Третье путешествие в Зазеркалье началось от самого синего в мире. Командиру БЧ атомного крейсера "Севастополь" капитану второго ранга Гладышеву А. В. был дан внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на родину. Основание - телеграмма, в которой некто Чернова Л. сообщала, что Валентина Ивановна Гладышева внезапно умерла от сердечной недостаточности, и похороны состоятся в среду. В среду.... В какую? Сколько их прошло с рокового дня? Судя по дате на телеграмме....
- Билли, голова совсем не работает - сообрази.
- Отстал безнадёжно. Валентину Ивановну схоронили, когда "Севастополь" был в походе. Успеть бы теперь к Сороковинам.
- Может, самолётом?
- Так уже едем.
Действительно, спальный вагон покачивался, будто на лёгкой зыби. Колёса, выбивая морзянку, постукивали квадратами кругов своих по стальным рельсам. Тепловоз, напрягая лошадиные силы, тащил состав вглубь континента. В Башкирию. В далёкую страну моих предков.
Когда-то, во времена покорения Сибири и освоения Урала, отстал от ватаги донцов лихой казак Ефим Гладыш. Выбыл из строя по причине ранения. Выходили его в башкирской землянке местные жители. Зиму только с ним пронянькались, а стали родней братвы. Круглолицая дочка хозяина подарила пришлому любовь. И осел донской казак в лесах Уральского предгорья. Срубил дом на фундаменте, скотину завёл, межу вспахал, огород засадил, улья поставил. Научил родственников плуг в руках держать и пищаль. От этих стародавних времён берёт начало история села Гладышево.
Мой дед, Константин Захарович, погиб в сорок пятом у стен рейхстага. Родителей не помню. Воспитанием занималась бабушка Валентина Ивановна, заслуженная учительница республики. Мы ладили, пока не подрос и понял, что бабуля строит мою жизнь под себя - хочет выучить в сельского педагога и вернуть в село для продолжения династии. А меня манили дальние страны и большие города, скрип парусов и плач чаек, шум прибоя. Однажды решился и удрал из дома. Без всякого конфликта - не предупредив, не пригрозив. Просто собрал котомку с продуктами, запрыгнул на проходящий товарняк и был таков. Пересёк полстраны - где пешком, где на попутках. И вот оно, Чёрное море!
Потом нахимовское училище и первое письмо бабуле - прости, родимая. Она простила. Даже приехала в ВВМУ, когда вручали мне лейтенантские погоны и кортик. Она приехала, а я не удосужился за эти годы навестить её в нашем родовом поместье Гладышево. Как удрал тайком в тринадцать лет.... И вот, спустя четверть века, блудный внук возвращается к остывшему очагу. Прости, бабуля.
- Билли, зачем я в этом мире?
- Время покажет.
- Бабушку не воскресить. Какие неразрешимые проблемы могут быть у кавторанга Гладышева?
- А вот первая - на исходе четвёртого десятка морской волк не женат и не был. Тебя это не настораживает?
- Кто такая Л. Чернова? Уж не моя ли Любочка Александровна?
- Может и Любовь Александровна, но точно не твоя.
- Упырь виртуальный - ни себе, ни людям. Где твой долбанный инструктор перемещений? По следам крадётся?
- Пчела ужалила?
- Накипело.
- Накипь надо снимать осторожно, ложкой.
- Иду в ресторан.
Потом был пригородный автобус. Пыхтел, тужился, прыгая на кочках, и пылил во все щели. Чёрный мундир стал серым. Рановато облачился - надо было по приезду.
"ПАЗик" выкатил на околицу, распахнул двери. Здравствуй, маленькая родина! Челом бьёт Ефима Гладышева прямой наследник.
Воды немало утекло - не узнаю села. Разбитый, но асфальт на дороге. Дома обшарпанные, но кирпичные, двухквартирные - модные теперь, и не только в деревнях. Это центральная улица. Сворачиваю в проулок. Цел ли наш дом? Узнаю ли? Да как же не узнать? Память двойника подсказывает финал пути - вот он терем, рубленный дедом. Изменился, изменился старина. Ну, здравствуй, бродяга! По теории относительности, если меня взять за точку отсчёта, то это ты блукал где-то в пространстве и вместе с ним. А теперь, здравствуй!
Приподнял щеколду, толкнул калитку. Чистый уютный дворик. Рукомойник на тополе - летний вариант. А как вымахал - могуч, могуч. Это, понятно, про тополь, от пыльцы которого позеленела дощатая крыша дома.
