Аннотация: Получился законченный отрывок, поэтому сливаю три части воедино. Небольшие исправления в первой части, думаю, картину не испортили.
Часть 1
Самолет! Не может быть!
Задохнувшись от неожиданности, я сделал шаг навстречу летящему чуду. Ледяные волны окатили до колен, но сейчас было не до них. Главное - маленькая серебряная искорка на алом бархате закатного неба. И она приближалась.
Захотелось подпрыгнуть, замахать руками и прокричать что-нибудь бессмысленно-победное. Но я сдержался и, только по-мальчишечьи задрав голову, приставив ладонь ко лбу козырьком, наблюдал за приближающимся легким самолетиком.
Если для вас летящий со стороны моря самолет не кажется чудом, значит вы не живете в Тамеле. И, возможно, я когда-нибудь позавидую вам, но не в этот раз.
Когда, блеснув отполированным боком, самолет пролетел над головой, я развернулся, чтобы увидеть, где он попытается приземлиться. Пускай наш городок совсем небольшой, население меньше двух тысяч, но с прошлых времен остались два аэродрома. Один в городе, неподалеку от магазина. И я не советовал бы самолетику пытаться сесть на нем, потому что взлетная полоса была просто в ужасном состоянии.
Говорят, за городом, в нескольких километрах от стены, есть второй аэродром. Но там я не был, поэтому своими глазами не видел.
Думаю, если есть аэродромы, значит, их когда-то использовали, но это было задолго до меня - уже детство моих дедушки и бабушки, которых я никогда не видел, прошло за стенами Тамеля, в отрыве от остального мира.
Когда я уже решил, что самолет сядет за стеной, он развернулся и сделал большой круг над городом.
На руке тренькнул телефон.
- Ты видишь то, что вижу я, или у меня очередной приступ белой горячки? - в ухе зазвенело от возбужденно-радостного голоса Альберта.
- Если ты о самолете, то да, это новый приступ. Медицина бессильна, поможет только эвтаназия. Сочувствую, - не отрывая взгляд от серебристой искорки, я гадал, сколько ей еще суждено продержаться в воздухе, прежде чем в действие войдут охранные системы.
- Что-то долго он летает, - словно прочитал мои мысли Альберт. - Может, и не собьют, а?
Его слова оказались пророчеством с обратным знаком. Что, впрочем, происходило слишком часто, чтобы списывать это на случайности. Вплоть до мрачненькой поговорки близняшек: "Если Берт скажет, что завтра будет новый день, завтра не наступит никогда".
Самолет кувыркнулся в воздухе, словно показывая смертельно опасный трюк из репертуара воздушного цирка. Я плохо видел, но возгласы Альберта, который всегда отличался орлиным зрением, уверили, что подробный рассказ и показ мне обеспечен. И не один раз.
Яркой белой вспышкой завершилась жизнь самолетика. Если какие-то обломки и долетели до земли, то настолько мелкие, что были доступны только зрению Альберта, но не моему.
- Чистая работа, - уважительно протянул Берт, - Я уже намылился поохотиться за сувенирами.
- Что, настолько чисто?
- Почти стерильно! Если что и упало, то найти это можно только с микроскопом. Не буду же я ползать на пузе с лупой в руках в поисках кусочка оплавленного металла?
- Ты снимал, дурья башка? - прервал я его монолог.
- За кого ты меня принимаешь? - обиделся Альберт. - Кино, что надо, приходи!
- Минут через пятнадцать буду.
Я сунул телефон в карман и только сейчас понял, что ноги совсем онемели. Я вовсе не собирался лезть в ледяную воду надолго, но зрелище в небе настолько захватило, что я забыл о маленьких ледяных иголочках, впивающихся в щиколотки, и вот теперь, неуклюже перебирая потерявшими чувствительность конечностями, выбираюсь на раскаленный песок. Ох, даже не знаю, что хуже, замерзнуть или поджариться.
Прыгая, как цапля, поджимая то одну, то другую ногу, я ругал себя за то, что не поставил машину у самой кромки воды, потому, что шлепанцы, которые я как раз оставил у воды, теперь весело прыгали по волнам всего в каких-то десяти метрах от берега. Но даже ради моих новых шлепок, я не собирался окунаться в этот жидкий лед.
Доскакав до машины, я перемахнул через бортик и приземлился на изрядно присыпанном песком полу. Сколько раз обещаю себе, что уберу весь этот мусор, остатки сухих водорослей, даже банку из-под пива, что месяц бренчит где-то под сидением... столько раз и не убрал. Зато заимел привычку ставить машину подальше от песка. Можно подумать, это помогло.
Оставив за спиной пустынный пляж и мою водоплавающую обувь, я помчался к Альберту.
Тот встретил меня пивом и какой-то хрустящей ерундой, которую просто обожал, зная, что на то, что хрустит во рту, я всегда косо смотрю, и уж тем более воздерживаюсь от употребления внутрь.
-Смотри, угощаться не предлагаю, сам возьмешь, что надо, а если запрещу, так еще и по шее надаешь.
Берт поднял пульт ДУ и на стене, куда был вмонтирован довольно-таки большой экран появилась панорама закатного неба. И маленькой точки на нем. Точка увеличивалась и теперь самолет занял почти весь экран. Небольшой, серебристый, он кружил над городом, когда Альберт держал его в прицеле объектива, ни разу не упустив из вида. Ага, вон, видно, как одно крыло внезапно смялось, словно бумага в кулаке, после чего самолетик резво кувыркнулся вниз. То, что издалека напоминало воздушную акробатику, теперь смотрелось жутко. Особенно если представить, что внутри люди. Смялось второе крыло, почти одновременно с хвостом, скукожился и потерял форму нос.
Мы, не дыша, смотрели, как невидимый пресс сжимает несущийся вниз самолет. Он все уменьшался и уменьшался, пока вспышка и приглушенный хлопок не оборвали его полет в нескольких десятках метрах от земли.
Камера опустилась,
Берт снимал с крыши и, когда он объективом нацелился на соседние дома, оказалось, что занимался этим не только он один. Сегодняшнее эктраординароное событие теперь будет в домашней коллекции у большей части горожан.
