Аннотация: Москва Центральная - маленькие трагедии
Прыг, скок
Прыг, прыг, прыг, скок! - маленькая трехгодовалая фигурка в розовом комбинезоне и в розовой шапочке с торчащими в стороны уголками-ушками что-то беззвучно пела сама себе, во всю ширь разевая свой рот, и в такт этой внутренней беззвучной песне вертя головой во все стороны. Ее мамаша привычно довольно щелкала ее на телефон, фиксируя каждый шаг навечно и тут же выкладывая их в сеть. Зачем?
Розовый комбинезон самозабвенно вертелся на полуметровом гранитном бордюре, выстроенном вокруг высокой клумбы с фонтаном посреди площади перед огромным торговым центром. Временами она высоко подпрыгивала, размахивая руками в стороны и, ничуть не задумываясь, легко, не глядя приземляла розовые сапоги на высокую, но, в общем, неширокую "посадочную площадку".
Вертолет с автопилотом.
По истечение получаса мамаша, наконец, поняла, что эта пружина в комбинезоне, скорее, вечный двигатель и попробовала утянуть и ее и себя куда-нибудь с холодного осеннего сквозняка. Куда-то под крышу, в тепло и уют стандартного двадцатипятиградусного кондиционированного равномерного ненавязчивого рассеянного воздушного потока. Щас! Удобный комбинезон ничуть не мешал и не па'рил. И зачем куда-то идти? Поэтому розовый дутый рукав легко уворачивался от попыток его перехватить и спустить с гранитных небес на серую асфальтовую землю.
Ла, ла, ла, ла! - рот широко и все так же беззвучно раскрывался во всю ширь, неся веселое дыхание песни во все стороны и не обращая ни малейшего внимания на безуспешные попытки большого неловкого, выкормившего его громоздкого существа, - Ла, ла, ла, ла!
Да сколько ж можно! - молчаливое раздражение мамы росло, грозя уже перейти в открытую агрессию действием. И чё? И ничего!
- Пойдем уже! - первые слова вслух после безуспешного молчаливого жонглирования маленькими руками сопроводились очередной попыткой захватить инициативу, но снова мимо. Природная верткость трехлетней вертушки легко справлялась с внешней угрозой даже и не пытаясь сойти с места. Заметно дряблый двадцатисемилетний организм тяжело перевалился с одной подпорки, лакированной в районе подошвы, на другую и предпринял еще одну вялую попытку. Последнюю. После чего развернулся и безнадежно попытался покинуть поле боя, окончательно проиграв борьбу за стайный авторитет.
Медленное удаление родной фигуры, наконец, привлекло внимание веселящейся розовой шапочки и она тут же легко шагнула вниз с полуметрового "постамента".
Легко.
Левая ее нога еще не успела отделиться от площадки наверху, на уровне плеч маленького комбинезона, а правая уже прочно стояла на асфальте. И чё?
Ничего. Наблюдавший за сценой прохожий мужчина замер, привычно прикидывая в голове цифры: рост, длина ног, высота камня, ширина шага. По всему выходило - шпагат. Вот так вот легко. Не приостанавливаясь ни на мгновенье. Шаг вниз и все.
Он сразу представил себе, что было бы, если бы подобное прямо здесь и сейчас проделала бы, ну, например, вон та рыжая студентка в обтягивающих черных джинсах, -шагнув разом вниз на такой вот вертикальный шпагат, например, - с лестничной площадки торгового центра или, прямо минуя лестницу, скользнув себе в подтротуарную нору метрополитена.
Вся площадь замерла бы мгновенно. По крайней мере, ее мужская составляющая. И, может быть, даже взорвалась бы аплодисментами, а тут ... А чего такого? Ребенок.
Рыхлая фигура мамаши медленно переваливаясь, лениво влекла за собой на прицепе безвольной руки прыгающего задом наперед беззвучно орущего себе во все горло розового зверька.
И в какой момент живое, "природно-дикое существо" становится таким вот "как-бы человеком"? Когда начинает говорить? Начиная думать?
Или же, начало активного многоговорение вовлекает в процесс социально-шаблонного водоворота информации? И тогда "оно" теряет всякую возможность начать самостоятельно думать? Хоть когда-либо? А зачем? Кому это нужно? Думать? Гораздо проще, усвоив открывшиеся вдруг на жизненном опыте и воспитании родителей, широчайшие "ленивые" перспективы социума, его нечегонеделательные возможности счастливого возлежания. Тогда уже в детстве можно начать "доживать"? Главное, ведь, - родиться "где надо". Или - "где не надо"? Плечи мужчины передернулись от проскочившего вдруг по лопаткам холодка.
Толстенькие пяти-восьмилетние отпрыски великовозрастных "понаехавших" "прототипов", уже успевшие от рождения благополучно влиться в эту социальную систему и слиться с ней (когда успевают? талант, наверное), переваливались перед его глазами следуя нога в ногу за своими солидными "предками". Уточками брели бездумно кто вправо, кто влево.
Вслед за старшими и давно уже вместе с ними. От скамейки троллейбуса к сиденью метро и обратно - к комфортабельному домашнему дивану. Уже почти совсем не отличаясь от них ни по форме, ни по содержанию. Хорошие дети. И только розовая шапочка все также, никак не разворачиваясь по ходу движения и, не даже задумываясь о целесообразности своего задом-напередного перемещения в этом нелепо правильно-прямолинейном окружающем пространстве, легко, ни разу не споткнувшись, переставляла свои маленькие розовые сапоги пятками назад, раз за разом скрываясь в толпе разноновозрастных "уточек". Влекомая родной "кормилицей" в сторону планового обеденного стола она все также толерантно молча распевала свои широко-разинутые беззвучные песни.
Растворяясь среди толстых ног безвозвратно.
Грустно. Мужчина постоял еще секунду, развернулся и пошел в обход торгового центра. Идти кратчайшим путем, как привычно предполагал он еще минуту назад, не хотелось. Лучше уж вокруг, протоптанными по траве тропинками между нерослых деревьев, не углубляясь и не пересекая жующую толпу, не уклоняясь от бредущих там солидных Памятников. Монументов личному сытому благополучию. Лучше уж сэкономить на нервах. Знание умножает скорбь. Кажется - Библия?
Зато знание дает возможность уклониться от колеи. От сытой колеи. И то радость.