Абрамова Ирина Васильевна : другие произведения.

Последняя капля. (трилогия)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первый рассказ из трилогии "Последняя капля" познакомит читателей с жизнью Марины Риманс, уроженки маленького горного села в Средней Азии, и её невероятной судьбе...! Повесть "Последняя капля" - это история первой любви героини и её последствий, которые будут давать о себе знать, долгие одиннадцать лет в жизнях героев. А в судьбе Марины, она окажется тем самым "якорем", который не позволит судьбе, разбить корабль жизни героини, о суровые скалы жизненных обстоятельств...
   ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ.
  
   Глава 1.
   Пятёрка по русскому.
  
   - Так, класс! Прошу тишины! Спасибо, - Жанна Прокопьевна осмотрела поверх очков. - Проверила ваши сочинения, могу сказать сразу - работа выполнена неплохо. Даже очень неплохо! Молодцы! - взяла со стола стопку тетрадей. - Дежурные, раздайте вот эти работы ребятам, а другие отдам сама попозже. Мне нужно сказать их авторам несколько слов.
   Марина следила глазами за дежурными, ожидая тетради, но ей не дали! В недоумении смотрела на учителя.
   Со всех сторон раздавались тихие голоса.
   - У тебя что? А у меня 'три'.
   - Не, у меня 'четыре'. Ура!
   - Коль, что у тебя?
   - 'Трояк'.
   - Тихо, ребята! - учитель подняла руку. - Все посмотрели свои оценки? А теперь сделайте работу над ошибками - я проверю! - встала из-за стола, взяла оставшиеся тетради. - А вот здесь 'пятёрки'. Сироткин, Галимова, Гальская, Мейгель, Мирина... - перечисляя, раздавала тетрадки ученикам, что-то тихо говоря, склонив голову над подопечным.
   Девочка за третьей партой с ума сходила от нетерпения: 'Господи..., у меня точно 'двойка'. Надо же, ничего не помню! А ведь писала. Ладно, сейчас узнаю. Так не хотелось сегодня идти в школу! Как чувствовала'.
   - А у кого ещё 'пятёрки'? - не выдержав неопределённости, выкрикнула с парты, вскочив.
   - У тебя! - хитро поглядела педагог поверх очков. - Сейчас поговорим и о тебе, - ученица плюхнулась опять на парту, ничего не соображая. - Так вот, ребята. Я всегда вам зачитываю самые хорошие работы ваших одноклассников. Сегодня прочитаю сочинение Марины Риманс. Поверьте, вам стоит его послушать.
   Класс загудел, зашаркал ногами. Ученики привставали с мест, поглядывая на одноклассницу, а она сидела в полной прострации, ничего не видя и не слыша вокруг, побледнев до синевы, опустив зелёные глаза на парту.
   - Тишина! А теперь слушаем.
  
   Жанна Прокопьевна начала негромко читать, вот только читала что-то прекрасное, возвышенное и поэтическое.
   'Нет, это не моё сочинение! Что бы сейчас она ни читала - этого я не писала точно! - прислушавшись, Мари поняла, что Жанна явно цитирует кого-то из украинских классиков: хаты, плетёные заборы, кринки на плетнях. - Господи, это она смеётся надо мной! Сейчас скажет, вот, мол, как надо было писать... Не 'пятёрка' у меня, а 'двойка'! Позор какой!'
   Дочитав чудесные строки, педагог подняла на неё глаза, в которых блестели... слёзы. Ученица взвыла про себя: 'О, ужас... Как же её расстроила!'
   - Вот, ребята, какое сочинение написала Марина, - тихо проговорила Жанна. - Сама не поверила, перечитала несколько раз! - сняла очки и стала протирать стёкла носовым платочком. - Сколько лет преподаю в школе русский язык и литературу, но такое встречаю впервые! Никогда бы не подумала, что описывая картинку из учебника, можно так далеко выйти за границы тетрадного листка. Поневоле забываешь, что это простая тетрадка ученицы седьмого класса обычной средней школы...
   Всё говорила, говорила, а девочка ещё глубже вжимала голову в худые костлявые плечики, сливалась с партой, понимая, что кто-то просто пошутил над учителем. Она это не писала, значит, какой-то шутник поменял обложки на тетрадях. В гудящую русую голову лезли мысли одна невероятнее другой, а объяснения всему происходящему не находилось.
   Одноклассники безудержно вертелись, оглядывались, привставали с мест, посматривая на её парту, таращили удивлённые глаза, хмыкали, перешёптывались и недоумевали.
   - Тише, дети! Я скоро закончу говорить, - подошла к третьей парте. - Спасибо, Марина, за истинное наслаждение русским языком.
   - Это не я писала, - вспотев от волнения и близости разоблачения, еле прохрипела. - Это какая-то ошибка.
   - Ну, если и ошибка, то чудесная! - улыбнулась по-доброму, с искоркой в глазах. - Но вынуждена тебя разубедить - это твоя работа.
   - Не моя! Не я это, - продолжая упорствовать, едва шептала.
   - Смотри, твоя тетрадь? - засмеявшись, свернула тетрадь, показывая обложку.
   - Моя.
   - А почерк твой? - раскрыв, показала на строчки.
   - Мой, кажется... Не совсем похож. Странный какой-то...
   Жанна Прокопьевна рассмеялась от души, а за ней и весь класс подхватил - то ли над девичьей глупостью, то ли просто за компанию.
  
   Не выдержав, с соседней парты соскочил Жорка Сироткин.
   - Да ты это писала! - возмущённо возопил-закричал. - Я к тебе несколько раз оборачивался, хотел спросить, как написать слово, а ты, как глухая сидела. Я даже ткнул тебя карандашом - бесполезно! Сидела, строчила, как заведённая.
   Негодующе сопя, уселся обратно на место, демонстративно отвернувшись. Прошептала виновато в его спину:
   - Не помню... Честно...
   Учитель задумчиво смотрела то на него, то на неё, и о чём-то размышляла. Класс притих, и стало слышно только девичье стеснённое дыхание. Наконец, педагог очнулась и посмотрела поверх очков на виновницу переполоха.
   - Вот как? Кажется, теперь я всё поняла, - склонившись, как-то глубоко заглянула в зелёные глаза. - Скажи мне, пожалуйста, что ты чувствовала, когда писала вот это? - потрясла тетрадью прямо перед вспыхнувшим, тонким, юным личиком. - Мне это очень нужно знать, понимаешь?
   Кивнула в знак согласия, стараясь проглотить застрявший от волнения ком в горле. Еле-еле справившись, заговорила сипло, с трудом выталкивая слова из оцепеневшего горла:
   - Трудно описать. Всё было обычно. Сначала смотрела, как и все, с парты. Потом Вы разрешили подойти поближе, чтобы рассмотреть мелкие детали иллюстрации...
   Замолчала, не договорив, в голове внезапно что-то сильно зашумело, в памяти вдруг закружились разрозненные картинки прошлого урока: 'Так, погоди-ка. Ну да, я подошла к картинке на доске и посмотрела на неё. Господи... Картинка! Она стала как-то увеличиваться, оживать, и... Звуки, голоса... Я... провалилась в неё!'
   Жанна Прокопьевна жадно вглядывалась в девичье лицо и, заметив, видимо, момент озарения, спросила севшим от волнения голосом:
   - Ну? Что? Начинаешь вспоминать? Рассказывай, Марина!
   Тяжело дыша, она расширенными глазами обводила класс и никак не могла понять, что же собственно происходит? Сообразив, что от неё ждут ответа, начала говорить:
   - Подошла к картине и, пристально рассматривая детали, вдруг стала замечать, что они... оживают, увеличиваются, шевелятся, разговаривают. Мне почудилось, что я... - не находя слов, беспомощно посмотрела в глаза женщины.
   - Ты попала внутрь картины?? - ошеломлённо проговорила, оцепенев: 'Да..., всякое уж повидала на своём долгом учительском веку, но такое...!'
   - Да! Точно! - громче стала рассказывать. - Я оказалась на околице украинского хутора, стояла по щиколотку в горячей пыли, а ветер щекотал ею мои ступни и трепал широкую юбку-плахту! Слышала разговоры соседок за плетнями, далёкие голоса с речки, где дети ещё плескались в тёплой воде, разогретой за длинный июльский день...
   Всё громче говорила, возбуждаясь от хлынувших бурным потоком воспоминаний, слёзы потекли из расширенных глаз. Её не было в классе: опять стояла на той улице, и горячий ветер ласкал её разгорячённое дневной работой усталое лицо, а совсем взрослые женские мысли бились в голове: 'Так де ж ти, Ганна? Ось паршивка! Ну, погодь ти у мене... Всыплю тобi, доню моя!'* Девочка и не заметила, как говорила это вслух.
   - Ну-ну..., успокойся, тише, - педагог ласково усадила вскочившую с парты ученицу на место. - Всё это ты и описала в своём сочинении, и мы слышали его, - вздохнула с облегчением, словно решила трудную задачу, подавая ей свой носовой платочек с кружевной каймой. - Да, дети..., бывает и такое, - обвела спокойными внимательными глазами ребят, успокаивая и настраивая на рабочий лад. - А кто знает, как называется такое состояние писателя, когда он ничего не видит и не слышит? - спросила у притихшего молчащего класса. - Не знаете? А оно носит очень красивое название - вдохновение! - торжествующе осмотрела всех, повернулась вновь к Марине. - Вот твоя работа, - положила тетрадь на парту, прижав рукой. - 'Пять' с плюсом! Заслуженная!
  
   Пока шла по проходу между партами к своему столу, к однокласснице повернулся успокоившийся Жорка Сироткин. Смотрел в упор, долго изучая, внимательно, придирчиво, словно увидел впервые. Потом в его глазах появилась такая гордость за неё и такая нежность, что Мари задохнулась от нахлынувших чувств, распахнув изумрудные глаза навстречу тёмно-серому взгляду. Вздрогнул, покраснел, потрясённо отпрянул, но глаз не отвёл, на губах появилась едва заметная тёплая улыбка, губы прошептали: 'Умница'. Закрыв глаза на миг, разорвал странную визуальную связь и медленно отвернулся.
   Для девочки уже ничто не было важным: ни её 'пятёрка', ни оглушительный первый в жизни успех, ни восхищение сочинением любимого учителя, ни перешёптывания за спиной - ничего! Глядя в его глаза, поняла очень важную вещь: 'Меня здесь больше нет: ни в классе, ни в школе, ни в селе, ни даже на планете Земля - лечу в Бесконечность'.
  
   *...Так де ж ти, Ганна? Ось паршивка! Ну, погодь ти у мене... Всыплю тобi, доню моя! (укр.) - ...Так где же ты, Анна? Вот паршивка! Ну, погоди ты у меня... Всыплю тебе, дочь моя!
  
   Глава 2.
   Тихие радости.
  
   Школа везде одинакова, что в селе, что в городе - одни и те же темы, одна программа, один план школьных мероприятий. Всё, как везде. Система диктовала равенство во всём: в одежде, в правилах поведения, в вероисповедании, в равенстве национальностей, в одинаковом укладе жизни. Идеально ровный ряд событий и лиц. С ума можно было сойти с этой 'одинаковостью'!
   Так и школьные годы прошли для учеников - одинаково: уроки, пионерские и комсомольские поручения и уставы, собрания, летучки и пятиминутки; монотонная учебная программа и нудная шефская 'тимуровская' помощь'; скучные школьные вечера и тематические концерты; одни и те же темы на школьных и родительских собраниях. Всё, как всегда, из года в год, из класса в класс.
   Вот и воспоминания Марины тех лет не блещут разнообразием. И дети, наверное, тихо сошли бы к концу школы с ума, если бы не одно 'но'.
   Их спасало от безумия, словно маяк в ночи, чувство первой симпатии к друг к другу, которое с годами либо крепло, превращаясь в сильные сердечные порывы, либо остывало до спокойной дружеской привязанности. Если бы не первые сердечные переживания, как знать, в кого бы ребята превратились за десять лет тупой муштры? Так и говорили потом себе наедине: 'Спасибо тебе, сердце, за спасённые неокрепшие характеры, которые ты закалило в нелёгких переживаниях, потерях и разлуках, обретениях и расставаниях'.
  
   С того памятного урока русского языка у Марины с Жорой возникло чувство стойкой школьной дружбы. Он мог в любое время обратиться с каким-либо вопросом, каким бы щекотливым он ни был, и она могла попросить о том, о чем не решилась бы спросить у другого одноклассника.
   Находясь в возрасте, когда тело и душа стремительно меняются, шли с вопросами не к родителям, а друг к другу, не боясь, что кто-то из них осмеёт и опозорит.
   Между ребятами установились причудливые на первый взгляд братско-дружеские отношения, до конца понятные лишь только им. Чтобы ему не испытывать неловкость, когда возникал уж очень интимный вопрос, стала Гошу называть прилюдно 'братом', или, чтобы было проще для других, 'молочным братом'. Так как росли с младенчества в одной грудничковой группе, это вполне могло быть правдой. Кто там следил за бутылочками с материнским молоком, которые мамаши оставляли на подоконнике? А подписывать их тогда и в голову никому не приходило! Он очень быстро привык к прозвищу.
   Факт, что они почти родственники, раскрепостил полностью. Каких только тайн ни поверял девочке, скольким душевным переживаниям стала свидетелем, когда мальчик изливал душу! Очевидно, о её порядочности и сердечности Жора похвастался друзьям и началось... Не заметила, как вскоре для многих превратилась в 'жилетку', в которую можно было выплакать любое горе, обиду, доверить самую 'страшную' тайну.
  
   Сначала немного робела перед ребятами, но, старательно подражая взрослым, выслушивала, сочувствовала и негодовала, а потом поняла, что это всё ей... нравится и затягивает всё сильнее. Оказывается, знать такое количество чужих душевных переживаний и тайн - сродни наркотику. Есть некая власть над людьми, тайны которых у тебя в руках. Сама не знала, к чему бы привела её эта власть, если бы не строгое воспитание?
   Её отец, Владимир, был настоящим домашним тираном в этом вопросе! Увидев однажды, как к дочери прибегают пошептаться ребята и девчата, отозвал её в сторонку.
   - Если хоть одно слово, которое тебе доверяют люди, сорвётся с твоих губ - убью собственными руками! Ни гугу, поняла? Взвалила сама на себя эту ношу? Теперь тяни! - зловеще прошипел, метая глазами молнии. - Не дай бог, где-то кому-то что-то взболтнёшь - тебе хана! Не пощажу! Предателям суд быстрый - смерть! Придушу.
   После таких слов строгого и страшного в тот момент отца девушка была - могила! Что тут же повысило авторитет среди друзей, но ей-то от этого было только хуже. Став 'жилеткой' класса, сама себя обрекла на полное одиночество. Кто же станет дружить с судьёй и прокурором в одном лице? Вскоре слава всеобщей 'жилетки' накрыла её с головой! Было и радостно, и грустно, но изменить что-то была не в силах. Так сложились обстоятельства. Не скажешь: 'Стоп. С меня хватит'. Не поверят, станут обвинять в зазнайстве или криводушии. Тупик.
   У ребят личная жизнь кипела и бурлила: ссорились и мирились, влюблялись и расставались, и Мари часто приходилось выступать в роли третейского судьи; дружили и дрались, и опять их мирила и уговаривала нормально общаться хотя бы в стенах школы; устраивали домашние посиделки и дни рождения, где нередко доводилось успокаивать вспышки ревности, возникающие там, где не было для них ни малейшего повода. Зная о её природной справедливости и недетской мудрости, слушались, уважая и за молчание, и за спокойный нрав, и за способность не судить не только сгоряча, но и вообще оставлять эту обязанность тому, кто повыше их всех. Сильно выше. Очень.
  
   Не грустила, рассуждая примерно так: 'Пусть жизнь пока тихо проходит стороной, всё равно буду радоваться со счастливыми, горевать с обиженными, сердиться на несправедливость вместе со всеми. Может, это и есть то самое человеческое истинное счастье - быть сопричастной к живым искренним чувствам, какие бы они ни были? У друзей свои удовольствия, а у меня свои маленькие тихие радости. Им и успокоюсь. Всему своё время. Нужно лишь запастись терпением. А счастье и на печке найдёт, как говорит соседка баба Катя. Дождусь и я'.
  
   Глава 3.
   Неприятности.
  