- Вон оно как бывает, - пробормотал я, уставившись в пол. - Дай-ка пива. И той хрустящей гадости.
- Что, цапнуло за живое? - участливо поинтересовался друг. - Странно, самолет впервые на моей памяти залетел так близко к Тамелю. Еще чуть-чуть и он благополучно приземлился бы.
- Разница между чуть-чуть и благополучным приземлением налицо, - я кивнул в сторону экрана.
- Да, но, до сих пор мы не видели даже этого "чуть-чуть". Сегодня что, какой-то особенный день, или это был какой-то необычный самолет?
Этим вопросом я задавался еще тогда, когда гнал на машине, и пытался одной рукой держаться за руль, а второй стряхивать с сидения песок.
- Откуда я знаю, ты же у нас Эйнштейн.
- Ну, если рассматривать все с точки зрения теории относительности... - начал он.
- То все относительно, - закончил я. - Прекрати, полчаса назад на твоих глазах погибли люди.
- Знаешь, - сказал он, прожевав чипс. - В Тамеле люди гибнут постоянно, и никто не утраивает их этого мировую трагедию.
Было ли его отношение к только что увиденному жизненным цинизмом или просто хорошо подогнанной маской, можно было догадаться только по ненормальной скорости, с которой он уничтожал чипсы.
У Берта, который, кстати, с детства гордился своим именем, хотя это самое меньшее, чем он мог бы гордиться, лучше были не только зрение, но и нервы. Как-то однажды на спор, он провел под открытым небом всю ночь(если не врет, конечно) и целый и невредимый вернулся домой. Я на такой подвиг так ни разу и не решился. И, боюсь, никогда не решусь, если только не заболею какой-нибудь дико заразной и смертельной болезнью. Тогда терять будет нечего.
В Тамеле ночь-время закрытых на несколько замков тройных дверей и захлопнутых бронированных ставень. И вовсе не из-за первобытного страха перед темнотой. Просто с наступлением ночи вся нечисть, что днем пряталась то ли в канализации, то ли еще где, отрядами валит на улицы города. На каждом доме на дверях и стенах видны глубокие борозды, оставленные ночными обитателями. Сами дома снаружи больше похожи на бронированные сейфы, никакой красоты- надежность и прочность. А как бы хотелось разбить яблоневый сад под окном, вымостить красивой плиткой тропинку к двери, обвить дом плюющем, и гирляндами! И главное, выйти спокойно ночью и полюбоваться на желтый уютный свет окон, своих и соседей с улицы! Увы, увы...
Те, кто родился в атмосфере Тамеля, с младенчества привыкли к ночным шорохам за стеной, страха не было. Была благоразумная осторожность, как у человека, который никогда не встанет на пути стаи озлобленных псов не из-за страха к собаке, как таковой, но из чувства самосохранения.
Существа были разнообразные и их было много. Берт сначала пытался классифицировать, потом бросил, видя бесплодность такой работы. Зато съемки вел регулярно. Скрытые камеры были понатыканы по всему периметру дома и каждые пару-тройку месяцев набор приходилось полностью обновлять - от когтей, зубов и кислотных слюней ночных жителей не спасали ни хитрые крепления ни титановые корпуса. Эти бестии рано или поздно, ломали все.
- Я хочу завести кошку, - неожиданно сообщил он. - Хищную и умную.
- Буду выгуливать на поводке, она будет мяукать, пить молоко из мисочки и тереться о мои ноги, когда я прихожу домой.
- Смеешься?
- Подсчитываю шансы, - усмехнулся он. - Кстати, видел недавно такую. Черная, красивая... и сразу видно-умная.
- По глазам видно?
- По действиям. Сегодня ночью она уперла мою последнюю камеру. Киска... Вот бы такого котеночка...
- Твоя киска, это наверное, какая-нибудь девятиногая тварь с редкими клочками шерсти.
- Почти угадал. Только она была восьминогой. Девятая нога - это был хвост.
- Ладно, пойду я, - поднялся я с дивана, прихватив полную бутылку пива. - Скоро темнеть начнет.
- Хочешь, оставайся, знаешь же, что коврик у двери для тебя всегда найдется.
- Вынужден отклонить твой щедрое предложение, - вспомнив, что в моем холодильнике пусто, я забрал и вторую бутылку. - До завтра.
- До завтра, - вяло махнул рукой Альберт.
Какой-то он тихий. Может, подействовало сегодняшнее происшествие? Или просто заела хандра? В прошлый раз, когда у него было подобное настроение, он пошел ставить вокруг дома электрические ловушки, после чего все следующее утро с ворчанием помогал охране правопорядка убирать трупы. А в следующий раз вообще ушел гулять после полуночи. Если не врет, конечно. Мало ли, что он теперь выкинет.
Солнце почти село, когда я снова предстал перед его изумленными очами.
- Хорошо, что ты вернулся, - сказал он, пропуская меня в дом и плотно закрывая дверь. - Я уж только начал думать, что...
- Знаю, знаю, Нострадамус, - замахал я руками. Альбертовы мысли настолько часто сбывались прямо противоположным образом, что он удостоился этого лестного прозвища. - Чем займемся интересным? Интимные предложения во внимание не принимаются
- Ты разбиваешь мое сердце! - с трагичным пафосом воскликнул он, почему-то приложив руки к животу. - Ну да обойдемся без интима. Подглядывать за ночными зверюшками как-то тоже не хочется, может спать ляжем?
- Дельная мысль. но я бы не возражал перед этим немножко перекусить. Чем-нибудь посущественнее пива.
- Ха! Теперь знаю, зачем ты пришел! Дома, небось, жрать нечего? Пил бы пиво в одиночестве, настоящий мужчина этим божественным напитком должен быть и сыт и пьян!
- На роль настоящего я не претендую, поэтому пойду, пошарю в твоем холодильнике.
Дурацкая ниточка, которую он называл выключателем и которая имела дурную привычку заскакивать на посудный шкафчик, бестолково дергалась в моих руках.
- Выключатель сломался... неделю назад, - сообщил через секунду Альберт, - Открой холодильник, светлее будет.
