Абрамова Ирина Васильевна : другие произведения.

Сага. История Марины. 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение саги "История Марины 2" - роман "На пороге тёмной комнаты". Это - первое заграничное "дело" Марины Риманс, на которое она пошла уже осознанно, пытаясь спасти от расправы свою "штурмовую" группу. История трагической гибели советских разведчиков в борьбе с агентами ЦРУ в Голландии. История основана на реальных фактах.
  
   НА ПОРОГЕ ТЁМНОЙ КОМНАТЫ.
  
   Ты, Марина...
   (Парафраз С. Москаленко).
  
   Растревожило что-то имя,
   Будто отзвуки жизни былой...
   Ты рыдаешь во мне, Марина,
   Той любовью и пустотой.
   Предсказуемо странна, игрива,
   Вдруг вскочила и убежала!
   Боже мой, как ты любила,
   Словно светом зари дышала!
   Марина. Белый домик у моря.
   Прибой на белый песок...
   Прошлую жизнь переспоря,
   Я вновь заболела тобой...
   2013 г.
  
   Глава 1.
   Безотказное предложение.
  
   ...Гулкие коридоры отдельно стоящего здания на территории закрытой базы Системы дробили эхом звуки её шагов: 'Тук-так, так-чак, так-тик...' Шпильки синих туфелек выстукивали весёлую песню радости: 'Я их сейчас увижу! Вот-вот мои глаза порадуются их родным лицам! Скорее бы...'
  
   ...Сзади неслышно подошёл куратор. Оглянулся в коридор шестого этажа гостиницы 'Москва': 'Никого. Даже вездесущих горничных не видно. Понятно - торт подействовал как надо! Теперь долго будут смаковать и пить бесконечное количество чая из электрического самовара. 'Режим'. Тишина. Депутаты и помощники на заседаниях и совещаниях; этаж, словно вымер! Что ж, на руку...'
   - 'Марыля', - окликнул, обращаясь в глубину номера вполголоса, загадочно улыбнулся. - Кончай ты свою возню - всё и так блестит! - дождавшись, когда, девушка подойдёт, окинул непонятным взглядом. - Как настроение? Поднимать не нужно? Как чувствуешь себя?
   - Михалыч, давай вываливай, что надумал или не мешай 'генералить' номер! - улыбаясь, поглядывала на 'опера' озорным взглядом, играя зелёными глазками и милыми ямочками на щёчках. - Что задумал, Старый Лис? Опять 'программу'? Даже не думай - убью всех, не разбираясь! Злая я какая-то в последнее время, - посерьёзнела, глубоко посмотрела в глаза. 'Так..., что там такое мелькнуло? Ребята...?' Шагнула вплотную. - Что происходит? Что с группой? Ну!?
   - Чёрт... Совсем забыл о твоих способностях, - смутился, покраснев, вздохнул, поднял успокаивающе руки. - Целы-невредимы. Все на базе. Потому я и здесь, - опять странный взгляд, даже отводит в сторону. Собрался с мыслями, словно на что-то нелёгкое решаясь. - Они хотят повидать тебя, моя пани.
   Слова ввели Марину в ступор. Ощупывая цепким взглядом застывшее лицо оперативника, усиленно задумалась: 'Э, нет..., не обманешь! Тут что-то ещё: потаённое, подспудное, глубинное. Но что? Смотри-ка, и взгляд 'закрыл', научился блокировать даже визуальную мысль! Молодец, бурят, всех подтягиваешь до моего уровня. Что же 'они' опять задумали? Чего гадать, пока нет дополнительной информации? Вот ведь, гады! Зная мои слабости, на этом и играют! Но, как бы это не понравилось - не смогу теперь спокойно жить, пока всё не выясню. Характер, блин'. Встряхнулась, приступила к штурму цитадели.
   - Чем теперь собираетесь занять? - смотря на куратора, опять и опять пыталась пробиться в сознание: глухо. - Чья идея? Ваша? Или ребят?
   - Это для них будет сюрприз! - таинственно проговорил. - Мне нужно туда по небольшой надобности сгонять на несколько часов, вот и подумал, что ты будешь непрочь навестить базу и ребят.
   - Не нравятся мне сюрпризы последнее время! Как тогда, в пустыне. А? - пожилой наставник неловко ёрзал под изучающим взглядом, но не отступался. Вздохнула: 'Понятно: у него приказ привезти меня под любым предлогом. Значит, не в сюрпризе дело. Да..., пахнет 'жареным', чёрт!' Строго заглянула в серо-синие глаза. - Дайте честное слово коммуниста и 'чекиста', что это не навредит мне! - жёстко посмотрела прямо в глубину зрачков. - Ну!?
   - Просто, поехали, а...? - обречённо и понуро. Напряглась: 'Ясно: у него нет выбора'.
   - Михалыч, а ты меня не бросишь на произвол судьбы? Я в Конторе никто, даже не внештатная... - едва сдерживая дрожь и слёзы, тихо прошептала.
   - Нет! Пока я жив! - сказал так, что у неё не осталось и тени сомнения: 'Пока будет в его человеческих силах в чём-то помочь - не остановится ни перед чем, как тогда, с 'Аравией'!' - А без статуса, в подвешенном состоянии тебя держу я, сама понимаешь, почему. Потом я буду бессилен, родная, - лицо окаменело, нервно дёрнулся глаз. Стоял и просто ждал её решения.
   - Дай мне десять минут, - лишь подавленно выдавила через силу Мари.
   Порывисто шагнул, нарушая субординацию, обнял, сильно прижав к плечу её светловолосую головку, невесомо поцеловал кудри, пахнущие летом и наивностью, какой-то ангельской чистотой и светом - всегда была такой, что бы ни случалось! Стиснул в объятиях и защищая, и любя. Закрыла глаза в ужасе: 'Да ясно мне, ясно: будет непросто. Боже..., дай мне сил! - положила на его грудь голову, отвернувшись в сторону. - Не показывать слёз, Машук! - обнимал, гладил тонкую спинку, что-то тихо шепча поверх головы, шевеля волосы тёплым ароматным воздухом: домашним, хлебным, родным. Прислушалась. - Очень тихо! На английском говорит, - возмутилась молча. - Вот ведь, зараза! Знает, что не пойму - так и не освоила язык, - поймала несколько знакомых слов. - Объясняется в любви. Старый, а не сдаётся годам, хитрец. Но радоваться тут нечему. Раз так открылся, пусть и на чужом языке - дело 'пахнет керосином'. Эх, Стрельников, во что же ты меня втянул, родной? Если б выжил, как сейчас повёл бы себя? Просто наблюдал бы со стороны, как меня кидают, словно слепую кошку, в море авантюр? В мутную жижу мировой политики и шантажа? Что 'им' опять пришло в голову? Почему я? С какой стати?'
   - Время, 'Марыля'.
   - Я скоро.
  
   ...Спустя десять минут пожилой импозантный мужчина с выправкой военного в сопровождении молодой красивой женщины садился в микроавтобус с сильно тонированными стёклами, стоящий во внутреннем дворе гостиницы. Кроме них в салоне ехали трое серьёзных взрослых мужчин с такой же осанкой. Дождавшись пару, те отдали приказ водителю: 'Трогай'. За всё время пути не подняли на Марину Риманс с Александром Михайловичем взор. Сидя с опущенными долу глазами, она думала, стараясь не коситься ни на опекуна, ни на конвой: 'Сопровождение. Принудительное. Хотела бы того или нет - они бы заставили. Судьба'.
  
   ...Через два часа вышли из машины, вдыхая прохладный воздух сентября, радуясь невольному короткому отпуску на рязанской базе Конторы - 'Ближней'. Хвойный лес, тишина, гомон птиц и... звуки выстрелов: на стрельбище отрабатывают навыки новички.
   - 'Марыля', мне нужно в седьмой корпус. Ступай в пятый, в холле меня подожди - дело к тебе будет, - Михалыч говорит, а сам прячет глаза. Кивнув, внимательно смотрела в его лицо: 'Так-так. Значит, сегодня уже не увидимся, скорее всего'. - Пока, моя пани! - поцеловал в щёку, покосившись на сопровождение. Улыбнулся сердечно, сделал глазами неуловимое движение 'держись' и ушёл.
   Постояв с закрытыми глазами на дорожке, вдыхала сосновый дух леса, отмывая лёгкие от дыма и копоти столицы: 'Хорошо тут...'
   - Ваш пропуск, - прозвучало рядом. Открыла веки, присмотрелась: глаза ледяные, поджатые губы, тяжёлый подбородок. Сопровождающий. Хмыкнула тихо: 'Цербер!' - Не медлите.
   - Благодарю. Переодеваться не понадобится? - попыталась вытянуть хоть малую толику информации из зрелого мужчины-оперативника.
   - Если желаете. Ваша комната там же. Гардероб обновлён, - немногословен. - Косметический кабинет на прежнем месте. У Вас на всё час. Потом в пятый корпус, в холл, - остался стоять на прежнем месте, как столб.
   - Спасибо! Всё очень кстати. И переоденусь, и подкрашусь, - но его не сдвинуть с эмоций. 'Осёл, точно. Ишак и есть'.
   Ещё минуту подышав кислородом, пошла в сторону жилого корпуса, анализируя ситуацию: 'Пора привести себя в порядок. Если уж вляпываться в новую авантюру - лучше быть во всеоружии и максимально красивой. Красивым больше везёт - проверено, - ровно через час входила в пятый корпус, стуча каблучками новеньких австрийских кожаных туфелек синего цвета, радуясь. - Во всей этой неоднозначной Системе есть только один 'плюс': 'они' всегда заботятся о своих подопечных. Можно и помодничать, - одёрнув красивый шведский костюм из тонкой шерсти, который чудесно глубоким морским цветом оттенял её зелёные глаза, усмехнулась. - Ребята, увидев, попадают! Макияж, причёска, одежда, изысканные духи и туфельки - бомба! Держитесь, 'штурмовики' - 'Марыля' идёт!'
  
   Войдя в сектор контроля пятого корпуса, предъявила пропуск, но, едва на него взглянув, её пропустили без обязательной регистрации под роспись на посту. Ахнула: 'Дела! Такая неосторожность! Это при обычной строгости? При всех мерах секретности и изолированности подразделений друг от друга? Что происходит? Послабление? Всё-таки уже не 70-ые, а конец 80-ых. Ха, держи карман шире! Только не в этой легендарной Системе! Тогда, что это сейчас со мной было? Почему такая небрежность? Если не сказать жёстче: преступная халатность!' Едва замешкалась в районе пропускного пункта, к ней тут же подошёл высокий, молодой, незнакомый мужчина.
   - 'Марыля'? Здравствуйте! Прошу следовать за мной, пожалуйста, - легонько взяв под локоток, повёл в угол огромного вестибюля-атриума корпуса. Вёл настойчиво и упрямо. Фыркнула презрительно: 'Солдафон!' Довёл до группы кресел. - Прошу, присаживайтесь! Кофе?
   - Пожалуй. Без ничего, - 'включила' польский акцент, жёстко посмотрела в серые глаза, которые не успел опустить. 'Есть! Смущение и неловкость. Ясно: приказ быть рядом и выполнить свою 'программу'. Ну-ну'.
   - Я быстро! - порывисто исчез.
   Проводив парня взглядом, притихла: 'Похоже, меня тут сильно ждали. Очень! Но не всё в моём досье изучил досконально: знал бы, что говорю без акцента'. Огляделась. Огромный атриум был пуст и тих, только из боковых коридоров параллельных крыльев корпуса слышны были неясные звуки голосов и печатных машинок. Обычная конторская жизнь: занятия, инструктаж, тренинги, политинформация.
   - Прошу. Натуральный, как Вы любите. 'Арабика', - 'опер' низко склонился к журнальному столику, ставя маленькую чашку с дымящимся напитком. На доли секунды зырк, прямо в изумрудные глаза. Покраснел. - Сахар не нужно? - смущение и сиплость голоса выдали.
   'Молодой ещё, хоть и пыжится, стараясь выглядеть матёрым', - криво усмехнулась.
   - Нет, спасибо. Он только убьёт вкус натурального кофе. Предпочитаю настоящий букет. Горький и пряный, - заметив, что парень борется с собой в желании открыто окунуться в зелень её глаз, посерьёзнела и посторожала. - Сколько мне здесь ждать?
   - Я Вам дам об этом знать, - опять пропал, пока не 'пропал' окончательно.
   Засмеялась, не сдерживаясь: 'Запал!' Посмеиваясь, пила волшебный напиток, который быстро поднял настроение, сделав его игривым и задиристым. Любила кофе именно за его положительные эмоции. Как бы судьба ни трепала Мари за шкирку - всегда выручал, поддерживал и успокаивал и хорошо прояснял мозги в самых критических ситуациях.
  
   ...Минут через двадцать сопровождающий появился на углу коридора, сделал знак 'подойдите' и, дождавшись девушку, повёл в левый коридор. Он был длинным и гулким, отражая звуки женских шпилек туфель, стократно дробя и увеличивая их количество, словно Марина шла по коридору не одна. А за окнами текла своя жизнь: на плацу отрабатывали приёмы новички, на дальнем стрельбище что-то дымилось, а сбоку, почти уже вне зоны видимости, на маленьком полигоне на стену лезли ребята в чёрных костюмах.
   - Дальше сами, - неопределённо проговорил помощник и... растаял!
   Недоуменно оглянувшись, так и не поняла, куда провалился? Дверей масса. Почесала голову: 'Ну, и чего ждать? Что делать...? - не успела закончить мысль, как знакомые голоса донеслись из-за приоткрытой двери недалеко от неё. Вспыхнула, обрадовавшись. - Мои! Ребята! Их голоса ни с какими другими не спутаю, - тихо, не стуча каблуками, подошла к двери аудитории и прислушалась. - Простой трёп. Понятно: наставник или преподаватель вышел, а ребятня, пока нет надзора, болтает о том, о сём, - оглядела себя, встряхнула головой, немного взлохмачивая волнистые светлые локоны, и чуть-чуть просунула голову в приоткрытую дверь. Кабинет был небольшим, с несколькими столами, светлый и уютный. - Ясно, не учебный, а лекторский. Политинформация, что ли? - ехидно усмехнулась. - Что ж, сейчас вам прочту интересную лекцию на тему: 'Как я вас, гадов, всех люблю!' Засмеявшись, распахнула дверь и решительно прошла на место лектора.
   - Добрый день, товарищи! Извините за задержку - неотложная работа. Кто дежурный? Отчитайтесь, пожалуйста: кто отсутствует на лекции и по какой причине... - низким серьёзным голосом продолжала говорить, подходя к столу педагога, отодвигая кресло, словно собираясь сесть.
   Парни не сразу сообразили, кто это вошёл в аудиторию, и автоматически встали, приветствуя вошедшего лектора. Не удивились смене педагогов - бывало и такое часто. И, уже раскрыв рот, старшой собирался доложить о составе группы, как замер... с открытым 'забралом'. Повисла минутная пауза.
  
   Глава 2.
   Штурмовики.
  
   Как ни в чём не бывало, молодая женщина поправила пиджак костюма и, наконец, подняла низко опущенную голову.
   - Маринка!! - в три горла заорали 'штурмовики', ещё не решаясь сорваться с мест: 'Кто там знает, что у неё за приказ? Сами военные, понимаем'.
   - Ну? Так и будете стоять на местах, олухи? - притворно возмущённо спросила и... рассмеялась.
   Тут уж парни не только сорвались с мест, а снесли собою стулья, ринувшись к ней. Если бы их не знала - испугалась бы этих лиц и лапищ. Они не просто ошалели от радости - сошли с ума! Конечно, не виделись полгода. Сюрприз удался. Окружили Мари плотным кольцом и по очереди тискали, целовали, гладили, щупали и... млели. Радость их так распёрла, что и слова приветствия куда-то пропали. Всё за них говорили радостные и счастливые лица, глаза, руки и... тела!
   - Эээ..., полегче, лоси! Затопчите меня! Я уже и забыла, какие вы все высокие, ё-маё! - старалась высвободиться из горячих объятий, краснела всеми частями тела и... отталкивала мужские нахальные ручищи от непозволительных мест. - Стоп! Отставить, 'опера'! Смирно! Руки по швам!! - рявкнула изо всех сил.
   - ...Что тут происходит!? - раздался возмущённый голос вернувшегося лектора. - Кто разрешил покинуть места?
   Пришлось девушке пойти ва-банк, иначе парням неприятностей было бы не избежать.
   - Я разрешила, - высунув наглую физиономию из плотного кольца тел ребят, посмотрела в ошалевшее лицо пожилого мужчины в штатском. - Простите, давно не виделись, с последней 'программы', вот и вломилась в аудиторию... - её слова, наконец, отрезвили горячие головы бойцов. Они медленно разжали объятия, но не ушли. Так и стояли, держа Маринку за спину, плечи и... голову. Хихикнула безмолвно: 'Высокие, черти. Каланчи пожарные'.
   - Эээ..., а Вы кто? - недоуменно вопрошал педагог, косясь на пунцовых парней, которые прятали от него глаза, а на свои места и не думали возвращаться. Бунт, в чистом виде! Обратил взор на женщину. - Как Вы сюда попали? Ваше имя?
   - По пропуску. А звать меня 'Марыля'.
   Услышав имя, мужчина побледнел.
   - Вижу, на сегодня занятия закончены, - замер, помолчал и тихо сказал. - Все свободны. До свидания!
  
   Едва попрощавшись с педагогом, пацаны 'вынесли' миниатюрную девочку в коридор, радостно горланя и шумя.
   - Тише вы, олени! Не мешайте другим заниматься! - пытаясь хоть как-то успокоить возбуждённых встречей мужиков, оглянулась по сторонам. - Куда бы нам сунуться?
   Пока не переполошили весь корпус, повела их в сторону улицы на выход.
   - Стойте! - старшой, Валерка, двухметровый мужик с громогласным голосом и смешливыми глазами, встал ступором в коридоре. - Смотрите.
   Остановил всех напротив двери кабинета, в замочной скважине которого торчал ключ с большой красной биркой.
   - А ну-ка, проверим... - оглянулся по сторонам и осторожно взялся за ручку двери.
   - Валера, не надо! Тебе ли не знать, что все кабинеты под контролем? - тихо шептала Мари в спину, но бестолку.
   Открыл дверь, заглянул внутрь и радостно сообщил:
   - Пусто! Кто-то забыл в замке ключ! Вот попался, бедняга! Надают по башке! - не дав им опомниться, затащил всех внутрь, закрыв дверь на ключ изнутри! - Всё! Теперь не скоро найдут, и хотя бы час у нас есть.
   Постояли некоторое время на пороге помещения в нерешительности, опасаясь пройти внутрь, но, видя, что старшой уже нагло развалился на кожаном диване в дальнем углу кабинета, рассмеялись и присоединились к нему, причём Марине не хватило места! 'Опера', заразы, быстро уселись на неширокий диванчик, нахально поглядывая и с издёвкой рассматривая её пунцовое лицо. Фыркнула лишь: 'Не привыкать находить выход из любого положения. Легко!' Не задумываясь ни на минуту, плашмя плюхнулась... им на колени, и пацанам пришлось быстро выставить руки и принять хулиганку 'в полёте', чтобы не ушиблась об их мослы.
   - Так..., не кантовать, мужики! Держать нежно! Любить и лелеять! И не лапать! - рычала, пока устраивалась поудобнее на подставленных руках и коленях.
   Мальчишки двух метров роста смеялись, краснели и тихо сходили с ума от счастья: 'Вместе!'
   - Вот..., я устроилась, кажись. Теперь давайте, рассказывайте всё с самого начала, - лёжа в томной позе, смотрела с улыбкой, оглядывая каждого по очереди. - Итак: меня похитили из гостевого шатра...
   Посерьёзнели, переглянулись, помялись, но, посмотрев на её спокойное лицо и погрустневшие глаза, услышав тяжёлый вздох и заметив слёзы, сжалились, помедлили и стали рассказывать. Когда один замолкал, что-то забыв, другой тут же подхватывал и продолжал повествование, не останавливаясь. Рассказывали то, что не являлось строгим секретом, на что не давали подписку о неразглашении. От девушки рассказа не ждали вовсе, зная: не имеет права рассказывать ни-че-го.
  
   Это были ребята её шестой по счёту 'штурмовой' группы - их 'под Марылю' и сформировали, отобрав из многих претендентов на базе подготовки. Сам отбор был сложен и подчас трагичен. Их было уже столько...! Не все выходили из 'программ' и 'операций' живыми и невредимыми. Этих парней она отобрала практически сама. Невольно. Так сложились обстоятельства.
  
   ...На плацу стояла гробовая тишина. Смотр был в разгаре. Там, возле трибун, устроили показательные выступления 'штурмовики' соседней группы, а её, состоящая из восьмерых рослых парней, пока стояла в 'простое' и скучала. Нет, не болтали, но уже дыхание было громче, с сопением, прижатыми смешками, с тихими шутками сквозь сжатые уголки губ - мальчишки!
   - Разговорчики в строю! - тихо шикнула, не поворачивая головы. Скосила глаза на строй парней. - Не вижу пятого члена.
   Молча усмехнулась, беседуя с невидимым собеседником: 'Нет, это не то, что вы подумали, товарищ. Я имела ввиду поголовье. Пятого члена команды. Когда строй идеально ровный, можно видеть всех разом, как на ладони. Нет, не самих, а выступающие грудь и колени. И вот теперь, находясь в строю, на виду, говорю коротко, стараясь не привлекать к группе лишнего внимания приказаниями и одёргиваниями мужчин. Вот-вот, их самых. Сейчас сморозят...'
   Не удивительно, что заскучавшие парни тут же зацепились за невольную оговорку опекунши. Тот самый 'член' и схохмил.
   - Простите, 'Марыля'! Немного не в форме. Не стоит!
   Группа так грохнула смехом, что вздрогнули близстоящие деревья по бокам асфальтной дорожки неподалёку. Хохоча сквозь стиснутые зубы, мужики едва стояли в строю!
   Стараясь исправить положение, Мари не смеялась и постаралась сказать строго и сердито.
   - Хреново. Смотр всё же. Помочь?
   Но вышло с точностью наоборот. Не в состоянии сдерживаться, ребята стали просто ржать!
   Безмолвно взвыла от возмущения: 'Господи! Пришла же идея куратору сегодня на смотр поставить меня во главе новой команды молодых бойцов, прибывших только что с основной базы переподготовки. Да у них же все мысли только в одном направлении - в нижнем. Сплошной тестостерон! Положеньице. Так, спокойно, Мари, тебе ли смущаться козлиных выходок? Хотел смутить, олень? Сейчас устрою 'помощь'. Век помнить будешь!' Мстительно прищурившись, начала атаку.
   - Отставить смех! А Вы, пятый член команды, представьтесь, пожалуйста, - спокойно, почти не раскрывая рта. Парни умерили гогот - не услышали бы. - Надо же знать, кому оказывать срочную специфическую помощь.
   Вновь смех, уже тише.
   - Валерий С-кий.
   - Добро пожаловать в мою группу, Валерий! Рада встрече. Надеюсь, сотрудничество будет плодотворным и весёлым - люблю людей с чувством юмора. Сама такая, - слегка наклонилась, поневоле разрушая линию строя. - Будем знакомы, парень!
   Он сделал такое же движение корпусом и внимательно посмотрел в малахитовые глаза психолога. Вспомнив уроки буддиста, Мари мягко распахнула взор и мысленно 'надела перчатку' на тело бойца, обведя медленным и чувственным взглядом с головы до ног. Замер, задохнувшись, вцепился серыми глазами в глубину изумруда. В ответ полыхнула огнём и мгновенно затянула в омут зрачка в золотой короне! Дёрнулся инстинктивно телом, резко покраснел, судорожно выдохнул, словно воздух вдруг стал невыносимо горяч. Взглядом не отпускала, сводя невидимые нити его энергетики в одну точку мужского тела. Ту самую. Лицо парня стало багровым, капли выступили над губой на лбу, руки задрожали.
   - Всё в порядке? Заработало? - спокойно спросила, прикусив пухлую губу.
   Команда замерла, догадалась и принялась смеяться, вникнув в потаённый смысл слов. На бедного Валерия посыпались тихие язвительные замечания, а он не знал куда деваться - пылал от смущения и... возбуждения, накрывшего обжигающей волной. Стиснул кулаки, напрягся, старался всеми силами подавить бунт тела и не мог ничего сделать: кожа пылала огнём, словно его опустили в кипяток живьём! Взвыл, но смех парней перекрыл его мольбу о помощи.
  
   - ...Да что тут происходит? - вопрошал Александр Михайлович, он же 'Андропов', подойдя к их отряду. - Ну? - обратился к Марине.
   - Всё в порядке. Мы в норме. Все здоровы. Веселы. Скучаем, - говорила тихо и коротко.
   - Ага. А почему тогда парни с такими красными рожами стоят? - улыбаясь, допрашивал. - 'Марыля', чует моё сердце - без твоего острого языка тут не обошлось! Парни...? Колитесь!
   Но суровые умники-мальчики стояли с каменными лицами, стиснутыми до судорог скулами и с полным отсутствием в глазах смеха. Вытянулись в струнку, подровнялись, замерли.
   - Конспираторы! - фыркнул Михалыч. Прошёл вдоль строя, на обратном пути остановился напротив Валерия, внимательно присмотрелся, медленно окинул взглядом с головы до ног. - Понятно. Так и думал. Бедняга! Попал под раздачу? Выжил? - задержавшись, подмигнул. - Ещё и не такое отколет наша 'Марыля'! Держи ухо востро - не то откусит... по самые 'помидоры'! - засмеявшись, сорвал чеку смеха у ребят.
   Долго потом прыскали в кулаки 'штурмовики', когда вспоминали первую встречу с таким необычным психологом-наблюдателем! Было что вспоминать. Как же забавно смотрелся их отряд! Восемь почти двухметровых амбалов, а в начале строя на месте командира отделения - зеленоглазая девушка-крошка чуть больше полутора метров роста на высоченных каблуках. Когда к ним подошли почётные гости и командный состав базы, парни были так горды тем, что рапорт от группы отдаёт красивая женщина в новенькой форме с пилоткой на пепельных волосах, убранных в низкий пучок: 'Её ладная, точёная фигурка так красива, что мужчины сразу забывают, где находятся! Да и начальство, смотри-ка, слушает её доклад, а само улыбается, даже краснеет лицами и ушами. Хоть какое-то новшество на тренировочной базе. Надоели, небось, серьёзные хмурые сосредоточенные лица военных и застывшие, неживые маски 'комитетчиков'. Отвлекла'.
   С того смотра и началась дружба Мари с новой командой. Многое повидали и, пройдя несколько совместных 'операций', недосчитались пятерых. От группы осталось трое парней, ставших Марине родными и близкими. Вздыхала: 'Надолго ли? Они люди подневольные, и пока никто не может себе и представить, как долго будут жить и выживут ли вообще? И я тоже'.
  
   ...Сейчас она лежала своими пятьюдесятью килограммами веса на их мощных руках и коленях и вспоминала моменты знакомства...
   Старшой, Валерка С-кий, при своих двух метрах роста умудрялся стесняться и краснеть так, словно был трепетным малолеткой с нежной и ранимой душой, но, побывав с ним 'в деле', Мари знала: когда нужно - беспощаден даже к своим. Внешностью выдающийся, как и ростом: голубоглазый, с небольшим курносым носом, крупными губами и румянцем во всю щёку - мечта девчонок. К тому же, с густыми вьющимися каштановыми волосами. Загляденье! Только не видели этого девушки - у парня была серьёзная профессия. Ему было лет тридцать пять. О возрасте не спрашивали - было не принято.
   Его правая рука, Игнат Н-ров, ниже его сантиметров на десять, но в развороте плеч ему в группе не было равных: мощный, надёжный, спокойный - настоящий военный человек. Так же красив, как и старшой, но мужественной красотой, чем-то напоминающий лицом актёра Урбанского: темноволос, с гордой посадкой головы, с выпирающим кадыком, но не сильно, не отталкивающе; с тёмно-серым взором, изящными губами и небольшими ушками. Говорил всегда негромким глуховатым голосом, словно стесняясь тембра. Но однажды услышав, как он поёт, Маринка убедилась: заговори во весь голос, конец придёт всем женщинам базы. Было в его оттенке что-то такое, что будило совсем неделовые, нерабочие мысли - мужчина-сирена, завлекающий в омут страсти. Ему было не больше тридцати. Явно, много моложе всех членов группы.
   Третий парень особенно поражал, всем! Олег Н-дов полностью оправдывал своё имя. Было в нём что-то от древних славян. Такое былинное, истиннорусское: высок, синеглаз, с волнистыми белокурыми волосами, румянец на щеках был редким гостем, но щедрым, крупноватый нос только украшал, рот был тонким, но красивой формы, а упрямый подбородок убеждал - не струсит, не отступит, не даст слабину в критической ситуации. Голос несколько высоковат для внушительного, крупного, почти двухметрового мужчины, но случайно подслушав его ссору с чужаком, убедилась: рычит, когда провоцирует ситуация. По возрасту ближе к старшому, может, на пару лет помоложе его.
  
   ...Парни замолчали и заворожено смотрели на Мари с совершенно непонятными лицами.
   - Так, пацаны, и чего это вы на меня так уставились? У меня что, бородавка на носу вылезла? Или макияж поплыл? Простите, косметичку не прихватила, - хотела встряхнуть шуткой - впустую. Они были глухи - с мужчинами что-то происходило необъяснимое и... пугающее.
   Рывком выскользнув из их рук, встряхнула тяжёлой головой, только тут сообразив, что она горит и звенит, как от угара. И в ту же минуту накрыло такой волной паники! И было от чего. Посмотрев на бойцов, стала медленно отходить к входной двери, но, оглянувшись, поняла: закрыта изнутри на ключ, которого в замке нет! Ловушка. И ещё: мужики тихо встали с дивана и странно наблюдают за ней, как голодные кошки за глупым мышонком. В глазах больше не было ни намёка на теплоту и ласку, только животная похоть. Зная их не первый день, осознала: всех одурманили чем-то в этом кабинете чёртовом, и тот самый ключ в двери с большим красным брелоком - не что иное, как спланированная акция, рассчитанная именно на быстрое его обнаружение. Значит, эта ситуация - часть 'программы'. Попыталась разобраться и не наделать непоправимых глупостей: 'Думать! В чём смысл столь чудовищного плана? Поставить меня и парней в невыносимые условия, столкнув интересы полов? Посмотреть, как мы будем выходить из щекотливой ситуации? Хотя, почему 'мы'? Я. Это игра против меня. Проверка реакции на патовую ситуацию. Не зря же столько людей сегодня задействовали. Господи..., да какая тут может быть вариантность исхода?? Я против трёх быков: разъярённых, возбуждённых и ослеплённых желанием таким неудержимым, бешеным, диким! Нееет, это как раз тот вариант, когда нет никаких вариантов. Выход один: расслабиться и получить максимальное удовольствие ради того, чтобы выжить, чтобы выиграть время и дать куратору возможность прийти мне на помощь'.
   И хотя голова уже плохо соображала и была почти не в состоянии что-то разумное решать, из последних сил Марина бросилась к окну, по пути прихватив тяжёлый стул. Со всего маху, насколько хватило силёнок, в отчаянии 'ахнула' им в окно, моля бога только об одной милости: чтобы оно оказалось обычным, бьющимся! Спасибо, оказал-таки. Увидел. Услышал. Помог. Стекло вздрогнуло и... взорвалось на сотни осколков. Благо, окно кабинета попадало в сектор обзора часового на караульной вышке в углу двора. Девушка ещё успела высунуться в опустевшую раму вслед вылетевшему из неё стулу и махнуть мужчине на посту рукой! На большее не хватило времени: сильные руки схватили Мари сзади за руки и ноги и оттащили от оконного проёма.
  
   Глава 3.
   "Цветок страсти".
  
   Тот, кто никогда не видел по-настоящему свихнувшегося от похоти мужчины, тот не знает, что такое страсть: всепоглощающая, выжигающая разум, скручивающая мышцы и вены в тугой огненный комок. Это ещё страшнее, чем 'ломка' наркомана. Тот, уколовшись, впадает в относительное спокойствие-забытье, а вот одурманенный похотью мужчина, дорвавшись до объекта вожделения, только ещё больше сатанеет, полностью теряя человеческое лицо. Вот это-то Мари прекрасно понимала в те секунды, когда парни оторвали её от выбитого окна и понесли к дивану. Несмотря на всю чудовищность ситуации, смертельную опасность и непредсказуемость, в душе, там, на задворках сознания, ещё теплилась надежда, что выбитое стекло сделает своё дело - вытянет дурманящий газ из комнаты и просветлит головы мальчишкам ещё до того момента, когда они начнут рвать её на куски. Именно сейчас время и было необходимо, чтобы оттянуть как можно дальше свершение неизбежного. Время. Несколько минут!
   Парни с налитыми кровью глазами, странно дышащие, с порывистыми движениями рук, принесли её на диван, и в этот момент Мари взяла ситуацию в свои руки.
   - Стоп. А теперь действуйте по очереди. Вы всё про меня знаете. Я по-другому просто не выдержу - вы меня убьёте! - закричала, пытаясь пробиться в их затуманенные мозги. - Валерочка, уйми пацанов, пожалуйста, и сам, один, раздень меня, - смотрела распахнутыми глазами прямо в странно расширенные зрачки старшего мужчины. Взяла в руки его голову, смотря глубоко в глаза, пробиваясь в разум психометрией: 'Глухо. А вот это странно! Как бы на него ни подействовал наркотик, часть разума всегда остаётся на 'запасных путях', мне ли этого не знать? Значит, мало того, что одурманен, так его ещё, вероятно, и запрограммировали! Только он мог вытащить тогда ключ из двери и спрятать, пока мы чесали головы в нерешительности'. - Ты меня слышишь, Валерка? Родной, ответь! Моргни! - слава богу, медленно преодолел одурь, моргнул. - Я хочу быть только с тобой. Отгони парней... - жарко шептала на ухо, а его руки уже раздевали её нервно, жёстко и больно. - Только ты. Уйми мальчишек!
   Держа его в плену слов и глаз, тянула время, с трудом справляясь с жадными руками Игната и Олега, вставших на колени по бокам на кожаном диване и торопливо сдирающих с себя одежду. Похолодела душой: 'Видела немало подобных сцен по видику на занятиях, но такое...! Никогда не думала, что Система устроит такое же испытание мне самой'.
   Валерий, дорвавшись, сходил с ума и просто истязал девушку, держа железными тисками рук на себе! Ещё пацаны. Их губы и руки не оставляли сомнения - живой из комнаты ей не выбраться. Шепча неприличное, провоцирующее, оскорбительно-поощрительное на ухо обезумевшему партнёру, заставляла отбиваться от друзей, самых близких людей, братьев по службе, дружбе и крови. Но в любви друзей нет, вот и неистовствовал, защищал самку и территорию, ощетинившись против собратьев по стае. Марине это было жизненно необходимо! С ужасом подумала: 'Одного сумасшедшего маньяка ещё переживу, а вот троих...'
   Парни же совсем свихнулись от наблюдаемой картины! Кидались на пару, рвали женщину из сильных рук старшого, сатанели. 'Если не придёт помощь в ближайшие минуты - мне с ними не справиться. Убьют Валерку, и тогда мне несдобровать!' - только подумала, как Олег вдруг схватил её руками за горло! 'Конец...' - пронеслось в голове, и, уже теряя сознание от удушья, услышала треск и грохот выламываемой двери кабинета. Держась из последних сил, заставляла себя задержаться в сознании ещё на секунды.
   - Все на пол! Руки за голову! Рылом в пол! Кому сказали!? Живо!! Всех касается! Вы, на диване, вас это тоже касается! На пол! - знакомые 'звуки работы' группы захвата заполнили весь воздух кабинета.
   Но пара была не в силах выполнить их приказ. С Мари произошёл интимный казус: от удушья, вызванного сильными руками Олега, вдруг достигла пика, сильно вскрикнула, и судорога нижней части тела сцепила с Валерой так, что они не только не могли повалиться на пол, но и просто сдвинуться с места. 'Клинч'. Последнее, что осталось в её помутнённом сознании - боль от укола внизу живота, чтобы снять спазм паховых мышц и расцепить несчастную жертву с мужчиной.
  
   ...Тошнота не отпускала, вызывая рвотные позывы, измотавшие за последние двое суток до предела! Видя перед глазами только кровавую пелену, Мари опять и опять 'рвалась'. Испуганные медики метались, ставили бесконечные капельницы, пороли новые дырочки во всех местах, а остановить приступ не могли - 'уходила'. Находясь на самом пороге жизни, всё понимала: 'Выворачивает не от наркотика, которым нас одурманили в том кабинете, не от его побочного эффекта, как ругались на 'смежников' 'спецы' отдела за дверьми палаты - выворачивает от отвращения... к себе. Как же это странно - ненавидеть себя! Как такое могло случиться с ребятами? - думала долго, пока не догадалась. - Да всё очень просто же, Машук...'
   Просветление в её жалких мозгах произошло лишь тогда, когда песок в жизненных часах осыпал последние крупинки.
   ...Парней приготовили для какой-то серьёзной 'операции', но, узнав подробности, они... взбунтовались. Их наказывали, угрожали - тщетно. Что-то в том новом 'деле' так возмутило даже их, профессионалов, что ребята предпочли смерть. Почему нужны были они - Мари не знала, но, видимо, только 'под них' и разрабатывалась та 'программа'. А бойцы встали в позу. Намертво. Все разом. Это стало для них приговором. Нет, никто 'программу' не отменил - должна быть доведена до конца, но теперь нужно было изыскать возможность каким-то образом вынудить их выполнить. Только, как? Чем настолько 'пронять', чтобы стали 'ручными'? Что сможет заставить опытных мужчин-'оперов' отступиться от своих убеждений? Или, кто...? Тут-то 'смежники' и вспомнили о 'Марыле' и о той роли троицы в их совместной 'программе'. Проанализировав, поняли: парни очень привязаны к ней, если не сказать честнее - влюблены. Появился реальный шанс и мощный рычаг давления, возможность манипулировать всеми персонажами спектакля с лёгкостью: 'Теперь мы будем дёргать за ниточки их души, словно они марионетки! Не хотели идти сами - пойдут за любимой, как крысы за дудочкой Нильса!' И у гениев параллельной структуры родился извращённый план...
   Содрогнулась от отвращения, разобравшись: 'Кто-то среди них болен на всю голову или на одно место - такое придумал! Извращенец, в чистом виде! Мерзавец! - передёрнулась от отвращения. - Что ж, план сработал. Правда, не полностью и не совсем так, как планировали. Бьющееся окно кабинета всё дело подпортило. И часовой, который подал сигнал тревоги на общий пульт безопасности. Спасибо, парень, ты нас спас! Если бы позвонил в корпус, звонку бы не дали дальнейшего хода - не в их интересах. А на Центральном пункте разбираться не стали - послали группу захвата, и все дела! Разбираться стали бы позднее'.
   Потому так возненавидела себя в тот момент: 'Во мне была первопричина всех неприятностей для мальчишек. Во мне. Не было бы меня - не случилась бы эта вакханалия. А теперь что? Чувство катастрофы и осознания чудовищности произошедшего способно выбить из нормы навсегда психику матёрых 'оперов'. Всё! Как профессионалы они закончились. Это событие их просто 'съест' изнутри. Всех. А я? А что 'я'? Нет меня больше. 'Ухожу'. Сама напросилась: крутила красивой попкой, строила изумрудные глазки, провоцировал с самого начала, будучи в полной уверенности своей безнаказанности - вот и результат. Как только 'наркота' их 'отпустила' - сорвались. Логично и вполне ожидаемо. Рано или поздно, а что-то подобное всё равно бы случилось. Может, не в таком жутком ключе, конечно, но неизбежно произошло, - покаянно вздохнула, не сдержав слёз. - Что ж, за что боролась - получай, 'Марыля'. Ещё вспомни, как ты на ту встречу собиралась: даже бельё выбрала красного цвета, посмеиваясь, мол, улучу момент, покажу ненароком. Вот и улучили - они. Бедные мальчишки...'
  
   ...Открыла глаза от странного запаха: 'Где его уже чувствовала? Этот прохладный, игольчатый, пушисто-щекочущий удивительно-странный 'букет'. Так знаком... Когда? Где?'
   - Он? - Юра-бурят стоял рядом и на доли секунды подносил к её носу маленькую стеклянную пробочку от флакончика. - Похож?
   - Да, - прошептала, собираясь провалиться в небытие. Навечно. Сдалась. Приговорила себя.
   - Нет-нет, 'Марыля', не уходи! Смотри на меня! - что-то стал делать возле мертвенно-белого лица умирающей, чем-то брызнул в него. - Дыши! Вдыхай! Смотри мне в глаза... Только в глаза... Не ослабляй визуальный контакт... Видишь яркий луч света? Хватайся! Держи его нити! Наматывай на пальцы... Только не отпускай...
   С трудом подчинилась и... стала проваливаться куда-то в тепло и негу. Уходя в свет, услышала слова Юры, обращённые к кому-то справа.
   - Я сразу о нём подумал, когда Вы описали симптомы. Так и есть - 'Цветок страсти'. Этот флакон и пропал недавно из моего сейфа. Теперь будет легче всем им - у меня есть противоядие.
   Скользя вслед яркому лучу, с радостью вцепившись в его горячие шёлковые нити пальцами, продолжала размышлять: 'Надо же - 'Цветок страсти'. Вот как называется наркотик, что распылили в кабинете с кожаным диваном! Не зря у пацанов 'снесло головы' - страсть и есть, в чистом, животном, первозданном виде. Эээ..., да что там парни! Я не смогла сдержаться, хоть была напугана и зажата - улетела! Хорошая штука попала в руки идиотов. Её бы, да в мирных целях использовать, а тут 'спецы' злоупотребили и чуть не погубили нас, превысив дозу по незнанию. Или по умыслу...'
  
   ...Только через неделю пришло облегчение. Тяжёлое отравление и интоксикация едва не убили девушку с парнями, но антидот Юры-бурята сделал своё дело.
   Она первая смогла встать на слабые ноги: 'Живучие мы, женщины! Как кошки'.
   - Нет-нет! Куда ты!? Лежать! - Михалыч стоял в проёме двери бледный и похудевший, с красными от бессонницы глазами, с мешками под ними. - Рано ещё, Маринка! Кровь пока 'грязная', не восстановилась, - подошёл, взял за плечи, мягко сажая её обратно на кровать. - Синяя, как баклажан. Господи... - бережно уложив на высокие подушки, присел рядом, запахнув белый халат, и всё всматривался в лицо с волнением. - Едва не угробили, сволочи. Ох, и скандал получился! Отделы перегрызлись, начальство валит вину друг на дружку, 'опера' рычат, того и гляди - взбунтуются, структуры закрылись наглухо... Как разворошенный муравейник всё вокруг! - смеялся, а в глазах была такая боль! - Давненько ты так не встряхивала базу, моя пани! Ох, и муть подняла! Столько скелетов всплыло! За версту смердит! Целый вагон с комиссиями нагрянул отовсюду! - заговаривал, отвлекал, а сам прятал виноватые глаза, мучительно краснел и мечтал провалиться под землю сию минуту! Может, там не будет этих зелёных обвиняющих, упрекающих глаз? Не выдержал той боли, что сквозила в них. - Я ничего не знал! Клянусь честью! 'В тёмную' использовали, негодяи! - не выдержал и обнял девочку: мёртвую, равнодушную и безучастную ко всему окружающему миру. Только глаза ещё жили и... люто его ненавидели. - Поверь мне, милая! Готов доказать делом. Прикажи. Подскажи, чем мне тебе помочь, родная? - сник, стихнул, сдался.
   - Отведи меня к парням, - едва прошептала.
   - Что!? - онемел, потерял на миг дар речи. Взбеленился. - С ума сошла? К ним...?? К этим насильникам!? - неистовствовал и ругался, пыхтел и плевался от злости и ненависти. - Да их теперь дисциплинарная комиссия ждёт! - презрительно скривил рот. - Разжалуют, лишат всех наград и привилегий. А потом тюрьма! Пойдут туда, как обычные уголовники по позорной статье!
   - Они не виноваты, понятно? - очнулась от равнодушного забытья. - Нас всех одурманили! Разве это наша вина? Не они совершили, а наркотик.
   - Даже слушать не хочу! Подпишешь жалобу сегодня же! Что заслужили. Туда им и дорога! - хлопнув по кровати кулаком, подытожил спор.
   - Нет. Не дождётесь! Начнёте против них процесс, скажу, что сама им 'наркоту' подсыпала в кофе! - 'закусила удила'! Теперь её было не переубедить, и куратор это сознавал. - Отведи к ним немедленно!
   - Ну, 'Марыля', с тобой не соскучишься... - поражённо просипел, покраснев до макушки. - Такое пережить, едва выжить и простить! Как!? Ополоумела? Нездорова? В санаторий!
   - Не заговаривай зубы! - схватила за руку старика: попытался уйти. - Что с ними? Говори!
   - Чёрт, от тебя ничего не скроешь, - вновь рухнул на край кровати. - Как тебе это удаётся? Поделись, - вилял, тянул, изворачивался. Наказывая, впилась недобрым изумрудом, не сводила немилосердного взгляда, замораживая и леденя волю мужчины. Вздохнул всей грудью, закрыл на мгновенье глаза, невольно ограждаясь от такого визуального напора и бешеной энергии тощей девочки. Восхитился и... прекратил сопротивление. - Я не в курсе. И не хотел узнавать - много чести.
   - Веди к ним, живо! - её заклинило, стала впадать в раж. - Ну...!?
  
   - Не сейчас, Марина.
   В дверях палаты стоял невысокий полный врач лет пятидесяти и смотрел на женское посиневшее лицо внимательно, настороженно.
   - Объясните, - уставилась на него пристально.
   - Попытаюсь, - вздохнув, присел на стул возле стола. Помолчал, собираясь с мыслями. - Это искусственный феромон, женский. Да ещё и 'посаженный' на наркотическую основу - бомба! Как мозги у вас троих не взорвало!? Объясните теперь Вы мне, если есть этому хоть какое-нибудь разумное объяснение. Вы не могли выжить! Никак!
   - Я выбила стулом окно.
   - Коль так, парни обязаны своей жизнью только Вам, Марина. Когда только полностью придут в себя, я им это хорошенько объясню. Донесу до самых печёнок, клянусь! - не сердился, но и не восхищался - поражался, скорее.
   - Когда я их смогу увидеть?
   - Странная просьба. В этом я соглашусь с Вашим наставником. И мне она не совсем понятна, - покачал лысеющей головой. - Зачем?
   - Они члены моей команды. Мы семья. Даже после произошедшего. Ничто не изменилось. Теперь они мне ещё нужнее, а я им.
   Долго мужчины сидели в поражённом молчании, но, скорее всего, так и не поняли. Спасибо, не стали препятствовать.
   - Дайте им ещё... дня три-четыре. 'Цветок страсти' их едва не убил. Они пока... не в форме, - врач покраснел до самой макушки! - Им нужно время.
   Успокоившись, Мари медленно легла на подушки, отвернулась от посетителей и стала смотреть в окно, раздумывая, пытаясь разобраться с новыми сведениями: 'Время. Оно всегда было нужно. Всем. И мне тогда, в кабинете. И куратору, чтобы организовать штурм. И вот теперь - моим парням, всё ещё находящимся в сексуальном угаре даже спустя десять дней! Вот тебе и 'Цветок страсти'! Страсти-мордасти какие-то'.
  
   Глава 4.
   Лицом к лицу.
  
   Не через три дня Марине с парнями удалось повидаться. Вечером того же дня, когда с куратором и врачом о них поговорила, стало плохо. Только спустя неделю открыла глаза уже в новой палате среди незнакомого персонала и окружения. Задумалась, не паникуя: 'Так-так. Опять судьба выкидывает коленце. Где я?'
   - Доброе утро, Марина! Меня зовут Анатолий Павлович. Я Ваш новый врач. Вы в санатории, - рядом на стуле сидел мужчина средних лет: чернявый, белокожий, с ясными карими глазами и нежным румянцем, интеллигентный. Невольно напомнил ей внешностью замдиректора училища Льва Аркадьевича; лишь ростом врач был на голову выше. Он давно и терпеливо ждал, когда пациентка полностью придёт в себя. Видимо, заставила их побегать и поволноваться изрядно. Обрадовавшись, говорил мягким негромким голосом, внимательно наблюдая за зеленоглазой истощённой девочкой. - У Вас произошёл опасный рецидив. Местные специалисты совершили чудо, вытащили. Ваш куратор настоял на дальнейшем лечении здесь. У нас узкая специализация по этому направлению, методика давно апробирована и успешно внедрена. Всё будет хорошо.
   - Где моя группа? - её не интересовало, что с ней. - Где они?
   Смутился, покраснел. Отвёл глаза. Вздохнула, поджав губы: 'Понятно'.
   - Куратора вызовите немедленно! Иначе сбегу. Предупреждаю сразу откровенно.
   - Нас предупредили о такой возможности, но я, честно говоря, не поверил. Напрасно, - странно посмотрел в лицо, вздохнул, слегка пожал плечами. - Это не в моей компетенции, но я сообщу о Вашей просьбе... - поднял руки перед собой, останавливая слова возмущения. - Слово коммуниста! Позвоню, - приветливо улыбнулся. - Здесь не придётся скучать, Марина. В коридоре с утра дожидается посетитель, - взял за тонкую руку, посчитал пульс, приоткрыл веко глаза, осмотрел зачем-то шею, тяжело вздохнул. Вскинула брови: 'Что за чёрт?' Заметив недоумение во взгляде, объяснил. - Синяки не сошли. Опасаюсь, что и не сойдут никогда. Очень сильный захват был. Профессиональный.
   - Так и есть. 'Штурмовик'. Их этому и учили, - спокойно, наблюдая за реакцией. Поразился этому спокойствию, не смог сдержать удивления на приятном узком лице. Пожала плечами. - Такая была ситуация. Вышла из-под контроля. Рабочий момент. Всё позади. Я хочу встретиться с парнями, поймите.
   - Поговорим об этом позже, - поражённо выдавил, вставая, - а пока я впущу посетителя. Вы в состоянии его принять? - видя, что просто ожидает дальнейших действий, поразился. - Даже не спрашиваете, кто?
   - Это что-то изменит? Разве я решаю?
   Задумался, медленно выпрямился, расправил плечи, бросил странный взгляд на спокойное, почти равнодушное лицо пациентки и беззвучно вышел из палаты.
   Осмотрелась: небольшая комната, просторная и светлая, хорошо по-домашнему обставлена. Картину уюта портили больничная многофункциональная кровать и медшкаф в углу за белой занавеской. 'Понятно - отдельный бокс для 'почётных гостей'. Не удивлюсь, если за дверью охранник, - крепко задумалась, нахмурив брови. - Итак, 'они' продолжили запланированную 'программу'. Скорее всего, я заложница, значит, оказалась во всём права. Теперь моих парней будут держать 'на крючке' до последнего дня. Я - проклятье для них. Кара. Наказание. Гиря. Единственный выход - пойти с 'этими' на сотрудничество и... склонить группу к работе. Только это может спасти бойцов. Может быть, - загорелась, повеселела. - Даа, пожалуй! Если умно обставить, можно вписаться в новый 'проект' и остаться с мальчишками, куда бы их ни послали, - прикусила губу, сверкнула озорными глазами. - Да уж... Вот это будет интересный фортель и в моей судьбе, и в работе 'оперов'! Если буду рядом, может, им станет легче выполнять то, что их так возмутило поначалу, а? Если нельзя переломить ситуацию, не проще ли её... обойти?' Сникла, загрустила, но дальше подумать не дали.
  