Пусто во дворе. Пусто на веранде.
- Есть кто дома?
Должны быть - ведь открыто.
- Кто там? - хриплый басок.
Прохожу горницу, вижу в спальне на кровати дородного мужика.
- Здрасьте.
- Ты кто? А, должно быть, внук Валентины Ивановны. Ну, проходи, присаживайся. С приездом.
Протянул лапищу:
- Меня Вовкой зовут. Извиняй, встать не могу, чаем напоить с дороги, или чем покрепче. Щас Любка придёт, обожди.
Я присел на табурет. Он покряхтел, поворачиваясь на бок.
- Вот лежу, как богатырь былинный, жду, когда старцы придут, из ковша воды напиться. А напоил бы, как тебя зовут?
- Лёшкой, - потыкался в кухне по углам, нашёл ковш, воду и принёс Вовке Муромцу.
Тот опорожнил посудину, утёр губы:
- Лёшкой это хорошо.
Хлопнул себя по коленке:
- Не ходят костыли проклятые, а то бы я о-го-го.... И в лавку сбегал.
Из глубин памяти всплыл эпизод, где мы пересекались - ну, точно, ухажёр из сибирского села Лебяжье. Мы подрались там из-за Любочки.
- Билли.
- А я его видел?
- Ах да, ты ж тогда ещё во флешке обитался.
На веранде лёгкие шаги.
- Любка, - Муромец откинулся на подушку и придал лицу строгое выражение.
Я вскочил с табурета, одёрнул китель. Здравствуй, Любушка, жена моя законная, презеденша и хранительница, нимфа звёздная.
- Алексей Владимирович? - Л. Чернова подала мне руку. - Здравствуйте. С приездом.
Всматриваюсь в любимые глаза - нет радости от встречи. Тоска в них неземная и усталость. Господи, ты ли это, любовь моя, не узнаю.
- Ты сухой? - это Люба Вовке Муромцу.
Тот запунцевел.
Она ко мне.
- Ваши вещи? - кивнула на чемоданчик. - Давайте в горнице устрою.
- Нет-нет, - кивнул за окно. - Если можно, в малухе. Летом всегда спал там, чтоб не тревожить бабушку поздними приходами с улицы.
- Умерла Валентина Ивановна, - горестно сказала Люба. - Схоронили.
- Давно?
- Если на недельку задержитесь, накроем стол на сорок дней.
- Быть по сему.
Малуха - летний домик. В нём кровать, печь, стол и лавка углом, к стене прибитая. В рамках на стенах фотографии родственников. Только родителей нет. Вон дед в галифе и гимнастёрке стоит, опёршись о тумбочку. Дневалит? Остальных не знаю.
Люба принесла мне ужин. Присела к краюшку стола, облокотившись и подперев щёку ладонью. Пришлось поработать столовыми инструментами.
- Красивая у вас форма. Запылилась немного - давайте почищу.
- На кладбище пойдём?
- Конечно.
Люба собрала посуду, унесла в дом, вернулась без передника, но в косынке.
Извлёк из чемоданчика парадный ремень, пристегнул кортик, фуражку взял в руку.
- Готов.
Шли селом, встречный народ останавливался, здоровался. Кто-то признавал или догадывался:
- Гладышев? Алексей? Смотри какой! А был капельный....
Люба подсказывала, с кем имею честь. Называла сельские прозвища. Никого не помню, никого. Морская форма привлекала глаз, но внимание - это от бабушкиного авторитета. Чувствовалось. Уважали её здесь. И могилка вон как ухожена.
Я положил цветы и взял под козырёк. Вот для этой минуты молчания привезён сюда офицерский кортик.
Прости, родная!
Дома, перед закатом, Люба:
- Попьёте с нами чайку?
- Простите, устал.
- Да-да, с дороги. Ложитесь, бельё чистое.
Лёг и честно пытался уснуть. Но когда луна вскарабкалась на крышу, сон пропал совсем. Поднялся, натянул шорты и тельник, достал из чемоданчика заветную шкатулку. Это подарок друзей. В ней курительная трубка из железного дерева, вырезанная в виде ананаса, и в мешочке зелёного атласа измельченный лист настоящего кубинского табака. Дарители утверждали, что это бывшее имущество знаменитого карибского пирата. Ну, разве что табак современной засыпки.
Вообще-то не курю, но всюду таскаю за собой эту шкатулку. И в исключительных случаях.... Кажется, такому время.
