Тихая, весенняя ночь распростёрла свои крылья над Кристэ. Ясный месяц, стоявший высоко, бросал серебро на крыши домов и кроны деревьев, отражался в водах Серебрянки, заглядывал в окна...
Разметавшись во сне, посапывала возле матери малышка Лорика, в соседних комнатах спали неугомонный озорник Микель и фантазёр Анжу. Спал Натти, их отец. Спал в Садовой башне старший сын, Гарвел. Спали слуги и служанки... И спала Леонита.
Позже всех легла она спать, хлопоча о детях и муже, позже всех уснула, занятая беспокойными думами. И тревожный, нерадостный сон принял её в свои объятия...
... Большая ночная птица летела над просторами родной земли. Подёрнутое тонкими полосками облаков, небо мигало редкими звёздами. Часто взмахивая крыльями, птица, нет, Леонита, мчалась над бесконечной Великой равниной. Вот внизу мелькнула серебряная лента Сиверлана... За ней начались незнакомые, чужие леса и холмы, поросшие невысокой травой. Они проносились под крылом, освещённые взошедшей луной, а птица торопилась вперёд. Дальше, дальше!.. Важно успеть, она не знала, почему и куда, но было очень важно успеть...
Тёмный, мрачный замок вырос в ночи. Не было на зубцах ни флагов, ни часовых. Висел на цепях старый подъёмный мост. Всё вокруг ощущалось древним, изъеденным временем, и отчего-то жутко-зловещим. Какая-то беда связывалась с этим замком. Но какая, вспомнить не удавалось.
Главная башня казалась огромной в неверном свете луны. И на верхней площадке - две бьющиеся насмерть фигуры. Ближе, ближе... Вот уже можно различить замковую форму Гарвела, его напряжённое, бледное лицо. И драконитовый меч в руке, сверкающий серебряным светом...
"Милый мальчик, держись! Я здесь!" - хотела крикнуть Леонита, но голос почему-то не слушался. Она попробовала подлететь, заслонить крыльями - но словно наткнулась на невидимую стену...
Противник Гарвела, чёрный человек с холодным лицом и белыми волосами, воздел левую руку. С длинных пальцев сорвалось яркое красноватое пламя. И, словно огненное копьё, ударило прямо в грудь Гарвела. Тот упал навзничь, безвольно раскинув руки.
Человек в чёрном издевательски, страшно захохотал - и обеими руками поднял длинный, сверкающий меч.
"Нет! Нет! Нет!" - отчаянно закричала Леонита. Но что она могла сделать?
Острый клинок, блестевший в свете луны, вошёл в грудь Гарвела. И на древние камни полилась кровь.
Окровавленный меч поднялся снова...
"Не-е-ет!!!"
***
Вздрогнув, она проснулась и села на кровати. Сердце бешено колотилось. В ушах ещё был слышен собственный пронзительный крик.
На дворе во всю глотку заорал петух. В окна просачивался туманный, пасмурный рассвет. И мирная, сонная тишина лежала на всём Кристэ.
Леонита глядела расширенными глазами на светлеющее небо. Страшный, тревожащий душу сон не выходил из головы. Что же он такое? Ночной морок или предупреждение свыше?
Босая, в длинной сорочке и с распущенными волосами, она встала с кровати. Дрожащими руками зажгла свечу и вынула из сундука старую колоду карт. Одна за другой, рубашками вверх, легли карты на поверхность стола. "Крест", "полукруг", "венок судьбы"... Каждый расклад лишь подтверждал явленное во сне, не уменьшая, а увеличивая тревогу.
Мерцало, плясало пламя свечи, отбрасывая на стены и лицо гадающей причудливые тени. И Леоните казалось: это тени грядущего склонились вместе с ней над раскладом. Что же сулит суровая судьба и есть ли способ её умилостивить?
Леонита опустилась на колени, молитвенно сложив перед собой руки. Подняла взгляд к пасмурному небу... Некстати вспомнилось суеверие, мол, в хмурые дни лучше не молиться, боги спят.
