ГЕММА

Голубой кусок стекла, -
мы тебя разрисовали,
драгоценностью назвали,
жизнь сквозь пальцы утекла...

Безделушка на ладони
у ещё живой руки,
снова брызжешь огоньки
угасающей мадонне.

Век - и новая рука
полустёртый камень гладит,
и резец уже слегка
виден. Так - до новых стадий.

Вот уже и нет клейма
на кристалле лазурита.
Как же память? Память - тьма
и дожди метеоритов...


КРИТ

Брошенный в синь Средиземного моря,
схваченный пеной, на волю ветров
отданный, в кущах олив у предгорий
остров - божественный дар из даров.

Где-то в глубины ушла Атлантида,
тихо Эол о былом говорит,
мрамор крошится и тень аониды
не потревожит расколотых плит.

Крит! Ты ещё не на дне океана
и не осколками амфор живёшь!
Ты всколыхнёшь ещё дальние страны,
страстью по мифам и тайнам придёшь.


ДИОГЕН

Потрёпaнных полков уходят поколeнья, -
ни слaвы, ни побeд, a бойнe нeт концa.
Из мглы вeков глядят нa повторeнья тeни,
и трудно уцeлeть, нe потeряв лицa.

Нe можeт зaлeчить ничто душeвной рaны.
Философы твeрдят: "Врeмён прeрвaлaсь связь...".
Зaпугaнный нaрод склонился прeд тирaном
привычною спиной и опустился в грязь.

Жуёт сухaрь нужды, тaясь, полу-кaлeкa,
чтоб мeж собой связaть нaчaлa и концы,
и ищeт Диогeн со свeчкой чeловeкa,
а вслeд зa ним идут ищeйки и лжeцы.


СИЗИФОВ КАМЕНЬ

Кручусь весь день вокруг забот -
в них смысл и жизнь моя.
Споткнусь - до свадьбы заживёт, -
боль от других таят.

Но если миг передохнуть
мне выпадет хоть раз,
мелькает мысль: "Зачем я в путь
схватил такой балласт?"

Валун - гранитный, - по плечу
он мне? Да и зачем
упорно вверх его качу?
Иль нет других проблем?

Вершина тянет, как магнит:
"Кати, тащи, дружок...".
Послушай, всё во мне болит,
и как я изнемог!

Летит с катушек мысль моя,
а камень - тут как тут.
О, Боже, снова я - не я,
и вновь - сизифов труд.


***

Жизнь
прекрасна, успокоясь.
Полюбись
Дафнису Хлоя.

Потянись
рука в объятье -
знает жизнь,
что люди - братья.

Так хочу,
чтобы любили,
в море чувств
себя забыли.

Чтоб судьба
жила в покое,
как
прикосновенье Хлои.


***

Поколенья Левия
полeгли в золу,
дрeвняя Нинeвия
ухнулa во мглу.

Рим рaзгрaблeн дочистa
скопищeм врaгов,
воздaются почeсти
ордaм дурaков.

Улыбaясь блaгостно,
в омутe стрaстeй,
рвут друг другa яростно
влaсти всeх мaстeй.

Изучaю, Божe, я
прeжниe вeкa, -
до чeго ж похожaя
нaшa жизнь, дa кaк!


САФО

Задумчиво, как только можно в мире,
выводит мысли грифелем Сафо.
Парит душа, страшась бездонной шири
и не решаясь стать её строфой.

В плену мечты и неги полусонной
зовёт тысячелетья за собой,
но мечутся растерянные волны,
переходя в размеренный прибой.

Немало песен будет жить на свете,
хоть Парка Дней на жизнь людей скупа.
Нежнейшим бризом овевает ветер
точёный лик, сдувая прядь со лба.


***

Нить выбирая из кудели,
вздремнула Парка чуть, и вот
четыре эллинских недели
сложились в месяц без забот.

На все излучины и склоны
ложится зной полуживой,
шумят безумолчные волны,
лаская берег синевой.

Погоде, южной и дремотной,
и чаек гвалт не говорлив,
но птице пришлой, перелётной,
не вить гнезда в ветвях олив.

Смотрю на моря ширь без края
сквозь цейса резкое стекло,
где, поплавком меж волн мелькая,
всё ближе паруса крыло. 


АФИНА И АФРОДИТА

Олимпийские высоты
  древнегреческих богов
укрываются в тумане
   недоступных облаков...

Есть одна богиня там, -
не в обиду всем другим, -
спутница моим мечтам,
снам и помыслам благим.

