Аннотация: это сборник рассказов не объединенных ничем кроме одного, все их герои в той или иной степени взяты из моего окружения
из воспоминаний о расстояниях
Сто метров это много или мало? Чтобы пройти сотню метров, человеку нужно в среднем две-три минуты. Сто метров под сильным дождем без зонта - это мокрая насквозь одежда и довольно высокий шанс на простуду. Стометровка на соревновании - меньше десяти секунд.
Мы встречались по средам. И он и я ходили на одни и те же подготовительные занятия. Я по старой привычке садилась на первую парту во втором ряду, он - на последнюю в третьем. Похоже, ни он ни я так и не изменились со времен начальной школы. Он всегда приходил за минуту до лектора, легкий кивок-приветствие, когда он проходит к своему месту, и такой же вежливый жест с моей стороны. Пара смешков во время занятия, когда преподаватель роняет то указку, то мел. Косой взгляд в его сторону, словно я боюсь, что он исчезнет. Потом задержаться в классе - ученики задают вопросы, я тоже, а он молчит, только иногда может бросить пару вроде ничего не значащих фраз, но сразу все становится ясно.
Сто метров от кабинета до остановки. Сто метров болтовни ни о чем. Сто таких коротких и таких длинных метров.
У магазина рядом с остановкой его всегда ждет девушка. У нее зеленые глаза и длинные светлые волосы. Она смотрит на него с нежностью и любовью, он отвечает тем же. Я не завидую, ведь меня тоже ждет человек, также смотрящий на меня, пусть до него еще надо дойти. Но что такое три "сто метров", если спешишь на встречу? Они еще короче чем те, что от кабинета до остановки.
Одна встреча в неделю, сто метров для беседы, для смеха и ничего не значащих взглядов. Как много мы желаем, довольствуясь малым. Но в ответ на наши желания даже сто метров могут быть разными.
из воспоминаний о море
Всем нужно место, куда можно вернуться, даже тем, кто по своему призванию никогда не задерживается на одном месте. Для него таким местом стал маленький покосившийся дом в одном из многочисленных портов этого мира. Его там никогда не ждали, но и не гнали, наверное, этого было вполне достаточно.
Дом стоял, прижавшись к древнему неохватному дубу, с опасением глядя единственным окном на близкий обрыв. Чтобы добраться до него, нужно было взобраться по "козьей тропе", замирая на месте при порывах ветра, и пройти по тонкой нитке вымощенной камнем дорожки, такой старой, что ее уже и не различить в густой желтоватой траве.
Он приходил под вечер, когда хозяйка возвращалась с промысла, заходя, кланялся иконе, стоящей в углу, и трепал за ухом тощую облезлую кошку. На столе его ждала тарелка не самого сытного супа и кружка горячего травяного отвара. За столом всегда стояла тишина, им просто не о чем было говорить. Хотя они оба жили морем, оно для них было слишком разным. Его море было бескрайним, порой жестоким, но справедливым, полным приключений и удивительных встреч. Его море всегда вознаграждало храбрецов. Ее - серым и полным опасностей. Ее море было ограничено расстоянием, проходимым на сделанной на скорую руку лодке за пару часов. Ее море всегда жестоко карало тех, кто брал слишком много, и не замечало тех, кто знал меру.
Закончив ужин, он вставал из-за стола и, поблагодарив хозяйку, шел наверх. Там, в маленькой комнате под самой крышей, его ждала узкая старая, как и всё в этом доме, кровать, и он долго сидел на ней, наблюдая сквозь щели в стене за кораблями, приходящими в порт. Потом он засыпал, чаще всего, сидя, прислонившись к стене, чтобы и во сне видеть бескрайнее море, не ограниченное ничем кроме людского страха.
Утром он уходил.
из воспоминаний книг
Любая книга, написанная на бумаге, обладает, особой, нет не магией, скорее, атмосферой, свойственной ей одной. И вполне естественно, что места, где хранятся книги, наполнены той же магией, или, может, не магией, что и сами книги.
