Как говорит известный сатирик М.Задорнов, одним из величайших достоинств нашего человека является "соображалка". Что правда, то правда! Особенно много таких головастых обладателей "соображалки" в русской глубинке. Сама жизнь заставляет наших людей то тёрки для овощей к ботинкам проволочкой прикручивать, чтобы в гололёд не поскользнуться, то мобильный телефон вверх подбрасывать, чтобы SMS отправить, потому что в низину сигнал с вышки не доходит. Вот и на Верхнекутском стекольном заводе, что в двухстах километрах от Саратова, где мне довелось пару лет поработать заместителем директора, было много смекалистых людей, у которых эта самая "соображалка" работала на все сто. И однажды мне довелось в этом в полной мере убедиться. А дело было так.
В самый разгар финансового кризиса на заводе прохудилась главная стекловаренная печь. А штука это далеко не простая - в махине величиной с четырёхэтажный дом день и ночь кипят и булькают 220 тонн раскалённого стекла, чтобы потом превратиться в нужные населению баночки, бутылочки и скляночки. Кризис кризисом, а население водочку и вино как пило, так и пьёт, закусывая это всё огурчиками и грибочками. И всё это, заметьте, извлекается из стеклянной тары. Ну как же можно оставить народ без таких полезных вещей, как выпивка и закусь? Вот и решило руководство завода провести реконструкцию печи.
Сумма для этого требовалась немалая, около 14 млн. ЕВРО. У завода таких денег не было, поэтому решили попросить взаймы у банкиров. Сначала финансисты завода обратились в несколько местных банков, но у тех то кризис ликвидности, то кредитный портфель перекосило, то временного управляющего ввели и выдачу кредитов приостановили. А в тех банках, где соглашались выделить финансирование, кредит давали не больше чем на два года и под такой процент, что становилось дурно.
И тогда наш финансист Серёга придумал замечательную схему, благодаря которой можно было получить кредит в Германии на семь лет да ещё и под очень низкий процент. Только была в этой схеме одна "загогулина" - немцы требовали, чтобы наша сторона вложила в проект 15% собственных средств. То есть, нам дадут 12 млн. ЕВРО, а два миллиона, как ни крути, нужно будет достать из собственного кармана. Поэтому собрались на "военный совет" наш генеральный Василий Антипович Кулаков, финансист Серёга, главбух Тамара Никитична, юрист Виктор Палыч, зам. по производству Петрович и стали думать, где бы эти два миллиона раздобыть. Судили-рядили, а потом Серёга и говорит:
- А давайте, мы в проекте укажем, что печка у нас на 15 % больше и нам на реконструкцию нужно не четырнадцать, а шестнадцать миллионов ЕВРО? Тогда нам немцы дадут четырнадцать!
- А что? Идея хорошая! - подумав, ответил генеральный. - Петрович, мы сможем сделать для немцев отдельную проектную документацию и заложить в неё лишних два миллиона?
- Отчего же не сможем? - откликнулся Петрович, пожилой, крепко сбитый, повидавший всякое и умудрённый жизненным опытом дядька. - Пририсуем несколько лишних метров в чертежах и всё. Делов-то!
Сказано - сделано! Через пару недель подправленные чертежи отправились в Германию и мы с нетерпением стали ждать ответа от тамошних банкиров.
И вот, как-то раз прямо посреди оперативки в кабинет генерального заходит Серёга и сообщает:
- От немцев есть две новости, хорошая и плохая!
- Ну, говори же, не томи! - нервно заёрзал на стуле Кулаков.
- Хорошая новость заключается в том, что немцы дают нам 14 миллионов.
- Ура-а-а-! - дружным хором закричали все присутствующие.
- А плохая, - Серёга принял театральную позу, - к нам едет ревизор!
Оказывается, немцы, не вполне доверяя нашим чертежам, решили убедиться, что предоставленные документы соответствуют параметрам той печи, которую мы собирались реконструировать. И направляют к нам специалиста по строительству печей. Это, конечно, здорово осложняло дело. Нужно было любой ценой не дать их представителю измерить печь, чтобы сравнить её реальные размеры с теми, которые были указаны в чертежах. Но, как известно, безвыходных положений не бывает. Особенно, если включить "соображалку". Вот Петрович и включил.