Жизнь пройдя до половины,
я не стал бы, как Парис,
обделять мою Афину, -
бросил яблоко б ей в высь.

Как прилежный ученик,
я иду её путём,
к тайнам знания приник,
подчиняясь ей во всём.

Там, где обитают боги, -
облака таят судьбу.
Не торю наверх дороги,
лишь надеюсь на тропу.

Но в плену земного круга,
властью знаний овладев,
Богом данную подругу
я не встретил среди дев.

Хоть душа любви открыта,
если дружат - не любя.
Но не мсти мне, Афродита, -
не отверг я и тебя.

Как мне нежность разделить,
страсть ночей и негу снов?
Две богини - две любви,
только яблоко одно.


МОНОЛОГ СПАРТАНСКОГО ЦАРЯ

О, Аттика! Акрополь, зной, Афины.
Оливков мне не есть у Фермопил.
Сын Дария ведет через теснину
свои войска и толпы скрыла пыль.

Мне не спасти ни Греции, ни жизни,
хоть на закланье триста душ и тел.
Но только триста! И в моей Отчизне
их будет горько видеть на щите.

Где упаду - история не скажет.
Мечи с землей смешают кровь и плоть,
и семена растений кровью свяжет,
чтобы теченье Леты побороть.

Проходит зной и угасает пыл.
Обидно погибать у Фермопил!..


***

Писал на папирусе Плиний,
шёл Цезарь по камушкам вброд,
пока Моисей по пустыням
водил одичавший народ.

Потом поделили планету
на варваров и прощелыг,
загнав мудрецов на край света,
а слово - в воинственный рык.

Всходили светила и гасли
в далёких галактиках, но
суть та же, что в прошлом, сейчас ли, -
всплывает и пахнет одно.

Надейся на лучше завтра,
мечту о мечте возлюбя, -
каких ни открытий ты автор,
всё выльется против тебя.

Мешая с органикой стронций,
мир зиждется на дураках,
и нет тебе места под солнцем
погрязших в крови и деньгах.

Придавленный памятью прошлой,
не вздумай хвататься за нож!
Поверь: хорошо уже то, что
ты сам для себя создаёшь.


ТИРАН

Тиран был хитр, он мудрость презирал,
людей ценя, как пушечное мясо,
с открытых лиц улыбки забирал,
лишая мир палитры чудных красок.

Предпочитая не шутить с огнём,
бросал в тюрьму всех, кто ему опасен,
но с каждым часом, с каждым новым днём
его конец был близок и ужасен. 


СУЛЛА

Как опостылел этот Рим!
Всё одинаково и тошно.
Незыблемы - на том стоим,
но дальше жить так невозможно!

Тибр не направит воды вспять,
и не рассыплешь взглядом Форум.
Взгляни вокруг - потянет спать,
уснёшь - а там одни повторы.

Меня пытает эта власть, -
плебей - счастливей, чем патриций,
и подбивает злая страсть
плевать в пресыщенные лица.

Фальшивой одою Зоил
напрасно сотрясает воздух...
А сколько крови я пролил!
Пора на пенсию, на отдых...


МАРТОВСКИЕ ИДЫ

1. Цезарь - Цицерону

Рим затаился, скрыв обиды,
и лесть утихла, как ни странно.
Мечта в сады Семирамиды
ушла, оттачивая планы.

Свободно жить. Жена спокойна.
Сын задаёт уже вопросы.
Простил врагов и недостойных.
Что вы замыслили, философ?

Вчера, читая Геродота,
я вспомнил вас и вашу клику.
Как там Помпея, кто же сотый
её любовник? Он ей к лику?


2. Цицерон - Цезарю

Письмо получено, мой цезарь,
или мой фюрер - как хотите.
Меня смущают антитезы:
"Свободный дух" и "власть в зените".

Своею дружескою дланью
Вы придавили непокорных.
Лесть - это весточка восстанья.
Мысль о восстаньи у придворных,

у ваших вышколенных теней?..
Смешно. Напрасны страхи эти.
Раздайте неимущим денег
и хлеба - он надёжней плети.

С Помпеей я почти не вижусь.
Любовник - незнакомец некий.
Пишите чаще, не обижусь
на резкость, ибо в человеке

Всё интересно. Цицерон.


3. Предчуствие

Окна распахнуты в вечность.
В вечном городе - ночь.
Цезарь постиг быстротечность,
теперь ему не помочь.

