Габби никак не мог забыть ее слова. Они буквально преследовали его на каждом шагу, сводя с ума. Было такое ощущение, будто он попал в ловушку. Он не мог выбраться оттуда и не мог подавить охватившие его чувства. Господи, в экипаже он едва сдерживал себя, но теперь! Теперь, когда они остановились в небольшом постоялом дворе под Моллингтоном рядом с границей Оксфордшира, вдали от цивилизации, в надежно укрытом месте, где Робин мог на какое-то время взять на себя его обязанности...
Едва они доехали, как он проводил ее до номера и ушел, чтобы не поддаться искушению. Оно было настолько велико, что готово было полностью поглотить его. Отчаяние завело его в небольшую комнату, где к его большому удивлении оказался бильярдный столик. Взяв кий, Габби решил немного отвлечься, чтобы не свихнуться окончательно.
Сжав кий в руке, он на секунду прикрыл глаза и сделал глубокий вздох. Он хотел Эмили больше жизни. Наверное никогда ничего прежде он не желал с такой силой. Габби мечтал обнять ее, стереть своими поцелуями те мерзкие прикосновения, которые до сих пор продолжали преследовать ее. Он хотел заменить каждое дурное прикосновение своими и показать ей, как может настоящий мужчина прикасаться к женщине. Но Габби боялся... Боялся, что причинит ей очередную боль, и она возненавидит его за это. Боялся, что она испугается его и силы его желания...
Застонав, он открыл глаза и судорожным ударов разбил шары на суконном столе. Ему нужно думать о чем-то угодно, но только не о зеленых глаз, шелковистых рыжих волос...
Габриел понимал, что совсем скоро они доберутся до Соулгрейва, что их опасному путешествию придет конец... В последнее время мысли об этом не давали ему покоя. Что будет, когда все закончится? И что закончится? Единственным его желанием было подарить ей все земные блага, вернуть ей то, чего она была всегда лишена: заботы, тепла, настоящих прикосновений, много-много поцелуев. Только его поцелуев... Он не мог отпустить ее, когда они приедут домой, но захочет ли она остаться с ним? Нужен ли он ей...
"С того дня я стала читать книги, чтобы понять, кто я такая и почему мои волосы так сильно пугают тех, кого я люблю..."
Гнев, какой он не ощущал прежде, охватил его с такой силой, что задрожали руки. Габриел хотел по очереди снести головы всей ее родне, всем без исключения. Поколотить тех, в чих сердцах не нашлось даже капельки любви к ней. То, что с ней сделали...
- Бессердечные твари! - процедил он сквозь зубы, снова ударяя кием в надежде вот так же разбить хоть бы одну виноватую в бедах Эмили голову.
К его огромному удивлению в дверях вдруг появилась стройная знакомая фигура и чарующий низкий голос произнес:
- А ты ведь говорил, что игры - пустая трата времени.
Габби выпрямился так резко, что чуть не уронил кий. В дверях стояла Эмили в своем соблазнительном наряде, который слишком отчетливо обрисовал каждый контур женского тела. Боже, она была так хороша собой, так маняще перекинула длинную рыжую косу через правое плечо, оголив нежный изгиб шеи, что ему стало трудно дышать. Он почувствовал, как начинает колотиться сердце. Испарина выступила на лбу. Она улыбалась ему так чарующе, глаза ее светились таким опасным огоньком, что Габби стал задыхаться.
Она грациозно вплыла в комнату и подошла к столу.
- Габриел, тебе не хорошо?
Ее внимательный взгляд сбивал все его мысли. Ее близость лишала покоя. Он начинал гореть...
- Я... я хотел...
Черт, что он хотел? Что он вообще хотел сказать?
Эмили взглянула на шары на столе, потом снова перевела взгляд на Габриеля. Он выглядел таким странным. Слегка растерянным и сбитым с толку. Золотистые волосы растрепались. На нем не было жилета, сюртук накинут на спинку стула, а шейный платок валялся где-то на полу. Какая небрежность. Он закатал рукава до локтей и расстегнул три верхние пуговицы белоснежной рубашки, которая оттеняла его загорелую кожу слегка обнаженной груди. Это был такой волнующий контраст.