- Немца я беру на себя, - сказал он, откашлявшись. - Ваша задача, Василий Антипович, выделить мне небольшой бюджет для оплаты "культурной программы" и накрыть хорошую "поляну". Думаю, до печки немец не доедет.
Генеральный распорядился, чтобы для гостя забронировали номер-люкс в местной гостинице и заказали отдельную кабинку в лучшем ресторане города "Хуторок". А в качестве дополнительной артиллерии Кулаков выделил в помощь Петровичу свой личный джип вместе с водителем Колей, и секретаршу Катю, бесшабашную двадцатилетнюю девицу с ногами от подмышек, которая в школе когда-то учила немецкий и, по меткому выражению шефа, во всех смыслах "отлично владела языком".
- На водке и закуске можешь не экономить, - наставлял шеф Петровича. - Ты немцу подливай, а Катька пусть его обольщает. В общем, делайте что хотите, пусть хоть цыгане с медведями на столах танцуют, но немца к печке близко не подпускайте!
- Будьте спокойны, Василий Антипович! - ответил Петрович. - Я своё дело знаю!
И, заговорщицки подмигнув Катерине, отправился вместе с ней встречать гостя.
Встреча на Эльбе
"Немец был силён и ловок, ладно скроен, крепко сшит" - так начинается одна из глав поэмы "Василий Тёркин". Инженер Ганс Обермайер, тоже оказался весьма колоритным персонажем. Пятидесяти шести лет от роду, седой и краснолицый, он имел полтора центнера веса, огромные волосатые ручищи, здоровенный пивной живот и голос, звучащий как иерихонская труба. Петрович с Катериной поняли, что довести такую махину до бессознательного состояния им будет ой как непросто! Но, делать нечего. Как говорили в старину: "партия сказала "Надо!", комсомол ответил "Есть!". И Петрович, надев на лицо широкую гостеприимную улыбку, прямо в аэропорту полез к немцу обниматься и лобзаться, а Катерина порхала вокруг, издавая какие-то картавые звуки, которые в её понимании должны были обозначать немецкие слова.
Но её познания в немецком не понадобились. Ганс, оказывается, вырос в ГДР и весьма сносно говорил по-русски. Он сразу же взял быка за рога:
- Я приезжать на один день и хотеть сразу же ехать смотреть печку!
- Дорогой вы мой! - взмолился Петрович. - Русский человек должен сначала гостя поселить, накормить, напоить, а потом уж делами заниматься! Отвезём вещи в отель, поселитесь, примете душ, переоденетесь, заморим червячка и сразу же на завод!
- Да, да, герр Обермайер! - подпряглась Катерина. - Нам же начальство голову снимет, если мы вас не встретим как полагается! И для убедительности провела ладонью поперёк шеи.
- Зачем мне убивать какой-то червяк? - спросил Ганс. - Вы мне голову не морочить! Вы - везти меня к печка!
Когда ему объяснили, что означает выражение "заморить червячка", он рассмеялся, и это была первая маленькая победа. Тем не менее, герр Обермайер продолжал упорно настаивать на том, что первым делом ему нужно ехать инспектировать печь. Видя, что логикой гостя не переубедить, Катерина с Петровичем изобразили на лицах такую неземную скорбь, что немец, глядя на них, решил, что ничего страшного, и впрямь, не случится, если он немного освежится и заморит червячка. Ганса быстренько загрузили в директорский джип, Катерина прыгнула к нему на заднее сидение, Петрович устроился впереди рядом с Колей и они под звуки "Шансона" помчались в Верхний Кут.
Катюша
Всю дорогу от Саратова до Верхнего Кута Катерина щебетала, строила немцу глазки и норовила притронуться к нему то локотком, то коленкой. Герр Обермайер потихоньку начал оттаивать, поэтому, когда наши герои приехали в гостиницу, он уже не возражал против тёплой ванны и лёгкой трапезы. После того как он заселился в номер, принял душ и переоделся, Петрович, Катерина и дорогой гость отправились в ресторан, расположенный в живописном месте прямо на берегу Волги.
