ОСКОЛОК ЛУНЫ

И увидев себя в глади рек отражённым с нею,
Тонкой рябью печаль очей от луны сокрою.
Так щенок-переярок, свихнувшись зимой от снега,
Острым когтем срывает кожу с боков сугробьих.

А потом - мы пойдём, в две ладони кидая к звёздам
Брызги хрупкой реки, как осколки зеркал разбитых.
Так матёрая пара, срывая созвездий гроздья,
Опрокидывает луну, уходя на битву.

НАДО ЗАБЫТЬ
Забвению павших

Память войны 
мешает 
радости мира.
Слёзы в глазах. 
Торжество. 
Побеждённым - смерть!
Год сорок пятый - 
кроваво-победный - 
минул;
надо в глаза 
живому Сегодня смотреть.

Было. 
Прошло. 
Отболело: 
зачем же - 
помнить,
верить в войну 
и точить на врага 
ножи?
Стоит забыть 
о грядущих - 
и прошлых войнах:
шаг не назад - вперёд, 
не на смерть - на жизнь.

Гулкое эхо. 
Звезда в ореоле славы.
Камни надгробий 
мерцают в тени ракит.
Помнить о смерти - 
удел бесконечно слабых:
даром Забвенья 
будем плести венки!

Мир на крови, 
на памяти мёртвых - 
страшен;
время 
уставший прах 
подарить земле!
Радость мгновений 
будет надёжным стражем
от возвращения прошлых - 
военных - 
лет.

ГЛАЗ ЗА ГЛАЗ

Золото трав по степи.
Степь озарить не успеть.
Как ты со мной поступил,
Так я отвечу тебе.

Волнами берег загладь,
Тучами небо закрыв.
Выколоть око за глаз,
Зубом ответить за клык.

Спеть о степи наугад.
Степь освятить не успеть.
И - промолчать на удар,
Пряником выстыдив плеть.

АПРЕЛЬСКИЙ СОНЕТ

Весёлые, ласковые
Деньки весенние
С нас куртки стаскивают
До окостенения,

Летят, уверенно
По льду выплясывая,
Раскрывши двери нам,
Как фильмы кассовые,

Причудливо щурятся,
Забавно бесятся,
Вися на подножке трамвая,
И Чёрною Курицей
Апреля-месяца
Желания нам исполняют.

ЕДИНЕНИЕ

Ты скользнёшь на траву и застынешь, нагая,
Чтобы я из тебя своё сердце лепил.
Ты растаешь от страсти, нелепо-другая,
Чем девчонка, которую я полюбил.

Мы коснёмся страшнейшей из таен Вселенной,
Чтобы звёзды с тобой говорили "на вы"...
А потом - мы уйдём, вырывая из плена
Обгоревшие листья весенней травы.

ЧАШЕЧКА ЧАЯ

Чашечка чая.
Пар над нею,
купола неба жёстче.
Что-то нечаянно
паром навеяно,
плюс - алюминьевой ложечкой.

Жёлтое солнце
мутным взглядом
смотрит на чашки лужи.
Чашечка полнится:
сахар складываем
кубиками сладкими к ужину.

Звёзды встают на
темнеющем небе,
словно чаинки взвешенные.
В доме уютно:
эка небыль!..
Ложечкой чай размешиваю.

Струями пара
странно дышит
чашечка чая крепкого.
Вечер распарывая,
пар колышется,
вкусом меня исковеркивая.

ЧАЙКА-ПО-ИМЕНИ

Над пеной моря в небо синее
Врезался белый силуэт,
И два крыла сливались в линию,
Весёлый отражая свет.

На ураган покой свой выменяв,
Не Ливингстон, не Джонатан,
Он рвался Чайкою-По-Имени
Под брызг сверкающий фонтан.

Он плыл по небу легче "мессеров":
Срывался вниз, взмывал к звезде, -
И так, что удивился б Нестеров,
Сплетал узор своих петель.

Он гордой птицей-буревестником
Хлестал восходы по щекам,
Служа оракулом кудесникам
И символом бунтовщикам.

Он не был лодырем и плаксою,
Мечтал о небе, риск искал, -
Но вот устал - и жирной кляксою
Уселся на огрызки скал.

Его пригрело солнце жаркое,
Забыл он высшие миры
И бросился, визгливо каркая,
Вперёд - за потрохами рыб.

Толкая вширь крылами сильными
Подруг, детей и стариков,
Он окунулся клювом в пыль на миг,
Забросив в брюхо потрохов.

А после, с ожиревшей самкою
Уединившись на скале,
Он кушал падаль, клювом шамкая
Протухшей скумбрии скелет.

Светило солнце над утёсами.
В прибоя капельках искрясь,
И перья глупой птичьей особи
Безмолвно опадали в грязь.

АБЫРВАЛГ

Я руками с деревьев листву оборвал
И ледышки с крылец отколол,
Но увидел лишь только слова: АБЫРВАЛГ,
ДОРПОСЯМ, ГРОТОНЗАР, ОКОЛОМ.

Окуни в колдовство разноцветных полос
И гуашью листок мазани,
Чтобы снова увидеть слова: КРАПООЗ,
НИЗАГАМ, РОЗДАНБЫР, ЛАЗОНИК!

ЗАВТРА БУДЕТ ЗАВТРА

Пылают костры ли,
Блестят ли кастрюли,
Мы что-то зарыли,
А что-то вернули.

И кто-то на плахе,
А кто-то на брюхе,
В крестьянской рубахе,
В огне оплеухи.

Зовут палача ли,
Поют ли качели, -
Себя величали,
Как в пьесах Марчелли.

Танцуя на ступе,
Сойдёмся на сходне!
А Завтра наступит -
И станет Сегодня.

УДУШЬЕ

Не спастись от удушья: что вы! —
Мёртвых псов угнетает свежесть.
Острозубым зловоньем скован
Перекрёсток проспектов вешних.

Под извилистых улиц плетью
Тяжело от огней болотных.
Прохладительным ядом сплетен
Шиты смрадных вестей полотна.

От старушьих стенаний — пусто.
Солнце стлело на горизонте.
Украшает салат капустный
Под дождём разомлевший зонтик.

Наливал себе допьяна я
Мутноватого неба струи.
Даже дохлых собак — пинают,
Если трудно найти живую.

ПИНГВИНЁНОК

Пингвинёнок был слаб.
Он пытался увидеть рассвет.
Только раз.
Первый раз.
Он пополз, разгребая 
пушистыми лапами 
мягкий, предутренний снег,
и лишь след
отмороженных лап
оставался фантазией лет.
И темно:
так темно,
что не видно конца,
что не видно лица,
от яйца до яйца,
на мгновенья, на годы, навек.

Он скользил по снегам:
прочь от глупой, ворчащей родни!
Лишь вперёд:
через лёд,
через снег - и туда,
где холодные скалы 
ласкает вода,
где безмолвные камни 
целует волна, -
без труда,
к тем морским берегам,
где журчит тишина,
где щебечет весна,
где лишь радость восхода одна.

Вот и берег морской!
Вот и выход к воде!
Вот и склон
от чужих полусонных времён.
Сердце рвётся на части:
вперёд и вперёд!
Помаши на прощанье 
оставшейся сзади 
холодной звезде!
Пингвинёнок кричал:
он стремился к началу начал,
от яйца до яйца,
где не видно конца,
где не видно лица,
где последний причал, -
и он умер от счастья,
ещё не достигнув 
губительных вод.

ДАНКО

С улыбкой я взял своё сердце
И выкинул в ноги собакам,
Посыпал проклятое перцем,
От жгучей остринки заплакал.

И я рассмеялся, заплакав,
И пламя цветочное в небе
Зажглось паутиной закатов,
Вплетаясь в холодную нежность.

Ты пламя — святая незрелость! —
Тушила в объятиях жгучих.
Но сердце твоё — загорелось,
И молнией вспыхнуло в тучах.

На платья небесного сини
Пылали сердца не напрасно:
Мой бисер топтали — не свиньи,
А ты...
	Это было прекрасно!

ПОСЛЕДНИЙ АНГЕЛ

Я - последний Демон Света,
Я - последний Ангел Тьмы:
Как снежинка среди лета,
Как цветок среди зимы.

На тропе своей житейской
Всё, что хочешь, воплоти!
Я - Мессия Галилейский,
Я - Антихрист во плоти.

Я - сожжённый за неверье,
Я - распятый на кресте,
Мои сёстры - в Люцифере,
Мои братья - во Христе.

Всё, что только ты захочешь,
Можешь спрашивать с меня!
Я - последний Ангел Ночи.
Я - последний Демон Дня.

ПОВОРОТЫ СЮЖЕТА

В голове моей пусто,
Как в дырявой корзине.
Я запутался густо
В бытовой паутине.