   'Не всё коту Масленица, будет и Постный день'.
   Мир и лад в классе и школе однажды закончился. Их любимую Жанну Прокопьевну... 'ушли на пенсию'!
   В школе появилась новая учительница по русскому языку и литературе Варварина Мила Викторовна. Молодая, весёлая, живая, как ртуть, она поначалу всем понравилась! Умела интересно провести урок, прекрасно знала предмет. А как любила литературу! Как великолепно читала стихи! Сумела так увлечь предметом, что класс Марины стал лучшим в школе! Но со временем стали вылезать на свет и недостатки её натуры: вспыльчивость, невоздержанность на язык, нетерпимость к чужим промахам и недостаткам, истеричность.
   Её не очень корректное поведение начало в юношеских максималистских душах учеников поднимать бурю протеста и негодования. Уроки вскоре стали больше похожи на битву, в которой она заведомо выигрывала, будучи и старше, и имея в своём арсенале больше приёмов и способов к победе в неравной борьбе. Проигрыши другой стороны только ещё больше отдаляли от неё тех, кому так понравилась сначала. Забыла молодой педагог, что юность не терпит неудач и поражений. Они, юные и горячие, и не простили.
   Очень скоро от симпатии и обожания не сталось и следа. Класс ожесточился, стал 'ершистым' и упрямым. И чем больше на них кричала - решила таким образом 'придавить' подопечных, тем неуживчивее становились подрастающие ребята. Визг её голоса уже слышался не только в коридорах школы, но и на ближайших улицах.
   Жители, проходя мимо школы, только крутили у виска пальцем, возмущённо приговаривая:
   - Вот принёс чёрт ненормальную. Визжит, как свинья резанная! Бедные дети. Доорётся, дура психованная.
   Ко всему прочему, Варварина была ещё и классным руководителем! Классные собрания превратились в бедлам: ребята начинали кричать и смеяться в лицо, когда их, неуспевающих, начинала оскорблять, бросали скомканные бумажки в спину, воровали классный журнал - весь арсенал проделок за всю историю школы вновь был опробован на ней. Остановить это безобразие, которое сама же и посеяла, Мила была не в силах!
   Никто уже бы не смог бы. Стопор терпения был сорван.
  
   Учебный год стал 'весёлым'! Класс ополчился не только на Варварину, но и на всю школьную систему! На уроках учителя ужасались неудобным вопросам учеников, и по истории, и по обществу, и по политической системе. Комсомольские активы и собрания тоже не смогли с ними справиться, как педагоги ни грозились испортить всем ученикам характеристики.
   Директор хваталась за голову, ругалась и ходила к родителям, потому что и они перестали приходить на родительские собрания, но все эти посещения ни к чему не привели. Сначала родители, конечно, ругали детей, но, всё выяснив, поняли одно: их надо спасать от такого педагога, что и заявляли директору школы Танеевской, когда та пыталась с ними поговорить и повлиять на учеников через пап и мам. Создавалась поистине 'патовая' ситуация: двигаться надо вперёд - а некуда, тупик! Что ни ход - приведёт неизбежно к мату.
  
   Марина к тому времени стала заместителем секретаря комсомольской организации и заведовала политсектором школы, и, конечно, первый удар всегда обрушивался на неё: и со стороны классной, и со стороны завуча, и директора, и секретаря комсомольской организации, и даже со стороны районного комсомольского начальства!
   Девушка старалась примирить стороны, гасила конфликты, уговаривала не лезть 'в бутылку' ребят - всё напрасно! Конфликт уже напоминал тяжелобольное дитя, которое вместо лечения лишь укладывают спать в тёмной комнате, надеясь, что утром оно само выздоровеет. Как-нибудь. Чудом.
   Видя, что Мари не справляется с дисциплиной в среде комсомольцев, ей вменили 'несоответствие в должности' и 'разжаловали' в простую комсомолку. Возмущалась молча, понимая, что не переломит ситуацию в одиночку - не тот номер. Вздыхала: 'Бред какой-то. Советский идиотизм! Обвинить подростка в том, что натворила 'классная'. Да не только я, никто бы не справился с той ситуацией, в которую попал наш класс!'
   Всё, что ни делается - к лучшему! Стараясь справиться с тупиковой ситуацией, ей приходилось быть 'буфером' между враждующими сторонами, что совсем не шло на пользу отношениям с классом. Но теперь, когда её несправедливо обвинили и 'уволили', могла спокойно заняться реставрацией пошатнувшегося авторитета. Ребята всё сразу простили, особенно когда узнали, как в порыве гнева в райкоме она швырнула свой комсомольский билет на стол Первого секретаря, угодив им ему в грудь!
   Этот билет потом привезли в школу, вызывали неоднократно девушку в директорскую и, угрожая, пытались вернуть назад под расписку! Так и не согнулась, не взяла - до конца школы он пролежал у Танеевской в документах. Да и что они могли с Мариной сделать? Напишут плохую характеристику, найдётся тот, кто напишет другую. Понадобится комсомольский билет на новом месте - вступит заново в организацию. Вот и бесились взрослые тёти и дяди при должностях, но ничем не могли пронять строптивую заблудшую комсомолку-бунтарку, вставшую 'против ветра'.
  
   Ребята восхищались её бесстрашием!
   Не стала рассказывать, что бесстрашие врождённое: отец был репрессирован дважды, и дважды к юбилеям Сталина его отпускали - везло. Третьего раза Владимир не стал ждать - поехал колесить по стране с музыкантами. Поведал об этом шёпотом на кухне, когда поделилась подробностями о конфликте в райкоме. Успокоил и внушил, что уже нет Сталина, и за убеждения и несогласие с официальной линией партии не сажают.
   Вот и выдержала свою маленькую войну, стойко пройдя и комитеты, и выговоры, и косые взгляды. Поняв, что не уступит упрямица, оставили в покое, не решились предпринять что-то кардинальное, узнав, кто её отец. Поняли, что это семейное.
  
   Глава 4.
   Развязка.
  
   Досталось тогда от них всем педагогам!
   Сочувствовали им, но возмущались между собой: 'Они ведь могли вмешаться, приструнить молодую коллегу! Нет, каждый держался своего места и лишний раз не высовывался. 'А вдруг..., а что если..., не дай Бог!' Трусы!'
   Развязка была близка.
   Из района стали наезжать всякие комиссии и 'шишки', которые заставляли комсомольцев писать идиотские анкеты и тесты, сочинения. Строгие молодящиеся тёти с 'бабеттами' и дяди с выпирающими животиками задавали ребятам вопросы по Уставу ВЛКСМ и политике Партии. Чеканя пустые для них слова, заученно тарабаня текст, подростки ухмылялись и ёрничали, смотря нахально прямо в глаза проверяющим, потеряв окончательно страх и уважение к старшим и власть предержащим.
   'Лёпа', то есть Танеевская Лариса Леонидовна ('Леопардовна'), буквально 'писала кипятком', ругалась, кричала на классную. Та, в свою очередь, гнобила класс за низкую успеваемость и отвратительное поведение. Жить с каждым днём становилось всё интереснее и 'веселее' - ученики вошли во вкус! А 'Варвара', или 'Бэла', как её и стали называть из-за вечно вздыбленных вьющихся волос, пыталась хоть как-то исправить положение.
  
   В своё время, едва приехав в село, она влюбилась в местного парня, вышла замуж, и ребята за неё были так рады! Ходили к молодожёнам в гости в общежитие, навещали, помогали, пока им не дали квартиру в только что отстроенной двухэтажке прямо напротив школы. Но теперь из окон их квартиры стал слышен не её серебристый смех, а истерические крики на молодого мужа. Это так разозлило ребят! Ведь знали его с детства - хороший, тихий и трудолюбивый мужчина.
   Однажды ночную тишину разорвали звуки бьющегося стекла. Все до единого стекла в их квартире оказались разбиты вдребезги. Кто это сделал, Марина не знает до сего дня, но никто так никогда и не проговорился.
   Их класс 'таскали' к участковому, к директору, в сельсовет, но улик против бунтарей не было никаких - у всех учеников школы на тот вечер и ночь было алиби. У всех!
   Не удивилась бы Мари, если бы ей кто-нибудь сегодня сказал, что это дело рук кого-то из родителей. И она их поняла бы. Дети находились под таким прессингом весь учебный год! Не мудрено: просто у кого-то из отцов не выдержали нервы.
   Это были ещё не все неприятности для 'Варвары'. Вскоре её бросил муж. Самым болезненным ударом для неё, безусловно, стал один майский день.
  
   Кое-как доведя класс до конца учебного года, Мила надеялась, что за летние каникулы воспитанники повзрослеют и перебесятся, но непокорные и взбунтовавшиеся детки подложили ей тааакую 'свинью'...!
  
   ...В школу приехал фотограф из района, чтобы сфотографировать учеников школы, как это всегда бывает в мае.
   Пока он фотографировал другие классы, ребята пошли не к своему классному руководителю, а к их первой учительнице - Лёвочкиной Татьяне Анатольевне! Встав буквально на колени, стали умолять сфотографироваться с ними. На их просьбу только нервно отмахивалась руками, испуганно бормоча:
   - Что вы, с ума сошли? У вас давно есть своя классная. Идите к ней! Я не могу. Не имею права!
   Не отступали, уговаривали, плакали, говорили, что только она достойна чести быть на их классных фото, на долгую память и т. д. Как им удалось уговорить Татьяну!? По сей день загадка. Скорее всего, сдалась из страха, что их увидят в её классе.
   - Ну, хорошо! Уговорили! Но только быстро - мне некогда. Да и фотограф, наверное, уже вас заждался. Не будем его задерживать, ребята!
   Шла с ними, продолжая мило оправдываться, а парни и девушки чуть не сошли с ума от радости: 'Пусть маленькая, но победа!'
   Так класс Марины и стоит на той фотографии: счастливый, гордый, загадочный. А Татьяна Анатольевна сидит с судорожно сжатыми руками, теребя носовой платочек, в её глазах стоят страх и сомнение в своей правоте, боязнь вероятной и неизбежной расправы. Милая женщина, скромная и тихая была. Её уже нет.
  
   Какой была реакция на их демарш официального классного руководителя - не трудно догадаться.
   Влетев фурией в кабинет директора, устроила там форменную истерику с потоками слёз, брани, с заламываниями рук и всяческими угрозами в адрес зачинщиков этого безобразия! На что 'Лёпе' только и осталось, что накричать на них. Но пламенным революционерам уже было море по колено! Крики и брань в их адрес ничего не могли изменить: дело сделано. Этой выходкой взрослые дети навсегда отказывались от Варвариной и как от классного руководителя, и как от педагога! О чём и заявили хором, глядя и ей, и директору в глаза:
   - ...Надеемся, когда мы вернёмся в школу после каникул, Вас, Мила Викторовна, уже не будет в нашем учебном заведении. А Вам, Лариса Леонидовна, прямо говорим сейчас: не желаем в школе такого педагога! Если она не уедет - будут большие проблемы. Мы становимся выпускным классом - не до склок будет. Выбор за Вами. Решайте сами!
   Им ещё что-то кричали в спины, но класс единодушно повернулся и вышел из учительской и школы.
   Отработав изнурительную, как никогда, практику, одноклассники расстались на лето, пообещав после рассказать о нём друг другу.
  
   Глава 5.
   Взрослые дети.
  
   Лето прошло быстро, принеся с собой новые встречи, знакомства, развлечения и горькие минуты разлук.
   Мари в то лето отправили к старшему брату в Караганду, где с удовольствием возилась с племянником, которого обожала! Расставаться было невероятно тяжело - малыш за лето сильно привык к ней. Ехала домой расстроенная из-за разлуки, всё ещё чувствуя в руках тепло детского тельца, ощущая его пушистый уютный запах, слыша нежное лепетание и первые корявые словечки подрастающего человечка.
  
   В соседнем селе Вознесенском, ожидая на остановке автобус, стояла грустная, ещё не отошедшая от печальных размышлений о родном карапузе, который так плакал при прощании! Не сразу заметила возле себя взрослого высокого парня-казаха, стоящего рядом и с повышенным интересом разглядывающего её! Уж, было, хотела обернуться и сказать пару 'ласковых' слов, как он неожиданно заговорил.
   - Мари? Это ты? А я смотрю и не узнаю! Так повзрослела! Стала совсем взрослой, серьёзной и такой...
   С изумлением смотрел на девушку, а она... таращилась на него. Не узнавала, пока с трудом не сообразила, кто же перед ней.
   - Нурлан? Сабиев!? Ты ли это? Господи, да тебя не узнать! Ты на целую голову вырос!! И эта шевелюра... Ты где пропадал? В горах? На джайлау? А загорел как...!
   Пока вопрошала, восхищённо осматривал со всех сторон, откровенно любовался, совершенно беззастенчиво рассматривая лицо, фигурку и... ноги.
   - Да и ты очень сильно изменилась. Это платье, причёска и босоножки на каблуках. Не узнал бы, если б не... твоя сумка.
   - Сумка? Но она тоже новая!
   - Понимаешь, ты наклонилась к ней что-то достать, - голос осип, глаза стыдливо опустились долу, румянец появился на смуглых скулах. - Тогда тебя и узнал. Не удивляйся... Честно.
   - Вот уж не думала, что я как-то по-особенному наклоняюсь, - проворчала.
   - Так и есть. Только я не могу объяснить этого. Слов не найду.
   Совсем смутился: вдруг резко покраснел до корней чёрных смоляных блестящих длинных волос! Отчего-то засмущалась и она, отведя зелёный взгляд в сторону. Так и стояли, стесняясь, пока не пришёл автобус.
   Было в поведении Нурлана что-то новое, взрослое, пугающее: и то, как смотрел на неё, и последние слова, и искра, пробежавшая между ними, когда случайно руки встретились, ставя девичью сумку в автобус, породив жаркую волну краски на щеках обоих, и что-то неведомое и пугающее, произошедшее между телами в то мгновение - тёплое, обволакивающее, тревожащее и волнующее, невероятно притягательное, как бездна.
   Тайком вздохнула: 'Да, очень сильно повзрослел Нурка. Совсем другой'.
   Чтобы отвлечь его от созерцания её коленей, довольно открытых, потому что была в платьице снохи, а она носила всегда мини, заговорила, лишь бы не молчать.
   - Как думаешь, соберутся ребята, если мы их позовём опять на наше место у водопада?
   - Не волнуйся, я организую всё, - едва оторвавшись взглядом от ног, сипло ответил. - Как всегда, накануне линейки в школе?
   Кивнула светло-русой головой, смущённо улыбнувшись, пряча глаза.
   - Хорошо, я соберу ребят. Соскучилась по ним? Я тоже.
   С разговорами доехали до дома. Пытался проводить, отказалась под благовидным предлогом.
  
   Попрощавшись до скорой встречи, вышел в самом начале села, а Мари надо было ехать дальше, в центр, до конечной остановки.
   - Смотри, идёт и оглядывается на автобус! - проговорил водитель, возле которого сидела. - Давно не виделись? Понятно. А он влюблён, и без очков видно. Да не красней ты! Хороший парень, я это сразу вижу в людях. Чувствую сердцем и душой, и очень редко ошибаюсь. Надёжный и верный муж будет. За ним будешь чувствовать себя и счастливой, и защищённой.
   Не знала, куда деться от этих слов и смятения, что заронил в сердце! Хорошо ещё, что народа в салоне было немного, и сидели на задних сиденьях. А водитель-турок всё не унимался.
   - А губа у парня не дура! - внимательно оглядывал искоса д, улыбался и подмигивал шальным агатовым глазом. - Я и сам бы такую девушку украл! Ты ещё не просватана, красивая? - смеялся громко на весь автобус. - Да ты не стесняйся, я шучу..., почти, - глаз не сводил, окунаясь опять и опять в смущённые малахитовые глаза привлекательной юной пассажирки. - Ох, и отрава ты! Конец парням! Лучше сразу замуж иди! Не сей войны вокруг себя!
   Автобус покинула с радостью, ворча под нос и сопя недовольно: 'Вот так день выдался - одни поклонники, блин!'
  
   Почти дотащив до дома сумку, остановилась передохнуть возле Лысенковых. Стала поправлять перекрутившуюся ручку, когда услышала чей-то радостный возглас:
   - Маринка! Привет! Только что приехала?
   На неё неслась на всех парах Роза Кызылбекова, одноклассница. Подбежала, обняла и закружила.
   - Подружка! - визжала и радостно верещала. - А я тебя сразу не узнала, Мариш, пока ты не наклонилась и не стала сумку поправлять!
   Тут-то Мари и открыла рот от изумления, потеряв дар речи. Застонала про себя, сжав кулачки: 'Да что такого в моём наклоне, что меня сразу видно за версту? Я что, кривоногая?'
   - Ответь, пожалуйста, - проговорила, когда Розик отпустила из дружеских удушающих объятий, - что в моём наклоне особенного? Почему ты меня узнала издалека? Я что, не как все наклоняюсь?
   Замерла, даже обошла вокруг, осмотрела, будто вновь знакомясь.
   - Да, ты наклоняешься действительно по-особенному, - сказала задумчиво, удивившись, - по-своему, - объясняла неспеша, подбирая нужные слова. - Все ведь как делают: наклоняются прямо или слегка приседают, а ты нет. Ты слегка расставляешь ноги, а спину не горбишь. Вот потому я тебя издалека и узнала.
   - У меня что, и платье сильно задирается!? - в ужасе выпалила, вдруг вспомнив ошалевшие глаза Сабиева. - Я мелькаю попой??
   - А ну, наклонись... - нахмурившись, пробормотала обеспокоенно и тревожно.
   Марина послушно наклонилась и стала перебирать вещи в сумке.
   - Дааа, вид сзади отличный... Нет-нет, ничего не видно! Клянусь! - успокоила поспешно, подняв ладошки и вытаращив раскосые карие глаза с длинными редкими ресничками. - Но ножки у тебя с той стороны - загляденье! - с хохотом добавила, озорно поглядывая на пунцовую девушку. - И... объеденье! Сама б съела!
   Чуть не убила Розу за такие слова! Долго смеялись, стоя в тени тополей Центральной улицы. Смеясь, Мари качала светловолосой головой, краснея красивым тонким личиком: 'Теперь понятно, почему на меня так среагировал Нури! Бедняга пал жертвой моих ножек! Надеюсь, пристрастие ими ограничится, не то влюбится серьёзно. Всегда был добр и мягок со мной, - замерла сердечком, которое внезапно 'ухнуло' в живот. - И терпелив. Блин! Если так пойдёт, до любви шаг будет маленьким. Только ли его, вопрос, - вздохнула протяжно. - Кажется, вырос не только Нура, но и ты, Мариш. Не оттого ли так сердце забилось, когда посмотрел в твои глаза жарко и цепко? Уже...? Вот слепуха... Дела'.
   Отсмеявшись, поболтав о том, о сём, договорились о встрече у водопада и расстались на время.
  
