3. Стратегия
Глебу было неспокойно. Он закрылся в своей каюте и пытался заснуть, безуспешно ворочаясь в постели. Скоро стали болеть бока, а сон так и не шел.
После прибытия к объекту, на корабле разгорелись споры о том, как его лучше исследовать. Лившиц больше молчал, однако на все вопросы, адресованные к нему, как к специалисту по проблеме, отвечал односложно и однообразно. По его разумению выходило, что этого нельзя делать. Нельзя приближаться, нельзя сканировать, нельзя пытаться наладить радиосвязь. Нельзя было даже смотреть на него.
Собственно, рассматривать объект в иллюминатор все равно было невозможно - Грац, несмотря на запреты внеземельца, все-таки открыл одну из шторок, но взгляду было не за что зацепиться в непроницаемой тьме. Иллюминатор окончательно потерял свое гордое название, ибо освещать здесь он ничего не мог.
Глеб тоже с интересом вглядывался в непроглядную черноту космоса, до боли в глазах. Там не было ничего. Но все же что-то не давало ему теперь покоя. Стойкое ощущение чужого взгляда, вот что там было. И даже после того, как под вопли взбешенного Лившица иллюминатор закрыли, оно не исчезло. Даже сейчас, здесь, в каюте, казалось, что объект изучает его, видит его всего насквозь, заглядывает в душу, пытаясь выведать самое сокровенное.
Может, прав Люциан, запрещая смотреть в черноту холодного космоса?
Грац с Клюгштайном остались в рубке - обсуждают планы вторжения. Они нашли себе смысл жизни. Теперь это несложно - делай хоть что-нибудь и в этом будет смысл. Теперь нет никаких запретов, они ответственны только друг перед другом. Пока все делают вид, что ведут себя как обычно. Это пока. Еще не пришло осознания всей безнадежности.
Пусть обсуждают. Глеб не стал слушать их нелепые предположения. Не о чем предполагать, никто не знает, что представляет собой объект. Даже Лившиц не стал слушать их.
Черт возьми, но откуда это ощущение, что на него все время кто-то смотрит? Это только у него или все теперь чувствуют то же самое?
Глеб резким движением натянул одеяло на голову. Как в детстве, раньше помогало от всех страхов. Под одеяло никто забраться не может. Но ощущение чужого взгляда не исчезало. И здесь, в темноте и духоте, кто-то смотрел на него. Заглядывал внутрь, беспардонно, не спрашивая разрешения.
Нет, так дело не пойдет. Нужно попытаться заснуть, он наверняка переутомился - сколько всего случилось. Нужно заснуть, а когда проснешься... утро вечера мудренее, так сказать. Только заснуть бы.
Глеб ворочался, наматывая одеяло на себя. Сон не шел. Нужно попросить помощи у Аквариуса. Мозг корабля немедленно подключил Глеба к виртуальной реальности. Вокруг все завибрировало, каюта куда-то провалилась, пространство залило огнем. Разноцветные сполохи кружили хороводы, закручивались в спирали, взрывались ярким великолепием фейерверка. Из-за ярких красок и моря огня раздавались чьи-то голоса. Они приближались.
Разбудил Глеба Грац. Кибертехник открыл глаза и наотмашь врезал в незнакомую физиономию, буравящую неприятным взглядом его лицо.
--
Не очень-то вы любезны, - сказал доктор, потирая ушибленную скулу.
--
Простите, Станислав. Вы тоже хороши - зачем было врываться в мою каюту? Отчего вы не попросили разбудить меня Аквариус?
--
Лившиц отключил трансляцию вирт-связи по всему кораблю.
--
Как?!
Глеб вскочил, будто ужаленный. Без вирт-связи было невозможно управлять всей сворой сложных и совершенно незаменимых механизмов. Да что там киберы - самим Аквариусом в полной мере без виртуальности управлять невозможно. На все случаи жизни пультов ручного управления не наделаешь.
--
Не беспокойтесь - это временная мера, пока мы не узнаем, с чем имеем дело. Он прав: нам стоит опасаться. Мы не знаем, что это и кто может быть там внутри.
--
Хочешь мира - готовься к войне?
--
Ну, не все так плохо, - усмехнулся Грац. - Сначала нужно выяснить, что они любят.
--
Они?
