Абрамова Ирина Васильевна : другие произведения.

Сага. История Марины

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всё началось с трилогии "Последняя капля", которая вылилась в сагу "История Марины". Открывает сагу роман "Скворечник на абрикосовом дереве" - это начало долгой истории противостояния Марины Риманс могущественной Системе КГБ, куда героиня попала в силу безвыходных жизненных обстоятельств, стараясь спастись сама, после гибели возлюбленного, и спасти своих близких. Роман и положит начало истории работы героини в Конторе. Все имена вымышлены, а сами факты основаны на реальных событиях...
   СКВОРЕЧНИК НА АБРИКОСОВОМ ДЕРЕВЕ.
  
   Глава 1.
   Влюблённый опер.
  
   - Этого просто не может быть, потому что просто невозможно, - Марина стояла и негодующе шептала, находясь у огромных окон яселек. Смотрела поверх детских головок, прильнувших к стеклу и весело махающих руками молодому папаше.
   Дети кричали и смеялись, выкрикивали, оборачиваясь вглубь игровой комнаты.
   - Миша, там твой папа стоит! Мишка, посмотри же!
   Подбежав к нему, толкали, тащили и тормошили аутичного мальчика, призывая с ними посмотреть на фортели его папочки.
   - Господи, ну что ты вытворяешь, дурак? Ведь увидят же... - девушка стонала, а малышня группы притащила к окну Мишаню.
   Едва увидев отца, очнулся от внутреннего самосозерцания, в котором находился практически всегда, и закричал, прекрасно выговаривая слова слабым восторженным голоском, натужно вытягивая тоненькую шею:
   - Там мой папа! Ой, уже пришёл за мной? - метался у большого окна, махал худенькой ручкой отцу, а тот... не видел - смотрел поверх головы сына на воспитательницу, любуясь негодующим пунцовым личиком любимой.
   - Нет, Мишутка, папочка принёс мне жировку. Пойду её возьму, а ты, пожалуйста, сядь на стульчик, хорошо? Спасибо, мой Топтыжка, - поцеловала крошку во впалую синюю щёчку, отводя и сажая на стульчик у игровой горки. - Гоша, подойди, пожалуйста, ко мне, - подозвала силача и задиру группы, крупного полного грузина. - Гога, ты остаёшься за дежурного. Задача понятна? Не драться. Не кричать. Из игровой никого не выпускать. Мишу не обижать - в нос получишь! - шутя, показала кулак набычившемуся мальчику. - Ещё нужны наставления или сам управишься? - с любовью глядела на пухлого мальчишку, которого разрывали противоречивые чувства: и подраться есть возможность, и нельзя, больше не выберут старшим.
   - Я всё понял, Марина Владимировна! - был горд, что на него оставляют целую группу маленьких обормотов! - Пригляжу, проконтролирую, подежурю, - вытянулся в струнку, поднося мясистую ручку ко лбу, салютуя начальнице.
   - Благодарю за службу, Паидзе! Я горда тем, что ты пришёл ко мне в группу! - торжественно пожала ручонку, осмотрела всех детей. - Дети, мне надо отлучиться на несколько минут. Я могу на вас рассчитывать? Неприятностей не возникнет?
   - Нет, обещаем! Всё поняли, будем тихо играть! Мы умные и сообразительные! Мы же Ваша гордость! - зашумели коротышки трёх-четырёх-пяти лет.
   Рассмеявшись, послала всем воздушный поцелуй, тревожно посмотрела на Мишу, тихо и грустно сидящего на стульчике и смотрящего в одну точку, вздохнула. Убедившись, что он погрузился в транс, ещё разок оглянулась, перескакивая глазами по разноцветным головкам детей - порядок. Перед выходом подошла в туалетной комнате к невысокому зеркалу, уже залапанному маленькими ладошками. 'Так-так, что мне нарисовали? - пригляделась к жирным следам на поверхности. - Ааа, так они из ладошек солнышко изобразили! На рисовании проходили недавно тему размытой техники рисования - усвоили, козявки, - поцеловала рисунок, словно подписавшись под ним, хитро поглядывая уголком глаз в группу. - Шпионят. Только уйду, ринутся смотреть, что же им тут оставила? Любимые'.
  
   Подойдя к окну, убедилась, что парень всё ещё там, склонила голову в сторону двери. Радостно засияв глазами, блаженно улыбаясь, ринулся ко второму входу. Заскулила про себя, возводя глаза горе: 'Боже, дай мне силы и способности убедить этого идиота, чтобы больше не приходил сюда! Ты же видишь сверху - ситуация выходит из-под контроля: совсем крышу сорвало у пацана. Что тебе стоит помочь немного? Не слышит он меня! Дай ему по башке, что ли, чтоб очнулся от грёз! Я смирилась с подарками, ты же знаешь, но теперь, когда уже не мелочи пошли, а дорогущие штучки из секции женского белья, да ещё и заграничного, всё стало неуправляемо, - задумавшись, тяжело вздыхая, вышла из игровой в раздевалку и прикрыла за собой внутренние двери группы. Вздохнула поглубже, собираясь с силами. - Пора, стучит во входную дверь корпуса - не услышали б', - вышла из группы и спустилась на несколько ступеней вниз, открыв дверь на улицу.
   Не успела опомниться, как оказалась в объятиях папаши. Рыкнула: 'Только не это - увидят!'
   - Алексей, очнись! - ткнула в мужской бок кулачком. - С ума сошёл! Начальство на месте. Выгонят меня с работы, дурак, - быстро завела в раздевалку группы и едва успела закрыть щеколду, как вновь оказалась в цепких руках потерявшего голову молодого мужчины.
   Вывернувшись из рук, оглянулась на занавешенное стекло двери в игровую: 'Слава богу, ещё не шпионят. Вот ведь скандал!'
   - Уймись! Чего добиваешься, Леша? Неприятностей для меня? Успокойся - уже добился, - села на низенькую кушеточку в расстроенных чувствах, косясь то на окно двери, то на парня.
   Алексей Стрельников, папа Миши, стоял и смотрел на Марину с высоты почти двухметрового роста, и не мог оторвать от потупленной головки взгляда, лаская огромными серыми лучистыми глазами в пушистых девичьих ресницах, пылая юным румянцем, кусая нежные пухлые губы в порыве желания. Тайком вздохнула, покраснев: 'Этого у него не отнять: красив, интеллигентен и так невероятно чист, как слеза ангела. Хочется положить её на ладонь и целовать. Или любить громко. Очень'.
   - Мариш... Маринка... Посмотри на меня, прошу! - дрожал от возбуждения и нетерпения. Глубоко вздохнул, пытаясь справиться с обжигающе волной. - Прости..., ты сказала 'неприятности'? Что случилось? - очнулся от сладких грёз. - Почему 'неприятности'? Из-за меня? - только теперь до него дошёл смысл услышанных слов. Вспыхнув, снял кожаную утеплённую зимнюю куртку, бросив на кушетку рядом с девушкой.
   - А то из-за кого же? Лёшенька, милый, уходи! Молю, пока не увидели здесь, проваливай, а? - не знала, чем пронять. - Ты взрослый человек, не мальчик влюблённый, восьмиклассник. Очнись, парень! Ты где работаешь, забыл? Вас там что, выдержке не учат? Или контролю над чувствами? Способности 'не выливать' на лицо эмоций? Я не глупая девочка, не первый раз тебя вижу: раньше был тем, кем работаешь, а теперь совершенно не узнаю, - покачала поражённо светловолосой головой, покрытой белой хлопковой косынкой. Застонала безмолвно, стискивая пухлые губы в отчаянии: 'Что делать с этим Ромео? Как оторвать?' Погрустнела. - Лёха, уходи.
  
   - Раньше? Когда 'раньше'? Когда я Мишку к Валовой водил? Или к Рамзаевой? - посерьёзнел, вспоминая невесёлые времена. - Когда Мишаня плакал у них в группах часами, а им было на него начхать? Или когда его забыли позвать с прогулки, оставив на улице в дождь? - просветлённо засиял глазами. - И только ты, увидев его из окна второго этажа, выскочила из грудничковой группы и принесла к себе, а не к ним? А потом и вовсе отказалась отдавать? Или когда сын, отогревшись и просохнув, заговорил впервые в твоих руках? - загорелся румянцем, заволновался. - Думаешь, я всё забыл? Такое не забывают, Маринка! - не выдержав, подхватил её с кушетки на руки, прижал к себе и прильнул в поцелуе, затрепетав. - Я ничего, никого, никогда не забываю - натура такая, - хрипло прошептал, держа в крепких длинных ручищах.
   Задрожав от чувственного ответного поцелуя, обвил девичьи руки вокруг своей шеи и возбуждающе медленно провёл пальцами по её бёдрам, неотрывно смотря в глубину изумруда. Поняла, что ему хочется: не отводя глаз, обвила ногами мужскую талию, прижавшись к низу живота сокровенным. Вцепился пальцами в бедра и застонал, утопив пунцовое лицо на женской груди. Целуя, стал неспешно выпускать тельце из рук, давая ему возможность спускаться, стекать по его большому длинному торсу, ощущая все изгибы фигурки. Задохнувшись от эмоций, заскользил жадными руками вниз, чувственно и страстно обводя каждую выпуклость. Между поцелуями-укусами прохрипел: 'Ты в каком?' Ответила таким же хрипом: 'В красном', и Стрельников просто зарычал от представленной картинки. Оба дрожали и трепетали, задыхаясь от счастья - сошли с ума. В чаду желания Марик всё же сумела подумать о последствиях. 'Если не случится чуда, Лёшка 'возьмёт' меня прямо здесь, в детской раздевалке! Очнись, Машук! Забыла, что стоит на кону?' Теряя контроль, распахнула глаза, и что-то мелькнуло в поле бокового зрения, затуманенного диким желанием.
   - Лешка! Отпусти, идиот! Дети смотрят, - захолонув в панике душой, нашла силы и оторвала ослеплённого страстью парня. - Оглянись, придурок.
   Два десятка глазёнок, отодвинув шёлковую светлую занавеску со стекла двери, смотрели на них заворожено и... молчали. Со стоном Мари рухнула на банкетку, захлебнувшись горькими мыслями: 'Дааа, это надо видеть... Мне конец. Погонят поганой метлой за непозволительное поведение: связь с родителем ребёнка. Добился, Ромео хренов!'
   Сам виновник и главный нарушитель порядка лишь забавлялся увиденной картиной. Подошёл к двери, разделяющей раздевалку и игровую комнату, встал на колени, приложился носом и губами к стеклу, чем развеселил ребятню до икоты! Сквозь слёзы девушка улыбнулась: 'Господи, да он и сам ещё дитя!', радуя и воспитанников, и шалуна-переростка. Малыши трогали с той стороны расплющенный нос и губы папы Миши, тоже приникали к прозрачной преграде, целовали, дурачились, строили уморительные рожицы...
  
   Вдруг во входную дверь группы резко и настойчиво постучали и стали дёргать ручку, чем разом ввели всех в ступор этими неприятными звуками. Умные детки опомнились первыми: отхлынули от стекла, поправили занавеску, и по шуму их ножек воспитательница поняла - разбежались по группе, делая вид, что играют. Быстро открыла дверь в игровую, приложила палец к губам: 'Тссс...', окинула ребячьи личики сияющим заговорщическим взглядом, улыбнулась тепло и... обернулась к замершему парню.
   - Добился, чего давно хотел? Поздравляю. Открывай теперь эту дверь и как хочешь объясняй своё присутствие здесь. Я пас. Прости за глупость.
   Слёзы вновь появились в женских глазах, лицо запылало от стыда и унижения, зелёные глаза потемнели. В данную минуту ни на что не была способна. Даже на самозащиту.
   Алексей удивил: прямо на глазах стал меняться, буквально преображаясь в другого человека! Внимательно оглядел Марину и себя, поправил непорядок в одежде и причёсках, надел куртку. Спокойно открыл входную дверь группы, предварительно послав любимой знак, чтобы ушла в игровую к детям, 'поцеловав' взглядом обожающих глаз.
   - Что тут твориться!? Почему дверь в группу закрыта изнутри?? - бушевали на пороге заведующая Нина, её зам Бэла и завхоз Зинаида. - А вы что тут делаете, Стрельников? Днём, в рабочее время?
   - Во-первых, здравствуйте, Нина Михайловна и Бэла Моисеевна! - учтиво и прохладно ответил, с достоинством и спокойствием самурая осматривая низеньких пожилых опешивших женщин, явно настроенных на вкусный скандал. - Во-вторых, это я закрыл щеколду по просьбе воспитателя группы, пока она была в туалетной комнате с ребёнком. Так я точно никого не потеряю из этих бармалеев! - смеясь, обернулся и оглянулся на детские мордашки, 'вывесившиеся' на косяке двери. - А, дети, я всё так говорю?
   - Да, правда! Там Грушин обкакался! Фууу... Воняет! Хихиии... Какашка! - загалдели умники-дети, тут же подхватив слова родителя.
   - Как только Марина Владимировна освободится, я уйду, - прямо смотря в глаза растерянным сплетницам, невозмутимо продолжил. - А зашёл я проведать сына - ему вчера нездоровилось, и заодно отдать жировку за февраль месяц, - достав квиток оплаты из внутреннего кармана чёрной куртки, протянул заву.
   - Но почему днём, а не как обычно, после пяти вечера? - нерешительно мямлила зав, приняв чек от высокомерного родителя.
   - Спонтанное решение. Приношу извинения, если нарушил внутренний режим Вашего уважаемого заведения, - склонившись в почтении и раскаянье, продолжал спектакль. - Неловко вышло - невольно бросил тень на Вашу сотрудницу. Впредь постараюсь так не поступать.
   - Да уж... Вы постарайтесь, - начальство помялось, посопело и удалилось, оглядываясь на строгого молодого мужчину. - До свидания!
   - Всего вам доброго! Удачного трудового дня!
   Дети давно потеряли к этому действу интерес и играли в свои вечные только им понятные игры.
  
   Марина же... мыла попу Грушину. Он действительно наложил в штанишки. Потому ребята и выглянули за занавеску, ожидая помощи. Сгорая от стыда, смеха и раскаяния, управилась быстро. Мальчик подбежал к Алексею и горящими глазёнками восторженно посмотрел на высоченного папу Мишки.
   - Так-так... Это ты, значит, Грушин? - строго спросил коротышку. - И это ты, получается, до горшка не дошёл?
   - А его Гога не пустил в туалет! - тут же 'сдали' одногруппника дети. - Гога? А это у нас кто? А ну-ка, давай, выходи на разговор двух взрослых мужчин, - сурово, сдерживая улыбку.
   Испуганный Георгий мелкими шажочками подошёл к великану, задрал голову, лупая огромными чёрными глазками, опушёнными невероятно густыми и длинными ресницами.
   Сообразив не слишком возвышаться, Алексей сел на стул возле регистрационного стола, положил сцепленные длинные руки перед собой и строго посмотрел на мальчугана.
   - Слушаю Вас, молодой человек. Изложите Вашу версию событий, пожалуйста, - издевался над хулиганом и задирой группы. - Ну-с, чего молчим? Вам есть, что мне рассказать по данному делу?
   - Ээээ... Я, это... - пятилетний парниша пытался справиться с непосильной душевной задачей: ответить взрослому судье двух метров роста! - Марина Владимировна приказала: не выпускать никого из игровой! - выпалил с облегчением. - Вот. Приказ есть приказ, - с достоинством. - А их не обсуждают, - коварно прибавил чертёнок.
   - С этим не поспоришь, согласен, - не сдавался Стрельников, - но ты ведь взрослый мужчина, и должен ещё и головой думать. Если возникла острая необходимость, повторяю: острая, тогда можно пересмотреть приказ вышестоящего - это разрешено правилами, - упивался ролью начальника, видя, что уже все дети сгрудились в дверях, не смея переступить порог приёмной комнаты. - Давай договоримся: ты исполняешь безоговорочно все пункты распоряжений Марины Владимировны, но только до острого момента. Договорились?
   - Так точно! - заорал грузинский 'служивый', выкатив вперёд круглое пузико, смешно оттопырив при этом попу. - Есть, исполнять всё!
   - Исполняйте. Свободны.
   - Разрешите идти?
   - Разрешаю, - смилостивился над крохой.
   Все расступились, давая дорогу Гоге, с завистью глядя в спину: 'Вот какой он уже большой - начальство ему всё доверяет, а уж как уважает, советуется!'
   Убирая в группе, расставляя игрушки и игры по полкам, Мари искусала губы, сдерживая смех, стараясь даже не коситься в сторону приёмной: 'Вот ведь умница, гад! И со сворой сплетниц управился в одно моргание, и с малышом повёл себя правильно. Эх, Лёшик..., и почему ты безнадёжно и глухо женат? И нет никакой надежды на твоё освобождение, хороший мой. В Конторе не разводятся. Не принято, - погрустнев, опомнилась, заметила, что дети сидят за столиками и чего-то ждут. Посмотрела на часы, ахнула. - Господи! Обед!' Прихватив кастрюли, оглянулась на притихших ребят.
   - Спасибо за отличное поведение. Всем 'пятёрка'! - вызвала шквал радостного 'ура'! - А сейчас я иду на раздачу блюд. Надеюсь, вы меня не подведёте? Дежурный требуется?
   Малыши озадаченно переглянулись и решили:
   - Пусть остаётся Гога!
   Вышеозначенный начальник с достоинством грузинского старейшины важно встал из-за маленького столика, прошествовал к раздаточному столу, забрался и уселся на большой стул, тут же заболтал пухлыми ножками.
   - Пост принял.
   - Пост сдала. Я постараюсь не задерживаться, обещаю, - оглядев детишек, успокоилась. - Пока, родные!
   Выходя из игровой, услышала тихое детское 'пока' и, улыбаясь, немного прикрыла дверь, шагнула в приёмную.
  
   Тут же... очутилась в объятиях Лешки! Не сдерживался и целовал сладко, жадно, без остановки, трепеща телом и сияя счастливыми глазами, прижимая к себе поверх расстёгнутой курточки.
   - ...Стоп, - выдавила в перерывах поцелуев, и он с трудом оторвался от губ, переводя дыхание. - Теперь немедленно уходи! Второй раз не удастся им задурить голову, - смотрела на Ромео строго и без улыбки. - На этом всё. Больше сюда не придёшь. Слышишь? - посмотрел, заморгав в растерянности. Вздохнула: 'Верно. Пора расставить всё точки'. - Лёша, ты понимаешь меня?
   - А ты меня? А как же я? Как буду жить без твоей улыбки и дерзкого слова? - потерянно заглядывал в глаза, ласкал пальцами пухлые от поцелуев губы, нежный румянец бархатных щёк, высокие скулы, подбородок, длинную шею и тонкие косточки ключиц; гладил волнистые волосы цвета тёмной платины дрожащей рукой, перебирая пряди трепетным изысканным жестом. - Я не могу с тобой расстаться. Нет. Это выше моих сил. Ты стала необходима, как воздух! Без тебя задыхался, просто умирал, как личность. А с тобой меняюсь, живу, радуюсь, страдаю и люблю. По-настоящему. Впервые. И хочу быть рядом. Ты и я... Жить вместе. Стать законной парой.
   - Очнись! Мы никогда не будем парой! Ты женат. Всё себе придумал, мальчик, - старалась быть мудрой и... безжалостной. - Пора оставить сказки в детстве и взрослеть.
   - Детство? Мальчик? Да я тебя больше чем на шесть лет старше! - вспылил, зардевшись. - У меня почти два высших образования! Я уже начальник группы... - задохнулся от раздражения, выпрямился, нависнув столбом телеграфным.
   - Что вижу, то и говорю. Вспылил, как пацан, - улыбнулась, засияла лукавыми глазами и... нарвалась на поцелуй: нежный, ласковый, девственный, полный почтения и уважения - поцелуй-клятва, поцелуй-признание, поцелуй-любовь. Купаясь в любви, заворчала безмолвно: 'Что ты с ним поделаешь? Ничем не проймёшь: что в лоб, что по лбу!' Поплыла в жарком облаке чувственности, теряя самообладание, опомнилась, встряхнулась, матюгнулась под нос. - Всё..., хорош ты! Детей надо кормить. Марш отсюда, Стрельников!
   Где шуткой, где толчком, а где и пинком выдворила парня из группы и детсада, вновь получив порцию нежных поцелуев. Хихикнула, покраснев: 'Хоть кастрюлями с ним дерись!' Алексей, выскочив из подъезда, высоко по-мальчишечьи подпрыгнул, выкрикнул победный клич индейца: 'Ииия-аа-хааа!' и... убежал! Зарычала, закрыв на миг глаза: 'Пацан и есть. Влюблённый глупый пацан, хоть и начальник оперативного отдела ГБ, - посмотрев вслед, тяжело вздохнула и закрыла на ключ входную дверь корпуса. - Подальше от греха, - постояла в коридоре, прислушиваясь к звукам в группе. - Тихо. Пора обедать'.
  
   *Жировка - сленговое устойчивое название квитанции оплаты за услуги детского дошкольного учреждения. Бытовало в 70-80-гг прошлого столетия.
  
   Глава 2.
   Беда стучится в двери.
  
   Через несколько дней в двери подруги Марины постучалась беда.
   С Наденькой Надеждиной они работали в яслях уже два года, и теперь переживали вместе и Маринин кошмарный затянувшийся развод с мужем-дебоширом, и её попытки разменять общую квартиру; Надину Страшную тайну и последствия нездоровья, когда упала с лестницы, повредив спину, и теперь вот это...
   Виталий Надеждин был чудесным человеком и мужем, папой и сыном. Всегда подтянут, красив, как Далтон, высок и строен, как Броснан, неистов в любви по словам счастливой Наденьки, и каким-то основательным, надёжным и устойчивым ко всякого рода болячкам, хандре и стрессам. 'Что же случилось в тот роковой день?' - по сей день для Мари это загадка такого же ряда, как Розуэллл.
   Рано утром на работу пришла страшная, почерневшая, неузнаваемая Надя и просипела: 'Виталика больше нет...' На все вопросы коллег отмахнулась и отпросилась 'за свой счёт' на неделю.
   Его нашли рано утром под балконом, а жили они на одиннадцатом этаже. В един миг не стало сына, мужа, отца, любовника, друга.
   Едва отработав смену, Мари сорвалась к подруге, жившей в начале её улицы. В тёмной квартире было холодно, как на улице.
   - Надя, ты здесь? Почему так холодно? - щурясь, заходила в коридор, открыв своим ключом дверь. - Есть кто дома?
   - Я здесь... - прошелестело возле неё, испугав до дрожи! - Включи свет...
   Нащупав выключатель, щёлкнула - глухо, ударила по нему кулаком - есть! Свет залил узкий коридор квартиры, выхватив скрюченную фигуру Наденьки в углу.
   - Господи... Давай, вставай, милая! - кинулась к подруге, поднимая грузное тело с ледяного пола. - Ты давно здесь сидишь? А где дети?
   - Не помню, - только прохрипела и рухнула на кресло неловко и криво.
   Марна положила женщину ровнее, схватила руку в районе пульса - нитевидный! Кинулась обратно на улицу, едва прикрыв квартиру...
   Через час из квартиры Надеждиных выходила бригада реаниматологов.
  
   - ...Ну вот. Теперь она поспит несколько часов - дозу я вкатил ей лошадиную, раз такое дело, - говорил молодой высокий красавец врач-кардиолог. - Вы, Марина, молодец - быстро сориентировались. Ещё полчаса - некому было бы помогать. Жёсткий кардиоспазм, да ещё на фоне дистонии с астеническим синдромом. Никаких шансов на выживание не оставалось, - зашли в лифт, помолчали. - Сейчас обычный мониторинг, - продолжал инструктировать. - Укол каждые два часа. Когда 'блокада' отойдёт, будет нелегко. Справитесь? - увидев утвердительный кивок, вздохнул облегчённо. - Ей повезло, что у Вас незаконченное медицинское - счастливица просто, - сев рядом с водителем в кресло реанимобиля, закончил, постукивая свесившейся ногой о ярко раскрашенный бок машины. - Что ещё? Схему приёма препаратов оставил на столе - давайте по часам. Понимаете, что крайне важно не упустить момент криза. Начнётся резкое ухудшение - звоните прямо на нашу подстанцию. Простая 'скорая' может не справиться с её случаем, - быстро начеркал телефон станции реанимобилей, подал девушке. - Прощайте, коллега! Удачи Вам и Вашей несчастной подруге, - светло улыбнувшись, заглянул глубоко в изумрудные мерцающие в полутьме глаза, опустил смущённое лицо, вспыхнув ушками.
   - Спасибо, Игорь Андреевич! Рада, что застала Вас на дежурстве. Огромная Вам благодарность от её детей - чуть полными сиротами не остались, - едва сдерживала слёзы, смотря на врача, который пристально рассматривал её тонкое лицо и огромные малахитовые глазищи в пол-лица. - Возьмите, пожалуйста... - протянула конверт.
   - Ни-ни-ни! Даже и не думайте - лечите подругу. Ей сейчас они так понадобятся... - отмахнулся, сделал глазами знак водителю, и машина сорвалась с места.
   Махала вслед и видела, что врач неотрывно смотрит в зеркало бокового обзора. Усмехнулась: 'Запал!'
  
   ...С таким странным случаем самоубийства, как написали в заключении эксперты, сославшись на предсмертную записку, найденную в кармане погибшего, Мари не смирилась. 'Нет, только не Виталик! Этот балагур, селадон и жуир? Только не он! Обалдуй? Да. Ветреник? Да. Гулёна? Да. Но не самоубийца! Нет и сто раз нет. Куда деваться от ощущения, что он стоит на балконе, а сзади за плечами чья-то тёмная тень? Чутьё меня ещё не подводило. А это острое ощущение беды на их лоджии? А отголоски мужской ссоры?' Мысли скакали галопом по замкнутому кругу, а выхода не находили. Испуганно отряхиваясь от странного видения лоджии Витальки, где он провёл столько чудесных часов, благоустраивая её, что-то мастеря, куря свои дорогие сигареты 'Честерфилд' и любя Наденьку в укромном уголке, как однажды шепнула Марине, всё больше переживала, будучи в полной уверенности, что близкого друга, славного человека столкнули с балкона. Убили.
   Наденька таяла. Прошли похороны. Детей удалось отправить к её отцу в 'Черёмушки' - новая сожительница деда Володи оказалась милосердной и приняла сирот. В квартире на Коломенской стало пусто, холодно и... страшно. Марина часто навещала, а после приступа поселилась там.
  
   ...'Откачав' подругу, Игорь Андреевич вернулся в квартиру Нади к концу смены рано утром, ещё не было и шести часов. Мари только-только забылась тревожным сном, как в прихожей резко прозвонил звонок.
   - Кто?
   - Реанимобригада.
   Открыла дверь - врач в маске.
   - Будьте так добры, снимите маску, пожалуйста, - строго потребовала. Снял: Игорь. - Я Вас не вызывала, - с улыбкой проговорила, смущаясь: 'Без макияжа чувствую себя раздетой. А ему, смотри-ка, понравилась ещё больше - как полыхнули глаза!' - Или Вы по счастливой случайности мимо проезжали? - тихо рассмеялась, видя, как у мужчины мелко трепещут пальцы, держащие медсумку. - Заходите, прошу Вас, доктор.
   Он даже не смог ничего придумать в своё оправдание, только краснел лицом и жадно смотрел крупными серо-синими глазами на юную маленькую девочку с весенней зеленью во взоре.
   - ...Как больная? Не было ухудшения? - очнувшись, сипло выдавил. - Как дела с инъекциями? Схемы придерживаетесь? - профессионализм взял своё - втянулся в разговор. - Сейчас ещё спит?
   - Почти нет. Просыпается, начинает рыдать, потом вновь в забытье впадает, - погрустнела, закрывая за ним дверь. - Пройдёмте на кухню, там не услышит нас. Да и покормлю Вас. А как там ребята в машине? Может, и их домашним побалуем?
   - Спят! - весело шёпотом ответил. - Сказал, что это на час - повалились по кушеткам, - поставил чемодан в угол кухни, вернулся в прихожую, разделся, неслышно приоткрыл дверь в спальню Наденьки, постоял, прислушиваясь к дыханию. Кивнув удовлетворённо, пошёл в ванную.
   Марина мгновенно накрыла на кухне стол, поставила чайник на плиту и проскользнула в комнату привести себя в порядок. Безмолвно посмеиваясь, быстро переодевалась: 'Ну артист! Придумал же такое! Когда открыла дверь, на мне был толстый махровый халат Витальки почти до пола, а под ним только моё тело. Как бы среагировал Игорёк-врач? Свихнулся б'. Хмыкнула под нос, полностью оделась и накрасилась - пять минут хватило. Всегда была оперативна.
  
   - ...А я уже вторую чашку чаю себе налил, - блаженно улыбаясь, восхищённо задохнулся, увидев столь стремительное преображение девушки. - Надя спит. Похоже, криз позади. Слава богу. Намучилась, бедная. Интересно, сколько она пролежала на стылом полу...? - даже пожирая глазами чаровницу, оставался настоящим врачом. - Не подхватила бы пневмонию. Вот только этого счастья ей сейчас и не доставало! От горя иммунитет на нуле - вполне возможен вариант. Эх..., подлечить бы её в Первой Градской, да как туда сунешься без блата?
   - И рада бы Вам, Игорь Андреевич, ответить, да не в курсе, - вздохнула, вспомнив скрюченную фигуру подруги в тёмной прихожей. - Я пришла в половине восьмого. Бежала сюда с работы три остановки, не видя автобусов на трассе. Позвонила - тишина. Хорошо, есть свои ключи. Виталик мне как-то дал, когда они с Надюшей в театр ходили, да так и не попросил обратно. А я про них и забыла со временем... - приняла из рук врача полную чашку горячего крепкого чая. - Спасибо. Вот тогда и увидела её. А сама она не может вспомнить ничего...
   - Я вспомнила... - раздался за их спинами слабый голос пациентки.
   - Господи..., погоди, я помогу! - вскинулась Мари и... врач, быстро подхвативший несчастную на руки. - Садись-ка вот сюда, - посадили в низкое широкое самодельное кресло - хобби мужа... покойного.
   - Ну вот, выглядите получше... - заговаривая зубы, вскинул на Марину встревоженный взгляд, и, сообразив, она метнулась к медсумке. Принесла и отдала врачу. - А сейчас мы Вам измерим давление и проследим его динамику, - нёс ахинею, показывая глазами то на один препарат, то на другой. Еле успевала находить, доставать, вскрывать ампулы и флаконы умелыми руками невольной прирождённой медсестры: хладнокровной и компетентной. Быстро наведя 'блокаду' в большой шприц, склонился над больной. - Давайте ручку... Умница... Вот так..., откиньтесь на подголовник, - метнул взгляд в комнату. Девушка - за подушкой! - Нет-нет, головку держим, не падаем... Марина!! - резко вскрикнул. - Держи её - пароксизмальная судорога! Криз!
   Потекли кошмарные полчаса времени, которые сбились в жуткий комок страха, криков боли Нади и резких команд реаниматолога Марине. Через полчаса стало понятно: без госпитализации не обойтись - судорожный синдром не отпускал, а девочке с ним не справиться.
   Появились выспавшиеся за обещанный врачом час медбратья и второй врач-практикант, укутали в шерстяное одеяло находящуюся в забытьи больную и с осторожностью понесли к грузовому лифту, надеясь всем сердцем, что он работает. Тащить по узким лестничным трапам одиннадцать этажей хоть, и вниз - ещё та работа. Выдохнули хором: 'Слава Господи, за милость твою! Работает!'
   - Боже... - теряя сознание, стала сползать по стене лестничной площадки... Мари.
   - Марина!
   Игорь подхватил её почти у пола, поднял на руки и понёс обратно в квартиру, что-то крикнув на ходу практиканту. Внеся в большую комнату с балконом, уложил на диван. У несчастной двоилось в глазах, тошнило, шумело в ушах, навалилось что-то тёмное и горячее...
  
   ...Очнулась от боли укола в вену. Подняла глаза - Игорь: бледный, испуганный, со шприцем в руках.
   - Что случилось? - прохрипела, едва ворочая языком.
   - Марина..., - тихо спросил, присев рядом на краешек дивана, - а Вы не беременны?
   - Не знаю... Дайте подумать... - плохо соображая, пыталась вспомнить, когда были последние 'праздничные' дни. - Какое сегодня число?
   - Пятнадцатое февраля, - погрустнел. - Это Вам о чём-то говорит?
   - Лишь о том, что Вы, Игорь, возможно, правы. Муж, напоследок, обрюхатил-таки меня, - слёзы вдруг навернулись на глаза.
   - Напоследок?
   - Развожусь. Со дня на день всё закончится. Вот и возмездие, - потерянно смотрела в потолок. - Господи..., - вскинулась, опомнившись, - Вас же ждёт мобиль!
   - Нет, я его отпустил в больницу, чтобы успели ещё нашей сменой подругу Вашу оформить. За мной вернётся водитель, - о чём-то усиленно думал. - Что решите с ребёнком?
   - Аборт.
   - Срок известен?
   - Восьмое марта буду встречать в больнице..., - невесело, но, заметив, как жарко полыхнул глазами по её тонкому телу, прибавила, - и порадую своими нижними подробностями хирургов! - озорно улыбнулась, чем вызвала ярую краску щёк у врача.
   - Вы молодец - не отчаиваетесь. Ещё и шутите. Сильная, должно быть личность, - восхищаясь, любовался. Посерьёзнел. - А муж...?
   - Пьяница и дебошир оказался. Ничто не предвещало. Нормальный с армии пришёл. Терпела три года. Больше не захотела. Дочь у мамы на юге. Сильно болела в Москве. Квартиры новые, холодные, сырые... - попыталась приподняться. 'Нормально. Только тошнота. Теперь до аборта терпеть - мне ли не знать'. Покачиваясь, спустила ноги на пол. - С больничных не вылезала.
   Кинулся в коридор, принёс сапоги и домашние туфли, не сообразив, что может понадобиться.
   - Пожалуй, сапоги - на работу пора, - помогла с выбором. Протянула ноги, не будучи уверенной, что сможет надеть самостоятельно, не рухнув на пол. - Не поможете с ними...?
   - Ох, простите, - смутившись, присел на корточки, стал неловко обувать миниатюрную ступню.
   - Не женаты, сразу видно, - протянув руку, поерошила его густые тёмные волосы. - Иначе жена Вас научила бы, - тепло рассмеялась, когда поднял смущённое пунцовое лицо, сияя тёмно-голубыми с серой окантовкой глазами в густых светлых ресницах. - И стесняетесь, как неженатый! Да и рановато ещё жениться. Вам сколько лет? Двадцать семь...?
   - Тридцать... Скоро, - ещё больше смутившись, продолжал держать обутую девичью ногу в дрожащей руке.
   - По виду не скажешь, - звонко засмеялась, сияя изумрудом глаз, удивила чудными детскими ямочками на щеках. Посерьёзнела. Вздохнула. Извлекла ногу из мужских рук. Оперлась ладонями о сиденье дивана. - Ладно, больная, пытаемся встать...
  
   Вся собралась, прислушалась к телу, нашла надёжную точку опоры и медленно начала подниматься, следя за вертикальным положением тела. Почти выпрямившись, испуганно вскрикнула и стала заваливаться на правую сторону. Врач был рядом, с его помощью и устояла. Первое головокружение прошло быстро, полностью прояснив голову.
   - Порядок. К работе пригодна. Почти, - одёрнула одежду, пригладила взлохмаченные светлые локоны. - Беретик... - подал изумрудный кашемировый берет. - Оппля. Всё, готова к выносу тела.
   - Смотрите-ка, даже румянец возвращается на щёки, - улыбаясь, ощупывал взглядом тонкое посиневшее личико, изумрудные глазищи с явными голубыми подглазниками, пухлые губы в мелких трещинках, высокие скулы, вздымающуюся в частом дыхании высокую внушительную грудь. Что-то дрогнуло в мужском лице, дыхание сбилось, резко побледнел, шагнул невольно ближе. - Марина... - выдавил сдавленно и сипло, не решаясь на действие.
   - Не сейчас, Игорёк, - прошептала, спокойно смотря вглубь возбуждённого серо-голубого взгляда, успокаивая ясным зелёным сиянием весны и неги вскипевшую неистовую кровь парня. - Нынче я не в лучшей форме, - смело опёршись на крепкую дрожащую руку, подняла безмятежное лицо, посмотрев в упор: 'Стоп!' Безмолвный окрик заставил его нервно дёрнуться, покраснеть, отступить. Мягко сжал пальцами её руку, отвёл взор, глубоко вздохнул несколько раз, с трудом справившись с одурью желания, поразившись невероятно: 'Что происходит? Словно в воздухе разлит афродизиак! Дышу им и схожу с ума? Вот так чаровница! Не давая повода...' Опомнился, стал помогать девочке. С его помощью неспешно пошла в прихожую. - Так. Проверим, всё ли выключили и взяли с собой? - огляделась, подцепила пальцем сумку с вешалки. Игорь трепетными руками накинул ей на плечи шерстяное бордовое кашне, помог надеть серое пальто со скромным песцом на воротнике. - Спасибо, спаситель, - придерживаясь за стену, медленно пошла на выход.
   - Держитесь левой стороны! - нервозно выкрикнул вдогонку. - Справа лестница! Влево!!
   Собрал медсумку, оделся и выключил везде освещение, закрыл дверь балкона, которую приоткрыл в момент её обморока. Входную дверь закрывал сам, потому что на холодном воздухе площадки у Марины снова сильно закружилась голова, резко вызвав дурноту. Едва устояла, вцепившись в дверную ручку соседской квартиры. Игорь вовремя поддержал за талию, встревожено впившись взглядом в синюшное заострившееся личико. Покачал головой, тяжело вздохнув: 'Так истощена! Ещё и беременность. Плюс трагедия с другом и мужем подружки, её приступ - всё лишь добавило волнений. Как справится с такими нагрузками ослабленный организм? Так некстати всё! Да здесь не потерей плода, а трагедией попахивает! Как уберечь...?'
  