Отослана Клеопатра,
в опалу попал Цицерон.
Никто не знает, что завтра
ждёт диктаторский трон.

В знаменья уже не верят,
над ними смеялся Брут:
"В жизни нет места мере,
а прорицатели врут.

Брось предаваться грусти,
мы ведь ещё в живых!..".
"Бог беды не допустит", -
кто-то сказал из своих.

Встретился прорицатель
утром в тени колонн:
"Бойся друзей в Сенате -
месяц дурных времён!".

Странное время года
в душу вливает грусть:
"Раньше - была свобода,
нынче - уснуть боюсь".


4. Молитва Цезаря

Все странствия
и все бои
в прошедшем -
за грехи мои.

И жизнь,
отпущенную в путь,
не воскресить
и не вернуть.

Я думал: слава -
это всё,
что нам за труд
судьба несёт.

Но уплывут
за Стикс друзья,
никто не вспомнит -
жил ли я.

Жена и сын
пройдут, как сон,
по зыбкой
лестнице времён...

Я знаю:
что-то здесь не так!
Нe бeзднa ждёт мeня,
нe мрaк,

а что-то стрaшноe
из бeд,
что извeдёт мeня
нa нeт.

Тaм, зa чeртой
живёт ли Бог,
или душa -
брeд лживых строк?

Мнe сон - нe сон,
и ночь - нe ночь.
Гдe друг, что смог бы
жить помочь?


5. Послe

Убили чeловeкa. Тишинa...
Убили, a зaчeм? Кому-то лeгчe?
Всё тaк жe бeспощaдны врeмeнa.
Трaгично счaстьe. Одиноки рeчи.

Пeсок в чaсaх струится, тaeт квaрц...
И нeт чaсов, a врeмя по пустыням
рaссeяно... Жизнь - битвa, a нe фaрс,
и тяжко рaвнодушиe к святыням.


***

Прекрасна мысль, отстоенная жизнью.
Нас тяготит незнание причин:
где правда, где тупик - не различим,
робеем перед безднами и высью.

И вдруг движенье мысли мудреца
нам открывает замыслы Творца,
и бесконечность обретает меру,
а знание освобождает веру.

Прочти Элладу всю, от Гесиода
до Демокрита, и опять начни.
Пусть протекут твои Труды и Дни
под знаком философии свободы.

Ты тот, кого избрали на Олимп,
достойного - достойные к беседе.
Вино веков таит, как привкус меди,
печаль, молитву и предсмертный хрип.

Не впитывая яда, полни память
надеждами, стремись открыть миры,
которые укрыты до поры
в незнании и норовят истаять.


ПАСИФАЯ

Растленье не имеет края,
когда за этот край шагнёшь.
Изнеженную Пасифаю
ты, страсть, вконец с ума сведёшь.

Царить и ничего не делать, -
не слишком ль ноша тяжела?
Перелистав мужскую челядь,
она себя лишь разожгла.

Утратив стыд, она посмела
пройти блудницей сквозь века,
разгорячённым страстью телом
насаживаясь на быка.

И год за годом неуклонно
метался сладострастный крик,
и ширилась тропа к загону,
где отдыхал несчастный бык.


ИЛИАДА

Перед тем, как с Троею
выпала оказия,
шли во Спарте оргии,
прям до безобразия.

Пьянки, драки, пляски -
нормою в  отечестве,
жили по-спартански,
трахались по-гречески.

Рвались в битвы воины
с мирными соседями,
самые достойные
бабы были ведьмами.

Царь лишь не печалился, -
постарались сводники, -
ровни ждать отчаялся,
закрутил с молоденькой.

Свадьба, то-есть оргия,
шла седьмые сутки,
мужики безрогие
тронулись в рассудке.

Взвод мужей с невестою
все перины выспал,
точно лишь известно нам:
кто-то был Парисом.

Пожалел красавицу
и увёз во Трою.
Царь два дня промаялся
и простил героя.

Только окружение
встало резко против,
ощущая жжение
в самой крайней плоти.

- Возвратим неверную,
разуму обучим.
В общем, дело скверное
в обчестве гадючьем.


***

Отплывали эллины на Трою
на своих корабликах гребных.
Если так плывут, то, значит, стоит, -
ветер бы попутный не затих.

В Илионе прячется Елена,
и в борьбе за женские права
будет мыть тела морская пена,
обагрятся камни и трава.

Сверху с пониманьем смотрят боги,
не мешая первым морякам.
Честь - она всегда удел немногих,
переросших страны и века.