Я фыркнул, с него станется сидеть с перегоревшей лампочкой по две недели или лениться починить выключатель. Или поменять батарейки в часах... Техника должна быть немного капризной, - говорил он, - это придает ей немного человечности. Впрочем, за машиной он следит, как за собственной дочерью, даже убирается внутри регулярно.
Как и ожидалось, белый друг обжор был забит полуфабрикатами под завязку. С такими запасами можно пережить оккупацию или накормить население какой-нибудь маленькой африканской страны.
- Малёк, ты веришь в вампиров? - прокричал из комнаты Альберт.
- А как же! - забрасывая в микроволновку нечто среднее между пиццей и пирогом ответил я, хищно улыбнувшись своему отражению в темном стекле шкафчика. На вампира я не тянул даже в этом кривом подобии зеркала. - От тебя они отличаются только гастрономическими предпочтениями. И способностью к дискретизиации своей массы, хотя в это мне поверить сложнее всего.
- Во завернул! От Сашки набрался? Ты про их штучки с превращением в туман и стаю летучих мышей?
- Угу, - промычал я, еще раз внимательно всмотревшись в скалящееся отражение... Нет, не похож. Нет во мне той внушительности, которой должен отличаться потомственный кровосос, и в то же время я не настолько уродлив, чтобы изображать вампиров из третьесортных голливудских фильмов.
- Если ты этого не умеешь, это не значит, что этого не существует!
Я показал отражению язык и пригладил волосы. Из нас двоих Берт - больший любитель подискутировать на отвлеченные темы. Наверняка сейчас смотрит какой-нибудь очередной пужастик по телеку.
Надо сказать, несмотря на физическую изолированность от внешнего мира Тамель сносно принимает видио и радиосигналы. А вот попытки с нашей стороны добраться до остального мира не приводили ни к чему. О случаях выехать за пределы города говорить вообще не приходится. Они закончились еще лет шестьдесят назад, когда до людей наконец, дошло, что между телами, иногда обнаруживаемыми на дороге, а иногда не найденными вообще, и попытками этих людей покинуть территорию есть прямая связь. Человека находили обычно до наступления ночи, утром искать не имело смысла.
Я достал разогретый ужин, Альберт, не дождавшийся достойного ответа, появился на кухне, и теперь разливал чай, пока я возился с разрезанием резиновой пиццы. Захватив все это добро, вы вернулись к дивану перед телевизором.
Насчет ужастика я оказался прав. Прямо передо мной развернулось зрелище белоснежных клыков, медленно прокусывающих шейку испуганной девушки.
- И это у них называется кошмаром, - я хотел сказать иронично, а получилось грустно.
Альберт, что знал меня, как облупленного, только поднял бровь и слегка стукнул по плечу, приказывая не впадать в свою вечную тоску по миру обычному.
- Смотри на это иначе, - подождав, когда киногерой спасет укушенную девушку и надает крестом по морде так и не поужинавшему вампиру, сказал он. -Там, - он махнул в сторону телевизора, - Даже представить не могут то, что у нас тут твориться каждый день. Ты только посмотри, какие у них проблемы... отношения отцов и детей...
- Зато у нас слишком много сирот, которые мечтают о таких проблемах.
- Хм, - стушевался он, вспомнив, что к числу сирот отношусь и я. - Ну ладно, а как насчет остальных проблем? Им дана такая широкая жизнь, езжай, куда хочешь, делай что хочешь, в меру своих способностей, конечно, а они чем занимаются? Одни идиоты сидят на наркоте, другие ударились в запой, а есть еще и третьи и четвертые... и у всех них одна большая проблема - собственная глупость и желание найти приключения на свою задницу. Что в принципе одно и то же. А нам же и искать ничего не надо! Мы сами - одно сплошное приключение! Ты бы подох там со скуки, говорю, тебе.
- Твои доводы - как пошлые анекдоты с бородой, - проворчал я. - Тошнит, когда слышишь их в сотый раз.
- Знаешь, малек, если собрался тут разводить меланхолию, то иди-ка ты лучше спать.
Мальком меня звали взрослые за мой небольшой рост. А вот имя, данное мне при рождении никто не знал. На вопрос о моих родителях лишь разводили руками, подбросили, мол, рано утром, и никто ничего не видел. Я залез в отчеты по беременностям за тот период и оказалось, что примерно в это же время должны были родить две женщины, но именно в ту ночь их дома не выдержали напора снаружи. Люди как всегда, пропали, а я оказался на пороге детдома.
У меня с детства стоял выбор, какую из двух фамилий взять себе. Не решив ничего конкретного, и наверное, что бы не обидеть память моих настоящих родителей, ошибившись, я так и остался без фамилии. Имя Малькольм, наверное, производная от малёк, не прижилось. Я на него не откликался, и все махнули рукой. Все равно, меня ни с кем не спутаешь, а документов у меня отродясь не было. Зачем документы в городе, где каждый знает друг друга если не вдоль и поперек, то хотя бы в лицо. Безымянным я рос в детдоме, безымянным учился в школе, закончил и теперь преподаю там время от времени, и тоже без имени.
- О, ты посмотри, какой кадр! - вдруг восхитился он, я проследил за его пальцем и увидел, как на экране эталонный образчик мужского пола не целясь, стреляет из пистолета осиновыми колышками, одновременно угрожающе размахивая крестом, судя по размерам, снятым с небольшой церквушки.
- Неужели тебе нравятся эти третьесортные ужастики, - спросил я, чувствуя, что меня серьезно начинает клонить ко сну.
- Третьсортный ужастик - это первосортная комедия, - отмахнулся он, и тут я зевнул. Лето все-таки, темнеет поздно. А я еще сегодня проснулся до рассвета. Берт понял мой прозрачный намек и желание побыстрее подложить под голову подушку и забыться до утра..
- Знаешь, - тоже зевнув, сказал он, - Наверное нам пора отправляться баиньки, все-таки не детское время. - он прислушался к скрежету за окном. Кто-то снаружи усиленно пытался пробиться через закрытые ставни. - Да, раз уже начался ночной концерт, то точно пора. Уступаю тебе свою спальню, ты у меня все-таки не частый гость, а сам прилягу вот на этом удобненьком диванчике, - он похлопал по упругой поверхности.
- Если бы я не знал, что ты всегда на нем спишь, решил бы, что ты самое бескорыстное существо во Вселенной, - усмехнулся я.
