Аннотация: Лето и родной город. Знакомый и незнакомый...
Я люблю ходить в церковь. Люблю тишину и полумрак, люблю запах восковых слез и просьб, люблю красивые голоса, льющиеся тихонечко откуда-то сверху, так, что кажется, будто самые юные и самые нежные ангелы поют специально для тебя. Люблю слушать шепоток набожных бабушек, смотреть, как они тяжело поднимаются с колен и припадают старческими губами к исцелованным каменным стенам, чуть попахивающим плесенью. В такие минуты в людях виден Бог. А я становлюсь невольным зрителем этого чуда...
Я шла в новую, только что отстроенную церковь. Возвышаясь над миром, над дорогами и мостами, над людьми и деревьями; возвышаясь даже над птицами, стоит это достижение архитектуры. Башенки с крестами возвещают о приходе нового века. Восемнадцатого века. Несмотря на то, что на дворе - век двадцать первый. Несмотря на то, что внутри церкви - век двадцать второй.
Долгая дорога, вымощенная светлым камнем, ступеньки, площадки и снова ступеньки. На площадках между пролетами стоят фотографы. "Девушка, давайте я вас сфотографирую на фоне церкви! Смотрите, как красиво! Сюда сам Папа Римский приезжал!" Что сказать? Я прохожу мимо. Я иду в церковь.
Ступеньки заканчиваются. Небольшая пауза перед входом в Храм. Вижу небольшой фонтанчик, пулпулак, подхожу к нему, пью леденящую душу и тело воду - такую чистую, что кажется, будто глотаешь воздух Альп. Умываю лицо и руки. не вытираю капельки, пусть сохнут на обжигающем ереванском солнце. Делаю несколько глубоких вдохов. И захожу в церковь.
Господи, почему ты не дал мне сил уйти оттуда сразу же? Почему заставил стоять и смотреть на это великолепие тронного зала? Чему ты хотел научить меня, Господи? Видеть красоту? Но красота внутри нас. Видеть результат труда человеческого? Но труд важен только тогда, когда от него есть польза. Показать, как ты велик? Но самое простое подтверждение твоего величия - это я сама. Так зачем же ты не дал мне уйти оттуда?!
Восковая свеча липко тает в руке. Воск не выдерживает помпезности и торжества. Воск хочет быть расплавленным огнем, зажженным человеческой рукой в знак восхваления Бога, в знак согласия и смирения, в знак просьбы. Но свече и этого ты не позволил в тот день, Господи! Ты дал ей растаять у меня в руках, ты отказал нам со свечой в жертве. Знаешь, мое самое большое желание в тот миг было - воткнуть зажженную свечу во влажный песок, чтобы она горела рядом с сотнями других молитв, чтобы потухла не потому, что пришла служительница церкви в грязных башмаках, которой приказано экономить свечи, не давая им самим умереть от огня, а потому, что Бог принял мою молитву и дуновением ветерка затушил крошечный огарок... Это казалось так просто, так легко и естественно. Но в церкви - в самой большой и красивой церкви в центре древней столицы не было места свечам. Свечи - это небезопасно. Свечи могут взбунтоваться, устроить пожар и спалить этот архитектурный шедевр.
Позже я узнала, что по просьбам молящихся в храме было отведено место и для свечей. Знаешь где, Господи? В подвале. Женщина-инвалид, вот уже много лет не встающая с коляски, плакала, глядя на небо. Чего она просила, Господи? Я почти слышала ее молитву. Она просила вернуть ей ноги. Знаешь, почему, Господи? Она тоже хотела поставить свечу... Но даже стараниями молодых мужчин, которые вызвались помочь бедняжке, не удалось спустить коляску в подвал. И тогда двое самых крепких парней скрестили руки и внесли женщину в подвал на руках. И тогда она снова плакала. Знаешь, почему она плакала теперь, Господи? От безграничной благодарности. И это были самые святые слезы...
Но это я увидела только потом, когда спустилась в подвал. А пока же я стояла посреди огромного зала, которому скорее подошло бы название Колонного зала Дома Союзов. Резные скамеечки со спинками, алтарь на возвышении, микрофоны для служителей церкви. Господи, слуги твои идут в ногу со временем! Я присела на краешек самой последнее скамеечки. Началась двухчасовое служение. Священники в ризах пели в микрофоны. Служки на ходу поправляли выглядывающие из-под одеяния джинсы. Я вслушивалась в слова молитвы, но не могла разобрать ни слова. Ты отнял у меня слух и понимание, Господи? Или ты отнял речь у твоих слуг?
Я сидела и слушала молитву как музыку. Как концерт. Я ждала колоколов. Прошел час, но колокола молчали. Я уже почти отчаялась, я как молитву повторяла слова: "Господи, скажи мне, что это все мишура. Скажи мне, что на самом деле все совсем не так. Господи, скажи мне это! Подай мне знак! Разразись громом колоколов на вертепность мнимой службы!" Я почти перестала ощущать что-либо еще, кроме этой полумолитвы. Я даже не сразу поняла, что зазвенели колокола. А когда их звук стал совсем невыносимым - я словно пробудилась от кошмарного сна. Помню, я вскочила и выбежала из церкви. Я бежала, не разбирая дороги, бежала, зная, что где бы я ни оказалась - я все равно увижу колокола и звонаря, который мечется в канатах, как муха в паутине. Яркий дневной свет ударил мне в лицо. Я подняла голову вверх, я искала колокольню. Господи, зачем ты позволил мне это сделать? Почему ты не увел меня дальше от этого храма, почему ты дал мне увидеть то, что на долгие годы осядет в моем сознании, что не позволит мне больше безоглядно верить в Тебя? Я подняла голову вверх. И я увидела. В арке над входом висел...репродуктор, из которого лился чуть шипящий колокольный звон. Живого звонаря и чугунную тяжесть колоколов заменило простой устройство...
И тогда я рассмеялась. И знаешь, что я сделала, Господи? Я подошла к фотографу и попросила снять меня на фоне церкви. Потому что перестала видеть Храм. Он стал для меня великолепным образчиком архитектуры, как Пизанская башня, как Мавзолей, как Эрмитаж. А раз так, то я имею право привезти с родины домой фотографию этого архитектурного чуда.
В тот же день я села в душный автобус и полтора часа тряслась по немыслимой дороге. Я ехала туда, где меня всегда ждут. Я ехала в свой дом. В городок в сорока километрах от Еревана, такой маленький, что исчезни он - Великая Армения не заметит этого. Я ехала в Церковь, где меня крестили, где я впервые обрела чувство родства со стенами, с обветшалым двориком, с плакучими ивами. В Церковь, где был старик-священник, который - вот оно, твое чудо, Господи! - еще помнил, как крестил меня 12 лет тому назад, помнил мое белое платье и свои слова: "Юная невеста...". И Церковь встретила меня радостно, как будто ждала моего возвращения долгие 6 лет, которые я провела вдали от Армении. И тогда я почувствовала себя одной из тех старух, которых вспоминала раньше. Я опустилась на колени в центре крошечной церквушки, где не было света, где аромат благовоний становится ненужным, потому что горят свечи, и свечи пахнут лучше любых ароматов. Слова молитвы полились сами собой. Да и было ли это молитвой? Это было благодарение Тебе за то, что есть в нашем огромном современном мире место, куда я еще могу прийти и припасть поцелуем к горячим рыжим (не белым, а именно рыжим!) камням, где обветшалые и постаревшие, но все такие же плакучие ивы расскажут мне о том, как жили они без меня. Место, где меня ждут. Место, где я нахожу Себя.