   За дверью палаты послышались неясные голоса: кто-то говорил на повышенных тонах, чему-то возмущался, с чем-то не соглашался, но вскоре спор затих, и дверь медленно стала раскрываться. Словно тот, кто собирался войти, ещё что-то шептал собеседнику, договаривал тихо, делал знаки глазами. Но вот, видимо, договорились, и посетитель вошёл в дверной проём, заслонив собой почти полностью. Увидев человека, Мари ахнула: 'Дааа, крупный мальчик. Килограмм, эдак, на двести! Да и ростом его бог не обидел. Как Валерка, пожалуй, даже сантиметров на восемь-десять выше! Смотри-ка, такой гигант, а движется, как кошка: мягко и неслышно, словно боксёр или бывший борец. Лоб низковат, упрямое лицо, глаза серо-стальные, близко посаженные - не красавец, так скажем, но харизматичный: разбитый в драке нос, полные бесформенные губы, немного скошенный подбородок с вмятиной - явно бывший боксёр-тяжеловес, - протяжно вздохнула, напрягшись тельцем. - Вот только спортсмена мне и не хватало для счастья - сложная публика: трудновоспитуемая, туповатая, туго восприимчивая и упрямая'.
   - Здравствуйте, 'Марыля'. Меня зовут Владимир, - мягко и беззвучно пересёк палату, невесомо переместил массивный стальной стул, сел рядом с кроватью. Откинувшись на спинку, поднял лицо, спокойно посмотрел на женщину. Невозмутимость всё сказала: 'Ты в моей власти. Я полностью владею ситуацией и положением'. - Теперь я буду вести Ваше дело и ваших ребят, - взгляд не обещал ничего хорошего, как и прохладный голос. - Вы можете со мной поговорить?
   - Всё будет зависеть от вопросов и их содержания.
   - Понятно, - слегка улыбнулся, взгляд потеплел, дрогнули длинные редкие ресницы. - Наслышан. Думаю, сработаемся. Ваш куратор предупредил об особенностях Вашего характера. Что ж, чем сложнее человек, тем интереснее с ним работать, - изучающее осмотрел худое лицо Марины, ощупывая ощутимо, почти физически, словно касался невидимыми тёплыми лучами! 'Закрыла' мысли, думая шёпотом, едва-едва: 'Теперь ясно, как он оказался в Системе. Тяжёлая травма головы открыла в нём способности, которые привлекли Контору. Похожая ситуация. Коллеги. Уже легче'. - Вы так спокойны после случившегося. Странно это. Ни депрессии, ни чёрного отчаяния, ни попыток суицида или мщения - ничего! - дёрнула плечиком. - Нет-нет, мне всё рассказали до мельчайших нюансов, объяснили Вашу точку зрения, просьбы и требования, но я их не понимаю. Не могу разобраться, в чём тут уловка? Где собака зарыта, как говорила моя бабушка? - когда лишь надменно повела правой бровью, расхохотался, став привлекательным. Почти. - Да-да..., и о Вашем упрямстве проинформирован, 'Марыля'! - справился с приступом смеха, продолжил с приятной улыбкой, заглядывая с симпатией в чудную зелень глаз. - Кстати, почему Вас все так зовут? Вы ведь Марина? Простая девочка из глухой провинции одной из республик? Как смогли этого достигнуть? Поделитесь, - взял маленькую руку в большие горячие ладони, закрыл в замок, продолжая рассматривать лицо. Заметив 'стену' во взгляде, украдкой вздохнул, руки не выпустил. - Тогда догадаюсь сам. Случай. Стечение трагических обстоятельств. Беда. Потом в Вас проявились такие черты характера, чему, вероятно, и сами удивились, - только её кривая улыбка в ответ. - А..., понял: один из оперативных псевдонимов прижился навсегда. Понятно. Странно и необъяснимо... Редкое явление здесь. Нонсенс.
  
   - Это всё? Теперь можно говорить? - выдернула кисть из плена, уселась на кровати, поджав ноги, воинственно сложила руки на груди и ринулась в атаку. - Я уже полноправный член Конторы или всё ещё гражданский никчемный мусор? Меня собираются слушаться и выполнять просьбы? Или я вечная пленница этого шикарного лагерного поселения? Надзиратель стоит под дверью, так понимаю? И вышки по периметру имеются? За что посадили без суда, позвольте узнать...?
   Владимир откровенно смеялся по-доброму и любовался синим лицом, багровыми полосами на шее, взлохмаченными светлыми локонами волос, сильно отросшими за последнее время, густым румянцем и пухлыми чувственными губами в глубоких трещинках, через которые стала просачиваться кровь. Автоматически подал платок с тумбочки.
   - И про Ваш темперамент тоже в курсе! - всхлипывал, утирая слёзы кулаком. Затих, непонятно посмотрел искоса, затаился. Поняла: 'Ясно: трудно начать разговор. Не знает с чего начать'. Откинулся на спинку стула, решительно посмотрел в её лицо. - Марина...
   - Скажите 'им', что я готова сотрудничать и смогу убедить ребят на 'программу'. Для этого нужно с ними повидаться, может быть, не раз и не два, - нетерпеливо перебила опекуна. 'Тянуть нельзя - слишком опасно для пацанов! Время работает против них!' - Смогу их уговорить при одном условии: я еду с ними! Только так. Всё.
   'Вот. Сказала. Теперь только Господь поможет мне вылезти из этой ямы. Или не поможет никому, - усмехнулась злорадно краешком губ. - А Владимир-то! Услышав, превратился в сидячий памятник 'Боже, что я слышу?' Не просто застыл - окаменел. Уж не знаю, что он знает, прошу прощение за каламбур, но я сейчас стою на таком краю, что мой тоннель отдыхает: там покой, а тут... - покосилась на опекуна. - Выбила из колеи надолго. Что ж, посиди, подумай, а я кое-что проверю'. Сползла с кровати и медленно пошла к входной двери бокса.
   - Она закрыта, Марина, - пришёл в себя мгновенно, - а ключ у меня в кармане. Так надо, пока Вы нездоровы. Чтобы не наделали глупостей и не навредили себе по неосмотрительности.
   - Значит, я заложница. Так и думала. Предмет торга, как понимаю - мои 'опера'? - стоя у двери, смотрела пристально в серые глаза, сжав кулачки до побелевших костяшек на руках.
   - Уже нет. Вы только что разрешили невыполнимую дилемму, - тихо проговорил. - Дайте мне время, чтобы доложить о Вашем предложении начальству, - неслышно встал со стула, подошёл, посмотрел с высоты огромного роста, окидывая тощую фигурку Дюймовочки взволнованным взглядом сверху, замер на минуту. Сделал шаг ещё ближе, поражённо и потрясённо заглядывая в изумрудные бездонные глазищи. - Как...?? - голос сорвался.
   - У меня было время подумать и проанализировать ситуацию с самого начала. С первого момента знакомства с парнями. Когда отодвинула эмоции на задний план - пришло и решение. Я понимаю, что это может означать и для меня, и для них, но выхода иного нет. Ведь так? - едва слышно, ровно и спокойно, задрав до отказа светловолосую головку вверх, смотря снизу в серые глубины распахнутым, разверстым омутом цвета весны. Манила открытой юной чистотой души, топя и губя мужчину в бесподобной зелени, буйной и вечной радости и молодости. Кружила голову и разум ароматом невинности и варварского влечения. Пахла, словно цветок дикой горной розы, исходящий одуряющим запахом мёда и ладана. Бередила тело обещанием рая и интимной неги. - Шаг назад для нас невозможен? Только вперёд? Только на эшафот?
   - Я не готов пока ответить на этот вопрос, - так же негромко, с ощутимой болью и чувственной хрипотцой. Взял девушку за предплечья, сжал невесомо, скорее лаская. - Вы мужественная женщина, 'Марыля'. Вот теперь понятно, почему псевдоним остался за Вами. Вы просто не можете носить простое имя. Оно Вам чуждо, - замолчал, смотря пристально в глаза, не пытаясь больше что-то рассмотреть или прощупать 'даром'. Опекун в эту минуту исчез. Марину держал в огромных руках обычный здоровый мужчина, который с трудом осознал, неудержимо склоняясь к девичьим губам, что вот-вот сделает глупость! Опомнился, передёрнулся, задавил диким усилием воли чувства, нашёл силы взять себя в руки и закончить столь непредсказуемый и опасный разговор. - Я сделаю всё, что от меня зависит, - низким осипшим голосом пробормотал и... поцеловал колдунью в лоб. Утонул серым мрамором в потемневшем мерцающем изумруде. - Они счастливцы. Всё бы отдал, чтобы оказаться на их месте, - сжал плечики сильно, с утробным стоном разжал руки и стремительно вышел, не попрощавшись, оставив Мари с открытым ртом.
  
   Ошарашенно смотрела сквозь стену, ничего не соображая: 'Ничего себе поворотик сюжета. Я не сплю? Под наркозом ещё? Или брежу? Что это было, а, Михалыч!? Ты кого мне подослал?? Мне моих бугаёв хватает, а ты ещё одного до кучи прислал? Ты просто изверг! Четыре громилы...' На негнущихся ногах поковыляла к кровати, рухнула на пол в полной прострации, не в силах двинуть рукой или ногой. Поняв, что мутится сознание, на панели спинки нащупала красную кнопку...
  
   - ...умница. Едва успели. Как дошли только до неё? - кто-то говорил, переворачивал на спину, поднимал на постель, бережно укладывал ноги и укрывал. Боль укола в вену. Горячая волна по телу. 'Голова в огне! Одурь, как тогда, в кабинете, - еле догадалась. - А..., рецидив'. - Теперь станет легче. Зря я позволил Вам встретиться с посетителем. Слишком рано. Любое волнение усугубляет симптомы отравления, вызывая возвратные реакции. Вы ещё не готовы к простой жизни обывателя! Тем паче, к работе.
   - Он ушёл? - с трудом просипела, задыхаясь - лёгкие отказывали.
   - Да, с полчаса, как уехал. Даже не закончил писать отчёт по итогам вашей встречи. Так и сорвался с папкой в подмышке. Сказал, что у него срочное дело в Москве. Вот и отлично! Не будет Вас волновать ближайшие несколько дней, - врач с помощницей закончил оказывать помощь, и, тихо попрощавшись, медсестра ушла. - Вы что-то ещё хотели сказать, Марина?
   - Могу я позвонить?
   - Ответ отрицательный. Строгая изоляция, - ясно и чётко в сторону, а шёпотом, на самое ухо. - Вас прячут, - опять громко. - Как только поступит приказ, пожалуйста! А пока мы Вас подлатаем и попытаемся всё-таки вылечить кожу на шее, - нежно коснулся багрового следа пальцами на горле девушки. - Нельзя было эту красивую шейку так безобразно портить! - покраснел, быстро вышел.
   Через несколько минут удушье отпустило. Можно было спокойно обдумать новые сведения: 'Вероятно, меня тайно вывезли с базы, а теперь я предмет торга с другой структурой. И только что дала своим 'операм' такой козырь в руки! Если Михалыч правильно поймёт и поддержит - мы с ребятами спасены. Относительно, конечно. Начав новую 'программу', избавимся, наконец, от невыносимого надзора и межведомственного раздора, который грозит нас уничтожить. На новом 'проекте' предстоит остаться лишь с текущими проблемами лицом к лицу, а их всегда можно решить по мере поступления - было бы желание и умение. Мы справимся, пока в связке. Главное, оставаться вместе: лицо к лицу, глаза к глазам, душа к душе, сердце к сердцу. Пусть даже наедине. Теперь точно знаю, что делать, и я справлюсь, Лёшка мой. Должна. Обязана. Чужие жизни на кону! Не до сантиментов, не до эгоизма, не до мыслей о самосохранении или морали. Не сейчас'.
  
   ...Через неделю за Мариной приехали. Когда садилась на незнакомом перекрёстке в тонированный микроавтобус, куда доставили из санатория на 'скорой', увидела тех же серьёзных мужчин, которые сопровождали их с куратором от гостиницы. Удовлетворённо вздохнула, узнав конвой: 'Значит, договорились. Я победила. Везут на базу к ребятам. Скоро их увижу. Час пробил'.
  
   Глава 5.
   Наедине с совестью.
  
   Марину проводили в жилой корпус, дав час на личные нужды. 'Что ж, я всегда умела распорядиться с умом даже минутами. Пора привести себя в порядок - впереди встреча с командой, - через час вышла из корпуса: красивая, модная и спокойная. Все мысли остались там, в санатории. Сейчас им уже не было места ни в голове, ни в душе. - Пора'.
  
   ...Кабинет был в дальнем крыле корпуса номер семь. Административный. Удивилась: 'Зачем я здесь, если всё решено 'на самом верху'?'
   - Марина Владимировна? - средних лет, прохладные зеленоватые глаза, интеллигентность, достоинство, стать, чин. - Прошу Вас, проходите, пожалуйста. Вас уже ожидают, - открыл двойные дубовые двери, пропустил вперёд и неслышно закрыл их за её спиной.
   - Добрый день, Марина Владимировна. Присаживайтесь вот сюда, поближе, - серьёзные карие глаза, полноват, лысоват, зрелый возраст, в штатском, но явно при большом чине; власть и в голосе, и во взгляде, породистость и величие. - Не скрою - поразили Вы нас. До глубины души. О таком варианте даже не думали! Даём полный карт-бланш, - внимательно присмотрелся, тут же опустил глаза. Хмыкнула тайком: 'Хорошо держит 'блок', молодец. Не пробиться'. Смешок истолковал по-своему. - Понимаю, удивлены. Но, Ваше предложение, Ваше и решение. Группа ещё не в курсе, что Вы им приготовили. Сами будете объясняться. Вы же этого хотели? - увидев кивок светловолосой головки, продолжил. - Как Вы себе представляете встречу? Поодиночке? - кивок. Немного удивился. - Понадобится кабинет? - кивок. - Охрана снаружи? - отрицательное покачивание. По-настоящему изумился! - После всего? - кивок. - И нет страха? - отрицательное покачивание. - Да... Интересная Вы личность, 'Марыля', - подумал, отведя взгляд в сторону и 'держа' лицо бесстрастным. Вскинул голову, посмотрел в глаза, на что-то решившись. - Вас отвезут в наш пансионат. Там в отдельно стоящем коттедже и будете встречаться с парнями.
   - Спокойно, по-домашнему. Это успокоит их, когда увидят, что я свободна и довольна. Спасибо.
   - Ваши наставники хорошо воспитали Вас, Марина, - негромко заметил, - но даже не заикаюсь о переходе. Прекрасно понимаю, что не согласитесь никогда. Самое большее, на что пойдёте - временное сотрудничество, пока это будет в Ваших интересах, - заметив надменно дрогнувшую девичью бровь, смутился. - Спокойная и... мужественная. Не по возрасту. Да, кровь... - скупо улыбнулся. - Будем рады такому сотрудничеству и постараемся на этот раз не перегнуть палки.
   - Цыплят по осени считают. Возможно, эти же слова скажу Вам по завершении, - подняла прохладные нейтральные зелёные глаза. - Я умею ценить, но умею и ненавидеть.
   - И мстить? - едва слышно, странно отведя взгляд в сторону.
   - И мстить, - холодно, жёстко, хлёстко.
   - Рад был повидаться, Марина! До встречи после успешной 'операции', - встал из-за стола, обошёл и учтиво подал руку девушке, помогая встать с массивного стула. Поставил перед собой, окинул внимательным взглядом всю, с макушки до носков туфель, шевельнул бровями и лукаво усмехнулся. - Такая маленькая, а столько шуму наделала! И то ли ещё будет, да? - натолкнувшись на непроницаемый тяжеловатый неженский взгляд, смутился почему-то, посерьёзнел, вернулся к теме. - Подробности обсудите с нашими программистами: уточните время и место. Если возникнут острые разногласия, не деритесь с ними, а просто позвоните мне, - протянул карточку с номером телефона. - Это на крайний случай, - прибавил совсем тихо.
   - Благодарю, - так же, опустив глаза.
  
   В дальнем коттедже закрытого пансионата Мари поселили в тот же день уже через пару часов. В её подчинение предоставили двух парней-секретарей и врача. Все трое находились неподалёку в соседнем домике. Связь и повсеместная 'прослушка' обеспечивали безопасность подопечной и бесперебойную информированность начальства.
   Операция 'Росянка' началась.
   Первого, кого Мари потребовала к себе в гости, стал Валерий. Условия поставила простые: 'Полная секретность для визитёра. Так нужно для дела'.
  
   ...Стоя спиной к двери, смотрела в окно: 'Идёт. Похудел, сдал как-то: бледный, с запавшими глазами, скулы стали острее, ссутулился. Кажется, 'наркота' его едва не убила. Почему? Слабая сопротивляемость организма? Медленный метаболизм? Нарушение обмена веществ? Почему самого старшего, сильного и мощного члена группы 'Цветок страсти' так подкосил? - вздохнула тяжело и протяжно. - Да нет..., похоже, дело не только в препарате. Его продолжает убивать совесть. Что ж, для того я и здесь. Пора её отпустить и дать парню жить дальше, - тихий стук в дверь. - Он, - нервно оглянулась через плечо, закрыла на мгновенье глаза. - Решайся, Машук. Время. Мгновенье, которое может стоить нам всем жизни, - шумно выдохнула. - Час пробил'.
   - Открыто, войдите! - произнесла низким чужим голосом.
   - Добрый день! Мне приказано явиться к этому часу для собеседования, - с яркого света солнечного октябрьского дня, зайдя в полумрак маленькой гостиной, он ещё не совсем рассмотрел женщину. - Меня зовут Валерий С-кий.
   - Здравствуйте, Валерий. Присаживайтесь, пожалуйста, на этот стул, - продолжала стоять у окна спиной к гостю, освещённая потоком света, не различимая, незнакомая. Говорила тихим глуховатым голосом, пока не открываясь, и не совсем понимала, с чего начать беседу. Никогда не готовилась - подсказывала ситуация.
   - Готов, - сел на стул, подобрал длинные ноги, замер.
   Обернулась, двинулась к нему, растворённая лучами солнца, бьющими с улицы. Шла по толстому ковру неслышно в новеньких туфельках-балетках голубого цвета. Точно такого же тона был тёплый объёмный наряд из тонкого кашемира. Волосы, сильно отросшие, мастер уложила в сложную причёску, оставив на висках длинные волнистые пряди, ниспадающие по бокам щёк. Шею, всё ещё со следами пальцев Олега, прятал большой фантазийный воротник платья. Даже духи на этот раз были лёгкими, неуловимыми, незнакомыми для парней. Лишь когда подошла вплотную к гостю, он стал медленно поднимать глаза снизу вверх по фигуре. Как же Мари в этот момент сочувствовала парню! С каждым открывающимся взгляду сантиметром, всё больше понимал, кто перед ним, но, сопротивляясь в уме, никак не мог сложить и принять картинку наяву. И его глаза, и его душа, и его тело уже кричало: 'Нет! Только не это!' Подняв взор только до уровня её талии, Валера начал привставать, нервно задышал, капельки пота выступили над губой. Резко шагнув навстречу, положила руки на мужские плечи и с силой усадила его обратно, пока в отчаянии и безумии не кинулся из коттеджа прочь.
   - Ни с места! Сидеть, боец С-кий!! Приказываю Вам! Я командир группы с этого дня! Надеюсь, понятно сказала? - резким незнакомым голосом прибила, оглушила, лишила воли. Крепко продолжала держать мощные плечи, напряжённые и каменные, смотрела в упор в мятущиеся глаза, слушала сиплое надсадное дыхание. Лишь когда перестал задыхаться и тяжело дышать, нашёл в себе силы расслабиться, она продолжила, не ослабляя давления на плечи. - Вас пригласили на собеседование по поводу задачи, о которой Вы проинформированы были ранее, - увидев, что вскинул глаза, наполненные ужасом, продолжила. - Да-да, о той самой. Она должна быть выполнена в ближайшие сроки. Это приказ. Я еду с вами в качестве командира отделения.
  
   - Нет!! Как они смогли заставить тебя, Маринка!? - обезумел, взвился, вскочил со стула, как ошпаренный! Едва успела кинуться и повиснуть у него на шее. - Чем они тебя запугали? - обнял так, что больше не оставалось ни грамма сомнения: сошёл с ума от страха и... любви. Застонала в уме, скрипнув зубками: 'Ё-маё..., будет невероятно трудно!' - Шантаж? Записали всё, что было там, в кабинете? - подхватил её на руки и не отпускал от себя, вжав в сильный торс, уткнувшись пылающим лицом в девичье плечо, не смея даже посмотреть в глаза. Пожалела тут же: 'Бедный мой парень!' - Мы погубили тебя, да? Они это всё придумали? Не оставили выбора? Дочь...?
   - Нет. Идея продолжения 'программы' принадлежит мне. И вашего сопровождения к месту её проведения тоже. Мы одна команда, - подняв и отведя плечико, лбом упёрлась в его лоб и медленно повернула мужскую голову навстречу своим зелёным, ласкающим, сияющим глазам. - Я еду с вами. Точка. Только так. Пойми, родной, - договорила едва уловимым шёпотом, касаясь губами его губ, практически целуя.
   Глаза в глаза, переливая свет и чувства, стояли посреди маленькой гостиной в гостевом коттедже пансионата в Подмосковье, а мыслями были там, в кабинете с кожаным диваном. Память не отпускала обоих, только по разным причинам: парень страшно раскаивался и стыдился содеянного, Мари смотрела на те события с другой стороны: 'Всё, что тогда произошло, было лишь следствием. Причина была одна - все этого хотели в глубине души. Все'.
   - Ты... Нет... Не может быть... Только не ты, - боролся с сомнениями, страхом и... надеждой. - Как...? Где...? Не понимаю, - сдаваясь, поражённо выдохнул и медленно сел на стул, так и не отпустив девочку с рук. Усадил к себе на колени и обнял с таким волнением и трепетом, что ей стало понятно: скоро разговор перейдёт совсем в другое русло.
   - У нас ещё будет время разобраться в причинах и следствиях, - нежно разжав руки, встала с мужских колен, поманила кивком головы на диван, что стоял возле раздвижных дверей у прозрачной стены гостиной. - Приоткройте дверь, Валерий, впустите последнее тепло осени, - попросив, села в велюровую зелёную глубину дивана, улыбнувшись так, что офицер вздрогнул. - А теперь о деле... - как только сел рядом, стала тихим твёрдым голосом излагать дальнейшую программу сотрудничества, предостерегающе покачав головой, чтобы не делал глупостей: везде 'прослушка' и видеонаблюдение.
  
   Ласково взял её за руку, в глазах отразилась такая боль, раскаяние, стыд, что они захлестнули душу, заставив замотать головой от отчаяния, но... молча, стиснув до судорог скулы, зубы и губы. Слушая Марину, был на грани! Поняла, взяла его руку в тёплые ладони, поднесла к своим губам и поцеловала, смотря прямо в потрясённые голубые глаза. Понял, что сказала ими: 'Я тебя прощаю!' Тогда наступил катарсис: слёзы потекли из глаз матёрого 'штурмовика' Системы, прошедшего такую мясорубку, что многим воякам и не снилось! Сдали нервы. Протянула платок, продолжая говорить. Сделав глазами 'держись, парень', дала несколько минут, чтобы пришёл в себя. Помедлив, встала с дивана, протянула руку в примирительном жесте, замерла, наблюдая за мучительным решением 'спеца'. Очевидный выбор разрывал его на части: 'Прощают, но при этом толкают на такое дело, которое способно выжечь душу и мозги! И всё бы ничего: присяга и долг - не пустые слова для офицеров, но если сейчас дам согласие, то Риманс будет поставлена в те же условия, что и члены моей разведгруппы. Она, юная, неопытная, неподготовленная простая женщина: не 'опер', не 'боевик', не 'штурмовик', не 'спец'! Эта никчемная гражданская 'единица' Системы, волей случая вовлечённая в сеть мировой политики и борьбы превосходства разведок мира...'
   Мари безмолвно стояла в терпеливом ожидании, прекрасно понимая: 'У него нет иного выбора. Откажется - все пойдём 'под нож'. Нас не оставят в живых ни свои, ни чужие. Обречённые на подвиг. Посмертный?'
   Тяжело вздохнув, Валерий встал с дивана и, вместо того, чтобы пожать руку в дружеском пожатии, соглашаясь и скрепляя соглашение, вдруг притянул девушку в поцелуе: горьком, страстном и... таком виноватом! Выпускать из объятий не спешил, напиваясь, утоляя давнюю жажду и желание, ища в нём поддержку и силу для более тяжёлого разговора с группой. Целуя вновь и вновь, держал себя в руках, нежно гладя её волосы, пропуская светлые пряди, висящие по бокам щёк, сквозь длинные пальцы, наматывая локоны на руку и с наслаждением вдыхая аромат мёда и липы. Не скоро оторвался от Маринки... Она уже начала дрожать от его жадных губ и напрягшегося загоревшегося тела, когда в порыве желания прижал к себе всем тельцем, зарычав и затрепетав. Облапив, вжав, почувствовал огонь и дал почувствовать его страсть.
   - Остановись, солдат... Тебе пора... Разговор окончен... - с трудом выталкивала из горла слова, а парень, приподняв и подхватив под попку, притиснул к бёдрам так, что начал мутиться разум у обоих. - Стоп... Валька... Дурак... - в ответ лишь задрожал от радости, опустил на пол, рухнул на колени и, закрыв грешные глаза, стянул податливый воротник мягкого шелковисто-пухового платья с её плеча, целуя и прикусывая чудесную кожу, хмелея от аромата и зова крови. - Пишут же...
   ...Резкий звук телефонного звонка отрезвил их.
   Приходя в себя, усмехнулась: 'Своевременно. 'Прослушка' поняла и приняла меры. Свидание завершено. Собеседование тоже. Поговорили, и по камерам'.
  
   ...Валерий уходил из коттеджа лёгкой пружинистой походкой, выпрямив спину, подняв худое лицо к солнцу, расправив плечи широко и свободно впервые за последний месяц. 'Свидание с совестью закончено. Я прощён! Теперь не страшны ночи и их безжалостная бессонница. Наедине отныне не страшно оставаться - свободна! Её только что отвязала зеленоглазая девушка-резвушка, моя радость и боль, тайная страсть и давняя мечта. Что ж, не буду её, горькую ночную гостью, держать возле себя больше. Лети прочь, постылая, и не возвращайся! Теперь стало так легко и светло на душе: люблю и любим! Остальное - пустяки. Главное - выжить. Жить!'
   Смотря ему в спину, Мари мягко улыбнулась, прикоснулась пальцами к опухшим губам, которые ещё пахли его лосьоном после бритья, и вдруг ощутила себя такой счастливой! Обняла плечи руками, пахнущими парнем, закрыла повлажневшие глаза. 'Я любима! Значит, он сделает всё, чтобы спасти меня там, на 'программе', куда бы нас ни забросили'.
   Повторный звонок телефона призвал к порядку. Подошла к аппарату, сняла трубку и, не дав абоненту ничего сказать, спокойно с достоинством произнесла, понимая что ситуация в её руках:
   - Остальные встречи назначьте на завтра - я устала. Пришлите секретаря, есть дело. Спасибо, - и отрубилась.
   Наверное, на том конце телефона обалдели от её наглости, но, как ни странно, через три минуты в двери коттеджа деликатно постучали. Кивнула удовлетворённо: 'Сработало. Что ж, пора решать дальнейшие пункты плана, а встречи с другими парнями могут подождать до завтра. Пусть помучаются ещё ночь, тем более что она обещает быть бессонной после их разговора с Валерой. Удачи, родной'.
  
   Глава 6.
   Два взгляда.
  
   Утро было хмурым, словно сама природа сердилась на весь мир. Настроение Мари было не лучше. Почти не спала и всё думала, думала, думала: 'Вопросы, вопросы, вопросы. И все без ответа. А тут ещё две встречи с парнями из группы! - мучилась и никак не могла просто успокоиться и плыть по течению. - Что им сказать? Как себя повести? Нельзя допустить ошибку - можно расколоть группу накануне важной 'операции'. Сейчас спайка важна, как никогда! Мало того, что они друг друга должны понимать с полуслова, с полувзгляда, с полувздоха, ещё предстоит и меня втиснуть в свой тесный сугубо профессиональный кружок. Как увязать несовместимые вещи: холодную голову и заботу о бестолковой нездоровой женщине? Как тут не вскипеть мужским мозгам? Понимаю, что я им - пятое колесо в телеге, но если меня не будет рядом - могут возникнуть проблемы. Это ясно всем: и своим, и чужим. Как обставить дело, чтобы и не мешаться под ногами, и наблюдать за парнями...?'
   Звонок вырвал из омута карусельных вопросов.
   - К Вам на приём опять просится Валерий.
   - Дайте подумать, - опустила на грудь трубку, задумалась: 'Итак, он поговорил с ребятами. И возникли вопросы. Или проблема. Хреново. Что ж, это было вполне ожидаемо'. - Жду через полчаса.
   Положив трубку, подошла к зеркалу: 'Синева почти ушла с кожи лица, на шее багровые следы лишь в виде пальцев, отёк опал, окраска бледнеет. Врач правильное лечение подобрал - постепенно след с шеи сойдёт. Только глаза красные - часто лопаются сосуды, вызывая гематомы. К началу 'операции', надеюсь, сойдут. Ладно, довольно стоять, надо что-нибудь нейтральное надеть. Не до любовных сцен - парни ждут беседы, - постояла у шкафа, наполненного одеждой. - Это шерстяное платье цвета старого вина, пожалуй, подойдёт. А к нему тёмно-зелёный палантин прикрыть шею и вот эта серебряная брошь с яшмой и бирюзой к нему - блеск! - покрутилась у зеркала. - Выгляжу серьёзной и собранной 'дамой при должности', - вздохнула протяжно. - А даме едва двадцать пять. Точного возраста никто здесь не знает - только начальство. Даже в разговорах это не принято обсуждать - какой смысл с такими профессиями? Каждый день может оказаться последним, - услышав тихий стук в дверь, надела чёрные туфли на невысоких каблуках, довершая 'серьёзный' наряд, подобрала пряди волос, соорудив 'ракушку', закрепила большим гребнем с зелёными камнями. - Готова'.
  
   - Войдите! - голос твёрдый, низкий, уверенный. Прыснула в ладошку по-девичьи: 'Пусть не расслабляется Валерка, а то укушу!' Одёрнула себя, ругнувшись.
   - По Вашему приказанию прибыл! Разрешите войти? - голос прохладный, собранный, отстранённый.
   - Разрешаю. Присаживайтесь. Слушаю Вас, - села напротив на диван.
   Разговаривали на одном языке - для 'прослушки', а глаза вели свою беседу.
   Валера был бледен - пришлось нелегко с парнями. Старался высоко глаза не поднимать - красные, почти не спал. Усмехнулась про себя: 'Аналогично. Только интересно: причина у нас одна и та же? - улучив момент, распахнула глаза, поймав его взгляд. Поперхнулся на середине фразы, прокашлялся и покраснел до ушей! Хмыкнула безмолвно, стиснув зубы. - Ясно, почему не спалось мальчику! - не выдержала, сильно прикусила губы, скрывая улыбку. Не мог продолжать доклад: вздрогнул, нервно сжал руки в кулаки на коленях, едва слышно застонал, кусая губы. Отвела взгляд, справляясь со смехом. - Пора их вывозить на дело, пока 'нижние' мысли не добили'. Взяла эмоции под контроль.
   - Спасибо, что попытались справиться с ситуацией в одиночку. Что смогли - сделали. Мне остаётся лишь выполнить свою часть договора - поговорить с бойцами, - посмотрела глубоко в голубые глаза, пытаясь рассмотреть следы их разговора. 'Глухо, не пускает, заслоняет картиной поцелуя, смакует страсть, дико хочет повторения и... продолжения! Понятно'. - Кого посоветуете первым вызвать для беседы? - удивился вопросу. Укорила взглядом: 'Чего удивляешься? Ты же в курсе, что у них на душе! Целый месяц в одном номере варитесь'. - Кто, по-вашему, готов к переговорам?
   - Игнат Н-ров. Спокоен, способен трезво оценить ситуацию, и думаю, созрел для разговора, - в глазах настороженность и опаска.
   Поняла: 'Ясно: с ним будет сложно'.
   - Благодарю, Вы свободны на сегодня. Если возникнет необходимость, Вас известят, - встала с дивана, а посетитель со стула, протянула руку в прощальном жесте, смотря прямо в глаза.
   Шагнул навстречу и вцепился. 'Кто бы сомневался? - фыркнула. - Наверное, всю ночь этого ждал, - затягивать поцелуй не стал, только вжал в крепкое тело и замер. - Да уж..., даже на каблуках едва до его груди достала. Каланча, - как услышал! Наклонился и поднял Мари на уровень глаз, окунулся в юный смех и озорство, вновь принялся целовать, застонав и закричав в уме: 'Маринка! Единственная! Жена моя... Долгожданная!' 'Расслышав', ругнулась про себя и, прищурившись, носком туфли треснула Валерке под колено! Скульнув, чуть её не выронил от боли. Зыркнула мстительно. - Не сам ли научил этому приёму? - потирая ушибленное место, улыбнулся виновато и счастливо. Посмотрела исподлобья. - Глупец! Пацан двухметровый. Совсем обезумел, - одёргивая платье, тайком вздохнула потерянно. - Придётся держать в узде крепко. Благо, трезвомыслящий и взрослый, сможет понять и воздержаться от проявления эмоций'. Глазами мягко укорила, смилостивилась, позволив ласковый поцелуй, отпустила восвояси.
   Провожая до порога, опять заметила у него это состояние, как вчера: радость освобождения и обретения смысла жизни, как ни странно в их случае это выглядело. Покачала головой, обозвала себя некрасиво, крепко и подошла к телефону.
   - Через час Игната Н-рова пригласите для беседы, пожалуйста.
   Замерла с гудящей трубкой в руках: 'Вот и сдвинулось дело с мёртвой точки. Может, с Игнатом всё будет проще, чем с Валеркой? - положила трубку, вздрогнула тельцем, идя к креслу. - Ой, не знаю. Там, в кабинете, он был, чуть ли не самым опасным - полностью голову отключило парню!' Перед глазами всплыло жуткое видение страшных минут, и... Мари накрыла волна паники! Едва взяв себя в руки, вернулась к телефону.
   - Врача, срочно...
  
   ...Через час приступ был бесследно снят. Только посиневшее лицо и красные глаза свидетельствовали о нём. Осталась лежать на диване и, повернув голову к входу, уловила момент, когда в дверях столкнулись невысокий плотный врач и Игнат-великан. Улыбнулась картине, так живо повторившую уже виденную больше трёх лет назад, когда Нумба перекрыл выход из дверей кафе, препятствуя проходу арабам. Вспомнила, загрустила: 'Омар... Как давно это было! И как недавно. Столько событий прошло...'
   - Здравствуйте, Марина! По Вашему приказанию прибыл! - в глазах огонь недовольства и непокорности.
   Заворчала про себя, сопя недовольно: 'Так-так. Уже повздорили с Валерой. Дьявол! Если б ни приступ, сразу и вызвала бы. Э..., ладно, чего теперь-то плакаться? Надо брать быка за рога или за что-то иное, что попадётся под руки, а учитывая, что сейчас лежу, это 'что-то' будет интимным! - едва сдержала истерический смешок. - Что мне вкололи, чёрт? Меня на смех разбирает совсем не вовремя!'
   - Марина! Тебе ещё плохо? Врача...? - Игнат остановился невдалеке от телефона.
   Замерла: 'Смешок принял за плач и испугался? Отлично'.
   - Нет. Дай мне минутку, - слабым несчастным голоском прошелестела, протягивая немощную худую ручку-веточку. - Сядь, пожалуйста, рядом... Мне больно поднимать голову... ещё... - как бы ненароком повернула шейку, открыв багровые полосы.
   - Господи... - только и выдохнул. Подумала: 'Он-то, наверняка, даже не помнит, что Олег схватил меня тогда за шею'. - Кто из нас? Я!?
   - Я не помню, - быстро ответила, зажмурившись и отвернув лицо, чем только подтолкнула к неверному выводу парня. Застонал! - Это уже не важно. Все живы-здоровы, а это пустяки... - задыхалась, краснела-синела, закатывала глазки. - Главное, мы вместе...
   С какими мыслями он сюда заходил, не знала, но через минуту все они улетучились, оставив лишь одну: 'Как я мог едва не задушить ту, которая так дорога??' Не выдержав груза вины, рухнул на колени перед диваном, уткнувшись Марине в живот повинной головой.
   - Ты сможешь меня когда-нибудь простить, Мариш? - душераздирающим голосом прорычал-простонал, вцепившись в девичью руку. - Я ведь сознаю, что никакой наркотик тут не оправдание. Он только раскрыл мысли и наши руки. Не дурак, догадался. О чём мечтали в уме, то вылезло там, под 'дурью', - казнился и страдал, не мог поднять пунцового несчастного лица. - Если б не было такого в головах - не случилось бы с тобой беды. Мы тебя едва не убили тогда, и добиваем сейчас. Тебя силой заставляют с нами ехать, да? - шептал в плед, понимая, что везде 'уши'.
  
   - Не думай об этом, - слабеньким голоском сипела, мягко гладя его чудесные тёмные волосы, лаская голову дрожащими тоненькими пальчиками, зарываясь ими в тёплую гущу шевелюры, лаская и всё сильнее прижимая голову к вздрагивающему плоскому животику, прекрасно понимая, что вытворяет. - Зачем забивать голову мыслями..., которые ничего не изменят? Я еду, рада этому. Погибнете, уйду с вами..., стану частью вас там, на небесах... Буду по-настоящему счастлива, Игнаш... - сглотнула, словно прогоняла комок от слёз в горле. - Соглашайся - быстрее уедем отсюда. Вместе... Может, там мне станет легче? Когда вы все будете рядом... Со мной... Одни... Без их глаз и ушей...
   - Я согласен, - прохрипел и... сцапал с дивана, обнимая!
   - Тише... Легче, родной... Мне больно... - стонала еле слышно, прижимаясь к мощному телу фигуркой. Хмыкнула: 'И всё? Пропал! Готово. Получайте тёпленького'. - Тихонько, глупыш... - трепетно и жарко шептала на ухо, целуя нежную кожу под ним и на шее. - Очнись... Тебе пора, а то услышат...
   Прошелестев, нарвалась на такой горячий поцелуй, что чуть не вскипела. Зарычала, отвечая, добивая наверняка. Вдруг холодок пробрал спину: 'Да, парни... Как же вас держать в узде там, на 'деле', буду? Передерётесь. Придётся установить очерёдность'.
   Игнат, медленно вставая на ноги с колен, потянул Мари с дивана, протащив по своему телу, посадил на талию, бесчинствуя руками, проникая в плоть. Почти раздавил и раздел от счастья, что простила, не гонит взашей с презрением и пинками. Загорелся, затрепетал, задохнулся, в приливе признательности осыпал поцелуями, истово любя шаловливыми пальцами, зажимая немилосердно!
   Звонок телефона прозвенел вовремя. Сказала безмолвное 'спасибо' помощниками, что выполнили распоряжение: 'Дать на встречу пятнадцать-двадцать минут, потом прозвониться'. Усмехнулась: 'Исполнительные там сидят ребята'.
   - Тебе пора... У меня встреча... Игнашка... Опомнись... Отпусти... Отлипни, родной... Ступай...
   Как во сне наклонился и опустил Мари на пол, медленно выпрямился, не сводя глаз. Словно с неохотой оторвала от себя, счастливо краснея, пряча сияющие глазки, смущённо и неловко стала одёргивать платьице, задравшееся неисповедимыми путями до самого пояса, открыв невесомое прозрачное белоснежное кружевное бельё! Игнат стоял оглушённый и ошалевший, пожирая тоненькое манящее тельце голодными глазами, не соображая, что ему говорит. Не мог оторвать взор от маленького пупка и тени внизу животика, очумел от мощного землянично-орехового аромата женской плоти - так пахла только она, Мари! Застонал, сильно прикусил губы, показалась кровь. Потянула за пуловер вниз, взяла пунцовое лицо в руки и выпила её, смотря в серые глаза неотрывно. Дёрнулся от пугающей мысли: 'Кровавое крещение! Не к добру...' 'Услышала', мягко улыбнулась и шепнула: 'Иди'. Не опомнился. Пришлось подлезть несчастному Ромео под руку и любовно с шуткой вывести из коттеджа на улицу, поглаживала алое лицо и заглядывала снизу в счастливые, ослеплённые желаньем глаза. На веранде пришёл в себя, остановился, наклонился, приник с поцелуем настоящей искренней любви: чистой, юной, долгожданной. Держа худенькое болезненное личико между ладонями, долго гладил большими пальцами губы, скулы, щёки и подбородок. Оба почему-то задохнулись от взволнованных слёз. Едва оторвался от колдуньи, поцеловав напоследок в лоб. Оставив любимую в безмолвных слезах, пошёл по дорожке сначала медленно, задумчиво, а потом опомнился, от радости подпрыгнул и... побежал, раскинув руки-крылья, крича в уме, как счастлив! 'Расслышала', горестно всхлипнула, ругая себя за слабость и бесхарактерность: '...Ох, и весёленькая будет поездка. Влюбилась, дура! Сразу в двоих! - заставила затолкать мысли и чувства подальше. - Рано расслабляться. На очереди Олег'.
  
   Вернулась в гостиную, обессилено рухнула в кресло. С тяжёлым вздохом откинулась на спинку и задумалась, стараясь отстранённо разобраться с ситуацией: 'Итак. На моей стороне уже два мужчины: сероглазый Игнат и голубоглазый Валерий. Оба влюблены - это и плюс, и минус. Два цвета глаз, два взгляда, смотрящие в одну сторону: и профессиональную, и любовную. Чтобы не пострадало дело, им придётся смириться с присутствием друг друга в моей жизни и стать равноправными партнёрами. Впишется ли сюда третий, с тёмно-синими глазами? Тяжеловатый, затаённый, тревожащий взгляд, как омут: и привлекает глубиной, и губит. Два взгляда. Что ж, не стоит впустую гадать. Через час решающий этап переговоров. И самый трудный - Олег. Его сильные крепкие руки на моём горле. Смертельная опасность, - напряглась, приняв решение. - Придётся держать помощников буквально под окнами: пусть сгребают листья у приоткрытой раздвижной двери - на всякий случай. Стыдно признаться: я стала бояться витязя! В нём что-то от диких викингов проявилось в кабинете - невозможно было узнать! Не человеческое лицо - оскал зверя, - опомнилась, встряхнулась, посмотрела на наручные часы. - Осталось полчаса. Тогда, кофе. С него началось в тот роковой день, пусть им и закончится сегодня. Уже ль судьба...?'
  
   Глава 7.
   Славянский викинг.
  
   Время неумолимо приближалось, а ей всё труднее было сосредоточиться на основной мысли: 'С чего начать разговор с Олегом?' В голове впервые было пусто, а уж план разговора вообще никак не складывался, не выстраивался, рассыпался, как пересушенный слоёный пирог! Дрожа мелкой дрожью, пыталась взять эмоции под контроль - тщетно. Мари боялась человека, пожалуй, впервые в жизни. Знала, страх - сильное оружие против неё. Нельзя дать слабину ни на миг! Знала, понимала, ругала себя и... продолжала трястись в мелком противном ознобе. Вздохнула и решительно подошла к телефону.
   - Мне срочно нужен препарат против страха! Немедленно! - бросила трубку, криво улыбнувшись, представив лица парней на пульте: 'Плевать! Сейчас это, как никогда важно: быть сильной'.
   Через пять минут вошёл врач и, не смотря в глаза, протянул на ладони голубую капсулу.
   - Время действия пятнадцать-двадцать минут. Сильный побочный эффект. Я рядом, - и... исчез.
   Заколебавшись, едва не передумала, но через приоткрытую стеклянную дверь, выходящую в сад, увидела на дорожке хмурого, как туча, Олега. Это и стало решающим. Выбора не осталось и времени тоже. Рывком подтянула бутылку с минеральной водой, налила в хрустальный стакан и запила капсулу. Присела на стул. Закрыла глаза, прислушиваясь к организму. Холодная вода медленно стекла по пищеводу, погнав по телу холодок озноба. Не успела жидкость согреться внутри, как неприятная нервная трясучка, что трепала с утра, стала стихать, порождая полный штиль. Стало тихо, спокойно. Никакого чувства опасности или паники, лишь тонкий звон в ушах. Под ложечкой возникло странное ощущение полёта: словно Мари оказалась в детстве и катится с Интернатской горки вниз по длинному склону, дух захватывает от скорости, снег сыплет в лицо. Не страшно, кричит: 'Быстрее! Лечу!', и замерло сердце, застыла кровь в венах - вместо неё поёт горный железисто-кисловатый воздух, воздух Родины и радости, тепла и воспоминаний...
  
   Тихий стук в приоткрытые стеклянные двери со стороны парка заставил девушку очнуться и открыть глаза: 'Пришёл'.
   - Разрешите войти, 'Марыля'? Явился по Вашему приказанию!
   'Да уж, не явился, а нагло ввалился!'
   - Здравствуйте, Олег. Разрешаю. Прошу садиться, - встав со стула, прошла к журнальному столику в углу гостиной у камина, села в кресло. - Немного рассеяна. Извините, не спала ночь. Нелёгкая выдалась, - закрыла на секунду глаза, потом распахнула, посмотрев в глубину его моря. 'Глухо. Да, крепкий орешек. Что происходит, чёрт?' - Ваш старшой уже побеседовал с Вами?
   - Да.
   'Не многословен. Ох, не нравится мне это!'
   - Ваше мнение?
   - Я солдат: прикажут - исполню, - а у самого в глазах темнота, не пробиться. - Нас не спрашивают здесь. Мы никто, мусор цвета хаки.
   - Аналогично, - тихо проговорила, успев спрятать несвоевременные слёзы. - Для меня тоже всё непросто, как понимаете, боец, - резко вскинула глаза: 'Какого чёрта ты творишь? - поймала заминку и смущение. - Вздрогнул! Так-так'. - Простите, нам лучше ближе к двери подойти... - слабым голоском просипела и неверными шажками пошла к задней двери гостиной.
   - Марина, тебе плохо? Врача? - вскочил, подхватил под руку. - Господи...
   Хмыкнула тайком: 'Надо думать! - идя к двери, словно в попытке освободиться от душащего палантина, расстегнула брошь и сорвала с себя шарф, уронив его на пол. - Ха, полюбуйся, викинг, на свою работу!' Замер сзади Мари, ухватившейся за створку скользящей стеклянной стенки, заметил, что вся дрожит.
   - Холодно? Может, закрыть...?
   - Нет... Мне не хватает ещё воздуха... Пожалуйста, Олег..., просто поговори со мной... А я здесь подышу... - взглянув несчастными глазами раненого оленёнка, держала лицо, не осуждая его, не презирая, просто приготовившись слушать.
   Надолго замолчал, не совсем понимая, что от него требуется, заупрямился, не собираясь вовсе отвечать и вообще говорить, но, посмотрев на резко посиневшее лицо и вцепившиеся в створку мертвенно-белые пальчики девочки, судорожно вздохнул и шагнул вплотную. Касаясь её одежды и шевеля порывистым взволнованным дыханием женские волосы на затылке, порождал на нежной чувствительной коже крупные колючие 'мурашки', бегущие волнами по тощему тельцу. Дотронулся до багровых следов на тоненькой беззащитной шейке, нахмурился, словно что-то вспоминая, замер дыханием, будто поразившись до оторопи, потом медленно, как во сне, положил руки точно на следы, как бы сличая отпечатки на коже и его собственные размеры пальцев. Отдёрнул, отступил, а потом резко выбросил руку в том же смертельном захвате, только сейчас не удушающем, а контрольном, для проверки. У Марины хватило выдержки спокойно стоять, не дёргаясь и не пытаясь вырваться. Поняла Олега и его мучения. Повторив опыт, вновь замер с пальцами на её шее, впав в транс или вернувшись мыслями в кабинет и ту минуту.
   Краем глаза видела, как ринулись парни во дворе к двери. Они уже давно вяло возились с опавшей листвой, украдкой наблюдая за парой, и вот миг настал: объект душат! Осторожно выставила руку на улицу в останавливающем жесте, показав 'не мешайте', и скрытно вернула её обратно - Олег не заметил. Он держал пальцы на пульсирующей девичьей шейке и тяжело дышал: всё чаще, сиплее и громче.
   - Так это я!? Я? Не Игнат? Но он только что сообщил...
   - Я боялась за тебя. Не сказала ему определённо, - прошептала совсем тихо, нервно сглотнув и дёрнувшись горлом.
   Передёрнулся от этого движения и медленно разжал пальцы, сняв их, наконец, с женской шеи. Хрипло дыша, смотрел сзади на поникшую светловолосую головку, будто не решаясь предстать перед прямым взглядом жертвы. Решившись, резко выдохнув, схватил её за плечики и развернул, как куклу, к себе. Впился в предплечья цепкими пальцами, пытливо вгляделся в лицо тёмно-синими глазами, рассмотрев в ярком свете дня, увидев всё без прикрас: 'Сине-багровое - часты астматические приступы, со следами на шее - последствие попытки сильного удушения, с отёками под глазами - барахлит сердце и почки, с лопнувшими сосудами глаз - высокое давление и повышенная ломкость капилляров, с дрожащими синюшными губами в крупных трещинах, сочащихся кровью - крайнее истощение, неусваиваемость витаминов. Полная катастрофа, а не здоровье! За что страдает? Почему прикрыла нас? Меня!' Вздохнул, принялся за допрос.
  