- Я и есть самое бескорыстное существо, если не во Вселенной, то в этом городе точно.
Я знал, где находится ванная, и спальня(трудно не найти единственную спальню в этом миниатюрном домике). И уже через пятнадцать минут, прикрыв дверь в зал, чтобы не доносились звуки телевизора, я устроился на кровати и закрыл глаза. Под мирный стук и скрежет по ставням и раздающиеся периодически с улицы приглушенные вопли я засыпал.
Проснулся посреди ночи. Меня словно толкнуло какая-то неясная тревога. Бывает, что даже с закрытыми глазами чувствуется присутствие в доме человека, а уж тем более, постороннего. Сейчас было с точностью наоборот. Дом казался холодным и безжизненным, моя шкурка говорила мне, что я являюсь в нем единственным живым существом.
Сразу стало неуютно. Чепуха! Я попытался успокоиться. Это все пережитки детства, когда лежишь в кровати с раздутым мочевым пузырем, и боишься подняться, потому что секундой раньше твое богатое воображение нарисовало картину чего-то страшного, притаившегося под кроватью, и только и ждущего, когда ты спустишь ноги на пол... Не то страшное, хищное, но привычное, что бродит по ночам, а нечто необъяснимое, мерзкое и, конечно же, опасное.
Чепуха, повторил я про себя, Берт наверняка спит около телека, уж включенный телевизор я чувствую за десятью дверями.
А вдруг не лежит и не спит? А вдруг....? Гадать дальше не имело смысла. Отбросив детские страхи, натянув на себя шорты и накинув рубашку, я босиком прошлепал в так называемый зал.
Отблески от работающего на малой громкости телевизора, наполняли комнату мрачными тенями и шевелящимися силуэтами. В дальних углах комнаты копошилась тьма, вязкая, как кисель. Я сглотнул, потому что чувство одиночества пронзило грудь и заскользило вверх по позвоночнику холодными лапками. Вцепиться себе в затылок я ему не дал.
Успокоиться. Надо успокоиться. Космонавтом мне не быть - пульс зашкаливает, а кровь стучит в висках, заглушая скрежет с улицы. Пялиться на пустой диван больше смысла нет, я осторожно прошел к выключателю и повернул его. Яркий, режущий глаза свет должен был бы просветить ситуацию, но комната оставалась все так же непонятно пустой.
- Эй, Эйнштейн! - осторожно позвал я, надеясь, что он поймет мое беспокойство и бросит шутки. - Берт! Хватит прятаться!
Никто не ответил. Я сглотнул. Посреди ночи люди исчезают только в одном случае - если защита их дома не выдерживает напора изнутри. Не слишком часто, но бывает постоянно. Но тогда почему я этого не услышал? Неужели он позволил втихую уволочь себя, лишь бы не выдавать мое присутствие?
На кухню я крался уже на цыпочках вдоль стены, прихватив по пути пятикилограммовую гантелину. Не бог весть какой оружие, но выбирать не приходится. Несмотря на предчувствия, разум продолжал надеяться, что все это детский розыгрыш.
Из-за закрытой кухонной двери не доносилось ни единого подозрительного звука. Осторожно коснувшись ручки, я медленно, моля петли не скрипеть, толкнул дверь. Свет из зала разогнал чернильную темень в кухне, зато углы и пространства за буфетом и холодильником, а еще за шкафчиком и за шторами тоже... да в этих темных углах может запросто спрятаться существо размером с гориллу!
Мне показалось или штора дернулась?
Горло пережало невидимой, но хорошо ощущаемой рукой страха. Почему-то резко захотелось выпить. Хотя бы воды.
Чтобы включить свет в кухне, надо в зайти. Или полностью встать в дверном проеме, загородив единственный источник света и, протянув руку, нащупать болтающуюся веревочку... Черт, он же не починил выключатель! Сообразив, что свет искать на кухне бесполезно, я отпрянул от черного проема и, прижавшись к стенке, отодвинулся еще дальше. И еще.
Рука, стискивающая гантелю, вспотела, я переложил "оружие" в левую руку, и вытер ладонь о шорты. Не выпуская из вида кухонный дверной проем, я заскользил вдоль стены. И все-таки, шевельнулась там штора или мне показалось? Выяснять как-то не хотелось. А если не привиделось?
Черный прямоугольник притягивал взгляд, как магнит скрепку, от напряжения глаза начали слезиться, я несколько раз моргнул.
Показалось, или кто-то действительно метнулся из одного угла кухни в другой? Небольшой, размером с терьера? Срочно нужен свет, но претила сама мысль о том, что пока я буду искать фонарик, незваный гость будет хозяином бродить по дому.
Краем глаза я увидел ночник, стоявший на полу, рядом с диваном. Чтобы до него добраться, нужно выйти на середину комнаты, а это небезопасно, правда в этом случае есть возможность скрыться за диваном и до последнего отмахиваться гантелей... don"t worry, be happy- прошептал я свою собственную мантру на мотив старой песенки.
Ночные жители не очень любят свет, но я предпочел, что бы они его боялись. Я остановил себя за миг до прыжка к дивану. Оглянулся, ища розетку, и тот час обнаружил нечто лучшее - удлинитель. Метров на пять. Плюс собственная длина провода ночника, пусть семь в грубом подсчете. Розетка на противоположной стене - раз, как не крути - не хватит закинуть этот светильник на середину кухни. А вот и розетка на ближней стене - два, но пока я буду подключать в нее ночник, буду как на ладони. Вот дилемма, то ли рискнуть и не осветить всю кухню, то и рискнуть и попробовать осветить всю?
Все мои долгие размышления вместились в несколько ударов сердца. Я остановился на безопасном варианте, и решил, что буду прорываться ко второй розетке только в том случае, если света не хватит.