Сплю да ем, ем да сплю я,
Приземляюсь без взлёта
Под плевки чистоплюя
Из окна самолёта.

Мы уйдём, а за нами
Скоро кончится лето
Под тупыми углами
Поворотов сюжета.

НА КРЕСТЕ

Всё так же ноют раны на руках,
И суховей поёт на перекрёстке.
Темнеет небо, как моя щека,
Подставленная для пощёчин хлёстких.

Приколотая, жжёт над головой
Табличка, словно ценник на витрине.
Но время! время!.. - я найду покой,
И мой Отец меня да не отринет.

Сжимает сердце каверзный вопрос:
Доколе мне ещё возиться с вами?..
Но выдох, как ответ, безмерно прост:
О, Эли, Эли, ламма савахвани!

Я УЙДУ

Я уйду осторожно под вечер,
Чтобы утром вернуться опять, —
И погаснут холодные свечи,
И заплачет скорбящая мать.

Я уйду, когда стихнут фанфары,
Когда рухнет оваций стена, —
И погаснут лесные пожары,
И заплачет родная страна.

Я уйду, когда первые волны
Проберутся сквозь лёд по весне, —
И погаснут всемирные войны,
И заплачут земляне по мне.

Я уйду непонятно и просто,
Отряхнувшись от ржавых оков, —
И погаснут сверхновые звёзды,
И заплачет старик Саваоф.

Я уйду: меня быстрые кони
Унесут из кошмарного сна, —
И погаснет — звезда на ладони,
И заплачет, прощаясь, — ОНА.

ТЫ!

ТЫ! -
	Имя
		пальцы ласкает
			сталью.
Чёрное золото.
	Голос ночи.
ТЫ! -
	выстрелом
		подавленного восстания
прячешься в строчках.

Зачем?!
	Помнил:
		минута покоя - 
			слабость.
ТЫ! -
	и ответом -
		Твоё лицо.
Тебе,
	разучившейся плакать,
			слава
за проклятые проклятия
	матерей и отцов!

Боже,
	сколько осталось встреч
до самой последней,
	до самой страшной
			встречи,
когда,
	расцелуясь с мрамором плеч,
слёзы дождя
	на щеках
		нарисуют вечер?

Не выразить:
	нету такого слова!
Пальцы впиваются в воздух
	и ждут от него пустоты.
Но мрамор,
	тот самый мрамор,
		давно расцелован
Звёздным Именем:
		ТЫ!
И ещё раз:
	ТЫ!
		ТЫ!
			ТЫ!

Не мне бы искать:
	голос дождя,
		словно речка,
			льётся,
посмев уместить
		Тебя
			на своих ладонях.
А стены Твоих обид,
	словно стены колодца,
Тебя
	яблочным светом гонят.

ТЫ! -
	это Имя
		читать неуместно
				шёпотом.
Цветы
	пожелтели от времени
				в знак 
(прощанья... прощанья... прощанья... прощанья...)
					прощенья.
Так и МЫ
	(если Ты знаешь такое слово)
					жёлтым
выцветили
	глаза наши
		щеньи.

Бесполезно слёзы в глаза стучатся:
не пущу:
	пусть гибнут без воли!
Но Именем ТЫ
		я,
			как и прежде,
					счастлив.
Но Именем ТЫ
		я,
			как и прежде,
					болен.

НАТОЧИТЬ САБЛИ
	Кони взмылены,
	Боки в пене,
Сабли кованы поутру.
	Мерить милями
	Птичье пенье,
Класть заплаты на древний сруб.

	Оттого ли нам -
	Листья чёрные,
Оттого ли нам - день не в сласть,
	Что отмолены
	Обречённые
Там, где в небо стрела неслась?

	Взбелениться,
	Ответить нагло,
С головой скинуть шапку в снег,
	Падать птицей,
	Садиться на кол,
Выходить на вчерашний след.

	Сабли острые
	Кровью червлены,
А без них - только тишь да гладь.
	Льётся с острова
	Синь вечерняя,
Что свободу не сберегла.

Наточить, и размах плечу
Придавать от земли до звёзд,
Заплетя непокорный чуб
С ручейками девичьих кос.

УТРЕННИЙ ДОЖДЬ

Дождь барабанит по стеклам промокшими пальцами.
Дождь не даёт мне покоя: он просит впустить.
Он облаками кудрявыми в небе упрямится,
Он золотыми огнями встаёт на пути.

Вечный покой! - не на этом ли копья поломаны?
Вечный покой не получат слезинки дождя.
Стрелами тонкими сыплются с облака молнии,
Тушью восхода ресницы себе подведя.

Утренний ветер - и звезд озорные светильники
Тают на крыше небес, устремляются вдаль,
Ломятся в утренний воздух ладонями сильными,
Словно забыв, для чего существует печаль.

Стынут минуты. Луна побелевшей фиалкою
Тихо повисла на ржавом гвозде сентября,
Смотрит в окно, исполняя мелодию жалкую,
Светом последним алмазы росы серебря.

Сохнет восток, одевается розовой наледью,
Дышит в окно янтарём предрассветного сна,
И - застревает в безмолвных извилинах памяти,
И - исчезает в небесных бокалах вина.

Дождь барабанит по крышам в надежде сомнительной
Струями тонкими плечи зарницы обнять.
Он замерзает - голодный, слепой, удивительный, -
Самое главное в жизни не смея понять.

ХОРОШЕЕ ДЕЛО БРАКОМ НЕ НАЗОВУТ

Мы почти не знакомы
И, наверно, различны.
Бросим в море оковы
Эфемерных приличий.

В наших порванных венах
Зародился и вырос
Неоправданной веры
Кровоточащий вирус.

И почти машинально
Из Запретного Плода
Выползает печальный
Червячок несвободы.

В окольцованных узах
Вероломного брака —
Непотребность союза
Рыбы, птицы и рака.

ЧЕРВИ И ЧЕРТИ

Мы пили, ели, -
Всего не счислить, -
И еле-еле
Пытались мыслить.

Мы грызли локоть,
Твердя "твою мать",
И понемногу
Учились думать.

У нас едва ли
В чести бороться:
Мы познавали
Игру эмоций.

Любя итожить,
А не утюжить,
Мы жили тоже,
Хоть - неуклюже.

Мы волком выли:
Достаньте, суньте...
Но мы ли, вы ли, -
Закончим в грунте -

В последней верфи,
И после смерти
Сожрут нас - черви:
Отнюдь не черти!

ПЕРЕКРЁСТОК ДОРОГ

Перекрёсток Дорог. Три дубовых креста над горою.
Что рассвет, что закат, — не поймёшь из-за мраморных туч.
Только чёрное солнце стоит над усталой землёю,
Только чёрные воды сбегают с Израильских круч.

Перекрёсток Дорог опустел перед светлой Субботой,
И слезинки дождя серебрятся на среднем кресте.
Под цветущей смоковницей слёзы солёные кто-то
Дарит мёртвой земле, что уснула над грудой костей.

Перекрёсток Дорог, перекрестье мечей у охраны,
И корона у солнца блестит, как терновый венец.
Ливня тёплые струи омоют кровавые раны,
Кровь, и слёзы, и пот смоет с Сына скорбящий Отец.

Перекрёсток Дорог сотрясается мелкою дрожью
От биения сердца земли и от горестных грёз
О скрещении судеб Рождённых Любовью и Ложью
И о Небе, где светится тридцать серебряных звезд.

ГЛАЗА

Две луны. Два холодных глаза.
Два души восковой окна.
Что им детская злая фраза, -
Им, познавшим молчание Дна?

Что им ласковый ветер с юга,
Разрывающий в клочья сталь?!.
"Мы уже не встретим друг друга", -
И привычное: "Очень жаль..."

Две луны. Два холодных глаза.
Нет в них ночи, и дня в них нет.
Подмигнули - четыре раза -
И закрылись: искать ответ.

ВОРОТА АДА, ВОРОТА РАЯ

Открытые двери Ада.
Замок на воротах Рая.
Но там, под землёй - стадо,
А там, в вышине - стая.

Закрыты ворота Рая.
Распахнуты двери Ада.
Ворота в Рай не пускают,
Но в Ад мне тоже не надо.

Мне все и везде будут рады,
Но долго ли - я не знаю.
Не надо мне больше Ада!
Уже мне не нужно Рая!

Алеет магма, пылая.
Мерцают в небе Плеяды.
Прогонят меня из Рая!
Сбегу я домой из Ада!

* * *

Астральный свет.
Что может быть страшнее?
Невинной красоты
поющая спираль.
Сведя на нет
забытые траншеи,
я уношу мечты
в синеющую даль.

И что с того,
что я небезнадёжен?
Я не прошу простить
меня за хвастовство:
за баловство
я поплатился кожей,
пытавшейся прикрыть
слепое естество.