   - Почему? Объясни, - пристально смотрел в глаза.
   - Они бы тебя убили. Вот и молчала, - отвернула голову.
   Схватил руками её лицо, повернув навстречу негодующему требовательному взору.
   - Ты не ответила! - кипел внутри, мелкая дрожь тела стала прорываться наружу.
   - Ты был не в себе. Не виню никого. И тебя.
   - Почему!? - на последнем рывке воли сдержался, чтобы не начать её трясти, как грушу!
   - Ты мне дорог... - вырвавшись из безжалостных рук, опустила головку и... залилась непонятными слезами: то ли от бессилия, то ли...
   - Ты им всем это говорила, да? - странным и тихим голосом просипел, смотря сверху на макушку и пепельные локоны, на алые ушки и выступающие острые позвонки, бегущие бугристой дорожкой вниз за мягкий воротник платья. Беззащитность и хрупкость девочки чуть не лишили воли: едва не притянул в объятия! Выругался, встряхнулся от цепкой жалости и... одури желания, рыкнул молча: 'Ведьма! Дьяволица! Манкостью берёт!' Ухватился за злость, как за спасательный круг. - Любовью блазнила? То-то они такие загадочные приходили от тебя! Думаешь, и со мной это пройдёт?
   - Спроси у них об этом, - тихо, с хрипотцой и дрожью, буквально 'царапнув' его по сердцу коготками совести и острого сочувствия.
   - Не смеши! - взбеленился. - Не скажут! И я бы не сказал, неужели не понимаешь!? - жёстко схватил за предплечья, буквально подвесив в воздухе тщедушное тельце, впился взглядом в упор. - Это война за личную территорию! Понятно!? - заметив краем глаза, что во дворе парни перестали работать, сбавил обороты, опустил Мари, снял руки с плеч. - Охраняют? - презрительно кивнул в сторону бойцов. - От меня? Не бойся, я не причиню тебе вреда.
   - Ты о ком? - невинно и удивлённо вскинув бровки, распахнула мокрые зелёные глазищи, оглянулась за спину, проследив за его брезгливым взглядом, вновь ошарашенно уставилась в синь. - Просто люди листья убирают. Осень. Я их не заметила. Столько нагребли! Будут жечь листья, - личико смягчилось, порозовело; мечтательно улыбнулась, склонив светлую головку к плечику, взгляд затуманился, став омутом. - Люблю запах костров осенью... Домом так пахнут...
   Замер, посмотрел потрясённо и недоумённо в нежное, наивное, счастливое личико девочки и... громко рассмеялся.
   - Ты всегда это умела, да? С самого детства? Вертеть мужиками?
   - Олег! - возмутилась, потемнев взором. - Я лишь жду ответа. Всё, что всегда умела х-хорошо - ждать... И зад-давать... в-вопросы... - пошатнувшись по-настоящему, задыхаясь, резко посинев, со стоном стала медленно оседать, сползать по стеклу двери, безуспешно цепляясь за скользкую скрипящую поверхность тоненькими бессильными пальчиками - действие лекарства закончилось.
   - Маринка... - последнее, что услышала далёким эхом.
  
   ...Он держал её на руках, сидя на скамье в осеннем парке, а вокруг пылали костры, издавая головокружительный сладко-горький аромат умирающих листьев. Голова Мари горела, горло перехватила одурь, всё двоилось, тело сотрясала дрожь.
   - ...Я сам! - рычал витязь, отказываясь отдавать девушку медикам. Понёс обратно в коттедж. - Что с ней? Это всё ещё оно так действует? Часто приступы?
   - Я не обязан Вам отвечать, боец! - врач возмутился, но видно Олег так на него посмотрел, что мужчина сдался. - Да, и будет ещё долго 'аукаться'. Часто и сильно. Ей досталось больше Вас! - сердился и негодовал. - И не только лёгким, если Вы не забыли!
   - Не надо... - она прохрипела, пытаясь приподняться.
   - Лежи! Сейчас внесу под крышу. Когда стала задыхаться, выскочил с тобой на улицу, на ветер, пока уборщики бегали за врачом, - прижимая к себе, положил на диван осторожно. Не ушёл, игнорируя сердитые взгляды медика. - Мы не закончили разговор. Не уйду, пока не договорим.
   Доктор, оказав помощь, опасливо покосился на визитёра, но, увидев успокаивающую улыбку пациентки, ушёл, пообещав навестить позже.
   - Я жду! - русич не сдавался, смотря на Мари упрямым взглядом. Сел на диван рядом, напрягся телом, казнился в жестокости, но не отступал: ему нужна была правда.
   - Я тоже!
   Заупрямилась в ответ, пошатываясь, привстала на ложе, села и... уставила руки в бока! 'Синяя, взлохмаченная, слабенькая, как паутинка, но упрямая, как... Да бог её знает, кто! Сейчас кто угодно, только не умирающая истощённая девочка!' - Олег едва сдержал смех, спрятав за хмурой маской. Замолчав, долго смотрели друг на друга и вдруг... истерически расхохотались. Смех всегда помогал решать спорные ситуации, не давал свалиться в яму банальной склоки. Вот и теперь, кинувшись в едином порыве в объятия, упершись лбами, сидели и смеялись, утирая друг другу смешливые слёзы, не находя силы остановить ржач.
   - Вот дураки! Упрямые и непримиримые, упёртые, как бараны! - захлёбывался, сияя синью моря в горящий изумруд, тая душой и сердцем. - Того и смотри, свалимся в пропасть, сойдясь на узком мосту правды. А стоит ли она наших жизней, милая?
   - Олежка, поехали, родной! Тогда они от меня отстанут. Буду рядом с вами - не посмеют 'убрать'! - едва уловимо шептала вздрагивающими губами, чудными глазами рыбкой ныряла в морские омуты, лаская и радуя взбудораженной щекочущей свежестью и юностью, касалась тоненькими чешуйками-пальчиками его висков и гладко выбритых щёк, трепетно гладила губы и ямочку на подбородке. Останавливаясь пальцем в ней, прикасалась пухлыми губами к своему ногтю, а парень замирал от такого странного поцелуя, отчего-то не в силах сдержать крупную дрожь крепкого мощного тела. Закрывал глаза и беззвучно рычал: 'Колдунья! Волшебница! Отрава!' - Может, повезёт, и мы вернёмся со щитом? Дай нам всем шанс на простую жизнь и её человеческие радости, молю. Маленький, но шанс...
   - А они будут? - хрипло просипел, вжимая её в себя, глубоко заглянув в буйную майскую зелень.
   Вместо ответа раскрыла-распахнула бездну, захватила зелёными канатами, увлекла вглубь и сильно зажмурилась, запечатав выход. Прижавшись к его груди котёнком, поджала колени к подбородку, к губам кулачки - пушистый тёплый родной комочек. Ощутил сутью и телом, понял, что попался навсегда, застонал, стал исступлённо целовать голову, шею, плечи и закрытые веки.
   - Я всё понимаю. Про всех пацанов и про тебя... - страдал, хрипел горько и потерянно. - И одной частью мозга ненавижу, а другой... - не договорив, притянул в поцелуе: сильном, жёстком, опасном, с прикусом до крови. Опомнился от её стона боли, ослабил хватку, медленно стал тонуть в страсти, настоящих мужских, зрелых, опытных поцелуях: сладких, глубоких, долгих, требовательных и... взаимных! Затрепетал, зарычал, едва не закричав от... Он и сам не смог объяснить, от чего. То ли от счастья, то ли от боли, то ли просто нервы сдали. Не стал разбираться, растворился в этой минуте без остатка, раскрыв-вывернув душу, как потаённый Каменный цветок в чреве уральской малахитовой горы. Цветок цвета Маришиных глаз. Запоздало выдохнул: 'Не Хозяйки ли Медной горы была её прабабка? Чародейка и есть... Морок... Мана... Погиба...'
  
   - ...Первая часть тогда победила, да? - спросила тихо, едва оторвался от губ с сожалением и неохотой, посадил к себе на колени. Обнимал с любовью, вдыхая запах волос и тонких духов, сознавая, что повержен, но не чувствовал себя побеждённым: 'Нет. Я счастлив! Впервые. Не пришлось как-то раньше встретить свою женщину. Нашёл здесь, на базе. Её, Маришку. Мою полячку неистовую. Игры судьбы'. - Что тебя заставило? Ревность? Или ненависть ко мне? Ответь, пожалуйста. Только не отгораживайся, родной, отговоркой, что не помнишь ничего, - взяв его голову в руки, окунулась в глаза, достигнув самого дна. - Я-то всё помню. До последнего кадра.
   - Трудно сказать... - ослабил объятия, нежно взял маленькие тонкие ручки в ладони, ласково поцеловал, замер, смотря в упор, на миг отпустил взор, отвёл взгляд, вернувшись в тот день мыслями. - Что-то неведомое и дикое мелькнуло перед глазами... Волчья голова как-будто... - нахмурился, потряс головой. - Бред, конечно...
   - Нет, не бред, Олежек, - поражённо и потрясённо выпрямилась, выскользнула из рук, села на диване, опустила ноги на пол, не сводя с потрясённого парня ошеломлённого взгляда. - Я, кажется, всё поняла, - поразившись не меньше, немного отстранился, сев рядом, пытливо заглянул в глаза, не подгоняя, давая свободу и время для объяснений. Знал её дотошность и въедливость, за что и уважали все, кто был знаком близко. - Не удивляйся, но я знаю, что тогда случилось: ты вспомнил себя викингом. Это они носили на голове чучела волков и медведей для устрашения чужаков, когда совершали набеги на другие племена. Ты викинг. Всегда это знала, с первого дня нашей встречи. Спроси у ребят. Я не однажды тебя так за глаза называла. Это память твоей крови. Хочешь верь, хочешь думай, что у меня не всё в порядке с головой, но увидев меня на Валерке, у тебя сработала кармическая память: ты видел в той жизни, как насилуют твою жену, и предпочёл убить её, понимая, что не спасёшь от бесчестья, - повернулась, подняла навстречу побледневшее личико, распахнула испуганные глазищи, словно содрогаясь душой от вскрывшейся беспощадной правды. - Я была твоей женой там, в прошлой жизни, Олежка! Потому нас так тянуло друг к другу! - поражённо молчал, сильно побледнев, остановившимся взглядом смотрел в никуда. Погладила его щёки прохладными пальцами, успокаивая. - Все мы время от времени видим прошлые жизни, но, принимая их за сны-наваждения или кошмары, не допускаем даже мысли, что уже жили на этой земле не однажды, - мягко сжала крепкие плечи, поддерживая в трудный момент. - Сама была в шоке, когда открылись такие познания. Поверь, я это точно знаю - 'вижу'. Потому меня и 'зацепила' Контора ещё в марте 85-го - из-за 'дара' 'видеть' и прошлое, и будущее. Иначе мы с тобой никогда не узнали б друг друга в этой, современной жизни. Элементарно не представилось бы возможности - жили на столь разных орбитах, что пересечение было просто невозможным! - протянула руки, положила ладонями крест-накрест на мужское сердце, заговорила тихим, монотонным, глухим голосом, не сводя взгляда. - Прошу тебя сосредоточиться и прислушаться к ощущениям. Закрой глаза, выброси все мысли из головы и слушай свою и мою душу. Поверь и доверься, молю. Дай мне время и шанс наглядно доказать это.
   Странно взглянув исподлобья, задумался на мгновение, потом вздохнул глубоко, протяжно выдохнул и смежил мятежные, подозрительные и недоверчивые глаза.
   Мари дождалась, когда мышцы его лица расслабятся, дыхание выровняется, и он впадёт в оцепенение. Тогда медленно закрыла глаза, входя в транс. Дыхание стало глубоким и редким, и с каждым новым вздохом перед их мысленными взорами всё яснее стала проявляться картинка прошлой жизни: мощный двухметровый светловолосый синеглазый конунг и миниатюрная белокурая женщина с изумрудными глазами рядом с ним. Потом: крики, плач, огонь, кровь, чужие руки на теле княгини Сони, её дикий крик и... руки мужа Ингмара на шее жены. Он успел её задушить. Его разрубили огромным топором минутой позже. Враги надругались над их телами, но это отныне было не важно: супруги уже уплывали в семейной лодке в Вальхаллу, крепко держась за руки; в страну радости, верности и вечной любви, где их больше ничто и никогда не разлучит...
   - Соня! - хрипло и гортанно вскрикнул Олег, вцепившись в девушку, не раскрывая глаз.
   - Я рядом, Ингмар, - низким незнакомым голосом ответила, погладив его руку.
  
   ...Стук во входную дверь вырвал их из видения, ещё несколько минут не отпускавшего из своих страшных и счастливых объятий.
   - Марина, к Вам посетитель, - не входя в гостиную, проговорили из-за приоткрытой двери холла.
   - Через полчаса, - низким голосом медленно проговорила. - Дайте нам ещё время - это важно.
   - Хорошо, мы его задержим, - и пропали.
   - Что это было?? Сон? Гипноз? Как такое возможно!? - поражённо прохрипел Олег-викинг, раскрыв потрясённые изумлённые глаза цвета летнего Норвежского моря.
   - Это называется психометрией: снятие с объекта информации. Я её считала с тебя ещё на плацу, потому оставила в группе. Больше не потеряю тебя, Ингмар, - приникла к мужской груди головой, слушая дикий тревожный ритм мощного сердца воина. - Отныне и всегда будем вместе, мой ярл, муж мой. Великий Один подарил нам вторую жизнь в этих телах, спустя тысячу лет. Как же долго я тебя ждала, мой конунг!
   - Считала? Но я это видел своими... Нет, не глазами - были закрыты. Своей душой, получается? - волнуясь, не мог сложить две картинки миров: древнего и современного. - Почему я тебя там узнал? - недоумевал и поражался, держал Мари за плечи, заглядывая в панике и полной растерянности в понимающие, милосердные, по-настоящему любящие глаза. Затих, припомнив что-то, вскинул умные глаза, глухо выдавил. - Так буддисты говорят правду...? Реинкарнация?
   - Да. Накопление знаний веков в одной оболочке. Юрий-бурят понял сразу, потому со мной занимался отдельно по личной методике. Сказал: 'Учу и учусь'. Он расширил мой 'второй' мир. Верь, они правы: живём не единожды. Мы с тобой уже жили и любили друг друга, - положила руки на виски и щёки, узнавая пальцами, кровью. - Здравствуй, супруг, король мой, господин...
   Он её вспомнил: касанием губ, теплом кожи, страстью тела, 'взяв' тут же, наплевав на 'прослушку'. Вдыхая запах волос и губ, прикасаясь к каждому потаённому изгибу фигуры, слушая частое трепетное дыхание и гулкое биение сердечка, внимая душой голосу женской глубинной сущности в сокровенный момент, понял: 'Я нашёл то, что так долго искал, о чём тосковал, что предчувствовал. Мари - судьба, предназначенная в веках. Нашёл! Соглашусь на любые условия этой проклятой операции, пойду в пасть к дьяволу, но не отпущу любимую ни на миг! Особенно теперь, вновь познав телом. Не расстанусь, пока жив. Вместе до смертного часа и вздоха, Соня...'
  
   ...Вечером, отчитавшись начальству, стояла в своей гостиной, смотрела невидящими глазами в темень осенних ранних сумерек. Мысленно подведя итог встречи, закрыла глаза, расплакавшись: 'Вот и всё. Группа готова. Мы, идущие на смерть, приветствуем тебя, Родина'*.
  
   * Идущие на смерть приветствуют тебя! - С латинского: 'Morituri te salutant!'
   Подобными словами императора приветствовали гладиаторы, отправляющиеся на битву в цирке.
   Иносказательно: лозунг тех, кто отправляется на некое дело, предприятие, финал которого неизвестен.
  
   Глава 8.
   Время и место.
  
   '...Нет, это просто невыносимо! Я упряма, но эти... Голова раскалывается и отказывается что-то решать, а переговоры заклинило намертво. Что делать с этими ослами? Своих достаточно, а тут ещё и 'смежники'. Ох, и утомили! Так и хочется кулаки в ход пустить! Стоп..., кулаки, говоришь...? Ах так? Что их большой начальник тогда сказал? '...Только не дерись, а просто мне позвони', так, кажется? Значит, так тому и быть', - Марина взяла себя в руки и решительно вскинула глаза на мужчин в форме.
   - Коллеги, мне нужно позвонить, - выпрямившись в кресле, села на край и подняла спокойное лицо. Военные замерли, настороженно переглянулись. - Это важно - разрешит наш спор.
   - Прошу следовать за мной, 'Марыля', - старший по званию протянул молоденькой женщине руку, помогая встать с низкого кресла, и повёл в соседний кабинет. - Вам городской?
   - Внутренний, - прямо глядя в глаза, усмехнулась, спрятав ухмылку: 'Ишь, как напрягся, словно собралась в Вашингтон звонить!' - Попрошу от меня не отходить, - остановила надменными словами, чем ещё больше удивила 'спеца'. Он даже не успел сделать шаг к двери, ошалело замерев в полуобороте. - Можете понадобиться.
   Закрыв на мгновение глаза, вспомнила номер и тут же набрала на диске красного аппарата.
   - Приёмная, - ответили. Облегчённо вздохнув: 'Ага, туда попала!', обрадовалась, узнав спокойные оттенки голоса его секретаря.
   - 'Марыля'. Он просил позвонить в случае острой необходимости. Время пришло.
   На том конце замерли, соображая, задумались на минуту.
   - Перезвоните через три минуты, - и положил трубку.
   'Понятно: шефа на месте нет, но он знает, где его искать - созванивается, - присев на три минуты на стул, глазами показала сопровождающему на место рядом. Молча сел - лицо с виду непроницаемо и спокойно. Прищурила глаза, стараясь не коситься на 'параллельщика'. - Взбешён. Нервничаешь? Не знаешь, чего от меня ждать? Ничего, помучься ещё немного. Молчишь, солдафон, не желаешь опуститься до беседы с простой гражданской единицей? Ну-ну, помолчи. Умница, не зли меня'. Заставила себя перестать нервничать, понимая, что впереди решающий разговор, который грозит перерасти в банальную свару-разборку между отделами. Ровно в назначенный срок перезвонила.
   - Вас ждут через полчаса в кабинете, Марина. С начальниками групп. Они рядом? - полный достоинства и интеллигентности голос успокаивал и настраивал на деловой лад.
   - Да. Передать трубку? - услышав на том конце утвердительный ответ, передала трубку старшому, удивив его опять.
   Пока он слушал приказ помощника начальника филиала, стояла поодаль и не волновалась. 'Теперь они выслушают, и не только выслушают, но и сделают всё по моему плану, - хмыкнула в сторону. - Моя идея - моё решение. Генерал тогда так и сказал. И не спорить со мной! Плевать, что вы опытные аналитики-программисты. У вас свои методы и наработки, а у меня информация из таких источников, что вам и не снилось! С самого верха! Выше не бывает. С неба. Уж не с ним ли решили поспорить...?'
   - ...'Марыля', Вас, - военный чин вырвал из размышлений. Подходя, безмолвно улыбнулась: 'Смутился, спесь враз убавил, служака. То-то'.
   - 'Марыля'. Слушаю Вас.
   - Марина, я так понимаю, у Вас есть предложение. Постарайтесь быть краткой и убедительной. Ждём Вас через полчаса, - голос тёплый и явно улыбается там. - До встречи, коллега.
   Возвращаясь в кабинет заседаний, подводила итоги: 'Что ж, граждане 'спецы', один-ноль в мою пользу. Неплохое начало вашего проигрыша'.
  
   Через полчаса вчетвером стояли у дверей приёмной шефа смежного филиала Конторы: Марина Риманс, её начальник отдела, старший 'паралллельщик' и его сопровождающий - военный товарищ при больших погонах. Настроенные по-боевому, были готовы войти в кабинет, отстаивая каждый свою точку зрения и свой план. Покосившись на напряжённые каменные лица взрослых заслуженных мужчин, спокойно окинула их зелёным взглядом: 'Нет, 'мистеры Фиксы', сколько бы планов у вас ни было - в выигрыше окажется мой, - мягко отведя взор, опустила долу, улыбнувшись про себя, вздохнула. - К бою, Машук'.
   '...Всё. Победила окончательно. Туше!' - криво усмехнувшись, вспомнила трудные переговоры у генерала.
  
   ...Она предоставила возможность мужчинам первым изложить наработки, а потом генерал Е-ов, на этот раз он, только что приехавший из столицы после встречи 'в верхах', был в форме, улыбнувшись, пригласил девушку к столу в углу большого кабинета.
   - Я на сто процентов был уверен, что дело решится без моего вмешательства. Видимо, ошибся в своих людях, раз они не смогли договориться с одной маленькой женщиной! - засмеявшись, оглянулся на хмурых мужчин в военной форме. - Выслушаю с вниманием Ваш план, коллега. Выкладывайте Ваши соображения, 'Марыля'.
   - Мне нужна карта.
   - Места проведения операции? - тихо, насторожившись, с минуту смотря Мари в спокойное лицо. Подумал некоторое время и подошёл к телефону на своём столе. - Карту мне. ... Да, её.
   Через мгновение в кабинет вошёл секретарь с папкой, подал начальнику, вышел. Тот подошёл к дубовому столу и раскрыл карту на столешнице, оглянулся выжидающе на девушку. Неслышно подошла, мельком посмотрела: Европа.
   - Где именно? - продолжала гнуть свою линию. - Это важно. Страна.
   Опять заминка, потом, зависнув, начальственные пальцы опустились на сектор.
   - Ясно. Карту.
   - Да, с Вами не соскучишься! Это же, сами понимаете...
   - Либо доверие, либо не о чем говорить, - перебила заслуженного человека, но так нужно было. Глубоко заглянула в глаза, задержав внимание мысленной просьбой о поддержке. - Поймите, я знаю, о чём прошу. Это выход для всех будет.
   Е-мов постоял, странно смотря вглубь зелёного взгляда, оцепенев, с чем-то борясь, внезапно решился. Опять стол, телефон, разговор, секретарь, карта. Помедлив, испытующе ещё раз окунулся в спокойную зелень и... развернул: Бенилюкс.
   - Точное место не скажу. Спросите что-нибудь другое, Марина, - голос прохладный, ровный, с потаённой мыслью-подсказкой.
   'Понятно - секрет. Коль так...' - не отвела взгляда, лишь едва заалела худыми щеками, держа эмоции и мысли под контролем.
   - Покажите крупный город невдалеке, откуда можно добраться, не привлекая внимания.
   - Подожди-ка, девочка... Постой-постой... - заволновался, поражённо уставился на 'спецов'. - Так вы её даже не выслушали? Вообще!? А ведь эта крошка такое придумала! - повернулся к Мари. - Продолжай, милая!
   - Уже сказала, - скромно улыбнувшись, смущённо пожала острыми плечиками. - Всё просто: район 'красных фонарей'.
   В кабинете повисла пятиминутная поражённая тишина. Окинув понимающим взором совет, села в кресло у стены и подняла трубку телефона без диска, стоящего на боковом столике.
   - Кофе, пожалуйста. Натуральный. Без сахара. Спасибо!
   Мужчины даже не очнулись! Пила ароматный напиток и ни о чём не волновалась: 'Теперь выслушают, хочется им этого или нет. Выбора у них тоже нет. Сами уже поняли, служивые. Сейчас спесь солдафонская перегорит, гонор Конторский отпустит души и сердца, сдадутся 'чиграши'!'
  
   - ...Ну, девочка... Как же ты на такое решилась? Или что-то ещё нам не сказала? Твои условия? - большой военный чин очнулся первый. Встрепенулась: 'Хорошая новость!' - Говори всё.
   - Маленькая квартирка, место в пип-шоу и отдельный номер в 'красном' районе. Да..., рядом должна быть наша, своя: жить и работать там. В случае острой необходимости поможет или спасёт. Что ещё? - отставила пустую чашку, села на край кресла, скрестив ноги в тонких чулках и кожаных туфельках-лодочках, устроила наискосок, спинку выпрямила, руки положила на удобные подлокотники, свесив красивые кисти свободно. - Лучше не русскую. Пусть братских дружественных систем будет: полячка, болгарка, сербка, с кем смогу разговаривать без переводчика. Языки не освоила. Не держаться в памяти, простите.
   - Это всё? Машина, счёт, прислуга...? - смеясь, чин перечислял, наблюдая за девичьей кривой усмешкой на каждое предложение. - Скромная, - посерьёзнел, задумался, не окидывая взглядом коллег. - Дай нам время, Марина. Мне не совсем понятно, как собираешься контактировать с группой? Ну, не в...?
   - Там. Естественно выглядит: мужчины пришли развлечься. Соседка нужна для отвлечения - если только ко мне станут приезжать, привлечём внимание.
   Едва договорила, генерал быстро покинул своё кресло за столом, стремительно шагнул к ней и положил руки на плечи, посмотрев тревожно вниз, в глаза, в душу.
   - А если втроём нагрянут? - взволнованно, опасливо, хрипловато.
   - Поделюсь с товаркой, - криво улыбаясь, проворчала, смотря на Е-мова, но старшого это не развеселило. - Не волнуйтесь, Игорь Евгеньевич. Больше они мне неопасны, - прошептала, покраснев, поняв, о чём подумал. - Мы нашли общий язык и поняли друг друга. Были одной командой, стали одной семьёй. Шведской, - договорив, заметила, что у мужчин покраснели уши.
   - Мы будем всегда рядом, не забывайте, Марина. Всегда. Вы там будете не одна, - военный чин, обернувшись от стола.
   - Теперь можете отдыхать. Такое придумать! Голова не лопнула от мыслей? - подав руку, Е-мов помог встать с кресла, отвёл деликатно глаза, пока одёргивала платье из джерси, грустно улыбнулся, окинув лицо тёплым отеческим взглядом. - Серьёзная роль и трудная задача даже для профессиональной связной. Выдержите, 'Пани Марыля'?
   - Обязана, - чётко, твёрдо, смотря прямо в глаза.
   - Тогда повторюсь и скажу ещё раз при таких весомых свидетелях: Вы мужественная женщина, Марина Владимировна. Рад знакомству с Вами - это честь для меня. В добрый путь, девочка, - тихим голосом договорил и обнял по-отечески, поцеловав в склонённую макушку. - Мне жаль, что наше знакомство произошло при таких трагических обстоятельствах. Надеюсь, ещё увидимся после 'операции'. Удачи, Марина! - вдруг резко отступил со странным лицом и выражением глаз, словно быстро сворачивая мысль, боясь открыть потаённое и что-то ужасное. Почувствовав, впилась взглядом в напряжённую мужскую спину, вмиг согнувшуюся, попыталась считать с ауры, но он успел 'закрыться'. Только острое ощущение беды и ещё чего-то щемяще-знакомого сияло синевой над его головой, какое-то ощутимо-ранящее, остро-виноватое предчувствие! 'Это не с новым делом связано, я бы поняла! Тогда что? Что-то из прошлого? Неужели...?'
   - Товарищ генерал! - бездумно заполошно ринулась за ним, не подумав, как это выглядит со стороны. Советники ошалело уставились на поразительную сцену. - Стойте!
   - Ни слова! Вы свободны, 'Марыля'! - голос чужой и холодный. Пройдя к столу, сел и, не глядя на замершую неподалёку побледневшую девушку, решительно нажал кнопку селектора. - Проводите 'Марылю' в корпус, - приказным, не терпящим отлагательства голосом, упорно не смотря в её сторону.
   'Ясно: то, что скрывает, касается меня лично, и это что-то давнее. Боится, что оно повлияет на дальнейшую совместную работу, - не сводя с него глаз, старалась успокоиться. - Не сейчас? Не желаешь? Что ж, если вернусь - не отвертишься, мой генерал. В следующий раз я рассмотрю в твоих глазах правду. Клянусь! Если выживу'. Очнулась, когда возле дверей застыл молчаливым изваянием красавец-офицер, секретарь и ординарец. Гордо вскинула светловолосую головку, выпрямила спинку, расправила узкие покатые плечики.
   - Спасибо за всё, товарищи! До свидания! - тихо и твёрдо.
   Повернулась на звук открывающейся двери - офицер распахнул обе створки, ожидая терпеливо и спокойно. Не оборачиваясь, вышла, чётко по-военному стуча каблучками туфель, чувствуя на спине четыре пары настороженных мужских глаз.
  
   - ...Прошу Вас следовать за мной, Марина, - изысканный жест. Выдохнула: 'Спасибо, хоть этот всегда ровен и учтив'. Вывел из приёмной. - В отдел, так понимаю, планирования? Я покажу Вам.
   Пока шли коридорами, её не отпускало чувство предчувствия, что ли? Или подспудного знания, пока прикрытого туманом забытья? Задумалась: 'То, о чём умолчал, очень важное! Что это? Раньше знакомы не были, не встречалась даже мельком. И издали не видела - память на лица хорошая, цепкая. Значит, что-то рабочее. Смежники? Чужие? Иные? Из-за бугра? Или...?' Взорвавшаяся в голове боль не дала закончить мысль, которая висела на самом кончике сознания! Сама его чуть не потеряла.
   - Вам плохо!? Лекарство с собой? - секретарь кинулся в ближайшие двери и принёс стакан воды, чтобы запить капсулу. Поддержал за талию, пока, шатаясь, приходила в себя. - Может, отсрочить дело? - спросил странным голосом, будто сожалея. - Вы невероятно слабы...
   - Нет. Ни в коем случае. Это то самое время, которое нужно для всех. Справлюсь, спасибо. Я сильная. Выкарабкаюсь. Не привыкать. Как всегда.
   Перед дверью нужного отдела помедлил и, держась за скобу, явно хотел что-то сказать, но заглянул Марине в глаза, окунулся вглубь изумруда и... утонул, пропал, потерялся, зацепившись сердцем и душой за грани, углы, выступы... Надолго. Опомнился не скоро, резко вздохнул, бурно покраснел, в замешательстве отступил на шаг, еле-еле вспомнил, кто и зачем.
   - ...Это здесь, - голос молодого мужчины 'сел' и стал хрипловатым. - До свидания, коллега. Рад, что Вы с нами, пусть и не навсегда, - потерянно улыбнувшись, ушёл, явно борясь с желанием обернуться, вернуться, остаться, познакомиться ближе, стать не только коллегой, быть частью...
   - Прощайте, Степан, - твёрдо и прохладно в спину, будто выстрелила! Офицер сбился в шаге, дёрнулся статным телом, замер на секунду и... стремительно исчез, словно спасался бегством от самой смерти.
   Горько рассмеялась: 'Как Орфей от Эвменид! Эк я его, бедного, убила! И тем, что не оставила надежду на встречу, и тем, что давно знала имя, но произнесла впервые почти с ненавистью, и тем, что не вернула окликом. Нет, Стёпа, не окликну. Теперь я вас с генералом вспомнила, когда ты заглянул мне в глаза. Будь проклята моя психометрия! Лучше бы ничего не знала! Чёрт-чёрт-чёрт... - застонала, сжала зубы, заскрипела, задавливая рвущийся наружу истерический, отчаянный, невыносимо горький крик! С трудом прекратила молчаливую истерику, собрала остатки воли в кулак, отдышалась и зашла, наконец, в отдел. - Пора работать и уточнить окончательное место и время операции. Время, 'Пани'. Не до личного. Забудь...'
  
   ...Через три часа была в коттедже, опустошённая и убитая воспоминаниями, но не имеющая право даже на них. 'Не время. Оно сейчас подчинено новой операции, и прошлым делам в голове не место. Придёт пора и для старых грехов, у которых, как известно, длинные тени, - чтобы занять руки и голову, принялась перебирать шкаф с одеждой. Махнула рукой, усмехнулась лишь. - Там, наверняка, понадобится совсем другой гардеробчик!' Подошла к телефону, сняла трубку.
   - Зайдите, есть дело.
   'Настало время заняться подготовкой к отъезду. По всем направлениям. И первое - обновить гардероб'.
   Тихий стук в дверь. Секретарь.
   - Войдите. Присаживайтесь и записывайте: 1) костюмер со знаниями всех веяний моды в Европе; 2) парикмахер-косметичка; 3) учитель танцев; 4) учитель английского и польского языка. Записали? Договоритесь об очерёдности. Всё срочно - для предварительного собеседования, - строгий голос не давал парню в штатском расслабиться и улыбнуться на все требования странной девушки. - Через час Валерия. Пока, всё. Кофе, пожалуйста. И врача... - почти рухнула на диван.
   Парень испарился из гостиной.
   Едва справляясь с подкатывающей дурнотой, отвлекалась мыслями: 'Столько свалилось! Генерал прав - мозги кипят. Нужна передышка и врач. А через час опять дела...'
  
   Глава 9.
   Город на "носу" Европы...
  
   ...Мари сидела возле зеркала в гримёрке и удаляла яркий сценический макияж: густой, жирный и блестящий. Облегчённо вздохнула: 'Ну вот. Танец окончен. Последний на сегодня. Пора в бар. Кабинка ждёт. Ещё пара часов и домой на Тюльпановую улицу в маленький домик в переулке в тихом углу предместья крупного голландского города Делфт, провинции Южная Голландия, на полпути между Гаагой и Роттердамом. В буржуазный покой и тихие улыбки пожилых соседей, в привычный уклад сонного района, где опоздание молочника на пять минут будет обсуждаться до завтрашнего развоза, где потерянный кошелёк мадам Греты Паат - событие. Жаль, что эта жизнь не моя и ненадолго - мне тут понравилось. Кажется, я пришлась ко двору этому затхлому закутку городка! Улыбаются, кланяются, стараются задержаться при встрече и, беззлобно смеясь, терпеливо учат простым обиходным фразам мудрёного западнофризского языка. Какая честь! Мне, 'полячке', помогают коренные голландцы - фризы, которые по своей природе довольно закрытые и сдержанные на эмоции люди! Что ж, значит, моя 'легенда' не только прижилась, но и пустила глубокие корни в эту влажную, сырую хмурую прохладную страну. Начало февраля. Снега и не было, зима называется'.
  
   ...Вот уже три месяца полячка Марыля Градовска проживала здесь. Милая, скромная, трудолюбивая грустная девушка. Перешёптывались тайком соседи: 'Бежала из коммунистической Польши, где её преследовали за прозападные убеждения. Даже пытали! Следы пыток на шее до сих пор скрывает за шарфом! Бедная! Сначала у неё пропал отец. Теперь и дочери пришлось бежать. Поможем же бедной девочке, мюссюры. Научим языку, введём в настоящую церковную семью - ей ведь, бедняжке, даже в истинную веру запрещали верить! Хорошо, что встретила здесь сородичей-поляков, не то, совсем бы туго пришлось девушке на чужбине'. Потому и полюбили беженку бюргеры предместья - за спокойный и милый нрав, за скромно опущенные глаза и тихий голос, за приветливость и отзывчивость. Вот и помогали всей общиной, за руки приводили в кирку, помогали с мудрёными латинскими текстами молитв разбираться, умилялись попыткам петь в церковном хоре, затихали, когда тихий нежный голосок славил Иисуса.
  
   ...Этот район советские 'спецы' 'прикормили' давно - Марина здесь была не одна, но, конечно, местные об этом понятия не имели. Поэтому, когда её сюда привезли в своей машине 'супруги Шопф', представив пастору и старшине округа и рассказав 'слезливую' историю-'легенду', Мари сразу же распахнулись двери общины и общества предместья. Уже наутро следующего дня у её двери стояла бутылка молока и свежая местная газета, а в предобеденный час зашла соседка-старушка Магда Петерсен-Янке, стуча кломпами-сабо, и знаком показала на соседний магазинчик: приглашают знакомиться с хозяином и завсегдатаями улицы и района. Девушка пришла с 'супругами', связными отдела, давно живущими в стране и выступающими в качестве переводчиков, и начала обычную жизнь беженки-полячки.
   Работа нашлась сразу: в баре днём работала официанткой, вечерами там же танцевала, а после десяти шла в соседний район в другое заведение, где имелась 'весёлая' программа в виде кабинок пип-шоу. За небольшую плату в отдельных каморках девушки раздевались перед мужчинами. Быстро, безопасно (от клиентов отделяло небьющееся стекло) и невинно. Спецодеждой сначала обеспечивал хозяин заведения, далее - на усмотрение девушек: чем интереснее одежда, тем больше клиентов. В деньгах по-настоящему Мари не нуждалась - содержал отдел, но для окружающих - была в жуткой нужде и потому очень много работала: днём, вечером и даже ночью! Вздыхали обыватели: 'Бедная девушка, нелегко жить без семьи'.
   Маленький пригород не знал ещё одной стороны жизни своей новой жительницы: несколько раз в месяц Градовска работала на улице 'красных фонарей'. Там была своя комнатка-кабинет и клиентура. Если бы кто-нибудь пристально понаблюдал за её кабинетом, поразился б одной детали: приходили одни и те же мужчины. Объяснили бы просто: 'Что ж, бывает и такое в этой сфере услуг: постоянный клиент, ничего удивительного'. Хорошо, с таймером никто рядом не сидел, но и это организаторы предусмотрели. Если дело было быстрое - клиент переходил в соседний кабинет к подруге-коллеге и выходил от неё много позже. Со стороны создавалось впечатление, что мужчины меняют девушек-подружек. Улыбнулись бы местные: 'Затейники!'
   'Подружка' была тоже своя. Настоящая полячка Барбара Козловски жила здесь не первый год. Какими путями Барбара оказалась на Западе, Мари не интересовалась. Видела, что жизнь полячке нравилась здесь в любых проявлениях, и чтобы задержаться тут, шла на любые сделки и с советскими, и со своими спецслужбами. 'Уж лучше достаток и относительная свобода, чем возврат в коммунистическую Польшу и страх', - прошептала однажды, сильно выпив. Не верила в перемены в своей стране, которые обещал 'круглый стол', что начал работу в начале февраля месяца 89-го года, возглавляемый Лехом Валенсой, которого она презрительно называла 'красный лях'. Что ж, Мари была с ней согласна, потому и сдружились девушки мгновенно! Сыграло на руку истинное происхождение Мари: кровь родная - лучший цемент.
   Бася (другого имени не признавала) была чуть старше Рыси, как любовно звала Марылю, и на сто лет опытнее. Разгульная жизнь ей пришлась по вкусу, и на поприще развлечений была для новенькой и сестрой, и учителем, и защитницей - слишком опасных и буйных клиентов забирала себе. У русской были свои задачи, куда серьёзнее и трагичнее бед Баси: не заплатил клиент, порвались любимые колготы, сломался ноготь. Вздыхала только Мари: 'Мне бы её заботы!'
  
   ...Первая проблема нарисовалась на горизонте дней через десять по приезде группы в Голландию.
   Попрощавшись с парнями ещё в самолёте, ей пришлось перейти в другой салон, и больше о них долго ничего не знала. Пожимала плечами: 'К лучшему: меньше знаешь - не разболтаешь'. Только что-то происходило вокруг неё и группы непонятное и пугающее. Скорее всего, операция сразу пошла наперекосяк! Девушку часто дёргали по пустякам наблюдатели, всё что-то пытались расспросить. Смешные были разговоры: глухого со слепым! Они недоговаривали, она не понимала - смех, да и только. Терпела, пока не сорвалась однажды и не наорала на них на родном и кучерявом. Тогда и пришёл зам того старшего генерала-'параллельщика' к ней в кабинет.
  
   ...Мари встала в нишу окна в назначенное время, делала привычные движения, что-то изображала, стараясь не особенно привлекать редких в это время гостей улицы к своей витрине. Краем глаза заметила на перекрёстке знакомую по Москве фигуру, собралась с силами и приняла оговорённую позу в окне, в виде буквы Х - расставив руки и ноги по периметру. Хмыкнула, скривив красивые пухлые губы в презрительной усмешке: 'Нашлась 'Женский Христос', блин!'
   Он заметил её издалека, вальяжно подошёл к витрине, словно присматриваясь к товару, повертел головой на соседние окна, нет ли свободных девушек рядом поинтереснее, но, увидев лишь закрытые шторки, подошёл к её двери и позвонил.
   Впустив визитёра, закрыла шёлковые шторы на двери и витрине - девушка занята с клиентом.
   - Прошу Вас сдать оружие, наркотики, документы и деньги, - держа коробку для драгоценностей, смотрела на гостя прохладными глазами, не двигаясь с места и ожидая выполнения условия. - Правила установлены не мной. Так принято. Прошу исполнять.
   - Заигралась? - холодный прищур серых глаз. - Не забывайся, 'Марыля'!
   - Ещё слово и я вызову полицию. Ну!? - нога в босоножке на большой прозрачной платформе стояла на красной кнопке в полу, спрятанной под тонкой циновкой. Злорадно хмыкнула: 'Сама её вытребовала в самом начале, забыл? Его парни устанавливали и проверяли!' - Как потом будете объясняться? Выкладывайте всё и не будем напрасно терять время.
   Постояв некоторое время в тесном закутке коридорчика, 'опер' выложил в коробку документы, портмоне и оружие. Проследил, как девушка убирает всё в маленький сейф, запирает и возвращает ему ключ с учтивым и невинным лицом. Поднял ледяные глаза в лукавую зелень.
   - Есть ещё условия? - голос на грани срыва. Фыркнула: 'Как взбешён!' - Ещё что-то?
   - Нет, господин. Проходите, пожалуйста, в кабинет, - приторно-сладко заговорила, радушно улыбаясь, грациозно отступая вглубь, играя чарующим взором, поворачиваясь, показывая товар лицом: тоненькая тростинка в роскошном, умопомрачительно-дорогом откровенном белье. - Кофе, коньяк, водку...? С огурчиком, родной? - озорно зыркнула и... рассмеялась, зараза зеленоглазая!
   - А есть? Тогда водки. Стакан! - выдохнул, встряхнулся и... засмеялся басовито, гулко, весомо. Рухнул на кожаный диван. - Ну, ты даёшь! 'Завела' меня с полуоборота! Как тебе это удаётся? Меня, 'спеца'! Вскипел аж! А как с чужими? Не боишься психов?
   - Водки нет, есть коньяк, - лукаво смеясь, накинула красный шёлковый длинный халат, прикрывая откровенное бельё. - Нет, не боюсь. Басе их отдаю. От неё они выползают на карачках! Уезженные! - юно посмеиваясь, налила в рюмку коньяк. - Лимон? Шоколад? Миндаль? Лёд?
   - Жаль... Водки бы! Ладно, сойдёт и 'клоповник', - взяв толстыми пальцами коньячный бокал, взболтал содержимое, согрел в руках, понюхал, в несколько небольших глотков выпил, смакуя и оценивая вкус. Блаженно закрыл на миг глаза, замер, удивлённо вскинув густые брови, удивлённо посмотрел на ожидающую вердикта девушку. - Вкусный. Отличный! - покосился на бутылку, повернул этикеткой, понимающе кивнул. - Французский. Настоящий, - с одобрением взглянул на Мари и... протянул бокал за повторной порцией! Дождавшись, глазами чокнулся с бутылкой, с улыбкой выпил, поставив бокал на столик. - Любите вы, девчонки, хорошие вещи! И денег не жаль, - поняла, налила; усмехнувшись, шутливо поднесла бутыль к глазам, поболтала содержимое, пристально оценила ущерб: 'Норма'. Хохотнув, выпил третью порцию, заел лимоном, повеселел, вспыхнул румянцем на крепких щеках, потеплел серыми глазами. Отставив бокал за бутылку, сел на край диванчика, оперся локтями на колени, сцепил пальцы в замок. - С твоими беда, - резко без прелюдии начал разговор. - Пора тебе вмешаться...
   - Кто? - только и прошептала.
   - Нет-нет! Это не то, что ты подумала! Прости... Господи, уже побелела, как снег! - кинулся, подхватив в падении, посадил на красный диванчик, подал воды. - Чёрт..., проклятая привычка недоговаривать. Живы-здоровы. Дело стоит, - непонятно глянул, тут же отвёл глаза. - Игнат.
   - Так..., дайте подумать. Он принял участие...? Только кивните, - внимательно присмотрелась к мужчине: 'Лет сорок пять, высокий, плотный, широкий в плечах, мощная накачанная шея, низкий голос и что-то бычье в лице. Ох, и трудный собеседник! Смотри-ка, напрягся как!' Подумав, едва уловимо кивнул. - Понятно. Тогда поступим следующим образом... - задумалась. Надолго.
  
   - Может, к тебе отпустить? Одного? Или всех разом? - попытался встряхнуть, спровоцировать, испугать. Тщетно. Тронул за плечико. - 'Марыль'... Другие пока в норме...
   - Я знаю, что надо сделать, - очнулась, вернувшись откуда-то издалека, даже лицо помертвело. - Нет, не дело виновато. Раз с этим парнем проблема - это личное. Тогда..., - подняла взор, впилась цепко, - вы сделаете так, чтобы он 'случайно' услышал мой домашний адрес, - тут же подняла руки, останавливая хлынувшие возражения. - Так надо! Это возымеет действие, почище атомной бомбы, уверяю Вас! Тайна от остальных пацанов и страх быть обнаруженным сыграют с ним именно ту роль, на которую и рассчитываю: страх и страсть, - исподлобья по-особенному заглянула в серые глаза. Вздрогнул, медленно осел на диван рядом, побагровел. - Взорвать изнутри, чтобы укрепить оболочку снаружи. Сработает, - омут затягивал.
   - Не хотел бы я оказаться в твоих подопечных. Это же мука и... награда! - голос дрогнул, осип. - Что ты вытворяешь с ними, а? Как бы у моих парней мозги не расплавились... - как-то грустно посмотрел и быстро отвёл взгляд. Тяжело, надсадно задышал, поднял красные глаза. Не сводил взора, лоб покрылся бисеринками пота, как и верхняя губа, крупные пальцы задрожали.
   - С этим к Басе, - поняла. - Очень рекомендую: дорого, но качественно, - встала с диванчика, окинула офицера внимательным взглядом сверху, тайком вздохнула: 'Сломался'. Старательно не смотрела на беднягу: в его взоре больше не было ничего надменного и покровительственного. Лишь откровенная мольба и необузданное желание обладать ею, молодой очаровательной женщиной. - Постучать? - пока мучительно краснел, судорожно, до хруста сжимая кулаки на коленях, подошла к стене и стукнула условным стуком. Ответили. - Идите, - вышла из кабинета в общий коридор, дождалась гостя, проводила к соседке. - Ещё вопросы по делу есть? - увидев молчаливое отрицательное покачивание головы, подвела итог. - Завтра. Или послезавтра. Буду ждать вечерами.
   - До свидания, 'Марыля', - прошептал тихо, хрипло, страстно, полыхая дымом покрасневших от возбуждения глаз. В них была боль и бунт: 'Ты будешь моей!'
   - Прощайте, господин! Приятного вечера! - опалила изумрудом сердце и отвернулась в подруге. - Дарю!
   - Что даришь? Это? - Бася воззрилась на гостя. - Вот это богатство!
  
   ...На следующий день вечером Мари сидела дома и вязала кружево на тонких спицах: соседка давала уроки этого мудрёного искусства. Крючок так и не освоила, и баба Магда снисходительно принялась показывать простейшие приёмы вязания кружев на спицах, поворчав: 'Брабантских не получится, но на ярмарку сойдёт'. Получалось криво, но очень хорошо отвлекало и настраивало на лиричный лад: мысли успокаивались, не бились в черепную коробку, вызывая привычную мигрень. Даже руки меньше тряслись в ожидании предстоящей встречи с Игнатом. Задумалась, замедлив вязку, смотря на пол, покрытый красивым домотканым половичком пёстрой весёлой расцветки - подарок Лизелот, жены лавочника, большой по этой части мастерицы и местной умелицы. Обещала научить ткачеству на старинном домашнем станке, когда девушка освоит кружево. Тепло улыбнулась: 'Если задержусь, стану мастерицей всех местных ремёсел! Готовить ещё не учили, но в селёдку влюбили с первого дня. И в сыр 'Гауда', - вздохнула, вернулась мыслью к Игнату. - Близится минута, когда останемся наедине впервые. Нет, не боюсь - волнуюсь только. Кого увижу? И какого? В каком состоянии? Что же ему довелось сделать или увидеть, что уже выбило психику? - поникла белокурой головой: высветлили на несколько тонов, чтобы поддержать легенду о 'полячке'. - Да уж, дела. Когда они совсем мальчишками сунулись в эту чёртову Систему, чем думали? На что надеялись? Что всё будет чистенько и невинно? Смокинг, девушки, пистолет? Или долгое изгнание, 'явки' и кафе 'Элефант'? Наивные! Да здесь не только не чисто, так ещё вина и совесть медленно убивают. Все мы люди, живые и совестливые, нет исключений. Равнодушны и бездушны только дураки и запрограммированные. Коль Игнат уже сорвался, значит, их не зомбировали - нужны с ясным умом. Но, хватит думать, а то опять спровоцирую головную боль, а мне нужно быть в форме'.
   Вздохнула, отложила вязание в корзинку для рукоделия - подарок Сэйнн, жены пастора, и подошла к входной двери: 'Чувствуется, что ветер за окном усиливается. Надо плотнее прикрыть шерстяную штору на двери, да подоткнуть ковриком снизу'. Едва протянула руку, как она резко распахнулась, и кто-то налетел на Мари...
  
   Глава 10.
   Игнат.
  
   ...Мари даже не успела пикнуть, как сильная широкая и мокрая ладонь высоченного мужчины закрыла ей рот, а вторая рука, подхватив, оттащила от двери, захлопнув ногой! Взвилась в негодовании, едва не укусив паршивца: 'Господи, вот ведь идиот! Так напугал! Если бы ни его сломанный ноготь большого пальца на левой руке перед глазами - не узнала и точно, Кондратий бы хватил! Вот ведь засранец, а!' Но все негодующие мысли вылетели мгновенно из женской головы, когда Игнат, держа девушку в руках, стал оседать по стене на пол. Едва высвободившись, умудрилась в считанные мгновения повернуть и прислонить его спиной. Включила маленькую лампу над зеркалом и... ахнула. Это был он, и не он. От её весёлого, смешливого и задорного бойца ничего не осталось: белое осунувшееся лицо, угасший остановившийся взгляд чудесных серых глаз, каких-то помутневших, умерших, страшных! Ощущение мертвеца не отпускало! Выдохнула: 'Словно зомби'.
  