Посекундно ожидая увидеть шевеление в темном проеме, я ящерицей метнулся за диван и, схватив ночник, вернулся на свое место у стены. Вроде все тихо. Сняв колпак и оставив голую лампочку, что бы не терять ни единой крупицы света, я заскользил вдоль стены обратно к кухне. Помолился, что бы меня не выдал волочившийся хвостом провод и, опустившись на колени, включив ночник, протолкнул его в темноту. Провода хватило ровно на столько, что бы светильник на полшага протиснувшийся в кухню, уничтожил таинственность в черных кляксах по углам. И за шторами не было подоконника и спрятаться там могу разве что летающий хомяк. На всякий случай я пошевелил их валявшейся на столе поворежкой, а потом и вовсе раздвинул, обнажив непривлекательный металл ставень. Ничего. Кухня пустая и безжизненная. Я почувствовал укол в груди. Словно та тяжесть, что лежала на сердце шевельнулась, сдвинулась с места, причинив боль острым краем.
Где же Альберт? Если его утащили, то почему я ничего не слышал? А может он заснул и его... Входная дверь!
Я бросился в зал, и, миновав пародию на коридор, проверил замки на двери. Все закрыто.
Я рванул к окнам. Но и там все было в порядке. Об этом в частности говорило царапанье с той стороны. Если бы было что-то не так, они бы не царапались а пировали бы на кухне со мной в качестве главного блюда. Уже окончательно осмелев, я проверил спальню, и даже заглянул в шкафы, не устраивая перед этим трусливые прыжки за диваны.
Альберт пропал. Завтра сообщу об этом службе порядка, все равно она по ночам не реагирует на происшествия.
Я сел на диван, на котором совсем недавно спал мой друг и не удержался, потянулся за пивом. После всех волнений можно и даже нужно. Почти залпом выпив бутылку, не почувствовав вкуса, я взял вторую и медленно сделал несколько глотков. Одно жаль, что алкоголь на меня не действует. Легкое успокоение, это скорее психологическая реакция.
Альберт, где же ты? Хоть бы ты был жив, пусть ты даже окончательно сошел с ума и решил опять пойти гулять по ночным улицам, пусть ты останешься в живых. А если твоего тела так и не найдут, я буду искать тебя. Я перерою этот городок и его окрестности метр за метром. Я сделаю все, что бы или спасти или увериться в твоей участи.
- Вернись, Альберт, Маришке будет без тебя плохо, - прошептал я. - И мне тоже.
Недоумение, позднее время, бутылка пива и понимание, что до утра все равно ничего не изменить, прокрались в ту часть мозга, которая отвечала за сон и набили голову ватой.
Я не помнил, как уснул, вроде только что тупо пялился в телевизор и уже цветные картинки с экрана перенеслись ко мне в сон, и тут посторонний шорох у дивана заставил меня ничего не соображая, подскочить на полметра и, прежде, чем я смог отдать в чем-то себе отчет, перемахнуть за спинку дивана.
Уже падая, я увидел фигуру, стоявшую напротив и смотревшую на меня круглыми совиными глазами.
- Альберт! - почти так же быстро, как запрыгнул, я появился из-за спинки, - Где тебя носит, сукин ты сын?!
- Тише, тише, - он поднял руки, и попытался отстраниться, когда я кинулся на него то ли с кулаками, то ли с желанием пощупать и убедиться в материальности стоявшего передо мной тела. - Да что с тобой? Ничего страшного, я просто выпил слишком много пива и уснул.
- Где? Я же все обыскал! Чуть с ума не сошел!
- В ванной, - он сказал это с таким обезоруживающим недоумением, что я рухнул на диван. И схватился за голову. Разве я не заглядывал в ванную? Заглядывал же. Или нет? Может, и нет. Такое просто не укладывалось в голове, наверное подсознательно я обыскивал только комнаты, имеющие выход наружу. -Там было не так душно, вот я и постелил...
- Бог ты мой, Эйнштейн, - простонал я, - Я же тут чуть инфаркт не заработал! Я же звал, ты что, не слышал?
- Не-а, - мотнул он головой. Я заметил, что волосы у него влажные.
- Ты что, из душа?
- Ну, я не хотел тебя будить, проснулся раньше обычного, голова от пива раскалывается, а может и не от пива, просто лежал неудобно. Влез я под душ... Ну успокойся, ничего страшного, а ты что подумал? Что меня бяка утащила? Брось, малёк, меня так просто не утащишь!
Я успокаивался. Сидел на диване, закрыв глаза и откинувшись на спинку. Черт, всего лишь уснул в ванной! Он же говорил, что иногда спит там в жару! Балбес! Несмотря на все свое самобичевание, я ощущал такую радость от удачного исхода ночи, что невольно улыбнулся.
- Ты пропустил захватывающее зрелище, - посмеиваясь сказал я, и с недоумением понимая, что смех-то попахивает истерикой, прилег на недавно покинутую подушку. - А теперь иди к черту, до утра меня будить нельзя, какие бы твари не рвались в дом. Я теперь смелый, сначала буду бить гантелей, а потом спрашивать!
Последней мыслью перед сном было воспоминание о том, что на Берта, как и на меня пиво не действует. Откуда похмелье? Я постарался задержать эту мысль, чтобы спросить Альберта после пробуждения.
Когда я в следующий раз открыл глаза, Альберт хозяйничал на кухне, в открытые окна прорывался свежий ветерок, пахнущий прелой землей и дождем.
- Утро доброе! - жизнерадостно откликнулся он, вынимая из микроволновки очередной полуфабрикат. А я, оказывается, проголодался, поэтому совершил маленький рекорд - принял душ за пять минут, и появился на кухне уже чистый и с урчащим желудком.
- Спасибо, что хранишь мою зубную щетку, - вместо пожелания дорого утра сказал я.
- Я ее одалживаю всем своим гостям, - усмехнулся Альберт, накладывая мне завтрак и ставя перед носом огромную кружку кофе.
- Значит в следующий раз буду ее брать с собой.
Мы попрощались на пару часов, и договорились встретится на пляже, в известном нам месте.
Ночью был дождь. Об этом говорила утренняя духота и остатки луж, а так же тот влажный аромат, который не спутаешь ни с чем. Почему-то перед глазами стояло лицо Альберта с мокрыми волосами... я отбросил левые мысли и направился к своему дому.
Глава
- Ты надеешься, что охранники примут ее за настоящую? - я не знал, смеяться мне или удивляться. У наших ног покоилась большая рыбина, которую только издалека можно было принять за живую. Очередная разработка гениального Альберта.