Сказать, что стол ломился от яств - ничего не сказать. Казалось, там было всё, чем богата земля русская от Балтики до Тихого океана. Увидев всё это изобилие, гость запротестовал:
- Нет, нет! Nein! Я иметь большой холестерин! Мой доктор запрещать мне много кушать! У меня диета!
- Так мы же вас не заставляем это всё ЕСТЬ! - приняв изумлённый вид, воскликнул Петрович. - Вы просто ОТВЕДАЙТЕ, ничего с вашим холестерином не случится от грибочков да икорочки!
- Отведайте, герр Обермайер! - вторила Петровичу Катерина. - Только по маленькому кусочку! Ам - и всё!
На "отведать" немец, скрепя сердце, согласился.
- Вот и славно! - произнёс Петрович, твёрдой рукой разливая по рюмкам густую, только что из морозильника, водку. - Ну, давайте, за встречу!
- Но только один рюмка! - решительно ответил Ганс. - Я к вам приехать, чтобы работать, а не водка пить! Мне ещё сегодня идти на печка смотреть!
- Дорогой мой! Вы что, думаете, мы вас напоить решили? - вспыхнул благородным гневом Петрович. - Мы вас от всей души, так сказать, привечаем, угодить вам хотим, а вы?! Эх, Катерина, вот как ценит гость наше русское радушие...
Катерина задрожала нижней губой и пустила для верности слезу. Каменное сердце Обермайера не вынесло этого душераздирающего зрелища, и он схватил со стола рюмку, дабы не дать разгореться намечающемуся международному скандалу.
- Вот это мужик! Вот это по-нашему! Уважаю! - расплылся в улыбке Петрович. Ну, давайте, за ваш приезд!
Описывать во всех подробностях то, что было дальше, я не буду. Скажу только, что после второй "литры" немец напрочь забыл про свой холестерин, про диету, пил с Петровичем на брудершафт, и то игриво хватал Катерину за коленки, то со слезами рассказывал, как его отец осенью сорок второго попал под Сталинградом в окружение. Потом они катались на катере по Волге, смотрели на закат и, вернувшись в ресторан, орали во всё горло "Катюшу", которую Ганс выучил ещё в детстве и думал, что давно уже позабыл.
Смеркалось... Катерина мирно дремала на стуле, подперев голову кулачком. Её юный организм первым не выдержал такого экстрима и отключился. Петрович, уже нетвёрдо стоявший на ногах, но помнивший о той великой цели, которая была перед ним поставлена, потихоньку подливал Гансу в рюмку водку. Когда последняя капля третьей бутылки была выпита, он вкрадчивым голосом обратился к немцу:
- Гансушка, уже поздно, давай поедем в гостиницу? Ты устал, зачем тебе эта печка? Я тебе как друг говорю, там всё в порядке. Скажешь своим, мол, был на объекте, всё измерил, всё в норме.
- Нет! - воскликнул Ганс, - ты не понимать! Я должен делать свой работа! Ты меня сейчас же везти на завод и показывать печка!
После часа безрезультатных препираний, Петрович попросил хозяина ресторана перенести Катерину на кушетку, а сам вместе с Обермайером сел в машину и велел водителю Коле ехать на завод.
По дороге он всё ещё пытался отговорить гостя измерять печку, ссылаясь на то, что там, мол, очень жарко и что Гансу может стать плохо после такой обильной трапезы. Немец был непреклонен. Казалось, в его голове осталась только одна мысль, и эта мысль была о печке. Приехав на завод, Петрович велел начальнику ночной смены выдать ему и Гансу спецовки и каски, и они, шатаясь, направились к печи.
- Donnerwetter! - ругнулся немец, пошарив по карманам. - Я забыл в гостиница мой рулетка! Дай мне рулетка, я буду измерять печь.
Петрович, поняв, что немец не отступит, пошарил по карманам спецовки, достал оттуда рулетку и, тяжело вздохнув, протянул её Обермайеру.
