...Когда-то здесь висел кусок обоины; бывшие хозяева прикрывали свой давно истлевший "садик" от солнечных лучей. Остатки штор искромсанными лентами болтались под порывами ветра. От стекол остались лишь грязные зазубренные осколки, торчащие из полусгнившей рамы...
Все вокруг умирало, разрушалось, оставляя после себя лишь пыль. Время, сойдя с ума, ускорило свой бег - чуть сильнее днем, слегка ослабевая ритм ночью - превращая в прах все то, что должно было стоять чуть ли не вечность. Обгрызенные стены домов, пустые, холодные амбразуры окон, провалившиеся крыши, этажи, оголенные костяки лестниц, мертвая ржавчина, тлен и куски бетона, бесформенным слоем укрывшие землю.
Я сижу на шестом этаже пока еще не совсем растрескивавшегося жилого дома, примостившись на кособокой табуретке. Грубо сделанный, тяжелый, но невероятно мощный самострел лежал рядом на облезлом подоконнике, поблескивая линзами. Никогда не зачехляемый, не имеющий предохранителя, замотанный в тряпье для маскировки - моя берданка, пожалуй, одна из самых лучших. Не раз из-за него меня пытались убить, и не раз он отправлял в небытие самых рьяных охотников за трофеями. Был еще и огромный, как мачете, боевой нож, удобный как для рукопашного боя, так и для метания - идеальное холодное оружие, подаренное мне перед смертью одним бродягой. Но, честно говоря, здесь редко использовались смертоубийственные железяки, основным аргументом все же было мощное и дальнобойное оружие - самое удобное для охоты друг на друга на расстоянии.
Неяркое светило уже давно перевалило зенит и теперь неспешно опускалось за уродливые скалы далеких многоэтажек. Скоро наступит Ночь - не ночь, время романтиков и звездочетов, как ее описывали в одной из чудом уцелевших книжек, найденной мною в какой-то квартире - а именно Ночь, когда все странники старались зарыться как можно глубже в собственные схроны, судорожно запирая замки и врубая самодельные электрогенераторы. И едва затихал день, с его редкими хлопками перестрелок, поиском средств выживания, нечастыми, очень не частыми встречами с мирно настроенными бродягами - как весь мир затапливает тьма, резко, неожиданно, как выстрел в спину. Серые, прозрачные сумерки в одну секунду превращаются в чернильный непроницаемый мрак.
А вместе с мраком приходят гости.
И все дома, подъезды, квартиры, где при свете солнца можно отсидеться, залечить раны после боя, подкрепиться или же изучить найденные механизмы и предметы, все они становятся смертельно опасной зоной, наполненной непонятной, зловещей жизнью. Конец путнику, не успевшему найти себе убежище, только короткий вопль, прорезавший шепчущую нечеловеческими голосами тишину, известит всех, что на одного странника стало меньше. Но не только серые стены домов - и улицы, проспекты, заброшенные скверы, глухие закоулки становятся жестокой ловушкой для несчастного. Только лишь в тайных схронах, специально оборудованных, глубоких и надежных можно было получить спасение, найти убежище от хищной темноты снаружи.
У меня тоже есть свой схрон, да и не один. Основной - здесь, неподалеку, под старыми ржавыми гаражами. И в очень скором времени мне придется убраться отсюда, забиться в нору и вздрагивать от каждого звука, страстно молясь неведомо кому, чтобы охранные знаки не позволили до меня добраться. А если повезет, то и забыться на пару часов, чтобы потом не спать днем, а как можно раньше продолжить бесконечные поиски все новых деталей для моей крепости и оружия. Потому что после каждой ночи во внешнем мире все меняется, и в любой, к вечеру уже пустой квартире наутро можно было найти новые вещи - неожиданные и неизвестно откуда появляющиеся следы ночных жителей.
Никакой надежды, никаких мыслей, никакой жизни - одни голые инстинкты и вечная охота.