- А почему бы и нет, настоящая рыбья кожа, довольно мощный моторчик, сам проверял, аккумулятора должно хватить на часов двадцать-двадцать пять.
- А это что такое на пузе?
- Солнечная батарея, заряжает аккумулятор, на зарядку требуется часа два.
- То есть раз в сутки твоя рыбина будет два часа плавать кверху брюхом? - спросил я, скептически рассматривая это рукотворное чудо в рыбьей шкуре.
- У тебя просто не хватает здорового энтузиазма! Я уверен, что эту рыбу ждет великое будущее!
- Только не слишком долгое, - проворчал я. Судьба рыбины была предрешена в тот миг, когда Берт уверился, что она сумеет проплыть мимо охраны. Я разве не говорил, что Альбертовы мысли слишком часто сбываются наоборот?
Думаю, никакими сверхспособностями тут и не пахло, просто Берт, умевший хорошо предугадывать неприятные, но закономерные события, до последнего пытался убедить мир, что все будет хорошо. Мир убеждался редко.
На пляже в километре от нас визжала малышня, их любимое место - мягкий песок, крохотные горки и вышки, чистейшая вода. Сегодня вода была холодной, почти как вчера, поэтому лезть я туда не стал.
Альберт зашел по колено в воду, я удивился его наплевательскому отношению к холоду, и ласково опустил рыбешку перед собой.
- А теперь смотри! - картинным жестом прожженного фокусника он вытащил пульт с маленьким экранчиком и несколькими яркими кнопочками. Слишком похож на джойстик, скорее всего в младенчестве он им и был. Рыба дернулась, из-под хвоста у нее вырвалась мощная струя, и новое изобретение унеслось прочь со скоростью игрушечной торпеды.
- При такой скорости у нас примерно минут тридцать - сорок, а потом она войдет в зону действия охранников, вот увидишь, как она пройдет сквозь них, как хлеб сквозь масло.
- Нож, - автоматически поправил я, заворожено глядя на экран, по которому проплывали подводные виды. - Ты записываешь?
- Конечно, сигнал идет домой, это, - он помахал пультом, - Для удобства.
Мне тоже хотелось верить, что эта штуковина останется незамеченной.
- Если она пройдет, то самостоятельно обряжусь в рыбью чешую и попробую переплыть барьер.
Альберт посмотрел на меня, и мученически вздохнул.
- Опять за старое? Ну что ты там забыл? Только представь, ну прошел ты охранников, ну приехал, например в какой-нибудь город... чем ты там собираешься заняться? У тебя не денег, ни документов! Ну, будешь перебираться с куска хлеба на воду, бомжевать, так ты и тут этим можешь спокойно заняться!
- А если бы я сказал бы тебе, я знаю, как пройти сквозь охранников, ты бы пошел со мной?
Альберт хмыкнул, почесал кончик носа. Его ответ я уже знал, он ведь не меньше меня хочет побродить по свету, только в отличие от меня, он предпочитает придумывать причины, по которым тут лучше, чем там. Убеждает сам себя, думая, что убеждает меня.
- Пошел бы, наверное. Если близнецы согласились бы. Куда ж я без вас, а ты без нас? А ты знаешь?...
- Если бы знал, меня бы уже давно тут не было, - я сел на песок. Секунду спустя моему примеру последовал Берт. - Кстати, где Маришка? Выключила телефон, уже второй день до нее не могу дозвониться.
- У себя в избушке, - он сказал это таким недовольным тоном, что я уставился на него в упор. Он увидел мой взгляд и досадливо махнул рукой. - Они там с Сашкой опять пытаются научиться завязываться узлом... Ну или что-то вроде того. Так что увидишь ты их еще не скоро.
- Ясно, - я опять посмотрел на море.
У близнецов Маришки и Сашки это бывало. И не раз. Просидев в уединении в своем крохотном домике в скалах недельку другую, на третью они счастливые или не очень выбирались на свет, чтобы продемонстрировать вновь обретенное умение или по-быстрому запастись продуктами и опять исчезнуть на несколько дней.
Я вздохнул, не знаю, почему, но меня в последнее время редко посещала та безмятежная радость, которой славятся дети и сумасшедшие. И иногда те мудрецы, что умеют радоваться каждой мелочи. Еще год назад было все нипочем, а вот сейчас я чаще грущу, чем смеюсь, и больше думаю, чем делаю.
- Не печалься, малёк, - не отрываясь от экрана, проговорил он. Иногда мне казалось, что Берт умеет читать мои мысли. - Ты летом всегда хандришь.
- Не заметил, - буркнул я, и бросил делать вид, что меня интересует изображение на маленьком экране.
- А я вот заметил. Ты просто воешь от безделья, и в то же время слишком ленив, что бы искать занятие на два месяца. Осенью ты обычно пробуждаешься от спячки, учишь уму-разуму малышей, и опять начинаешь засыпать с началом каникул.
- Наблюдатель, - фыркнул я.
- Это у меня в крови. А ты хотя бы с близняшками сходил, научился нормально обращаться со своими лишними конечностями, а то привык, понимаешь, ходить на двух лапах, а крылья птице для чего дадены?
- Ну тебя, - отмахнулся я. - Совсем чувство такта потерял.
- Музыкального?
- Этического, гений. Ты лучше за рыбой следи, смотри, что-то ее повело...
- О-па! Кажется стража не дремлет, ну-ка ну-ка!
Экран внезапно почернел, словно рыба нырнула в нефтяную скважину, но мы понимали, что очередному изобретению Альберта пришел конец. Он зло потряс пульт, словно это должно было воскресить рыбину, но, как и следовало ожидать, к положительным сдвигам не привело.
- Ну что, пошли пить пиво? - убито предложил он.
- Чай, - выдвинул я встречное предложение.
Он только рукой махнул и тяжело поднялся с песка. Отряхнув шорты одним движением и, сунув пульт в нагрудный карман рубашки, решительно направился к машине. Я задержался, чтобы подобрать с песка рубашку, и, взглянув в сторону моря, так и застыл в позе бабушки-склеротички.
- Берт!
- Что? О черт! - он рванул обратно с такой прытью, словно на берегу его ждала вернувшаяся из заплыва рыбина. - Еще один!