Она не могла заснуть даже, когда уснул Ник. Как она могла заснуть? Ей безумно хотелось еще раз увидеть Габриеля, узнать где он, что делает... Чем больше она узнавала его, тем сложнее было жить без него и его присутствия. Поэтому она пошла искать его, попросив Робина присмотреть за Ником.
И вот она нашла его, своего Габриеля, который никак не мог решить, что же ответить ей.
- Мало того, что ты играешь в бильярд, ты еще с кем-то разговаривал. Кто здесь был?
Чудесно, теперь она решит, что он умалишённый. Габби сделал глубокий вдох, на секунду прикрыл глаза, чтобы не смотреть на ее шею и ложбинку груди, потом снова раскрыл веки и проговорил уверенным (ему так показалось) голосом:
- Я пытался сосредоточиться на игре.
Эмили скептически посмотрела на него. При этом глаза ее засверкали так таинственно и многообещающе, что он начинал всерьез опасаться за свою выдержку.
- Разговор с самим собой помогает сосредоточиться? - Она провела рукой по зеленому сукну стола. Габби показалось, что ее длинные пальчики прошлась по его натянутым нервам. - И на какую тему ты говорил?
Габби нахмурился еще больше, поняв, что так просто она отсюда не уйдет.
- Это... это не важно...
Черт побери, но у него снова стал дрожать голос.
Эмили едва сдержала улыбку.
- О, значит можно говорить о чем угодно? - Она прищурила глаза, словно бы обдумывая что-то. - Например, можно говорить о погоде и это помогает сосредоточиться на игре? - Она чуть склонилась к столу, оценивающе посмотрела на шары. - Сегодня шел такой сильный снег, что едва не занесло все дороги, и это могло быть весьма опасно, если бы мы решили ехать ночью. - Она вдруг резко выпрямилась, коса ее взметнула вверх и упала ей на спину. Она лукаво улыбнулась ему и сокрушительно констатировала: - Это ни капельки не помогло.
Матерь божья, она дразнила его! Эмили дразнила и подшучивала над ним! Габби приложил все силы для того, чтобы не подойти и не сжать ее в своих объятиях.
- Ты права, погода не лучшая тема...
Он вдруг медленно улыбнулся ей, чувствуя щемящую нежность в груди. Она выглядела такой расслабленной, такой свободной. Никогда прежде он не видел ее такую, без тени боли прошлого. Такой она должна была быть всегда. Готовой принять от жизни светлые дары. Готовой к тому, чтобы ее сумели сделать счастливой... Чтобы он сделал ее счастливой.
Она улыбнулась ему в ответ, но осталась стоять на своем месте. Немного придя в себя, Габби положил на стол кий.
- И давно ты играешь в бильярд?
В ее голосе не было упрека, только любопытство.
- Я много времени провожу за чтением книг и изучением языков. Поэтому мне необходимо размяться. В Кембридже у нас была комната с бильярдными столами. Там я немного разминал мышцы.
- А в эту игру можно играть вдвоем?
Вот теперь она снова стала искушать его, едва он решил, что успокоился. Габби напряженно посмотрел на нее.
- Ты умеешь играть в бильярд?
Она покачала головой.
- Нет, но ты ведь сможешь научить меня?
Научить? Она действительно хочет научиться играть в бильярд? Габби внимательно смотрел на нее и вдруг понял, что попросив об этом, она тем самым лишила себя возможности уйти отсюда. У него подскочило сердце. Она хотела остаться с ним? В пустой комнате?
- Да, - с трудом выдохнул он, боясь себя, боясь ее просьбы.
Она сделала шаг в его сторону, глядя на него своими колдовскими глазами.
- Тогда научи меня, Габриел.
У него снова задрожали руки и забухало сердце. Как он сделает это, не напугав ее до смерти, не потеряв контроль? Но ни за что на свете он не смог бы отказать ей. И не мог лишить себя возможности еще несколько минут побыть с ней. Взяв кий, он протянул его Эмили, которая тут же вязала. Габби достал запасной кий, и мелом натер его кончик.