Опять взалкал
во мне мой дух постельный,
и на траве Судьбы -
разбитое стекло.
Среди зеркал
я вижу крест нательный:
я не совсем забыл
то, что меня влекло.

Почти угас
мой безупречный шарм.
Опять танцуешь ты,
не глядя на метель.
Не в бровь, а в глаз
я расплачусь со старым,
устав от суеты
и не прикрыв постель.

ИЗГНАННИК

Отчего не глядишь мне вслед,
Жёлтый глаз Вожака седого?
Мне молчанье волков - ответ:
Ни упрёка, ни взора, ни слова.

Отчего не зарылись в снег,
Те, с кем я разделял добычу?!
По дорогам звериным бег -
И протяжные волчьи кличи;

Над лесами слепая ночь
С молодым ветерком играет...
Лишь Одна - повернулась прочь, -
И покинула молча Стаю.

ГИЛЬОТИНА

Голова! для чего ты сидишь на плечах,
Придавив своим куполом тонкую шею,
Генерируя мыслями смех и печаль,
И надежду в душе, и отчаянье сея?

Не устала ли ты, изрыгая слова,
Всё вертеться туда, куда больше не хочешь?
На каком частоколе себя, голова,
Ты оставить на память воронам пророчишь?

Сколько жизни осталось: на год или век?
Что в глазах заблестит: уголёк или льдина, -
Когда, спрятав глазницы за ставнями век,
Ты положишь себя на ладонь гильотины?

МОНИКА ЛЕВИНСКИ

Послать себе записки,
Ответить невпопад.
Без Моники Левински
Бледнеет листопад.

Ловить ушами взвизги
Упрямых кинолент.
Без Моники Левински
Какой ты президент!

По лесу волком рыскать,
Ложиться на траву.
Без Моники Левински
Не красен Голливуд.

В Берлине или в Минске
По площадям пройдись, -
Без Моники Левински
Уже не обойтись.

РОЖДЁННЫЙ ПОЛЗАТЬ

Что-то есть во мне птичное,
Что-то есть червяковое,
Что наутро - отличное,
А под вечер - фиговое.

Что-то есть во мне мамино,
Что-то есть во мне папино:
Нечто вроде экзамена,
Что-то типа царапины.

С парой крылышек уточьих,
Да с уличьей подошвою,
С сотней маленьких будущих
Пробираюсь сквозь Прошлое.

Через сумерки поздние,
Через будни метания,
Я, рождённый для ползанья,
Выбираю летание!

ТИШИНА

Я иду в никуда. Или, может быть, просто стою.
Я куда-то приду. Или, может, останусь на месте.
Я лишь знаю одно: мы не сможем, не сможем быть вместе.
Ты уже не споешь. Я уже никогда не спою.

Это всё тишина!!! Почему здесь не слышно стихов?!
Почему столько лет мы с тобою безвольно молчали?!
Виноваты - не мы: ты же помнишь, как мы обещали
Сохранить тишину, как другие - безмолвие слов!

Мы уже не споём. Мы уже никогда не споём.
Это кто-то другой, кто всегда наблюдает за нами,
Поднимает восход, как печальное алое знамя,
Уверяя, что мы не сумели остаться вдвоем.

РОЗЫ ЦВЕТА ГЕМОГЛОБИНА

Через песню и прозу,
Через голод и сытость
Я дарю тебе розу 
Цвета эритроцитов.

Словно майские грозы,
Словно красные вина,
Пусть горят мои розы
Цвета гемоглобина!

Под горою навоза,
Посреди апатитов
Проросла эта роза
Цвета эритроцитов.

Как нелепые позы,
Как цветные картины,
Пусть цветут эти розы
Цвета гемоглобина!

ПОЧЕМУ ТИГР — ТИГР, А НЕ МЕДВЕДЬ?

Тигр — это большая кошка,
А не медведь и не волк.
Почему? Вот бы знать немножко!..
Да есть ли хоть в этом толк?

Тигр — всё равно тигр,
А муха не станет слоном.
Разве что в глупых играх
Может всё быть по-иному.

НАДЕЖДА

Я надеждой
себя не тешу,
что,
презрев роковой характер,
я смогу отыскать
Надежду
на пустынном
осеннем тракте.

Я хотел бы уйти, -
но где же,
белых звёзд расплескавши млечность,
обитает
моя Надежда
на моё возвращенье в Вечность?

Мой закат
за рекой не брезжит.
Моё солнце -
ещё в зените.
Сколько раз
я хотел
Надежду
поманить,
потянуть за нити,

чтоб ступить на тропу...
Но прежде,
раскидав серых пятен талость,
Я хотел
подарить Надежде
то,
что в сердце больном осталось.

Я надеялся жить...
Но те же
сны
свернули мой Путь в спирали.
Не осталось в груди надежды...
И -
вороны
глаза 
украли.

НА БЕРЕГУ РЕКИ

Шуршат ветвями ивы,
Кружатся лепестки.
Смотрите, как красиво
На берегу реки!

В ветвях щебечут птицы,
Близки и далеки.
Сегодня мне не спится
На берегу реки.

Обманчивы и зыбки
Созвездий огоньки,
Как тень твоей улыбки
На берегу реки.

КОГДА МЫ ОТКРОЕМ ГЛАЗА

Когда мы откроем глаза, мы увидим лишь звёздную пыль,
Когда мы поднимемся вверх, мы увидим пустые ладони,
И нашу звезду унесёт благородный Адонис,
А наши сердца растворятся в потоках толпы.
Мы Чаши Светилен, что держат тугие столпы
До тех пор, пока на дороге рассыпаны звёзды.
Мы дети Огня, наши братья - светила и воздух,
И наш перелёт никогда и никем не забыт.
Мы тени планет, уходящих с извечных орбит,
Мы видим восходы на красной холстине закатов.
Когда-то мы плакали вслух: это было когда-то, -
Теперь же на наших глазах наше пламя рябит.
Мы прячем глаза за пустыми слезами судьбы,
Мы прячем звезду за широкой дорогой погони.
Когда мы откроем глаза, мы увидим пустые ладони,
Когда мы поднимемся вверх, мы увидим лишь звёздную пыль,

MEMENTO MORI

Рассвет переходит в закат.
Рожденье теряется в смерти.
Из рая построили ад.
Из ангелов выросли черти.

Молчанье сорвалось на крик,
И хохот сменился слезами...
А в зеркало смотрит старик,
Моргая слепыми глазами.

ТРЕТИЙ-ЛИШНИЙ

Я всегда - Третий-лишний
На раскисшей дороге.
Эй, послушай, Всевышний!
Не нужны мне остроги!

Прошвырнусь по тропинке,
Пробегусь по дорожке, -
Здесь - цветные картинки,
Как в высотном окошке.

Эх, земные просторы!..
Ни конца вам, ни края!..
А чуть выше есть горы
И дороги до рая.

Подниму эскалатор
На небесную крышу,
Где сидит Пантократор, -
И - куда-то повыше.

Много в небе загадок:
Кто поставит тут точку?..
Наведу я порядок
У чертей-ангелочков!

Береги, Небожитель,
Оперенья и крылья:
Я теперь - истребитель
Всей святой эскадрильи!

Побуяню немножко, -
Мне такое привычно, -
И, присев на дорожку,
Убегу, как обычно,

На родные дороги,
Где я вновь - Третий-лишний...
До свидания, боги!
Спи спокойно, Всевышний!

ПЕЙЗАЖ

Дрожит ладонь простого листика
В объятьях ветра беззаботного,
И этой дрожью дышит мистика,
Под вечер вспрянувшая отнова.

А на коленях камня брежного,
Речными струями обвитого,
Столь много дивного, небрежного,
Столь мало строгого, избитого.

И в трелях пенья соловьиного,
Столь милого и чисто птичьего,
Есть свет сказания былинного
И звуки сюрреалистичного.

ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ

Пьяный корабль.
Начинается новый день.
Острые сабли.
Танцуют неясные тени.

Море набрало в рот воды
и молчит.
Только барашки у берега вздыблены,
только звенят мечи.

Ветер. Я слышу ветер.
Но это обман слуха:
это души посланников смерти
завораживающе ухают.

Берег задёрнут дымкой.
Кроваво-алое зарево.
Третий Рим!
"Корсары!

К бою!.." Это говорит капитан.
"К бою, Солдаты Удачи!"
Наполеоновские планы.
Море стонет и плачет.

"Золото!" - в небе слышится голос.
Плавно скользит корвет.
Не видно ни зги. "Кто здесь?!"
Молчание - ответом.

Пьяный корабль.
Роджер скрипит берцовой костью.
Акулы и крабы
ждут нас в гости.

Не дождётесь! подлые твари...
Где вам до нашей армии?!
Море - варевом.
Небо - паром.