   - Игнат... Игнаша... Посмотри на меня, родной... Ты меня слышишь? - окинула взглядом с головы до ног: 'Мокрый!' Обернулась и посмотрела в окно - мелкий дождь. 'Понятно'. - Ты пешком долго шёл? А машина где? - никак не приходил в себя, дыша часто и с хрипом, приоткрыв рот, не мигая глазами, смотрел сквозь неё. 'Ясно: на последних силах и нервах доехал'.
   Медленно встала, закрыла дверь на ключ, задёрнула плотную шерстяную штору на двери, утеплив вход и прекратив доступ свежего воздуха и посторонних взглядов через стекло. Понизу подоткнула свёрнутый овечий коврик: 'Порядок. Теперь не сквозит'.
   Села на пятки возле Игнаши и стала нежно раздевать, стягивая мокрую куртку с сильного тела. Едва справилась - привалил намертво. Сходила в ванную за полотенцем, вытерла мокрую голову, бледное лицо и руки, в которых увидела зажатый ключ от машины. Нахмурилась: 'Где он её бросил? Не прицепилась бы полиция! - еле-еле вытащила его из стиснутых пальцев, положив в карман курточки. Сходила на кухню и принесла коньяк. - Надо было приводить в чувство обезумевшего большого мальчика, - едва вдохнув запах алкоголя, он очнулся, автоматически отвёл бокал рукой с хрипом: 'За рулём...' и опять погас! Тяжело вздохнула, восхитившись. - Профи он и есть профи, даже в обмороке, - постояла, соображая, как вывести из транса, вдруг вспомнила про нашатырь. Кинулась в комнату, повозилась с аптечкой.- Есть! Слава богу'. Результат был слабый: реагировал, но опять уходил в себя. Отчаявшись чем-то пробить оторопь, села на его ноги, прижалась к груди и начала гладить и раздевать Игната, но сделаешь ли много, если весом всё придавлено?
   - Игнаш, милый, давай вставай, пойдём в комнату. Мне тут холодно, от двери дует, простыну, засоплю... Знаешь ведь, слабая, склонна к простудам... - без особой надежды шептала на ухо. Сработало! Забота о ней ослабила на миг оторопь мужчины. Медленно поднялся на ноги, цепляясь за стены, пошёл в комнату, а Мари подлезла под его руки, как тогда в коттедже, и привела в спальню. На ходу быстро расстёгивала, стаскивала, снимала одежду, бросая на двери, ширму, мебель. Умудрилась за полминуты раздеть. - Сейчас чай согрею... - уложила на кровать.
   - Маринка! - прохрипел, смотря по сторонам невидящими глазами.
   Больше ничего не нужно было говорить, только действовать. Поняла. Сняв с себя халат, тихо легла рядом, прижавшись к сильному мужскому телу, и только грела кожей, душой, словами, что начала шептать на ушко. Сантиметр за сантиметром, звук за звуком, касание за касанием, ласка за лаской начали медленно совершать свою работу - приводить в чувство человека, из которого их вынуло его проклятое 'дело', работа, похожая на рабство. Беззвучно застонала, запоздало виня себя и казнясь: 'Боже..., если бы я тогда в Аравии знала, во что втягиваю ребят, то, скорее всего, осталась бы там с любимым мужем и обожаемой дочерью и родила б Омару к этому времени и сына. Нет, рванула домой, на Родину, дура! И подставила всю троицу под удар. Это тогда они попали в поле зрения 'смежников'! Все мы задним умом умны, а я особенно'.
   - Мариш..., ты рядом..., ты здесь? - стал медленно оживать, сознавать, где он и кто лежит рядом. - Боже..., неужели я доехал?? Ничего не помню! Пусто в голове.
   - Где ты оставил машину, хороший мой? Полиция не пристанет? - лаская пальчиками его виски и щёки, старалась не форсировать события. - Сколько у тебя времени?
   - Нисколько... Я сбежал... 'Самоволка'! - нервный смешок начал сотрясать большое тело.
   Понимая, во что это может вылиться, не медлила. Повернув мужское лицо к себе, ласково прильнула к вздрагивающим в нервическом смехе губам, целуя всё сильнее и откровеннее. Замер, застыл на целые три минуты, будто в голове происходила перезагрузка, а потом очнулся и больше не уходил сознанием.
   - Ты!? Мариночка!!
   - Тссс, тихо, мальчик мой! Тихо... Только не кричи громко, услышат соседи, - прижавшись к оживающему и загорающемуся телу, шептала слова в его губы. - Главное - ты со мной... Мы с тобой, наконец, вместе! Наедине. Только ты и я. Всё остальное не важно. Ты, я и наша ночь... Мы так давно о ней мечтали, Игнашка... Вместе...
   - Маришкааа...
  
   ...Рассветные сумерки робко пробивались сквозь льняные шторы спальни. Оторвавшись от Игната, Мари посмотрела на часы: 'Пора. Лучше будет, если приедет обратно ещё до завтрака'.
   - Игнаш, остановись, - негромко смеясь, отбивалась от оживших бесстыжих рук. - Тебе пора, любимый. Пора... Скажешь, поехал покататься, развеяться, а машина заглохла в пустынном месте, - целуя, удерживала и останавливала неистовое, страстное, неутомимое и ненасытное тело. - Вставай! Ну же! Немедленно! Я приказываю, офицер Н-ров! Подъём! Встать! Стоять! Взять в руки!
   - Уже, - только и прохрипел, подмяв её под себя, как... подушку. - Стою, беру...
   ...Только через два часа оторвались от постели, с переменным успехом борясь и вытаскивая друг друга из неё. Счастливый юный смех порхал лёгкой бабочкой по комнате. Сияющая и нежная, Маринка уворачивалась от жадных рук и губ возлюбленного, вновь сдаваясь его безграничной любви, тайком вздыхая: 'Боже..., как же не хочется его отпускать опять в тот ад! Но прекрасно понимаю: и без того у Игната будут большие разборки и с парнями группы, и с начальством'.
   - Маринка, единственная моя, как я по тебе скучал! В голове только ты и была все эти дни, - сжимал в объятиях и трепетал мощным телом от настоящего чистого счастья: первого, искреннего, долгожданного. - Будь проклята эта работа! - задрожал, загорелся, вскипел! - Никогда не думал раньше, что скажу эти слова, - опять появилось в его глазах такое...! Замер, окаменел, словно увидел смерть. - Не знаю, насколько меня хватит...? Я не выдержу... Это оказалось выше меня...
   - Ты выдержишь, слышишь!? Смотри мне в глаза! - повернула помертвевшее лицо Игната к себе, забравшись на тумбу для обуви в прихожей, где и задержались. Став почти наравне ростом, впилась изумрудными глазищами в мёртвые серые глубины. - Ты сделаешь всё, что прикажут. Обязательно выживешь и вернёшься ко мне, обещаешь? - вцепилась маленькими тонкими пальчиками в отвороты его высохшей кожаной куртки, сотрясая торс и требовательно смотря в душу. - Понимаешь меня!? Ты мне нужен, Игнат! - продолжая смотреть, не отпуская взглядом, страстно поцеловала чудесные, жаркие, ненасытные, умелые губы возлюбленного. Ответил грустным потерянным поцелуем. Задохнулась от слёз, едва сдержав, охрипла голоском. - Вынеси всё и вернись живым! Ко мне!! И подари сыновей! От тебя! - выдавила сквозь завесу слёз, через боль сердца и трепет тельца, тоненького и слабенького.
   Минуту помолчав, странно вздрогнул, передёрнувшись крепким молодым телом, словно презирая и люто ненавидя себя за что-то, отчаянно сгрёб, стиснул девичье уставшее, измятое его ручищами тело, ласково прижался губами к тонкой детской шее, где всё ещё виднелись красные следы пальцев. Мягко и нежно стал их целовать, словно вновь прося прощение за то, чего не делал - Мари так и не сказала ему правды. Поняв, что вновь загорается, пьянеет от запаха и тяги её колдовского чрева, поцеловал в губы сильно, до боли прикусив губу, громко застонал и, оторвавшись 'по мясу', стремительно выскочил из домика, громко хлопнув дверью.
   Не видела - случилась истерика. Безостановочная. Стенала и билась головой о стену, кусала губы и руки в кровь, а остановиться не могла - нервный срыв. Еле доползла до аптечки и успела проглотить особую капсулу.
  
   ...Пришла в себя только через час. В дверь неистово стучали и кричали. Ничего ещё не соображая, поплелась открывать.
   - ...Матерь Божья... Что случилось, Марыля? Тебе плохо? Врача!? - неистовствовали на пороге соседка Магда и жена торговца Лизелот из магазинчика напротив. - На тебе лица нет! - наперебой причитали, забыв, что полячка почти ничего не понимает. - Алекс, помоги нам! - взмолившись, обратились к соседу слева, Алексу Мунту, который сносно говорил на английском.
   - Милые женщины, прошу вас разойтись, - пожилой мужчина спокойно раздвинул вопящих дам и обратился к недоумевающей девушке. - Спала? Помощь? Врач? Уверена? - видя, что на все предложения качает или кивает головой, бережно стал вытеснять соседок из маленького дворика на тротуар. - Я помогу девушке. С ней всё хорошо. Немного приболела. Простуда, - вывел их со двора. Помялись, но спорить не стали - уважали старика. - Мы с пани Марылей придём в магазин позже. Отставьте, пожалуйста, нам по кусочку Вашего превосходного творожного пирога с сухофруктами, - обратился к Лизе. Та зарделась полным лицом и смущённо кивнула хитрецу. - А Вы напомните Лине о цветах для кирки, фру Магда. Прошу об одолжении со смиренным видом.
   Почтительно откланялся довольным и успокоившимся дамам и постоял, пока они не разошлись по делам. Вернулся к Марыле.
   - Спасибо, герр Мунт, - прохрипела смущённо, отводя покрасневшие от бессонной ночи глаза, - я в порядке.
   - Можно войти на минутку...? - странно посмотрев на неё, быстро метнул взгляд на улицу: женщины ушли по домам. - На пару слов.
   - Да, прошу Вас, - сделала приглашающий жест в коридор, входя первая, торопливо приглаживая взлохмаченные волосы, осматривая одежду: порядок, в домашнем спортивном костюмчике.
   - Он уже уехал? Хорошо. Я видел его вчера вечером - был сильно пьян, - Алекс покачал белой головой, осуждая невоздержанность молодёжи. - Марыля, это Ваш парень? Понимаю, - улыбнулся, заметив, что девушка стала пунцовой, как помидор. - Огромный. Большой мальчик. Ты жива? - озорно сверкнув сине-зелёными глазами, забавлялся её смущением. Посерьёзнел, предостерегающе заглянул в зелёные глаза. - Когда я вывел прогуляться мою Ару, его машину нашёл в соседнем квартале. Сломалась, наверное... - что-то пытался сказать.
   - Он больше сюда не придёт, обещаю, - тихо прошептала, поняв.
   - Хорошо. Район маленький. Глаза. Разговоры. Решай сама, - похлопав по руке юную хозяйку, вышел, добавив с хитрым видом. - Приходи через час в кирку. Споёшь со мной.
   Засмеявшись на предложение старика, кивнула, соглашаясь.
  
   Проводив, хохотнула, прыснув в кулачок по-девичьи: 'Ещё один тихий поклонник восьмидесяти пяти лет. Что ж, споём, - оглянулась, окинув глазами прихожую и часть виднеющейся комнаты. - Конечно, тут и слепой бы всё понял - кавардак! - на двери в спальню продолжал висеть пуловер Игната. Рассмеялась во весь голос. - Увлеклись, разнесли квартирку! Хорошо, что соседки не вломились - шокировала бы старушек, - смеясь, медленно стала ходить по домику, приводя всё в идеальный порядок. - Не ровён час, Магда придёт проверять кружево - ужаснётся! - сняв свитер парня, прижала к лицу, вдыхая аромат. Опять накатила слезливая истерика. - Как он там? Доедет ли? Как встретят его ребята? А начальство? Чем ему аукнется 'самоволка'? Боже, спаси моего мальчика! Он стоит на краю...'
   Не успела подумать, как резко прозвонил телефон. Она знала, кто это.
   - Kto to jest?* - заговорила на польском.
   - 'Марыля', он уехал? - открыто на русском.
   - Tak.**
   - Хорошо. Получилось?
   - Tak.
   - Рецидив возможен?
   - Tak. To tak.***
   Помолчал, тяжело вздохнул.
   - Жди их по пятницам, - не попрощавшись, положил трубку.
   'Что ж, я опять победила: вырвала своими словами поблажку парням. Теперь у них будет выходной и возможность видеть меня хотя бы по пятницам. А уж там, на месте, решу, что делать. Главное, Игнат 'самоволкой' пробил систему невыносимых условий. Теперь с их интересами станут считаться и уважать простые человеческие потребности. А то, что я одна на всех, так этим даже не стоило забивать голову - есть Бася. Разберёмся по-братски, вернее, по-сестрински!' - рассмеявшись, стала собираться в кирку.
  
   * - Kto to jest? (пол.) - Кто это?
   ** - Tak. (пол.) - Да.
   *** - Tak. To tak. (пол). - Да. Это так.
  
   Глава 11.
   Страшные пятницы.
  
   Отныне её проживание в этом городе на кончике Европы было подчинено одной цели: держать группу в боевой готовности любыми средствами и методами. Любыми. Смежникам нужен был результат, притом отличный, а больше их ничто не волновало! Ни человеческие чувства, ни умирающие души ребят, ни их гибнущая психика. Вздыхала, бессильно сжимая кулачки: 'Ублюдки!'
   Для Мари настали трудные дни: дёргали часто, по любым поводам, даже незначительным. Словно могла поставить свою голову на плечи мальчишкам-офицерам. Причём, совершенно не посвящая в подробности дел! 'Та ещё работка: иди туда, не знаю куда, чёрт! Это же сродни блужданию в тёмной комнате с чётким знанием: пока стоишь на пороге - в безопасности. Но стоять нельзя: в спину между лопаток упёрта холодная сталь жёсткой необходимости, значит, надо делать шаг туда, в темноту. Сколько слёз пролито от безысходности и страха за пацанов, а сколько ещё будет! И так душа заходится в ужасе от трезвого понимания: едва операция окончится - группу 'уберут', - содрогалась в дрожи, размышляя в короткие минуты отдыха. - Самое жуткое, что мы об этом знаем. Все. Вижу в глазах ребят: и их отчаяние, и горькое ощущение беспомощности, и страстное желание спасти хотя бы меня! Сделать, что угодно: украсть, вывезти, укрыть от всех и вся! Но убивает осознание, что это лишь мечты. Они обречены, как и я'.
   Пока оставалось время, главным богатством и радостью для парней и девушка были их встречи и чувства друг к другу.
  
   ...Утром первой пятницы после разговора со 'спецом' и 'самоволки' Игната, она страшно нервничала: 'Как всё пройдёт? Во что выльется? Когда появятся? Звонка не было, следовательно, могут объявиться в любую минуту. У меня своя жизнь: бар, танцы, пип-шоу, 'кабинет'. Появятся в любом месте. Забавно будет'.
   Так и получилось.
   Они вошли в притемнённый зал бара, когда она с девушками заканчивала танцевальный номер, и мальчишек не сразу заметила. Лишь кланяясь, почувствовала на себе три пары родных глаз. 'Приехали! - обрадовалась, убежала в гримёрку, быстро переоделась и... сбежала в другой бар - ждала кабинка пип-шоу. Рассмеялась с ехидцей. - Интересно, сколько им потребуется времени, чтобы найти меня? Ха, ни минуты не сомневаюсь - вот-вот появятся!' Угадала.
   Минут через двадцать ввалились в зал.
   Странное чувство испытала тогда: 'Одно дело раздеваться перед незнакомыми клиентами, пусть и завсегдатаями, другое - перед своими. Пусть мы не чужие и знаем друг друга до родинок, но всё же... - в общем, трудная смена выдалась у скромной и от природы стеснительной девочки. - Чуть не сгорела со стыда! Спасибо пацанам: держат лица в узде, понимая, как мне неловко. А ведь предстоит встреча в 'красном' районе! - дрожала и ужасалась, трясясь в противной дрожи. - Нервы ни к чёрту! Эх, в санаторий бы...'
   Пока парни ужинали в соседнем ресторанчике, ей удалось поговорить с Барбарой.
   - И чего ты трясёшься, Марыся? - презрительно выставив губку, окинула русскую нахальным голубым взглядом, хмыкнула. - Выглядишь неплохо. В весе прибавила - пасторша тебя откормила. А с мужчинами разберёмся. Или кто-то особенно волнует? - присмотрелась, насторожилась. - Кого-то опасаешься? Вижу, что тут паникой пахнет. Кто? За кем присмотреть?
   - Бася, давай поступим так... - ещё не совсем сложила план встречи. - Я буду в витрине стоять и оттуда попытаюсь рассмотреть, угадать их настроение. Не могу пока объяснить, в чём страх или в ком... Господи..., я вообще ничего не знаю! - взвыла, рассмешив полячку. - Вот ввалятся втроём разом - вообще растеряюсь! Передерутся! Разорвут меня!
   - А я на что, Рыся? Не жадничай, поделись! Такие парни...! - бесстыжая, хохотала и плотоядно облизывалась!
   - Да всех забирай! Пойдут ли...? Вот в чём загвоздка, понимаешь?
   - Так, то може быць трудне... - задумалась. - Я постою в витрине, пока ты будешь решать. Там буде ясне, куда дело выворачивается. Если что, буду сидеть у твоей двери, вот! - подошла, посмотрела сверху, странно улыбнулась. - Я не дам им тебя разорвать. То мое любимое: трое на раз, не твое. Ты - другая, ты женщина едного мужчины. Я то понимаю и помогу тебе.
   Так и решили, что совсем не умерило мандража Мари. Заставила себя прекратить трепетать: 'Время. Пора в витрину. Вот-вот будут'.
  
   ...Они не торопясь шли по улице, залитой красным светом, рассматривали девушек в витринах, подсвеченных такими же красными светильниками, кривлялись и строили рожи. 'Дети, хоть и двух метров роста, - наблюдая со стороны, Мари их понимала. - Только в таких безумствах и расслаблениях можно сохранить разум. Ещё в другом: в чувственности, в единении тел, желательно с любимой женщиной, с единственной, желанной. Вот и идут они сюда за этим. Ко мне. Трое сразу. Отпустили до утра. Всех. Разом, - тихо заскулила-завыла, подняв бледное личико к небу. - Нет, смежники просто издеваются над нами! Извращенцы! Мне и одним-то будет сложно первый раз, а тут...' Вот и нервничала до дрожи, следя искоса за их приближением.
   Парни медленно подошли к её витрине, где стояла в позе Х - сигнал, что свободна для своих. Остановились, замерли, даже для вида не посмотрели на соседние витрины, забыв о конспирации напрочь!
   Постаралась исправить положение, давая им время опомниться, придерживаться правил поведения во время встреч. Делая вид, что ещё не заметила клиентов, смотрела поверх голов на мост через канал: там гуляла молодёжь и зажгла фальшфейеры, шумела и кричала... Потом опустила взгляд, словно невзначай, вскинула удивлённо бровь, обвела глазами замерших в поражённых позах мужчин: откровенно любовались её чудесной причёской из белокурых локонов, тонким телом, роскошным откровенным бельём, чулками в крупную сетку, босоножками на прозрачной высоченной платформе и пятнадцатисантиметровых каблуках. Улыбаясь чувственной манящей улыбкой клиентам, прикусывая пухлую губу, отступила от стекла и медленно стала менять позы, переводя взгляд на каждого, пытаясь оценить состояние и душевный настрой. 'Трудно - темно. Улица освещена фонарями тёмно-красного цвета, он здорово мешает рассмотреть что-то в деталях. Но так и задумывалось: чтобы клиент не мог запомнить девушку и не узнал, встретив позже вне этого района, - вздохнула. - Придётся рискнуть и запустить всех, в кабинете принять решение, - остановилась в танце, медленно опустилась на колени и поставила руки на стекло. - Посмотрим, кто первый ринется, - нечего было и гадать - младший, Игнат. Прижал ладони к женским за стеклом, растворился во взгляде; радуется, предвкушает, сияет серыми влюблёнными глазами, трепещет. А старшие напряглись, потемнели лицами. Держа улыбку, тайком рыкнула. - Ох, и вечерок сегодня выдастся! Выжить бы... - едва подумала, сзади Игната появился Валерий и, смотря Мари в потрясённые глаза, медленно положил ладони поверх кистей друга! Её затрясло в крупной дрожи, когда поняла этот жест. - Даёт согласие остаться вместе с Игнатом в кабинете. Вдвоём! - передёрнулась. - Дела, Машук, - опомнилась, подняла взгляд поверх их плеч. - А что же Олег? - посмотрела на мужа и замерла-задохнулась. - Столько боли в глазах, немой крик, ненависть и... такая безграничная любовь ко мне! Бедный мой викинг! - затаилась дыханием, заволновавшись. - Трудный выбор. Что победит? Справится? - постоял, сжимая в бешенстве кулаки, и... пошёл к Басе. - Вот это фортель! Не ожидала столь быстрой капитуляции. Зная, кем мы были в прошлом... - встряхнулась и заставила себя опомниться. - Нельзя бесконечно держать парней на улице. Пора решаться, - опустила глаза на ребят. - Молодцы. Поняли, что не нужно меня торопить. Грустно улыбаются, не сводя любящих глаз, и терпеливо ждут решения и... решимости. Где её взять-то!? Боже... - едва справившись со слезами, склонила голову в сторону входа: 'Заходите'. Выдохнула с шумом. - Время пришло, 'Пани'. Сейчас столкнёшься с тем, для чего с самого начала приготовили - быть мощным отвлекающим элементом в игре, где твоя непокорность может стать смертельным приговором пацанам. Выбор без малейшего выбора. И без поблажек. Их могут предоставить только мальчишки, что и делают: не вваливаются втроём. Договорились? Вряд ли: муж так мучился...'
  
   - Прошу, парни. Выворачивайте всё из карманов и в кабинет, - стараясь болтать легко и весело, держалась из последних сил. - Ключи от сейфа оставьте у себя. Что выпьете, родные...?
   Едва зайдя в кабинет, оказалась в двойном кольце рук. Молчаливые парни прижались с обеих сторон и, касаясь друг друга головами, целовали нежно белокурую девочку со стоном и хрипом. Зажатая мощными телами, вдруг перестала дрожать от страха: 'Всё будет хорошо. Нет лишних слов, есть лишь любовь. Это шанс, что не сорвутся, не кинутся друг на друга и на меня. Будет только уважение, деликатность и мягкость'. Всё получилось.
   Зная её особенности, не торопили друг друга. Пока один был занят, другой помогал тактично и любовно, словно делали это не впервые, будто форма 'два плюс один' была для всех троих нормой. Смогла расслабиться и просто купалась в искренних неприкрытых чувствах! Парни от счастья воздали сторицей: только ласка и обожание, мягкие руки и губы на её тоненьком теле, море страсти и сама жизнь, истинные звуки неподдельной взаимной любви. Любви на троих.
   Из-за стены кабинета Баси доносились совсем другие звуки! Мари прислушалась: 'Кажется, Олег сорвался на подругу и мстит ей за меня! Бася неглупая девушка, всё сразу поняла: наорала на него, потом... тишина и звуки страсти: оседлала и тоже мстит, - усмехнулась, покосившись на стену. - Умница. Оторвись, девочка! Там есть, чему порадоваться. Мой викинг - зверь! Вымотай его. Может, сегодня передумает зайти ко мне? Надеюсь... - зря надеялась. Ссора вспыхнула вновь! Вздохнула с пониманием. - Конечно, не для того сюда пришёл, чтобы удовлетвориться продажной любовью. Приехал ко мне, и без меня не уедет'.
   Только подумала, за стенкой раздалось негодующее рычание. Насторожилась, вслушиваясь: 'Дерётся! Сюда рвётся! Так и есть: уже в заднем коридоре, тихий голос Баси: 'Дай минутку, я сама...' Чёрт...'
   - Мальчишки... Вам пора к Басе... - обнимая, шептала, чтобы муж не услышал. - Прошу, идите к ней... Скажите, что решили навестить для разнообразия... Она умеет то, что я не могу... Пользуйтесь, родные... Я не ревную...
   Ох, и трудно они отрывались от неё! И долго. Особенно Игнат! Оторвался со слезами, крича глазами: 'Ты только моя!' и признаваясь в любви вслух, не обращая внимания на Валерку.
   Он тоже взглядом выговаривал ей: страстно, неистово, с терзаниями и дикой ревностью, но держался в жёстком корсете воли; смог не сорваться, не начать мстить и крушить всё и вся. Дождавшись своей минуты плотской радости, стал тем, кого увидела в коттедже: нежным и чистым, терпеливым и по-настоящему любящим. Ни звука вслух, только взглядами показывал и рассказывал, летя на лёгких крыльях нечаянной радости, когда читал молчаливые сообщения в зелени глаз возлюбленной: 'Люблю! Только ты!' Теперь, одеваясь, смотрел поверх плеч Игната, и продолжал целовать девочку взором: 'Желанная! Когда будешь лишь со мной?'
  
   - ...Марыля, я его уже не могу больше удерживать - монстр, варвар, дикарь! Час выдержала, но то всё! Злой! Но та-аакой сильный... - Барбара ввалилась в кабинет, не пуская пока Олега. Расхохоталась над смущением мужчин, одевающихся у столика в углу. - А эти ещё вкуснее, Марылька! Ну и хитрая - самых красивых себе оставила! Отведаю! Я вас жду, мальчики, - обняла обнажённых по пояс парней, поцеловала каждого в крепкое плечо, едва дотянувшись. - Не одевайтесь, великаны - вы мне ещё понадобитесь, - приглушила голос, заговорила опасливо и жалобно. - Спасите меня от вашего мучителя! Едва не убил! Дерётся! Идёмте ко мне, - шуткой и силой увела из кабинета в коридор. Строго посмотрела на Олега. - Дай ей время, не набрасывайся сразу! - тихо выговаривала. Затолкав к себе мальчишек, вернулась на миг. - Она слаба и нежна - ягнёнок. Она - не я, лошадь. Не забывай об этом, русский варвар...
   Едва договорила, он вошёл в кабинет к Мари. Закрыв дверь, прислонился спиной и замер с непонятным выражением лица, в глазах мука, сильная и поражённая, словно проиграл главную битву жизни! И душевная боль, вина: 'Не сумел оградить её от этого! Как ни уговаривал парней - тщетно. Оба влюблены по-настоящему. Не отступились. Я проиграл...'
   Вышла из-за перегородки, освежённая салфетками с неуловимым ароматом, без грамма косметики, бледная, в коротенькой голубой сорочке, гладко причёсанная, босая - девочка полутора метров роста. Подошла к мужу, подняла личико. Страха не было: 'Кинется душить - убьёт мгновенно: профи'. Олег уловил мысль, замер, опешил, поразился, потом глубоко вздохнул и, порывисто шагнув-ринувшись навстречу, сильно обнял, смял, стиснул, вжал.
   - Даже не думай об этом никогда, Маринка! Как ты могла такое допустить даже в мыслях!? Больше той ситуации не повториться, пойми! Как бы я тебя ни ревновал, ни ненавидел, ни был взбешён или ослеплён, не помыслю и мыслью! Ты моя судьба, единственная, - всё сильнее вжимал в напряжённое тело, затрепетал, загорелся. - Они тебя не сильно измучили, любимая? - тихо и с такой нежностью, что у неё навернулись слёзы. - Обидели? - окаменел, почернел лицом.
   - Нет, родной. От счастья плачу, - обняла за шею, встав на самые цыпочки. Подхватил на руки, приник к губам, вжимая в возбуждённое горящее тело. - Если так и будет - выживу, - заплакала, засмеялась, задрожала от страстных рук на своих бёдрах. Замерла, кое-что вспомнила. - У меня есть для тебя сюрприз...
   Мягко прикоснувшись к губам Олега, выскользнула из объятий, метнулась за перегородку, вернулась со свёртком в руках. Многозначительно полыхнув изумрудом в нетерпеливые жаркие глаза, подошла к диванчику, развернула простыню в крупных цветах и застелила, принесла большую продолговатую подушку с такой же наволочкой. Приготовив настоящую супружескую постель, обернулась к мужу, протянула руки, смотря в душу зелёной вечностью. Застыл, захлебнулся вскриком-всхлипом радости, со слезами на глазах взял на Марину руки, поцеловал нежным свадебным поцелуем, простонав: 'Жена моя! Соня!' Торжественно раздел, мягко положил на постель и быстро сорвал с себя одежду. Помедлил, давая ей увидеть себя при свете, запомнить, оценить мощь и красоту. Оценила, раскрыв объятия. Они стали вновь едины. Семья.
  
   ...Сразу сложилось: не всегда парни приезжали все разом, но, сколько бы их ни было - берегли и обожали, боялись причинить боль и проявить жестокость по отношению в своей девочке. Было непросто, случались между мужчинами ссоры, стычки и драки, но, как только приближалась пятница, умеривали амбиции и, пряча друг от друга горящие от предвкушения глаза и нетерпеливые лица, садились в машину и ехали в её город на свидание. Понимали: им немного радостного осталось в жизни, не стоило портить эту малость злобой и ненавистью. Но чем ближе приближался срок окончания операции, тем страшнее становились бойцы: нервы зашкаливали за понятие нормы, всё чаще срывы преследовали их, и всё больше дёргали Мари опекуны-'смежники'. Ситуация явно выходила из-под контроля, и это понимали все.
   Стало страшно по-настоящему и Марине, и мужчинам. Как бы ни пыжились, изображая из себя супер-агентов, а близкая смерть повлияла на всех - видела от посещения к посещению: сатанели, становились жестокими и опасными. Даже Бася боялась их и отказывалась помогать. А у девушки не было выбора! Надзор был тотальным.
   Развязка была как никогда близка, и её трагический исход тоже. Обратный отсчёт пошёл на часы...
  
   ...В ту пятницу и началось.
   Ощущение катастрофы стало преследовать девушку ещё накануне в четверг. В тот день всё валилось из рук: утром 'убежал' кофе, провоняв гарью квартирку; одеваясь в кирку, испачкала светлый костюм помадой, вывалившейся из тюбика; в глазах опять лопнули сосуды, и теперь было стыдно поднять на людей взгляд; чёртово кружево, которое с горем пополам довязала, прилипло к утюгу! Теперь нечего было нести на выставку в воскресенье. Не её то был день, точно.
   Вечером, вымотавшись в баре со скандальными перепившимися клиентами, обессилено ввалилась домой с одной мыслью - выспаться. Но, как только переоделась, в дверь тихо стукнули. Подойдя, сообразила, что опять не закрылась на ключ. Она распахнулась, и на Мари налетел... Игнат! Как в первый раз, всё повторилось почти до последнего действия: успел протащить в комнату, где и рухнул на диван. Ахнула: 'Да он ещё в худшем состоянии, чем тогда! Теперь окончательно понятно, почему их не берегли - приговорены. Это билет в один конец, как говорят американцы!'
   Этот незапланированный визит Игната сильно напугал: 'Даже не знаю, кто очнётся через пару часов? Кем предстанет предо мной? Он ли? - пока был в забытьи, закрыла дверь, прежде выглянув на улицу. - Тихо и никаких следов его машины, - вздохнула с облегчением. - Умница! - закрыв и зашторив дверь, сделала кофе, подумав, отключила телефон. - Хватит держать меня в вечном напряжении! Загорится пообщаться - на работе найдут. Сюда не сунутся - побоятся 'засветить' адрес. Есть несколько часов спокойной жизни. И у Игнаши. Как он там? - подошла и села рядом на кресло, рассматривая абсолютно белое лицо. Выдохнула с ужасом. - Господи, краше в гроб кладут! - тут же себя обругала за поганый болтливый язык. - Типун тебе на него, Марыля! Выживем, назло этим козлам из смежного отдела! Ешче Польска не сгинела! Ха! Посмотрим, кто будет в выигрыше. Держитесь, мальчики! Мы ещё поживём. И повлюбляемся, - замедлила размышления, кое-что припомнила, поникла головой. - Если эта командировка окажется с прибылью - рожу, от кого бы ни было это дитя. Наше. Общее. Плевать на мораль'.
   - Марин... Где ты? - слабый странный голос привёл в чувство. Игнат смотрел невидящими глазами и не узнавал комнаты. Гостиная. Прошлый раз пришёл в себя в спальне. - Где мы?
   - Я рядом, милый, не волнуйся. Ты доехал. Дома, - встала, осмотрела сверху, поражаясь неестественной бледности красивого лица, синеве сжатых губ, безжизненности взгляда серых глаз. 'Убили, сволочи, погубили парней из-за каких-то шпионских грязных игр, положили их судьбы на алтарь политического тщеславия и превосходства разведок. Чудовищно! Молодых, красивых, сильных, страстных мальчишек, которым бы жениться, радоваться и рожать сыновей! Или дочерей. Так нет, просто уйдут в небытие холостыми, бездетными и не оставят о себе здесь никакой памяти - безымянная могила. А то, и того хуже: 'пропал без вести', как будет в этом случае, - задрожала, сдерживая истерику. - Стоп! Не сейчас. Не порть встречи. Могут внезапно прервать операцию, когда ещё увидитесь?' - Ты не голоден, родной? - села на диван и тут же очутилась в цепких объятиях. Лукаво улыбнулась: 'Ожил'. - Пойдём, покормлю тебя, мой хороший... Мальчик мой буйный... Беглый каторжник...
   На кухне оказались только под утро. Игнаша вцепился намертво! Захолонула душой: 'Понятно - последняя встреча. Откуда узнал? Почувствовал? Услышал нечаянно?' Закрыла глаза от страха.
   - Это всё? - едва сдерживала слёзы. - Я погибну с вами...
   - Нет! Мы тебя спасём! Клянусь! - страстно в ответ.
  
   Понимая, что время уходит безвозвратно, не нежничал: истязал, наказывал и мстил за ту непрожитую жизнь, что могла быть, если бы не она, Маринка. Сознавал, что не виновата, и виновна. Потому что влюбились и... пропали. Порезала изумрудным ножом сердца и уничтожила.
   Терпела и молчала, соглашаясь с правотой претензий: 'Всех убила ещё в Аравии. 'Засветила' Да ещё сердца вырвала. Проклята...'
   Оторвала парня от себя перед рассветом, совершенно обессилев от боли и... счастья. 'Что ж, бывает и такое, болезненное. С тобой стала мазохисткой, - поцеловала его взмокшую каштановую голову, погладила густые волнистые волосы, осунувшееся красивое дерзкое лицо, провела пальцами по могучим плечам, прикоснулась губами к ладони. - Прощай, Игнатка'.
   Прикрыла уснувшего жестокого мальчика пледом, пошла на кухню. Постояла в раздумье: 'Прежде всего - капсула для тонуса, иначе упаду от нервного и физического истощения, - едва запив водой, вздрогнула. Что-то насторожило, какой-то непривычный звук. - Что за чёрт! Я же закрыла дверь!' Беззвучно поставив стакан на стол, на цыпочках прошла к порогу кухни, помедлила в нерешительности, резко шагнула в прихожую и... потеряла сознание.
  
   ...Пришла в себя в гостиной на кресле, с дикой головной болью. Осмотрелась и похолодела: диван был пуст! Еле-еле поднялась, пощупала простынь: 'Холодная. Значит, Игната давно нет, - посмотрела на часы. Оторопела до онемения. - Боже... Я пробыла в забытьи три часа! - пройдя в прихожую, не нашла его вещей. Так бы и подумала нехорошо о парне, стала бы сердиться, что не попрощался, но... застыла в ужасе. - Капли крови на полу! - пошла по ним на улицу, и стало понятно, что произошло. - Они приехали и забрали его. Силой. Затолкали в машину, потому кровь заканчивается на тротуаре. И это были не парни из группы. Тогда кто, смежники? - закрыла глаза. - Вот всё и заканчивается. Первый, кто пропадёт 'без вести', станет Игнат, - заголосила безмолвно. - Я погубила тебя, Игнаша! Прости меня, Христа ради! Нельзя было в меня влюбляться! Я Иона! Проклята! Трижды...'
   - ...Их было трое. Высокие и крепкие. Все в чёрном. Твоего парня оглушили - он не шевелился, - за спиной стоял старик-сосед и странно смотрел на девушку, пристально, не сводя глаз. - Марыля, есть разговор.
   - Нет, герр Мунт, это опасно, - едва прошептала, будучи не в состоянии сдерживать хлынувшие слёзы. - Спасибо за всё и... прощайте.
   - Нет. Я думаю, что мы увидимся очень скоро, - загадочно проговорил и ушёл.
   Разбираться с его словами не стала, пожав плечами: 'Какой смысл в шарадах? Всё кончено. Время пошло: десять, девять, восемь...'
  
   Глава 12.
   Бросок надежды.
  
   Зайдя в домик, Мари рухнула на пол коридора, трясущимися руками коснулась капель крови Игната. Поднесла кончики окровавленных пальцев к губам, облизнула, запоминая навсегда вкус, впитывая память о красивом, добром, таком сильном парне, которого возможно уже убили. Рыдала долго, не в состоянии остановиться и прекратить истерику. 'Первая жертва. Кто следующий? - шатаясь, встала, пошла одеваться. - Последний день жизни надо прожить красиво. Не дать возможности недругам увидеть тебя поверженной и помятой! Пора заняться внешностью. Сегодня пятница, полная программа на рабочих местах, а вечером кабинет. Кто придёт? Кого не увижу на красном кожаном диванчике? - решила об этом не думать. - Пора в кирку'.
   На выходе из церкви сообразила, что на службе не было старика Мунта. Заволновалась: 'Приболел, что ли? Старый он. Надо бы навестить, а уже нет времени - в баре работа ждёт. Вторая официантка уехала на похороны матери в Бельгию, будет только дня через три - работы невпроворот! А после дневной смены танцы, новый костюм и номер - ещё волнение. Да уж, день будет адов!'
   Но всё вышло совсем не так, как Марина распланировала для себя. Случилось, чего не ждала.
  
   ...Едва завернула за угол районного управления полиции, намереваясь пройти тихим тёмным переулком среди кирпичных домиков с черепичными крышами и маленькими палисадниками перед окнами, как кто-то затащил её в проулок, зажав рот!
   - Тихо, Маришка, - голос Олега и напугал, и успокоил. - Не кричи и слушай: сейчас идёшь со мной и быстро. Не спрашивай ни о чём пока, единственная, - страстно целовал шею и за ухом, сбив кокетливую фетровую шляпку набок, прижимал спинкой сильно, надёжно, но чувствовалось, что невероятно взвинчен, напряжён до предела, до дрожи в богатырском теле. - Так надо.
   Замерев и задрожав от ласк мужа, кивнула, обхватив его склонённую голову левой рукой, держа в правой сумочку с новым костюмом для вечернего представления в баре. Немного постояв, очнулся и потащил Мари в сторону от центра района. Она плохо знала эту часть большого города: некогда было путешествовать - 'легенда' беглой полячки не способствовала простому шатанию в прогулках. Проходя по узким улочкам и набережным, переходя через мосты и мостики, обходя многочисленных велосипедистов и туристов, они куда-то планомерно продвигались - быстро и молча. Только по усиливающемуся влажному воздуху поняла - идут в район гавани к яхт-клубу. Удивилась: 'Что он задумал? Покататься? Зимой?' Спрашивать не стала, а просто следовала за ним. Муж явно знал куда идти - ни разу не замедлил шага, не сверился по карте, не спросил у прохожих дороги.
   Выйдя к пакгаузам и каким-то складским помещениям непонятного назначения, сбавил скорость, дав жене отдышаться. Посмотрел на гладь воды, на пустой пирс, задумался и, что-то решив, подхватил её на руки и занёс за невысокое здание из красного кирпича. Оглянувшись по сторонам, убедился, что вокруг тихо и пусто - не сезон для рыбаков и любителей покататься на плавсредствах, радостно облегчённо вздохнул. Когда повернул лицо, Мари задохнулась от чувств: в нём была не только безграничная любовь, но и неистовость, дикое желание обладать ею здесь и сейчас, сию минуту! Смотря неотрывно в глаза, Олег рывком развернул девочку на руках, посадив к себе на талию, и впился в губы...
  
   ...То, что произошло в следующие четверть часа, было просто не описать: муж потерял голову. Совсем. Это было больше похоже на изнасилование, если бы не одно 'но' - жена горела так же! Что-то произошло в тот момент между ними, не поддающееся трезвому объяснению. Словно навёрстывали эту тысячу лет, будучи разлучёнными той страшной ночь, когда её, княгиню Соню, вырвали из рук оглушённого мужа Ингмара. Тогда они тоже горели в слиянии и восторге, пока на их селение не напали враги. И вот теперь в голландской гавани, в глухом закоулке современного яхт-клуба, супруги довершали прерванное дело: любили, словно прощаясь навсегда, как тогда. Мари-Соня чувствовала это всеми мышцами и нервами, всей кожей и дыханием: 'Мы теряем друг друга! Снова! На сколько лет? На тысячу? Две? На сколько веков Один опять разрывает наши объятия? Когда обретём вновь? Найдём ли следы сквозь дым времён? Узнаем ли друг друга в новых телах?'
   Она уже рыдала и стенала, металась и вырывалась, а муж зажимал ей рот рукой и... не мог остановиться. Всё чувствовал наравне с любимой - всегда были единым целым, но не в тот момент. Только звук сирены на катере у причала и привёл в чувство. Дрожа и рыча, взял себя в руки и, наконец, счастливо застонал, вжимая юную женщину в кирпичную стену. 'Боже, синяки теперь месяц будут квадратиками! - совсем не к месту и времени подумала и нервно начала хохотать над нелепой, идиотской мыслью. - Какой месяц!? Остались минуты жизни'. Понял, медленно ослабил дикий напор и нажим огромного мощного тела на тощую фигурку, стал ласково одевать крошку, жадно и нежно целуя скрывающиеся участки кожи, прощаясь с ними по отдельности. 'Так целует, словно расстаётся! Навсегда? - нервно вздохнула, медленно приходя в себя. - Да..., от одёжки мало что осталось - был без ума! Как же в таком виде покажусь в городе? - мысли не в тему отвлекли взгляд от страстного, неистового, исступлённого мужского лица, на котором читалась не любовь, а первобытное, варварское обожествление. Замерла, задохнувшись от тяжёлого предчувствия. - Значит, это действительно конец всему! Край...'
  
   Приведя её в порядок, быстро оделся сам. Посмотрел на часы: 'Вовремя прибыли'.
   - Постой здесь пару минут, родная, - низким, хриплым, невероятно притягательным голосом, который скрывал в обычной жизни, проговорил, поцеловав губы жены, опухшие и искусанные им в кровь в приступе безумия и отчаяния - не смог совладать с чёрной безысходностью. - Не сходи с места, Маришка, - окунулся взором в потемневший изумруд колдовских глаз, прошептал с содроганием и острым чувством жалости и вины. - Прости меня за всё, любимая, молю. Знай и помни: я люблю тебя, - нежно невесомо коснулся поцелуем её губ и ушёл.
   Стояла, вцепившись в стену, держалась из последних сил на ногах: не раз достигнув пика, теперь страдала от мучительных судорог бёдер. Справляясь с сильной болью, старалась не смотреть в ту сторону, куда ушёл. Что-то подсказывало, что лучше ничего не знать. Закрыла глаза, сдерживая слёзы, так и не остановившиеся от восторга, боли и дикого испуга: такого Олега не знала, но не держала зла, понимая: 'Он не просто в отчаянии, а на последнем дыхании, порыве силы воли держится, как и все. И то, что сейчас произошло, лишь следствие затяжного стресса. Женщины рыдают, а мужчины выливают неприятности в акте агрессии и насилия. Значит, дело настолько плохо, что муж повторит поступок, как тысячу лет назад: когда поймёт, что мне не спастись - задушит, - поникнув головой, нервно вздохнула. - Что ж, я готова. Принять смерть от его рук не страшно. Лучше мгновенная от переломанных шейных позвонков, чем мучительная в подвалах Системы или здесь, после издевательств и неизбежного насилия на какой-нибудь явочной квартире 'смежников'. Учитывая, какую операцию они придумали для меня и группы - уж представляю, что вытворят, как только их 'спустят с поводка'! Пусть Олег проявит милосердие. После дикой и безумной любви, пока трепещу от полученного наслаждения и неистовости, смерть - неплохой финал. Как только подойдёт, и попрошу. Чего тянуть дальше? Пора. Твоё время истекло, 'Марыля'. Тебя заждались за гранью, 'Пани'. Все, кто не вернулся с 'программ' и 'операций', кого ты знала и любила - все уж там. Ступай к ним и ожидай своих ребят, над которыми уже висит дамоклов меч, и свеча бога горит и вот-вот пережжёт нити их судеб...'
  
   Не успев закончить мысль, очнулась за доли секунды до того, как подошедший неслышно сзади Олег резко прижал сильные пальцы в районе её сонной артерии и, подхватив обмякшее легковесное женское тело на руки, понёс куда-то.
   - ...Прости, любимая, что поступаю так, но это единственный выход спасти тебя, - видимо, не до конца убил, потому что Мари некоторое время слышала. - Буду ждать тебя в нашей семейной погребальной лодке, Соня. Не торопись. Поживи. Порадуйся жизни, единственная моя судьба, - целовал губы и щёку, шею и ключицы, дрожа в крупной дрожи: то ли страха, то ли крайнего отчаяния. Остановился, сказал кому-то через трепет и хрип голоса. - Спасите ей жизнь! Она вам будет очень полезна. Способности и 'дар' стоят того, чтобы жить. Мы договорились?
   - Мы умеем держать слово, господин Н-дов, - с достоинством ответили. Мари напряглась: 'Голос подозрительно знакомый!' - Поторопитесь: они уже в пути. Прощайте! Рад, что мы с Вами нашли общий язык, - крикнул что-то на незнакомом языке. Заработал мотор катера. - Давайте её сюда...
   Тут произошло то, чего никто не ожидал: девушка очнулась на мужских руках. Расширенными глазами смотрела на небо, ещё не в состоянии сфокусировать взгляд.
   - Вы не полностью 'отключили' её! - возмутился голос.
   - Я не смог, - просипел супруг.
   Соскользнула с его рук на ноги, огляделась и поняла, что стоит на краю пирса, а рядом большой катер на всех парах!
   - Нет! Я без тебя не поеду!! - сообразив мгновенно, завопила так, что мужчины вздрогнули, и ринулась прочь от причала.
   Олег стремительно догнал и, схватив в охапку, подбежал к судну, сильным, мощным, отчаянным рывком забросил тощую девочку на палубу, где лёгкое тельце в полёте подхватили несколько крепких мужских рук. Мари кричала и вырывалась, брыкалась и кусалась, материлась на всех языках, неистовствовала и просила убить! Он заворожено смотрел на быстро уходящее судно и не мог отвести глаз от бушующей маленькой тщедушной девушки, с которой не могли справиться четверо взрослых мужиков! В последнем порыве любви закричал на русском, больше не заботясь о том, услышит ли кто чужой его слова здесь, в этой голландской гавани.
   - Соня! Я люблю тебя!! Ты слышишь!??
   Услышала точно в ту секунду, когда сильным ударом ребра ладони по шее её 'вырубили' черноволосые люди с чёрными глазами, отчаявшись справиться с крошечной русской фурией. Голоса стали пропадать, как и сознание, и только запахи ещё тревожили Марину несколько секунд: стылой воды канала, солярки и мазута, сигарет и чего-то ещё такого знакомого...
  
   ...Ей было плохо - тошнота клубилась у самого горла. 'Сейчас тут всё загажу, блин!' - застонав, рывком заставила себя склониться вниз. Подхватили чьи-то руки, подставляя маленькое ведро.
   - Не выносите воды - морская болезнь. У меня тоже такое случается, - знакомый голос говорил на чистом русском, придерживая девичье сотрясающееся в порывах тело в руках. - Потерпите, скоро мы сойдём с катера и пересядем на корабль. Понимаю: хрен редьки не слаще, но там качка меньше, да и врач под боком будет.
   Перед её глазами всё плыло, в голове звенело, рвотные позывы истрепали все внутренности и нервы за последние пару часов. Спасли лишь инъекции, от которых болела ягодица. Когда, наконец, прояснилась голова, начала соображать, что происходит. Стало легче.
   Откинулась на жёсткие подушки деревянной полки и... застыла: рядом сидел сосед, Алекс Мунт! Задумалась, держа бесстрастным лицо: 'Не выливать эмоции, Машук! Тотальный контроль и трезвый анализ. Думать! Итак. Почему не удивлена? Давно подозревала, но с нервной ситуацией последних дней как-то выпустила из зоны внимания: он всегда оказывался рядом, - вдохнула воздух и опешила. - Ну, точно же - запах его одеколона! Вот что почувствовала на пирсе. И голос знаком до боли. Кто он? Свой? Бывший? Вряд ли. Скорее всего, специализация. Язык странный. Ох, только бы не... - не успев сформулировать мысль, оторопела, просто окаменела: в каюту вошёл молодой мужчина-военный. Как только взглянула, накатила дикая смешливая истерика! - Почему не удивляюсь, говоришь, 'Марыля'? Да ведь о них ты думала ещё в Аравии, не забыла? Как тогда сказала: ' ...и ни одна разведка мира меня не найдёт! И к 'Моссаду' не ходи!' Да? Кто тебя тогда за язык дёрнул!? Накаркала, дура? Накликала тех, с кем лучше дела не иметь вовсе! Хуже них только ЦРУ! Идиотка ты, 'Пани'! Полная тупица... Дура дурой... А дурам везёт на гадости... Все шишки соберёшь... Ешь, Мыринка, не подавись... - хохотала так, что мужчины поражённо и растерянно чесали головы и переговаривались на иврите. - Да, теперь всё встало на свои места: в гавани не узнала язык сразу - сознание потеряла. Не смогла хорошо зафиксировать в ускользающей памяти. Было б время - вспомнила бы. Арошечка наш, Аарон Моисеевич с 'Динамо', на нём изредка говорил. И на идиш, но он легче - почти немецкий. Значит, попалась к настоящим евреям... - отсмеявшись, почувствовала себя намного лучше. Ужас сменился неким легкомыслием. - Не так страшен чёрт... Знакомый враг - почти друг! Выкарабкаюсь!'
  
