Железная дорога - отличное изобретение, полезное. Но кто ж так шпалы придумал класть, что они на шаг не попадают, - сетовал на жизнь Дима шагая по шпалам перегона Бородулино - Волегово под нежарким солнцем августа. Кто придумал, Дмитрию рассказывали в техникуме, но он забыл фамилию этого инженера - садиста. Еще Дмитрию рассказали в техникуме, что ширина между рельсами в России шире чем в Европе, чтобы враг на границе с эшелонами застрял, но ширина дороги не мешала ходьбе и о ней Дима не думал.
- Знали же, что по ним люди ходить будут, мог бы подогнать поудобней, пересчитать как-то рельсы рельсы шпалы шпалы, - заговорил со Светой Дмитрий.
- Дим, а ты по щебенке иди, по ней проще, - отозвалась Светлана - бабенка, считавшая себя Диминой невестой. У Светланы было все: Двенадцатилетний сын, квартирка в городе, огородик за городом, работа в больнице, премии раз в квартал, сосед заходил иногда, когда сына дома нет. Редко. Мужа только не было. Диму она считала приемлемым кандидатом. Когда кроме всего возраст тоже уже есть, и тюлень подойдет. Не до орлов. Сама Света мелко перебирала по блестящему рельсу недлинными полненькими ножками, обтянутыми в черные узкие джинсы, которые, считается, придают ногам стройность. Редко касаясь Диминого плеча, когда покачивалась, теряя равновесие, Света думала о будущем.
В мечте о близкой свадьбе она шла на каблуках размером с рельс, выше Димы на полголовы, вот как сейчас, ладно, не в белом платье. Подруги обязательно будут. Абстрактные, специальные чтобы обзавидоваться. Белый Лимузин (закрасила в уме рекламные надписи). Громкий марш. Жених ставит подпись, все растроганы (жених не очень Дима, скорее Диего или Даниэль). Хруст щебня под ногами Димы прорвался сквозь марш и хлопки шампанского.
- Давай лучше по шпалам. - улыбнулась Света
Впереди, чтобы не смущать сына с будущей невесткой, шагала уже не резвой полной силы походкой, как лет двадцать назад, а так как ходят ближе к старости мать Дмитрия. В последнее время начали болеть и ноги и спина и сердце не на месте и Света вроде ничего, а неспокойно за сына, и все неладно как-то на душе. Потому и за грибами вылазку решила устроить. Чтобы все вместе весь день. Присмотреться как они между собой, сладится ли у невестки с Димой. Единственный же. На отца Дима не очень похож, тот слишком самостоятельный был, лез везде. И в драку и за стол и на работу любую. Невыносимый был человек. Хорошо, что Дима не в него. Будто не Миронов. Вот женить только его надо, чтобы всё как у людей. Ну и что, что ребенок будет приемный. Зато Димочке заболеть не даст, вылечит. Да и самой на старость врач пригодится. Был бы врач всегда рядом, может Миронов не помер бы. Муж с рабочими на морозе грузил лиственичные тяжелые шпалы на переднюю площадку маневрового электровоза. Зачем, куда, никто не сознался. Маневровый стоял после езды по снегопаду с налипшим снегом на обеих лестницах, спускавшихся с площадки, похожий на отрубленную усатую седую голову богатыря из сказки. Скользко. И шпалы обледенели. Пятая сорвалась. Не могло быть иначе. И упала на того, кто снизу толкал, на Миронова, конечно. Он же самый сильный и до работы зверь. Полгода грудь и спину растирали чем-то пахучим ну и затерли. Стерся весь, усох. Хоронить несли легко как будто пустой гроб был. Остались одни Мария Семеновна и Димочка. Всю любовь, непотраченную на мужа выплеснула на него. Не может такого быть, чтобы Дима лишний раз боль испытал, без присмотра остался, замерз, голодным в школу ушел. Никак не может, нельзя такого допускать. Военком от денег не отказался по-знакомству, убыло в ящичке в комоде, зато Диму не обидит никто. Надо ему с женой помочь определиться вот сейчас уже, пора. Пока живет пока дышит Мария Семеновна только Димочкой она жива, только им она будет дышать.
Грибы, не растут на железной дороге, конечно, но места, где они растут всегда ужасно далеко от дома. Наверно, если вокруг любой деревни нарисовать круг радиусом километров десять (примерно столько может человек петляя по лесу пройти и вернуться домой в один день), то самые лучшие грибы будут расти на краю этого круга. И не важно, что по пути попадется еще одна - две деревеньки, они не приблизят и не отодвинут эту границу, нужную чтобы грибник был максимально измучен ходьбой. Может быть, долгая ходьба это плата за грибы, которую берет лес с человека? Куришь, орешь, давишь сапогами мухоморы - плюс пятнадцать километров. Кладешь синичкам сало зимой в кормушку - минус два? Всем в Бородулино известно, что грибы - они или за Агеевкой или за Артемьевкой, ближе не растут, а если растут, то не в тот день, когда идешь за ними. Если за Артемьевкой не попадутся, тогда самый надежный вариант - Семиденные и вокруг по перелескам. Если уж там не будет, значит не грибник ты, а спортсмен просто.