Грац развел руками. Понятно, ничего они с Клюгштайном не решили. И Лившиц тоже в инструкциях запутался. Решения нет. Есть только гипотетические "они". Как обычно, люди неминуемо делят мир на "нас" и "их", на черное и белое, упуская из виду, что все, в сущности, - нет, даже не серое - разноцветное. Нельзя так просто все поделить. Глеб тяжело вздохнул.
--
Будем решать стратегию всеобщим голосованием? - спросил он.
--
Да. Лившиц знает только то, чего делать нельзя, а что делать должно, он не в курсе. Других специалистов по контактам у нас нет.
--
А где они есть?
Не было никаких контактов. А посему не было и специалистов. Одни теоретики, вроде Люциана. Специалисты по инструкциям. Хотя, как знать - вот установят они сейчас контакт, подружатся с могущественными, добрыми и справедливыми инопланетянами и что? Кто об этом узнает? Им же, могущественным и справедливым, не так-то просто, должно быть, втолковать, что неплохо бы нас, таких не менее развитых (а то как сюда добрались-то?) и не менее мудрых (ведь контакт-то наладили) домой доставить.
--
Гм. Наверное, в Институте внеземной жизни. Штаны протирают.
Глеб шел по полукруглому коридору жилого отсека следом за Грацем. Кряжистая фигура Станислава маячила впереди. Доктор шел уверенным шагом человека, не имеющего сомнений в завтрашнем дне. Или он убедил себя, что жить сегодняшним днем это правильно?
По-прежнему зудящее чувство внутри не исчезало, настойчиво хотелось поискать на обитых мягким пластиком стенах глаза, не мигая глядящие на него. Кто-то настойчиво томографировал его душу. Нет, не душу. Этот чужой взгляд изучал нутро Глеба. Знать бы еще, где то нутро находится. Они? Может быть. А может, это собственное сознание с ним шутки шутит. Неужели, Грац ничего не чувствует? Судя по уверенному шагу и твердому взгляду вперед - нет. Рассказать ему, он ведь врач? Нет, пока не стоит.
В рубке все уже собрались. Лившиц сновал в самом центре, словно нервничал и негодовал, что приходится кого-то ждать. Клюгштайн, опершись на пластиковую консоль, смотрел в закрытый снаружи бронированной ставней иллюминатор. Его пальцы ритмично выстукивали по пластику одну ему известную мелодию. Биолог задумчиво улыбался, явно думая о чем-то глубоко личном. Гертруда, изогнувшись сразу во всех трех измерениях, полулежала в кресле, уткнувшись головой в панель ручного управления кораблем. Глаза ее были закрыты, но она не спала - ноги планетолога совершали сложные танцевальные па внизу, отчего кресло, закрепленное на шарнире, конвульсивно подергивалось. Люди нервничали, им было неспокойно.
Вся троица повернулась, как только доктор и Глеб вошли в рубку. Состояние кибертехника, похоже, отлично вписывалось в общую нервозность атмосферы, и только один Грац излучал спокойствие и непоколебимость принципов.
--
У кого есть предложения? - спросил Грац, не успев даже сесть.
Лившиц остановил свое броуновское движение, резко повернулся к доктору и вдохнул побольше воздуха. На скулах его играли желваки, синюшная вена вздулась на лбу, а из ноздрей разве что полымя не вырывалось. Лившиц был зол. Лившиц был взбешен. Он не желал терпеть и не хотел мириться. Но он не знал, не ведал и вообще - потерял всякий смысл дальнейших действий, предлагаемых новым капитаном. Глеб понял, что сейчас будет истерика.
Внеземелец махал руками, гневно кричал, переходил на визг и отплевывался ругательствами. Он всячески пытался доказать самому себе, что необходим, что без него все пропадут. Он знал, что это не так, но никак не желал верить в очевидное. Глеб не слушал его. Впрочем, как не слушал его никто другой. Это был монолог.
Мысли текли неспешно, оттененные буйством Лившица. Глеб смотрел на Граца. Он пытался понять, о чем думает доктор. Интересно, что он за человек? С Грацем раньше Глеб знаком не был, слышал много о железном поляке, но никогда не видел его лично. Слухи о Станиславе ходили самые разные. Глеб не любил слухов, не доверял им, считая гнусностью говорить о человеке "за глаза", пересказывать чье-то мнение, может быть, лживое или вообще придуманное. Но информация все равно откладывалась в голове. Информация, гигантским цунами захлестнувшая мир, наводнившая его нужным и бесполезным, впитывалась в сознание словно вода в губку.
