СЕКСОТ
  
  					горяччий роман
  	НА ГРАНИ ВЕРНОСТИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВА 
   
   
   		ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ОСНОВА
   
  АННОТАЦИЯ
   
    СЕКСОТ - уклончивая исповедь секретного сотрудника Угро и более серьезной конторы.. 
Платную засекреченную агентуру презирают все, - от уголовников и милиции, до читателей 
детективов. Публика эта разношерстная. Но справедливо ли уравнивать мстительных отпетых 
негодяев, по злобе предающих всех и вся, с информаторами, взрывающими блатной мир изнутри 
по долгу службы?  По сути, сексоты - разведчики, без информации которых оперативники и 
следователи правоохранительных органов - беспомощны. Но разведчиками сексотов не 
называют. Честь называться разведчиками принадлежит у нас - шпионам.  Им ставят памятники, 
о них снимают кинофильмы, им вручают звезды Героев. 
   Однако и среди презренных сексотов есть свои "рыцари мужской Грезы о Справедливости". 
Это одиночки,  исповедующие своеобразный Кодекс Чести. Основой этого Кодекса Чести -- 
верность этой самой грезе, нанимающей их на тайную, очень грязную работу в среде 
преступников всех мастей. 
   Фактически, сексот на каждом шагу нарушает Закон. Самооборону сексота трудно  отличить от 
обычного убийства.  Из мясорубки уголовного насилия сексот Вабля не всегда выходит "чистым". 
Свой горький кусок хлеба  зарабатывает не всегда праведными путями. И, тем не менее, с риском 
для жизни стремится сохранить Свое Человеческое достоинство и наивную веру в возможность 
торжества Справедливости. Стоит только подставить ей свое плечо. Сексот - тот же мент, а 
настоящий	 мент до гробовой доски остается ментом, преданным, как ни высокопарно это 
звучит, своему делу, своей Державе... На грани жизни и смерти, верности и предательства.
  
  ГЛАВА 1
  
  Я сексот. Вабля Марат Ерофеевич. В сыскном деле  наиболее презираемая фигура. 
Кличка "Француз". Секретный сотрудник Уголовного Розыска, и еще одной конторы 
посерьезнее. Ну да, я тот самый оборотень, что всегда у вас за спиной, не оставляя 
следов,  не отбрасывая тени. 
  В потемках раннего июльского утра мне хорошо слышно как сопят пара качков, убивая 
наводчика, оставленного налетчиками у подъезда на стреме. Несчастный уже сто раз 
мертвец, но братки все никак не уймутся, перемалывая кости мертвеца.
  Слякотные, отвратительно чавкающие звуки разбиваемой о стену человеческой	 
головы вызывают во мне яростное желание вмешаться, остановить мясников... Но я 
этого не сделаю. Совершается закономерное возмездие. 
  Наводчик, искусствовед Слюдяков, кудрявый, лысеющий парень, принял свою участь 
безропотно. Кара за предательство застала его врасплох и, тем не менее, он сделал все, 
что оставалось сделать в подобной ситуации уважающему себя мужчине. Он не орал от 
страха, не умолял о пощаде, не махался понапрасну. Искусствовед Слюдяков умер 
достойно.
  Наводчик знал, на что шел, когда наводил банду Фигуриста на квартиру своего 
учителя, профессора минераловедческих наук Игната Васильевича Бородачева. Знал и 
принял кару, я надеюсь, без душевного смятения. Не повезло парню...
  Коллекция у Бородачева небольшая. Всего 44 фолианта в кожаных переплетах. Но 
цены эти интеллектуальные сокровища, как я понимаю, - не имеют. Это древние списки 
еще более древних русских летописей и средневековые немецкие хроники. Профессор 
заполучил их в 1945 году. Молоденьким артиллерийским лейтенантом. Он сопровождал 
ученую трофейную команду, обследовавшую хранилища библиотеки Рейхстага. 
Коллекция была "темная" и профессор вел себя в этом деле - соответственно. 
  О предстоящем налете настучал мне по старой дружбе бывший удачливый домушник, 
ныне весьма благообразный пенсионер Леонид Капитонов. Ранняя кликуха - Лешак, 
теперь - Капитоныч. Старику не хватало на мотоблок для дачного участка, вот он и 
шумнул...
  Любезность Капитоныча обошлась мне в триста баксов. Профессор после моего 
предупреждения о скором налете Фигуриста, счастлив был отвалить мне пару тысяч 
баксов. Но я взял только одну тысячу, за справедливые расходы, и мы стали друзьями, 
перешли на "ты"....
  Уже по-дружбе, для защиты нелегальной коллекции, я помог Бородачеву нанять семь 
лбов из числа охранников нашего банка Роскредитсервис. Им была поставлена задача: 
взять взломщиков " за работой", связать без всякого членовредительства и вызвать на 
место преступления дежурную бригаду оперативников. Т.е. сдать ментам бригаду 
"фигуристов" тепленькими. За услуги по пять катек на нос должен выложить мой клиент 
профессор. 
  Мы не знали точной даты налета. Решено было запустить дезу и спровоцировать 
Фигуриста. Профессор стал настойчиво приглашать Слюдякова на выходные к себе на 
дачу. Мол, пошли опята, мол, пора солить грибочки... На дачу, естественно, Игнат не 
поехал. Слюдяков - соответственно.
   В пятом часу утра мы с профессором взломали на краю сквера, как раз против 
подъезда его дома, пустующую коммерческую палатку и устроили наблюдательный пункт. 
Эта операция не входила в стоимость моих сексотских услуг. Ее я тоже согласился 
провести чисто из симпатии к Игнату. 
  Почему пришлось пойти на такое мелкое, недостойное сексота преступление? Игнат, и 
не без оснований, опасался, что охранники, эти гребаные "защитнички", повязав 
налетчиков, сами будут не прочь прихватить что-нибудь из коллекции. Я согласился 
проследить за своими блатными  "коллегами" и в случае чего отнять награбленное.
  Вообще-то подобных частных заказов поступает в последнее время все больше. Но я 
стараюсь не зарываться. Да и нельзя мне особенно уж высовываться. Работа на 
Петровку и налоговую полицию - для меня всего лишь прикрытие, своего рода 
приработок. В основном же я пашу на  странную наследницу всемогущего КГБ. Так что 
помощь моя профессору - шабашка, попросту говоря...
  Мы с профессором попивали из термоса черный кофе, разбавляя его "фифти-фифти" 
армянским, оказалось,  поддельным коньяком, когда, откуда ни возьмись, промелькнул 
Слюдяков. Замер у подъезда. Тут же  призраками нарисовались двое налетчиков и стали  
метелить Слюдякова. Искусанная трубка в руке Игната вздрагивала при каждом 
чавкающем звуке убийства. Профессору было стыдно за меня, не сумевшего 
предотвратить грабеж без кровопролития.   Мне было, в свою очередь, жалко 
профессора, влипшего в мокрую историю из-за коллекции, которой побоялся придать 
статус законной.. 
  Действительно, братки вышли из повиновения с первых мгновений операции. Они 
нагло нарушили наши договоренности, и действовали не по нашему, гуманному, плану, 
но тут уж я был бессилен им помешать...
  Оказалось, налетчики опередили нас. Ночевали на чердаке, и когда профессор "от- 
правился" на дачу, часть из них принялась потрошить квартиру, а двое спустились в 
подъезд и расправилась с наводчиком. 
  Прежде чем вызвать наряд, мы поднялись вслед.Особеного шуму в квартире не было, 
если не считать звона разбитых оконных стекол, когда один из грабителей, вместе с 
рамой, спикировал со второго этажа на тротуар...
  К подъезду на всех газах подрулил черный микроавтобус Фольксфаген. Охранники 
втолкнули в него двоих избитых и связанных налетчиков, погрузили трупы искусствоведа 
и "выпавшего" из окна налетчика... Этим обалдуям следовало немедленно рвать когти, 
если они решили не связываться с ментами, но они медлили...
  - Сидеть! Не выходи, пока  не кликну! - рявкнул я на дернувшегося Игната и рванул к 
микроавтобусу.  
  - Вы что же наделали! Мать вашу-перемать, - змеей зашипел я на запыхавшихся 
идиотов.
  - Да пошел ты!... - Чуть ли не хором ответили мне из машины...
  Я насчитал в темном салоне только шесть рож. Зверские, возбужденные, они не 
сулили мне ничего хорошего...
  Надевая кастет, я ломанулся в подъезд... Навстречу мне прыжками спускался седьмой 
наемник... Покрепше уперевшись спиной в стену, я ждал его на лестничной площадке... В 
одной руке мародера - сумка, в другой - то ли магнитофон, то ли видак профессора.
  - А ну давай назад, засранец! - зловеще и негромко  приказал я.
  Если бы браток сразу кинулся с кулаками, это не так оскорбило бы меня. Так нет, этот 
говнюк лишь на мгновение притормозил, тоже послал меня куда подальше и уже 
спокойным, пренебрежительным шагом пошел дальше...
  Мне стало душно. Кровь бросилась в лицо. Левой я сграбастал паразита за шиворот, 
правый, оснащенный кастетом, кулак врезался ему в затылок. Мародер всхрапнул, 
выпустил из рук награбленное и загремел по ступенькам, голова-ноги, к выходной двери.
  Вытащив из кармана ТТ, я осторожно нагнулся к братку, пощупал на шее артерию: жив. 
   Швырнув раненого в салон микроавтобуса, я размеренно произнес вещую фразу:
  - Если кто из вас еще раз нарисуется в банке, - налет на квартиру профессора 
пришьется  вам, мокрушники гребаные. А это групповуха с отягчающими 
обстоятельствами.
  Черная тень пружиной взвилась с переднего сиденья, но, наткнувшись глазом на ствол 
моего ТТ, отпрянула и тихо завыла...
  Я быстро сложил два пальца колечком и свистнул. С обеих сторон дома послышался 
топот бегущих людей, обутых в армейские башмаки. Это были омоновцы. Уж что-что, а 
этот лошадиный гон блатные знают наизусть.
  ...
  Нет, не хватает все-таки духу так вот сразу выложить свое самое позорное 
воспоминание. Погожу немного с подробностями. 
  В это время, когда грабанули отделение Сбербанка на Суворовском проспекте Сосин 
был уже занят расследованием организованного, и, при том, регулярного хищения золота 
на Злектроагрегатном заводе. Я помогал ему, собирая  нужную информацию через своих 
блатных и не только блатных "друзей-информаторов". Нередко это были такие же, как и 
я, осведомители с коммерческой жилкой. 
  В тот год наш отдел совсем захирел и поглупел... По причине оттока наиболее 
башковитых сотрудников. А ворье накачивало мускулатуру и явно забивало нас. Дошло 
до того, что на одном из почтовых ящиков. Под безобидным названием в народе Метиз 
(металлоизделия) даже с аппаратов для баллистических ракет стали снимать детали 
содержащие драгоценные и редкоземельные металлы. Снимали и сдавали их по 
дешевке в фирмы, поставляющие на Запад металлолом. За гроши сдавали. А там из 
этого "металлолома" выплавляли золотишко, платину и прочее драгоценное народное 
добро...
  Так вот, на электроагрегатном  заводе вот уже почти год орудовала странная шайка. 
Завод расходовал несколько килограмм драгметаллов в месяц, в основном золото 
высочайшей очистки. Эти ребята примерно раз в два-три месяца, приходили и забирали 
из кладовой весь золотой запас предприятия. Запросто, как привидения, приходили и 
уносили, словно шли мимо и прихватили, что плоховато лежало. 
  В чем заключалась странность почерка банды? Сочетанием варварских методов на 
первом этапе ограбления и филигранным искусством на завершающем этапе, когда дело 
доходило до вскрытия сейфа. После каждого налета банды целехонький, без единой 
царапины, но потерявший свое целомудрие сейф заводская администрация заменяли 
новым, с еще более замысловатым кодовым механизмом, и каждый раз этот проклятый 
сейф словно ждал гостей, чтобы предать своих хозяев и порадовать налетчиков слитками 
золота.
  Первый раз эти умники забрались в кладовую с улицы, по вентиляционной тубе, 
проложенной под потолком. Ладно, администрация прореагировала. Сменили помещение 
под кладовую... Так воры проломили стену из соседней бойлерной.  Сделали бетонные 
стены в полметра толщиной. Заложили специальный фундамент, - не подкопаешься. 
Дверь сделали стальную, с тремя сейфовыми замками... Так срезали автогеном с 
петель, целиком...
   Само собой, после каждого грабежа заводское начальство проводило по цехам 
тотальный шмон. Усиливали контроль на воротах, заделывали лазы и подкопы в 
заводском заборе. В результате ловили кого-нибудь из мелких несунов, но вскоре все 
затихало, вохра расслаблялась, и следовал очередной налет золотодобытчиков...
  Воровали, конечно,  с завода и медь, и никель, и обычный кабель, но не так нагло, не с 
таким размахом и потому с этим традиционным видом хищений просто смирились. 
  Сосин, до того как перешел в следователи,  считался у нас сыщиком перворазрядным. 
Побывал и он на заводе. Было, утешил руководство предприятия: не таких наглецов 
брали.
  Вызвал Арсений на конспиративную встречу и меня. Ну ладно, рассуждал Сосин,  
первый раз налетчики пришли и ушли, возможно, через вентиляцию... Но в остальные 
разы? Как они появлялись в цехе и как исчезали из запертого цеха в остальные визиты? 
  Обшарили мы цех. Ничего подозрительного. Разве вот мусорка? Ночевала в цехе 
заводская мусоровозка. Не первый год ночевала. Стали грешить на мусорку. Убрали. 
Вроде попали в самую точку. Целых три месяца не появлялись молодчики и вдруг - снова 
выпотрошили сейф... Только свои могли это сделать. И  не простые работяги, даже если 
и был среди них высокого полета специалист по сейфам. 
  Наконец,  копнули эту историю на всю глубину. Специальная следственная бригада 
ОБХСС начала сплошную проверку завода.
  А меня, на это время, воткнули на завод в отдел технического контроля. У меня в 
распоряжении было много спирта, а это неофициальная заводская валюта. Дело 
известное, ко мне потянулись алкаши, пьющие, но далеко  не худшие и тем более не 
трусливые люди. Каюсь, я умело прикармливал похмельных мужиков. И разговорить, кого 
хошь был обучен...
  Знаменитая веревочка, что вьется, вьется до поры до времени, привела меня к 
начальнику заводского телефонного узла. Кирцов Анатолий Терентьевич. Телефон - дело 
хлебное, но Кирцов был чист. Больше того - неправдаподобно чист. Эдакий телефонный 
херувим... 
  ... 
ГЛАВА 2
  
  Вот теперь придется рассказать, как случился с нами грех присвоения чужой 
собственности в крупных размерах, правда, бесхозной, по нашим с Арсением понятиям.
  Утром следующего дня Кирцов на минутку зашел на телефонный узел и тут же вышел 
обратно. Он заметно нервничал. При нем была вместительная хозяйственная сумка. 
Значит, об аресте "сортирного" золота он уже знал, и, возможно, намылился сделать 
ноги... 
  Он миновал Автобусную Остановку, с которой обычно уезжал домой... Дворами 
обогнул несколько жилых домов и, сделав приличную петлю, вышел к Универмагу. 
Машин припарковано было много, и грузовиков и легковых, но Кирцов уверенно подошел 
к задрипанному Запорожцу. Не мог же этот запорожец ждать Кирцова Со вчерашнего дня. 
Значит, Кирцова уже предупредили, что милиция сделала налет на садовый домик и, по 
его требованию, подали, для каких-то нужд, транспорт... Но как мог телефонный звонок 
пройти мимо наших ушей? . Домашний и служебный телефон Кирцова давно 
прослушивается.  
  Я беспомощно оглянулся. Вот она разгадка. Кирцова Вдохновитель-невидимка 
вызывает на ковер, отчитаться за потерю золотого запаса банды. Сейчас он выведет 
меня на Невидимку! Черт! Мы не готовы к слежке за бандитом на колесах... Скорее всего 
разгадку тайны гения-невидимки  пронесут мимо моего носа...
   Был у меня мобильный телефон, но какая с него польза. Подмога не успеет... Не могу 
же я лечь под колеса запорожца. Запорожец уйдет и на этом закончится активность 
Кирцова. Он уже свернул свои делишки. Заляжет  на дно, оборвет старые связи и начнет 
плести новую сеть поставщиков краденых материалов, а когда все успокоится, снова 
развернет свою деятельность. Если сегодня его не прикончат по приказу Вдохновителя-
невидимки. Но что же мне делать?...
  Запорожец затарахтел, окутался дымом, дернулся, пытаясь сняться с насиженного 
места, но движок заглох. Неважнецкий водила этот Кирцов, не нужно было так резко 
отпускать расхлябанное сцепление.
  Ого! Значит, судьба не осталась равнодушной к моему безвыходному положению, грех 
не воспользоваться ее шансом. Пока длинными очередями скрежетал стартер 
запорожца, я, не долго думая, вскрыл дверь стоявшей рядом со мной Лады, соединил 
проводку напрямую и запустил двигатель. 
  Я сидел как на иголках в чужой машине, рискуя в любую минуту познакомиться с 
хозяином, а этот недотепа посадил аккумулятор и теперь умолял грузчиков, 
опорожнявших рефрижератор, толкнуть свою колымагу. Я готов был  сам взяться за дело 
лишь бы поскорее вытолкнуть Запорожец со стоянки, и не посчитался бы с правилами 
конспирации, если бы грузчиков не удалось уломать.
  Слава всевышнему, Запорожец наконец задымил и поковылял в сторону Бибирево.
  Почти у самой кольцевой дороги Запорожец заехал в гаражный кооператив. Стройка 
была в самом разгаре. Повсюду  кучи земли, щебня и кирпича. Большинство боксов 
стояли без крыши, но со стальными одинаковыми воротами. 
  Пока   прятал свою Ладу, я не смог проследить  в какой  гараж успел нырнуть Кирцов. 
Полчаса прошло, сорок минут. Запорожец как стоял, так и стоит. Никого. Вернее какой-то 
мужик промелькнул между рядами, но не разорваться же мне в самом-то деле. Не 
упустить бы хотя бы телефонщика. Еще полчаса прошло. Пусто. Ни один гараж не 
открыт. Все-таки сделал меня телефонщик. 
  Решил я пошляться по среднему ряду. Дескать, разыскиваю какого-нибудь Иванова-
Сидорова-Петрова...
   Мое внимание привлек необычный для гаражного пейзажа стандартный 
комунхозовский мусорный бак, с верхом наполненный стружкой... Здесь столярничали с 
размахом и видимо ежедневно. Стружка в баке была свежая. 
  Ближайшая к баку дверь плотно притворена, приложился я ухом - тишина, а ведь  если 
Кирцов зашел сюда, - там должно быть не менее двух мужиков. Я колупнул дверь, и она 
приоткрылась... По-прежнему - ни шороха. Неужели заметили и притаились?
   Передо мной висел брезентовый занавес, за ним полная неизвестность... Я распахнул 
дверь, отступил на шаг и вытянутой рукой резко отдернул занавес... Но ничего не 
произошло. Гараж был плотно заложен тесом. У правой стены - нестроганный, 
посередине - строганый, у левой стены узкий проходец и в глубине открытая дверь в 
соседний бокс, где горела неяркая лампочка. 
  Кому понравится эта зловещая тишина и открытые двери без признаков присутствия 
хозяев, и тем не менее, Вытягивая из запазухи свой верный ТТ, я глубоко сомневался в 
оправданности моих подозрений. Время обеденное, вполне возможно мастера упились и 
дрыхнут на чистеньких строганых досках. Не рассмешить бы мастеровых своим черным 
пистолетом. Все же я взвел курок и осторожно двинулся вдоль штабеля досок. Если меня 
поджидает сюрприз, то именно за входом с соседний бокс... Ловушки, они и должны 
выглядеть невинно, как эта аккуратная филенчатая дверь. 
  Но я просчитался, подвел многолетний опыт. 
  ...
  
  ...
  
  ГЛАВА 5
  
  Вспоминается мне особняком  одна пьянка на даче именитого певца, закончившаяся 
бестолковой поножовщиной. Случилось это за две недели до покушения на Усякина. Там 
я почувствовал, насколько отупел в своем сексотском усердии, пока двадцать лет без 
продыху пахал на свое родное, но неблагодарное государство, а не на себя лично.
   Я настолько стал стереотипно мыслящим ментом-терминатором, что потерял 
способность верить, будто в человеке, даже являющим классический образец 
непотопляемого преступника, остается доля его прошлой человечности. Усякин доказал 
мне своим примером, что не может даже последний негодяй до конца выкорчевать из 
себя божий дар родиться на  земле не животным, не рыбой, не коммерсантом или 
гробовщиком, но человеком.
  - Э-э-то и есть твах-тваах-твой француз? - слегка заикаясь, спросил Усякина сутулый 
хмырь с золотой челюстью похожей на Усякинскую челюсть, едва мы переступили порог 
просторной гостиной, типично заставленной бронзовым и ореховым антиквариатом. 
  - Он, он. - Горделиво подтвердил банкир. 
  Сейчас Усякин был похож на вальяжного барина. Усякину льстил интерес, 
проявленный заикой к его холопу, словно я был при нем ценным предметом роскоши.
  Коротко стриженый, упитанный заика даже в шикарном костюме выглядел мужланом, 
раздраженным какой-то неистощимой ненасытностью иметь Все, Все, особенно то, что 
есть хорошего у других.
  Сначала гости гуртом попарились в сауне. Иногда голые мужики вытаскивали из 
парной визжащих баб и бросали  в прудик при сауне. Заика первым прошествовал из 
сауны в спальные покои. Его окружали три голые длинноногогие девицы интеллигентного 
вида. И прислуга, и гости, и хозяин особняка оказывали заике навязчивое внимание. Не 
из уважения, из боязни этого хама. Так было заведено здесь. Чем больше хамства, тем 
больше почета. Надоедливое почтение должно было непрерывно подкармливать 
прожорливое плебейское тщеславие золотозубого скота.
  И в этот раз, к удивлению заики, Усякин посадил меня за стол рядом с собой. 
Остальные два телохранителя томились за дверью. Как чувствовал. А Меня никогда не 
смущало мое положение инородного тела    в среде богачей. Это было не трудно. Меня 
"не замечали", и тем избавляли от необходимости сюсюкать со вчерашними вахлаками и 
нюшками, корчащими из себя джентльменов и светских дам. 
  Один заика не желал смириться с прихотью Усякина. Несколько раз я ловил на себе 
его угрюмый бесцветный взгляд пресыщенного подонка. Даже после сауны сморщенное, 
слегка скуластое лицо его сохраняло пепельный цвет тюремного завсегдатая. 
  В нем боролось любопытство и ненависть. Он не мог до конца поверить 
рекомендациям, данным Усякиным мне,  "бывшему" лягавому. Ему хотелось вывернуть 
меня наизнанку. Это была патологическая ненависть рецидивиста ко всему, что связано с 
милицией. Я навсегда останусь для него метом. Он их ненавидел и в то же время 
испытывал к ним маниакальное влечение. Для него не была реальностью Воля, Свобода, 
он больше знал и понимал реальность неволи, реальность неодолимости своего эгоизма 
неуклонно приводившего самодура в зону. 
  
  Усякин, тот больше прочих увивался около медленно пьяневшего заики. То и дело 
подбегал с тостами, крепко целовал в бескровные перекошенные губы, напоминавшие 
дохлых червяков. Это вызывало у кумира мученическую улыбку самодовольства. Блатарь 
и хотел бы поддаться общему разнузданному веселью, но забыл или никогда не знал, как 
это делается. Не привык радоваться забавам сытой жизни.  
  - Мужик еще не очухался. - Усякин толкнул меня под столом ногою и глазами повел на 
жутковатого гостя. Только- только откинулся с Бутырок... Не наскребли сыскари МУРа 
достаточно улик...
  - По какой	 статье? - машинально спросил я.
  - Не твое дело. Второй раз за год под следствием. Ты, Марат Ерофеевич,  говорить 
мастак, давай двинь тост. Он это любит. Ты не смотри что у него рожа бандитская. Он 
парень свойский. Давай, давай, шустри, может быть, он потом захочет с тобой 
познакомиться.
  - Нет. - Отрезал я. - Он же жрет меня глазами как крокодил.
  - Ну, ты... В натуре! - захихикал банкир, закрывая лицо салфеткой. - Это он из-за 
Малюгана на тебя косится. Малюган его держит на расстоянии...
  Усякин, правда, был пьян, но ведь обычно вино никогда не затмевало ему разум. Как 
он не почувствовал что между певцом и заикой с золотой челюстью назревает размолвка. 
Бывали похожие осложнения и раньше, но каждый раз, как только начиналось выяснение 
отношений, мой кролик мигал мне и мы первыми исчезали из перепившей компании. 
Порой он исчезал даже без всякой охраны, чтобы не привлечь внимания к своему 
исчезновению. А на этот раз Усякин стал обниматься с петухами, стал мирить,  
заставлять их поцеловаться... 
  - Ты, продажная гнида, вали отсюда! - вдруг рявкнул блатарь на Усякина. 
  Он больше не заикался. Гной злобы попер из него как из вскрытого фурункула. Певец 
шарахнулся в сторону. Блатарь пятерней сделал Усякину смазь. Казалось, сейчас он 
вырвет сочные губы банкира.
  - Кончай дуру гнать!
  Двое других наших охранников, напоминающие своей суровостью и 
неповоротливостью неприступные каменные крепости, так и не отлепили задниц от 
кресел у выхода, а я вовремя подсуетился. И как это у меня получилось? Не знаю до сих 
пор. Я успел упредить кровавую развязку. Тяжеленным  бронзовым подсвечником ударил 
я по руке златозубого пахана, завертевшего в пятерне сверкающей финкой, заранее  
приготовленной в рукаве для Усякина. 
  Финяк брякнулся на паркет. 
  
  ...
  
  ...
  
  ГЛАВА 7
  
  Учащенное дыхание, смрадное от перегара, я услышал у себя за спиной, когда 
склонился, чтобы отпереть дверь своей белой Нивы. Кому же это я срочно понадобился? 
с места убийства ушел, вроде, по-тихому...
  Я обернулся и, не разбирая ни рожи, ни кожи, стал поливать перед собой из 
баллончика черемухой. Боже, что тут началось. Заголосили прохожие,  раздался 
истошный крик:
  - Мафия наехала! Мафия! Разборка начинается...  
  Народ разбежался по подъездам. Двое качков в полосатых турецких шароварах, 
обливаясь соплями, корчились у меня под ногами, третий, зажав пасть кремовой 
фермерской кепкой,  мучительно чихая, отползал под мою Ниву ...
  Запустив двигатель, я собрался было прихватить для дознания одного из парней, но 
краем глаза заметил, как метрах в ста по ходу движений, расталкивая частников, стала 
задом шустро разворачиваться поносного цвета старая Самара. Ни хрена себе... 
Действительно на-ча-лось... 
  Развернулся я шустрее её, но мои попытки хотя бы минимально сохранять на бойкой 
дороге автомобильные приличия,  лишили меня единственного преимущества.
   Самара висела за мной впритык. Она действительно повидала виды и крашена-
перекрашена сто раз, но движок у нее тянул классно, получше моей Нивы... Водила лихо 
крутил баранку, подлавливая момент обскакать меня, я то и дело подставлял ему задок. 
Он бросался обойти то справа, то слева и такая завертелась карусель...
   На Тверской назревала пробка. Машины ползли нос - к хвосту, водители психовали, 
отчаянно газуя, вымещали свою злость на двигателе, матерились в открытые окна... 
Базар-вокзал... 
  Отчаянным лихачом был мой противник, пешеходы валом валят, а он рванулся, справа  
по тротуару, разбрасывая людей и урны, и обошел бы меня, если бы перед ним не пошла 
на правый поворот хлебовозка. 
  Но не долго спасало Меня сильное встречное движение транспорта. Вот мы 
перемахнули через мост у Белорусского, Ленинградка расползлась на два рукава, и 
никаких надежд отвязаться от преследователей у меня не оставалось... 
  
  ...
  