Железная дорога нужна чтобы сокращать время в пути из пукнкта "А" до любого места, которое находится по направлению, указанному рельсами. Не в пункт никакой а, так, хоть куда. По железке всегда быстрей и короче, даже если пешком. Отошли уже километров на пять. Позади переезд, Грива, Золотая насыпь, выемки, еще насыпь. Пришли. Поворот.
Через заросли шиповника еще не заросшая напрочь тропинка сворачивает вправо к бывшей казарме. В семидесятом году еще в казарме жили путейцы - рабочие для обслуживания железной дороги. Здесь было людно и шумно. Гвоздодеры для извлечения костылей из шпал, молотки размером сантиметров пятьдесят между бойками, чтобы вгонять костыли обратно, другие угрожающего вида инструменты подпирали желто-коричневые дощатые стены. Путейцы могли, пропустив товарняк, руками вырвать шпалу из под рельсов, вогнать новую, приколотить это все, утрамбовать балласт и успеть покурить перед следующим проходящим поездом. Таких широких спин, как у шпалоукладчиц, больше нет ни у каких женщин и не будет больше никогда. Хотя мужики - путейцы от других мужичков ничем не отличаются. Непонятно как так быть может.
Казармы закрыли по всей железной дороге и их как-то очень быстро не стало. Если деревянный дом в брошеной деревне не сразу перевезли в поселок или не разобрали на дрова, он еще долгие годы стоит, охая и приседая, пока не останется от черной бревенчатой пустоглазой избы крапивный холм с мышами и муравьями. Казармы растащили в момент. Может потому что у нее хозяин - страна. Не придет, не спросит куда брус делся или вагонка со стен. А если придет уполномоченный представитель страны с красным просветом на серых погонах ... да не. Не придет.
На тропинке, поднимаясь в горку, Дима робко шлепнул Свету по заду, как-то сразу представив себе как он ее поставит к дереву в лесу, но дальше додумать не решился. - Мама же тут. Муравьи. И она не такая. А если такая? Тогда зачем на ней жениться? Так надо? Кому надо? Надо.
Дмитрий был правильным человеком с детства. Ходил в шапке когда осень, хотя шапка дурацкая с ушками другого цвета, довязанные мамой чтобы в ушки не дуло. Пил кефир когда мама заставляла, в нем же кальций. Не ходил в соседний двор, там хулиганы, а ходил в музыкальную школу, но не через соседний двор, конечно. Недавно Дима услышал термин "Удушающая любовь", сразу про маму вспомнил. Такая же любовь у нее. Вязкая. Но Дима привык. Меньше дышать стал, может, ровнее.
Жизнь ровно прокатила его через пионерское детство, выучила в техникуме, отвела от армии, устроила на работу в диспетчерскую на вокзале в Верещагино, познакомила со Светланой вот теперь, одела в серый костюм, по которому сразу понятно, что в таком же костюме этого человека и похоронят когда-то. Может, в синем, но таком же.
Он познакомился со Светой из за боли в животе. Мама отправила в больницу. Серьезное заболевание, которое надо долго лечить, но оно обязательно пройдет, так Светлана определила.
Тогда в больничке, составив мнение о том, кто перед ней, прочитав карточку, Светлана посмотрела в зеркало, на Дмитрия, и, подумав минуту, назначила ему курс лечения с непременным посещением врача каждую неделю в течение полугода. Для медицины это было новостью, для Светланы удачной охотой, для Дмитрия судьбой.
Может ну ее, женитьбу, сын этот еще... что мне с ним... жил тридцать лет и ничего, - обрывки мыслей бултыхались в голове пока Дмитрий перешагивал через кусты и какие-то обломки досок. Под ноги попала колючая проволока, - зачем она здесь? Кого колоть, кого ловить? Попробовал на палец, остренькая. В траве увидел резную разделочную доску с рожей не то домового не то лешего, рассмотрел, не понравилось. Полосатый шест под ногами. Поднял. На конце жестянка с буквой "С" - временный знак путейцев для обозначения места работ. Не зря учился в техникуме, пригодились знания. Нашел еще такую же жестянку подсунул под первую на шест. Получилось "СС". Вспомнил кино про Штирлица, посмотрел на себя. Не похож. На столбе еще жестянка, только уже с черепом и ржавой молнией в глаз. Не влезай убьет. Не полез. Мама со Светой далеко уже, надо догнать.
Небо метнулось вперед и вверх. Удар по заду, сразу удар в лоб сильный, твердый, удар по ногам, на зубах вкус крови. Обожгло под олимпийкой, нечем дышать. Вода! Холодная! Выскочил.