   Как только двинулись от квартиры, из лифта вышел водитель.
   - Это что же за квартирка такая, а? - ехидно посмотрел на обнявшихся молодых и усмехнулся. - Одни хорошенькие женщины из неё вываливаются, и все больные, как одна! - зрелый полноватый мужчина шутил, осматривая Мари пристально. - Нет, эта точно притворяется! Говорю, как профессионал! - захохотал, когда ударила его мягкой сумкой по попе. - Вот, я же говорю - здорова! Она уже дерётся! - подставив ей второе плечо, повёл к лифтам. - Ладно, прощу, если познакомимся. Я Анатолий Добров...
   Перебрасываясь шуточками, втроём вышли из подъезда. Мужчины заботливо усадили больную внутрь мобиля на кушетку.
   - Где Вы, Марина, работаете? Простите, с Вашим приступом как-то не до вопросов было, - Игорь оглянулся с переднего сиденья. - Если нам по пути - к самой работе и подкинем.
   - По пути! - улыбнулась и кокетливо прикусила полную губу. - Только ехать всего пять минут.
   - Жаль. Мы будем скучать, - балагурил водитель. - Показывайте. Подбросим, и домой на базу.
   Через пять минут пожимали друг другу руки.
   - Мне нужны Ваши координаты. Хочу быть в курсе дел Вашей подруги, - неловко попросил телефон врач. - С восьмым марта хочу поздравить, - вспыхнул ушками и щёчками, как мальчик.
   - С телефонами туго. Только рабочие, - продиктовала телефон детсада. - Да не говорите: 'Это реанимобригада', а то у меня начальство старое - убьёте ненароком! - смеясь, поцеловала Игоря в уголок губ, полыхнув в потрясённые глаза тёмным малахитом, и довольного водителя, Анатолия, обняв круглую мягкую фигуру, шаловливо пощекотав аппетитные упругие бока: 'Обожаю хомячков!' Захохотав, облапил её, победно покосившись на побледневшего парня. - Пока, мальчики! - послав им воздушный поцелуй, скрылась в воротах сада. - До встречи!
   Проводив взглядом озорницу, Анатолий поражённо покачал головой: 'Вот отрава! Игорёк, дружеский совет: спасайся! Сгинешь'.
   Ей же было не так весело. Пришло не одно несчастье, а несколько сразу: Страшная тайна Нади, смерть Виталика, госпитализация подруги, их полусироты-дети; беременность самой Маринки, почти одиночки, почти без мужа, почти без средств к существованию, почти без крова над головой. Только и вздыхала: 'Пришла беда - отворяй ворота!'
  
   Глава 3.
   На краю стою...
  
   Время для девушки потекло стремительно. Метания на работе и в больницу к Наденьке, свои побегушки по подготовке к посещению хирурга на восьмое марта, да ещё несносный Лёша!
   Он опять стал шалить. Приходил пораньше, играл с сыном либо в раздевалке группы, если была непогода, либо на улице, когда выводила банду бармалеев на вольные просторы. Старался далеко не отходить, ненароком вовлекая её в забавы с Мишуткой, который от их обоюдного внимания и любви расцветал, возрождался из пепла дневного забытья, как птица Феникс! Без устали говорил и толково рассказывал о событиях дня, радовался неимоверно, когда отец неожиданно обнимал и целовал Марину. Ни ревности, ни плача, ни недовольства. Не было большего счастья для нервного мальчишки, чем повиснуть на их руках и летать над землёй, замирая от ощущения полёта и безграничного всеобъемлющего счастья - с любимыми, которые его обожают! Любил двойную 'ручную карусель': Лёша обнимал девушку с одной стороны, она его с другой, свободными руками брали за руки сынишку и раскручивались по кругу. Карусель в двух родных руках! Когда кружение затихало, поднимали их и сжимали кружок, оказываясь в общих объятиях втроём. Метнув взгляд по сторонам, мужчина целовал и сына, и Мари. Видя их слившиеся губы, сын сиял глазами и гладил ручками пунцовые лица. Ворчала только негодующе, когда папаше в кустах или за павильоном удавалось застать её врасплох:
   - Что творишь? Подготавливаешь сына к мысли, что я могу ему стать мамой? Да кто тебе позволит развестись, парень? Да тебя родители твоей жены съедят с потрохами. Скорее убьют, чем отпустят. И ГБ твоё не поможет.
   Сколько ни ворчала - бестолку. Твёрдо решил развестись, чего бы ни стоило! Жена Наталия, тоненькая, высокая, ухоженная, с длинными тёмными волосами девушка, всё жёстче поглядывала на воспитательницу-провинциалку, сжимая тонкие губы в желании всё высказать ей в лицо, но почему-то не решалась: то ли воспитание не позволяло опуститься до склоки, или запретил Алексей, щадя чувства юной возлюбленной.
  
   ...Надежду собирались выписывать из больницы, когда накануне выписки ей стало плохо. Перевели в реанимацию, поставили на искусственную вентиляцию лёгких после того, как оттуда откачали скопившуюся жидкость. Игорь пророчил воспаление лёгких, так и получилось. Еле выкарабкалась подруга. Мари только и говорила спасибо прозорливому умнице-врачу.
   - ...Марина, тебя к телефону! - в группу забежала медсестра Оля. - Я посижу с детьми. Беги. Там врач, кажется, Надин.
   В панике кинулась в медкабинет, потея от страха, замерла сердцем от страшного предчувствия, схватив трубку телефона, лежащую на боку, прислонила к горящему уху.
   - Марина. Я слушаю Вас.
   - Мариночка, здравствуйте! Это Игорь Андреевич, врач-реаниматолог! - весёлый голос звенел от радости, что слышит её голос. - Как Вы поживаете? Как подруга?
   - Плохо, - упавшим голосом просипела. - Курпулёзное двустороннее воспаление лёгких. Как Вы и предсказали тогда, доктор, - от волнения задрожал голос. - Она так плоха...
   - Нет-нет! Не расстраивайтесь, прошу! - воскликнул взволнованно. - Так, дайте подумать. Она в 'Вешняках', кажется? У меня там есть знакомые врачи - надейтесь на лучшее, Мариночка, - голос потеплел, и ей так захотелось, чтобы сейчас оказался рядом с ней! Хотелось опереться на надёжное плечо, которое, не задумываясь, подставит. - Не плачьте, милая. Как жаль, что у меня так и не нашлось времени приехать к Вам. Я позвоню, как только переговорю со знакомым врачом! Обещаю! Пока, Мариночка... - связь разъединилась.
   'Даже не успела сказать спасибо', - вздохнула виновато.
   Вернулась в группу в слезах, и дети сразу обступили, стали успокаивать, прижимаясь тёплыми тельцами к её ногам и заглядывая прямо в душу разноцветными глазками.
  
   Надя пролежала в больнице до середины марта. Мари лишь радовалась, вздыхая облегчённо: 'Хорошо, что её не будет, когда пойду к хирургам в гости, чтобы показать 'нижние подробности', как шутят абортницы. Пусть не волнуется, ей с лихвой досталось в жизни лишений и потерь'.
   Теплое солнышко марта прогревало проталины, будоража людей весенними запахами, радуя прибавившимся световым днём и рановато прилетевшими грачами, воронами и галками. Они отчаянно орали, восстанавливая свои огромные гнёзда на развилках верхушек берёз и тополей, обступивших районную больницу.
  
   ...Накануне операции прерывания поговорила по телефону и с Маргаритой, и с Надей, уже ходящей по коридору этажа, и с Алексеем - чуть с ума не сошёл, узнав, что Мари идёт на аборт!
   - ...Чей это ребёнок, Мариш? - помертвевшим голосом вопрошал, едва дыша от потрясения. - Ты практически в разводе. У тебя есть ещё кто-то? - совсем упал духом Ромео.
   - Вообще-то таких вопросов девушке не задают, важный товарищ при серьёзной должности, - старалась не говорить громко. - Большой мальчик, не надо объяснять, что я почти свободная женщина, - сказав, пожалела. - Не переживай. Ребёнок законного мужа. Оставил о себе память.
   - Это так? - сомневаясь, произнёс натужно, но, так же как и она, тут же пожалел о сказанных словах. - Прости, милая. Дурак. Просто с ума схожу, вот и лезет из меня со всех щелей всякая непотребщина. Волнуюсь страшно за тебя! Не знаю даже, почему? - поцеловал трубку, шепча взволнованным голосом. - Береги себя, Маринка. Если с тобой что-нибудь случится - жизнь для меня окрасится в чёрный цвет. Знай это. Целую, любимая. Жаль, что меня не будет где-то рядом. Завтра. Командировка. На три месяца. Не здесь, - всё тише и печальнее.
   - Мне тоже хотелось бы тебя увидеть, неистовый мой мальчик, - вздохнула протяжно и тяжело. Грудь стянула такая необъяснимая тоска! - Да что со мной может случиться? Я сельская горная жительница, а они живучи, как кошки, - попыталась шутить, только что-то не шла шутка. Помолчала. - Родной, это они начали действовать, да?
   Молчал, и стало всё понятно: 'Угадала. Развода ему не видать, как своих ушей. Богатые и со связями 'на самом верху' родители жены приняли меры для сохранения семьи и порядка в клане элитных московских интеллигентов. Один за всех'.
   - Я желаю тебе покоя и удачи, Лёшенька, - слёзы навернулись на глаза. - Не говорю 'прощай', а оно лезет само...
   - Со мной та же история! - выдохнул поражённо. - Что происходит? Почему мне кажется, что мы с тобой больше не увидимся? Я люблю тебя, Маринка!! - вдруг панически закричал в трубку, оглушив. - Ты слышишь, единственная моя!? Я вернусь, обещаю!! Я всё равно разведу...
   Связь оборвалась на полуслове. Застонала, судорожно сжав в пальцах трубку телефона: 'Бедный мой рыцарь. Отчаявшийся мальчик. Женили 'по залёту' зелёным студентом, а теперь, когда пришло настоящее большое чувство, он не свободен. И никогда не будет. В их среде разводы не приветствуются. Любовница - пожалуйста. Развод - нет. Приличия никто не отменял. И двуличие тоже, - протяжно вздохнула. - Действительно, что вокруг нас происходит? Отчего такая тяжесть на сердце? Гормоны скачут? Авитаминоз? Весна начинается, никак. Или мы устали от неопределённости и недосказанности? Ладно. Подумаю об этом завтра после наркоза, - постояла возле телефона дежурной медсестры. - Пропала куда-то. Спасибо. Ещё кое-кому позвоню'. Телефон долго не отвечал, потом, наконец, трубку сняли.
   - Да, Киреев у телефона, - сонный такой голос. 'Господи, я его разбудила!'
   - Игорь Андреевич? Здравствуйте, это...
   - Мариночка, как я рад слышать Ваш голос! Вы уже побывали...?
   - Нет. Завтра. Боюсь. Страшно. Сама не знаю, почему, - грусть прорвалась сквозь наигранную весёлость.
   - Спокойно. С анализами всё в порядке? Вы в какой клинике? Смена чья? - за массой вопросов и ответов, отвлеклась от тяжёлого предчувствия непоправимого. - ...Очень квалифицированная бригада сейчас работает - для волнения нет причины, Мариночка! - донёсся до неё добрый голос Игоря. 'Вот блин, выпала из беседы! Да что со мной?' - Когда сможете встать - позвоните мне. Буду ждать! Удачи, Мари...
   И... пропал на полуслове! 'Да что происходит-то...? - выдохнув, с тяжёлым сердцем вернулась в палату. - Тревожно. Столько нехороших звоночков... Дай бог, не накаркать! Тьфу на тебя, Пифия! Забыть! Завтра на операционный стол'.
  
   ...В эту ночь не сомкнула глаз. Сон убежал напрочь. Просить у медсестры укола не решилась, боясь, что он повлияет на наркоз. Так и пролежала пластом до рассвета, вспомнив всю жизнь.
   Сидела в коридоре перед операционной и совершенно застыла душой, едва дыша, не чувствуя тела, словно стала невесомой и лёгкой, будто ничто не держало на Земле, даже земное тяготение. Обругала крепко: 'С ума схожу, точно! А как же дочь? Её на кого оставлю? У меня, похоже, что-то с головой! - всё уговаривала расслабиться и забыть тревоги - тщетно. - В первый раз, что ли? Два раза тут побывала. Ну же, Мариш, крепись!' - и... продолжала дрожать.
   - Риманс, - равнодушно прочла медсестра и скрылась за белой дверью операционной.
   - Ну, Маринка, двигай! Твоя очередь. Не дрейфь, ты! Сама вся трясусь, как с перепоя, - поддерживала соседка по кровати Варенька. - Я тоже почти не спала нынче. Ладно, удачи!
   ...Медленно легла на операционный стол, стала смотреть в потолок. Кровь застыла, сердце стучало еле-еле где-то в районе пупка. За окном, прямо напротив неё, висели громадные гнёзда ворон, которые усердно таскали в них мусор и ветки. Солнце светило прямо в попу женщины, согревая жаркими лучами, разливая благотворное тепло по закоченевшему от нервного тремора и волнения телу. Кровь оттаяла и побежала по сосудам горячей волной, ударила в голову: зазвенела, закружилась, вызывая тошноту. Последним неосознанным движением прижала к лицу маску-'лягушку', что сунула в руки пожилая равнодушная флегматичная анестезиолог с блёклым невыразительным пресным лицом. Вмиг отяжелевшие веки опустились, и Мари... уснула!
   - Ты что, уже наркоз подключила!? - голос удивлённо вопрошал кого-то. - Так мы ещё и не готовы!
   - Да ничего я не подключала, Маш, - отвечал другой. - Сама посмотри: на нуле стоит.
   - Ты посмотри, она ведь спит! Не спала, наверное, бедная, перепсиховала.
   - А какая молоденькая! Худенькая, - кто-то горестно вздохнул над лицом. - Господи, и что они совсем головой не думают, и все сюда табунами бегут? Ох, и бледна же! Аж синяя. Сколько ей...?
   - Щас гляну. Так... Риманс... Ой, ей только двадцать один, а уже третий раз здесь. Когда успела?
   - ...Ну что, коллеги, у нас всё готово? - мужской голос.
   - Нет, доктор - пациентка спит. Сколько можем ей дать времени отдохнуть?
   - Спит, говорите? И без наркоза? Все бы так, - мужчина звонко рассмеялся. - Ну, минут десять ей даём, и за работу. В коридоре ещё полно желающих.
   Девушка куда-то уплывала, слыша их разговоры о погоде, ценах, яйцах по рупь-ноль-пять в магазине за углом, винегрете, принесённом из дома санитаркой бабой Верой, да с селёдочкой...
  
   - ...Марина, просыпайтесь, - врач нежно похлопал её по щекам. Едва разлепила глаза. - Вот и отлично. Вы слышите меня?
   - Да.
   - Вы уснули. Мы не стали Вас тревожить, - удивлённо вглядывался в девичьи зелёные глаза, в светло-русые почти пепельные волосы, виднеющиеся из-под операционной шапочки из бумазеи, оглядывал тонкое словно фарфоровое лицо, сине-розовые подглазники, высокие скулы и пухлые губы с яркой болезненной окантовкой. - Сильный токсикоз? - 'Волнуется сильно, выдержу ли операцию'. - Меня зовут Дмитрий Иверов. Я врач молодой, но эти операции моя специальность. Всё будет хорошо, - с этими словами, тепло улыбнувшись, медленно опустил 'лягушку' ей на лицо. - Валентина Степановна, прошу полтора. И следите. Боюсь, проблемная. Чувствую.
   - Может, хватит один и два? Маловато в баллоне...
   - Я сказал полтора! И не сбавлять! - рявкнул. - Начинаем коллеги. Прошу максимум внимания. Спасибо. И извините...
   В маске зашипело, сладкий дурман вцепился в измученный последней нервотрёпкой мозг мёртвой хваткой, закручивая сознание в тугую спираль: мгновенно, мощно, опасно, безвозвратно. Мари понимала это, но что-то предпринять уже не могла.
   - Зажим. Щипцы. Ещё. Номер три. Расширитель. Подтягиваем.
   Внизу живота появилась сильная давящая боль. Застонала.
   - Газ! Почему стонет!? - взвился!
   - Просили полтора - даю полтора, - флегматичный ответ над правым ухом.
   - Пульс? Давление? Глаз не спускать! Похоже, высокий болевой порог! - нервничал всё сильнее.
   - Успокойся, Димушка! - голос совсем старый. Санитарка.
   - А ты её группу видел, милый? - мягкий голос слева.
   - А что с ней не так? - уже со страхом спрашивает.
   - Третья положительная. Свёртываемость 11,08. Как допустили к операции?
   - Чёрт! Я уже всё вскрыл!! - взбеленился! - Так..., спокойно. Держим себя в руках. Плазму вызвоните. Срочно! - кому-то в сторону. Тут же хлопок двери. - Давление?
   - 60 на 50.
   - Что!?? Господи...
   Круговое движение его руки, совершённое ложкой внутри, вызвало у Мари картину радара перед глазами: красный монитор с кругом, по которому бежит яркая полоска индикатора: 'Рраз... Пошла по кругу. Рраз... Ещё один круг...' - с интересом наблюдала, видя внутренним взором всё и вся вокруг.
  
   Смотря в самый центр круга, заметила, что это и не круг вовсе, а убегающий вдаль ровный колодец. Да и не колодец уже, а... тоннель! Сознание раздвоилось, и всё дальнейшее она стала видеть как-будто со стороны.
   'Светло-серого цвета гладкие стены, округлый потолок, бока и пол ровные и блестящие. Даже видны небольшие гладкие клёпки на стыках листов до блеска отполированного металла. Светло, чисто, тихо и спокойно. Ни звука, ни дуновения ветерка. Стою в начале тоннеля. На самом краю стою. Собираюсь идти туда, вдаль, где что-то виднеется'.
   - Давление?
   - Пока прежнее.
   - Следим за показателями.
   '...Уже иду по гулкому коридору, а он звенит, словно из тонкого оцинкованного железа. Шаг. Баххх... Два шага. Баххх... Баххх... Будто на металлические носилки бросают тяжёлую арматуру. Баххх... Баххх... Баххх... Чаххх-чахххх-чаххх... Таххх... Таххх... Таххх... Металлический лязг бьёт по голове и раздражает, стократно отражаясь и дробясь о стены, повторяясь в многочисленных отголосках эха...'
   - Тампон. Да не мне - ей! Кровь из носа течёт.
   - И изо рта. Сейчас посмотрю, откуда... Нет, сцепила намертво. Губу, наверное, прикусила.
   - Давление не снижать!
   '...Иду тихо, теперь без металлического лязга. Вот появился лёгкий ветерок - щекочет щёки и тело, ласково так и невесомо, словно обволакивает и обнимает. Мне легко. С каждым шагом все легче. Всё. Не касаюсь пола тоннеля. Я лечу! Как воздушно и радостно - не ощущать тела. В душе только лёгкий горный воздух. Вон и ледяная вершина впереди сияет и манит. Лечу! Слышу звон горного водопада, того самого, у ледника. На светлой вершине, кажется, праздник! Какая красивая музыка...'
   - Бахх! ... Бахх! ... Бахх!
   '...Засияли багровые всполохи перед глазами. Этот 'бах' вызывает яркую кровавую вспышку, бьёт по глазам и мозгам! Что такое? С каждым 'баххом' всё тяжелее лететь! Отстаньте. Я луч света. Сама невесомость. Сгусток. Уже ничто. Меня здесь нет. Как высоко и просто. Танцую... Рай?'
   - Бахх! ... ...щайся! ... Бахх! ... ...авай! ... Бахх! ... ...нись же!
   '...Почему я опять на полу? Нет! Хочу туда, в воздух! Отпусти меня, пол! Не хочу в тяжесть и боль тела. Не вернусь. Там ничего хорошего. Всё лучшее здесь. Меня ждут. Я их уже ясно вижу...'
   - ... ...води меня! ... ...щайся, слышишь? ... ...то я тебе сделал?? Бахх! ... ...Очнись же! ... Марина! ... Умоляю! ... Вернись к нам!! - 'Голос такой знакомый надо мной звучит...' - Живи, милая!!
   '...Опять в коридоре, но он меня выталкивает. Тянет, как пылесос, назад, туда, на край! 'Нет! Не хочу. Я там была. Не хочу в жизнь! Нееетт!' - цепляюсь за скользкие металлические абсолютно гладкие стенки тоннеля, но они такие отполированные, что уже ничто не держит меня в нём...'
   - Бахх! ... Бахх! ... Маринка, умоляю!
   - Дима!! Ты уже разбил ей всё лицо в кровь!! Слезай со стола! На груди её сколько сидишь!? Да здоровая бы уже умерла! А эта - птаха небесная была! В чём только душа держалась!? Мощи! Слезай! Ты бессилен был, - кто-то прямо над правым ухом кричит, Марине так больно от этого!
   '...Заткнитесь все! Как же больно... Боль разрывает изнутри! И снаружи... Больно...'
   - Димушка, остановись! Она приходит в себя! Слышишь? Стонет, - 'Кто-то плачет навзрыд над левым ухом!' - Услышала тебя всё же... Докричался...
   '...Почему так холодно, больно и тяжело? Словно сидит на мне кто-то? Нет, слез... Хорошо... Можно и вздохнуть'.
   - Марина! Маринка! Открой глаза! Ну же, давай! - 'Над лицом что-то колышется белое и странное, но такое знакомое!' - Умница. Ещё открой... Радость моя... С возвращением, милая...
  
   '...Свинец давит на глаза, свет режет резко и беспощадно, тело терзает боль, грызёт изнутри!'
   - Ммм...
   - Подожди, я лицо обрабатываю, - голос толчками, прерывистыми и нервными.
   - Аййй! - боль ослепила и залила свет кровавой пеленой.
   - Прости, за рану зацепил. Мария Николаевна, замените меня, пожалуйста - руки трясутся. Ещё больше травмирую только, - дрожащий и виноватый голос удалился, но остался где-то рядом. - Как она там? Шрамов не останется...?
   - Как в драке побывала! Поверхностные все, без следа заживёт! Не умеешь ты бить, Дима! - кто-то рассмеялся невинным, лёгким, невесомым смехом, заразив и Мари. - Ну-ну..., уже улыбается, смотрите на неё. Ангел ты наш воздушный бестелесный... Чуть не упорхнул домой...
   - Да цыц ты - уже ведь слышит! - испуганно анестезиолог.
   - Господи, Димушка, да не плачь ты! Жива она! Вытащил! - зарыдал навзрыд парнишка, а кто-то успокаивает. Санитарка.
   - ...Дима! Подойди-ка... - голос испуганный, встревоженный, дрожащий. 'Шаги. Лица. Наклонились, вижу глаза. Опять зависла и раздваиваюсь'. - Что с ней?
   - Марина, ты нас видишь? - 'Вижу'.
   - Ответь, пожалуйста! - 'Я и отвечаю'.
   - Ну же, хоть моргни нам! - 'Ну, моргнула'.
   - Маринка, пожалуйста, отреагируй хоть как-нибудь! - 'Да я вам уже обморгалась, блин!'
   '...Или... нет? Что происходит? Почему не чувствую тела? Даже боли нет. Только воздух, пустота и лёгкость. Словно я лепесток дикой розы на поверхности реки Оспанки, плыву, колышась, а ветерок из ущелья подгоняет меня и толкает вниз по потоку туда, к водопаду. Водопаду... Падаю...'
   - Зовите нейрохирурга, быстро!! - Дима зашёлся в паническом истерическом крике. Кто-то вылетел пулей в двери, громко ею хлопнув. - Марина, ты меня слышишь?? Господи, да что произошло-то!?? - обернулся к анестезиологу. - Что было? Ну!??
   - А чего Вы на меня так смотрите? Не первый год я тут стою. Всё как всегда, - голос флегматичной женщины рядом. - Давление держала столько, сколько Вы приказали. Столько газа на неё перевели - троих можно было на нём почистить, - засопела недовольно и раздражённо. - Потом отключила, когда разрешили убрать 'лягушку'. Всё.
   - Что-то не так пошло. Где? Проверьте все препараты, что ей вводили за последние сутки, живо! - наклонился над помертвевшим, заострившимся, белым девичьим лицом: покой, глаза широко распахнуты, а в них зелёная бесконечность, омут без дна. - Очнись, пожалуйста. Всё в порядке. Никаких нарушений. Ты же слышала. Вот, чувствуешь..., я держу твою руку? ... Пожимаю. ... А так ощущаешь? ... А укол чувствуешь? ... Слышишь? Ответь!
   '...Да, я всё слышу, Димочка, сероглазый ты мой, не волнуйся. Вот только нет у меня тела - потеряла в тоннеле. Не чувствую, не ощущаю, только немного вижу и слышу. И пока дышу...'
  
   - ...Ну? Что тут стряслось? Что за паника? Какая ещё бодрствующая кома, к чёрту!? На абортном столе к тому же!
   'Громогласный какой, прямо иерихонская труба! Мужлан'.
   - Слава богу, Александр Евгеньевич, Вы на месте! Ничего не понимаю. Всё в штатном режиме прошло. Не в первый раз ведь. Впала в кому, похоже. Не реагирует ни на что, не моргает, но сразу после наркоза на боль откликалась! Сейчас и на неё нет реакции, - голос отчаявшийся, дрожит.
   'Отошли к окну. Не слышно! Шуршат бумагами. Спорят тихо'.
   - ...Не выдумывайте! Накрутили тут себя! - нейрохирург наклонился над больной. - Ух ты! А какие глаза-то! Бажов, да и только! Ну-с, шкатулка ты моя малахитовая, будем открываться...?
   'Что-то блестящее в руках, куда-то за ухо заводит...'
   - Ай!
   - Ну вот. А вы - кома. Ступор психотропный! Вот придёт в себя, хорошенько расспросите, где она была во время наркоза.
   - Постой... Ты хочешь сказать, что она была там, откуда не захотела возвращаться?? - Дима не верил своим ушам. - Ну, это ты загнул, Александр!
   - Скажи проще: 'Сам ты псих!', - расхохотался врач, - и я не обижусь! Дима, поверь уж мне: психика - самая загадочная штука на земле. Потому и практикуюсь на таких вот неординарных случаях, - склонился к лицу пациентки. - Ну, зеленоглазая наша ящерка, как дела?
   - О, смотри, улыбнулась! - Дима склонился тоже. - Уже нас слышишь?
   - Слы-ша-ла-всё...
   - А, что, убедился? - опять зрелый мужчина. - И многое они тут наболтали?
   - Дос-та-точ-но...
   - Вот, мотайте на ус! Они всё слышат! - и, смеясь, ушёл, топоча.
   'Медведь!' - фыркнула беззлобно.
   - Коллеги, поздравляю с ошибкой! - рассмеявшись с облегчением, заговорил Дмитрий. - Прошу у всех прощения за грубость и резкость. Каюсь.
   'Зашумели, загалдели, обнимаются, просят друг у друга прощения, радуются. Есть чему...'
   - В общих чертах у нас всё закончено? - спрашивает у кого-то. Наклонился к девушке. - Марина, плод извлечён благополучно, всё чисто, последствия практически исключены. Да, хотел ещё сказать... Вы меня хорошо понимаете?
   - Всё-в-по-ряд-ке...
   - Вот и прекрасно. А речь вернётся очень скоро. Это от нервов, вероятно. Да, что хотел сказать-то... У Вас был двойной плод, потому так долго возились. Эти два мальчика не хотели умирать... - тяжело протяжно вздохнул. - Как муж разрешил их убрать?
   - Раз-вод. Вот-вот бу-дет. Пьёт.
   - Вот оно что. Понятно. Был бы хороший мужчина, не пришли б сюда, верно?
   - Да. Люб-лю де-тей. Меч-та-ла о дю-жи-не...
   - Тогда этот аборт - его грех. Ему и отвечать перед богом.
  
   ...В палату привезли на каталке, переложили осторожно, приподняли спину, подложив ещё две подушки. Боялись, что 'схлопнутся' лёгкие после сильного и долгого наркоза.
   - Следите за ней. Она побудет в заторможенном состоянии ещё пару дней, - Дима был рядом.
   - Это что такое творится-то? Чуть не убили девку! Кто там у вас доктор...!? - Варя.
   - Я доктор. У Вас ко мне есть вопросы? - Иверов строго посмотрел на притихших женщин, набившихся в палату. Склонился вновь к девушке. - Марин, медсестра в курсе. Будет следить за давлением и сердцем. Всё будет хорошо, верь мне.
   - Спасибо, Дим. Я в норме. Не больно.
   - Не разговаривай много. Голосовые связки от наркоза ослабли. Я боялся за тебя с самого начала.
   - Я всё слышала. Не волнуйся, - улыбнулась почти свободно, попыталась приподнять руку.
   - Вижу, моторика возвращается! - обрадовался, нежно взял тонкую девичью руку, поднёс к губам, поцеловав, хитро посмотрел в изумрудные глаза и слегка укусил нежную кожу.
   - Больно! Хулиган, - омыла лицо тёплым малахитом, ясно улыбнулась, распахнула глаза.
   Окинув её голову взглядом, осторожно снял бумазейную шапочку с больничными штампами, освободив светлые волнистые волосы из плена. Полыхнув восхищённым глазами по густым локонам, нежно растрепал их трепещущими пальцами.
   - Всё в норме, слава богу! Боль чувствуешь, прикосновения тоже, голос почти восстановился, - положил пальцы на её миниатюрную руку, лежащую на одеяле. - Мне пора. Пойду освобождать девчонок от мук совести! - сжав сильно кисть, ушёл, скользнув по худому личику тягучим, чувственным, бархатным взглядом пронзительных серых глаз: 'Пока, чудо лесное!'
   - Ну, Маришка, и натворила ты делов! Весь корпус на ушах стоит!! Ох, и забегали они! Ну, чисто крысы! - Варенька протирала её лицо прохладной губкой, окуная в миску с водой и спиртом. - Да, девка..., если бы не твои глаза-озёра, упустили б тебя - это точно, - смеялась, трясясь крупным телом деревенской сильной женщины, поражённо покачивала головой в светлой косынке. - Надо мной твой доктор, уж точно, не трясся бы так! А уж как он там, в операционной, кричал!! Мы с испугу-то враз оттуда смылись! Вон, глянь, уже 'повывесились' трусихи наши...
   На пороге палаты стояли испуганные женщины, заглядывая друг другу через плечо, приподнимаясь на цыпочки, перешёптывались, переглядывались.
   - Всё в порядке, девочки, - тихо прошелестела виновница переполоха и паники. - Не виноват доктор в моём состоянии... - задохнулась от долгой речи.
   - Молчи! Он и не разрешил тебе разговаривать! - Варенька вскинулась.
   - Послушайте, - приподнялась при помощи подруги. - У меня непереносимость наркоза. Скрыла, - обессилено откинулась на подушку и... залилась слезами запоздалого испуга.
   - Всем всё ясно? Вопросы ещё есть? Нету? Выметайтесь отсюдова! - шутя, Варя выгнала любопытных из палаты. - Мариш, я пойду на чистку, а ты поспи пока. Доктор приказал. Спать!
   Мари не нужен был приказ. Смежив глаза, совершенно обессилев, провалилась в забытье, успев помолиться: 'Только бы бог послал простой сон. Не хочу опять оказаться там, на краю'.
  
   Глава 4.
   Анализ последствий.
  
   Темнота оглушила и поразила. 'Ночь? Где я? Аааа, ещё в палате. Тихо. Все спят. Крепкие девушки!' - усмехнулась, неслышно привстала с постели.
   - Ты проснулась, Мариш? - Варя тут же беззвучно появилась возле кровати. - Давай я судно принесу лучше, а ты не вставай ещё...
   - Сама, - покачиваясь, сползла с кровати, посидела, вздохнула: 'Похоже, до туалета мне ещё не доползти'. - Варь...
   - Я мигом! - шепнула и пропала.
   Марина восхитилась лишь: 'Вот сильная всё же!', проводив взглядом соседку.
   ...Женщины тихо беседовали, поглядывая на рассветные сумерки за окном. Варюша рассказывала о своей непростой жизни обычной лимитчицы, пытающейся выжить в этом жестоком, равнодушном, циничном городе, о своей рязанской деревеньке с гусями и чистой речкой, о мальчике, влюблённом в её крупные веснушки на курносом носике и отчаянно дёргающем за русые толстенные косы, о пьянице-муже, что много старше...
   - Марин..., можно тебя спросить кое о чём? - наклонилась к лицу, заглядывая в тёмно-зелёные глаза подруги по несчастью. - Кто ты по национальности? Прибалтка? Такая фамилия... Внешность не русская! - едва слышно смеясь, гладила её пепельные волосы. - Да и мужики от тебя сразу сходят с ума, едва видят! Что-то по нам, простым русским бабам, они так не сохнут, - без грамма зависти смотрела на юную девушку, почти девочку. - Эх, вот бы мне такую доченьку! Вот красава была б...
   Мари смеялась, стараясь не сотрясать сильно низ живота: 'Ещё боль не стихла. Два сына-богатыря! Ай да Максим-офицер! Тоже осиротел, - безмолвно застонала, захлебнувшись горечью и виной. - Господи, как жаль! Не карай меня, боженька! Не моя в том вина, что убила их. У меня не было никакого выхода. Ни малейшего. Клянусь душой бессмертной. Была б лазейка - сохранила бы, не задумываясь. Если бы капельку надежды...'
   - Ты чего? - всполошилась соседка. - Позвать медсестру?
   - Нет. Спасибо, Варюш, - утерев слёзы, грустно прошептала, взяв её за руку. - Накатило. Дима сказал, что были мальчики-двойняшки.
   - Да ты что! - засопела носом, вытирая хлынувшие слёзы огромным мужским платком. - Вот мужики сволочи! На что мы, бабы, только ни идём ради них? А муж-то знал, что у вас двойня?
   - Развелась я с ним только что.
   - От любовника, что ли? Ну, Маришка, ты молодец!
   - Тьфу на тебя, балаболка! - ткнула в толстый крепкий бок детским кулачком. - От мужа подарочек напоследок. А по национальности я русская, - мягко улыбаясь, продолжила начатый разговор. - Да и как определить её в такой мешанине крови и народов? Посуди сама: папа наполовину украинец, наполовину поляк, мама наполовину русская, наполовину украинка. Так кто я получаюсь? Вот и в паспорте написала - русская.
   - Неее... Тебе до русской, как мне до балерины! - засмеялась открыто, по-деревенски. - Полька ты и есть! Стопроцентная! Глаза, кожа, волосы, все уловки и прыжки - не наша ты, не русская! Так что я почти угадала, когда сказала, что ты прибалтка. Они ж там рядом!
  
   - Ну, девки, вы и даёте! - возмущалась худющая и злая на весь мир Валентина. - На часы посмотрите. Полуношники...
   - Какая ночь, Валька? Утро уж, - Варя встала, потянулась могучим, сбитым, мощным телом рязанской бабы. - Подымайтесь, подруги. Скоро первые уколы, - обернулась к Марине. - А тебе велено ещё сутки лежать, панночка. И не вздумай ослушаться! - поднесла к девичьему носу кулачище, чуть меньшего размера, чем головка Мари! - Сдам Димуле - зацелует ручки, - захохотала во всё горло, - ...и не только! Вы его глаза видели!? Ел ведь птаху заживо! И съест!
   Палата подхватила ржач, смотря на пунцовое смущённое лицо девушки. Хмыкнула безмолвно, скривив рот в саркастической улыбке: 'Заразы деревенские! Ничем их не проймёшь - кожа слоновья'. Не сдержавшись, тоже рассмеялась, но, застонав от вскрикнувшей-вспыхнувшей боли, побледнев до синевы, сползла по подушке. Смех тут же прекратился, как отрезало.
   - Да ты на нас-то, лошадей тягловых, не смотри, оленёнок-однодневка длинноногий! - Варвара испуганно воззрилась на подругу. - Мы пойдём на уколы, а тебе на месте их сделают. Лежать!
   ...Оставшись одна в опустевшей палате, глядела в утреннее чистое и яркое небо Москвы. День обещал быть солнечным и радостным, с потоками ручьёв и лужами, с оглушающим криком птиц и радостными перекрикиваниями детей, вышедшими на прогулку в соседнем с больницей садике. Вздохнула, вспомнив о ясельках: 'Как там мои деточки, мои умнички и талантики? Праздничную программу ко дню восьмого марта мы с ними вызубрили назубок, а вот как сам праздник прошёл без меня?' Глаза отяжелели, и, не додумав о бармалейчиках, празднике, костюмах и поделках, провалилась в сон...
  
   - ...Ишь, какая выискалась?? - бушевала Варя. - Я те не приду!! Накатаем на тебя такую 'телегу', что и санитаркой нигде не устроишься! - кипела и сварилась, как на базаре. - Шоб тотчас была с лотком тут! Подлюга! - сбавила обороты, обернувшись к Марине и заметив, что смотрит с недоумением. - Проснулась, Ласточка? Ну и умничка. Сейчас к тебе медсестричка подойдёт, давление смеряет, укольчиком порадует... - заливалась соловьём, пряча глаза.
   - Варенька, милая, что стряслось? Ты на кого так кричала?? В больнице, - осуждающе посмотрела в пунцовое лицо женщины. - Прости, я невольно подслушала, но не всё поняла - ещё не отошла ото сна...
   - Вот и хорошо, что не поняла. Незачем тебе это знать, - подошла ближе, оглядела при свете солнца тоненькую почти синюю девочку. - Боженька ж ты мой! Вот это глазищи!! Бедные мужики! - несносная, опять загоготала. - И я их так понимаю! Сама тебя захотела! - повалилась на кровать рядом. Под таким суровым немилосердным натиском та жалобно заскрипела, истошно жалуясь на непозволительную вольность с собою.
   - Ну, ты даёшь, Варианда! Вот это сказала. Прямо в краску вогнала, - Мари залилась румянцем от макушки головы до пяток, наверное. - Ну, родная, и язык у тебя...
   - Стройка научила! Мы, строители, самые хабальные и распутные! - невесело заговорила, как-то резко сникнув. - Прости, Мариш, что вырвалось такое... - посмотрела искоса, хитро, непонятно, по-мужски что ли? - А ты что, не слышала, что любовь бывает не только между мужиками и бабами? А? Что и женщины влюбляются друг в дружку?
   - Ох, Варенька! Уволь меня, пожалуйста, от таких подробностей. Пожалуйста! Умоляю! - не знала, куда деваться от странного, неженского, оценивающего взгляда. - Ты не могла бы мне... налить холодной воды из-под крана? Пить хочется.
   - Понятно: смена темы. Прости, панна моя, - виновато кивнув, больше не возвращалась ни к этой теме, ни к тому взгляду.
  