   - Вижу перед собой, так понимаю, старых друзей. А, господин Алекс Мунт? Хотя, скорее всего - Алеф Мунх. Не правда ли? Вы рядом со мной давно. С Аравии, так полагаю. Почему тогда медлили? Поняла: опоздали? А что же в Москве? Не дали приказа? Почему сейчас? Удачная оказия? - смотрела в настороженное лицо старика, в котором совсем пропала старческая немощь, так умилявшая соседок-старушек в предместье Делфта. Перед ней сидел жилистый, сильный, суховатый пожилой военный: опытный, крепкий, опасный - настоящий прожжённый 'спец'. - Ничего не скажешь: купилась за полушку, ан глядь-ко - вышло на алтын! - похлопала в ладоши, показала большие пальцы рук в одобрение. - Браво, коллега! Отличная работа! Блестящая операция! Поздравляю! - взяв его руку, крепко пожала по-мужски в закрытом пожатии. - Чем Вы вынудили моих людей пойти на предательство? Шантаж? Подкуп? Угроза физического уничтожения? Теракта с множеством жертв? Заложники-дети?
   - Он сам 'вышел' на нас, моя польская княжна, и попросил Вас спасти, - тихо проговорил, странно зыркнув. - Мы нашли точки соприкосновения, и они не в предательстве. Не сомневайтесь в Ваших людях, 'пани Градовска'. Слово офицера...
   - ...разведки, я так полагаю. Не многого оно стоит: научена горьким опытом и выходками своих служб. Уж не обессудьте, голубчик.
   - Нет, не разведки, 'Марыля'. Или теперь 'Соня'? Так мы и будем Вас отныне называть. Красиво и нейтрально.
   - Не отвлекайтесь, господин Мунх. Валяйте, режьте правду-матку в глаза, пока я не сбежала.
   Тут он стал смеяться, не меньше её припадка хохота, случившегося несколько минут назад, чем вызвал настоящую оторопь израильского офицера-охранника. Долго не мог остановиться. Видимо, и для него последнее время не было лёгким и простым. Разрядился.
   - ...А как же воскресный хор и базар? А милые старушки-соседки, влюблённые в Вас? - Мари улыбалась и... строила глазки младшему военному, вгоняя того в ярую краску смущения.
   - Я уехал в гости к другу в Данию - воевали вместе, - криво усмехнулся Мунт, утирая слёзы. - Погощу и вернусь, никуда не денусь.
   - Рассказывайте, Алеф, - сказала легко, посмотрев глубоко в зеленоватые с синим оттенком глаза: 'Ясно: папа был не еврей'. - Только тогда будет разговор с Вами и вашими людьми. Мне нужна информация. Баш на баш.
   - Я не в праве, 'Соня'. Не уполномочен, простите. Это не входит в мои обязанности. Я Вас доставлю к месту назначения и только. Стар уже для полноценных дел. На пенсии. Отвоевался, - тепло улыбнувшись, удивил тем, что встал, взял женскую руку и почтительно поцеловал, низко поклонившись. - Восхищаюсь Вами, графиня! Всегда хотел это сделать - не получалось! Рядом с Вами всегда оказывался кто-то побольше, повыше и помоложе старика.
   Он рассмеялся, а у Мари... началась нервная слёзная истерика: безостановочная, бурная и неистовая! Через несколько минут женщину укололи и... темнота.
  
   ...Очнулась ночью, открыла глаза, попыталась привстать и поняла, что... пристёгнута к полке широкими ремнями. Стараясь не паниковать, обвела слабо освещённую каюту глазами. 'Понятно: уже не на катере, а на корабле, и каюта эта совсем не походит на жалкий закуток в той лоханке. Богатая, большая, просторная - гостиница-люкс, ё-маё. Только странность - нет иллюминаторов. Совсем. Не прикрыты жалюзи или шторами, нет - сплошные стены. Это плохо - нет визуальной информации, плюс ремни, - тяжело протяжно выдохнула. - Итак, я пленница. Забавно судьба играет со мной. То в Аравию угодила, теперь куда везут? Да..., дела бековы, нас бьют, нам некого. И ничего не сделаешь, только ждать и лежать. Нет, не могу уже лежать! - приподнявшись, огляделась, увидела в районе ног кнопку. - Вот и выход!' Пыхтела, сопела, крутилась, а дотянулась-таки до неё. Пальцем ноги нажала.
   Через полминуты рядом оказался тот самый темноглазый младший офицер, что был на катере.
   - Отвяжите меня. Надо в туалет! - видя, что он чешет голову, не понимая русского, смилостивилась и произнесла на английском, насколько хватило знания и умения. Сработало. Одним движением отстегнул! Стыдливо покраснела, смутившись: 'Прошу прощения, это не арест - боялись, что свалюсь с полки во время забытья. Спасибо за заботу'. - Куда идти? Мне нужно сделать пи-пи!
   Покраснев до ушей, молодой бородатый мужчина, опустив долу крупные миндалевидные глаза в длинных, густых, смоляных ресницах, повёл в ванную, однако остался за дверью. Хмыкнула возмущённо: 'Конвой! - не задержалась, отложив душ на время. - Жаль, не во что переодеться, - хихикнула озорно, окинув себя взглядом: на ней всё ещё были сильно пострадавшие от страсти мужа вещи. - Оборванка в чистом виде!'
   - Где моя одежда? - спросила на английском языке. Охранник понял, повел в гардеробную. Ознакомилась с ассортиментом: 'Порядок, полно вещей'. - Я иду в душ. Можно? - кивок черноволосой головы, алый румянец на белоснежной коже щёк. 'Не женат? - закусила коварно губу. - Развлечение на время заточения обеспечено'. - Будьте рядом.
   Идя в душевую, подводила итоги последних событий: 'Что ж, пока меня другие не нашли, можно вздохнуть почти свободно, - стоя под горячими струями воды, задумалась об Олеге, поражаясь всё больше. - Это как же надо было отчаяться и зайти в тупик опытному советскому офицеру-разведчику, чтобы решиться на такой поступок: продать члена группы иностранной разведке только ради того, чтобы она жила дальше? Сколько же ночей Н-дов обдумывал этот самый последний 'бросок надежды', обещающий мне хотя бы жизнь, если не свободу? - замерла дыханием, припоминая. - Что он там говорил Мунху о взаимной выгоде? Что им буду очень полезна? О чём это он? Никакой информацией не владею - пустышка. О чём был разговор? - голова не дала закончить умственную работу: сорвалась в дикую мигренную боль. Застонала, схватив её руками. - Что ж, Олежка, спасибо. Ты своим броском приказал мне жить дальше за вас всех, мои любимые мальчишки, дорогие 'опера', родные 'штурмовики': Олег, Валерка и Игнат. Насильно. Даже не спросив мнения и желания! Жестоко. Очень. И так больно, что ещё не скоро опомнюсь от столь щедрого дара! Прощайте, возлюбленные. На том пирсе умерла Марина-'Пани'-'Марыля', теперь за ваши жизни будет жить 'Соня'. Спасибо, единственные! Счастья вам всем, родные, там, за гранью бытия... Покойтесь с миром...' Оседая в плаче, стала сползать по стеклянной двери душа, истерически крича нечеловеческим голосом! Последнее, что осталось в памяти - звон разбиваемого стекла...
  
   Глава 13.
   По воде, по земле и по воздуху...
  
   Прошёл месяц с момента того самого 'броска надежды' на пирсе города Делфт в Голландии. И всё, что Мари осталось: жить, работать и помнить. Больше ничего. Родившаяся на том причале 'Соня' потеряла там свою душу, а сердце навсегда осталось в руках мужа-викинга Ингмара. Вот и поражала Соня окружающих её черноволосых людей своей выдержкой, здравомыслием и холодностью - истинная норвежка. Была 'Марыля'-искра: взбалмошная, страстная, глуповатая полячка, стала 'Соня'-льдинка: расчётливая, хладнокровная, трезвомыслящая скандинавка.
   Эта метаморфоза с зеленоглазой гостьей огромного круизного лайнера произошла не сразу. Ох, и помучились с ней израильские специалисты: и врачи, и военные, и психологи-корректоры! Но, понимая, что им попало в руки, терпеливо лечили, выправляли психику и моральное состояние молодой женщины, баловали, потакали и охраняли, как Первую Королевскую Особу. Немало им довелось услышать слов и истерик в свой адрес от сорвавшейся в 'психическое пике' пациентки, как говорил врач-психиатр, но немало и удивляла. Как только наступало просветление, Соня становилась сущим кладезем информации по интересующим вопросам. Ничто не могло укрыться от её странных, расширенных, светящихся в темноте изумрудных глаз, словно повёрнутых внутрь сознания. У взрослых, матёрых, закалённых мужчин-военных волосы становились 'дыбом', и кожа покрывалась крупными нервными 'мурашками', когда медиум входила в транс: электричество сходило с ума, лопая стеклянные абажуры и лампы в помещении, воздух начинал кипеть, достигая сумасшедших температур, взрывая градусники на стенах закрытой каюты! Это вскоре и вынудило их перевести Соню наверх, в обычный 'люксовый' номер с большими окнами и дверьми. Она добилась своего: теперь стала доступной и визуальная информация. Черпая видимое только ей информационное поле, медиум была не просто результативна - бесценна! Вот и работал на девушку целый штат разведотделения и элитная бригада высококлассных врачей. Вся верхняя палуба была отдана в полное их распоряжение, не допуская проникновения посторонних: только проверенные и вышколенные сотрудники, которых в лицо знал начальник охраны особой спецгруппы. Гости прибывали по воздуху на вертолёте и вовсе не желали чужих глаз в силу своей профессии.
   Девушка не являлась полной затворницей. Для неё была придумана прекрасная 'легенда', позволяющая запросто сливаться с пассажирами первого класса и пары нижних палуб, что было необходимо медиуму для сбора информации. Не скучала - работы хватало.
  
   - ...Соня, Вы уже можете со мной поговорить? - мужчина в форме был настойчив. - Вы изучили последние материалы по 'программе'?
   - Да, но всё это ложь. По ней я не смогу ничего сказать, - спокойно смотрела в чёрные глаза военного-оперативника, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт.
   - Что?? Вы понимаете, что сейчас сказали!? - кипел праведным еврейским гневом и обидой за свои службы. - Эти материалы мои люди доставали с риском для жизни! И многие не вернулись с заданий!
   - Господин офицер, мы зря тратим время. Сожалею о потерях, но их обманули. Такое случается в нашей работе, и я Вас понимаю, как никто другой, - говорила медленно, чтобы переводчик успевал переводить правильно. - Их ввели в заблуждение в самом начале той 'операции'. Вижу предательство и подкуп из очень близкого к Вам окружения. Сейчас этих людей рядом с Вами нет, - увидела страх в глазах юноши-переводчика, приподнялась с шезлонга и посмотрела глубоко в чёрные глаза. - Только попробуй переврать! - шёпотом на иврите сказала парню. Побелел и едва не упал в обморок! Сглотнул и тихо с хрипом стал переводить. Злорадно усмехнулась, скрывая эмоции: 'Только эту фразу и выучила за месяц, но он-то этого не знает, вот чуть и не умер от страха, бедняга. Зато теперь можно не переживать о чистоте перевода. Да, господа евреи..., я быстро учусь работать с вами'. Очнулась, вернулась к разговору. - Господин Рив, у меня есть предложение по решению этой проблемы, но боюсь, Вам оно не понравится.
   Вздохнула, деликатно отведя взгляд за борт, на бескрайний океан. 'Как же он меня 'любит', блин! Кипит и пыхтит, несмотря на то, что сидит на обдуваемой верхней палубе круизного лайнера. Ничего, вояка, меня наскоком не взять, и не такое пережила, - оглянулась на окна крытого павильона. - Сидят и наблюдают за нашей беседой - мои 'родители' по 'легенде': Хана и Илан Шпиллеры. А я, получается, Соня Шпиллер. Чего у этой Системы не отнять - стройности 'легенд'. Красиво придумали: престарелые родители везут нездоровую девятнадцатилетнюю единственную дочь Соню к знахарю-шаману в Африку. Не справилась традиционная израильская медицина с её случаем. У стариков осталась единственная и последняя надежда на известного колдуна в Конго. Только он может вернуть душевный покой их нервной неуравновешенной дочери. Ну, тогда и Яхве нам в помощь! - заметив её взгляд, Хана тяжело поднялась на полные ноги, покачнулась, что заставило мужа Илана подскочить и поддержать жену в ровном положении. Тепло ему улыбнувшись, поковыляла на открытое солнце, оглянувшись на плетёное кресло. Муж метнулся и принёс соломенную шляпу. 'Дочь' хмыкнула, скривив красивые губы в доброй усмешке. - Ё-маё, влюблённые, а самим лет по шестьдесят-семьдесят! Молодцы'.
   - Что тревожит моё дорогое дитя? Он таки уже утомил тебя, Соня? - мама наклонилась к ней, потрогала смуглый лоб. - Так и есть: у тебя опять голова горячая! - ловко обернулась вокруг своей оси и выпалила такую тираду в адрес военного, что он побагровел, косясь на девочку, а муж стал тихо смеяться, прикрывая рот шляпой жены. Истово выполнив материнский долг, обернулась к дочери. - Теперь он тебя выслушает, девочка моя, или я не Хана Шпиллер! Ему такое сокровище доверили, а он смеет сомневаться...!? - прибавив ещё пару смертельных по остроте и едкости фраз, величаво вернулась под крышу павильона, послав любимице воздушный поцелуй.
  
   За месяц полюбили друг друга по-настоящему. Мари стала бальзамом на их исстрадавшиеся одинокие души и... уши: просто млели от её русско-польского сленга, которым 'крыла' тупых военных и врачей в приступах! Девушка не была наивна и прекрасно понимала, что 'родители' из той же разведгруппы, что выкрала её из Голландии, но было в их союзе положительным то, что супруги оказались одинокими и бездетными. Когда им впервые представили беглянку - потеряли разум: вцепились намертво, вереща на идиш, суржике и русском, что она - копия их умершей в младенчестве дочери... Сони! Всё совпало невероятно и мистически! 'Оперативные' родители вмиг стали настоящими, потеряв почти полностью чувство реальности. Обрушили на 'Соню' такую лавину радости и обожания, превратились в могучую защитную стену, непоколебимую охрану, что это спасло девочку в буквальном смысле: и от неизбежной переброски куда-нибудь на закрытый полигон, и от психологических опытов израильских 'спецов', хищно нарезавших вокруг уникальной пленницы круги, потирая в предвкушении руки. Хана практически сама придумала 'легенду' и всю схему этого маршрута, вытребовав и выругав их в жарких многочасовых спорах и с Иланом, и с руководством всех уровней. Поняв глубину её подвига, Мари приложила все силы, дабы оправдать надежды родителей, и не разочаровала, 'уж будьте в этом уверены, или я не Соня Шпиллер', как со смехом говорила потом! Вот и вмешивалась новая мама во все её дела без зазрения совести и чести. Москвичка не знала, какого чина эта женщина достигла в израильской разведке и армии, но с нею считались. Да и как не считаться с особой килограммов в сто двадцать веса и почти метр восемьдесят роста? Муж Илан был таким же высоким, но его английская суховатая стройность только оттеняла её сочную мощь. Вот это была 'мама'! Да Соня на их фоне выглядела замухрышкой, несмотря на то, что считалась 'дочерью'! Чтобы приблизить визуально 'родство', девушку пропитывали каждую неделю каким-то особым растительным составом, который делал её прозрачную, тонкую, мраморную белую кожу плотной и смуглой, а волосы раз в десять дней подкрашивали в чёрный цвет, как брови и ресницы, которые ещё и наклеивали для густоты и выразительности. Мама настаивала, что надо и 'нижнюю причёску' привести к такому же цвету, но муж ей что-то прошептал на ухо, и, залившись краской, оставила эту затею. Соня подозревала, что у Ханы имелся диссонанс в окраске волос сверху и снизу, о чём и напомнил Илан. Смеялась только по-доброму над мамой и её потугами сделать дочь, пусть и оперативную, настоящей еврейкой - надеждой и гордостью обеспеченных, одиноких престарелых родителей.
   Теперь, смотря на себя обнажённую в зеркало во весь рост, не узнавала Марылю-полячку - там была еврейка-Соня: смуглая, с полной грудкой, крутой попкой, округлившимся животиком, с красивой ореховой кожей, с тёмными волосами до лопаток. Да ни одна разведка мира не узнала бы её теперь! Чёрные, густые, длинные наклеенные ресницы и широкие смоляные брови ещё сильнее оттеняли зелёные глаза девушки, делая их темнее и глубже цветом - чистая погибель для мужчин! Не зря же на вахту на их палубе чаще всего ставили пожилых матросов и стюардов, как со смехом сообщил папа. Всегда был невероятно горд, заметив очередного стюарда, уронившего поднос в ресторане - неосмотрительно натолкнулся на девичий, сногсшибающий изумрудный взгляд и коварную озорную улыбку!
   - Радость моя! Нет, ты это видела...? Он таки его уронил, бедняга! Ой, боюсь, нам придётся стать честными и взять на себя часть его штрафов за разбитую посуду! Это будет по-человечески и божески, - хохотал во всё горло, беря тонкую ручку дочери и целуя, зорко продолжая следить за мужчинами вокруг. - Соня, а вот этот ещё не спотыкался? Так-таки и ходит по сей момент, не осчастливленный твоим чарующим взглядом!? Непорядок...
  
   Развлечений хватало, когда отдыхала от напряжённой умственной работы со 'спецами' из различных отделов и подразделений. Вот и теперь один из них сидел напротив неё и готов был порвать руками, если бы не мама Хана.
   - ...Я готов выслушать Вас, Соня, - тихо проговорил, наконец, мужчина, оправившись после словесной атаки мамы. - Я Вас уже не первый день знаю и понимаю неплохо: если Вы такое сказали, значит, имеется повод серьёзно задуматься, - опасливо покосился на Хану. - В чем смысл Вашего предложения?
   - Прямая психометрия, если Вам это о чём-то говорит. Кстати, мне проще станет с Вами работать, если перестану 'выкать' и просто буду обращаться по имени, - привстав с кресла, села прямо, выпрямила спинку, расправила плечики, выкатив в глубоком вырезе батистового, светлого, дневного платья смуглую грудку, протянула тонкую ручку красавцу-военному. - Будем знакомы: Соня Шпиллер. Можно Соньхен.
   Оторопел, долго всматривался в вежливое, спокойное, худенькое личико и, не найдя в нём следов язвительного смеха или коварной издёвки, странно вздохнул, метнул на павильон настороженный взгляд и... протянул руку, пожав женскую.
   - Нуриэль Рив. Будем знакомы, Соня, - голос взрослого мужчины 'сел' и, завибрировав, стал ниже тоном. - Очень приятно познакомиться с... тобой, - вздохнул, исподлобья посмотрел и... залился румянцем по белой коже щёк, на которых резким контрастом зачернела небольшая щетина. - Мама звала Эликом.
   - Можно я тебя буду звать... Нурой? Так звали моего одноклассника, - едва слышно проговорила, покраснев не меньше собеседника. Смущённо кивнул, не сводя серьёзного пытливого взгляда: словно впервые увидел. Мягко и приветливо улыбнулась, дрогнув правой бровью. - Приятно познакомится, Нури.
   Распахнула спокойный зелёный взгляд, окунувшись в агат умных крупных глаз: 'Красив по-еврейски, зрел, интеллигентен, даже несколько аристократичен, с великолепными аккуратными руками и трепетными тонкими пальцами с ухоженным маникюром, - тайком вздохнула. - Всем хорош, только рост подкачал - едва метр семьдесят. Привыкла к русским парням под два метра, этот кажется коротышкой'.
   Рив утонул в зелени, ещё больше покраснел, руки взмокли, пальцы, дёрнувшись, сильнее сжали девичью ладошку, тоже мокрую. Старательно зажимал мысли, держа их под спудом, зная о её способностях к их чтению. Не мог лишь сдержать трепет тела. И кипящую кровь, что летала по жилам, как по трассе слалома лыжник! Дышал размеренно, глубоко, проклиная жару и... ведьму.
   Оба понимали, что пора разорвать визуальное свидание чувственных душ, и не могли это сделать, только горели на солнце и... огне сильного обоюдного влечения! Так и сидели, краснея лицами, сжав руки в двойном пожатии, не смея разорвать под пристальным взглядом наблюдателей и... мамы Ханы, вставшей с кресла и стоящей на пороге крытого павильона, наблюдающей за поразительной сценой оччень заинтересованно.
   - Они таки нашли общий язык, Илан! Хвала Иегове! Теперь она его возьмёт в оборот, и дело сдвинется с мёртвой точки! Ай да Соньхен! Я всегда это знала: он был сразу обречён! А не нужно было мою умницу злить!! Не хотел слушать умом и душой по-хорошему, теперь будет слушать телом и сердцем поневоле! Сам себе стал врагом! Яхве ей в помощь! Так его! - гремела на всю палубу, не заботясь о том, что её все слышат. Видимо, надеялась, что идиш знают лишь единицы.
   Только тогда пара у борта рассмеялась и... расцепила взмокшие на жаре руки. Судя по скрытой ехидной улыбке Нуриэля, он идиш знал! Сжимал губы, старался не хохотать и не краснеть.
   Девушка взглядом потребовала отчёта у Симы-переводчика: сдался и перевёл на ушко, вызвав лавину смеха, зажатого тут же ладошкой. Соня и Рив посмеивались долго, неотрывно смотря в глаза друг другу, ввергнув в ярую краску мальчика-толмача, который понял: 'Скоро мой перевод на фиг никому не будет нужен. Когда мужчина и женщина так смотрят и смеются - разные языки не помеха'. Краснел, бедный, и продолжал грустным голосом переводить всё, что звучало вокруг молодой хозяйки, включая ядовитые замечания мамы Ханы - оговорённая ранее обязанность: 'Всё, что окажется в зоне моей слышимости!'
  
   Переговорщики успокоились не скоро, едва найдя силы вернуться на деловые рельсы.
   - ...Я в курсе, что такое 'прямая психометрия', Соня, - Нури продолжил, как ни в чём не бывало, опомнившись первым - военная выучка пришла на помощь. - Мне пришлось перечитать кучу литературы по этой теме, когда стало понятно, с кем придётся работать, - старался не поднимать глаз, пока она, подняв с шеи тонкими смуглыми ручками, держала длинные отросшие волосы на весу, подсушивая на морском ветру волнистые тёмные блестящие пряди, вспотев от смеха и жары. - Так понимаю, это заставит нас возить Вас..., прости, тебя по самим местам...?
   - Да, Нури. Выезд непосредственно на места, пока там ещё теплится информационный след. Тогда сведения будут самые правдивые, из первоисточника - ауры места. Есть только одно 'но' в этой методике, - успокоившись, перестала возиться с волосами, строго посмотрела на переводчика. Весь подобрался и сел ближе к столику, склонившись к девушке черноволосой головой. - Сильно мешает считывать информацию беда, - посмотрела глубоко в глаза - старательно перевёл, подняв взгляд на Рива. - Если на том месте кровь, смерть, страх. Они своими эмоциями практически полностью перекрывают канал восприятия, размазывают картину события.
   - Увы, так чаще всего и бывает, Соня. Они не сдаются живыми. Окружают себя живым щитом из женщин и детей. Дикость и бесчеловечность, - Нуриэль погрустнел и поднял на собеседницу такие красивые, но печальные до слёз глаза. - Мне слишком много приходилось видеть таких сцен. Готова ли ты к ним...?
   - Мне приходилось не только видеть, но и самой их воссоздавать, пока художник зарисовывал с моих слов. Это ещё страшнее, Нура, поверь! Видеть и описывать словесно каждое мгновение преступления поэтапно! А крови не боюсь - многих уже потеряла. Столько смертей...
   Едва это прошептала, уже ничто не могло остановить приступ нервной астенической истерики. Разговор был закончен. Вокруг закричали все: Хана, Илан, Сима, Нури, врач... Укол. Темнота. Спасительница.
   Только через трое суток приступ был снят. Нервы уже не держали - почти коллапс! Но Соня им была нужна, вот и терпели, лечили, восстанавливали и лелеяли.
  
   ...Как оказалась на этом круизном лайнере Марина Риманс не помнила. После того приступа истерики в душевой в её памяти остался лишь звон осыпающегося стекла двери - охранник разбил стекло рукояткой пистолета, когда услышал женский нечеловеческий крик. Кинулся, попытался открыть дверь, не смог: привалила намертво, тогда и решил разбить. Пока выключил горячую воду, пока рассеялся пар, пока обернулся, то застал жуткую картину: гостья в кровавой луже. Ох, и напугала его тогда: стёкла рухнули и на её обнажённое тело! Стоял в оцепенении и не знал, что делать: голая окровавленная девушка в истерическом припадке. Потом сообразил метнуться к шкафу и набросить на неё простыню. Только после этого вызвал помощь.
   Порезы на коже были поверхностные и неглубокие. Хуже дело обстояло с кровью: не хотела сворачиваться - еле-еле остановили! В кошмарном сне, наверное, врачам ещё долго являлась эта больная: истощённая до предела, бело-синяя, обильно истекающая кровью, которая стала такой жидкой, что ни один препарат не справлялся с задачей по свёртываемости. Видимо, те капсулы, которые поддерживали Марину последние три месяца в Голландии, так повлияли на её качество. Переливание - выход, но когда стало известно, какая нужна группа и, главное, резус - схватились за голову: 'Где её столько взять? Да ещё такую??' Выход подсказал сам офицер-охранник: 'Так 'Натовская' военная база поблизости. Там, среди восемнадцати тысяч человек, уж наверняка найдутся подходящие доноры?' Почесали-почесали головы медики и разведчики и... пошли на поклон к начальству на ту самую базу. Как сумели уговорить, что предложили взамен - загадка.
  
   ...Пришла в себя в прохладном подземном бункере. С ужасом обведя глазами серые бетонные стены, так напомнившие 'её' тоннель, прохрипела страшным сорванным голосом, предусмотрительно говоря на жутком английском языке:
   - Нет, не хочу тоннель... Не хочу подземелье... - уставившись глазами на дальнюю стену, заметила яркий рекламный плакат. - Хочу солнце... Песок... Море... - и вновь потеряла сознание.
  
   ...Очнулась от шума волн и нового, незнакомого, солёного морского запаха: терпкого, колючего, сушащего губы до трещинок. Медленно открыла глаза, зажмурилась от яркого дневного света, присмотрелась: в приоткрытые раздвижные стеклянные двери вливался шум океана и ветра, белый песок покрывал берег, солнце не затмевалось ни одной тучей, а лазурь неба была невероятно пронзительна и бесконечна.
   - Похоже? - тихий незнакомый голос привёл её в чувство. Осторожно повернула голову. Возле журнального столика мужчина. 'Незнакомец средних лет, высокий, статный, подтянутый. Понятно - военный. Форму не надел по двум причинам: не испугать и не рассекретиться. Значит, не уверен: принесёт ли результат сотрудничество, согласится ли пленница. Умно, - отодвинув серьёзные мысли, принялась отстранённо рассматривать собеседника. - Красив, белокож, черноглаз, с чёрной недельной щетиной и алыми полными губами. Отращивает бороду? Да, по-еврейски красив. Очень'. Заметив пристальное осознанное внимание, офицер глубоко заглянул в глаза девушке-приведению. - Или тех трёх пальм не хватает? - из-за спины со стола что-то взял, повернулся и развернул перед её глазами... тот самый плакат.
   - Можно без пальм, - тихо ответила, удивляясь: 'Почему так хорошо его понимаю? Он ведь говорит на английском! Хотя, несколько слов осилю, многому научилась в Голландии'. - Спасибо, - абсолютно обессилено откинулась на подушки. - Не люблю подземелье... Сойду с ума... Крышка.
   - Понятно. Бывали там? - едва слышно насторожённо проговорил, положив плакат на стол и шагнув к кровати. - В Москве? Понимаю. 'Блок' использовали? Сколько раз? - не дождавшись реакции, понял, погрустнел, искренне сочувствуя малышке с такими невероятными глазами: 'Да..., алмаз, а не девочка. Понятен интерес с 'их' стороны: даже не обладай она 'даром', всё равно бы 'зацепили' - такое не пропускают нигде. А уж ЦРУшники...' - Как Вы выжили? Польза?
   - Была нужна, - только и сумела найти слова в скудном своём словаре. - Я медиум. Берегли.
   - Поэтому Вы здесь, Соня. Вы нам нужны! Очень. 'Гнев Божий'... - испытующе посмотрел в худое лицо и, сообразив, что его почти не понимает, опечалился. - Пригласить переводчика? - увидев утвердительный виноватый кивок, тяжело разочарованно вздохнул, сдавшись: 'Так надеялся на чудо, страстно желал оставить здесь необычную гостью! Такое сокровище! Не судьба: если придётся привлечь постороннего, другой отдел будет заниматься'. - Женщину? Мужчину?
   - Молодого, высокого, красивого и умного парня, - грустно улыбнулась, покраснев нежным застенчивым румянцем, став совсем юной и беззащитной. - Нужно для дела.
   Услышав это, офицер замер, пытливо и недоверчиво посмотрел прямо в изумруд и... вдруг так звонко рассмеялся! Быстро взяв себя в руки, не мигая, странно заглянул в женские мерцающие глаза, потом отступил от кровати шаг, второй, покачал смущённо и восхищённо головой и неслышно вышел со словами: 'Будет Вам красавец!'
   Расслабившись, Марина тоже покачала головой, вспоминая последние события и встречи: 'Вот так фортели выкидывает судьбина! Ну и дела! Катер по каналам Голландии, корабль по Ла-Маншу, потом бункер, и вот - побережье океана. Где же ты оказалась, Марыля? Ещё только самолёта до кучи не хватало! Будет точно, как в песне: по воде, по земле и по небу. Да уж, лягушка-путешественница, блин! Что ж, раз мы вынужденно высадились здесь, значит, дальше двинемся по воздуху. В Израиль, наверное. Судьба вновь выгибает причудливо спинку. Ну-ну, киска, посмотрим ещё, кто кого поцарапает...'
  
   Глава 14.
   По воздуху, пескам и крови...
  
   'Началась жизнь, о которой никто даже не представлял: ни я, ни московские кураторы из могущественного ГБ, ни Стрельников, когда 'зарядил' на передачу записки для меня своего сына Мишу в марте 85-го, ни ребята из моей последней шестой разведгруппы, - задумалась, смотря на колышущиеся на ветерке шёлковые шторы каюты. - Хотя, нет..., Олег Н-дов мог предполагать что-то похожее, когда 'вышел' на эту разведку - 'Моссад'. Только вот, как? Не могло у них быть общих дел! Всегда враждовали и соревновались с нами. Кто мог их свести? Где? Да..., та ещё загадка. Не было у ребят возможности праздно шататься и как-то столкнуться с их резидентами. Алеф ведь честно сказал, что Н-дов сам 'вышел' на них, по собственной инициативе. Стоп! Думать, Маринка, крепко думать. Вспоминать мелочи, - уставилась взглядом на потолок каюты, собралась мыслями. - Итак: Алеф. Давно живёт в Голландии, похоже, с войны остался. Так-так..., погоди-ка! Он же в курсе всего был, всегда! И наблюдал и за мной, и за моим домиком, и за тем, где я работаю и бываю, это уж точно. Боже..., как я сразу об этом не подумала? А ведь ответ был совсем рядом, всегда! - стукнула негодующе кулачками по покрывалу. - Рядом со мной. Буквально под рукой. Бася. Ну конечно! Она способна была за вознаграждение и дальнейшее проживание там, попросту свести их: и Олега, и Алефа! - закрыла покрасневшие глаза, застонала, казнясь и кроя себя, на чём свет стоит. - Боже, я непроходимая тупица. Олег ведь так всегда бесился, когда у меня в кабинете были парни! И отыгрывался на Барбаре, а той всё это вскоре надоело. Так..., погоди-ка. Она могла лично знать или самого Мунта, или его сотрудника. Случай. Просто клиент. Напившись, могла проболтаться случайному человеку... - рыкнула в нетерпении и раздражении. - Не важно, как всё получилось! В результате, свела двух заинтересованных людей, только и всего. Они и нашли те самые нужные точки соприкосновения - мои экстрасенсорные способности. Мунх поклялся, что дело не в предательстве, - замерла, привстала, села, свернув ноги калачиком, поднесла тонкие руки к губам, нахмурилась. - Интересно, об этой стороне моей жизни они давно знали, или только Олежка 'сдал' с потрохами в последней надежде хотя бы этим заинтересовать израильтян? Скорее всего, я у них давно 'под колпаком', знали всё прекрасно. Не зря же меня ещё в пустыне не отпускало ощущение их постоянного присутствия за моей спиной! Там же и случилась та оговорка по Фрейду, что и Моссад не найдёт... - мысли всё кружились и толкались, пока в темноте опущенных жалюзи и полном покое отдыхала. В приоткрытые иллюминаторы вливалась морская свежесть, качка не ощущалась. Только голоса извне тревожили. - Так раздражает, что никак не могу освоить их замысловатый мудрёный язык, а переводчика держать возле себя круглые сутки неловко и опасно - 'поплыл'. Но он нужен именно влюблённым, способным к непослушанию и бунту против своих же начальников, когда этого потребует ситуация. Понимаю, что бесчеловечно с ним поступаю, но мою душу это уже не трогает - умерла на причале яхт-клуба в Делфте. Теперь в голове царит лишь холодный расчёт: сумею ли всё рассчитать и провернуть дело в свою пользу, вернуться домой, чтобы расквитаться с генералом. Как он тогда спросил, умею ли я мстить? - тяжело выдохнула, закрывая глаза. - Да, умею - жизнь научила, и Вы, господин Е-мов, скоро в этом убедитесь лично. Клянусь'.
  
   - ...Как ты себя чувствуешь, моё дитя? - мама неслышно просочилась в каюту, приподняла жалюзи, подошла к кровати. - Ох, и напугала ты нас опять! Не пора ли заняться-таки моей девочке своим здоровьем за счёт государства? Ты им уже немало помогла - пусть возвращают затраты! - гладила пылающий лоб Сони, с любовью смотря в зелёные глаза с красными белками - опять лопнули сосуды. - Плохо выглядишь, милая. Соньхен, может поедем-таки к знахарю...? Он вершит настоящие чудеса!
   - Хана, у меня есть ещё несколько дел с ними, - слабо шептала, улыбаясь в полное и милое лицо. - Не знаю, смогу ли помочь? Но ты же понимаешь - уговор дороже денег. Мне придётся летать с места на место и выслеживать этих бешеных псов. Не представляю даже, как там всё вывернет...? - вздохнула, едва справившись со слезами. - Нервы совсем не держат. А ведь там будет только кровь и боль... Память смерти и ужас...
   - Откажись! Скажи, что не 'видишь' ничего! - обезумела от страха потерять дочь. - Я понимаю, что сейчас становлюсь последней сволочью и предателем, но ты того стоишь, моё дорогое дитя! - рухнула рядом, целовала лоб, страстно шепча еле слышно крамольные слова! - Не смотри на меня так, Соньхен! Они поимели немало с наших с Иланом жизней - я имею право на ересь! - обезумевшая женщина уже перешла границы. - Готова продать и продаться!
   - Мама, остановись! Опомнись, - привстав с дивана, Соня села и взяла её голову в смуглые руки. - Я человек чести, хоть никогда не состояла на службе официально, и мне больно слышать такие речи. Долг и данное слово - не пустые понятия. Я исполню свою миссию. Так им и скажи. Пусть во мне не сомневаются. Но понимаю и тебя. Пока ничего не обещаю, - улыбнувшись, поцеловала её полные руки в ладони. - Дай нам всем время, Хана! Чуть-чуть.
   Она долго смотрела на тощую русскую девочку, так похожую на покойную дочь, борясь с неистовым желанием просто выкрасть Соню-2 и увезти в дом на побережье и, наконец, окунуться в простые материнские заботы, которых была лишена столько лет! Но часть её сущности всё ещё оставалась в военной форме и под присягой - погоны 'приросли' не только к плечам, но и к сердцу настоящей еврейки. Тяжело вздохнув, поражённо опустила крупную, черноволосую, кудрявую голову с сединой.
   - Я просто боюсь опоздать, Соньхен! Ты можешь не выдержать... Я могу внезапно умереть... Илана мучает сердце... - терзалась и страдала. - Мы только нашли друг друга! Чудом... Бог нас услышал, наконец... И тебя спас... Такое не случается напрасно... Это судьба наша... Всех троих... - вспыхнула идеей, смутилась, но высказала мысль. - Если я умру, Илан женится на тебе и обеспечит до конца жизни средствами! Ты станешь настоящей гражданкой Израиля и состоятельной женщиной! Мы не оставим тебя на произвол судьбы никогда... Ни за какие посулы и угрозы...
   Заплакала вновь, но стук в дверь каюты заставил её быстро вытереть слёзы и выпрямиться. Мари украдкой улыбнулась, любуясь и восхищаясь: 'Профессионализм не пропьёшь: вмиг подобралась, спину выпрямила, грудь навыкат, вздёрнула воинственно подбородок - готова к труду и обороне! Нет, мама. Прикажут, не устоите, продадите. Долг тебе - второй Яхве'.
   Хана резко гаркнула поставленным начальственным голосом, вставая с кровати, разрешила войти посетителю, сделав несколько шагов навстречу - грудью охраняла дочь.
   - ...Соня, прибыл специалист со свежими данными, - Илан стремительно вошёл и, не глядя на возмущённую жену, нарочито игнорируя её, обратился к Соне. - Ты в состоянии работать? Похоже, им удалось сесть на хвост! - глаза сияющие и возбуждённые, горд столь удачной операцией своих сотрудников и служб. Запоздало опомнился, сбавил обороты, покраснел. - Как ты, милая?
   - Дай мне десять минут, - лишь обречённо прошептала и... поплелась в ванную, шатаясь.
   Пока приводила себя в порядок, за стеной шёл бой. Хана неистовствовала и возмущалась на идише, ругалась и сварилась, как на базаре на Привозе, и, кажется, уже чем-то даже стала кидаться в Илана!
   - Я готова. Идём, папа! - Соня крикнула, войдя в гостиную. Супруги замерли с открытыми ртами. - Спасибо, мама, но я справлюсь сама, - с любовью улыбнулась пунцовой женщине, послав воздушный поцелуй, приласкав изумрудом. - За работу, г-н Шпиллер!
   Илан рассмеялся, чмокнул в багровую щёку супругу и, галантно подхватив юную подопечную под руку, вышел из каюты, послав жене широчайшую голливудскую белозубую улыбку.
   - Мы ушли, моя Хана!
   Идя с ним, Мари безмолвно хихикала, вспоминая семейную свару на еврейский лад: 'Да..., двое дерутся - третий не лезет. Разберутся'.
  
   ...Через три часа была в самолёте. Первый вылет на место.
   С палубы круизного лайнера их забрал вертолёт, приземлившись на специальную площадку. Потом маленький аэродром и небольшой самолётик. Вокруг из знакомых лиц - врач Иоахим Гонт. Мальчика-переводчика не позволили взять - строгая тайна. Обещали на месте предоставить специалиста. Пока летели, думала: 'Что ж, вот и для такого испытания настало время, Марыля. Да-да, ты прекрасно понимаешь, что там увидишь. И почувствуешь. Держись, Мыринка...'
   ...Песок резал глаза выгоревшей белизной и сушил кожу нестерпимым жаром. Благо, арабская одежда была знакома - шла свободно, не привлекая внимания неуклюжестью. Напротив, встречные мужчины тайком оборачивались, оглядывая маленькую тоненькую фигурку в никабе: 'Грациозна, как лань!' Но, заметив негодующий взгляд троих сопровождающих женщину суровых бородатых мужчин, быстро удалялись, больше не оглядываясь. Со стороны их группа выглядела в этой арабской стране обычно: три араба-мужчины и маленькая женщина в национальном одеянии. Только не арабы они вовсе: три 'спеца'-военных из разведструктуры маленькой, но гордой страны, и Риманс, советская гражданка между ними. Да знали бы это местные - порвали бы на куски! У группы здесь было дело государственной важности по программе 'Гнев Божий', и Мари вели на место, где накануне уничтожили давно выслеживаемого участника того кровавого теракта в Мюнхене.
   ...Кровь была повсюду, как и предполагала: не только на полу и стенах, а даже на потолке! 'Скольких же здесь расстреляли...? Не время об этом думать: пора работать и выдать результат, - шагнула в остатки дома, сделав знак 'не мешать'. Медленно пройдя по всем комнатам, остановилась на середине самой маленькой. Закрыла глаза, замерла, прислушалась.
   - Отголоски разговоров на арабском, смех детей, пение женщин. Но вот что-то произошло, крики, испуг, плач детей. ... Боже..., в дом ворвались люди в чёрном, и вся семья стала живым щитом им, скрывающимся от преследования! ... Вот и всё. За пять минут всё было кончено. Кровь и мёртвая тишина. Дети даже не успели испугаться - хорошо. Их страх всегда бывает самой сильной помехой в считывании следа. ... След. Следы... - тихо говоря, медленно ходила по разрушенному дому, а незнакомый, полный, невысокий мужчина-военный старательно переводил слова медиума. Двое сопровождающих недовольно хмурились. - Не моя вина, что всё было напрасно - вы убили не тех людей, а вместе с ними ни в чём неповинную семью. Осечка. ... Да, те в чёрном тоже были террористами, но к 'Сентябрю' они не имели отношения никакого. Ложный след, - 'спецы' в бешенстве! Старшой орёт и грозит оружием. Оставалась спокойной и отстранённой. Лишь пожимала плечиками и бледнела. - Со мной это не пройдёт, господа - не из пугливых. ... Это не та информация! ... Угрожать бессмысленно и глупо... Дар - не телевизор, его не переключишь на другой канал...
   Переводчик не выдержал и начал ругаться с ними, хоть из их же системы - отважно защищает юную девушку.
   Усмехнулась грустно: 'Аукнется ему. Выгонят. И хорошо. На гражданке прославится, как талантливый гомеопат-натуропат...'
   - Соня, - стараясь деликатнее перевести свару, покраснел круглым добрым лицом. - Им нужна информация, куда ведёт дальнейший след?
   - Я лишь могу сказать, откуда он пришёл.
   Вздохнув, перевёл и покраснел ещё больше.
   - Они это и сами знают!
   - Мне нужна вещь из того места, - тихо предложила выход из тупика.
   Постояв и почесав головы, решили везти туда. Благо, недалеко.
   На новом месте осталось ещё меньше от дома, но в стороне под небольшим навесом нетронутым остался лежак. Обойдя вокруг, вдруг вздрогнула, застыла в ледяном поту: 'Есть! След! Того, кто им нужен! Он здесь ночевал. Хозяева не посмели отказать в крове'. Опустившись на колени, положила руки на покрывало, глухо заговорила...
   Через пять часов везли сквозь пески, а девушка, смотря вдаль, говорила, куда ехать. След считывался чётко и ясно - военные напали-таки на их логово, только совсем не там, где искали. Даже не в той стране. Сомнамбула с зелёными глазами их увела в абсолютно другую сторону. А вот это уже удача! Теперь они выполнят приказ.
  
   ...Через три дня медиума вернули на лайнер: самолётом доставили в крупный город, куда зашёл корабль на длительную стоянку.
   Пропав на некоторое время, вновь там появилась. Ненароком озвучили версию для всех пассажиров: 'Приболела, потому не показывалась несколько дней. Бедное дитя!'
   В тот же вечер вывели в ресторан, чтобы пассажиры и обслуга увидели Соню своими глазами. Мама не отходила ни на шаг, шепча, что больше не отпустит от себя никуда, но её ждало разочарование. Оказавшись на свободе, Мари поняла, что теперь дальше делать: 'Я хочу домой, во что бы то ни стало! Представится возможность - сбегу, как и обещала Алефу Мунху на катере. Всегда была искренна - не люблю напрасно обманывать даже врагов, - виновато вздыхала, но отступать была не намерена. - Простите, 'родители', но у меня есть на Родине дела. И могилы. И живые, которым ещё нужна'.
   Последняя удачная операция так окрылила израильских военных, что они ослабили надзор за русской. Стало проще.
   Гуляла по лайнеру, таская следом мальчика-переводчика, спрашивая обо всём вокруг, ввязываясь в разговоры, подсаживаясь к отдыхающим на палубах, а бедный Симха Блат, которого иначе и не звала, как Симка, везде следовал за ней и уже замучился переводить с нескольких языков сразу! Хмыкала лишь: 'Что ж, сам попросился там, на побережье океана'.
   Их в домик на побережье привели троих: всем примерно было лет по двадцать-двадцать два. Симха Блат сразу так впился глазами в Мари, что выбор ею был сделан мгновенно. Только для вида спросила у офицера в гражданской одежде, сколько языков кроме русского этот статный парень-красавец знает, а оказалось, что пять! Удовлетворённо вздохнув, кивнула, утверждая выбор: 'Умница мне подходит'. Узнав значение имени и фамилии, вообще поверила в мистические совпадения: 'Радость, счастье - имя Симха; листок, лист, страница - фамилия Блат. Счастливый листочек? Или того хлеще: счастливый билетик? - радостно улыбнулась, словно что-то предвидя или предчувствуя. - Что ж, билетик, выручай!' Так Сима стал её переводчиком и... наказанием.
   Теперь, чтобы выбить из его головы лишние 'нижние' мысли, водила везде за собой, но это было не развлечение, а разведка боем: 'На что способен и насколько его выдержки хватит? Чтобы осуществить план побега, что сложился в голове, мне понадобятся немало физических и моральных сил в дальнейшем, а я сейчас слаба, как никогда! Слабею с каждым днём всё сильнее: не климат мне тут! Влажность и нулевой уровень моря медленно убивают - родилась в предгорье и в сухости. Ждать просто физически опасно. Срочно нужен родной засушливый климат и горы. Пора решать эту проблему. Для её решения и нужен тот, кто пойдёт со мной до самого конца, не задумываясь: Симка подходит по всем параметрам. Осталось обдумать и подготовить детали побега. Берег Африки маячит на горизонте не первый день, скоро должны прибыть туда, куда мечтает доставить меня еврейская мама Хана - к колдуну. Как и в большинстве случаев, ещё нет чёткого плана дальнейших действий, но так уж устроена голова - решение приходит спонтанно в самый критический момент. Видимо, опасность - катализатор для мозга, такая особенность, но именно она всегда спасала. Спасёт и теперь. Симха поможет в этом, хотя даже не подозревает ещё ни о чём, бедняга. Как не стыдно? Увы. Душа пуста, а с ней опустела и совесть. Испарились и сочувствие с милосердием, что всегда присутствовали во мне, но не теперь. Голландия духовно убила полностью. Гибель пацанов резанула, как серпом по я... Вот и истекаю теперь кровью и горем, словно кастрат...'
  
   - ...Они спрашивают о Вашей маме, Соня, - Сима тронул нежно за руку, заставив очнуться её от тяжёлых мыслей. - Сколько ей лет было, когда решилась Вас родить? - краснел до предела, трепетал телом, но держался. Хмыкнула тайком: 'Стойкий еврейский солдатик'. - Разница такая...
   Включилась в светскую беседу, мягко поглядывая на парнишку, который горел в чувственном аду не первый день. Опасливо вздохнула: 'Не сорвался бы до срока: молод и горяч. Как остудить и не оттолкнуть? Подумаю позже'.
  
   - ...Вот вы где! - папа выдохнул счастливо, наконец, обнаружив их на соседнем уровне палуб. - Мама тебя потеряла, Соньхен, - рухнул на кресло, устало выдохнул, промакивая взмокший лоб носовым платком. Дочь сделала знак стюарду, подзывая с подносом лимонада и соков. Подала всем напитки, не спрашивая о желаниях - просто рассовала холодные запотевшие стаканы в мужские руки. - Нет, родная..., томатный твой! - смеясь, Илан поменял напитки, забавляясь замешательством Симхи. - А тебе что досталось? Поменяемся? - рассмеялся ещё громче, когда тот скромно кивнул, залившись краской смущения. - Вот такая у нас Соньхен: обеспечивает, а разбираться мы вынуждены сами! - стюард всё ещё стоял рядом в полупоклоне, задержавшись возле женского кресла. Оглянувшись, Соня метнула сияющим изумрудом в молодого мужчину, зыркнула в упор в арабскую ночь, внеся дикое смятение и беду в неё, закусила губу и... ещё три сока взяла с подноса, пока не уронил их из задрожавших крепких рук любитель качалок. - Свободен, парень! Беги отсюда, пока цел! - хохотал отец, говоря на английском. Стюард опомнился и ушёл неверным шагом, не оглядываясь за мощные накачанные плечи, молясь и стеная: 'О, Аллах! Ведьма! Посланница Иблиса!' - Ох, Соньхен, и долго же они будут помнить этот круиз! Сколько сердец у тебя на поясе? - счастливыми глазами горделиво смотрел на тонкую талию Дюймовочки, зардевшись, недвусмысленно задержавшись на фигурных выпуклостях фигурки, лаская их грешным развратным взором и млея. - Ещё местечко имеется?
   - Сколько хочешь! Я их не держу - бросаю в океан на корм рыбам, - смеясь, строго брызнула глазами в отца: 'Маме расскажу!', коварно косясь на переводчика. - Ну, если только одно себе оставлю на память. Ещё не решила, чьё, но без трофея не сойду на берег точно, - закусив губу, посмотрела за спину побледневшего бедняги-толмача, что заставило того обернуться и посмотреть, чьё же сердце коварная хозяйка собирается оставить? Там, за соседним двойным столиком, сидели с каменными лицами их 'спецы' и о чём-то глубокомысленно разговаривали. Выбор был весьма богат: все семеро мужчин были колоритны и серьёзны, к тому же красавцы! Да и возраст приемлем: самому старшему около сорока. - Всё никак не могу выбрать... Совесть разрешает одного, глаза берут двоих, а тело требует троих... - посмеиваясь, обратилась к отцу. - Кого посоветуешь?
   - Даже не надейся - мама не позволит! - улыбаясь, Илан понял и поддержал девичью игру. - Надоела ей форма - выбери штатского: породистого, перспективного, умного и красивого.
   Бледный Симка облегчённо вздохнул и успокоился: 'Хана в этом вопросе главная, значит, надо понравиться ей. Я подхожу по всем параметрам и требованиям. Может, повезёт, и эта красавица с волшебными глазами снизойдёт и выберет меня?'
   Слыша его мысли, лишь украдкой усмехнулась, затаив печаль в глазах: 'Не волнуйся, парниша, выберу тебя, когда придёт время'.
  
   Работа не оставляла ей слишком много свободного времени, но предоставляла и выгоды: медицина и информация, всякая и разная, какую бы Соня ни потребовала. И получала! Пока не коснулась болезненной темы: парней из группы. Тогда натолкнулась на глухую стену молчания. Даже психометрия ни чем не могла помочь - ни один член команды никогда не знал и не был в курсе этого дела. Догадалась сразу, в чём хитрость: 'Всё предусмотрели и специально так сформировали команду, чтобы не отвлекалась на посторонние мысли и стремления'.
   Желание хоть что-то узнать стало для Мари навязчивой идеей! Пришлось идти на поклон к Илану и... рассказать часть правды. Вызвался помочь.
   Через два дня на палубу лайнера поднялся новый пассажир.
  
   Глава 15.
   Правда в чужих глазах.
  