Для старика-смотрителя его библиотека была самым волшебным местом на земле, и то, что большую часть года она пустовала, лишь в преддверии экзаменов заполняясь шумной толпой студентов, ничуть не уменьшало ее достоинств. Старику нравилось наблюдать за посетителями, сидя за старой, принадлежавшей еще его деду, деревянной конторкой. У него была странная, по мнению всех его знакомых привычка, рассматривая читателей, он нет, да и сравнивал их с книгами, стоящими на полках.
Как сегодня старик помнил день, когда увидел тех двоих впервые. Это был конец октября, новый учебный год только начался, и в читальном зале сидело от силы человек пять, да еще пара бродило где-то между стеллажами. Погода стояла просто отвратительная - вроде и не дождь, а в воздухе висела водяная пыль, оседающая на любом, кто отваживался выйти на улицу. Юношу смотритель приметил сразу, как тот вошел и, как большая собака встряхнул головой, сбивая капли воды со слишком длинных для парня волос. "Он, как те книги, изданные в период революций, вечный вызов обществу и власти в каждой букве, в каждой строчке, " подумалось старику после того, как он увидел юношу. А тот как-то спокойно, даже с неким достоинством прошел к полкам с сочинениями прошлых веков и, взяв один из томов, сел за стол около окна.
Было ли это судьбой или же обыкновенной случайностью, но за соседним столом сидела одна из постоянных посетительниц библиотеки. Об этой девушке смотритель мог сказать довольно много. Она, несомненно, была из хорошей, но довольно консервативной семьи, что сильно сказалось на ее внешнем виде и поведении. Для старика она была как те новые издания, что в дань старых традиций одевали в строгие чаще темные переплеты.
А юноша же тихо себе под нос, костерил и высокий слог, которым была написана книга, и ее автора. Девушка, сидевшая за соседним столом, то и дело морщилась, вслушиваясь в бормотание парня, и наконец не выдержав, встала и подсела к нему за стол. Что она сказала, старый библиотекарь не расслышал, уже давно прошли те годы, когда он мог с легкостью, не сходя со своего рабочего места, узнать, о чем говорят в любом из углов читального зала, но, судя по удивленному взгляду юноши, она предложила свою помощь.
Так и началось их знакомство. После того дня он часто видел этих двоих, они приходили в разное время, но неизменно садились за один и тот же стол, который как-то незаметно стал только их. Они не договаривались о встречах и, как казалось старику, никогда не встречались за пределами библиотеки, но если один из них не приходил, то смотритель замечал явное разочарование на лице другого. Они никогда не говорили о себе или своей семье, чаще они обсуждали книги или погоду, последние новости и новые веяния в литературе, иногда они просто молчали, читая каждый что-то свое.
Что свело вместе двух столь разных людей? Случай? Судьба? Или, может, та самая незримая и неощутимая книжная магия, что пропитала каждый закуток маленькой библиотеки?
Они перестали приходить в начале апреля. Почему? Старик-смотритель не знал. Может, они встретились там, за пределами читального зала, может, еще из-за чего, причина не важна. Просто так случилось. И может, где-то там, за пределами маленького обособленного ото всех мирка, двое столь разных людей по-прежнему так же обсуждают книги. Этого книгам из маленькой библиотеки знать не дано.
из воспоминаний о богах
Мир был юн. Юн и прекрасен той цветущей красотой, что свойственна лишь молодости. Мир еще не успел наскучить Богам, и те нередко спускались на землю, чтобы менять судьбы людей. Были боги похожие на людей, и люди, принимаемые за Богов.
Мир был юн и потому не знал, цены своих ошибок. Мир был юн, и он часто ошибался.
***
В маленькой деревушке на пятнадцать дворов, в который раз собирали совет из мужчин, живущих в деревне, решали вопрос, что делать с засухой, вот уже который месяц выжигающей поля. Путем долгих споров было решено вознести дары к алтарю Бога, стоящему в лесу. Вы можете спросить, от чего люди не приняли этого решения раньше? Все просто, тот лес в деревне не любили или скорее, боялись. Вокруг Чудного Леса стояло шесть деревень, и Козьи Кочки была одной из самых крупных.