   ...В палату вошла новая медсестра с таким видом, что делает Марине великое одолжение. С силой села на угол кровати, буквально подбросив больную на пружинах! От нахлынувшей боли девушка застонала!
   - Ну, падла, я тя щас удушу!! Собственными руками!! - взвилась Варя, напугав до оторопи Мари. - Вот только пропори ей вену - тебе хана, с...ка! Горло перегрызу!!
   Медсестра испуганно оглянулась на неистовствующую огромную женщину, некоторое время молчала, потом встала, странно посмотрела белым лицом-полотном на лежащую пациентку сверху: цепко, внимательно, придирчиво и угрожающе.
   - Приглашу старшую медсестру к Вам, - тихо и ровно промолвила, не косясь на Варю. - Она Вами будет заниматься, - резко развернувшись, ушла, негодующе стуча высокими каблуками модных заграничных туфелек.
   Варенька коршуном бросилась вдогонку.
   - Ты, су...ра, сначала ей в карту-то посмотри! Её вчера с того света Дима еле вытащил! Чуть с ума от страха за неё не сошёл!! Кричал на весь корпус, как оглашенный! Всех на уши поставил!! Спас ведь! Настоящее чудо сотворил парень наш!
   Марина совсем растерялась от всего произошедшего. Онемела просто: 'Ничего не понимаю. Я что-то важное проспала...?' Замерев, вдруг услышала перешёптывания из-за прикрытой двери:
   - Зря ты ей про Диму сказала. Прочитала уж. Она за ним уже год бегает, надоедает своей преданной любовью, в глаза заглядывает. Да бестолку. Вот и взъелась на Маринку-то, как узнала. От ревности всё... - незнакомый женский голос тише зашептал, очевидно, уводя Варю подальше.
   - Подавится! Я специально задержусь, расковыряюсь нахрен, а останусь! Не дам Птаху малую беззащитную в обиду! - громкий голос Вари. - А свою п...ду она может утешить и другим х...м!
   Марина накрыла голову подушкой, сгорая от стыда, ворча и негодуя: 'Ох, и язык у моей защитницы! Её бы умение, да в адвокаты! Только от мата и нецензурщины отучить. Нет..., боюсь, это невозможно. Скорее всего, выросла с матерщиной - норма и привычка, что сильнее страха'.
   Появилась старшая медсестра Оленька Светлова: миниатюрная черноволосая чаровница-хохотушка. Мари с ней накануне операции так весело и дружески пообщалась! Всё вошло в нормальное русло: улыбки, ласковое и деликатное отношение, искреннее волнение в голосе, справляющемся о самочувствии, обещание быть рядом. Стало легче. Даже боли отступили.
  
   ...Прошли сутки. После обеденного часа задремала в тиши, когда её навестил Дмитрий Иверов.
   - Ну, наш Ангел воздушный, дай-ка я на тебя посмотрю, - мягко взяв за плечи, поворачивал, рассматривая лицо в синяках. - Господи! Прости, Маринка! Как же я тебя избил! Это я-то, врач! Совсем тогда голову от страха потерял. Просто обезумел... - водил пальцами по овалу личика и шее явно не в профессиональных интересах: руки трепетали, румянец покрыл нежные юношеские не огрубевшие ещё щёки, дыхание стало прерывистым, над верхней губой появились бисеринки пота, от его рук и одежды сильнее запахло антисептиком и... лосьоном.
   - Гмм... Гмм... - откашлялась Варвара за его спиной. - Доктор, как у неё идут дела? Не было бы ухудшения. А то тут всякие утром её так расстроили, бедную! Чуть не убили!
   - Варя! - вскинулась Мари, поморщившись от закричавшей боли в животе. - Прекрати. Я не в обиде. Все мы бываем неправы, - виновато посмотрела на замершего и упорно смотрящего в окно молодого врача. - Не слушайте её, Дима, прошу! Пустое. Со мной всё в порядке...
   - Теперь да. И будет лишь лучше, - посмотрел спокойно и безмятежно на насторожившуюся и напряжённую Варю. - Её перевели вниз в терапию.
   - О, туда ей и дорога!! - заорала, потирая довольно ручищи-кувалды. - Пусть теперь старикам нервы трепет! Они у старых крепкие - зубки-то обломают! Там ей быстро отольются слёзки!
   Покосившись с укоризной, Мари покачала осуждающе головой, делая глазами: 'Прекрати, дура!', на что Варя рассмеялась и... пошла курить в туалет! Едва не раскрыв рот от возмущения и изумления, лишь смотрела в спину, не веря своим глазам: 'Дааа, такую не пробить упрёками, это ж не женщина, а... носорог!'
   - Приношу извинения за непрофессиональное поведение нашей сотрудницы, - официальным тоном произнёс Иверов. - Во избежание повторения подобных случаев в нашем отделении, она переведена в другое отделение. Точка, - закрыв инцидент, улыбнулся тепло и радостно, окунаясь в зелень глаз девочки безоглядно, безотрывно, глядя в омут с покорностью и блаженством, утопая и погибая. - Я так рад, что тебе лучше, Маринка. Какой румянец! Кустодиева не хватает... - всё ощупывал только глазами личико, смущая её и сам сильно краснея до кончиков ушей.
  
   - Ты всё перепутал, Дмитрий! - громыхнул мощный голос у них над головами, да так, что даже вздрогнули, дёрнувшись телами! - Кустодиев больше пышек в русской бане писал, да купчих огромных за самоваром, - Александр-нейрохирург стоял за спиной напрягшегося Димы, возвышаясь вдвое выше ростом и нависая телом вполовину шире по комплекции! - Так, вьюноша, уступи-ка место дяденьке постарше тебя и покрупнее в пару раз... - пушинкой подняв парня за подмышки, поставил рядом со стулом, на который тут же плюхнулся сам! - Уффф! Устал я сегодня. С утра на ногах! Убегался.
   Мари заливисто рассмеялась, глядя на фортели мужчин, а соседки давно давились смехом, кто в кроватях, кто в коридоре.
   - Мальчики, не ссорьтесь - я вам всем рада! - смеясь, протянула руки, чем и воспользовались. - Спасибо вам обоим! - успокоилась, посерьёзнела, тяжело вздохнув. - Если бы не в вашу смену попала - не выжила б. Как мне вас благодарить, родные?
   - А мы уже благодаримся! - балагурил старший, прилагаясь к её правой ручке. - Вот. Вот. И вот ещё разок! - ёрничал хирург. - А в довесочек..., - встал со стула и поцеловал пациентку в заалевшую щёку, - ...вот! - опять рухнул на стул.
   - Ээээ! Это было явно лишним! - притворно строго проговорил Иверов. - Теперь мне придётся брать реванш! - смеясь, посмотрел на виновницу локальной войны так, что у той никакого сладу с румянцем не стало. - Так, начинаю расплату... - пробормотал, целуя обе женские ручки.
   - Не увлекайтесь, юноша! Не всё тут Ваше! Там и моя доля имеется, - навис глыбой старшой.
   - Маринка, останови этих оленей на водопое! Они ж тебя порвут на клочки, копытами затопчут, точно подерутся... рогами! Куда тебе, оленёнку-то, против этих лосей? - Варя гоготала во всю лужёную глотку. - Эй-эй, Димушка, а ты уже лишку берёшь! Положь её ручку-то на место! - заразила всех смехом. Виновница, хохоча, в бессилии откинулась на высокие подушки. - Ишь, залобызали панночке ручки! Отбирай их у пацанов, Маринчик, отъедят по самые плечи ведь! - не унималась насмешница. - Ну, чисто олени в весенний гон! Хоть охоту 'на реву' начинай...!
   Тут уж не только женщины попадали от смеха, но и сами виновники: Дима рухнул на уголок кровати Марины, а старший коллега сполз с маленького стульчика на пол, боясь в приступе хохота поломать хлипкую вещицу.
   - ...Вы чего тут так ржёте!? - санитарка Вера Васильевна недоуменно заглядывала в седьмую палату, держа в руках швабру и пустое ведро с тряпкой в нём. Подошла в кровати девушки, ошарашенно оглядывая угорающую от смеха публику серыми глазами. - Здравствуй, милая! Как ты? Хотя, чего спрашиваю, да? - подойдя, и сама засмеялась, слыша безостановочный смех и пациентов, и врачей. - Смотрю, тебе-то уже получшело! А посмотри-ка на этих? Вчера метались в страхе за тебя, ругались и плакали, а сейчас глянь - умирают сами от смеха! Ну, эт лучше, чем паника и ужас... Пусть посмеются, поменьше... пописают! - схохмила, подлив масла в огонь.
   Не скоро успокоилась палата. Вспоминая эту сцену, Марина ещё долго вздрагивала от смеха, приговаривая слова благодарности: 'Ну, Варенька, и посмешила ты тогда нас! Спасибо, милая, за щедрое сердце и открытую душу! Порадовала всех, сама того не ведая. Удачи тебе, добрая душа'.
  
   - ...Так, коллеги, - утирая слёзы, прохрипел нейрохирург, пытаясь справиться с приступом смеха. - Я ведь чего зашёл сюда... - новая волна гогота поглотила его благородный порыв прекратить сладкую муку животов и нервов. - Я... по... делу! Мне... надо... серьёзно... поговорить... с больной! Срочно! - выдавливал сквозь завесу ржача, совершенно обессилев и растерявшись.
   Тут санитарка нашла выход: резко ударила в пустое ведро ручкой швабры несколько раз.
   - Хорош вам ржать!! - грозно сказала серьёзным тоном. - Очумели? Рядом палата с тяжёлой больной! Цыц, вы!! - посмотрела на Диму. - Выйди! Тебя к телефону. Не могла докричаться.
   Приступ смеха мягко отхлынул, как отлив. Палата успокоилась: кто вышел в коридор, кто в изнеможении повалился поспать, кто отправился на площадку этажа к телефону-автомату: позвонить, покурить, посплетничать.
   Поцеловав Мари на прощание в уголок пухлых губ, Иверов пристально посмотрел в изумруд, безмолвно прося отцепить сердце от сладкого плена. Не отцепила: дрогнув глубинами, погубила, обхватив чувственными нитями душу! Вышел быстро, не оглянувшись: 'Утопила всё же, ведьма!'
   - Он всё-таки взял реванш! - восхищённо проговорил хирург, посмотрел на девичье заалевшее личико, поймал тёмно-зелёный шальной всплеск-вызов глаз, вздрогнул, хмыкнул и смущённо откашлялся. - Я по делу пришёл к тебе, Марина. Готова выслушать меня?
   - Слушаю Вас, Александр Евгеньевич, - спокойно осмотрела крупное доброе лицо, на котором сияли возбуждённые смехом красивые изысканной миндалевидной формы глаза цвета липового мёда, на скулах рдел румянец, не меньший, чем её; небольшие тёмные усы осеняли красивые губы чувственной мужской формы. Опустила взгляд на руки: на безымянном пальце не было кольца, но чувствовалось, что счастливо женат и есть пара деток. - Разговор будет о вчерашнем?
   - Ты не только молодая и красивая, так ещё и умная, - тихо, метнув глаза в сторону двери. Убедившись, что Вари-насмешницы нет поблизости, продолжил. - Просто догадалась или сама хотела рассказать? - заметив удивлённый взгляд, пояснил. - Ты же вчера всё слышала? - увидев утвердительный кивок, удовлетворённо вздохнул. - Вот и подумал, что ты будешь не против всё мне рассказать, - видя, что не совсем его понимает, пояснил. - Я собираю редкие случаи ком, каталепсий и провалов памяти. Всякие психи, психика и её проявления - моя тема, - беззлобно шутя, мягко взял тонкую руку девочки в ладонь, не сводя взора. - Твой особый случай и заинтересовал меня крайне. Расскажи всё. Как сумеешь. Всё, до запахов.
   Откинувшись на подушки, помолчала, смотря перед собой, потом погрузилась в видение...
  
   ...Первый рассказ был об операции и уходе в тоннель. А вот второй нахлынул на неё внезапно, словно наложившись на первый сию минуту, как только закончила рассказывать о возвращении...
   - ...Кричали дети. Много детей. Смеялись, шумели, толкались и спорили, переговаривались и пищали - обычный шум большой детской площадки в колодце московской новостройки. Когда он возник? До тоннеля или после? Или слышала сквозь железные гладкие стены? Не знаю. Но он был рядом и преследовал неотступно там, как кукла-наседка на заварочном чайнике. Я была внутри чайника, а детский хор голосов сверху укутывал коконом и не отпускал. Даже тогда, когда стала невесомой и лёгкой, когда поток воздуха начал гнать к светлой точке в конце тоннеля, слышала отдающие эхом детские голоса. Мне уже было всё равно, что оставляла тут, на Земле, и только детишки ещё тревожили и звали в десятки голосов. Превратившись лишь в сгусток энергии, в маленький светящийся шарик, свободно парящий в тоннельном коридоре и уже радующийся, что скоро сольётся с другими шариками в единый мощный узел света и силы, там, на кончике, на самом пике далёкого сознания слышала, как зовут 'бармалеи'-воспитанники и дочь. Моя крошка-дочь, оставшаяся без отца и гостящая сейчас у мамы на юге. Эти голоса и не пустили туда, за последний виток света, где меня уже ждали. Они своими ладошками залепили, словно прозрачной и невероятно прочной плёнкой, конечный выход в небесную высь. И сколько туда ни билась - она не сдалась. Только теперь я стала понимать, что все эти ощущения железа и лязга - это рабочие звуки операции прерывания, когда отработанные инструменты в нервном порыве Дима бросал в металлический поддон, стоящий у его коленей. Эти 'бахи' и 'пахи' - лишь отблеск звука в моём угасающем сознании, когда перестала там, под 'лягушкой', дышать. Анестезиолог этого даже не заметила! Мой мозг, испытывая кислородное голодание, стал порождать визуальные и слуховые галлюцинации. Если бы ни отчаянное 'бахх' от Димы - а это он, вскочив на операционный стол, буквально сел мне на грудь и стал бить наотмашь по щекам, не зная, как привести в чувство - я была бы уже мертва. Никого в тот момент не насторожило то, что у меня началось носовое и ротовое кровотечение - это лопались сосуды от взлетевшего, запредельного внутричерепного давления, - Марина печально усмехнулась, продолжая слепыми остановившимися глазами смотреть сквозь стены и пространство. - Как, оказывается, иногда полезно впадать в лёгкую кому! Когда ты уже не в своём теле, а видишь всё со стороны. Анализируешь, не опираясь на чувство вины или долга, на принятые нормы или сочувствие - просто равнодушно констатируешь, фиксируешь и запоминаешь происходящее с чёткостью швейцарского хронометра: точно, постоянно, надёжно. Эти знания - почище самого справедливого судьи...
  
   - ...Стоп! Пять, четыре, три, два, один! Марина! - резкий звук хлопка мужских крепких ладоней возле лица вернул сознание больной в тело.
   Очнулась от транса и... ахнула: вокруг них с врачом в больничной палате в полнейшей тишине стояла толпа народа! У всех на лицах был написан такой суеверный страх, словно видели не юную русскую девушку, а хрестоматийного библейского Абадонну, демона-судью из Преисподней. Обводя людей расширенными ещё 'не вернувшимися' из внутреннего созерцания глазами, видела двойную картинку: своей палаты и операционной. Они накладывались друг на друга, как два плохо проявленных фото, и продолжали жить своей жизнью. Видя происходящее за несколько стен от неё в операционной, описывала вслух, что делает там санитарка Вера Васильевна:
   - ...Наклонилась под операционный стол, достаёт упавшую марлевую салфетку. Поднимается... Осторожно!! Нет, ударилась сильно головой о выступающий развинтившийся болт на нижней части крепления стола. Скажите слесарю, пусть починит стол, а то она в следующий раз до крови поранится, будет сама лечиться и умрёт от заражения крови, - обводя палату невидящими глазами, всё искала взгляд санитарки. - Баба Вера, не лезь больше под стол! Опасно... Умрёшь...
   Продолжала видеть и говорить вслух спокойным и монотонным голосом, описывая увиденное, услышанное, почувствованное и понятое, предугаданное. Марина Риманс оказалась медиумом! Или стала им по возвращении из тоннеля, постояв там, на самом краю небытия, откуда редко кто возвращается прежним. Если вообще возвращается. Вот и набилось в палату народу, словно здесь лежала ни больная слабенькая худенькая до синевы женщина-девочка двадцати одного года, а сам Вольф Мессинг.
   - Марина! Стоп! Вы уже не спите. Вы сидите в палате больницы. Вы просто спали сидя, - говоря ровным обволакивающим голосом, Александр Евгеньевич стоял над ней, держа в руках шприц. - Сейчас я сделаю Вам успокоительное, и Вы уснёте, - склонился над женской рукой и ловко ввёл внутривенное. - Вот так. Держите руку согнутой. Молодец, - выпрямился, резко обернулся к людям. - Всем разойтись и держать языки за зубами. Это врачебная тайна. Ни слова больной об этом эпизоде. Рты на замок! - повысив голос, зашипел. - Все вон!
   ...Мари уплывала из сознания. Её подхватила тёплая волна забытья, качая на ласковых ладонях весны, унося далеко на Маленькую горку в родном селе, где она цветочным лепестком дрожала на прохладном ветру высокогорья, гордо рдея хрупким цветком мака...
  
   Глава 5.
   Не вспоминать!
  
   ...Не зря Мари себя ощущала маком. Александр вкатил ей такую дозу его производной, что проспала тридцать шесть часов! И всё время рядом сидели её женщины, санитарка, старшая медсестра Оленька, Дмитрий и Александр, лишь едва у них появлялась свободная минутка. Чтобы не колоть новые дырочки в пропоротых до самых пяток тонких нитевидных венах пациентки, поставили сложный катетер в районе яремной вены. Кто занимался деликатными вещами - даже думать не пыталась, боясь услышать правду.
  
   ...Солнце било прямо на постель, играя со складками пододеяльника и её рукой, лаская горячим теплом и нежной лаской. Медленно повернула, следя заворожено за тенью от кисти, и стала перебирать пальцы, словно играя на струнах космической солнечной арфы.
   - Как дитя, - кто-то выдохнул восхищённо и потрясённо рядом. Голову не могла повернуть - мигрень. - Мариш..., - обошёл вокруг кровати и встал в зоне видимости глаз, придавленных тягучей болью головных судорог. Понял, присел на корточки, заглянув снизу в лицо, показавшись ей. Игорь-реаниматолог. В белом больничном халате. - Господи, ну и видок у тебя! - выдохнул с ужасом, встал, шагнул ближе, нежно повернул её голову, уложил выше на подушку. - Голова? Мигрень? - на все вопросы, только закрывала глаза в утвердительном жесте. - Я сейчас, - пропал.
  
   - Как ты, Мариночка? - Варя присела на краешек постели; была полностью одетой и собранной. - А меня уже выписали, прогоняют. Места нужны для других абортниц. Ну, бывай, панночка моя! - чисто по-мужски посмотрела и... страстно поцеловала руку ошарашенной соседке! - Не забуду твоих глаз, девонька, до смерти! - заплакав, ушла, не дав и рта раскрыть.
   Провожая глазами коллегу по несчастью, Мари тяжело и протяжно выдохнула, закрыв глаза с набежавшими слезами: 'Оказия! Марик, ты отрава! Ладно, мужики, но это... Бедная женщина'.
  
   Вернулся Игорь и привёл медсестру со шприцем на подносике.
   - Здравствуйте! Я Даша. Давайте я Вам укольчик от мигрени сделаю, - щебетала девушка, польщённая вниманием статного красавца-врача. - Вот так. ... Работаем кулачком. ... Оп, готово! Ручку держите. Да подольше - у вас все вены пропороты... - жалостливо вздохнула, метнула серый взгляд с поволокой на мужчину. - Я больше не нужна? Пойду, чаю попью в ординаторской, - вильнув попой, ушла, призывно стуча каблучками щегольских туфелек бордового цвета.
  
   - Не расстраивай девочку. Тебя пригласили пить чай, скорее всего, наедине, - Мари едва усмехнулась, преодолевая боль в лицевых мышцах. - Последнее виляние попкой - подарок, может, аванс. Попочка-то - загляденье. Так бы и укусила нежно..., - слабо улыбнулась, не в силах приоткрыть шире глаза.
   - Я понял и заметил! - юно рассмеялся, сел на стул рядом с кроватью, взял девичьи детские тонкие ручки в тёплые изящные ладони, нежно сжал, невинно следя за пульсом. - Но я к тебе пришёл, а не к скучающим девчонкам в белых халатиках, - посерьёзнел, с содроганием разглядывая лицо, больше похожее на чудовищную маску жертвы изверга: опухшее, с обильными кровоподтёками, гематомами, открытыми ранками. Задохнулся от ужаса: 'Её кто-то избил перед клиникой!? Муж?? Вот подонок!' Спрашивать не решился, боясь побеспокоить кроху с такими чудесными формами тельца: как Дюймовочка! Отвёл вспыхнувший взгляд, ругнулся в уме, взял в руки несвоевременные эмоции. - Так нервничал почему-то! Ты заразила страхом? Или я стал с тобой паникёром? - никак не смог расслабиться, лишь с нарастающей тревогой ощупывал взглядом сине-фиолетовое лицо. - Когда ты не позвонила тем вечером, сошёл от волнения с ума! Ребят из бригады переполошил. Оборвали все телефоны в этой клинике! Жаль, смена была трудная, сразу не мог приехать. Потом долго не пускали к тебе, ничего не объясняя - запрет врача и всё! - возмущённый, смотрел гневно в окно, страшась рассказать правду: они приезжали не раз сюда всей бригадой, пытались оказать помощь здешним медикам - получили отлуп по полной! Едва на подстанцию не сообщили местные эскулапы - скандал бы вышел знатный. Тогда Игорь запретил своим ребятам вмешиваться, действовал сам, только бестолку: его так и не пропустили к Марине. - Меня уже по голосу узнавать стали здешние медсёстры, а их одинаковый ответ: 'Состояние стабильное' чуть не довёл до бешенства! Пытался с врачом поговорить по-свойски, по мужски - тщетно. Отказывался от всяческих контактов! Категоричное 'нет'! - посопел раздражённо, взял клокочущие чувства под контроль, отвёл рукой с девичьего пульсирующего виска светлую прядь волос, прикоснулся сгибом пальцев, приятно холодя и остужая жар, вызвав у неё облегчённый стон и блаженную чувственную улыбку. Заволновался, горло перехватил спазм. С трудом проглотил, но с голосом справлялся плохо. - Ишь, как бушует! Бедная. Почему самым слабым женщинам выпадают самые тяжёлые болезни? - не спрашивал, просто рассуждал вслух, отвлекая и отвлекаясь. - Чего я уже только ни повидал на своей работе. И знаешь, что самое удивительное? - загорелся, глаза вспыхнули, замерцали искорками; заалел чистым гладкими щеками, заиграл радостью на губах. - Как ни мучает и ни испытывает судьба - выкарабкиваются из самых безнадёжных, редких и трудноизлечимых случаев! - присел на кровать, склонившись, стал целовать её руки горячими губами, глядя в упор, прямо в зелень, поддерживая и... падая сам: 'Пропал, Игорюха! Сгорел в изумруде глаз чертовки. Уже ль она?' Закрыл мятежный бунтующий взор, отогнал грешные огненные мысли, передёрнувшись крепким телом. Охрип. - И ты встанешь, и ещё утрёшь всем нос, малышка моя!
   - Есть сомнения? - слабо усмехнулась, не сводя колдовского взгляда, прекрасно понимая, что он чувствует и переживает. - Кто-то должен красивых деток рожать - стараемся! Пополняем популяцию уникумов из Красной книги России! - мягко рассмеялась, стараясь не напрягать голову, мышцы лица и шеи.
   - Выздоравливаешь. Чувство юмора возрождается, - посмотрев в душу, воровато оглянулся и, увидев, что соседки давно вышли из палаты на цыпочках и прикрыли дверь, обернулся. Придвинулся, приподнял женское тело с высоких подушек, прижал к себе спиной и осторожно положил многострадальную голову Мари на своё плечо, прильнув к сухим горячим пылающим губам с поцелуем: лёгким и воздушным, едва касаясь кожи, как мотылёк. Возбуждение резко сжало низ её живота, вызвав боль. Игорь обнимал и безотчётно невесомо проводил руками там, где ещё зияла кровавая рана ей совести. - Мариш, ты так слаба! Что случилось? - ласкал плечи, грудь, руки, живот и колени, трепетно скользя по гладкому синему шёлку длинного китайского халата, расшитого хризантемами. Задержавшись на впадинке пупка, тонко задрожал, порывисто вздохнув, закрыл глаза. Замерев на несколько секунд, справился с чувствами. Только голос стал низким и чувственным. - Почему все отводят глаза, когда спрашиваю о тебе? И врачи, и медсёстры, и твои женщины из палаты? А санитарка только заплакала навзрыд и с трудом проговорила: 'Теперь слава богу! Бедная наша пташка!'
   Вновь и вновь гладил губами личико и пухлые губы, прижимаясь, вызывая не боль, а крупную дрожь в девичьем теле и частое прерывистое нервное дыхание, отодвинув у неё все другие ощущения на задний план. Почувствовав это, вздрогнул, дёрнувшись большим телом, отодвинулся, посмотрев потрясённо в пучину потемневшего изумруда, застонал. Не сдержавшись, начал жадно и сильно целовать по-настоящему, зарычав, забыв, где находится. Подняв руки назад, вцепилась в его густые волосы, нервно стискивая пальчики, то сжимая их до боли, то лаская нежно и бесподобно. Теряя голову, не отрываясь от её жарких губ, рукой гладил напряжённую высокую грудь, тонкую талию и бёдра. Лишь на секунду пришёл в себя и прошептал хриплым голосом: 'С праздником, Маринка!', и опять в омут поцелуя с головой, прикусывая, рыча, дрожа и утробно стеная. Только и мелькнула в голове сладкая мысль: 'Всё, паря, это конец!', не испугав, а почему-то так обрадовав...
  
   - ...А вот это не только не желательно делать, но и весьма опасно, коллега, - громогласный голос Александра отрезвил их сумасшедшие головы, заставив подпрыгнуть от неожиданности. - Ну и видок у вас, ребята! - откровенно хохотал, поставив руки в бока, широко расставив ноги, рассматривая пунцовые лица, издеваясь над провинившимися, как над подростками, застигнутыми родителями. - Так-так, больная... Вижу, Вас уже поздравляют с праздником? Присоединяюсь от всего сердца! - смеясь, рассматривал обоих. - Значит, нет повода для беспокойства о здоровье, Мариночка, раз о следующем ребёнке уже задумались! - с хохотом рухнул на стул, застонавший под мощной фигурой. - Будем знакомы, - старшой протянул первым руку выбитому из колеи молодому гостю, - Зеленцов Александр, штатный нейрохирург.
   - Очень приятно познакомиться, - смущаясь, полыхая от стыда лицом и ушами, парень протянул правую руку, представляясь в ответ, держа в левой девушку. - Киреев Игорь, реаниматолог с ...-ой подстанции.
   Мари не знала, куда деться от их воспитанности и галантности: 'Расшаркались, блин! Сейчас прогорю со стыда сквозь кровать и матрас, просыплюсь на пол мерзкой кучкой пепла! - осторожно высвободилась из судорожно вцепившихся пальцев Игоря. Хихикнула. - Вцепился, как в родную! - бессильно откинувшись на подушки, прикрыла глаза, продолжая 'есть' себя. - Вот опозорилась! Чёрт дёрнул ответить на поцелуй! Я нуждалась в этом! Очень. Хотелось задвинуть подальше кошмар последних недель. Потеряла голову и контроль напрочь. Чёрт-чёрт...' Очнулась от деликатного касания к руке. Открыла глаза. Зеленцов.
   - Мариночка, я зашёл проведать Вас и попрощаться, - смотрел серьёзно и спокойно, без издёвки и осуждения. - Всё, что произошло - под спуд. Так будет лучше. Это понятно? - увидев кивок, вздохнул с облегчением. - Забыть навсегда - это приказ и как врача, и как простого обывателя, и как ненормального учёного-психа. В самую глубь подсознания года на два-три, не меньше! - строго смотрел медовым, тягучим, вязким взглядом в зелень глаз, притягивая, обволакивая и вызывая оцепенение сознания больной. - Не вспоминать!! - отрывисто рявкнул, и она... очнулась, дёрнувшись всем тельцем.
   - Да что тут происходит!? - Игорь начал заводиться, смотря недоуменно то на Мари, то на серьёзного врача. - Мне здесь кто-нибудь объяснит, наконец, что стряслось-то?? - обратился к старшому. - Коллега...?
   - Не в моей теперь компетенции! - поднял руки перед собой, ограждаясь. - Все сведения занесены в историю болезни и папку личного дела пациентки, и только она вправе их вскрывать. Простите, коллега, но Вы должны это понимать, как никто другой, - встал со стула, поцеловал Маринке руку и, хитро сверкнув светло-карими шальными глазами, приник к девичьим губам в откровенном поцелуе! - Реванш у меня! - быстро попрощавшись с вскочившим и опешившим Игорем за руку, стремительно исчез.
  
   - Алиса в стране чудес! - поражённо и хрипло пробормотал парень. - Того и жди, появится Чеширский Кот с загадочной улыбкой. Это я схожу с ума, или клиника опасным вирусом заражена? Может, объявить карантин?
   Рассмеялась от души, не сдерживаясь: 'Поцелуи подействовали! Больше не болят ни голова, ни живот - всё в порядке. Почти'.
   - Какая ты сейчас красивая... - смотрел на неё с высоты роста, сияя откровенно влюблённым взглядом.
   - Буду, когда синяки рассосутся, - улыбалась, любуясь его счастливым лицом, сияющими тёмно-серо-голубыми лучистыми глазами, красивым славянским интеллигентным лицом и таким чувственным ртом, сейчас смеющимся, но столько обещающим! - А пока похожа на жертву группового изнасилования со специфическими следами по всему телу, - хитро прищурившись, прикусила полную губу, как тогда, в реанимобиле. - Не хочешь взглянуть?
   - Сделаю это немного позже, - проговорил без смеха охрипшим страстным голосом. - Буду ждать этого момента с нетерпением! - нервно дышал, не сводя потемневших глаз. - Тогда ты всё расскажешь, что тут случилось, когда будешь в моих объятиях лежать обессиленная от любви и потеряешь бдительность. Тогда-то и допрошу с пристрастием, Маришка-хитришка.
   Замолк, лишь сипло и прерывисто дышал, не решаясь вновь сесть рядом с этой отравой с такими бесподобными глазами. Простонал безмолвно в каком-то исступлении: 'Погиб!' Словно услышала, улыбнулась маняще, погладила тоненьким пальчиком по его бедру. Говорить расхотелось - вторили глаза и сердца. Воздух в палате зазвенел от чувственности и неги, задрожал ощутимой вибрацией настолько, что Киреев понял: 'Пора уносить ноги!' На миг присев на кровать, прильнул в жадном тягучем поцелуе и, почувствовав, что хулиганка прикусила ему губу до крови, вдруг захлебнулся неведомыми доселе слезами и... сбежал от вспыхнувшего, дурманящего, парализующего взгляда, бессильно прохрипев: 'Ведьма!'
  
   ...Выписалась через день, пробыв в общей сложности в отделении прерывания семь дней вместо трёх положенных, и то не хотели отпускать - дала расписку. Домой вернулась на такси, которое вызвал и оплатил Иверов. Прощаясь, не выдержал, взяв очередной реванш у Зеленцова, и стал открыто, безоглядно целовать Мари. Потерял голову: признался в любви и умолял прямо из больницы уехать к нему и остаться навсегда в качестве жены; согласен был подождать её развод и помочь средствами. Ничто Диму не испугало: ни жилищные её проблемы, ни наличие дочери - обрадовался до слёз, что будет растить! Не слушая тихих протестов и трезвых доводов, трепетно прижимал к красивому телу девушку, гладя длинными пальцами её голову, лицо и шею прямо при санитарке бабе Вере. Она его и отрезвила... половой тряпкой.
   Сидя на лавочке у подъезда дома, слушала привычные шумы города, закрыв глаза, вдыхала воздух затона, уже освободившегося ото льда, и радовалась жизни. И это она-то, чуть не ушедшая с радостью туда, где её не было!
   На работе появилась лишь на четвёртый день. Марины не было в группе с 5-го марта по 14-е число включительно. Хирург Дмитрий Иверов настоял на полном десятидневном больничном - боялся, что у истощённой, крайне ослабленной пациентки возникнет рецидив. Обошлось.
  
   ...Бармалейчики чуть не затискали до смерти! Обнимали и целовали четверть часа: едва успевала освободиться от одних объятий, как приходил другой 'обнимальщик' и принимал эстафету любви. Родители умилялись, рассказывали о прошедшем без неё празднике и с ужасом рассматривали прозрачное в цветных кровоподтёках лицо худенькой девушки.
   - Не волнуйтесь, это скоро сойдёт, - успокаивала. На все немые вопросы отвечала кратко, учитывая, что вокруг куча-мала ребятни. - Реанимация.
   Все ахали и охали, но обсуждать не решались.
   Медсестра Ольга Силина отвела в тихий час в сторону и огорошила.
   - Марин, тут такое случилось... - странно смотрела, словно не решаясь говорить, но, помедлив, продолжила. - В общем, 6-го числа часов в 11, наверное, ко мне прибежала Валова, что была на группе в твоё отсутствие. Как сумасшедшая влетела в медкабинет, глаза свои рыбьи вытаращила и как завопит: 'Там Маринкины дети с ума сошли! Стоят все столбом, куда-то смотрят вверх и орут!' - покраснела, опустила взор, тяжело вздохнула. - Не стала её слушать и сама помчалась в группу. Господи..., до смерти этого не забуду! - закрыв в страхе голубые прозрачные глаза, некоторое время не могла продолжить рассказ. Собралась с мыслями. - Твои детишки стояли у северного окна, смотрели куда-то в небо и все до единого кричали наперебой, звали тебя, просили не уходить и плакали! Такой крик стоял в группе, что я растерялась, пыталась их оттащить от окна, отвлечь, перекричать... Бесполезно! Кинулась к старшей - её нет! Подумала и побежала к нашей ветеранше Нине Архиповне. Она со мной, как смогла, быстро приковыляла на своих больных ногах к тебе в группу, послушала детей, понаблюдала, тогда и сказала: 'Кликушествуют они! Слышишь, какие странные у всех голоса? Словно старики оплакивают покойника! Ох, что-то с Маринкой страшное происходит, а детки-то уж дюже её любят вот и держат на земле, не дают уйти туда, к праотцам!' - покраснела ещё больше, исподлобья смотря на молчащую и побледневшую Мари. - Я чуть не высмеяла её, честно говоря. Вдруг твои детишки враз замолчали, как отрезало! Стали играть, как ни в чем не бывало, а Архиповна и говорит мне: 'Ну, слава тебе, Господи, не пустили они её, отстояли! Теперь она вне опасности!', и ушла, крестясь! Я ещё полчаса посидела, всех посмотрела, послушала, температуру измерила - в норме. Словно это не они кричали целых пятнадцать минут, а мы все были тому свидетелями! Мистика...
   Марина не могла произнести ни слова. Как только Ольга назвала число и время, всё поняла: 'В тот момент я 'ушла' в тоннель, там и слышала крики 'бармалейчиков', моих любимых детишек, - возвела глаза горе, благодаря и молясь безмолвно. - Спасибо, родные, что спасли меня! Если бы ни ваши крики и ладошки - улетела бы за грань с лёгкостью и... радостью'.
   Работа организовывала и контролировала, события в клинике отошли на дальние задворки памяти, как и приказал Александр. Это спасло от затяжного стресса, который неизбежно накрыл бы Мари после вынужденного убийства двух сыновей.
   Только ночами, проснувшись от непонятной тревоги, опять видела перед глазами металлические стены тоннеля, словно он ждал её душу, не закрываясь ни на миг, затаился в засаде. Понимала и старалась больше не попадать в роковые ситуации, стала осторожной и предусмотрительной на дороге и в быту.
  