Серебристая искорка, точное подобие первой, уничтоженной вчера на глазах сотен людей, увеличивалась, превращаясь в маленький самолет. Он решительно ревел, прорываясь к берегу, но на этот раз стражники остановили его раньше, чем он долетел до города. Километрах в трех от нас.
- Что там? - с волнением спросил я, жалея, что у меня нет Бертовых орлиных глаз.
- Та же история, - кажется, он испытывал примерно то, что и я, потому что стоял, закусив губу и едва не подпрыгивал на месте. Он так же, как и я, болел за искорку. Но так уж получилось, что сила оказалась на стороне охраны. - Его начало плющить... ты только посмотри!
Я и сам видел, как маленькие белые фигурки выпрыгивали из самолета. Через несколько секунд над ними раскрылись белые зонтики парашютов. Не над всеми - двое по каким-то причинам не успели и с почти километровой высоты врезались в воду. Это смертельно. Трое благополучно приводнились.
- Живы? - с надеждой спросил я.
- Пока да, бултыхаются, вроде.
Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, бросились к воде, скидывая по пути лишнюю одежду. Меня уже не волновала температура, ледяная вода обожгла только в первый миг, но это не тот случай, когда можно изображать из себя неженку. Через считанные секунды тело перестало чувствовать холод, и я загреб с удвоенной силой, нагоняя рассекавшего волны Альберта. Он нырнул, в кристально чистой воде я смутно видел в двух метрах впереди его силуэт. Я нырять не стал, чтобы задержать надолго дыхание, мне нужно время на подготовку, зато заработал руками и ногами, как моторная лодка винтом. Несмотря на все мои усилия, к людям подоспел первым Альберт. Когда я, тяжело дыша, проплыл последние несколько метров, он уже поддерживал стучавшего зубами от холода мужчину.
- Где остальные? - выплевывая попавшую в рот воду, почти прокричал я.
- Не видно, - Берт, чтобы лишний раз убедиться повертел головой. - Держи его, я нырну, поищу.
Он передал мне мужчину и без плеска ушел под воду.
- Помогай мне, - пропыхтел я, улегшись на спину по всем правилам спасения попытался положить его голове себе на грудь. Он ничего не ответил, но начал понемножку грести. Его зубы отбивали такую дробь, что напомнили кастаньеты в руках испанской красавицы из какого-то мыльного сериала.
Я работал свободной рукой и ногами как заведенный, и, уже начиная подозревать что берег удаляется с той же скоростью, с какой я к нему пытаюсь приблизиться, я ткнулся ногами в песок. Последние сантиметры были самыми тяжелыми. Держась друг за друга, как два брата-алконавта, мы выползли на четвереньках на горячий песок и без сил растянулись, раскинув руки и ноги как морские звезды. Минуты две в унисон сипели, кашляли и шумно дышали. Потом я нашел в себе силы перевернуться на бок и сесть.
- Черт, черт, ..., - дальше шла непередаваемая игра слов, которую я классифицировал, как русский мат. Значит, с национальностью определились.
- Полностью с вами согласен, - я последний раз глубоко вздохнул и выдохнул.
- Как хорошо, что вы говорите по-русски! - прокашлял мужчина. - Черт, неужели все погибли?
- Двое точно, у них кажется не раскрылся парашют. - кивнул я, - Еще двоих пытается отыскать мой друг, будем надеяться ему повезет.
- Хоть бы я не был единственным, - пробормотал он себе под нос. Помогая себе руками, он сначала сел, а потом с трудом поднялся и приложив руку козырьком, как я вчера вечером, когда следил за самолетом. Очень хотелось увидеть вынырнувшие головы, но море было безмятежно спокойное.
Берт показался из-под воды почти у самого берега, минут через пять, спешно на карачках выполз на песок и свалился точно так же, как это сделали мы. Я опустился рядом, помог ему отползти подальше и сесть.
- Что это, - я указал на глубокую кровоточащую царапину у него на левой лодыжке.
- Потом. - отмахнулся он, - Надо убираться отсюда побыстрее, - его глубокое дыхание совсем не напоминало то хрипение, с каким встретили берег мы. -Любопытных нам только не хватало. А они уже бегут.
- Ты ж, вроде не телепат, - хмыкнул я.
- Нет, просто я почему то очень надеюсь, что нас никто не заметил.
- Тогда к машине.
- Нет, она стоит на дороге, я сбегаю, пригоню, а вы ждите меня вон за тем валуном, только Бога ради, не высовывайтесь.
Он, прихрамывая, рванул к дороге, скрытой небольшой полоской растительности и глыбами, торчащими из-под земли. Хорошо, что мы не пошли на наш любимый скальный пляж, маленький клочок песка, огороженный с трех сторон отвесными уступами, а с четвертой морем. Тогда до машины нам пришлось бы добираться вплавь, или карабкаясь на стену.
Мы быстро добрались до места встречи, и Берт не заставил себя долго ждать.
- Поторапливайтесь, иначе рискуем попасть в час пик.
- Что, все так серьезно? - запрыгивая на переднее сиденье, спросил я. Спасенный сел сзади.
- Не то слово! Мне уже трижды позвонили с вопросом видел ли я самолет и кто поплыл за выжившими? Судя по их словам, сюда рвется полгорода.
- А мне никто даже не заикнулся, - меня прижало к сидению, когда машина за считанные секунды преодолевала расстояние от песка до асфальта.
- А нефиг было лезть в воду с телефоном. Надо носить водонепроницаемые футляры. - с превосходством в голосе он помахал своим браслетом. - Эй, спасенный, пригнитесь-ка.
Мужчина нырнул под сиденье, и только тут до меня дошло, что Берт с того самого мгновения, когда выполз на берег, разговаривает по-русски. Надо быть внимательнее.
Вообще одной из загадок нашего города является его месторасположение. Ясное дело, что мы где-то на юге, потому что температура никогда не опускается ниже двадцати, но не настолько на юге, что бы день длился по полгода. Благодаря телевиденью, каждый свободно разговаривает на полусотне языках, а цвет кожи варьируется от шоколадного до бледно-молочного. Одни признаки говорят одно, вторые второе, в итоге мы выбрали десяток мест, в районе которых теоретически могли находиться. Эти области на карте у нас помечены маленькими разноцветными флажками.