Но мы отвлеклись. Деревенский староста, история не сохранила его имени, и кузнец Роберт вошли в лес, неся дары: немного еды и отрез шелка, расшитого нездешними птицами. Сложив все это на каменный алтарь, люди вознесли молитву о дожде и почти бегом покинули лес.
А с одного из деревьев соскочила тонкая до хрупкости фигурка с длинными черными волосами. Фигура воровато оглянулась и, схватив лежавшую на алтаре еду, со всех ног рванула в чащу.
Тут, пожалуй, стоить рассказать о ребёнке, жившем в лесу, но промолчу, к чему мне пересказывать вам слухи, бродящие по Миру? Скажу одно, тот ребенок был кем угодно, но только не Богом, хотя, несомненно, он обладал некими мистическими способностями, которые и позволили ему стать тем, кем он стал.
А на следующий день пошел дождь. Он шел, не останавливаясь трое суток, сполна напитав осушенную землю водой, а еще через месяц дети, ослушавшись наказа старших, убежали в лес - посмотреть на Бога. И после много рассказывали о статном черноволосом юноше в полумаске ворона и одеянии, расшитом птицами. С тех пор люди с окрестных деревень стали часто приходить к заново отстроенному святилищу в поисках помощи. Бог помогал, когда советом, когда своей магией.
Он пропал спустя двадцать лет, просто перестал откликаться на людские молитвы. Люди решили, что Бог ушел, но все равно продолжали приносить дары к каменному святилищу в чаще Чудного леса в надежде, что Бог вернется.
Что стало с Богом? То никому не ведомо. Но люди говорили, что однажды кто-то нашел в лесу деревянную полумаску ворона и одеяние, расшитое невиданными птицами.
из воспоминаний о звездах
О чем думает упавшая звезда? Чего желает ангел, лишившийся крыльев? Люди редко задают себе такие вопросы, в вечной суете дней у них нет времени на подобные глупости. Люди всегда спешат вперед, ведь их жизнь столь быстротечна, а успеть нужно так много.
Конец октября в этом году выдался холодным и довольно дождливым. Дожди шли, если не через день, то на третий точно. Дополнительные занятия закончились позже, чем обычно, да еще и небо затянуло подозрительно темными тучами. В общем, домой я летела со всех ног, почти не смотря по сторонам. Белый всегда хорошо видно на сером фоне, а что уж говорить о белом летнем платье на фоне кутающихся в темные куртки и плащи людей? Я просто не смогла пройти мимо, столь сильно это чуждая в промозглый осенний вечер девушка завладела моим вниманием.
У нее были удивительные глаза, почти кошачьи - желто-зеленые, хотя, может это отраженный свет фонаря.
-Куда ты смотришь?- очарованная ее внешностью, я искала любой повод, чтобы как можно дольше побыть рядом, а разговор? Что может быть обычнее?
-На звезды,- я захохотала, она точно была не от мира сего, ну как можно смотреть на звезды, если небо затянуто тучами? Конечно, я сказала ей об этом думая: "Да что скрывать?", надеясь, что она разозлится или смутится. Она улыбнулась. Слегка приподняла уголки губ. Почти незаметно. Устало.
-Глупая,- я хотела уже возмутиться, сказать, что не моей ровеснице называть меня глупой. Но не смогла.- Мне не нужно их видеть, я знаю, что они есть, и этого достаточно.
Наверно, я могла бы много ей сказать, даже уже придумала что, но все-таки пошедший дождь вынудил меня забыть о страной девушке и со всех ног рвануть домой.
О чем думают упавшие звезды? О чем они могут мечтать, как узнать их среди серых вечно спешащих куда-то людей? Может, они, как и та чудная девушка, одевшись не по погоде, стоят где-то и смотрят на небо и видят его чистым даже сквозь грозовые облака. Кто знает?
из воспоминаний о ненависти
Естественна ли ненависть? Обычно ли для человека злиться на некий объект, одушевленный или нет, без логичной и понятной для всех причины? Да или нет?