   Вскоре на лайнере появился англичанин Майкл Вьент.
   До последнего момента Мари не могла понять, кем же он был: журналистом, свободным путешественником, писателем, авантюристом или... разведчиком? Но, кем бы ни был, принёс тревогу и кислый привкус беды.
   Стоило мужчине появиться в их в салоне, как стало понятно - спокойная жизнь для девушки кончилась по целому ряду причин. Он сразу на Соню 'положил глаз', что переполошило и родителей, и военных 'спецов', и Симху. Но это были ещё не все сюрпризы: молодой англичанин жил три месяца в... Нидерландах и именно в то время, когда её разведгруппа была в Голландии. Вот, что поразило больше всего. Илан утверждал, что этого журналиста ему посоветовал старый знакомый: 'Майкл многое повидал в Европе за последние два года, изъездив 'старушку' вдоль и поперёк не по одному разу. Возможно, у него и найдётся нужная вам информация?' Но то, как Вьент смотрел на девочку, настораживало всех неимоверно.
   Она пыталась отстранённо разобраться в ситуации, пока не паникуя, не делая поспешных выводов и резких действий: 'Никогда не видела раньше - раз. Память на лица профессиональная - не пропустила бы - два. Высок, сероглаз, с густыми ресницами, красивым носом и тонкими губами, немного выступающим раздвоенным подбородком и сильно выпирающим острым кадыком - весьма приметная деталь - три. Понимая, что он его портит, прячет за воротниками, платками. По такой жаре - подвиг. Умён невероятно, остроумен, весел, прекрасно поёт и не дурак выпить, умеет увлечь компанию, талантливо руководит толпой - все приметы лидера или разведчика - четыре. Уж о нём наши точно знали бы, проинформировав и меня. Явно ирландского или австралийского происхождения, хоть и не вспыльчив. Но если и это талантливая игра, то он вообще может быть американцем - настораживает же предчувствие. Куда девать ощущения прохлады и осторожности в его речах и действиях? Почему не отпускает ощущение двойного эго? Маски? Или это я стала сходить с ума и подозревать всех и вся?'
   Нервозность и настороженность сказывались не лучшим образом на микроклимат в салоне. Миру в их устоявшейся компании пришёл конец. Майкл не часто посещал соседнюю с ними палубу - чаще они спускались вниз, ниже ярусом. Куда бы ни пошла медиум, 'спецы' в штатском шли следом, не доверяя новому пассажиру ни на гран. Опекали ещё хлеще её родных 'чужих', что остались в Москве! Давненько девушку так не охраняли. Смешно было видеть их процессию: маленькая еврейка в окружении мамы-папы, Симки, 'опера', а то и двух сразу, и... смеющийся, лёгкий в общении Майкл. Запретить же ему приближаться к Соне Шпиллер никто не решался открыто, лишь усилили меры безопасности до 'желтого' уровня - круглосуточная вахта. До 'красного' остался шаг, тогда 'спец' стал бы жить в номере Сони постоянно.
   - Соня, сегодня Вы просто неотразимы! - приветствуя, Вьент поцеловал ей руку, заставив покраснеть и девочку, и Симу, переводящего разговор. - Ваши глаза на фоне океана магически влияют на всех мужчин! Я это вчера заметил в музыкальном салоне, - смеясь, помог сесть в кресло у ограждения борта. Склонился в галантном поклоне Хане и её дочери. - Дамы, что будете пить, есть, слушать?
   Пока балагурил, Мари хватало времени присмотреться. Вскоре поняла его немного и причину такого нервного поведения - хотел что-то важное сказать ей наедине, а этого никак не удавалось! Девушка была под неусыпным контролем со стороны разведки - ожидалось новое дело с вылетом на место. Поняв, в чём проблема нового пассажира, расслабилась и стала выжидать удобного случая.
  
   ...На этот раз лететь пришлось далеко. Чтобы не нервировать долгой дорогой, её... усыпили. Очнулась перед приземлением: вялая, измотанная и какая-то нездоровая.
   - Да-да, Соня, я это и сам вижу, - вздохнул врач Иоахим Гонт, держа руку на женском пульсе. Измерив давление, покачал головой, говоря медленно на английском языке. Этот раз даже переводчика не позволили взять - строжайшая тайна. - Больше никаких самолётов в ближайшее время. Не нравитесь Вы мне. Пора передохнуть.
   Напряжение сказывалось на всей группе - это была вечная гонка наперегонки с поездом, но он зачастую оказывался быстрее, и они вечно опаздывали. Неудачи становились хроническими. Медиум мало стала им полезной - ужас и кровь перекрывали каналы информации. В таких условиях от неё было немного толку. Пытаясь выжать из способностей максимум, её уже не жалели и, не получив информации в этом месте, тут же пересадили на военный самолёт и куда-то повлекли. Высота больше пятнадцати тысяч после нулевой океанической отметки едва не убила подопечную - стала постоянно терять сознание, чем ввергла в ужас Гонта! Кинувшись в кабину, закатил там скандал. Попытались снизиться до возможного минимума и попали... под ракетную атаку! Мари лежала в забытьи после обморока, когда самолёт резко тряхнуло, и разразился неумолчный рёв и визг аварийных датчиков из кабины пилотов.
   - Нас подбили, - тихо проговорил побледневший врач, стараясь удержать в её вене капельницу, когда больную сбросило с разложенного сиденья. - Мы летели слишком низко...
   - Мы выживем. Прикажите им взять вправо, как можно быстрее, - прошептала, едва удерживая сознание, стараясь чище выговаривать слова на английском. - Там пески - наше спасение.
   Врач кинулся в кабину, крича на ходу что-то. Плохо слушающийся управления самолёт сумел, зарывшись в высокие барханы, сесть и не взорваться. Пассажиры и пилоты успели покинуть борт до того момента, когда он вспыхнул. На тот час, когда к ним подъехали несколько военных грузовиков, от него мало что осталось. Даже трудно было понять, что это был за самолёт! Чем они и воспользовались. Израильтяне успели переодеться в арабские наряды, переодев и девушку.
   Это и застали подъехавшие к месту падения самолёта египетские вояки: группу стенающих арабов и маленькую раненую женщину в чадре. 'Легенду' придумали быстро: 'На частном самолёте везли жену одного знатного человека в Каир - сбила ракета. О, Аллах! Вы там совсем ослепли, или ваш радар сломан!? Гражданское судно сбивать!' Египтяне чесали затылки, краснели и извинялись, что-то бормотали о плохой связи. Предложили помощь. 'Арабы' спросили, где сейчас точно находятся, получив ответ, что израильская граница совсем рядом и недалеко Эйлат, почесали головы и попросили машину: 'Поедем к родне, тут недалеко. Так и быть, жаловаться не станем, скажем всем, что потерпели крушение. Только машину дайте, ради Аллаха - жена родича нездорова, да ещё и ранена теперь, - на радостях, что скандала не будет, им предоставили грузовик и двух сопровождающих. - Ой, спасибо! Храни вас Всевышний!' Жаль солдат - 'убрали' за первым же поворотом, но выхода не было. Через полтора часа окружными путями, переговариваясь по рации, обнаруженной в военном грузовике, группа приехала в район Эйлата, где их уже ждал самолёт.
  
   Медиум оказалась права - они спаслись. Мари стало легче то ли от взгорья, то ли от адреналина, выброс которого был неизбежен после таких встрясок, но она ожила. Военные просветлели лицами и... повезли на другую точку! Увы, всё было пусто - осечка. Там случайно девушка прочла такую информацию, что едва начала об этом говорить на русском, 'спецы' врача живо вытолкали из бункера, оставшись с ней наедине! Удивившись, плюнула на их трудности, продолжая говорить, видя перед глазами страшную картину. Это было видение недалёкого будущего об этом городе и месте, о человеке, который переплюнет славу Гитлера и надолго останется в людской памяти кровавым тираном, и о его трагической судьбе. Военные странно смотрели на подопечную и слушали... сослуживца, который переводил! С ней рядом, оказывается, был ещё один бывший русский! Удивилась до оторопи: 'Проверяли Симху Блата, что ли? Дела. Теперь поневоле этому человеку придётся уйти из команды - рассекретился перед посторонней, тем паче иностранкой'.
   - Не бойтесь, Руди. Я давно догадывалась об этом, - обернулась к высокому красивому молодому офицеру лет тридцати пяти, мягко улыбнувшись в карие глаза.
   - Где я допустил ошибку? - грустно спросил так, расстроенно.
   - Вы плохой артист. Не смогли уследить пару раз за лицом, услышав мои русские шутки и политические анекдоты. У нас к ним особое отношение - целая религия. Они и 'сдали' Вас. Простите, - улыбнулась тепло и сердечно, поддерживая и понимая его терзания. - Я умею держать язык за зубами. Это уйдёт со мной в могилу.
   - Боюсь, Вашего честного слова будет недостаточно. Меня переведут прямо сегодня, едва мы выедем из страны.
   - Нет. Скажите им, что я не понимаю врача. Мне необходим настоящий переводчик немедленно здесь и на лайнере: Симха сдаёт, родители не всегда рядом. Остаётесь при мне или отказываюсь вообще работать - пусть здесь и пристрелят. Но предупредите: тогда им ещё долго не достичь положительных результатов. Я это вижу. Там, на лайнере, серьёзные проблемы. И не только. Больше ничего не скажу, - криво улыбнулась и нахально посмотрела на троих опешивших военных, которые уже пару минут переводили подозрительные взгляды то на неё, то на Руди.
   Усмехнувшись уголком губ в красиво подстриженную бородку, он стал беседовать с коллегами, а Мари отвернулась и закрыла глаза, отогнав предыдущее видение, мысленно всматривалась вдаль сквозь континент туда, в сторону корабля. Странная и пугающая картина всплыла перед её глазами, и, вскрикнув от ужаса, медиум рухнула на бетонный пол убежища без чувств.
  
   ...Очнулась уже в самолёте. Не раскрывая широко глаз, наблюдала за окружением сквозь густые накладные ресницы, припоминая и анализируя ситуацию: 'Жива, значит, не расстреляли - летим на базу. Оттуда на корабль'. Облегчённо протяжно вздохнула.
   - ...Ваш блеф удался, - тихо проговорил Руди Беккер, пожав ей руку. Открыла глаза: стоит рядом, не сводя внимательного взора. - Они сомневались долго, но сообщение, что на лайнере проблемы, подтолкнуло к нужному выбору, - странно посмотрел исподлобья, шагнул ещё ближе, понизив голос до шёпота. - Соня, почему Вы так закричали там? Стало плохо или что-то увидели?
   - ...Каюту, залитую кровью, тело мужчины, мёртвую девушку... - неживым голосом едва прохрипела. - Я их не узнала...
   - С лайнером нет связи! - волнуясь, задохнувшись от страха, отступил, побледнел, вскинул черноволосую красивую голову. - Захват террористами? Сейчас...?
   - Не вижу... В тумане... Почему вокруг был туман?
   - Пожар? Боже...
   - Руди, тебе положено воздевать руки и кричать: 'Яхве!' - мягко улыбаясь, просипела. - Русский до конца жизни не перестанет быть русским..., куда бы ни уехал... Давай уже на 'ты', ладно? Здравствуй, Рудик, родной!
   Сжал губы, сдерживая улыбку, исподлобья взглянул и... залился краской смущения. Не отступилась, приподнялась, с трудом протянула тонкую смуглую ручку навстречу, а офицер замер и... кинулся прочь от неё! Рухнула со стоном обратно на ложе: 'Понятно: 'сгорел' парень. То-то на лайнере старался в поле моих глаз не попадать и наедине не оставаться. Бедняга. Жаль, мне нужен был просто друг, - вздохнула, закрыв грустные глаза. - Не выходит у меня как-то дружить с мужчинами, блин! С самого детства! Всегда их теряю, когда начинают любить или ненавидеть - среднего не дано. Только Борька меня всегда терпел, страдал и любил. И будет терпеть до конца жизни... И любить...'
   - Соня, они ответили! Хвала Яхве! - вернувшись, воздел руки, воскликнул, остановился поодаль. Дождался, когда раскроет глаза и посмотрит на него. Сам упрямо смотрел мимо поразительной и опасной зелени русской наяды. - Рация их вышла из строя. Пока там порядок. Мы им сообщили о твоём видении - будут бдительны, - убавил пафос и громкость, опустил взгляд, посмотрел прямо в глаза и тихо добавил. - Прости, что убежал. Ты так на меня посмотрела, что я страшно испугался почему-то за тебя. Что-то в лице такое... Не могу объяснить, прости. Просто животный ужас перехватил горло... Как ножом резанул... Ты была... прозрачная, что ли? Нет, не нахожу слов.
   - Кажется, и ты становишься медиумом, - едва слышно выдавила и оглянулась, почувствовав взгляд: врач в дверях. 'Пора делать укол, - подумала и покачала отрицательно головой. - Хватит лекарств, пора отучаться от них. Дома медицина не на таком высоком уровне - будет 'ломка'. Пора брать себя в руки и готовиться к побегу. Время пришло. Я исчерпала себя. Всё'. Обратилась к Руди. - Скажи, что больше в его услугах не нуждаюсь, вручаю судьбу в руки Иеговы и его присных.
   Беккер улыбнулся, перевёл слова врачу. Гонт потёр макушку, посопел, но женский договор с Всевышним оспаривать не стал: 'Это отныне её жизнь, решение и право'. С того момента больше не прибегала к помощи медиков, если... находилась в сознании.
  
   ...На корабле появились по отдельности, чтобы не привлекать внимания пассажиров.
   Мама сошла опять с ума от страха за дочь, а когда узнала подробности их эпопеи, закатав рукава, пошла к 'спецам' ругаться. Долго бушевала. Вся верхняя палуба сотрясалась от её еврейско-кацапских отборных ругательств и выражений. Кто понимал - катался от смеха, кто не понимал, спрашивал у понимающих - результат был тот же. Палуба весельем была обеспечена на три дня! Через столько дней лайнер должен был прибыть в их порт назначения.
   Время неумолимо приближалось к концу. Проблемы Мари только увеличивались. Накрывало ощущение дежа-вю: трое влюблённых под боком, и их 'любови' грозили выйти из-под контроля в любой момент. Развязка была близка.
   Медиума охраняли неусыпно круглые сутки. Даже в солярии и бассейне всегда была окружена бородатыми военными-'арабами'! В гостевом или музыкальном салоне всё чаще появлялись все семеро 'спецов', рассасываясь по периметру. Складывалось впечатление, что они что-то чувствовали, но не только Мари-Соня их волновала. Майкл. Он неотступно ухаживал и волочился за девушкой, но, видя её спокойное, терпеливое, учтивое, равнодушное лицо и только, начал делать грубые ошибки. Стал действовать как-то напористо, слишком откровенно, нахраписто, не по-английски совсем, даже не по-европейски, что и привлекло внимание служивых.
  
   Как-то в музыкальном салоне, улучив удобный момент, Соня неуловимым знаком подозвала Руди Беккера.
   - Нужно поговорить. Срочно.
   Делая вид, что наливает девушке ананасовый сок из хрустального графина, прикрыл её крепкой фигурой от любопытных взглядов гостей салона.
   - Иди в солярий. Я прикрою. Сейчас включу светомузыку, - прошептал едва слышно.
   Через пятнадцать минут сидела в плетёном кресле пустого и тёмного солярия в самом дальнем углу среди составленных лежаков, незаметная снаружи для кого бы то ни было. Вскоре за окном мелькнула тень. Руди.
   - Соня!
   - Здесь.
   Беззвучно подошёл и сел прямо у ног девочки на тёплый деревянный пол. Тишина накрыла их полностью, и не хотелось её нарушать какими-то словами, пусть и важными. Вздохнула, сдавшись: 'Жаль. Надо. Время'.
   - Майкл.
   - Я понял. Всё чисто. Репутация безупречна. Но я тоже это чувствую - что-то с ним не так, - улыбнулся во тьме, понял голову, мерцая тёмными глазами. - Схожу с ума, да?
   - Возможен другой вариант. Страх... - не договорила специально, давая возможность самому разобраться в ситуации.
   Молчал долго, потом резко вздохнул, замер, не решаясь озвучить вывод. Тяжело выдохнув, принял решение.
   - Да. Так и есть, Соня. Страх за тебя открыл мне глаза, - голос был тих и напряжён. - Потому, наверное, стал многое замечать... И чувствовать душой... Или сердцем...
   - Руди, остановись. Я всё знаю. Тебе это не нужно, - её шёпот сочувствовал и сопереживал, но не успокаивал: царапал, тревожил, будоражил. - Ты прирождённый воин. Избранный. Элита. Сохраняй хладнокровие. Оставайся чистым и свободным. Забудь обо мне. Погибнешь.
   Долго-долго офицер почти не дышал. Темнота солярия, их уединение впервые за всё время круиза, слабый свет луны сквозь голубоватую стеклянную крышу павильона, мириады ярких звёзд, тихий плеск океана за бортом - весь этот романтический набор совсем не способствовал тому, о чём просила зеленоглазая чаровница с таким чутким и нежным сердцем. Долго молчал, горя в огне разума и плоти. С трудом взял себя в руки и задышал нормально. Почти.
   - Что я могу для тебя сделать? - его голос был грустным и хриплым. Безмолвно застонала, ругнувшись крепко: 'Опоздала с предупреждением! Вот слепуха! Вечная со мной история! Идиотка!' Справилась с отчаянием, заставила себя выслушать несчастного. - Я сделаю всё, что в моих силах, Соня. И в рамках морали, конечно, - тяжело протяжно вздохнув, прибавил убитым поражённым голосом. - И моей воинской присяги...
   - Спасибо, Рудик. Не удивляйся моим словам только, ладно? - положила руку на его голову, не двигая пальцами: 'Ни к чему мучить такого славного человека'. Почувствовала, как напрягся, потом согласно кивнул. - Его надо спровоцировать на мерзость. Когда поступок откроется, спадёт его информационная визуальная блокада, я смогу прочитать всю правду в глазах. Сильная блокада... Нет, не обманешь: это не простое нежелание, чтобы кто-то копался в его мыслях... Нет, это профессиональный 'блок'... Так что же он скрывает? Какая тайна в его глубинах? В таких чужих глазах... Там что-то есть во тьме... Чувствую уже давно... Но вот что? Она прячется от меня... Густая чёрная кисея... Словно тёмное стекло отделяет его глаза от правды... Тёмное, как очки... Почему вижу закопченное стекло? Стекло ли...? Словно... веер. Или лепестки розы? Чёрной бархатной розы... Как ширма из чёрного атласа...
  
   Задумавшись сильно, почти впав в транс, автоматически стала гладить голову Руди, совсем забыв о благих намерениях! Ласкала тонкими пальчиками абсолютно без задней мысли густые волосы и шею, лоб, виски и плечи...
   Опомнилась и очнулась слишком поздно. Взрослый парень резко встал на колени, пушинкой сдёрнул девушку с кресла на пол и притянул к себе в жадном поцелуе, порывисто вжал в горящее возбуждённое тело, застонав и задрожав!
   - Руди, ты только сделаешь себе хуже, - прошептала, понимая, что и эти слова опоздали: давно об этом мечтал. - Опомнись, пожалуйста. Прошу... Остановись... Рудиик..., ну же..., приди в себя, солдат... Услышь меня... Не рви себе душу...
   Не внял. Не опомнился. Не отпустил. Не остановился. Сделал себе не только хуже - разорвал сердце навек. Грустно вздохнула: 'Я же предупреждала... Пыталась спасти... Эх, Рудик...'
   Оторвался от девочки только тогда, когда в салоне ниже палубой возник какой-то шум.
   - Прости... Я сошёл с ума... Ты не виновата Соньхен... - прижимая к себе, ещё захлёбывался, задыхался и трепетал от счастья и переполняющего душу восторга! - Простишь ты меня когда-нибудь...?
   - Вообще-то я предполагала... спровоцировать совсем другого человека... - часто дыша и дрожа, проворчала, уткнувшись в его обнажённую, волосатую, взмокшую, вздымающуюся в быстром дыхании грудь, - но почему-то на его место... кое-кто быстро нашёлся...
   Счастливо рассмеялся, прижимаясь губами к девичьему влажному плечику, целуя, стараясь сдержать нервную крупную дрожь любовного исступления. Получалось плохо.
   - Теперь я мерзавец, да?
   - Люблю самокритичных людей... - продолжала возмущённо сопеть и пыхтеть, вызывая у возлюбленного новую волну смеха и... жадных бесстыдных поцелуев! - Отцепись от меня, клятвопреступник! 'Помогу в рамках морали', блин... Вызвался помочь, называется... Что, решил на себе сначала испробовать...? А я у тебя крыса подопытная та, да? Юннат-извращенец из захолустного Дворца Пионеров, ё-маё...
   Эти хулиганские слова лишь усугубили положение. Надолго. Вздрогнули и очнулись молодые только от громких криков Ханы, зовущих дочь.
   - Вот пожалуюсь маме на тебя... - притворно плаксиво захныкала.
   - Я сам приду к ней свататься... Пойдёшь за меня, Соня? - совсем потерял голову.
   - Постель - не повод для женитьбы... Раскатал губу! И в мыслях не было! Первый раз тебя вижу... голым... - захохотав, попыталась вырваться, выгнувшись спиной, как заправская гимнастка, но нарвалась на такую ласку, от которой разум растеряла напрочь. Не скоро опомнились, утонув в чувствах. Лишь когда откричала в его ладонь, искусав её в кровь, смогла продолжить разговор. - Жених нашёлся... - бесстыдными поцелуями сжигал волю, заражая дрожью и безумием. Зарычала, отталкивая парня-отраву. - Я рыбу не умею готовить... - едва услышав, вскрикнув, сцапал в ручищи, осыпая поцелуями, раскрывая-разрывая нараспашку душу, крича в уме от радости и счастья. Потерянно вздохнула: 'Ответила, блин... Похоже, голову начало сносить не только у пацана. Нашла время влюбляться! Забыла, что стоит на кону? Очнись, Машук...' Упёрлась кулачками в его грудь. - Руки прочь, 'Камасутра' ходячая! Насмотрелся за бугром порнух... - отомстил, резко перевернув её на животик...
  
   - ...Соньхен!! Ты где?? Мама уже сошла с ума!! - вопил папа прямо над их головами за тонкой стенкой солярия. Замер. Постоял. Потянул воздух носом. Хмыкнул. - Соня, приходи скорее, а? Хорошо? - повернулся уходить, но, задержавшись, тихо прибавил. - Руди, а тебя начальство потеряло, - и, громко издевательски засмеявшись, ушёл!
   - Попались! - не сдерживаясь, молодые стали хохотать, одеваясь. Долго одевались, оочень: пуговица - поцелуй, застёжка-молния - запретная ласка, вещичка - 'Ещё!', шаг к двери - 'А так?'
  
   - ...Дай мне несколько часов, моё счастье. Я придумаю, что можно сделать, - Руди целовал сладко и часто, гладил чёрные волнистые волосы девочки, прижимаясь к ним лицом, вдыхая их запах. - Он не так прост - надо быть предельно осторожными... А ты поспи, Сонюшка... - губы вновь сводили с ума! Застонал, рыча, оторвал от себя зеленоглазую белладонну. - Пойду. Ты выйди попозже, - подхватив на руки, покружился от счастья! - До встречи, милая!
   Опуская на пол, туманил ей разум шаловливыми умелыми пальцами и ненасытными губами, отвечала стократно, заставляя кричать взрослого мужчину ребёнком и просить пощады. Еле оторвались друг от друга, упираясь руками и отчаянно хохоча, с любовью смотря уже в рассветных отсветах в горящие глаза, сияющие откровенным счастьем! Соня первая смогла взять ситуацию в руки и попросту вытолкнула Беккера в коридор, закрыв дверь солярия с обратной стороны собой, прислонившись спиной. Прошептав слова признания, Руди поцеловал стекло и... ушёл.
   Мари медленно соскользнула вниз, откинув голову на створку двери. Задумалась о происшествии и возможных последствиях. Приняв факт, смирилась: 'Что ж, случилось то, что назревало давно. Отныне есть ещё один человек, готовый отдать жизнь за меня. Грустно. А ведь предостерегала. Что стенать? Дело сделано. Надо подумать, как спровоцировать Майкла и постараться прочесть правду в его подозрительных и чужих глазах. Она там есть, это я чувствую. И я её достану, даже если мне придётся его убить...'
  
   Глава 16.
   Кровавый след на палубе.
  
   Соня тихо шла босиком по повлажневшим доскам палубы, внимательно прислушиваясь к окружающему коридору: 'Одна - надо быть вдвойне внимательной и осторожной, - через несколько метров почувствовала их. - Охрана рядом, можно не волноваться, - хмыкнула, скривив красивые, пухлые, чувственные губы: горели, саднили, истерзанные возлюбленным. - Интересно, сами меня нашли или Илан дал знать, где поджидать? Не важно - под охраной, значит, всё в порядке. Нервы на пределе. Что-то назревает нехорошее, неотвратимое, что чувствуется кожей, волосками и порами, - подойдя к своей каюте, заметила перед дверью в шезлонге маму Хану. Вздохнула тайком. - Родительские разборки, ёлы-палы'.
   - Нет-нет, Соньхен. Я не с упрёками, милая, - женщина покачала головой и странно присмотрелась в сумрачном предрассветном свете к дочери. - Ты взрослая - не мне тебе читать нотации. Но тут такое дело... Он не принадлежит себе: призвание в борьбе и вечном поиске. Ты это, надеюсь, понимаешь? - старалась быть деликатной с русской девочкой. - Жаль его сердца - потерял-таки, бедняга. Теперь ему будет трудно работать - отвлекает и распыляет внимание это, - тяжело вздохнула, с трудом встала на полные больные ноги, подошла вплотную, мягко взяла в крупные руки девичьи тонкие плечики. - Зачем он тебе? От скуки? Трофей до кучи?
   - Мы не говорили об этом. Просто любили друг друга, - грусть захлестнула душу так, что навернулись слёзы. - Я всё понимаю. Получилось нечаянно. Где-то я допустила невольную ошибку, в чём-то он сорвался... Кровь, что ли, позвала? Мы не обольщаемся. Поверь, Хана. И всё сознаём.
   - Тогда всё ещё хуже для вас обоих! Бедные вы мои дети! Как не вовремя она вас настигла! - обняла большими, пухлыми и тёплыми руками, ласково гладя спину, плечи и голову подопечной. - Ой, бедняга он! Мы-то справляемся, а вот им труднее в сто раз, поверь. Вот и жалею своего Илана всю жизнь, понимая их природу, - хитро прищурилась. - Поняла и пожалела?
   - Не успела понять: сцапал и не спросил, - тихо счастливо рассмеялась, растворив мгновенно все худшие предположения мамы. - Мы были счастливы. Спроси у папы! Спокойной ночи! - поцеловав в полную щёку, убежала в каюту, звонко смеясь.
   - Ах, какая же ты баловница, моя Соньхен! Ну, вся в меня! Спи спокойно, наша радость! - посмеялась в ответ и медленно пошла к себе, покачивая головой и вскидывая к небу руки в молчаливой благодарственной молитве Яхве.
   Раздеваясь, Мари увидела смутную тень под окнами - охрана даже ночью была рядом неотступно. Вздохнула тревожно: 'Становится не просто сложно, а перерастает в огромную проблему! Как удастся сбежать, если так будут опекать? Ладно, подумаю позже'.
  
   Утром под дверью ждал бледный и напряжённый Симха. Один. 'Спеца' не было.
   - Доброе утро, Сима, - приоткрыв стеклянную дверь, пригласила внутрь, чего никогда раньше не делала. Замер, ещё сильнее побледнел. Взяла за руку и втянула в каюту. - Сядь! Светишься в лучах восхода, как субботняя свеча.
   - Её зажигают вечером, - прошептал, не смея поднять глаз. - Мне нельзя здесь находиться, Соня, - голос 'сел', лицо вспыхнуло густым румянцем. В замешательстве остался стоять посреди гостиной. - Это запрещено...
   - Ты мне нужен срочно, чтобы помочь выбрать платье на предстоящий маскарад, - спокойно смотрела снизу в силу роста, высоко подняв тонкое личико навстречу мятущимся агатовым глазам. - Что посоветуешь? Я никогда в жизни не участвовала в таких мероприятиях, понимаешь? Не у мамы Ханы же спрашивать?
   - Давайте, Соня, я приглашу кого-нибудь из Ваших знакомых с соседних палуб? Девушек... - сделал движение в сторону двери.
   - Нет! Не хочу. Останься. Подумай, Сима! Во что можно нарядиться на корабле так, чтобы никто не узнал? Даже свои! А? - отступила, села на кресло, вытянув босые ножки, стала причёсывать длинные, густые, волнистые чёрные волосы, едва справляясь с такой шевелюрой. Нетерпеливо зарычала. - Сим, подержи прядь...
   Вздохнул с таким стоном и хрипом, что она, подняв глаза, вздрогнула: 'Сорвался! - замерла, не дыша. - Немного не хватило бедняги до конца, чуть-чуть не дотянул!' Немудрено: в светлом, лёгком, утреннем, голубом маленьком платьице из невесомой ткани, с румянцем на смуглых щёчках, с приоткрытыми пухлыми губками, с сияющими счастьем изумрудами глаз миниатюрная девочка была не просто хороша, а восхитительно-опасна. На миг сомкнула веки, выравнивая взволнованное дыхание: 'Да..., положение!' Открыв глаза, мягко опустила волосы на плечи, отложила массажную щётку, тоненькими полупрозрачными пальчиками заправила пряди за красивые ушки, освобождая тонкую, трогательную, беззащитную детскую шейку, открытую в глубоком вырезе платья аккуратную грудь, и просто молча протянула худенькие слабенькие обнажённые ручки-веточки Симхе.
   - Соня!!
   - Не надо слов.
   У Мари не оставалось никакого выбора: 'Оттолкни сейчас - возненавидит, а врагов и без него предостаточно. Только не он: слишком много знает, слишком привязан, слишком молод - не справится с отказом'.
  
   ...Только через три часа появилась в каюте мамы: нужна была помощь в выборе костюма на маскарад.
   - Ой, Соньхен, что-то ты опять странно выглядишь, и это явно не от нездоровья! - рассмеялась, обошла вокруг дочери, осмотрела с головы до ног, пощупала все выпуклости. - Так-так..., даже на мои руки не реагируешь! - рассмеялась во всё горло. - Значит, недавно трогали другие. Ну, проказница! - забавляясь смущением девочки, качала одобрительно головой. - Ладно, не буду больше так смотреть, Соньхен, - ласково обняла, прижавшись большим телом, успокаивая. - А с маскарадом не волнуйся - оденем африканкой: покрасим тёмной краской кожу, купим национальный наряд - мужчины наши не узнают! Жаль, что мою фигуру никакой маскарад не спрячет - узнают по походке, а вот ты можешь их всех здорово надуть! Они таки потеряют тебя!
   - Мне это и нужно! Надоели! - смеялась, не слишком радуясь удачной идее с костюмом, чтобы не насторожить Хану. - Спасибо, мама! Кто одежду купит?
   - Не переживай. Я сама тебе принесу перед самым праздником. Его устраивают в самом конце круиза - есть время.
   Тот день Мари пришлось много работать с военными - пришли новые материалы. Хорошо, что выезд на места не понадобился. Так ослабела, что самолёт был опасен. Необходим отдых хотя бы пару дней! Пришлось пожаловаться маме. Она и встала грудью на защиту и телом на порог каюты дочери. Охраной занялась Хана, и переводчик стал без надобности - отправили беднягу отдыхать.
   Вспомнив Симку, Мари стыдливо улыбнулась: 'Господи... Я многое и многих повидала, но с ним было так неловко! Это и предполагала: девственник. Приходилось одновременно быть и невинной, и учителем - та ещё задачка. Смущалась не меньше того раза, когда в кабинет впервые пришли мои парни из группы. Разнервничалась так, что Симха вдруг встал взрослым и взял всё в свои юные, но такие сильные руки. Спасибо, - безмолвно смеялась над собой. - Что у меня за характер такой? При всём опыте умудряюсь теряться и возвращаться в такие моменты к самым истокам чувственности - становлюсь новобрачной! Так было всегда. И смешно, и грустно, и... радостно для мужчин. Боже..., да Сима хоть понял, что я опытна, или нет? - засмеялась вслух, вызвав у мамы хитрую улыбку. Насторожилась, опустив голову. - Только бы не стала об этом говорить! - но, сверкнув озорным карим взглядом, Хана вновь погрузилась в чтение книги. Мари облегчённо выдохнула и расслабилась. - Спасибо. Сейчас нужны тишина и покой, как никогда'.
   - ...Да, Соньхен, забыла сказать... - странно посмотрела женщина поверх книги. - Руди пропал после завтрака. Видимо, нет и на корабле.
   - Я знаю, - дочери пришлось покраснеть и сделать вид, что ей это известно.
   - Понятно, - встала решительно и подошла, глубоко заглянула в глаза. - Будь осторожна. Это опасно, Соня! Охрана может не усмотреть!
   - Я справлюсь, обещаю, мама.
   Их недомолвки были полны двойного смысла, но ни Соня, ни Хана не были готовы сейчас к откровенности. Женщина просто предостерегла русскую от дальнейших ошибок по-матерински, но не вмешивалась в личную жизнь, понимая, что они таки не родственники, как бы себя ни обманывали. И девушка, и старая еврейка сознавали, что вокруг что-то назревает, и каждая из них старалась от этого оградиться всеми возможными способами. Хана - опытом жизни и работы на свои спецслужбы, Марина - 'даром' и... любовью своих возлюбленных.
  
   ...Руди появился только вечером в салоне, куда Соню вывели родители, сломив отчаянное сопротивление: 'Пойдёшь, даже если там будут все твои любовники разом!'
   Напряжение между мужчинами чувствовалось физически! Майкл Вьент старался не отходить далеко от их кресел и ненароком делал девушке знаки 'нужно поговорить', но ни на минуту она не оставалась одна, что гостя просто бесило! Куда бы ни пошла - двое-трое мужчин были рядом: или Симха и Руди, или Илан с Иоахимом, или 'спецы'-военные неотступно следовали за ней по пятам.
   Настал момент, и Соня направилась в дамскую комнату. Всем пришлось остаться в салоне: мама поковыляла за дочерью.
   - ...Соня, это важно. Для Вас есть сообщение, - тихий шёпот Вьента испугал в умывальной, когда выходила из дамской комнаты. - Это касается Голландии, - шёпот шёл из-за стены. - Где можем поговорить наедине?
   Говорил медленно, сознавая, что она слабо знает английский язык. Подумав, тихо ответила:
   - На маскараде поговорим. Я буду с переводчиком.
   - Нет! Это конфиденциальная информация! - повысил голос. - Только Вы!
   - Тогда говорите на русском. Это всё, - хлопнув дверью, вышла из комнаты.
   - Задержалась. Прихорашивалась? Нехорошо? - мама заволновалась, увидев побледневшее личико любимицы. - В салон или в каюту?
   - В салон, но ненадолго, - устало закрыла глаза. - Сил нет ни на что. Жара выматывает.
   - Разве это жара? - рассмеялась, обняв. - Только начало марта! Что будет позже - вот то жара! - поплелась, не выпуская плечики из руки. - Дрожишь. Что-то напугало, Соньхен?
   - Нет. Странное чувство: висит сердце в пустоте, дрожит. И я с ним.
   - Знакомо. Это чувство близкой опасности. Или важного события, - внимательно посмотрела. - Что-то увидела? Услышала?
   - Нет, тишина. Даже снов не вижу. Пусто. Выжата до предела.
   - Значит, больше тянуть нельзя. Как только зайдём в порт - папа поедет договариваться со знахарем. Пора, моя девочка, заняться и собой лично, а все твои мужчины подождут! - не глядя, оторвалась и быстро пошла в салон, негодующе размахивая руками.
   Мари остановилась, зарычала, подняв покрасневшее лицо к потолку коридора: 'Чёрт! Как я прокололась! Попалась на лжи. Видимо, Руди в тот день уехал на рассвете, а то и сразу, едва расстались, а я клюнула на её обманку, - заметила в коридоре папу и 'спеца', пошла навстречу. - Положение всё сильнее запутывается. Пора концы подрезать под одну гребёнку. С чего начать? Конечно с Рудика! Непросто придётся, и скрывать ничего не стану. Он свой, поймёт правильно'.
   Он оказался рядом вскоре, словно уловив призывный сигнал от возлюбленной.
   - Проводить в каюту? Или в солярий? - тихо, едва двигая губами, шептал, остановившись за её креслом. - Ты очень бледна, милая. Волнуюсь.
   - В солярий. Как оторваться от всех?
   - Будь внимательна, Соньхен.
   Через минут двадцать в салоне внезапно замигал свет, и она стремительно исчезла, пока народ смеялся и нервно вскрикивал, чиркая зажигалками. Быстро пробежала по опустевшим коридорам в солярий и спряталась.
  
   Ждать пришлось долго, но оно того стоило - Рудик соскучился. Сильно. Через час, закутавшись в плед, принесённый парнем, прижавшись к сильному телу, тихо стала рассказывать последние события, включая и Симху - в этом вопросе пришлось пойти на предельную честность.
   - ...Я понимаю тебя. Не скрою, что мне это больно слышать, Соньхен, - прижавшись губами к её взмокшей голове, затих и тяжело обиженно задышал. - Но ты абсолютно права - он нужен здесь и сейчас другом. Как только круиз закончится, поклянись, что ты порвёшь с ним! - сжал в объятиях, повернул к себе, стал целовать жарко, со стоном. - Не хочу тебя делить ни с кем! Я долго искал такую, как ты: сумасшедшую и нежную, страстную и ворчливую, красивую, но верную! Видишь, я так и остался русским... - губы прощали, но не сердце. Слышала это в его неровном биении, в тонкой дрожи кожи, в зажмуренных глазах - не хотел показывать возмущения и негодования. - Я стану настоящим евреем, многое прощу, но позже. Ты только моя! Обещай это, милая, прошу!
   - Я постараюсь, Рудик мой, - ласкаясь и гладя, успокаивала и любила кожей, сиянием глаз и дыханием. - Так вышло. Отвлекала его столько времени! Сколько могла, сдерживала, остужала...
   - Я его понимаю - досталось трудностей мальчишке. Сорвался, - рассмеявшись, вспыхнул и больше не делил её с соперником даже на словах...
   - ...Что-нибудь узнал о нём? - одетые сидели в тени стенки солярия, обнявшись. - Тебя долго не было. Пришлось маму поставить в дверях, - положив на его грудь голову, ласкалась, как кошка, щекоча лицо и шею волнистыми прядями. Задрожал, вновь стал целовать волосы с тихим стоном, пьянея от волшебного запаха мёда и трав. - Никто его не знает здесь? Даже по старым делам?
   - Нет. И это странно. Коль он журналист, не мог остаться незамеченным, если раньше здесь жил, - тяжело вздохнул. Оторвавшись от Сони, перестал ласкать, посерьёзнел. - Похоже...
   - ЦРУ.
   - У меня эта мысль тоже не раз всплывала в голове. Совпадение? Что-то не верится. Либо ты что-то 'видишь' и скрываешь от всех нас и меня, либо...
   - ...ты становишься похожим на меня, то ли проникнувшись идеей, то ли заразившись 'даром', если такое бывает, - с улыбкой проворковала, погладив мужское лицо по границе бородки. - Нет, не вижу - глухо. Стена. Он на сильной защите, значит, всё это неспроста! Простых служащих не 'блокируют'. Нам придётся изыскать возможность его раскрыть, взорвать эту стену...
   - Поклянись, что будешь действовать только с нами! Соня! Я боюсь за тебя! - сильно вцепился в приступе паники в девичье тело. - Никакой самодеятельности! Слышишь!? Это приказ! Ни шагу!
   Страх пробудил страсть. Дальше стало не до обсуждения сложных вопросов - Руди решил отлюбить девочку впрок на годы вперёд: то ли что-то почувствовал влюблённым сердцем, то ли в самом воздухе витал призрак беды и разлуки. Нервничал и отыгрывался на Соне, на той, которую так сильно полюбил, которую только женой и видел, не больше и не меньше - самой судьбой.
  
   ...Круиз подходил к концу. Конечной остановкой в эту сторону был порт Кейптаун, но ещё предстоял заход в Лобиту - порт, где Соня с родителями должна была сойти. Это была Ангола. Чтобы добраться до колдуна, предстояло вернуться на местных каботажных судах в Пуэнт-Нуар в Конго. Цель путешествия была близка, как никогда.
   Маскарад назначили на следующий вечер. Сутки начали последний отсчёт.
   - ...Ну вот, Соньхен, - мама принесла ворох одежды из местных магазинчиков торговли, что гнездились в изобилии в порту. - Вот тебе доступный ассортимент Африки - выбирай. Краску тоже купила - банка целая, - засмеялась. - Можно месяц мазаться! Она на маслах, хорошо наносится на кожу и быстро впитывается. Сказали, что трудно смывается, - посмотрела в лицо дочери с сомнением. - Может, не стоит её наносить на всё тело? Ограничишься руками, ступнями и лицом?
   - Тогда буду в темноте светиться, стоит ветру подуть и распахнуть юбку, - надула губки. - Какая же тогда буду негритянка? Метиска? Мулатка? - хитро посмотрела на Хану. - Уж если мазаться, так полностью! Что б в темноте потеряться! - захохотала. - Пусть охрана побегает, поищет! - Хана подхватила озорной смех, внимательно следя за девичьим лицом. Мари поняла: 'Просьба сильно насторожила еврейку, приходится вести очень тонкую игру на пределе актёрских способностей!' - Может, укроюсь от них на пару часов... Почувствую свободу... - мечтательно вздохнула, старательно покраснела и отвела смущённые глаза.
   - Тогда и его надо замаскировать, - хохотнув, женщина облегчённо выдохнула. - Только ему нельзя - на службе. Где ты видела чёрного араба? - поверив игре, подумала, что вся эта затея направлена только на простое и понятное желание дочери провести последнюю ночь с Руди Беккером. - Можешь предложить ему костюм охотника-колониста. Ах, как он будет в нём хорош! А? Мне этим заняться, Соньхен? - заметив скромный кивок и заалевшее личико, захохотала и вышла со словами. - Вы будете самыми красивыми сегодня на маскараде! И счастливыми ночью! - прибавила на пороге, заливисто смеясь.
   Продолжая играть смущение, Мари осторожно выдохнула, провожая опекуншу глазами: 'Слава богу, поверила! Итак, с костюмом порядок. Дело за побегом. Как только лайнер бросит якорь на рейде, медлить будет нельзя! Всё решат минуты'.
  
   ...Соня была неузнаваема в зеркале: на неё смотрела зеленоглазая... негритянка! Мама привела с собой местную женщину, и она так преобразила кожу и убрала волосы девушки под местную разновидность чалмы из полотна пёстрой ткани, что зашедший в каюту папа извинился и вышел, не узнав! Зажав рот, женщины прыснули и... показали друг другу знак 'рот на замок' - тайна есть тайна. Такой девочку видела только мастерица и Хана. Негритянка, получив щедрую плату, пошла помогать на другие палубы, поклявшись, никому об этой 'африканке' не рассказывать.
   Прячась в каюте, продумывала последние штрихи плана побега, изучала местную карту страны и её дорог, штудировала словарь английского языка: 'Жаль, взять с собой нельзя - 'засвечусь'! Ещё проблема - документы: никак не удаётся решить! Если с деньгами не возникло трудностей: где выпросила у родителей под невинным предлогом, где украла у пассажиров, то с документами швах, а они будут нужны, чтобы смогла продержаться до приезда московских 'спецов'. Да ещё этот разговор с Майклом вечером! Без переводчика и говорить не стоит, а он не знает русского даже плохо! - задумавшись, вздрогнула. - Тень под окном!' Прислушалась, напрягшись до предела.
   - Соня...
   'Симха! - задумалась. - Придётся впустить и... рассказать часть плана. Опасно, но рискнуть надо. Без его помощи в чужой стране не выжить'.
   - Ты здесь? - шептал в щель двери.
   - Заходи быстро. Отвернись пока, - приоткрыв дверь, накрылась полотном. - Проходи в мою спальню - там не увидят нас.
   ...Через час Симха сдался. Его больше не держали ни присяга, ни кодекс чести, ни преданность стране - стал рабом Сони, пообещав быть рядом с любимой всегда и везде. Даже поклялся достать в этот вечер документы, украв их у пассажирки подходящего возраста и внешности, с которой познакомились пару недель назад на нижнем уровне палуб. 'Что ж, ради этого стоило нарушить обещание, данное Рудику, - тяжело вздохнула, терзаясь и казнясь. - Прости, Руди, но я хочу домой. Может, ты меня со временем поймёшь? Сам ведь советский был. Должен понять...'
  
   Маскарад давно был в разгаре, когда они с Симхой, наконец, двинулись в салон. Он не мог оторваться от любимой, счастливо сияя и дрожа! Всё останавливался в тёмных уголках и целовал её чёрное лицо, не думая о том, что и сам становится тоже чёрным. Краска была сильной и качественной, но Симха слишком увлекался. Смеясь, Мари вытирала его платком, смоченным в виски, и ткань тоже была чёрной. Подходя к кают-компании, услышали чей-то приглушённый крик, словно тот, кто закричал, сильно зажимал себе рот! Замерев, кинулись на звук.
   В длинный полутёмный коридор третьей палубы из одной из кают задом, пятясь от ужаса, выходила девушка, зажимая рот, раскрытый в истерическом крике! Слёзы заливали глаза, руки тряслись. Подбежав, Соня ринулась в каюту первой, как ни пытался её удержать испуганный Сима.
  
   Сквозь висящую в воздухе каюты туманную дымку от множества курительных палочек с запахом корицы и кардамона, перед девушкой стала проступать жуткая картина: лежащий навзничь на спине молодой мужчина с сильно запрокинутой головой, потому пока не узнаваемый. Рядом с ним ничком, уткнувшись лицом в деревянный пол комнаты, лежала женщина в африканской одежде, точно такой, как у Мари! Фигура тоже похожа: худенькая, с тонкими руками и ногами, только на ступнях, нарушая целостность и стилистику костюма, не местные сандалии, а красные кожаные босоножки на высоких каблуках, совсем не вязавшиеся с африканской темой одеяния. Ругнув себя за несвоевременность наблюдений, взяла эмоции в руки и, склонившись, повернула женщину на спину: 'Нет, не знаю её лично. Видела на нижних уровнях. Да и мудрено узнать - вымазана чёрной краской. Похоже, африканская мастерица не одну меня 'камуфлировала'. Вот только одежда у этой девушки очень похожа на мою! Копия просто! Видимо, в одной лавке была куплена, у одного продавца. Африканский ширпотреб'.
   Вытеснив из каюты опять зашедшую внутрь рыдающую соседку убитой, приказала Симхе держать её в руках, не давая сбежать и поднять до срока переполох на корабле. 'Не время. Сама считаю информацию с места недавнего преступления, пока её не перемешали со своими эмоциями полиция, военные, врачи и зеваки'.
  
   Тяжело вздохнув, повернулась к телу мужчины, медленно подошла, внимательно осматривая с ног до головы, отмечая важные мелочи. Он был в маскарадном костюме колониста-охотника, явно высок, крупен и... неуловимо знаком! Задохнувшись от дикого приступа паники и страшного предчувствия, шагнула вплотную к телу и заглянула в лицо. Никак не могла понять, кто перед ней: вся голова, лицо, шея и грудь были обильно залиты кровью. Подошла ещё ближе, наступив сандалиями прямо в кровавую лужу, не обращая внимания на возмущённый возглас Блата, с просьбой не касаться места преступления и не оставлять своих следов, встала на колени рядом с телом, медленно протянула руки и, взяв в чёрно-розовые ладони его голову, повернула к свету. Ещё до конца не повернув, уже знала, кто это: узнала лицо, красивую бородку, виски, форму края волос на залитом кровью лбу. Перед русской москвичкой и подданной Союза Мариной Риманс в тёплой луже собственной крови лежал бывший советский, а теперь израильский гражданин, офицер элитного разведотделения Руди Беккер. Она всё поняла: что случилось, как произошло, и кто это сделал. Приоткрытые, угасающие, умирающие глаза остывающего тела Рудика всё рассказали. Успели! Смотря на проломленное горло в районе кадыка, видела огромную рваную зияющую рану, которую мог нанести только один зверь - волк. Шакал. Гиена. Бешеная собака. И она знала, как её зовут. Погладив любимое лицо, в поцелуе прикоснулась к окровавленным губам парня, нежно опустила голову на пол, поднесла обагрённые его кровью руки к своему лицу и провела по лбу и щекам: 'Теперь, по обычаям индейцев, помеченная кровью возлюбленного, я обязана отмстить! Жена за мужа, невеста за жениха, возлюбленная за любимого. Зуб за зуб. Кровь за кровь. Смерть за смерть. Жизнь за жизнь'.
   Медленно встав с колен, с которых тут же стала стекать кровь её мужчины, насквозь пропитавшая африканский наряд, двинулась из каюты, смотря светящимися, звериными, изумрудными глазами сквозь людей, сквозь коридоры и марши лестниц, сквозь стены и перегородки лайнера, сквозь сам океан. Шла по следу, сияющему в лунном свете зелёным, по невидимой для всех обывателей дорожке преступления, по запаху крови любимого и вони кожи убившего его зверя: 'Я 'откопала свой томагавк и вышла на тропу войны', и ничто теперь меня не остановит. Отныне, пока перед моим взором угасающий свет глаз возлюбленного, его тёплая кровь на руках, губах, лице, коленях и одежде, пока ясно вижу всю картину убийства - меня не обмануть, не убежать, нигде не скрыться. И не будет тебе вовек спасения, Майкл Вьент. Смерть идёт по твоим стопам. Твоя смерть, пёс смердящий'.
  
   Глава 17.
   Бешеный пёс.
  
   ...Марина стояла на базарной площади маленького предместья африканского города, прикрывая ладонью глаза. Жара была нестерпимой. Лёгкие горели от раскалённого воздуха и выгоревшего в нём кислорода. 'Пора в тень. В свою лачугу'.
   Пока медленно шла по грязным переулкам, никак не могла привести в порядок мысли: 'Где я? Почему живу тут? В голове звон и пустота. Странное состояние - не помнить ничего. Словно только родилась, но во взрослом теле, - подходя к хижине, вздрогнула: крупный пёс пробежал так близко, что тронул чёрные икры ног, согрев и пощекотав. - Пёс. Пёс? Бешеный? Бешеный пёс!' В мозгу что-то зашумело, закипело... Из последних сил бросилась под крышу бунгало.
   Очнулась в старом плетёном кресле, дрожа в нервном ознобе и видя перед глазами страшную картину...
  