Сухие губы.
Они ещё помнят последний плен.
Гуки - грубые,
в глазах - кровавая пена.

Абордажные крючья.
Непереводимая фраза.
Караваны навьючены.
Ожиданье приказа.

Неба кусок. Тучи -
пёстрый табор.
Живых - скручиваем,
мёртвых - за борт.

Вечер. Ножи.
Солнце - в астме.
Делёж - не на жизнь:
на смерть.

Пьяный корабль.
Боевые кличи.
Старые сабли
ждут новой добычи.

ПАУК

В петле паутины - паук
С могильным крестом на спине.
Движение членистых рук,
Дыхание серых тенет,

Решётка из тонких цепей,
Сигналы в живых проводах,
Зловещие восемь огней...
Пусть жертву царапает страх!

Отравленный шприц хелицер,
Мохнатый пинцет педипальп
Введёт ядовитую смерть
И снимет хитиновый скальп,

Чтоб пищеварительный сок,
Проверенный тяжестью лет,
Живые консервы сберёг
На новый паучий обед.

Его не оставит успех:
В его серебристых сетях
Качнётся пчелиный доспех,
Спелёнутый, будто дитя.

А ночью, как старый Кощей,
Паук убегает уснуть:
Он прячет в зловещую щель
И брюшко, и головогрудь.

В петле паутины паук
Шевелится в утреннем сне:
С восьмёркой стремительных рук,
С могильным крестом на спине.

ТЫ ГОВОРИЛ?..

Ты говорил с рекой?..
Она сказала,
что ты вчера был избран новым Богом
и что тебя ждёт ангел у вокзала:
в зелёных джинсах, в пиджаке убогом...
	Я поздравляю тебя!

Ты говорил с восходом?
Он считает,
что у тебя проблемы с головою:
что ты сказал, что мухи - не летают,
и что жара бывает лишь зимою...
	Мне жаль, если это так...

Ты говорил с дождём?
Он говорил нам
о старости, о смерти, о спасенье,
о том, что надо быть большим и сильным,
чтоб встретиться с любовью в воскресенье...
	Но я не верю ему.

Ты говорил со мною?
Я отвечу,
что говорить со мной совсем не надо,
что смерти - нет, что головы - не лечат,
что ангел этот прилетел из Ада...
	Да только - какая тебе разница?

ПЕСНЯ О ВОЙНЕ

Вой, волчица! Вейся, ветер!
Пой мне песню о войне,
Об огне на белом свете,
О тебе и обо мне!

Через впадины и горы
Незаметно поспеши
В бесконечные просторы
Чёрных Дыр моей Души!

Созывай свои отряды
Из отборных егерей,
Обещая им награды,
Недостойные царей!

Мы, снегов больные дети,
Разбежимся по весне.
Вой, волчица! Вейся, ветер!
Пой мне песню о войне!

ДРОНТ

Умираю - как Дронт: навсегда, безвозвратно, нелепо.
Покидаю - тебя, что, наверно, больнее всего.
Время давит на грудь, словно стены могильного склепа,
На посмертную маску сменивши моё естество.

Ты не станешь рыдать: это только утроит страданья, -
И не станешь будить: это лишь помешает понять.
На сияние звёзд я меняю квадратные зданья,
Чтобы ты отдохнула - хоть несколько лет - от меня.

А потом - я вернусь, словно птица, к началу полёта,
И бескрылые дронты, пушок облаков теребя,
Полетят вслед за мной, как за пращуром птичьего рода,
Чтоб у Врат Мирозданья я снова увидел тебя.

ЗВЕРЁК

Не так...
Почему - болью?..
Может, вовсе не было повода?..
Только - ветвями Роминты
укроешь себя от взгляда.

Далеко:
не доехать за час.
Холодно.
Стало холодно.
Это ветр,
в щели сочась,
выставляет бока исхоленные.

Всё равно,
что бы ни было,
кто бы гнёзда с тобою не вил,
приготовлю ладонь
выставлять на твой свист
тревожный.
Небо - словно жемчужина,
начищенная до синевы,
на которую солнце
вскарабкивается осторожно.

Ты же видишь,
это место пустует
с начала времён:
трудно, трудно найти,
чем его пустоту обесточить...
Тёплый, красный зверёк
в глубине моей погребён
под осколками моих многоточий.

Заперт:
стучится в грудь,
просится выскочить,
чтобы в ладонь уткнуться...
Может, тебе,
растревожившей рёбер груды,
вильнёт его хвостик куцый?

Может быть, 
на ладони твоей есть место,
где бы свернуться ему в уголке
в калачик?..
Слышишь?..
Ты слышишь - песню?.. -
Это не я:
это красный зверёк
в глубине моей плачет...
			плачет...
				плачет...

КАИН

Из неведомых рож ему
Эта - самая страшная.
Было многое спрошено,
И отвечено: "Страж ли я?"

Было многое отдано
За дорогу обратную:
Ничего, что везёт ему!
Ничего, что он брат ему!

А ответы для Господа -
Всё камнями да саблями:
Все желания розданы
Откровению Яблока.

"Что с того, что посмели мы
Дотянуться до самого?.."
Ветвь, увитая змеями -
Для потомка Адамова.

Всё исподнее сброшено.
Кровью пламени кашляю.
Было многое спрошено,
И отвечено: "Страж ли я?"

ВЕСЛО
Я спрятал зло за зло,
Открыв добро добру.
Мне крупно повезло:
Я вечером помру.

За серой пеленой
Под заревом войны,
За каменной стеной
Под зеркалом луны

Ночные облака
Заоблачных земель
Взирают свысока
На белую метель.

Хароново весло
Состарили года.
Мне крупно повезло:
Я буду жить всегда.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ОГОНЬ

Выдыхаю на стёкла
		морозный
			рисунок,
по карманам 
	расстёгнутым
		льдинки
			рассунув,

расписавшись
	безграмотным следом
на некстати упавшем
		декабрьском
			снеге.

По рукам меня свяжет
		минута
			промозглая.
Небо всё же
	отважилось
		выстрелить
			звёздами.

Отражая
	дрожанье
		рождественских
			свечек,
удивляется встрече
		вечер.


Веет сыростью мокрого снега
			от зимнего
				солнцестоянья,
и молчанье
	привета последнего
			кажется
				ненастоящим.

На ладонях у ночи
		снежинки
			растают:
расставаться
	не хочется
		с сонной
			заставой,

и на пламени
	плавится
		солнце,
такое же сонное,

отвечая
	свечами
		рождественской
			встречи,
опуская на плечи
		вечер.

ЛИНИЯ ЖИЗНИ

Возводить по кирпичику строки вчерашних стихов
И давиться своими локтями, как завтрашним хлебом,
Чтобы вновь окунуться в Медведицы треснувший ковш
И в Сегодня войти, словно птице - в бескрылое Небо.

Сознавать по частям неподвластную времени Смерть
Как кривую тропинку в лесу между жизнью и Жизнью,
Чтоб проснуться и жить в электрически правильном сне,
Поклоняясь камням и деревьям в слепом фетишизме.

Уходить, для себя не оставив ни дня, ни покрышек,
И ни духа, ни перьев не взяв из крыла Пустоты,
Чтобы голос весны раскалёнными пальцами выжег
На ладонях Судьбы перечёркнутых линий мосты.

КАК ТРУДНО

Как трудно сказать - "прощайте!"
Как больно любить - не вас.
Найти бы свой путь в асфальте -
Туда, где журчит Нева!

Остаться бы с глазу на глаз:
В глазах у вас - пустота.
Я слышал, что это - наглость, -
Но это не просто так.

Я вижу: меня - не помнят.
Я знаю: я здесь чужой.
Изгнали меня из комнат,
Которым я был душой.

Как трудно, когда подтёрта
Слезами строка письма!..
И что-то течёт в аорту,
Разбавленное весьма.

СПИРАЛЬ

И мечта уже невыносима
И совсем неясна для меня,
И стоит осенняя осина,
Золотыми косами звеня.

Но осталось до звезды немного,
И, чертя за окнами спираль,
Жёлтый лист слегка коснётся стёкол,
Из Сегодня прячась во Вчера.

А туда, где на ветвях созвездий
Отразится звёздный листопад,
Стелется переплетеньем лестниц
Дней неповторимая тропа.

Звёздный дождь и дождь осенний выжег
Торный путь в разорванную даль:
От мечты до облака - и выше -
Чертит лист последнюю спираль.

С РАДОСТЬЮ

От пустоты расходятся круги
По бесконечным лужам сентября.
И то, что не изведано другим,
Я с радостью мог взять бы на себя.

Всего два шага может сделать Бог, -
Но человеку хватит одного.
И то, что он создать уже не смог,
Я с радостью мог сделать за него.