Небо посерело, рваные тучи, и без того несущиеся как сумасшедшие в одном и том же направлении, ускорили свой бег. Легкая дрожь прошила тело острыми осколками, интуиция чувствовала приближающуюся угрозу и шевелилась внутри мерзким червяком. Пора было собираться. Я взял самострел, закрепил его сбоку в специальное крепление на рюкзаке, надежное и хитрое, дабы чуть что успеть первым. Едва я оставил свой пост и скользнул к выходу, как внезапный звук, донесшийся с улицы, заставил меня вздрогнуть: перебивая тоскливое завывание ветра колокольчиком зазвенел детский смех. Я бесшумно вернулся к окну, осторожно выглянул.
Внизу во дворе находилась детская площадка: проржавевшая карусель, дырявая как решето горка, развалившаяся песочница с остатками каких-то игрушек - обычная картина любого двора. Если не считать мерно раскачивающихся качелей. Слегка поскрипывая, этот адский маятник, не останавливаясь, словно отсчитывал оставшиеся минуты до смерти. Жестокой и не простой смерти. Не сказать, что бы я сильно струхнул, перед заходом солнца тут и не такое можно увидеть, вон, к торцу дома подходит забор, за которым расположилось полуразвалившееся здание детского сада. Вот там иногда даже днем можно насмотреться на такое, что забавы ночных тварей покажутся дешевым аттракционом...
Снова раздался смех, качели резко остановились. И в ответ, откуда-то из дома напротив, донесся грубый мужской вскрик, нечеткий, глухой, как сквозь вату. Словно где-то в другом, параллельном мире, чье присутствие можно лишь услышать, но не увидеть, шла обычная жизнь, ничем не примечательная, воспринимаемая нами почему-то как воплощение кошмара...
Щелк!
Одно из креплений детской горки внезапно подломилось, и она с лязгом рухнула на землю, разваливаясь на части и подняв облако пыли. Невидимый малыш продолжал игру, только вместо постройки песочных замков, он начал методично разрушать игровую площадку. Мужской рык больше не повторился, но вместо него до меня донеслось приглушенное женское рыдание, только теперь звуки шли с верхних этажей моего дома.
Ночь идет, они это чувствуют и начинают вылазить из своих неизвестных логовищ. Пора было сваливать, пока вместо укрытия этот дом не стал моей могилой.
Я не знаю, кем я был раньше, где жил, чем занимался. Точкой отсчета стал пасмурный, хмурый вечер, лязг электрички и мелкая дробь дождя. Я очнулся, осознав себя сидящим на пошарпанной скамье и тупо рассматривающим в стекле собственное отражение. В потертых серых джинсах, серой байке, замызганных кроссовках - такой же невзрачный, как и всё здесь - я вышел на мокрый перрон, оставив позади пустой промозглый вагон. С диким скрипом захлопнулись двери, и состав медленно тронулся дальше, кряхтя и лязгая, оглушительно громко в окутавшей меня тишине. Помню, у меня тогда сквозь полнейший сумбур в голове протаяла бредовая мысль, что в кабине машиниста никого нет, что поезд едет сам по себе, словно барка без Харона по стальному Стиксу... Как будто все происходило не со мной или во сне.
Я как завороженный смотрел вслед уезжающему поезду, чувствуя внутри сосущую тоску и какую-то неясную тревогу, и продолжал стоять так, пока последний вагон не скрылся в сумеречном мареве. Самое интересное, что я прекрасно знал и понимал значения всех предметов, что меня окружали, знал названия и назначения, однако же абсолютно не помнил ничего из своего прошлого ровно до того момента, как я тут оказался. Позже меня не посещали ни резкие обрывки воспоминаний, ни видения, во снах не приходили неожиданные откровения о былой жизни. Словно кто-то просто стер мою жизнь и начал ее заново...
Здесь все такие. Редкие бродяги, что не хватались сразу за оружие при виде себе подобного, рассказывали одинаковые истории - электричка, одинокий перрон, тишина и мрак окружающего городского пейзажа. И ни капли воспоминаний, ни малейшей нити, способной провести к разгадке этой странной тайны. Тайны нашего прошлого и этого безжалостного мира, где мы все оказались. Остались лишь инстинкт самосохранения с непонятно откуда заложенными знаниями и умениями, воплощающими его в жестокую реальность.