- В чем смысл игры?
А ей в любопытстве нельзя отказать, подумал Габби, стараясь сосредоточиться на игре.
- Нужно... - Своим кием он указал на совершенно белый шар. - Это биток. Нужно целиться и бить по нему, но так, чтобы он задел остальные шары, и они попали в лузы. Биток неприкасаем, если он попадет в лузу вместе с шарами, право бить переходит к сопернику.
- О, так просто! - Эмили сжала кий, чувствуя, как ей становится постепенно жарко, хотя в комнате не было камина. Может где-то в стенах встроены отопительные трубы, по которым гоняли горячий пар? Она подняла голову к Габриелю и быстро сказала: - Я готова.
- Не все так просто...
Когда он быстро посмотрел на нее, приятная дрожь неожиданно прокатилась по всему телу. Эмили попыталась взять себя в руки. Почему сердце так отчаянно стучит в груди? Из-за предстоящей игры? Но разве игра ее волновала?..
- А как должно быть? Все игры простые.
- В каждой игре есть правила.
- Но ты же только что сказал, что нужно просто загонять шары в лузу. Разве нет?
Почему-то казалось, что они говорили вовсе не о шарах и не о лузе. Но Габриел удалось прогнать посторонние мысли.
- На столе находятся семь сплошных и семь полосатых шаров. Игрок, который бьет первым, определяет, кому какие шары достаются, когда биток ударяется о первый шар. После этого задача каждого раньше другого отправить в лузы только свои шары, не касаясь шаров противника. - Его взгляд стал лукавым, когда он добавил: - Но на столе есть еще черный шар.
Удивленно Эмили медленно посмотрела на стол и обнаружила, что он прав.
- Он особенный?
- Он неприкосновенный. Его нельзя задевать или направлять в лузу. Это ведет к неминуемому проигрышу.
Ее золотистые бровки сошлись на переносице. Она хмуро посмотрела на него, испытывая его выдержку.
- Почему же нужно все так усложнять?
Габби снова не сдержался от улыбки.
- Ты можешь отказаться от игры.
- Ни за что! - сказала она, резко выпрямившись и прижав к себе свой кий.
Габби невольно залюбовался своей прелестной соперницей, которая могла лишить его воли одним взмахом длинных ресниц. Он незаметно покачал головой, понимая, что это будет самая сложная и захватывающая игра в его жизни.
Он показал ей как следует держать кий, прицеливаться и бить. В первый раз ее шар выпрыгнул на пол и покатился к двери. Она так сильно расстроилась, что Габби едва сдержался от искушения обнять и поцелуем разгладить морщинки у нее на лбу. Он терпеливо посвящал ее в тонкости игры до основного турнира, а потом, когда она была достаточно готова, Габби разложил шары на столе и сделал первый удар. Когда над столом склонилась Эмили, когда ее манящая грудь стала видна еще больше в глубоком вырезе, Габриел затаил дыхание, до предела сжав свой кий. Он не мог оторвать взгляд от гибкого изгиба ее спины. У него пересохло во рту, потому что Габби испытал почти болезненное желание прижаться к ней. Господи милосердный, во что он позволил себя втянуть!
- Я попала! - радостно воскликнула Эмили, выпрямившись.
Желтый сплошной шар умело покатился в лузу, но этот факт был быстро забыт, когда она столкнулась с горящим взглядом Габриеля. Он дышал тяжело. Его грудь медленно поднималась и опускалась, ворот рубашки распахнулся чуть шире, еще больше оголив золотистую грудь, покрытую мелкими золотистыми волосами. Эмили вдруг испытала непреодолимое желание дотронуться до его груди. Сердце забилось быстрее от подобных откровенных мыслей.
- Теперь... теперь моя очередь, - пробормотал Габби, чувствуя как снова испарина покрывает лоб.
Господи, она так пристально смотрела на его грудь, что ему в какой-то момент показалось, она вот-вот подойдет и прикоснется к нему. Усилием воли взяв себя в руку, он склонился над столом и ударил по шару. Биток резко ударил по оранжевому полосатому шару и тот упал в лузу.