Но её Они услышать должны! Она шувани. И имеет право разговаривать с Высшими.
- О Ты, Князь бурь и Владетель мрака!.. - зашептали губы Леониты. - Услышь мою молитву! Молю, заклинаю: пощади Гарвела!.. Возьми меня, если так угодно, но пощади его! Умоляю, смилуйся над нами...
***
Память о жутком сне не давала покоя всё утро. Занимаясь домашними делами, давая ли указания Мартине, Леонита неотступно думала о незнакомце из сна. Внешне она сохраняла спокойствие и даже находила в себе силы улыбаться домашним, ни словом не выдавая свою тревогу. Да нет, не тревогу - бьющее по нервам ощущение близкой беды!
Но поделиться этим с Натти она не могла: муж ещё спозаранок уехал по делам в деревню. А без толку тревожить других Леонита не хотела. Пересуды, шёпот по углам могли лишь посеять панику, но никак не помогли бы делу.
Почти перед обедом приехал из табора отец. Леонита обрадовалась. Хотела было рассказать обо всём; вождь табора, отец бы понял... Но увидела, что он весь поглощён подготовкой к предстоящему Празднику Весны - и промолчала, решив не беспокоить старика. В таборе и без неё хлопот довольно. Да и зачем портить людям грядущий праздник?
За обедом украдкой всматривалась в лицо Гарвела. Парень беспечно улыбался, шутил с Андрэ и Микелем, болтал со своим любимцем Анжу... Видно, его пока не коснулись никакие предчувствия. Может, рассказать ему? Нет, нельзя: он не должен знать о гадании.
***
После обеда, уложив Лорику спать, она на цыпочках вышла из детской, осторожно притворив за собой дверь. Тихо прошла в гостиную - и села на резную скамью. Руки привычно схватили неоконченное вязание.
Леонита любила вязать. Это занятие успокаивало, давая возможность поразмыслить над прошлым и настоящим, а иногда - и заглянуть в будущее. Ведь шувани*, словно жрица, хранит здоровье и жизни вверенных ей людей. И потому она поневоле чувствовала себя матерью всем обитателям Кристэ и отцовского табора. Это наполняло сердце нежностью и готовностью пожертвовать всем ради благополучия близких. Однако временами эта ноша казалась слишком большой. И тогда Леонита черпала силы в воспоминаниях.
Так и сегодня. Как петли на спицах, она перебирала прошлое, выискивая самые яркие моменты.
"Двадцать лет пролетело, как я здесь живу. Кто теперь помнит худенькую и застенчивую девчонку, какой я была тогда? Робела, стеснялась всех, даже Натти. И расправлялась душой лишь, когда пела... Вот странно: сейчас почти не пою, лишь колыбельные дочке, а в юности очень любила... Даже с Маритой сравнивали, говорили, талант".
Леонита вздохнула, переворачивая вязание. Нет толку в воспоминаниях, но и никуда от них не денешься. Вытканное Хозяйкой судьбой не распустить, не переделать по-своему.
"Может, я и стала бы певицей, если б не Радзанай*... И если б Лора так рано не умерла...
Дар, завещанный Радзанаем, повернул в другое русло всю мою жизнь...
А жалею ли я, что не стала таборной певицей? О славе, которую не довелось узнать?.. Нет, пожалуй... - сказала себе Леонита, - Здесь сожалеть не о чем. Только вот годы неумолимы. И вода в Серебрянке не потечёт вспять. Молодость уходит. Но разве могу я себя в чём-то упрекнуть? Да, выпало не только вести хозяйство, но и заменить мать Гарви. И пожалуй, он - главная моя удача. Парень вырос хороший, ласковый. Теперь вот школу закончил, принял Посвящение. Даже страшно за него: как у него жизнь сложится, у такого беспечного?"
Леонита нахмурилась, пересчитывая петли.