   Марина потащила тяжёлую сумку дальше, посмеиваясь: 'Думала, мы ещё дети, совсем не следила за тем, что на мне надето. Как оказалось, детство закончилось. Жаль. Там было уютно, невинно и безопасно. Что ждёт дальше? Пусть не будет слёз и боли, остальное можно пережить'.
  
   Глава 6.
   Случай у водопада.
  
   Перед началом нового учебного года, за день до торжественной линейки, посвященной празднику Первого сентября, Марина с ребятами собрались вместе. Это была многолетняя традиция - собираться после каникул и обмениваться впечатлениями о пролетевшем лете.
   Не стал исключением и тот год.
   Всей компанией человек 10-12 пошли на их полянку у самого подножия ревущего водопада. Она была совсем небольшой, но находилась в таком месте, что самая жаркая погода не была страшна: облако летящих брызг и ветерок от ревущего потока гарантировали прохладу даже в адское пекло.
   Вот туда и направились.
   Всё было как всегда: костёр, жареные колбаса, сало, хлеб, картошка. А ещё пряники, лимонад, домашние пирожки, овощи, фрукты, конфеты и ледяная вода водопада. И... кисло-горькие вязкие ягоды горной облепихи. Каждый год ребятня объедалась ею, кривясь и морщась от терпкости, искалывая нежные руки огромными шипами кустов, густо росших у воды Оспанки и обильно усеянных этим изысканным угощением, созревающем лишь в конце сентября. Но дети никогда не дожидались срока - накидывались уже в конце августа, смеясь и передёргиваясь тощими телами от острого вкуса.
   И в этот раз, когда уже всё было съедено, захотелось Мари кисленького на десерт.
  
   ...Она стояла по щиколотку в воде шумной горной речки на мелководье, скользя на камнях, и старалась дотянуться до приглянувшейся веточки на верхушке куста. Вдруг над головой появилась смуглая рука и пригнула ветку прямо к её груди. Растерявшись, инстинктивно сжала в руке ягоды и... тут же вскрикнула - шипы больно вонзились в кожу! Только тогда увидела, кто помог достать лакомство: над ней стоял Нурлан, удерживая большую ветку с той самой верхушки, куда было не допрыгнуть Дюймовочке в метр шестьдесят роста.
   Услышав вскрик, молча разжал девичью руку, высвободил веточку из ладони, отряхнул от лопнувших ягод, поднёс залитую соком руку к своим губам. От смущения даже не попыталась вырвать. Нура выпил кровавые капельки с тоненьких пальчиков капля за каплей, словно пробуя на вкус. Видимо, он очень понравился. Стоя вплотную к обнажённой в глубоком вырезе купальника спинке, согревал горячей кожей, а сердце стучало так громко, что его биение ощущала всем телом. Всё громче стуча, порождало волны восторга и дрожи, расползающейся по её коже. Выпив кровь, смешанную с горько-кислым соком горной облепихи, опьянел от гремучего коктейля, будоражащего древние дикарские чувства, и стал целовать ладонь, закрывая горящие глаза.
   Задрожала, то ли от такой ласки, то ли от ледяной воды речки, в которой стояла по щиколотку, скользя ногами на склизких камнях, то ли от летящих брызг водопада и облаков водяной пыли, орошающей всю долину, то ли от страха, что кто-нибудь увидит из одноклассников, то ли от частого горячего дыхания парня... Почувствовав дрожь, притянул к себе левой рукой, обняв под вздымающейся грудью, прижался сильно, дрожа не меньше Мари.
   Ей было неловко, хотя сознавала, что сама забралась в самую гущу облепиховой рощи - не хотела, чтобы помешали. Удивилась запоздало: 'Как заметил меня? Ведь в момент моего побега в заросли был занят с ребятами?' Но сейчас Нура стоял за ней и, скорее всего, не замечал ничего и никого вокруг. Целовал с низким, утробным стоном, в котором услышала: 'Ты моя!' Горящие юношеские губы ласкали затылок и шею, плечи и обнажённую спину, порождая крупную сыпь чувственных 'мурашек'. Отпустив исколотую девичью ладонь и схватив освободившейся рукой внизу её животика, где бился сильный, мощный пульс чего-то неведомого, Нурик передёрнулся, громко застонал и уткнулся в белокурую голову, исступлённо целуя пахнущие солнцем и ромашками, полынью и тысячелистником кудрявые пряди. Чувствуя, что темнеет в глазах, а ноги начинают подгибаться, что в беспамятстве положила руки поверх его, прижимая всё сильнее к своему телу, Мари вынуждена была встряхнуться хорошенько, мысленно отругав за слабость: 'Что за тряпка такая? Уже ль нет сладу с собственным телом? А ну, собралась быстро! Очнись, Мариш! Ну? И...'
   Пришлось всё-таки найти в себе силы и вывернуться из цепких, судорожно сжимающих за талию и бёдра смуглых и сильных рук Нурлана.
   - Мне уже не больно, спасибо. Пошли, Нурка, ребята зовут.
   Выдавила совершенно хриплым чужим голосом, едва владея языком, и ринулась на полянку прочь от сладкого дурмана и чего-то потаённого, что трепетало внизу живота. От чего-то запретного и такого сладкого, того, что почти свело Нуру с ума. Они оба едва не потеряли сумасшедших голов! Благо, их не кинулись на поляне.
  
   Компания развеселилась: костёр догорал, мяч сотый раз плюхался в воду, и ребята с хохотом его ловили в бурном потоке; парни 'нечаянно' хватали девчонок за всякие места, извиняясь за неловкость, а те краснели и... млели!
   Марина стояла в сторонке, согревая ноги на раскалённых красных гранитных камнях, дрожа в такую оглушающую жару от мокрого сплошного тёмно-зелёного купальника с белыми воланами в три ряда в районе груди и бёдер, подчёркивающими достоинства и мастерски скрывающими недостатки. Он так чудесно оттенял её 'лесные' глаза! Сейчас плотно обтягивал прилипшей влажной ледяной тканью фигурку, вызывая настоящий озноб. 'Мурашки' покрывали кожу крупной крупой и были такие колючие! Как гусиная кожа. Долго старалась привести бьющееся трепещущее сердце в порядок, всё ещё чувствуя на животе и бёдрах огонь, жар и прикосновения рук парня, а на затылке, голове и шее ощущала горящую кожу от его пьянящих поцелуев. Покаянно вздохнула, покачав головой: 'Ещё немного, и мы бы сошли с ума. Что нас удержало? Что уж греха таить: ласка обоим так пришлась по вкусу, что и разная вера с моральными устоями сразу отошли на задний план! - зарычала про себя, закрыв глаза. - Что такое мелькнуло в уме в момент, когда Нурик поцелуями спустился к лопаткам, вжимая мою попку в... Да, теперь поняла. Это и остановило. То, что почувствовала своими 'мячиками'. Только оно. А вот видение теперь вспомнила чётко: он повернул меня к себе и, резко подхватив за бёдра, посадил себе на талию, целуя не по-детски! Почему я это увидела так чётко? Словно видела со стороны. Потом шагнул вон к тому большому старому облепиховому дереву, прижал спиной к стволу и стал... раздевать! Вспомнила, что в этом наваждении разбудило меня. Точно: очнулась, когда обнажённой влажной и холодной грудью прижалась к его голому торсу, горячему и сильному. Именно ощущение в сосках остановило: словно коснулась раскалённой заслонки печи. Боль отрезвила. Да..., Мариша, ты, кажется, грезишь наяву о будущем. Как это называется? Вспомнила: предвидение. Значит, не пропал семейный 'дар' видеть будущее. Пророческое видение. 'Дар' 'белой' ведуньи бабы Анны. Не она ли тебя привела в чувство? Не её ли голос прозвучал над ухом: 'Знай своё место! Вспомни, чья кровь в твоих жилах течёт!'? Опомнилась, вспомнила, кто я. Спасибо, бабуля'.
  
   ...Из рощи появился Нурик и принёс Марине большую ветку с крупными ягодами облепихи. Молча протянул, смотря прямо в распахнутые зелёные глаза, не обращая внимания ни на кого вокруг, словно они были здесь одни. Смешавшись, пылая лицом от пожирающего агатового взгляда, пряча потемневший от волнения взор, стала обирать терпко-горькие ягоды и класть в рот дрожащей рукой, автоматически облизывая кончики пальцев от оранжевого сока лопнувших ягод. Лучше бы этого не делала! У парня потемнели тёмно-карие глаза, став черными, в них вспыхнул настоящий пожар, выплеснувшийся на смуглые щёки лихорадочным румянцем, крепкие загорелые руки задрожали, над верхней губой появились крупные капельки пота, пухлые губы стали алыми и затрепетали, ноздри раздувались, как у разъярённого бычка...
  
   ...Положение спасли ребята, налетевшие на ветку с ягодами, которую Нура едва успел поднять над своей головой, иначе б с Мари 'насадились' на огромные шипы, словно мухи на иглу! Одноклассники обклёвывали ветку, как стая голодных 'шпаков'* вишнёвое дерево! Быстро ощипывали, попискивая и вскрикивая, когда кололи пальцы.
   Пара стояла, смотря глаза в глаза, тесно прижатая друг к другу горячими телами одноклассников, которые через их головы и плечи тянулись за терпким лакомством, всё сильнее сжимая круг и даже не замечая этого в желании достать самую крупную спелую терпкую ягоду.
   Парень придерживал девочку, положив свободную руку в глубокий вырез купальника и лаская шёлковую кожу спины дрожащими пальцами. Проведя вдоль позвоночника вниз, не остановился, дотянулся до волнующего изгиба талии. Понимал, что 'заносит', а прекратить не мог, только гладил, ласкал, радовал. Ему необходима она была, как воздух. И её запах. Когда Маринка волновалась, от неё так пахло...! Вот и сейчас он ощущал это, вдыхая феромонный яд с жадностью, пьянея и плохо соображая, что происходит вокруг. Она одной рукой держалась нежно за его бедро, а второй безотчётно ласкала грудь и появившиеся волоски тоненькими пальчиками, играя и волнуя, вызывая в них обоих дрожь. Даже её влажный плотный купальник не остудил глупых голов. Какое там! Девичья вздымающаяся высокая грудь в районе его солнечного сплетения лишала парня последних крупиц трезвомыслия. Как и саму Мари. Дыхание слилось в унисон, сердца оглушали стуком, кровь кипела и шумела в головах. Не совсем сознавая силу и воздействие таких ласк, непорочно и нечаянно касалась пухлыми губами мужской груди, не в состоянии отодвинуться хоть на сантиметр, притиснутая до писка увлёкшимися ребятами! Так получилось, что не успела убрать правую руку в более безопасное место и сейчас боялась шевельнуть кистью - совсем рядом то, что давно ожило и упёрлось в её животик. Еле сдвинула пальцы дальше, но и это лишь добавило ему волнения. Нура, обезумев от возбуждения и переизбытка чувств, слегка наклонился и проник нескромной рукой под тканью купальника, гладя верх 'мячиков' попки трепещущими пальцами, мечтая лишь об одном: чтобы эта сладкая пытка никогда не заканчивалась!
   Когда пацаны доедали самые верхние ягоды, то просто стали запрыгивать на Нурлана, используя его, как опору, но тем самым ещё сильнее сжали их с Мариной! Он вцепился рукой в ягодицу девочки и держался из последних сил, дрожа и стараясь не смотреть во вспыхнувшие ярким изумрудом глаза, при виде которых у него перехватывало дыхание, и мутился разум.
   В конце концов, всё оборвав и съев, ватага понеслась обратно к догорающему костру, призывая и их присоединиться к новой забаве - чехарда!
  
   Всё произошло за две минуты, но паре показались часами. Не потому ли не спешили разнять объятия? С трудом очнувшись, потрясённые новыми душевными и телесными открытиями, едва не вцепились и не начали безудержно целоваться прямо здесь, на глазах одноклассников! Через силу оторвались, постояли некоторое время на берегу, смотря на стремительный бурлящий поток, который так напоминал сейчас их кровь.
   Нурлан был так благодарен Марине за тактичность!
   Когда друзья разбежались, не ринулась прочь, не пошла следом, не оставила юношу с бедой и исступлением тела наедине. Повернула Нури к ним спиной, прикрывая свой позор - его рука всё ещё сжимала её левый 'мячик'. Помогла незаметно извлечь из-под ткани, положила на свою талию. Закрыв глаза, полыхая от стыда худым алым личиком, продолжала прижиматься плоским животом... к мужественному бугру, пока ребята на поляне не отвлеклись полностью. Только тогда мягко отстранилась, не снимая их рук с талии, раскрыла глаза, смотря в сторону, повернулась, подвела к Оспанке, невольно заставив его стоять рядом и смотреть на речку. Когда почувствовала, что парня перестала трепать крупная чувственная дрожь, ласково погладила пальчиками мужскую руку. Взглянув мельком, поняла, что он никак не может справиться с упрямым бугром. Вздохнула, сжала его кисть в пожатии.
   - Я помогу.
   Не успел сообразить, резко рванула за руку... в речку! Отмель была неглубока, но они упали на колени, на крупный гравий, источенный долготерпимой и упорной водой до гладкости. Высоты потока хватило, чтобы скрыть бёдра в ледяной бурлящей ленте. Опомнился тут же, быстро встал и поднял Мари на ноги. С облегчением выдохнул: 'Отпустило!' Тело сдалось под напором талой ледниковой воды. Задрожали оба, посмотрев в глаза спокойно и благодарно.
   - Умница. Прости меня, - прошептала едва слышно.
   Удивился до немоты, даже не смог ответить, лишь задумался: 'Если б не Машук, даже не знаю, как бы избежал позора? Так тело ещё ни разу меня не подводило! Да..., будет трудно дальше. Организм растёт и причиняет мучения. И это только начало! Не такая уж это радость - взрослая жизнь'. Грустно улыбнувшись ей, глубоко вздохнул и открыто посмотрел в смущённые глаза.
   - Спасибо, Машук.
   Лишь теперь смогли пойти к друзьям, крепко держась за руки, не в состоянии разорвать хоть на миг. Задохнулся от оглушающей радости: 'Иду с любимой! Моей первой и единственной любовью!'
  
   Ребята раздавали карты, намереваясь устроить битву! Может, соревнование на смешные лоты. Ещё не решили, но глаза уже горели хитринкой и озорством - будет весело!
   Мари была не сильна в них. Села на большой и горячий валун, стала смотреть, удивляясь: 'Как они все выросли и повзрослели всё-таки за лето! Куда подевалась прошлогодняя неуклюжесть и угловатость движений? Куда ушла безвозвратно детская беспечность и беззастенчивость? Как оформились во всех местах девчонки! На них взрослые раздельные купальники! Как заинтересованно разглядывают их тела мальчишки... Тоже стали совсем большими. Особенно Нурик: ростом под метр восемьдесят, с развёрнутыми, мощными плечами, узкими красивыми бёдрами и длинными тренированными ногами, с крепкими кистями смуглых сильных рук, с гордо посаженной головой. Необыкновенно хорош! Порода. Эта грива чёрных, длинных, густых 'конских' волос сделала его похожим на... негритянского льва! - хихикнула, покраснела, отвела взор, когда заметила, как смотрит на неё. Вдруг стало до слёз обидно! Закричала беззвучно, стиснув скулы. - Не хочу! Не хочу, чтоб становились большими! Не хочу нескромных взглядов и прикосновений, так будоражащих душу и тело! Не хочу дрожать, когда касается знакомый с яслей и такой незнакомый по ощущениям мальчик, будя совсем недетские мысли! Теперь просто опасно прыгать ему на спину или талию даже в шутку, потому что захочется обнимать и целовать! Он точно захочет. Да ещё так это сделает, что горы содрогнуться от нашей глупости... - заскулила тихо, прикусила губы. - Почему всё поменялось? Отчего кипит кровь и трепещет сердце? Не желаю! Не время! Ещё так рано! - но было понятно и другое, что смогла принять и смириться. - Это кричит во мне детство, только что ушедшее с теми каплями крови, перемешанной с терпким соком неспелой облепихи на губах влюблённого Нурлана. Последнее лето нашего детства. Оно стоит на пороге, грустно махая ветвями облепиховой рощи, купающейся в вечном тумане из брызг талой воды Оспанки, что берёт начало под облаками, там, где небо. Юность скоро закроет перед ним дверь и позовёт нас много выше, туда, где рай...'
  
   *...'шпаки' - ...чёрно-розовые иранские дрозды, вредители и бич южных садов.
  
   Глава 7 .
   ЧП.
  