  ГЛАВА 10
  
  В сумерках мимо проехала помятая Газель с брезентовым верхом. Через пару минут с 
погашенными габаритными огнями черной тенью прокрался жигуль, свернул в проулочек 
рядом с усадьбой Корнея и остановился. 
  Вскоре под окнами полковничьей дачи появились двое. Один значительно выше 
другого. Закурили от зажигалки... Ого! Да это уркаган с кликухой "майор", мой давний 
знакомец! Известный карточный шулер. Дела. Бандиты будут ставить особняк с 
размахом... Грузовик где-то угнали.  Ах, мать вашу ети!
  Экипировка у меня шикарная. Мой дальнобойный микрофон улавливает даже урчание 
холодильника в доме. Напарник матерится... Майор у них за бугра, свое гнет, домушник - 
свое. 
  - Достал ты меня, Кисель. На кого, падло, дрочишь.  На барахло не зарься. Сказано, 
сперва сделай мне кассеты и рыжье, а потом грузи что хошь...  Ворота вон у полковника 
красивые, - не забудь прихватить, если такой тумак. 
  - Бля буду, - рыжье на трех.
  - Не пыхти, мудило, мне западло делиться с этим придурошным сявкой. Сказано, - 
нашарите кассеты - отвалю по куску на харю. Да сверху шмутками кинь долю Калявке, 
чтоб заткнул хайло... Усек, дядя из Ленинграда?... 
  - Базара нет, командир...
  - Я один постою на стреме.
  - Калявка должен на шухере стоять! Ты сам вякал... Не то, сука буду, придется 
делиться рыжьем на трех!
  - Нарываешься? Ну, я передумал.  Сказал, -  не пойду я, блин,  внутрь. Один ты до утра 
промудохаешься. Сказано: даю тебе Калявку.
  - Боишься засветиться, майор? В натуре! Какое же ты блядво, ети твою душу...
  - Не возникай. Малюгана буду подъевреивать. Если полковник нарисуется, - Калявка 
напартачит. Кабан трекал, - кто живьем барыгу притаранит в Москву - кидает  три куска 
баксов сверху...
  - Обхезался твой барыга... Всю неделю хаза была на кукане у ментов. Глякась, три 
ящика пустой посудой затарены. Вот гужевались лягавые...  Их послали в засаду, а они с 
марухами шлюзовались... Не сифонь, майор, наделали лягавые шухеру на весь поселок,  
барыга  не сунется...
  - Ты чо, Кисель, стуканутый?! Кончай гундеть, кому говорят! Пока ты колупаешь сейф, 
Калявка пусть взломает в подвале пол. Сдается мне, у полковника не один тайник... Ну 
где этот фортач ошивается... Давай курочь двери, козел вонючий...
  - Эт мигом оприходуем. Как два пальца обделать. Да, майор, а за эти, как их, ну, эти, 
фуе-мое, - кассеты? Я так понял, за них отдельно причитается прогрессивка?
  - В натуре, отдельно. И за кассеты для видака, и за компютерные, это самое, - 
дискеты. Все, все греби.
  - А тебе, блин, сколько отвалит Кабан, а майор?
  - Бля. Доканал... Ты, фуфлогон, у меня  ща закувыркаешься... Мать-перемать... - 
Рявкнул майор. И микрофон прислал мне такой звуковой удар, словно в голове у меня 
взорвалась пороховая петарда. Это сначала они шептались, и мне пришлось настроить 
максимальную чувствительность. Теперь  я мог слышать грабителей без всяких 
шпионских причиндалов.
  - Ну, я пошел двери курочить... Не буду я ждать, когда Калявка уличное освещение 
отрубит.
  Неоновый фонарь хоть и далековато был, но фасад дачи полковника освещал 
достаточно, чтобы видеть сквозь кусты сирени силуэт домушника, шурующего 
отмычками. Но вот фонарь Калявка вырубил, теперь я мог спуститься с чердака и 
перенести свой наблюдательный пост поближе. 
  В благополучном исходе воровской экспедиции по  хоромам Клементия Вадимовича 
теперь я был заинтересован больше самих добытчиков. Я бы этим идиотам отвалил бы в 
десять раз больше, только бы они не вынуждали меня применить всю мою смекалку, 
чтобы отнять у них кассеты Малюгана. 
  Это было потрясающее открытие. Оправдались подозрения, что материалы моей 
слежки за клиентами банка Малюган использовал для создания досье компромата на 
своих партнеров. Я-то поленился сделать то же самое. Копии с донесений снимал, но не 
систематизировал, да и валялись дискеты, где попало. Ребята мои просто могли их 
использовать для переписывания у друзей компьютерных игр. Я ликовал. 
  А  кто такой Кабан,  толком я не знал. Но что он - молоток,  это я раскусил сразу. Это я, 
лоханулся, гоняюсь за полковником.  Те, кто поумнее, ищут не столько этот ментовский 
мешок дерьма, сколько сами кассеты, начиненные компроматом. Эти метят даром 
получить все, что я наковырял для полковника. О! Компромат! Великое дело. Двигатель 
прогресса компромат.
   Не этими ли записями шантажировал Малюган генералов? Вах, вах, вах! Дошло, 
наконец, и до меня. Сколько бы не запугивал полковник своими намеками нас с Арсением 
Сосиным, - все его пыль. Вот если в его кассетах записаны показания свидетелей, да 
засняты видеокамерой какие-нибудь  документы про нас! Вах, вах, вах! Вот тогда мы 
пропали раз и навсегда. 
  
  ...
  
  ...
  ГЛАВА 11
  
  Испускал дух Костя, Сипло верещал под беседкой в истерике Мотька, я, цепенея от 
ненависти, наблюдал. Моча ударила мне в голову.  Ярость полыхала в моем мозгу ясным 
пламенем. Меня несло совсем не в ту сторону. Но,  как  ни странно, все, что еще утром 
казалось запутанным и трудно разрешимым, в освещении пламенем ярости стало 
простым и достижимым. Мне нужен был крепкий подзатыльник, и я его схлопотал.
  
  Майор торопился, нашаривая в карманах ключи от машины. Правая  рука была занята. 
То, что надо! Не заслонится рукою майор от удара, путь для латунного пестика от 
старинной ступки - свободен. Я пропустил негодяя на полкорпуса вперед,  нанес удар в 
темя и рванул из рук налетчика белую дамскую сумочку с дискетами малюгановского 
досье.
   Мудрое это изобретение, латунный пестик для латунной ступки. Голова под пестиком  
противно чавкнула, майор безмолвно ополз на землю. Я мог бы убить его сразу, ударив в 
висок или по затылку, но  он мне еще был нужен, я задержал смерть майора на 
полдороги  к цели. 
  Я пощупал рукой,  не слишком ли сильное кровотечение из раны бандита. Расчет 
удара верен. Череп проломлен слегка, может быть, даже просто образовалась на темени 
вмятина. Но пестик все же стал липким. Мои окровавленные руки были омерзительны. Я 
вытер руки о пиджак майора. Сковал его наручниками по рукам, затащил в собственную 
машину, повесил как тряпку на спинку переднего сиденья, ногами к рулю, и наручники на 
ногах пере застегнул за баранку.
  Так вот ты каков, компромат полковника Малюгана...  Одну за другой вытащил я из 
белой дамской сумки две компьютерных дискеты и кассету для видака... Ого! Одного 
текста тыща страниц... Многим, очень многим сейчас икается...
  Мне очень нравилось, что у отцова ТТ пружина такая сильная. В детстве он давал мне 
пострелять, но самостоятельно передернуть затвор я тогда не мог. Я вознаградил себя 
позже. Черной кошкой  пробрался Я к крыльцу особняка через полковничий сад с 
прекрасной оранжереей.
  Костик еще был жив. Он скорчился  на боку, угнув голову к груди и судорожно сучил 
ногами. Пожалуй, это все,  что осталось в нем от жизни - дробные конвульсии ног. Рядом 
валялся Мотька с раздавленной ногами головой. Какой-то малюсенький, взъерошенный... 
  Я понимал, что делаю глупость, помочь  умирающему ничем не могу, но непрошеная 
жалость уже успела ужалить мозг. Я положил его голову себе на колено и стал искать 
пальцем артерию, чтобы определить по пульсу, как близко подступила смерть к его 
сердцу. Пульс был не частый, но уверенный...
  - У-би-ли... - Простонал Костя, жалуясь, и зашевелил губами, договаривая жалобу так 
невнятно, что я ничего не понял из его слов...
  Распахнулась над моей головой железная дверь, зашуршали по ступеням кроссовки, я 
поднял руку и выстрелил, почти не целясь. На пулю поймался Калявка, тащивший из 
дома японский музыкальный центр. 
  - Ы-Ы-и-ы... - промычал Калявка. Колени  его подогнулись. Не выпуская их рук 
награбленное, он брякнулся навзничь. Рядом  с раздавленной Мотькой. 
  Кто стрелял из такого очень убойного оружия как ТТ,  тот знает, какой переполох может 
вызвать гром его выстрела. Стальная дверь дачи захлопнулась у меня перед носом. 
Кисель, мерзавец, имел незаурядную реакцию. Живучая  тварь этот хозяйственный 
блатарь, такие проходят сквозь самые нечеловеческие испытания, выживают по неделе в 
сортирной яме и нередко умирают своей смертью в кругу заботливой семьи.
   Пулю за пулей всаживал я в  стальную дверь, и дверь с чудовищным утробным гулом 
глотала их одну за другой. Я опомнился, когда третья или четвертая пуля наткнулась на 
что-то и вскользь отрикошетила мне в лицо.
  ...
  
  ГЛАВА 13
  
  Я - сексот по натуре. Авантюрист? Стукач? Доносчик? Да ради бога. В чью только 
шкуру я не обряжался. Был  и ученым-физиком, был и продавцом, и дворником, даже 
художником-оформителем. В последнее время, выступал в амплуа нештатного 
журналиста,  игрока, завсегдатая злачных мест. 
  Думаю, если благополучно отбодаюсь от подозрений в причастности к убийству 
банкира Усякина, снова буду "журналистом" и "завсегдатаем" игорных домов. А откажется 
милиция от моих специфических услуг, подамся в частные детективы. Предложения 
такого рода всегда были, но не люблю я частную практику. Привык я работать на 
государство. Наверное, в этом деле я однолюб. Так что, возможно,  переживаю я в 
настоящий момент закат своей маркой карьеры Соглядатая. И довольно об этом...
  Места себе не нахожу. Надо продолжать поиски предателя Малюгана, мне поскорее 
бы разобраться с его поганым архивом, но после разборки с бандитами в Пестрово на 
меня навалилась разрушительная апатия. Убийца - не моя это профессия. Не смог я, не 
нашел я в себе сил и мужества сразу после возвращения из Пестрова, засесть за 
компьютер и погрузиться в гноище электронного досье Малюгана.
   И отсиживаться дома - невмоготу. Пошел  пройтись по бульварному кольцу - мне еще 
хуже.
  Вот завалился  выпить... Да нет, если честно, - от безысходности приколдыбал я в 
кафе Голубые Очи,  чтобы надраться до потери пульса... Ноги сами привели. Сижу в 
кабаке, порядком захорошевший, напротив меня очередной стаканище водяры, я тупо 
смотрю на щербинку по краю хрустального стакана. Маразм. И это вместо того, чтобы 
искать виновных моего прокола, - или хотя бы немного морально поистязать себя за 
допущенные в последние дни промахи...
  Щербинка светится звездочкой, светится ярче чем монолитный, не нарушенный  край 
стакана. Меня это немного развлекает.
  
   За моим недопитым стаканом, чуть дальше, на другом конце столика маячит 
раскрашенная Фаина, мадам "ночная бабочка". Если не летучая мышь. Лучше бы она 
ушла. Ее " понимающий", сочувствующий взгляд порядком мне намозолил. Ну что, ну что 
она может? Сочувствие ее стало профессиональным, как и двусмысленная улыбка 
остаточного кокетства. Одноразовая женщина... Но подружка, давняя моя подружка и я 
терплю ее встревоженное присутствие с удовольствием мазохиста.
   Я тут закадычный, удостоен  некоторых привилегий. Не мало своих делишек 
провернул я именно здесь, немало выпил и поил за казенный счет тех кого изучал, по 
нашему - "проверял на вшивость". 
  В Голубых Очах я играю свою роль не без изящества. Тут я свойский, надежный мужик, 
- порой не в меру пьющий игрок, бедолага журналист, под разными псевдонимами 
печатающий, где придется, бульварные сплетни, подцепленные в казино, на светских 
тусовках новых нуворишей... Попутно, подбрасываю невзыскательной публике "слухи" с 
политической подоплекой, "слухи" сочиненные в милицейских и не только в милицейских 
кабинетах. 
  Не гребую я и откровенной коммерческой  "дезой", - дезинформацией для конкурентов, 
если хорошо заплатят и при этом не забудут подчеркнуть свое уважительное отношение 
к моему маркому ремеслу. Словом, у меня есть возможность, время от времени, тиснуть 
в виде хроникальной заметки или отзыва благодарных посетителей, немного хлесткой 
рекламы достоинств покровительствующего мне питейного заведения. Услуга по-
человечески оценивается, оборачиваясь особым ко мне отношением персонала Голубых 
Очей.
  Забавно, мои панегирики Голубым Очам были восприняты богемной здешней публикой 
несколько превратно... Кабак стал жертвой своей популярности. Постепенно Голубые 
Очи все очевиднее превращаются в клуб знакомств гомосексуалистов. Голубеет кафе со 
страшной силой. Порой наблюдаешь как матерый мужичина обхаживает меркантильного 
паренька и думаешь куда там нашим женщинам с их сюсюканьем. 
  Мужская нежность прямо-таки душу переворачивает... Но я этим извращением, а 
может быть, и не извращением, не грешу сам и не намерен популяризировать его, хотя и 
мог бы немало поживиться, муссируя эту пикантную тему в своих материалах для 
непривередливых изданий. 
  - Ты мне не нравишься сегодня, - шепчет Фаечка. - Ты какой-то старый. Посмотрись в 
зеркало, у тебя черные круги под глазами.
  
  
  ...
  
  Теперь я знал свою цель. Нанял меня полковник Малюган, он и должен мне объяснить, 
ЗАЧЕМ УГРОБИЛИ  Усякина и кто вешает на меня это убийство. Оставалось продумать 
детали. 
  
  ГЛАВА 14
  
  Не трудно догадаться какой клад компромата случайно достался мне в Пестрово. 
Собственнно, кассет в пакете оказалась одна, кассета для видеомагнитофона, основная 
текстовая информация была набрана на двух компьютерных дискетах емкостью по 1,4 
мегабайта. 
  Вот семилетний мальчик с отрезанными гениталиями. Язык откушен и выплюнут 
вместе с блевотиной. Сотворил этот кошмар, начинающий маньяк педофил, нелюдимый 
помощник машиниста метро. Вячеслав  Косынкин. Застукан по наводке соседей во время 
первого опыта. 
  Его еще тошнит от вида крови. Какое чистое и спокойное лицо у этого ублюдка, 
отрезавшего головку мальчика только потому, что с головкой он не умещался в  чемодан. 
Чистая, ухоженная квартирка. Старинная икона Иверской божьей матери, теплится 
лампадка. 
  Какие же мы скоты. Немало я знал и милицейских, и уголовных тайн, но то, что увидел 
на экране дисплея сейчас, просто растоптало меня. Одним нажатием кнопки пуска 
компьютера я вскрыл такую помойную яму! Такую клоаку мерзостей и предательства, что 
стало ясно, все мои многолетние попытки сохранить уважение к себе, находясь в этой 
яме - Бред. На моем месте, прикоснувшись к гноищу, только сумасшедший мог питать  
какие-то иллюзии в отношении своей порядочности.
  Вот этот же маньяк, изувеченный и повешенный блатными сокамерниками в 
предвариловке. Ему даже глаза закрыть побрезговали. Удивленные, наивные глаза на 
расквашенном лице. Он и должен был умирать в адских муках, но у меня что-то 
засвербило в носу...
  А это  эмалированный белый тазик с розочками на боку. Тазик полон свежего мяса. 
Мясо людоед срезал с бедер пожилой женщины. Вялые груди ему не понравились и он не 
стал их крошить в тазик. Мясо приготовлено для шашлычника. Приготовлено с 
пониманием кулинарных требований  шашлычника, точнее шашлычницы. Он уже стар, 
этот людоед, женщину помоложе завлечь не смог.
  А вот и сама шашлычница, румяная, веселая молодка в новогоднем костюме 
снегурочки. Певунья. В КПЗ ее привезли в этом наряде прямо из Дома Культуры, где она 
подрабатывала в бригаде художественной самодеятельности...
  Еще кадр. Заложница, муж которой не смог собрать выкупа и бросился под электричку. 
Катерина Удальцова, челночница. Защищалась Удальцова при захвате, но братки были 
сильно датые и газовый баллончик Катерине не очень-то помог. Ей отомстили братки 
свои едкие слезы. Екатерине сначала вырезали святое место, затем выпотрошили и в 
пустую брюшную полость бросали головы таранки и окурки.
  Тут же фото двух расстрелянных братков, мучителей Удальцовой. Хозяину банды не 
понравилось излишнее усердие садистов...
  Говорят, что после такого открытия невозможно сохранить уважение к человеку, а в 
его лице и Человечеству с его двуличными законами и похотливой моралью. По закону 
Чести, я должен был сейчас же застрелиться. Разбить видак, изрубить кассету и пустить 
себе пулю в лоб. Но я да же не плеснул себе водки, не дал себе минуты перевести дух, 
обдумать, стоит ли и дальше погружаться в дерьмо, потоком обрушившегося на меня с 
голубого экрана дисплея... 
  Я не выключил видак, я смотрел и смотрел. Вздрюченное отвращением сердце мое 
билось все более ровно, настраиваясь испить правду о человеческой подлости до дна. 
Душа взывала к моему мужеству. Душа настаивала: не отворачивайся, убеждайся как 
необходимо тебе противопоставить миру лицемерия свою собственную Справедливость. 
Но есть ли предел нашей гнусности. Это же бесконечный клубок, только тронь его.
  
  А досматривать кассету  на видаке следовало бы в противогазе, а еще лучше в 
водолазном скафандре с напрочь закопченными иллюминаторами. Не для слабонервных 
были съемки женских трупов, варварски расчлененные столовым ножом и вилкой, с 
позирующим маньяком-кровопийцей посередине устроенной им бойни. А ведь он 
перегрыз еще глотку двум сыскарям и до сей поры находится в розыске...
   Или вот выгребная яма общественного туалета во всей своей красе, бабка, эдакий 
божий одуванчик и мужики с завязанными тряпками лицами, крючьями вылавливающие 
останки съеденных бабкой детей. Не похожа на бабу-ягу... 
  А вот снова клубничка. В сауну пара мужланов втаскивают молоденькую девицу, она 
еще трепыхается. Сломали. Поставили на колени перед задастым мужиком, заставили 
сосать " это самое". Бедная перестала трепыхаться. Мужик извивается позируя. Это 
обалдуй демонстрирует свой оргазм. То стоял все спиной, а тут поворачивается бочком, 
чтобы выразительнее получился у оператора кадр. 
  Потом эта же девица, уже датая, -  на столе. Теперь  ее не держат за руки и партнер 
уже  другой... Вот  она на карачках и по партнеру у нее спереди и сзади. Мастерски 
снятые кадры... Надеюсь что это разыгранные сцены.. Но зачем они Малюгану, для 
удовольствия? Не из малохольных Малюган. 
  А вот та же девица за столом среди троих насильников... Разливают бурное 
шампанское... И тут я узнаю, кто демонстрировал свой жирный зад в первой сцене. Это 
же  председатель райисполкома... Теперь в мэрии заправляет бюджетом.
  
  Есть тут и еще кое-что и о педафилах. Снято не совсем четко, наспех, неумело. На 
бежевом ковре, среди детских игрушек, лужа крови. Тут же окровавленная девочка. 
Школьница, пожалуй, класс третий-четвертый. Еще играет в куклы.  Врач бинтует 
ручонки, вены перерезаны на обеих руках. Изнасилована отцом, - поясняет крупным 
планом снятый  текст, написанный на листке  выдранном из школьной тетради. В 
клеточку. По арифметике тетрадка. 
  Вот и папаша, любитель недозрелой клубнички. Повесился похотливый папаша. 
Качается в петле на люстре. Не без мистики кадр. Какая-то, может быть и небесная,  сила 
поспособствала люстре удержать долговязый труп.
   Ан нет, не самоубийца на люстре. Пояснение хриплым непрофессиональным 
речитативом поясняется. Отца истерзанной девочки задушила во сне и для верности 
повесила на люстре свихнувшаяся мать девочки.
  И так дале, далее... Без надежды, что на этой ленте кошмар когда-нибудь кончится. И 
начала этому кошмару нет! Разве что где-нибудь в пещерных временах начала 
человеческой цивилизации таится начало чисто человеческой свирепости. И конца не 
видно...
  
  Ладно, видеофильм не столь уж и разоблачителен. Как может показаться 
непосвященному взгляду. Так себе, - ужастик. Его бы по телевидению прокрутить пусть 
посмотрят бабули и дедули, жены и дети тех мужей, что, будучи в курсе способностей 
извращенцев и маньяков все же настояли на отмене у нас смертной казни. Не рано ли 
разбрасываемся милосердием...
  
  ...
  
  ...
  
  схлопотал, а на его почве нуднейшую бессонницу. 
  Водочка уже не помогала снять стресс. Пришлось, по совету Фаины, ехать на Алтай к  
ее подруге, бурятке Хасиме, ныне известной шаманше. Хасима бывшая актерка 
Московского Малого театра,  ударилась  в буддизм, но Ламы ее не признали. А у нее 
тетка жила в Якутии. И эта самая тетка еще девочкой  от шаманивших втихую, дедки с 
бабкой своей  переняла кое-что из ритуалов камлания. Вот  и Хасима стала шаманшей. 
Она  регулярно посылала Файке воззвания, не к ней самой, а к душе Фаины. Я прочел 
одно и мне показалось, - у бабы крыша поехала. Но совету Фаины последовал.
  О, Хасима была красавицей. Даже в пятьдесят лет, как ни рядилась под косматую 
колдунью - красота выпирала из ее просторного холщового балахона, как шило из мешка 
выпирала. Маскарад да и только. Наверное, я слишком блудливо улыбнулся при встрече 
и шаманша меня сразу невзлюбила.  А ведь в свое время порядком поблудила, могла бы 
понять, насколько относительна чистота человеческой души... Так нет, что-то сразу 
набычилась,  отказалась пользовать сексота, запричитала:
  - Молиться надо, ирод. Умрешь ты своей смертью, но помирать будешь, однако, тяжко. 
Сгинь, сгинь, окаянный... И, дух мой окаянный из своего кожаного шалаша изгоняя,  
водичкой вслед покропила.
  Я так понял истеричку. Вся правда ее жизни была в прошлом. А жила она теперь не 
"правдой", а самообманом. Но ей очень обидно было. Образованной, повидавшей 
столицы ей было обидно, что в новой роли шаманши она не могла подавить в себе 
сомнений о честности своей новой жизненной роли. А я явился со своей блудливой 
усмешкой "нечистого" ирониста как раз из ее прошлого, где была хотя бы "правда" 
искреннего желания получить свою долю бабьего счастья. Хасиме я показался демоном-
обвинителем и меня изгнали с шумом бубна и матерком себе под нос.
  Но от меня трудно отделаться с помощью даже потусторонних сил. Сексот во мне не 
дремал. Меня интересовало как в изменившихся условиях решает Хасима свои 
сексуальные проблемы... Не может того быть, чтобы баба в девках, студенткой ГИТИС, 
ходившая на подработки с Фаиной на панель, сумела искоренить в себе похоть. Передок, 
познавший все обо всем, в сексуальном плане, никогда не уступит духовным исканиям 
женщин. Да простят мою одиозность наши прекрасные дамы. 
    Послонялся я по тому загаженному пустому поселку.  Хасима, правда, называла его в 
письмах к Фаине с актерской пышностью - Стойбище. Да и пусть себе воображает, 
единяясь с природой предков, этот проклятый цивилизованными богами краешек Земли - 
хоть прообразам Рая Небесного. Но этот тоскливый ряд цилиндрических железных 
балков, сборных щитовых домиков и жердевых яранг, покрытых оленьими шкурами, как 
был поселком районного масштаба, так и останется. Пока в нем не вымрут от чахотки 
трудолюбивые последние пастухи-аборигены.
  Так вот, послонялся я по ярангам, порасспрашивал отлынивавших от работы пьяниц, 
угостил "огненной водой".... Вот что нарисовалось.  
  - У Хасимы есть мужчина, один или не один я не уточнял. Это крановщик портального 
крана в Дудинке. Она навещает его по пятницам под видом лечения от алкоголизма. 
Женат, четыре таймырских по рождению девочки, бледных как тундровая пушица. (По 
научному - Пушица Влагалищная).
  Так вот любовник шаманши в шаманской яранге не показывается. Из уголовников, 
одноглазый бугай которого не смог сломать ни Север, ни каторга. "Поколачивает, 
однако", - добавил на прощание чукча Агырчи, по нашему - Толик, животновод с 
Ленинградским институтским образованием... О! Значит - все О, КЕЙ! И я успокоился.  
  Вот и все лечение. 
  Нет, не все лечение, я кое-что подзабыл. Я-то успокоился, жду обратного вертолета на 
большую землю. Уж слышу вертушку, вот-вот нарисуется из-под жидкого, низкого 
солнышка... Лежит себе спокойненько первый снежок. Из просторов тундры тянет 
студеной свежестью. В мире заполярья отрешенность... Дурной, суетливой цивилизации 
ни в жисть не добраться сюда. И так мне хорошо мне от теплых моих мыслей... А мысли 
мои тягучие, как песня эвенкийского пастуха... Мысли мои о том, что здесь, в краю ягеля 
и карликовых березок, я хоть и не желанный, но не больше как гость, и через полчаса 
улечу на Большую Землю, улечу навсегда... И тосковать об экзотике  бескрайней тундры 
- не буду, никогда...
  Смотрю подходит Хасима с бубном. Ага! Все нормально. Уже доложила разведка 
духовной отправительнице поселка, что я позволил себе в ее мистических владениях 
проявить неприличный интерес к частной, точнее, - женской жизни колдуньи.
  Смотрит на меня Хасима неузнаваемыми глазами. Нет не сумасшедшими, не злыми, - 
смотрит отстраненным мутным взглядом словно сквозь мою телесную оболочку 
созерцает мой дух, мою душу, или того демона, что поработил мою душу и сделал зомби 
дьявола. Вот, вот! Она меня не замечает, она плевать хотела на Ваблю Марата 
Ерофеевича, Хасима желает сразиться с демоном, зажившимся во мне. Хасима 
покушается извести "моего" демона. А демон-то мой, жалко свое-то, хоть и от дьявола 
этот нечистый посланец, но "свое". И разрешения не спрашивает шаманша на мое 
очищение от наместника дьявола во мне. Нормально. Кажется, я тащусь! 
  И пошла вокруг меня Хасима кружиться с бубном. Аж черные патлы свистят. 
Гортанный вой закладывает мне уши? Нет, это вертолет снижается. И вдруг завис. 
Пилотам видна пляшущая колдунья и они боятся садиться. Ну, дьявольщина! В натуре!
  Встряску я получил не шуточную. А разозлился!... Как же! Попрание прав человека 
жить с кем заблагорассудится! Да хоть бы и с дьяволом внутри. (Шутка.) Заколотило 
меня, закрутило и понесло. ( Не шутка).
  - Святоша блядская, - ору, - если напустишь порчу, - на карачках приползу, пасть 
порву...
  Пришел  в себя на верхней полке скорого поезда Воркута-Москва. Весь в поту. Пот 
какой-то странный, густой, словно я под себя обхезался. Лежу, прислушиваюсь к 
морзянке колес и, на полном серьезе, считаю вслух сколько секунд осталось до 
крушения...
  Досчитал до сорока девяти и вдруг поезд лихорадочно дернулся, завизжали колеса. 
Вылетаю в тамбур... Кубарем в какое-то болото. Огляделся... Даже не полустанок... 
Тайга вокруг... Через заросли краснотала бежит дембель с чемоданом и на ходу машет 
зеленой фуражкой пограничника... 
  - Спасибо, мамаша!
  Кондукторша матом  кроет нахала... Оказывается, здесь это давняя мода, 
останавливать скорые поезда  стоп-краном возле своей деревни. 
  
  ...
  
  Из санатория нас выдворили. Погрузили, приунывших, в синий милицейский уазик и 
повезли... Признаться, что сами менты мы не можем.  Артур матом кроет своего 
приятеля Николая, бросившего собутыльников в беде. Девочки допытываются в панике у 
лейтенанта, что им будет. Кошмар да и только.
     И вдруг останавливаемся у крайнего дома.  Смотрим, у подъезда стоят Николай и 
начальник охраны. Лейтенант наш подходит к ним и тут же они заржали. Лейтенант 
сменил за рулем сержанта. Рядом сел двусмысленно пыхтящий начальник охраны... 
Николай в окно поглядывает, молчит. Ну, прохвост...
  Повезли нас дальше.  Проселок какой-то, колдобины, что-то не то. А девочки наши уже 
познакомились с сержантами и резвятся вовсю. Смотрю я вопросительно на Артура, 
Артур - на приятеля, а тот отворачивается... Уперлась машина в здоровенную валежину 
и стала. 
  Вылезаю, а передо мной чудная полянка и молодой сосняк вокруг. Столик, 
бревенчатые скамьи...      Светает полегоньку. Тихо, чисто, свежо, как во сне.  Птичка, 
понимаешь ли, зачирикала. А приятель Артура уже распоряжается нашими запасами 
спиртного как своими, наливает по стакану с походом сержантам, дает в дорогу пляшку и 
отпускает с миром. 
  Загул продолжается с новой силой. Лейтенант анекдотами шпарит, на Светочку 
поглядывает... А мне не пьется, не веселится и не ревнуется. Смотрю на султаны 
сосенок, краснеющие в первых лучах зари, и так мне хочется домой,  к моей родной 
Кристиночке. Корю себя, что есть силы... И чего тебе дома не хватает, вор ты 
безмозглый...
  ... Эх, Светик-Светичек, хохотушка... Сколько лет прошло, а свежа та попойка, как 
вчера все это было...  О чем это я? Мне шкуру спасать надо, а я о бабах размечтался... 
Дьявольщина какая-то... Воспоминания молодости так и опутывают... Звонить Артуру? 
Не звонить? Не нарваться бы. Не трогают пока и ладно, зачем напоминать о своем 
существовании... Не думаю, что искал меня этот баламут Артурчик по делу. Скорее 
всего, деньжат занять.
  Стою в телефонной будке, смотрю на затоптанный презерватив... От нерешительности 
такое паскудное, такое брюзгливое настроение. Самое время в рожу кому звездануть... 
Тоже мне, нашли где устроить дом свиданий. Перешел в другую будку, почище.  
   Все-таки позвонил дружку. Не слишком ли часто поступаю я против своего 
предчувствия. Или устарело чутье на опасность? Нужно перестраиваться? Одно дело 
когда ты гонишься, и совсем другие ощущения, когда охоту устраивают на тебя.
  - Марат? Ах ты, старый кобель! - Обрадовался, обрадовался красавец-блядун!
  - Ты где? Постой, сейчас гляну, что у меня на сегодня осталось... Так. Могу через часок 
сорваться. Ты где? Прозвони через часок, ладушки? Позарез нужна твоя информация... 
Мы уж и повестку с нарочным посылали... Где пропадаешь?
  - Не телефонный разговор. - Буркнул я и с грохотом бросил "трубу" на рычаг...
  Надо же как-то убить нудно тянущееся время. Встреча с Артуром ничего хорошего не 
обещала. Когда тебя вызывают повесткой, - дело швах... Поехал я в Голубые Очи. 
Принять на грудь грамм, эдак, двести... 
  ...
  