   ...Она увидела его на местном базарчике, как ни в чём не бывало, покупающего себе фрукты. Стояла тихо, лишь едва высунувшись из-за угла местного кафе-забегаловки.
   - Муж? Следишь? - снисходительный тон полной пожилой африканки, слава богу, говорящей на английском, понимающе успокаивал. - Сбежал? Он живёт вон за углом в маленьком отеле. Там моя дочь работает. Дня два уже живёт, - осмотрела и усмехнулась. - Похожа. Сколько краски на себя перевела?
   - Много, - Мари проворчала, стараясь не упустить из виду Майкла. - Как мне попасть в отель, чтобы не увидели служащие?
   - Хочешь без свидетелей поговорить? - почесала голову поверх чалмы, ухмыльнулась. - Зайди и попроси позвонить по телефону. Когда портье отвернётся, сверни в левый коридор. Там лестница на второй этаж для персонала, - хихикнула, потрогав девичьи ноги. - Он зря тебя бросил - красивая, ладная.
   - Спасибо, красавица, - улыбнулась приветливо толстухе. - Если не смогу поговорить сегодня с мужем, где переночевать день-другой? Рядом, но не попадаться никому на глаза...
   - Приходи вечером сюда же. Я возьму тебя с собой в деревню - живу близко. Муж умер от холеры. Свекровь да дети - вся семья. Торгую овощами и фруктами, огород есть - живём, - грустно закончила беседу негритянка.
   - Я оплачу, у меня есть немного денег, - тихо прошептала, следя глазами за удаляющимся мужчиной. - Как тебя зовут, милая?
   - Танита, - смеясь, та протянула пухлую руку.
   - А я Сима, - ответила таким же смехом, пожимая ладонь в ответ. - Приду, если смогу.
   Осторожно переходя от лотка к лотку, от палатки к палатке, от магазинчика к магазинчику, следила за Вьентом. Время пришло. Всё-таки выследила преступника! Четыре долгих дня шла по кровавому следу преступления: корабль, три города, много автобусов, много людей. Везло: на неё не обращали особого внимания, а если заговаривали и слышали ответы невпопад и странную улыбку, отходили, крутя пальцем у виска: девушка не в себе, сумасшедшая. Это и ограждало. И вот нашла. По информационному следу, по запаху крови. Как собака чуяла его! Ничто не смущало: ни грязная одежда, ни презрение окружающих, ни подозрительные взгляды в спину. Как только чувствовала опасность - исчезала. Жизнь научила растворяться, а прихваченная из каюты банка с краской спасала от пристальных посторонних взглядов.
   Подойдя к отелю Майкла, осмотрелась по сторонам: 'Район тихий, почти захолустье. Хорошо. Всё на руку. Пора завершать дело'.
   - Мне позвонить, - решительно вошла в тень маленького холла. - Сколько?
   Окинув презрительным взглядом, пожилой африканец хмыкнул и ткнул большим пальцем в сторону угла, где стоял аппарат, процедив: 'Два доллара...' Положив деньги, пошла к телефону. Потеряв к жалкой замарашке интерес, мужчина вновь уткнулся в телевизор: шёл важный футбольный матч.
   Через пару минут стояла у двери Майкла. Пока находилась у стойки портье, заметила на столе нерассортированную почту: сверху пачки лежал конверт с именем Майкла и указанием номера комнаты. Сам бог помог Мари! Решаясь, вздохнула: 'Вот и пришло время. Не сумасшедшая и прекрасно понимаю, с чем сейчас столкнусь и с кем, но план созрел давно - не волнуюсь. Перегорело. Теперь важна лишь месть'. Постучала в дверь номера.
  
   - Кто? - голос недовольный и насторожённый.
   - Соня.
   Целую минуту за дверью стояла поражённая тишина, потом дверь рывком распахнулась.
   - Майкл!! Наконец-то тебя нашла! - резко кинулась на шею, радостно безостановочно вереща. - Я сбежала с лайнера четыре дня назад! Мама купила эту одежду - сразу и сбежала! - забивая словами его голову, втолкнула ошалевшего мужчину в номер. - Меня не узнали! Я несла корзину на голове, когда уходила с палубы! - закрыв за собой дверь, оторвалась, наконец, от человека. - Есть хочу. И пить, - ринулась в комнату. - Очень!
   Довольно хмыкнула: 'Огорошила и выбила из колеи надолго. Он-то был уверен, что убил меня тем вечером, а оказалось, что я жива и ничего не знаю о событиях на лайнере!'
   Медленно зашёл следом, сел в ветхое кресло, заторможено соображая и следя за тем, как она уже вытащила что-то из холодильника и, стоя, ест и пьёт.
   Следя краем глаза, понимала, что в нём борются два чувства: убить тут же и желание разобраться в ситуации, постараться извлечь всевозможные выгоды.
   - Как...? Когда...? - не совсем придя в себя, не совсем сформулировал линию поведения.
   - Мама принесла одежду, африканка меня раскрасила и одела, - жадно ела и запивала соком, качая головой от наслаждения, закрывая глаза и сладострастно стеная. - Потом они ушли и я... сбежала! Увидела чёрных девушек с корзинами на голове возле... камбуза и... ушла с ними!
   - Когда? - насторожился.
   - Часов в пять, наверное. За ними катер приходил местный. Большой такой! Я там спряталась. В порту вылезла, - смеялась, счастливо улыбалась, довольно хихикала. - Надоели все! Ушла, - прихватив еду, села в кресло напротив хозяина. - Совсем.
   - Как меня нашла? - подозрительный ледяной взгляд - начал соображать.
   - Случайно! Сегодня увидела тебя на рынке. Расспросила, рассказали... - неопределённо махнула рукой. - Ошиблась, сюда попала... Язык плохо знаю. Суахили не понимаю. Не в тот автобус села... Встретила тебя! Вот счастье! Спасена!
   Он и верил, и не верил. В её пользу говорила грязная одежда и потрёпанная внешность: 'Явно давно в пути и без крова. Голодная сильно. Ишь, как набросилась на еду! Сбежала, значит. Удачливая невероятно! Удивила малышка'.
   - Ты одна? Без переводчика? - криво улыбнулся, расслабившись немного.
   - Нет, со мной вся израильская армия, - незлобиво проворчала, обессиленно откинулась на спинку кресла. - Прости... Устала... Я посплю?
   - Ещё минуту. Как...?
   - Деньги? - приоткрыла тяжёлые веки, пожала плечами. - Воровала... Документов нет - проблема... Нет жилья и работы... - закрыла глаза от усталости. Еле открыла. - Можно...?
   - Иди в душ! - облегчённо рассмеялся.
   - Нет. Краска смоется... Одежды нет...
   - Ладно, спи. Одежда не проблема, - странно посмотрев, прищурился, наблюдая за тем, как возится, устраиваясь спать на кресле. Кинул ей маленькую подушку из сизаля с дивана. - Вечером поговорим. Отдыхай, - встал, взял что-то на столике возле кровати и вышел из номера.
  
   Задумалась: 'Первый акт спектакля удался - не убил сразу. Пошёл проверять мою версию. Нового ничего не узнает: всё продумано и предусмотрено. Если позвонит на лайнер, ответ будет предсказуем: 'Пропала с борта корабля в неизвестном направлении'. Или: 'Сейчас занята, позвоните позже'. И тот, и другой ответ мне на руку. Сказать прямо, что я убита, не смогут - такой скандал и пятно на репутации израильтян-военных! Здесь местные меня не знают - не 'светилась'. Торговка ушла на другое место, придёт к вечеру, как договорились. Пока порядок. Что дальше? Да ничего хорошего: убьёт, как только перестану быть нужной. А нужна лишь для одного: постель. Он этого добивался весь круиз. Бесился, что не клюнула на ухаживания, что так и не завалил в койку! Дальше произойдёт ожидаемое: попользуется и 'уберёт' - опасный свидетель. Начинается борьба на опережение: кто кого первый убьёт. Весело. Очень! Обхохочешься... - не закончив мысль, стала проваливаться в сон. - Набраться сил и протянуть время, как можно дольше. Опять нужно время. И везение. И удача, - взмолилась в безмолвной просьбе. - Мальчишки, помогайте, родные мои... Рудик..., боль моя... Я его нашла...'
  
   - ...Просыпайся, Соня! Скоро ночь! - Майкл стоял над ней и смеялся почти радостно, только оставались холодными глаза. Напряглась: 'Вот что всегда настораживало в нём - глаза. Лишь сейчас поняла: это взор палача!' - Я заказал ужин. Иди в душ! От тебя идёт такой амбре...!
   - Прекрасно отгоняет насекомых и людей, - выдавила, потягиваясь на кресле. - Иду... - вновь закрыла глаза. - Уже...
   - Сам всё съем! - пригрозил, и ей пришлось идти в душ.
   - Тебя не жду, - предупредила сразу. - Дай мне время, Майки... Нет сил...
   - Слово скаута! - шутя, отсалютовал и... проболтался, расслабившись.
   Держа лицо спокойным, пошла в душевую. 'Рудик, мы оказались правы - ЦРУ. Скауты в Америке. Он 'спалился', размечтавшись о сексе. И на старуху бывает проруха. Хотя, что ему бояться? Приговорена. Живой отсюда не выйду, вот и говорит свободно, наверное, за долгие годы впервые. Со мной можно не притворяться. Пусть скажет спасибо за возможность хотя бы несколько часов побыть самим собой, - в душевой пробыла недолго. - Не стоит совсем смывать краску - может понадобиться, если повезёт, - выйдя в полотенце, осмотрелась в поисках одежды. Горько и потерянно хмыкнула. - Наивная какая... Зачем ему тратиться, если не оставит жить? Что ж, обедать буду в полотенце'.
   Что-то человеческое в Майкле ещё оставалось, как оказалось.
   - Она здесь, - хитро прищурившись, указал на пакет, лежащий возле него на кресле. - Возьми.
   - Я в полотенце пообедаю, - так же хитро ответила. - Прохладнее и приятнее в мокрой ткани.
   - Ладно, шучу! - бросил свёрток через комнату. Развернувшись в воздухе, стал вываливать вещи на лету. Хозяин откровенно хохотал, увидев, как девчонка ловко всё поймала, не уронив при этом полотенца с тела. - Как кошка! Ловкая и быстрая. Чёрная пантера!
   - Надеюсь на это, - криво улыбнулась, мгновенно одевшись, не успел и глазом моргнуть.
   Сколько верёвочке ни виться... Закончился обед, и уже не осталось времени что-то решать. Без этого бы всё равно не обошлось.
   ...Рассвет застал их на полу. Майкл не терял время зря и не нежничал, но чем больше времени был рядом, тем мягче становился: то ли стало жаль её, то ли ещё не всю душу выжег чёрствостью, то ли феромоны Мари сделали своё дело. Под утро превратился в настоящего любовника, даже переживал, что не достигла ни разу пика за ночь. Этот факт задел его самолюбие - стал истово действовать в женских интересах. Обрадовалась тайком: 'Это шанс!' Как только Вьент отбросил вторую личину, искренне заботясь о крохе-любовнице, у неё появилась возможность заглянуть в чужую душу. Именно в те минуты и увидела всю правду в его 'поплывших' глазах: тёмная пелена 'блока' медленно растворялась, и перед внутренним взором медиума стала раскрываться страшная картина того рокового вечера. Продолжая изображать страсть, всматривалась в серые глубины американца и старалась держать чувства в жёсткой узде: 'Ни мускулом, ни морщинкой, ни страхом, ни ненавистью или презрением в глазах - ничем не выдать то, что видишь, Машук...'
  
   ...Рудик увидел Соню на соседней палубе, махнул рукой. Ответила и показала головой в сторону коридора с каютами. Удивился, повеселел: 'Нашла место, где сможем уединиться!' В радостном предвкушении двинулся сквозь густую толпу ряженых карнавала к проходу.
   Майкл увидел это, стоя сбоку от перил, тоже проследовал за девушкой. Заметив, что замешкалась, завлекая Руди, юркнул в раскрытые двери каюты и затаился. 'Пришло время для исполнения задания: 'убрать' агента КГБ 'Марылю'. Случайно, с таким трудом её нашёл! Круглосуточный надзор израильтян лишил возможности сделать это раньше. Вот и подходящий момент'. Стоял справа от двери, полускрытый тканевой шторой. Соня вошла в каюту, тихо и счастливо смеясь. Неузнаваемая, одетая в африканку, с покрашенной в чёрный цвет кожей, явно ожидала своего мужчину. Едва прошла три шага внутрь, как что-то схватило её за шею, странно вывернуло и... сломало! Мгновенная смерть. Без единого звука. Тело женщины тяжело опустилось на колени и ткнулось лицом в деревянный пол каюты.
   - Соня! Ты где...? Вот шалунья...
   'Этот офицер так надоел мне!' - взбеленился Вьет и, затаившись сбоку, дал ему время войти. Бесшумно вынул из кармана тяжёлый шипованный кастет, выждав, когда нежданный и ненавистный гость зайдёт глубже в тёмную, сильно задымлённую ароматическими палочками каюту, резко выбросил левую руку, нанося 'фирменный' сокрушительный удар по кадыку израильского военного. Всё произошло так неожиданно, что Руди Беккер развернулся вокруг своей оси, странно взглянул на Майкла и рухнул навзничь, обливаясь кровью, хлынувшей фонтаном из разорванного горла. Она мгновенно залила грудь, лицо, шею и голову несчастного. Только тихий хрип и бульканье раздавались в тишине каюты. Смерть царила вокруг. Палач удовлетворённо улыбнулся: 'Вот и всё: и 'объект' уничтожен, и тот, кто помешал попользоваться в им своё удовольствие тоже, - вышел на середину каюты, собираясь проверить достоверность совершённого факта. - Проверим, мертва ли русская шпионка? Хотя, сломанные позвонки шеи ещё никому не шли на пользу, - криво усмехнувшись, склонился к ней, но чьи-то голоса раздались совсем рядом неподалёку, в соседнем коридоре! - Бежать! - не проверив женщину, Майкл стремительно покинул место преступления. Забежав в соседний правый коридор, услышал крик. - Обнаружили. Пора 'уходить' с лайнера. Катер ждёт внизу. Агент Москвы уничтожен - свободен. Отличная работа, парень! Отдыхай. Точка отсидки ждёт'.
   ...Мари видела со стороны собственную смерть и старалась улыбаться убийце. 'Он думал, что убил меня, а там оказалась просто похожая девушка точно в такой же одежде. Значит, та африканка рассказала ему за определённую плату, как буду выглядеть на маскараде, - грустно неслышно вздохнула. - Каждый зарабатывает на жизнь своим путём. Бог ей судья. Поэтому Майкл точно знал, кого ждать на маскараде. У меня не было никаких шансов на выживание! Если бы ни вспыхнувшая внезапно любовь Симхи Блата - в тот же вечер я была бы убита! Вот когда говорю горячее 'спасибо' Симхе за то, что он спас меня. Спасибо, мой 'счастливый билетик'! - погрустнела, следя за лицом. - Рудику про мой костюм проболталась мама, стараясь свести нас на балу. Бедная Хана..., если б ты знала, чем люди расплатятся за твою доброту! Несчастные... Ты свела парня, мама, с собственной смертью. Увидев то одеяние, он и пошёл спокойно за девушкой, так похожей на меня. А она его завлекала, в надежде подцепить красавца и провести с ним приятную ночь, разнообразив наскучившее меню круиза пикантным происшествием. Завлекла, провела, разнообразила, несчастная! Даже легла рядом... навсегда'.
  
   ...Майкл вошёл в раж, шептал нежные слова, объясняясь в любви, пеняя за то, что так долго его держала на расстоянии. Играя роль, что-то отвечала, ласкалась, всё глубже всматриваясь в чёрную душу, и увидела то, о чём давно подспудно догадывалась, что чувствовала острой интуицией. Слой за слоем, плёнка за плёнкой уходила тёмная заслонка и с этой части истинной сущности партнёра, раскрывая, словно лепестки, более поздние события его жизни.
   Сначала возник образ визира бинокля, потом стало понятно, что это не бинокль, а... фокус фотоаппарата! Тогда раскрылось то, что Мари так искала последние полтора месяца: Голландия. Майкл Вьент оказался не простым журналистом, жадным папарацци, а агентом, 'летописцем' своей разведгруппы: фотографировал все важные события их деятельности и делал фотоотчёты о выполненных заданиях. Видел сквозь фокус фотоаппарата последние мгновения жизни московских ребят-разведчиков. Догадалась, наконец, об истинной стороне тех событий: 'Так вот о ком говорил на пристани Алеф Мунх! Не о 'смежниках' предупреждал Олега, когда сказал, что они уже в пути, а о чужих службах, идущих по пятам русской группы - о ЦРУшниках! Следовательно, наша 'программа' изначально была под 'колпаком' американцев. Не зря всё пошло наперекосяк, возникало столько накладок и пробуксовок в работе ребят. Значит, в составе 'смежников' был 'крот'. Немудрено, что никого из нас не берегли: были приговорены сразу, едва ноги коснулись земли Голландии'.
   ...В тот момент, когда Игнат вошёл в домик Мари, за ним уже ехали их 'спецы'. Он им нужен был живой и по возможности невредимый. Почему девушку не тронули - загадка. Как только оторвалась от офицера и вышла из спальни на кухню, тихо проникли в дом, оглушили задремавшего агента, а её, не вовремя вышедшую на звук удара в коридор, усыпили салфеткой с хлороформом, уложив на кресло в гостиной.
   Поразилась запоздалой мысли: 'Почему оставили в живых, не убив сразу, не забрав? Хотя, зачем я им была тогда? Пустышка. Интерес проснулся позже. Но мне непонятно, какой? Опять 'дар'? Почему решили теперь 'убрать'?'
   ...Засунув русского парня в тонированный салон машины, повезли 'на точку', но произошло непредвиденное: спустило колесо. Пока меняли на мосту через речку Схи, в салоне оставался Майкл и ещё один человек. Игнат пришёл в себя от свежего утреннего воздуха, вливающегося в приоткрытую дверцу машины. Не открывая глаз, прислушался к голосам, понял, что произошло, и пошёл на отчаянный шаг: рванул в наручниках из машины, намереваясь перемахнуть через перила парапета и прыгнуть вниз. Он успел это сделать одновременно с пулей, пущенной в голову. Падая в воду, ещё дыша, посмотрел наверх и увидел склонившихся над перилами людей, а среди них - Майкла Вьента. Его фото среди других недавно показывали столичные 'смежники', предупреждая ребят о присутствии 'коллег' в Голландии. Игнат ушёл под воду, смотря в лицо американскому агенту. Это событие оставило информационный след у Майкла в глазах, а Мари смогла прочесть информацию сейчас. Оказывается, была абсолютно права в ту минуту, когда пробовала на вкус кровь возлюбленного с пола в коридоре - в тот момент его и убили. Любящее неистового мальчика-воина Игната сердце почувствовало беду сразу! Поистине: женское сердце вещун.
  
   - ...Соня, ты такая страстная! - потеряв совсем голову, шептал убийца. - Я просто не могу от тебя оторваться физически!
   Не сводя гипнотизирующего зелёного взора, лишь дурманяще-призывно улыбнулась, отчего зарычал и впился в её тело с удвоенной силой. Хмыкнула: 'Что ж, не отрывайся. Я тоже не могу оторваться от твоих глаз и того, что вижу в них'. Распаляя ещё сильнее ненасытное животное, разрывала всё активнее его энергетическую защиту, проникая психометрией в потаённую суть событий полуторамесячной давности...
   ...В тот момент, когда Олег забросил Марину на катер, Вьент с группой уже были рядом. Они искали его: нужен был живой агент-'комитетчик'! Игнат ускользнул, очередь за вторым 'чекистом', а он обязательно появится рядом со своей женщиной. Приехав к её домику, американцы поняли, что опоздали - уже ушла. Пройдя весь путь, так и не нашли и стали кружить на машине по району, в надежде найти либо её саму, либо советского офицера.
   Он вышел из бокового переулка и, оглянувшись, стал переходить улицу. Машина резко двинулась наперерез, но мужчина понял и бросился в сторону канала. Понимая, что там узкие пешеходные улочки, и вот-вот потеряют московского резидента, открыли по нему огонь. Скрывшись с места перестрелки, послали Майкла убедиться, что 'гэбэшник' мёртв.
   Агент нашёл его на маленькой боковой улочке, которая вечером освещалась красными фонарями и была излюбленным местом мужчин, желающих провести весело время. Русский сидел на земле, на противоположной стороне улицы, прислонившись спиной к мачте освещения, и, улыбаясь, смотрел на зашторенные ещё витрины увеселительного заведения. Вьент подошёл ближе: 'Мёртв, только с правого уголка губ стекает кровавая струйка, и глаза открыты, - наклонился, заглянул. - Последние проблески, - постоял, стрелять не стал - появились люди на углу, привлечённые выстрелами. - Пора уходить, - отошёл, сделал снимок для отчёта, как там, на мосту. - Что ж, дело сделано. Остаётся ещё один агент, Валерий. С этими не повезло...'
   Увидев, где сидел Олег-викинг, Мари поняла всё: 'Смертельно раненый, пришёл к моей витрине! Только не дошёл, а осел на землю на той стороне улицы возле фонаря и, умирая, до последнего момента видел кабинет и был мыслями там, на красном кожаном диванчике, застеленном только для него домашним постельным бельём; в комнате, где столько было нами пережито счастливых моментов истинной радости и супружеской сокровенной тайны, такой долгожданной! Вернулся на место, где запоздало познал единственную и неповторимую земную любовь в своей короткой жизни - любовь кармической жены, княгини Сони; настоящее, бессмертное и негасимое чувство, пронесённое сквозь века, страны и саму смерть'.
  
   ...Майкл отвалился в полном изнеможении, поднял руки, сдаваясь.
   - ...Соня, ты просто ведьма! Прошу пощады! Требуется перерыв, - упав на спину, чисто и счастливо засмеялся. - Клянусь: никогда ещё такого не испытывал! Просто улетел к небесам! Спасибо, малышка, - приподнявшись, поцеловал взмокшую головку девочки. Рухнул обратно, смеясь. - Вот это ты меня вымотала! Даже нет сил заползти на кровать... - засыпая, притянул кудесницу к себе на грудь, ласково сжимая дрожащей рукой её худенькое плечико. - Несколько часов, и я опять буду в норме... Молю о милосердии, колдунья... Утром приду в себя...
   - Я тоже... - притворно устало прошептала, 'засыпая' у него на груди.
   Ей нужно было несколько минут, чтобы принять окончательное решение, как действовать дальше. Держа чувства в жесточайшей узде, не давала возможности полученной информации ни на гран проникнуть далеко в душу, парализовать болью и ужасом потерь. Заставляла себя жить только этой минутой и насущной задачей. 'Для горя и слёз будет время. Пока он: монстр, убийца, бешеный пёс'.
   Потолкавшись, словно устраиваясь на груди, посопев, затихла. Вскоре Вьент уснул беспробудным сном! Сытый обед и долгий, изматывающий, безудержный, разнузданный секс сделали своё дело. Выждав несколько минут, высвободилась из мужских объятий и привстала на коленях, присмотрелась и прислушалась: 'Спит глубоко и мощно, раскрывшись и запрокинув голову, выставив тонкий хрящеватый острый кадык в потолок'. Смотря на адамово яблоко, стала дрожать, чувствуя приближающийся приступ паники. Перед глазами всплыло видение разорванного окровавленного горла Руди Беккера. Осторожно отодвинулась к столу, нащупала тяжёлую непочатую литровую бутылку виски, зажала горлышко в руке и с силой несколько раз опустила на голову Майкла! Пока был в обмороке, впилась зубами... в кадык. Хруст тонкой гортани, горячая кровь и сдавленный хрип лишь озлобили её ещё сильнее! Не контролируя себя, рвала и рвала горло, как собака, видя перед собой и московских ребят-офицеров, и Руди, и бедную ни в чём неповинную пассажирку. Кровавый туман застил всё вокруг, разум отключился полностью. Девушка перестала быть человеком. Горло мужчины рвала чёрная разъярённая зеленоглазая пантера, опьяневшая от крови и сладкого мяса жертвы, её долгожданной добычи...
  
   ...Пришла в себя через час, в крови с головы до ног. С трудом поднявшись с затёкших колен, пошла в душевую, тщательно вымылась, натёрлась заново чёрной краской. Протёрла новым полотенцем, смоченным в виски, следы и отпечатки своих рук и ног по всему номеру. Делала по инерции и качественно, вспомнив профессиональные навыки и приёмы горничной, машинально строила дальнейшие планы на ближайшие дни, совершенно не переживая о происшедшем: 'Конец - делу венец. Теперь вон из страны и Браззавиля на ту сторону реки в Конго, в Киншасу - оттуда позвоню своим. Пора домой. Здесь меня больше ничто не держит. Возмездие свершилось. Месть тоже. Суд Божий будет много позже, вот тогда и поговорю с ним по душам, - быстро переоделась в новую одежду, собрала улики, стёрла отпечатки в душевой. Обыскав вещи и багаж Майкла, нашла деньги и пачку документов. Открыла один из паспортов - на женское имя. Присмотрелась к фотографии: молодая, светловолосая, приятная внешностью женщина. Удивилась, нахмурившись. - Кому собирался покупать билет? Подружка? Коллега? Не важно. Подпортить фото и сойдёт. Порядок. В путь, - спрятала находки под одеждой, разлила всё спиртное из бутылок бара по комнате, покатала по пальцам жертвы, потом поставила на стол и, выходя, бросила в пахучие лужи зажжённую зажигалку хозяина и ещё пару штук пластиковых, найденных в столе. Удостоверилась, что всё вспыхнуло жарко и мощно - ротанг, листья пальмы и лоза мебели поспособствовали. - Гори синим огнём, прошлая жизнь! Гори и ты, бешеный пёс, Майкл Вьент!'
  
   Глава 18.
   С волками жить...
  
   ...Открыла глаза, сотрясаясь в нервном ознобе: 'Что это - просто кошмарный сон или ужасная, жуткая реальность? Я убийца? - оглянулась: сидит в старом кресле из ротанга в маленькой жалкой лачуге с запросами на уют. - Явно бунгало в какой-нибудь захолустной дыре. Никаких дополнительных сведений не получить - безлико, - прислушалась к чувствам и ощущениям. - Тихо, спокойно, никакого предчувствия опасности или угрызений совести. Либо мне всё это приснилось, или становлюсь чудовищем почище Майкла. Но он был, и против этого не попрёшь. Следовательно, всё, что сейчас увидела в видении - правда. Вот только, где я сейчас? Пусто в голове, словно мозг 'стёр' последние события на время, стараясь сохранить тело. Инстинкт самосохранения у меня всегда был мощным, не поддающимся никаким объяснениям и логике. Будто голова на время становится самостоятельным независимым органом, ничего не желающим иметь общего с глупым телом. Что ж, согласна: главное - выжить! А память - мелочи. Можно жить и без воспоминаний. Они подчас опаснее всего...'
   Вздрогнула от голосов, явно приближающихся к её хижине. Закрыла глаза, притворившись спящей.
  
   - Кати, ты дома? Я войду? - женский голос говорил на безупречном английском. - Мэри Наила сказала, что видела тебя недавно, - зазвучал близко, совсем рядом - вошла. - Просыпайся, есть разговор.
   Девушка медленно раскрыла глаза: 'Незнакомка средних лет, европейка, по виду учительница или... монашка. Тихое невыразительное лицо, мелкие черты, блёклые тонкие губы. Англичанка?'
   - Привет! Ты сегодня на рынок выходила? - пыталась пробиться к подопечной словами.
   - Не помню, - прошептала, нащупывая почву под ногами. - Где я?
   - Опять провал памяти, Кати? А я кто, тоже не помнишь? - печальные глаза и сочувствие. 'Точно, монашка или миссионерка'. - Я Ани Мик, ты в пригороде Киншасы, Африка, Конго, - мягко улыбаясь, взяла хозяйку за руку, отсчитывая пульс. Замерла. Нахмурилась. - Тебе было плохо? Почему не позвала Патамишу? - увидев удивление в глазах, тяжело вздохнула. - За тобой ухаживает местная женщина Патамиша, - подошла к столику в углу хижины, что-то достала из плетёной шкатулки, села на соседнее кресло напротив, разложив бумаги и какие-то книжицы на столешнице. - Что ж, давай всё с начала начнём. Вот эти документы были у тебя, когда вас вытащили на берег реки. Помнишь? Река?
   - Река... Корабль... - Мари нахмурилась. - Вода... - подняла растерянные глаза на Анну.
   - Понятно, - помолчала, тяжело вздохнула. - Ваш паром перевернулся. Тебя и ещё несколько пассажиров вынесло далеко от места крушения. Твой багаж утерян. Остались только документы, - раскрыла сморщенную корочку паспорта. - Катрин Кингман, тридцать два года, Ахен, Германия. Это твои документы? Фото испорчено. Почти ничего не понять.
   - Ахен? Поезд... Канал... Большой корабль... - старалась что-то вспомнить и при этом сразу не сказать вслух! - Не помню...
   - Врач осматривал тебя. Сказал, что тебе примерно столько же лет, сколько в паспорте. Значит, это твои документы. Волосы пришлось отрезать - на голове была рана, - смотрела с сочувствием и пониманием. - А ты почти блондинка! Чёрные локоны отрезали, и ты стала белая! - засмеялась. - Да и кожа уже почти белая, а то мы думали, что ты местная из соседнего города - чёрная была! - рассмеялась открыто. - Решила стать негритянкой? Все играют в эту игру, когда сюда приезжают, - притихла. - Ничего не вспомнила? Трудно будет. Сведений нет, паром шёл перегруженным, даже сколько было пассажиров не знаем. Тела всё ещё всплывают по всему течению реки...
   - Число, месяц? - больная так странно смотрела, что женщина побледнела. - Год?
   - Бедная! Сегодня 20-е марта. Ты здесь уже неделю. В миссии не было места. Врач сказал, что рана неопасная. Тебя забрала в деревню Патамиша, наша сотрудница. Это дом её сестры. Был. Умерла от рака в прошлом году. Теперь это маленький гостевой домик.
   - Деньги? Одежда? - заволновалась, побледнев.
   - Успокойся! Багаж пропал, но для таких случаев мы всегда находим средства. Деньги были у тебя на теле. В платке носовом к поясу привязаны, - улыбнулась. - Боялась воров? Правильно! Не беспокойся - ты обеспеченная женщина! - рассмеялась, увидев удивление на лице. - Там приличная сумма! Ты, наверное, собиралась купить что-то настоящее, потому оказалась на том пароме. Он вёз вас на большую ярмарку под Киншасой. Откуда ты села не помнишь? С какого пирса? Где? - увидев отрицательное покачивание, вздохнула. - Река большая, пристаней и стоянок сотни. Запросы отправили. Пока нет ответов, - поняв, что толку не будет, сменила тему. - Ты уже обедала? - заметив неподдельное изумление, улыбнулась и протянула руку. - Пойдём. Пора в миссию на обед.
  
   Шли по небольшому селению, и Мари старалась всё запомнить: 'Нужно знать, куда уходить, когда придёт время. Память гудит и стонет! Ничего не вспомнила с момента, как покинула горящий номер отеля Майкла - отрезало, но оставаться здесь нельзя. Скоро придут ответы на их запросы, и кто знает, что будет в них? Пока удаётся утерянной памятью защищаться, но начнут приходить ответы, и неприятные вопросы возникнут непременно, - замерла дыханием, похолодев душой. - Как она сказала: Ахен, Германия? Но Ахен в ФРГ! Только этого счастья мне не хватало! Из ГДР ещё смогла бы выбраться - почти свои, но из западной части - это всё равно, что попасть в Америку! - подойдя к зданию миссии, небольшому одноэтажному строению на развилке дорог в густой тени деревьев, заметила несколько молодых подтянутых мужчин: европейцев и африканцев. - Спокойно, следить за лицом и словами и думать! Кто это? На врачей не похожи, на миссионеров тоже. Не по твою ли душу они здесь, Соня? Глаза внимательные, цепкие, холодные: ощупывают-сканируют фигурку, пристально осматривают, стараются всмотреться в лицо!' - наклонила голову, прикрываясь ладонью от яркого солнца.
   - Глаза болят? Да? Врач сказал, что повышенная чувствительность надолго останется - вода в реке грязная, вот и воспалились. Местные водоросли в ней цветут - сильные токсины сейчас в воде Конго, - Ани приобняла, подала солнцезащитные большие очки. Сразу надела, поблагодарив. - Не переживай. Тебе нужно время: синяки с лица сойдут, волосы отрастут и... попа! - хихикнула, пропуская вперёд, аккуратно закрыла дверь с москитной сеткой. - Направо.
   Пока все обедали в небольшой столовой, Мари удалось проскользнуть в туалетную комнату, где было зеркало. Посмотреть было на что: опухшее лицо с синяками, как после драки, коротенькие светлые волосы ёжиком, смуглая кожа почти без следов чёрной краски приобрела шоколадный оттенок, словно москвичка была настоящей мулаткой. В сочетании с коротенькими светлыми волосами она была просто неузнаваема! Коварно усмехнулась, сверкнув изумрудом: 'Господа ищейки, вам меня не опознать! Есть пара дней, чтобы подготовиться к побегу - пора уходить. Голова просветляется - не 'спалиться' б. Анна удивляется, что на немецком не говорю. Пока списывается на травму головы и амнезию, но так не может долго продолжаться. Как только беспамятство уйдёт - должен вернуться и родной язык. Все этого ждут с нетерпением, а я в немецком - ни в зуб ногой, хоть и учила в школе. Английский быстрее освоила, чем его! Почти всё понимаю, говорить получается плохо. Опять побег. Далеко бежать не буду - из переговорного пункта Киншасы позвоню. Если за мной будет 'слежка', придётся найти маленький отель с международной связью, затаиться на время. Как переждать без документов? Ладно, подумаю об этом позже. Нужно слиться с людьми, приспособиться к языку и жизни. Стать одной их них. На несколько дней. Как в поговорке: 'С волками жить...' Придётся, завою...'
  
   - ...Кати, вот ты где! - Ани вошла в дамскую комнатку. - Рассматриваешь? Не расстраивайся: синяки сходят, отёк тоже, шрам на голове будет маленький - Эдди-хирург у нас волшебник, зашил ювелирно! - повертела пациентку из стороны в сторону, заглянула в глаза. - Воспаление есть, не видно цвета глаз. Вероятно, зелёные или зелёно-карие. Так?
   Мари быстро кивнула, чтобы женщина подумала о последнем варианте. 'Чёрт! Глаза 'сдадут': редкий цвет рассекретит враз! Такая примета! Побег неизбежен, - опустив голову, вышла с миссионеркой и пошла в сторону больницы: помогать другим пострадавшим, как пояснила Анна. - Есть чем занять руки, пока работает голова, - помогая, перевязывая, ухаживая за больными, успокоилась и отвлеклась от дум и бед. - Всегда мечтала стать врачом: и крови не боюсь, и хладнокровна, когда надо, и запоминаю названия лекарств - схватываю на лету, не брезглива и терпелива'. Врачи и медсёстры улыбались смышлёной помощнице, подходили, гладили по коротеньким волосам, осматривали синяки, советовались, чем ещё ей помочь. Бормотала смущённое 'спасибо', старалась не поднимать высоко голову, не показывать глаз.
   После ужина компанией двинулись в сторону селения. Заворачивая за угол больницы, в просвете домиков Мари заметила полускрытую ветвями и темнотой машину: 'Новая, явно американская, дорогая, сверкает чистотой и лаком, не смотря на эту пыль! - передёрнулась в нервной панике. - Так и есть - по мою душу! Это не полиция или миграционная служба! Чутьё не обманешь - разведка. Их люди. Выдали себя чистоплотностью и любовью к дорогим машинкам. Пока нет официальных ответов - я в безопасности. Они тоже выжидают. Значит, нельзя рисковать и оставаться ещё хотя бы на день'.
   ...Утро встретила далеко от гостеприимной деревни, где прожила последнюю неделю. Ночью намазалась чёрной краской, покрасила волосы в чёрный цвет, а с этим проблем не было, переоделась в местную одежду: небольшая тканевая блузочка и китенге - полотно ткани, заменяющее женщинам юбку. Сандалии были крепкими, чалму из узкого яркого полотняного шарфа повязала по всем правилам Африки. 'Я многому научилась на этой земле, даже полной мимикрии. Только язык сложен - слишком много народностей проживает, - водрузив корзину с фруктами на голову, поставила на свёрнутую в двойное кольцо волокнистую верёвку, покрутилась немного. - Тяжело, но довольно удобно. Спина под тяжестью стала ровной, позвоночнику понравилось, - улыбнулась легко и ясно. - Понятно, почему африканки стройные и худые! - выдохнув, осмотрелась, плавно оборачиваясь, и, убедившись, что вокруг тихо, двинулась в сторону города. - Пора начинать новую жизнь. Паспорт пришлось взять подмоченный, но другого не имеется в наличии. Деньги надёжно спрятала. В путь'.
  
   ...Через два дня удалось придумать, как дать знать о себе 'операм' в Москве.
   - ...Мне позвонить! - уже привычной фразой не удивила портье.
   - Опять маме пытаешься дозвониться? - пожилой негр медленно говорил на английском, улыбаясь. - Что, уже нажилась в Африке? Домой захотелось, Кати?
   - Нет, деньги нужны, - криво улыбнулась, поправив большие чёрные очки. - Африка мне нравится. Я уже похожа на местную?
   - Похожа, похожа! - старик качал головой. - Язык выучишь - замуж выдам за племянника! - захохотал, хлопая себя по коленям. - Как торговля?
   - Вяло, - стала набирать номер на диске. Послушала. - Не отвечает. Можно...?
   Не договорив, заметила, что в вестибюль вошла пожилая пара европейцев-туристов и стала что-то спрашивать у старика, показывать на карте, отведя того к окну, бестолково переспрашивать на французском, на английском, что-то выяснять, уточнять... 'Пора! - быстро оглянувшись на спины стариков, набрала код Москвы и заветный номер, молясь всем святым. - Господи, только бы связь не подвела! Только бы он был у телефона!' - гудок несколько раз прозвучал в ожидании, потом раздался прохладный учтивый знакомый голос:
   - Контора.
   - Здравствуйте. Меня просили позвонить по этому номеру.
   Напрягся, затих, затаился, справился с эмоциями. Продолжил спокойно:
   - Представьтесь, пожалуйста.
   - Марина Риманс. Отель 'Мария', Киншаса, Конго. Вытащи меня отсюда!
   Бросила трубку, оглянувшись, быстро обошла стойку, резко выдернула кабель телефона из гнезда, опять вставила, прикрыла ножкой старого колченогого стула, вернулась к телефону и сделала вид, что набирает номер.
   - ...Ну что, Кати, никак...?
   - Молчит. Что-то со связью...
   - Позволь, дочка... - вынув из её рук, прислонил трубку к своему уху, постучал по рычагам на корпусе. - Чёрт! Только что была связь! Опять что-то на линии!
   - Да, я же звонила. Дома не ответили, - грустно вздохнула. - Ладно, Мтеми, я зайду позже, - положила на стойку пару долларов, попрощалась и вышла на улицу.
   Постояла под палящим солнцем, задумалась, очнулась и направилась на угол гостиницы, где торговала фруктами. Их приносила пожилая женщина Элия, а Мари сидела на низком стульчике и изображала её племянницу. У старушки умирала дочь тяжело и долго, вот и вызвалась москвичка помочь с торговлей. Они познакомились в то утро, когда девушка сюда приехала с молодым парнем на грузовике - ехал в город по делам общины и подобрал её с корзиной на дороге. Сначала заговорил на суахили, но она показала ему знаками, что глухонемая. Стали общаться жестами. Хорошо, что не любознательный оказался. Пел всю дорогу песни, а пассажирка хлопала в такт, улыбалась и радовалась.
  
   Сейчас женщина подошла к ней, тяжело опустилась рядом на ящик и горестно вздохнула.
   - Как Ндала? - тихо спросила помощница, опустив голову - несколько людей прошли по улице, переговариваясь. - Жива?
   - Пока. Что-нибудь продала, Кати? - грустно улыбнулась. - Дочка покинет - останусь одна. Пойдёшь ко мне жить? - слёзы набежали на чёрные глаза старушки. - Одна я...
   - Приду, если буду нужна, - говорила шёпотом на английском. Повезло: старушка с дочкой работали раньше горничными в отелях города, пока Ндала не заболела. - Я помогу. Не грусти.
   - Ты не скоро уедешь? - боялась одиночества. - Прячешься. Я давно поняла. Это не моё дело - не бойся. Мы, африканцы, умеем держать языки за зубами. Ты хорошая, только с тобой беда случилась. Я тебе помогаю, и ты мне тоже - я не одна! - качалась из стороны в сторону. Мари тайком вздохнула: 'Что может быть страшней, чем одинокая старость и нищета?' - Муж погиб давно - война тогда была. Другие дети умерли. Ндала осталась. Теперь и она уходит...
   - Держись, моя Элия. Господь нас любит. Иногда, - печально улыбнулась, выпрямилась и принялась за работу - подошли покупатели.
   Элия помогала общаться с местными и с приезжими. Мари старалась рта не раскрывать по возможности вообще. Её дурной английский мог насторожить даже иностранцев, раз уж не говорит на местном наречии. Так и сидели вдвоём.
   Когда случалось затишье, было время подумать и разложить всё по полочкам. Память не полностью вернулась, но это и было спасением! Мозг её защищал от того ужаса, что пришлось пережить. События в бунгало Майкла удалось затолкать на самые дальние полки памяти и жить только этой минутой, сосредоточиться на единственной задаче - дождаться своих. 'Кто приедет? Под каким видом? Кого ждать? Своих? Или 'смежников'? Или тех, кто 'сдал' в Голландии всю группу? Тогда их не будет много: приедет один, выследит и 'уберёт' быстро и не больно. 'Спасибо' скажу за любой вариант. Только б 'америкосы' не прослушали звонок! Он длился не больше минуты - могли просто не успеть отследить. Что им 'слушать' в маленьком отеле на окраине большого города? Повезло, если здесь нет 'прослушки'. Окажусь счастливицей - москвичи появятся дня через три, или я плохо знаю Контору!'
  
   ...Вечером третьего дня после отчаянного звонка в Москву возвращалась с пустой корзиной к Элии, чтобы отдать выручку за день. 'Ни разу не приходила сегодня. Видимо, с дочерью совсем плохо. Бедная Элия'. Погостила у старушки часок, помогла помыть больную и, попрощавшись, пошла в маленькую гостиничку неподалёку.
   Подходя, почувствовала 'слежку': 'Судя по шагам, идут трое, - замерла душой. - Вот и развязка. Бежать некуда - река и гавань за спиной, - внезапно накатила такая апатия! - Надоело прятаться и укрываться!' Остановилась на освещённом пятачке, обернулась, подняла голову, сдёрнула головной убор.
   - Хорош красться, выходите, - сказала спокойно на русском. 'Плевать на всё. Предел'.
   Из темноты показался крупный мужчина, просто гигант! Неслышно вышел из границы темноты и сделал шаг в световой круг.
   - Здравствуй, Маринка. Домой пора.
   - Ты!? - увидев гостя, отключилась, рухнув ничком на остывшую африканскую землю.
   ...Куда-то уплывала, неясно слыша знакомые голоса и звуки вокруг, вдыхая родные запахи, но очнуться никак не могла, будто на то, чтобы открыть глаза, сил не находилось. Лишь чувства остались: 'Несут на руках, во что-то завернули, уложили в тесное помещение, сложив пополам. В багажник машины? Куда-то повезли, - отчаянно цеплялась за сознание мыслями. - Не убили сразу, значит, ещё для чего-то нужна. Опять я. И опять нужна. Зачем? Допросить и 'убрать'?' Мысль больно ударила по черепной коробке и... погасла вместе с сознанием.
  
   ...Свет резал глаза больно, мучительно, нестерпимо!
   - Потерпи, родная. Надо закапать капли - такое сильное воспаление! - голос знаком, но узнать никак не удавалось. От боли застонала. - Сильно тревожит? Тогда, инъекцию, - укол и... темнота.
   ...Её сильно тряхнуло, толкнуло и оставило в покое. 'Ощущение, что я в реанимобиле Игоря Киреева, и он, бессовестный, слишком резко затолкнул носилки в машину! Торопится? Куда? Почему я на носилках? Мне плохо? Где сирена? - усмехнулась, попыталась пошевелиться, но напрасно потратила силы. Замерла, поразилась. - Привязали. Опять?' Что-то засвистело, загудело, навалилось нечеловеческой тяжестью, и девушку вновь приняло в заботливые руки беспамятство.
   ...Тошнота подкатила к горлу! Безмолвно взвыла: 'Господи, я снова на корабле?' Кто-то помогал ей, наклонял голову вниз, вытирал лицо мокрой холодной тканью, остро пахнущей чем-то медицинским. Ничего не видела - на глазах широкая и плотная повязка. Лишь по звуку поняла: 'В самолёте! Тошнота от резкого перепада давления - высоко забрались. Это означает одно: у своих. Самолёт с базы, реактивный, представительский. Только он может на самый 'потолок' забраться, став недосягаемым для перехватчиков. Вот почему так жёстко засовывали - места нет для носилок, - обрадовалась до крика. - Домой!' Голова разрывалась, тошнота измучила, носом пошла кровь. Опять укол. Провал.
   - ...Маришка, мы почти на месте. Терпи, родная. Внизу ждёт 'скорая'. Наша бригада. Тебя ожидают на 'дальней' базе. Все готовы.
   - Почему там? А..., 'крот'. Я так и знала.
   - Идёт расследование. О тебе никто не знает. На точке медкоманда и 'спецы' из Внутреннего отдела. Как только сможешь работать - впрягайся, родная. Лишь ты способна пролить свет на 'белые пятна' в деле о провале и объяснить неразрешимые для нас загадки...
   Почти не слышала - посадка была очень жёсткой. Прикосновение к родной земле шасси истребителя почувствовала скорее душой, чем телом. Только мысли ещё жили и метались в голове: 'Опять работа. Снова опасность. Вновь жить с волками, петь с ними. Когда же свобода...?'
  
   Глава 19.
   Я вернусь, mon general...
  
   Месяц прошёл, как в угаре: долгое и мучительное восстановление, слепнущие глаза, сорванная психика и... бессонница. Неотступная и неотвратимая. Марину накрыла волна галлюцинаций и бреда: всё говорила, говорила, говорила. Юра-бурят - гуру, друг, йог, психотерапевт, тренер и просто родственная по карме душа, 'прописался' в палате, а результаты были мизерными. Не пускала внутренняя биологическая стена девушки его сознание к себе, и всё! Буддист поражался, чесал лысую голову и вновь принимался за медитации, тренинги, гипноз... Тщетно. Что-то происходило с женской душой, доселе невиданное и неведанное им. Качал головой, возводил карие раскосые глаза горе, взывал к первой тысяче богов из жёлтого пантеона, а ответа оттуда не мог никак уловить и понять. Информация шла, но такого рода, что лишь выпучивал глаза, долго замирал в ступоре и не сразу понял, что видит в трансе... будущее девочки! Грустное, до слёз: тяжёлые испытания, опасность, кратковременная удача и... долгие годы забвения, которые закончатся в болезни, в инвалидной коляске. Страшился одного: как только она прозреет, с лёгкостью 'считает' с его ауры эти знания. Решил исчезнуть, едва состояние больной стабилизируется. Пока же выздоровление отодвигалось, занялся насущными проблемами: вернуть в жизнь ту, которая остро в ней нуждалась. Чтобы сохранить голову Мари 'в целости и сохранности', как часто шутил в беседах, прибегнул втайне от всех к наркотикам. Не к дурманящим, а так называемым замещающим реальность. Для этого пришлось в отдельном блоке клиники выстроить квартиру и пару павильонов, как на киностудии. Она должна была поверить, что живёт наяву, а не грезит под воздействием особых препаратов. Памятуя о сведениях, полученных после её возвращения из-за границы, от них и отталкивались, наняв смышлёного парня из спецгруппы для исполнения роли возлюбленного Мари - Руди. Им бредила, вспоминала, с ним проживала неосуществлённую в реальности жизнь. Неделю прожила 'в другом мире', радуясь и любя, и, наконец, научилась спать: на груди 'возлюбленного', рядом с ним, без него. Бессонница отступила, как и болезненная одержимость тем, кто погиб при исполнении. Проблема была полностью снята: очнувшись после отмены лекарства, не помнила об эксперименте ни-че-го. Тогда 'спецы' из внутреннего отдела вздохнули свободно: 'Барьер преодолён: можно приступать к допросам по делу о гибели спецгруппы в Европе'.
  
   - ...Ну, Маришка, готова принять посетителя? - кто-то вошёл в палату. Не видела - повязка ещё покрывала глаза - инфекция из реки Конго пока не ушла. - Я не стану тебе говорить, кто это. Угадай сама... - голос врача успокаивал и интриговал.
   - Валяйте. Что мне ещё тут остаётся, как ни развлекаться шарадами и голосами, - ворчала и улыбалась. - Есть запахи в арсенале, и тех кот наплакал.
   - Молодец! Это и есть настоящая 'Марыля': не унывает и готова укусить в ответ! - рассмеявшись, беззвучно вышел из бокса.
   Привстала на постели, пригладила отрастающие волосы, нащупала расчёску, провела по голове - шрам уже не цеплялся. Тепло улыбнулась, сказав безмолвное 'спасибо' Эдди. 'Как они там? Как Элия и Ндала? Что нового в больнице и в миссии у Ани? Да..., странно сложилась моя судьба! Столько потерь, но столько же и обретений. То самое равновесие в природе, 'золотая середина' мироздания. Ничто не уходит бесследно. Ничто не пустует. Закон сообщающихся сосудов... - не успев закончить мысль, насторожилась: шаги по коридору, слышные в приоткрытые двери бокса, были знакомыми и... волнующими. - Где я слышала эту поступь: мягкую и осторожную? Приближаются. Значит, ко мне. Голоса шёпотом, - вздохнула протяжно и тяжело. - Ох, не люблю я с некоторых пор сюрпризов! Вот он и на пороге. Замер, резко вздохнул, заволновался, - печально затихла, прислушиваясь. - Страшна? Наверное. Пока краску отмыли, пока все синяки сошли, да ещё глаза воспалились. Сама себя не видела почти месяц. Ага, справился с дыханием и двинулся к кровати: тихо, мягко ступая, даже каблуками не стучит. Балерун хренов!'
   Подошёл, замер и... нежно взял за руку.
   - Мариш...
   'Господи..., этот голос не забуду никогда, как бы он ни силился его изменить!'
   - Ты!? - взяла его руку, притянула, заставляя сесть рядом. Сантиметр за сантиметром, складка за складкой, по рубашке и пиджаку костюма, поднимала руки всё выше к лицу.
   Весь напрягся, но вырваться и уйти был не в силах. 'Не знаю, как он планировал нашу встречу, но только не так, это уж точно', - усмехнулась безмолвно.
   - Остановись... - прошептал тихо, очевидно, косясь на дверь. - Не надо, Маринка...
   Лишённая зрения, не собиралась оставаться без информации. 'Нет визуальной, возьму своё тактильной! - подняв руки к лицу, хотела положить ладони на мужские шею и щёки, но гость перехватил запястья и... поцеловал их. - Да, это и предвидела, - вздохнула грустно. - Потому и пришёл сейчас, когда не вижу. К зрячей бы не пришёл. Не смог бы устоять. И уже давно'.
   - Так и будешь молчать? - хрипло спросила, понимая, что это будет за ответ. - Все молчат. Стена молчания о группе и 'других'. Ответь ты. Если твои губы сейчас не врут - не сможешь мне солгать: что с Валерой? - только сильнее прижал руки к губам. - Понятно. Пропал без вести. Что со 'смежниками'? - открыто начал целовать кисти в отчаянии. - Все остались там!? Получается, я единственная выжившая? Потому ЦРУшники за мной и послали 'чистильщика'? - не выдержал, притянул к себе, и стало не до разговоров - губы занял надолго.
  