   Компания азартно играла в карты, крича и разочарованно сопя, когда проигрывала, шельмуя и подсказывая, перемаргиваясь и кривляясь, строя рожи друг другу.
   Мари задумчиво смотрела, и было грустно видеть в них столь явные признаки взросления. Эти взрослые парни со сломавшимися голосами уже не были её, с яслей родными; даже звуки их басовых нот казались теперь чужими! 'Придётся заново привыкать к голосам, выступившим кадыкам, проступающим усам над верхней губой и к... тому, что выпирает ощутимо в плавках совсем взрослых юных мужчин. Отныне быть вдвойне осмотрительной с взглядами и касаниями, даже невинными. Кто знает, как их изменившиеся тела отреагируют? И что возомнят новые мозги? - безмолвно застонала. - Дёрнул меня чёрт сунуться в одиночку в рощу! Едва не поймал наши души и тела в свои силки! Чуть не продали их за пригоршню незрелой облепихи! Дела... - протяжно и сокрушённо выдохнула. - Как грустно! Не вскочишь беззаботно на спину мальчишке и не прокричишь: 'Н-ноо, лошадка! Подвези до дома!' Не повиснешь, жарко шепча что-то на ушко, не кинешься в бурной радости, обвив ногами мальчишечью талию, не чмокнешь куда попало, радуясь девчачьей мелочи. Поступки впредь придётся строго контролировать! Больше не оправдаешься детскостью и малолетством. Достаточно посмотреться в зеркало: ему не соврёшь, что ты маленькая по годам и документам. Не забывай, Мариш, что вы все родились здесь, на юге, в Азии, и ваши организмы под натиском этого яростного солнца и минеральной воды в реках формируются в ускоренном темпе. Сама природа заставляет созревать слишком рано, побуждая приносить до срока урожай! Очень рано. Преждевременно расцветает и чувственность, сама только что в этом убедилась. Теперь ясно, почему мусульмане женят детей в четырнадцать лет? - печально усмехнулась и опустила светловолосую голову в раскаянии. - Да, они сто раз правы. Я поняла, что созрела и готова стать женой и матерью, хоть и не мусульманка. Нет во мне ни капли азиатской крови - только Западная Европа, - хихикнула, сжав губы. - Но сумасшедшему солнцу этого не докажешь. Оно решило иначе: зреть, любить, рожать! Много! Я тоже этого хочу! И он. Как не потерять головы и чести...? - облегчённо выдохнула. - Спасибо, что Жорку мать не отпустила! Ничего бы не случилось. Он был бы рядом, и я не оказалась бы с Нурой наедине. К лучшему'.
  
   - ...Чего грустим? Устала? Или проголодалась? - Сонюшка Злотникова присела рядом на камне. - Подумать только: целый рюкзак съели в один присест! Прошлый год столько еды осталось, а сейчас, посмотри - пусто. Вот это у ребят аппетит проснулся! Проглоты! Бек уже домой сгонял, лепёшек с вареньем принёс, мясо. Стащил тайком наверняка...
   Продолжала что-то говорить, рассуждать, сетовать. Марина отбросила в сторону грустные мысли, поддержала разговор, отвлеклась.
   Ребята закончили играть в карты, подъели остатки еды и стали дружно собирать мусор по полянке, который и сами разбросали, и ветер помог. Собрав, бросили в костёр, прижав для верности сухими ветками, найденными за облепиховой рощей. Он вспыхнул, взвился высоко и жарко.
   - А вот ещё газеты! Смотрите, я ещё нашла мусор! - Рита Лебедева несла откуда-то большой ком свёрнутых газет.
   - Подожди, не бросай в огонь! - Нура протянул руку и забрал свёрток. - Сейчас мы поиграем в 'Лямбду'*!
   Поднёс скомканную газету к огню, поджёг и стал подбрасывать огненный ком ногой, имитируя популярную игру. Все смеялись над проделкой, уворачивались от огненного 'мяча', бегали от него, прятались за друзей-подруг.
   Вдруг налетевший ветер развернул горящие газеты во всю длину, а очередной его порыв бросил пылающую ленту прямо на шею Нури! Растерялся на мгновение, недоумевая, куда делся импровизированный мяч, но 'игрушка' дала о себе знать в ту же секунду - подожгла роскошную шевелюру!
   Друзья в ужасе замерли, ахнув от страха, остолбенели.
   Гортанно вскрикнув, он кинулся к воде, бросился на колени и опустил горящую голову по самые плечи в речку. Всё произошло в считанные секунды, никто ничего не успел сделать и чем-либо помочь.
  
   Схватив чьё-то полотенце, Мари подбежала к пострадавшему. Нура поднялся с колен, отряхиваясь, как собака, разбрызгивая вокруг себя капли ледяной воды. Его била крупная дрожь от стылой воды горной речки и случившегося несчастья. По обнажённому смуглому торсу стекали тонкие струйки прозрачной хрустально-голубоватой воды, задерживаясь в складках и волосках, на выпуклой накачанной груди, и текли ниже по животу. Протянула полотенце, смотря огромными, испуганными, зелёными глазищами, не в силах оторвать от капель взгляд. Не взял протянутой ткани, не совсем понимая, для чего она. Шагнув вперёд, начала вытирать его мокрые волосы, плечи, лицо и торс, едва дотягиваясь до головы из-за разницы в росте. Касаясь юношеского торса грудью, не замечала этого, озабоченная иными мыслями. Но не парень. Смотря потрясённо в густую, такую близкую зелень, заглядывал вглубь, в душу, стараясь увидеть то ли правду, то ли суть, то ли ответ на невысказанный запрос бунтующего тела. Едва опомнился.
   - Да ладно, не надо, - бормотал едва разборчиво, - само высохнет, - задрожал ещё сильнее, когда принялась медленно водить тканью по плечам, ошеломлённому лицу. Вытирала нежно, заботливо промакивая смуглую ореховую кожу, осушая каждую складку и впадину обнажённого загорелого до черноты сильного мощного торса. - Машук, смилуйся... - еле смог прошептать, судорожно прижав влажное полотенце с девичьими дрожащими руками к своему животу. Прекратил сладкую муку, смотря потемневшими глазами, умоляя остановиться! - Стоп.
  
   ...С ребятами тем временем творилось что-то невообразимое. За спиной Марины раздавались подозрительные звуки, словно кому-то... зажимали рот! Оглянулась с Нурланом, так и не разжав рук. Увидели друзей, действительно зажимавших свои рты, из которых рвался наружу... смех!
   - Ах вы мерзавцы! - сказала с укором, с улыбкой оглядывая их лукавые рожи. - Вам смешно? Посмейтесь, паршивцы вы эдакие. Облегчитесь... Плюньте на совесть, заразы...
   Тут уж, не сдерживая себя, компания повалилась на траву поляны, держась за животы и дрыгая ногами! Они открыто ржали!
   Не выдержала этого неприкрытого и откровенного смеха, заразилась, но она-то смеялась над ними, а они... над чужой бедой. Но, если честно - было так забавно видеть клочки обгоревших волос и полосатое от сажи лицо Нурлана! И не заметила этого, когда развозила жирные разводы, о другом думала.
  
   С трудом угомонившись, показывая друг другу кулаки, утирая струящиеся по лицам слёзы, переростки успокоились и попытались попросить прощения у Нуры за непозволительное, просто свинское поведение. Он и не думал сердиться. Наступила запоздалая реакция на дружеский смех - стал истерически хохотать!
   Им совсем расхотелось смеяться - как обрезало! Настороженно следили за ним, потом стали успокаивать. Отсмеявшись, он как-то сник, погрустнел, затих.
   Обступив, стали осматривать голову и плечи несчастного, тихо переговариваясь.
   - Волосы сгорели почти полностью.
   - Да. Остались лишь отдельные клочки от пышной причёски.
   - Зато кожа не пострадала!
   - Главное, спаслось лицо с ушами.
   - Слава богу, могло быть много хуже!
   - Ну и ладно, всё равно заставили бы постричься к школе...
   Заговорили как-то примирительно.
   - Не переживай: кожа цела, а волосы - дело поправимое!
   Поддерживали и приободряли, как могли.
   - Отрастут! У тебя быстро растут - не беда!
   Увы. День потерял свою привлекательность и лёгкость. Словно что-то сломалось в душах ребят.
   Переглянувшись, больше друг на друга не смотрели, будто лишь в эту минуту осознали, как уязвим человек и его здоровье, как легко можно в один момент стать инвалидом! Поникли головами, заворчали тихо:
   - Вот так поиграли!
   - Как малолетки тупые...
   - И не говори...
   Настроение у всех испортилось. На поляне делать было больше нечего.
   Быстро собрались, поднялись наверх на набережную и разошлись по домам, попрощавшись до завтрашнего дня - Первое сентября!
  
   *...'Лямбду', - ...популярная на юге игра: подбрасывание тряпичного мяча ногой. Что-то между разминкой футболистов и лаптой.
  
   Глава 8.
   Новенькая.
  
   Утром началась новая жизнь. Школьная.
   Всем классом стояли во дворе родной школы, шумя и переговариваясь. Объявили о начале торжественной части линейки, и пришлось быстро построиться в 'каре', уже столь привычное за восьмой год обучения. На ступеньки школы начали подниматься председательствующие и гости, а ученики продолжали тихо переговариваться. Пока звучали приветственные речи и славословия, у детей было чем заняться: осматривали друг друга, хвалили обновки и делились новостями...
  
   ...Только Марина Риманс в обсуждениях одноклассниц не участвовала. У неё была веская причина прятаться за спинами класса - огромный чирей. Он появился за ночь, видимо, от ледяной воды водопада. Соскочил прямо под носом, безобразно приподняв влево его и верхнюю губу, да ещё к тому же был зелёно-жёлтого цвета! Ужас! Несчастная и некрасивая, пряталась от всех сзади, прикрывая беду сложенным отутюженным носовым платком.
   Не только девушке было неуютно на сегодняшней школьной линейке.
  
   Нурлан Сабиев пришёл в школу бритым под ноль, некрасиво 'светя' незагорелой частью головы. Контраст с тёмным загаром лица и шеи был не просто разителен, а вопиющ! Понимал и, как Марина, стеснялся показаться на глаза школе, что было очень сложно, учитывая его рост. Деваться было некуда, выдержал стойко кривые смешки и громкие издевательства со стороны салажат из начальных классов. Не обращал внимания: 'Что с них возьмёшь? Дети'. Но его неловкость тотчас отошла на дальний план, едва увидел её, Маришу.
   Задохнулся сначала от радости, пока не понял, почему так незаметна сегодня, отчего не поднимает чудной светловолосой кудрявой головы, украшенной двумя красивыми 'хвостиками' с белоснежными капроновыми бантами. Как только всё понял, не сводил глаз, сразу сообразив, что девочка чувствует в эти мгновенья и чем это может закончиться. Посмотрев на склонённую головку и полыхающие от стыда ушки, тепло улыбнулся. Внимательно присмотрелся, осматривая с головы до ног: непослушные волосы сегодня не слушались её дрожащих от смущения и волнения рук, потому несколько 'петушков' торчат из приглаженных локонов на голове, не портят очаровательной картины причёски прилежной школьницы, а немного веселят глаз; воротничок на платье подшит новый, явно вырезанный из плотной тюлевой шторы, а не куплен готовым в магазине, что может служить показателем, как фантазии девочки, так и... острого безденежья в их рядовой, скромной по доходам семье; фартук не нейлоновый с пышными воланами, а бесхитростный, самый простой, из хлопка, что быстро желтеет и очень сильно мнётся. Задумался, припоминая, вздохнул грустно: 'Да, это явно прошлогодний фартук, как и школьное коричневое платье. Сильно 'село', залоснилось на локтях и подоле сзади. Пыталась исправить, отпоров снизу, отпарив, отгладив, но с рукавами-то ничего не сделаешь, вот и старается руки не поднимать, чтобы запястья не видны были, - опустил потерянно голову, сжав губы. - Бедная моя девочка! Твои родители так и не смогли скопить денег на обновки к школе! Проклятая нищета. Сколько ни работай, выше оклада не прыгнешь, - скосил глаза на младшего брата Мари, Вика. Тяжело вздохнул. - Так нечестно! Ему-то всё новенькое и добротное купили: костюмчик какой красивый где-то нашли, рубашка наглажена и накрахмалена, да и ботинки такие добротные! Стоит, озорник, стреляет шальными зелёно-карими глазками, как у сестры, косится на девчонок, заигрывает. А его сестра... - перевёл взгляд на поникшую светлую головку девушки, посмотрел на обувь. - Бедняжка! Родители, да нельзя же так с девочкой, которая уже невестится!! - зарычал сквозь зубы, стараясь не выдать возмущения и волнения наружу. - Как же ей горько и тяжело!! У неё, красивой, совсем взрослой девушки, в такой торжественный праздник на ногах... тряпичные ботиночки в мелкую клеточку! Мокасины со шнурками, - присмотрелся и побледнел. - Да они куплены не в магазине, а на рынке, на задворках, где продают ношенные вещи, те, что уже и вещами-то назвать трудно, - закрыл глаза, зажмурился до красного цвета под веками. Долго так стоял, сжимая кулаки до побелевших костяшек. С трудом справился с отчаянием и приступом острого сочувствия любимой. Вновь посмотрел потемневшими от негодования карими глазами на злосчастную обувку. - Старалась, моя Золушка. Постирала их, купила новые пёстрые шнурки, заштопала протёртые дырочки на носах, припасла красивые хлопковые носочки цвета топлёного молока, даже вышила на них в районе щиколоток маленькие розочки. Понятно, почему ты так от всех прячешься. Чирей здесь ни при чём. Достаточно на одноклассниц посмотреть: все в новеньких, дорогих, модных формах, с роскошными фартуками, пышными воротничками и манжетами из кружев, в настоящих импортных босоножках на каблучках, в капроновых чулочках и гольфах с рисунком. Косятся, бесстыдницы, окидывают презрительными и пренебрежительными надменными взглядами ту, которая в сотню раз красивее и благороднее их! Не смотрит с завистью или злобой, лишь потерянно опустила глаза и старается не обращать на себя внимания. Мечтает провалиться сквозь землю. Понимаю, Машук, как никто другой. Мы похожи. Не оставлю тебя на растерзание нашим ехиднам. Как жаль, что помочь могу только душевным участием, сердцем и любовью. Зато в них ты никогда не будешь испытывать нужды и недостатка, клянусь!'
  
   В какой-то момент Мари стало так стыдно находиться среди радостных, счастливых, обеспеченных, красивых и нарядных одноклассников, что в чёрном отчаянии решила совсем уйти с линейки! Такое накатило...! Больше не находила в себе силы стоять на эшафоте позора и ощущать ничтожность. Захотелось единственного: прийти домой и прямо в парадной форме... влезть в петлю! Вдруг так чётко увидела эту картинку! Как-будто смотрела фильм по телику: вот идёт по длинной аллее Центральной улицы, сворачивает в свой переулок, открывает твёрдой рукой калитку, заходит на веранду, берёт с верхней левой антресоли ключ, идёт на летнюю кухню, открывает, слева снимает с гвоздя верёвку, направляется к качелям. Их поставил отец специально для неё, любимицы, зная, как любит качаться. Вот на их перекладине она и повесилась.
   Поразившись до немоты, стояла позади одноклассников, а видела не учителей на ступенях школы, не гостей и начальство районное, а себя в саду, висящую меж стропами качели. Зажмурила глаза, сдерживая слёзы, постаралась изгнать дикую и жуткую картинку из головы: 'Так..., спокойно, Мариш. Это твоё будущее. То, что может быть, если не возьмёшь себя в руки. А ты справишься обязательно! Должна'. Но, сколько ни прогоняла видение, оно лишь становилось чётче и явственнее. Даже окружающие звуки исчезли! Теперь слышала только тихий скрип давно смазанного бревна-перекладины и шуршание своей одежды о железо раскачивающихся строп. Как во сне открыла глаза и, словно слушая чей-то приказ, пошла его исполнять!
   Едва сделала шаг в сторону, к ней шагнул Нура и ласково, но решительно взял за руку, останавливая малодушный побег в смерть. Сделал это так по-доброму, мягко, смотря в смущённые до слёз зелёные глаза, словно говоря: 'Я с тобой, я рядом!', что сердце рухнуло куда-то в ноги, а кровь бросилась огненной волной в голову. Так и осталась стоять чуть поодаль от ребят, оглушённая прилившейся кровью, не видя ничего из-за красной пелены перед глазами, дрожа, еле дыша от переполняющих эмоций! Они были так противоречивы! Не желали мириться друг с другом: жить долго и счастливо или тотчас умереть. Сильно боролись за её душу и тело, причиняли боль невыносимую! Эта война совсем обессилила девушку. Если бы ни рука Нурлана, крепко её держащая, точно рухнула б на колотый острый щебень дорожки, разбив колени в кровь. В лучшем случае.
   Долго приходила в себя. Когда голова прояснилась, с радостью осознала, что навязчивая картинка с качелями испарилась из памяти начисто! Прислушалась: 'Пусто. Словно не было этого дьявольского наваждения. Нурлан спас меня от смерти! Буквально!' Замерла поражённая и потрясённая.
  