"Конечно, приходится иногда бранить, как же без этого? Он неопытен, не набил шишек, не нажил морщин. И о многом судит с горячностью юности. Но как трудно его не жалеть! Ведь сирота с колыбели... Вот что значит привязаться всем сердцем! Ведь я его не рожала, не кормила грудью. И всё же он - мой первенец, и душа болит за него, как за родного".
Тиканье больших часов в углу вплеталось в плавные движения спиц. Матово поблёскивала в невысоком сосновом шкафу глиняная посуда. Сквозь окно с голубоватыми занавесками лился приглушённый солнечный свет, и качались тени от пушистых сосенок в палисаднике.
Спицы привычно двигались в руках, ровные петли одна за другой вставали в затейливый узор, не мешая думать. Привычная тишина успокаивала затаившуюся под сердцем тревогу. Но не прогонишь предчувствие беды, не отгородишься уютом дома.
"Давно пора было рассказать Натти про Гарви. Зря молчала я... Ведь уедет парень, от отца у него упрямство, в крови. Тянет, тянет его кто-то отсюда. И не защитишь от судьбы, не уговоришь остаться...
Куда стремится он душой, покидая родное гнездо?.. Кто призывает его, с хорошим ли, дурным намерением?"
Странная тревога вновь охватила душу Леониты: нечто неведомое, страшное грозило отнять старшего сына.
"Неспроста ведь Гарви нельзя предсказать судьбу: на его руке Знак запрета... А Знак зря не появится. Либо мальчику будет грозить опасность, либо... он сам совершит... Но что?"
Негромко скрипнула тяжёлая дверь в кухню.
Леонита подняла глаза от вязания и встретилась взглядом с мужем.
Натти прошёл, прихрамывая, к ней, стараясь не шуметь и не стучать тростью. Сел рядом, такой привычный и родной. И Леонита впервые заметила в его волосах серебряную прядь.
"А ведь он тоже стареет... - подумала она с болью. - Годы не щадят никого, и на каждом оставляют свой след. Когда-то и Натти был мечтательным, немного смешным в своей наивности... Совсем как сейчас Гарвел".
Взволнованная этой мыслью, Леонита вгляделась в лицо мужа. Отметила взглядом морщины, пролегшие возле глаз и около рта, и глубокую борозду, прочертившую лоб между бровей. А она и не думала, что Натти так часто хмурится...
Вспомнилось, как недавно он жаловался, мол, нога, покалеченная в юности, всё чаще стала болеть и ныть накануне ненастья. Тёплая волна нежности к мужу затопила сердце. Не найдя нужных слов, Леонита молча погладила руку Натти, сжимавшую старую деревянную трость.
Следом за хозяином, постукивая когтями по полу, подошёл Черныш. Правнук славной Аслеши одобрительно помахал Леоните пышным хвостом и улёгся на пол, вывалив из пасти алый язык. Жарко!..
Натти привычно похлопал пса по загривку.
- Здравствуй, Нита... Как Стрекозка? Давно уснула? - спросил он Леониту вполголоса.
- С полчаса назад, - так же тихо ответила она. - Что нового в деревне?
- Всё то же. - Натти махнул рукой. - На днях ограду против волкизов повалило. Теперь восстанавливать будем. Волкизы уже похозяйничали в деревне, двух овец и телёнка унесли...
Леонита вздохнула. Натти, как всегда, был весь в заботах - о доме, о деревне. Но никогда - о себе. Но разговор требовалось поддержать, и она сказала:
- Слава богам, они никогда не сбиваются в стаи, как волки.
- Кстати, о волках! - оживился муж. - Ты заметила, они гораздо реже нападали на скот этой зимой? А ведь она выдалась снежная... Я долго думал, в чём дело. А оказывается, надо благодарить Черныша.
Черныш, услышав своё имя, насторожил уши и вопросительно взглянул на хозяина.
Натти улыбнулся Леоните. Как давно Она не видела у него такой весёлой улыбки!
- При чём тут Черныш?
Натти улыбнулся ещё шире и снова потрепал пса по мохнатому загривку.