   - ...За всех отрываешься? Пользуешься моментом? - едва улучила минутку.
   - Да, - улыбаясь, обнимал и ласково гладил её спину руками: невесомо, кончиками пальцев.
   - Весело. Такие потери! Что теперь? Шапки, так понимаю, полетели? Е-мов подпал под нож?
   Вместо ответа опять поцелуй. Вздохнула: 'Оригинальный ответ. Понятно. Мало, что останется по-прежнему на 'ближней' базе. Ох, не заслали бы моего генерала 'за Можай'! Мне ещё с ним надо перекинуться 'парой ласковых'. Успеть бы!'
   - Ещё приедешь? Как вырвался? - объятие и нежные губы на шее. Замер, жадно вдыхая запах кожи и волос. 'Ясно: здесь неофициально, практически 'самоволка'. Серьёзный проступок. Как решился? Отчаялся? Плохой признак'. Приподняв плечико, прижала его голову плечом и головой. Затих, порывисто вздохнул, прикоснулся губами к коже за ушком. - Устала от всего. Поговори там, 'наверху': хочу свободы полной, я себя исчерпала, больше не вынесу даже коротких заданий. Хочу всё забыть! И всех... - вырвал голову из плена, притянул в прощальном, сильном, страстном и невыносимо горьком поцелуе! Простонала беззвучно: 'Глупая! Скорее всего, вообще не увидимся больше! На повышение идёт, на самый 'верх'. Не до старых личных симпатий. Если буду рядом, падение для него может стать просто катастрофическим! Вот и обрывает нити. Что ж, на новом месте и привязанности появятся иные, относительно безопасные. Правильно всё решил, всегда отличался прозорливостью. Со мной голову сразу терял. Пришло время трезвомыслия и обновления чувств. Умница'. Прикоснулась головой к его плечу, нежно ласкаясь волосами, сменила тему. - Спасибо за оперативность - стояла на краю. Сразу понял?
   - Да. Только вернулся из поездки. Случайно в тот момент на пульт зашёл, дежурный вышел, отпросившись по срочной личной надобности. Тут ты! Чуть с ума не сошёл! - вздрогнул и прижался горячими губами к женскому лбу. - Едва его дождался! Быстро запись вырезал и кинулся к Самому! 'Поднял' всех. Не поверили. Скандал вышел. 'Списали', мерзавцы! - шепча, обнимал, лаская губами лицо и любя пальцами, кожей, теплом. Забывшись, вжимался, проводил трепетными руками по фигурке, запоминал на ощупь, набирался памятью впрок, вдыхал запах, пусть с оттенком антисептика. Передёрнулся телом, замер, опомнился и... продолжил рассказ. - Пригрозил, что подниму 'параллельщиков'. Испугались, что 'хвост' прицепим. Решили действовать сами, - затаился, задумчиво провёл подбородком по девичьей щеке, слегка царапнув лёгкой щетиной. Прижалась лбом к подбородку, стала мягко гладить пальчиками его затылок. Вздрогнул, нежно поцеловал голову, дыхание прервалось, застонал. Вздохнув протяжно, прижался к губам в поцелуе, подняв пальцами личико. Судорожно выдохнул, осмотрев широкую повязку на глазах, продолжил. - Твой куратор с ума от радости чуть не сошёл - в больницу с сердцем попал. Я сам рвался за тобой! Запретили, одёрнули, как пацана! - вспомнил, загорелся, опять впился в губы. Зарычал, когда строго куснула в ответ, очнулся, слёзы навернулись на глаза, голос осип и стал несчастным. - Вышли на старую группу - они тебя и эвакуировали. Мне сказали позже по факту. Предатели, - охрип, погрустнел, сильно обиделся на ребят. - Хотел встретить - скрыли! Теперь понимаю, почему... - прохрипел, в отчаянии обхватил её белокурую коротко стриженую голову; прижимая к груди, неистово стучал мощным сердцем, целовал в макушку. Вжался щекой, растворяясь мыслями, 'беря' Мари там, в потаённом сознании, отчаянно любя! Протяжно выдохнула: 'Ясно: время'.
   - На этом всё? - не выдержала, заплакала. Резкая боль в глазах заставила прекратить плач. Взяла себя в руки. - Иди.
  
   Подчинившись, встал, но в последнем порыве безответной и невозможной, такой запретной любви, подхватил её с кровати на руки, прижал к крупному и сильному телу. 'Конечно: сознаёт, что это единственная ласка, на которую может рассчитывать, - искренне посочувствовала бедолаге. - Напрасно пустил это чувство в душу. Никогда ничего большего не позволили бы. Только заметив первые признаки ответа с моей стороны, в един миг 'убрали' б! Кого первым, вопрос: меня или его? Даже проверять не стала. Больше не отвечу никому, довольно смертей, - тяжело вздохнула, вспомнив первого возлюбленного. - Хватит Стрельникова. Мы его не забыли'.
   Проведя жадно руками по фигурке, задержался на сладких выпуклостях; лаская, поцеловал потаённое сквозь хлопковый голубой халатик; надрывно вздохнул, медленно наклонился, вернул девочку на постель. С трудом, с протяжным стоном и рыком разжал руки, с болью расставаясь с любимым и так давно желанным пьянящим телом навсегда. Выпрямившись, мгновенье постоял, смотря сверху, склонился в признательном и уважительном поклоне, взял тонкие ручки Марины и поцеловал: мягко, грустно и пронзительно-нежно.
   - Он бы не обиделся, - прошептал едва слышно и... стремительно вышел из бокса.
   По коридору шёл, громко и чётко стуча каблуками, даже звуками давая ей понять: 'Забудь! Больше меня для тебя не существует'.
   Задохнулась от горечи: 'Прощай, мой 'человек в чёрном'! Ты меня снова спас! Благодарю. Не волнуйся, не обиделся бы мой Лёшка на своего лучшего друга. Сказал бы 'спасибо' за спасение и стойкость, за долгую и тайную, неугасимую любовь ко мне. Он и сам умел так же преданно и страстно любить. Потому вы и были близкими друзьями до последнего дня его жизни, - не в состоянии больше сдерживать слёзы, разрыдалась в голос. - И этот ушёл! Их и так остались единицы, тех, кто шёл по жизни рядом, кто всё знал, кто дорожил дружбой и уважал чувства друг друга... Ещё один потерян. Исчез, попрощавшись навсегда. Опять утрата. Болезненная и кровоточащая! Сколько их ещё будет...?'
   Вслушиваясь в онемевшую звенящую тишину, долго вздыхала, отмахиваясь от молчаливых медиков, переполошившихся и вьющихся вокруг неё с препаратами и уколами. Всё думала и думала, пыталась разобраться: 'Когда же сделала тот шаг, что изувечил мою и чужие жизни? Могло всё быть иначе? Нет, пожалуй. Судьба... Неизбежность, предсказанная и предназначенная свыше... Мы ведь никто, букашки... Бог играет нами, как пупсами: голыми и беззащитными; рядит в разные одёжки и помещает в новые и новые декорации... Затейник. Только нам невесело и совсем не смешно: расплачиваемся искалеченными судьбами и смертью любимых. Этот спектакль смотрит один-единственный зритель. Здесь царит один режиссёр. Жаль, мы не в состоянии обрезать нити, за которые он нас дёргает. Кто отваживается, оказывается в яме под сценой, там, где всё так похоже на ад...'
   Напророчила: не пройдёт и четверть века, как эта мысль для неё станет реальностью.
  
   ...Через четыре дня к особой пациентке самолётом доставили столичное научное светило офтальмологии, который привёз с собой пару талантливых звёздочек с кафедры. После длительного обследования вынесли вердикт: 'Самое страшное позади. Левый глаз спасти не удастся - останется почти слепым, а правый отстояли. Скоро и полная ремиссия ожидается'. Контрольное обследование провёл сам академик, окриком выгнав помощников, наблюдателей и соглядатаев из кабинета - понял молчаливую просьбу маленькой девушки, сидящей перед ним. Едва персонал и 'спецы' покинули помещение, он громко стал беседовать, улучив момент, чтобы шепнуть: 'Какой вердикт?' Так же неуловимым шёпотом произнесла: 'Непригодна'. Согласно кивнув, продолжал беседовать вслух, как ни в чём не бывало - хитрец оказался! Пригласив звонком наблюдателей и начальника девочки, огласил приговор: 'Для этой пациентки исключить всё, что влечёт за собой нервные и физические перегрузки. Ничего! Абсолютно! Полнейший покой, терпение и понимание окружающих; тихая, ровная, скучная, предсказуемая и размеренная жизнь обывателя - это приказ! Ни сейчас, ни через полгода, ни через пять лет - произошли необратимые изменения на глазном дне и нерве. Малейшее потрясение - слепота наступит полная и необратимая!' 'Спецы' чесали затылки, переглядывались, сопели и пытались расшатать запрет светила - пригрозил пожаловаться Самому, а то и Верховному! Взял подписку со словами: 'Она здоровье потеряла на службе - умейте быть благодарными и благородными, товарищи! Буду держать это на контроле - не сомневайтесь!'
   Сдались, отступились, оставили на долечивание. Только недоверчиво косились, когда видели девушку, гуляющую по дорожкам санатория с собачкой, всеобщей любимицей 'дальней' базы. Авва словно чувствовала, что Мари нужен покой, и рычала на любого, кто оказывался ближе трёх метров от них! Смеясь, так и общалась больная с людьми - на расстоянии нескольких шагов, а шпиц сидел на 'нейтральной полосе' и ревниво следил за соблюдением моратория! Так и жил у дверей её домика, провожал на процедуры и в столовую, сидя там тихо под столом в ожидании маленькой благодарности в виде тефтели или кусочка сочного мяса в подливе - стар стал, зубы не те уж.
   Только после того, как комиссия по расследованию вызвала Марину с куратором 'наверх', в столицу, Авва смилостивилась и отпустила её, облизав руки и лицо на прощание. Долго стояла в воротах базы, грустно смотря огромными, влажными, карими, печальными глазами на удаляющийся тонированный микроавтобус, словно понимая - больше девушка сюда не вернётся никогда. Так и случилось.
  
   ...Они стояли в большом холле управления, а вокруг кипела обычная министерская жизнь: сновали секретари и офицеры, машинистки и 'опера'. 'Всё как всегда, только лица у всех такие строгие и хмурые! Похоже, встряска портфелей была здесь больше похожа на землетрясение, чем на фиктивную перетасовку привычной колоды, - Мари хмыкнула тайком. - Что ж, поделом'.
   - Прошу Вас следовать за сопровождающим, - прохладные глаза зрелого мужчины с выправкой военного, тихий ровный голос, достоинство и интеллигентность. - Руководители - сюда. А Вас, Марина Владимировна, прошу пройти со мной, - слегка поклонившись, сделал жест в боковой коридор, ведя девушку в другую секцию. - Вы просили о встрече - Вас ожидают.
   Удивившись, не подала вида: 'Я много чего требовала и просила'. Прошла в небольшой холл, затем в приёмную. Встретил серьёзный парень, ощупал глазами её фигурку, но не в личных целях - глазами обыскал!
   - Мне раздеться? - вскинула бровь в сторону служивого. - С чего начать? - не дав опомниться 'зелёному' мальчику, расстегнула кашемировый пиджак костюма, сбросив ему на руки.
   - Нет! Простите! - зарделся, вспыхнул. - Нас предупредили... - шёпотом начал, но тут же прикусил язык.
   - Вот в чём дело, - нахально улыбнулась. - Меня ожидает Е-мов! Чего боится? Покушения? Тогда надо и дальше раздеться, чтобы Вас не подвести, милый, - мгновенно, не успел адъютант и глазом моргнуть, сбросила туфли, юбку и блузку и, набросав вещи ему на голову, вошла в неглиже в кабинет, даже не удостоверившись, кто там сидит и сколько - была взбе-ше-на!
  
   'Кабинет небольшой, следовательно, его понизили в должности. Учитывая количество погибших, это слишком мягкое наказание! Остался работать в Системе, в Москве, при должности и привилегиях! - вскипела, разозлившись до предела, до красного тумана перед глазами. Завернув налево за выступ с колонной, увидела мужчину, сидящего на огромном кожаном чёрном диване. Рядом стоял столик, сервированный для чаепития. Обозлилась ещё сильнее. - Ну-ну... Сейчас я тебе покажу 'чаю-з-маком'!'
   Вспомнив уроки Барбары Козловски, Мари медленно вышла из-за колонны, начав 'танец у шеста', вертясь вокруг неё, становясь в позы, танцуя руками и телом. Генерал ошалел и не поверил своим глазам, даже протёр руками! Девушка подошла к столику, поставила ногу на край и стала расстёгивать крепление на поясе, намереваясь снять кружевной чулок.
   - ...Я пытался её остановить, товарищ генерал! - несчастный голос ординарца прозвучал отчаянно и потерянно где-то возле двери.
   Нахалка отстегнула чулок, стянула и бросила вошедшему столичному наивному мальчику-зазнайке на голову!
   - 'Марыля'! Прекрати!! - опомнился начальник, залившись краской стыда, смущения и возмущения.
   - Я ещё не отработала свой номер, господин, - мягко и ласково ответила, обходя столик с закусками. - Ещё несколько вещичек, и я Ваша вся!
   Вскочил, как ошпаренный, схватил парня в охапку и вышвырнул в приёмную! Вещи, что тот принёс, остались лежать на кресле. Остановился рядом, взял в растерянности женскую блузку.
   - Одевайся и поговорим. Концерт окончен! - протянул с требовательным взглядом.
   - На самом интересном месте прервать? Так непрофессионально с моей стороны, господин!
   - Марина! - бросил вещь обратно, подошёл и схватил за голые плечи девушку мокрыми ледяными руками. - Прекрати представление! И не притворяйся, что ты не в себе! Ты ведь пришла мстить!? Так?
   Резким движением плеч освободилась, медленно отошла к массивному дубовому письменному столу возле окна в углу, оперлась задом о грань столешницы, сложила руки на груди: в белом роскошном кружевном белье, ещё смуглая, с округлившимися за последние полтора месяца спецпитания на базе красивыми соблазнительными формами миниатюрного тела - вызов, да и только мужчине, совсем ещё не старому и в полной силе!
   - Вы ведь этого всегда хотели, когда такой мерзкий план в самом начале одобрили! Не так ли? Ваша идея нас с парнями столкнуть? Посмотреть, на что мы способны? Как далеко можем зайти? Валяйте, покажу, не стесняйтесь. Не Вы первый, не Вы последний. Я многому научилась в борделе. Оказалась весьма способной ученицей тамошних шлюх. Вы всё правильно рассчитали, - загадочно улыбаясь, стала расстёгивать и второй чулок. - Знали, что ни за что не брошу моих пацанов в беде. Так грамотно подвели к мысли, что только через мою постель они будут работать. Браво, тактик-стратег! Сработало! - сняла чулок, бросила через кабинет, и он плавно опустился золотистой кружевной кучкой прямо у ног генерала, стоящего на том же месте, молчащего и тяжело дышащего. - Вы думаете, что я пришла ругаться из-за этого? Нет. Я Вам за Голландию до самой смерти буду говорить 'спасибо', - подойдя, обошла вокруг, лаская его голову, плечи и спину трепетными тоненькими пальчиками. Остановившись за спиной, приблизилась к правому уху губами, нежно и страстно шепча с горячим придыханием. - Там я была так счастлива, как Вы уже не будете никогда, ни в одной следующей жизни! Меня по-настоящему любили чудесные мальчишки - мои 'опера'. Я была целых три месяца замужем сразу за тремя красивыми, искренними, честными, открытыми, достойными, нежными и страстными мужчинами. И то, как они меня любили, эту память плоти и души Вам не выбить из моей головы, не запретить приказом или окриком их помнить, не затмить ничем и ни кем! Я побывала в раю! - встала перед поражённым начальником, посмотрела прямо в потрясённые тёмно-серые глаза и поклонилась по-русски в пояс, почтительно коснувшись рукой пола. Потом торжественно опустилась на одно колено, взяла мужскую взмокшую ледяную руку и поцеловала, серьёзно глядя снизу тёмным изумрудом: прохладным, непроницаемым и твёрдым. - Спасибо, господин! Вы сделали самый ценный подарок - одарили настоящим женским счастьем в тройном размере! Теперь и умереть не страшно - я повидала и испытала всё. Можете вызвать Ваших палачей и приказать 'убрать' меня. Готова к этому давно - со дня смерти моих любимых мальчиков, - встала с колена, выпрямилась с вызовом, бесстрашно и гордо вскинув пепельно-русую голову, посмотрела непреклонно и непримиримо. Граница её терпения была достигнута. Понял и без слов: 'Мира не будет. Прощения тоже'. - Не медлите.
   - Оденься... - очнувшись, сипло прохрипел, как во сне, потряс головой, пытаясь проснуться от жуткого кошмара или наваждения, передёрнулся телом и... стал медленно пятиться к дивану, на который буквально рухнул в полной прострации. - Умоляю, Марина!!
  
   Через пять минут сидела напротив Е-ова и пила чай. Никак не мог прийти в себя после её эскапады, смотря в никуда, периодически поражённо качая головой.
   - Ты не всё знаешь... Всё не так... - выдавил, наконец.
   - Я знаю всё с самого начала. С моего Алексея, Игорь Евгеньевич. Давно. Кстати, где Ваш предыдущий помощник? Спасибо ему - от него и узнала.
   - Что?? Как? Нет..., он не мог!
   - Мне достаточно было минуту посмотреть ему в глаза. Вам ли этого не знать? Что ж Вы его не предупредили о моих способностях?
   - Вот оно что... Я ломал голову, что с ним тогда произошло? Почему 'сломался'? Столько лет...
   - ...хранил тайну, а тогда сорвался? - закончила. - Он заглянул мне в глаза и утонул. Напрасно.
   - Ты... поэтому...? За него...?
   - Нет. За всех. Сколько их было? Сотня? Три!? - не дав себе вскипеть, вздохнула, успокаиваясь. - Вы сами тогда произнесли слово 'месть'. Оно и стало ключом. Из Вас оно просто вырвалось на свободу, как только я оказалась рядом, словно была магнитом, а оно железом. Вы хотели, чтобы я всё узнала и начала мстить. Сами. Ваша уставшая и измученная душа этого пожелала! - укорила зеленью. - Не я инициатор всего, что сейчас произошло - Вы. Понимаю - работа и необходимость, но наступает миг, когда человек преступает дозволенную грань. С того момента правит госпожа Судьба, не вы, власть предержащие. Вот и Вы преступили: собственными руками открыли ящик Пандоры. Теперь наслаждайтесь теми 'радостями', которые неизбежно вылезут из него ещё не раз, - подняла спокойное лицо и прохладно посмотрела на пожилого человека. - Месть не для меня. Я этого не умею и не люблю делать. У меня лучше получается жалеть и прощать. Выбирайте сами, что Вам по вкусу.
   - Жалеть? Меня?? После всего...!? Хотя..., что я удивляюсь? Простила же ты ребят после насилия над собой.
   - Простила, любя. К Вам этого чувства нет и не будет никогда.
   - Тогда твоя жалость походит больше на месть, - странно посмотрел на Марину. - А где месть...
   - ...там и безумие, - договорив, пристально всмотрелась в настороженные мужские глаза с покрасневшими от волнения и подскочившего давления глазами. - Мне чужда месть - противна милосердной женской природе. Я Вас прощаю, Игорь Евгеньевич. Живите с воспоминаниями долго и, если получится, счастливо. Если сможете. Пожелание от всего сердца, клянусь. Для себя пожелаю только одного - забвения.
   - Полного? Которое подобно смерти? - взгляд был застывшим, непонятным и тревожащим.
   - Смерть в моём случае - роскошь. Есть семья, и никого у них нет, кроме меня. Я говорила о забвении избирательном. Как в сказке: положил руку на описанную на листочке неприятность - память о ней в голове исчезла! - мечтательно улыбнулась. - Фантастика, да? Вот и захотелось фантастики: чтобы завтра проснулась и оказалась в гостинице, убирающей 'выездной' номер, думающей лишь о том, чтобы не опоздать дочку из сада забрать до семи часов. И никогда не помнить этих восьми месяцев ада, боли потерь, животного страха и осознания неизбежности расправы над любимыми людьми; тяжёлого ожидания их визита, зная, предчувствуя, что приедут не все, что уже кого-то убили. Не чувствовать бессилия, не понимать, что всё было напрасно. Что нас послали на банальную и пошлую бойню, бездарно и бессмысленно погубив парней в самом цвете лет. Угробили лучших офицеров, цвет разведотдела, попросту 'сдав' их врагу на расправу. Это было самое подлое предательство за всю историю Системы, уверена! Такое не забудется и не простится! Подобное нельзя оставлять безнаказанным. Кто-то должен ответить... Головой... - замолчала, окунувшись в память и горе.
  
   - ...Марина, ты не всё сказала, - непонятным взглядом продолжал смотреть пристально, проницательно, пытливо. - Вижу с самого начала, со второй нашей встречи. Ты потому тогда за мной и кинулась, потеряв голову. Говори.
   - Ни к чему. Было время подумать, поняла многое. Вы делали своё дело - я не вправе осуждать. В конце концов, существует приказ. Вы человек подневольный, и над Вами есть вышестоящий. Все здесь кому-то подчиняются. Осознавала это в тот момент, когда впервые вошла в пропускной отдел Лубянки в декабре 86-го, - вскинула глаза, больше не отвела. - Вы тогда хотели забрать меня, но Основной отдел перехватил. Зачем я Вам была нужна? Чувство вины? Изощрённая месть Стрельникову даже после смерти? За его бунт, за нежелание иметь больше с Конторой дел, за попытку стать простым обывателем, свободным и счастливым...? Урок другим? Показательная казнь! Чтобы другим неповадно было.
   - Так... ты...!? - побелел лицом, выпрямился, со страхом всматривался в спокойные, бесстрастные, неженские, да и нечеловеческие вовсе глаза: 'От них нет спасения! - с ужасом не мог отвести от мертвящей зелени взора: на него смотрела не тощая девочка-мученица, а сама Богоматерь. - Почему вижу её с покровом на голове и младенцем в руках? Отчего лицо вдруг стало иным, совсем другим даже по национальности, что ли...? - с трудом взял себя в руки. - Похоже, схожу с ума. Глюки начались'. Выдохнул, попытался вернуться к теме разговора. - Как...?
   - Сказала же - всё знаю. Я Вас вспомнила: были в холле в тот самый момент, когда вошла через вертушку. Справа от бюро пропусков вы втроём стояли и ждали моего прихода: Вы, Ваш Степан-ординарец и, видимо, врач: невысокий, крепкий, темноволосый серьёзный товарищ. Почему сами снизошли? Спустились сверху? Хотели убедиться, что осечки не произойдёт? Не доверяли сотрудникам? Привычка всё контролировать, не так ли? Понимаю, - глубоко заглянула в серую пелену, окунув в леденящую зелень. Вздрогнул, побледнел. Хмыкнула незаметно: 'В точку!' - Когда Вам сообщили с завода, что я выехала на Лубянку, подумали, что меня никто не встретит, что с лёгкостью перехватите у бюро, уколете, затащите в дальний лифт, и... поминай, как звали! Не вышло: он меня встретил в сквере у метро с тремя 'стрелками-операми' своего отдела и проводил прямиком наверх, сразу представив заму Самого. Сохранил тем самым и меня, и верность другу Алексею. Оберегал и охранял в память о нём, учил и наставлял, передавая его знания, помня о нём, любил меня в память о дружбе с ним, но никогда не преступил грань в отношении меня, чтя само его имя - навсегда остался настоящим другом.
   - Вот в чём дело. Вы с ним, оказывается, давно были знакомы! Не знал. Теперь он недосягаем - пошёл на самый 'верх'.
   - Он это заслужил. Может, в его руках, с его помощью и светлой головой страна и мир станут лучше?
  
   - ...И всё же, ты что-то ещё хотела сказать. Я это чувствую.
   - Что ж, скажу, что хотела сказать по телефону ещё там, на лайнере у израильтян. Жаль, нельзя было. Нет, не из-за их тотального контроля, с этим бы легко справилась. Мой звонок мог навлечь смертельную опасность на всех людей на лайнере. ЦРУшникам ничего не стоило запросто нас потопить несколькими торпедами, списав нападение на местных боевиков - Африка кипит, пираты распоясались. Вот и сдержалась тогда, смогла взвесить меру мести и цену человеческих жизней. Говорю теперь Вам лично, - посмотрела глубоко и пронзительно, заставив напрячься и замереть мужчину. - 'Я вернусь, mon general, и приду к Вам. И спрошу с Вас за всех и за всё по полной мере! И призову в тот момент в свидетели самого бога!'
   Смотрела странным тягучим взглядом, словно издалека, из глубин древних столетий, и он вновь увидел это: лицо изменилось, словно наложилась маска, девушка стала взрослее и печальнее, на голове непонятным образом стал виден то ли платок, то ли покрывало, мягко окутывающее её фигуру изящными складками. Закрыв глаза, сильно зажмурился, отогнал навязчивое видение, вообще ничего не понимая: 'То ли эта девочка - сам Судия, то ли кара моя земная пожизненная. Впечатала изумрудным клеймом этот образ прямо в сердце - не сорвать, крепче клея приклеила! Впаяла! Гипноз! Она ещё и его освоила!' Собрал силы в кулак воли, медленно встал с дивана, неверными шагами подошёл к столу, неспешно поднял трубку телефона без диска, бросил короткое: 'Зайдите!', положил её на место. Постоял, замерев в молчании, бездумно глядя в окно кабинета: 'Площадь, памятник, машины, суета, столица. Как всегда. Всё знакомо и привычно. Только почему цвет неба отдаёт алым? Словно в облаках разлита кровь. Кровь... Кровь невинных младенцев... Кровь первенцев... Где слышал об этом недавно? А..., внучка читала Библию. История царя Ирода. Ирод я. Потому так на меня смотрит! Богоматерь и есть... Её судьба - оплакивать кровь невинно убиенных и до срока ушедших... Страшная ноша! Нести на руках и в душе вселенскую скорбь! Жуткая кара...'
   - Сколько у меня времени? - спросила спокойно, смотря в его спину, абсолютно не волнуясь: 'Всё было вполне ожидаемо'.
   - Минут пять, - вздрогнул от её чужого низковатого голоса, передёрнулся от могильного озноба: 'Совсем нервы ни к чёрту! - глубоко вздохнул, поведя полной короткой шеей из стороны в сторону. - Давление, что ли, давит? Кожа на затылке горит нестерпимо!' Опомнился, продолжил невыносимо тягостную беседу. - Я исполню твою мечту - это всё, что могу сделать. Себе же, к сожалению, этого пожелать не имею права. У тебя семья, у меня целая академия. Придётся с этим жить, - обернулся на звук открывающейся двери. Вошёл статный военный лет сорока, встал у двери и в безмолвии замер. Генерал взял себя окончательно в руки, подошёл к столику возле дивана. - До свидания, Марина Владимировна. Знакомство с Вами было честью для меня. Сожалею, что мы так и не смогли сработаться - все обстоятельства были против этого, а жаль. Вы бы стали жемчужиной нашего ведомства. Спасибо, что нанесли прощальный визит. Возможно, мы с Вами ещё когда-нибудь увидимся.
   - Конечно, Игорь Евгеньевич! В следующей жизни - обязательно! Прощайте! - спокойно встав с его помощью с дивана, отряхнула костюм от крошек пирожного, зайдя за колонну, подкрасила губы у зеркала в углу, положила помаду в кармашек пиджака. Вышла на середину кабинета. - Удачи и доблести на новом поприще, mon general! Salute!
   Щегольски щёлкнув каблучками туфель, прижала кисти рук к бёдрам, коротко кивнула на манер французских военных, гордо вышла из кабинета, сопровождаемая служивым.
  
   Он безмолвно шёл сзади чуть поодаль, чтобы со стороны это не выглядело конвоированием, а она поражалась: 'Почему не чувствуется опасности? Приближения смерти? Почему так тихо в душе? Эй, предчувствие, ты что, уже сдохло...?'
   - Простите, куда мы идём? С куратором могу попрощаться?
   - Вы это сделаете позже, - спокойно ответил офицер, подняв на девушку серые, чистые, ясные глаза. - Он в курсе, что Вы направляетесь в наш отдел.
   Вот тогда перестала задавать вопросы: 'Зачем? Всё кончено'. Только и понадеялась, что это не будет больно.
   Подойдя к лифтам, военный нажал кнопку '-2', и ей стало понятно, что едут в подвал. Даже не удивилась: 'Похоже, лаборатория находится прямо под зданием министерства. Логично: чего терять время? Приказ - исполнение - отчёт: 'объект' ликвидирован. Или, как мои 'опера' говорили: 'Программа закрыта'. Что ж, 'Марыля', вот и ты стала 'программой'. Пришла пора и её 'закрыть'. Смирись. Всё когда-нибудь заканчивается'.
   - Прошу Вас, присаживайтесь сюда, - тихий и спокойный голос внушал надежду и веру в лучшее. - Специалист сейчас подойдёт. Можете пока выпить кофе, в холодильнике свежие сливки и пирожные. До встречи, Марина! - тепло улыбнувшись, ушёл вглубь и полумрак узкого коридора.
   Усмехнувшись легко и игриво, пожала плечиками: 'Кофе, так кофе'. Подошла к самовару, приготовила чашку растворимого кофе. Подумала, налила сливки - в Африке приучили. Пила с наслаждением, вспоминая славных чернокожих людей, миссию, Ани, Элию, Мтеми и Ндалу, яростное солнце и шум реки Конго. Едва допив чашку, поняла, что... теряет сознание! Успела лишь мысленно поблагодарить всех и попрощаться: 'Мальчишки, я... уже... иду...'
  
   Глава 20.
   Чистый лист...
  
   ...Музыка грохотала, бумкала, тумкала и отбивала маршевые ритмы. Оркестры надрывались и пытались переиграть соперников! Шум многотысячной толпы демонстрантов катился из переулков и проспектов столицы, вливаясь в одну мощную реку у Красной площади. Людской поток ближе к ней приобретал некое подобие стройности и управляемости, делился на четыре колонны, умело регулировался 'спецами' Лубянки, одетыми в одинаковое штатское. Первомай! Алые полотнища, транспаранты, огромные бумажные и поролоновые гвоздики. Море разноцветных воздушных шариков, нарядные люди и радостные лица детей, впервые попавших на такой праздник, въезжающих на главную площадь страны на плечах своих отцов и матерей, истово горланящих: 'Ура! С праздником! С Первомаем!' Голоса любимых дикторов из репродукторов, торжественно оглашающих Красную площадь: 'Да здравствует...!', 'Ура, товарищи...!' 'С праздником весны и труда, родная страна!', 'Первомай шагает по планете...!'
  
   - ...Мама! Мне плохо видно! - дочь оглушила своими криками Марину, держащую её на плечах. - А нельзя повыше?
   - Иди-ка ко мне, девочка, - спокойный голос сзади. Обернулись: молодой высоченный мужчина улыбается и протягивает длинные руки. - Я высокий - всё увидишь! - смеётся, сияя ясными серыми глазами.
   - Можно, мам...? - девочка заёрзала на плечах в нетерпении.
   - Хорошо, - передала Вету мужчине, смотря, как он неумело сажает её к себе на плечо, смеётся, краснея красивым волевым лицом, а она что-то шепчет ему на ухо, стреляя в спасителя тёмным жемчугом хитрющих глазёнок. Мать усмехнулась, опустив глаза: 'Кокетка растёт'. Опомнилась. - Если она Вам станет в тягость - не стесняйтесь, ссадите. Спасибо большое!
   Сдержанно улыбнувшись, быстро отвела от внимательного серого взгляда мужчины смущённые изумрудные глаза, сделала пару шагов вглубь толпы, уходя из сектора его обзора. 'Хватит чужих жадных мужских взоров, жарких пожирающих глаз, пылающих щёк и ушей. Слишком много мужчин заглядывается в последнее время! - подняла взор на дочь и опять поймала уголком глаз блеск его серебристых глубин. Застонала безмолвно. - Блин, и уйти некуда - вокруг толпа народа! А этот, как назло, мгновенно 'положил глаз'! Обычно стараюсь в толпе не появляться, но не этот раз. Не смогла отказать дочери сегодня. Давно обещала на демонстрацию сводить: с ней за полгода до события стали договариваться - уговор дороже денег. Счастья-то сколько у ребёнка семи лет! Осенью в школу. Кончилось беззаботное детство. Вот приедет к девятому числу бабушка и заберёт её к себе на юг Казахстана, укрепить пошатнувшееся за холодную зиму здоровье, - загрустила невольно. - Да и я чувствую себя, как после марафона. Скорее бы в отпуск, но он только в конце июля - не дотяну! Устала. Год выдался в гостинице маетным, мешкотным, нервным, многолюдным. Как с цепи постояльцы сорвались - толпами на этаж, словно тараканы лезут! Сотрудницы-горничные уже вымотавшиеся такие! Даже хорошая зарплата и подработки не скрашивают тех нагрузок, что свалились: Съезды, Пленумы, спецобслуживание, 'режимный патруль', депутатский карантин, отраслевые слёты и конференции... Чего только ни выпало!'
  
   - ...Мам! Смотри! Дирижабль!! - Иветта оглушила полплощади исступлённым визгом! Парень, держащий её, чуть не уронил девчонку! Покраснел, как свёкла, трясёт головой - оглох! - Такой огромный...!! А можно на нём полетать?
   Люди смеются вокруг, улыбаются детской непосредственности, переговариваются.
   - Зачем тебе дирижабль?
   - У тебя, вон какой папа высокий!
   - Точно, он у тебя повыше его будет!
   - Не, это не папа! Это мой держатель! - изрекает дочь, обрушивая лавину хохота вокруг. И опять добровольный помощник едва не роняет Вету. - Но, может, я его и возьму в папы. У меня своего нет, - уже распоясалась! - Мой настоящий папа пьянь...
   - Так..., слезай-ка с человека, нахалка! - Марина быстро стянула обнаглевшую девчонку на землю. - Марш в гостиницу! Твоё время истекло. Мне на рабочее место пора возвращаться, - обернулась к парню. - Спасибо огромное - выручили. Плечи отсохли от её веса. До свидания! - стараясь не поднимать глаз, улыбнулась и повернулась уходить.
   - Я Вас провожу немного, - сказал тихо, но настойчиво, неожиданно взяв молодую женщину под руку, к великому счастью её дочери. - Нам по пути. Давай лапку, - тепло улыбнулся, беря и детскую ручку. - Веди нас, егоза!
   Той и говорить не надо! Умирая от счастья, вцепилась в их руки и потащила маленьким, но беспощадным тягачом к гостинице 'Москва'.
   - Не стоило Вам идти с нами, - едва слышно промолвила Мари, чтобы дочь не расслышала. - Она сейчас в таком возрасте, что всё принимает за чистую монету. Может размечтаться.
   - Дайте девочке немного обманчивого счастья, - странно посмотрев на красавицу с высоты огромного роста, быстро отвёл взгляд от вспыхнувшего румянцем лица и потемневшего изумруда глаз. - Ей не хватает мужчины в доме, вот и восполняет недостачу общения в таких мимолётных моментах.
   - Не везёт с мужчинами как-то. Наверное, слишком многого хотим от них - боятся даже приблизиться. Но нам с дочкой и вдвоём хорошо. Правда, Иветта...? - та уже некоторое время слушала, раскрыв рот.
   - Точно! Приличные женаты все, а плохие нам не подходят, - рано повзрослевшая девочка взирала с нахальным видом на взрослых. - Пристают разные к маме, но они мне не нравятся: то некрасивые, то неприличные, то пьяные... - потащила дальше, как на буксире. - Мороженое хочу! Соков хочу! Пирожных!
   - Вот на седьмом этаже и купишь всё, - строго призвала мать распоясавшуюся кроху к порядку. Остановились у входа в гостиницу. - Мы на месте. Прощайся с приятным человеком, - требовательно посмотрела на неё.
   - А Вы с нами не пойдёте...? - распахнув серые озёра, разочарованно и грустно проговорила, тяжело вздохнув. - Спасибо, что демонстрацию показали. До свидания, - понуро поплелась в подъезд, волоча пару воздушных алых шариков с праздничным флажком, который касался асфальтной дорожки золотыми уголками.
   - Напрасно Вы так с ней, - парень взглянул с непонятным выражением лица, отвёл глаза. - Хорошая у Вас девочка растёт. Жаль расставаться.
   - Спасибо за помощь и внимание. Прощайте, - спокойно и твёрдо, смотря в глаза: прохладно и предостерегающе. - Жизнь заставляет быть жёсткой. Иначе ей здесь не выжить - Москва! Мне пора. Работа, - увидев, что незнакомец что-то хотел сказать, покачала головой. - До свидания.
   Быстро обошла его и вошла в подъезд. 'Не до новых знакомств. Не до мужчин. Вымотана до предела! Даже дышать трудно от усталости. Пора отправлять дочь 'на юга' и отдыхать самой'.
  
   - ...Мама! Застряла там, что ли? Я писать хочу! - Вета возле колонн уже плясала джигу.
   - Идём здесь. До этажа не дотерпишь, - повела в дамскую, уголком глаза заметив в огромных окнах вестибюля провожатого, стоящего возле них со стороны улицы и смотрящего на неё с дочкой. 'Не ушёл!' - Беги! Я тебя здесь подожду. Там Надю спроси - поможет.
   - Какая у тебя большая девочка, Мариш. Так выросла! - портье улыбался, видя, как Ветка влетела ураганом в дамскую комнату. - Красивая. И волосы твои - тёмная платина.
   - Да и характер - стерва-стервой. Тоже мой. Наплачется в жизни, - криво улыбаясь пожилому вахтёру, мельком посмотрела на улицу: 'Стоит!' - Михалыч, ты вон того парня раньше здесь не замечал? - тихо спросила, метнув глаза в сторону окон.
   - Сейчас гляну, - пройдя немного от поста, словно ненароком посмотрел, вернулся. - Дай подумать. Так..., дежурства три назад его уже здесь видел. Был не один. С ним был ваш 'особист'. Высокий который, - посмотрел на Мари внимательно. - 'Хвост'?
   - Похоже. Но, раз наши замешаны - не страшно. Разберусь. Спасибо за наблюдательность, Илья Михалыч! - улыбнулась одобрительно. - Хорошо, когда имеешь дело с 'отставником': чётко, коротко и компетентно.
   Пожилой человек зарделся от похвалы, крякнул и улыбнулся.
   - Рад услужить хорошенькой девушке! - шутливо отдал честь и встал на пост.
   - Я всё. Есть хочу! - егоза метнулась к лифтам.
   - Пора на рабочее место ехать. До вечера! - девушка попрощалась со швейцаром и отправилась к дочери. Делая последний шаг за угол лифтового холла, метнула взгляд на улицу: 'Смотрит, убеждается, что мы возвращаемся на этаж. 'Хвост'!' - вздохнула протяжно. - Что ж, пора к 'особистам' идти'.
  
   ...Только после обеда удалось к ним в номер попасть: 'режимный патруль' всё толкался, метался, кучковался и в дежурном номере, и в холле перед ним, и в трёх соседних номерах. Где шуткой, где толчком, где бочком Маринка вытолкала парней в коридор и холл, чтобы убрать основной номер. Быстро управившись, сообщила о 'слежке' 'особисту'.
   - Это не мои, - задумчиво потёр голову Сергеич. - Спрошу у сменщика, Мариш, тогда и решим, что с этим делать, - ухмыльнулся. - Может, он влюбился в тебя, вот и пошёл за вами с дочкой. А ты сразу - 'хвост'! - увидев её серьёзное лицо, смех умерил. - Выясню, не переживай. Плохо выглядишь, девочка. Синяки под глазами, бледная. Пора в отпуск. Когда у тебя по графику?
   - В конце июля, - простонала. - Не доживу!
   - Да, не скоро. Дай подумать. Может, прямо на первый поток в пионерлагерь тебя заслать? А то и на все два, - обрадовавшись идее, загорелся, забегал по кабинету. - А что, это мысль! Давай, поговорю с твоей начальницей - подкину предложение. Там всегда нехватка персонала, так что и зарплата твоя будет идти, да ещё и за смену в лагере 'накапает'.
   - Уговорил, - смеясь, ответила не раздумывая. - Только на второй поток поеду, чтобы сразу после него в отпуск уйти.
   - Вот так и порешим, - потёр радостно руки. - А дочку с собой в лагерь возьмешь?
   - Нет, её на девятое мая мама заберёт к себе на юг. Приезжает проведать нас, вот и заберёт на обратном пути.
   - Видишь, как всё удачно складывается? - 'опер' приобнял любимицу на радостях. - Сегодня же подкину идейку Ольге. Ладно, запускай парней. Истомились уже в коридоре.
   Шла в горничную, толкая перед собой рабочую тележку с инвентарём, задумалась: 'Лагерь - идея неплохая. Согласятся ли отпустить с этажа? Горничных и так нехватка. Обещали троих новеньких прислать - пока тишина. Ладно, чего заранее голову морочить? Вот поговорит Сергеич с Хлебниковой, тогда будет видно'.
  
   - Мариш, твоя уже, поди, объелась в буфете-то, - смеясь, Женечка выглянула из своего номера. - С полчаса, как убежала. Я ей рублик подкинула, - захохотала во всё горло. - Обкакается сегодня пирожными!
   - Ха, ты плохо её знаешь! - улыбаясь, ехидно посмотрела на подругу и коллегу. - Как бы она к Рубенчику не рванула.
   Воззрившись друг на друга, начали безудержно смеяться: 'Да уж..., у Ветки 'не заржавеет' ввалиться в депутатский ресторан к знакомому официанту!'
   Как в воду глядели. Через час дочь Марины в сопровождении официанта Рубена, в руках которого был нагруженный снедью поднос, триумфально вернулась в горничную.
   - Девушки и женщины - ваш заказ, - торжественно провозгласил молодой армянин, срывая с огромного подноса белую льняную салфетку.
   Мать ахнула: 'Боже! Дочь выбрала из меню такое количество блюд! Немудрено, что съесть их просто не смогла. На какие деньги?'
   - Рубен, сколько мы должны? - выдохнули хором горничные.
   - Заказ полностью оплачен, - смеясь, высокомерно и с гонором произнёс миниатюрный мужчина южных кровей. - Сдача у клиентки в кармане. Приятного аппетита! С праздником! - смешно крутанувшись на каблуках чёрных лакированных ботинок, убежал на рабочее место.
   - Марин, да тут рублей на двадцать пять! - выдохнула Женечка. Повернулась к озорнице. - Ветик, колись, где взяла деньги?
   - Мне их подарили в честь праздника, я ими и распорядилась по-праздничному. Имею право! - маленькая нахалка перешла границы! Стушевалась под неподвижным взглядом матери. - Угощайтесь - стынет ведь!
   Смеясь, собрали всех сотрудниц на торжественную трапезу. Мать и дочь разберутся дома.
  
   ...Вечером состоялся разговор с дочкой, и выяснилось, что весомую бумажку ей в кармашек сунул... тот самый высоченный парень, что был с ними на демонстрации. Мари просто онемела: 'Вот это фортель! Кто? Зачем? С какой целью? Втереться в доверие?'
   - Мама, что тут такого? Ну, подарил денежку. Праздник ведь. О тебе всё спрашивал-расспрашивал: как живёшь, не голодаешь, спишь, не плачешь ночами, часто грустишь? Такой заботливый, добрый, щедрый и красивый... - Иветта продала мать незнакомцу с потрохами! - Неженатый - кольца нет, высокий, непьющий, богатый...
   - Согласна - всем хорош. Вот вырастешь, выйдешь за него замуж. Дарю! - закончила разговор жёстко Марина.
   Дочь сообразила и... закрыла тему. Даже тайком не вздохнула. 'Умная растёт, - Мари удовлетворённо искоса рассматривала девочку, старательно занявшуюся помывкой посуды. - Как ей объяснить, что информация не товар, а средство руководства человеком? Как оградить нас от таких допросов 'доброжелателей' из Структуры? Да никак. Не смогут дочь разговорить, изыщут другой способ сбора информации: сотрудники, соседи, родственники, подруги, - тяжело вздохнула. - Не отпустят. Контроль тотальный, даже если уже не сотрудничаешь с ними. Были никем, ими и остаёмся. Мы лишь расходный материал для Органов'.
   Ночью её не отпускала мысль, что чего-то в своей жизни не понимает, словно живёт, не живя по-настоящему. Она, и не она. Ощущения двойного 'эго' не отпускало, хоть кричи! А ещё неотступное ощущение, что забыла что-то важное. Но объяснения всему этому не находилось, и пришлось прекратить мучиться бестолковыми мыслями. Вздохнула устало, попыталась расслабиться: 'Завтра опять на работу. Столько лет одно и тоже! Но здесь неплохо платят, есть летний пионерский лагерь, в который берут детей с пяти лет, да и продуктовые наборы, спецобслуживание промтоварами, возможность лечиться в хорошей клинике - неплохой стимул. Вот все и держатся за свои места зубами и руками, до глубокой старости работают, пока ноги ходят, а руки могут убирать, перестилать, пылесосить и стирать. Так почему же меня не отпускает ощущение невсамделишности происходящего, марионеточности бытия, лубочного и грубо намалёванного настоящего? - раздражённо повертелась осторожно, не находя покоя. - Надоела уже всем дежурным по этажу своими вечерними звонками: 'Я ничего не забыла сделать сегодня? Гости не ругаются? Никому не запамятовала что-то обещанное сделать?' Наверное, матерят меня в спину за такие разговоры. А что я могу с собой поделать? Как удержаться, когда в мозгах стучит мысль: 'Вспомни! Ты забыла!' Вот и названиваю, когда уже не могу сдержать тревогу. Кажется, действительно пора в отпуск - 'крыша протекает', не иначе'. Сон всё не шёл, и тогда, закрыв глаза, заставила мысли уйти в другую жизнь, в иное пространство, в параллельное измерение - всегда удавалось это в трудные моменты жизни. Визуализация только и спасала. И теперь, глубоко дыша, представила себя на берегу океана, где никогда не была; заставила ухо услышать шум и плеск волн, никогда не слышанных; вынудила нос уловить запах солёной воды и водорослей, отродясь ране не ощущаемых. Вдруг перед глазами всплыла чёткая и реалистичная картинка другой жизни...
  
   ...Её разбудил шёпот волн. Приоткрыв глаза, прищурилась от сияния света, белого песка, солнечного утра и яркости белоснежных шёлковых штор, колышущихся от ветра, вливающегося в приоткрытые стеклянные раздвижные двери. Домик на берегу океана. Танец волн. Белый песок. Солнце и нега. Шёлк шуршит и пытается вырваться из петель, рвётся в полёт вслед за океанским бризом, зовёт простыню с кровати лететь с ними туда, в яркое лазурное безоблачное небо! Радостно улыбаясь, опустила смуглую руку на пол: 'Не улетишь, моя простыня! Я на тебе лежу'.
   - Какая ты красивая, Соня... - губы на обнажённой спине ласкают и целуют, греют и зажигают. - Я так счастлив, что все наши фантазии сбылись, любимая... - руки присоединяются к страстным губам, мутят разум счастьем и желанием. - Мы вместе, как и мечтали на лайнере...
   Песня волн и шум ветра уже не покрывают звуков страсти, а только оттеняют их, тихо и нежно аккомпанируя самой любви...
  
   ...Очнулась от видения в слезах, с ощущением дикой нечеловеческой боли и невосполнимой потери! Рыдала тихо, стараясь не разбудить спящую рядом дочь, всё вопрошая в темноту ночи: 'Зачем бог посылает такие мучительные садистские сны мне, разведенке, которая уже столько лет живёт одна без мужчины? Зачем так издевается над душой и телом, которое после таких сновидений ноет и болит от нереализованных желаний и потребностей? После этих снов-обманок я становлюсь нервной и раздражительной, слезливой и богохульной. Жестоко, Господи, дразнить тем, чего никогда не было, и тем, кого никогда не будет! Одиночество - мой удел. Серость и пустота. Да, Москва - лотерея, только вот мне никак не выпадает хотя бы маленький выигрыш. Никак. Вот и становлюсь с годами всё злее и неприветливее, что совсем не способствует привлечению подходящего спутника жизни, а неподходящего и самой не нужно... - будильник призвал к трезвомыслию, встряхнул за шкирку и выбросил из кровати. Горько усмехнувшись, заставила отодвинуть чувства подальше. - Не время. Просыпайся, ночная грёза - пора впрягаться в привычную лямку, начинать бег. Бег по замкнутому кругу. Бег в никуда. Бег от себя. Вечная гонка в пустоту, во мрак одиночества, тоски и полнейшей безнадёги. На сколько меня ещё хватит? Где найти силы для борьбы за жизнь? Как...?'
  
   ...Повезло. Вышло так, как с оперативником спланировали: отправила дочь к матери, а сама на два месяца поехала в ведомственный пионерлагерь 'Чайка', что под Звенигородом, работать пионервожатой-воспитателем. Едва закончилась вторая смена, ей тут же дали отпуск, и лагерь плавно перетёк в отпускные будни. Свежий воздух соснового бора в заповедной зоне, потом месяц на юге Казахстана стали подарком для нездоровой ослабленной девушки, но не для её нервов. Если бы она знала, с чем придётся столкнуться там, в селе, наверное, поехала бы в другое место! Новые переживания отвлекли её голову от чувственных ночных наваждений, уносящих на побережье океана, но принесли не меньшие страдания истерзанному телу и нервам.
   Новые жизненные обстоятельства заставили Марину Риманс отодвинуть личное на задний план и взять себя в жёсткий корсет воли: дочь пошла в первый класс. Начиналась новая жизнь.
  
   КОНЕЦ.
  
   Апрель, 2013 г. - И. В. А.
  
   Окончание читайте в заключении и дополнениях.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"