. Надо же, - только позвонки приятно так хрустнули и вся недолга.
Покачивая нун-чаки рукой за цепочку, как бы взвешивая, с восторгом изумления рассматривал эту казавшуюся ещё пару минут назад, пацанячью безделушку.
-Да уж, нежно проворковал Евгений Игоревич, та ещё штучка.
Задумчиво щурясь своей тёплой улыбкой, что-то уже на перспективу про себя прикидывая, Чумкин радостно потёр ладони, не хилый однако будет интерес.
Господи милосердный! Знал бы кто-нибудь, - какие мысли копошнулись в голове у этого господинчика, с виду, такого милого и добропорядочного.
И года не прошло в так называемой бизнес-легализации и Чумакову, очень, однако понравилось устранять периодически возникающие в его делах проблемы непосредственно своими руками. То есть попросту убивать людей. Экономно, и что самое главное ни свидетелей, ни предъявителей на возврат денег и прочих ценностей.
Страшная природа живущего чудовища в сознании человека убийцы.
Шло время, где-то примерно чуть больше года, и Чумаков ради того пронизывающего трепета в момент совершения убийства, стал убивать уже из одного только удовольствия от самого акта убиения и последующего за этим расслабляющего умиротворения. Маниакальная зависимость от такого вида удовлетворения овладела ублюдочным сознанием Чумкина, он уже попросту не мог остановиться.
Рягузов Виталий - девятнадцатилетний лоботряс, лежал у себя комнате на супер водяном матрасе и под гремящий 'Электроклуб', раздражённо силился понять, почему он не может, как обычно затащиться от любимого музона.
Параллельно этому настроению, неприятно помнился один телефонный звонок. Неужели всё это из-за того чёртового звонка?
Где-то около недели назад, он на этой же тахте, под этот же вроде диск, зависал с Каринкой, когда снизу маман постучала по периле деревянной шумовкой:
- Виталя, возьми трубку, тебе звонят!
Его сразу насторожил мужской слегка шепелявый голос. Извините, если помешал, я видите ли, только что с похорон. Женщину одну хоронили, ну и я там немного постоял в сторонке. Очень хорошая была женщина, пенсионерка и муж её тоже очень хороший человек, пенсионер тоже, и внучок их, такой славный малыш. А вот знаете, до сих пор не в себе мальчуган. И мать его, дочка той женщины, которую похоронили, тоже бедняжка убивается.... Сами ж понимаете, горе-то какое.
В тоскливом предчувствии застучало сердце, и пересохло во рту. Такое чувство, прямо как упырь по его Виталика душу старается. Уже догадавшись по какому поводу с ним сейчас говорят, холодея от страха, но всё ж, в отчаянной надежде на а вдруг ещё обойдётся, - спросил. Употребив наверно впервые в жизни слово - извините. Так и произнёс, даже подружка его удивилась.
- Извините, но разве я к.., ну к этим похоронам, и ко всем этим людям, имею какое-то отношение?
Да милок, монотонно произнёс незнакомец, имеешь, очень даже конкретно имеешь.
- Женщину эту хорошую, ты-то и убил.
- Нет, нет! Не убивал я никого, не докажете,- буквально вскричал Виталик. Но если надо, просто, чисто по человечески, я конечно могу помочь, как я сказал, чисто по человечески. Давайте встретимся где-нибудь, вы один только приходите. Я вам дам, что смогу, а вы сами передадите, кому там положено. Сколько кстати деньгами будет нормально?
Образовавшаяся пауза, несколько затянулась, Виталий уж было хотел положить трубку, но ненавистный голос в той же манере, монотонно произнёс:
- Сто тысяч принесёшь к ним сам, адрес я скажу и попросишь прощение.
-Ну допустим, начал приходить в себя Виталий, никуда извиняться я скажем так, идти не собираюсь, а вот посильно помочь, тысяч триста я так и быть, дать могу. И заметьте, только из чисто человеческих побуждений.
-Вы меня не поняли господин Рягузов, я говорил не о деревянных ста тысячах. Сто тысяч долларов США, и ни центом меньше, вот так-то.
-Что! Взревел, совсем уже оправившийся Виталик, да пошёл бы ты знаешь куда! Кто это там тебя науськал? Решили на бабло меня развести. Ну так давай, приходи козёл. Я и сам теперь хочу с тобой встретиться. Потолкуем бычара долбанный!
Однако, как-то нехорошо, ворохнулось внутри у Виталия от этого безлико-механического тона с каким незнакомец произнёс своё согласие. Тяжёлые предчувствия отравляли душу и сознание... Не понимая от чего, но Виталий боялся этого голоса сильнее, чем если бы с ним разговаривал следователь официального органа правосудия.