  ГЛАВА 21
  
   На следующий день после праздника "Вдохновения" у Ксении, решил я повиниться 
перед Артуром. Мне срочно нужна была его помощь. Призрак полковника, обладающего 
убийственной для меня информацией, не давал мне покоя. Сезон большой охоты я 
открыть открыл, но вот уже три дня буксовал на месте.  
  На сегодня лишь Артур мог хоть чем-то помочь в розыске. Лишь он мог, в "интересах 
следствия", помочь мне добраться до полной оперативной информации, по делу 
убийства банкира. Через Артура становилось доступным  прослушивание и той части 
уголовного эфира, где у меня не было надежных связей. Моих многочисленных 
осведомителей сейчас явно не хватало для моих целей. Они больше интересовались 
пьянками да сходками уголовных авторитетов.
   Преступление уходило корнями куда-то слишком высоко на верха власти. Артур мне 
нужен был позарез, и надо же было так случиться, - именно сейчас я умудрился 
подложить Артуру такую свинью, - переспать с его давней любовницей, одно время едва 
не отбившей его у законной жены.  Женщина, опять мне портит кровь женщина... 
  Крепя сердце, все же утром позвонил я Артуру...
  - Поздравляю, козел вонючий! Каяться будешь? - С ходу набросился он на меня.
  - Да я, - вздохнул я покаянно... - Да я тут ни при чем. Если женщина просит, сам 
понимаешь. Можешь дать в рыло. Один раз...
  - Да при чем тут ты... Из-за этой б... пришлось мне просить прощения у моей гадюки. 
Но трахается классно, согласен?
  - Так как? Морду бить будешь или сначала раздавим лампочку  в знак примирения? 
  - И то, и другое с великим удовольствием. Но кончай бодягу, шеф желает тебя 
видеть... Кажется, выходим на финишную прямую по наиболее вероятной версии...
  - Опять допрос? Очная ставка? Я должен подтвердить шефу все, что с пьяну 
проболтал своему старинному другу Артуру Каневскому? Разве это уголовно-наказуемое 
деяние, - лакать водку с информатором в рабочее время? - заныл я.
  - Да уж. Наговорил ты... Нашкодили вы с Малюганом. Давай не тяни, прямо сейчас иди 
на ковер, попытайся выкрутиться... Настроение у шефа в норме. Скажу по секрету, - 
шанс у тебя есть. Да кайся, кайся поболе! Есть что-то у нашего Гнедого от попа, любит 
отпустить грешок нужному человечку...
  - А стоит? Я ведь со страху могу и в бега удариться... Как Малюган.
  - Не, не дури, ты на сегодня единственный достоверный источник... Будешь работать 
со мной, если  умаслишь шефа... Глядишь, из подозреваемого перекочуешь в 
драгоценного свидетеля...
  ...
  Я вышел из кабинета, отработанным приемом неплотно притворив за собо дверь. 
Прижался ухом к оставленной щели. Так и есть. Мурылов достал вторую бутылку водяры 
и выпил по-черному, в одиночку. Нет, не орёл, не орёл этот полковник. Не умеет пить. 
Куда ему до Малюгана. Пьянь, и этим все сказано.
  В итоге, дело о Голубом притоне в Голубых Очах замяли. Я растолковал Леве, что 
обязан он спасением лично Мурылову. Но насчет блатных к нему никогда не ходи... Сам 
разбирайся. Ваши отношения - разовые. Рассчитайся, и ты для полковника более не 
существуешь. До следующего ЧП.
   Я передал пакет "с благодарностью" по назначению и меня немедленно отшили, 
выкинули из бизнеса Левы как стреляную гильзу. Уже назавтра Мурылов поспешил 
предупредить меня, чтобы я к Леве более не приближался, во избежание крупных личных 
неприятностей. Но! От меня лично Лева ждал, что я не просто посодействую замять ЧП, 
но, и книжечку! книжечку помогу вернуть Антону Емельяновичу Сельцову. 
  Вот это совсем другое дело. Никакой "высокой" политики, сплошная, чистая 
коммерция. Какие проблемы! Сделаем. Но уж Мурылову тут ничего не обломится.
  
  Но оказать торгашу частным порядком столь специфическую, разыскную  "помощь" 
тоже надо уметь. В конце концов, Мурылов мог мне просто приказать найти записную 
книжку Сельцова и дело с концом.  Словом, предприняв некоторые подготовительные, 
оперативно-розыскные  мероприятия, я принял предложение Сельцова выложить за 
секретную книжицу двадцать косых зеленью. О чем известил друга Сосина, и попросил 
его с удвоенным вниманием прислушиваться, не появится ли в отделе новая полезная 
информация о розыске Малюгана. Об Артуре уж я не говорю. Я дал ему "в долг" три 
тысячи баксов и если что, Артур под землей меня найдет и передаст полезную для меня 
лично информацию о местоприбывании  бывшего полковника.
  Для начала отправился я шарить по уркам, доживавшим свой век в двусмысленных 
ладах с законом. Сгнивающие заживо от хронических тюремных болезней, не 
признаваемые молодыми отморозками, они  нуждались не столько в деньгах, сколько в 
благодарных слушателях своих бессвязных байках о былых похождениях. 
  И, надо сказать, это были толково задуманные и часто благополучно завершенные 
преступления, но ни в одном из них не было одного, важнейшего, на мой взгляд, 
элемента, - не было смысла, не было результата, обеспечивающего безбедную старость. 
Вся эта блатная система наживы нарушала какие-то жизненные законы аэродинамики 
накопительства, все что удавалось хапнуть и не удавалось прожрать в течение первых 
дней - у большинства  улетучивалось как  в трубу. Бесследно.
   Когда я деликатно совал старику, сверх обязательной пол литры, сотню баксов, мы на 
целый вечер становились корешами. Замечу, - не в руки совал, - а куда-нибудь, под 
кухонную клеенку или под тарелку, если к неизменной бутылке прихватывал еще и закусь. 
У этих развалин словно телетайп прятался под койкой. Вроде, харкает в своей конуре 
день-деньской безвылазно, но, тем не менее, в курсе всех блатных событий. 
  У бывших воров были и свои привязанности, и свои конкуренты. Были и резкие 
антипатии. Такие, зачастую яркие в лихоимстве архаровцы, не уважавшие стариков, 
сгорали очень быстро. Вот в расчете на антипатию к чрезвычайно ловкому горомиле  и 
подвалил я к Родиону. 
  Много почудил этот Родион, но попался за свою воровскую карьеру лишь дважды, да и 
то в зоне дох всего три с половиной года. Очень самолюбивый вор, да и было с чего 
заноситься.
  Я только начал описывать ему последние наскоки возле ресторанов на жирных 
клиентов, а он уже ехидно завязал узлом тонкие синие губенки и злобно засопел. 
Чувствую быть улову. Сходил в комок, взял литр спирта "Рояль", колбаски, ветчинки и 
расселся я в гостях основательно. Уговорили мы одну лампочку,  сходили на пару за 
Кремлевской, погасили и эту, - все недобор.  Тянет, тянет резину старый зек, 
наслаждается моим нетерпением. Я под клеенку к первой полсотне затолкал вторую... И 
тайна потеряла свою девственность.
  - Блядво развели... С Паскудников  (это Бескудники) сюды припылил один такой ухарь. 
Кинщик, бля, усек? Кудрявцев Рахим Усманович. Бля, абрек рязанского разлива. Даже не 
татарин, под кавказца косит. У себя под носом он не шмонает, гастроль по всей деревне. 
Я первый раз как залетел на отсидку, - все на себя потянул. Курва, чтоб ему рог на пятке 
вырос, чтоб как писать - так разуваться... 
  - А конкретно?
  - Конкретно - давить надо эту шоблу.  Мы с Кинщиком  взяли на скок с прихватом 
комиссионный на Плешке. Он же совсем пацан был, фортач, я пожалел суку. Двадцать 
лет ни слуху, ни духу. А тут стук прошел: нарисовался Кинщик. Понял? С Магадана 
подвалил, сученок... Шобла драная, хоть бы пузырь притаранил. Я дох в зоне а этот 
пидор студентом заделался... В натуре!
  - Ты что, Кузьмич, каким студентом? - не сообразил я сразу.
  - Таким, бля, в натуре, тебе говорят. В Загорске, луй с горы, кинотехникум закончил. 
Падла, порядочным заделался. Ты усек, француз? На подставе шурует Кинщик. Надыбал 
лохов,  двух или сколько... Лохи метелят, а Кинщик наводит. Завал! Не пришьешь, бля, 
статью. В натуре!
  - Леонид Кузьмич, все это так. Одного не соображу, зачем ему столько подельников: 
ну, грохнул кого, обчистил и слинял. Так или не так?
  - Нет вопросов, начальник, только так...
  - Тогда почему Кинщик в три этапа кидает лохов. Сам, думаю, - наводит. Одни парни 
отметелят и делают ноги, а другие подчищают клиента...
  Помолчал Родион. Не знал он хитрости Кинщика, а форс держать нужно было. 
Пришлось ему скомкать беседу.
  - Ты, француз, это, рисуй в темпе адрес Кинщика и вали. Моя моруха ща нарисуется, 
бля. Хипеж поднимет. Спасибо за пойло, нет вопросов, и давай вали... Не, погодь, Вальку 
Припадошную помнишь? Маляву перекинули с зоны, горячий привет тебе и пламенные 
пожелания. Ну, мясо! Поварихой в зоне! Что цыцки, что пердильник. Погодь, тут и фотка 
была... А! Моя спалила фотку. Ревнует, бля! Слышь, ты это того, - и не отхарил Вальку? 
Я бы и то залудил. Вальке еще один черпак осталось дохнуть, скоро откинется... 
Встречай!
  - Кузьмич, до она - что мерин, - двинет копытом и ты спекся. - Я засмеялся фальшивым 
ехидным смехом. Не хотелось мне вспоминать о Валентине. Есть основания. Девка 
конченая, поэтому, как говорится, приказано забыть и дело сдать в архив. И все же вот не 
удержался, разозлился, что мне блатные шьют "любовь" к Валентине.
  - А с какой стати она тебе маляву прислала? - Закинул я удочку.
  - Да не мне, мне перекинул Сапог? Помнишь Сапога? Не? Так все блатные знают - 
француз и Родя  вась-вась, бля.
  Я оглядывал темный вонючий коридор коммуналки, норовя поскорее нашарить 
выходную дверь, а Родион скалил беззубый рот...
  - Ты чо межуешься.  Что передать Вальке в зону? Чай давалка чешется...
  
  Глава 23
  
  Через день-два я все же продолжал навещать "конспиративную" квартиру Малюгана, о 
которой, по моим предположениям, не знал ни Мурылов, ни Гнедой... Пусто. Обратил я 
внимание на старушку, что у среднего поъезда дома, напротив, на скамеечке, 
просиживала с утра до вечера. Как ни приду - она сидит и придирчиво осматривает 
прохожих. А ведь для сексота цены нет таким любопытным бабулям. У меня родилась 
мысль, - приспособить старую для слежки за квартирой моего "объекта".
  Посидел я рядом, потрекал полчасика о скудных пенсиях, о ценах на молоко и 
хлебушек. Старушке я приглянулся и она согласилась "поглядывать" на окна квартиры 
Малюгана. Вдруг занавеска шевельнется, мелькнет кто, а вечером вдруг свет включат в 
квартире...
   Что удивительно, при всей своей въедливой наблюдательности, о документах у меня 
она не спросила. А может быть, лучшим документом ей показались пять долларов, 
уплаченные ей мною вперед за неделю слежки. Крупно, на картонке, написал бабуле 
номер телефона отбитой у Артура любовницы. Придумал условную фразу на случай 
удачи. Одно слово: "приехал. Сказать и немедленно положить трубку...
  С энтузиазмом взялся я отрабатывать свои честные двадцать кусков от бизнесмена 
Сельцова. Походил какое-то время за Кинщиком. Среднего роста, сморщенный, 
чахоточный мужик, чисто, даже прилично одетый. В шляпе, при галстуке. Он каждый 
вечер шарахался по кабакам, что на отшибе. 
  Ого! Есть контакт! Дважды побывал в Погребке. Это на краю Текстильщиков. В субботу 
подкатил туда же на москвиче с двумя крупными, смирными на вид парнями... Оставил  
их в машине, подальше от входа в кабак и зашел в  зал. Неужели клюнул? Я нырнул в 
кабачек следом за Кинщиком.
  Сидит, ест, пьет водку, танцующую публику разглядывает. Июль, ночь звездная, 
прохладная. Пособники Кинщика запустили движок, погреться... И вот выходит из 
ресторана эдакий шумливый, предельно датый пузан и с ним две телки. Нет, не бляди. 
Наелись напились за счет пузана, а как подкатил таксер, - так девки шмыг в машину и не 
пускают его к себе... 
  Машина пошла, - пузан следом, матом кроет. Тут из дверей ресторана появляется 
Кинщик, обмахивается шляпой... А не жарко на осеннем воздухе... Мужики из машины, 
уже с черными капроновыми чулками на морде бегут к пузану. Который из них  поплотнее, 
без всяких примочек, прямо  кулаком оглушает клиента. На пару они оттаскивают его в 
подъезд ближайшего дома. Кинщик отваливает в другую сторону. Громилы прыгают в 
тачку и уезжают следом за Кинщиком... Но сажают его к себе аж за квартал от кабака. 
Чисто сработано!
  Так, так! Я на своей Ниве прыгаю летчикам-налетчикам на хвост. Доезжают до метро. 
Мужики преспокойно спускаются в подземку, Кинщик отбывает домой на москвиче. Я лечу 
назад к ресторану... И дольше - Все как описывают в протоколах потерпевшие. К 
подъезду подъезжает скорая помощь. Что за черт!? Санитары входят в темный подъезд, 
замешкались на пару минут, выходят одни и уезжают без пострадавшего и без всяких 
признаков спешки.
  Почерк есть, свой, оригинальный, но в чем цимус - я все равно не понял. Кто  эти 
мужики в масках, почему не обшарили пузана? Нет ответов. На скорую помощь я и не 
подумал. Списал ее появление - на случайность.
  Еще неделю рою на пустом месте, уже в другом конце заделали клиента мужики в 
масках. Мне уже не интересен Кинщик-наводчик, не проблема разобраться и со скорой 
воровской помощью,   мне бы добраться до налетчиков в масках... Ведь бригадисты 
нигде не встречаются. Точно! Подслушивал я и подглядывал я за однокомнатной 
квартирой Кинщика на первом этаже, так обслуживал - тщательнее не бывает. И перед 
налетом Кинщик ни с кем не созванивается вроде, да у него и телефона нет... А у меня и 
времени нет пасти бригаду и дальше, двадцать кусков я уж отработал, пора и на службу 
потрудиться... 
  
  А тут, видим мы с художницей, режемся в очко, обучаю я подругу шулерским приемам 
передергивания колоды и вдруг звонок.
  - Товарищ милиционер, докладывает Агрипина Николавна Барышева, которая сидит на 
лавочке и смотрит на окна...
  Я скосил глаз на часы... Мама родная, десять минут первого ночи... Не дослушал я 
своего осведомителя, подлетаю на Ниве к дому Малюгана, смотрю, -  а у подъезда, в 
тени березы стоит стоймя моя тепло одетая бабуля и  прямо всем телом подалась к 
окнам полковника. А на поводке у овчарка с теленка. Бросается она ко мне:
  - Вот те истинный крест, товарищ начальник, кто-то шарит с фонариком...
  ...
  Позвонил Я в  точно назначенное время.
  - Рад вас слышать, М-Марата Ерофеевич. К-купите побольше жетонов. Будете  менять 
автоматы к-каждые пять минут. Ты узнал меня?
  Узнал я заику, даже по голосу узнал паршивца. Это он, рассвирепев, хотел пырнуть 
ножом Усякина. В злобе он почему-то не заикался. Теперь Расслабился. Как же, к нему 
сексот прибежал на полусогнутых.  Хочет купить на благодушие... Шкура, порядочного к-
корчит из себя. Ч-черт! И мысли мои стали заикаться... Чувствую, чтобы перехватить 
инициативу , мне надо немедленно рассвирепеть. 
  - Н-надо встретиться.
  -  Исключено, - отрезал я. 
  - Кончай шустрить, француз. Я толкаю вопросы. Забыл, на тебе Усякин-покойничек 
числится. Придется ответить. ТЫ эт-т-т-о, базарят, и в органах ты ни разу не обосрался. 
Честный мент,  да? Сколько тебе кидал У-у-сякин за честность?
  - Пять минут прошло, - бесцеремонно напомнил я.
  - Давай беги. Ищи новый автомат.  Жду через полчаса.
  Меня захлестывало бешенство. Я должен был перевести дух, чтобы не наговорить 
заике грубостей. Никуда я не побежал и не собирался. Снова набрал номер.
  - Ну, ты даешь! Вотще, я думал ты будешь залупаться. Ну, ништяк. Правильно сделал. 
В твоих интересах договориться сразу.  Че молчишь?
  - Можно перейти к делу? - спокойнее предложил я.
  - Малюган тебя заложит первым...
  - Понял. - Голос мой зазвенел.
  - Теперь базарить буду я.
  Вот перевод заявления Кабана с блатной фени... "Первое. Сам полковник мне как ежу 
велосипед. Ты составлял для него досье на клиентуру банка. Достанешь досье - Усякина 
мы с тебя спишем. Усек? Второе. Малюган и Усякин собирались кинуть кое-кого из 
акционеров.  Что ты надыбал по этой афере? Третье. Кто мог грохнуть Усякина по версии 
Гнедого? И последнее.(Хоть ложись, хоть падай.) Мы знаем, что ты допрашивал Сына 
Малюгана без ведома Гнедого.  Поскольку ты видел Кирилла последним, то, значит, ты и 
убил его. Свидетелей мы предоставим. Словом, доложи немедленно, что надыбал у 
Кирилла если не хочешь на свою задницу приключений... Давай кончай. Пора менять 
точку." - 
  Я бросил трубку. Почему Кабан так уверен, что съездил я не зря... Значит, они следили 
за нами, видели как мы шептались за выпивкой...  Они пытали Кирилла перед тем как 
выбросить его с балкона? А если бедняга проговорился и Кабан хочет перепроверить 
информацию своих разведчиков о возможном месте нахождения берлоги Малюгана....  В 
три затяжки я высосал сигарету и, плюнув на конспирацию, набрал номер...
  - А кто сказал, что я обязан перед вами отчитываться?
  - Кончай выставляться, мент. В натуре. Я кидаю пять кусков помесячно, и пятьдесят 
получишь, если наведешь на Малюгана. Остальное - отдельный базар. Вопросы есть? Я 
покупаю вас, ментов поганых, и за кусок. Дело зарученое. Тебе кидаю пять. И больше не 
возникай, понял, дорогой Марата Ерофеевич? Погоди...
  Кабан зажал трубку. И минуты две с кем-то разговаривал на том конце провода.
  - Слушаешь,  француз? Я ведь могу  и ничего не платить. Тут говорят за тобой уже есть 
должок. Но это не все. Чтобы ты не трепыхался больше, поимей в виду - я кое-что знаю и 
о ваших финтах с Сосиным по делу о золоте Кирцова. Не забывай.
  - Информация от Малюгана?
  - Не только . У меня свои есть источники.
  - В гробу я видел тебя с твоими угрозами. - Нет, я не повысил голоса. Я был спокоен 
как мой неразлучный ТТ, согревшийся у меня подмышкой. Я решил взять пахана на 
понт...
  - Я достану Малюгана без твоих кусков! Они тебе самому пригодятся, когда тебя 
возьмут за мудя молодчики полковника Малюгана... Он прислал мне весточку. Ты 
думаешь он вечно будет прятаться? 
  - Ты уверен, что Малюган не успокоился? Сколько у него людей? У тебя есть выход на 
них?
  - Я проработал с Малюганом много лет. Дошло? Он еще развернется...
  - Д-Давай не п-психуй. Я знаю что ты с ним крепко чалился. Мы договоримся. Шесть 
кусков тебе не хило? Погоди. Не вешай трубку, я ща...
  Кабан советовался с невидимкой не больше минуты...
  - Я эт-то. Пошутил насчет твоего должка. В натуре. Меня ваши дела не колышут.
  - Слушай, ты меня заколебал своими кусками... Малюган меня интересует, а не твои 
паршивые куски... Малюган  меня подставил. Я этого не прощаю.   
  - У тебя будет  вся наша информация. Я дам тебе быков. Делай с ними что хочешь, 
только  сделай досье Малюгана или самого притащи. 
  Наконец-то я услышал то на что рассчитывал, решившись использовать Кабана. Эх, 
дурило, с этого начинать нужно было. Ну, Марат Ерофеевич, достаточно 
повыпедривался? Может быть пора закругляться? Кабан согласен работать на тебя...
  - Т-ты чо молчишь,  Марат Ерофеевич? Лады? Сделай полковника, большим 
человеком станешь, бля буду! Я возьму тебя в свой офис. Как перекинуть тебе аванец? 
  - Домой ко мне пришли. Я могу пользоваться своей собственной квартирой? Ты 
прикажешь прекратить слежку...
  - Кончай, брат. Никто не сунется к тебе больше... Два куска пока хватит?
  - Слышь, милок. Я двадцать лет тяну лямку. А ты со мной как с дешевкой какой! Десять 
в месяц, пять завтра положите в прихожей под телефон.
  - П-погоди, с-счас мы это р-решим.
  Заика зажал микрофон. Паразит, а ведь может разговаривать культурно...
  -Заметано. Кинем тебе пять вперед, а там посмотрим... Оборзел ты, мужик, вотще-то... 
Смотри не надорвись... 
  
  ГЛАВА 29
  
  Утром, ни свет, ни заря, меня поднял с постели звонок Артура. Судя по тону, он 
дергался. Я так и не добился от него, - что же стряслось. Сошлись мы в Голубых Очах. 
Артур был небрит, сапоги всегда зеркально начищенные, сегодня не получили обычной 
порции ваксы. Затасканное черное пальто в каком-то пуху и паутине. Я снял с плеча его 
соломинку и вопросительно улыбнулся.
  - В засаде прокантовался всю ночь, - буркнул Артур и снова с отвращением уставился 
в свой стакан. 
  Я  с аппетитом уплетал вчерашний, забуревший бифштекс и не торопил дружка своего 
с объяснениями. Он с возмущением поглядывал на мой завтрак и допивал третью 
бутылку пива.
  - Ты собираешься отчитываться когда-нибудь? Что ты себе позволяешь?
  - А если точнее?
  - Чем занимался в Краснодаре...
  - Тебя Гнедой прислал? Вы что, пасете меня по черному?
  - Не важно...
  Мне оставалось только засмеяться. В такую минуту человек способен окончательно 
потерять веру не только в дружбу, но и во все остальные человеческие ценности. Если 
Гнедой  держал меня под слежкой, зачем столько конспирации? 
  - Ну, позволил себе самодеятельность. Ну и что? Вызвали бы в отдел,  потребовали  
написать официальную объяснительную, пропесочили и дело с концом. Так нет! Не 
выспавшись, ты являешься спозаранок на конспиративную встречу, не 
санкционированную вышестоящим начальством. Значит, не следил за мной Гнедой в 
Краснодаре. А ты тоже не мог следить? Тогда кто? 
  - Не заводись, Марата.
  - А! Вот оно что! Ты допрашиваешь меня, а сам не хочешь, чтобы Гнедой знал о моих 
похождениях? Почему? От кого ты узнал о моей самовольной поездке? От Кабана? От 
кого же еще? 
  Сердце мое заметалось. Я крякнул, встал из-за стола и направился в туалет. Там 
открывалось окно и я открыл его. Морозный декабрьский воздух опахнул меня и зубы мои 
застучали... Ах ты!... Предатель... Если бы Артур предал одного меня... Да мне плевать 
кого он предал! Я-то утрусь  и смолчу... Потеряв  доверие, я вынужден буду 
соответственно предавать и его, если окажусь перед выбором: рискнуть  своими 
интересами и выручить друга или не рискнуть...  Как же  эта вынужденная мера 
предосторожности унижала меня... 
  Вот и еще раз меня поимели. Я чувствовал себя бездомным псом, оставшимся без 
хозяина. Артур знал обо мне так много, нет, далеко не все, но достаточно много, чтобы 
сделать меня совершенно беззащитным перед своими хозяевами. Можно было для 
самоутешения предположить, что Артур стал двойным агентом не по своей воле, но по 
заданию начальства... Но нет в это я никогда не поверю, если именно эту карту он сейчас 
начнет разыгрывать. Против этой легенды восставал весь мой опыт битого и катанного 
сексота.
  Нет, я никогда не упрекну своего бывшего, да бывшего друга. Пойму, войду в 
положение, даже посочувствую, без серьезной причины Державе не изменяют. Я сам уже 
запутался и не всегда четко чувствую, где в наших поступках измена, а где борьба за 
выживание. По пути из туалета, я завернул в бар и принес два стакана водки. 
  - Скурвился?
  Артур равнодушно отодвинул свой стакан.
  - Пошли на воздух. Здесь дышать нечем.
  Я был с ним согласен. Предательство довольно зловонная штука. Мы вышли на мороз. 
Дошли до площади Пушкина.
  - Ублюдки. У меня не было выбора, так прихватили... Кабан хочет завербовать и тебя. 
Будем стучать на пару. Расскажи, что узнал от Кирилла.
  
  ...
  
  ...
  
  ГЛАВА 31
  
  Я зарыдал от смеха, увидев на вокзале аварийную бригаду убийц, прибывшую мне на 
помощь. Несколько пришибленные после бессонной ночи, в замшевых ботиночках, в 
длинных пальто-балахонах на рыбьем меху... Шикарный подарок трескучему сибирскому 
морозищу... Много чего они отморозят сегодня, если останутся живы. Я просил прислать 
мне бычков поплюгавее, чтобы не выделялись, понезаметнее, но потолковее, а он 
обрушил на меня отборных качков.... 
  Вот  что мне с ними делать, с этими заносчивыми племенными гвардейцами? Как  мне 
их замаскировать в деревне? Там же все видят и слышат за версту, каждый каждого  
знает в лицо и глубже, до седьмого колена. Мать моя женщина! 
  Стою обалдевший, мешая смех и слезы... Хоть отменяй операцию. Явились на парад!  
А надо прибыть без помпы, тихо, по-пластунски, на пузе. Что о нас подумает деревня? 
Современные махновцы нагрянули! Как пить дать.  Да народ попрячется, запрется на все 
засовы, а мне еще надо найти избу охотоведа, не спугнуть, выманить... 
  А крутизны, крутизны-то сколько! Шизики! Адский пламень так и рвется из ноздрей. 
Готовы немедленно сорваться с места и кого-нибудь растерзать... 
  - Кто старшой?
   - Я, Савелий Негоров. - сделал шаг вперед очень динамичный крепыш среднего роста, 
начинающий полнеть. Он единственный в шапке . Роскошной барсучьей шапке. Ого! 
Каблуками прихлопнул! Отличная выправка! Прошел спецназ... Может быть парни не так 
уж беспомощны в отрыве от столицы, как мне показалось.
  - А вас как звать? - спросил я у самого молодого с каменным лицом. Этот еще за глаза 
всеми потрохами возненавидел во мне мента, но мозгов хватает не афишировать 
чувства...
  - Серега.
  Гладкий. Этот - безупречный зомби-автомат. Наверное, глотает колеса. Зрачки во весь 
раек... В спецназе не служил, косил в армии где-нибудь на кухне или в армейском 
спортклубе...
  - А вы? - обратился я к третьему, самому высокому. Самому стройному и самому 
непредсказуемому.
  Прежде чем ответить, этот покривил презрительно тонкие ярко-красные губы. С этим 
будут проблемы...
  - Иванов, Сидоров, Петров.
  "Глиста", немедленно заклеймил я лютого качка. Серега радостно осклабился на 
хамский сарказм. Он обожал Глисту. Как же, - крутей самых крутых. 
  Убойная подобрана группка. Пощады мне не будет. Наверняка имеют приказ 
постоянно держать меня на мушке. Ну,  мы еще будем посмотреть как это у вас 
получится, камикадзе луевы...
  - Берем такси до конюшни, а далее на санях... 
  Захмыкали. Не Мерседес, не Кадиллак., а какая-то конюшня, сани... Не дошло. До них 
не дошло, что значит в ботиночках на санях по тайге. Вот и отлично. Быть нянькой для 
этих идиотов я не подписывался. Я не обязан посвящать это убойное  мясо в тонкости 
моей тактики и стратегии, а они слишком предубеждены на мой счет, чтобы я мог 
рассчитывать на их доброе ко мне отношение. Так что никаких нежностей.
  - Мы не завтракали, -  помягче напомнил старшой. - И еще хотелось бы знать 
  ...
  