Выбрался на свет лунный, присел на лавчонку под окошком.
- Покурим, Билли, поскорбим?
Набил пахучим зельем чрево ананаса, чиркнул зажигалкой в виде миниатюрного пистоля. Затянулся ароматным клубом. Не каждому под силу взять в лёгкие дым кубинского табака. Но верный Билли берёг организм, и я не испытал неудобств - только приятное головокружение.
- Не спите? - накинув кофту на плечи, в сатиновой ночной сорочке, ступая босыми ногами по неостывшей от дневного зноя земле, с крыльца спустилась Любаша.
- Сидите, сидите, - остановила мою попытку встать и присела рядом. - Курите?
- Это ритуально.
- Понимаю.
Что ты понимаешь? Что ты можешь понимать, сельская учительница? Твой двойник и моя жена была президентом страны, а потом Хранителем Всемирного Разума. Вот.
- Дом продавать будете?
- А вам есть, где жить?
- Разве что у Володи, но там хозяйка сварливая.
- Расскажите мне о бабушке.
- Хорошая она была, приветливая.
- Как вы познакомились?
- Да уж.... Приехала по направлению, закончив сельхозакадемию. Но как раз началась шоковая терапия, и совхоз почил в бозе. Развалился, словом. Никому не нужен стал молодой специалист. Валентина Ивановна директором школы была, уговорила ботанику с биологией преподавать ребятишкам. К себе жить взяла. Вот так из агронома переквалифицировалась в учителя.
- А Вовка откуда?
- Жених. Ездил ко мне на мотоцикле из соседнего села. Год, другой.... Валентина Ивановна.... Вы уж простите за откровенность. Всё за вас сватала.
- Она писала.
- А потом говорит, не едет - так что ж тебе в девках вековать? - выходи за Володьку. Ну и, сказала ему, засылай сватов. Он на радостях так гнал мотоцикл, что сверзился с моста и сломал позвоночник. Не состоялось сватовство. А потом слухи дошли. Поехали мы с Валентиной Ивановной, а там.... Мамы-святы! Лежит Вовка в дерьме, лицо и руки сыпью пошли, а на спине пролежни. Некому ухаживать - мамашка пьющая, а братья и сёстры мал мала меньше, не повернуть им такого бугая. Вовку мы сюда забрали, обиходили, врача вызвали. Тот осмотрел, процедуры прописал целительные. Да только медленно оно идёт, исцеление, а может и совсем....
- Тяжко вам.
- Привыкла.
- Замуж вам надо.
- Берите.
- Если согласны, считайте предложение сделано.
- Вы серьёзно? Вот так, без охов, ахов, поцелуев при луне? Или нам чувства не нужны - сразу начнём детей строгать?
- Зачем вы так? Во-первых, исполним бабушкин наказ - она же сватала нас. Во-вторых, мы с вами в таком возрасте, что способны здраво рассуждать и обустроить совместную жизнь, чтобы любовь явилась её следствием, а не причиной.
- Разумно, но хотелось чего-нибудь пылкого, ведь я ещё девица.
По закону жанра следовало обнять возлюбленную, приласкать.... И она - как это у классика? - сама под ласками скинет цвет фаты. Но.... Наверное, Билли вбил в сознание своим нытьём, что тело не моё, что дама не моя, что.... Словом, временно я здесь, в командировке, разрулить какие-то проблемы зазеркального Алексея Гладышева, холостяка, тридцати восьми годов от роду.
После продолжительной паузы Люба сама склонила голову на моё плечо. Но и после этого не потянулся её обнять.
- Дым не мешает? - спросил.
- Володю жалко. Что с ним будет, если уеду?
- Я его излечу.
- Вы маг?
- Нет, но кое-что умею. Вернее имею. Снабжают нас на атомном флоте секретными средствами. Сами понимаете, обслуживать реакторы дело нешуточное. Вот и....
Соврал, но мог ли открыться? И зачем?
- Владимир встанет на ноги, захотите ли вы со мной уехать?
Вместо ответа Люба пленила ладонями моё лицо и одарила страстным поцелуем. И даже после этого не обнял её изумительно тонкий стан или плечи. Ты гордишься мною, Билли?
Утром, когда Люба ушла в свою школу, присел на табурет у Вовкиной кровати.
Тронул колено:
- Болит?
- Да я их не чувствую, ноженьки свои.
- А говоришь, позвоночник сломан.
