Написание послесловия к стихам написанным, оборачивается прологом к стихам прочитанным, а поскольку пролог дело сугубо авторское, написание стихов и послесловия к ним сливаются в общее действие, в котором пишущий послесловие - пролог обнаруживает болезненную ответственность за плерому книги в целом, когда, как оно вменено в понятие плеромы, не убавить, не прибавить ... И в таком раскладе стихи Вячеслава Абрамова (В. А.) меньше всего претендуют слыть стихами, они нечто иное... А что иное? И автор дает наводку - они есть псалмы, то "тоскливо зеленые", впитавшие в себя "оскорбленное время", то "огненно окрашенные" вечным диалогом с Создателем. А коли так, то литературная пластика, их логосное устроение всецело подчинены смыслу, воле и духу стиха; именно они, смысл, воля и дух есть сакральная троичность, побудившая написать "Разбуженную" и "Лжесвидетельствующего", "Ростовщика" и "Обыкновенного убийцу", "Логос" и "Не ту дверь" и другие покаянно-обличительные псалмы.
Как-то в сравнительно недавней беседе с В. А. я привел цитату из книжицы о преподобном Силуане Афонском - ответ Господа на моление преподобного о смирении души: "Держи ум твой во аде, и не отчаивайся", и В. А. признал: это и ко мне... И это так; то, что выплеснулось в стихи о "Воскресшем", обожжено "адовым" огнем духовных страданий (осмеливаюсь так возвысить нравственное радение В. А. о "се человеке" в мире, "засаленном капиталом.")
В оные века отвергающие "сутяжную жизнь", уходили в скиты, в несокрушимое безмолвие; В. А. уходит в стихи, уходит дабы "стяжать вечную память"... И в этом В. А. видит и слышит своего отца, одолевшего "жало смерти" в подлинном аду; его жизненному подвигу он и посвящает свою третью, сокровенно новую книгу. Аминь.
Владислав Аристов,
писатель, художник, первый лауреат литературной премии имени Б. Ручьева,