  ГЛАВА 32
  
  Ефремыч показал мне контору лесхоза. Да я и сам бы догадался. На крою деревни 
вокруг казенного типа пятистенка горбился раскуроченный трелевщик, валялся новый 
кузов военного Урала... Стекла террасы выбиты, дверь нараспашку. Из трубы мощным  
джином вьется белый дым. Березовые дрова сыроваты и только-только разгораются...
    Оставив Савелия сторожить возницу, я сделал разбитную улыбку и, как к себе домой, 
шагнул в контору. 
  - Здравствуйте красавица, с Рождеством вас Христовым...
  - Здравствуйте, товарищ. - Бойко откликнулась молодая женщина в праздничной 
дубленке, с удовольствием отодвигая калькулятор и толстую конторскую книгу...
  - И кто же вы такие будете?
  - Северин Витольд Казимирович, столичный писатель...
  - Нет, правда? Настоящий писатель? Как здорово! И член союза писателей? К нам 
приезжает охотиться много известных людей. Генералы, полковники, Глава 
администрации... А вот писатели не приезжают. А вы много написали?
  - Восемнадцать романов, сценарии, пьесы уж я не считаю... Например водевиль  Гори, 
гори моя звезда. Поставил два фильма. Мой Казанова в юбке получил Гран-При... Вы 
такая очаровательная, приезжайте ко мне в Москву, я хочу сказать - вы такая 
фотогеничная, вам непременно нужно пройти пробу, кинопробу...
  - Ой, вы скажете тоже... Я все-таки замужняя женщина...
  - О! А вы, наверное, и есть жена моего старого друга? Какой скрытный стал Державин. 
Он не писал мне, что женился. Ну, я ему уши надеру...
  - Нет, нет, мой муж работник потребкооперации... К сожалению...
  - Извините, а я подумал...
  - Не будем об этом... Меня зовут Раиса, чтоб вы знали...
  Полненькая, румяная быстроглазая, женщина сдвинула на затылок платок и стала 
гребенкой поправлять смоляные крашеные волосы. Несомненно, это была первая 
красавица на селе... 
  Она достала из пачки сигарету Кэмэл и вытянула вишневые губки мне навстречу. Я 
поднес огня и привалился к столу, поедая слегка привядшие прелести дамы роковым 
взглядом столичного совратителя. От дамы попахивало не только туалетным мылом... И 
самогоночкой.
   Раечка выпрямилась, вздымая бюст, и сквозь дым сигареты стала оперативно изучать 
мое потасканное лицо. Я был стар для нее, но разве это так важно, когда мужчина знает 
манеры галантного обхождения с красавицами.
  - А я смотрю. Все трудитесь, ненаглядная вы моя...
  - Увы и ах. Другие гуляют себе, а тут вкалывать приходится... Никакой поэзии жизни...
  - Сочувствую, мадам. Наверное, годовой баланс, сводите сальдо-бульдо?...
  - Ха-ха! Наверное, вы к Антон Терентичу...
  - Верно, какая вы симпатичная и проницательная. 
  Я знал что делал. Такой видный мужик как Державин  наверняка у деревенских женщин 
на виду... А обстановка в его городской квартире свидетельствовало что он холостяк, а 
это очень притягательно для молодящихся жен деревенских недотеп.
  - Увы и ах... - Вздох у бухгалтерши вышел слишком искренний. - Наш Антон Терентич 
убежденный холостяк...
  - Не может быть, такой мощный мужик и никто на него не польстился...
  - Это вы ему из Тулы писали на адрес конторы? - дамочка в волнении достала вторую 
сигарету и прикурила ее от недокуренной первой...
  - О! Так он получает мои письма... Ах, какой бяка, ленится ответ написать. 
  - Получает, получает. - Из уголков рта дамы потянулись к подбородку  капризные 
складочки. - Только  почему-то они пахнут духами...
  - Я беру конверты у моей жены. А вы женщины такие любительницы ароматов, у вас 
все надушено, даже конверты...
  Пока я с изяществом изворачивался, бухгалтерша пронизывала меня прокурорским 
взглядом. Но когда я закончил свою ложь она снова повеселела. Нет, она не поверила 
мне, но ее на какое-то время утешило мое умение обольстительно врать. Раиса 
задышала глубоко, с подъемом... Наконец-то я разрешил свои сомнения, дама 
действительно была под мухой...
  - Антон часто навещает нас с мужем. Надеюсь, вечером и вы с ним придете?
  - Так Антон куда-то отъехал? Как же так!?
  - Они с другом еще в четверг уехали на заимку к Филипычу.
  Ах, нет времени, ох и приударил бы я за этой вертихвосткой.
  - Ну , Антошка, ну редиска... А позвонить от вас можно?
  - Бесполезняк. Неделю уж как линия порвалась...
  - А рация есть в деревне...
  - Есть да Антон никому не дает. Осенью сломали охотники...  
  - Надоел я вам, наверное, моя чаровница... Сейчас я этого Антона притащу. Вы 
поскорее заканчивайте баланс... Отпразднуем мой приезд...  Целую ручки, мадам...
  Я простился так стремительно, что Раиса осталась сидеть  с открытым ртом. 
  Черт! Накладка! Где эта проклятая заимка! На это я не рассчитывал! Время... Часы 
сдохли, всегда брал на дело вторые, механические часы, а тут забыл! Забыл!... 
Началось... Вот она, - начинает осуществляться магия приметы: не возвращайся, если 
выехал по серьезному делу.  Лучше бы эти щеголи замерзли ко всем чертям... 
  - Ефремович, выручай... Вот тебе еще сотня долларов... Где заимка Филипыча? Я 
уверен, ты знаешь, у тебя здесь где-то племянник... Будешь корчить из себя Сусанина, - 
все пропадем, и вы с Николаевичем в первую голову... Не подведешь, получите премию с 
Николаевичем, еще по пятьсот долларов... 
  - Не хотелось бы, так вы же и убить можете... - Заворчал уныло кулак. - Покажу заимку, 
километров девять будет. Стольник он взял как гадюку, двумя пальцами, взял лишь бы 
его не заподозрили в коварстве.
  - Время, время сколько, Олег Ефремович? Гони! Гони, дорогой!
  - Почти одиннадцать по нашему...
  - Гони, гони, разлюбезный ты мой ямщик...
  В стане моих врагов начался раздор. Глиста орал на осоловевшего слегка Серегу:
  - Куда ботинок мой дел? 
  - Да что ты ко мне вяжешься... Ща как наклею промеж глаз. - Деловито пообещал 
Серега... 
  - Гоша, отстань... Не видишь, Серега колес наглотался... - Вмешался бугор. Потом 
разберемся. Где-нибудь под сеном твои ботинки.
  - Ну, достал! Он у меня схлопочет когда-нибудь...
  Сценка мне очень пришлась по душе. Теперь я знал раскладку сил во вражеской 
группе... 
  Не доезжая до заимки, я приказал привязать к соснам и возниц, и лошадей. Мы 
натянули зеленые маски. Братки, не ожидая понукания, рассыпались по лесу и стали 
окружать избу Филипыча. Оба окна и дверь сенцев выходили на двор. Остальные три 
стены глухие. Рядом с избой стог сена, чуть дальше сарай.  Три пары охотничьих лыж, 
обитых мехом, прислонены к высокому крыльцу, в четыре ступеньки,. 
  Возле открытых ворот сарая старик доит пегую корову. Она сонно жует жвачку и 
щурится на солнце. Я держусь немного сзади сжимающегося кольца боевиков. Сердце 
мое остановилось, я слушаю великую тишину тайги. Вот-вот взорвется собачий лай и 
тогда со всех ног надо рвать к избе, под защиту стен. 
  Тихо. Дятла слышу. Хрюканье Ворона над головой слышу...  Нет собаки. Где же 
собака... Не бывает охотников без собаки... Всхрапнул в сарае конь, старик оглянулся, но 
ничего не заметил... Продолжает дергать корову за титьки... Где собака?! Леший меня 
чеши! Сейчас от напряжения лопнут  барабанные перепонки .
  Горло пересохло, до избы остается метров сорок. Я ускорил шаг, пора обогнать парней 
и первым вырваться к избе... Дыхание гремит... Оно громче чем у паровоза... Краем 
глаза вижу ребята тоже ускорили шаг, они почти не прячутся за деревья. Ближе всех ко 
мне Глиста в дурацком бабском платке... 
  Да он пасет меня! Ах, падла! Как же это я подставил ему затылок!? Глиста снимает 
перчатки. Уронил пистолет в снег. Шарит в сугробе. Руки не красные. Неужели мудак 
отморозил пальцы? Хочу засмеяться, но подавился воздухом и закашлялся... 
  Глиста на ходу возится с пистолетом. Дура, нашел когда обойму вынимать... И вдруг 
загремело, хриплым басом на всю тайгу...
   - Эй, мужики, вы чего там надумали? 
  
  ГЛАВА 33 
  
   Кряжистый  мужик с двустволкой в руках был крепко пьян. Усы, борода! Он! Он! 
Полковник! Мне так был он нужен, что я не допускал мысли о возможности ошибки... 
Комплекция, усы, борода! Как на водительском удостоверении... Не профессорская, но 
черт с ней, с этой бородой... Стреляй, стреляй, душа из тебя вон...
  - Свои, свои, - крикнул Савелий,  заслонился деревом и стал прицеливаться.
  Обнаружены. До избы метров тридцать. 
  - А ну стоять! Кому сказано!  Чьи, свои? - все еще сомневался рослый мужик.
  - Бросай ружье... Милиция...
  Полковник саданул в воздух...
  Все пропало, он поверил старшому... Бандиты ворвутся в избу, повяжут Малюгана и я 
стану им не нужен... Стреляй же, мудила!
  Расплевывая пули на ходу, я рванул к избе.  
  - Брось пистолет, мент поганый! Брось! - Заорал Глиста...
  - Живьем, живьем брать, - вторил Савелий, срывая глотку, а я все никак не мог попасть 
в полковника...
  Глиста  настигал меня. Я знал, что с ним будут проблемы... Надо оставить один 
патрон... Перезарядить ТТ он не позволит... Он настигает меня прыжками... Еще прыжок  
и придется влепить ему пулю... 
  Звякнуло стекло, из окошка высунулся ствол карабина, цыкнул желтым огнем... Глиста 
захрипел, на лету разбрасывая руки в стороны... Я оглянулся. Долетался... Глиста лежал 
ничком, белыми руками греб под живот красный снег и мелко сучил ногами... Я заскочил 
за кедр и тут же от мороженого ствола с визгом отрикошетила охотничья пуля. Я 
мгновенно успокоился и  дострелял обойму по снайперу, прицельно отстрелял...
  Полковник выстрелил еще раз и ввалился в избу. Опережая меня, на крыльцо взлетел 
старик с подойником и захлопнул перед моим носом дверь.
  - Ах, старый пердун, твое счастье, что мне нужно менять обойму.. Снова зазвенело 
стекло. По залегшим бандитам палили из двух стволов. Боевики не отвечали. Взяли круто 
в сторону и выползли из зоны обстрела...
  - Нервишки лечить надо! Зачем стрелял без команды... - Напустился на меня осипший  
Савелий.
  - Да пошел ты, - огрызнулся я. - За своими щенками смотри, а не за мной! Твой 
гаденыш Гоша первым начал палить...
  - Ага, - блудливо улыбнулся Серега... - Вареные глаза его расползались в разные 
стороны, как ни старался он свести их к носу...
  - А ты цыц, портянка! Дуй в сарай, найди вилы, таскай солому поближе к окнам. Да 
башку под пулю не подставляй.
  - Клементий Вадимович, - начал сиплый Савелий свое воззвание к полковнику. - 
Выходите, разговор есть...
  Никто не ответил.
  - Слишком датые, не слышат... - ухмыльнулся я...
  Савелий подошел поближе к двери, прислонился к косяку... Я замер в радостном 
ожидании...
  - Клементий Вадимович, вам ничего не будет. - Зашипел Савелий.
  - Богом прошу, Терентьич, отворяй двери, - запричитал в избе старик. - Выпусти ты 
меня...
  В лицо Савелию  брызнули щепки от косяка. Два выстрела жаканом проделали в двери 
дыру с кулак. Савелий отскочил в сторону, по лицу лилась кровь. В следующее мгновение 
двадцать пуль его автоматического Стечкина превратили дверь в решето...
   Я недоумевал. Неужели полковник настолько пьян, что не соображает, что делает. 
Деваться ему некуда... И почему молчит карабин. 
  Савелий с Серегой набросали вилами сена под окна, под крыльцо и подожгли. Сено не 
столько горело, сколько дымило. Желтые клубы жадно тянулись к окнам и наполняли 
избу.
  Послышался кашель, старик плакал, заклиная полковника выпустить его из пекла. Жар 
и дым оттесняли нас от занимавшейся избы, но я продолжал околачиваться около 
крыльца... 
  Языки огня уже лизали драночную застреху избы, когда из окна вылетели два ружья и 
карабин. На крыльцо, покрыв голову  кожухом, выскочил старик. Понятно, я  первым 
нырнул в избу. На столе, придвинутом к окну, возле простреленного подойника в луже 
крови и молока лежал рыжий молодой парень. В окне плясало пламя. Зловеще 
освещенный, на полу сидел бородатый мужик. Он зажимал рукой рану в плече и незряче 
шарил глазами где-то позади меня... И борода была, и усы, и комплекция подходящая, но 
это не полковник. Не полковник и все тут.
  - Он? - задыхаясь от дыма, просипел Савелий.
  - Не он. Охотовед это... Державин. В шоке. Они похожи... 
  - Точно?
  - А то я не знаю полковника... - Промямлил я в замешательстве, подхватил охотоведа 
под мышки и потащил к двери. 
  Савелий грубо оттолкнул меня и нацелил свой автоматический пистолет в голову 
раненого. Хам! Он совсем вышел из повиновения. Я ударил валенком по пистолету. 
Стечкин отлетел под стол. Я ткнул дулом в спину бандита.
  - Какая же ты дрянь. Сгинь, пока не продырявил...
  Я застрелил в сарае коня, помог плачущему старику натянуть на охотоведа тулуп... 
Пока  возился с раненым, бандиты отвязали жеребца и умчались. 
  - С кем ты связался, паря. - Упрекнул меня кулак.
  Я мог бы не развязывать возниц. Ушел бы налегке в навозных розвальнях. Еще даже 
не смеркалось. На московский рейс мне спешить не надо. Подошел к Ефремычу, задрал 
рукав тулупа... Три часа... И стал распутывать на возницах вожжи...
  Долго охолодавшие в неподвижности возницы, согреваясь, бежали следом за санями,. 
А когда завалились на сено, Николаевич отнял у меня вожжи и стал нахлестывать 
кобылку хворостиной. Ехали споро и молчали. Я отсчитал обоим по пятьсот долларов - 
даже спасибо не сказали... Уже в сумерках нагнали Савелия с Серегой. Развилка. Они 
плясали от холода, вокруг поросшего инеем жеребца. Одна дорога уходила налево, две 
других  направо.
  - Куда вы денетесь. - Буркнул Николаич.
  Кулак достал из запазухи червертушку черняшки и скормил коню... Савелий сел ко 
мне. Я шуганул его .
  - Катись в сраные розвальни.
  - Да погоди ты. Дай закурить.
   Я достал ТТ 
  - А ну вали! Сейчас мозги вышибу, падла ...
  - Ладно, ладно не маячь пушкой. Хочу извиниться... Ты прав. Лучше вдвоем отдуваться 
перед Кабаном... Я все понял. Стрелять начал Гоша... Я вспомнил... Так и скажем... 
Усек? Надо было затащить Гошу в избу...
  - Я затащил.
  - Напрасно оставил тех двоих.
  - Я коня пристрелил... А пеши, на ночь глядя, старик едва ли пойдет в деревню.
  - Еще спасибо за валенки... Верняк, дали бы мы дубу в этой Сибири...
  - С вас двести баксов.
  - Вот держи Четыре тысячи. Тебе передали шесть, две остались у Гоши в кармане. А 
ты знаешь, он награжден каким-то орденом за Чечню...
  - Если бы взяли полковника - меня шлепнули?
  Посвистывал ременный кнут, резво барабанили копыта жеребца, черный лес как перед 
плугом чернозем, разваливался перед грудью коня на обе стороны... Чуждая всякой 
фальши чистая, морозная ночь довлела, наверное, и над Савелием. Он должен был 
соврать, не задумываясь, но что-то подкатило к сердцу, и он попробовал поступить по 
возможности честно...
  - И ты нас оприходовал бы, если бы  вышло по твоему... - Вздохнул Савелий. - Кабан 
понимает... Говорят он глаз на тебя положил. Но приближенные долго не живут. 
Соображай...
  - Савелий, ты мне сразу показался. Закуривай. Где ты служил.
  - ВДВ. НО погорел...
  - Пару танков неудачно толкнул?
  - Было дело...
  Полозья свистели, екала селезенка жеребца. Мир и благолепие. А мы нашкодили И,  
пожав хвосты, бежим как бешеные крысы по норам, чтобы затаиться, перевести дух и 
вновь пустить в дело зубы...
  - Гоша у вас за ликвидатора? 
  - Твое счастье, что Гошу уделали... Он тебя видел насквозь. Ох, ты бы и накололся... 
Я понял, зачем ты нас вызвал. Мы заложники, твои свидетели перед Кабаном, что ты не 
финтишь...
  - Держи три билета. На третий отвезешь в Москву Гошину душу.
  - Оставь билеты себе. У нас другой маршрут. Ты уж извини, приказ есть приказ. Не 
можем взять тебя с собой.
  - Было бы предложено. Не пришлось бы вам пожалеть. 
  - Эх, француз, смотрю тебе  все-таки хочется  подставить нас. Не напрягайся. Нас 
выведут из города местные... После такого шухера Аэропорты, вокзалы наверняка уже 
перекрыли. Сам-то ты не полетишь?
  - Не благодарный ты, Савелий. Я как раз полечу.  
  - Да брось, ты обижаться. Надо обдумать как перед хозяином отчитываться будем.  
  - Запомни, дружище Савелий. Надо мной хозяев нет, я сам себе хозяин, иначе давно 
вылетел бы 
  в трубу... Завтра посмотрим крепкая ли у тебя кишка. Боишься Кабана?
  - Что, что, а своих я никогда не продавал...
   - А разве я "свой"?
  - Падла буду - для меня ты свой.
  -Ну, ну, не горячись... Гляди-Ка, а вот и приехали... Слышишь,  скоро шоссе. Меня-то 
будет ждать машина. А ты как?
  -  Нас тоже будут ждать...
  - Я так примерно и предполагал... Бывай... Смотри, возниц не убивайте. Обмотайте 
вожжами. Спина к спине. Пусть в санях поваляются. Одеты они тепло. Еще кожух свой 
накинь, зачем он тебе в городе. Лошадей привяжите к дереву. И прощайте. Ты можешь 
всего этого не делать, подумаешь, - потеряешь уважение какого-то француза... Но 
думаю, после нашего разговора лишний грех на душу ты не возьмешь... Если хочешь, 
чтобы я тебе пригодился. Все-таки перед Кабаном последнее слово будет за мной. Да и 
чем меньше трупов, тем срок меньше... Прощай...
  
  ...
  
  ГЛАВА  37
  
  Расшифровать бред умирающей труда не составило. Улица Нижняя. Зеленая 
калитка... Вишенник вдоль забора. Засохшее дерево. Все было как в предсмертном сне 
Альбины. Виляя хвостом, под ноги мне подкатился щенок овчарки... Я толкнул  дверь 
террасы, - дверь отворилась. Опережая меня, щенок застучал когтями по крашеному 
полу. Отстранил песика и потянул на себя ручку обитой клеенкой двери в дом. Дверь 
была перекошена и отворилась не сразу. Пройдя замусоренную кухоньку, я откинул 
занавеску и остановился на пороге "залы". 
  На меня смотрел пистолет со взведенным курком...
  - А, это ты... Как я тебя не услышал... Задумался вот. Старик мой, как обычно, не 
запер дверь... Проходи. Садись. Будем обедать...
  На столе стояла миска отваренной в мундире картошки, не початая бутылка Метаксы, 
со свинченной пробкой, тарелка нарезанной колбасы...
  - Не стреляй, пожалуйста. Я не имею претензий, - с трудом выдавил я из себя...
  - Ты ничего не заметил подозрительного? Понимаешь, я пошел в больницу, чую что-то 
не то... Вернулся, сижу, все тихо, но... Думаю, пойду, как стемнеет,  огородами, через 
соседнюю усадьбу... Ну да ладно... Рассказывай.
  Булькал коньяк, переливаясь в фужеры, дымила горячая картошка, назидательно 
стучали старинные напольные часы. Слова закупорили горло. Я едва протолкнул в себя 
коньяк...
  - Рассказывай, трудно было меня найти? В Иркутск летал?...
  - Я пришел сказать... 
  - По дороге расскажешь. Не могу я ждать до вечера. Не по себе мне... Если Альбина 
умрет я  застрелюсь...
  - Покажи-ка мне твой пистолет...
  - Не дури, Марат...
  Я накрыл рукой  пистолет Малюгана.
  - Альбина умерла...
  - А... Что? Кто сказал!? Ф-у-у-х! Я так и знал... Ты хочешь сказать - я не успею? Ты сам 
видел?
  Я кивнул, и сам налил себе второй фужер...
  - На моих глазах... Был рядом... Перед смертью она просила вишни... А потом в 
голове у нее заиграла какая-то музыка. Она спросила, чья свадьба...
  - Я чуял, просился остаться на ночь... А эта коза, Жанна, как завопит! Стерильность, 
стерильность... Вишни я достал. Правда польская, мороженая... Так... Не лезет в глотку 
еде. Пожалуй, пойдем, перевезем сюда тело... 
  - Я бы подождал, пока стемнеет...
  - Ты обедал? Нет. Я вижу - не обедал. Поешь, и пойдем к Альбине. Ты пойдешь со 
мной?
   Я высморкался и взял в руки картофелину... Она сильно жглась, но это была не та 
боль, от которой больно. Эта боль немного укрепила меня и я, наконец, задышал всей 
грудью...
  - Скажи честно, я похож на сумасшедшего? Я знаю, чего ты хочешь... Не предавал я 
тебя. Так вышло... Я ничего не мог поделать... Это все наши финансовые заморочки. 
Тебя они не касаются. Семен погорел с блатными деньгами. Не получилось... Жаль, 
поторопились убрать... Меня самого накололи. Сделали подставным вице-президентом...  
Я не хотел убивать Усякина... Веришь? Нет? Дело твое...
  - Какой-то Кабан ищет какой-то архив. В Пестрово был налет на твою дачу...
  - На дачу? Забегали, мокрушники... Вот им, а не архив! - Малюган ловко свернул 
здоровенную фигу, сунул к моему носу. Кулак пахнул ружейным маслом. Оружие, охота и 
бабы... Что у него было на первом месте?
  - На даче остатки досье. Не успел забрать. Хорошо, Лола позвонила на дачу и 
предупредила. Я ноутбук в охапку и как был, в одних треньках выскочил... Не бери в 
голову. Там было одно старье, да и то небольшая часть досье, мелочевка... Настоящий 
архив... но молчу...
  - А я и не спрашиваю.
  - А-а-а! Засуетились сволочи! Я их всех поимею! Гнедой знаешь на кого работает? 
Генерал Сельчук хотел подмять меня под себя. Делиться, говорит надо. Это он 
подзуживал меня разобраться покруче с тобой, Марат Ерофеевич ... А полный архив им 
не видать. Моей жизни мало, столько он стоит. Пока досье у меня - мне никто не страшен. 
Нужно переждать, пусть эта шушера перебесится. Они еще приползут ко мне на 
полусогнутых...
  - Сомневаюсь... - печально заметил я.
  - Ну, это не твоя печаль. Ты лучше скажи честно, сколько вы взяли в гараже 
кирцовского золота?
  - "Вы" - это я и кто еще? - устало переспросил я.
  - Не ломайся. Сосин твой дружок, он участвовал в оперативном расследовании... Так 
сколько? Не пыхти, поздно меня бояться... Сельчуку кто-то что-то настучал. Он уверен, 
что не все золотишко ты сдал. Наехал на меня... 
  - А что нужно от нас Сельчуку?
  - Да он сам толком не знает, чего хочет. Просил пощупать в принципе, на авось, могли 
вы или не могли прикарманить часть золота...
  - Морду бы набить этому генералу. 
  - Я так ему и сказал. А сам себе думаю. Раз был стук, какой никакой, значит, дело свое 
ты обстряпал не чисто. Не пойму, зачем тебе Сосин. Почему со мной не посоветовался. 
Может быть, вообще ничего не следовало сдавать в казну...
  - Все сказал, полковник? Воображаешь, буду оправдываться? А если хочешь что-то 
доказать, так лучше бы, Климентий Вадимович, помолчал бы... Смотри, раскачегаришь 
меня - молчать не стану, и тогда мало тебе - не покажется...
  - Да, понимаю я весь твой расклад. Жаль, поздно проговорился Сельчук. Да что теперь 
жалеть... Я ведь как плановал? Сначала проверю источник Сельчука, подниму дело, 
посмотрю финансовые отчеты того суворовского отделения Сбербанка. За последний 
год... Ну да ты сам все знаешь. Если бы я что-нибудь нашел - не втирал бы ты сейчас 
мне очки. Я бы тебя копал и год, и два, да сколько угодно и, думаю, нашел бы концы. Вот 
тогда бы и поговорили. А раньше времени не стал тебя тревожить. Так что давай, 
выпьем, и сбегай еще за коньяком. Как видишь, с тобой я всегда по-доброму.
  - Я не скажу спасибо. Сбегать за вином сбегаю, но никаких "спасибо" не будет.
  - Э! Куда ты денешься. Ты же меня знаешь много лет. Так что не юли, все равно мы бы 
с тобой договорились. А Сосина я отошью. Больно прыгучая это мандавошка.... Да вот не 
успел. Не дал мне Сельчук раскрутить тебя. Делиться, говорит надо...
  - Климентий Вадимович, может, я пойду. Вижу, надоел я тебе... Такую ахинею несешь, 
уши вянут...
  - Нет, не торопись. Никуда ты не пойдешь. Я тебя знаю. На шаг от себя не отпущу... 
Пока жив... Ты мне еще не все сказал... Раз уж ты мне сам попался...
  Малюган вылил себе одному остатки коньяка, из холодильника достал следующую 
бутылку, долил фужер, залпом выпил и, не вытирая губы, басом рыкнул.
  - Делиться надо! Ни с кем никогда не делился и с тобой не буду. 
  Я приготовился вскочить со стула и броситься вон из дома, все очевиднее 
превращавшегося в западню... Под столом звякнули пустые бутылки... Малюган пьет со 
вчерашнего дня... Если он заговорил полковничьим зычным басом - жди грозы. 
Напружиниваясь для броска, я уперся руками в стол. Своей  волосатой лапой Малюган с 
силой прижал к скатерти мою правую руку.
  - Сидеть! Цыц! 
  - Слушай, сексот! А, может быть, там не только золотишко прятали блатные? Что если 
там хранился воровской общак? Например, банды Репы... Не зря же он исчез из Москвы, 
сразу после разоблачения телефониста Кирцова. Даже кликуху сменил. Был Репа, стал - 
Репей. Ты же не знаешь, а Сельчук мне сказал, что в 1992 году Репей сам запросился в 
зону. И спрятали его от братвы в Джезкангане на шахте. А чтобы посадили - он устроил 
пьяный дебош в ресторане Зеленая Луна. Значит, боялся, что на него свалят пропажу 
общака. Ты как думаешь, Марат Ерофеевич, могло такое с тобой случиться? Ну что 
вылупился? Не знал что Кабан меньщой братан Репы?
  - Со мной и так в гараже " случилось", - дубиной по башке...
  Малюган насмешливо потрепал меня по плечу. 
  - Колись, колись, Марат Ерофеевич, пока я добрый. Мы с тобой... Но молчу, молчу... 
Пока, доказать ничего не могу. А выложил тебе свои наработки - чтобы ты подумал и сам 
сказал: Климентий Вадимович, поднимаю лапки вверх. Ты не смотри, что меня поперли 
из органов. У меня есть свое сыскное бюро, так что как только утихнет история с 
Усякиным, - мы поговорим уже более предметно, если ты не поймешь, что нам нужно с 
тобой и дальше работать на пару. Да я отдам тебе свое бюро. Заправляй!..
  Малюган протяжно зевнул. Щелкнули челюсти. Голова Малюгана качнулась два раза, и 
он заснул. Руку мою  продолжал прижимать к столу.  Я знал об этих внезапных отключках 
у перепившего Малюгана. Обольщаться не стоило, через несколько минут он очнется 
трезвый и совершенно вменяемый. Я не пошевельнулся. 
  Момент пристрелить речистого предателя наступил. Но я был раздавлен откровенным 
хамством полковника. Я рассуждал о своей судьбе, вместо того чтобы действовать 
немедленно и решительно. Но как действовать, если свой пистолет он догадался убрать 
со стола, а мой находился в правом кармане брюк. Как достать его левой рукой?
  А может быть это удача, что пистолет мой лежит так далеко от моего страха и так 
близко к моей рассудительности. Малюган, провокатор несчастный, - наблюдал за мной 
краем глаза сквозь опущенные веки. 
  