Невысокого роста, приземистый, он, казалось, врастал ступнями в шероховатое покрытие пола рубки. Его фигура непоколебимо возвышалась в самом центре вытянутого эллипсом и немного изогнутого по кривизне вращающегося диска Аквариуса помещения. Лицо, немолодое, сдобренное изрядной порцией морщин, было спокойно и решительно одновременно, глаза, не двигаясь, смотрели на неистовствующего внеземельца, а губы, и без того тонкие, были плотно сжаты. Он ждал, когда утихнет буря.
Взгляд кибертехника медленно перешел на Гертруду Хартс. Герти была планетологом, одним из лучших. Глеб знал ее не один год, они успели познакомиться в трех совместных экспедициях. Она всегда избегала людей, была настоящим волком-одиночкой. Легко находила контакты со всеми членами экипажа, но никогда этих контактов не поддерживала. Она всегда оставалась чем-то недовольна, но выяснить чем, не удавалось никому. Гертруда была отличным специалистом и ее воспринимали такой, какой она была.
Оставалась еще одна странная деталь - Хартс явно была знакома с их внеземельцем. Интересно, откуда? Лившиц прилип к ней, словно к родной, хотя Герти особенно не выражала к нему благосклонности. Сейчас планетолог ковыряла аккуратно сформированным ногтем приборную панель ручного управления. Похоже было, что нет для нее во всей Вселенной более важного занятия.
Клюгштайн. Ганс смотрел на бушующего Лившица, слегка наклонив голову на бок, будто шея его устала держать непомерный груз и решила временно передохнуть. На его устах замерла блаженная, чуть снисходительная улыбка. Лившиц ему был до лампочки, он размышлял о чем-то своем. Великолепный элементарный биолог, Ганс был способен разложить любую клетку на составные части, изучить их, рассказать, чем живет весь организм и, что самое непостижимое, собрать это молекулярное барахло обратно. Глеб не летал с биологом в экспедиции, однако неоднократно видел его блестящие вирт-выступления. По всему, Клюгштайн был существом добрым и даже мягким. Обидеть его не получилось бы - доброжелательность старика хлестала через край, и ее с лихвой хватало на то, чтобы превратить ссору в случайное недоразумение.
Наконец, буря улеглась, вулкан заткнулся. Остывающие потоки лавы еще стекали двумя слюнявыми полосами по краям замолчавшего кратера, побелевшими губами хватающего воздух, но головой Лившиц уже был на Аквариусе. Его отпустило. Он вращал налитыми кровью глазами, кулаки его конвульсивно сжимались и разжимались, будто помогая уставшему сердцу гонять кровь по сосудам.
Люциан был личностью таинственной и подозрительной, как ему и полагалось быть по штату. Все-таки - соглядатай внеземельцев. Откуда он появился и как вообще попал в экспедиционный корпус, было неизвестно. Разве что Герти могла это знать, но она усиленно делала вид, что ей Лившиц малознаком и вообще неприятен. Как знать, возможно, дела обстояли именно так.
Здесь, на краю света, все это не имело ни малейшего смысла. Их прошлое, их отношения, их любовь и ненависть. Здесь был только сегодняшний день. Будущего не было, только несколько месяцев жизни в тюрьме межпланетного исследовательского корабля Аквариус, потерявшего своего пилота и неспособного найти дорогу домой. Десять земных месяцев (или около того) на всех. Или пятьдесят, возможно с небольшим, месяцев на каждого. Будут грызть друг другу глотки?
Глеб усмехнулся своей мысли - для чего, кто от этого выиграет? Тот, кто станет "царем горы", медленно и мучительно умирая от нехватки воздуха? Почувствует ли он себя победителем? Или убийцей? Пятьдесят месяцев в комфортабельной камере-одиночке на краю света - вот настоящая пытка.
--
Чего вы улыбаетесь? - с неприязнью сказал Лившиц. Тыльной стороной ладони он вытер текущие по подбородку слюни, с удивлением посмотрел на мокрую осклизлым руку и уставился на кибертехника.
Глеб не сразу понял, что внеземелец обращается к нему. Ситуация выглядела по-дурацки: Глеб спохватился, перевел взгляд на Лившица, но огонь мысли уже угас и все стало как-то глупо и неудобно. Улыбка медленно сползла с его губ, распласталась у подбородка и умерла в страшных корчах сомнения.
--
Подсчитываю шансы выжить, - мрачно ответил он.