- Всё нутро у меня переломано, на хрен.
- Хочу поговорить. На ноги встать желаешь? Если поставлю, что отдашь?
- Да что у меня есть? - горько-горько сказал парализованный Вовка.
- Невеста, - мне претила и нравилась роль Мефистофеля. - Ты выздоровеешь, а Любовь Александровна уедет со мной.
Весь Вовкин напряжённый вид выражал страстное отрицание, вот-вот должно сорваться с губ роковое "нет", но застряло где-то на полпути. Мой визави морщил лоб и напрягал мышцы шеи. Да ты, брат, ещё и заика.
- Ей с тобой не житьё, Хазбулат удалой. Разве самому не противно, что любимая женщина выносит из-под тебя засранки? Ну, говори....
- Дай слово мужика, что не встанешь у меня на пути, и не будешь её преследовать.
- Даю.
Защёлкнув на Вовкином запястье оптимизатор, похлопал его по тыльной стороне ладони:
- Выздоравливай, дорогой.
По вечерам, выпив кружку парного молока, шёл спать, но едва нарастающая луна касалась конька дома, просыпался и выходил курить. Любочка, наверное, и не ложилась - спешила ко мне, не босая в ночнушке, а очень даже принаряженной. Поцелуями не обменивались, но перешли на ты.
- Почему женщин беспокоит полная луна?
- Не знаю. Но согласись, какая-то колдовская сила в свете присутствует, а нас испокон веков с нечистым в связях обвиняли.
Нырнула мне под мышку.
- Хочешь, околдую?
- Нет.
- А что хочешь?
- Гитару.
Пришла с инструментом на следующее рандеву. Не настроенным. Но....
Я пел ей: "Ой вы ночи, матросские ночи - только небо и море вокруг...."
Она: "На побывку едет молодой моряк - грудь его в медалях, ленты в якорях....", под мой аккомпанемент.
Были светлые тёплые ночи, и отношения наши были чистыми, чистыми....
.... Вовка вышел из своей светёлки в день бабушкиных поминок. За столом сидели гости. Негромкая текла беседа, инструмент позвякивал столовый. Вдруг разом тишина, будто поминаемая явилась.
Он вырос в дверном проёме, прислонился к косяку:
- Не ждали?
Взгляд скорее недобрый, чем ликующий.
- Ой, Володя! - Люба бросилась к нему на грудь. Но он отстранил её, не грубо, но решительно. Сел на освободившееся место.
- Пьёте?
- За упокой души.
Вовка замахнул стаканчик водки, сунул два пальца в тарелку квашеной капусты, захрумкал крепкими челюстями. Старухи истово крестились - отошёл столбняк.
- Блином, блином помяни.
Муромец поднял на меня тяжёлый взгляд:
- Пойдем, выйдем.
Вышли. Старушечьи лица прилепились к окнам.
Вовка отвесил мне земной поклон с касанием земли рукой.
- Спасибо, братка, - протянул оптимизатор. - Всё исполню, как обещал. Прощай.
И прочь со двора. Следом Люба. Вернулась подавленная.
- К своим пошёл. Пешком за восемь вёрст.
- Пусть промнётся - належался.
- Сказал, чтоб замуж за тебя шла.
- Правильно сказал. Идём к гостям. Завтра в дорогу.
Помянули, вымыли посуду, навели порядок в доме, сходили на кладбище попрощаться. Люба начала собирать вещи, а я улизнул в малуху и попросил Билли усыпить крепким-крепким сном. Не знаю, ночевала ли Люба со мной или в доме, выходила ли на свидание. Всё проспал, ничего не знаю. Ничего.
Потом было всё в обратном порядке - пыльный автобус, вокзал и зыбь под спальным вагоном. Вопросительный Любин взгляд преследовал всюду. Казалось, просверлит спину или затылок. И наконец, был задан вопрос. Мы сидели в вагоне-ресторане.
- Ты служишь на атомоходе?
- Да.
- Очень близко от радиации?
- Совсем рядом.
Показалось, услышал скрип Любиной кожи, когда напряжённую растерянность лица она перекраивала в жалкую улыбку.
- Есть последствия облучения?
- Не замечал.
- Тогда почему меня сторонишься? Зачем я тебе?
- Для совместной счастливой жизни. Обещаю её, когда приедем. Или желаешь, чтоб отымел сейчас, раком в гальюне?
И прикусил язык. Как он повернулся такое ляпнуть? И в мыслях не было оскорбить любимую. Нервы, нервы сдают капитан....