Я ненавидел того человека лишь за одно его существование, только за то, что, что бы я ни делал, чем бы ни занимался, он всегда был рядом. Нет даже не впереди, мы всегда были равны, просто рядом.
Поначалу мне казалось, что он за мной следит, и нарочно, чтобы вывести меня из себя, идет туда же, куда и я. Потом, спустя годы я понял - мы просто были слишком похожи. Похожи во всем, от привычек и характера до стремлений и мыслей. Всё в нас было одинаковым, даже стиль одежды и тот был един.
Я редко с ним разговаривал. Поначалу, потому что злился и пытался его игнорировать, потом - потому что понял, нам не было нужды в глупых громоздких словах и объяснениях. Наверное, мы могли бы стать друзьями, но полное понимание мыслей и поступков друг друга не давало нам этого сделать.
Я не знаю, что он чувствовал ко мне, хотя, если честно, и не хотел узнать. Наверное, он тоже ненавидел меня. Ненавидел по тем же самым причинам. Наши пути все же разошлись, он уехал в другой город на другой конец страны, но все равно во всем, что бы я ни делал, я продолжал чувствовать его неясную тень.
О том, что его не стало я узнал еще до того как кто-то из наших общих знакомых донес до меня эту новость. Просто я вдруг, в один миг, перестал чувствовать его тень.
Был ли я рад или расстроен? Не знаю. Даже сейчас спустя многие годы, вспоминая его, я не чувствую ни грусти ни удовлетворения. Просто что-то исчезло вместе с ним. Что-то изменилось во мне, в людях вокруг, в городе, где я жил, кажется, даже в самом мире. Наверное, это моя ненависть, та, что так долго грызла меня, ушла вслед за ним в другой, возможно, лучший мир. Ушла, ничего не оставив после себя.
Так каков ответ на мой вопрос? Да или нет? И сколько времени должно пройти, прежде чем я пойму? Да или нет? Можно или нельзя? И есть ли кто-нибудь кто знает?
Из воспоминаний картин
Несколько лет назад один человек рассказал мне о месте, где собраны портреты всех Богов, когда-то властвующих в этом мире. Он не мог точно указать места, то и дело сбиваясь: то он говорил, что та галерея находится высоко в горах, то, что она скрыта где-то посреди океана, то и вовсе утверждал, что искать ее следует под землей. Все это убежало меня в его вранье, ну подумайте сами, как человек, видевший что-то своими глазами, может так путаться в деталях. Даже Богов чьи портреты были развешаны по стенам галереи, он перечислял с трудом, то придумывая новых, то забывая обо всем известных.
Хотя одного Бога, вернее Богиню, он называл уверенно и ни разу не забыл упомянуть о ней. Имени он ей не дал, но зато с восторгом и каким-то упоением описывал ее внешность. Неровно остриженные волосы цвета осеннего листа, глаза цветом подобные штормовому морю, кожа, сожжённая солнцем и рассохшаяся скрипка без струн в руках. Меня забавляло то, с какой страстью он пытался объяснить, что она совсем не похожа на остальных. В отличие от всех она не стоит, преисполненная гордости, или сидит на троне, излучая власть и силу; неизвестный художник изобразил Богиню под раскидистой елью столь огромной, что на ее фоне почти не видно хрупкой фигурки. Девушка на портрете стоит, прислонившись к стволу, с интересом разглядывая скрипку в своих руках. Тот чудак пытался убедить меня, что в глазах у нарисованной Богини было искреннее недоумение от того, что без струн и смычка ее инструмент больше не играет.
Когда я спросила того человека, кто же изображен на захватившей его разум картине, он сразу как-то сжался и тихо, практически шепотом сказал, что таблички с подписью там не было.
Сейчас я думаю, что тогда поступила не совсем вежливо, громко расхохотавшись и назвав того странника лжецом. И вот, стоя перед давно потемневшей картиной, я пытаюсь найти подпись художника или название, заранее зная, что не найду.
Галерея, построенная неизвестным архитектором посреди моря на маленьком гористом островке, хранит свои тайны так же хорошо, как и катакомбы, в которых сокрыт вход.