Свобода тяжелее, чем хомут,
И на траве - пещеры муравьёв.
И то, что не под силу никому,
Я с радостью бы сделал для Неё.

В ВЕТВЯХ РОМИНТЫ

Исторгнет Виштынь солнце в поднебесье:
в ветвях Роминты жёлтое повиснет,
покатится сквозь дебрень Краснолесья,
в лазурной Писсе
отражаясь жёлтым глазом,
чтоб встретиться с Анграпой
там,
где лёд ласкал Вероны кудри чёрные,
под топорами сонно простонав.
Убережётся падать от стрелы
высокой
под ноги кораблям на пристанях
в ганзейском граде,
где целует Инстручь
следы Волчицы Белой, приходящей
под стены Замка, залитые кровью.
И, пробежав по черепице кровель,
вонзится жалом в трепетную Прегель.
Самбийские не смогут топоры
остановить движенье Жёлтой Птицы
туда, где слёзы Неринги омоют
пылающие перья янтарём!
Над Волчьим морем встанет на закат
и отразится жёлтым глазом
Волчицы Белой, приходящей
под стены Замка...

СТАЛКЕРЫ

Мерцал закат. Вошли в метро мы,
И нас Владыка Тьмы сглотнул.
Но ветер смерти нас не тронул,
Когда мы шли по полотну.

Мы отражались белым смерчем
В глазах свинцовых искр и крыс,
И тот, кто смерчем был заверчен,
Готов был выйти из игры, -

Но, торжествуя над пространством
Под катакомбами метро,
Безмолвный Демон - Вестник Царства -
Поднялся голосом ветров.

Он ждал нас. Мы скрестили сабли
Энергетических пружин, -
И вздрогнул Демон, светом залит,
И дым подземный закружил,

И вскрики Бездны слух задели,
И запах смерти полетел,
И вспыхнул свет в конце тоннеля,
И ожил метрополитен.

А мы, собрав огней останки,
Поднялись вверх, открыв глаза,
И засмеялся каждый Сталкер,
Увидев солнце в небесах.

ЖУРАВЛИ

Журавли улетают на юг,
Голоса оставляя теням.
Я когда-нибудь снова найду,
Что ещё не успел потерять.

Журавли улетают от нас,
И "курлы!" - словно "спи до весны!"
Вековые устои отнять,
На мгновенье глаза довести...

Журавли улетают, крича,
Бросив тень по равнинам земли.
Но - зима. А за нею - причал,
У которого спят корабли.

ПО СЛЕДУ

Слишком поздно! 
Секундам вечность
не учитель 
в науке верить.
Слишком страшно: 
рука - 
на плечи, -
а бежать бы, - 
закрыты двери.

Колдовали руками полночь,
а в ладони - 
Звезда Полыни.
Эта чаша 
была бы полной,
да вином 
серебро 
полили.

Слишком 
Голосом Волка плакать
тяжело. 
Далеко-далёко
лепестком обернуться, 
спрятать
жёсткий волос 
из жёлтых окон...

Не вернуть 
этот день рожденья,
где уйти норовил	
по следу.
Свет в глазах 
отодвинет тени:
это просто 
рождалось 
лето.

КОШКА НА СЕНЕ

Кошка, взгляни на север:
Срок заключать пари!
Дремлет кобель на Сене,
В хвост завернув Париж.

Спрячься! уйди! укройся
В снег, где зарыт бульдог!
Видишь: сорвала осень
С клёнов твоих пальто.

Кошка в тигровой шкуре,
В отблесках солнца млей!
Твой коридор прокурен
Свежим туманом лет.

Ну! начинай свой поиск!
Вырви чабрец и сныть!
На Елисейском поле
Всходят ростки весны.

Снег, где лежит собака,
Мечен следами вех.
Кошка, не надо плакать:
Сена течёт для всех!

* * *

- Здравствуй!
- Здравствуй.
- Что скажешь?
- Снег
падает на землю
пушистыми зайчиками.
- А ещё?
- А ещё -
он уйдёт по весне,
и дождями небо заплачет.

- А ещё?
Что ты скажешь ещё?
- За весной
наступит лето
и высушит неба слёзы...
А за летом,
согнав изумрудный зной,
на землю опустится осень...

- А ещё?..
Я знаю и сам:
теплу
осень угли цветов остудит.
- А ещё?
- А ещё -
я тебя люблю.
Но об этом -
давай не будем.

ГЛАС ИЗ ПЛАМЕНИ

Ты висишь на Кресте, распластав свои руки крылами,
И не можешь ответить, зачем согласился на смерть.
У тебя из-под ног вырывается быстрое пламя,
Словно это не ты сотворил первозданную твердь.

В этом пламени - я отпускаю грехи непорочным,
Чтобы было им не с чем вернуться в Потерянный Рай.
А тебя пригвоздили к Кресту так жестоко и прочно,
И кружат под тобой: "Кого хочешь, из нас выбирай!"

Я врываюсь в тебя, через смерть созидая и строя:
Я твой младший, я твой до сих пор не вернувшийся брат.
Я готов был уйти, я готов был умчаться из строя,
Но застрял на распутье тропинок меж Зла и Добра.

В моём сердце холодном извечно не ссохнет осадок
Осознанья того, что, в своей бесконечной игре
Не желая вести человечье безмозглое стадо,
Ты пошёл вслед за ними, себя обрекая на Крест.

Фарисеи молчат: им неведомы боль и усталость.
Не пройдёт и трёх дней, когда ты возвратишься назад.
А они - поклонятся тому, что от праха осталось, -
И, повторно распнув, втиснут в тесный оклад образа.

ПОЛИЦИЯ НРАВОВ

В полиции нравов -
Позиция нервов:
Желая направо,
Свернули - налево.

И тот, кто был крепок,
Окажется слабым,
А ангелы с неба
Садятся на лапы.

Мы что-нибудь вертим
И с кем-нибудь спорим,
Но, помня о смерти,
Memento Amori!

Отыщет управу
На каждую стерву
Позиция нравов
Полиции нервов.

ЕДИНСТВЕННАЯ МОЛИТВА

"Да святится Имя Твоё,
да будет воля Твоя -
на Земле, как и на Небе.
Хлеб насущный
приготовь мне на сегодняшний день,
не введи меня во искушение
и избавь меня от лукавства!" -

	Так говорил он Ей -
	Той, что на Земле,
	а не на Небесах,
	и ждал греха
	и отпущения прегрешений.

ИМЕНА

Когда портреты кажутся живыми,
Когда сойдут Святые на плакат, -
В тот день, в ту ночь - Святой Коровы вымя
Зальёт сметаной наши облака,

И мы, гулявшие под небом чистым,
Рванём толпой на звёздный променад, -
И в небе брешь пробьёт случайный выстрел,
И опрокинет дождь на Имена.

БУДУ С ТОБОЙ

Когда устану терять,
Смешавшись с серой толпой,
Я вновь увижу тебя
И снова буду с тобой.

Когда закончатся дни,
То - даже в сердце твоём -
Мы снова будем одни, -
И снова будем вдвоём.

Когда стихи отомрут,
Когда проснётся печаль,
Я дверь твою отопру
Твои восходы встречать.

ВАШИ РУКИ

Зачерпните в ваши руки горстку пепла:
Мне сегодня почему-то не до шуток.
Положите в эту землю моё тело,
Посмотрите ветру в сердце, я прошу вас!

Подставляйте ваши руки струям ливней,
Бросьте камнем сердце ветра в эти двери!
На дорогах заказных авиалиний
Много чисел, и одно из них - для Зверя.

Двери настежь: Бог простит и Бог рассудит.
Ваши руки не испачкаются кровью,
Если солнце не осветит вечер судеб,
Если вечностью тоска меня накроет.

Видно, город наш не создан для веселья,
Видно, мало в нём свободы и простора.
Ваши руки протяните мне из сердца,
Чтобы нам скорей покинуть этот город,

Чтоб всегда для нас играло сердце ветра
В синем небе да серебряные звуки, -
И посмотрим мы в глаза Судьбе и Смерти,
Чтобы Смерть не разлучила наши руки.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Струилась в ночь луна, и нехотя,
с ленцой, как будто в полусне,
я смутно различил, что снег идёт -
всё тот же бесконечный снег.

Я помнил всё. Я знал, что следует
за ноябрём старик-декабрь,
но всё глядел уныло вслед ему,
как новоявленный дикарь.

Он крыл поля узором искровым
и вис на нервах проводов,
бледнел предсмертными записками
и таял, обратясь водой, -

Но торжествующей и преданной
сырой земле вонзал ножи,
и звёзды снега осень предали
бессмертной казни через жизнь.

