Во-первых не удалось толком посмотреть утренний повтор серии "Дикой розы". Мамин кот Аксель ночью перегрыз провод телевизионной антенны. Люся кое-как соединила проводки, но увы. Люся ругала кота, сквозь помехи пытаясь разглядеть, или хотя бы услышать, что происходит с Вероникой Кастро в далекой Мексике. Она привыкла настраивать себя на вечерний спектакль, глядя утренний сериал и попивая чай с сушками. И вот утро было испорчено этим шерстяным ушлёпком.
- Ведешь себя как попало! - выговаривала Люся коту. Но Аксель оставался равнодушен к люсиному негодованию. Он знал, что мама наказала Люсе холить его и лелеять, пока сама она на "фазенде". Так граждане распадающейся державы стали называть свои огороды после просмотра "Рабыни Изауры".
- У нас вечером премьера, мог бы хоть сегодня не бедокурить! - говорила Люся, очищая свои джинсики от котовой шерсти. Аксель вытянул заднюю лапу, растопырив когти, и стал вылизывать себе... Себя. Люсю всегда сильно смущала эта вот его бесстыжесть. "Кончено, чистоплотность это хорошо, но почему он начинает это делать, всякий раз, когда я разговариваю с ним?" - привычно краснея думала Люся.
Во-вторых, ларек сапожника, куда Люся сдала свои туфельки в ремонт, оказался закрыт. "Приду через 15 мин." гласила лаконичная надпись. Но не было сапожника ни через пятнадцать, ни через двадцать, ни через тридцать... "Что же это такое? Я опять опоздаю на явку!" - подумала Люся. Люся часто опаздывала, но её вины в этом не было: она всегда выходила из дома заранее, но сапожник как раз укладывался в общую канву люсиных задержек. Без туфелек Люся не могла ехать - это были туфли на высоких шпильках, в которых она хотела работать премьеру. Каблучки добавляли ей недостающие, по её мнению, десять сантиметров роста. "Видимо какая-то из мин сработала нештатно. Или штатно" - пришла в Люсину головку какая-то не её мысль. Она представила подорвавшегося на одной из пятнадцати мин, истекающего кровью сапожника, который полз к ларьку, чтобы выдать Люсе её туфельки. И ей стало немного стыдно за своё негодование.
Сапожник появился через тридцать семь минут люсиного ожидания, дыша свежим выхлопом аперитива "Степной". Туфельки были отремонтированы превосходно. Но теперь нужно было очень сильно спешить, чтобы успеть на явку, сделать грим, проверить костюмы и прочее, прочее.
Люся вскочила на заднюю площадку троллейбуса.
Несколько остановок Люся проехала бездумно глядя в окно. Потом она окинула взглядом салон троллейбуса, и вдруг увидела мужчину, который явно и пристально смотрел на неё. Люся была подслеповата, но очков не носила, считала, что они ее старят. Поэтому лица мужчины она не разглядела. Однако взгляд ощутила. В отсутствии стопроцентного зрения у Люси выработалась способность чувствовать взгляды мужчин. Люся давно хотела замуж.
Она окинула своим расфокусированным взглядом салон троллейбуса, посмотрела в окно, и снова взглянула на мужчину. Он был высок, широкоплеч, как раз в её вкусе. Мужчина все так же пристально смотрел на неё. "Наверняка я ему понравилась" - подумала Люся. И еще несколько раз повторила свой маленький трюк: посмотреть в окно, пройтись взглядом по салону, как бы невзначай взглянуть на мужчину, и тут же отвести глаза. Мужчина стал пробираться к задней площадке. Сердце Люси ёкнуло - мужчина был симпатичный, и он явно намеревался действовать. Но и Люсе уже пора было выходить, и она подошла вплотную к дверям. Наконец мужчина пробрался к Люсе, и встал у неё за спиной. "Ну, что же он молчит? Зачем лез через весь троллейбус ко мне, а теперь молчит?" - недоумевала Люся.