Развязка
Если бы утром следующего дня кто-нибудь посторонний вошёл в кабинет к генеральному, то подумал бы, что кто-то умер. В гнетущей тишине раздавалось только поскрипывание стульев, звук шагов финансиста Серёги, ходящего взад-вперёд и нервно грызущего ногти, да тихое икание Катерины, которая жадно пила воду, пытаясь прийти в нормальное состояние после вчерашних возлияний. Все с тяжёлым сердцем ждали появления зама по производству, так бездарно провалившего столь тщательно разработанный план. И вот, наконец, дверь открылась и в комнату вошёл хмурый Петрович, держа под мышкой пачку чертежей. Он тяжёлой походкой пересёк кабинет, положил бумаги на стол Кулакову, тяжело опустился на стул и принялся внимательно рассматривать свои мозолистые руки.
- Это что? - хрипло спросил Василий Антипович.
- Чертежи печки, - ответил Петрович. - Те самые, которые мы для немцев готовили.
- Ну, и зачем ты их принёс? - удивлённо уставился на Петровича генеральный. - Ими теперь разве что задницу подтереть можно.
- Хотел бы я посмотреть на ту задницу, которую подтирают бумагой стоимостью четырнадцать миллионов ЕВРО, - сказал Петрович и в его глазах мелькнул какой-то лукавый огонёк.
- Ты это о чём? - уставившись на чертежи, произнёс Кулаков. - Он что, их подписал, Ганс твой?
- А вы гляньте внимательно, - едва сдерживая распирающую его гордость, ответил Петрович. - Вот тут его подпись, и вот здесь. И приписочка: "обмер объекта произведён, реальные размеры печи соответствуют чертежам".
- Ах ты чёрт полосатый! - заорал генеральный, - Что же ты тут комедию ломаешь? Меня чуть кондрашка не хватила, а ты тут сцены разыгрываешь?
Все наперегонки бросились смотреть чертежи. Так и есть, всё на месте - и подпись немецкая заковыристая, и приписочка.
- Ай да Петрович! Ай да молодец! - все наперебой поздравляли Петровича и спешили пожать ему руку или похлопать по плечу, а финансист Серёга даже расцеловал. - Но как тебе это удалось? Ты ж ему сам рулетку в руку сунул!
- Так, это... Рулеточка-то была совсем не простая. Мне её по специальному заказу в инструментальном цехе сделали, - явно любуясь собой, ответил Петрович. - У неё, понимаешь, деления нанесены как на обычной, а на самом деле в каждом метре всего 85 сантиметров. Трезвый бы сразу раскусил, а вот немец после трёх бутылок водки, да ещё и в темноте, ничего не заметил!
Вот это "соображалка"! Что, съел немец? Ха! Обвели тебя вокруг пальца русские мужики! Знай наших!
- Ты нам хоть эту рулетку покажи, - отдышавшись от смеха, сказал Василий Антипович. - Мы её в наш заводской музей отдадим!
Петрович, широко улыбаясь, сунул руку в один карман пиджака, потом в другой. Затем суетливо обшарил карманы брюк и, побледнев, схватил мобильный телефон.
- Коля! - закричал он в трубку дрожащим голосом, - Где наш немец?!
- Не извольте беспокоиться! - бодро отрапортовал водитель Николай. - Немец в лучшем виде упакован и посажен в самолёт! Как раз наблюдаю, как он идёт на взлёт!
Петрович тяжело опустился на стул, мгновенно осунувшись и, казалось, состарившись лет на двадцать. До всех остальных тоже начал потихоньку доходить смысл происшедшего. Казалось, спустя почти двести лет, в кабинете генерального директора Верхнекутского стекольного завода повторилась немая сцена из "Ревизора" Н.В. Гоголя.
А вот Ганс Обермайер, уютно устроившись в кресле салона бизнес-класса, был, напротив, очень доволен проделанной накануне работой. Глотая слюну, он жадно следил глазами за стюардессой, подливавшей ему холодное пиво в пластиковый стакан. С чувством выполненного долга он летел домой, в Фатерлянд. И в кармане пиджака, небрежно брошенного на соседнее кресло, увозил с собой маленький сувенир, который он так и не успел вчера вернуть своему новому русскому другу Петровичу.