   Всё вернулось на круги своя, только Мишутку Стрельникова стали забирать дедушка и бабушка, что раньше происходило крайне редко. Смотря в глаза, разговаривали с воспитателем свысока, надменно, не позволяя никаких посторонних тем, кроме их внука. А ей так хотелось узнать, куда же они выслали Алексея?
   Однажды, когда у заводил было неважное настроение из-за затяжной непогоды, Мари решила их побаловать на полдник чем-нибудь сладким и запретным. Это была общая 'страшная' тайна! Уложив спать после обеда и убедившись, что плотная еда подействовала как надо, тихо сбежала из сада, перебежала дорогу и вошла в кондитерский магазинчик - гордость микрорайона. Долго выбирала из огромного ассортимента, растерявшись, никак не решаясь что-либо выбрать. Не сразу сообразила, что за угловой витриной, заваленной до самого верха коробками с тортами, слышит знакомый голос пожилой женщины. Пока соображала, кто же это, она вышла в другой отдел. Но то, что услышала, поразило девушку! Говорила бабушка Миши Стрельникова Лидия и товаровед, очевидно. Болтали обо всём, но Мари интересовала только одна тема.
   - ...А как у Вас подрос внучек, Лидия Аркадьевна! - товаровед заискивающе льстила дородной заносчивой женщине-аристократке московского разлива. - И такой красивый - весь в Наташеньку.
   - Спасибо, Милочка Васильевна, на добром слове! - неискренно отвечала старушка. - Он и вправду, красавец у нас, но больше всё-таки становится похожим на своего отца Алексея. И ужасно скучает по нему!
   - Приехал Ваш зять из командировки? - молодая женщина лебезила и пришепетывала. - Сколько он уже в отъезде...?
   - Да уехал-то он совсем недавно, ещё и месяца не прошло, только Михаил необыкновенно сильно привязан к отцу. Просто невероятно, насколько! Как только Алексей уехал, так внук опять замкнулся и ни с кем не общается, - вздохнула. - Нет, он конечно с Наташенькой и с дедом ещё что-то лопочет, но не со мной, - с негодованием посопела некоторое время. - Зять уехал пока на три месяца. Как только стажировка закончится, тогда они уже с дочерью поедут на полгода, а уж там о более продолжительном пребывании подумаем.
   - Пока в соцлагерь? - тихо спросила молодая. - Или уже туда...?
   - Уже в Данию поехал. Соцстраны - пройденный этап, - надменно ответила. - Вот после неё в Италию его отправим года на три...
   ...Они ещё о чём-то говорили, но Марина не слышала уже. Долго стояла в полном оцепенении и... дрожала: 'Если он уедет на несколько лет, мне не выжить! Я люблю Лёшу по-настоящему! Это станет катастрофой! Я не справлюсь без тебя, мой единственный...'
   - ...Ну, Вы выбрали, наконец? - с негодованием спросила продавец у покупательницы, стоящей сбоку прилавка и всё что-то ожидающей. - Всё на витрине!
   - Да, я определилась с выбором. Он у вас действительно великолепен, - говорила на полном 'автомате', раздвоив сознание и держа себя в железных тисках воли. - Пожалуйста, взвесьте мне полный 'кирпич' щербета.
   Дождавшись, когда бабушка Стрельникова выйдет в дальний отдел, выскользнула из магазина и стремительно бросилась в сад, ругая себя, на чём свет стоит: 'Господи, я же детей бросила! Вот ведь сумасшедшая! Тупица безответственная! Тебе что, беды с воспитанниками захотелось...?' Влетев ураганом по ступенькам корпуса, распахнула дверь и вбежала в коридор, где нос к носу столкнулась с Надей Надеждиной.
   - Не спеши, Маришка. Они ещё спят. Я в окно увидела, что ты метнулась в кулинарийку, и пошла покараулить твоих детей, - пристально рассматривала запыхавшуюся и вспотевшую девушку, потом тихо проговорила. - Приходи сегодня ко мне - разговор серьёзный есть.
   На том и рассталась со старшей подругой и вечной наперсницей бед и тайн, которая после выхода из больницы, сильно похудев, стала просто красавицей. Очень грустной красавицей-вдовой с двумя печальными и чудесными, как две капли похожими на папу, малышами трёх и пяти лет.
  
   ...Вечером состоялся разговор, и стало ясно, что их совместной работе в ясельках приходит конец - Надя собралась уходить с копеечной воспитательской зарплаты на более высокую и перспективную, на завод.
   - ...Конечно, хрен редьки не слаще, - подруга нервно курила, поглядывая в сгущающиеся сумерки за окном, - может, и похуже её будет. Но там есть пятидневка и выездной детсад на всё лето под Загорском в сосновом лесу. Будет где закалиться и окрепнуть моим Нюське и Тошке. Заметь - бесплатно. Завод оплачивает всё сам, - ушла мыслями куда-то в сторону. Опомнилась. - Иду пока кладовщицей на склад готового литья. Не спрашивай, сама ничего ещё не знаю! - засмеялась, подняв руки, 'сдаваясь'. - Вот поработаю - узнаю! Там и посмотрим. Может, в цеха перейду на конвейер или обмотку.
   - Как только ты там осмотришься - я к тебе приду.
   Стоило словам сорваться с губ Марины, поняла, что мучило последнее время: 'Мне стал не нужен садик без Алексея! Сколько прятала от себя правду - вылезла сейчас с этой фразой. Столько держалась за гроши и детскую любовь, но, потеряв неистового моего любимого, возненавидела стены, видевшие нас, огромные окна, отражавшие нас, детские глазёнки, подглядывавшие за нами, - грустно улыбнулась, задохнувшись от нестерпимой горечи. - Пришло, прозрение, только слишком поздно - не достать уж тебя, мой мальчик-непоседа. Одна. Без тебя, Лёшка, медленно умираю, истончаюсь, иссыхаю, превращаясь в невесомый и неуловимый лепесток на длани Бога. Сдуй меня, Господи, поскорее, молю... Оберни в прах... Не возрождай боле... Уничтожь совсем...'
   - Господи..., Марин, да ты чего ревёшь-то?
   Наденька стояла перед ней на коленях на полу кухни и отирала неудержимо льющиеся слёзы из зелёных глаз девочки, которые так любил целовать Лёша, и тоже разрыдалась. Так и ревели на темнеющей кухоньке каждая над своей потерей, оплакивая до времени ушедших и навсегда потерянных любимых. Выплакавшись, долго выливали беды в раскрытые души и сердца, деля горе напополам. Лишь под утро, опухшие от слёз и недосыпа, решили: не вспоминать! Ни мужа Надежды Виталия, ни Алексея Марины. Пока - табу.
  
   Глава 6.
   Психометрия.
  
   'Время безжалостно ко всему сущему. И к любви тоже. На отдалении она перестаёт быть плодотворной - лишь пустая оболочка с красивым названием. Хотя и утверждают люди, что с расстоянием любовь только крепнет, это не совсем так. Крепнет только в одном случае - если точно знаешь, что вернётся и обретёт физическую оболочку, заполнив пустоту смыслом и полноценной человеческой жизнью: страстью, любовью, радостями и бедами. Только тогда ты способен ждать годами, не просто бездумно надеясь на её возвращение, а зная, что так и будет. Ожидание без надежды только иссушает душу, губя и нежный росток любви. Нет..., не правы восторженные и наивные влюблённые. Не правы. Любовь не может жить без подпитки, без животворной влаги любимого тела и губ, без сияния родных глаз, без страсти и единения. Она неумолимо истончается, не имея этого, - размышляла Мари, пока бармалейчики играли во дворе сада, выискивая в досконально изученных интерьерах и закоулках новые развлечения. Только Мишенька Стрельников, потупившись, сидел рядом. Они давно были вместе, но девушке так и не удалось пробиться в его затуманенную душу. Даже на предложение покрутить на 'ручной карусели' мальчик только грустно покачал головой и пустил по худенькой щёчке горькую слезу. Безмолвно взвыла, закусив губу. - Господи! Я и так еле-еле держусь, стараясь не плакать на людях, а тут Мишка'.
   - Не плачь, солнышко, мой любимый мальчик, - прижав к себе тоненькую фигурку, украдкой быстро вытерла свои слёзы. - Ты же знаешь, что папа скоро приедет, и вы снова будете радоваться и смеяться! Опять он будет кружить тебя на руках! Помнишь, когда мы втроём кружились сильно-сильно...? Потом так крепко обнимались, а папа целовал тебя и меня и называл своими любимыми человечками? - слёзы душили, уже не могла говорить.
   Вдруг Мишутка, вздрогнув тельцем, поднял на неё взгляд и заглянул в глаза, удивившиеся и замершие. Стерев слёзы, опустила взгляд на малыша и... едва не завыла в голос: из глубин сознания пятилетнего мальчика, из самой темноты зрачков на Марину взглянул... Алексей! Не в смысле, что глаза ребёнка похожи на отцовские, нет: на неё смотрели глаза любимого парня, осознанные и взрослые, смотрящие с той же любовью, с той же страстью, с той же неудержимой неистовостью, что и в лучшие их дни! Мало того, что они на неё смотрели, так ещё и говорили: 'Любимая! Услышь и пойми меня!' Сознавая, что ничего не понимает, что, вероятно, сходит с ума и пора, пожалуй, звонить Александру, не могла оторвать взгляд от расширенных зрачков глаз Миши. Автоматически взяла ребёнка за худые плечи, смотря в живой омут серых глаз. В них что-то происходило непонятное для её разума, но до дрожи завораживающее: появилась светлая точка, вскоре преобразовавшаяся в маленький... кадрик, словно от слайда для проектора. Медленно разрастаясь, стал вполне узнаваемым - развернулась в полноценный экран! Дальнейшее девушка смотрела, как на полотне кинотеатра.
  
   ...Комната, видимо, Мишуткина, судя по количеству игрушек и книжек. В этой комнате на детской кушетке сидят двое: Миша и Лёша. Алексей держит сына за плечи и что-то медленно говорит, глядя прямо в глаза мальчику, а тот, как под гипнозом, даже не моргает! Мари не слышала, о чём идёт такой странный разговор, но когда он закончился, мальчик встал с кушетки, подошёл к столу, сел за него и стал что-то рисовать на бумаге. Нарисовав, вышел из-за стола и вернулся к отцу, отдав рисунок в руки. Внимательно осмотрев, он кивнул, обрызгал лист из аэрозольного баллончика чем-то бесцветным, помахал, подсушивая, потом перед глазами сына медленно сложил листок несколько раз и положил в карман детских джинсов. Сказав ещё несколько слов, отец неожиданно резко хлопнул возле самого лица Мишутки в ладоши, и тот... очнулся: забегал по комнате, что-то быстро говоря, подавая ему машинку, солдатика, ещё что-то...
   ...Очнулась от того, что Миша потянул за рукав её пальто и показал... на детские джинсы, точно такие, как там, в видении! Или... во сне? Видя, что медлит, заторможенными скованными движениями потянулся к штанишкам и попытался расстегнуть боковой кармашек брючек ниже коленки, не сумев совладать с жёсткой петлёй джинсовой ткани. Она заставила себя помочь малышу. В кармане оказалась маленькая бумажка. Мишутка отдал её, смотря странными глазами в самую глубину зрачков Мари, словно говоря: 'Возьми. Это тебе!' Как под гипнозом взяла записку, положила в карман пальто, застегнула клапан детских штанишек. Как только закрыла, Миша выпрямился и замер, будто в нём закончился завод пружины. Смотря на застывшего мальчугана, сообразила, что надо сделать: поднесла к его лицу ладони и резко хлопнула ими точно в таком жесте, как увидела в видении. Получилось! Странно вздрогнул, словно проснулся, и... побежал играть с детьми! Точно, изъяв у него записку, 'выключила' память ребёнка об этом событии, мало того - вернула нормальное домашнее поведение!
   Мозг, закипая, не слушался её. Версии и объяснения произошедшего так его забили количеством информации, что чуть не забыла, кто она и где находится. Усилием воли заставила очнуться и стать опять воспитательницей. Встав через силу, пошла вливаться в игру детей, направлять их в мирное русло, отвлекать от дурных затей и помыслов, приказав себе: 'Пора браться за ум, пока дети не натворили бед, а свои подождут'.
  
   ...Вечером, сидя в маленькой комнате так и не разменянной с мужем квартиры, собралась с силами и достала записку из кармана осеннего светло-серого пальто. Трясущимися руками развернула, пощупала, удивившись: 'Странная такая бумажка: тонкая, почти прозрачная и, похоже, непромокаемая! - только держа и трогая, смогла пробиться сквозь одурь и туман в голове. Тут-то всё и стало понятно до последнего кадра Мишенькиного 'глазного' кино. Закрыла глаза, держа эмоции в кулаке воли. - Господи, только бы не сойти от этого просветления с ума!' Долго заставляла спокойно, кадр за кадром, объяснить себе всё, что тогда увидела.
   'Итак. Комната Миши. Кушетка. Отец и сын. Отец проводит сеанс гипноза. Он на сыне проводил какие-то психологические опыты! Спокойно, не будем забывать, где работает отец. Итак. Опыт для какой-то цели. Это не в лечебных целях, нет. Значит, у Лёши просто не было иного выхода. Что ж..., с этим тоже почти смирилась. Опыт по передачи информации. Фантастика, да и только? Только оказалась правдой - сама видела! Алексей, пользуясь безграничным доверием сына и любовью Мишки ко мне, решил использовать последний шанс - ввести его в транс, вбить в память схему последовательных действий и, пока не сработает 'спусковой крючок', носить 'словесную посылку' в себе. Только у Лёши возникла проблема - сын не разговаривал в его отсутствие, наотрез отказывался с кем-либо общаться! Следовательно, нужно было изыскать другой способ передачи информации - записка. Или рисунок.
   Хорошо, разобралась. Думать дальше. Нарисовали. Как сохранить до удобного случая, до того самого 'крючка'? Значит, нужна особая ткань или бумага, которая не пострадает от стирок и глажки. Таковая нашлась на его работе. Всё, и с этим выяснилось. 'Спусковым крючком' стали мои слова о 'ручной карусели'. Слёзы, когда обняла Мишутку? Близкий визуальный контакт наших глаз? Скорее всего, глаза раскрыли 'посылку'. Спустя столько времени! Почти два месяца! Тихо, успокоилась, Машук! Думаем дальше. Рисунок. Что в нём? - очнулась от анализа, опустила на тонкий листик взгляд. - Рисунок Миши: он стоит на табуретке. Странно так стоит, будто наказан, полуотвернувшись от зрителя, заложив ручки за спину. На нём надето что-то странное, как длинный великоватый халатик с распахнутыми полами, - тепло улыбнулась. - Чудной ты мой! Что же ты хотел мне сказать этим рисунком?'
   Вздохнув, решила пока не разгадывать смысла послания. Посмотрела его под разными углами, как всегда поступала с детскими 'каляками-маляками', пытаясь уловить хоть какое-нибудь удобоваримое сравнение и похвалить его ваятеля за шедевр. Вдруг при определённом ракурсе света что-то мелькнуло перед глазами! Затаив дыхание, вновь, уже медленно, стала поворачивать рисунок. 'Есть! Что-то написано! - похолодела. - Господи, да это номер телефона! Точно, номер московский, по первым цифрам - самый центр. Вот это загадка! Даже вспотела, Лёша! Да уж..., чудес на свете не счесть, но это... - отдышавшись, усмирила бег крови и стук сердца. - Итак. Телефон. Центр. Причём тогда здесь рисунок? Только лишь для передачи телефона? Похоже на то. Даже если бы кто-то обнаружил рисунок Миши дома, не выбросили б, а, увидев работу мальчика, положили ему на стол - я попросила так делать. Он аутист, рисунками что-то рассказывает, не нужно выбрасывать даже самые на наш взгляд бессмысленные работы - для него все дороги! Значит, только на рисунке могла сохраниться информация. Что ж, и с этим вопросом разобрались. Остались только два: смысл рисунка и номер телефона. Но всё это завтра, иначе просто мозги вскипят! Будет новый день, и будет пища. Завтра, - успокоившись, поцеловала бумагу со странным рисунком и ещё загадочнее фактурой, спрятала в укромное место и заставила себя лечь спать. - Утро вечера...'
  
   Глава 7.
   Человек в чёрном.
  
   ...Разгадка рисунка всё мучила и пытала, а телефон уже так впечатался в мозг, что видела перед глазами, словно перед ними висела кисея с его цифрами.
   В пятницу 26-го апреля, отпросившись пораньше, сославшись на нездоровье, устав бороться с неизвестностью, решилась и вошла в кабину телефона-автомата. Закрыв глаза, прислушалась к ощущениям: 'Тихо, спокойно, никакого чувства опасности. Что ж, поверю и на этот раз'. Оглянулась по сторонам и набрала заветную комбинацию цифр. Через несколько гудков трубку сняли.
   - Контора.
   - Здравствуйте. Меня просили позвонить по этому телефону.
   - Представьтесь, пожалуйста.
   - Риманс Марина.
   На том конце повисла неожиданная и непонятная тишина, даже не слышно было дыхания оппонента. Помедлив, продолжили.
   - Где вы сейчас находитесь? - голос мужчины был нейтральным, негромким, ровным.
   - 'Коломенская'.
   - Жду Вас через час у северного выхода 'Дзержинской'. Я буду в черном кожаном пальто.
   Связь разъединилась, оставив Марину стоять с потерянным лицом. Ошалело уставилась на прерывисто гудящую трубку, опомнившись, повесила на рычаг, продолжая поражаться: 'Ну дела. Куда меня это приведёт? Куда попала? Кто это? Что ты задумал, Лёша? Ладно, подумаю позже'.
   ...Через час выходила из метро на указанной станции. Спокойно обвела улицу и площадь глазами - упёрлись в памятник. Что-то знакомое мелькнуло в памяти. Задохнулась, окатилась дрожью: 'Табурет. Человек. Халат. Рисунок Миши! Лёшка, ты что творишь? Мне-то зачем 'туда'!?'
   - Марина? - перед ней стоял высокий плечистый мощный мужчина лет тридцати пяти в чёрном кожаном пальто и кожаной шляпе. Тонкие губы, тяжеловатое лицо, отягощённое довольно крепким подбородком, глубоко посаженные серо-карие глаза с раскосинкой. Основательный, как... скала. Ахнула: 'Спец!' Едва совладала с лицом. - Отойдёмте.
   Молча прошли в маленький сквер у метро, остановились возле клумбы. Мужчина внимательно окинул взглядом миниатюрную фигурку, девичье лицо, одежду. Как-то странно отводил взгляд: плавно, неуловимо, выскальзывая из-под цепких прозорливых глаз Марины. Передёрнулась от неуютного чувства: 'Как угорь!'
   - Объясните, - просто и коротко спросила.
   - Он меня попросил. Посодействовать Вам. В трудоустройстве у нас.
   - Нет, - отрезала. - Это лишнее.
   Разговор был странен, полон недоговорённости и недосказанности, но Мари поняла, что Алексей в отчаянии задумал: 'Решил ввести меня в среду 'своих', через общую работу встречаться. Совсем отчаялся - развода не будет. Конец надежде и мечте. Тупик. Так тому и быть - разрыв'. Решившись, сказала это визави, шагнув вплотную, заставив перестать 'бегать' от неё глазами, вынуждая наклониться к лицу! Вцепилась ручками в кожаные отвороты воротника его пальто, впилась в упор зелёными взором в стальной взгляд, смотрела снизу требовательно и жёстко. Хотела, чтобы хорошо понял, не смог увильнуть... Но произошло невероятное: укол в спину, время замедлило бег, почти застыв, в глубине мужских глаз поверх отражения улицы появилась светлая точка, как тогда у Мишутки, стала стремительно увеличиваться, и... девушка отключилась.
  
   ...Спина занемела и болела. Ноги замёрзли, отсырев на мокром асфальте. С трудом открыв глаза, долго не могла сфокусировать взгляд: всё расплывалось и двоилось. Шум улицы доносился невнятно, словно через подушку. Собралась с силами и заставила глаза проясниться: сидела в том же сквере на скамье, откинувшись на сырую спинку, а сбоку стоял... милиционер! Внимательно посмотрел, подошёл ближе, как только увидел, что женщина очнулась.
   - Вам уже лучше? - прохладные интонации голоса, внимательные глаза, нейтральное выражение лица. - Увидел, что Вам нехорошо, покараулил, чтобы воришки не обобрали. Всякое случается, - оглянулся на дорогу, кому-то сделал знак рукой, подзывая. - Вас отвезёт такси по Вашему требованию. Оно оплачено. Честь имею! - козырнул и... ушёл.
   - Ну, Вы сможете сами дойти до машины? - таксист стоял и оглядывал Марину. - Весна. Всем плохо - авитаминоз, - смотрел без улыбки, участливо. - Давайте, помогу встать.
   Покачиваясь, оттолкнулась от скамьи, с помощью мужчины встала на слабые ноги. Оглянулась на сумочку - на месте: лежит рядом со стопкой газет, на которых, похоже, и сидела. 'Кто подстелил, позаботившись о моём светло-сером осеннем пальто?' - удивилась, но голова ещё плохо соображала, не стала думать о такой мелочи. Сев в салон машины на заднее место, откинулась на мягкую спинку, водитель тронул такси и поехал.
   - Простите, куда едем? - опомнилась, сипло спросила, недоуменно оглянувшись и смотря в зеркало заднего обзора на водителя.
   - Да вот тут на бумажке написано: 'Коломенская', - немного удивился. - И заказ уже оплачен полностью, - плотный коренастый мужчина средних лет, посматривая на необычайно бледное лицо юной пассажирки, продолжал. - Уже изменились планы? Новый адрес?
   - Прижмите к обочине машину - нехорошо... - опять начало двоиться в глазах, вызвав резкую дурноту.
   Ругнувшись, быстро свернул к обочине, выскочил из салона и вытащил девушку рывком из машины. Вовремя. Через три минуты, приведя себя в порядок, протерев лицо и руки салфетками, пила минеральную воду из бутылки, протянутой побледневшим от испуга водителем.
   - Не беременны? У моей жены со вторым пацаном такое частенько бывало, - помог опять сесть в салон. - Ну, по какому адресу едем?
   - Остановите у автомата, - едва произнесла, чувствуя, что сознание меркнет. - Позвоните... Игорю Кирееву... Скажите, Марина... Записная книжка... - больше ничего не помнила.
  
   - ...а я испугался тогда не на шутку! - знакомый голос что-то говорил в стороне. - Неудобно, но пришлось в её сумочке рыться - про телефон в записной книжке успела сказать, бедная, - сокрушался и чувствовал неловкость. - Хорошо, что имя сказала. Остальное уже знаете.
   - Спасибо, Борис. Рад, что она к Вам в такси попала, - голос такой знакомый и родной! - Даже страшно подумать, что могло бы случиться! До свидания. Рад был познакомиться. Благодарю!
  
   Где-то хлопнула дверь, раздались шаги.
   - Мариш... Маринка, очнись! - ушёл, вернулся, резкий запах нашатыря. Открыла глаза: Игорь-реаниматолог. - Ну вот, очнулась. Странные у нас встречи - ты всегда не в себе, не в форме, нездорова, - посерьёзнел, оглядывая с головы до ног. - Так..., раздеваемся - вся промокла.
   Она же не могла раскрыть рта: был так сильно сжат, что не получалось разомкнуть! Челюсти свело судорогой от напряжения, а тело от дикого напряжения сотрясала мелкая дрожь.
   - Ммм...
   - Больно? - отрицательно покачала головой. - Говорить не можешь? - утвердительный кивок. - Не шутишь? - ещё один. - Дай-ка, посмотрю, что там у нас за проблема?
   Обследовал лицо тёплыми пальцами, нежно поворачивая, потом ощупал голову, шею, ключицы, вдруг помрачнел, странно зыркнул на Мари и сильно побледнел. Замер, глядя на неё, нахмурился, что-то решая. Ринулся в комнату, повозился и пришёл со шприцем.
   - Мариш, будет неприятно - потерпи. Объясню потом, хорошо? - увидев кивок, заставил закрыть глаза и постараться расслабиться.
   Резкая боль сзади шеи заставила её вцепиться руками в плед дивана и протяжно застонать! Что-то лопнуло в голове, и... свет померк вновь, но почти сразу тьма отступила, а с ней ушёл и лицевой спазм, оставив только зону боли на шее. Игорь успел девочку подхватить, иначе упала б ничком на пол.
   - Что со мной? - прохрипела с трудом, не узнавая голоса.
   - Синдром повышенного внутриполостного давления. Пройдёт. Не думай пока ни о чём, - решительно произнёс и ушёл. Вернувшись, сел рядом на диван, аккуратно начал её раздевать: пальто, берет, сапоги, жакет. - Ты что-нибудь помнишь? Как здесь оказалась? Где была? - прошёл в соседнюю комнату, принёс вешалку, развесил пальто и берет, в руки прихватил сапоги и жакет. Унёс. Вернулся с толстым пледом, укутал с ногами и посадил вглубь дивана. - Сейчас ноги согреются, покормлю тебя.
   - Нет, - хмуро выдавила, помолчав, стараясь пробиться через глухую стену в голове. - Помню только, что кому-то позвонила. Всё.
   - Знакомый? Приятельница? Друг? Любимый? - видя, что на все вопросы отрицательно мотает светловолосой головой, вздохнул. - Пока не думай - само потом откроется или нет, - улыбнулся с теплом и радостью. - А ведь ты у меня в квартире, Маришка. Это я говорю, если ещё не заметила, - обнял, прижимаясь к дрожащему в крупном ознобе худому тельцу. - И относительно здорова, - поцеловал тёплыми мягкими губами висок. - Не забыла обещание? - поймав удивлённый взгляд зелёных глаз, рассмеялся озорно, прищурился хитро. - Как, уже забыла? Должна рассказать о приключениях в больнице! Я жду давно. Пора, - последние слова проговорил тихо, с хрипотцой. - Но ты опять меня перехитрила - упала в обморок и не дала никакого шанса на быструю победу! - смеясь, ласкал лицо, волосы, пухлые губы жарким взглядом. - А я ею избалован.
   - Игорь, а как я у тебя оказалась? - тихий вопрос заставил его замереть, согнать улыбку, нахмуриться и внимательно посмотреть в изумруд: 'Действительно не помнит?' - Я ведь не знаю твоего адреса. Только номер телефона. Объясни, прошу.
   - Мне позвонил таксист и сказал, что его пассажирка дала мой телефон и назвала имя, а потом потеряла сознание. Я попросил тебя описать, потом назвал адрес, - обнял в порыве тревоги и волнения. - Хорошо, что я только со смены пришёл. Что был дома. Всё крутился тут и не решался выйти даже в магазин - как чувствовал, что буду нужен! - поцеловал виски девочки, задержавшись на пульсе губами, отсчитывая машинально: 'Частит! Да и температура, явно, высокая!' - Когда он подъехал, я уже ждал у подъезда. Занесли тебя сюда. Когда я попытался расплатиться, Борис наотрез отказался, сказав, что заказ оплачен заранее. Ты с ним знакома? Сама расплатилась? - увидев растерянное отрицательное покачивание головы, впал в ступор. Едва не вытаращил глаза от удивления. - Да. Загадка на загадке. Точно: 'Алиса в стране чудес', - встряхнулся, сбрасывая жуткое нервное напряжение. - Нет, пока не будем ломать над этим голову, - встал с дивана, поднял на руки Мари, прижал к себе и понёс на кухню.
  
   Лишь через несколько часов полностью пришла в себя, не помня ничего после звонка из телефона-автомата по номеру, который напрочь исчез из её головы. Порывшись в сумочке, не нашла и тоненькой бумажки с рисунком Мишани. Тупик.
  
   - ...Так ты мне когда-нибудь расскажешь, что же с тобой тогда приключилось, а? - водил длинными пальцами по обнаженной бархатной коже девушки, изгибу позвоночника, плечам, по плавным и волнующим очертаниям талии и бёдер. - Или всё ещё работает запрет Александра? - улыбаясь, прижался губами к шее, целуя и вдыхая запах волос.
   - Ууу... Мне так уютно в твоих руках и хорошо, что вспоминать тот кошмар абсолютно нет никакого желания, - его пальчики шалили и мучили, награждали и отнимали волю. - Лучше этот момент, чем тот ужас, - стала отвечать на ласки, и вскоре стало не до разговоров.
   - ...А я ведь не отстану от тебя, Маринка! Я упрямый и неподкупный, ты же знаешь! - вновь завёл разговор на тему, о которой ей не хотелось даже вспоминать. - Мне это не просто интересно - а необходимо знать, понимаешь? Ну, поставь себя на моё место. Поставила?
   - Как бы я сейчас хотела быть на твоём месте, - хрипло прошептала, смотря сумрачным дымящимся взглядом, - и испытать то, что ты сейчас будешь чувствовать... - прильнула к губам в долгом поцелуе, ласкаясь телом, опускаясь губами всё ниже. 'Плевать на тайны! Не до серьёзных разговоров. Мне сейчас нужны радостные и волнующие кровь воспоминания, а не эта глухая серая мощная стена, которая всё ещё стоит перед глазами. Серая, как тоннель. Как сама смерть...'
   - ...Просыпайся, соня! Ты не просто неспокойно спишь, так ты ещё и храпишь! - стоял над ней, издеваясь над уставшим тельцем, целуя в самые неподходящие места, щекоча зубами и лёгкой щетиной, проникая грешным языком и шаловливыми пальцами в тайну и грех. - Ну, правда, мне скоро на смену, а ты не дала своим храпом уснуть! Измучила!
   - Храпом или нахрапом? - вскочив, как кошка, впрыгнула на его талию, повиснув на шее, повалила на кровать, оказавшись сверху. - Проси прощения, страстный мой, или опоздаешь на свою такую нужную и сумасшедшую работу, - смотрела исподлобья, прикусив алую опухшую от ласк губу, проводила ногтями маникюра по голому торсу парня. - И не заговаривай мне зубы. Не расскажу! Пока. Пойми же, не время, - легла на мужскую грудь головой, смотря снизу в посерьёзневшие, внимательные, умные глаза. - Меня всё ещё мучают кошмары. Зачем они тебе? Не хочу добавлять переживаний никому, даже очень близкому. Жалею. Ты и так работаешь на износ, на разрыв души и сердца, вот и берегу их, дорожа выше своей жизни, - выгибалась под умелыми и нежными руками, гладящими уже только с любовью, без малейшей тени желания - устали. - Игорёк, родной, не проси рассказать, хорошо? Я жива, и ладно. Остальное - пустое.
   - Хорошо. Не хочешь говорить - покажи.
   Предложил, тревожно глядя в глаза, даже дыхание сбилось от волнения, сердце гулко застучало под женским ухом, бисеринки пота выступили над губой, руки повлажнели. Немного удивившись такому всплеску эмоций, поняла, что это для него действительно очень важно: и как врачу, и как человеку, который к ней не просто неравнодушен, а по-настоящему влюбился: 'Да..., удивил. А парень-то, сгорел, пропал с концами. Даже сам до конца не сознаёт, в какую 'вилку' себя загнал: любя, не сможет не изменять - натура охотника! И без меня теперь будет мучиться, дойдёт до отчаяния настолько, что мысли о суициде станут постоянными спутниками жизни. Какая же ты зараза, Машук! Яд и есть'. Тайком вздохнув, смирилась, решив уступить в малом. Взяв его ладонь, открыла, поцеловала с любовью, закрыв на миг повлажневшие глаза, потом двумя пальчиками встала на неё и... 'пошла', уходя не только за границу, но и 'улетая' ввысь. Поясняя суть, сдула со своей ладошки невидимую пушинку, провожая взглядом куда-то далеко, за горизонт.
   - Ты? Что...!? Тогда ты... - не дала сказать вслух, прильнув с поспешным горьким поцелуем. Оторвавшись, посмотрела глазами цвета тёмного малахита, полными слёз. - Бог мой... - только и промолвил, судорожно прижав Марину к телу, содрогнувшись от ужаса и едва не свершившейся непоправимой потери. - Прости, я был глупым эгоистом! Не мог такое даже в мыслях допустить! Какой же я болван, милая!! Ведь всё было так очевидно! Ой, кретин самовлюблённый! Прости идиота, Маришка! - задрожав, стал жадно целовать сладкие губы-отраву, мгновенно загораясь и зажигая девочку-белену. 'Погиб! Погиб я... Погибли...'
  
   - ...Почему меня преследует такое странное ощущение, словно ты - шкатулка с двойным дном, а? Неприятное, надо признать, чувство. Зыбкость. Словно почва уходит из-под ног. Вот лежишь на мне, такая тихая и уставшая от ласк, домашняя, покорная и расслабленная..., - задумался на время, уйдя куда-то мыслями, продолжил, - а стоит чуть нажать на тебя, превращаешься в истинный алмаз: красивый, крепкий, сильный и нерушимый. Не погладишь, не схватишь бездумно - порезать может сильно, - приподнял девичий упрямый подбородок, вглядываясь в зелёные глубины, в которых сейчас была лишь нежность и мягкость, но его не обмануть: Марина умела превращаться в сталь. - Можно огранить иль расплавить, разрушить иль разбить, тогда алмазом вовсе перестанет быть. Утратит волшебную притягательность, красоту, потеряет особую, неповторимую тайну ту...
   - Да ты поэт, мой милый врач! - распахнула взор, признательно улыбнулась. - Спасибо, что понял, благодарю, родной. Дай мне время, Игорюша, - начала целовать грудь, лаская шёлком волос обнажённое мощное тело парня, прихватывать зубками кожу и жёсткие волоски, шаля непозволительно тонкими пальчиками.
   - Да..., время... Чёрт, время!! - вмиг слетев с кровати, ринулся в душ, а Мари, надев его голубую рубашку, висящую рядом на спинке стула, босиком побежала на кухню, приготовить бутерброды и кофе в термос. Услышал из ванной топот её ног, понял. - Маринка, мне сахара не клади - не люблю! И бутерброды... - уже из комнаты.
   - Готовы. И термос. Булочки с маком прослоила маслом, ванильные - смородиновым вареньем. Они в пакете. Сам не съешь, ребят угостишь, - показался в проёме двери кухни, приглаживая влажные волосы руками. - Ты чего? Девушку впервые голенькую увидел? Или рубахи жаль? - забавлялась его неподдельным изумлением, когда увидел её. - Прости, но халата не нашла. Как и своих вещей. Специально, что ли, спрятал? - непонятно смотря, наступал на неё с таким удивительным и загадочным, светящимся лицом! - Нет-нет-нет! Тебе на работу! А мне ещё можно пару дней поваляться в постели...
   Не успела закончить тираду, как сцапал в объятия за талию, подвесив на сильных руках. Успела повернуться спиной, освободила руки, стала шутливо драться. Юно смеясь, прижимал её к свежему полуобнажённому телу, щекоча, целовал то в макушку, то в щёку, то в губы, то в шею - куда попадал, пока мотала головой, болтая в воздухе голыми ножками, хохоча и визжа отчаянно.
   - Конец соседям... - хрипло прошептал, задрожав, уткнулся носом в затылок, жадно вдыхая запах девичьих волос и разгоревшейся в игривой схватке кожи: 'Так только она пахнет! Яд... Чистый галлюциноген! Отрава!' Попытался отвлечься. - Ты ведь не знаешь, девочка моя сладкая, что эта рубашка... просвечивается, и все твои родинки и всякие верхние и нижние подробности - как на ладони, - чувственно проводил по шелковистой ткани руками и стонал, сладострастно рыча, прикусывая тонкую шею, острые плечи и спинку, не в состоянии оторваться от особого аромата: сладкого, пьяного, грешного. Просто сходил от этого 'букета' с ума! Всё вопрошал безмолвно: 'Да что со мной твориться!? Что в аромате Маришки такого, отчего тело скручивает в диком желании?' Даже, смущаясь, спросил у неё об этом под утро, но услышав в ответ лишь странное до дрожи: 'Глупый! Сам должен понимать'. Понял, пожалуй, только сейчас: 'Феромоны!', но так до конца и не поверил, словно ждал аргументированного довода, компетентного научного доказательства или опровержения. Зарычал, сильно зажмурил веки: 'Если сейчас 'возьму' её - не смогу остановиться! Голова в огне! Угар чистый, а не любовница!' Замер. Справился с одурью. Едва опомнился. - Подожди... Ты сказала, что пару дней поваляешься. А на работу тебе когда? - очнулся от вязкого дурмана желания. Удивился. - Ты в отгулах?
   - В выходные садик не работает, - тихим дрожащим голосом прошептала, касаясь губами его чисто выбритого подбородка, продолжая висеть в сильных руках. - В понедельник и пойду.
  
   Резко опустил Мари на пол, так же жёстко обернул к себе, крутанув вокруг оси, как юлу, и схватив за тонкие плечики, впился в лицо насторожёнными широко распахнутыми глазами.
   - Повтори ещё раз, - так странно себя вёл! - Когда тебе на работу?
   - В понедельник, родной, - недоуменно осмотрела сильно побледневшее лицо. - Вчера была пятница, сегодня суббота...
   - Шутишь так!? - судорожно впиваясь пальцами в её плечи, был в шаге от настоящей паники.
   - Нет, клянусь. Да что случилось-то, Игорь?
   - Маринка, - едва сдерживал желание закричать и встряхнуть её покрепче! Задрожал в непонятном мерзком треморе, окатываясь волнами 'морозного' озноба - признаки близкой, скорой беды, - сегодня понедельник. Сейчас!
   - Нет, это ты обсчитался... - смеясь, смешно мотнув забавным кудрявым хвостиком волос, заспорила, но, взглянув на белое напряжённое лицо, замолчала, задохнувшись от ужаса. - П-п-постой. Т-ты хочешь сказать, что м-меня к тебе привезли в с-субботу? - заметив абсолютно застывший взгляд, стала погружаться в предобморочное состояние. Крупная дрожь предчувствия чего-то неизведанного и ужасного накрыла с головой! - Или... в вв-воскресенье!? Нет. Нет! Неет...!!
   Быстро повернув к себе, сильно прижал, сдерживая паническую атаку и приступ истерики, целуя вздувшиеся виски, уговаривая, отвлекая резонными доводами.
   - Тссс! Тихо! Справимся! Мы вместе. Ччёёёрт... - смотрел в одну точку, что-то припоминая, хмурился, отгоняя наихудшие подозрения. - Не горячиться. Думать. Надо действовать спокойно. Прежде всего - анализы. Развёрнутые. По ним и посмотрим. И на посев тоже... И на токсикологию... Всё будет в порядке... Верь мне, милая... Я не оставлю тебя в беде... Ты не одинока, родная... Я с тобой, моя Алиса...
   У неё всё плыло перед глазами: разрозненные картинки последних дней, кроме того момента после звонка по автомату, потом сквер, скамья, милиционер, таксист и... стопка газет под её пальто. 'Стоп! Газеты! - заставила усилием воли вернуться мысленно к скамейке и посмотреть на газеты, 'повернув' изображение так, чтобы увидеть 'шапку'. От напряжения голова загудела, на висках вздулись вены, из носа потекла струйка крови. Добилась результата: перед взором чётко виднелась строка с названием газеты, номерами и датой выпуска. - Вот и всё. Приплыли, Машук'.
   - Игорь, - сдавленным голосом просипела, крупно дрожа худеньким телом. - Я, к-кажется, всё п-поняла, - отвёл любимую от груди на длину рук, крепко и надёжно держа в ладонях, с испугом смотрел сверху, ощупывая бело-синее личико тревожным взглядом: 'Вмиг стала похожей на покойницу! Бедная моя...' - Из м-моей жизни выпали ц-целых двое суток...
  