Мертвый город, бледное солнце, вечный леденящий ветер, частые унылые дожди... Что здесь было раньше? Что сделало это место обителью сражающихся за существование бродяг-одиночек? Смертельно опасной темноты, жуткой и безжалостной ночи, длящейся столько же, сколько и день, если не больше? Я встречал немало словоохотливых бродяг, услышал немало историй о людях, пытавшихся разобраться во всем происходящем... Да упокоят их души давно забытые боги.
Нас в городе не очень много. Кого достает меткая стрела из самострела, кто не успевает спастись от ночных жителей; новички гибнут целыми партиями, да и ветераны, утратив смысл своего существования, добровольно уходят в иной мир. У каждого свои схроны, тайники, свои территории для поисков и исследований, тайные тропы и ходы для "экстренной эвакуации" - мы словно звери ходим в одиночку среди мрачных каньонов улиц, тщательно скрывая свои действия в тени домов своих и нейтральных, никому не принадлежащих территорий. День за днем, год за годом, без огня в сердце, одинокие, озлобленные, замерзшие душой, пропитанные смолой равнодушия и полнейшей безнадеги...
...Я успевал. Солнце уже практически скрылось за темными громадами двадцатиэтажек, и злой ветер завихрил по тротуарам, понесся сквозняком, подвывая как призрак. Но даже сквозь его посвистывание уже можно было различить, на грани слуха, шелестящий нечеловеческий шепот, доносящийся из мрачного нутра окружающих домов, из подъездов, подвалов, окон. Ночные жители города готовились, предвкушали, алчным гомоном своим выражая нестерпимую жажду.
Надо бы успокоиться и сконцентрироваться на последней на сегодня задаче - вернуться вовремя в убежище. Алая полоска на горизонте стала темно-бордовой, с противоположной стороны нагнало сплошную стену туч - ночью снова затянет дождь. Делая то огромные, то лилипутские шаги, я споро приближался к схрону, избегая кучи хлама, темные зевы канализации, никогда не высыхающие огромные лужи маслянистой грязи. Еще несколько минут, и тьма обвалится на город, неумолимо, как топор палача на шею приговоренного.
Однако спокойно попасть в убежище не получилось. Едва осталось с десяток шагов до замаскированного спуска, как возле давно упавшего фонаря я увидел распростертое тело. Отточенная реакция сделала все сама, не прошло и мгновения, как я оказался в укрытии, за ржавым холмом, ранее называемым автомобилем, в руках крепко зажат самострел, глаз прильнул к прицелу.
Чужак не подавал признаков жизни, он был замотан в некое подобие бесформенного плаща с глубоким маскировочным капюшоном, рядом небольшая потрепанная сумка и ни намека на оружие. Дилемма вышла нешуточная. Ночь уже подпирала, ветер немного приутих, и в уши начал вкрадываться ни с чем несравнимый Голос Ночи - свистящий, угрожающий гул, разбавленный недалекими вскриками и завываниями. Я на секунду оторвался от прицела, мазнул взглядом по сторонам. Едва заметное движение наполнило глазницы окон, из ближайшего подъезда послышался приближающийся легкий топот. Я снова посмотрел на чужака - надо было что-то решать.
Медленно, не спуская глаз с чужака, я вылез из укрытия и чуть не на полусогнутых приблизился. В висках застучало от напряжения, счет уже шел на секунды, если промедлить - у моего схрона появится новый хозяин. Тело внезапно дернулось, я едва не нажал на курок. Капюшон смялся и наружу появилось бледное тонкое лицо с огромными темными глазами; спутанные длинные волосы рассыпались по грязной земле. Я оторопел, на мгновение забыв про все на свете. Никогда еще я на своей территории не встречал женщины!
Рот ее приоткрылся, однако оттуда вырвался только хрип. Сзади что-то оглушительно треснуло, отовсюду, словно прямо из воздуха раздался жалобный стон, через мгновенье перетекший в дикий, безумный хохот.