  Я покраснел. На какой дешевый трюк решился полковник. Или ему убить меня нужно 
больше, чем мне - его? Голос мой завибрировал. Я стал оправдываться. Я напомнил, что 
был серьезно в драке ранен, потерял сознание надолго, не до золота мне было. Я упирал 
на то, что слухи о долларовой заначке в гараже кто-то распускает целенаправленно, 
чтобы натравить на меня блатных. Вдохновителя Кирцовских проделок с золотом мы так 
и не замели. Он на свободе и черт знает что может придумать... Но на самом деле 
никакого общака в гараже не было. Можно поинтересоваться у Кабана или еще у кого из 
блатных. У этого громилы должники долго не живут. И так далее... И тому подобное... 
Долго я забалтывал Малюгана. Вот дурень! Вот дурень!! 
  - Кончай тушеваться, Марат Ерофеевич. Я пошутил. И Сельчук делал вид что шутит. 
Ну что ты так разволновался. Ну не брал ты эти доллары и не брал. А если взял - 
молодец. Я бы тоже не растерялся. А слухи, тем не менее, ползут. Думаю откуда - то 
сверху. Сам посуди, ну зачем бы Сельчук напрашивался в долю. Он ожидал, что мы с 
тобой возьмем его третьим... Ты понял!? Войдет в долю третьим, а потом нас 
отодвинет... Вот почему он меня попер из органов буром... Ну, не межуйся же ты! Выпей, 
вот колбаски пожуй, что ты как не родной.
  Я залпом выпил фужер коньяка. 
  - Вот это дело! Надоел я тебе со своими фантазиями, но сейчас кончаем... Ты мне 
только честно ответь: неужто Сельчук тебя не вызывал, не прощупывал? А, может, вы 
давно снюхались без меня? И это ты попросил меня отшить, а общак поделить решили 
пополам?
  - Нет! - с угрозой сказал я.
  - А у ворот гаража тоже не ты закопал десять миллионов деревянных??? Нет!!! - 
рявкнул я.
  Я вырвал руку из тисков полковника, рванул из кармана пистолет и прицелился в 
хитрый мутный глаз пройдохи, наблюдавшего за моими конвульсиями с другого края 
стола.  Мой отчаянный жест с пистолетом не произвел на него должного впечатления.
  - Если ты хапнул те десять лимонов рублями, почему же не прихватить и доллары?
  - Хотел бы я узнать, кто наплел тебе эту ахинею. 
  - Верю, верю, Марат Ерофеевич. Пусть будет по твоему. Тебя - подставляют... Все так 
и есть. Я хапнул рубли, ты - баксы...  Сам Сельчук тебя не будет вызывать на прямой 
разговор. Он сначала заманает тебя вконец. Создаст вокруг тебя такое минное поле 
слухов и подозрений... Многие задумаются, а вдруг и правда ты не только прибрал 
золотишко, но и общак приворожил... Вот когда эти "многие" начнут за тобой охотиться, 
да обложат тройным кольцом, вот тогда ты взвоешь. Рад будешь поделиться, да 
поздно... Ничто тебя не спасет, готов будешь все отдать - чтобы жизнь себе сохранить. 
Вот тогда ты сам кинешься к Сельчуку искать защиты и спасения, и все-то ты ему 
выложишь как на духу. И все-то отдашь, но от блатных не защитит. А вот я бы тебя не 
стал травить блатными. Заметь, я предлагаю честно работать на пару и поделить все на 
двоих... Но это прожекты, прожекты... Поступим так: ты заночуешь у меня... Не 
отказывайся. Заночуешь. Я не боюсь наших сыскарей. Без команды сверху меня не 
тронут. Мое досье держит их, как держат мосек на цепочке... Пей, ты, главное, пей, 
закусывай... Утром скажешь свое решение и все будет у нас нормалек... Видишь, я тебя 
не прессую...
  - Решение я принял давно, - неуверенно вякнул я.
  - Погоди-ка! По-го-ди...
  Малюган метнулся к окну, находившемуся у меня за спиной. Высунулся в форточку. 
Выругался...
  - Ну-ка, проследи, куда она направляется...
  Не сговариваясь, мы оба выскочили на террасу с пистолетами в руках.
  - Никого! Что случилось?
  - Девка какая-то глянула на окна... Проводи-ка ее пару кварталов...
  Я натягивал пальто, растерянно поглядывая на Малюгана.
  - Она пошла налево. Быстро за девкой!!
  Я вышел на улицу, огляделся. Никого не вижу. До перекрестка улиц слева метров 
пятьдесят. Она могла скрыться за углом, только если бы побежала. Я поспешил на угол. 
Стал на колени и осторожно выглянул. За углом стояла салатовая Валга-такси. Машину 
потряхивало, стартер рычал, двигатель не заводился... За рулем ерзала, оглядываясь 
назад, моя милая Агнесса... Пожалуй, она меня тоже заметила. Нет, я не удивился. Я 
ничему более не удивлялся.
  Я погулял минут двадцать, упорядочивая в голове обрушенный на меня бывшим 
шефом шквал бесценной информации... Успокоившись, я вернулся в дом Альбины.
  - Ну? - кинулся ко мне Малюган. едва я ступил на крыльцо. - Куда пошла?
  - Не девка, скорее женщина. Дошла до автобусной остановки. Наверное, до сих пор 
ждет. Можешь успеть познакомиться...
  Малюган сошел с крыльца,  зачерпнул серого городского снега, растер лицо. Фыркнул 
от удовольствия.
  
  Малюган принес из спальни металлическую коробочку с голландскими сигарами СAFE 
CREME. Бросил на стол.
  - Закуривай, Марат Ерофеевич. Поторчим... Кайф словим и двинемся... 
  Закинул ногу на ногу. Вскочил, подставил к столу плетеную кресло-качалку. 
  - Хочешь, - сходи на террасу, сам принеси себе второе кресло. Посидим как люди, 
подымим...
  А ведь никогда прежде не курил полковник. Я готов был убить Малюгана, но он 
вовремя сменил тему разговора.
  - Нет, Марат Ерофеевич, рыжье, баксы, - это подождет. Давай, сделаем по-другому... 
Раз уж ты появился, сначала ты поможешь с моим досье. Ты, вообще-то, согласен мне 
помочь? Учти, это и в твоих интересах... Большие деньги можем срубить на пару.
  - Не получится, полковник. Я отваливаю из Москвы. Однозначно. Разбирайтесь без 
меня... Тебя вот-вот нащупают... Ты нужен не только Гнедому и Сельчуку...
  - Знаю, знаю... И Кабану я нужен, и Михалковскому...
  - А бухгалтеру зачем? - удивился я.
  - А ты не допускал мысли, что банк наш принадлежал не Усякину? Так что не спеши, не 
спеши меня отпевать. Дело такое... Я тебя просвещу несколько, а ты поработаешь на 
меня? Годится? То, чем я могу тебя сейчас порадовать - точно поможет тебе отмазаться 
от дела Усякина. Экий же ты, все бы тебе делать с выгодой...
  - Хорошо, но если ты мне опять начнешь заливать про общак, - я сматываюсь. Вы все 
просто помешались на этой халяве. Где у тебя туалет. Дай-ка, отолью, от больницы 
терплю...
  
  ГЛАВА 38
  
  Я думал "удобства" на улице. Мне нужно было глотнуть свежего воздуха. Новость 
Малюгана была ошеломительной. Это же в какую бяку я вляпался по милости 
полковника. Мало мне Кабана, еще и Михалковский может заинтересоваться мною. Уж не 
он ли тот "вдохновитель", кто вправлял мозги Кабану во время первого разговора с ним 
по телефону?
  Туалет оказался на террасе. Потянуть время, чтобы охолонуть, - не удалось.
  - Где ты там? Не провалился в очко? Старик прорубил дыру насовесть. Слона можно 
приводить...
  Я вернулся и стал маятником ходить по комнате. Полковник вспылил.
  - Да сядь ты, ради Христа.  Слушай сюда. Все я сказать не могу. Только намекну. 
Почему ты думаешь, я скрываюсь? Нет, смерть Усякина для меня - тьфу! У меня 
надежное алиби на  те дни... Не подкопаешься. Дело не в Усякине. Анализируя твою 
информацию, я нечаянно понял, что не Усякин, а Михалковский, да, да, не удивляйся, 
именно этот недоделанный тихоня принимает главные решения в политике банка. Он 
направляет и регулирует финансовые потоки. А Усякин лишь берет под козырек и 
талдычит: бу сде!...
  - Да!? Не хило! - Не уставал поражаться я, - это фортель тот еще. 
  Мне ничем помочь эта информация не могла, но как было не восхититься 
пронырливостью Малюгана. 
  - Мы немного с Усякиным погорели, это верно, но я никогда бы не пошел на то дело, 
зная что Семен, по сути, - пешка! Ты еще о Михалковском много чего услышишь. Вот кого 
я боюсь, если откровенно. Но он боится моего досье - еще больше!.. С ты подумал, - я 
скрылся из-за обвинений в убийстве своего старого товарища... Недоработал ты в этом 
деле, Марат Ерофеевич, прямо тебе скажу, - не доработал... И попал как кур во щи. Вини 
себя одного...
  - Виню, виню себя, Клементий Вадимович...
  Я был сломлен. Злость моя обессмыслилась совсем. Подло обошелся со мной 
Малюган, но сколько интеллектуального блеска было в этой подлости... Блеск, блеском, 
но если успокоиться, проглотить унижения и предательство, что я претерпел от бывшего 
шефа, то и для меня, кажется, найдется местечко погреться в лучах славы великого 
комбинатора. Вроде он собирается реализовать свое досье? так надо помочь ему! Руки 
умыть я еще успею...
  - Я слушаю, - подбодрил я приунывшего мэтра сыска, неумело затягивавшегося 
размокшей крепчайшей сигарой.
  Сломив мое сопротивление, Малюган потерял ко мне интерес.
  - Ты это о чем?
  - Досье ваше, вы что-то надумали...
  - А... Это... - полковник устало закрыл глаза. - Это... Понимаешь ли, Марат Ерофеевич, 
одну копию досье я вынужден был оставить адвокату, вернее в Уникумбанке в сейфе 
лежит для него письмо с инструкциями...  Не самая надежная подстраховка. Я 
предполагал, что тысяч за пятьдесят зеленых роль адвоката ты исполнишь получше. Но 
ты куда-то уехал, вроде в Брянскую область... Я звонил, тебя дома не было... Отвечали 
какие-то обормоты, я подумал что ты спекся окончательно и решился поручить 
подстраховку адвокату...
  - Чепуха... Не спасет...
  - Да я сам так думаю... А как быть? За границу бежать от Михалковского и Кабана, я не 
хочу... Хотя после смерти Алечки, можно и убежать... 
  - Смотри, Марат, еще кто-то прошел. И опять на окно глянул. Я с утра наблюдаю...
  Малюган схватил со стола пистолет и выскочил на террасу...
  Ложная тревога, это газету старику принесли...
  Малюган насмешливо посмотрел мне в глаза.
  - Почему не спросишь, с какой стати я просвещаю тебя?
  - Ясное дело. Без крепкого тыла здесь, в России, бежать за кордон бесполезно. Не 
думаю, что ты много перекачал туда на свои счета. К смерти Усякина ты был не готов, это 
однозначно.
  - Больше того, чтобы хотя бы на первое время заткнуть дыры, что мы проделали в 
кармане Михалковского, Кабана и прочей шпаны, пришлось нам с Усякиным вернуть 
сюда большую часть наших накоплений... Еще хочешь послушать? Хочешь, но вижу, ты 
моих надежд не оправдал...
  - Кинуть меня  еще разок я, конечно, больше не позволю. Однозначно. Теперь я 
забочусь в первую очередь о своей семье... Но чем могу, тем помогу... По привычке 
соблюдать субординацию...
  - Само собой. Значит, тебя не зря считали придурковатым мужиком. Даже после моего 
предательства ты еще готов мне помочь... А я на это всегда и рассчитывал, - вдруг 
залихватски закончил Малюган свои долгие вступительные речи.
   Мне было жаль полковника. Все эти банки, Адвокаты - туфта... Мне было жалко 
Малюгана. Он понимал, что обречен, но хорохорился до последнего. Возбуждающая 
живучесть. Я сам приободрился. Налил, мы, первый раз за все застолье, чокнулись
  - Быть добру!
  - Что ко рту, то ко двору!
  Малюган даже закусил остывшей картофелиной. Стал чистить вторую...
  Зазвонил телефон. От неожиданности резкого звонка допотопного аппарата у меня 
заломило затылок. Малюган, к моему удивлению, спокойно потянулся рукой к телефону.
  - Ты что делаешь!? - я ударил Малюгана по руке. - А если тебя секут?
  - Да это старик мой, что-нибудь потерял. 
  Малюган снял трубку. Слушал он молча, светло улыбаясь старческому маразму.
  - Я дам вам тысячу рублей, только успокойтесь. Идите лучше домой, Илья Модестович. 
Нет, лучше возьмите такси, я заплачу...
  - Потерял пятьсот рублей. - Вздохнул Малюган. - Как же, пять коробок спичек можно 
купить. Обошел по новой все магазины, где был, а домой вернуться, сил нет. Сидит на 
бульваре...
  Теперь Малюган стал вышагивать по комнате.   
  - Ты дослушай, мой дорогой Марат Ерофеевич... Я понимаю, адвоката могут 
перекупить...
  - Нет. Нет, нет, - засмеялся я, - Я сказал, я пас... Сыт по горло... Сейчас я исчезаю... - 
напомнил я.  Помочь  могу лишь в одном, если нужно что-то кому-то передать, записку, 
там, дискету... 
  - И к Альбине со мной не пойдешь?
  - И еще помогу похоронить Алю... Однозначно.
  Полковник искренне удивился. Но кто я ему, чтобы так удивляться моему самому 
обычному решению на время забыть предательство? Ненормальный! Полковник спятил, 
а не я... Нет, что он себе вообразил? Боже, он спятил, у него губы дрожат... Черт! 
Бородатый Ромео... Он сейчас прослезится, глядя на мое "благородство".
  - Ты же понимаешь, мы должны похоронить Альбину... У нее никого нет кроме меня... 
Старик едва ноги таскает... Если он утром пойдет в магазин - жди его к вечеру...
  - Что ты хочешь от меня? Конкретно?
  - Да ничего особенного, если адвоката купят, не предъявишь ли ты архив генералу 
Падорину? Зачем? Может быть, после этого он захочет поговорить со мной и нажмет 
нужные кнопки, чтобы отмазать меня от Михалковского и Кабана? А другую копию я 
разрешаю продать Кабану, а третью - Михалковскому. Поверь, озолотишься, дорогой... 
Ну, если выкручусь на этот раз - подскажу еще кой-какие источники валюты... А если и 
мне отстегнешь чуток на "кефир, сортир, клистир"... 
  - Клементий Вадимович, а мои донесения по банковской клиентуре тоже присоединил к 
своему компромату? Обо мне подумать не счел нужным?
  -  А ты при чем? Твоя работа оплачена...
  - Но кличку источника ты не мог не указать! Признайся, я фигурирую у тебя под 
кликухой "француз"?
  - Да не дергайся ты! Кому ты нужен! Я для себя составлял досье,  ты проходишь под 
номером 11. Не веришь? Это твои проблемы...
  - А почему бы тебе не отдать досье сразу, самому? Сейчас  же поезжай к генералу 
Падорину, или к Гнедому? Пока  не опередили твои компаньоны...
  - Так вот взял, пошел и отдал? Кому? Падорину? Да меня на проходной перехватят. Не 
Подорину нужно мое досье. Сельчуку и Карябину! Понял? Да, я этим тварям еще такое 
устрою...
  - Не может быть! - воскликнул я, притворяясь ошарашенным. - Сельчук!? Карябин?! 
Твари!?
  - Да, да!  Меня повяжут прямо на проходной. Да уже в Туле, на вокзале повяжут. 
Говоришь - Гнедому? Этой шестерке? Да у Гнедого пасутся люди Кабана. Они грохнут 
Гнедого и заберут архив... Да, Кабан что, - не пришей кобыле хвост этот урка! Вот за ним 
стоят такие воротилы, что даже Падорин хвост поджал. Эта сука отказался меня принять 
и поговорить! Сразу согласился на мое увольнение! Сволочь. Я у него внука крестил. 
Сколько мы с ним на охоте покуролесили. А девок сколько попортили у меня на даче!  Но 
больше никто не поможет... А, все это муйня! Не я нужен тем, кто за спиной Кабана, 
компромат мой нужен, а еще больше мое гробовое молчание...  Вот чему цены нет... А 
ты сможешь, когда нужно будет,  провезти архив в Москву. Пусть меня грохнут, но и эти 
падлы  загремят под фанфары...
  Глаза Малюгана вылезали из орбит. Белые, как крутые яйца, они предвещали приступ 
бешенства... Лапа полковника уже вцепилась в мой рукав... Он понимал, что конец его 
близок и порол чушь, лишь бы не молчать... Это тоже была агония... Если я сейчас не 
успокою этого параноика - бог весть на что он пойдет, чтобы заставить меня стать его 
вторым, запасным адвокатом... И потом, пистолет у него всегда под, рукой... А успею ли 
я вынуть своего Макарова?
  Я закурил голландскую сигару. Тоже положил нога на ногу и отвалился на спинку 
стула... 
   - Вообще-то ты прав, Клементий Вадимович... До меня не сразу дошел расклад. 
Собственно, я ни чем не рискую...
  - Вот Именно. Если адвокат запоет под дудку мафии - ты придешь и скажешь... Ну что, 
пидорасы, поимели Малюгана? Луя вам лысого!
  Теперь и меня охватывала ярость. Этот скот, втянувший меня в шашни блатных 
банкиров, продолжал считать меня безмозглой марионеткой в своих руках...  
  Малюган перешел на шепот. Он говорил все быстрее, не следя за логикой своей речи. 
Он не открыл, что и где я должен сообщить, если адвоката купят. Да и кто у него 
адвокатом он не говорит. А я и знать не хочу... Нет! Хватит! Почему не хочу? Я хочу! Хочу 
знать все, за этим и пришел.
  -  Пойдем, я покажу тайник, у меня и еще есть, но это основной...
  Мы спустились в обширный, сухой подвал, обложенный кирпичом.
  - Видишь?
  Ничего подозрительного я не заметил...
  - Что я должен увидеть?
  - Смотри, печь на пяти кирпичных столбах.
  - Ну и что? Очень надежно...
  - То-то! Не нужен пятый столб, что посередине. Разобьешь столб и все увидишь. 
Четыре дискеты, четыре видеокассеты в герметичной укупорке... 
  Полковник перевел дух и обмяк...
  - Ладно, пошагали к Альбине... Не дождалась...
  Когда спускались - не скрипели ступеньки подгнившей лесенки. Когда поднимались, 
ступеньки аж прогибались под тяжестью седого грузного Ромео... Проклятье, почему я 
должен уступать Малюгану? Рассопливелся и снова дам себя охомутать?
  - Я готов. Идем. 
  Полковник спрятал пистолет во внутренний карман пиджака и удивленно воззрился на 
меня.
  - Ты почему не одеваешься?
  Губы его раздраженно искривились.
  - Погоди, Климентий Вадимович. У меня вопрос. Кто такой Кабан? Ничего толком не 
знаю про такого. 
  - А тебе зачем? Прийдет время, сам докопаешься...
  - А кто работает с Кабаном через Гнедого? Тоже не в курсе?
  - Ты куда клонишь? Жить надоело?
  - Кто же Артура продал Кабану?
  - Да пошел ты к (такой-растакой) матери... Вот привязался. Плевать я хотел на твоего 
Артура. Алкаш и бабник, такие только и мечтают, кто бы их купил. Собирайся и пошли, 
или мотай куда подальше, пока я тебя не пристрелил. Думаешь, я не в курсе, что вы с 
Сосиным в действительности нахимичили в том гараже... Хватит шутки шутить.
   Не удивительно, что я побелел, а может быть, позеленел... Мент и на краю могилы 
оставался ментом.
  - Бред сивой кобылы. Если бы у тебя были факты...
  - Слушай, француз, не бери в голову. Мне что-то не по себе. Я опять пошутил. Клянусь 
- у меня как в могиле... Ты сам напросился. Теперь понял, что должен мне помочь? Нам 
нужно отбиваться от сволочей на пару!  Вернемся из больницы, я тебя введу в курс дела. 
Мы должны помогать друг другу. Пошли, пошли, уже смеркается...
  Вот теперь и руки у меня были свободны, и совесть чиста, а убить Малюгана я все был 
не готов... Не хватало какой-то мелочи... Кто-то должен был дать повод, 
спровоцировать... Слабость во всем теле... Не могу иначе... Кто-то должен толкнуть 
меня в спину на последний шаг...
  Полковник поколдовал у зеркала, наклеил дополнительные брови, парик натянул 
седой, "шатенистый"... Я тоже подправил свои клееные русые, ух! фраерские усики, 
надел темные золоченые очки и два старых придурка, играющих в опереточных 
детективов, решительно вышли за зеленую калитку. 
  
  ГЛАВА 39
  
  Полковник  нервно огляделся, и я за ним, хотя обычно делал это более аккуратно. 
Усадьба родственников Альбины находилась почти по середине квартала. Я то пришел с 
нижнего конца улицы. Малюган втянул голову в вортник армейской бекеши и повернул 
налево, вверх по улице... Мы прошли половину пути, как из-за поворота сдади 
выкатилась Черная Волга и, высоко всидывая на колдобинах передок, с ревом помчалась 
вслед за нами.
  Малюган не оглянулся... Довольно прытко он бросился вперед, целясь свернуть в 
поперечный проулок раньше, чем нас настигнет Волга... Там, по его мнению, ждало 
спасение...
   Нет уж, так в жизни не бывает... Из-за вожделенного для полковника  угла вынырнули  
трое в длинных черных пальто. Черных очках и шляпах... Настоящие  Гангстеры из 
голливудского боевика... Вот откуда у ментов алергия на бандмтов, как у псов на кошек... 
Из-за их шикарной экипировки...
  Малюган, не сбавляя хода,  открыл огонь, намереваясь протаранить черную стену 
гангстеров... Те заскочили за угол и полоснули из спецназовского автомата по Волге. 
Машина ткнулась в кучу песка и зачадила. Из  машины выпали опера, звонко затявкали 
пистолеты. Что-то дважды дернуло меня за рукав. Я увидел на рукаве клочья ваты. Ах, 
Скоты криворукие! В меня - то зачем пулять...
   Я сделал только один выстрел. Надо бы для верности повторить, да не успел. 
Полковник плашмя грянулся на тротуар... Я петухом взлетел на забор и, петляя меж 
яблонь, лосем пошел ломить по неглубокому снегу, куда глаза глядят. А сзади, 
подстегивая меня, гремела музыка близкого боя между ментами и гангстерами...
   Я недаром попрощался со своим ТТ. Спасибо, отслужил. Я как чувствовал. Чутье на 
жареное - мой единственный полностью реализовавшийся в жизни талант. ТТ я с 
почестями, то есть, с болью в душе, накануне поездки в Тулу похоронил в пучине Москвы 
реки.  В Тулу с собой взял обычный штатный пистолет Макарова. Да он и удобнее, и 
полегче, пожалуй... Словом, Малюган упал с моей, "макаровской", пулей в затылке... А 
теперь следователи пусть разбираются, как так вышло, что при перестрелке оперов с 
бандой случайно погиб такой важный свидетель...
  
  ...
  
  Между тем, расследование заказного убийства главы банка Роскредитсервис 
забуксовало окончательно. Найденного килера то ли отмазали за большие деньги, то ли 
просто отпустили за недостаточностью улик. Последняя надежда Гнедого  навесить 
Усякина на Михалковского расползалась  по швам.  
  Оказывается, по документам уволили Михалковского из банка, "по причине 
несоответствия занимаемой должности". Уволили еще за три месяца до убийства 
Усякина. Ловко! Все три эти месяца я регулярно видел его в своем кабинете, и в день 
убийства банкира с ним же обследовал место преступления,  помогал прятать 
обгоревшие документы.
  Опять же по документам, ставшим известными следствию, после увольнения, 
Михалковский  организовал небольшую торговую фирму, нигде не светился...  Ни слежка,  
ни прослушивание телефонных разговоров ничего не дали. Михалковский был неуязвим, 
хотя подозрения на уровне блатного стука множились. Поговаривали, он гнал в 
Белоруссию эшелоны сырой нефти, но уцепиться реально следствию было не за что. 
Подозрение Гнедого, что Михалковский мог прикарманить деньги банка Роскредитсервис, 
мне кое-что давало, но я не показывал вида...
  А давало мне дурацкое подозрение Гнедого то, что оно, в свою очередь, уводило из 
поля зрания милиции все более интересовавшего меня седенького старичка " 
Кондратьича."  Да, срабатывал отвлекающий маневр комбинатора.  В Яленке у меня 
было время порассуждать об этой белой мышке.
  
  Весеняя деревня тяжело далась Кристине. Бедненькая почти не спала. Ее томил 
пьяный дух соснового леса, подступавшего к самым пряслам нашей усадьбы. Набухшие 
почки сирени, грачи на подновленных гнездах по утрам вызывали у нее приступы 
слезливой ностальгии. Кристина страдала без вседневной московской суеты, из года в 
год протекавшей под окнами нашей квартиры... 
  Крошка моя стала какой-то шальной. Потеряла аппетит. Сексом занималась со 
странным равнодушием. Даже  в святую минуту оргазма, я с отчаянием обнаруживал, что 
женушка моя  мечтательно рассматривает  потолок. Кристина уходила в себя, в свои 
воспоминания,   наглухо закрывая от всех нас, своих близких, переполненную 
ностальгией, безвольно страдающую душу. И это  при том, что в портках у меня, в 
ожидании объятий возлюбленной, весь день кипел гремучий коктель весны.
  Даже столь любимый утренний макияж, час глубокомысленного священнодействия 
наедине со своим лицом и обнаженной грудью потеряли для Кристины свою  былую 
магическую силу. Кристина даже губы не всегда подкрашивала. А я-то, а я-то мелким 
бесом вился вокруг нее, угадывая ее малейшие желания. Навез в избу лучшую аудио-
видео технику. Стол наш ломился от заморских разносолов... И все впустую. Моя бедная 
женулька избегала смотреть мне в глаза, словно я был ее тюремщиком. Ласточка моя 
начисто угорела от стерильных запахов деревенской весны, и в сердце мое стали 
закрадываться мрачные предчувствия.
  Почти весь апрель я работал урывками, разрываясь между Яленкой и Москвой... Я 
боялся надолго оставить Кристину наедине со всоей весенней тоской. Я ухаживал за 
нею, как за больной. Притихшие дети говорили дома шепотом, старались пореже 
попадаться матери на глаза.  
  Наконец, к середине мая тиски ностальгии как будто ослабили давление на сердце 
моей ненаглядной. Утром родительской субботы Кристина покрасила свои чудные русые 
волосы в огненно рыжий цвет, покрыла ногти темносиреневым лаком. Эти причуды были 
такими аляповатыми, что Кристина, повиляв задницей перед зеркалом, впервые за всю 
зиму громко засмеялась... Она пригласила меня принять участие в ее художественном 
чудачестве. Разрисовала меня губной помадой, попросила напялить лучший парик, 
взъерошила блондинистые волосы  и машинкой, которй я стриг детей, оболванила парик 
наголо. 
  К обеду, вдохновенно напивая романс Калитка, Кристина наформовала пельменей и 
до отвала накормила детей... Ночью наконец-то она попросила трахнуть ее сзади в ее 
любимейшей позе на четвереньках,  и вообще была почти по-прежнему 
темпераментной...
   У меня отлегло от сердца. Наконец-то я мог спокойно приступить к осуществлению 
нового вполне созревшего плана. Я проснулся пораньше и стал бриться. Я наметил 
сегодня же появиться в Москве, и приступить к поискам загадочного седенького старичка. 
Попрежнему, не будет у меня спокойной жизни, пока я не выясню, какие у него были 
интересы в том проклятом гарже, где мы с Арсением прикарманили кучу долларов. 
  