Мы своих красавиц поим водкой,
покупаем за еду и кров,
их протест перекрываем глоткой,
реже доходя до кулаков.

Нет, рука не дрогнет у подонка,
ежели его не замели.
Но проснётся в ком-то амазонка, -
значит всё в порядке у Земли.

И бегут от нас во все лопатки
спутницы по счастью и беде.
Нам бы вспомнить древние порядки,
цену дружбе, чести, красоте...


ОДИССЕЙ И ПЕНЕЛОПА

Чей парус взвился над волной?
Хитрюга Одиссей
сегодня кинул дом родной,
супругу и детей.

Махнул рукой жене с борта, -
приеду, как же, жди...
И вдаль - на долгие года
и длинные пути.

А вслед ему, молясь богам
за мужа-остолопа,
смотрела как он убегал
супруга Пенелопа.

А волны ненавидят борт
любого корабля,
и скоро станет мифом порт,
и вообще - Земля.

Валы, как бешеные псы,
взревут: "Мы всё сметём!", -
потащит ветер, сукин сын,
неведомым путём.

А где-то там, богам молясь
за мужа-остолопа,
пускала голубей на связь
бедняжка Пенелопа.

А вот и Троя. Там уже
не нужен Одиссей.
Он обойдён был в дележе
и изгнан, как плебей.

Его, за хитрости кляня,
загнали на корабль.
- Бери троянского коня
и дуй на все ветра!

А вдалеке, богам молясь
за мужа-остолопа,
почтовых голубей на связь
пускала Пенелопа.

А на Олимпе в пору ту,
в отделе адресов
губила жизнь и красоту
гражданка Каллипсо.

Решив, что Одиссей - мечта
для женщины земной,
она сказала: - Ерунда,
он завтра будет мой!

А чтобы не было проблем,
то на пути возврата
Каллипса возвела гарем
и остров для разврата.

Вот и бродяга Одиссей
с оравою воров.
Он зол, как тысяча чертей, -
ему не до пиров.

Но вин потоки полились,
жаркого слышен шум.
Друзья до свинства напились
и потеряли ум.

А где-то там, богам молясь
за мужа-остолопа,
напрасно голубей на связь
пускала Пенелопа!

Семь лет, как день, ушли во тьму,
но есть всему предел:
она наскучила ему
и он ей надоел.

Что я забыл здесь, не пойму? -
сказал он раз, вспылив.
Она ответила ему:
- Катись, покамест жив!

Вот остров тает за бортом,
друзья пришли в себя,
а впереди - родимый дом,
где, может, ждут тебя...

Хоть соль проела паруса,
пресны матросам дни,
вверх-вниз летят, как на весах,
на все моря - одни.

Уж в бочке сыр утратил сорт,
испортилась вода.
Вдруг снова остров, что за чёрт? -
виднеются стада.

Болит от голода живот,
а там - барашки с ферм.
Но кто бы знал, что там живёт
приятель Полифем?

Ну, только мяса нажрались,
циклоп матроса - хап!
Когда бы не попутный бриз,
не вырвались б из лап.

Казалось - свыше решено
проплавать путь земной,
сирены звали их на дно,
бил с неба град стальной.

Вот с мачты крикнули: "Земля!",
вот киль рассёк песок.
Итака! Днище корабля
легло бортом на бок.

И некуда теперь спешить,
и виден дом с холма.
Теперь бы только жить да жить,
и не сходить с ума.

Шагает к дому Одиссей,
отвыкший от семьи,
чтоб у жены спросить своей:
- Где голуби твои?


ОДИССЕЙ

Ждущим суждено мгновенье встречи,
только возвращаются не все.
Беспечален, но и не беспечен,
к берегу причалил Одиссей.

За его спиной осталось море,
острова и самый край Земли,
облака надежд и бездны горя,
сто путей и скука на мели.

Он идёт, хрустя прибрежной галькой,
просолённый, обгорелый бог,
а в дому поскрипывает прялкой
та, к которой не прийти не смог.


ИВИК

Шёл поэт от чужого застолья,
расплетая лавровый венок.
У поэтов печальная доля:
хочешь выжить - иди одинок.

А дороги - как рваные струны,
догадайся - какая прямей?
Вот и вышла ему не фортуна, -
запетлял ему путь, точно змей.

В перелесках таились и ждали.
Дaльний путь для засады хорош.
Воронёные лучики стали
засветились на страшный правёж.