Из воспоминаний стариков
Люди бывают самые разные: восторженные мечтатели, неисправимые пессимисты, любители поболтать и редкостные молчуны. Еще люди всегда во что-то верят, во что угодно: в Бога, в себя в друзей и родных, кто-то верит в инопланетян, кто-то в вечную любовь, кто-то в науку, которая может объяснить все на свете, кто-то в мистику.
А он верил в небо. Смешно? Ну что же, вы в своем праве. Многие смеялись, а он все равно верил. Не такой уж и старый, но уже совсем седой, с зонтом-тростью, с которым он не расставался даже в солнечную погоду, всегда смотрящий вверх и часто спотыкающийся. У него была привычка: задумавшись, он открывал зонт и крутил им, как барышня из исторических фильмов.
Тот человек часто сидел на лавочке во дворе и смотрел куда-то выше крыш десятиэтажных домов. А если подсесть к нему, то он начинал говорить и говорить, вроде бы сам с собой, но стоило уйти, и он замолкал. Он рассказывал истории своей молодости, как он еще совсем мальчишкой запускал с крыш бумажные самолетики, а девочка, которая гуляла внизу, ловила их.
Тогда он со всех ног несся к ней, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки - перекинуться парой ничего не значащий фраз и проводить ее до подъезда. И так каждый день.
Однажды, когда мальчишки запускали с крыши самолетики, тот человек поймал один из них, пока он еще не успел коснуться земли. И будто бы никому сказал:
-А сегодня и правда прекрасный ветер для полетов, но пускать лучше с западной части крыши, тогда полетит дальше.
Самолетик он забрал с собой, но ребята ни капли не расстроились, у них было еще много, а с западной части крыши и, правда, летели дальше.
Странные люди верят в странные вещи: в бумажные самолетики, что стартуют с крыш, посланные детской рукой и в хороший ветер для полетов. Странные мысли, странные встречи, странные события. В этом мире есть так много того, что мы не можем понять и называем странным, жутким, неправильным.
Странные мы все-таки существа - люди. Странные, но такие интересные.
Из воспоминаний о мелочах
Он знал о ней всего ничего: ей было двадцать и ее звали Аней, она любила горячий шоколад и хорошую музыку, у нее был красивый голос, но она редко пела.
Это было похоже на игру. Узнавать что-то о других, не задавая вопросов. Кто-то скажет - чушь, зачем нужно тратить время, если можно просто спросить. Но ему так просто было интересней. Как мозаика. Один кусочек, другой. По отдельности они ничего не значат, но вместе их можно сложить в единую картинку.
Она приходила в кафе вечером, садилась у окна и делала один и тот же заказ: горячий шоколад и кусочек шоколадного торта. Когда он приносил ей его, то слышал музыку из ее наушников - дешевых с длинным проводом, завязанным в узел. Она слушала Высоцкого и Цоя, он потом специально нашел эти песни.
Иногда она что-то писала, может личное, а может и для учебы. Это не прилично заглядывать в чужие тетради.
У нее были проблемы в семье: иногда она ругалась с кем-то по телефону, тоже не самому новому и совершено не модному. После этого она просто сидела и смотрела в никуда, беззвучно шевеля губами - подпевала.
У нее была глупая привычка: задумавшись, она начинала дирижировать. Чуть помахивать руками в воздухе, командуя невидимым оркестром. Наверное она училась в музыкальном.
Он знал о ней совсем немного: имя ,возраст, глупую привычку. Он был уверен: люди похожи на головоломки, не соберешь, пока не добудешь все детали. И ничего не значащие для большинства мелочи могут рассказать больше, чем самый задушевный разговор.
Ей было двадцать и ее звали Аней, она любила сладкое и хорошую музыку, у нее была глупая привычка и она не в ладах с семьей...
Из воспоминаний о великих
Что есть судьба? Была ли судьбой та единственная встреча двоих, чьи имена даже история предпочла стыдливо забыть? Или же судьбой было само их рождение?