  Чем больше я думал о старике "Кондратьиче", тем более зловещей вырисовывалась в 
моем воображении его роль не только в аферах банка Роскредитсервис, но и в моей 
личной жизни. Намеки Малюгана на "гаражное" золото и мокрые "доллары", намеренная 
утечка информации из уст Гнедого, неожиданный интерес Кабана к блатному  гаражу-
мастерской - все это лишь эхо. Не они родили опасные для меня подозрения. Не у них 
есть основание подозревать меня в присвоении тех долларов, намокших от долгого 
хранения в бетонном мешке... Не ими подогревался интерес к моей особе и моей роли в 
изъятии золотого запаса мафии. Кабан, Малюган, Гнедой - обычные провокаторы. Эти 
засранцы использовали смутные сведения от таинственного источника в своих личных 
интересах, чтобы помыкать мною. 
  Так кто же тот таинственный источник? Кто тот оборотень, инициатор расследования 
моих нечистоплотных делишек, вдохновитель погони за мною? Леший меня чеши, кто 
хочет отнять у меня мокрые доллары и ввергнуть мою семью в беспросветную нищету? 
Может быть,  седенький призрак старика - тоже эхо? Ставленник еще более 
таинственного, еще более могущественного  воротилы.  Да и черт с ними. Надо же с кого-
то начинать очередной виток поисков. Но с кого, когда все в тумане? А не могла ли у 
меня развиться мания преследования?..
  Проснувшись после ночи любовного возрождения, Кристина подозвала меня, нежно 
потерлась носом о выбритую щеку, поцеловала мою руку и промурлыкала.
  - Мне стыдно, родной мой. Я люблю тебя с каждым днем все крепче. Поезжай, родной, 
тебя там,  в Москве наверняка заждались... Прости мой эгоизм. Без твоей терпеливой 
помощи я с ума сошла бы от тоски по Москве.
  Меня несколько покоробили ее выстраданные слова. Я почувствовал укол ревности. 
Кристина  вела себя все эти месяцы как зомби, как невольник своей привязанности к 
Москве. Она говорила о шумном городе как о живом человеке... Именно как о реальном,  
жестоком человеке, совершенно равнодушном к страданиям любящего сердца... 
Кристина  сознавала, что разлука с этим бездушным чудовищем убивает душу, но не 
могда противостоять его влекущей магии... Ну да, слава богу, Кристина опомнилась.
  А меня - заждались... Я уехал в Яленку, не завершив, два серьезнейших дела, 
сулившей нашей фирме десятка три тыщенок... Я измаялся, не имея возможности 
объяснить Сосину свои постоянные отлучки. Как бы не стали компаньоны требовать от 
него турнуть меня ко всем чертям...
  Не сказал бы я, что полностью поверил выздоровлению жены. Я слишком переживал 
за порученные мне дела, чтобы посерьезнее вслушаться в мурлыкание жены. Я очень 
хотел уехать, а в таком состоянии с радостью веришь женщине, если даже руководит ею 
почти прозрачная хитрость...
  Уже в автобусе Стародуб-Брянск я принялся укорять себя. Ладно бы Кристина 
отделалась от меня, чтобы не видеть изо дня в день моего укоряющего ее совесть 
томления, томления ментовской гончей, застоявшейся без охоты... А что если она 
обессилила в борьбе со своей тоской по Москве? И просто сменила тактику, - спрашивал 
я себя, но ответить мне было нечего... А это было, после акции по уничтожению Кабана, 
чревато, ох как чревато непредсказуемыми последствиями...
  Как выяснилось позже, Кристина действительно не выздоровела. Остатков ее силенок 
хватило лишь на то, чтобы притвориться выздоровевшей  и обмануть меня. Но я, я куда 
смотрел! Какой же я негодяй! Я же чуял беду! Я, прожженый прохвост, купился так 
дешево только потому, что устал бороться за свою любовь. Я усомнился в любви 
Кристины и потому уступил свою жену Монстру по имени Москва,  безжалостно 
зомбирующему слабую женщину. Я проиграл и согласен был купиться...
  Четыре месяца не напоминал о себе хозяин Кабана, с кем пахан постоянно 
советовался, зажимая микрофон телефона при разговоре Со мной. Порой подмывала 
слабовольная мыслишка: а что если со смертью Кабана кончилась и охота на меня. А что 
если, страсти вокруг Малюгана затихли потому, что основной его архив так и не выплыл 
наружу. Ну, как же, это устраивало всех. Лежит себе эта мина замедленного действия, 
лежит себе в Туле под печкой и лежит. И все зависит от моего молчания? А раз так, я 
молчать готов до скончания века... 
  А то, что меня в марте пытались похитить средь бела дня,  и дважды поджидали 
неизвестные молодчики в казино " Три вольта" так это обычное дело для детектива 
частного сыскного бюро. 
  Многим я успел насолить. Заемщикам находил прятавшихся должников. Женам 
выслеживал любовниц, слишком рьяно доивших мужа. На то он и детектив, чтобы на шаг 
опережать свою смерть. Едва ли это седенький призрак посылал гонцов по мою душу. 
Если эта седая крыса и в самом деле не потеряла ко мне интерес, что было бы проще 
устроить засаду на моей квартире. Но сколько я ни проверял, вокруг моего дома ничего 
подозрительного не замечал. 
  ...
  
  - Когда вы молчите, вы мне нравитесь больше. - Сочувственно вздохнул старик.
  - Убийце тоже нравится молчание покойника.
  - Но довольно, заканчиваем прения...
   - Кончай волну гнать, старик. Я все понял. Так это ваши люди грабанули  отделение 
Сбербанка на Суворовском проспекте? Классная работа, классная! А ведь дело это не 
закрыто! Дельце  лишь приостановлено. Какая радость следователю! Наконец-то первый 
свидетель нарисовался! Теперь у вас лично отберут подписку о невыезде и начнут 
прессовать... Наконец-то и блатные поймут, кто втягивал их в опасную тяжбу с 
мусорами...
  - Однако, какое хамство! Я, понимаешь ли, грабанул сберкассу...
   - Ну да! Теперь все ясно и понятно! - продолжал я орать в полном опупении от страха. 
- Давно вы распускаете байки про этот золотоносный гаражик! Вот оно что! Теперь я 
понимаю, почему Мурылову генерал Сельчук приказал перетряхнуть дело по ограблению. 
Правильно. Малюган действительно очень постарался спустить это дельце на тормозах.  
Так это вы генералу накапали на плешь! Решили и Малюгана ко мне пристягнуть. Не 
удивлюсь, если завтра Гнедой обвинит в похищении долларов нас обоих. Маразм 
крепчает!  Так в чем дело? Вот он я, берите, сдирайте шкуру, в задницу заглянуть не 
забудьте, может, я туда запихнул ваши доллары.
  - Марат Ерофеевич, я-я... - пролепетал старик, - я не хотел вас обидеть... Ваша 
грубость... Вы спровоцировали меня...  Достаньте досье и мы з-забудем эту историю... 
Это правда, что Сельчук уже взял расследование под личный контроль... 
  Старик повернул ко мне стеариновое лицо. В темноте это было очень неприятное 
зрелице. Расплывчатое пятно лица, казалось, светилось от бессильной злобы. Он 
перестарался. Запугивая меня, он наступил на свои же грабли... Рядом были несколько 
подручных, но расправиться со мной, он не смел. Моя психическая атака удалась. Хватит 
вопить. Надо взять себя в руки и развить первый успех... Я решил безжалостно добить 
старика.
  - Да! Сельчуку понравились ваши деньги из тайника! Уж лучше я с ним поделюсь! Да 
нет, я все отдам генералу, если он сделает вам небо в клеточку. А спасти вас может 
только вторая часть досье Малюгана.
  - Все, все, дорогой Марат Ерофеевич!- запричитал старик. - Мне  нужно позвонить. 
Походите минут пять вокруг машины.
  В БМВ охранников гремела музыка. Я подошел поближе. С обеих сторон на открытых 
дверях висели немолодые проститутки. Они напрашивались в машину  со свим товаром 
не первой свежести, но парни гнусно высмеивали их возраст. Наконец девушки решили 
оскорбиться и поообещав вскоре вернуться со своими друзьями, отвалили в сторону трех 
вокзалов.
  - Садитесь, Марат Ерофеевич! - позвал старик. 
   - Давайте заканчивать разговор. - Дед взял себя в руки. - Не путайте меня! Сколько 
просите за работу?!
  - Я ничего не прошу, это вы просите. Нет уж, любезный, вы тоже должны из первых рук 
узнать, как все происходило в гараже на самом деле.  Я раненый провалялся без памяти 
несколько часов. Гараж был открыт, - заходи, - бери. На верстаке стояла недопитая 
бутылка водки и три! три! стакана. Двое мертвы, а где третий собутыльник? И вы знаете, 
кто был третий! 
  - Прекратите! С меня довольно! - вскрикнул старик и от волнения стал задыхаться. 
   - Нет! Ты выслушаешь все, паскуда! Я вдолблю тебе в башку сам, если ты не понял до 
сих пор. Да если бы я позарился на доллары, зачем бы я отказался и от золотишка. Никто 
не знал, как я попал в гараж. Радиотелефон мой был разбит. Вообще весь день никто не 
знал, где я нахожусь. Если бы я захотел -  никто и никогда не узнал бы, кто уделал 
столяра. 
   Старик как ужаленный выскочил из машины... Ошпаренным псом, раза два, обежал 
машину... Но взять себя в руки не смог... Как его достал мой художественный свист! Нет, 
как достал! Он сунул себе в рот баллончик с аэрозолем от астмы,  вырвал из кармана 
носовой платок, стал вытирать им взмокшее лицо, шею. Расстегнул ворот темной  
рубашки и положил мокрый от пота платок на сердце. Подскочил охранник, но старик 
отогнал его пренебрежительным жестом руки.
  Я твердо уверился: старик не мог быть источником, родившим " слух" о моем 
похищении  общака. 
  ...
  
  ...
    Тремя ударами старой финки я покончил с последним и самым опасным свидетелем 
позора моей жены и моего давнего позора... Надеюсь, на этот раз я не ошибся. 
  
   Я опьянел, усох и буюто бы, стал ниже ростом, когда увидел фонтанчик черной 
крови... Я побрел через двор к воротам. Привычка сексота при любом раскладе  держать 
волю в кулаке, а глаз на стреме - не поддалась моему опьянению. Выглянув в переулок, я 
обнаружил в скверике БМВ и двух охранников. Они играли в карты. Никуда они не ездили. 
Не означает ли это, что Кристины больше нет в живых?.. 
  Я вернулся в кабинет старика, не снимая перчаток, надел на пальцы кастет, когда-то 
конфискованый у налетчиков, как и финка, и зычно позвал Комара в кабинет шефа. Он не 
расслышал. Я повторил зов громче. Комар выключил магнитофон,  влетел напыженый, 
заспанный, готовый огрызаться на упреки хозяина. Вот нервы у дебилов. Тяжелый Рок 
наяривает на всю катушку,  а он дрыхнет. Комар влетел   и получил кастетом меж глаз. 
Не смертельно. Проморгается.
  Я ПОЛИл голову бригадира бандитов пивом. Потрепал с пристрастием по щекам. 
Пустой номер. Еще облил шипучим теплым пивом. Еще отхлестал по мордасам. И только 
тогда вредное насекомое неуверенно разлепило залитые кровью зенки. Я же говорю, 
хлипких набрал старик быков. Торопился. 
  - Хочешь жить, - говори, куда поехали парни? Где моя жена? Что вы с ней сделали?
  Фу, и хитер засранец! Сумел извернуться и схватить меня за яблочко... За что 
схлопотал ногой по ребрам. Отдышался... Хрипел, но молчал. Я стал на Магнум, тоже 
конфискованый, навинчивать глушитель во второй раз...
   - Дачный поселок  Липки... По Каширскому...
  - Поедешь со мной покажешь... Не соврал - будешь жить.
  - Забыл. Это, не, не по по Каширке. Как это, - по Ленинградскому.  Дачный кооператив 
Автомобилист. После Зеленограда. Номер 38.
  - Все равно поедешь со мной. А почему парни не поехали туда... Почему спрятались за 
забором?
   Скис, скис, паразит. Вот как такого любить... Но, надо.
  - Оттянись. НЕ спеши звонить. Ты мне не враг. Живи себе. Мы же с тобой старые 
кореша.
  Глушитель я привернул. Чем еще попугать пленника... Я дернул затвор. Зловещий 
щелчок добил Комара. Он заговорил быстро, обильно и вполне разумно.
  - Этот Козел, - делает ноги... Уже сделал, - Комар показал глазами на труп босса, 
ссутулившегося в кресле... Тварь, мало что кивнул, он еще и заговорщицки 
ухмыльнулся... Будто со  мной заодно.
   - Говорит, перебазируемся... А зачем девок уволил? Я базарить стал, как с бабками, 
он базарит - вечером, а сам шмутки покидал в машину... У него нет наличности. 
Предлагал какие-то Акции. Фуфлогон... Братаны не отдадут бабу, это, - твою жену, бля 
буду, не отпустят пока не увидят баксы... 
  - И ты трахал Кристину?
  Комар промолчал. Преданного взгляда не отвел. Под  пламенем моих глаз лишь едва 
уловимо качнулись его черные ресницы, склеенные свернувшейся кровью.
  - И сколько обещано вам?
  - Договаривались по куску на рыло, а теперь, сам сказал - вдвойне. 
  - Не хило... - поощрил я Комара и, отступив на пару шагов, чтобы не обрызгало мозгом, 
выстрелил в лоб. 
  Меня не устраивало такое ничтожное количество звука. Глушитель лишил меня 
кровожадного кайфа. Чтобы заглушить вопль моей души, когда я понял, чем 
развлекаются братки с моей Кристиной, чтобы заглушить мою боль требовались громы и 
громы небесного проклятья всем негодяям на земле. Небеса, в отчаянии,  должны были 
бы разодрать на своей груди белоснежную сорочку, испепелить все живое на проклятой 
земле... Но мое горе не касалось небес...  Я закрыл глаза обоим мертвецам. Тихо 
отлетели их души...
  
  Не выходя за ворота, я позвал охранников.
  - Эй, парни, Комар зовет... 
  На собачьей площадке залаяла овчарка. Я спокойно вернулся в приемную. Это было 
острое ощущение, - расстреливать в упор беззащитных молодых парней...
  Конечно же, я сошел с ума. Но рассудок мне и не нужен был больше. Ярость - еще 
была нужна, но рассудок - нет.
  Овчарка порвала мне брюки и прокусила икру,  пока я садился в БМВ, но боли я не 
почувствовал...
  Комар ошибся или сплутовал лишь в одном: кооператив Автомобилист оказался 
Автошосдором. Пока я разбирался, плутая в окрестностях Зеленограда, наступила ночь. 
Фары высветили номер З2. Тут я оставил машину. Отсчитал два дома. Вот она, дача 
номер 32.
  
  ГЛАВА 48
  
  У меня за спиной низко над садами плавала в луже крови разбитая морда полной 
луны. Белую средних претензий дачу с тяжелой ломаной крышей, окружали отцветающие 
яблони. Их кисло-сладковатый аромат действовал мне на нервы, вызывая во рту 
железистый привкус, словно у меня были разбиты губы... 
  Мне трудно было побороть неприязнь к этому светлому жилью. Требовалось 
свободное владение каждой мышцей тела, но недоброе предчувствие, сковывало, 
вызывая противную суетливость. От нетерпения у меня дрожали руки и ноги. Из дома 
доносилось надсадное бряцание гитары. Высоцкого заставили петь про Як-истребитель.
  Через замуравивший двор от калитки до крыльца террасы была протянута толстая 
проволока. На проволоке кольцо. Цепь  от кольца тянулась в собачью будку, под которую 
приспособили металлический кузов- фургончик от грузового Москвича, прозванного 
шоферами - Каблук.
  Я негромко свистнул. Собака не откликнулась. Весна, собаку отпустили к соседским 
сучкам справить свои кобелиные проблемы....  
  На высокое крыльцо вышел долговязый парень. Включил висячий фонарь на углу 
террасы.  Икая, стал мочиться на грядку белоснежных нарциссов, тянувшуюся вдоль 
всего силикатного дома. В серебристой струе молодой мочи было что-то мистическое. 
Мне почудилось, не человек извергает волшебный водопад, мне почудилось, - земля 
воткнула в пах человека серебристое щупальце и насыщает своего выкормыша ночной 
зловещей силой.
  Дрожь в моем теле усилилась. Вот он - мой враг, такой ясный во всей своей 
очевидности. Вот он мой враг, но чтобы его убить, он не должен меня лихорадить. Я 
должен взять себя в руки, отстраниться от своего горя, сконцентрироваться и войти в 
рабочее настроение целеустремленного мстителя-кровника. Так грузчик, прикидывает, 
рассматривая стоящий перед ним груз, прикидывает, как ловчее подхватить на спину 
необычную ношу. 
  Я сделал глубокий вдох и задерживал выдох до тех пор, пока не зазвенело в ушах... 
Так произошло примирение  между палачом и жертвой...
  Не застегивая ширинки, парень, смотрел на луну. ОН свистнул. Забрякала цепь... Из 
железной конуры выползла женщина с песьим ошейником на человеческой шее. Цепь 
змеилась по  обнаженной груди женщины. Куцый черный халатишко не сходился на  
моложавом животе, но она не предприняла попытки прикрыть черный мысок срама. 
Подобрав цепь, пошатываясь, женщина побрела к дому.
  - Ты чо там копошишься... А ну, маруха,  шустрее. К ноге! Кому сказано! К ноге!
  Женщина добрела до крыльца и стала на колени...
  - То-то. Я тя буду дрессировать, бля, пока  не научишься уважать братанов. Учительша 
она! Дети у нее! Все вы продажные суки! 
  
  Я выскочил на Питерское шоссе, выключил двигатель и прислушивался. Выехал 
Хромой на асфальт или колесит огородами, подальше от гаишников? Где-то тарахтело... 
Но где? Впереди или сзади? А если это я слышу стук собственного сердца?..
  Я нагнал сильно дымивший мотоцикл километров через пять. Он шел под сотню... 
Лунного света было достаточно, чтобы определять середину шоссе. Лихач мчался по 
сплошной осевой линии. Хромой никому не уступал дороги. Редкие встречные машины 
панически шарахались от сумасшедшего призрака, окутанного сизым дымом. Я 
поравнялся с мотоциклистом и стал неспешно вытеснять его на обочину. Хромой  не 
подвинулся ни на сантиметр. 
  Уступать встречным машинам был вынужден я. Космы волос в свете фар плескались 
на затылке как  языки белого пламени. Расстегнутая рубаха на спине пузырем. Смерть с 
интересом наблюдала за нашим соревнованиям. В моем униженном сердце стал 
просыпаться азарт, и я бы еще поиграл с отчаянным призраком, но приближались огни 
города...
  Я обошел мотоциклиста и резко тормознул. Реакция парня, накурившегося травки, 
была никудышная... Да и не было никакой реакции. Он не свернул и не затормозил. Чуть-
чуть    качнулся влево. Мне самому пришлось, выскочить на обочину, чтобы сохранить 
задок машины. Очарованный магией живой скорости, Кривой пересек встречную полосу и 
наткнулся на столбик с круглым дорожным знаком. Мотоцикл миновал преграду впритык и 
забился в кювете в истерике. Хромой плашмя налип на  столбик. Голова раскололась 
пополам... Ему оторвало руку и ногу... 
  Загнав патрон в ствол пистолета, я спокойно отворил калитку. Из будки вылезла 
здоровенная дворняга, потянулась, припав на передние лапы, и пошла мне навстречу... 
Не пройдя и половины двора, пес задрал заднюю лапу, принялся любовно облизывать 
яйца.
   Не таясь, заглянул на террасу. Никого. Магнитофон молчал. Я распахнул дверь. 
Кристина стояла на полу на четвереньках. Колян вцепившись в груди,  насиловал ее 
сзади, Витек - в рот. Кристина конвульсивно выгибалась и тупо мычала... Собачий 
ошейник туго облегал шею, цепь привязана к ручке внутренней двери. 
   Я немедленно открыл стрельбу... Я больше  не  различал ни лиц, ни тел. Передо мной 
была одна большая матовая цель с размытыми очертаниями. Я ничуть не пожалел бы, 
задень пули и женщину. Зажав уши руками, она поползла со стола, но цепь натянулась, 
стала ее душить.
  Когда гром выстрелов согнал с моих глаз   пелену безумия, я огляделся. В пороховом 
чаду, постепенно возвращаясь в этот гнусный мир, насмерть провонявший потом и 
спермой, я заново должен был или примириться с ним, так жестоко переломившим мою 
жизнь, или застрелиться.
  На стенах было много старинных фиолетово-коричневых  фотографий. Часть  в 
богатых позолоченных рамах. Часть в неказистой окантовке, осыпанной мелкими 
ракушками.  Уютная гостиная. Обставлена тяжелой купеческой мебелью из целикового 
красного дерева. Все так неуместно. Особенно патриархальные фотографии...
  В поисках признаков жизни, я осмотрел трупы. Работа моя, к несчастью, была слишком 
добротной... На женщину я не смотрел. Она была не в себе. О ней беспокоиться нечего.
  Я и женщина, распростертая на полу, - мы были чужими... Я и Она долго еще 
оставались обезличенными несчастьем просто мужчиной и женщиной.
  Теми, кем были, мужем и женой, мы еще не вошли, из своего благополучного далека, в 
эту поганую комнату унизившей нас реальности, чтобы встретиться вновь. Встретиться  и 
для начала примириться хотя бы в душе с самими собой. Попытаться отогнать стыд и 
примириться с тем новым, к чему  насильно принуждены мы были бандитами... Нам 
оставалось ждать, когда в нас утихнет ненависть и отчаяние.  Когда вспомнит Всевышний 
о нас, его униженных рабах, и вернет в наше опустошенное страданиями сердце обычную 
человеческую жалость... А потом уже взвесить есть, ли силы вновь соединиться друг с 
другом в нашем новом состоянии. Я подполз к женщине на коленях, обобрал с нее сор и 
стал отстегивать засаленный ошейник
  Слава богу, мой оскорбленный рассудок поддался увещеваниям души, я признал в 
женщине по имени Кристина свою жену, возлюбленную моего плачущего сердца.
  Я обернулся лишь на хищное клацание взведенного  затвора пистолета. Щелкнул боек. 
Осечка?  Или кончились патроны?
  Я увидел невысокого худого парня в одних трусах с неряшливо забинтованной головой. 
Половина лица отекла и почернела. Запекшаяся кровь на бинтах. Я узнал в руках 
раненого свой Магнум. Парень все еще не верил в молчание пистолета.
  Не выпуская из руки пистолет, бандит медленно пятился к выходу. Я шагнул к нему и 
тычком ударил обломком стула в  распухшие губы, обезображенные гнойниками  
запущенных ран. Он выронил пустой пистолет и повалился в открытую дверь и загремел 
костями по ступенькам крыльца. Во дворе растерянно скулила дворняга, облизывая 
окровавленное  лицо четвертого трупа. 
  
  Небо в облаках. Заря обещала быть серой. Поднимался туман. Пробовали голоса 
ранние птицы. Я подогнал машину к калитке, завернул Кристину в пурпурное бархатное 
покрывало с чужой постели, на руках вынес и уложил на заднее сиденье. Она очнулась, 
но глаза не открывала, отпихивала меня кулачками, пускала слюни и бормотала 
матерные слова.
  Я застегнул ошейник на горле Витька, выволок  мертвеца во двор, закрепил другой 
конец цепи на машине. Так и проехал по всему поселку...
  
  ...
  
  ГЛАВА 51
  
  Герасим натянул парик, нацепил на нос большие темные очки и вышел из машины. А 
профессорскую бородку и пушкинские пейсы он приклеил заранее. Идет ему 
растительность. Похоже, очень  нравится носить камуфляж, - грустно я подумал о 
человеке, который спрятался от меня под паричок и требовал к себе доверия... 
  Кассету с уликами против меня я прихватить не забыл. Старик еще немного раздражал 
меня. Но это было затухающее раздражение, оно свидетельствовало, что выздоровление 
моей потрясенной горем души идет естественным, постепенным образом, только темп 
ему старик задал прямо-таки невероятный. Но это лучше чем, если бы глухая тоска, 
душившая меня всю ночь, резко сменилась жалостью к чужому человеку. Да и 
возможность продлить игры с огнем бодрила.
  Над каналом стоял густой туман. Голоса наши гудели как в бочке. Мы ушли из мира 
реальности. Мы были одни на всем белом свете, и это меня успокаивало.
  - Сознательно терроризирую вас именно сегодня. Сейчас как никогда вам нужна 
перспектива. 
  - Вот моя перспектива.
  Я вытащил из подмышечной кобуры Магнум. Очарование изящных линий отличного 
оружия всегда успокаивало меня. Я задумчиво погладил ствол. Несомненно, из этого 
ствола не вылетит пуля для меня. Я посмотрел в линялые глаза  старика. Он тоже 
понимал: самоубийства в угаре отчаяния не будет.
  - Если вы пришли сюда шантажировать меня, - я застрелю вас. Рука не дрогнет. Душа 
может сопливиться, сколь ко ей угодно, но рука не дрогнет.
  - В этом я убедился. Но и порядком устал от ваших дурацких угроз. Злоба сводит на 
нет твердость вашей руки. Вы жаждете мести, а вам больше некому мстить. Я бы хотел, 
чтобы пистолет вам никогда больше не понадобился. Мне от вас нужна не столько 
твердая рука, мне, и не только мне,  нужен ваш сыскной опыт и ваша неординарная 
удачливость...
  - Я не килер. Запомните. И никогда не был наемником. Действую в силу своих 
убеждений. Но что вам об этом известно. Я мильтон не по профессии, я ментовская 
ищейка по убеждению и если что мне против шерсти, я не посмотрю, что вы мне платите 
за работу. За работу, а не за собачью преданность. Взвесьте риск, прежде чем втягивать 
меня в ваши авантюры...
  Добродушный старческий смешок был ответом на мою тираду, грозную по форме, но 
довольно пустую по содержанию...
  - Не ожидал такого красноречия от сексота. Но спасибо и за то, что согласились хотя 
бы выслушать. Качество вашей личности и Ваши, довольно кровавые методы 
самообороны проанализированы нашими адвокатами и психологами. Против вас нет 
явных улик. Улики против вас мертвы. Подозрений сколько угодно, но доказательства в 
виде трупов, бывает и неопознанных, - в суде не предъявишь. Поэтому я сразу 
предупредил, - от шантажа мы отказались. Кстати, давайте-ка, избавьтесь от кассеты. Не 
ровен час...
  - Ха! Вы уморили меня. Кишка тонка? Боитесь - пожалеете о своей четко рассчитанной 
доверчивости? Что вам от меня нужно?
  Засигналил сотовый телефон. Шеф насупился недовольно. Но по ходу доклада 
неведомого абонента, аскетические морщины его стали разглаживаться. Вот он устало 
улыбнулся.
  - Добро. Пусть так и будет.
  - Вам интересно знать, почему я так затягивал нашу дискуссию? Сказать, что мне 
только что сообщили от имени Гнедого?
  - Лучше бы вы сказали прямо, к чему клоните, обхаживая меня...
  Деланное равнодушие мое не смутило шефа.
  - Гнедой побывал на месте бандитской разборки в дачном поселке Автошосдор. 
Приняты необходимые меры, чтобы прикрыть вас. Районное начальство будет 
придерживаться версии о мести шайке Бухгалтера со стороны преемника Кабана. 
Гаврила его кличка. Слыхали?
  - Краем уха. У Малюгана в банковском кабинете часами просиживал...
  - Мы считали - Михалковский запустил лапу в какой-то общак. Но выяснилось что это 
личные деньги Кабана-заики. 
  - Да вы рехнулись на этих общаках. - вскрикнул я как от удара. - Мода у вас такая? То 
мне навешивали эту ахинею, теперь Михалковскому шьете...
  - Да не психуйте вы, Марат Ерофеевич. Юрок действительно мог на это пойти. Я же 
вам сказал: напрасно они полезли в политику. В спонсорство играть стали. Какой-то 
благотворительный фонд создавали для туберкулезников. Захотелось во фраках с 
бабочкой пофорсить перед блядями. Благотворительные концерты устраивали. Актеров 
икрой закармливали... Да это же для органов первый признак того, что готовится какая-то 
афера. 
  - Понятно,  Кабану нужет был канал для отмывания рекетирских денег... Льготы по 
налогобложению. Безпошлинный экспорт...
  ...
  