И тут мужчина игриво произнёс:
- Девушка, Вы выходите?
"Какой прекрасный баритон!" - оценила Люся - "И он обращается ко мне, улыбаясь. Когда человек улыбается, слова звучат иначе. Я точно ему нравлюсь!" А губы её уже сложились в ответную улыбку, и в тон мужчине она ответила:
- Выхадзю. - Хосподибожемой! Откуда вот это? Что это за "выхадзю"?! Он теперь думает, что я идиотка.
Видимо люсин ответ на некоторое время ввел мужчину в ступор. Поэтому бесконечно долго, пока троллейбус не остановился, мужчина молчал. Краска стыда заливала алым румянцем щеки, шею и даже ушки Люси. Как только двери приоткрылись, Люся ринулась с места в карьер. "Дура. Какая же я дура!" - думала Люся на бегу.
- Девушка! Девушка постойте!
Люся даже не оглянулась. "Как стыдно, как стыдно!" - думала она.
- Девушка! Люся! Людмила, подожди!
И тут Люся узнала этот баритон. Это был голос хормейстера, её непосредственного начальника. Люсе стало ещё стыднее, хотя, казалось бы, куда ещё? Она остановилась.
- Я Вас. Не узнала. Там. В троллейбусе. - после быстрого бега фразы у неё не склеивались. Не сливались в плавную речь. Впрочем, как и мысли. Это дурацкое "выхадзю", нелепая пробежка, а ещё опоздание - маленькое, всего на десять минут, но вот надо же - такое невезение: нарваться на своего руководителя.
- Я понял. - усмехнулся хормейстер - Люся, я хотел бы Вас попросить, будьте, пожалуйста, сегодня внимательнее. Работайте по дирижёру!
- Хорошо. - потупилась Люся.
- У Вас всё превосходно получается. В репетиционном зале. Но на сцене Вы выпадаете. - продолжал хормейстер. - Не нужно так волноваться! Вы же опытная артистка.
"Конечно в репзале всё нормально: там дирижёр близко стоит. А на сцене хор вечно загонят на арьерсцену, к заднику, мне оттуда и не видно, куда он там машет!" - думала Люся. "Вот если бы я была солисткой, работала на авансцене, я бы прекрасно видела дирижёра. Но не дают. Зажимают." А хормейстер заканчивал наставление:
- Соберитесь, пожалуйста! Обратите внимание на финал первого акта - этот момент очень важен. Ну, мы уже говорили об этом... - Люся согласно кивала головой - Я в Вас верю. Всего хорошего. Идите готовьтесь к спектаклю. И, да, постарайтесь больше не опаздывать! - ожидаемо и привычно закончил он.
На проходной театра они наконец-то расстались, и Люся стала подниматься в свою гримерку. Ещё в коридоре она услышала громкий голос своей подруги Поли:
- Вечно тенорам ничо не объяснят, потом орут! - Поля умела выдавать совершенно абсурдные аргументы, с которыми спорить было абсолютно невозможно.
- Ну так я Вам, Полина, теперь и говорю: уход не в кулису, а за станок. Да, мы этого не делали на прогоне, потому что задник был не готов. А теперь готов. А в кулисе будет конь. Троянский. - войдя в гримерку, Люся увидела Полиного собеседника, ассистента режиссера. Даже сидя Поля была одного роста с ним. Она подавляла ассистента напором, громкостью и размерами. А так же одним накрашенным глазом, которым она, предельно выпучив, смотрела на своего визави. Второй, ненакрашенный глаз, как-терялся на полином лице, отчего Поля была похожа на мифического циклопа Полифема. Видимо ассистент понимал, как опасно быть оппонентом циклопа, поэтому слова его как-то скомкивались, приобретая оправдательные интонации.
- Здравствуйте! - сказала Люся.
- А! Привет, старуха! - переключилась на подругу Поля.
- Всего хорошего! - ассистент шмыгнул в дверь.
- Чо опаздывашь? Щас начальник-от те втык устроит.