В город мы добирались не по центральной дороге, а свернув на гравийку, поехали окружным путем.
- Не высовывайся пока, - предупредил Берт собравшегося принять вертикальное положение спасенного. - Я скажу когда можно. - Мы ехали мимо домов, не торопясь, как едут уставшие, нажарившиеся на солнце купальщики . Я заложил руки за голову и всем своим видом изображал безмятежность, Альберт же вел машину одной рукой, а второй пытался откупорить бутылку пива, видимо, чтобы придать себе еще более праздный вид.
- Лучше на дорогу смотри, - посоветовал я, забирая у него бутылку и выдергивая колечко.
- Мне сейчас нужен глоточек, - вернув себе бутылку, он хлебнул, потом хлебнул еще раз и еще... впрочем, пиво на этом и закончилось. - Вот так-то лучше,-теперь на его лице появилась настоящая расслабленная улыбка и он сам больше не напоминал застывшую восковую фигуру.
Все встречные машины сигналили, Альберт только отмахивался небрежно и они проезжали мимо. Мы не сговариваясь, поехали домой к Берту, там было потише, а мой дом находился почти в центре, и гости частенько заскакивали без приглашения просто поболтать.
Мы с Альбертом вышли из машины первыми, я нацепил на все еще пригибавшегося мужчину найденную на сиденье кепку, потом, прикрывая его нашими телами, мы провели спасенного в дом. Закрыли дверь, словно спасаясь от ночных жителей, Альберт прошелся по окнам увериться, что густая тюль не даст проникнуть в дом ничьему чужому взгляду. И только после этого уставился на мужчину.
- Я Альберт, - он первым протянул руку. - А это малёк.
- Алекс. Алексей, если полно. Но к Алексу я уже привык.
- Отлично, Алекс! - кивнул я. - Стягивай свою мокрую одежду, а Альберт подыщет что-нибудь посуше. Душ там, все в твоем распоряжении, кроме моей зубной щетки...
- Он уже начал распоряжаться в моем доме! - шутливо возмутился Берт. Тем не менее, подтолкнул спасенного к ванне.
- А зачем нужна эта конспирация? - обернулся напоследок Алекс.
- Об этом потом, за обедом. - Берт повернулся ко мне. - А ты разогрей пиццу, у тебя здорово получается ее резать.
- Тебе бы не помешал бинт, - я кивнул в сторону его лодыжки, из царапины на которой капала кровь.
- Ах ты черт! - он нагнулся, посмотреть, - Забыл, дурак! Там же наверное в машине наверное целое озеро кровищи! Как я буду все это убирать!
- В этом я тебе не помощник, - злорадно отозвался я..
Берт поднял ногу, словно это должно было защитить его бежевый ковер от новых пятен.
- Крови не хочешь? - он удрученно взглянул на меня, словно я вампир, настолько одержимый гемоглобином, что немедля кинусь вылизывать пятно на ковре, как кот валерианку. - Нет? Тогда будь другом, принеси хотя бы полотенце. Только не то с пальмами, а зеленое, с поганками.
Пока я ходил за полотенцем, лекарством и бинтом, Альберт изображал нетерпеливую цаплю, подпрыгивая на здоровой ноге.
- Садись, - приказал я, и он послушно плюхнулся на пол, все еще держа на весу левую ногу. Смоченным в холодной воде полотенцем я обтер его лодыжку, глядя на льющуюся с полотенца подкрашенную красным воду, Альберт только тяжело вздыхал. Да, ковер уже не спасешь. Смазав вокруг раны йодом, я обмотал щиколотку бинтом, предварительно присыпав все это безобразие отличным противовоспалительным ранозаживляющим порошком.
- Все, а теперь можно и на кухню, где ты расскажешь, как умудрился заработать эту царапину.
- Рану.
- Просто глубокую царапину. На рану она не тянет. Ты уж извини.
- Если принять обстоятельства, при которых я ее получил, то она вполне заслуживает звания боевого ранения.
Альберт уже встал и вполне сносно проковылял на кухню. Пожалуй, бинты ему мешали больше, чем так называемая рана.
- Мне нужно пиво, - пробормотал он, открывая холодильник.
- Тоже не откажусь, - поддакнул вернувшийся из душа Алекс. Теперь на нем вместо мокрых светлых брюк красовались Бертовские шорты и в тон им голубая рубашка.
Рассевшись за столом, Алекс с Эйнштейном с пивом, а я с яблочным соком, мы совсем забыли про пиццу, потому что Алекс начал рассказ.
Рассказывал он долго и из его слов я понял, что он с приятелями полетели сюда издалека просто так, хорошо провести время, и посмотреть на какое-то таинственное место, где периодически пропадают люди. Окрестности Тамеля, оказывается, пользуются у аборигенов очень и очень дурной славой.
И вчера четверо друзей Алекса решил сделать контрольный облет территории и не вернулись.
Мы с Бертом поняли друг друга без слов. Вчерашний самолет, гибель которого снимали на камеры половина тамельцев. Надо будет рассказать Алексу, он имеет право знать.
Сегодня они взяли второй самолет и полетели на поиски пропавшей группы. Все, что случилось дальше, мы видели.
- Пилот приводнился рядом со мной. Но он так и не успел отстегнуть парашют. Закричал, что кто-то тянет его вниз, а потом ушел под воду. Мишка был недалеко. Он что-то увидел под водой, не знаю, что, но он закричал и поплыл к берегу. Он чертовски сильно испугался. Потом его тоже утащило под воду. Я не знаю, акула это была или что-то еще...
Он с шумом выдохнул, одним глотком опорожнил банку и остался сидеть, по-прежнему вертя ее в руках.
- Нам жаль, что так случилось, - совершенно искренне сказал Берт, - Правда. Но ты выжил, жизнь продолжается, да и время вспять повернуть еще никому не удавалось.
- С первым самолетом произошло почти тоже самое, что и с вашим, - добавил я, предпочитая сказать все и сразу, чем выдавать информацию по крупицам и растягивать чужие мучения. - Только там никто не спасся. Мы видели его вчера. Мне очень жаль.