   Он стоял рядом, подняв голову, и смотрел, как ни в чём не бывало, на крыльцо школы. Рука нежно сжимала повлажневшую девичью ладонь, большой палец ласково гладил запястье с внутренней стороны, где выбивал бешеный, лихорадочный ритм пульс, явно зашкаливая за все допустимые нормы! Настойчиво гладил и гладил, словно вводя в транс тягучими, неспешными, завораживающими движениями, укрощая взлетевшее давление равномерными нажатиями на вену, заставляя угомониться, перестать мучить слабую и впечатлительную любимую. Замедлил поглаживания лишь тогда, когда пульс снизился до приемлемого уровня. Тогда сжал руку в ласковом пожатии, с радостью ощутив едва заметное движение в ответ. 'Справилась с паникой и унижением. Умница моя! - скосил глаза и с облегчением увидел, что подняла голову, больше не стыдясь ни нечаянной беды на тонком, треугольном, худеньком личике, ни бедного одеяния на празднике школы. - Радость моя, ты смогла и это с достоинством пережить! Как я тобой горжусь, Машук!' Деликатно отвёл тёмный обожающий взгляд, стараясь не смущать.
   Как только давление отпустило, кровь отхлынула от головы и шеи, затылок перестал гореть огнём и давить раскалённым кирпичом, Мари облегчённо выдохнула. Постояв некоторое время с закрытыми глазами, открыла, порадовавшись, что кровавая пелена медленно растворилась без остатка. С удивлением поняла, что лишь теперь начинает вновь слышать обычные звуки школьной жизни, и нет больше оглушительной мёртвой тишины, где гулко стучало её сердце, да визжали давно смазанные бревно и петли качелей, раскачивающихся с нею в такт. Немного уравняв дыхание, осторожно покосилась на Нури: 'Стоит с такой безмятежной миной, словно ничего и не происходит с нами и руками! Шельмец! - хихикнула про себя, зардевшись нежным румянцем на худых щеках. - Сначала просто гладил пальцем, теперь 'целует' кожей ощутимо! Как ему это удаётся? Как можно подушечками пальцев так ласкать, что ласка превращается в поцелуи? Или я так ощущаю? - прислушалась к ощущениям. - Нет, не кажется. Гладит, а в уме целует мне руки, плечи, шею и... губы! - закрыла глаза, сжала сильно, прогоняя ясную картинку в голове. - Так..., Маринка, не сходи с ума. Хорош читать его мысли! Меньше знаешь - лучше спишь. 'Закрой' душу, больше не посматривай и не подслушивай. Он-то этого не умеет и уж точно не обрадуется, когда поймёт, что ты его 'видишь' насквозь, как рентген! Возьми себя в руки и вспомни, кто ты и где находишься, - открыла глаза, осмотрелась исподтишка. - Порядок. Все заняты линейкой и разговорами, - вновь искоса посмотрела на парня, всё ещё крепко держащего её руку. Его глаза смотрели на происходящее на ступенях действо, дыхание ничем не выдавало обуревающих душу чувств, лицо отстранённо и загадочно, даже рука была не горяча, как её, а немного прохладна и неожиданно мягка. Удивилась. - Как у девочки, хотя сама вчера видела, что руки-то у Нуры уже мужские: крепкие, сильные, накачанные, с мозолями, - задумавшись, догадалась. - Что удивляться, что так рано повзрослел? Первый сын многодетной матери-вдовы. Отчаянная нищета, бараны, вечная нужда и каторжный труд с утра до вечера. Едва приходит со школы, перекусит, чем Аллах пошлёт, чаще это лепёшка и пустой чай, и за пастьбу до самого темна. Некогда, бедному, даже уроки делать. Что он там напишет да нарешает на колене и без помощи друзей? Вот и числится в отстающих, а парень-то умный и старательный. И такой настоящий, добрый, благородный и преданный. Турок прав, чёрт побери, - тяжело вздохнула тайком, перевела взгляд на сцепленные руки. Словно почувствовав взгляд, поднял её руку, устроил на сгиб своего локтя, закрыв девичью кисть тёплой ладонью. Глаз не скосил, продолжая следить за торжественной частью на ступеньках родной школы. Стояли под руку, как супруги! Открыто! Это её совершенно успокоило и придало силы прогнать панику и малодушие. Радостно выдохнула, затрепетав тощим миниатюрным тельцем, с трудом справилась со слезами нахлынувшего счастья. - Он рядом со мной, теперь ничего не страшно! Мы вместе. Справимся'.
  
   Когда отважилась поднять голову высоко, чтоб осмотреться вокруг, буквально натолкнулась на... бешеные глаза Жорки Сироткина! Он с высоты своего роста, конечно, всё сразу увидел. По лицу пошли красные пятна гнева, губы сжались в тонкую посиневшую полоску, желваки так вздулись, что стало понятно: не просто взбешён - ослеплён яростью и... ревностью!
   Как только Жора опустил глаза на руки Марины и Нурика, у неё побежал мороз по коже: 'Знаю его хорошо, ни минуты не сомневаюсь - если спровоцировать, от лощёного, нарочито покладистого характера отличника и гордости школы не останется и следа - слетит, как покрывало Соломеи, вмиг! Драки не избежать. Всегда был задирой. Нужно принять меры'. Быстро высвободив руку из замка ладоней Нуры, улыбнулась одними глазами.
   - Пройду вперёд. Соня Злотникова зовёт. Хорошо? - старалась не дрожать голосом.
   Ложь была вполне правдоподобна. Поверил и сразу отпустил с тёплой улыбкой, провожая ласковым взглядом. Нечаянно подняв глаза поверх головы Марины, заметил ледяной взор Георгия. Не сразу сообразил, почему тот так бледен и зол. Когда дошло, тут же упрямо выдвинул подбородок и посмотрел на соперника с вызовом: 'Хочешь потягаться в силе? Рискни! - взора с серых взбешённых глаз русского рослого, мощного одноклассника не сводил, раскусив и причину негодования. - Машук? - ещё жёстче посмотрел, ощерив рот в нехорошей ухмылке, словно в оскале волчьем злобном. - И не надейся! Она моя!'
  
   Виновница раздора не стала ждать развязки и... позорно сбежала. Виновато пряча глаза, тяжело вздохнула: 'Простите, парни, не с моими метр шестьдесят лезть в драку с теми, в ком по два метра. Не раз получала 'горячих' в таких драках! Воздержусь, пока не возникнет острая необходимость в моём вмешательстве'.
   Протиснувшись в первые ряды, сразу забыв о чирье, подошла к подружке, затеяв разговор. Тут же замерла, заметив возле неё незнакомую девушку.
   - Знакомься: Надя Ромашина! - представила Соня. - Она теперь будет учиться у нас в школе в нашем классе. Их семья переехала из Сибири сюда, к родичам в Капайке.
   - Привет, Надя! Меня зовут Марина Риманс, - смотрела с любопытством на крупную, рослую, совсем взрослую русоволосую приезжую: тёмно-русые редкие волосы средней длины, карие близко поставленные глаза, густые прямые ресницы, румяные крепкие щёки; немного асимметричный нос и тяжеловатая челюсть не портили лица, простого, привлекательного, открытого. Хмыкнула беззвучно: 'Внушительная, но не мосластая. Девахой не назовёшь точно. Сибирячка и есть. Девица на выданье! Поздно пошла в школу? Надеюсь, не второгодница. Иначе придётся брать шефство. Кроме меня никто не возьмёт'. Понравилась. Улыбнулась приветливо. - К кому приехала? Я там почти всех знаю. Это не за домом Лысенко...?
   Она попыталась ответить, но... не смогла! Оказалось, что девушка очень сильно заикается, особенно, когда волнуется. Так и не сказав ничего, залилась краской стыда, едва не заплакав от конфуза. Одноклассницы стали её тихо успокаивать, обещая новенькой помощь и защиту от местных сплетниц и недоброжелательниц.
   Застенчиво и мило улыбнувшись, Надя с признательностью смотрела на подружек и поражалась: 'Так похожи друг на друга! У Марины тон волос немного светлее, чем у Сони, а глаза совсем разные. Сёстры? Двоюродные? Разные отцы? Добрые, сразу видно, - вздохнула с облегчением. - Порядок. Двое на моей стороне. Может, в этой школе станет учиться легче? Не будут так травить и издеваться, как во многих и многих других? Сколько их уж было...'
  
   Глава 9.
   Балжан.
  
   На ступеньках школы торжественная часть уже закончилась, и началось знакомство с новыми учителями, поступившими в школу.
   - Ой, да это же сестра Калжановой Камалки! - воскликнул кто-то у Марины за спиной. - Ну, точно, это... Ребят, как её звали?
   Но никто не смог сразу вспомнить имени сестры Камал, и стали внимательно слушать завуча, которая начала поименно представлять новичков-педагогов.
   - Смотрите, а это Сергей Макеев! А он-то, какой учитель? Только недавно из армии!
   - Вот и будет вести НВП и физ-ру! - ответил Саша Петухов, метнув на Риманс сочувствующий синий взгляд. - Что ещё преподавать с таким багажом знаний? Муштра и оружие ему религия.
   Класс засмеялся, сыпали шуточками и предположениям, и тут произошло невероятное!
  
   - ...Представляем вам нового учителя по истории, Калжанову Балжан Рыскуловну! Она является выпускницей нашей средней школы номер восемь. Отучившись в институте, Балжан Рыскуловна вернулась в родные стены, чтобы стать педагогом! Поприветствуем же радушно её, ребята!
   Школьники закричали и зашумели, дружно захлопав в ладоши.
   - Тише, ребята. Спасибо! - продолжала завуч Заманова. - Балжан Рыскуловна возьмет на себя классное руководство выпускного восьмого класса.
   Вот здесь ученики означенного класса чуть не попадали!
   - Что?
   - Классное руководство!?
   - А где Варварина?
   - Но ведь это значит...
   - Пацаны! 'Варвара' сбежала!! - возопил дурным заполошным криком Шурик Червяков.
   Класс так зааплодировал этой новости, что ладоши горели ещё долго.
   - У нас получилось!
   - Всё-таки выжили её из села и школы!
   - Победили!
   Более счастливого класса не было во всей школе!
   Радовалась и Марина: 'Ради этой новости стоило остаться на линейке, несмотря на чирей. И на земле, наплевав на трудности, систематические унижения и гонения. Теперь можно вытерпеть насмешливые взгляды надменных девчонок из класса. Ради новой классной стоит потерпеть вдруг обострившиеся отношения между Сабиевым и Сироткиным, - невольно покосилась на нахохлившихся парней. - Тьфу, на всех и вся! Начинается чистая страница жизни, новая ступень к познанию мира! И новое знакомство с незнакомкой, стоящей сейчас на ступенях родной школы и жутко волнующейся! Даже сильнее, чем её будущие ученики, - хохотнула, покраснев смущённо. - Психует так, что побелело миловидное личико с густо подведёнными узкими карими глазами. Да и руки нервно стискивают папочку с 'вверительными грамотами' новому педагогу, только что вручёнными ей счастливыми первоклашками. Бедная..., переживает так, что каблучки чёрных туфелек отбивают дробь, как только забывается, - хорошо её понимая, сочувственно вздохнула. - Не мудрено мандражировать: преподавать в той школе, где тебя ещё помнят, как ученицу, где коллегами станут твои же педагоги, где к тебе отныне будут обращаться по имени-отчеству мамы твоих же подруг! Вот и истерит дико девушка, лишь лет на семь-восемь старше тех, кого ей предстоит учить, как педагогу, и опекать, как классному руководителю. Думает, наверное, сейчас, как не скатиться до панибратства с классом, с которым ни один учитель не хочет иметь дел, кроме обязательных дисциплин? Как к классу-бунтарю подступиться? Справится ли? - понаблюдав, тактично отвела сканирующий взгляд, поняв, что Балжан почувствовала и нашла её глаза в толпе учеников. - Не буду больше. Простите, товарищ педагог. В добрый путь!'
   Вскоре торжественная линейка закончилась. Двор школы огласился заливистым звонком, который усердно трясла над головой первоклассница, сидя на плечах десятиклассника-отличника, Кайзер Алекса.
   - Ода, смотри, он такой гордый! - усмехнулся Бек, покосившись на одноклассницу.
   - Не гордый, сердитый, - пожала плечами Оделия, покраснев белым миловидным лицом. - Костюм ему эта козявка ногами испачкала! Аккуратист фигов...
   Класс рассмеялся, рассматривая её брата.
  
   Классы разошлись по своим аудиториям, чтоб прослушать первые в этом школьном году наставления педагогов.
   Восьмой мятежный с интересом рассматривал новенькую классную, и то, что увидел, обрадовало: худенькая, невысокого росточка, с копной непослушных вьющихся чёрных волос, с красиво подведёнными глазами и... дрожащими руками! Как же она, бедная, волновалась! Да её трепет был заметен даже с последних парт!
   Балжан не могла стоять неподвижно от беспокойства, постоянно переходила с места на место, не знала, куда девать трясущиеся руки, как унять дрожь голоса и коленей. Сердилась на себя, грозно хмурила бровки, говорила серьёзные вещи, проводя урок Мира, и с трудом смогла совладать со смятением. Увлёкшись с темой, взяла с первой парты чей-то карандаш, но вскоре сломала пополам и густо покраснела, безмолвно застонав: 'Нет, этого не может быть! На практике даже такого не случалось! Вот ведь конфуз!'
   Ученики-обормоты следили за ней прищурившись, точно нахальная в своей безнаказанности кошка за мышью, что бегает зажатая в угол, не находя выход. Не смогли быть слишком долго 'плохими' с тем человеком, который так сильно понравился.
   Марина первая не выдержала.
   - Да не волнуйтесь Вы так, Балжан Рыскуловна! Не собираемся мы Вас 'есть': ни сейчас, ни потом! Вы нам нравитесь!
   - Да! Правда!
   - Это 'Варвару' мы терпеть не могли!
   - Вас полюбили сразу!
   - Пользуйтесь, пока не обнаглели!
   Загомонили, заговорили все разом. Посыпались шуточки и едкие замечания в адрес бывшей, и одобрительные в адрес новой классной. Смех разрядил нервозную обстановку, царившую в классе с начала урока, и стало легче дышать и ребятам, и 'Басе', окрещённой такой кличкой мгновенно. Кто приклеил - не вспомнили потом вообще! Срослось и породнилось сразу.
   Она, счастливо вздохнув, расправила узенькие плечики и стала, казалось, выше и солиднее.
   - Спасибо большое, ребята! Постараюсь вас не разочаровать.
  
   Полное имя так между ними и не закрепилось - Бася. Наверное, сложноватым и тяжеловатым для такой юной худенькой женщины звучало родное, от рождения данное. Вздыхали сочувственно, жалея и любя.
   - Почти девочка, лишь немногим старше нас!
   - Полюбили, не как наставницу, а как подругу-однокашницу.
   - Пацаны, чур, не влюбляться - есть жених у неё. В армии сейчас после института.
   Этот факт и стал самым решающим в становлении отношений. Она взяла шефство над подростками, а ученики... над ней: ограждали, следили ненароком, 'отшивали' липких чужаков на танцах и праздниках.
   Педагог и классная руководительница из неё вышли прекрасные! Только для учеников она так и осталась 'девушкой' - не воспринимали, как взрослую. Не получалось, хоть тресни! Так и мелькало в разговорах: 'наша Бася', 'а наша-то девушка...'
   Впрочем, это было общим спасением, как показало будущее.
   Мари рассуждала проще, прозорливее: 'Прислали б нам взрослую чужую тётю-педагога, не знаю, во что бы всё вылилось? А тот факт, что нами руководит совсем неопытная юная девушка, родившаяся и выросшая здесь, мигом усмирил нас! Она тоже купалась в пруду и на плотине, также воровала первые абрикосы у соседей, рвала подснежники на Красной горе. Своя в доску'.
  
   Лёпа зорко наблюдала за коллегой, помогала, содействовала и подозрительно поглядывала на класс-наказание. Удивлялась и с замиранием... ждала срыва.
   Не стали 'шёлковыми', но теперь, прежде чем что-то делать или говорить, они хорошенько думали и советовались друг с другом. Страшно боялись подвести и опозорить, показать, что не справляется Балжан со своими обязанностями.
   Сама того не сознавая, она стала той самой бочкой масла, вылитой на бурные и беспокойные волны подростковых душ непокорного класса, усмирившей их характеры, сгладив до вполне приемлемых рамок и норм поведение и учёбу. И, отчаянно надеялась, юные тела и чувства.
   Увы. Усмирив одну бурю, открыла новый ящик Пандоры, дав дорогу другому бедствию.
  
   Глава 10.
   Уроки терпения.
  
   В школе потекли привычные будни, но они уже не тяготили ребят так, как в прошлом, таком непростом учебном году. Теперь появилось желание учиться, чтобы понравиться Басе, чтоб гордилась ими и их успехами, доказать самим себе, что способны на лучшее и большее.
   Но настоящей причиной юношеских стремлений было совсем не это! Далеко не это.
   По-прежнему шумели и спорили с учителями, только все конфликтные ситуации старались отныне решать цивилизованными путями, а не бузотёрством. Из ершистых и неуживчивых стали превращаться в милых и покладистых парней и девушек, одержимых не столько учёбой, сколько... любовью!
   По школе стали ходить парочки, вовсе не стесняясь ни учеников, ни учителей! Танеевская, хватаясь за голову, в ужасе бормотала:
   - Час от часу не легче! Мне хватило и парочки Балков-Сабельникова! А тут новые Ромео и Джульетты. Боже! Да что творится вечно с этим несносным классом!? Кого на руководство ни поставь - что в лоб, что по лбу. Как об стену горох им наши осуждения и нарекания! Вольница и анархия! Революционеры пламенные... Бунтари безголовые...
   Восьмиклассники поплыли в облаках первых чувственных переживаний, 'лямуров-тужуров', свиданий, записочек, невинных поцелуев за углом школы.
   Пытаясь отвлечь от опасного увлечения, их всячески нагружали работой и поручениями по комсомольским и прочим линиям, а тем того и нужно было: чем дальше от школы - тем меньше глаз! Быстро управившись на каком-нибудь огороде сварливой старушки где-нибудь в Капайке, разбивались на парочки и разбредались. Пользуясь немногими минутами отсутствия надзора, принимали неловкие знаки внимания со стороны ухажёров, краснея и млея от переполнявшего душу восторга.
  