- Уже. - улыбнулась Люся. - Чего ты тут? С этим, - кивнула Люся в сторону двери.
- Да я на разводке поперлась через сцену, а надо было за задник уходить. Ты-то опоздала, не видела.
- А чего ж? Говорили, вроде?
- Ну, чаво-чаво?! Затупила. Ну я штоль буду у них виноватая? Хрен! - засмеялась Поля.
Премьера в театре - это событие. Это не рядовой ежедневный спектакль. Это общее, радостно-возбужденное, несколько нервное состояние. Это предчувствие, волнение. Это окончание бешеного периода бесконечных репетиций, прогонов, когда предпремьерная неделя сливается в один бесконечный день. Но вот сейчас начнется спектакль. Уже звенят звонки, и зрители заполняют зал. А по гримеркам звякают бутылки, бережно укладываемые в раковины моек под холодную воду, чтобы по окончании...
Финал первого акта. Хор стоит на станке, который уступами спускается к авансцене. Мраморный амфитеатр. Но все это условность, бутафория. Станок сделан из фанеры. По расчетам из фанеры десятки. Но какой завпост пустит в расход такой хороший материал? Зачем? Хватит и пятеры. А десятка... По накладным фанера будет десятка. Разницу, сами понимаете куда. Не даром у подъездов театров стоят иномарки последних моделей: культура - это прибыльно, если знать, как к ней подойти.
Шпильки люсиных туфелек прокалывают лист тонкой фанерки, и Люся начинает проваливаться в станок. Сначала по щиколотки, потом острые края отверстия расширяются, проходят по икрам, коленям, снимая лоскуты кожи, впиваясь щепой и разрезая мышцы ног. Люся медленно молча опускается сквозь станок. Движение вниз останавливается, только когда Люся провалилась по самую попу. Хор берет паузу на дуэт главных героев.
- Поля! - тихонько зовет Люся подругу. - Поля!
Поля осторожно поворачивается. Она привыкла видеть голову Люси чуть ниже своего плеча, но в этот раз не обнаружила её на привычном месте. Поля смотрит вниз, и видит люсино лицо где-то чуть выше своих коленей.
- Ой, Люся, - шепчет Поля, - а ты где вся?
- Я тут, - тихонько отвечает Люся. - Поля, подержи меня, пожалуйста, за руку!
Поля немного смягчает колени и опускает руку. Люся крепко обхватывает её ладонь. По ногам Люси течет кровь. Она пропитывает остатки колготок, стекает в туфельки, капает на половик покрывающий подмостки. Кровь смешивается с песчано-жёлтой анилиновой краской половика, и превращается в бурое пятно. Пятно растёт, растекается в стороны.
- О, мой кумир! Моя богиня! - выводит лирический герой на авансцене.
- До занавеса никуда не уходим. Стоим. Передай другому! - говорит Поля соседу слева. Тот, без лишних вопросов, передает её слова дальше. Люся молчит, и только всё сильнее сжимает полину ладонь.
Монтировщик Коля увидел висящие под станком окровавленные люсины ноги. Он прополз на сцену, и подставил под эти ноги плечи. Люсе стало легче. Почувствовав опору под ногами, она отключилась, всё так же цепляясь за Полину, и стоя на плечах Николая. Хор сомкнул ряды и никто не заметил потери бойца.
Как только закрылся занавес, под звуки аплодисментов, Люсю вырубили из станка. Этого она не чувствовала и не видела. Врач приехавшей скорой уже на носилках сунул ей нашатырь под нос. Люся очнулась, не отпуская полинину ладонь, и сказала:
- Поля, возьми у меня в сумке ключи от квартиры. Съезди, покорми кота!
Это, конечно же, было ЧП. И, разумеется, кто-то был виноват, и надо было кого-то наказать. В результате уволили монтировщика Колю, потому что он был пьян во время спектакля. Впрочем, как и все пятнадцать лет, что работал в театре.
![[]](/img/a/abrosow_d/lusy/image12.jpg)