Люба швырнула на стол нож и вилку, встала и удалилась - независимая, гордая, оскорблённая. Будто моя прежняя жёнушка....
Вопреки логике, не бросился догонять с извинениями. Сидел и сок прихлёбывал, не обращая внимания на любопытные взгляды из-за соседних столиков. Им невдомек, с кем вёл диалог, смакуя апельсиновый аромат.
- Билли, хватит, возвращай на Землю.
- Потерпи, Создатель, чувствую, эксперимент не завершён.
- Что ещё?
- Что-то будет, что-то должно произойти - ещё понадобится твоя помощь здешнему Алексею.
- Тогда не противься нашей близости.
- Потерпи, Создатель.
- Я терпелив, но каково Александровне? В импотенты меня записала. От одного инвалида избавилась, к другому попала - сплошные горести! А где же счастье?
- А ты бы за речью следил - разве можно такое любимой сказать?
- Сам не понял, как получилось.
- Чтобы впредь не случилось - отнесись к ней, как к сестре.
- Ты насоветуешь: ведь именно это её и напрягает - отсутствие страсти.
- Ну, повздыхай чуток.
- С тобой о чувствах говорить - в ступе воздух толочь.
- Терпение, Создатель, терпение - ничего более не могу прописать.
- Обиделась Любаша крепко на мою глупость - может с поезда сойти.
- Остановок вроде не было.
- Возьмёт и спрыгнет.
- Так что ж сидишь? Удивляюсь твоей чёрствости.
- Да брось - с таким учителем....
Люба не спрыгнула с поезда, она спала на своём ложе. Присел, взял руку, погладил, поцеловал, опять погладил. Если б сейчас потянулась ко мне - клянусь! - плюнул на затаившихся в купе соседей и притиснулся, а там будь, что будет. Но Люба спала или делала вид, что....
В Севастополе у меня была названная мама - Анна Филипповна - жена начальника штаба Черноморского флота. Это она выхлопотала мне, холостяку, жильё под боком - в двухквартирном коттедже на побережье. Надо ли рассказывать, как обрадовалась приезду невестки. Завладела её рукой и вниманием, протащила по усадьбе, начав со своей квартиры. Побывали в моей - теперь нашей с Любашей. Вышли в сад, которым Анна Филипповна гордилась и называла "каторгой". Дамы нашли общий интерес среди кустов и деревьев. Мы с вице-адмиралом нажигали угли в мангале и смаковали домашнее вино в полумраке увитой виноградником беседки.
- Одобряю, - кивнул на гостью начштаба.
- Бабушкин выбор.
- Ну и, правильно. Так и надо относиться к браку - старшим доверять. У молодых-то ни ума, ни опыта - не успели свадьбу отыграть, а уж бегут разводиться.
Вечером состоялась помолвка. Филипповна из свекрови быстренько перерядилась в тёщу и потребовала соблюдения традиций. Пришлось просить у неё руки возлюбленной. А потом и у самой, преклонив колено. После согласия, нас объявили женихом и невестой, разрешили троекратно расцеловаться. Что мы с удовольствием исполнили. Театральность представления раззадорила Любашу - она раскраснелась, разговорилась, сияя белозубой улыбкой. Бросала через стол лукавые взгляды.
Стемнело. С моря потянул прохладный бриз. Я вооружился гитарой. И потекли по-над берегом прекрасные украинские песни, до которых Анна Филипповна большая мастерица. Пели русские песни. Захмелевший вице-адмирал пролил слезу.
- Как я вам завидую. Мать, ты помнишь нашу свадьбу?
- И-и-и-и! - Филипповна пустилась в пляс на пятачке перед беседкой.
По её знаку Люба выскользнула из-за стола. Закружилась - платье колоколом.
Адмирал рискнул вприсядку.
Я аккомпанировал.
Угомонились за полночь.
Люба за посуду.
- Утром уберём, - махнула Филипповна. - Идите уж. Сыночка и дочку за одну ночку.
Шёл за Любой по садовой дорожке и любовался изгибом её спины.
- Билли, не пора?
- Нет.
- Тогда грешим.
- Нет.
- Что придумаешь?
И он придумал. Едва вошли, зазвонил домашний телефон. Беру трубку.
- Товарищ капитан второго ранга, говорит помощник дежурного по кораблю мичман Лобода. Вам три восьмёрки.