Я не о чем уже не думал. Движение - и самострел ныряет обратно в крепление, прыжок - одна рука хватает сумку, вторая сгребает женщину. Главное - не оглядываться и не о чем не думать, тело, взбодренное бешеной волной адреналина, всегда знает, как себя спасти. Дверь, неприметная, небольшая, распахнулась и в то же мгновение захлопнулась за спиной, сработал механизм сложной системы замков, сомкнулись створки, соединяя нанесенный моей собственной кровью Обережные знаки. А теперь бегом, бегом вниз по узкому проходу ко второй двери, без оглядки и остановки. Там - спасение.
Тяжелые двери захлопнулись. Я осторожно положил незнакомку на засаленный, подранный в некоторых местах ковер, создававший некое подобие уюта в моей норе, бросил рядом сумку. Щелкнул рубильником - и под негромкое тарахтение кустарного генератора под потолком заморгали замызганные лампочки.
Успел. Живой... Я аккуратно прислонил к стенке оружие, скинул рюкзак, сел рядом, прислонился к холодному бетону, стараясь отдышаться и унять сердечный галоп в груди. Женщина тяжело пошевелилась, тонкие руки в грубых перчатках неуклюже откинули с лица непослушные локоны. В углу стояла старая бочка с запасом воды, я нехотя поднялся и взял большую кружку с отломанной ручкой, зачерпнул. Затем осторожно подошел к своей незваной гостье, приподнял голову и поднес краешек к губам. Незнакомка пила медленно, мелкими глотками, но все же закашлялась, отвела кружку от лица.
- Спасибо...
Вернув посуду на место, я вернулся обратно, размышляя, что же делать дальше. Где-то сверху раздавались жуткие звуки, немного приглушенные стенами и метрами под землей. Ночной неведомый народ собирал свою жатву, рыская везде, куда только мог добраться. Хорошо, что я не забыл вчера подновить Обереги; руки чуть ниже локтей саднило от ран, но это была малая плата за относительную безопасность.
Гостья немного ожила, умудрилась кое-как сесть, опершись спиной о ножку моего здоровенного верстака, где я обычно колдовал над находками. Теперь она молча разглядывала меня, глаза настороженно блестели, но, помимо страха, в них иногда протаивали полыньи недоверчивой благодарности. Я достал из рюкзака найденное за сегодня добро, не спеша разложил перед собой на полу, краем глаза следя за ней. Молодая, симпатичная, напружиненная, как пантера, готовая к броску.
- Ну, и кто ты такая? - хрипло произнес я, перекладывая в ладонях мелкие детальки какого-то прибора. Частенько, когда я не мог уснуть, я сидел практически всю ночь за верстаком и изобретал, собирая из разрозненных и с виду не подходящих деталей новые прибамбасы для самострела, одежды, схрона. Обычно же я работаю днем, насобирав нужный материал и не вылазя из своего убежища по несколько суток подряд.
Вопрос повис в воздухе. Моя молодая гостья молча подтянула к себе свою сумку и начала что-то в ней перекладывать. Не дождавшись ответа, я начал рассортировывать находки. Что-то пришлось выкинуть, правда немного - бывало и так, что самая вроде бы не нужная безделица потом становилась серьезным подспорьем в каком-либо деле. Я уже было добрался до двух довольно крупных осколков увеличительного стекла - пожалуй, самая лучшая находка за весь день, можно улучшить оптику для самострела или же наконец заняться биноклем - как незнакомка тихо прошептала:
- Я у тебя пробуду до утра, если ты не против, а с рассветом уйду. И не надо никаких вопросов, ладно? - Она снова уперла в меня настороженный взгляд, в котором теперь вместо благодарности плавилась сдерживаемая боль. - Я вижу, ты хороший человек, но... Пусть каждый останется со своим, я не хочу кого-либо вмешивать в это.
Я только и сделал, что кивнул. Не хочет человек разговаривать - это его дело, видали мы и таких. Однако любопытство продолжало распирать меня. Девушка! Здесь! Откуда?! К бесконечной веренице загадок прибавилась еще одна, не менее жгучая, отвлекая от работы и вихря в голове целую кучу мыслей.