   Глава 8.
   В тумане.
  
   Это была не просто проблема, а катастрофа! И как после любой катастрофы имелись разрушительные последствия. Только их всегда преодолевают всем миром, а Марина после своего катаклизма осталась с ними один на один.
   В то утро жуткого прозрения им с Игорем просто не было возможности что-то решать или исправлять - опаздывали на работу! Потом закружили привычные дела, и стало не до разгадок. Да и что могли, в сущности, сделать? Тем более Игорь. Нет, его втягивать в проблемы Мари не позволила себе - нечестно было. Первопричина - другой мужчина. Стрельников. Спасибо, Александр Зеленцов нашёл время встретиться с ней в кафе.
  
   - ...Ну вот, Мариночка, наконец-то я вижу тебя во всей красе! - вертел-крутил её в своих огромных лапищах, откровенно любовался и светлым платьем, и лёгкой курточкой под цвет глаз, и стройными ножками, едва прикрытыми подолом. Оставался до конца мужчиной. - А посмотреть тут есть на что! Какой я счастливчик, что нашего соперника нет рядом, Дмитрия. Уж пришлось бы побороться за реванш! - хулигански льнул к губам, получая за проделки сумкой по груди - до головы ещё нужно было достать. - Эх, Мариночка, дерётесь вот, а бедный мой соперник совсем с лица спал - сохнет, бедолага, по твоим малахитовым глазкам! - и опять нахальничал! - Всё, я своё получил, хоть и с боем - готов выслушать! Весь внимание.
   - Вот ещё раз полезете - пожалуюсь..., нет, Диме не стану - жалко, свой, родной. А вот с Вашей супругой подружусь, и мы сплотимся в такую женскую банду, что отомстим Вам с лихвой! - смеялась, забавляясь его деланным испугом и руками, прижатыми к голове: 'Не убивайте! Я хороший!' - Вот что значит весна - даже счастливо и давно женатые, и те невоздержанны стали! - хохоча, увернулась от цепких лапищ. - Держать себя в руках, господин хороший! - посерьёзнела. - Рада, что нашли для меня время, Александр Евгеньевич. Разговор будет странный и путанный, уж не обессудьте, голубчик...
   Чтобы уж точно не запутаться, рассказала всё с самого начала, со своего знакомства с офицером ГБ Алексеем Стрельниковым.
  
   Через час пили кофе и хмуро смотрели на улицу сквозь грязную витрину затрапезного районного кафе. Подумать было о чём.
   - Дааа... Вот так история! - поражённо покачал крупной головой, вскинул внимательные мудрые глаза. - А Игорь-реаниматолог...?
   - Нет, его не стала втягивать в эти игры - слишком опасно.
   - А мне, значит, нет? - странно посмотрел, как-то по-особенному сверкнув светло-карими искрами во взоре. - Обо мне что-то так сильно не волнуешься, Мариша. Почему?
   - Потому что у меня такое чувство, что Вы в курсе всего, что происходит, - смотрела прямо в глаза, просто не сводя взгляда, и поймала-таки толику смущения и вины! 'Попался!' - Вот потому и вызвонила Вас. Только Вы можете объяснить, что вокруг меня происходит.
   - Увы. Ни помочь. Ни объяснить. Это загадка и для меня, поверь на слово, - медленно качал головой, стараясь не встречаться с женским взглядом, опасаясь того, чего она ещё и сама в себе не сознавала в полной мере - телепатии. - Марина, тебе нужно встретиться с твоим Алексеем. Только он может дать вразумительный ответ, - покачал недоуменно головой, поражаясь чему-то очень сильно, словно подобного ждал, но оно оказалось куда серьёзнее и опаснее! - Я больше по мозгам в физиологическом смысле специалист, а тут психические проблемы. Или психотропные, - прибавил тихо и, увидев, что кивнула, соглашаясь, усмехнулся. - Сама догадалась или друг помог?
   - Да. Он тогда меня и осмотрел: следы свежих инъекций не только на руках, но и в других местах: труднодоступных и, главное - труднообнаруживаемых. Весьма показательно, не так ли? - тихо, задумчиво глядя перед собой. - И не могло быть иначе - двое суток провала.
   - Анализы коллега не брал?
   - Да, брал. А какой смысл? Наверняка, без следов всё будет. Там не дураки сидят.
   - А как с твоими проблемами? Не возвращались? - увидев отрицательное покачивание, улыбнулся. - Умница. Тебе ещё их до кучи не хватало. Ну, что я могу сделать? Может, гипноз попробуем? А вдруг шкатулочка-то и щёлкнет, а? - загорелся идеей, радостно потёр руки. - Как идейка? По-моему - потрясающая!
   - Не получится, простите. Стала невосприимчива после комы. Вот так-то. Зато проснулись другие способности.
   - Да, я уже понял. Провидение, озарения, пророческие сны, психометрия и острая интуиция - приз за твои мучения, девочка моя зеленоглазая. Отныне, ты медиум. Мощный. Очень.
   - Спасибо. Только меня не спросили, нужны ли они мне? И не приз вовсе, а навязанная нагрузка. Зловредный, опасный кусок в придачу к добавленной жизни, - ворчала и сопела, а врач смеялся, трогал её за руки и целовал крупными алыми губами, щекоча кожу небольшими усами. - Простите, Александр, что вывалила это на Ваши плечи - уж очень надёжными они выглядят.
   - Вали, Мариночка! И почаще вытаскивай меня на свежий воздух, а то и не замечу, что уже весна! - странно метнул глаза поверх женской головы куда-то в окно, выпрямился и побледнел.
   - Ах да, простите, не представила Вас: моя личная охрана, - криво улыбнувшись, скосила глаза на улицу. - Я давно их замечаю. После того случая. Это - 'комплект номер два', - заметив вскинутую бровь визави, пояснила. - 'Номер один' - подарок от Системы из-за Алексея, - пожала плечиками, вздохнув. Александр всё никак не мог расслабиться, ёрзал, виновато посматривал на неё. Успокоившись немного, тепло улыбнулась, подбодряя. - Я тоже нервничала первые дни. Теперь уже и не замечаю. Научилась мгновенно различать, отличать от 'конторских'. Эти немного другие, дотошнее, что ли? Если первые вполне способны резко вмешаться, эти только следят, ни во что не вмешиваются. Невесело, согласна, но что делать? Смирилась. Простите, так к ним привыкла, что даже не подумала, что подвожу Вас. Глупо получилось...
   Деланно улыбался, кивал головой, будто продолжают разговаривать, а сам написал на клочке салфетки: 'Знаю их' и, показав, чтобы прочла, тут же бросил в кофе, выпив его с клочком бумажки, продолжая широко лыбиться! Кивнула: 'Понятно!', тоже изображая оживлённую беседу, словно отвечает на вопросы. Облегчённо выдохнула: 'Коллеги! Раз он 'хвостантов' узнал, значит, мы с ним идём по одному 'делу', стало быть - подельники. Уже веселее - не одна!' Тогда и прояснилось в головах, густой туман догадок поредел. Подняв глаза, выдохнули одновременно: 'Понятно!' и рассмеялись. Ухмыльнулась безмолвно: 'И не могло быть иначе: учёный-псих и медиум. 'Эти' просто не могли оставить нас без особого внимания! Значит, рано или поздно, мы встретимся на одной 'операции' там, на Лубянке. Сама судьба свела вместе столь невероятными и непредсказуемыми путями, связав и тайной, и способностями, и...'
  
   ...Дома достала несколько тонких брошюр, которые дал почитать Александр, и погрузилась в их изучение. Это были выдержки из последних работ по психологии и паранормальным явлениям из зарубежных научных и околонаучных журналов. Спасибо Перестройке - открывали понемногу 'железную дверь' 'занавеса' на Запад. Вот и прорывались печатные издания и новинки в страну Советов, ещё не очнувшуюся от 'застоя' строя и мозгов.
   Брошюры были на серой низкокачественной бумаге, которая плохо держала текст, но и этого было достаточно. Главное - материалы многое объясняли в её видениях и убедили в том, что она всё-таки не сумасшедшая, а медиум - радиоприёмник, настроенный на волну 'тонкого эфира'.
   Кома дала 'зелёный свет' подсознанию Мари, которое научилось существовать отдельно от хозяйки тела и смотреть со стороны. Оттого и видения такие: накладывающиеся друг на друга картинки - что видит глазами девушка, и что 'видит' её подсознание, второе 'я'. То, что она 'видела' поверх предметов и умела эту информацию развернуть и превратить в удобоваримое кино - это 'психометрия', снятие с любого объекта, будь то местность, вещь, фотография или... глаза, информационного поля.
   Хотя эти знания и не объясняли её двухдневного провала памяти, это всё равно были звенья одной цепи. Зеленцов невольно 'навёл' на Марину Риманс Контору! Он был обязан по долгу службы сообщать о таких неординарных случаях, как её прозрение, 'куда следует'.
   Поняв ситуацию, смогла сделать верный вывод: 'Остальное вполне логично и объяснимо: 'отключают' человека с такими способностями, используют по определённому 'делу', потом 'выключают' память о нём. Всё шито-крыто! Живи, 'чудик', до следующего раза, когда ты вновь понадобишься. Так в чём же я 'им' помогла в те двое суток? Кто меня 'отключил'? Когда? Где?' Мучилась напрасно - стена не отступала ни на йоту.
  
   ...Игорь улучил момент и привёз Марине результаты всех анализов - целая пачка!
   Просмотрев всё, лишь дёрнула бровью, прочитав в эпикризе заключение: 'Чёрным по белому: 'Продуктов распада каких-либо лекарственных или наркотических препаратов, как и следов сексуального насилия, не обнаружено'. В уголке мелко на латыни: 'Pristine Purus'. 'Девственно чисто'. Звучит, как издевательство. И почему я не удивлена? Кто бы сомневался в таком ответе? Так и сказала Саше: 'Там не дураки сидят'. Убедилась сама'.
   - Мариш, готовы последние пробы и посевы - чисто, - тихо говорил, сидя в кабине мобиля, держал девичью руку и грустно смотрел сверху в невероятно зелёные глаза: чистые, ясные, открытые и искренние. Ни минуты не сомневался в любимой и в том, что стала жертвой каких-то страшных структур. Уже знал, к кому они относятся, и теперь жутко боялся за девочку. Панически! - Спасибо, что в этом смысле тебя не используют... - был подавлен и что-то явно недоговаривал.
   - 'Они' вышли на тебя? Не отвечай, - поняла, стиснула зубы в отчаянии, едва сдерживая слёзы. - Прости, Игорёк, что втянула тебя во всё это. Не знаю, почему назвала твоё имя, теряя сознание? Ты на меня не сердись, молю - это было бессознательно, на грани обморока...
   - Перестань! О чём ты!? - выскочил из реанимобиля, обнял, успокаивая Марину. - Чёрт, как жаль, что у меня времени так мало свободного! Вот когда я пожалел, что выбрал такую профессию! Даже времени нет помочь той, что мне так дорога... - целуя мраморный висок, вдыхал запах волос и кожи, пьянея от неповторимого аромата: 'Ни у одной девушки не встречал такого! Наркотик чистый!' - Как мне тебя не хватает! И твоего храпа, - застонал и, не сдержавшись, прямо на улице стал целовать возлюбленную, теряя голову. Не узнавал себя! Не мог объяснить поведения и этой привязанности, мучился от разлуки, заполнял пустоту без любимой необременительными связями, пытался забыть и... вновь ехал к ней, срывая бригаду с вызова. Спасибо ребятам, пока прикрывали. В глубине юной души чувствовал: 'Это настоящая любовь!', но у него хватило честности, чтобы искренне и честно признаться самому себе: будет изменять, раня и себя, и Маришу.
   - Игорёк, не сходи с ума, дети смотрят! Не выбери ты эту профессию, мы с тобой никогда не встретились бы. Не гневи судьбу - умей благодарить за малое, - смеясь, уклонялась от жадных ненасытных губ. Опомнившись, оглянулась на любопытные детские глазёнки за забором детсада. - Мне пора, а то кинутся, - сильно прижалась телом. Подхватил за талию, приподнял выше. Тут же уткнулась пухлыми губами в его шею возле ушей, прикусывая кожу и мочку, часто задышала, вызывая лаской 'мурашки' и крупную чувственную дрожь в тренированном теле парня, заводясь и трепеща тонкой осинкой. - Помню... Мечтаю... Скучаю...
   Их привёл в чувство резкий звук сирены, включенной на реанимобиле: пора, вызов.
  
   Глава 9.
   Досрочная командировка.
  
   Весна прошла, наступил июнь месяц, и у Марины случилось такое!
   Седьмого июня шла по тротуару, возвращаясь из детсада после трудовой недели домой пешком, тяжело вздыхая: 'Муж опять препятствует размену, отвергая все варианты, всё надеясь меня вернуть! - заскулила вслух, метнув по сторонам взгляд. - Господи, когда же я от него уеду?' Задумалась настолько, что не услышала, как возле неё притормозила легковая машина. Место пустынное, напротив Нагатинский Затон, машин здесь в принципе раз-два и обчёлся, а тут... Черная 'Волга' подрезала, едва не наехав на ноги!
   - Марина? - тонированное стекло опустилось на пару сантиметров, в темноте салона сверкнули прохладные спокойные серые глаза зрелого мужчины. Увидев испуганный кивок девушки, просунул в щель тонкую полоску бумаги. - Не медлите, - и, оставив её с раскрытым ртом, рванул с места, только хвост авто с тремя нолями и могущественным МОС в номере и видела!
   Совершенно ошалев, опустила взгляд на руки: тоненькая полоска бумаги с коротким адресом и указанием, как проехать. Собралась просто смять и выбросить, да вдруг поняла, в панике покрывшись ледяным потом, что она... не мнётся! Вздрогнув, присмотрелась, и волосы стали дыбом: 'Точно такая бумага, на какой был рисунок Мишутки Стрельникова! Кто это? Лёша? Нет, ещё не приехал, иначе хотя бы раз забрал сына из сада, - не увольнялась вслед Наденьки до сего дня, выполняя просьбу и настойчивый совет Александра Зеленцова - поговорить с Алексеем. Осталась работать к вящей радости 'бармалеев', начав осторожно приучать детей к возможности разлуки. Задумалась, стоя столбом на перекрёстке улиц. - Лёшки ещё нет, точно. Тогда от кого записка? Материал тот же, следовательно, источник один. Где работает Лёша? То-то. Что делать? Приказ прост и ясен: ехать по адресу немедля. Что там ждёт? - вздохнула. - Хорошо, что дочь у бабушки - могла стать заложницей этой мутной ситуации. Пусть там и остаётся. Если со мной что-то случится - мать воспитает, - вздохнула протяжно. - Прекрати трястись, Машук! Что тянуть кота за хвост? Все равно принудят. Силой. Хватит стоять фонарём и 'светить' тут днём на видном месте. В путь'.
  
   ...Район был богатым и внушительным. Даже порадовалась: 'Как предчувствовала: сегодня надела новый льняной костюм цвета светлой бирюзы - не стыдно и тут показаться. На теле - новенький белый комплект дорогого итальянского гарнитура, подаренного сестрой Вандой, - одёрнула себя, ругнувшись. - Нашла время думать об одежде! Иду в неизвестность!'
   Дом сталинской постройки. Подъезд. Пожилой консьерж со строгим лицом и въевшейся в плоть и мозги выправкой военного.
   - К кому? - холодные внимательные глаза.
   'Понятно - отставник 'оттуда'!' - растерявшись, протянула листок бумаги. Скользнув по ней быстрым и острым взглядом, отступил, посерьёзнел, едва не вытянулся в стойку.
   - Лифт направо, - и больше ни слова! Пошёл вперёд гостьи, услужливо, но с достоинством открыл гремящие металлические створки складных дверей. - Шестой, - закрыл их снаружи. Не ушёл, проследил, какую нажала кнопку, проводил взглядом поднимающуюся кабину.
   Сумела открыть-закрыть двери старинного подъёмника, который автоматически двинулся вниз, на площадке подошла к большому окну за сетчатой шахтой лифта. Достав из сумочки косметичку, расположилась на широком мраморном подоконнике и стала приводить лицо в порядок после продолжительного трудового дня. Где-то за спиной вдруг услышала в дальнем боковом коридоре чьи-то шаги и негодующий низкий голос.
   - ...Я тебя прекрасно понял. Надеюсь, и ты меня услышал. Больше мне нечего тебе сказать, - недовольно прошёл несколько шагов к лифту, возмущённо ткнул кнопку вызова. Остановился, обернулся, прибавляя вглубь площадки. - Подумай хорошенько, прежде чем открыть эту дверь - игры закончились. Прощай!
   Увидев, что кабины на этаже всё ещё нет, уже собрался идти к Марине на лестницу, но ей повезло: лифт пришёл, и визитёр быстро уехал.
   Стояла, замерев душой и сердцем и отчего-то трясясь всем телом: голос мужчины показался знакомым, но, сколько ни силилась вспомнить, упиралась в серую стену амнезии. Вздохнув, сложила дрожащими руками косметику обратно - желание прихорашиваться пропало. 'Ладно. Пора, - вышла из-за сетчатой ограды и посмотрела ещё раз в записку, уточняя номер квартиры. - Это в том закутке, откуда, кажется, и вышел сердитый гость, - осмотревшись, увидела три квартиры. Облегчённо выдохнула, нервно хихикнув. - Может, не из 'моей' вышел? - подошла к красивой богатой двери, трепеща от волнения и ощущая дурноту от непонятного горько-приторного чувства. В этот раз не прислушивалась к внутренним ощущениям - больше не доверяла. - Прошлый раз обманули в телефоне-автомате, и во что всё вылилось? Два дня провала и неизвестность, - собралась с силами, нажала кнопку звонка: один короткий, один длинный, и только тогда сообразила, что невольно позвонила условным звонком Леши. - Дура! Вот ужас...'
   Дверь распахнулась, и Мари увидела перед собой... Алексея!
   - Марин...! - кинулся навстречу вовремя - падала. - Нет-нет-нет, не теряй сознание, любимая! - подхватил на руки, странно помедлил на площадке, перехватил ношу удобнее. Лицо приняло какое-то решительное и исступлённо-отчаянное выражение! Смотря ей в наполненные слезами глаза, по-особенному торжественно перешагнул порог квартиры, закрыл дверь ногой, прислонился спиной, будто запечатав плотью и кровью. - Ты дома, суженая моя, - прошептал, прижав девушку в новом незнакомом жесте, словно защищая от всех бед и опасностей мира. - Здравствуй, единственная...
  
   ...Что было дальше? Как всё случилось? Почему так, а не иначе? Отчего сейчас...? Она не знала. Теперь это было не важно! Лёша рядом. С ней наедине. Впервые. Всё, что осталось в её памяти - безграничное неземное счастье и нега, море радости и обожание, трепет и сама любовь. Два с половиной невероятных дня. Шестьдесят часов блаженства. Их личного, ворованного, противозаконного счастья.
   - ...Как...? - смотря сквозь слёзы на любимое лицо, гладила и ласкала, не веря себе: 'Как я выдержала три месяца ада, разлуки, бессонницы, боли и горьких слёз?'
   - Не спрашивай, - только любовь во взгляде и преклонение, и уважение, и власть. - Лучше тебе ничего не знать, - вздохнул тяжело, а в глазах мрачная решимость. - Я добьюсь своего.
   - Сколько...? - губы на любимой груди, глазах и шее. - Сто часов будет? - вновь слёзы.
   - Боюсь, что нет, - прижал к груди, а у самого дёргается сердце, как заячий хвост! Услышала, вскинулась, воззрилась требовательно и жёстко в глаза. - Я ещё три дня в командировке, - тихо выдавил через силу.
   - Господи... Лёшенька, да что же ты натворил!?? - истерика и окончательное осознание, что погубила парня своей любовью. - Теперь 'они' тебе не простят! И мне...
   - Мы ещё посмотрим, кто будет в выигрыше..., - лицо, как перед главной битвой жизни, - и кто выпьет шампанское на нашей свадьбе. Пока её ждём, наша первая ночь будет уже сейчас, любимая. Наконец-то... - страстные руки и сильное тело, неистовые глаза, отчаянные и... перешедшие Рубикон. - Без тебя мне не жить, Маришка! Клянусь душой. Ты и есть моя жизнь. Я это окончательно понял там, 'за бугром'... Ты или никто...
  
   - ...Мой отчаявшийся мальчишка... Сумасшедший... - его губы на спине, вдоль позвоночника, над лопатками, на затылке. - Ты подписал нам приговор...
   - Нет! Я спас нас! И нашу любовь. Это и должно было произойти, единственная, и никак иначе. Они больше не имеют надо мной власти! Буду свободен. Отныне, только ты командуешь, - сильные пальцы на талии, ласковые ладони на нижнем изгибе, дрожь. - Ты мой воздух... Без тебя не дышится... - мокрые тела, запахи влажных волос, капли над верхней губой, солёные поцелуи.
  
   - ...Не сходи с ума... Подумай, прошу! ... Опомнись... - объятия под душем, горячие струи, кипящая кровь, сорванные головы, голоса и страсть. - Что ты вытворяешь? ... Только не это... Лёшааа, - слёзы радости и гортанные нечеловеческие крики. - Конец соседям...
  
   - ...Я маленькая, у меня нет ножек, заверни в халатик, - щекотка, смех, халат долой...
  
   - ...Ты что-то хочешь мне сказать? - кофе на серебряном подносе на большом кожаном кресле, молодые на полу. - Я это вижу с первых минут, - её страх, отведённые виноватые глаза, неподдельный испуг. - 'Они' вышли на тебя? - мрачный взгляд в упор, сильные руки на девичьих плечах. - Быстро сориентировались. Так..., дай подумать...
   - Нет, дело совсем не в том. Выслушай меня, пожалуйста, - его нежный поцелуй, мягкий взгляд, задумчивость. - Как жаль, что придётся отобрать у нас драгоценные минуты, но это жизненно важно, пойми, Лёшка мой. Маленький... - жадный поцелуй, страстное дыхание на затылке, острое нежелание говорить и понимать: 'Не сейчас! Время в обрез!' - Прошу, любимый... - тяжёлый вдох, уступка, объятие сзади. Смирившись, положил голову на её плечо, вдыхая запах волос и кожи, целуя, касаясь, лаская; чувствуя, вспоминая и запоминая впрок, навек. - Всё началось с прерывания...
   '...Полчаса драгоценного времени. Как жаль их! Скоро ему 'возвращаться из командировки', - задумалась, отстранившись на минуту, пока переваривал информацию. - Как всё удалось так обставить, обманув Контору и свою семью? Друзья? Или высокий покровитель 'там'? Или... отчаяние и чистый блеф? Если последнее - Лёше не выстоять в схватке против целой Системы ГБ! И меня сметут с этого стола, как ненужную крошку. Судьба, - протяжно выдохнула, закрыла глаза. - Готова, Марик? - усмехнулась, сдерживая слёзы. - А у меня есть выбор или иные варианты? Нет? Тогда готова. И давно. С нашей первой встречи, как только узнала, кто Лёша. Поняла, что погибла. И всё равно ответила на чувства. Камикадзе, блин...'
   - ...Если всё обстоит так, как ты рассказала, тогда я ничего не понимаю! - тревога, опасение, судорожное объятие. - Как справилась? Друзья? Знакомые? Или... кто-то был? - обречённость во взгляде, печаль до слёз. - Нет, я не ханжа - всё понимаю. Только мне так больно сейчас, Маринка! - губы на плечах, спине, 'кошачьем месте', дрожь; дикая, какая-то озверевшая любовь, едва удержавшаяся в человеческих рамках. - Ты только моя отныне, слышишь!? Не скажу ни слова, никогда, клянусь, но поклянись и ты мне, Мариша, молю!! Поклянись в верности! Требую и умоляю! Клянись... Верность и преданность... Если любишь...
   - Клянусь, неистовый мой! Люблю... Пока дышу, твоя...
   Последние часы вместе, пик любви, стон, мужское рыдание навзрыд, крик. А часики-то тикают, стучат, бегут.
   - Ещё! Ещё... Как хочешь... Да... Сто раз да.
  
   ...Рассветные сумерки, кухня, ранний завтрак, горький кофе. Серьёзный сосредоточенный взгляд любимого. В глубине глаз пожар и страсть, но уже некогда: час пробил.
   - Дай мне время, Маринка. Столько непонятного вокруг тебя произошло! Это не 'наши'. Нет. Другая структура. Сегодня же постараюсь поговорить со старшим. Посоветуюсь. Поможет, уверен, - а руки ласкают и целуют и не желают расставаться ни на миг, кричат и требуют всё бросить и любить её, ту, которая уже давным-давно стала самой религией. - Господи, дай мне силы! - даже закричал суженый, замер, прислушался к себе, горько усмехнулся, поразившись, покачал тёмно-русой головой. - Никогда до этого момента не обращался к Нему. Забавно. Это я-то, 'чекист', офицер, ярый коммунист...
   - Ты на верном пути. Он помогает. Мне часто, - его трепетные руки, ласкающие женские черты лица, волосы, тело, нервное дыхание. - Не сходи с ума, родной. Прошу... Опомнись, любимый! Приди в себя... Опоздаю... Люблю, ты знаешь... Последний раз... Да, только да... - поцелуи, торопливая страсть, вскрики-всхлипы измученных душ. - Всё... Пора. Я пошла, Лёшка. Мальчик мой... Единственный. Судьба моя горькая...
   Вдруг вцепилась пальчиками в мужское тело в жутком предчувствии, задрожала осинкой, отвернула лицо-полотно, спрятала 'закричавшие' глаза, чтобы не увидел в них предсказание конца, о котором точно знала: обречены, счёт пошёл на часы. Рванулся душой навстречу, сильно вжался, обнимая, всеми силами отгоняя подсмотренную и подслушанную мысль-предвидение, но понял её правоту и... фатальную неизбежность. Задохнулся от невыносимой тяжести на сердце!
   - Так всё сложилось... Как жаль, что нельзя было открыто пройти с тобой по родной улице, обнимая и целуя, сводить в зоопарк и в кино, покататься на каруселях вместе с нашими дочкой и сыном и просто быть счастливым! Боже... - голос сорвался, крупная дрожь сотрясла сильное тело офицера. Мари подняла смертельно-белое личико, заглянула в любимые серые омуты, заметила обречённость, грусть, навернувшиеся на глаза слёзы большого мальчика: 'Плохой признак: по-настоящему отчаялся. По-чёрному. Понял, что стоит на краю. На самом'. Протянула тонкие руки и взяла бледное лицо Алексея в ладони. Прижал поверх своими, окунулся любящим дымом в тёмный изумруд. - Ты только помни всегда, что я тебя люблю, Маришка моя. Спасибо, что ты есть... - последний поцелуй, мягкий и ласковый, полный обещания и клятвы.
   - Я ухожу на завод. Так надо. К Наде на склад, - прощание, а в глубине сердца - кровавая игла страха и тяжёлого предчувствия. - Ты - самое лучшее, что было и будет в моей жизни, любимый!
   Её глухой горький плач, стремительный бег по лестнице прочь на улицу мимо жёстких глаз бывшего 'особиста', на столичный широкий бульвар в самую гущу людей, только бы не видеть за собой 'хвост' - нашли.
  
   ...И только пустота, которую уже ничем не заполнить. Только накрыть сверху чем-то большим и мягким, чтобы не выглядывали острые углы, не ранили ненароком. Не наступать! Там бездна... Чёрная и мёртвая...
  
   ...Отпуск в садике, после него - на завод. Пора менять образ жизни и место жительства. Только так можно справиться с тем, что Лёша опять пропал! Поговорила со знающими людьми, просветили, что самая ближайшая загранкомандировка возможна только через полгода после окончания предыдущей. Не раньше! Заледенела худеньким тельцем, застыла на морозе рокового предчувствия: 'Пропал! Канул без вести. Где ты, мой мальчик? Суженый мой...'
  
   Глава 10.
   Кладовщицы.
  
   Поняв, что ещё немного, и сойдёт с ума от карусельных мыслей, Марина решила поменять жизнь кардинально и, уже не откладывая, отказавшись от запланированного отпуска в саду, взяла денежный эквивалент и уволилась из любимых яселек в один миг! Без отработки и возражений со стороны зава. На неё так 'давили' родители Наталии Стрельниковой, жены Алексея, что Нина с радостью отпустила проблемную и неудобную сотрудницу восвояси.
   Через несколько дней после расставания с Лёшей девушка ушла на завод-'ящик' на Семёновском валу, устроившись к Наде Надеждиной на склад готового литья на должность кладовщицы. За всю историю завода Мари с Надеждой были самыми молоденькими представителями этой профессии! На них ходили смотреть, как на музейные экспонаты! Вскоре к складу была протоптана широкая дорожка, проделанная парнями и молодыми мужчинами, которые стали 'водить хороводы' вокруг подруг. Но ни Наденька, ни Марина в таких авансах внимания не нуждались: у каждой в душе зияла такая кровоточащая, открытая, сердечная рана, что новым чувствам в них не было места абсолютно. Повздыхав, мужская кобелирующая часть цехов отхлынула, оставив лишь самых настойчивых и скромных. Женщины быстро пристроили хитрецов к делу: помогли почистить захламлённую за столетие территорию склада, организовали вывоз мусора за пределы предприятия; оборудовали удобные места складирования готовой продукции; установили подходящие съезды для машин, приходящих за деталями или привозящих их; расчистили маленький скверик под сенью часовни бывшего Симоновского монастыря, в которой теперь была компрессорная. Появилось место для удобной работы и достойного отдыха. Даже столик и скамейки сварили из отходов цветмета.
  
   ...Потекли рабочие будни, которые показали, что Мари находится в такой жуткой депрессии, что не может работать с точными подсчётами в документах. Начались неприятности. Старшая кладовщица Клавдия Степановна, злющая, но умнейшая женщина, делала едкие замечания.
   - Мне хватило месяца, чтобы освоиться, а ведь тогда только война закончилась, и мы почти не учились! Ты же окончила среднюю школу, - источала презрение и высокомерие к бледной до синевы глупой тощей блондинке, - а путаешься даже в простейшем! - вскинув лохматую бровь, ехидно изрекала. - Придётся попросить начальника не выгонять тебя, а перевести в дворничихи...
   Надежда ругалась с вздорной бабой, увещевала, льстила, восхищалась непомерными знаниями...
   Однажды к концу смены Риманс вызвали в Инженерный корпус. Надюша, испуганно зыркнув на побледневшую девочку, заявила, глядя прямо в глаза старшей наставнице:
   - Клавдия Степановна, я забыла прихватить в обед чистые бланки приходных ордеров. Схожу за ними да, заодно, покажу Маринке, где кабинет начальника, - не дав старшой и рта раскрыть, потащила прочь со склада растерявшуюся подопечную. - Я с тобой!
   - Я сама бы сходила, Наденька, чего ты со мной увязалась? Тебе что, захотелось неприятностей? - но подруга, будучи старше на восемь лет, была отчаянной и бесстрашной: тащила молча и целенаправленно. - Не надо. Это мои проблемы...
   - Ха, меня начальством не испугать! К тому же оно, это начальство, очень даже ничего! - остановилась в тени лип, кокетливо поправила синий рабочий халатик, косыночку в горошек и подкрасила губы красной помадой, заглядывая в зеркальце старой пустой пудреницы. - Ну вот, причипурились. Идём к Бычкову. Увидишь его, наконец. Был на стажировке. А то Кальков, что тебя принимал, всех своми приставаниями уже утомил. Кобелина! - презрительно оттопырила тонкую губу, встав в позу Брижит Бардо! - Ален Делон нашёлся... Петух раскормленный ощипанный...
   Рассмеявшись оживающей подруге, едва удержала слёзы от нахлынувшей волны отчаяния - Алексей так и не объявился. В садике оставалась приятельница, и иногда Мари спрашивала о Мише и о том, как перенёс её отсутствие больной ребёнок. Но Вале обрадовать было нечем - мальчика перевели в другой сад, специализированный. Теперь тяжело вздыхала, вспоминая: 'Бедное дитя. Потеряв сразу двух любимых людей, полностью ушёл в себя, став асоциальным. Специнтернат неизбежен. А у меня пропала последняя ниточка, связывающая с Лёшей! Конец'.
   - Не киснуть! - вернула с небес на землю старшая подруга. - Вытри слёзы, подкрасься и пошли, - наставляла и ворчала, взирая озабоченно, как мать или сестра. - Ну, если уж так фигово - съезди к Игорьку, подлечись! - смеясь, нахально посматривала свысока на покрасневшую девочку. - Это ж, как анальгин - горько, а помогает. Выпей таблеточку от одиночества и радуйся жизни!
   'Мне бы её лёгкий характер, - виновато вздохнула лишь. - После клятвы, данной на пике любви, не могу преступить эту черту. И никогда этого не сделаю, пока не узнаю, где Лёша и что с ним'.
   Александр, Дмитрий и Игорь присутствовали в её жизни короткими звонками и редкими встречами, но она никак не могла их приблизить к телу и душе, преодолеть стойкую внутреннюю преграду - отчаянно любила своего неистового мальчика-бунтаря! Особенно теперь, спустя два месяца...
  
   - Здравствуйте, Пётр Владимирович! - Надя просунула голову в приоткрытую дверь кабинета, держа подругу за руку крепко и надёжно. - Мы пришли с Мариной, - втащив её, поставила перед столом начальника. - Знакомьтесь, а я пока схожу в отдел за ордерами и вернусь - есть разговор, - таинственно посмотрела на начальника, обернувшись, одобрительно зыркнула на Мари и ушла.
   - Присаживайтесь, пожалуйста, Марина Владимировна, - тихий, спокойный, низковатый, бархатистый голос её удивил, заставив поднять глаза и рассмотреть оппонента: высокий, худой, с харизматичным зрелым лицом, хотя, по сообщению Нади, ему только тридцать, приятен, не без привлекательности, ранние морщины и красивые руки. Осмотрев мельком, деликатно опустила взгляд. - Я просмотрел Ваше личное дело. Вопрос один: как решились прийти на склад? Только ли к подруге? - внимательно всмотрелся в бледное, худое, с сине-розовыми подглазниками от постоянных недосыпаний и слёз лицо. Отметил пухлые растрескавшиеся от частых кусаний губы, собранные в низкий 'старушечий' пучок светлые волосы, прикрытые рабочей пёстрой косыночкой в мелкий горошек. Увидел тоненькие пальчики, мнущие нервно носовой платочек: дрожали сильно. Маникюр отсутствовал, как и макияж на лице. К горлу вдруг подкатил ком острой жалости, не давая дышать! Сдавленно вздохнул, осип голосом, прокашлялся. - Не отвечайте, пожалуйста, Марина. Я понял. Приношу извинения. Теперь о работе. Я ничего не вижу страшного в Ваших трудностях. Кто-то сразу втягивается, кто-то позже. Если поймёте, что больше там не можете находиться среди молчаливых железок, помогу Вам подыскать другую работу...
   Старался не смотреть в лицо, тихо беседовал, успокаивая какой-то особой тональностью, которая отвлекала девушку от близкой истерики и слёз; от неё на душе становилось светло и тепло, как от огня в зимний ветреный вечер: мягкого, ласкающего и желанного. Поразившись мыслям, Мари только тут заметила, что её лицо залито безмолвными слезами. Бычков прошёл в угол, налил стакан воды, достал из упаковки несколько салфеток и всё положил перед ней на стол.
   - Я в курсе, что у Надежды Владимировны зимой погиб муж, - сев на место, отвлекал разговором, понимая, что в таком состоянии нельзя выпускать на территорию. - Вы были тогда рядом? - поняв, что пока не ответит, продолжил. - Теперь она рядом. Молодец, - встал с кресла, обошёл стол, взял Марину за руки, сжал, заставив поднять взор. Дождавшись, спросил напрямик, не сводя серых прозрачных глаз. - Погиб?
   - Пропал безвести, - только и выдавила.
   - Господи... Тогда всё понятно, - выпустил ручки из плена, положил ладони на худые девичьи плечи, ласково пожав, поддерживая, придавая силы. - Это ещё страшнее - неизвестность. Помощь примете? Я могу посодействовать. У меня друг - зам начальника областной милиции.
   - Спасибо. Нет. Он будет бессилен. Тут замешана Контора. Никто не поможет...
   - Какая контора? Не совсем понимаю, простите, - смотрел наивными глазами ребёнка, даже не подозревая, с чем имеет дело! - Поясните, пожалуйста, Марина Владимировна.
   Взяла трясущимися руками авторучку на столе и маленький клочок бумаги, написала три большие заглавные буквы, поднесла к его светло-серым глазам, подержала три секунды. Потом резко разорвала бумагу в мельчайшие клочки и выбросила в почти полную урну сбоку стола, позаботившись, чтобы просыпались внутрь, рассеялись, затерялись - Лёшина школа. Пётр замер, смотря потрясёнными глазами, рассматривая девушку, словно только что появилась в кабинете. Дышал часто, хлопал по-детски глазами, кусал губы от растерянности и беспомощности. С горечью усмехнулась безмолвно: 'Выбила из колеи надолго! Невинный и чистый, хоть и взрослый. Жаль марать в этой скверне. Как уберечь? Увы, сам влезет. Я бессильна. Ещё один агнец на заклание'.
   Очнувшись, обошёл стол, сел в кресло, пододвинулся, совершая замедленные движения, будто заканчивалась батарейка в теле.
  