ОТМЕТИНА

Всё так же печальны, всё так же строги
Глаза её, сдёрнутые отметиной.
И нет ни звука. Нет ни строки,
Которая мне бы была отмерена.

Умолкло всё. Побеждённых - нет.
Глоток обмана - из спелой чаши.
И лишь хрустальную гладь планет
По-прежнему всполохи скрашивают...

ВЕТЕР И ДОЖДЬ

Солнце.
Горящее 
яблоко.
Оловянные
постройки
облаков.
Выкрашенное
синей
краской
небо -
обитель
богов.

На нём,
на заплёванном
небе,
корабли
пролетающих
чаек
вырисовывают
замысловатые
петли,
парусами
машут
отчаянно.

Ветер.
Он еле движется,
ленивый,
как морское
чудовище.
Деревья,
лезущие
из-под земли,
качают
ветвями
тощими.

И под небом -
хрустальные
лужи
пролившегося
дождя,
которые
ветер
на земле
оставлял,
уходя.

ЧАС, КОГДА НАЧИНАЕТСЯ ВЕЧЕР

Воздух чист и прозрачен. 
Она
остаётся в мечтательном аде,
до последнего дня влюблена
в серебристые лунные пряди.

А весна тихо смотрит в окно,
обращаясь в безмолвную осень, -
и Она отправляется в ночь,
чтобы маску последнюю сбросить,

чтобы выжить - и встретить Его, -
и, влюблёнными в первую встречу,
убежать пожелтевшей листвой
в Час, Когда Начинается Вечер.

СОЛНЦЕ

Солнце - жёлтое яблоко.

Солнце катится вверх,
Заброшенное чьей-то рукой.

Солнце - разбитое сердце,
Льющееся из порванных вен
Растерзанного небосвода.

Солнце плачет протуберанцами,
Бросая их в пространство
И утираясь чёрным платочком
Солнечного затмения.

Солнце - странная туча,
Которую даже ветер не в силах сдуть с места;
Но вечер сильнее ветра:
Он роняет облако солнца
В багровозакатное море.

Солнце тонет в океане,
Чтобы, пройдя под землёю,
Всплыть на другой стороне
И светить, как светило вчера.

Солнце - это нечто невообразимое:
Оно - огонь, но вода не потушит его
И не высохнет от его прикосновения.

Солнце дарит жизнь;
Оно же приносит смерть.

Солнце - жёлтый глаз неба.

СЕРЕДИНА

Золотая середина
От пелёнок до седин:
По лесам непроходимым
Стороной не проходи!

То ли буря мглою крыла,
То ли снег замёл следы...
Здравствуй, вестник сизокрылый
Окружающей среды!

Росчерк перьев бросил голубь
И полнеба откроил.
Ты теперь настолько голый,
Что сгодишься в короли.

Три непрожитые жизни,
Семь непрошеных смертей
Из турбины ржавой брызнет,
Тонкий обруч извертев.

Устремлюсь к небесной выси,
Захлебнусь в хмельном вине.
Я мечу словесный бисер
Перед ордами свиней.

Заратустра с Калиострой,
Заходите, посидим!
Это самый лучший возраст:
От пелёнок - до седин!

ПОПУТНЫЙ ВЕТЕР

Меня попутал
Попутный ветер.
Ножи и пули
Раскрыли сети.

Алмазным платьем
Заплатим смерти.
Мы словно тати.
Мы словно дети.

Должно быть, осень
За всё в ответе:
Меня уносит
Попутный ветер.

ОТТЕНКИ МОЛЧАНИЯ

Высекаю на камне озеро
	Января,
И с утра до вечера позднего
	Я твоя.

Разукрашу огнём серебряным
	Сонный час.
Я могу от тебя потребовать
	Только часть.

От росы до звёзд по-над куполом -
	Наш почин.
Ах, какие мы, всё же, глупые,
	Что молчим!

Что нам, друг мой, с тобой до праздника! -
	Это яд.
Мы ведь даже молчим - по-разному, -
	Ты и я.

СНЕГ

Снег! что же ты, глупый, падаешь
На землю, льдом рек оправленную,
Скрывая холмы горбатые
Простынёй белоснежного савана?

Неужто не видишь, бешеный,
Что землю изъела ржавчина,
Пролесков твоих подснежникам
Хрупкие шеи сворачивая?

Снег! для чего тебя боги создали?
Чтобы ты мой путь отметил следами?!
Чтобы ночью безлунной на небо звёздное
Глядел мой могильный камень?!

Тридцать два дня и тридцать три ночи
Шла я. Дорога моя остыла.
И по небу тучи, разорванные в клочья,
Швыряли мне тени в затылок.

Тридцать три ночи назад из замка
Сбежала я алой израненной птицей.
Теперь его двери створками шамкают,
Глодая чужие оскаленные лица.

Замок мой пал. Убиты воины.
Перья их шлемов ощипаны.
Теперь в моей спальне чёрные вороны
Глотают кости моих защитников.

Снег! для чего ты, холодный, падаешь
На землю, льдом рек оправленную?
Или ты надгробье моё обкладываешь
Растревоженных лет отравою?..

ВЕЧНЫЙ ГОРОД

Содрогнувшись, распался на части
Город, вскормленный грудью Волчицы.
Новой Эры святое начальство
На конях окровавленных мчится.

Мой Август твоего не августей, 
Но и ныне, и впредь, - оттого ли
Кони - в яблоках, яблоки - в гусе,
Что слетел головой Капитолий?

Исчезай, побеждённый лесами,
Вечный Город, сколоченный громом,
Чтобы сдали последний экзамен
Каин, Сет и блистательный Ромул.

А пока - заповедные птицы
Тонких клювов вонзают иголки
В Город, вскормленный грудью Волчицы
И растерзанный лапами Волка.

СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ

В груди - 
	застывшая астматина
под кожей тлеющих рубах.
Собор 
	Парижской 
		Богоматери
вскормила грубая крупа.

На куполах, 
	под небо взвинченных,
в колоннах, 
	обращённых к нам,
простёрли идолы язычные
мирскую сутолку окна.

Громадой, 
	толкотнёй, 
		гротескностью
чертя священную скрижаль,
он отвращает 
	свадьбу детскую
от траектории стрижа.

И полыхает 
	звоном матерным,
зачёркнутый 
	под звон фанфар,
Собор 
	Парижской 
		Богоматери -
благоухающий 
	фонтан.

* * *

Не бичуй себя, не сожалей:
Я не знаю непреложных истин.
Крест мой твоего не тяжелей
И венок ни капли не тернистей,

Воду я в вино не претворю,
Не сгожусь я в родственники Богу
И стопой своей не проторю
Для заблудших верную дорогу.

Я не создан для Благих Вестей,
Жизнь мою поэты не воспели...
Но тебя - распяли на кресте, -
А меня - пока что не успели.

КОЛЬЧУГИ ЗВЕНЕЛИ

Кольчуги звенели прощальную песню,
И надо б вернуться за Реку, но это - война.
Восславим же Руса и ляжем все вместе,
Сложившие головы, голову не преклоня.

Не веря в победу, судьбу не клянули,
По солнцу знамёна держа, как во все времена.
А звёзды в лучах золотого рассвета тонули,
И где-то за Дальним Холмом умирала луна.

А дети степи, наигравшись во взрослые игры,
Терзали нам клювами плоть на кровавой заре,
И гибли мы сотнями, в пламени солнечном гибли,
И птицы слетались на наши тела посмотреть.

А вьюга придёт и в моём изголовье закружит,
А небо расколется звёздами напополам,
И песню споёт над погостом Девица-Стужа,
	Глаза открывая ветрам.

ШАО

Мой мир мне надоел. 
		Душа болит.
Пройдя тропу с лесами, 
		с озерцами,
я от всего уеду в Шао-Линь,
чтоб предаваться
	самосозерцанью.

Там, где царят Дракон и мудрый Тигр,
пробудится мой Дух -
	мой верный страж.
Я помогу туда ему прийти,
где сердце станет
	пламенем костра.

Мой мир стал пуст.
		А там,
			куда приду,
Среди пяти
	остроконечных кряжей,
Холодными атаками прядут
Ночные волки
	утреннюю пряжу.

Там будет не до вин
		и не до цен:
ничто не тронет
	мраморную зыбь!
Останется в душе
	безликий Дзэн,
на теле -
	только шрамы да рубцы.

Пройдёт десяток лет,
	и, может быть,
я не пройду
	свой Лабиринт Взросленья:
я лягу мёртвой грудью на шипы,
и первый шаг
	окажется -
		последним.

ДЖЕНТЛЬМЕНЫ УДАЧИ

Посмотри в облака: это белая вата небес,
Обложившая мир, как хрустальный бокал на продажу.
На свободу паденья меняем мы этот навес,
Чтоб уйти в никуда в перекрёстном огне абордажа.