Наконец я перестал себя мучить, отложил оставшиеся железки в отдельную кучку - позже, когда успокоюсь или же что-нибудь разузнаю, продолжу - и занялся поздним ужином. Вскипятил кипятильником воду в кружках, положил пакетики с чаем (расточительно, но повод позволяет), достал из небольшого шкафчика немного крупы, несколько кусочков высушенного до резиновой твердости мяса, сварил некое подобие похлебки в почерневшей кастрюльке. После разлил по стальным мискам, одну поднес гостье.
- Держи, ты походу голодная...
Поблагодарив меня одними глазами, она осторожно взяла ее за самый край, чтобы не обжечься. Теперь тревожную тишину в схроне разбавлял стук ложек о дно мисок, да уютное постукивание генератора, добивающего последние остатки дорогущего горючего.
Кто же все-таки она такая? И какими ветрами ее принесло прямо к моему убежищу, да еще в таком жалком состоянии? Ранена? Вроде нет, крови не видно, да и двигается хоть медленно, но довольно уверенно, от боли не морщится... Скорее всего, она долго и отчаянно спешила, стараясь как можно быстрее покрыть одной лишь ей известное расстояние, поэтому это скорее смертельная усталость, чем что-либо другое. И что она несет в сумке, что так тщательно скрывает, постоянно проверяя содержимое? Наблюдая, как она в ней лазит, я заметил что-то блестящее. Оружие? Нож? Непонятно... После она достала небольшой пузырек с какой-то неизвестной жидкостью, следом из сумки возник замотанный в удивительно чистую тряпку пучок каких-то трав, бережно покрутила в руках и быстро спрятала обратно. Интересно, для чего ей это? Я слыхал про необычных странников, которые разбирались в травах, порошках, жидкостях и занимались тем, что в книгах называлось "алхимией". Был даже кратко знаком с одним из них, он-то и научил меня кровавым таинствам Обережных знаков.
Травники и колдуны. Безумный город загадочных гостей и странных путешественников.
Подошла очередь и чая. Отложив миски в своеобразную раковину, я достал из заначки пару сухариков. Незнакомка отказалась, а я решил себя побаловать. Горячее питье расслабляло, клонило в сон, однако я упорно заставлял свои мозги анализировать сложившуюся ситуацию. Сверху что-то громко грохнуло, послышался неприятный скрежет. Я невольно вздрогнул, воображение пыталось нарисовать картины того, что там происходит, одна страшнее другой. Нет, лучше об этом даже не задумываться... Утром поднимусь, посмотрю, какие сюрпризы ночные жители оставят для меня в очередной раз.
А вот девушка никак не отреагировала, словно и не слышала. Плотно завернулось в свой бесформенный плащ и улеглась прямо на ковре, подложив сумку под голову. Что ж... Ладно, пусть отдыхает, хрен с ней и ее тайнами, мне все равно сегодня не уснуть, значит время тратить не будем и попробуем что-нибудь смастерить...
...Я проработал почти всю ночь. Глаза болели, руки потряхивало, однако главного я добился: усовершенствовал оптику и стрелковый механизм. Сделано немного, в принципе, однако кусок работы есть. Я отложил инструменты, потянулся и посмотрел на свою гостью. Девушка всю ночь проспала настолько тихо, что я периодически забывал о ее присутствии. Словно почувствовав мое внимание, она шевельнулась, открыла глаза и резко поднялась, как будто и не спала вовсе. Долго и внимательно посмотрела на меня.
- Светает уже, - буркнул я, прислушиваясь к своим ощущениям - мой внутренний хронометр никогда не ошибается. Незнакомка кивнула и решительно начала собираться. Поправила одежду, подхватила сумку, лихо закинула на плечо. И как точку поставила - набросила капюшон, спрятав бледное лицо и загадочный взгляд.
- Спасибо тебе, парень, - донеслось из его темной глубины, - мне пора.
И потянулась к двери, умело щелкнула замками. Я смотрел ей вслед, понимая, что не знаю, как задержать эту любопытную особу, прикидывал и так и эдак, однако не придумал ничего другого, как задать свой первый вопрос:
- И все-таки... Кто же ты такая?