- Мама! Маааама-ААА-ааа.
Колодец в который провылился Дима был глубокий, метров шесть. Самое плохое, что ноги только - только достали до дна. Жжет холодом всего. Попробовал выбраться, инстинктивно хватаясь руками за осклизлые бревна сруба, не получилось, сорвался, опять ушел под воду с головой. Хохотнул от мысли, - вот они грибы то. Полкорзинки на срубе набрать можно. Надо маму позвать.
Рука зацепилась за паз между венцами, вывалила сразу целое бревно из стены. Еще три выпали сами, стоять стало легче над водой уже плечи торчат, но холод жуткий. Надо кричать.
Мария семеновна обернулась на опушке леса, нигде не увидела Диму. Рядом Света идет, рассказывает о крыжовнике вот и заговорились.
- Дима нас не обогнал?
- Нет вроде он позади меня шел, - насторожилась Светлана.
Покричали.
Покричали.
Мать как током ударило. Побежала назад, кричит уже на бегу, ничего не слышит в ответ, кричит всё. Тут же поезда, а вдруг вернулся? А вдруг на железной дороге присел, а там поезд несется? Не добежав до руин казармы немного перевела дыхание, поезда не слышно вроде. Надо дух перевести, сердце выскакивает. Из под земли дурной голос , - маммм-аа-аааа-АА.
Подбежала Света. Моментально поняв в чем дело начала скидывать ветровку, ремень связывать все, еще ветровка, с мамы, хлипкой поясок какой-то, свою рубашку, с мамы постеснялась. Подползла к краю колодца осторожно чтобы не провалиться самой. Дима стоял в воде по грудь, то открывая рот беззвучно, то выталкивая сквозь синие губы то ли вой то ли визг. Бревна которые он обрушил помогли подняться над водой еще немного. Сырые и гнилые они хорошо тонули и если стоять не шевелясь, то на них можно держаться хоть немного приподнимаясь над страшным холодом. Ноги уже не чувствовали ничего, поэтому шевелиться было опасно. Да и незачем. Все нижние венцы сруба попадали в колодец, а до тех, что выше Дмитрий дотянуться уже не мог.
Все связанное не достало и до середины. Надо привязать джинсы, джинсы тугие, снимаются с трудом, сорвали вместе. Мамины штаны и кофта пошли за джинсами.
Диме стало заметно теплее. Руки, ноги не болят но и не слушаются. В животе и груди холод тоже начинает отпускать.
- Может вода согрелась от меня? - еще одна глупость проскочила в голове.
Представил как мама и Света срывают с себя одежду стоя между кустами под солнцем. Как это поймут люди, которые мимо пойдут? Неудобно. Им надо одеться. Одеться, обуться, отоспаться, обняться, обойти окрестности онежского озера как там дальше на "о"? Дмитрий начал засыпать. Вдруг сверху прилетела в больное место на лбу большая гнилушка из под рук Светы. Вышел из оцепенения. Безвольно поднял руки и, хотя мог бы уже дотянуться до привязанного носка на конце поданной связки, не стал этого делать. Представил как Света падает в колодец, не удержав его веса, как она не понимая что уже тепло здесь, начинает барахтаться, кричать, звать на помощь, подумал, - пусть лучше так. А что так додумывать лень.
Света, утешая маму на бегу, метнулась к стоявшим рядом березкам, сама не понимая зачем. В мозгу повисла табличка из учебника со статьей об особенностях переохлаждения в воде. Или вода теплая или...
Мама с веревкой пыталась зацепить сына за руку носком, рискуя свалиться к нему. Сыну было это не нужно, сыну было уютно в колодце. Дима глядя заплывшими глазами в лицо маме нашел силы промычать что-то, потом громче, громче.
- Мама, прости! - услышала Мария Семеновна последний раз от человека, которого любила больше всего на свете, проследила глазами как он осел, завалившись набок, и скрылся под плававшей на воде бурой трухой.
Света ожесточенно кромсала березку складным тупым ножиком и уже далеко продвинулась в этом, но ствол всё не ломался. Мать подошла к невестке, уставшим спокойным голосом сказала:
-Все. Пошли людей звать.
Поднимали Дмитрия кошкой, зацепили как придется, а пришлось за ребро. Как грешника в аду на старинных гравюрах. Вытащили конечно.
Может, зачлось ему на этом свете такое обращение, на том меньше дадут, - перешучивались мужики, сами похожие на чертей после возни в колодце. Не от бесчувствия или черствости, а просто потому что мужики.
После случившегося мать обратилась в милицию с просьбой о привлечении к уголовной ответственности людей, да, наверно, людей, оставивших не закрытым брошеный колодец. Но раньше, при работающих казармах, эти колодцы обслуживала специальная организация, которая после закрытия казарм была упразднена. Лица ответственного за колодец установить не удалось. Так все и заглохло.