- Сегодня утром я объезжал окрестности и взял его с собой. Смотрю - на пригорке греется целая компания волкизов, мамаша с детёнышами, и пятеро годовалых. А ведь волкизы живут парами. Подросших детей прогоняют. А тут - целая стая! Расскажи мне кто - не поверил бы! А это, оказалось, потомство Черныша. Старшие щенки, только завидели его - навстречу кинулись. Я едва на коне усидел, так и взыграл подо мной!... А Черныш, шельмец, прямо к ним - и хвостом виляет!
Тут я понял, в чём дело. Он же сам наполовину волкиз, потому и слюбился с волкизихой! Они и охраняли деревню, потому как нора-то прямо на холме. Волкиз же ни за что не подпустит зверей к своим детёнышам. А в этих щенках - ещё и собачья кровь... Эх, взять бы их - и в деревню, на каждый двор... Новая порода пошла бы...
Леонита с улыбкой покачала головой. Нет, мужчины в душе до старости остаются мальчишками!
- Мечтатель... Какой смельчак возьмётся отобрать щенков у волкизихи? Она за своих детей лютая.
- Да уж... - отозвался Натти. И сменил тему разговора. - Дети где?
- Анжу у старика Сандро, мастерят кораблик. А Микеля забрал мой отец, - он приезжал, пока ты ездил в деревню. В таборе готовятся к празднику. И Микель тоже будет плясать...
- А Гарвел?
- Должно быть, у себя. Кстати, о нём я и хотела поговорить...
- Что-нибудь натворил?
- Зачем ты так?.. Ты ведь знаешь, он хороший мальчик. Очень рассудительный, весь в тебя.
Натти хмыкнул.
- Ну да, рассудительный... Взять хоть эту историю с дочерью командора. Всерьёз поверить, будто важный маркиз Морнибанд выдаст за него единственную дочь, за сына простого всадника!.. Я таким самонадеянным и в юности не был. Всегда знал своё место.
- Ах, Натти... Ведь это первая любовь. И у кого из нас не было ошибок? Да, командор преподал ему жестокий урок... Но неужели думаешь, Гарви его не усвоил?
- Вряд ли он понял этот урок правильно... Боюсь, он считает: во всём виновата одна Элиза. А девочка-то совершенно ни при чём... Просто послушалась отца.
- Вот именно! - тихо воскликнула Леонита. - И потому она и виновата: своим бездействием и покорностью! Ей требовалось поступить решительно и напористо. Разве такая жена нужна Гарви? Что сделала бы на её месте Лора?.. Ох, Натти... прости...
"Ну, вот, зачем опять причинила ему боль? Не надо было упоминать Лору. Сколько лет прошло, а он всё помнит... и любит."
- Ничего...- Наттиэль провёл рукой по лицу. - Ты хотела что-то рассказать о нём...
- Сейчас, я только посмотрю, как ребёнок...
Она встала и на цыпочках прошла в соседнюю комнату.
Лорика спала, подложив ручонку под щёчку, вся разрумяненная, тёплая. Леонита поправила дочурке одеяло и вернулась, приложив палец к губам.
- Спит... Не будем шуметь.
- Так что Гарвел?
Леонита потянулась было к вязанию, но тут же опустила руку. Стараясь не смотреть на мужа, устремила взгляд за окно, на колыхание веток. Начать рассказывать оказалось труднее, чем она думала.
Наконец, она заговорила вполголоса:
- Сегодня мне приснился сон. Будто я стала птицей и лечу в ночном небе... Далеко-далеко, над полями и лесами... Прямо к тёмной громаде неизвестного замка...
Рассказывая, она старалась не упустить ни малейшей детали, и в то же время - не дать понять Натти, что их сын будет убит.
"Незачем ему знать. Пусть это тяжёлое, чёрное знание достанется одной мне".
-... Беловолосый занёс сверкающий меч... и всё исчезло. Сон оборвался. Я проснулась, как от боли, и больше этот сон не повторялся. Но он поселил в моей душе страх...