   - ...Спасибо, что дали мне время, Пётр Владимирович, - вздохнула, справилась с эмоциями, заговорила, давая теперь ему время опомниться. - Я Вам искренне признательна и благодарна, но о какой-либо помощи забудьте, как можно быстрее. Это, к сожалению, не в Ваших интересах. Не пытайтесь вмешаться! - повысила голос, чтобы очнулся и прислушался. - Ни мыслью, не действием! Даже просто по-приятельски говорить об этом опасно! Нигде, никогда и никак: ни по дружбе, ни по родству, ни по знакомству, ни дома, ни по пьянке, ни во сне, ни под наркозом. Вычеркните из памяти услышанное - дружеский приказ. Вы старше по возрасту, но в этом вопросе у меня перевес, поверьте и смиритесь, - смотрела глаза в глаза, не сводя взгляда, контролируя его душевные порывы и незрелые поспешные эмоции. - За глупость на работе простите. Не сработаюсь с Клавдией Степановной. Я человек терпеливый и спокойный, с любым могу поладить, даже с самым противоречивым и вздорным, но с ней никак не выходит. Я пыталась честно - тщетно. Мне жаль.
   - И Вы даже не подозреваете, почему? - искоса посмотрел, залившись краской смущения, став каким-то беззащитным и молодым. - Марина, Вы же молода и красива! Она просто ревнует Вас к молодости. Да, характер у неё отвратительный, но как специалисту нет равных на заводе, - открыто любовался лицом, алыми зовущими губами, слабым девичьим румянцем и мерцающими зелёными глазами-омутами. Отведя горящий взгляд ниже, задержался на тонкой нежной шейке и острых ключицах, выглядывающих из расстёгнутого сверху выреза халатика синего цвета. Даже он был ей так к лицу! Задохнувшись, опустил глаза на столешницу, стиснул зубы, помолчал, взял чувства под контроль. Тайком вздохнул: 'Чёрт, кажется, я сыт по горло одиночеством и независимостью. Не потому ли так сжало сердце, и вдруг захотелось её обнять? Как хороша...! Эта трагическая красота манит неудержимо, как магнит'. Опомнился, продолжил разговор. - Даю Вам два месяца. Не сможете с ней поладить - приходите сами без вызова. Поговорим.
   - Можно и не ждать. Готова сейчас же уйти, если прикажете. Написать заявление?
   - Нет. Моё предложение остаётся в силе. За это время я найду Вам другое место на заводе, обещаю, - вскинул глаза и, что-то припомнив, заговорил, облегчённо вздохнув: 'Отвлекись-ка!' - У Вас ведь есть дочь! Где она? На пятидневке? В заводском саду?
   - Нет. В свете последних событий моей жизни отправила к маме на юг. Не хочу, чтобы трёхлетняя кроха стала заложницей ситуации, - шёпотом добавила, глядя сквозь стену.
   - Это настолько серьёзно? - так же тихо, неприятно дёрнувшись телом. - Как Вы...?
   - Водил в мою группу сына...
   Смогла выдавить лишь эти слова - спазм стянул горло и грудь невыносимой болью! Стиснув губы, старалась не стонать, только сильно побледнела, потеряв все краски с лица, задрожала листиком осенним...
   Заметив это, мужчина не выдержал, встал из-за стола, подошёл, взял её за ледяные руки, сжав мягко и нежно, грея и поддерживая хотя бы малым.
   - Всё проходит. Боль тоже. Мне это известно не понаслышке - пережил сам, - грустно смотрел на поникшую низко склонённую головку несчастной и потерянной женщины, такой юной и такой убитой. С грустью подумал: 'Дааа, Петя, это тебе не капризная и недалёкая жена бывшая. Вот кто может называться настоящей женой - Марина: чистая, стойкая и преданная. Немудрено, что офицер не упустил такую красоту и сокровище, за что, вероятно, и поплатился'. Погладил кисти девушке, успокаивая и уговаривая. - Вам нужно время. Только оно притупит боль потери и невосполнимость утраты. Жаль, что всё сложилось так, и дочь от Вас далеко - не может заставить отвлечься и жить через силу и крик, - сделав шаг навстречу, наклонившись, несколько раз поцеловал её ледяные руки, прижав на мгновенье к своим горячим щекам. - Держитесь, милая. Может, это к лучшему, что смотрите сейчас только на холодное равнодушное железо? С детьми Вам не справиться, а вот они, наверняка, скучают по Вас, - мягко отпустив её руки, вернул на место. Сев вновь в кресло, тепло улыбнулся, отчего взрослое лицо стало молодым и просветлённым. - Не навещаете их?
   - Хотите узнать, не вижусь ли я с его сыном? - с грустной понимающей улыбкой глубоко посмотрела в глаза. Смутился от всезнающего взгляда, отвёл взор и покраснел: 'Раскусила! Умница проницательная. Да..., развита не по годам. Чудо'. - Это невозможно: у мальчика тяжёлая форма аутизма. Я его почти вытащила из самосозерцания, но когда произошли эти события, и мне пришлось уйти из сада, он полностью замкнулся. Теперь его ждёт только специнтернат. Жаль, такой умный мальчик. И бесконечно самозабвенно любящий отца. Он без него просто умирает.
   - Да уж..., беда не приходит одна. Мне это тоже знакомо, - ушёл мыслями в прошлое. - Когда с отцом случился тяжёлый инсульт, жена ушла от меня, заявив, что не собирается ухаживать за живым трупом. Будто его болезнь убила в ней и совесть, и любовь, и элементарную порядочность, - смутился внезапной откровенности и того, что открылся малознакомой девушке.
   - Зато сразу стало понятно, с кем жили, разве не так? - смотрела с грустным и прозорливым пониманием. - Болезнь - увеличительная линза. Эдакое душевное чистилище. Лакмусовая бумажка сущности человеческой. Катализатор.
   - Как странно Вы смотрите на вещи! Не с той стороны, словно изнутри, что ли? Но так верно! - восхищённо смотрел в лесные глаза девочки, откровенно любовался. - Говорят, светловолосые женщины не могут быть умными, - задорно рассмеялся. - Врут!
  
   - ...Ну, поговорили? - в дверь просунулась голова Надежды. - А меня в отделе девчонки так заболтали! Они там что-то ругались, кому печатать заявки, всё перекидывали и спихивали заказы друг другу! - вошла, рассмеялась, стреляя голубым глазом и забавляясь покрасневшим лицом парня. - Пора вмешаться начальственной рукой, Пётр Владимирович! Или принять срочно на работу машинистку, - покосилась на Марину. - Она бы заодно и табеля на себя взяла, и Вашу переписку, да и на склады с описью бы ходила - не справляются ваши толстозадые инженерши! - хохотнула, кивнула сотруднице в сторону двери. - Ну что, пошли на рабочее место, Маришка. Пусть начальник немного поработает, разгонит свой ленивый бабский легион! До встречи, шеф! - метнув в Петра кокетливым взглядом густо подведённых глаз, потащила девушку прочь, едва позволив попрощаться.
   Вернувшись на склад, обе попали под презрительные и торжествующие взгляды начальницы.
   - Ну что, скоро переведут тебя в подметальщицы? - была просто неприлично ядовита.
   Марина вздохнула тайком: 'Петр прав - пошлая и банальная бабская зависть. Мерзко'.
   - Что Вы, Клавдия Степановна! - 'закусив удила', 'держала лицо' и улыбалась. - Он нас очень хвалил за последние изменения на складе! Обещал на благоустройство семян выписать для клумб, - видя позеленевшее лицо старухи, с наслаждением добила сердечным доверительным тоном. - А меня к себе скоро возьмёт в отдел, пообещал единицу выбить в ближайшее время.
   - Точно-точно, Клавочка Степановна! Там девки совсем без машинистки 'зашились'! Только что так лаялись, как шавки, кому заказы печатать - сама была тому свидетельницей! - Надеждина, озорно поглядывая на Мари, 'заливала соловья', радостно гадя 'любимой' занозе! - А там, глядишь, и мне найдётся потеплее местечко!
   После таких слов настроение у старушки испортилось, но подругам было глубоко начхать. Притерпелись к ядовитому тону в разговорах и вечным придиркам, к несносному характеру. Два дополнительно проведённых субботника их помирили, и она даже принесла со своей дачи рассаду подросших цветов на только что завезённый чернозём новых клумб, устроенных вокруг склада и в скверике у часовни. Там Мари потом часто сидела в тени и покое, плача и скуля, прося у намоленных стен часовни силы и стойкости в случившихся и ещё предстоящих бедах и несчастьях. Проходящие мимо работники не отваживались подойти и успокоить - столько скорби было в девичьей сгорбившейся худенькой фигурке. Только перешёптывались, сочувствуя: 'Овдовела'.
  
   Всё вошло в привычную рабочую колею, притёрлось и успокоилось до поры, пока в конце августа Риманс не вызвали звонком в корпус к замдиректора Васильчикову. Страшно удивившись, явилась в назначенное время в приёмную зама и тихо спросила у старенькой секретарши, по какому вопросу вызвонили. Та лишь покосилась и презрительно демонстративно отвернулась, чем ещё больше удивила. Через пару минут в приёмную вошёл начальник отдела, и сердце Мари замерло: 'Господи, у него из-за меня начались проблемы? Да что же я за Иона такая: где бы ни появилась - несу только беды людям!? Проклята, точно...' Увидев панику во взоре, Пётр подошёл и тихо заговорил, заглядывая в зелень глаз похорошевшей девочки, ставшей такой женственной, манящей и желанной! Старался держать эмоции в кулаке, лишь немного осип голосом.
   - Сам не в курсе, но у меня такое чувство, что новости для тебя хорошие, - перейдя вдруг на 'ты', улыбнулся странно, не в силах отвести взгляд. - Наберись терпения.
  
   ...Через полчаса стояла у Петра в кабинете, поражённо молча. 'Ну и денёк выдался! Сначала предложение поработать секретаршей у самого зама. Потом его разговор с Петром и, нехотя, начальственное благословение на мою работу в отделе Кооперирования и Комплектации в должности инженера-экономиста с обязанностями учётчицы, табельщицы и машинистки. Не просто шаг в карьерной лестнице - гигантский скачок: без высшего технического образования - на полную ставку инженера-экономиста! С ума сойти! Что будет... - ужас был связан не со сложной работой, не с новым коллективом прожженных взрослых баб, а с тем, что абсолютно не умела... печатать. - Что делать? Печатную электронную машинку близко только в отделе и увидела! Хорошая столичная секретарь-машинистка из меня выйдет...'
   - Не радуешься, не скачешь. Стоишь с таким видом, словно я поставил тебя обнажённой на эшафот на обозрение неистовствующей улюлюкающей толпы, - грустно проговорил Пётр, дав ей несколько минут для принятия окончательного решения. - Что так тревожит, Марин? Поговори со мной, пожалуйста. Поделись проблемами.
   - Эшафот и есть, Пётр Владимирович, - смотрела невидящим взглядом перед собой, холодея от того, что придётся отказаться от заманчивого предложения. - В попытке помочь, Вы упустили одну деталь, - вздохнула тяжело, сжав губы, чтобы не дрожали. Подняла тревожные зелёные глаза на напрягшегося парня. - Я не умею печатать. Совсем. И никогда не умела. Простите, - он замер, что-то пытался сказать, и, смотря в мужские недоумевающие глаза, догадалась: 'Наденька! Ввела его в заблуждение, а проще сказать, солгала, в отчаянной попытке оставить меня под боком, чтобы помогать и опекать!' - Надя... - шепнула с ужасом, посмотрела умоляюще на Петра. - Не наказывайте её, молю! Так хотела помочь мне, вытащить из бездны отчаяния, что явно зашкалили эмоции. Всегда была страстной, пылкой натурой, за что и любит Виталик, муж... Любил, - подошла, взяла его за локоть, подняла личико навстречу серому взгляду, распахнула глаза, заставляя посмотреть в зелень, улыбнулась виновато и стеснительно. С радостью утонул в малахите! Не отпускала, добивала наверняка, сияя и топя в нём с головой, согревая теплом цвета, маня в мерцающую глубину за золотыми искрами вокруг зрачка, туда, откуда ещё никто не выбирался без ощутимых потерь. - Выход только один... - прошептала низким, хриплым, чувственным голосом, приблизив заалевшее личико к страстному мужскому лицу.
   - ...научиться печатать, и срочно! - странным голосом закончил её мысль, покраснел. Смолкнув, взял тонкие женские руки, ласково поцеловал, закрыв на миг вспыхнувшие пожаром глаза. 'Трясина. Топь. Бочаг!' - безмолвно застонал, горя телом. С трудом успокоился. Еле сдержался от желания поцеловать эти пухлые губы! - Вы настоящие подруги! - сдавленно произнёс и смутился от её забавной рожицы, совсем какой-то девчоночьей, как в далёком детстве! Лишь сейчас заметил на носике несколько конопушек, а на пунцовых щёчках очаровательные ямочки: 'Хохотушка от природы. Жаль, мало поводов даёт жизнь'. Вздохнул с сожалением, сильно сжал инстинктивно её пальчики, с неохотой отвёл глаза от зелёного плена, мягко отпустил руки и отступил на шаг, спасаясь телом и душой от чего-то такого, что не мог объяснить. Просто испугался, и всё! Панически! Едва справился с ледяной мертвящей волной, с трудом вспомнив тему разговора. - Когда сможешь поупражняться в машинописи, Марина? Здесь, в отделе? У знакомых есть печатная машинка, чтобы и дома тренироваться? - сбежал к столу, сел, укрывшись за его спасительной дубовой надёжностью: 'Так-то лучше. Что происходит? Чертовщина какая-то, ей-богу'.
   - Сегодня после работы и попробую. Вы с Надей покажете основные приёмы, переносы, границы и формы. А машинка найдётся у друзей, семьи Егоровых. Глава семьи недавно писал диссертацию, я проверяла на грамотность - она у меня врождённая, на уровне интуиции. Рита, его жена - математик, но далеко не словесник, - улыбнулась мягко и тепло. - Остальное - дело техники и времени. Потренируюсь дома у Нади. Постучу с удовольствием! Надоем всем! - заметила, как помолодел, улыбнувшись в ответ на её тихий смех. Оборвала веселье, стремительно подошла к столу, посмотрела прямо в глубину серых глаз и тихо с хрипотцой произнесла. - Всё будет хорошо, Петенька, - полыхнув-полоснув по сердцу и душе ядовитым изумрудным клинком-лезвием, быстро вышла из кабинета.
   Замер, побледнел, заворожённо смотря на закрытую дверь, с содроганием смежил глаза, выдохнув со стоном: 'Пропал...'
  
   Глава 11.
   ОКиК.
  
   ...Марина Риманс стала работать в Инженерном корпусе огромного завода-'ящика' в Отделе Комплектации и Кооперации (ОКиК) на должности инженера-экономиста. Её оклад с первого же месяца стал равен окладам заслуженных инженеров, окончивших институты! Девушке, имеющей за плечами лишь непрофильное училище, это совсем не шло на пользу и мешало в налаживании дружеских контактов с новоявленными сотрудницами и сотрудниками. И если с мужчинами быстро нашла общий язык за пару-тройку совместный обедов в директорской столовой, то с женщинами всё было непросто. Эти гиены не оставляли постоянных попыток укусить, гадко тяпнуть исподтишка побольнее за ту часть тела, которая окажется в поле зрения или досягаемости, и не было у них слаще минуты, если замечали, что новенькую это задело. Сколько раз говорила безмолвное 'спасибо' своему возлюбленному Алексею - кое-чему научил за два года знакомства: чем сильнее задевали, тем спокойнее становилась, достойнее вела себя, выставляя шоблу в невыгодном свете при свидетелях, при большом скоплении народа, например, на праздничных мероприятиях или субботниках. Закончилось противостояние предсказуемо: мужская и молодёжная часть коллектива встала на сторону юной коллеги. С таким надёжным 'тылом' Мари ничего не было страшно: ни гадкие намёки на роман с Петром, ни мерзкие замечания спину его замначальника Калькова, смотрящего на девушку похабными глазами и провожающего откровенно плотоядной улыбкой.
  
   ...Однажды, зайдя в кабинет к Бычкову и принеся пачку писем на подпись, она застала там только его зама. Мерзко улыбнувшись, он завалил её на стол, заломив руку за спину, и начал потными руками задирать узкую юбку, разрывая! Мари успела в доли секунды отбросить письма и свободной рукой схватить тяжёлый письменный мраморный прибор с чернилами, ударив мерзавца по голове. Не была не настолько сильна, чтобы 'вырубить' гада, но его круглое красное развратное лицо и дорогущий австрийский костюм залила настоящими советскими фиолетовыми чернилами! Это в буквальном смысле несмываемое пятно навсегда его так опозорило на заводе, что отныне не приставал больше ни к одной женщине. После этого случая негодяя перевели на другой этаж Инженерного корпуса - не мозолил глаза порочной рожей спивающегося Сатира.
  
   ...И ей досталось от чернильницы: лицо, грудь, руки, ноги, одежда были в фиолетовых пятнах. Вернувшийся из Главного Административного корпуса завода Пётр увидел Мари в своём кабинете в таком виде и мгновенно оценил ситуацию: закрыв на ключ снаружи, ушёл надолго. Вернулся весь взъерошенный и кипящий праведным гневом, держа в руках портмоне... Калькова! Заметив протестующие глаза сотрудницы, тут же прекратил возражения резким и непререкаемым тоном.
   - Молчи и выполняй, что говорю! Компенсация. Не возьмешь, удержать сплетню только в рамках отдела будет невозможно, поверь. Сейчас ты здесь посиди ещё, а я всё сам организую.
   Подошёл к Маринке, не совсем понимающей, что он задумал, быстро, пока не сообразила или возмутилась, расстегнул немного её блузку, посмотрев на метке размер. То же самое сделал с юбкой. Потом поднял девушке ногу и заглянул на подошву туфелек. Поднявшись, тревожно осмотрел белое неживое личико, расширенные изумрудные глазищи и побледневшие трясущиеся губы, привлёк к себе и... поцеловал в лоб, тоже забрызганный фиолетовыми чернилами. Кивнув одобрительно, быстро вышел и опять закрыл на ключ кабинет. Через час дверь открылась и вошла... Надежда с двумя пакетами: в одном были обновки, в другом, поменьше, косметика, флаконы и вата. Через двадцать минут все следы чернил с девичьей белой мраморной кожи были чудесным образом удалены. Вещи сняты, с пререканиями и возражениями с обеих сторон надеты новые, только что доставленные из ведомственного блатного магазина отраслевого министерства, что находился в центре столицы. Особенно Мари смутил новый итальянский комплект нижнего белья: девственно-скромный по крою, но явно баснословно дорогой; тонкий, кружевной, кипенно-белый, невесомый и прочный. Поразилась до немоты: 'Кто озаботился: Надя или... Петя?' Подруга же упорно молчала, лишь прикусив губу и загадочно улыбаясь.
   - ...Теперь ты выглядишь, как Любовь Васильевна из кабинета замминистра на Калининском проспекте. Ездила туда однажды, договор отвозила, - Надя, быстро накрасив лицо подруги новой косметикой, осматривала её, пунцовую и негодующую, всё вертела в руках во все стороны и ахала обновкам. - Блузочка просто загляденье! Бельё сквозь неё так и 'моргает'! А уж юбчонка - конец всем мужикам! Да ещё твои ножки в придачу - хана их рассудку! - хохотала, негодная. - А про чудные туфельки на твоём 35-м вообще молчу. Это не одёжка, а бомба водородная! Катастрофа среди мужского населения завода и района обеспечена, - с тихой радостной гордостью матери осматривала девочку и удовлетворённо вздыхала, прослезившись. Опомнилась, быстро привела своё лицо в порядок. - Ладно, пошла работать. И так два часа коту под хвост. Клавдия укакается от возмущения! - озорно засмеявшись, чмокнула Мари в пунцовую щёку и убежала, звонко закричав в коридоре. - Выходите все, полюбуйтесь! Она готова! Го-то-ва!!
   Не успела Мари понять, кому прокричала, как в кабинет начальника ввалился весь этаж! Куда там сотрудники - ещё несколько отделов выстроились в коридоре и ждали её триумфального шествия на рабочее место. Сгорая от стыда, готова была залезть под стол Петра, но начальник, догадавшись и сообразив, чем это обернётся, резво протиснулся сквозь толпу и силой вытащил Марину в широкий коридор.
   Опустив голову, медленно пошла по этой Виа Долороса, по Пути страданий* к эшафоту, направляясь в отдел, печально представляя, что её там ждёт. Вдруг за спиной... раздались овации! Сначала Пётр, с высоты роста гордо смотря в затылок подчинённой, сильно побледнев и странно улыбаясь нервно сжатыми губами. Потом всё больше и больше рук, и... лавина обрушилась, стократно разбиваясь о деревянные панели стен, о высокий потолок, ширясь и оглушая эхом! Сообразив, что это не презрительные крики и плевки толпы, а радость за её маленькую победу, отвагу и стойкость, девушка остановилась. Горделиво вскинула белокурую головку, выпрямила согбенную спинку и, положив тонкую ручку на талию, величаво, с грацией и апломбом избалованной манекенщицы, шествующей по подиуму в отделе новой одежды магазина ГУМ, продефилировала по коридору туда-сюда. В дальнем конце царственно обернулась, слегка прикусив губу, томно обвела смеющуюся толпу изумрудным надменным взглядом, выставила остренькое плечико и сделала своё 'фи' в сторону кабинета Калькова. Играя роль дальше, шагнула к двери, обернулась спинкой и приподняла ножку в роскошной кожаной туфельке тёмно-синего цвета, сделав шутливое 'пи-пи' по-собачьи, а в довершении спектакля ещё и пошаркала ножками, 'засыпая' место мокрого преступления! Лишь тогда гордо направилась в отдел, призывно оглянувшись на коллег искрящимся глазом поверх плеча.
   Сотрудники нескольких отделов третьего этажа просто грохнули смехом, содрогнув стены и двери, держась за животы! Открыто ржали над скандальной выходкой, обернувшейся крахом, местного домогателя и насильника, на которого многие годы не находилось управы - опозоренные им женщины увольнялись или становились членами гарема. Негодяй уверовал в полную безнаказанность по простой причине: был племянником замдиректора предприятия, который и прикрывал родича до сих пор. Но, сколько верёвочке ни виться...
  
   Скандал не удалось замять - вышел за порог этажа с народной молвой! 'На людской роток...', как известно...
   На положении Риманс это не сказалось. Наоборот, имелись свои положительные стороны: как только появлялась в Административном корпусе с папкой документов на подпись к разным замам, помам, замзавам и прочей начальственной орде, за спиной слышались шёпотки.
   - Вот эта? Что Калькову отпор дала? Такая крошка бугаю дала по морде чернильницей...!? Вот так девочки пошли! Ай да кроха! Боевая! Ай да умница! Нашлась и на его глаз песчинка!
   Такой интерес ей был даже на руку по работе: стоило только назваться и сказать, что нужна их начальственная виза на интересующем её отдел документе, тут же приглашали на аудиенцию - любопытство раздирало. Не ждала по часу у кабинетов, как приходилось другим секретаршам и инженерам. Неоднократно потом говорила безмолвное 'спасибо' Калькову за скандал. Страсть к 'жареным фактам' и заварухе, присущая человеческим особям, помогала и способствовала развитию карьеры виновницы столь резонансного переполоха. Марину всё чаще стали просить присутствовать на директорских совещаниях, отвозить в министерства важные документы, где ей жали руки серьёзные гражданские люди и при погонах, немалых регалиях и должностях. А у них есть целая орда секретарей, телефонисток, помощников... Слухи выплеснулись на улицы города! Только и ухмылялась хулиганка: 'Молва, что морская волна - отхлынет...'
   Загадка столь быстрой покупки дефицитных импортных вещей быстро разрешилась - друг Петра, Семён Борисович Фельдман, был замдиректора завода. Он-то предварительно и позвонил в ведомственный магазин министерства, договорившись с подбором одежды по размерам, продиктованных Петей. Туда же доставили из близлежащего валютного обувного магазина и синие австрийские туфли на средней шпильке. Бычкову же следовало на служебной серой 'Волге' замдиректора съездить, оплатить и забрать заказ. Откуда взялся гарнитур нижнего белья, осталось для Мари загадкой. В ведомственном магазине такого отдела не было, значит, всё-таки заезжал в 'Берёзку', собственноручно выбрал и приобрёл.
   С Семёном Фельдманом она потом познакомилась лично и подружилась. Во многом помог: и по работе, и в дружеском плане, и в человеческом. На короткое время стал другом, братом, отцом. Замечала, конечно, в его крупных еврейских чёрных глазах совсем не отеческие чувства, но никогда сорокадвухлетний мужчина и бровью этого не показал, ничем не смутил. Создавалось впечатление, что он удерживал Бычкова от необдуманных поступков в попытке помочь Марине в поисках Алексея. И другие его порывы, понимая девушку намного лучше, чем влюблённый Петя. 'Достойный, надёжный, спокойный и интеллигентный был человек, - Мари потом долго говорила ему 'спасибо' и тяжело вздыхала, вспоминая. - Побольше б таких людей - мир стал бы светлее и лучше'. Его вскоре не стало: автокатастрофа во время командировки где-то за Байкалом.
  
   ...Подруга, скучая без Мари на складе, вновь попросила пожить с нею, так как летом дети были в летнем лагере, а, вернувшись, ходили на 'пятидневку'. Пять дней в неделю оставалась в пустой квартире один на один с одинокой вдовьей долей.
   Приглашение стало манной небесной! Бывший распоясался, не давая возможности спокойно жить в комнатке: пил, буянил, рвался в дверь. В квартире стали частыми гостями милиционеры, и, поняв, что хорошим это не закончится, ушла снова к подруге. У ребят появились две мамы.
  
   Успехи в машинописи за три месяца упорных тренировок на работе и дома у Нади достигли совершенства. Задержка допоздна в опустевшем корпусе завода давала двойную выгоду: навык в печатании и возможность часами обзванивать Москву по объявления по обмену жилплощади.
   Однажды, договорившись с очередными 'вариантёрами', положила горячую трубку телефона и напряглась: что-то мелькнуло под дверью, напугав до смерти! Прислушалась: 'Тихо. Показалось? Или... 'эти', из Конторы? Зачем? На заводе 'Первый отдел' исправно работает и шлёт 'им' подробные отчёты о работе - завод-то 'ящик', информация в моих руках бывает под грифом 'Секретно' довольно часто, - но в огромном четырёхэтажном корпусе было тихо, сколько ни прислушивалась. Приказала расслабиться и забыть. - Пора ехать смотреть вариант обмена'.
   Выйдя на указанной в объявлении станции метро, только стала спускаться со ступенек терминала на асфальт улицы, как из сумеречного рассеянного света сентября выступила высокая статная фигура... Петра Владимировича!
   - Нам туда, - подхватил её, опешившую и онемевшую, растерянную от неожиданной встречи под руку, настойчиво повёл по адресу. - Я всё слышал там, под дверью. Прости, не хотел тебя напугать. Вернулся с полдороги в кабинет. Вспомнил, что не взял в столе ключи от комнаты. Возвращаясь, услышал твои переговоры, - крепко держал девичью руку между двумя ладонями, надёжными и тёплыми. - С ума сошла! В одиночку по темноте ездишь по адресам и объявлениям! Не маленькая девочка, право - так и до беды недалеко, Маринка! - остановился под фонарём, посмотрел сверху с непонятным выражением лица, очень её тревожащим, вдруг взял за плечи таким знакомым жестом, что Мари дёрнулась, как от удара плётки! Заметив это, глубоко окунулся в сумрачные зелёные глаза и грустно улыбнулся. - Он так тебя брал, да? Наверное, мы, мужчины, все одинаковы?
   - Нет, Пётр, на все. Лишь некоторые, которые чем-то похожи. Одного типажа, что ли? Или с похожими манерами и жестами. Не знаю. Сложный вопрос, - вздохнула, опомнилась, удивилась. - Что ты здесь делаешь!? - схватила за отвороты его пальто, притянула ниже, требовательно смотря в глаза. - Это мои проблемы. Тебе и на работе меня достаточно. Отдыхай. Развлекайся. Влюбляйся. Живи. Не стоит из-за меня портить себе личную жизнь.
   - Кто тебе сказал, что я себе её порчу? Я так развлекаюсь! Всё что-то новое узнаю с тобой, - так странно смотрел, тревожа всё больше. - Сейчас идём по объявлению смотреть вариант размена. Это полезнее, чем тупо уставиться в телик и дремать под его бормотание, - вдруг наклонился и поцеловал в уголок губ, опять вызвав резкое вздрагивание. - Как, и в этом похож? - обняв по-настоящему, прижал девочку ручищами к мощной фигуре, поцеловал, закрыв глаза и вздрогнув телом. Отстранился не скоро, заглянул в расширенные печальные глаза, горько усмехнулся, словно насмехаясь над собой. - Не похож. Не судьба. Прости, - тяжело протяжно вздохнул, поспешно отвернув лицо, скрывая острое разочарование и боль. Справившись с чувствами, выпустил из крепких объятий, повёл по тротуару, обняв рукой за плечи. - Идём. Пора. Нас ждут, - прижал к тёплому боку, спрятав практически в подмышку. Хмыкнула беззвучно: 'Высокий, блин. Лишь немного ниже Лёши'. Улыбнулся, покосившись сверху. - Кстати, ты и не заметила, как назвала меня на 'ты' - мне понравилось. Но, прошу, не на работе.
   - Не думала даже об этом, не волнуйся. Хватает и сплетен о нас, - погрустнела до дрожи, передёрнулась тельцем, едва сдерживая слёзы. - То ли ещё будет! Петя..., у меня ещё одна беда...
   Резко остановился, постоял в оцепенении, потом рывком затащил в подъезд ближайшего дома на широком бульваре, жёстко развернул к себе, впиваясь взглядом в женское тонкое, бледное до синевы личико с розоватыми подглазниками при свете яркого плафона богатого просторного подъездного фойе. Чем больше рассматривал, тем бледнее становился. Стиснув зубы, заскрипел ими, заиграл желваками, сильно зажмурил глаза, даже длинные и густые ресницы скрылись в складках век; задышал так, словно готов был сильно закричать во весь голос, мотая в отчаянии головой из стороны в сторону! Потом, справившись с приступом молчаливой истерики, мёртвым голосом спросил, ещё не решаясь открыть глаза:
   - От него? Какой срок? Хотя, даже не буду спрашивать - хочешь оставить в память об отце, - дрожал мелкой дрожью, но эмоции держал в жёсткой узде. Медленно открыл глаза, смотря пока на потолок подъезда. Лишь через пару минут опустил взор на Марину, уже спокойный и светлый, только нервно дёрнулся правый глаз. - Я прав?
   - Да.
   - Дай мне время подумать. Хорошо, Маринка? - очнулся, оглянулся, принял решение. - Идём. Теперь тем более надо быстрее решать проблему с разменом. Срочно!
  
   Не желала, но втянула Петра в свою жизнь. Ездили по вариантам обмена, обзванивали сотни адресов - всё тщетно: стоило только понадеяться, что уж этот вариант точно 'выгорит', как он срывался, и нужно было начинать всё с начала. Срыв за срывом!
   И у неё всё сорвалось. В октябре, сильно поскользнувшись на ледяной корке тротуара, упала низом спины на бордюр, и... всё кончилось, не успев даже показаться из контуров тонкого девичьего стана. Никто на заводе ничего не узнал. Только Петя и Надежда.
  
   ...Через две недели после того разговора на бульваре севера Москвы, Бычков вызвал Риманс в кабинет с папкой договоров и попросил сотрудников пока не мешать их сверять - работа нудная и мешкотная. Все с удовольствием это свалили на новую сотрудницу! Только до договоров дело так и не дошло.
   - Присядьте, Марина Владимировна, - предложил стул, усадил сотрудницу возле стола, выпрямился, обернувшись к старшему экономисту Ларисе Алексеевне. - У Вас ко мне всё? До встречи. Жду Ваших ценных предложений по Дубоссарам. Прошу Вас, разберитесь там с контакторами, пожалуйста. Опять накладка! Фомина там уже прописалась, молдаванкой стала! Пожалеем сотрудницу. Всего доброго Вам! - подошёл к двери, придержал почтительно, дождался, когда гроза инженеров величаво и плавно покинула кабинет, послушал неспешные шаги зрелой интеллигентной женщины по коридору и закрыл замок на ключ. - Всё, у нас есть час, пока Лариса будет 'поедом есть' обленившихся и обнаглевших инженерш! - засмеялся, потёр руки, как мальчик, сел в кресло за стол. - Как чувствуешь себя, Мариш? Токсикоз сильный? Видел в столовой: съела только салат и выпила минералку. Мало на двоих.
   - Не волнуйся, Петенька, мне хватает, - подняла огромные малахитовые глазищи. - Будет девочка - на первую похоже, - еле сдержала слёзы, закипевшие в горле, отвела взгляд.
   - Он хотел зеленоглазую девочку, как мамочка, да? Прости, растравляю тебе душу вопросами, - тяжело вздохнул. - Маринка, пора решать эту проблему и подумать, как будешь одна поднимать двух девочек. Одиночка. Без помощи. Наедине с бедой и проблемами, - покачал поражённо головой. - Одной с этим не справиться! - поднял руки, останавливая возможные возражения с её стороны. - Нет! Можешь не вставать в позу, не поверю. Не та ситуация: всё поменялось и далеко не в лучшую сторону!
   Резко отодвинул кресло, встал и подошёл к окну, сжав руки в кулаки, опёрся ими о подоконник и посмотрел на улицу, на соседние с Инженерным корпусом жилые дома. Вглядывался в спокойные уютные окна и, наверное, мечтал стать таким же, как обитатели этих квартир - уверенным в себе человеком, которому неведомы страшные проблемы, с которыми и ему-то, тридцатилетнему мужчине не справиться, а не то что юной, молоденькой отчаявшейся женщине, которой скоро предстоит остаться на жестокой жизненной дороге совершенно одной с двумя крошечными девочками на руках. Остаться без чьей-либо помощи, отдельной жилплощади и практически без средств к существованию! Уже узнал: бывший муж не даёт ей возможности размена и алиментов не платит! Помолчал. Продолжил беседу, обернувшись внутрь кабинета.
   - ...Если бы он был где-то рядом, то хоть иногда присутствовал бы в вашей с доченькой жизни. А его нет. И никаких новостей. Давно. Твоё любящее, трепетное, чистое, преданное сердце и острое женское чутьё подсказывают, что с ним случилась беда, - видя, что, залившись слезами, на всё согласно кивает головой, подошёл к стулу, поднял её рывком и обнял, прижавшись телом: сильным, надёжным и тёплым. - А он так нужен! - медленно и тягуче гладил узкую спинку, целуя украдкой плечи. - Тогда нет другого выхода, - отстранил, отёр голубым платком Марине слёзы и поцеловал с нежностью и трепетом в губы: солёные и мокрые. - Как только ты решишься - мы распишемся, - поймав удивлённый взгляд, поднял руки, ограждаясь от нападок. - Не горячись! Взвесь, оцени, сравни и реши, пожалуйста, этот вопрос положительно. Прошу тебя, милая! Так убьём сразу несколько зайцев: у малышек будет отец, у тебя статус замужней женщины, и вы будете ограждены от сплетен и презрения людей: и здесь на заводе, и в твоём доме, в поликлинике, в роддоме и в яслях... Да, везде! Прошу, пойми меня правильно, Мариночка! У меня будет семья, которую я всегда хотел иметь. Мне тридцать - давно пора нянчить детей. И я совсем не против девочек, - прижал к груди, положил голову на девичью макушку. Отчаянно вздохнул, надрывно, всей грудью. - Да всё я понимаю! Всё! Не глупый. Для тебя я не самый лучший вариант в данном случае, но другого-то нет. И времени у тебя нет. Скоро всё станет очевидно и... видно. Не сможешь скрывать бесконечно - природа выдаст. Нельзя больше тянуть. Ожидать твоего любимого мужчину можно годами! И нет никакой гарантии, что появится вообще. Понимаю это прекрасно. Поспрашивал уже знающих людей... - замер, охрип голосом, затрепетал телом. - Боюсь, благополучного исхода ожидать не приходится. Да ты это и сама давно почувствовала и поняла, умница. Потому и прошу: подумай, родная! Обещай мне это, девочка моя! Умоляю! - в порыве чувств стал целовать лицо, шею и волосы, взяв женскую голову в ласковые руки. Очнувшись, вжал отчаянно, сильно, и Мари ощутила, как возбуждён и дрожит. Прижав её голову вновь к плечу, замер, стуча сердцем громко, буйно и яростно. Долго молчал. Проникновенно и взволнованно произнёс, охрипнув от страсти. - А я приложу все силы и способности, чтобы стать достойным такой семьи. Клянусь! Дай надежду. Пообещай мне только. Подумай.
   - Я обещаю.
  
   ...А в конце октября месяца случилось падение. Вспышка, вскрик, набежавшая толпа, 'скорая'. Была девочка. Четырёх с половиной месяцев. 20 недель. Не выходили. Вмиг умерла Марина тогда, только мысли жили и мучили бесконечно: 'Конец. У меня нет даже памяти о тебе, Лёшенька мой. Ты её забрал. Так нечестно. Теперь я в полном смысле одна. Всего лишил. Остались лишь тишина в темноте бессонной ночи, только море слёз, съедающих тело и душу. Такой невыносимый ледяной холод одинокой вдовьей постели. Мальчик мой, Лёша, единственный, зачем ты забрал нашу доченьку? Забирай и меня. Молю...'
  
   * ...пошла по этой Виа Долороса, по Пути страданий... - Виа Долороса, Крестный путь, Дорога скорби - это дорога, по которой Иисус Христос прошел от места приговора к казни до Голгофы.
  
   Глава 12.
   В тисках обстоятельств.
  
   Прошла осень, зима, наступила весна. Опять запели птицы и люди, закипела, забурлила кровь, но только не у Марины. Она так и осталась Снегурочкой, укрывшись под плотной сенью беды и безысходности, не желая оттаивать и сдаваться жизни на милость. Ощущения 'зависа' над грешной землёй вернулось с новой силой. Понимая, что это означает, вызвонила Александра Зеленцова, объяснив вкратце, в чём проблема. Это была суббота, 26-го апреля 86-го года.
  
