Женщины меня пугают. Не как отдельные особи, а как биологический вид. Они вселяют в мою душу первобытный ужас, как все непредсказуемые хищники. Когда мы говорим, что женщины от нас отличаются, мы даже не осознаем, насколько. Поймите меня правильно: я, в целом, положительно к ним расположен и я понимаю, что они могут быть ранимыми и хрупкими, но иногда мы получаем совершенно не тот опыт, которого ожидали.
Например, что очень трудно сосредоточиться, когда тебя душат. Голова пытается взорваться, глаза - вылезти из орбит или лопнуть, мозг вытекает из ушей, а в груди кто-то шурудит раскаленной кочергой, пытаясь найти там последнюю не прогоревшую головешку. В таких условиях разум делает ручкой, и Вы просто бесцельно тыкаете руками во все стороны, пытаясь вдохнуть.
Мне доподлинно не известно, как они со всем этим справляются. Под "всем этим" я подразумеваю гормоны. То есть все хорошо, мы ладим и любим друг друга (в этом я уверен), но девять дней из тридцати... Три дня до, три - в процессе и три - после... Все, что сказано, придумано и сделано в эти дни не идет в зачет. Она плачет, смеется и злится без видимых причин, и я терплю это, потому что она сама понимает, что с ней что-то не так и через минуту ей уже стыдно.
Я знаю, что на самом деле с ней все не так, что, наверное, большинство женщин ведут себя куда сдержаннее. Хотя порой мне кажется, что где-то там, в своих квартирах, они все время от времени сходят с ума. Мужчины тоже это иногда делают, но как-то не так страшно. Более шумно, размашисто, но не так противоестественно. Это разница между буйством и откровенным безумием. И я знаю, что она безумна.
Но я люблю ее. Мне нравится слушать, как она бормочет себе под нос, занимаясь какими-то своими женскими делами, как она бурчит во сне. Она неплохо готовит и мне, чего уж, приятно, когда... В общем, я не собираюсь уходить от нее, оскорблять ее и - особенно - бить. И вот мы на кухне.
Она сидит на полу, всхлипывая, и из носа у нее течет кровь, да так, что капли срываются с подбородка. А я сумел вскарабкаться на табурет и никак не могу решить, делать следующий вдох или повременить. Предыдущие пять или шесть были настолько болезненными, что едва не убили меня. Подсчитывая потери, я пострадал значительно серьезнее и это страшно, учитывая, что она на полторы головы ниже и телосложением напоминает кузнечика. С другой стороны, я лишь отмахнулся и разбил ей нос, а она не смогла меня задушить, хотя и очень старалась.
Наконец, мне удалось сделать вдох, не опасаясь потерять сознание от боли, и я сполз обратно на пол. Теперь мы сидели рядом, плечом к плечу.
- Знаешь, - мой голос звучал (ха!) придушенно. - Если мы собираемся стать родителями, с этим надо что-то делать. Нельзя устраивать подобное на глазах у ребенка.
- Ты промолчал, - она пыталась обвинять меня, но ее голова уже лежала на моем плече, и я знал, что опасность миновала. - Я сказала тебе, а ты промолчал.
- Я просто думал.
- О чем?
- Я подумал... Я слышал, что беременные женщины могут быть совершенно невменяемы.
- Ты прав, - она потерла окровавленным подбородком о мое плечо. - С этим нужно будет что-то делать.