Эмили встрепенулась и посмотрела на него.
- Но ведь сейчас бью я...
- Вместе с шаром ты потеряла биток, поэтому был переход хода.
- Да? - Она и не заметила этого. - Тогда... хорошо...
Какая-то странная игра. Эмили никогда бы не подумала, что в бильярд играть так сложно. И опасно. Особенно когда с тобой играет такой мужчина, как Габриел. Она чувствовала исходившую от него опасность. Это тревожило, пугало, но так сильно притягивало, что она не могла бы покинуть эту комнату, даже если бы ей приказали это сделать. Она не смогла сдвинуться с места, когда он встал рядом с ней, чтобы прицелиться в свой шар. Его бедро коснулось ее бедра. Оба на миг застыли. Какой-то жар разливался у нее по всему телу, а сердце вот-вот было готово выпрыгнуть из груди.
Габби думал о белом шаре, на который пристально смотрел. Он не должен думать о мягком женском бедре, прижатом к нему. Но черт побери, как это сделать, когда так отчетливо чувствуешь ее каждой клеточкой своего тела? У него дрожали руки, у него перехватывало дыхание. Он едва мог соображать. И так сильно ударил по битку, что шар выпрыгнул со стола, а кий оцарапал зеленое сукно.
Он был на грани. Габби резко выпрямился и повернулся к ней.
- Твоя очередь, - сказал он, не сдвинувшись с места.
Эмили склонилась над столом, но никто из них не обратил внимания на то, что битка нет на столе.
Она пыталась прицелиться в шар, хоть какой-нибудь шар, чтобы только не думать о Габриеле, но это было так сложно сделать, что она даже не расслышала его слов...
- Ты целишься не в тот шар...
- Что?
Она повернула голову и посмотрела на него снизу вверх. Габби едва проглотил ком в горле, когда ответил:
- Ты целишься в мой шар.
Ему казалось, что сейчас он задохнется от нехватки кислорода и упадет замертво.
- А разве... Неужели я не могу ударить по твоему шару?
- Тогда будет переход хода.
- Но если я забью твой последний шар, тебе уже ничего не останется, и я выиграю, разве нет?
Габби загорелся гораздо больше от этого странного разговора. Он уже ни о чем не мог думать, глядя в изумрудные, поистине колдовские глаза.
- Позволь, я покажу, - пробормотал он, подошел и встал позади нее. А потом склонился над ней, слегка придавив ее тело к столу. Оба замерли на какое-то время, позабыв об игре. Обо всем на свете. Габби накрыл ладонью ее руку, сжимающую кий, а второй обхватил левую руку, на которой лежал кончик кия. - Тебе следует бить по сплошному шару...
Его теплое дыхание коснулось обнаженной шее Эмили, которой было непонятно, как он еще может говорит. Ей казалось, что она давно утратила эту способность. Сердце стучало как сумасшедшее. Она не видела ничего, кроме руки Габриеля. Она чувствовала всем телом его сильное, напряженное, такое твердое тело. Ей было так хорошо от этого. Волнение такой силы охватило ее, что она не обратила внимание даже на то, как он сделал удар за нее. Его лицо было так близко. Ей вдруг захотелось повернуть голову и посмотреть на него.
- Эмили, - прошептал Габриел уронив кий, который упал на стол.
Он не мог больше сдерживать себя. Габби приложил все свои силы, дабы уберечь ее от себя и своих порывов, но у него ничего не вышло. Обхватив ее за талию, он теснее прижался к ней и коснулся, наконец, губами ее шеи. Боже, у нее была невероятно нежная и бархатистая кожа! У него стало туманиться в голове, и Габби с отчаянием понял, что не сможет отпустить ее.
У Эмили закрылись глаза от сладкого прикосновения. Она и не думала, что поцелуй в шею может быть таким приятным, почти дурманящим. Затаив дыхание, она впитывала в себя очарование этого момента. А потом он медленно приподнялся и поднял ее. Развернув к себе ее трепещущее тело, он снова прижал ее к себе. Так тесно, что теперь она ощутила его сильные бедра, твердый живот и бурно вздымающуюся грудь. Не в силах совладать с собой, она подняла руки и положила ему на плечи. Он заглянул ей в глаза своими потемневшими как штормовое море серыми глазами.