Она замолчала, увидев, как лицо Натти словно одеревенело. Он хрипло произнёс:
- Этот человек в чёрном... Он убивает моего сына?
- Я этого не видела, Натти.
- Но ты так думаешь! - Натти посмотрел на неё в упор, словно Леонита была в чём-то виновата перед ним. - Ты не видела, но ты уверена!
Леонита молчала, опустив голову. Разве могла она сказать правду?
А Натти продолжал:
- Кто он, этот таинственный враг? У нашего Гарвела нет врагов. Ты видела страшный сон, Нита. Но это просто сон!
Он придвинулся ближе и взял её руки в свои.
- Перестань же пугать меня, и оставь сновидения Ночи. Посмотри, как прекрасен нынче день!.. Стряхни наваждение, прогони ночные страхи прочь! Это только сон, Нита. Просто дурной сон...
Она серьёзно взглянула ему в глаза и медленно покачала головой.
- Не просто сон. Натти, я - шувани. Мне не может привидеться что-то зря. Это предупреждение. И я уже посоветовалась с Высшими силами.
- Ты гадала? Но ведь... Ему же нельзя гадать. Ты сама говорила... Или теперь можно?
- Нет, Натти. Но я смотрела судьбу по картам, не по руке. К тому же запрет не на само гадание. Раскладывать на Гарви можно, нельзя лишь рассказывать ему. Он не должен знать своё будущее. Но я... Мне, как шувани, просто необходимо уточнить виденное во сне.
- И что же сказали тебе карты?
- Мало вразумительного. Так всегда бывает, если Высшие не хотят открывать свой замысел. Вот такой вышел расклад... Посмотри.
И она достала из-под скатерти три гадальные карты.
На вид - самые обычные, какими пользуется каждая гайнанка, гадая на жениха. И всё же - особенные, освящённые в воде Озера Влюблённых и очищенные над огнём в Святилище Солнца.
Натти знал это, поэтому лишь указал на первую карту, не дотрагиваясь.
- Эту я помню, её зовут Дорожной, или Повозкой, - сказал он, и в его голосе прозвучал невысказанный вопрос.
- Да, а ещё Путешествием, - отозвалась Леонита. И добавила: - Ты уже понял, да? Лошади и экипаж сулят дальний путь. Возница держит в руках вожжи, дорога вьётся вперёд: путешествие скоро и неизбежно... А вот и Венок Любви. Скоро сердце Гарви покорит какая-то девушка.
- Опять любовь! - недовольно произнёс муж. - Опять какая-то красотка, водящая моего сына за нос...
- Ничего не поделаешь, Натти, так заведено исстари. Юноша должен встретить девушку, на том стоит мир... А вот и Враг, крадущийся в ночи... Как видно, встреча с ним неизбежна, раз он попал в такой простенький расклад...
Она постаралась не смотреть в этот момент мужу в лицо, опустив взгляд на стол.
"Как трудно молчать о главном!"
- И это все твои карты? - в голосе Натти зазвучало нетерпение. Он бросил на неё разочарованный взгляд. - Где же объяснение твоему сну? Дорога, Любовь, Враг - хорошо, а чем всё закончится? Вернётся ли мальчик домой? Или сгинет от руки этого Врага? О Владычица, ведь ничего же не ясно!..
- Ох, Натти... Ты желаешь, чтобы вся Судьба лежала у тебя на ладони. Так не бывает, пойми. Мы не вправе требовать этого от Высших. Особенно, если Они не хотят... А кроме того, случается, судьба человека ещё не полностью вписана в Вечную Книгу. И завершения её, готового конца, который ты требуешь, просто нет...
- Хорошо, если так, - проворчал Натти. Но, будучи человеком упрямым, добавил: - Но всё-таки мне непонятно, почему из-за этого гадания и твоего сна я должен отпустить сына неведомо куда и зачем. Да парень и не помышляет никуда ехать! И весь наш разговор - впустую!