   - ...Маринка! Господи... На кого ты похожа!? - вопрошал двухметровый мужчина десяти пудов веса, взирая на прозрачное привиденьице в голубом платьице и светлом плащике. Вертел из стороны в сторону, испуганно заглядывая в глаза в пол-лица. - Нет, это же просто невозможно так себя довести! Ты когда последний раз нормально ела? Хоть приблизительно? - с осторожностью обняв, поцеловал в губы, вздрогнув от худых щёк. - Идём, буду тебя кормить, тростинка моя, а то поцеловать будет не во что, - ворчал, таща в кафе за ручку-веточку. - Как я тогда отчитаюсь перед Дмитрием за очередной реванш?
   - Я всё равно не смогу ничего съесть, Александр, - невесомо воспротивилась. Остановился, внимательно глядя сверху. - Если только минералки.
   - И давно у тебя это? - пожала легкомысленно плечиками. Нахмурился. - Давай поступим следующим образом: идём в кафе, там ты ешь, а я за тобой наблюдаю. Потом и поговорим, - не слушая протестов, усадил за столик у мутного окна, чтобы держать улицу в поле зрения - привычка после первой встречи тогда, вскоре после её похищения. - Пока салат, - сказав, пропал.
   Смотря в витрину, следила за людьми, машинами, детьми. И маленькими девочками. Содрогнулась в истерической атаке, стиснула губы, зажала нервы, закричала в уме от боли: 'Моей доченьке было б полтора месяца! Уже улыбалась бы!' Опять накатили слёзы, которые едва сдержала - организму становилось всё труднее контролировать эмоции.
   Вдруг в проходящей по аллее паре взгляд выхватил знакомую тёмную женскую головку. Сердце сильно ударилось о рёбра, едва не помутив сознание, которое силой воли удалось удержать. Посмотрела ещё раз на высокого плечистого мужчину и тонкую высокую женщину с длинными тёмными волосами: он не знаком, а в фигуре женщины что-то почудилось прежде виденным, встречавшимся когда-то. Внезапно чиркнула искра в мозгу: 'Наталия Стрельникова!' Потеряв голову от волнения, ринулась из кафе, натыкаясь от слабости и головокружения на столы, стулья и людей. Выскочила на тротуар, догоняя ушедшую уже довольно далеко пару.
   - Наталия! Наташа!! Стрельникова!!
   Женщина вздрогнула, словно её хлестнули плёткой-камчой по высокой точёной фигурке. Замедлив шаг, постояла, а потом пошла быстрее, увлекая и кавалера за собой.
   - Как некрасиво убегать от подруги, а, девушка? - прогремел Александр, догнав Наташу в пару-тройку прыжков и загородив паре дорогу огромными лапищами. - Здравствуйте, Наталия. Наслышан о Вас и Вашем супруге, - нёс ахинею, подхватив опешившую пару и таща их к Марине, бессильно откинувшейся на стену кафе. - Я их поймал, родная! Вот твои добрые друзья, общайтесь на здоровье, а мы с кавалером пойдём, по коньячку тяпнем! - подхватив ошалевшего мужчину, уволок в зал кафе.
  
   В уголке кафе состоялся быстрый и нервный разговор.
   - Александр, - старшой сунул руку онемевшему молодому парню лет тридцати пяти. - Друг Марины. Это, так понимаю, жена Стрельникова?
   - Максим, - очумев от напора, представился, погрустнел. - Вдова. Кто эта девушка?
   - Встретились жена и любовница. Серьёзно опасаюсь за состояние последней.
   - Наташа только из реабилитационной клиники! - взвился, обезумев от волнения, кинулся на улицу...
   - Стоять!! - перехватил парня, стиснул в мощных руках. - Им нужна эта встреча! Даже если она их убьёт. Постараемся этого не допустить. Спокойно! Наблюдаем, - оглянулся. - Армен, по стопке нам. И лимончика...
  
   - ...Здравствуй, Наташа. Прости, что так остановили тебя. Не стоило убегать..., словно ты виновата передо мной, - едва слышно говорила Мари, ещё часто дыша от попытки их догнать, смотря на потрясённую женщину огромными глазами. - Всего два вопроса, и ты свободна.
   - А с чего Вы взяли, что я буду говорить с Вами? - надменно процедила, наконец, гордячка.
   - Да с того, что ты не дочь своей матери. Это она людей за личности не считает. Ты же другая. Ты похожа на папу. Он у тебя славный. Мы с ним ладили. Что скрывать, если нет за тобой вины? - справилась с дурнотой, выпрямилась, оторвалась от стены, подошла к бледной насторожённой двадцатисемилетней девушке. - Как Мишенька? Где он?
   - Он в санатории с дедушкой. В психоневрологическом, - помолчав, тихо заговорила, сдерживая слёзы. - Как только Алексей погиб, Миша случайно услышал об этом и совсем замолчал, - по лицу поползли слёзы. - Так я потеряла сразу обоих: мужа и сына. Он уже никого не узнаёт, даже меня! - в голос зарыдала, бросившись... в объятия соперницы. - Я так ненавидела тебя, Марина! Готова была убить! Едва машиной не сбила той зимой! Господь наказал меня за чёрные мысли! - трясясь всем телом, вцепилась в её руки. - Лучше бы я согласилась на развод! Тогда они оба были бы живы и здоровы! И счастливы! Будь я проклята!!
   Подскочили мужчины, подхватили под руки своих дам.
   - Когда и где? - из последних сил просипела девочка, видя перед глазами лишь тоннель.
   - Полгода назад в Италии. Его послали сразу же после возвращения, просто развернув в аэропорту! Даже не дали повидаться с сыном!! - истерически кричала Стрельникова, повиснув на руках крупного мужчины, который странно смотрел в сторону, отводя от жуткого лица-маски Марины красивое серьёзное лицо с синими глазами. - Его машина ночью сорвалась на горном серпантине под Миланом, - не в состоянии продолжать, хрипела, выплёскивая огненные слова вины из израненного сердца. - Убила упрямством... Я убийца! Только я... Преступница...
   Собрав оставшиеся силёнки, очнувшись, Мари рванулась к несчастной обезумевшей девушке, вынуждая Александра шагнуть вместе с нею.
   - Нет, не ты, а я! - схватила её за плечи, заставив смотреть в зелёные, огромные, неземные, уже нечеловеческие глаза. - В аэропорту завернули? Не завернули, а арестовали, - заглянув в серые мокрые глаза, посмотрела в душу. - Он вернулся самовольно на три дня раньше положенного срока и провёл их со мной. Моя любовь его убила, а не твоя настойчивость или ненависть. Моя. Успокойся, милая. Ты здесь ни при чём, - увидев, что хорошо поняла, замерев телом и дыханием, продолжила. - Пошёл против Конторы - 'убрали', - кивнула, посылая взглядом молчаливые сигналы: 'Так всё и есть! Убили!' - Всё, успокойся, моя хорошая, - стояла, подпираемая под руки стальными стенами тоннеля, которые держали ещё здесь, на горящей и плавящейся под ногами земле, и не понимала, что это врач держит. - Не вини себя. Он не винил, помни. Уважал за стойкость, - почти не дышала. Только тонкая дрожь в теле, как трепет крыла бабочки. 'Я мотылёк. Я тополиный пух. Сдуй меня поскорее, Господи'. Теряла последние силы, рвя нити разума и воли к жизни. - Хотел жить со мной и Мишенькой, радоваться, быть счастливым. Не позволили. Живи свободно. Счастья тебе, Наташенька! Поцелуй за меня Мишутку. Прощай, - говоря обыденным голосом и улыбаясь, ввела её в заблуждение, но не Зеленцова. Он вцепился мёртвой хваткой и не спускал расширенных медовых глаз, гипнозом буквально сцепляя девочку с землёй, не позволяя истерзанной душе оторваться и улететь в небо. - До свидания, ребята... Рада была... повидать... - невесомо, как пёрышко ангела, насильно разорвав визуальную нить с Сашей, полетела...
   Оглушённая сведениями, Наталия стояла молча, неподвижно, уставившись в одну точку.
   - Пока, Максим! Рад был знакомству, - заговорил Александр, делая 'страшные' глаза парню: 'Хватай её и беги отсюда!' - И Вам, Наташенька, пока! До встречи, родные... Такая встреча...
   Макс, опомнившись, схватил даму в охапку и бросился к припаркованному на углу улицы 'Мерседесу' карамельного цвета.
  
   ...Мари улетала в тоннель. Поддерживающие под руки стены стали мягкими, расплавившись от огня под ногами и, свернувшись, увлекли за собой в знакомые объятия. Последние осознанные земные звуки слились с криками людей, воем сирены реанимобиля, рёвом Александра и чьего-то знакомого мягкого увещевающего голоса.
   В этот раз не было радара, 'баххов' и 'паххов', а появился новый звук, словно рядом бьёт чабанский гибкий хлыст-кара-агач, разрезая со свистом горный ледяной воздух: 'Тьююуу... тьююуу... тьююуу...!' Да голоса и новые запахи. Глаза девушки открыты, да не узнают они никого: только гладкие серые стены вокруг. Гладкие...
   - Тьиюююуу...! ... 200... Разряд! ... Тьиюююуу...! ... Ещё! ... Нет кривой! ... 300... Повышайте! ... Руки! ... Тьиюююуу...! Глухо! ... Адреналин! ... 360... Ещё разряд!
   ...Ей не больно. Только тело выгибается дугой от этого 'тьиюу'. Мысли чёткие и ясные, как солнце: 'Скольжу в свет. Вам меня не удержать. Держи, Лёшенька! Я иду к тебе! И к доченьке...'
   - Отойдите все!! Марина! Вернись!! Бухх! ... Бухх! ... Бухх! ... Вернииись!!
   - Оттащите его! Он ей грудную клетку кулачищем проломит!! Не сходи с ума, Александр! Да, держите вы его!! В сторону... Руки... 380... Разряд! ... Тьиюююуу...!
   - Спаси её, Игорь!! Не дай уйти! Держи! Зубами!! Держиии...!!
   - Тьиюююуу...!
   - Есть кривая!! ... Ещё адреналин! ... Есть стабильный ритм!
   '...Съезжаю со снежной горы и смеюсь! Так быстро качусь, сейчас взлечу! Но что это? Качусь в темноту... Нет, хочу к свету! Не хочу во тьму. Там больно и страшно. Хочу на 'воздушные ручные карусели'! В звон и невесомость. В танец и полёт. Лёша! Где ты? Найди меня! Хочу к тебе...'
   Темнота неумолимо засасывает. Исчезла лёгкость и волшебные звенящие переливы колокольчиков и музыки. Опять земные звуки: гул мотора автомобиля, дребезжание корпуса и сидений, нервные разговоры на повышенных тонах, горькие вздохи и шёпот, запах лекарств и бензина. Рядом кто-то рыдает, голос громкий и знакомый, рычит, как медведь, тихий рядом успокаивает его, а у самого голос дрожит. Попыталась вспомнить: 'Что-то такое знакомое...'
  
   ...Сколько блуждала в темноте? Не помнила. Только в определённый момент тьма отступила, став красным туманом. Он был почти прозрачным, но всё же не давал ясной картины - только размытые тени. И ещё много-много знакомых голосов рядом, всегда.
   Пришла в себя ночью. Открыла глаза и долго не могла понять, где она: в правую щёку бил свет маленькой красной лампочки за стеклом какого-то окна, за окном была комната тоже в красном свете. Незнакомая. Удивилась сильно, силясь понять: 'Где же я? Что было со мной? И кто так ругался там, во сне? Или это не сон вовсе...?'
   Окончательно очнулась вечером, когда солнце клонилось к закату. Попыталась пошевелиться - напрасно потратила силы. Возмутилась, заволновалась: 'Привязана, что ли? Ну-ка, ещё разок... Ага, дело пошло - палец зацепился за что-то...'
   - Тихо-тихо! Капельницу вырвешь! - голос знакомый. Наклонился низко к глазам: Александр, но не чётко, а расплывчато, как сквозь кисею. - Ты в клинике. Перевели из реанимации под мою ответственность. С очередным возвращением, Мариша! - погладил щёку, а у самого глаза на мокром месте. - Испугала ты нас, - охрип, пальцы дрогнули. Заметив, что пытается пошевелиться и что-то сказать, остановил. - Нет-нет, ещё рано. Недавно с искусственной вентиляции сняли. Ты в капельницах и приборах - боялся, что инсульт добьёт, - выпрямился, осмотрел мониторы. - Пока в норме. Зрение не восстановилось полностью - лопнули кровеносные сосуды. Офтальмолог осматривал, сказал, что кровоизлияние неопасное, - пальцы мягко скользили по её щеке, слегка дрожали, но так хорошо успокаивали, что больную начало клонить в сон. Смежила веки. - Поспи, Маришка... Маленькая моя... Я буду рядом... Всегда.
  
   ...Выписалась через полтора месяца. 'Кончена жизнь. Теперь я спокойная и мёртвая - умерла душа на перевале под Миланом. Значит, когда у меня здесь случился выкидыш, Алексей там умирал. Он и забрал дочь, - страдая молча, могла только думать. - Может, на небесах увидит, какая она, похожа ли на меня? Понаблюдает, как растёт наша красавица. Любимые мои предатели, обездолили, бросили во тьме и горе медленно умирать и мучиться каждый день. Единственные, радости вам где-то там, за гранью...'
   Мари осталось на грешной Земле метаться по размену квартиры, съездить за дочерью, чтобы не забыла дитя матери и росла отныне на глазах. Чтобы быть всегда в постоянных хлопотах о ней и здоровье, об одежде и питании, о развитии и воспитании.
   - Тебе больше неполезно одиночество, - сказал на прощание Александр. - Нужен кто-то рядом, постоянно, ежеминутно. Всегда. Твой удел - жить, зажатой в тиски жизненных обстоятельств, которые будут организовывать и заставлять, вынуждать жить дальше. Даже против воли. Во что бы то ни стало. Жить через силу! Ради жизни. Ради будущих новых встреч и радостей. Ради новых детей и мужей. Ради дрожи любви и страсти. Ради памяти об ушедших. Ради тех, кто придёт ещё не один раз им на смену.
  
   Глава 13.
   Подводя черту.
  
   Время влилось в привычный поток и бытовую круговерть.
   Дочь Марины Вета ходила на пятидневку, пока их сад в июне завод не вывез в сосновый лес под Загорском, сняв на всё лето здание пансионата. Родителям теперь только прибавилось хлопот! Без собственной машины дорога оборачивалась в три часа времени. Чтобы навестить детей, Марине с Надей приходилось по выходным вставать в шесть часов утра, бежать на рынок за свежими фруктами и продуктами, подготавливать их к употреблению и мчаться на вокзал на электричку. Час на метро. Час сорок на электропоезде. В один конец! А там ещё и пешком идти! Потом - дети, радость, обжорство и дневной сон под соснами на покрывале. Ещё горсти черники и земляники - сумасшедший коктейль вкусов и запахов, парное молоко - почти сливки с соседней фермы, тёплое и с пенкой после сепарации, пьянящий голубой туман соснового древнего бора. Шишки и грибы, травы по пояс и бескрайние поля пшеницы, цветы и ягоды, озон и покой, холмы, поросшие хвойным лесом и невероятный лазурный купол прозрачного неба. Советская Швейцария: жёлтый песок, сосны, горы и хрустальные воды маленьких речушек и озёр! Потом полдник, прощание на неделю с малышнёй и обратно на электричку, в душную плавящуюся и исходящую смогом столицу. Домой приезжали поздно, вымотавшиеся, уставшие; лишь посмеивались, перемигиваясь: 'Завтра вновь по заведённому кругу. Вечные тиски времени, настоящий цейтнот! Но чем больше трудностей, тем интересней! И азартнее! А что там, завтра? Что ещё подкинет судьба? Или кого?'
   Выйдя из больницы, Мари повидалась со всеми своими мужчинами, с которыми так странно свела судьба.
  
   ...Телефон долго не отвечал. Вздохнула: 'Наверное, на дежурстве... Но, вот и сняли'.
   - Алло! Кто у телефона? - сонный голос проворчал недовольно. Девушка.
   - Добрый день. Это Марина. Передайте, пожалуйста, Игорю Андреевичу, что я уже на работе. Надежда в порядке. Дети в лагере. Спасибо.
   - Постойте! А Вы ему кто? - голос молодой и ревнивый. - Откуда знаете телефон?
   - Подруга его пациентки, которую он с того света вытащил. Как Вас зовут, милая?
   - Оксана! - сердитая такая. - И я выхожу за Игоря замуж очень скоро!
   - Поздравляю, милая! Наконец-то наш врач станет семейным человеком. Спасибо, родная, что так нас всех порадовали. Вот Наденька-то обрадуется! Счастья вам, молодые! Прощайте!
   - Ой, спасибо Вам... - растрогалась, хлюпает носом. - И вам удачи! Пока.
   Распахнула глаза, постояла в кабине телефона-автомата, бездумно глядя на поток машин сквозь грязное стекло: 'Вот и расстались ещё с одним близким человеком. Прощай, Игорь!'
  
   ...Александр рассказал: когда она стала 'уходить', бросил на руки Армену-официанту из кафе, выскочил наперерез 'скорой', идущей по шоссе, и заставил врача по рации через подстанцию открытым сообщением передать всем реанимобилям текст: 'Игорь Киреев! У кафе на ...-ском бульваре Марина 'уходит'!' Сработало: Игорь сорвал в очередной раз бригаду с вызова и прилетел, не задумываясь: ни о последствиях, ни чем ему 'аукнется' это действие.
   И о том поведал, что это они ругались над ней, умирающей, в реанимобиле. Он, обезумев от страха потерять дорогую женщину, накинулся с кулаками на Игоря.
   - Что между вами произошло!? Почему Марина в таком жутком состоянии?? - неистовствовал, кидаясь на ошалевшего парня. - Ты же врач!! Как мог позволить ей довести себя до истощения!?
   - А я тут при чём?? Мы полгода не виделись! - Киреев взбеленился. - Вам-то виднее, что с ней случилось!
   - Мне!? Да не я же её любовник, чёрт возьми, а ты!! Только ты! Я лишь друг!
   Их едва растащили тогда, когда Марина уже дышала самостоятельно. Дышала, благодаря Игорю и его бригаде врачей. Вот эту свару она и слышала сквозь забытьё.
   Вспомнив разговор с Зеленцовым, теперь тепло улыбнулась: 'Счастья, Игорёк! Ты меня спас. И не раз. Прощай, страстный мой врач и друг'.
  
   ...Рано попрощалась: Киреев приехал через пару-тройку дней после её звонка. Вломился к Надежде, стал настойчиво требовать Мари.
   - Игорь, присядьте, пожалуйста, - подруге с трудом удалось утихомирить гостя, не забывшего этот адрес. - Маришка где-то бегает по магазинам и бестолку её искать - только ждать, - с улыбкой смотрела на нахохлившегося визитёра. - А ведь я Вам так и не сказала 'спасибо', доктор! Вы меня спасли тогда!
   - Не я. Маринка, - тихо признался. - Я как увидел её тогда, сошёл с ума! С вызова машину 'сорвал' и опять вернулся сюда, чтобы только увидеть ещё раз это зеленоглазое чудо, - покраснел, честный. - Если бы ни это - ей бы одной с Вашим повторным приступом не справиться. Так что, её благодарите только, Наденька. И её глаза.
   - Я в курсе всего! - засмеялась звонко. - У нас нет секретов с ней.
   - Тогда скажите мне, где я допустил ошибку? Когда её потерял? - вскинулся, а в глазах беда.
   - Бедный ты, бедный... Так ты ничего и не понял, Игорь? Да не терял ты её, потому что и не находил! - видя недоуменные глаза, пояснила. - Ты её брал взаймы. У другого. У любимого. Единственного.
   - Который был из 'тех'? Из 'них'? - рассердился. - Которого свои же 'убрали'?
   - Он был её любовью. Понятно? - строго и холодно отрезала. - Пошёл против своих ради того, чтобы быть с нею. Восстал против самой Системы! Один против этого цербера стоглавого!! Если не понимаешь - мне тебя жаль. Всё. Точка.
   Задумался. Погрустнел. Опечалился. Тяжело вздохнул.
   - Понятно. У меня нет ни малейшего шанса, да? Теперь его нет, и для неё он стал святым. Мне никогда не сравниться с ним в её глазах? Не стать хоть чем-то похожим? Безнадёжно, понимаю прекрасно. Я всего-навсего простой смертный... Грешный... Слабый. Не герой... Ни ростом, ни происхождением, ни профессией не схож с ним. Мне не дотянуться до такой высокой планки.
   - Игорь! Ты не всё знаешь! - раскипятилась. - В тот момент, когда он погиб там, в Италии, она здесь, в Москве, потеряла их общего ребёнка! Задумайся на минутку об этом, что она пережила!?
   - Она носила его ребёнка!? Когда?
   - ...Через пару месяцев после тебя, - Марина стояла в дверях кухни и смотрела спокойно в смущённые до слёз глаза врача. Пришла следом, но не стала вмешиваться, а лишь тихо сидела в коридоре и всё слышала. Хотела понять. - Ещё вопросы? - тепло улыбнулась. - Здравствуй, Игорь.
   Наденьку слизнуло с кухни коровьим языком! Только хлопнула входная дверь.
   Они стояли друг напротив друга и молчали. Видя, что у парня дрожат пальцы рук и губы, просто шагнула в объятия. Вцепился, как в спасательный круг, и уже ни на минуту не отпустил, обнимая и целуя, дрожа и постанывая, что-то такое говоря и оправдываясь в чём-то, отчаянно, неистово и страстно любя прямо на кухне, на боковом встроенном столике, сделанном покойным Виталиком именно для этих целей. Дальновидный. Был. Мари слышала краем уха, как на цыпочках вернулась Надя, прошмыгнув в большую комнату, и поняла - отдаёт им маленькую, тёмную и уютную бывшую супружескую спальню. Рай!
  
   - ...Ты зачем прилетел, Игорёк? Я с тобой через невесту попрощалась, - улыбаясь, смотрела снизу, лежа на его гулко стучащей груди, как он особенно любил, говоря, что так заглядывает ей в саму душу и видит все мысли. - Такой приятный свежий юный голосок. Радостный и трепетный. Почти девственный. Тебе повезло с нею. Она рада, что скоро станет законной женой.
   - Нет у меня невесты, - набычился, сопит. - Ничего я ей не обещал. Не в моих правилах, знаешь ведь. Наврала всё, напридумывала, - прячет грешные глаза, дышит нервно, тревожно, сердце трепыхается, как пойманная птица.
   - Ох, Игорёк, женился бы ты, что ли? Я же понимаю, не ханжа, что таких 'Марин' у тебя на каждом выезде хватает, - протяжно вздохнула, поцеловав трусливое сердце, прижавшись к коже груди пухлыми губами. - Негодник... - прикусила острыми зубками кожу вокруг сосков, покачала головой. Вздрогнул, непонятно посмотрел сверху, покраснел, потемнел взором. - Нельзя жить лишь для удовольствий, только для услады и потехи себя любимого. Супружество меняет мужчин, делая их настоящими, понимаешь? Но семья имеет смысл только тогда, когда ты готов делиться душой, а не только брать чужую. Причём, отдавать полностью, держа на раскрытой ладони душу и сердце с первого мгновенья, а не потом, когда возникнет необходимость, суетливо вытаскивая её из-за пазухи, помятую и потрёпанную, как заначеную трёшку. Надин муж мне как-то рассказал об этом сравнении, понравилось, запомнила, поняла. Пойми и ты, мой сладкий варвар, - поцеловала нежную кожу шеи возле уха, прикусывая и мочку, и горло, скользя зубами по адамову яблоку, вызывая у парня 'мурашки' страха и удовольствия. Дёрнулся невольно, на что не только не отпустила, а опасно прикусила хрящ, странно затихнув. Понял, расслабился и... отомстил более изысканно, взяв в плен чутких пальцев её сокровенное, заставив содрогнуться возлюбленную от такой чувственной ласки. Она сводила Игоря с ума! Сколько уже женщин перебывало в его постели, но только эту ведьму с зелёными глазами иногда боялся по-настоящему, до животного ужаса. Бывало временами в ней что-то такое, словно чуждое, не от мира сего, когда отчётливо чувствовал присутствие в Маришке иной сущности. Тогда в нём пугался даже циничный врач! Одной частью разума понимал и безоглядно доверял, другой желал никогда не знать! Первая всегда побеждала: не мог жить долго без её любви и запаха, невероятного флёра, от которого потом 'ломало' тело и душу, как от 'наркоты'. Потому и старался в моменты их встреч стать и для неё таким же наркотиком. Вот и учился у других любовниц таким ласкам, какие никто кроме него ей не подарит. Оттого и сходила девочка сейчас с ума от его умелых рук, трепеща, как листик на ветру, стеная утробно и низко, выгибаясь дугой, кусаясь до крови и сворачивая ему мозги набекрень первобытной чувственностью дикарки. - Отдавать и дарить безоглядно, с закрытыми глазами, и не только в постели, родной... - задрожав и застонав в голос под его ненасытными пальцами, закончила наставления мужчине, который был старше её на десяток лет, а младше на целых два.
  
   ...Утро. Кофе. Кухня. Покрасневшие от бессонной, грешной, страстной, громкой ночи глаза. Покаянно хохотнула, порадовавшись, что хозяйка покинула свою квартиру ещё затемно: 'Бедная моя Надюшка! Ей-то каково? - прикусила губу, метнула ехидный взгляд на парня. - В следующий раз её приглашу в постель. Как он вывернется тогда?' Одёрнула себя, погрустнела.
   - На этом всё. Пойми меня правильно, Игорь. Я выжжена изнутри. Пустая и мёртвая оболочка. Найди наполненную и живую, способную зажигать новую жизнь! Что будет будить трепетную весну в твоей изысканной романтичной и требовательной душе, мой жадный до ощущений мальчик. Оторвись от несчастливой неудачницы, потерявшей крылья. Вокруг полно других, крылатых, легко и беззаботно парящих под облаками, весёлых и удачливых. Найди среди них настоящую суженую, ту жар-птицу, с которой забудешь обо всех пустоголовых бабочках-однодневках! С нею станешь полноценным супругом и отцом, мой любимый бунтарь, - погладила родные черты лица, красивого и непокорного, страстного и непримиримого, с раздувающимися нервными ноздрями тонкого носа, с сильно сжатыми хищными узкими губами. - Услышь, мой спаситель и мучитель... Брось меня... Лети!
   Просьбы и уговоры прекратил его поцелуй с прикусом, алчный и голодный, упрямый и неистовый, с хриплым стоном: 'Ты моя весна! Ты сама жизнь! Другой не надо! Ты и есть настоящая и живая! Их, других, десятки, да... Только ты такая... Ты даёшь мне крылья! Только с тобой парю! И хочу впредь летать!' Смёл сильной рукой всё со стола, посадил Мари и 'взял' жёстко, мстительно, с криком и виноватыми слезами.
   'Боже... Угорел парень, не иначе! - дрожа от такой дикой страсти, поняла, что это ещё не конец. Зарычала, мотая головой, выгибаясь дугой на столешнице, рассыпая уложенные в причёску кудрявые волосы. Ещё больше завёлся, перевернул на живот, стал в исступлении кусать спину и плечи, в голос крича слова любви и проклятия. - Не скоро смирится мой врач! Чует моя душа, что не раз и не два ещё вломится сюда к Наденьке в 'счастливую' спаленку! Это она подарила Кирееву меня спустя год и два месяца. Да..., обезумел парниша. Не выдержал противоречивых требований души и тела. Вот и взрывает его изнутри любовь и блуд, вот и выворачивает-тошнит совестью, порядочностью и честностью. Что победит? Если последнее - быть мне его женой...'
  
   ...Встречи с остальными мужчинами судьбы пришлось отложить на некоторое время - Марину 'выгнали' в отпуск! Подумав, решила съездить домой, забрав из лагеря дочь. 'Пусть побудет у матери на юге некоторое время. Неспокойно на душе: несколько раз замечала новую машину за собой, явно 'хвост'! Не привычные соглядатаи, нет, это 'чужие'! Даже лица какие-то нерусские, что ли? И Макс пропал, хоть и обещал быть рядом и приглядывать! Ещё один настораживающий звонок. Что-то стало твориться вокруг меня нехорошее и очень тревожное, доселе неведомое. Пришла пора 'пропасть', а там посмотрим, как дела пойдут'.
   С конца июля по август месяц пробыла дома. Летя обратно, грустно размышляла: 'Если б только представила себе, скольких одноклассников встречу! Многих из них не видела лет по семь-восемь! Встретившись после стольких лет разлуки, словно возродилась заново. Да, это был знаковый отпуск после пережитых бед и потрясений - стал истинным подарком небес. Просто окунулась в детство и юность, отдохнув истерзанной душой, набравшись сил перед новыми встречами и разлуками, горестями и трагедиями, которые обязательно будут - не могу жить без них. 'Спасибо' не раз сказала Петру Бычкову за то, что он, дико ревнуя, выгнал практически насильно в этот отпуск, в котором я не просто остро нуждалась - был жизненно необходим!'
   Если бы ни эта передышка, Марина просто не справилась бы с тем, с чем её столкнула судьба и всемогущее ГБ в дальнейшем. Потом горестно вздыхала, вспоминая любимого и последствия их несанкционированной любви: 'Эх, Алёшка мой... Что же ты натворил, единственный...?'
  
   ...Александр Зеленцов пропадал всё куда-то: то на конференции, то с выездом в другой город для показательной операции, то ещё что-то. С этой суматохой и вечной чехардой времени и дел не виделись четыре месяца почти! Москва - суета и острый цейтнот. Но вот 'зацепила' его Мари случайно сразу по прилёте из заграничья и в их кафе заманила.
   - Так-так, выглядишь потолще, даже жирком обросла, смотрю! - жарко облапив и успешно увернувшись от женской сумки, захохотал громогласно и открыто. - Следите за своими манерами, мадам! Даже у Парижах мадамы ими уже не дерутся - моветон! - губы хулиганили и целовали, брали то, что успели урвать, пользуясь весовым и ростовым превосходством. - Да..., с каждым разом всё труднее добывать реванши у тебя, Мариночка! Скоро и не похвастаюсь Димитрию, что охота удалась, - замер, погрустнел, заскучал. - Уезжает наш мальчик. За границу. За океан. На стажировку. Надоел он нам грустью и вздохами - прогоняем его из страны! Они, энти грустные-то, ведь тольки позорють честь страны нашей расейской! - помрачнел, стало жаль терять молодого друга, соперника, коллегу.
   - Как он там? Не женился? Пора уж. Столько вокруг молоденьких красоток! А, Александр? Сосватайте ему кого-нибудь!
   - Эх, Мариша... Да где же я найду ему ещё такие же малахитовые глаза, а? Нет, это безнадежно. Вы товар штучный, вот и сохнет наш парень. Как есть усох, - повеселел. - Как твои проблемы с 'этими'? Оставили совсем? - понизил голос. - Я 'им' написал докладную и сообщил, что любое вмешательство в твою голову окончится инсультом. Я сделал всё, что мог, родная, - неожиданно резко притянул девушку и поцеловал, ну, уж очень тепло! И как-то горько, отчаянно, исступлённо. 'Держа' лицо, отругала себя и погрустнела, поняв: 'Приехали, блин. С ума сойти! Только не он!' Опустила глаза, справляясь с душевной болью. Что-то почувствовал, покраснел. Вздохнул. Поднял руки, сдаваясь. - Больше не буду.
  
   - Что-то вокруг меня происходит, замечаю часто, - заговорила, спокойно глядя ему в глаза, стараясь не акцентировать внимание на смущённом и страстном лице мужчины. - Но знаете, Саша, у меня складывается такое впечатление, что я - тот самый канат для перетягивания. Словно одна структура тянет ко мне руки, а их соперники - бац, а нате вам по рукам, негодные! - звонко рассмеялась, радуя врача задорными ямочками на округлившихся алых щёчках. - Кажется, первый раз, когда меня 'выключили' на двое суток, победили 'плохиши'. А вот с тех пор, как мой Лёша видимо успел 'хорошим' сообщить подробности, они удвоили, утроили за мною надзор и стараются промахов не делать. Я их везде вижу - под плотным надзором неусыпным живу, как в ватном коконе хожу, - загрустив, вздохнула, пожав плечами. - Впрочем, это только догадки. Бред такой же сумасшедшей, как и Вы... Тут давеча даже иностранцев заподозрила. Псих.
   - Даже спорить не буду. Тебе ли, медиуму, их не чувствовать, не видеть? Чувствуешь - так и есть! Согласен полностью. Не мучься - это работа парней с Лубянки. А что со 'стеной'? Не истончается? Просветов не появилось? Или ощущения растрескивания 'штукатурки'? Сны?
   - Нет. 'Блок' уж очень сильный стоит. Глухо. Берлинская стена! Нет, Китайская!
   - Ну и пусть стоит. Кто его знает, что там за ней? И даже не пытайся проломить! Это может быть опасно и для тела, и для души. Побереги себя, милая, будь осторожна, прошу, - такая грусть в светло-карих глазах сорокасемилетнего мощного мужчины, прильнувшего к её рукам в поцелуе! - Пообещай, родная. Ты мне стала за эти годы слишком дорога. Пойми и услышь, девочка моя... Моя Маришка... Маленькая...
   - Я знаю об этом. Давно, - прошептала и поцеловала в склонённую крупную голову, подсвеченную лёгкой сединой, что делало его просто неотразимым. Вздохнула восхищённо: 'Даже стареть будет красиво - счастливица его жена! - поцеловав в тёплую макушку, так и сидела, замерев надолго. Он утопил пылающее лицо в девичьих прохладных ладошках, касаясь крупными губами их нежной кожи, целуя тоненькие пальчики и узкие детские запястья, но не осмеливаясь открыто посмотреть в глаза, сознавая, что просто не справится с чувствами. Поняла, пожалев по-женски. - Растерянный и потерянный мой человек! Как мне удаётся так ломать людям жизни? Каждая встреча не проходит для них бесследно: женщины начинают бояться и люто ненавидеть, мужчины теряют покой и вязнут, как насекомые в смоле росянки. Вот и этот 'пропал', - грустно задумалась. - Саша отчаянно полюбил меня поздней неистовой любовью, а вот как на это реагирует супруга? Вероятно, ему удаётся всё скрывать и носить эту боль и сжигающую страсть в себе, - покачала головой. - Бедный, бедный. Надолго ли его хватит? Ох, не наделал бы глупостей, медвежонок мой громогласный!' Положила щеку на макушку, вдыхая тёплый аромат кожи, волос, парфюма и ещё чего-то родного, близкого. Задохнулась виной и горечью. - Мне жаль, Сашенька.
   - Не жалей меня, прошу! Лучше дай крепко кулаком по башке, - столько страдания в голосе друга!
   - Господи, Сашка! Какой же ты дурак... - только и прошелестела, едва сдерживая слёзы. - Как же ты это себе позволил!?
   - Она не спрашивала. Просто зашла в сердце и поселилась там без спроса, - боялся поднять глаза. 'Правильно. Молодчина, Шурик. Она слишком уязвима душой, сорвёшь хлипкую защиту - быть беде! Тебе ли не знать? Зажми своё 'хочу и люблю' и... отпусти с миром. Вспомни, кто ты и какую роль сыграл в её жизни, - безмолвно застонал, сильно стиснул зубы, справился с отчаянием. Стало легче: квалифицированный врач победил самца. Только мелькнула огненная мучительная мысль. - Берегу, погибая сам'. Сумел сказать иносказательно. - И не уйдёт, знаю...
   - Не смотри, как я буду уходить, обещаешь? - 'услышав' и почувствовав всё, что творится в душе друга, прошептала хрипло в волосы, смотря на напрягшиеся плечи и спину родного и близкого человека. Физически ощущала, как ему трудно, как борется с неудержимым порывом вскочить и схватить, стиснуть в объятии и не отпустить, как страстно хочет быть возлюбленным, как этого боится, терзаясь от жгучей вины и невыносимого чувства долга. Последнее победило. Поняла. - Дай мне слово, Сашенька.
   - Клянусь, Мариша, - глухо, убито, поражённо.
  
   ...У Марины на столе в отделе зазвонил телефон. Печатая 'простыню' и стараясь максимально сосредоточиться на колонках цифр, не среагировала на звонок. Только посмотрела мельком в распахнутое окно: 'Уже осень. Скоро и октябрь. Роковой'. Тяжело вздохнула.
   - Марина Владимировна, Вы не подойдёте? Тогда, если позволите... - начальник вошёл минуту назад с новыми сведениями по складам. - Алло! Завод... Отдел... Слушаю Вас.
   Что-то насторожило её в его дыхании даже сквозь неумолчный стрекот новенькой электронной ширококаретной машинки 'Олимпус' - её гордости и объекта зависти и сплетен: только у неё есть такая во всём корпусе, даже в Административном лишь три штуки имеются. Обернулась: Пётр стоит бледный, сжав кулак, и старается спокойно дослушать абонента, а у самого побелели губы. Встала, подошла, тепло заглянула в помрачневшие серые глаза, удивляясь и поддерживая.
   - ... Одну минуту, она только что вошла. Передаю трубку, - а в глазах пустыня и такая боль!
   - Марина Владимировна. Слушаю Вас, - не сводила глаз, приказывая остаться. Не послушался, стал порываться уйти. Схватила его за руку. - Погромче, пожалуйста, Вас плохо слышно!
   - Марина, это я, Дмитрий Иверов! Хирург. Из ... градской.
   - Здравствуйте, Дима! Рада слышать Вас, спаситель мой! Где Вы?
   - Ещё в Москве. Через три дня улетаю. Мы могли бы встретиться? Очень хочу Вас увидеть перед отъездом...
   Медленно отпустила руку напрягшегося Петра и, словно задумавшись и откидывая волосы со лба, отвернулась, скрывая вспыхнувшую краску лица. Всё понял. Коротко вздохнув, ещё сильнее побледнел, стиснул губы в полоску и стремительно вышел, аккуратно прикрыв дверь. 'Лучше бы бабахнул в сердцах!' - виновато опустила голову.
   - Где и когда?
   - Марина...? - захлебнулся от нежданного счастья двадцатисемилетний мальчик. - Господи... - голос задрожал. Хихикнула про себя: 'Истосковался, парниша'. - Я буду ждать Вас сегодня у Вашего корпуса.
   - Нет. На Семёновском Валу возле кафе. В шесть часов. Не опаздывай.
   Положила трубку, дрожа, как девочка, которой назначили свидание. Посмотрела на настенные электронные часы: 'Осталось три часа, - задохнулась от волнения. - Господи, что творится с сердцем? Неужели оживает? Но рано радоваться. Надо идти к Петру налаживать контакт'. Погрустнела, вспомнив.
  