Внеземелец яростно пожевал губы, медленно поднял дрожащую от напряжения руку, пальцы на которой все продолжали сжиматься и разжиматься, словно намеревался задушить кибертехника, а потом бессильно махнул и, скривившись от горечи и омерзения, сел в кресло. Он принял расслабленный вид, глаза его покрылись поволокой безразличия.
--
Если больше ни у кого нет предложений, - сказал Грац, сделав короткую паузу, - то я готов изложить свой план действий.
Все, включая безразличного Лившица, остались на своих местах. Никто не повернулся к Станиславу, никто не изменил позы. Но что-то изменилось в них - команда была готова слушать.
--
Итак, - начал доктор, - вы все знаете, что мы потерялись. Более того, у нас больше нет пилота. Мы...
--
Давайте опустим вступительную часть, - промычала Гертруда.
--
Впрочем - давайте, - согласился Грац. - То, что висит в здесь темноте, в полутора тысячах километрах от Аквариуса, может оказаться кораблем чужих. Все это понимают.
Он сделал паузу, будто задал вопрос и ждал, не найдется ли недопонявших.
--
Люциан прав, - кивок в сторону Лившица. Внеземелец продолжал делать вид, что ему абсолютно безразлично происходящее на корабле, - мы не можем просто так вторгаться туда. Мы не знаем, что там. Кто там может оказаться. Возможно корабль пустой. Возможно - это вовсе не корабль. Но мы должны попытаться.
Последняя фраза была адресована лично Лившицу. Грац даже повернулся в сторону лежащего в кресле внеземельца.
--
Мы должны. Это наш единственный шанс. Возможно, техника чужих поможет нам вернуться домой. Или...
--
Или они заявятся к нам домой самостоятельно, - добавил Лившиц, смотря в пространство перед собой.
--
Мы не знаем, есть ли там кто-нибудь, - Грац тоже не стал обращаться лично к Люциану, он будто говорил для всех.
--
А как вы планируете это узнать?
--
Люциан, заткнись! - это была Гертруда. Она произнесла фразу тихо и спокойно, даже на секунду не оторвавшись от панели, которую ковырял ее ноготь. - Все уже имели удовольствие тебя выслушать.
Лившиц посмотрел на нее одними глазами, не поворачивая головы. Но замолчал. Похоже, он не решался перечить ей. От Глеба не ускользнул взгляд внеземельца - взволнованный, может быть даже затравленный. Он явно пытался скрыть свое замешательство. Что же все-таки их связывает?
--
Прежде всего необходимо понять, с чем мы вообще имеем дело. Мы видели лишь смутный силуэт, показанный нам "глазом лягушки", и только из-за симметрии форм решили, что перед нами продукт деятельности разумных существ. Доказательств пока маловато.
--
Вы собираетесь... - начал было Лившиц, но, бросив взгляд на Гертруду, замолчал.
--
Мне кажется, сомнений в искусственном происхождении это штуки, - сказал Глеб, кивком указав на голоэкран, на котором все отчетливей проявлялось изображение висящего в пространстве объекта, - особенных нет. Даже если допустить, что неразумная природа могла создать подобную конструкцию, как она попала сюда?
--
Но в любом случае, нам следует как следует изучить сам объект. Его структуру, его устройства. Пока мы даже не знаем, с какой стороны к нему подступиться.
Планетолог отвлеклась от своего занятия и обратилась к Грацу, смотря на него снизу вверх:
--
Так что вы предлагаете? Может быть, расскажете, наконец?
--
Да, конечно. Просто, как капитан, - в голосе Станислава появились стальные нотки: он решил напомнить, кто теперь главный, - я обязан был выслушать мнение каждого, прежде, чем принять окончательное решение.
--
Грац, бросьте, - сморщила недовольную мину Герти, - мы не в том положении, чтобы соблюдать формальности. В конце концов, вы что, не видите, что никому, кроме Люциана, дела нет до ваших планов по установлению контактов с пришельцами. Нет у нас никакого мнения. У меня, во всяком случае, - нет. Решите залезть этой штуки в потроха - я согласна. Все равно здесь больше заняться нечем.
--
Мы остаемся свободными людьми, несмотря на сложившуюся ситуацию, - вдруг подключился к разговору Клюгштайн. - Или вы согласны выполнить любой приказ?
--
Перестаньте, Ганс, - одернул его Грац.
--
Я согласна выполнить то, что мне интересно, - ответила ему планетолог, - а та штука за бортом меня очень развлекает.