Дверь начала уже закрываться за гостьей, однако на пол пути задержалась, от туда потянуло задумчивой тишиной. А через мгновение я услышал ответ:
- Я пришла из-за края... И теперь направляюсь в центр!
Дверь захлопнулась.
Да, наш странный городок не прост и опасен, полон неожиданных сюрпризов. Однако есть вещи, которые выходят за рамки уже ставшей привычной опасности, за грани понимания и воображения. Вещи, о которых стараются не то, что не говорить - не думать, чтобы не накликать беду.
В долгих скитаниях по нейтральным землям, пересекаясь с "коллегами", я слушал и запоминал мрачные истории об отчаянных странниках, которые пытались вырваться из города, выйти за край - границу между последними постройками и непроглядным алым маревом, скрывающим то, что находится дальше, за чертой города. И о других, не менее безумных, решивших попытать счастье в центре, в самом сосредоточении смерти, где, если верить слухам, ночные твари бродят даже при свете солнца. Уходили многие, не вернулся никто, хотя ходили местные легенды, одна "правдоподобнее" другой, о все же умудрившихся вернуться смельчаках и о невообразимых ужасах, которые они там повидали, прежде чем чудесным образом выбраться целыми и невредимыми. Я им не верил, но какая-то моя часть продолжала слушать, собирать и откладывать в памяти все, что удалось подслушать в редких разговорах.
По поводу Края или Рубежа, как его называл мой знакомый шаман-алхимик, я особо никогда не загонялся - есть себе и есть, и как-то не тянуло выходить из уже привычного, ставшего чуть ли не родным, окружения, чтобы попытать счастья вне города, на неизвестных и поэтому непредсказуемо опасных землях. Тем более, что и не видно нихрена, сколько не всматривайся, зенками прищуренными до предела или же через оптику - что там за заслоном вечного тумана, может бездонная пропасть или непроходимое болото, а может конец нашего мира, за которым лишь тьма и хаос.
А вот Центр...
Если окончательно сойти с ума, построить какой-нибудь летательный аппарат и взмыть в свинцовое небо, то сверху можно, наверное, проследить последовательность распределения занятых районов и пустошей, которые располагаются широким кольцом вокруг центра города. Вглубь же не лезет никто, даже самому отмороженному бродяге хватит последних крупиц разума не соваться туда, где пересеклись два самых больших проспекта, на большую центральную площадь с руинами огромных зданий, в расходящиеся, словно лучи от нарисованного солнца, широкие скверы, заросшие кривыми толстыми деревьями и жёстким кустарником, непонятно как растущим в тени высотных домов. За точность описания я бы не поручился, все взято из сплетен и слухов, однако за не имением лучшего, приходится пользоваться тем, что дают.
Те, чьи "охотничьи угодья" находились в непосредственной близости к вышеописанным землям, считались самыми отчаянными храбрецами, так как ночная нечисть на их территория лютовала сильнее всего. Поэтому на них не точил зуб никто, их территории считались неприкосновенными - интересно было бы глянуть на дурня, захотевшего поменяться с ними местами.
Их было немного, и в основном располагались они недалеко от станций, куда подвозились очередные партии новичков. И если до них не добирались Ловцы - ублюдки-людоеды, обезумевшие от осознания своих перспектив и превратившиеся в диких животных - и не накрывала ночь со своими "подопечными" - новенькие попадали к Пограничникам (еще один термин из многих, жалкие попытки рассортировать людей, как товары в магазине), которые, дав им необходимые навыки и знания, отправляли на вольные хлеба дальше, к землям у Рубежа. И никогда никого не пропускали в центр.
А загадочная незнакомка, если ей верить, вышла из огня и собиралась броситься в полымя. Голова шла кругом от происходящего...
Я никогда особо не задумывался о своем существовании, о том, что делаю, зачем и сколько это будет продолжаться - для меня существовал только сегодняшний день. Жизнью назвать это было неправильным - одно и то же расписание, все практически на автомате, минимум необходимостей для того, чтобы в целости и невредимости встретить следующее утро. О высших материях и смысле бытия думать не было ни времени, ни желания. А кого пробьет на философию и размышления - тот уже меченный, скоро или сам застрелится или помогут, это уже стало правилом, закрепленным годами.