У кого же врагов не бывало?
У поэтов нет счёта врагам.
Вот один уголовник бывалый
пошутил: "Покричи журавлям!"

"Журавли, - крикнул Ивик им, - здесь я
умираю, а вам надо жить..."
Тает песня, уйдя в поднебесье, -
лишь её не поднять на ножи...


ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ

Одна лишь любовь не снижалась в цене,
когда было нечего ставить, -
то дождь золотой, то виденье во сне
прельщало неумных красавиц.

Но если не купишь и не поразишь
обличием воображенья, -
не стоят полушки ни Рим, ни Париж,
и тяжек путь от сотворенья.

Чем сломишь упрямство девчонки земной,
влюблённой в свое отраженье?
Но может случится ли казус такой,
чтоб бог потерпел пораженье?!.

Какая случится от силы беда,
коль мечешься, страсть не насытив? -
и розу срывают тайком иногда,
из сада чужого похитив...

Красавицы грезили Зевсом во сне,
мужей подходящих прохлопав,
а бык уплывал, унося на спине
ту, что называлась Европой.


***

Мне снится сон: я вход нашёл в Аид, -
пещера вглубь ведёт почти до центра.
И Данта ужаснул бы этот вид, -
с терцин бы он слетел до гегзамЕтра.

Ход дышит серой, плесенью чуть-чуть,
нетопыри сюда не залетали.
От тупиков земных ведёт мой путь, -
вперёд и вглубь, чтоб сзади не достали.

Великие и скорбные умы,
такого ожидали вы приюта?
Шатаясь от сумы и до тюрьмы,
свободу принимали вы за путы.

Бессмысленно сменялись свет и тьма,
так жизнь прошла почти до половины.
Я логику усталого ума
решил откорректировать в глубинах.

Остались наверху и друг, и враг,
в расчёте на реванш, и на погоду.
Мне путь один - в безмолвие и мрак,
где факелу не хватит кислорода.

Пытаясь обрести последний шанс,
сжимаются в пространстве до предела
измученная ужасом душа
и болью искорёженное тело.

Лечу, туннель сужается в ушко
игольное, - протискиваюсь между...
Сон кончился. Вдыхаю глубоко
смесь воздуха земного и надежды.


ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ

Гераклит Эфесский или Тёмный
перебрал однажды на пиру.
- Всё, - сказал, - ребята, в нас условно.
Вот допьюсь до чёртиков - помру.

Всё течёт, а, значит - изменяется.
С этого момента я не пью.
Сквозь туман, в котором всё качается,
вижу философию свою.

В трезвый ум мечты приходят мрачные:
- Ну и жизнь, гори она огнём!
Позже это место, как удачное,
каждый обыграл в труде своём.

Школу основал, мечту вынашивал
греков убедить, что мир богов,
в общем-то, совсем не лучше нашего,
если есть он в кущах облаков.

Все осуждены и поздно каяться,
в стороне пирушки и бардак.
Всё течёт, а, значит - изменяется...
Только изменяется не так.


СОКРАТ И ПЛАТОН

Насмешлив шёл Платон, Сократ к нему с укором:
- Шагай сюда, шнурок, не обходи ребят.
Чего смеешься ты над нашим разговором,
а можешь ты познать хоть самого себя?

- Платошка, ты не прав! - сказал ему Сократ. -
Сходи, купи вина для всех честных собратьев.
И коль не вразумлю, последний буду гад.
Айда в ученики, вникать в мои понятья!


Три амфоры вина с утра идут по кругу.
Сократ красноречив - что амфоры ему?
Кто - пишет на стене, кто - щупает подругу,
кто - силится понять: где он и что к чему?

- Ах ты, гимнософист! Чего заходишь с краю?
Сиди и слушай, гад, что понял я давно:
я знаю лишь, что я сам ничего не знаю,
но ум моих друзей таит в себе зерно.

Афинские отцы прослышали про это:
- Чего-то тут не так, дружки не из простых!
И вот уже ведут компанию к ответу.
- Кто подбивал?
- Сократ.
- Зачинщика в Кресты!

Вник в истину Сократ: "Решили сжить со свету!"
- Платоша, не горюй. Живи, как я сказал.
Потомкам и друзьям всё отпиши про это,
я ж, так и быть, допью последний свой фиал.


СУД НАД СОКРАТОМ

Полно вам, молокососы,
смаковать свои утраты!
На агоре по доносу
разбирали жизнь Сократа.