  Я решил досконально "разработать" Гаврилу. Мне пришлось поднапрячь не менее 
двадцати агентов, прежде чем проблема немного прояснилась.
  В копеечку обошлась кошельку крысят эта глубоко секретная , купленная мною без их 
ведома информация. Оказалось, что пока шла регистрация воровского Фонда помощи 
бандитам-инвалидам под названием "Фонд помощи жертвам произвола", другими 
словами - "Общака", отцы-авторитеты банды, в лице Гаврилы, решили прокрутить 
миллион баксов воровского общака кабановской банды. 
  Деньги были доверены банку Роскредитсервис в лице Михалковского. Прокрутка 
прошла бездарно, прибыль гораздо меньше обещанной бандитам, да и ту под шумок 
банкротства Михалковский  перед смертью пытался зажулить. Зарился списать на "форс-
мажорные обстоятельства" и не вернуть банде даже сам миллион долларов бандитского 
вклада, но не сумел. Гаврила, через кого-то из молодых членов   группы Герасима, сам 
миллион вклада в разорившийся Роскредитсервис кое-как вернул в общак. НО этого ему 
было мало. Гаврила пожелал содрать с банка еще и обещанные Михалковским 200  
процентов за прокрутку бандитского миллиона. ОН не верил, что по вине Михалковского, 
Усякина и Малюгана прокрутка дала мизерную прибыль всего в 200 тысяч долларов. 
Гаврила подозревал что остальные его проценты  осели в кармане Михалковского или на 
счетах  банка Роскредитсервис, остатки активов которого перекупил банк Калькутинского 
- Русский Национальный Капитал. А это еще два лимона долларов. 
  К середине же августа должок рассчитано прогорающего Русского Национального 
Кредита округлился, благодаря бандитскому счетчику, уже до двадцати миллионов 
зеленых шуршунчиков. Атмосфера накалилась настолько, что Харитонов попросил меня 
выявить не собирается ли Гаврила приморить Калькутинского. И я выяснил: колеблется 
Гаврила.... Но рядовые быки банды требуют бомбануть Русский Национальный Капитал. 
  Долг, несуразный для нормального человека, собирался схалявить главарь банды, но 
разве уголовный мир способен оперировать логикой нормального бизнеса.  Я больше   не 
сомневался, - аферистов Русского Национального Капитала ждет кровавая баня. 
  Причем, что занятно, долг накручивается, Гаврила вроде все больше склоняется к 
мысли открыть боевые действия, а Калькутинский, вроде, не проявляет никакого 
беспокойства. Но это не все. 
  В середине августа передел власти в группе 3-ЛГ закончился сокрушительной победой 
неожиданно воскресшего  Герасима. Он прорвал блокаду молодых компаньонов и снова 
подмял группу под себя... 
  Спасаясь от возмездия Герасима, сподвижники стали расползаться по щелям. 
Арланов и Котельников сбежали в Голландию... Вдобавок к панике, неизвестный килер-
гастролер, по моим сведениям - из Казахстана, в одну ночь примочил сразу двух самых 
перспективных крысят их команды Герасима... Харитонова и Власова. И наступила 
гробовая тишина.
  ...
  Я по-прежнему не торопил события. Я впал в суеверие. Я почему-то уверовал в 
смертную магию Принципа Домино. Мне казалось вот-вот случится нечто такое, что 
покончит с моим последним противником без моего вмешательства. И Принцип 
действительно продолжал автоматически действовать без осечек, вот только  жертвы 
свои Принцип  выбирал, не согласуясь с моими интересами. Очевидно, этот гребаный 
Принцип покровительствовал Гавриле и подшучивал надо мною. 
  
  8 сентября "неизвестными лицами" было устроено покушение на Котельникова... 
  Направленным взрывом Котельников был легко ранен в лицо стеклами собственного 
Кадиллака... А ведь следующей жертвой Принципа Домино должен был быть Гаврила... 
Я не придал значения этому инциденту у подъезда нашего банка. Это был отвлекающий 
маневр моей Судьбы, развлекающейся тем, что порой нарушала собственные же 
принципы. Я спокойно ждал, в то время как крысята метались по высоким кабинетам 
МВД, в надежде вычислить организаторов покушения...
  
  ГЛАВА 58
  
  Еще через неделю в субботу ночью Фаине позвонила Луиза, оставленная Герасимом в 
своем доме. Она выкрикнула:
  -  Босс умер... - И бросила трубку. Или ее вырвали к нее из рук телохранители.
  Я был потрясен. Игра с Бобровым не закончена, ему не следовало уходить без 
последнего боя, который я тихой сапой готовился дать ему. Он не должен был уходить, 
не ответив на все мои вопросы, не погасив слухи о моей непорядочности, измучившие 
мою душу...
  Но он ушел. Он оказался хитрее моей Судьбы, желавшей полюбоваться, как мы с ним 
сцепимся в последнем поединке, поединке верного пса и подлого хозяина...
  Нет, в субботнюю ночь Герасим еще не умер. Этобыл обширный, третий по счету, 
инфаркт. Скончался Герасим Никитич Бобров утром, в кремлевской больнице. 
  Последний раз меня допустили навестить старика неделю назад, когда у нас уже 
вовсю верховодил Котельников. Он перевел старика на дачу в сосновом бору под 
Коломной, где разрешил мне пообщаться с Герасимом не иначе как в присутствии своего 
доверенного лица.
  Зрелище было ужасное. Герасим был окончательно сломлен. Я застал его в кресле 
спящим. Он был трогателен в своей старческой отрешенности. Но только в этом... На 
коленях седого старца и на полу вокруг валялись отлично изданные альбомы 
репродукций фламандской живописи. Сытые самодовольные люди и кони фдамандцев, 
окружившие умирающего гиганта финансовых афер, делали усохшую фигурку старика 
жалкой и никчемной. Он так и не постиг умения жить полнокровной жизнью, что вполне 
давалось натурщикам фламандских живописцев.
   Физическое тело старика отставало от его души в рвении предстать перед судом 
Всевышнего. Врут люди, когда верят, - дескать, душа покидает тело наше на волне  
последнего вздоха. Я вот больше верю тому, что вижу пред собою воочию. А вижу я, что 
душенька Герасима не дождалась его последнего вздоха и уже смылась на небеса. Много 
грешил Старец и  поспешила многострадальная сожительница  наябедничать 
заоблачным дознавателям на своего беспокойного сожителя-грешника. Побоялась 
трепетная, как бы не обманулись тамошние следаки безобидным ныне видом некогда 
грозного махинатора. 
  Увы, предсмертное одиночество Герасима Никитича было лишено мудрости и величия 
творца, покидающего мир в опьянении иллюзиями надежд на долгую о себе память. 
Герасим не вписывался в лубочный образец "творца", подавляющим пропагандистским 
достоинством которого было законопслушание и какое-то бесполое 
безсеребренничество. Мой босс ковырялся там, где идеализированные лодырями 
"творцы" - чистюли погнушались бы поднять даже натурально прекрасную жемчужину. Ну, 
слегка запачканную дермецом, но настоящую, прекрасную, - если ее отмыть хорошенько. 
  Герасим Никитич видел все. И взлет своих надежд, и бесславную их кончину. Понимал 
и величие своей накопительской страсти, и тщетность убедить в этом окружающий мир 
оголтелых потребителей. И вот, все, что он воздвигал долгие сорок лет - рухнуло, не 
дождавшись, из приличия, его смерти. И в этом не было трагедии. Во всяком случае, в 
облике отсыпающегося старца с орлиным профилем финансового громилы и маленькими 
женственными ручками бездельника, - трагического ничего не было.
  
   Грубая Судьба заставила этого трудягу все узнать о предательстве и ничего, о 
настоящих радостях окружающего мира, самой желанной из которых для него была 
простая человеческая благодарность. Даже меня, казалось бы, искренне уважающего 
старика, раздражала его очевидная опустошенность и не ухоженность. Один тапочек 
валялся посередине веранды, в другом на крыльце спал котенок. Сивая птичья головка 
на длинной пупырчатой шее свесилась на голую костлявую грудь как бутон странного 
цветка, увядшего задолго до цветения.
  Так и не собрался я с духом задать патриарху аферистов в потасканном халате с 
чужого плеча мучавшие меня вопросы о его подлинной сущности. Сам он пожелал уйти 
из жизни неразгаданным до конца. И я не счел себя в праве помешать ему до последних 
минут жизни насмешливо мистифицировать окружающих друзей и недругов своим 
последним обманом. Всех обмануть он обманул, кроме меня... А я бы предпочел обман 
Герасима всей той, неподъемной, правде о себе, что он пожелал так жестоко возложить 
на мои плечи. 
   Может быть, Бобер чувствовал себя в душе благодетелем человечества... Да нет, 
мелка эта мысль. Слишком примитивно мое сексотское мышление, чтобы по достоинству 
оценить прохвоста такого калибра...
  И вот он лежит в клесле. И я не сомневаюсь, - Герасим притворяется спящим.  
Штучный паркет из ценных пород дерева давно не метен. Пьяная кухарка сидела на 
коленях датого охранника и выдергивала из его курчавой шевелюры седые волоски. 
Гувернантка, доверенное лицо Котельникова,  в замызганном халате в углу вязала 
пинетки. Она то и дело доставала зеркальце и подкрашивала губы. Гувернантке очень 
хотелось посудачить, чтобы было что настучать своему шефу, но я не смотрел в ее 
строну.
  - Он так до вечера будет дрыхнуть. - Пожалела меня неряшливая баба.
  Я посмотрел на часы. Третий час как я сижу в кожаном кресле напротив покинувшего 
нас Герасима, а, казалось, прошло не больше получаса. Неприятное Оцепенение и 
полное отсутствие сострадания встревожили меня. Мне представилось что вот таким же 
покинутым буду умирать и я. От жалости к себе навернулись не облегчающие душу, 
жгучие слезы. Ни с кем не простившись, я уехал убивать Гаврилу... Может быть смерть 
неуважительного блатаря  утешила бы душеньку босса, если бы она загодя не  
поспешила отмазаться от его самого. 
  
  В воскресенье я поставил свечку за упокой души раба божия Герасима. Помянул  сам с 
собой чаркой водки, послал с агентом черные розы на гроб. Все-таки я остался 
должником перед стариком, сумевшим переломить мое человеконенавистническое 
отчаяние в ночь изнасилования Кристины...  
  
  ГЛАВА 59
  
  Операцию ликвидации зарвавшегося Гаврилы молодые хозяева назначали  на 
воскресенье, им не терпелось уже в понедельник по быстрому кремировать Герасима и 
забыть. Пожелание старика, выраженное в завещании,  закопать его рядом с матерью на 
кладбище в Клинцах осталась без исполнения. Наследники даже не побеспокоились 
выхлопотать для праха Боброва местечко на престижном Ваганьковском кладбище.
   Я не дал  молодежи испортить последний выходной Герасима на земле. Я 
использовал все остатки своего былого авторитета, наплел кучу причин и настоял 
перенести  акцию на понедельник. Должна же была душа Герасима утешиться вестью о 
гибели последнего врага, неуважительного Гаврилы, до того, как останки Вдохновителя 
всех моих последних неприятностей будут преданы земле. 
  Еще в пятницу, я подчистил кассеты с записью распоряжений Герасима, Котельникова 
и Арланова по уничтожению Гаврюхи и через Сосина, минуя Гнедого,  передал 
непосредственно под расписку Сельчуку. Добавил для веса кое-что из Большого Досье. 
Сосина, на всякий пожарный случай, обеспечил сотовым телефоном.
   И вот наступил последний понедельник бабьего лета. Последний день моего 
пребывания в шкуре сексота Марата Ерофеевича Вабли... Едва затлела блеклая заря, - 
боевики окружили Особняк Гаврилы. Машина расправы выкатилась на финишную 
прямую и ничто, уже ее не остановит...  При мне неотлучно майор Коренев. Бравый. 
Пшеничные запорожские усы, мокрые сладострастные  алые губы. У молодых банкиров 
он в исключительном фаворе. Молодое льнет к молодому. Как хотят. Майор им 
наработает...
  А, может быть, это во мне стариковская брюзгливость просыпается? Устал плыть 
против течения в реке подлости и предательства, пора на покой, а вот, надо же, ревную 
будущего преемника... Коренев не отходит от меня ни на шаг. Все-таки боятся сопляки 
моей былой преданности шефу...
   Лежим мы в оцеплении вокруг особняка Гаврилы, ждем когда Коренев закончит по 
телефону разговор с Котельниковым. Особняк красивый.  Кирпичный. Три этажа...  
Шатровая башенка с узкими амбразурами. На шпиле золоченый флюгер. Георгий 
Победоносец на коне, с копьем, но нет под ним злосчастного змея. Дощатый 
двухметровый забор. Вагонка, ни единой щелочки... Во дворе бревенчатая баня. 
Пристройка - для кухни надо думать. Колодец с резным журавлем. В архитектуре смесь 
ностальгии архитектора по родной деревне и городского куража. Блатной нувориш 
собирается жить долго и красиво...
  Светает трудно. День не рад своему появлению на свет. В особняке продолжается 
попойка. Гоняют из конца в конец кассету Высоцкого. Пара  бы начинать атаку. Братки 
пьют водку и вяло насмешничают друг над другом. Все вяло в этом лесу. Вяло светает, 
вяло шелестит последняя листва под вялым ветерком. Вялая перебранка людей... 
  Нас десять человек. Сысоев, командир боевиков, струсил и на сборный пункт не 
явился. Я поручил командовать боевыми действиями - Кореневу. Он только того и ждал... 
Дурак, ой дурак! Такой дурак, что меня это ничуть не радует...
  Едва мы нарисовались тут, у Гаврилы завыли овчарки, - пришлось их усыпить. Мы 
хорошо вооружены и для стрельбы, и для прослушивания, проглядывания попойки  в 
особняке. Я не сомневаюсь, что нас ждут. Даже странно, что не прибыло пополнение для 
Гаврилы. Неужели все-таки продали братки своего атамана-рохлю...
  Мы готовы  и возможное пополнение встретить, если оно есть и его позовут на 
помощь. На дороге - засада. Сначала предложим сдаться, а несогласных "припорошим 
свинцом" - как заявил Коренев, рисуясь перед быками. Всеми силами он тужится дать 
понять быкам - Вабля больше "не копенгаген". 
  Полчаса назад наш секрет на лесной дороге перехватил патруль Гаи, но обошлось. 
Два капитана и лейтенант привезли баб, чтобы перепихнуться в апартаментах Гаврилы, 
но с этими мы договорились, выдав себя за охрану Гаврилы.
  В восемь нуль-нуль майор Коренев, откашлявшись в мегафон, строевым басом 
предлагает обитателям особняка сдаться по-хорошему. Побросать стволы и выйти за 
ворота с руками на затылке, да не скопом, да по одному...
  Поскольку подмоги Гаврюхе  не прибыло, стало быть, мои новые молодые хозяева 
договорились с авторитетами выдать нам Гаврилу для показательной расправы. 
Молодые решили с первых же самостоятельных шагов продемонстрировать блатным 
максимальную крутизну и завоевать уважение. Значит, я все-таки в глазах молодых - 
всего лишь палач... И это запомним... 
  - Бабы, прислуга может ничего не бояться. Трахать хором не будем. - Похохатывая, 
басил майор. -  Кто сдастся добровольно гарантируем жизнь плюс бутылку 
Смирновской... В-ы-ы-ходи строиться! 
  В ответ - ни выстрела, ни воинственной матерщины. Даже магнитофон не выключили. 
Скушно начинаем. Не бой, а какая-то панихида... 
  Зычный голосина майора красиво раскатывается в дремотном утреннем лесу. Пахнет 
прелой листвой, и опятами. Осень зреет в лесу неспешно. Ветерок стих.  Глубина тишины 
такая, что мегафон не в силах ее поколебать. Слова словно проваливаются в бездонную 
прорву лесной тишины. Вот замолчал матюгальник майора и снова лес слушает сам 
себя. 
  Надоело мне слоняться меж деревьев, роняющих крупную жгучую росу, дожидаясь, 
когда хозяева передадут по телефону сигнал к атаке на особняк... Дохну от непонятной 
тоски в холодном жигуленке, слушаю вполуха шепотливый Маяк, и все не могу понять 
почему Гаврила не боится нас. С узелками торопливо вышли из ворот две осанистые 
старухи. 
  - Кто вы, богоугодные? - интересуюсь я для проформы.
  - Поварихи мы, гражданин начальник.
  - Хозяин дома?
  - Дома, дома! С Лолой кувыркается в ванне. Щас сядуть завтрикать... 
   Не останавливаясь, отвечают на ходу и по одним им ведомой тропке намерены  
нырнуть в лес. Майор запаниковал, перехватил баб, приказал двум сявкам привязать 
старух к дереву. Меня  раззадоривает его паника. Сегодня у меня зуд на риск. Сегодня я 
пощекочу нервы собравшейся в лесу кодле молодых  боевиков. 
  В следующие полчаса никто не сдавался. На крыльце мнутся девки в бальных нарядах 
с декольте от пупка до копчика. Матюгальник схватил низкорослый боек, бывший 
электрик, будущий зек   Афанасий. Прихлебатель Коренева. 
  - Дай я, начальник... Позасыпали козлы. Ща я их вздрючу, блин.
  Этот обошелся без околичностей.
  - Эй, нюшки, подь сюда. Не натрахались? Ща, бля будем дачу палить. 
  Вот это Подействовало.
  Размазывая сопли по опухшим лицам, гуртом вывалились за глухие деревянные 
ворота пятеро телок, исполнявших в предсмертной оргии бандитов последние прихоти. 
Из быков никто не вышел. Девкам  бойки задрали подолы на голову и тоже привязали к 
деревьям. 
  Покуда, братаны, похохатывая на весь лес, возились с девками, из ворот вышел, 
прихрамывая, невысокий, гладкий мужиченка, очень давивший своей походкой на 
жалость. Вышел из ворот и под шумок намылился шарахнуться вдоль забора в другую  
сторону от нас.
  С забившимся сердцем поспешил я следом за хромым.
  - Стоять, борода!! Кто ты? - хмуро рявкнул я. 
  А борода у мужика была - как у старообрядца, - лопатой. Сам волосом сверху  
светлый, а бородища каштановая. Глаза красные, как у кролика, шальные глаза...
  - Дак это, сторож мы, да...
  Я сторожа - в машину, приковал наручниками к рулю... Чтобы унять несвоевременное 
сердцебиение закурил. Подошел Коренев, за ним - Афанасий.
  - Не, не действует больше пропаганда. Молчат как партизаны. - Пробурчал недовольно 
Коренев. Он пристально вглядывался в сторожа, отворачивавшего неумеренно красную  
морду в сторону... Коренев полез в машину, но я одернул его.
  - Нечего, приятель, рассиживаться. Прикажи дать залп по окнам, - буркнул я.
  - Бесполезняк. - встрял Афанасий. - Надо их дымом выкурить.
  - Действуй, действуй, - поддержал я Афоню. - А ты, майор, прозвони шефу. Что-то они 
не мычат не телятся. Может, нам пора по домам?
  - Братва, ломай забор смолить Гаврилу будем. - Заорал в мегафон Афоня. Майор не 
отходил от машины. Двумы пальцами копался в пачке Явы, подозрительно   переводил 
взгляд с меня на пленника. 
  - Какие проблемы, майор? - засмеялся я. - В штаны наклал? Давай поднимай бойцов 
на штурм бандитской твердыни... Беру ответственность на себя. Ты не сомневайся, гость 
наш - гаврилов сторож. Ща мы его колоть будем на щепки...
  Коренев скомандовал дать залп по окнам, но ни одно стекло пулями не было 
поражено.
  - Стрелять прицельно, мать вашу... - Ярился Коренев, перебегая от братка к братку... 
  Из дома затрещали ответные выстрелы. У березы, нависшей над машиной, Пуля 
вырвала кусок коры. Я достал пистолет, отодрал у оторопевшего мужика черные усы.
  - Привет Денис Васильевич. За вами должок  Усякину. Пора, пора вернуть банку 
полмиллиона дойчмарок. Или уж не расстраивать Котельникова?
  - Чо? 
  - Теперь мы с тобой квиты или как?
  Я сдернул у "сторожа" накладную бровь каштанового цвета ...
  - Ты чо делаешь, сука... Крутой, что ль? - И осекся мой пленник... Я стащил с него 
русый парик.
  - Неопытный у тебя костюмер. Котелок русый, веник - рыжий. 
  - Кончай, Француз, базар. Зачем ты прискакал? Пусть бы Коренев и командовал. - 
Задумчиво поинтересовался пленник. 
  - Не слышу положительного ответа...
  -  Ты кончай наезжать, сексот... Разве Сосин ничего тебе не приказывал? Звони 
Сосину.  Ты не имеешь права меня задерживать. Самоуправством занимаешься? - Мы же 
договорились. Я остановил счетчик...
  - Со мной ты не базарил... А на остальных я член положил, с прибором...
  - Ах, падла, опять с Арсением скентовался. Ну, так скажи этой гниде,  Герасим отказал 
мне пять лимонов, я всех вас могу кинуть... Мой крючок уже в курсе...
  - Меня это не касается. Жду ответ на мой вопрос... Мы сквитались или как?
  - На понт берешь? Арланов подписался уломать Котельникова, если я не хапну бабки 
из банка... Дело зарученое и не выступай. 
  - Будешь хамить - меньше поживешь. И тебя подставили, Гаврюха. Не знаю что тебе и 
кто обещал, но у меня железный приказ Котельникова, - достать и замочить Родионова 
Дениса Васильевича. И я тебя достал. Я не обознался? 
  - За что? За Калькутинского? Я не мочил Калькуту. Убери пистолет!
  - Мне твоя сознанка ни к чему. 
  - Да пошел ты, ментовская подстилка. 
  - Понял. Не договорились.  
  Ради убедительности я передернул затвор пистолета, хотя первый патрон обоймы уже 
давно торчал в стволе. Выброшенный патрон упал Гавриле на колени. Он дернулся и 
брезгливо, словно это была ядовитая тварь, стряхнул патрон на пол. 
  - Не, ты чо возникаешь? Бабки срубить хочется? Не  борзей. Давай потрекаем... Никак 
не врублюсь, чо ты мне шьешь какую-то подлянку? Насчет чего мы должны сквитаться? 
Давай раскладуху, по честному...
  - Под дурачка косишь? Мне давно стучат, - бочку ты на меня катишь... Какой это 
должок за мной числится с давних пор? Сначала Кабан дуру гнал, про какой-то общак из 
гаража, потом ты грозился Арланову меня захомутать. Даю три минуты! Не расколешься 
добром - закопаю, как пить дать, закопаю.
  - Слышь-ка, мент, голяк какой-то! В  натуре! Я без понятия. 
  - Может, растолкуешь, чье золотишко повязали наши опера в прошлом году в гараже, 
где была столярная мастерская? 
  - А, это! Не, Марат, вопрос не ко мне.
  - А общак в гараже был? Кто мутит воду про доллары? Я - то тут причем? Меня в том 
гараже столяр так удружил по черепку, - чуть коньки не откинул. Я что вашего кого 
приморил в гараже? Так дурак, сам виноват. Я же на службе! 
  - Ей, ей - не врубаюсь. Я же базарю, - про то рыжье - не ко мне! - Гаврила наморщил 
лоб.
  Я ткнул ствол пистолета в живот Гаврюхи. Меня трясло от бешенства. Опять никакой 
определенности. Гаврила, похоже, знал о долларах и золоте только понаслышке. 
Неужели и его смерть не поставит точку на моих страхах?
  - Гы! Погоди! Врубился, бля! Ну, ты лох, натурально лох, француз! Гондон, с Колымы 
притаранил десять кило самородков. Усякин переплавил рыжье, а Калькутинский 
реализовал. Ты про это? Но это когда было... Тут ты ничего не надыбаешь... Я по этим 
делам не шлюзовался...
  
  ГЛАВА 60
  
  - Кто это, Гондон? Что плетешь, козел! 
  - Кликуха - Гондон. То ж хозяин твой ... Еще он Барыга, а малолеткой был Кошель ...
  - Чья кликуха? 
  - Так я же базарю, - кому очко лижешь, фуфлогон... Бобров он по ксиве, - для лягавых, 
таких как ты. А по рождению Кошелев Борис Игнатьич. Сначала пасеку в Тиберде 
держал... Затем цех в Куйбышеве, галантерею клепал. И на Колыме шакалил у 
старателей... 
  Мне стало не хватать воздуху, я распахнул дверь машины.
  - Эй, француз, чо это  руки у тя трясутся! Ты того, не догадывался?.. Я думал ты 
знаешь про Бобра... Ну, ты даешь, сексот! Ну, даешь! Кошель с первой ходки застучал. 
Падлу   опустили зеки еще в предвариловке. Гуртом харили, кровью срал твой бугор. 
Повезло, вертухай отбил. А то бы кончили. Ты давай убери свою  пушку подальше... 
  Догадывался я? Да, да, да! Будь я проклят! Не просто догадывался проклятый сексот, я 
знал блатную версию жизненной эпопеи молодого Герасима Никитича Борова и она меня 
не смущала. Не смущала, пока я, как мне казалось, знал о ней если не один, то одним из 
немногих... Но когда подноготную Герасима запросто  вываливают все кому не лень, - это 
было оскорбительно для меня, я ничего не мог противопоставить гнусному позорищу. 
  Есть дела которые никогда не следует доводить до конца, если не хочешь 
возненавидеть весь этот прогнивший мир. Есть тайны, которые не следует исчерпывать 
до дна. Взвыла моя душа. Будьте вы все прокляты! Устал от человеческой низости и 
ненадежности. Тоска, какая тоска... Ничего не хочу знать. Смирился я, смирился... 
Оставьте меня в покое, твари вы ползучие... Можете продавать меня налево и направо. 
Мне до лампочки. Я сваливаю, сейчас же... 
  Я полез из машины. Но пахан затрепыхался, затрепыхался. 
  - Ты чего вызверился? Ты куда!? Спрячь пушку! Ты что крутой? Не допер?... Котел 
хотел, чтоб мы перестреляли друг друга, да не на тех нарвался...  У нас все схвачено... И 
с тобой разберемся, если будешь права качать...
  Гаврила нервно захохотал и стал сдергивать с подбородка приклеенную бороду... Не 
хочет Гаврила подыхать. Только жить стал по-человечески и на тебе, - приходит какой-то 
сексот и начиняет брюхо свинцом. Именно брюхо начинять надо такой швали... Делает 
мне больно и похохатывает. Сладкая моя боль, продлись, продлись подольше... Только 
ты можешь преодолеть мое смирение. Дай же силы выстрелить в негодяя. Быстро он у 
меня не подохнет.
  - И ты насиловал Бобра?
  - Я тогда еще сиську сосал. 
  - Может, знаешь кто насиловал его сноху и сына?
  - Лажа, не было такого. Я бы знал. Я бы этого Гондона сейчас на одну ногу наступил, 
за другую дернул... 
  - Ты гляди-ка! Раздухарился! Ты, давай, ответь мне на последний вопрос и может быть 
я отпущу тебя на горе добрым людям. Про колымское золото я тебя не спрашивал. Ты 
мне дуру не гони! Я про рыжье, что в гараже, под станком лежало.
   - Ну! В натуре! Так бы и базарил...
  - Чье это золото? Знаешь?
  - Бля, если бы Бобер не подох - никогда не узнать бы тебе. Когда я припутал 
Калькутинского он клялся, что должок может вернуть золотом, но где оно спрятано знает 
один Бобер. По-моему, в гараже вы с Сосиным кинули Бобра...
  - А про общак в гараже кто выдумал? Какой это общак я лично бомбанул? Очумели 
совсем. Вы что это мне шьете?
  - Ну, блин, ты даешь, Марата Ерофеевич. Малюган тоже к нам подкалывался, когда 
Кабану еще не надели деревянный бушлат. Кабану шумнул Калькутинский, а там 
разбирайтесь сами. Вы, мусора, продаете друг друга только так, а на блатных сливаете. 
Замонал ты меня, Марат. Давай отстегивай браслеты, глянь грабли посинели. У меня 
Аллергия. В натуре! Достань Кларитин во внутреннем кармане пиджака.
  - Перебьешься. А доллары откуда там появились? Ничего там не было! Заколебали!
  Я второй раз передернул затвор пистолета и второй патрон мелькнул под носом 
Гаврилы.
  - Фуфляк гонишь!? - гаркнул я. - Не скажешь все что знаешь про доллары - башку 
снесу!
  - Так я  базарю! Да, хотели мы на тебя наехать, так Бобер же и не дал. Он сначала 
Кабана подбивал тряхнуть тебя, а как мы согласились, вдруг все отменил. Усек? И 
доллары были Бобровы. А у тебя что, очко заиграло? Так я тебе скажу. Когда я сунул 
водопроводный шланг Калькутинскому    в задницу... Калькута божился, что доллары 
загреб Бобер после смерти Репы, брательника Кабанова, а на ментов  свалить хотел...
  - А почему тормазнул вас Герасим Никитич.
  - Не в курсе. Может, надавили на Герасима менты... Мурылов с Кабаном базарил про 
тебя. Может,  у тебя есть мохнатая лапа. После того разговора Кабан хотел с тобой 
скентоваться...
  Я погладил браслеты на руках уркагана. Снять? Не снять? Удовольствие от признаний 
Гаврилы было каким-то будничным. Я так давно ждал от провидения чего-нибудь такого 
же невероятного, что оно потеряло остроту долгожданной радости.  Я неохотно стал 
искать по карманам ключик от наручников. 
  - Нет, приятель, ничего ты не понимаешь в этих делах. Никто из вас так и не понял 
Герасима. Крутил он вами как хотел... Ладно, живи уж. Да,  вот еще, ты лучше скажи с 
какой стати на свадьбу меня пригласил. Кто посоветовал?
  - Гнедой подсказал... А Гнедому Лола... Ты трахал Лолу? Без базара?
  - А кто бы отказался? Ты вон туда же...
  - Я другое дело! У нас любовь до гроба!
  В запазухе моей заверещал телефон. Гаврила побледнел и попятился, собираясь 
вывалиться из машины. Я схватил его за грудки и приставил пистолет к горлу...
  -  Башку расшибу и скажу - так и было... 
   Звонил Сосин.
  - Марат, ты? Зачем отключаешь телефон? С вечера не могу к тебе прозвониться...
  - Не кричи. Я не один...
  - Марат, не трогай Гаврилу.  Немедленно делай ноги. Ты слышишь меня!? Бросай 
все...
  - Понял. Что случилось?
  - Я только что от Сельчука. В банк не возвращайся. Понял?
  - Не совсем... 
  У меня перехватило дыхание. Я подавился воздухом как костью и закашлялся. 
  - Да что там  у тебя творится! Ты меня слышишь?
  Сосин орал так громко, что у меня готовы были лопнуть барабанные перепонки. 
  - Гаврилу мы использовали как живца, чтобы спровоцировать Котельникова и 
Арланова. Этим мудакам - хана. Понял?! Зарвались. Сельчук не понимает шуток. Ты же 
знаешь лучше бы им Герасима не трогать... Вскрытие показало, что дед твой отравлен.
  - Сельчук и вправду имеет личный  интерес в делах с Бобром?
  - Да. Усякин вернул ему только половину депозита... Всего было Пол-лимона. 
Дойчмарками... Котельников отказался признать долг Усякина. 
  - Что ж ты, мать твою за ногу!   Почему молчал! Я же мог влипнуть!
  - Не надо телефон отключать! Мы твоих хозяев заметем как организаторов 
вооруженного разбойного нападения. Никакой разборки в Пахре не будет. Смывайся тебе 
говорят. Как бы тебя под горячую руку не прихлопнули. 
  - Гаврила твой стукач или генералов?
  - Не имею права разглашать. Уноси ноги. Это все, что могу для тебя сделать... Да, 
Гнедого из органов ушли. Я сажусь на место Гнедого. Игры кончились. Ты все понял? 
  - Ты из кабинета говоришь? 
  - Не важно. Очнись!
  - Гаврила  заложил и Боброва, и остальных... Так?
  - Я же сказал: не имею права разглашать...
  - Пока все не выясню - уйти не могу.  Мне надоело спать одетым с пистолетом под 
подушкой... Каждый день я жду пулю в затылок!
  - Ты меня заколебал! Да, да, да. Всех заложил Гаврила! Больше ничего не спрашивай!
  