На несколько секунд в рубке воцарилась тишина. Слышно было лишь пыхтение доктора. Станислав усиленно делал вид, что он спокоен, но ему с трудом удавалось сдерживаться. И это только начало, подумал Глеб. Еще не прошло и суток, как они потерялись, еще ужас небытия едва успел лизнуть их души своим холодным языком. А что будет через неделю, месяц? Или люди ко всему привыкают? Возможно, ожидание смерти может тоже надоесть и сделаться однообразным.
--
Орехов и Хартс совершат облет объекта на шлюпке. Возьмите Таурус, - новому капитану надоели разброд и шатания в команде. Он больше не спрашивал ничьего мнения. Он отдавал приказы. - Лазерным дальномером просканируете максимальную площадь его поверхности. Вам, Орехов, задание - составите алгоритм движения и сканирования, чтобы по полученным данным можно было сформировать модель объекта. Хартс готовит Таурус. Остальные в резерве. Вопросы есть?
--
Есть, - это был снова Лившиц.
Внеземелец поднялся на ноги, глаза его горели, он снова был полон решимости.
--
Вы что же: собираетесь вот так взять и прощупать лазером всю поверхность объекта?
--
Именно так, - подтвердил Грац и отвернулся. Он давал понять Люциану, что разговор окончен и возражения не принимаются.
--
И вы уверены, что поверхность этого... сооружения не покрыта высокочувствительными к свету рецепторами?
Судя по всему, Станислава внеземелец достал окончательно. Он резко повернулся, едва не потеряв равновесия, сделал шаг вперед и, уперев оттопыренный указательный палец в грудь оппоненту, злобно прошипел:
--
Я ни в чем не уверен, кроме одного: если вы продолжите свою борьбу за неприкосновенность объекта, не дав при этом ни каких дельных предложений, я отдам Аквариусу распоряжение посадить вас под домашний арест. Будете коротать время в пределах своей каюты!
--
Но вы же ни черта не смыслите в установлении контакта с иным разумом! - выкрикнул Лившиц. Его сжатые в кулаки руки мелко дрожали, на шее вздулась синеватая вена, но теперь это не было истерикой - внеземелец отстаивал свое мнение.
Гертруда переводила взгляд с Граца на Лившица. Трудно было сказать, на чьей она была стороне. Возможно, что и ни на чьей, просто ей надоели перепалки этих двоих. Глеб подумал, что ему, в сущности, все равно, кто из них прав. Ему, также, как и Герти, надоели бессмысленные перепалки. Они были в глубоком космосе, на окраине Галактики, может быть, даже за ее пределами, отрезанные от дома гигантским газопылевым облаком и немыслимым расстоянием. Никакой разницы не было в том, как исследовать случайно оказавшийся в этом месте объект, будь он хоть трижды искусственного происхождения - все равно они не могут вернуться домой и проконсультироваться с всезнайками из Института внеземной жизни. Глеб мало верил в идеи Граца по поводу того, что эта космическая глыба могла помочь им найти путь домой, но делать было все равно нечего, а любая работа, любая деятельность, пока она может вызвать хоть какой-то интерес, не даст им сойти с ума. Слететь с катушек от безделья и обреченности.
На лице Клюгштайна отразилась буря эмоций, бурлящая глубоко внутри. Та нестабильность мимики, что можно было наблюдать, была небывалым проявлением глубокого замешательства, в которое впал биолог.
--
Но, Станислав, Люциан в сущности прав. Мы не можем вот так нападать на них, - пробормотал он. Оставалось неясным на чьей он стороне, похоже, он и сам этого не знал.
--
На кого? - взревел Грац. - Вы уже точно знаете, что в чреве этого космического пупыря обязательно обитают зеленые человечки? Или чего вы еще от него ждете?
--
Так, собственно, мы ведь даже не знаем, что оно, - неуверенно проговорил Клюгштайн.
--
Мы начинаем обследование объекта! - провозгласил Грац, будто выступал с трибуны перед собравшимися поклонниками теорий внеземной жизни. - Это приказ и за его невыполнение виновные будут наказаны! А если кому-нибудь это не нравится, то смею напомнить - все согласились, что теперь я капитан.
Гертруда направилась к выходу из рубки. На пороге она остановилась и, обернувшись, сказала:
--
Не забывайте, Станислав, что полномочия мы можем с вас и снять. Большинством голосов.
|