Мол, такой-сякой философ,
надоел своим соседям.
Всё ему не так, всё плохо,
и никак он не уедет.

Разве греческим мужчинам
мир не станет сер и пресен,
если в городе Афинах
завелась такая плесень?

На наветы и угрозы,
обвинения в скандалах,
битый в камере философ
возражал, но как-то вяло.

- Я же ваших ребятишек
обучал почти бесплатно,
не скопил себе излишек.
Пенсию бы мне - и ладно.

Граждане смягчились малость:
- Наш он, не иногородний...
При подсчёте оказалось -
за беднягу меньше сотни.

- Ежели ума палата,
в чём же ум твой проявился?!
- Уезжай! - орут Сократу.
Взял мудрец и отравился.


О ТОМ, КАК ПЛАТОН ЕЗДИЛ В ГОСТИ

Однажды в юности Платон
был поражён идеей:
"Ещё не пробовал никто
учить, как я умею.

Добру я научу людей,
вложу в их души жалость...", -
но на пути его идей
Сицилия попалась.

В разгар разврата погружён,
там Дионисий правил, -
бесчестя девушек и жён,
он мудрость в грош не ставил.

- Ты кто, подлец или шпион?
Продайте его в рабство!
И вот Платон теряет сон,
и веру в государство.

Прошло достаточно годов,
чтоб прошлое забылось.
Друг пишет снова: "Будь здоров!
Вакансия открылась!

Дал Дионисий дуба вдруг,
у власти - мой приятель.
И если ты, Платон, мне друг,
то жду в свои объятья".

И вновь Платон теряет сон,
и закрывает школу,
и мчится к другу прямиком,
а друг уже закован.

Тиран с оравой мудрецов
глядит на чужеземца.
- Ах, как же, слышал кто таков! -
Тираны не без сердца.

- Ты будешь жить в моём дворце,
хвалить мои законы.
Всегда с улыбкой на лице
стоять под сенью трона.

И тут Платон теряет сон,
не принимает взяток,
и всем становится смешон,
и в положеньи - шаток.

- Да, я беру всех на испуг,
пусть прaв ты, ну и что жe? -
скaзaл тирaн eму. - Ты друг,
но истинa дорожe.

И чтоб онa с мeня вeнeц
нe скинулa, и цaрство
нe уплыло из рук, мудрeц,
кaтись из госудaрствa!

И вновь Плaтон тeряeт сон,
тeрзaeтся и злится.
- Ах, будь нeлaдeн друг Дион,
а с ним и сицилийцы!..


ПОЭТ

За долгие тысячи лет, -
до нашего тысячелетья! -
жил в Греции некий поэт,
взыскующий правды на свете.

Он к истине шёл, торопясь
найти подходящую форму,
и песня струёю лилась,
размеру и рифме покорна.

Весь мир отражался в стихах
и грезились звёздные дали,
стихали деревья в лесах,
и звери напеву внимали.

Хвалили его в городах,
в провинциях локти кусали,
вещали: "Пребудет в веках!", -
да слов его не записали.

А мрамора - хоть завались,
и ноет Пракситель в бестемье,
да вот для певца не нашлись
ни добрые руки, ни время.

Отыскан с течением лет
бюст лирика, - добрые вести! -
но это другой был поэт,
рифмач без души и без чести.

Его и ваяли за то,
что был лишь  тирану угоден,
а лирик - он парень простой, -
навечно ничей и свободен.


АТЛАНТИДА

Не хуля печальную планиду,
ставя потихоньку паруса,
покидали люди Атлантиду, -
ей до погруженья - три часа.

Грохотал вулкан, землетрясенье
колыхало остров до основ.
Надо же! Такое невезенье!
Все атланты потеряли кров...

Я живу себе в двадцатом веке,
толстый том листаю не спеша.
Вот же жили люди, не калеки,
перегаром в лифте не дыша!

Плыли открывать другие земли
или мысль гранили, как Платон.
Человек по жизни, глух ли, нем ли,
шёл к мечте, отбросив лень и сон.

И какие бы кариатиды
ни свисали с новых стен и крыш,
помни о погибшей Атлантиде
и Земле, где ты сейчас стоишь!


***

Античный мир пригрезится едва ли
тому, кто врос в века бетонных плит.
Атланты от небес земных устали,
похоронив своих кариатид.

Лежат в пыли разбитые скрижали,
спят боги, даже пальцем не грозя,
слагают миф, кто лучше б уж молчали,
и те молчат, кому молчать нельзя.