   ...Какую кошмарную осень, зиму, весну и лето они с ним пережили! Только начали сближаться ради будущей малышки, и вдруг падение, потеря ребёнка, больница, страх за жизнь Марины, её молчание и упорная до ночи работа - только чтобы не ложиться спать, и не рыдать в подушку от ужаса и ощущения, что ещё не все беды вылиты щедрым боженькой на буйную голову. Терпение Петра, ласка и тихая любовь затянули тоненькой плёночкой и эту рану на сердце. Потом весна и эта встреча у кафе с Наталией Стрельниковой. И опять маленькая смерть, реанимация, больница, умершая выжженная душа и мёртвые глаза. Снова Петя, поцелуи рук, долгие вечера в полутёмном отделе. Бесконечные сверки и заказы, поцелуи, не переходящие в большее. Понимал - не время. Время ласки и внимания. И вот новое явление угрозы его намерениям стать своим Марине и её дочурке Иветте...
   Нервно передёрнулась, тяжело и покаянно вздохнула: 'Не судьба - Вета только терпит. Не приняла, не легло на детское чуткое сердце. Значит, не наш мужчина, чужой. Надо отважиться и сказать ему, как есть. Немедленно. Пора подвести и эту черту'.
  
   ...Дмитрий ожидал её на въезде в сквер у кафе, стоя возле новенькой серой 'Волги', и держал в руке дохленькие цветы. Успев спрятать улыбку, Мари подошла к нему, сияя волшебными глазами. Задохнулся от восторга, задрожал, растерялся. Вынув из стиснутых пальцев парня чахлые гвоздички, выбросила их через плечо на газон и протянула руки, позвав в объятия. Покраснев до корней волос, наклонился, обнял легко и почтительно. Зарычала в уме: 'С таким обхождением чувствую себя совратительницей малолетнего, а мне едва двадцать три! Я ещё сама маленькая'.
   Немного отвлекла от неловкости моложавая старушка, вдруг кинувшаяся со скамейки поодаль прямо к ним, причитая:
   - Ну, не понравились тебе цветочки, так чего их вот так-то, на землю бросать? Ведь за них пусть и малые, а деньги плочены! Транжирка! Отдала бы кому, вон, хоть дитю малому... - грузная бесцветная бабёнка резво перешагнула невысокий кованый заборчик клумбы, куда упали цветы Иверова, и стала их выбирать из травы. - Вот привереда, а! Швырнула, как мусор! А они очень даже ничего, постоят в вазочке и 'спасибо' ещё скажут... Глаз порадуют и сердце...
   Рассмеявшись ворчунье-колхознице, молодые немного отошли от неё, не разнимая рук и объятий. Дима покраснел, как маков цвет, а Мари нежно погладила его пунцовое красивое лицо трепетными тоненькими пальчиками.
   - Поехали? - стоит, замерев, не веря своим ушам от счастья. - Или просто посидим в кафе? - в глазах паника! Прижалась и, положив голову ему на грудь, проговорила, заглядывая снизу, напитывая серые глаза изумрудом и страстью, задрожав голосом, почти шёпотом. - Куда ты меня отвезёшь, Димка? К себе домой или в гостиницу?
   Больше не нужны были слова. Затих, даже перестал дышать на минуту, потом приблизил глаза к её зелени, перелил любовь и желание, выдохнув: 'Ты уверена, Мариночка?' Вместо ответа подставила зовущие пьянящие губы под нежный целомудренный поцелуй. Женщина стояла неподалёку и рассматривала бесстыжую пару, ворча о распущенности молодёжи. Хихикнув, ребята сели в 'Волгу'.
   Увидев, как дрожат руки парня на руле, Мари мягко положила пальцы поверх них, сжала.
   - Тссс, успокойся, милый. Не убей нас. Мы ещё не узнали друг друга настолько, чтобы возненавидеть и прибить, - притянул в сильном поцелуе, обнял дрожащими руками, улыбнулся, прося прощение за нервный срыв. - Всё будет хорошо! Только довези нас домой живыми, - погладила мужские губы большим пальцем, поцеловала мягко с прикусом. - Готов, Димушка?
   Взяв в руки тонкое личико любимой, поцеловал в лоб, полыхнул жарким взглядом и тронул машину с места. Через полчаса были в его квартирке на Даниловской, куда внёс Маринку на трепещущих руках. Сходя с ума от радости и счастья, готов был кричать о нём вслух! Мечтал об этом моменте с той самой минуты, когда посмотрел в её малахитовые глаза на операционном столе после нежного похлопывания по щекам, разбудив от спонтанного сна перед наркозом. 'Сбылось! Мариша станет моей возлюбленной! И женой. Обязательно. Теперь это возможно - мама вышла замуж и переехала к новому мужу'.
  
   Через три дня провожала Дмитрия в аэропорту 'Шереметьево'. Счастливого и влюблённого, окрылённого и желающего, во что бы то ни стало, достичь в профессии успехов там, 'за бугром', чтобы вернуться сюда не с пустыми руками. Гордого, что рядом идёт многолетняя зеленоглазая мечта, смотрящая на него с такой искренней любовью! От её радостного личика невозможно отвести глаз. Все мужчины оборачиваются, сворачивая шеи от красивой молодой девушки в потрясающем костюмчике именитой марки. Женщины шипят на свернувших шею мужей и любовников, дерясь с ними сумочками, пинаясь туфельками на высоченных шпильках и с ненавистью оглядываясь на юную миниатюрную красотку.
   Глядя на обезумевшего от любви статного красавца-врача, Мари успокоилась окончательно: 'Теперь всё будет с ним в порядке. Справится, выдержит три года разлуки. И даже больше, если понадобится. Не напугает Димку отныне ни чужая страна, ни незнакомый язык, ни целый океан между нами. Вот теперь он настоящий взрослый мужчина: сильный, терпеливый, любимый, желанный, страстный и долгожданный! Я сделала всё, чтобы он себя таковым почувствовал! Пусть едет с лёгким сердцем...'
  
   За трое суток любви ей удалось невозможное: влюбить, влюбиться и прожить маленькую семейную жизнь с тем, кто без этого не выкарабкался бы из моря неуверенности. Мари приложила всё умение и силы, став Диме воздухом, а он оказался очень благодарным и способным учеником, сдав изматывающий экзамен на 'отлично'.
   Самым трудным для них оказался тест на разлуку: обезумевший от любви парень вдруг наотрез отказался уезжать! Едва удержала от опрометчивого шага, предсказав ужасающие, катастрофические последствия этого необдуманного поступка. Поняв и со слезами смирившись, в благодарность завалил любимую подарками. Приняла лишь этот чудный костюм от Шанель, на который и сворачивали головы персонал, пассажиры и провожающие аэропорта.
   Прижавшись и приняв прощальный нежный супружеский поцелуй от счастливого окрылённого врача, тепло улыбнулась, вспомнив Зеленцова и их вечный бой за первенство: 'Дмитрий навсегда победил своего вечного соперника по реваншам. Большего реванша Александру никогда не получить. Безоговорочный победитель, Димушка! - махая рукой аэробусу, радовалась и грустила. - Счастья тебе, мой спаситель! Боюсь, нам не увидеться с тобой больше никогда. 'Они' уже за моими плечами. Что-то случиться, чувствую. Боюсь, что пришло моё время: 'эти' заберут меня к себе. Тогда для простой жизни я 'умру'. Живи и будь свободен от меня и от 'них' - это моя ноша, лети без тяжести. Лёгкого полёта и ровной дороги, любимый. Будь счастлив вдвойне'.
  
   Глава 14.
   Скворечник на абрикосовом дереве.
  
   ...С завода вскоре ушла. Смогла оторвать от себя Бычкова Петра, объяснив, как смогла, почему всё разладилось. Трудно пришлось. Разговор получился мучительным для обоих. Как ни старалась быть деликатной, сохранить трепетное чувство дружбы - рана оказалась слишком болезненной для мужчины. Он, в молчаливом упрямстве и желании отомстить непокорной девушке, уже в ноябре месяце того же года скоропалительно женился на молодой женщине из главной бухгалтерии: красивой, образованной, интеллигентной, стройной, темноволосой, с настоящей косой через плечо; на коренной элитной обеспеченной москвичке с квартирой, положением и нужными связями.
  
   Пару раз вновь 'потерявшись' на несколько дней, в конце декабря Мари вдруг вспомнила тот самый номер телефона! Тот, из-за которого произошло столько событий за последние два года. И пока её не убил обещанный Зеленцовым инсульт, не медля ни минуты, тотчас, с прослушиваемого заводского телефона прямо из отдела при всех сотрудниках и Бычкове вызвонила 'человека в чёрном'.
   - Контора.
   - Это Марина Риманс. Нам надо встретиться.
   - В этом нет необходимости.
   - Есть! Если Вы через час не встретите меня в сквере у метро, я тут же, слышите, направлюсь прямиком на Лубянку!! Я всё сказала! Через час!
   Опустила трубку, только сейчас поразившись гробовой тишине обычно галдящего разговорами, телефонными звонками и стрёкотом печатных машинок отдела. Положив телефон на место, безмолвно помолилась богу, чтобы Он дал время дойти до той Лубянки, чтобы не перехватили её по пути к ней 'чужие'.
   Поражённые коллеги с ужасом смотрели на молоденькую отчаянную девушку с мертвенно бледным лицом, стиснутыми в отчаянной решительности губами, полыхающими изумрудом непреклонными глазами, прекрасно всё расслышав из разговора. Два десятка пар разноцветных глаз неотрывно следили за коллегой, принёсшей в их устоявшийся затхлый мирок столько потрясений, скандалов и столько свежего воздуха, что даже злобные сплетницы и завистницы притихли, втайне уважая чертовку с дьявольскими омутами. Похолодев, стиснув руки и губы, молодые, зрелые и престарелые сотрудники онемели и застыли от страха.
   - Я уезжаю. Не знаю, вернусь ли? - спокойно сказала, обернувшись к опешившему начальнику. - Если пропаду - не поминайте лихом, - подняла руки, останавливая возражения. - Пора расставить все точки в этой истории. Так не может дальше продолжаться. Они опять похищали меня. Неделя жизни под хвост! Я вся в следах инъекций! Хватит! Устала бороться с неизвестностью и провалами памяти. Поймите и прощайте, - осмотрела притихших коллег. - Спасибо всем за чуткость и долготерпение. Рада была работать с вами. Вы стали мне настоящей семьёй. Да..., Надеждиной передайте: дочь привезти от матери в Москву. Доверяю Наде воспитание. Мать не справится, нездорова. Адрес она знает. Телефоны друзей в записной книжке в серванте. Пусть всех оповестит, если я пропаду: помогут. Всё. Пора.
   Сложив документы, подписав необходимые на сегодня, выложила на внушительную стопку ключи от отдела и корпуса, отцепив от своей связки, достала заводской пропуск и, раскрыв, накрыла ключи. Собрала личные вещи в пакет, положив на кресло для передачи Надежде, сложив туда туфли, содержимое сумочки, оставив себе лишь горсть монет на метро и паспорт. Управившись, заметила, что Пётр, сильно сжав губы, стоит рядом, держит её зимнее серое пальто, ожидая, когда она переобуется в сапоги и станет одеваться. Молча, смотря потрясённо, помог одеться, заправил за песцовый воротник шерстяное кашне бордового цвета, подал кашемировый серый берет. Подержав на ладонях, сам надел Марине на пепельные локоны, задержав руки на висках, последний раз глядя в глубину решительных и непреклонных глаз. Почувствовав, что у Петра начали дрожать руки, сбиваться дыхание и затуманиваться глаза, что он вот-вот притянет её в поцелуе прилюдно, быстро перехватила мужскую руку уже с обручальным кольцом, мягко, но настойчиво отвела от лица и, тепло улыбнувшись, пожала: крепко, уважительно и признательно. Наклонившись, поцеловала её так же, как он тогда, в первую встречу, когда утешал Мари, убитую и раздавленную горем после бесследного исчезновения Алексея Стрельникова. Вспомнил, понял, склонился и прижался лбом к её берету, не в силах ни сказать хоть слово, ни просто отпустить любимую, расстаться, сознавая, что это будет разлука навечно. Сорвался, задрожал, застонал, заскрипел зубами, теряя контроль над чувствами. Ласково боднула, с пониманием заглянула в почерневший взор, деликатно высвободилась, сделала шаг в сторону, отвлекая жадные взгляды сотрудников на себя: проверила пуговицы, карманы, положила в них носовые платки, поправила берет, закинула на плечо ремешок бордовой сумочки...
  
   - ...Я подвезу тебя до места! - решительно хлопнув рукой по крышке стола, встал со своего места справа от входной двери отдела замначальника Сергей Михалёв, статный усатый красавец-вдовец, папа двух очаровательных мальчиков-близнецов. - И подожду тебя там столько, сколько будет нужно.
   - Нет, Сергей Михалыч. Тебе есть, кого терять. Даже не думай, - строго сверкнула в его сторону глазищами, но, увидев непреклонность и упрямство в мужских глазах, гневно прикрикнула, заставив нервно вздрогнуть застывших коллег от неожиданности и той свирепости, которую никогда не знали и не подозревали в этой тощей полутораметровой девочке. - Отставить, майор!! Сидеть! Ни с места!! Я приказываю! Шутки закончены! - держа цепким парализующим сумрачно-тёмным взглядом, заставляла оставаться на месте, заговаривая и отвлекая, пока приближалась через большой отдел к его столу. - Всё это слишком серьёзно, пойми, Серёж. Спасибо, но категорическое 'нет', прости, - подойдя, заговорила тише, смотря в глубину синего, как море, тревожного, понимающего всю серьёзность её поступка взгляда. Положила на крупные мужские плечи худые руки, сильно сжала пальцами, с неженским усилием усадила тридцатипятилетнего майора в отставке на место. - Расти сыновей спокойно. Ты только у них и остался, папочка. Счастья вам, мальчишки! - тепло по-матерински улыбнулась, заглядывая в отчаявшиеся ей помочь глубины сапфирового взгляда, отрицательно непримиримо покачала головой, давая понять: 'Не отступлюсь!' - Живите и радуйтесь. Ты это право заслужил в Афгане, завоевал с оружием в руках, - склонилась, утопила в зелёном море, особенным низковатым голосом произнесла. - Твоя война закончена, шурави. Возвращайся на базу. Тебя ждут сыновья на Большой Земле, - дёрнулся, распахнул взгляд, признательный и кричащий от осознания, что эта удивительная девочка-солдат лишает его надежды вновь почувствовать себя героем и воином. Поняла, посерьёзнела, сурово окунулась в синь, ещё больше понизила тон голоса, отчего у сотрудника больно встрепенулось сердце, едва не вонзившись в грудину. - Это моя война. Они убили моего Алексея и нашу нерождённую дочь - пора с этим разобраться раз и навсегда. 'Омерта'* закончена. Я объявляю им собственный 'Джихад'** - настало время кое-кому платить по счетам. Они мои 'кровники', а не твои, офицер Михалёв. Благодарю за дружбу и службу, солдат, - протянула руку в приветствии, сердечно улыбнулась, когда вместо пожатия стал целовать её руки. Посмотрев сверху на темноволосую голову, склонившуюся в поцелуе, решила разрядить нервозную обстановку. - Сергей Михалыч, прошу, не тяни долго с Иринкой - она тебя любит, - засмеялась, забавляясь вспыхнувшим румянцем на миловидном личике влюблённой коллеги, сидящей за соседним столом. - Пора вам впрячься в одну семейную упряжку, дорогие.
   Веселья не вышло. Сотрудники следили в полнейшем молчании, затихнув даже дыханием, словно только сейчас до них стал доходить весь трагический смысл действий Риманс и их последствий.
   Отойдя к двери, она выпрямилась, обвела всех спокойными глазами, потом медленно поклонилась в пояс по-русски, сняв берет и коснувшись им пола. Отдала честь сотрудникам, прожившим и пережившим с нею это нелёгкое время, и безмолвно вышла прочь, беззвучно прикрыв за собой дверь отдела. Так и ушла под гробовое молчание не только людей и печатных машинок, но и почему-то безмолвствующих всё это время десятка телефонов! Хмыкнула с горькой улыбкой: 'Понятно: отключили весь отдел, чтобы ничто не мешало 'прослушке' в такой важный момент. Не успею спуститься в метро, как доложат о разговоре 'куда следует'!'
   Шла по длинному и гулкому коридору, стуча шпильками зимних сапог бордового цвета, с силой впечатывая в пол, покрытый толстым линолеумом, навсегда оставляя метки, вбивая память о себе и прожитой здесь самой трагической странице жизни, чувствуя, что коллеги, все шестнадцать человек, вышли вслед и, поражённо молча, смотрят в спину. Хмыкнула: 'Какие мысли сейчас всех мучают или радуют? О чём думают? Что останется в их памяти обо мне и этой страшной минуте? Что вообще поняли...?'
   Их взгляды, уже в огромных окнах отдела, чувствовала до самого сквера возле метро 'Автозаводская', куда спустилась, махнув рукой напоследок и показав знак 'No pasaran!'***
  
   ...'Человек в чёрном' ждал на той самой скамье, где почти два года назад Мари и очнулась. Села тихо рядом и молчала некоторое время. Повернулась. Опять 'уплывающий' взгляд.
   - Рассказывайте, - в ответ молчание. - Тогда расскажу я, - и вывалила всё, что знала и почувствовала, сообразила сама, и о чём догадался Стрельников. - ...Как 'чужие' вышли на меня - тоже уже в курсе. Они тогда прямо из Ваших рук меня вырвали. Так? Я всё вспомнила, - отчаянно блефовала, как умел любимый. - В тот момент, когда схватила Вас за пальто, они подошли сзади. Это их микроавтобус видела в отражении зрачков Ваших глаз. Укололи в спину. Подхватили со словами: 'Она наша!' и сунули Вам в нос корочки, - посмотрела в лицо - сжал губы. 'На верном пути'. - Почему не воспротивились, тоже понимаю - 'смежники', - упрямый подбородок расслабился. 'Понятно, ошибка'. - Даже, не 'смежники' - другая структура. Тогда и не могли сопротивляться - Вам бы досталось, - 'Ага: дёрнулся глаз!' - У Лёши тоже были Вы на площадке. Голос позже вспомнила. Когда Вы его предупреждали, что игры уже закончились...
   - Стоп. Ни слова больше, - одними губами. Ахнула: 'Конечно - весь в 'жучках'!' - Вы ошиблись, Марина, - громко и чётко, глаза настороженные. 'Призывает выслушать и поддержать версию'. - Мы были только коллегами, но не близкими друзьями. Я Вас понимаю: Вам всё ещё больно. Но это обычная автомобильная авария: серпантин, туман, скользкая дорога, ночь. Смиритесь и просто живите, - на доли секунды прямой взгляд в глубину изумруда: 'Я понимаю, за что он Вас так любил!' - Вы всё ещё работаете на заводе? Сменить место не желаете? Могу помочь. Не хотите в нашей системе - подыщу другую, - пальцы тонко задрожали, но мгновенно взял себя в руки. 'Поняла - личный интерес'. - Есть возможность устроиться в правительственную гостиницу 'Москва'. Можно простой горничной. Можно, пройдя ускоренные спецкурсы, - на этих словах палец шевельнулся. 'Ясно, желательно именно туда', - пойти повыше. Интереснее, сложнее и ответственнее, но Вас ведь это не испугает, верно? Подумайте, Марина Владимировна.
   - Я согласна.
   - Тогда прошу Вас следовать за мной, - встал, на секунду метнул в душу говорящий взгляд: 'Умница, девочка! Он бы гордился тобой!' - Паспорт у Вас с собой?
   Как только переступила порог Лубянки, поняла - 'чужие' больше не посмеют к ней сунуться! Теперь за своё будущее была спокойна. И за будущее дочери. И за спокойную жизнь родных и знакомых. Отныне все они оказались под эгидой самой мощной в мире Системы - ГБ. Марина Риманс всё же стала 'своей' там, где так не хотела оказаться поначалу. Жизнь решила иначе. Всякий раз, входя в грозное здание, вздыхала: 'Ты победил, Лёшка мой. Поневоле и по стечению обстоятельств влилась в большую семью 'этих'. Теперь и я в стае'.
  
   ...На завод не вернулась ни на миг. Всеми делами по увольнению занимались 'компетентные органы', напугав до смерти бывших сотрудников, которые были уверены, что девочки уже нет в живых.
   Только полгода спустя, вернувшись с базы спецподготовки, куда её отправили прямо после собеседования, после завершения операции 'Аравия'**** дала сотрудникам знать, что с нею всё в порядке: живёт и работает под 'конторской' защитой.
   Квартирным вопросом тоже занялись 'они', да так результативно, что к весне Марина с дочерью Ветой въехали в маленькую хрущёвку-однушку на Борисовских прудах. Вету это время растила Надежда Надеждина, и ей помогали все мужчины Мари, откликнувшись и не оставляя отныне ни на день без внимания: обеспечивали, лечили, поддерживали и Надю, и её двух детишек, и Веточку. Даже едва не перессорились, решая, кто заберёт девочку на воспитание, если станет окончательно понятно, что с Мариной стряслась беда. У Александра был убойный аргумент - семья. Только не знали, что в их споре никто бы не выиграл - Иветту забрал бы бездетный покровитель 'оттуда', тайный друг Алексея, и увёз бы за границу...
   Дела пошли на лад. Пройдя трёхмесячные ускоренные курсы по спецподготовке персонала для обслуживания контингента правительства, поучаствовав в спецоперации, закончив кое-какие неотложные дела по этой 'программе', Мари устроилась в гостиницу 'Москва'. Освоившись, перетянула с завода двух бывших сотрудниц из отдела Светлану Фомину и Ольгу Зубову на должность простых горничных. Теперь и они убедились, что с ней всё в порядке, что 'не так страшен чёрт, как его малюют', что Система не только наносит вред, но и приносит пользу своим гражданам, когда видит в них хоть какой-то прок.
  
   ...Как-то, выскочив на обеденный перерыв из гостиницы, Мари бежала в ГУМ, чтобы прикупить что-то из косметики и, пробегая по подземному переходу в сторону Музея Революции, намётанным профессиональным глазом выхватила знакомую фигуру из толпы народа.
   - Петя! Пётр Владимирович! Бычков!!
   Он очнулся от грустной задумчивости, осмотрел тоннель перехода, вздрогнул, не доверяя своим ушам. Услышал новый зов, нервно задышал и медленно через силу обернулся. Несколько мгновений просто не верил глазам. Всё смотрел, ощутимо волнуясь.
   - Марина Владимировна? Вы?? - поражённо выдохнул.
   - Здравствуйте, Пётр Владимирович. Рада вновь видеть Вас. Как поживаете. Как семья? Дети? - спокойно вела светскую беседу и... кричала в душе от горя! Перед ней стоял сломленный, потерянный и махнувший на всё рукой мужчина, старшие себя реального на пару десятков лет! - Как дела на заводе? Какие новости о наших общих знакомых?
   - Я ушёл оттуда вскоре после Вас, Марина, - голос ломающийся, сиплый. Тайком вздохнула: 'На последнем порыве силы воли говорит'. - С женой не сложилось. Есть сын, - взял себя в руки, улыбнулся, загорелся, помолодел. - Рад Вас видеть такой молодой и успешной. Всегда сознавал, что Вы не задержитесь на заводе. Как Вы? Где?
   - Работаю наверху, - показала глазами на потолок перехода, на котором стояла громада гостиницы. - ОП. Члены партии и правительства. Всё в порядке. Страшное позади. Не замужем. Дочь уже во втором классе. Живём на Борисовских. А Вы где?
   - Уехал из Москвы. Надоела. Вернулся домой в Подмосковье. Работаю простым инженером в КБ, - улыбнулся с грустью. - Быть начальником - не моё, как оказалось. Рад, что вовремя осознал.
   Шагнула вплотную, не давая прохожим их развести. Посмотрела в серые глубины, смотря снизу широко распахнутыми глазами. Старалась не моргать, давая насмотреться в изумруд, запомнить навсегда, набраться впрок, вобрать живительный цвет всеми порами ослабевшего и постаревшего тела. Медленно положила ладонь на его затылок, мягко и настойчиво притянула и поцеловала, как тогда, в тёмном отделе незадолго до потери её малышки. Смотря в закричавшие от безысходности и дикого одиночества глаза, безмолвно проговорила: 'Ты сильный, Петька! Справишься, родной! Держись!' Мягко оторвалась от горьких, грустных и ледяных губ: 'Они так не похожи на Лёшины! И никогда не были. Чужие'. Отвела взор, отступила на пару шагов.
   - Мне пора. Ждёт работа. Рада была повидать Вас. Всего доброго. До скорой встречи, Пётр Владимирович.
   Резко развернулась и ушла скорым шагом в гостиницу - настроение ходить по переполненному магазину пропало. Покинула несчастного Петра, которого так поломала жизнь. 'Алексей бы не сломался! Нет! Зубами бы вгрызался, упрямо идя к своей цели, даже если платой за неё была бы его собственная жизнь! Вот и поплатился, а на сделку с совестью не пошёл, до конца остался чистым и прямолинейным. Теперь мёртв. Только память и неугасимая любовь жива. И будет жить, пока я дышу'.
  
   ...Прошло несколько лет. Однажды, на грани просыпания, скользя по тонкой бровке сна и бодрствования, увидела Петра во сне. Или нет? В видении...?
   '...Дорога была извилиста, и всё время виражи скрывали молодого счастливого и влюблённого Петьку, который убегал от неё на сильных длинных ногах.
   - Петя! Так нечестно! Мне не догнать! Остановись, бессовестный... - смеялась и задыхалась от счастья, пытаясь настигнуть любимого.
   Выбежав на полянку у самого взгорья, поняла, что ему удалось спрятаться. Хохотнула, закусив губу: 'Ну, шельмец! Меня такими проделками не возьмёшь. Найду и зацелую. Назначу такой штраф, что до утра не заснёшь! - смеясь, трепетала от чувственного предвкушения. - Ох, и ласков мой любимый и неутомим...'
   - Маринка! Смотри, где я! Огогооо, любимая! - родной голос звучал отовсюду, отражаясь от невысоких гор и холмов. - Подними глаза! Смотри, что я нашёл!
   Посмотрела, солнце ослепило на время, приложила руку ко лбу. 'Забрался на холм и сидит на дереве! - подошла к изножью горки. - Так и есть: цветущее абрикосовое дерево стоит на самой вершине, облитое нежно-розовым обильным цветом. Весна! Моя душа и тело поёт, и тоже хочет зацвести и запахнуть так, чтобы вскружить голову и без того влюблённому Петьке!'
   - Ты чего там застрял? Слезай. Давай!
   - Посмотри, что я нашёл - скворешник! Самый настоящий! Старый, но ещё прочный. Скоро и хозяева прилетят и устроят тут такой ор...! - захлёбываясь от восторга, переполняющего юную душу, долго смотрел на девичью фигурку внизу, словно решаясь на что-то важное. - Маринка! Я так тебя люблю! Выходи за меня замуж! Стань, наконец, моей женой! Согласна? - смеётся, радуется, понимая, каков будет ответ.
   - Я согласна, любимый! Как я счастлива, Петька! Лети ко мне! Ты птица! Давай, оттолкнись и взлетай! А я за тобой следом!
   Весь подобрался и, обернувшись в птицу, стремительно взлетел ввысь неба.
   - Догоняааййй...! - затихло в вышине...
   Марина же не могла сдвинуться с места - ноги превратились в корни дерева, сама - цветущее персиковое деревце. Стоит и качается на лёгком весеннем ветерке.
   - Я не смогу догнать тебя, Петенька, - шелестя листвой, шептала вслед. - Ты прилетай ко мне, поселишься в соседнем скворечнике, а я тебя буду качать на своих веточках... - листья всё тише нашёптывали. - Я буду тебя ждать, любимый...'
  
   Проснулась в слезах, рыдая от невосполнимой потери и одиночества, охватившие застывшую от ужаса душу. Обратилась к Конторским 'операм', теперь ставшим 'своими', как и мечтал её неистовый мальчик, Алексей. 'Пробили', узнали, отчитались:
   'Пётр Бычков, сильно переволновавшись во время сложного нервного директорского совещания на заводе, вдруг встал из-за стола, сделал несколько неверных шагов в сторону двери и... потерял сознание. 'Скорая', больница, приговор: сахарный диабет. Инсулинозависимый. Тяжёлая форма'. Когда Мари увидела его в переходе и так поразилась постаревшему лицу, то даже не подумала о том, что он серьёзно нездоров! Но это ещё были не все новости: 'Был женат. Когда попросил жену прописать его в Москве, чтобы не жить в общежитии, а встать в очередь на кооператив; проживать с ней и сыном в своей квартире, а не со сварливой неуживчивой и надменной тёщей, то натолкнулся на такую стену непонимания! Его обвинили в корысти и злонамеренности помыслов и побуждений. Всё закончилось разводом с женой-москвичкой и полным 'отлучением' от единственного сына. Нервный стресс и затяжная депрессия спровоцировали тяжёлое заболевание'. Пётр прожил после той встречи с Мариной ещё полтора года и умер в одночасье. Ему было только 36 лет.
   '...Лети, мой стриж, мой скворец, моя ласточка, моя иволга! Прилетай на мои ветки, когда и я уйду и вернусь на землю деревцем, цветущим и благоуханным. Буду тебя там на холме ждать, возле скворечника на абрикосовом дереве...'
  
   * ...'Омерта' закончена, - закон круговой поруки и взаимного молчания в итальянской мафии 'Коза Ностра'.
   ** ...объявляю... 'Джихад', - 'священная война' правоверных мусульман в защиту веры против иноверцев. В переносном смысле - противостояние против несправедливости, попирающей веру и права человека.
   *** ...показав знак 'No pasaran!' (исп.) - 'Они не пройдут!', знак испанских коммунистов в виде полусогнутой и поднятой на уровень плеча правой руки со сжатым кулаком. Знак антифашистов.
   **** ...операция 'Аравия' - описана в приключенческой повести 'Аравийский изумруд'.
  
   КОНЕЦ.
  
   Май, 2008г. И. В. А.
  
   ЭПИЛОГ.
  
   Что такое сон? Простой отдых уставшему за день мозгу, или это порог за грань туда, где всё возможно? Или это всё-таки дверь в ту часть нашего подсознания, которая распахивается лишь тому, кто способен увидеть истину?
   Для Марины Риманс сны были всегда проблемой. Их то не было неделями, то так захватывали в тиски, что уже не понимала, где сон, а где граница самой смерти. Сколько раз видела во сне такое, от чего простой человек с обычной рядовой психикой просто бы сошёл с ума! И что самое страшное - все сны сбывались, что бы ни видела: личное, из жизни знакомых, города, страны и даже планеты Земля. Такие сны не приносили отдохновения ни голове, ни телу - превращались в безобразную пытку! Только присутствие в жизни друзей спасало Мари, удерживая на тонкой грани здравого существования. И конечно 'этих', из 'органов': им писала отчёты по видениям и снам, а их психиатры и медиумы сверяли данные и принимали меры к предотвращению катастроф, крушений, экологических бедствий, терактов и преступлений, как против личности отдельных простых граждан, так и руководства ряда стран. Её 'дар' встал на защиту интересов страны и мира.
   Мари несказанно повезло. Судьба свела с нужными 'узкими' специалистами; каждый в своё время спасал её тело или душу: лечил и поддерживал, радовал и печалил, любил и страдал, погибал, но никогда не винил в этом девушку. По сей день говорит бесконечное 'спасибо', понимая, что без них её не стало бы уже в двадцать один год.
  
   Пришла пора рассказать о судьбах тех, кто встретился на страницах этого романа.
  
   * Алексей Стрельников по официальной версии погиб в октябре 85-го года. Ему было только 28 лет! Марине так и не удалось добиться правды даже тогда, когда стала 'вхожа' в его Контору. По её же видениям всё было иначе: Алексей погиб вскоре после ареста, был заморожен и выдан родственникам лишь полгода спустя в цинковом гробу с озвученной 'легендой' о катастрофе в горах Италии.
   * Его сын Михаил не дожил до школьного возраста. Сердце остановилось. Умер, сидя ослабевшим истощённым тельцем на руках дедушки Коли, верно, преданно любившего его с самого рождения. Дед, задремав в кресле в дальнем павильоне санатория, проснулся от того, что внук стал уж очень тяжёл. Поняв, что его уже нет на этой земле, прижал Мишеньку, да так и просидел до того момента, пока их не кинулись в клинике. Подбежали, ужаснулись: два трупа.
   * Наталия Стрельникова справилась с потерей мужа, сына и отца, примирилась с виной и памятью. Замужем за Максимом Смирновым, который ждал её согласия пять лет! Есть две дочери. Счастлива.
  
   * Наденька Надеждина так и не смирилась с потерей своего баламута и любимого мужа Виталия, как и не смогла найти ему равноценную замену. Не была святой - не тот характер, но всё связи были непродолжительными и необременительными. Дети выросли. Есть внуки. Одинока.
   * Киреев Игорь Андреевич, врач-реаниматолог и кардиолог, погиб в автомобильной катастрофе в марте 91-го года со всей своей бригадой реанимобиля и двумя пассажирами, когда на них на всей скорости налетел огромный 'БелАЗ', гружённый щебнем. Это произошло на нерегулируемом тогда перекрёстке в Братеево, где дорога из города с улицы Борисовские пруды резко спускается с горы и подныривает под мост на Марьино. Из-за холма, на котором мост и стоит, не видна поперечная дорога, уходящая резко вправо на Проектируемый проезд в сторону улицы Мусы Джалиля в Орехово-Борисово.
   Тогда погиб не только Игорь, полный водитель-балагур Анатолий Добров, два санитара, врач-практикант, больной и его родственник, но ещё и ни в чём неповинная девушка, спокойно идущая по тротуару. Реанимобиль от дикого удара бросило влево на обочину, зацепило девушку, ударило её о фонарный столб и рикошетом откинуло вновь на мобиль. Так они и стояли: расплющенный почти полностью до самых колёс мобиль, и прислонившаяся к нему молоденькая красивая женщина с открытыми удивлёнными глазами, словно прислушиваясь к тому, что ей говорят из разбитой машины.
   Девять человек разом! Девятым погибшим был водитель самосвала, который потерял управление на крутом съезде из-за сильного перегруза мощной машины. Запоздало увидев выезжающую справа 'скорую', мужчина дал резко по тормозам. Не успел. Удар оказался сокрушительным для обеих машин. Итог: до основания стёртая кузовом кабина 'БелАЗа' без следов в ней шофёра! Лишь горы щебня вокруг и кровь.
   А девушка та была на выданье - не дожила до своей свадьбы всего четыре дня. Мари видела у 'оперов' в отделе фото стенающего жениха, потерявшего любимую, на месте трагедии и осыпающего кровавую лужу охапками красных гвоздик.
   Игорь так и не женился и ушёл туда, за грань бытия, один, не оставив тут хотя бы сына или дочь. Ему было только 36 лет.
  
   * Дмитрий Иверов, хирург, вытащивший Марину с того света на абортном столе, пройдя стажировку в Канаде и США, вернулся в 91-м году в Москву: взбудораженную, бунтарскую, готовую вот-вот взорваться и разразиться гражданской войной, кипящую новыми веяниями и настроениями. Искал. Запретила 'операм' выводить на её след. Решила твёрдо и бесповоротно: 'Пусть строит жизнь самостоятельно с молодой нормальной девушкой, а не с вечной 'тоннельной потеряшкой', полусумасшедшей несчастной женщиной-медиумом. Он заслужил покой'.
   Известно о нём мало: поработав год у Александра в блатной правительственной клинике, Дима уехал из страны навсегда. Видимо, отчаялся, так и не найдя любимую и слыша от друга потерянное и беспросветное: 'Не знаю. Пропала без вести. Смирись'.
   * Александр Евгеньевич Зеленцов, нейрохирург, гипнолог и медиум, учёный-псих и страстный поклонник всего неизведанного и непонятного в человеческой голове и психике, работал на госструктуры, помогая разбираться с самыми сложными и необъяснимыми случаями, защитил диссертацию, написал несколько книг по этой непростой теме. Вскоре пропал из поля зрения Мари. Выяснить о судьбе друга ей так и не удалось. Боится худшего. Что-то в его истории тревожит всё больше, словно там, за 'стеной', что-то произошло страшное и необъяснимое. То, чего её психика ещё не готова узнать. Вот и прячется это 'что-то' за толстыми и серыми, мощными блоками, не поддаваясь ни на йоту попыткам прорваться туда, за грань. Почему с каждым годом в Мари крепнет уверенность, что к его исчезновению (гибели?) она имеет самое непосредственное отношение? Не потому ли Саша так просил её в своё время 'не ломать стену'?
   * 'Человек в чёрном' помог на первых порах работы в Системе, учил и наставлял, опекал и охранял, пока не стала работать в гостинице. Там приняли по эстафете 'смежники'. Лишь однажды, много лет спустя, из медленно проезжающего правительственного автомобиля поверх слегка приспущенного сильно тонированного окна на женщину взглянули знакомые, глубоко посаженные, серо-карие, внимательные глаза, улыбнувшись и восхитившись в очередной раз её удивительному изумруду, так тогда, на скамье в сквере. В тот миг, когда он смог растянуть секунду дозволенного в целую минуту, и девушка поняла - ещё один 'пропавший'.
  
   * 'Стена', тот самый первый 'блок', защищающий её всю жизнь, стала в последние полтора года истончаться и светлеть. Значит, основные открытия ждут впереди. Кто его знает, что там, за ней? Мари уже не боится и не разделяет опасений Александра, что эта информация может убить или свести с ума. Не молоденькая и нервная девочка - годы взяли своё: стала сильной, другой, готовой ко всему. Уверена: что бы ни открылось, сможет принять и понять. Жизнь научила.
  
   Ноябрь, 2009 г. И. В. А.
  
   Продолжение следует. (Послесловие к роману 'Скворечник...').
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"