- Не совсем так, - мягко сказала Леонита, подняв на него глаза. - Я наблюдаю за ним уже несколько дней. И я заметила: Гарви часто без причины поднимается на башню и смотрит на дорогу. Вначале я думала: он кого-то ждёт. Но дни проходили за днями, никто не приезжал. А он до сих пор поднимается на башню, или выходит в поле - и всё смотрит и смотрит вдаль...
А вчера я застала его в твоей мастерской. Он стоял у окна, а когда обернулся, я успела увидеть у него странное выражение. Пусть оно сразу исчезло, я не могла его забыть... Этот взгляд... Таких глаз я у Гарви прежде не видела. Так смотрит тот, кто принял важное решение. Которое далось очень нелегко... И ещё...
Порывшись в поясном кармашке, она достала смятый листок бумаги.
- Вот, это его стихи. Послушай...
И стала негромко читать вслух, стараясь соблюдать выражение:
- Прости, родная сторона!
Далёк мой путь лежит.
И цель отсюда не видна -
Дорога вдаль бежит...
Прости мой беспокойный нрав,
Что вдаль меня зовёт.
Был прав я или был неправ -
Узнаю в свой черёд...
Но сердце рвётся в дальний путь,
Нельзя тоску унять.
И мне себя не обмануть,
Покоя не понять...
Не раз подолгу я смотрел
В темнеющую даль.
Туда, где небосвод горел...
Тревожная печаль
Меня гнала на башню вновь,
Я стал себе не рад.
И каждый вечер, словно кровь,
Алел, алел закат...
Сияла в небесах звезда -
Как будто дальний зов...
И я сказал себе тогда:
'Ну, что же... Я готов!
Готов пуститься в дальний путь,
Кто б там, вдали, не звал.
Вернусь назад, иль не вернусь,
Я знаю: час настал!'.
По мере того, как она читала, лицо мужа всё больше мрачнело. Резким движением выхватив листок из её рук, он пробежал по нему глазами.
- Похоже, парень и вправду решил уехать, - проворчал он озадаченно. - Гарвел не любит лгать, пусть даже и в стихах. Но вот куда он собирается, хотел бы я знать?.. Неужели у него в голове снова Элиза?.. Если так, если он собирается к мужней жене...
"Вот в этом он весь, Натти. Сны и предчувствия не берёт в расчёт, хватается за первую же ниточку, кажущуюся ему реальной. И как его разубедить, ведь тот ещё упрямец!"
- Натти, это вряд ли. - решительно произнесла она. - Гарви, конечно, не забыл Элизу, но всё-таки не настолько безрассуден, чтобы попытаться увезти её от мужа.
И увидела, как брови мужа нахмурились.
- Тогда куда же он собирается?.. И ведь ни слова мне не сказал!.. Вот чему его выучили в этом треклятом Замке - всё скрывать! Вот чему его научили - не уважать родного отца!.. Но я... Я этого так не оставлю!.. Он у меня узнает...
И Натти, тяжело прихрамывая, направился к двери.
- Натти, постой! - воскликнула Леонита. - Не надо, не ходи... Ты рассержен, наговоришь резкостей. Сам потом не простишь...
Однако предостережение опоздало.
Натти вышел, и тяжёлая дверь за ним глухо хлопнула.
Вздохнув, она вернулась к столу; взгляд упал на разложенные карты.
"Путешествие, Венок Любви и Враг..."
- Да, Натти, - сказала она вслух, словно муж мог слышать её слова. - Ты желаешь знать Судьбу до конца. Но, увы... Лучше бы её не знать вовсе!
Достав из-под скатерти четвёртую карту, задержала на ней взгляд.
Карта изображала всадника на белой лошади. Грудь защищали латы, с плеч ниспадал чёрно-багровый плащ, а шлём увенчивала корона. В правой руке всадник держал поднятый меч, в левой - песочные часы... Надписи на вьющейся внизу ленте не было, - из суеверия. Впрочем, все и так знали, кто это.
Безжалостный Король-в-латах, однажды приходящий за всяким. Всадник Смерть.