   Чаще всего парочки собирались в парке, где их шум и смех не мешал никому, а от посторонних глаз было плотное укрытие в виде кустов и буйной растительности. Парни научились играть на гитарах и недурно пели, а девушки доставали всеми правдами и неправдами тексты новомодных зарубежных песен, зачастую переведённых Зоей-завклубом. В такие вечера парк оглашался юношеским пением, скорее старательным, чем виртуозным. Как пацаны выкаблучивались, соревнуясь в умении играть на гитарах! Целые конкурсы устраивали! А девушкам только того и надо было - сколько радости и новых ощущений дарили, как за них болели!
   На скамейках рождались самые смешные шутки и розыгрыши, звучали красивые песни и стихи.
   На тенистых аллеях и дорожках звучали сокровенные признания в любви и дружбе, правдивые, как тогда казалось, клятвы в вечной верности и преданности.
   Сколько часов счастья и головокружения увидели качели и карусели парка? А его деревья и цветы поневоле становились заложниками влюблённых: цветы срывались и дарились любимым, а на деревьях вырезались сердечки и инициалы парочки.
   Где ещё, под благовидным предлогом, что у тебя замерзли руки, можно было забраться к парню под свитер или куртку, а самой, краснея и стесняясь, прижиматься, чувствуя, что его губы касаются твоих волос и щёк? Сколько таких волшебных минут тогда пережили!
   Высшим классом считалось невинное с виду занятие - погреться в одной куртке: с парнем обнимаешься и влезаешь в неё, всовывая по одной руке от каждого партнёра. Выглядит смешно, но приемлемо: сидят парнишка и девчонка вплотную и греются, продрогнув на осеннем ветру в прохладном парке. Но что происходило под курткой...! Девушка могла, держа равнодушным лицо, пробраться шаловливой рукой и в джинсы, и под свитер, и под рубашку к парню, лаская и нещадно щекоча. Изысканно мстя за сладкую муку, он обнимал её всё выше сзади, медленно пробирался под кофточку, мог расстегнуть лифчик, или поверх него играть с напряжённой грудью девушки, а бедняжке даже вида нельзя было показать, что чувствует - вокруг друзья сидят, песни поют, анекдоты травят! Только и оставалось таким 'сладким' парочкам терпеть до того момента, пока хватало сил, а потом только смех, и... сваливались на траву, катаясь, стараясь поскромнее выйти из такого, далеко не невинного развлечения.
  
   ...Для Марины эти прогулки очень быстро закончились.
   Ей удалось так 'погреться' с Нурланом, что увидев их счастливые, страстные, пунцовые лица и горящие, сияющие, возбуждённые глаза, только что пришедший Жора, ничего не спрашивая и не выясняя, накинулся на Сабиева с кулаками и чуть не убил! Тогда помогли растащить парни, удерживая двух забияк в сильных руках, но не всегда помощь оказывалась рядом. Часто в одиночку старалась усмирить, стоя между ними, расставив тонкие ручки и сдерживая напор двух разъярённых быков! При её-то сорока пяти килограммах! Это было даже смешно, если бы не было так страшно - были невменяемы, когда оказывались с ней наедине.
   То, что происходило с этой троицей, настораживало всех чрезвычайно! С соперниками пытались поговорить и друзья из класса, и постарше парни, и даже взрослые мужчины, вызывая на серьёзный разговор и с глазу на глаз, и вдвоём - тщетно. Замыкались и отделывались одной фразой: 'Сами разберёмся'.
   Тут-то к Марине и пришёл в сумерках... дедушка Нурлана и прошептал коротко, с болью:
   - Молю, не погуби внука!
   Тогда и поняла: 'Ясно: пора вмешаться. 'Сами разберёмся' уже не работает'.
   Заведя в укромный уголок парка, заставила присесть на скамейку, села между ними. Улучив момент, резко схватила обоих за головы и притянула к себе на грудь!
   - Так, парни, слушайте меня, - не знала в ту секунду, что сказать, но то, что сорвалось с губ, поразило не меньше их! - Вы мне нужны оба! Слышите? - два быка пытались вырваться. Успокоила, поцеловав каждого в висок, вжав их лица в тепло и мягкость груди, уже внушительной и на редкость красивой. - Нравится вам это или нет - придётся пойти на мировую. Если не сможете этого сделать - потеряете меня. Оба!! Всё. Я предложила - решение за вами. А теперь замерли! Ни звука! Не дышать!
   Отпустила сначала Нуру. Медленно выпрямился, тряхнул головой, словно проснувшись от кошмара, ошеломленно посмотрел в глаза, будто не веря собственным ушам.
   - Шутишь? - едва слышно, взволнованно и хрипло.
   - Нет, - улыбнулась ласково и виновато, погладила пальцами лицо. - Больше нет.
   Опомнившись, освободила из жёсткого плена Жорку. Вскинулся, резко вскочил, загорелся гневным взглядом, вскипел, заскрежетал зубами.
   - Ни за что!!
   - Значит, мира не будет, - прошептала, осипнув. - Жора, очень жаль, но у меня не остаётся другого выбора, - тяжело вздохнула, грустно улыбнулась зардевшемуся Нуре. Встала, остановила жестом их порыв пойти с ней. - Останьтесь. Последняя просьба: дайте спокойно уйти, - пошла домой, не оглядываясь. Прислушалась: за спиной ни разговоров, ни шума драки. - Ну-ну.
   Отойдя на небольшое расстояние, схитрила, осторожно выглянула из кустов, подсмотрев: Нура сидел, повернувшись к Жоре, и... протягивал руку в примирительном жесте.
   'С ума сойти! Согласен на то, что бы делить свою любовь с соперником! - перевела взгляд на оппонента. - Не повезло: соперник не собирается идти на мировую, смотрит с ненавистью. Моя миссия провалена'. Не стала дожидаться развязки и, вздохнув, беззвучно ушла.
   Противостояние и стычки между Нуриком и Жорой становились всё чаще и ожесточённее, а остановить могло лишь её вмешательство, поскольку была первопричиной вражды. Говорить: 'Брэк! Разойтись по углам! Оставайтесь друзьями!' было бесполезно. Пришлось применить кардинальную меру - перестала выходить по вечерам. Чего стоило, не рассказать. Внимание и ласки нужны были, как наркотик, постоянно - начиналась настоящая психологическая 'ломка', когда не получала 'витамина обожания'. Пришлось пожертвовать собой. Села на диету.
  
   ...Нурлан принял решение достойно и с пониманием, ограничиваясь беседами в школе, праздничными вечерами, кино и танцами в Зимнем клубе, где можно было касаться друг друга, смотреть в глаза и тихо разговаривать в уголке, принимая скромные поцелуи рук. Был терпелив и скромен. Не она, а он сдерживал пыл. Сколько раз на школьных вечерах, дойдя до отчаяния, убегала по тёмному коридору в укромный уголок! Найдя её в угловом корпусе возле библиотеки с прижатыми к губам стиснутыми руками, разжимал ласковыми и тёплыми руками, привлекал к себе, шепча: 'Я с тобой, Машук...' Дрожа, вжималась в сильное юное тело и... теряла голову от запаха, начинала обнимать, ласкаясь, доводя до исступления! У Нуры оказалась просто титаническая выдержка! Шептала потом тихое 'спасибо'. Оканчивалось, бывало, и так, что просто теряла сознание на короткое время от захлестнувших разум эмоций. Тогда сползал по стене на пол, держа её на колене, и ждал, когда очнётся с судорогами и стоном, и ни разу не воспользовался беспомощным состоянием. Если бы ни его строгое мусульманское воспитание и выдержка - быть бы им самыми молодыми супругами в школе ещё в восьмом классе.
  
   Её разрывало двойное чувство влюблённости: и в Жорку - с детства, и в Нуру - когда коснулся губами на водопаде. Так и мучилась, рвалась душой и телом.
   Первый тревожил беспокойную, ищущую, артистичную душу, заставляя мечтать о высоком, о достижениях, о том, что им всё по плечу, и мир будет у ног, вот только надо ещё немного подождать. Несколько лет.
   Второй разбудил тело, которое оказалось не просто неистовым, а неуправляемым, буйным и страстным, отчаянным, способным сорваться в такой виток чувств, что никто и ничто не удержит! С ним не хотелось смотреть куда-то вдаль и мечтать о далёких радужных перспективах, а хотелось постоянно быть рядом и тихо, а может и не очень, сходить с ума, получая новую дозу адреналина.
  
   ...Жора принял демарш болезненно, с негодованием на неё и Нурлана! Прекрасно понимала - это была отдушина, единственная возможность укрыться от тотального контроля матери, от постоянного давления с её стороны. Мари была вольным, захлёстывающим разум ветром: весенним, будоражащим, пьянящим и желанным! И вдруг, по её личному желанию, по волевому решению его этой 'форточки' лишили! Вот Гогу и 'понесло' буквально: стал раздражителен и несправедлив, вспыльчив и драчлив, обидчив и... слезлив, за что себя и презирал, за это же злился на упрямицу. Непоследовательность в действиях смешила и печалила её. Старалась сгладить юношеские порывы, зная обидчивость и ранимость, несмотря на нарочитый, показной мужской характер. На самом деле, Жорик нежен был, как девушка! Жалела всеми фибрами души. Но и это не спасало - лез в драку по любому поводу.
   Чем больше приходилось быть 'буфером', тем хуже становилось. Тогда решила: 'Отстранюсь. Пусть сами разбираются! Их разборки - не единственная проблема в жизни и школе'.
  
   ...Марину почему-то стала 'есть' большая часть учителей, придираясь к любой мелочи, к малейшему промаху. Такого раньше не было! Не блистала, но уж твёрдая 'четвёрка' всегда была заслужена, а по ряду предметов и 'пятёрка' не редкость! А что творилось теперь, не понимала. Что-то происходило вокруг, совершенно непонятное для разума. На уроках было по-прежнему, и дома так же занималась, но...
   Как говориться, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Вот и её загадка стала понемногу проявляться. Только разгадка эта, ох, как не понравилась! Да и кому мог понравиться тот факт, что 'на тропу войны' вышла... мама Жоры! К этому точно готова не была! Да и кто бы мог? Воевать с матерью парня, который для тебя так много значит, было сродни самоубийству.
  
   Жорик же разошёлся не на шутку: то впивался глазами, сопя негодующе; то отворачивался, пытаясь скрыть выступившие на глаза слёзы, злясь из-за слабости ещё больше; то игнорировал неделями, делая вид, что увлечён другой. Фыркала, полыхая зеленющими глазами:
   - Хозяин - барин! Вешаться не собираюсь - этот пройденный урок усвоила на 'отлично'! Разбирайся самостоятельно - большой мальчик уж вырос.
   'Надоело видеть хмурую и злую физиономию, - прибавляла про себя. - В своей дурацкой мести зашёл слишком далеко - застала в весьма пикантной ситуации с одноклассницей в тёмном кабинете НВП. Парочка даже не заметила, что дверь приоткрылась. Не собираюсь больше терпеть выходки. Баста. Переключаю внимание на учёбу. Нужно исправить рухнувшую успеваемость'.
  
   ...Было трудно. Лишь забавные и милые сердцу происшествия не давали скатиться в бездну отчаяния. Очень насмешили её переулок и всех домашних одноклассники, два Борьки: Поваляев и Воронский.
   Вдруг воспылав к Марине любовью оба и сразу, поняв, что больше не будет выходить на прогулки в парк, Бори, сдружившись в горе, стали приходить к её дому. Вызывая своими, так и не сломавшимися, тоненькими детскими голосами, до слёз смешили и семью, и соседей!
   Несколько раз вышла, поговорила, но стали подсмеиваться соседки.
   - Что ж ты, Маринка, не впускаешь в дом таких видных женихов?
   - Ты не смотри, что они такие маленькие, подрастут со временем.
   - А то мы их себе разберём - в хозяйстве всё сгодится!
   Отсмеявшись, сказала Борькам, чтоб больше не приходили, общались в стенах школы, на школьных и клубных вечерах и киносеансах.
  
   Старшая соседка, отозвав в сторону, как-то огорошила:
   - Маринка, не моё дело, конечно, только вот, что я видела вчера. До ночи убирала в огороде, припозднилась, подняла глаза в сторону вашего дома и увидела - стоит Жорка под урючиной. Ну, думаю, сейчас ты выйдешь, пойдёте гулять, а потом и сообразила - какой гулять? Время-то второй час ночи! Прислушалась, слышу: тихо всхлипывает и всё на твои окна глядит. Вот, до чего ты его довела.
   Опешила Мари, рот раскрыв: 'Вот это новость! И кто он после этого? Слабак? Эгоист? Или просто запутался? Попался в свои же сети лжи и непонятных поступков, а обвиняют меня, как всегда. Выпутываться предстоит самому. Не виновна в ситуации, в проблеме не помощник. Наберусь терпения. Урок не нов. На этот раз его задачка, как и решение. К доске, Сироткин!'
  
   Глава 11.
   Гордиев узел.
  
   В школе дела были всё хуже и хуже.
   Танеевская Лариса Леонидовна, директор школы, она же учитель математики, сорвалась с 'катушек', буквально 'ела' её за малейшие прегрешения, не прощала мельчайшей оплошности, не упускала случая унизить и оговорить. Всё шло в топку 'любви' к ученице: невыспавшееся лицо, хмурый вид, неподшитый вовремя кружевной воротничок, мятая форма, завернувшаяся страничка в учебнике - всё вызывало дикое раздражение и возмущение! Заметив отсутствующий вид на математике, могла во весь голос сказать:
   - Смотрите-ка на неё! Сидит и мечтает! Да она, кажется, влюблена в кого-то по уши! Джульетта ты наша деревенская.
   Ей было всё равно, что после этого девушка и вовсе не могла сосредоточиться на уроке. Поделом! Легче было застать врасплох с вопросом и с наслаждением поставить в дневник 'пару' на пол-листа.
   Не лучше стало и на других уроках.
   Холстова, учитель немецкого языка, и вовсе не давала рта раскрыть, а ведь Риманс была очень неплохой 'немкой' - язык давался легко, да и родовые корни давали о себе знать! Но все старания девочки пропадали втуне. Только и говорила спасибо 'химичке', любимой 'Репке', что не приняла в конфликте ничью сторону, небрежно махала рукой на красные 'двойки' по другим предметам и, с удовольствием ставя 'четвёрку', ворчала, что 'пятёрку' и себе бы не поставила. Так же радовал 'физик', который, с недоумением смотря на 'неуды' и говоря: 'Как же так? Матика - 'два', а мои задачки щёлкаешь, как орешки? Нонсенс...', терпеливо разобрав с Мариной у доски уж очень заковыристую задачку, ставил твёрдую 'тройку', говоря, что на следующей задаче 'четыре' будет обязательно.
   Отрадой были только гуманитарные науки, физ-ра и труд - конёк и гордость Мари. Тут уж никакие придирки не работали. Любовь к предмету и крепкие знания на уровне интуиции спасали и радовали, и педагогов в том числе. Тихо шептались по углам: 'Не сдаётся - уже победа!'
   Когда 'двойки' замелькали в дневнике красными лебедями, мать, Варвара, недоумевала, пыталась расспрашивать, но что дочь могла сказать?
  