А потом оба одновременно потянулись друг к другу.
Это было так восхитительно, что Эмили едва сдержала сто удовольствия. Каждый раз, когда он начинал целовать ее, Эмили заполняла удивительная сладость, которая вытесняла из груди все остальное. Дурное и мрачное. И каждый раз, чем дольше длился поцелуй, тем сильнее и острее становились чувства. Она прильнула к нему, подставив ему свои губы и сама ответила на поцелуй, когда его горячий языки коснулся ее. Она вздрогнула, вдыхая его крепкий запах, наслаждаясь его объятиями, теплом его дыхания. Каждой клеточкой своего тела она желала быть к нему как можно ближе. Позабыв обо всем на свете, она потянулась руками и запустила пальцы в его золотистые волосы, поражаясь тому, какие они мягкие. Какой он весь мягкий и в то же время твердый и горячий.
У Габби шумело в ушах и дрожали руки. Изо всех сил он пытался сдержать свое рвущееся наружу желание, чтобы не напугать ее. Это было больше, чем мечта. Эмили была его наваждением. Его сердцем. Он хотел покрыть поцелуями всю ее: от пальчиков ног до макушки головы. Подняв дрожащие руки, он стал поглаживать ей спину, заставляя изгибаться ему навстречу. Она тихо застонала и крепче обхватила его шею.
Он умирал. На самом деле умирал от желания к ней. Но чтобы какое-то время позабыть тяжесть в чреслах, и не выдать своего дикого волнения, Габриел оторвался от ее губ и стал посыпать поцелуями заалевшее личико, прямой носик, закрытые дрожащие веки.
Эмили снова выгнулась ему навстречу, неосознанно подставляя себя его горячим губам. У нее обрывалось дыхание, дрожали ноги. Она тонула в каком-то шторме, который постепенно затягивал ее. Но Эмили не хотела, чтобы это хоть когда-либо заканчивалось. Боже, такой сладости, такого упоения она никогда прежде не ощущала! Ей было безумно важно каждое прикосновение Габриеля, губы которого поползли ниже и прижались к впадинке у основания ее шеи. Она задыхалась, чувствуя, как в ней разгорается настоящий пожар. Она не понимала, что это такое, но знала, была уверена, что Габриел вел ее только к хорошему. К чему-то безумно приятному и дорогому.
Эмили погладила его по голове. Габби вздрогнул, приподнялся и снова впился ей в губы на этот раз требовательным, отчаянно-долгим и глубоким поцелуем, забирая от нее все то, что она могла дать ему, и давая ей то, что она только могла взять у него. Эмили с радостью встретила выпад его языка, приняла его и, положив руку ему на щеку, ответила на поцелуй так страстно, что Габби стал дрожать.
- Господи, - выдохнул он, прижав ее к бортику стола и навалился на неё, чтобы не упасть. У него подгибались колени. Он боялся упасть и уронить ее. - Эмили...
Она снова выгнулась ему на встречу, соблазняя, заманивая в свои сети, сводя его с ума. Это была агония, от которого не было спасения. В какой-то безумный момент она запустила руки ему под рубашку, нежные любопытные пальчики прошлись по его разгоряченной коже, и Габби понял, что пропадает.
В очередной раз Эмили удивлялась тому, как бесконечно приятно целоваться с Габриелем. Какая у него горячая атласная кожа, покрытая испариной. У нее кружилась голова, пока он поглощал её губы, пока распространяющийся по всему телу жар не захватил ее целиком. Ни один человек в мире не мог вызвать в ней всех этих умопомрачительных чувств. Теперь это было и неважно, потому что самым главным стал для нее Габриел. Его руки. Его губы. Его неистово колотящееся сердце рядом с ее сердцем.
- Душа моя, - шепнул он, на секунду оторвавшись от ее губ.
В его словах было столько нежности, столько тепла... Будто ими он пытался еще больше привязать ее к себе, и почему-то Эмили не смогла возразить.