Что с того, что наш путь никому не известен сейчас?
Наши тропы потом в полицейских архивах означат.
Никогда не изменит Звезды восковая свеча
Тем, кого называют в веках - Джентльмены Удачи.

Тот, кто выжил в бою, через годы запомнит урок:
Два часа до беды, три часа до удачи и смерти, -
И всего лишь мгновение - чтобы нажать на курок -
Перед тем, как тебя вдохновение битвы завертит.

И пускай наша цель - не хрустальный дворец для людей,
А всего лишь полёт ради битвы и звонкой монеты,
Джентльмены Удачи вовек не изменят Звезде
И не лягут на дно, открывая другие планеты.

Посмотри в облака: это белая вата небес, -
Но она остаётся внизу и не вспомнится даже.
На свободу паденья меняем мы этот навес,
Чтоб уйти навсегда в перекрёстный огонь абордажа.

ВЫГОРЕЛО СВЕЧОЙ

Выгорело свечой
		сердце,
сплюнули через плечо
		черти,
сердятся,
	серебром заклиная
за клинами
	перелётными.
Долго ли?..
	Вспомнили
		время,
врезались
	чёрным лезвием,
в руки ложились,
	как в рукопись
строка непокорная
	прячется.
Перечеркнули.
	Переписали начисто.
Вылакали.
	Да только не спится:
вылился
	молоком волчицы
свет
	поднебесной
		песней.
Строки с нотами -
	в дружбе:
падают звёзды
	в лужи,
искренне разбиваясь
		искрами,
радугой
	радуясь.
Выждали до утра
		вечер.
Спрятаться от утрат
		нечем.
Вечная память
	строчкам,
ложащимся
	в переплёты!
Перечитали
	росчерк
старые ноты,
	новые...
		Но ты
			остался
				утренним звоном,
звука и цвета
	ребёнок,
звёздный ребёнок.
Строки
	небрежно-нежны
в снежной руке 
	бумаги.
Где же ты,
	магия? -
выгорела свечой
		чёрной...

КОШКА С ОСТРОВА МЭН

Кошка с острова Мэн
Смотрит выше меня.
Взгляд её полон огня,
Он проникает сквозь стены.

Кошка не любит цветов и пустой болтовни.
Кошка закроет глаза и погасит огни.
Слушает Шульца и проповедует Дзэн
Кошка с острова Мэн.

Кошка с острова Мэн доживает девятую жизнь.
Кошка видела Кришну и дальние страны.
Скоро она погрузится в пучину Нирваны,
Раньше же кошка была веселей и капризней.

Кошка с острова Мэн не имеет хвоста.
Кошка с острова Мэн скромна и проста.
Очень устала от серых, будничных сцен
	Кошка с острова Мэн.

Кошка не любит скучать,
Не впадает в транс.
Каждый её реверанс
Отмечают в печати.

Кошка гуляет и плачет сама по себе,
Строит тяжёлые ката по вольной борьбе,
Слушает песни свинца и разорванных вен
	Кошка с острова Мэн.

Кошка не курит траву и не любит пейоту.
Кошка мечтает увидеть Нинандо Хайньери.
Кошка спокойна, как слон, и не терпит истерик,
Строит кресты на могилы домашних животных.

Кошка с острова Мэн пожинает богатую жатву:
Кошку причислили к лику Святых и зовут Бодхисаттвой.
Не потревожил никто и никто не взял в плен
	Кошка с острова Мэн.

ГОЛУБОЕ И ЖЁЛТОЕ

То, что понятно головой,
	нашёл ты,
и отразится голубой
	на жёлтом.

Как солнце посреди небес
	играет,
так опускается навес
	окраин.

И бирюза на золотом
	протянет
ладонь, украшенную в тон
	перстнями.

САОШИАНТ

Лишь тот, кто уподобится Всевышнему,
Способен сбросить прах к своим ногам.
Глаза блестят пронзительными вишнями,
Как вызов обезумевшим богам.

Прах к праху, глаз за глаз - и плоть от плоти он, -
Но, обернув хрустальность белизной,
Он выйдет, торжествующий, на подиум,
И укротит безмолвие весной.

Он свергнет окровавленными звёздами
Всех тех, кто небеса простёр окрест,
И сам себе провозгласит апостолов,
И сам себя произведёт на Крест.

И - пальцы в кровь, и - воду взять ладонями,
И - ветром в грудь, и небо - оземь, вниз:
Взорвать весь мир в мучительной агонии -
И снова всё создать, пойдя на риск,

И жить, и простирать свою торжественность, 
И ждать на Небесах Святой Земли
Того, кто сбросит в прах слепую жертвенность,
Чтоб пламя Новой Веры запалить.

ЗАПЛЕТАЮ

Медленно, так медленно
Пройдено - не пройдено,
Сколько перепетляно
Тропами да бродями.

Сеть плетётся нитями,
Птицы вьются стаями:
Видимо-невидимо,
Знаемо-незнаемо.

Сон-трава ли, ива ли, -
Пожелтеют к осени.
Заплетаю Иволге
Златы перья косами.

Небеса изветрены
Чёрными метелями.
Тянется безверие
Из креста нательного.

Сам бы чёрным выкрасил
Белое безмолвие!..
Отдождит и выгрозит
Небо синей молнией.

В сердце обозначатся
Раны одиночества.
Мне уже не плачется:
Выть на небо хочется!

НА ЯЗЫКЕ СВЯЩЕННОЙ КОРОВЫ

Что Корова слизнула шершавым своим языком,
Не вернуть запоздалым порывом холодного ветра,
Если Змеи Воздушные скроют от глаза Закон,
Одевая вселенскую мглу в первозданную ветошь.

Что вернётся назад, не исчезнет в стремлении прочь,
Исчисляя собой каждый атом в предутреннем мире.
Золотая Корова, весну в феврале напророчь
Безмятежным круженьем сорвавшихся с неба Валькирий!

Сосчитав по рукам звёзды в небе и капли в реке,
Не забудь променять на билет в обе стороны света
Горсти соли, застывшей на мёртвом твоём языке
В запоздалых порывах тобой обожжённого ветра.

РУБИКОН

Перейду Рубикон.
На другом берегу -
тишина.
Прикорну рыбаком.
То, что будет врагу -
тошнота.

Узнаю фонари, 
но теперь 
чьи-то звёзды манят.
Мне останется Рим.
А тебе -
лишь частица меня.

НЕБЕСАМИ ДЫМ

И не вспоминать, как летела Лебедь
В синих небесах к Берегам Свободы,
Рвать на облаках огоньки соцветий,
Ждать наверняка, чтобы камнем - в воду,

Чтобы - поперёк, и никак иначе, -
А упасть в траву - не оставить взора,
Чтобы без потери промокнуть плачем
Там, где пролетал первозданный Ворон.

Видеть небеса, да не через прутья,
Холодом пронзить оперенья цапель.
Всё бы хорошо, если в пламя - грудью, 
Да не сохранит оберег от сабель.

Каждому - своё, но всему - чужое:
Отыграть закат соловьиным криком,
Солнце узнавать золотым ожогом,
Голос ослепить, дать глазам охрипнуть.

С пламенем костра серебром обручен, 
Улетит стрелой окровавить лица.
Небесами дым собирает тучи
Распластать крыла заповедной птице.

КОСЫ

В мире,
	чёрном,
		как Квадрат Малевича,
и закрученном
	в спирали
		Архимедовы,
помнят косы
	юношеско-девичьи
про седины
	бабовы
		и дедовы.

Осени растрёпанными прядями
да плодами
	сладостно-запретными
косы
	в изморозь ноябрьскую
				падали,
скошенные
	войнами
		да бедами.

И в грязи,
	оплёваны,
		повержены,
пагодою,
	памятью
		да патокой,
превращались косы
	в воды вешние
и в моря текли
	холодной радугой.

А оттуда,
	испаряясь к облаку
дождевой лавиной
	темно-стынущей,
из-под неба,
	войнами расколотого,
опадали
	снежными
		сединами,

но хранили память
		болью
			бронзовой,
словно -
	по углям
		ногами босыми, -
стариков серебряные проседи, -
что когда-то были -
		просто
			косами.

Я ВСТРЕЧУ ТЕБЯ

Я встречу тебя, выходящую из электрички,
Приняв поцелуем замёрзшие вишенки глаз.
Мы будем стоять на перроне бесстыдно-публично,
И клювы ворон приоткроются в сторону нас.

Я встречу тебя, и рука моя ляжет на плечи,
И ты мне расскажешь, что больно менять имена,
Что Бог не спасёт от беды, и что время - не лечит,
Что трудно ЗАБЫТЬ, но труднее стократ - ВСПОМИНАТЬ.

