Это был первый звук, явно принадлежащий человеческому существу, с того момента, как я волею судьбы и благодаря нарушению инструкций оказался в этом мире. "Что может быть безобиднее голоса младенца?" — решил я и направился в сторону землянки, но ни разу не подводивший меня ранее инстинкт заставил всё же расстегнуть кобуру: кто знает, насколько законы этого мира совпадают с теми, к которым я привык? Стараясь не производить лишнего шума, я подошёл к двери и осторожно заглянул в щель.
Моему взгляду предстала картина, напомнившая мне об операции, которую я проводил года два назад. Тогда до нас дошла информация о том, что в небольшом городке орудует сатанистская секта, приносящая в жертву младенцев, и я получил задание ликвидировать её пастырей. Втеревшись в доверие к одному из сектантов, я выведал место проведения мессы и, явившись туда среди ночи, расстрелял жрецов в тот момент, когда они уже заносили нож над очередной жертвой: я даже не удосужился крикнуть им "бросайте оружие!" или что-либо в этом духе. Это была одна из немногих моих операций, когда при устранении объекта я руководствовался более эмоциями, чем рассудком, так как людей, совершающих насилие над детьми — равно как и любые формы сексуального насилия — я считаю своими личными врагами.
Поэтому, лишь только я увидел длинноволосую женщину, держащую на вытянутых руках новорожденного, и бородатого мужчину, занёсшего над ним кинжал, я снял оружие с предохранителя и, вышибив дверь плечом, направил ствол на мужчину.
— Никому не двигаться! — произнёс я холодно, готовый к тому, чтобы выстрелить, если только замечу малейший признак угрозы себе или ребёнку.
Но к тому, что произошло в следующий миг, я готов не был...
Я не знаю, сколько раз за всю жизнь мне приходилось говорить эти три слова. Бывало, что, подкреплённая взглядом моего пистолета, эта фраза буквально парализовывала окружающих, и мне ничего не стоило ликвидировать или захватить объект, не причиняя вреда посторонним. Бывало и иначе, когда противник пытался оказать сопротивление... Впрочем, я до сих пор жив, а проваленных операций на моём счету не числится... Но я никогда бы не поверил, что на эти простые и ясные слова можно реагировать так, как отреагировали эти двое.
Женщина, расплывшись в счастливейшей улыбке, притянула младенца к себе, нежно поцеловала и произнесла три странных слова:
— Ника Муни Двитца!
Мужчина отложил нож в сторону, тоже улыбнулся, поцеловал сперва ребёнка, затем женщину, и повторил те же загадочные слова:
— Ника Муни Двитца!
Только тогда я запоздало сообразил, что это было искажение фразы, произнесённой мною, и — наверное, впервые в жизни — я окончательно растерялся. Тем временем эти двое подошли ко мне и, не обращая внимания на всё ещё направленный на них пистолет, поочерёдно обняли и расцеловали меня, а затем протянули мне ребёнка.
— Ника Муни Двитца! — повторила женщина, и тут я понял, что этими словами — не имеющими значения ни в нашем, ни в их мире — они окрестили новорожденного, — а точнее, новорожденную, ибо, как я разглядел, принимая младенца на руки, это была девочка.
— Я рад, что всё так получилось, Ника, — сказал я, улыбнувшись своей нечаянной крестнице и спрятав, наконец, пистолет. Родители девочки залопотали что-то в ответ на незнакомом мне языке, но смысл слов был уже не важен: я понял, что общий язык с ними найден.
*
Позднее, прожив в этом доме некоторое время и научившись немного объясняться на местном наречии, я узнал, что то, невольным свидетелем и участником чего я стал, действительно было обрядом, — но, разумеется, не жертвоприношения, как я грешным делом подумал в первый момент, а имяположения. В этой местности бытовал обычай, согласно которому первые слова, произнесённые в присутствии новорожденного, становились его именем. При этом сами родители обязаны были молчать до того момента, пока Имя не будет произнесено, дабы не мешать Воле Случая. Кроме того, с рождения ребёнка до его имяположения родители поочерёдно держали над ребёнком нож, отпугивая злых духов, стремящихся завладеть его телом, до поры — до времени не защищённым магической силой Имени. Именно эта традиция и заставила меня превратно истолковать события.
Родители Ники — отца звали Орэ ("Здравствуйте!"), а мать — Дис Эту Зарэ ("Сюда ползёт Дракон!") — оказались радушными хозяевами и с удовольствием обеспечивали меня всем необходимым для жизни, а также обучали языку и рассказывали о своём мире. Так, от них я узнал, что неподалёку отсюда находится поселение людей, откуда были родом Орэ и Дис; что Змей, некогда заглянувший в мой мир и убитый мною, долгое время терроризировал этот посёлок (благодаря этому Дис и приобрела своё имя); что гориллоиды, напавшие на меня в тот день, когда я перенёсся сюда с помощью магических колец, входили в свиту Змея. Но на самые важные для меня вопросы — что понадобилось странным обитателям этого мира в моём доме и в моём мире и, самое главное, как мне вернуться обратно — ни Дис, ни Орэ ответить не могли.
Время от времени я продолжал наведываться в дом, где, по-видимому, находилась резонансная точка, способная вернуть меня домой, но перстни, добытые мною у гориллоидов, по-прежнему не действовали. Поэтому, потеряв надежду на быстрое возвращение с их помощью, я отдал всё своё время помощи Дис и Орэ в ведении хозяйства и в воспитании своей крестницы.