Три восьмёрки - условный код, означающий срочное прибытие на борт.
- Машина будет?
- Нет.
- Понял. Буду.
Вызвал такси. Облачился в форму. Поцеловал невесту:
- Прости, дорогая.
- Не так, - Люба повисла на шее и припала губами.
Сквозь все блокады оптимизатора почувствовал позывы страсти. Будь ты проклят, интриган виртуальный!
Дел на крейсере всего лишь было открыть сейф и передать курьеру Генштаба некий пакет, суть которого не имеет отношения к этой истории. Можно было возвращаться, но завалился спать в каюте. От греха подальше.
Люба подозревала во мне холодность, отсутствие чувств и ломала голову о причинах, побудивших улестить её из села и даже просватать. Утро встретила в слезах. Вышла в сад, где Филипповна разбиралась с посудой.
- Что случилось, донюшка? Дома не ночевал? А где ж его бис носит? Вызвали? Ну, я ему сейчас....
Свекротёща набрала номер моего мобильного телефона.
Как оправдаться? Перешёл в контрнаступление.
- Сейчас заканчиваю занятия с личным составом и сразу в город. Прошу привезти Любашу в магазин для новобрачных и оказать помощь в выборе платья.
- И тебе костюма.
- Я буду регистрироваться в форме.
- Я тебе покажу форму. А заявление когда?
- Сразу и подадим.
Заявление мы подали. Казалось бы.... Но Билли или рок хранили мою невинность. Он ли придумал, так ли в мире сложилась обстановка, но она потребовала присутствия российских военных кораблей в восточном Средиземноморье. Тем же днём нас взметнули по тревоге, и через сутки боевое соединение Черноморского флота покинуло Стрелецкую бухту, взяв курс на Дарданеллы.
Легли в дрейф в виду ливанского побережья. Мористее - американский флот во главе с тупорылым авианосцем. Демонстрация присутствия беспокойным арабам. А мы кому что демонстрируем? Наверное, всем свою глупость - торчим между враждующими силами, как сосиска в хот-доге.
С Любушкой переговаривались по командирской связи. По барабану рогатки секретных служб для жены начштаба Анны Филипповны. С моей невестой под руку она опрокидывала все барьеры в здании, оброгаченном антеннами.
- Очень скучаю и безумно люблю, - признался в микрофон, сжимая тангенту.
И Люба:
- Думала, никогда не услышу этих слов. Действительно, у моряков особая душа - их чувства рождаются вдали от берега.
- Не смейся, вернусь из похода, выброшу всю твою обувь - на руках буду носить.
- Теперь уж точно рассмеюсь - как представлю....
Прошёл месяц, на исходе второй....
Люба сообщила, что к свадьбе у неё всё готово. И мой костюм висит на плечиках. Она устроилась на работу в русскую школу, первого сентября начнёт занятия с ребятишками. Ждёт меня, не дождётся....
Мы дрейфовали. От скуки поднимали боевую готовность - учебные тревоги по две-три за сутки. Янки наблюдали за нами, кичась своим превосходством в стволах и крыльях. Оно, конечно.... Но если до бузы дойдёт.... Словом, бабка надвое сказала. А что сказала - там видно будет.
Однажды встрепенулись американцы. Двойки фантомов одна за другой покидали палубу авианосца и над нашими головами уносились к берегу. На линкорах заработала артиллерия главного калибра, и снаряды со свистом и шипением, рассекая воздух над нами, утюжили береговые укрепления. Там слышались разрывы и вздымались в небо облака чёрного дыма. Началось!
Началось, и мы поняли, в какое дурацкое попали положение. Наша демонстрация ничего не дала - ни предупредила, ни застращала, ни предотвратила. Ударить по янкам мы, понятно, не могли. Как помочь истекающим кровью ливанцам? Закрыть грудью? Да мы и так почти что.... Да нет, чёрт возьми, это мы америкосов грудью прикрыли.
Оправившись от внезапности авиа и артудара, заговорила береговая артиллерия ливанцев. Один из первых снарядов пробил нам борт ниже ватерлинии. Начался пожар, вода хлынула в отсеки и, как следствие, дифферент на борт.
Командир соединения принял решение увести корабли из-под огня.
- На "Севастополе", доложите обстановку.
- Пожар на верхней палубе и в жилых отсеках ликвидирован, пробоина заделана, ведётся откачка воды.
- Потери?
- Два матроса пострадали от ожогов, мичман отравлен угарным газом. Все живы.