  Вот и начался закат моей сексотской карьеры... Сосин занял место Гнедого... И давно 
он снюхался с Сельчуком? Или в тайне от меня давно уже работает на генерала? Иначе, 
откуда информация о дойчмарках? Получается, и Гаврила на подхвате у генерала? А что 
если Гаврила включил Калькутинскому счетчик под давлением генерала? Ха, молоток, 
товарищ генерал! 
  Вот и пришел писец нашей дружбе с Арсением. Мент до смерти мент. Игры 
действительно кончились... Теперь никто не мешает Сельчуку... Сосин, тот еще и 
посодействует. Им незачем запускать новую волну слухов, будто бы я грабанул в 
"золотом" гараже бандитский общак. Они не будут впутывать в эту историю пахана 
Гаврилу. Вдвоем им ничего не стоит припереть меня к стенке и вынудить сдать "мокрые" 
доллары... Интересно,  всё они заберут или не всё?  
  Я закурил. С потерей Арсения, я оказался на этом свете в полном одиночестве. 
Господи, как же мне неуютно в этом лесу... Я протянул пачку Гавриле...
  - Это... Не курю я. - В амбразурах его глазенок метались серые тени ужаса. 
  Он не воспринимал меня нормальным человеком. Злость мою - понимал, миролюбие 
принимал за коварство...
  - Брат, скажи честно, что надумал Сосин? Генерал прознает, он вам обоим вломит! Я 
сейчас братанов крикну...
  Я снова ткнул дуло пистолета в горло Гаврилы и взвел курок.
  - Зови, паскуда.  
  Губы Гаврилы едва заметно дрожали. Судороги челюсти передавались пистолету и от 
него моей руке. Не помню, как я удержался, чтобы, с горя,  не прикончить блатаря.
  -  А ты оказывается действительно артист. Красиво ты сделал этих щенков, а? 
Котельникова, Арланова, Луцкиса... А что ты будешь делать, если вот возьму и отпущу 
тебя на волю... Мне что с того? Пообещай хоть замолвить словечко за бедного сексота 
перед товарищем генералом? 
  - Так само собой! Я, блин...
  - Прощевай, Денис Васильевич. Я, пожалуй,  потопал...
  - Ты дурак, командир? Да? Ты куда? Не оставляй меня одного. Коренев шлепнет, бля 
буду. Ты уйдешь - и шлепнет. Наперед тебя, а вторяк буду я. Чо, мы не скентовались? 
Клянусь, отмажу тебя. Отстегни браслеты... Отмажу, век воли не видать, отмажу. Ну? 
Отстегнешь? 
  Я оглянулся, Коренев, из-за дерева, наблюдал за нами в бинокль. Убийцу, 
подрядившегося корысти ради, лишить меня жизни, оставлять в живых было бы для 
сексота дурным тоном.  У ноги Коренева, прислонен к дереву автомат. За деревом 
присел боек и грызет семечки. Майор подзывает Афоню. Афоня просит у бойка семечек. 
Боек не дает. Как поведет себя этот блатарь... С двумя бы я еще поговорил...
  - Слышь! Начальник! Хочешь я пришью майора? Дай ствол! - С ходу просекает пленник 
мои мысли.
  Гаврила подозрительно опухал. Голова округлялась. От глаз остались узкие щели, как 
бойницы на круглой башенке особняка. Очень похоже у него аллергия на чужой волос 
парика или на грим...
  Я вынул из кармана ключ от наручников. Показал его Родионову...
  - Последний вопрос и ты свободен. У Репы был общак? 
  - Нет.  Фамилия у него была Кабачников. На свадьбе у Савела кто-то отравил сразу 
пять авторитетов. Репу и Мосола тоже. Савел умер в больнице. Их тогда, считай, всех 
пересажали. Свой же и заложил. Все менты припомнили... У Репы были свои личные 
бабки. Он давал братанам на адвокатов, помогал когда кто откинется с зоны. Деньги 
свои, а базарили, что это общак...
  - А ваш Кабан, это кто?
  - Наш? Кого взорвали что ль? Так это брат Репы, меньшой Кабачников. Просек?
  - А Герасим тут при каком интересе?
  - Сними наручники и все узнаешь. Даже генерал не догадывается... Сними, будь 
человеком...
  Гаврюха просительно улыбался. Я не выдержал этой беззащитной улыбки головореза, 
он просто околдовал меня своим откровением. Я щелкнул замком.
  - Живи.
  - Век не забуду, брат. - Сказал Родионов просто, без всяких блатных выкрутасов. 
  Оглядываясь на Коренева, он заговорил так быстро, что я половины его слов не 
понял...
  - Репа пахал на Гондона... Так?.. Кирцов - на Репу... Дошло? Герасим крутил бабки  
Репы, а навар баш на баш. А потом Репа бомбанул зубаря-протезиста, хохла Сойченка. А 
тот сбывал рыжье Гондона во Францию... Репа стал требовать свою долю, хотел свалить 
за бугор, да не успел... Кто делал ему ксиву, настучал Гондону... Ну, Гондон, со зла, 
траванул Репу на свадьбе у Савела. Но смотри, Марат Ерофеевич,  если Сельчук узнает 
это, тебе не жить... Сука буду... Все? Сыт? 
  -  Благодарю тебя, пахан. Половина мне известна, но все равно спасибо...Ты человек.
  - Даже так? Ладно... Это самое... Еще добавлю... Когда Кабана-меньшого 
натравливали на тебя за общак в гараже, мы уже знали, что и рыжье, и баксы там прятал 
Гондон, ну этот, - Бобров Герасим... Врубаешься? Он базарил, что это все его 
собственное... 
  - Да ну! А за работу вам что обещал? - не без иронии усмезнулся я.
  - Просил всего тридцать процентов отвалить ему, вроде как за наводку. Остальное, 
говорит, кидаю в общак. Мы не знали, что там доля Репы. Ну, был базар про общак, так 
никто его не видел. А кто еще кроме Репы держал общак? Тоже никто не знал... Репа 
кидал бружбанам своим из собственного кармана...  Герасим на понт брал...  А то бы мы 
и тебя, и Бобра давно бы сплющили... Ну, а то! Доля Репы стала долей Кабана, сам 
понимаешь... Герасим мочил всех, кто знал про то рыжье и баксы... Мы бы захоботали 
тебя, а Герасим нас бы приморил, как Репу... И Сельчук не любит, когда ментов 
отстреливают. Он бы еще помог Бобру. Да мы не сявки какие...
  - Врешь, пахан! - Разозлился я. - Ты все это наплел, чтобы Герасима обгадить...
  - Не кричи, Марат Ерофеевич! Сука буду - не наплел... Такой момент был.  
Михалковский нам настучал про долю Репы, когда погорел с нашими бабками... 
Откупился... Герасим злопамятный... В тот момент не получилось с нами обоими 
разобраться, стал плющить поодиночке. Сначала меньшого Кабана тебе подставил, а 
сегодня с того света хотел дотянуться до меня... Теперь-то дошло?
  - Выходит, Денис Васильевич, напрасно ты обгадил Герасима. Хотел он очиститься 
перед памятью Репы, хотел вернуть вам  долю Репы,  сделать вам общак! - я засмеялся 
легким счастливым смехом.
  - Чудной все же ты мужик, Марат. - Вздохнул Гаврила. - Обернись!  Мы припухли! 
Корень валит к нам!
  Я обернулся. Вот теперь самое время и мне подаваться в лес?
  - Не тушуйся, француз, я кончу и майора и Афоню... Кинь ствол и мотай. Я тебе не 
сявка занюханая. Хошь скажу, кто тебя захапал, когда грохнули Усякина? Чо? Клево? 
  - Запасные обоймы к автомату у тебя под сиденьем.
  - Ты врубись, командир! Когда  рвануло Семена, это Гондон Кабану приказал 
захомутать тебя и сдать мусорам. Лола на тебя показала, ты последним вертелся возле 
кабинета Усякина. Допер? А теперь делай ноги, не я буду если Коренев не имеет приказ 
уделать тебя сегодня вместе со мною.
  - Это мы еще посмотрим, сказал гинеколог, раздвигая Машке ляжки... А Калькуту кто 
грохнул? - Мне плевать было на приказ, я хотел еще послушать благодарного Гаврилу.
  - Да не время сейчас трепаться, Марат Ерофеевич! Вечером подскакивай, шашлычек 
заделаем... А сейчас давай-ка, дорогой,  дуй, по дороге, на выезде из Пахры стоит мой 
Мерс, скажешь: Гаврила побрился. Водила все поймет... Корешами будем до гроба, сука 
буду! Не тяни резину! Дуй в лес, мать твою!
  Я вылез из машины. Корень бежал к нам. Боек высунул из-за дерева ногу, подставил 
майору и тот пропахал носом по перегною метра три. И боек свое получил рукоятью 
автомата по голове. На его крик стали сбегаться остальные братаны. 
  - Прощай, Денис Всильевич!
  - Про свадьбу не забудь, Марат Ерофеевич!
  
  ГЛАВА 61
  
  Отдал я свой пистолет-пулемет Гавриле и,  не оборачиваясь, ровным шагом, двинулся 
вглубь леса, заслоняя спину белыми березами... Глаза мои так и присохли к затылку. Я 
все видел затылком... Я чуял каждый шорох у себя за спиной. Автомат на 
предохранителе, рожок вынут. Думаю - услышу как вставит Гаврила рожок, как 
передернет затвор. А! Была не была! Я ускорил шаг... Побежал...
  Вслед мне автомат застучал-таки. Пули зашлепали по деревьям. Я выхватил пистолет 
и заслонился елью. В меня на бегу стрелял Афоня. Майор Коренев, выставив автомат, 
отдерева к дереву, крался к машине. Сердце мое екнуло. Такие настырные долго не 
живут... Гаврила сидел смирно, склонив голову на руль...
  Неужели уделали все-таки Гаврилу? Почему он не открывает огонь? Кореневу 
остается добежать метров двадцать... Пятнадцать! Десять!...
  Гаврила  вывалился из машины, обозленной  гадюкой,  заюлил  в траве, отползая за 
комель осины. Раскинул ноги для упора. Все как положено...
   Из положения, лежа, Гаврила срезал сначала майора, а затем опешившего Афоню. 
Нет. Афоня только ранен вот он пытается отползти. Гаврила посыпает его короткими 
очередями. Ого! Афоня вошел в раж. Зубами выдернул чеку и метнул в Гаврилу 
лимонку... 
  Граната саданула под задком жигуленка... Сразу же  глухо взорвался бензобак... 
Крыша, дверцы упорхали в разные стороны... Дымное пламя фугануло повыше 
деревьев... Заржали хором боевики, любуясь редким зрелищем. 
  - Бей лягавых, - заревел Гаврила. Добил Афоню, высадил в молоко низкого небосвода  
остатки автоматного рожка и стал приплясывать, потрясая поднятыми над головой 
кулаками. К воскресшему пахану, гогоча во все горло, сбегались братки. И те, что 
осаждали усадьбу, и те, что прятались за кирпичными стенами особняка. М-да, любитель 
пощекотать нервы этот пахан Гаврила... Простенько и со вкусом.
  Я шел к лесничеству. Там, в гараже знакомого лесничего, почти месяц  меня 
дожидалась новенькая чешская Фелиция, в документах на которую оставалось лишь 
заполнить графы: Фамилия, имя, отчество владельца машины. А в бардачке еще и 
новенькие незаполненные права  с печатью Гаи... Само собой имелся и полный 
макияжный набор для гримировки. Парик, шкиперская бородка. Буду на этот раз 
белобрысым, не так седина выделяется в моих натуральных усах. Сыпанула мне Судьба 
этого серебра за последний год...
  
  В кармане у сердца заверещал телефон. Поздно, ребята.  Был сексот Вабля, да весь 
вышел. Я швырнул трубку через левое плечо. Я сжигал мосты без всякого сожаления. 
Если нам и суждено что хорошее, так оно всегда впереди... Переламывая свою жизнь, 
оглядываться не стоит.
  Не сделал я и пяти шагов, как меня окликнули. Это было так неожиданно... Я был так 
потрясен, что  забыл выхватить из подмышечной кобуры пистолет... Я медленно поднял 
руки вверх...
  - Эй, француз! Возьми трубку. Тебя Сосин спрашивает...
  Понятно, послал парня проследить за мною мой новый кореш Гаврила. Я тупо 
разглядывал приближающегося боевика. Помповое ружье на плече. На лице дежурная 
усмешка.
  - Бери, бери трубку, командир, бери не тушуйся.
  - Почему я тебя не видел в банке? Ты чей?
  - Ну! А  я был рядом! Так приказал Сельчук еще вчера вечером.
  - Не понял. Так от кого ты меня охранял? Или не охранял, а наоборот...
  - А  мне без разницы. Приказали бы грохнуть, и грохнул бы...
  - А если бы я заметил тебя?
  - Ну, уж тут кто быстрее спустит курок.
  Я вынул пистолет, передернул затвор, и только после этого взял протянутую мне 
телефонную трубку.
  - Ладно. Сделаем так. Только без обиды. Еще раз попадешься на глаза - стреляю без 
предупреждения. А теперь кр-р-ругом марш. Бегом!
  Браток неумело козырнул, подыгрывая моему командирскому тону, и затрусил по 
направлению к усадьбе Гаврилы.
  - Марат, я же слышу, как ты дышишь! - кричал Сосин. - Почему не откликаешься? 
Разговаривать не хочешь?
  - Зачем звонишь? И так все ясно. Разошлись как в море корабли...
  - Ты где? Уехал от Гаврилы?
  - Еще нет. Наблюдаю ваш спектакль. Складно получается. Быстро ты сработался с 
паханом.
  - Вот и отлично. - Сосин с облегчением вздохнул. Он медлил. Не знал как половчее 
сказать. Или Соврать? -  Ты мне нужен. Тут появились измения. Ты давай никуда не 
уезжай, дождись нас. Я   подскочу минут через пятьдесят. Встречаемся сразу за 
поворотом с шоссе на проселок к даче Гаврилы.
  - Значит дорогу знаешь? Или не один едешь?
  - Да ладно тебе обижаться. Один, один приеду. Я буду на Вольво Сельчука, цвета 
"металлик". Да ты ее помнишь. Обмоем твою премию. Ты что предпочитаешь виски или 
водку?
  - Все и побольше, если за твой счет.
  Очень хотел бы я знать что стояло за оговоркой Сосина - "дождись НАС". Сколько 
"НАС" он прихватит с собой? Очень хотел, да все же прикусил язык. 
  Замаскировался я совсем не там, где назначил мой бывший корешок нашу последнюю 
встречу. Гораздо ближе, на участке, недавно политом битумом, где иномарка непременно 
сбросит скорость...
  Вольво припылил на семь минут раньше. Лобовое стекло отражало солнце и я не мог 
проверить салон издалека. Я подождал, когда машина поравняется со мной. Все дверные 
тонированные стекла были опущены. Убедившись, что салон пуст, я выскочил из кустов, 
и выстрелил в воздух из пистолета. 
  Сердце мое радостно ворохнулось. Арсений не обманул, он был один. Сердце не 
торопилось рвать давние узы мужской дружбы.
  Вольво резко затормозил. Машину занесло, выбросило на обочину. Сосин упал на 
сиденье. Сунув пистолет в карман куртки, я поднял руки, и медленно подошел к 
затаившемуся Арсению. Сначала в окошке показался ствол десантного автомата, затем 
нога Сосина спустилась на асфальт и только потом, наставив на меня оружие, Сосин 
неуверенно вышел из машины. Он был бледен. Левое веко подергивалось.
  - Эй, Марат! Не можешь без шуточек?
  Я улыбнулся и подал Арсению руку. Он поверил, что я рад встрече. Повесил автомат 
на плечо и в знак примирения крепко хлопнул меня ладонью по спине. Мы сели в машину, 
Арсений сразу запустил двигатель, но я вырвал ключи из замка зажигания и зажал их в 
кулаке.
  Сосин не отреагировал на мою выходку. Это мне не понравилось и окончательно 
убедило: Сосин согласился выполнить не очень приятный для него приказ.
  Сосин сунул в магнитолу кассету с записями "Бони-М". Появился дипломат. Сосин 
вытряхнул из него выпивку и закуски, расфасованные "в нарезку". Разложил дипломат в 
виде столика. Открыл бутылку виски "Капитан Морган", налил по полному 
пластмассовому стаканчику, бросил мне на колени упаковку сёмги и, не дожидаясь пока я 
ее вскрою, скороговоркой произнес:
  - За все хорошее, дружище!
  Сосин выпил одним махом, не чокнувшись со мной. Молодецки выдохнув, майор не 
стал закусывать семгой, а сразу попросил у меня сигарету. Он несколько раз на моей 
памяти начинал и бросал курить. Последняя пауза тянулась четыре года. И вот он снова 
сорвался. Мне стало жалко Арсения. Эх, и противно было наблюдать неудержимое 
разложение нашей дружбы.
  - Значит так. Звонил Гаврила. Говорит ты его спас от расстрела. Сельчук просил 
передать благодарность. Это нам на руку. Сельчук приказал внедрить тебя в фирму 
Гаврилы по продаже стройматериалов.
  - В фирму или банду? - рассеянно переспросил я.
  - Это одно и то же. Да и какая тебе разница... Ты должен изучить финансовые потоки, 
протекающие через руки Гаврилы, а также выяснить кто из высокого начальства в 
правительстве готов будет поднять шум если Гаврила будет тем или иным способом 
нейтрализован. Мы знаем в лицо его покровителей, но осмелятся ли они заступиться за 
темного дельца с криминальным прошлым...
  Долго Сосин развивал идеи товарища генерала. Я чувствовал себя пешкой на 
шахматной доске. Я физически ощутил как Сельчук своими пальцами-сосисками берет 
меня за голову и сует в пасть продувного бандита. Сосин был на редкость красноречив, 
на этот раз, но я его больше не слушал.
   Сосин занимался постановкой дымовой завесы. Но что он хотел скрыть от меня? 
Какой отдан ему приказ? Он так увлекся, что сказал много лишнего. Едва ли милицейский 
генерал рискнет открыть какому-то майору, а тем более обычному сексоту свои заветные 
желания - умертвить свидетеля, а лучше всех подряд свидетелей его личных 
коммерческих связей и криминалитетом.
  Майор-соловей налил по второму стакану. Попросил вторую сигарету. Ни у него, ни у 
меня, ни в одном глазу. "Так на какую же бяку не хватает у тебя духу, Арсений 
Матвеевич?" - думал я понемногу раздражась на робость плута.  Убавил звук магнитолы 
почти до нуля. Я не слушал Сосина,  но я слушал и пустоту салона, и бедную на звуки 
осеннюю тишину за бортом. Меня не удивили шорохи в багажнике. А когда щелкнул замок 
багажника, я скосил глаз и увидел в зеркале заднего обзора как крышка его стала 
приподниматься.
  Сосин невозмутимо наливал по третьей. Я прибавил громкость магнитолы, схватил его 
за руки и стал выталкивать из машины. Он не удивился, криво улыбнулся.
  - Давай расстанемся по-людски. - Прошептал я. - Отдай автомат, иди на дачу и не 
оглядывайся.
  Из багажника показалась рука с пистолетом. Из автомата Сосина я выпустил очередь 
по багажнику. Раздались проклятья. В ярости,  длинными очередями, я стал 
расстреливать иномарку. От багажника до мотора... 
  Осенняя тишина была восстановлена.
  Я продолжал свой путь к лесничеству, не оглядываясь. Я продолжал слушать лесную 
тишину. Шаги за спиной мне стали мерещиться как только я ступил под кроны еловой 
рощи, засоренной густой порослью орешника. Обернулся я когда под чужой ногой 
треснула валежина и крадущиеся шаги стали явью.
  С поворота я выбросил автомат вперед. Расстояние слишком большое для 
прицельного выстрела из ручного оружия, и, тем не менее, я выстрелил. Прозвучал 
только один выстрел. Обойма - пуста. Звук выстрела получился невероятно громким. 
Сосин замер, так и не успев спрятаться за дерево. Рука Сосина с пистолетом была 
опущена. Он готов был стрелять от бедра. И ЭТО стрелковое упражнение он выполнял 
обычно  безукоризненно, но и у меня, и у него все сегодня было не в лад, не в впопад. 
Выстрел майора был еще бездарнее. Я даже не слышал полета пули.
  Как два лося на брачном поединке, мы стояли друг против друга и никто не решался 
первым повторить выстрел. Мы оба были спокойны. Противно. Мы вели себя как 
обычные убийцы, впервые созерцающие свою жертву через прорезь прицела.
  - За что? - громко спросил я, зная ответ. Спросил, первым  не выдержав молчания.
  Сосин выстрелил и качнулся за дерево. Пуля сорвала с меня кепку. Голова загудела 
набатом.  От контузии я немного стал не в себе. Я бросил в Сосина автомат и побежал, 
усиленно петляя меж деревьев.
  Майор стрелял пока не опустела обойма.  Пули я слышал слишком хорошо. Но о 
смерти я не думал. Не от смерти я убегал. Я бежал чтобы никогда, никогда более не 
видеть спокойное лицо предателя Арсения.
  - Стой! 
  Майор заорал истошно, словно пупок развязался. Значит, успел заменить обойму.
  - Стой, Вабля! Бросай оружие! Сдавайся! Лес  окружен! - привычно блефовал майор.
  Я остановился, подпустил преследователя, уперся спиной в дерево и медленно 
спустил курок. Сосин схватился за правое плечо, застонал и стал клониться набок. Меня 
это не обрадовало. Я сел на корень ели, горбом выпирающий из земли... Я грустно 
наблюдал агонию предателя.
  Казалось, раненый вот-вот упадет. Но нет. Поколебавшись на полусогнутых ногах, он 
стал приближаться ко мне. Пистолет он держал перед собой на уровне колен, сжимая его 
двумя руками. Из-под рукава форменной серой рубахи показалась тонкая струйка крови.
  - Я должен доставить тебя к генералу! - заявил Сосин в ультимативной форме. - Он 
был белее мела. Взор ясен, слова безумны... - Доставить... лучше...никаким.
  Он остановился в трех шагах от меня и стал поднимать пистолет, целясь мне в ЛОБ. 
"Лучше бы ты выстрелил мне в сердце", - с горечью подумал я. Встав, я ногой выбил 
пистолет из рук раненого. И снова сел под дерево. Нам давно пора было разбежаться, но 
непонятная сила продолжала притягивать друг к другу. Я закрыл лицо руками. Я не хотел 
думать, не хотел видеть, не хотел слышать, не хотел, не хотел, не хотел...
  В поисках своего пистолета, Сосин шарил левой рукой по хвойному ковру. Нашел, и, не 
вставая с колен, снова стал целиться, сжимая пистолет  одной левой. Правый рукав его 
потемнел от крови. 
  - Прекрати! - предупредил я майора, от потери крови впадающего в предсмертный 
кайф.
  - Руки на голову... - Приказал Сосин заплетающимся языком. - Все равно я тебя не 
дотащу...
   На какое-то мгновение рука его напряглась и ствол перестал рыскать из стороны в 
сторону. Конец! Что-то скисло у меня в груди.
  Оружие лежало на коленях. Я выстрелил, не пошевелив рукою.
  - Я не хо-те-е-ел... - Прохрипел Арсений свое последнее признание. - Я или ты...
   Что мне еще оставалось? В нашем поединке каждый по своему был прав. И, 
поскользнувшись в крови, в дураках остались  оба в равной степени: и победитель, и 
побежденный... 
  Почему так плохо мне в эту минуту.   А дальше что? Умер последний свидетель моего 
позора.  Я благополучно  прошел  сквозь все предательства. Я снова на шаг впереди 
своей смерти... Черт меня побери! Марат, сын Ерофеев, ты получил ответ на все свои 
вопросы! Стащи с себя старую сексотскую шкуру и навсегда забудь! Слышешь, ты, дурак! 
Навсегда забудь все, что случилось с тобою за последние два года и будь счастлив! Но 
нет душе покоя...  И счастья нет. Цена не та. Оборотень свое отыграл, но не в силах так 
вот сразу выйти из шкуры полусумасшедшего карателя негодяев. 
  Он прислонился к дереву закрыл глаза. Досчитал до сорока трех. Спасибо, Судьба и на 
этом. Сколько еще удастся прожить? Рывком встал, дотащил мертвеца  до шоссе, свалил 
на обочине. Вернулся в лес и побежал...
КОНЦОВКА РОМАНА 

  Мобильник звонил долго, по хозяйски требовательно. Потом коротко два раза. 
Понято...Откашлявшись, не прерывая бега, Вабля принял вызов.
  - Ну,  что Марат, сын Ерофеев, никак жив? Как   настроение?
  - Парадное, шеф. Совершаю оздоровительный забег трусцой по пересеченной местности. - 
Отличное дыхание! Да ты в отличной форме, старина!  А машина где?
  - Да тут неподалеку. Коптит помаленьку...
  - Не переживай, угонишь другую. Теперь ты птица вольная. Проставишь в правах очередной 
псевдоним и как наново родился... Ищи - свищи тебя по белу свету. На юга подашься?
  - Не заработал  на юга.  Ну, так есть подработка. Еще пару недель и фирма озолотит... 
  - До встречи, шеф. Я позвоню.
  Вабля остался доволен собственной находчивостью. Двусмысленный ответ обещает, дня три, 
четыре искать не будут...
  "Я остаюсь глубоко законспирированным агентом. Да я в отличной форме. Но на этот раз шеф 
перебьется. Я самовольно беру тайм-аут. Душе, душе необходима передышка. В себе я так и не 
разобрался. Ревизия прошлого так и не состоялась. Шеф прав. Нужно родиться наново. Стащить с 
себя драную сексотскую шкуру и навсегда забыть, все, что "подарила" судьба за последний год. 
Все выдрать из памяти. Все, все! Кроме одного телефонного номера, где будут ждать кодовой 
фразы: "А не сходить ли нам в кино, приятель?". Это означает: я жив, и предан своей тайне тайн... 
   Шеф прав. Чтобы  не сойти с ума, требуется стать другим человеком хотя бы по паспорту, хотя 
бы временно... Я  хочу жить. Жить и любить свою Кристину, своих разбросанных по свету ребят. 
Любить и приближать день Икс, когда все мы сможем собраться под одной крышей.
  Сексот Марат Ерофеевич Вабля "перестал быть" для всех, кто знал такого сексота. Оборотнем 
растворился в теснотах нашей дурацкой жизни. До лучших времен...  
  К лесничеству, тщательно контролируя дыхание,  поспешал мой очередной двойник, имя 
которому еще предстояло придумать...
  КОНЕЦ РОМАНА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   
   
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 
 
 
 
1