Он был единственным сыном правителя ветшающей империи при пяти старших сестрах, он был наследником, которого ждали все. Она младшей короля маленькой, но быстро развивающейся страны, ее рождения не ждал никто, отец же предпочел просто забыть о ее существовании.
Пока он изучал политику и историю, она пряталась от старших братьев. Пока он постигал искусство дипломатии и верховой езды, она сидела в замковой библиотеке, читая труды монахов и путешественников. Когда он учился управлять людьми, получив в управление группу из молодых дворян, она в тайне растила псов - бывших рабов уча их убивать и выполнять приказы не думая. Когда умер его наставник, его жизнь перевернулась. Когда умер ее отец, для нее ничего не изменилось кроме имени короля, теперь на троне сидел один из ее братьев.
Эта свадьба давала многое, маленькое государство получало возможность выйти на мировую арену, ветшающая империи получала союзника среди своры враждующих соседей. Свадьбу молодого короля и одной из дочерей императора назначили на конец лета, принцесса в сопровождении брата должна была приехать в маленькую страну для проведения церемонии.
Бал был великолепен, ни единого пятнышка на сияющем паркете, блестящие наряды дам и строгие костюмы кавалеров.
Он стоял в окружении стариков и глав древних родов, в том круге обсуждали политику, решали вопросы мира и войны и обвиняли молодежь в распутстве. Молодой король был в том кругу.
Она стояла среди детей тех, кто решал война будет или мир, в ее круге обсуждали наряды и моду, оттуда часто слышался смех. Невеста была в том круге.
Этот танец танцевали представители двух стран союзников, у него не было выбора кроме как пригласить ее на танец. Светлая зелень ее платья и темная синева его костюма. В тот день по залу кружились в вальсе сами Небо и Земля. Гости не могли отвести глаз от двоих.
Он спросил почему она смеется, она ответила, что просто так. Она спросила как ему праздник, он ответил что ждал чего-то более скучного.
Тот вальс был их последней встречей, даже модной в то время переписки они не вели. Он стал императором и близко сдружился с ее братом, она продолжила жить, тихо и не заметно убирая тех кто мог навредить ее дому.
Мир вращался, история стирала из своей памяти тех кто был ей не по душе. Что есть Судьба? Был ли тот короткий танец на чужой свадьбе Судьбой? Можно ли было сказать что он изменил что-то? Что? Было ли Судьбой их рождение и взросление? Был ли Судьбой ее смех и его улыбка?
У какого мудреца я должна спросить ответ?
Из воспоминаний творцов
Как пишут книги? Как создают шедевры, остающиеся в памяти на века? Я спрашивала многих, но все они говорят разное.
Один говорил, что героев надо продумывать. До мелочей. От внешности и характера, до вкусов и болезней, а после, как марионеток, вести по так же дотошно созданному миру. Он говорил, что герои - это плод воображения автора, и тот может делать с ними, что пожелает: влюблять в ведьм и принцесс, сталкивать с врагами и сорить с друзьями, убивать и воскрешать. Автор - это Демиург своего мира, его единоличный Творец.
Другой говорил, что героев нужно искать. Искать в людях вокруг себя в друзьях, родных, просто прохожих, а после создавать историю про них и для них. Писать не о чудесных неизведанных мирах, а о реальности. Не придумывать героев и великих злодеев, а писать о простых людях, о их проблемах, чувствах, переживаниях. Не нужно создавать, нужно видеть и переносить на бумагу.
А еще один, не писатель даже - художник, говорил, что книгой нужно жить, но не как один из ее героев. Нет, как Бог этого мира, но Бог пришлый, неспособный что-то менять. Лишь чуть-чуть направлять, подталкивая к тому или иному действию. Автор должен жить своим творением, быть везде и нигде одновременно. Автор не Творец и не Демиург, он сам мир. И каждый герой - это всего лишь его частица, крохотный кусочек души, оживлённый и получивший свое воплощение.
Творцы, гении, создатели. Как еще можно назвать тех, в чьих работах нам хочется остаться навсегда? Или, быть может, все они Демоны, Искусители и Воплощение наших пороков, кои они оживляют в своих работах?