Я встречу тебя, и, домой возвращаясь с вокзала,
Мы будем молчать и стараться не думать о тех
Словах, что при встрече ты мне невзначай НЕСКАЗАЛА, -
Но эхо которых повисло в немой пустоте.

Мы будем смеяться и плакать, и в силу привычки,
Занявшей твоих и моих хромосом этажи,
Я встречу тебя, выходящую из электрички,
И сяду с тобой на автобус под номером Жизнь.

ВРЕМЯ

Тебя
	ни о чём
		не спрашиваю:
Любовь отравляя в ревность,
живёт в моих жилах
			страшное,
пропахшее плесенью
			Время.

Распухшее,
	злое,
		проглоченное,
меня миражами пилит,
впечатавшись
	в рифмы точные
следами каблучных шпилек.

Плывут от тебя -
	в Неведомое,
дрожа
	заповедной ланью,
смешав
	с деревенской ведьмою
портреты древесных ламий.

И виснуть
	на тонком проводе
тебе не даёт,
	наверное,
густая сметана проседи
на ржавом затылке Времени.

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ

Постели траву под снегом,
Высей звёзды в свете дня,
Позови остаться с нею
Незаметного меня,

Посади луну на плечи,
Солнце принимай в ладонь,
Чтобы опустить под вечер
В небо утренний огонь,

Полосни кинжалом горло
И, вложив в ладонь кинжал,
Посади в терновник зёрна, -
Где никто их не сажал!

ДВУРЕЧЬЕ

Звезда падёт:
отсветится в глазах
и в косы заплетётся
голубикой.
Полёт орлана скрыт за облаками
от взгляда стрел,
и ветер лёгкий с Кури
доносит за Марийскую низину
обрывки пряжи паутинок
и дым
к двуречью Мемели и Тыльжи.

Не устоять!
Мечи тевтона встретят.
Холодная в глазах застынет ярость.
Курганы рассыпаются в песок.
Рубеж последний.
Обнажать клинки нет силы,
но в ножнах удержать не суждено.
Звезда падёт, сражённая мечами,
цветком
в двуречье Мемели и Тыльжи.

Доносит кречет из священной рощи,
что топоры скрестились возле Фриши.
Твангесте пал, -
добавит горечь голубь.
Плотней щиты!
Не устоять.
Мы будем биться,
как сердце бьётся
и как в клетку бьётся птица,
теряя перья в кровь.
И обагрится
земля
в двуречье Мемели 
и Тыльжи.

ИСПЕЙ МЕНЯ

Испей меня по капле
Берёзового сока,
Цветастыми платками
Закручивая кокон.

Испей меня стаканом
Ладоней, ждущих ветра,
Когда взрастёт стократно
Росток чужого века.

Кидай меня руками
Под капель звонкий хохот,
Бессмертье обрекая
На жизнь последним вздохом.

Нырни в меня, как в реку:
Я буду рваться в струи,
Прохладный, словно стрежень,
И тонкий, словно струны.

Испей меня, как шёпот
Берёзового стяга,
Без брода веря в омут,
Наполненный чертями.

ЧЕТЫРЕ КОПЫТА
Басня

По тропке усталой,
	по пыли прибитой,
бредут запоздало
	четыре копыта.

Четыре копыта,
	а следом - колёса:
четыре копыта -
	от стога к покосу.

Туда и обратно
	шагают копыта,
о подвигах ратных
	мечтают убито:

"Что может быть хуже?
	Что может быть плоше? -
от грусти недужит
	печальная лошадь. -

Гнала бы врага я
	от башни до башни, -
так нет, я шагаю
	от поля до пашни..."

И дол оглашает
	пронзительным рёвом...
Её утешает
	старуха-корова:

"Есть доля похуже
	рабочего часа:
когда тебя к ужину
	пустят на мясо!"

ТРОПАМИ ОТКРОВЕНИЙ

Лежащим на траве.
Летающим навзрыд.
Бегущим по тропе.
Ответившим на взрыв.

Из Бытия - в Исход.
От головы - к ногам.
Вращавшим колесо.
Снимающим накал.

И из дырявых рук,
И из ослепших глаз -
Блуждающим вокруг
Остервенелых фраз.

Наедине с собой
И с Богом наравне.
Покрасившим собор.
Шагающим в броне.

Принявшим смерть из уст.
Отдавшим честь за честь. -
Растерзанный Исус -
И Дьявол на плече.

РВУ ПИСЬМО

Рву письмо и переписываю заново.
Не сложилось, - так и стоило ли складывать?
Слогом приторным и донельзя осанновым
Не впервой печаль растерзанную сглатывать.

Рву письмо: не по себе от слов и сложностей,
И ничто бы не мешало мне разнюниться, -
Но мне верится, что всё когда-то сложится,
Образуется и даже - образумится.

УБИЙСТВО

Стопой 
раздавлена 
улитка,
и по краям - 
потёки 
алые,
и панцирь битый - 
как улика,
опровергающая 
алиби.

Глаза - мертвы. 
И нечем слизывать
кровинки 
с мостовой 
продрогшей.
И оставляет 
росчерк 
слизистый
её 
холодная 
подошва.

Убита, - 
и рога 
не высунет,
молчаньем 
породнившись 
с Авелем:
шаги тяжёлые, 
как выстрелы,
её дорогу 
окровавили.

Преображая смерть 
в посмертие,
она 
познала тайны мира...
А ноги - 
даже не заметили,
И весело 
промчались 
мимо.

ВИТОК

Спираль завершит виток.
Пора подвести итог.

Мой мир на последний миг
Пред взором моим возник.

Печатая грозный шаг,
Поднимется флаг атак,

Под ветром вздохнёт, - и вдруг
Раздастся неясный стук,

Как будто свинцовый снег
Упал на обрывки век.

До слуха донёсся слог,
Что часто я был жесток.

До слуха донёсся крик,
Что я не всего достиг.

Я знаю, что это так,
Но в этом виновен враг.

Он ветер забрал из рук,
Солгавши, что он мне друг.

Виток завершён. Навек
Я падаю в вечный снег.

ПОСЛЕДНИЕ ИЗ ДИНОЗАВРОВ

Они заглянули в глаза и увидели в них
Своё отраженье, знакомое с детства до боли,
И каждый из них знал, что это - Последние Дни,
И каждый сказал на прощанье: Я буду с тобою!

А скалы дрожали и трескались напополам,
И падали в пропасть жестокого землетрясенья,
И каждый из них был намного сильней, чем скала,
Но тоже дрожал, и не верил, что будет спасенье.

А злая луна багровела над пляской теней,
И горы плевались слюной кровоточащей лавы.
Они обнялись и, сверкая в смертельном огне,
Застыли драконом - единым, всесильным, двуглавым...

Они продолжали лежать на сгоревшей траве,
Не спрятав глаза, ничего не оставив на завтра,
А небо смотрело на землю, в которой навек
Уснули в могиле последние из динозавров.

НА ТОЙ СТОРОНЕ

Она -
	златорогая,
		тонкая лань -
печатает след
	копытцами
		звонкими:
она исчезает
	в молочном тумане
с растрескавшимися
		окнами.

И свет
	застывает под мутным стеклом.
						Оно
лучами его
	исцарапано.
И сердце луны
	безвозвратно
		сломано
жестокими
	волчьими
		лапами.

Но смерти -
	нет:
		это место встречи,
и дивно вплетается образ в оклад,
как с голубицей
	целуется кречет
на той
	стороне
стекла.

НА СМЕРТЬ ПОЭТОВ И КОМПОЗИТОРОВ

Ведь таким, как мы, умирать без следа - негоже.
Обернуться б, - да нечем глаза разлепить от снега...
Как же так - уходить, не оставив намёк прохожим
Нашу линию жизни найти по слепому следу?!

Так уходят Поэты. Так падает солнце в запад,
Осторожно коснувшись краем печного дыма. 
Этим птицам, упавшим в небо, взглянуть в глаза бы!.. -
Но сердца, сожжённые болью, тоскливо стынут.

Умирают - стократно, в мелодиях жестких риффов, -
И закона веков секундами не исправишь, -
Оставляя тепло руки на ладони грифа,
На линованной смертью зебре рояльных клавиш.

Исчезают навеки, прожив сотни жизней разом,
Опускают глаза серебряным звездопадом,
Не допев до конца растревоженных улиц фразу,
Не дожив до начала пути по строкам горбатым.

Остаются - стихи, соловьиные трели песен,
Колдовское тепло перевитого радугой диска.
Остается - тяжёлый панцирь, что стал им тесен,
И - надежда: озябшую птицу в ладонях тискать.

Так уйдём же, оставив пустую тетрадь потомкам,
Чтоб слезами нот и кровью стихов их крыли,
И, пройдя от последнего вздоха по нити тонкой,
Возвратимся назад, облачившись в цветные крылья.