Однако появление незнакомки перевернуло все вверх дном.
Голова трескалась от мозгового шторма, я мерил шагами свой "бункер", пытаясь его унять и наметить план дальнейших действий. Впервые мне не хотелось заниматься обыденными (и давно обрыдлыми) делами. Где-то в глубине души робко разгорался огонь непривычного азарта - не хищной радости охотника, успевшего урвать жирный кусок из-под носа противника - а именно желания сделать что-то необычное, выходящее за рамки моих серых будней.
В темном углу возле генератора что-то неярко блеснуло. Я осторожно, как-то даже нерешительно, подошел, наклонился и поднял небольшой блестящий кругляш. Незатейливый узор, маленькое колечко для цепочки, кнопочка, откидывающая крышку. Медальон, который обычно носят на шее, не как драгоценность, а как амулет, как память о чем-то дорогом в жизни, согревая мертвый металл теплом живого тела. Я такие штуки не ношу, у меня нет ни воспоминаний, ни дорогих мне людей, мысли о которых наполняли бы меня радостью. А это значит, что кулон может принадлежать только одному человеку - таинственной страннице. Я слегка надавил на кнопку, небольшая крышка щелкнула и открылась. С миниатюрной рамки, защищенной тоненьким стеклом, на меня смотрели две очаровательные особы - собственно незнакомка, счастливая, улыбающаяся, не измученная, не переполненная отчаянием, обнимающая за плечи юную девушку лет шестнадцати, в которой узнавались похожие черты.
Мать и дочь. Две родные души, буквально светящиеся нежностью и любовью друг к другу и ко всему миру. В глазах резко потемнело, я понял, что мое давно зачерствевшее, равнодушное, не знавшее ничего, кроме ярости и одиночества сердце дало сбой. Я никогда не был чувствительным, на моих глазах умирали люди, и не всегда эта смерть была милосердна, да и вечный страх за свою собственную жизнь превратил мои эмоции и чувства в гранит на могиле души. А у этой хрупкой женщины была некая цель, к которой она шла, не останавливаясь, собрав в кулак все свое мужество, терпя тяготы и лишения и оставаясь верной своему пути в опасную неизвестность. И это пробило мою толстую броню, вывернуло наружу последние остатки человеческого, никогда не востребованного и никому не нужного, словно жемчужину из раковины, заставив по другому теперь оценить себя и окружающую тьму. И захотелось действовать, куда-то бежать, что-то делать, сжечь мосты и, взяв с собой минимум провизии и верный самострел, уйти, оставив за спиной холодный склеп, называемый убежищем...
...Наверное, я слишком погрузился в омут своих размышлений, потому не сразу сообразил, что в тени генератора, где до этого я подобрал кулон, появилась высокая, внимательно следящая за мной тень. Даже не увидел - почувствовал чей-то острый взгляд, словно кто-то целился в спину. Однако инстинкты почему-то не сработали, словно во сне, я медленно обернулся и уставился в темень угла, пытаясь рассмотреть, кто на этот раз потревожил мой покой, причем таким бесцеремонным способом - незаметно проникнув в мою святая святых. Странно, что я его не почувствовал, обостренное чутье - залог выживания - но гость вел себя смирно, не выказывая намеки на агрессивные намерения. Я и сам не спешил устроить близкое знакомство, медленно отступая к самострелу и лихорадочно прокручивая варианты действий.
- Да перестань, - раздался из темноты хриплый мужской голос. Не громкий, но пропитанный сдержанной силой и властностью. - Если бы я хотел тебя пришибить, я бы сделал это давно и не особо напрягаясь.
Тень немного выдвинулась вперед, обрисовавшись в пространстве, однако, не выдавая конкретных деталей. Различимы были только лишь общие черты - широкие плечи, высокий рост, редкие стальные проблески глаз. Незнакомец продолжал:
- Видеть тебе меня не обязательно, я у тебя временный гость. Да и рассусоливать долго я не собираюсь...