   ...Однажды домой пришла Балжан с посещением и твёрдым намерением поговорить с матерью ученицы об успеваемости. Проговорив некоторое время о делах в селе, о старших детях женщины, о мелочах и пустяках, приступила к основной теме.
   - Варвара Ивановна, что с Мариной происходит? Объясните, прошу!
   - А вот это я и сама бы хотела знать! Уж поверьте: учит доча не меньше, чем в прошлом году - зубрит часами! И всё пытается мне иль братику пересказать, просит, чтоб проверили, не забыла ль чего? Но оценки у ней всё хуже. Вот и хочу Вас спросить: чо твориться в школе? Вам-то изнутри виднее! Разберитесь, пожалуйста! Сами, пока её отец не вмешался. Нрав у него суровый, даже буйный, ежели придёт - сорвётся: убийства не избежать. Контуженный он, и не раз. А за Маринку головы с радостью всем поотрывает! Любимица она его. Вот и прошу Вас: по-домашнему там разберитесь. Не хотела я сор из избы выносить, но, видать, придётся, если дело не поправится. Скоро поеду с отчётом в управление МВД - уж найду, кому рассказать о беде, поверьте. Мы там на особом счету - прислушаются и примут меры, не сомневайтесь.
   Балжан как-то странно посмотрела на молчаливую Мари. Сидела на краешке дивана с прямой напряжённой спинкой и мертвенно-белым личиком, за последнее время сильно осунувшимся и ещё больше похудевшим! Вздохнув с жалостью: 'Как тростинка!', попросила девочку её немного проводить.
   Выйдя за калитку, осторожно оглянулась по сторонам, посмотрела в окна соседей: темно.
   - Мариша, ты мне ничего не хочешь рассказать? - спросила негромко, покосившись на дорогу.
   Только отрицательно покачала в ответ головой, покрытой старенькой, вылинявшей, полушерстяной шалёнкой, как называли местные женщины тёплые платки. Бася замерла, окинула внимательным взглядом подопечную: 'Изысканная, тоненькая, миниатюрная, с такими красивыми формами тела, как у балерин прошлого века! Немудрено, что мальчишки передрались из-за этой Дюймовочки зеленоглазой, как из мрамора изваянной. Прелестной, но бедной до отчаянно нищеты, - тяжело вздохнула, не сводя карих глаз. - Какой старенький, застиранный утеплённый байковый спортивный костюмчик! Его и новым-то красивым не назовёшь, а сейчас, когда его стирали несчётное количество раз, сильно дал усадку, безобразно деформировался. Бедняжке катастрофически мал к тому же! Ёжится на холодном февральском ветру и мелком дождике, кутаясь в растянутую, явно материнскую кофту, какого-то жуткого, серо-зелёного оттенка! Не зря такие цвета презрительно называют серо-буро-козаявчатыми, - неуловимо нахмурилась, протяжно невесомо выдохнула. - Да..., нищета и нужда способна изуродовать даже юную девочку. Бедные дети! Бедные родители...'
   Опомнилась, вернулась к разговору.
   - Пойми, я не смогу помочь тебе ничем, пока не узнаю причину.
   - Спасибо Вам. Справлюсь сама.
   - А ты в этом уверена? - растерялась и почему-то передёрнулась от неприятного чувства, что говорит не с девочкой, а со старой, всё на своём веку повидавшей женщиной: 'Почему это почувствовала? Отчего увидела не молодость, а бесконечную усталость от жизни, которая едва началась?' Еле отряхнулась от жуткого ощущения безнадёги и абсолютной беспросветности! Заволновавшись, шагнула ближе, но взять за плечики почему-то не посмела. - Мариш, прошу, помоги, чтобы я смогла помочь тебе! - молчание в ответ, глаза опущены на землю, на мокрую снеговую кашу, перемешанную с грязью. Замерла, напряглась телом, сжала кулаки: 'Солдат, а не ребёнок!' - Помощь не примешь, так понимаю? - слабое покачивание головки, глаз не подняла. Поняв тщету усилий, отступила назад. - Оставить всё как есть, не могу. Совесть не позволит, - задумалась, стараясь найти выход из тупика. Только одна мысль билась о черепную коробку: 'Её душа, как это месиво под ногами - холодная и грязная. Сколько можно валить на невинного ребёнка всю злобу и гадкие сплетни? Как выдержит? Если отчается, быть беде'. Нервно вздохнув, попыталась хоть что-то предпринять. - Ты сумеешь...? - не договорила, поперхнувшись от странного, словно бездонного, останавливающего зелёного взгляда, вскинутого прямо в глаза.
   - Да.
   Вздохнув обескуражено и позорно сдавшись, Балжан ушла, не в силах даже попрощаться.
  
   Марина всё стояла под мелким дождём оттепели и не находила выхода из тупика. 'Да нет, это не тупик, а замкнутый круг, - задумалась, забывшись. - Не смогла сказать Басе, что война объявлена не её коллегами-педагогами, что первопричина не в школе. В человеке. В женщине. В Раисе. В матери Жоры Сироткина. Не смогла, - мучительно размышляя, старалась найти хоть какое-то оправдание обезумевшей матери. Для её поведения, как ни пыталась, так и не находила объяснений. - Не могла же она так испугаться за будущее сына, что принялась травить его подружку? Абсурд. Что так ожесточило? Не обижала её даже взглядом, всегда вежлива и внимательна, тактична и скромна, хорошо относилась ко всей их семье. Мне очень нравится его папа, а с Валюшей, сестрой Жоры, вообще в шутку называем друг друга сёстрами. Но в тайне - Вале не хочется ссориться с родителями. Теперь это сделать проще - девушка учится в институте далеко от дома. Мне же стало труднее - нет поддержки изнутри семьи, - загрустила. - Что же упустила? Чем разожгла костёр ненависти и недопонимания? Почему моя мама не в курсе? Или просто молчит? Если так, это что-то давнее... - мысли всё мчались и мчались по замкнутому кругу, как пони по манежу. - Он мал, а выбежать на волю не позволяют борта. Сколько ещё буду бегать...?'
  
   За что так возненавидела её с самого детства Раиса, узнала, будучи уже взрослой. Тогда поняла и простила, хоть в той истории вины Мари не было вовсе. Простила, чтобы отпустить обиду прочь.
  
   ...Рая Анисимовна разошлась не на шутку. Если вначале ещё действовала за спиной Марины, сея сплетни и делая гадости, то в середине учебного года осмелела настолько, что стала частой гостьей школы и кабинета директора. Пройдясь по классам, бывшая педагог делала далеко непедагогичные вещи: подслушивала, выспрашивала, подглядывала и склочничала. Собрав урожай мерзких слухов и чудовищных домыслов, важно шла в учительскую в гости к 'Лёпе'. Они вдруг так 'задружили'! Во время её посещений всех учителей, как ветром сдувало из помещения: никто не желал выслушивать недостойные, низкие сплетни, становиться невольным соучастником постыдного действа. Да и на директрису, после таких посещений становившуюся придирчивой и несправедливой, никому не хотелось нарываться. Посидев и поговорив 'по душам' с подругой, Раиса уходила медленной поступью победительницы, поглядывая надменно и свысока на трусливых педагогов. Дали б отпор - ей сюда путь был бы заказан, а отпора не было - свобода!
  
   Однажды Мари нечаянно столкнулась с ней нос к носу - Рая как раз выходила после такой беседы из кабинета учительской. Грузная, рослая, мощная женщина с негодованием сильно оттолкнула тощую девочку с дороги, под нос что-то проговорила гадкое и неприличное. Марина же отлетела пушинкой к стене, едва не ударившись головой! Придя в себя, задумчиво посмотрела на посетительницу и ответила на грубость милой, светлой и невинной улыбкой:
   - И Вам здравствуйте, дорогая Рая Анисимовна! Рада была повидать Вас! Жаль, что Вы так торопитесь!
   Женщина подпрыгнула, будто её хлестнули плёткой по спине, и с ненавистью прошипела, злобно оглянувшись через полное плечо:
   - Хамка!
   Ученики и учителя были свидетелями дикой и абсурдной сцены, но только тайком шептались и вздыхали, не имея возможности или смелости вмешаться и что-то изменить. Понимали, краснели лицами и... молчали.
   'Милые рабочие отношения, ничего не скажешь. Примерный коллектив советских педагогов, - вздыхала, не смея даже в уме винить, кого бы то ни было. - Каждому своё, каждому по заслугам его воздастся, - грустила, ясно понимая, что положение затягивается в морской тугой узел. - Мне не распутать его уже. Не представляется возможным. Не те способности и знания. Когда пережмёт душу, придётся рубить! - вспомнила выражение, усмехнулась. - Настоящий 'гордиев узел'. Только не знаю, где найти меч, что разрубит 'подарочек' царя Гордия? Что за событие им послужит? И только ли его разрубит, или полетит чья-то голова?'
  
   Глава 12.
   Неравный бой.
  
   После посещения Балжан дома Риманс, отношение к Марине в школе не прекращало ухудшаться.
   Даже ребята стали сочувствовать, когда 'Лёпа' уж очень гадко задевала её. Старались защитить и оградить свою 'жилетку' от нападок, но это только ещё больше распаляло директора.
   Однажды девушка не выдержала, когда педагог прицепилась с критикой к её волосам, которые были чудесными и от природы имели редкостный оттенок: светло-русый с пепельным отливом.
   - Скажите, пожалуйста, Лариса Леонидовна, что Вам так не нравится в моих волосах?
   - Волосы у тебя красивые, а вот красить их тебе не позволю! В школе школьницы не имеют право красить волосы! - с презрением и гадливостью ответила негодующая привлекательная женщина.
   - Красить? Волосы? Я? Это мой натуральный природный цвет! - с искренним удивлением возразила гордая девочка.
   - Не лги мне, обманщица! - даже захлебнулась воздухом от возмущения, некрасиво покраснев лицом и шеей. - Я ведь женщина и тоже подкрашиваю седину. Уж краску-то на волосах разгляжу всегда. А ты - бессовестная лгунья! Лжёшь, смотря мне в глаза, нахалка такая, даже не краснея! Совсем стыд потеряла!
   Ребята оторопели от её слов, потом зашумели, заспорили! Мари не сказала больше ни слова: 'Зачем? Лучше иметь доказательства на руках, чем сотрясать впустую воздух'.
  
   ...Назавтра пришла на первый урок математики только к самому звонку. Пройдя в класс, села на своё место за первой партой, куда 'Лёпа' посадила лично, чтоб было проще контролировать и шпынять. Сев, сняла платок, что всё ещё был на голове.
   Увидев её со спины, одноклассники поражённо смолкли. Повисла могильная тишина. Не было слышно ни дыхания, ни: 'Ахх!', ни: 'Ё-маёё!', ни даже: 'Блиинн!' Ничего. Тишина и ужас.
   Со звонком, торопясь, в класс вошла Танеевская. Подошла к столу, положила классный журнал, подняла по привычке глаза на Марину и... Женщина застыла, словно на неё взглянула Медуза Горгона! Просто превратилась в каменное изваяние! Потом потрясённо стала оседать мимо стула. Едва не упав, умудрилась всё же не промахнуться, рухнула обессилено, криво и неловко.
   Класс так и продолжал стоять в полнейшем оцепенении, не проронив ни звука. Все замерли в ожидании неизбежной развязки, боясь даже шевельнуться, спровоцировать и без того страшную кару для отчаянной зеленоглазой бунтарки.
   Из горла учителя стали прорываться непонятные звуки и хрипы, но ничего так и не оформилось в слова.
   Девушка стояла прямо перед ней, спокойно смотрела в глаза. Помедлив, заговорила, не повышая голоса:
   - Теперь я действительно покрасила волосы. Краска 'Лонда Колор', номер 9, цвет 'Махагон'. Сообщаю, если Вам это понадобиться для себя. Стойкая, месяца три продержится спокойно.
   Наконец, справившись со спазмой голоса, Танеевская просипела:
   - Я... Да ты... Как ты... - вздохнула всей грудью, побагровела до свекольного цвета и выдавила с сипом. - Ну, Риманс, я этого так не оставлю! Тебе это не сойдёт с рук!
   Это стоило видеть: голова Мари просто горела от красно-каштановой краски, а выгоревшие за лето отдельные локоны окрасились и вовсе в рубиновый цвет!
   'Игра стоила таких свеч, теперь стопроцентно уверена, - удовлетворённо улыбнулась про себя. - Больше никто не обвинит меня во лжи. Никогда'.
  
   С той выходки противостояние с директором вошло в эндшпиль - дальше был только неизбежный пат.
   Уроки вновь превратились в ристалище. Ребята, не выдержав несправедливых нападок на Марину, сорвались в очередной виток противостояния против педагогов, но создавалось впечатление, что просто соскучились по тем 'весёлым' дням, когда школа кипела и бурлила от их выходок. А тут такой подвернулся благородный повод - защитить однокашку. Уж парни тогда превзошли сами себя в выдумках и проказах! Чего же они только ни придумывали! Словно соревновались с директрисой, а 'Лёпа' не отставала от них. Но чем изощрённее становилась её месть непокорному классу, тем хуже была успеваемость в нём. Опять участились драки и ссоры с участием пацанов, в дневниках у всех без исключения замелькали 'неуды' за сорванные уроки и мероприятия.
   Пример оказался заразительным, и другие классы почувствовали свободу! Казалось, наступает катарсис в отношении системы 'школа-ученик'!
   В этот непростой момент масла в конфликт подливала ещё и Рая Анисимовна! Она всё чаще стала приходить в школу и 'накачивать' негативом и без того взвинченную Танеевскую.
   Тут произошло то, чего не ожидал ни один человек, ни в учебном заведении, ни в селе.
  
   ...Выследив, что 'заклятая подружка' директора опять пришла к ней в кабинет, Балжан ворвалась следом, и это тогда, когда находившиеся там педагоги вылетали со скоростью пробки от шампанского!
  
   ...У восьмого класса начался урок НВП, который вёл Макеев Сергей Георгиевич, 'Масег', он же 'Масик' любовно. Его уважали за то, что не принял чью-либо сторону в школьном конфликте.
   В класс без стука и спроса вбежал громогласным ураганом запыхавшийся и побледневший Шурка Червяков, до того задержавшийся в туалете и куривший там втихаря, и заорал дурным голосом, брызжа обильной слюной:
   - 'Бася' у 'Лёпы'! Рая там же!!
   Через секунду в аудитории никого не было: неслись по коридору к кабинету директора, не думая ни о ком, кроме классного руководителя, над которым нависла серьёзная опасность: 'Если она не сдержится - Танеевская выпрет из школы, испортив характеристику и трудовую навсегда!'
   Недоумевающий и донельзя растерявшийся Сергей бежал за школьниками, пытаясь выяснить, что их так встревожило, почему всех метлой колдовской вынесло и гонит неведомым шальным штормом навстречу неминуемым неприятностям? Поймал за руку Риманс. Попыталась на бегу объяснить что-то, но потом беспомощно махнула рукой. Понял по её личику и сам: 'Слишком всё запутано, в двух словах не расскажешь на бегу. Позже расскажет. Честная и бесхитростная. Знаю её с детства близко'. Осталось быть рядом, тихо успокаивать почти взрослых детей, просить не кричать под дверью учительской, удерживать слишком горячие головы от необдуманных поступков.
   Они и не кричали, чутко прислушиваясь к голосам за дверью, но ничего не могли расслышать. Тогда несколько ребят прильнули ушами к двери и, подняв палец вверх, заставили остальных даже не дышать. Вскоре шёпотом стали комментировать услышанное:
   - Вот..., голос Раи: '...и не смейте вмешиваться не в ваши дела!'
   - 'Лёпа' говорит: '...и вовсе много на себя берёте...', а дальше непонятно.
   - Тише! 'Бася' что-то говорит... Нет, слишком тихо... А, вот: '...и не позволю вам ломать им жизни...' Ой, про кого это она? Ещё: 'Нет, я не боюсь - сейчас не это важно! Важна будущая судьба ребят...' Не пойму, о ком говорят-то?
   Комментировали подслушанное, стоя в нелепых и смешных позах под дверью учительской.
   Только Марина и Георгий понимали, о чём и о ком идёт речь за дверью кабинета директора школы.
   Мари стало дурно.
   Педагог подхватил девочку, поддержав за талию, с испугом смотря в её посиневшее тонкое личико. В панике оглянулся, сообразил, что нашатырь только в кабинете химии. Метнул на Казыева взгляд, потом на химкабинет. Бек мгновенно испарился в том направлении.
   Дрожа тельцем, она в замешательстве думала: 'Зачем вмешалась? Сказала же, что справлюсь сама. Осталось полгода, уйду. Что с ней будет?'
   Нашатырь сделал своё дело. Вскоре смогла стоять на ногах, отказавшись вернуться в класс. Сергей не отходил от неё далеко, прекрасно понимая, что может произойти, стоит только Сироткиной выйти...
  
   Неожиданно дверь с силой распахнулась, раскидав ребят по сторонам, как щенят! Из учительского кабинета разъярённой фурией вылетела грузная Рая Анисимовна и буквально налетела на сына. Глядя ненормальными, бешеными глазами, прошипела:
   - А ты - домой! Живо!! Без разговоров!
   - Ни в коем случае, Раиса Анисимовна! - заговорил Сергей Георгиевич. - Уроки ещё не закончены. Со своим сыном Вы сможете поговорить и дома, - твёрдо, чётко, смотря прямо в исступлённые глаза. - Всего доброго!
   Рая замерла и поражённо осмотрелась по сторонам, не совсем соображая, где находится.
   Мари стояла напротив Жоры, смотрела в упор, взглядом заставляя увести мать из школы. Но он стоял в оцепенении, слово кролик под взглядом удава, и не мог сдвинуться с места. Вздохнув, пришлось самой лезть на 'вражескую амбразуру':
   - Рая Анисимовна, Вам лучше покинуть школу, пока Вас не застали ученики в таком состоянии. До свидания!
   Макеев быстро сообразил, чем погасить истерию, и сунул ватку с нашатырём... под нос родительнице! Спасибо, ребятня не начала смеяться, лишь ошалело наблюдая за его проделками. Держа лицо серьёзным и озабоченным, ещё пару раз заставил очумевшую от такой 'помощи' женщину понюхать лекарство от злобы и безумия.
   Едва очнувшись, откинула от себя мужскую руку и остервенело... накинулась на Марину, с ненавистью выталкивая слова в лицо, брызжа слюной, вращая бело-красными белками глаз, словно помешанная или одержимая.
   - А ты вообще помолчи! Всё из-за тебя!! Если бы не ты, мне и не надо было бы ходить сюда!!
   Голос сорвался на истерический крик, и Жора... очнулся. Схватил мать за руку и силой поволок к выходу. Рая что-то кричала в адрес девушки, брыкалась и упиралась, поливала бранью её семью и родню до седьмого колена, но сын не напрасно вырос под два метра ростом: через пару минут визгливый крик звучал во дворе.
   Сцена, что закатила бывший педагог и воспитатель, была глубоко отвратительна.
  