Но важно ли это? Какая разница как мы, люди, назовём их? Если даже понять, как они создают эти миры, не можем?
Как пишут книги? Как можно из пустоты белого листа создать мир, захватывающий воображение? Где продают эти чудесные рецепты? Если найдете хоть один, дайте знать.
Из воспоминаний театра
Театр заполнялся людьми. Медленно. Неумолимо. В строгих костюмах, торжественных платьях, на высоких каблуках, в лакированных ботинках, с прическами, макияжем. Люди наполняли старое чуть обветшалое здание, подобно воде в прилив, волнами накатывались на лестницы, поднимаясь все выше. Выше.
Звуки шагов по полированному паркету эхом разносились по этажам, сливаясь в единых монотонный гул вместе с голосами, звоном чашек о блюдца, стуком ложек, шумом воды.
Вот раздается звонок, и люди хлынули в зал, занимать свои, пусть только на этот вечер, кресла с мягкой алой обивкой, видевшей уже тысячи юбок: шелковых, атласных, строгих и с оборками, в пол, и едва прикрывающих бедра, столько же брюк, джинс, штанов от военной формы и деловых костюмов, со стрелками и без.
Потертые подлокотники, стоптанные ковры, облупившаяся краска сцены. Старый театр жил в своем собственном ритме, расцветая к вечеру, пробуждаясь к репетициям и затихая к утру.
Театр жил ролями своих актеров, сказками сценаристов, пейзажами декораций и шумом зала, то стихающего с темнотой, то возобновляющегося с возвращением света.
Театр жил, как живут многие, не делая различий между собой и людьми. Театр жил, зная, что, как и люди, однажды умрет. Его время, пусть и не столь краткое, как людские, текло, подобно песку в песочных часах, пересыпаясь из прошлого в будущее, ни секунды не замирая в настоящем. Когда-то, в годы, что люди зовут молодостью, театр хотел повернуть время вспять, перевернуть часы, заставить песок сыпаться в обратном направлении, после - остановить время - уронить часы набок, обратить подвижный песок, в вечную неповоротливую землю. Сейчас театр просто жил. Доживая свои последние десятилетия, он наслаждался каждым днем, плакал и хохотал вместе с залом, влюблялся в прекрасных дев, совершал подвиги...
Менялись актеры, менялись зрители, сценаристы, осветители, буфетчики, контролеры. Но театр жил, как старик, он с улыбкой наблюдал за возней молодых, для него любой гость был молод.
Театр жил. Жил чтобы завтра снова проснутся с приходом людей.
Из воспоминаний о тишине
Я не люблю закаты. Точнее я не люблю ту тишину, что приходит вместе с ними.
В пустой квартире любой звук становится громче в сто раз. Гул холодильника, капающая с батареи вода, дребезжание близко стоящих стаканов. Я не люблю все это.
В тишине бытовых звуков начинаешь думать о странном: о том, что, может, где-то есть место и получше, о том, что все было бы иначе, если бы...
Такие мысли глупы.
Можете считать меня эгоисткой или, может, не самым мудрым человеком, но я ненавижу сожаления. Как-то в одной книге я прочла странный диалог:
- Если бы ты смогла изменить прошлое, что бы ты изменила.?
- Ничего.
- Хороша жизнь без сожалений.
- Это не так, просто, окажись я в прошлом, я бы совершила те же ошибки, ведь тогда они были верными.
Это была странная и очень запутанная история, но мне понравилось.
Если мы что-то делаем, значит, в тот миг нам это кажется правильным. Тогда зачем сожалеть?
Я не люблю тишину и закаты, не люблю думать о прошлом и вспоминать ошибки.
Я, наверно, один из величайших эгоистов вселенной. Хотя так думают многие.
И на самом деле я могу легко спастись от этой тишины: включить музыку, радио, телевизор или просто кому-то позвонить. Но отчего-то я еще ни разу так не сделала.
Наверно, это кажется мне правильным, а прошлое пусть меняют другие.