   Не успели её крики затихнуть в стенах школы, как дверь учительской распахнулась, и оттуда выпорхнула Балжан! Наткнувшись на стену своих учеников, ошалело уставилась карими раскосыми глазами, захлопала ресничками в траурной обводке, воззрилась на Макеева, затем на Риманс и, не сумев разгадать сразу этот ребус, притворно строго нахмурила чёрные нитевидные бровки.
   - А вы что здесь делаете? А ну, живо в класс, пока вас никто не увидел! Брысь!
   Второй раз говорить не понадобилось - через минуту все сидели в классе НВП, словно никуда не выходили.
   Бедный 'Масик' стоял перед ними и смущённо молчал. Просто не мог сосредоточиться на теме урока! Еле нашёл силы, подошёл к доске и кривенько написал домашнее задание.
   Тут же прозвенел звонок, и ребята сорвались с парт в коридор, хлопнув железной дверью.
  
   Марина не торопилась уходить по двум причинам: нужно объясниться с учителем, и ... ноги не держали после мерзкой сцены с Раисой.
   - Господи, Маринка... Что это было?? Почему Рая накинулась на тебя, словно разъярённая кошка!? Давай, колись! Вывали это поскорее! Не жадничай! - засиял серо-карими глазами в густых длинных ресницах, а в глубине - счастье: молод, любим, любит. Скоро свадьба.
   Виновато улыбнулась, помедлила, с трудом поднялась на ноги, подошла. Обнял за талию, поддерживая, с тревогой и недоумением заглядывая в зелень глаз и бело-синее личико. Боднул ласково красно-каштановую головку, укорив:
   - Фиии, какой безобразный цвет, родная!
   Хихикнула, ответив тем же:
   - Фиии, отрастил усы и стал таким важным и чужим, Серый!
   Свои, родные - семьи всю жизнь дружили, а Серж Марине, как старший брат.
   Не торопил, понимая, что её что-то сильно мучает. И уже давно. Дал время.
   Была благодарна за тактичность. Помолчав, с грустью вздохнула и попыталась объясниться.
   - Рая боится стать бабушкой ещё до окончания школы, - покосившись, игриво толкнула в бок локтем, полыхнула изумрудом душу.
   Долго соображал, потом густые чёрные брови медленно поползли на высокий лоб.
   - Так весь этот поросячий визг только из-за того, что ей ещё не хочется нянчить внуков!? - ошарашенно поднял брови до предела и вытаращил глаза. - Да она же просто сумасшедшая старуха! О сыне не думает! - возмущался всем существом. - Как теперь Жорику учиться, когда мать закатила такой скандал?
   - Не волнуйся за него. Жорик не такой слабак, как кажется. Может, теперь поймёт, что проблема уже не только его, моя или наша семейная, а давным-давно переросла в общешкольную. Что надо было решать сразу, в самом начале, а не сегодня, когда уже поздно - метастазы склоки не только в классе, а во всём селе! Проморгал Гошка важный момент, теперь только оперативное вмешательство сможет исправить положение. Вопрос в другом: кого удачно вылечат, а кого насмерть зарежут ненароком?
   Долго смотрел, застыв изваянием, однако не забывал прижимать и ласкать шаловливой рукой тоненькую талию. Хмыкнула понимающе, но не препятствовала: 'Задумался, забылся, за Милу свою принимает, - засмеялась. - Ты посмотри, а вторая рука тоже не скучает: съехала ненароком с плеча на лопатку, а пальцы дотягиваются до груди. Хитрец! - мягко опустила на талию, положив свои руки поверх. - К порядку, брат!' Вздрогнул, так и не сообразив ничего, опомнился.
  
   - Вот стою, смотрю на тебя и глазам не верю, - проговорил по-особенному. - Странные дела творятся последнее время. Непонятные и необъяснимые, - заглянула в глаза, спрашивая безмолвно. Хмыкнул, улыбнулся криво. - С тобой, с тобой, Лиса! Только вчера, кажется, бегала у нас во дворе в том платьице с оторванным воланом, собирала пёрышки от индюков, которых сама специально и пугала, чтобы их больше теряли, - рассмеялся, обняв по-взрослому! Ткнула кулачком в живот, терпеливо вернула руки на место. - Жгла их над самоварной трубой или на костре и ела! - отвёл на длину вытянутых рук, повертел, любуясь совсем не по-братски. Насупилась, ноздри раздулись, ушки вспыхнули, зелень потемнела. Помолчав, прыснули в смехе. - А сейчас смотрю, и что же я вижу? Такая взрослая, серьёзная, не по годам мудрая. Эй, Маринчик, ты когда успела вырасти-то? Даже грустно стало. Вернись в то платьице, прошу! - смеялся, а в глазах светилась печаль по ушедшим временам, где было тепло и дружно, где были семейные чаепития под старой грушей, сотни пельменей на фанерных листах и перемазанные мукой руки и лица родных, вкусный плов с барбарисом и кекликами*, чай со смородиновым листом из дровяного самовара и... запах горелых перьев. И Маришка-трёхлетка с перемазанной сажей мордашкой! Зеленоглазая, почти белокурая, душистая, родная и такая тёплая, когда засыпала на его юношеских руках... Протяжно вздохнул. - Обидно, что время не вернуть вспять.
   - Ну почему же? В памяти ты это всегда можешь проделать. В един миг стать тем, кем был пять, десять, пятнадцать лет назад! Лучше телевизора: щёлк, и уже там, - мягко высвободилась из мужских рук, собрала учебник и тетради в портфель-саквояж, вновь подошла, держась на расстоянии, будто говоря: 'Очнись, скоро станешь мужем и отцом'. Покраснел, опустил грешные глаза, тайком вздохнул: 'Да..., отрава. Жорику тоже не позавидуешь: сил нет противостоять фанатичной и одержимой матери, и дико, панически боится потерять её, волшебницу с такими убийственными глазищами. Охохоо, да тут кровью попахивает! Чьей? Кто сорвётся? У кого сдадут нервы?' Отряхнулся от мыслей, виновато улыбнулся. Заметив, что она терпеливо ждёт, стал слушать внимательно. - В реальной жизни оно идёт свои чередом. Вот и я выросла тогда, когда ты был в армии, учился, потом появился в школе и стал таким важным, что ни разу со мной не поговорил! - ухмыльнувшись, дёрнула плечом, забавляясь смущением и алыми ушками молодого мужчины. - Время не стоит на месте, Серёжка. Кстати, прости, что не сказала этого сразу: рада тебе, родной! Молодец, что пришёл в школу! Добро пожаловать в ад! - закончила с широкой улыбкой, раскрывая радушные, приветственные объятия.
   Не среагировав, продолжал задумчиво, неотрывно, пристально смотреть в глаза, поглаживая подбородок подрагивающими пальцами.
   - Даа..., очень похоже на ад... Мариш..., а ты уверена...?
   - Серёж! - прервала, посерьёзнела, покачала головой. - Не надо. Что-то в последнее время этот вопрос мне задают часто! Что ж, отвечу и тебе: справлюсь сама, - взглядом прямо в сердце: прохладно, жёстко и отчаянно. - Сомневаешься?
   Ахнул, отведя взор: 'Не взгляд - кортик! Вжик, и сердце в клочья! - помолчал, протяжно вздохнул, с трудом сдержав нервную дрожь. - Колдунья! Как и её бабка Анна! Переняла! Вот и разгадка. Значит, моя мать права: Маринка обречена на одиночество. Семья ей противопоказана. 'Дар' не позволит жить спокойно и тихо. Мужики будут гибнуть вокруг неё. Бедная... Бедные...'
   - Ага... Ну-ну... Сама... - постарался вернуться к теме. Вспылил отчего-то. - Да не по твоим это всё зубам, пойми! Бой-то неравный! - вскрикнул, вскинул тревожный серо-коричневый взгляд. Не мог, не желал оставлять девочку наедине с жестоким миром взрослых, которые забылись настолько, что объявили ей настоящую войну!
   - Зато последний! - обрезала и сорвалась из класса на другой урок, услышав звонок с большой перемены.
   Сил продолжать разговор не осталось ни у неё, ни у него. Он просто выжег души!
   Устало рухнув на стул, Сергей даже не заметил, что ураганом влетел седьмой класс и быстро расселся по местам. Поразившись его безучастности, ученики ошалели, встали, стихли и воззрились на молодого учителя.
   В аудитории повисла мёртвая тишина.
  
   *...кеклик (тюрк.) - каменная куропатка.
  
   Глава 13.
   Капитуляция.
  
   Видимо, спонтанная вахта восьмого мятежного класса под дверями учительской не прошла незамеченной.
   В школе стало непривычно тихо: не бегали малыши и взрослые, не кричали на переменах и не играли в коридорах, даже во дворе школы было непривычно спокойно.
   Учителя ходили бесшумно на каблучках, и их задорный перестук больше не сообщал ученикам о приближении задолго до прихода. На уроках вдруг стало интересно и необычно: материал теперь излагался тихим и твёрдым голосом, а предельно понятное объяснение трудных тем стало для ребят подарком. Это очень помогло - за время конфликта они все здорово отстали!
   Педагоги даже между собой говорили приглушенными голосами, не стояли подолгу в коридорах, не спеша на урок. С ними вели себя так, словно ученики были тяжелобольными, и требовали специального и тщательного ухода. Их класс и являлся таковым - тяжело, хронически, давно больным. Притихли вечные задиры и драчуны, а патологические двоечники стали тише воды, ниже травы. Но, благодаря грамотному уходу, выздоравливали. Понемногу успеваемость начала выравниваться.
  
   Притихла даже Танеевская. На уроке математики сухо и деловито объясняла материал, никого не вызывая к доске. Объяснив новую тему, садилась за стол, чего не бывало раньше, и начинала листать классный журнал. Всё листала и листала, словно не веря своим глазам. Натыкаясь на череду двоек у кого-то, поднимала недоуменные глаза на ученика, как бы спрашивая: 'Это что, действительно твои отметки...?' Убедившись, что не ошиблась, подавлено опускала глаза на страницу. Словно только сейчас увидела и этот журнал, и этих детей, и этот класс!
   Марина понимающе ухмылялась, искоса наблюдая: 'Поделом! Так увлеклась сварами с Раей, что многое пустила на самотёк. Пришло время собирать камни, пока они не побили её саму'.
   По-видимому, тот скандал, который закатила в учительской Бася, стал последней каплей в переполненном кубке конфликта. Капля Балжан оказалась большой и весомой - выплеснула из сосуда гнилую, застоявшуюся, зловонную массу, разбросав по сторонам. В чаше духовного здоровья школы осталась только свежая и чистая, животворящая влага добра и ясного разума.
   Оказалось, что директор слишком долго дышала вредными и ядовитыми испарениями склоки и сплетни - явно была тяжко отравлена ими.
   Пока Лариса приходила в себя после столь опасного отравления, школа жила привычными делами: вечера, тематические концерты, слёты и походы в горы.
   Только Риманс жила в ожидании чего-то страшного для Баси.
   Но, к дикой радости всех ребят, никаких санкций в отношении классной не последовало: ни выговоров, ни предупреждений, ни урезания ставок и часов преподавания - ничего.
   Мари искренне возликовала: 'Пронесло! Всё могло закончиться увольнением с 'волчьим билетом'. Так пояснил папа, когда ему всё открыла. Он же пообещал: если Балжан станут чинить препятствия и ставить 'палки в колёса', родители встанут на защиту'. Гордилась папкой!
  
   Класс опять стал одним из сильных: и в учёбе, и в школьных мероприятиях, и в общественной жизни села и района.
   Притихли парочки, прилежно зубря уроки - класс-то выпускной, не шутка! Как-то тише стали проходить клубные вечера и концерты, в которых они были завсегдатаями. Ходили исправно, по-прежнему пели и танцевали, но что-то в их поведении было новым. Завклубом Зоя Карабеева всё посматривала с интересом, загадочно хмыкала, удивлялась. Загадки же не было - выросли. Не прыгали и бесились, как бывало раньше. Стыдно стало. Реноме стало важнее.
   Всё и все вокруг менялись, неизменными оставались только горы, река, водопад и воздух Родины.
   Мари грустила, пряча слёзы: 'Всё когда-нибудь заканчивается, и хорошее тоже. Впереди маячит новое и неизведанное будущее. Чем обернётся? Что принесёт? С кем столкнёт?'
   Ребята готовились уходить из школы в училища, несколько девушек в техникум, Марина намеревалась ехать к сестре Ванде в Москву. Компания замерла в недобром предчувствии. Призрак разлуки стойко витал над головами, прикрывая души покрывалом печали.
  
   ...Георгий с той памятной свары у дверей директора стал совсем другим. Теперь парень только учился - иначе не скажешь. Выучивал и вызубривал все предметы так, что они отлетали от зубов, как горох! Выслуживался по комсомольской линии и по общественной.
   Всем было понятно и без слов: 'Жорка 'сломался'. Мама всё-таки добилась своего. Сын просто не смог устоять перед её диктатом и позорно капитулировал'.
   Закадычный, открытый, шаловливый и остроумный друг стал сух и корректен, как англичанин, и если удавалось уговорить его пойти на прогулку в парк, шёл только в большой компании.
   Если замечал задумчивый, грустный взгляд Марины, моментально отводил глаза и старался тут же... заговорить с другой девчонкой! А та, млея от прибывшего счастья, победно смотрела на неё.
   Тайком вздыхала, следя за выражением прозрачного, тоненького, маленького личика, не позволяя себе больше плакать и расстраиваться: 'Довольно. Вылила положенное на этот возраст, поберегу на будущее, - спокойно и отстранённо наблюдала, размышляя. - Спасибо за урок, Гошка. Ты сам выбрал эту дорогу - дерзай. Не волнуйся, не собираюсь выяснять отношения ни с тобой, ни с очередной временной пассией, - замечая, как нечаянно 'осчастливленная' глупышка тает и строит далеко идущие планы, откровенно её жалела. - Нет, милая, не для тебя Рая растит сыночка. Подороже продаст, чтобы обеспечить себе достойную старость и уважение. Поверь, ещё будет им гордиться! Не напрасно хладнокровно переступила через его душу, растоптала первое искреннее невинное чувство. Она просто знала - слабак, не восстанет. Теперь в её руках навсегда! Жора больше не допустит подобной ошибки - любить безоглядно. Это чувство будет основано на расчёте и трезвомыслии. Только с благословения мамы. Отныне и навсегда сын 'ручной'!'
  
   ...Так всё и получилось в его жизни, как напророчила-предсказала Марина в ту минутку.
  
   Запутанные, полные недосказанности и нерешительности отношения между Мари и Гошей сошли на нет. Даже её возвращение домой после поездки в столицу и дальнейшая учёба в школе не изменили, в сущности, ничего.
  
   ...Жорка ещё долго 'болел' Мариной, были у него мгновения отчаяния и попыток бунта против диктата матери, но и они все постыдно провалились. Лишь едва заметив в его глазах огонь при появлении девушки, Рая тут же превращалась в скалу и давила до тех пор, пока он опять не погасал, смирившись. Как всегда. И так будет всегда, пока...
  
   ...Но это уже другая история, что может вылиться не в одну станицу повествования, не в рассказ, а сразу в целый цикл, который, вероятно, пора назвать 'Далеко идущие последствия'. А, может быть, 'Звено в цепи жизни'? Или 'Что рассказало сердце'...?
  
   КОНЕЦ.
  
   Май, 2006 г.; И. В. Д.
  
   Послесловие.
  
   Долго мучили сомнения: 'Стоит ли писать продолжение этой истории? Не оставить ли всё, как есть, в многоточии?' Но, поговорив со многими людьми, знавших прототип главной героини, поняла: 'Не просто 'стоит', а 'надо обязательно'! Слишком много разных мнений, зачастую таких неверных, что перестаёшь верить себе!'
  
   * Так был написан роман 'Отдалённые последствия', который явился не завершающей точкой первого романа, а ещё большим многоточием.
   * Кто бы мог подумать в тот миг, когда села за клавиатуру, начав писать 'Последнюю каплю', что продолжение этой истории будет закончено только в наши дни! Что события, начавшиеся в далёком 78-м, завершатся целой цепью событий в 89-м, когда Марина приедет домой в отпуск, ставший завершающей точкой в её поездках на Родину, во встречах с одноклассниками и всеми, кто так или иначе встретился и ещё встретится читателю на страницах произведений! Именно тогда все нити судьбы будут завязаны в такой морской узел, что распутать его удастся только сейчас! Этот 'узел' и послужил поводом для написания продолжения первых двух повестей: 'Последняя капля' и 'Отдалённые последствия' - 'История одной свадьбы'.
   * Читайте роман 'История одной свадьбы'. Только в нём есть окончание историй и рассказ о судьбах тех, кто встречался на страницах предыдущих творений. Он же стал заключительным в трилогии 'Последняя капля'.
  
   Сентябрь, 2012 г. --- И. В. Д.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"