Габриел обдал ее теплом своего дыхания, затем снова захватил ее губы своими. Эмили прижалась к нему и замерла, почувствовав нечто выпуклое и твёрдое там внизу, между ног. Тело наполнялось болезненным томлением, желая чего-то, слепо стремясь к тому приятному, что дарил ей Габриел. К тому, чего она не понимала, но знала, что ей это нужно. Ей был нужен Габриел... И он шел ей навстречу до тех пор, пока его рука не скользнула по ее спине и не легла на отяжелевшую грудь.
Волшебство мгновенно развеялось. Эмили показалось, что ей в сердце вонзили самый острый нож, потому что с этим новым прикосновением в мозгу вспыхнула давняя сцена жестокого насилия, когда Найджел придавил ее к земле и своими отвратительными руками болезненно сжимал ей грудь, пока его мокрым ртом искали ее губы.
Это так сильно потрясло ее, что Эмили похолодела и застыла как статуя, едва дыша. Ее объял такой непереносимый ужас, что она была готова разрыдаться. Ее пронзила такая мучительная боль, что на глазах навернулись слезы. Она не понимала как, но ее сбросили с небес на землю, в очередной раз напоминая, кем она является на самом деле. Что даже необходимые объятия Габриеля были не в силах изгнать из памяти те черные мгновения, которые отравляли ей всю жизнь.
Сладость и упоение сменились горечью и желанием умереть. Боже, самые отвратительные воспоминания хотели отнять у нее даже эти бесценные минуты с Габриелем! Именно тогда, когда она стала забывать свое прошлое, отчаянно стремясь к будущему, они надумали разорвать ее не до конца еще разорванное сердце. Она не хотела, чтобы это хоть как-то касалось Габриеля, хоть как-то омрачало их единение, но вышло все совсем не так. Габриел был ее самым светлым воспоминанием, только он заставлял ее чувствовать себя счастливой, нужной... Чистой! А теперь... Теперь все было потеряно навсегда!
Эмили оторвалась от его губ и с мукой выдохнула:
- Габриел, остановись...
Габриел не сразу услышал ее. Не сразу понял, что произошло, но он моментально почувствовал, как неестественно замерла Эмили в его руках.
- Что... что такое? - с трудом пробормотал он, но заставил себя оторваться от нее и медленно поднять голову. - Что такое, душа моя?
Эмили стало еще хуже от его нежных слов. Она плотнее закрыла глаза и хрипло молвила:
- Прошу тебя... от-тпусти меня...
У него так сильно колотилось сердце, что он едва мог дышать. Тело дрожало и изнывало от желания к ней. Она была такой сладкой, податливой и нежной, что он едва мог думать о чем-то еще. Он сфокусировал свой затуманенный взгляд на ней и вдруг с ужасом увидел, как по ее бледным щекам текут горячие слезы. Это так сильно напугало его, что он застыл как вкопанный.
- Боже, Эмили, я сделал тебе больно? - едва слышно спросил он, убрав руку от ее груди, и осторожно взял ее лицо в свои ладони.
Она не могла говорить. Да и что она могла сказать? Ее захлестнул такой стыд, такое унижение, что она была готова провалиться сквозь землю.
- Отпусти меня, умоляю...
В ее голосе было столько боли, она так сильно дрожала, что Габриел ни за что на свете не смог бы отпустить ее, не узнав, в чем дело. Он был уверен, знал, что ей нравились его поцелуи. Он слышал, как она стонала от удовольствия. Она отвечала ему и сама целовала его так, что он едва не потерял голову... Но что-то остановило ее. Что-то, что вселило в нее такой ужас, что она побледнела, как полотно. Что-то другое, сильное, давнее... Он осторожно стер ее слезы. Неприятное предчувствие охватило его, и когда он заметил, как она вздрогнула от его прикосновений, Габби вдруг все понял. Он весь похолодел, осознав до самого конца, что стало причиной того страха и той боли, перед которыми меркли даже его поцелуи.
- Душа моя, - хрипло молвил он, чувствуя, как желание полностью вытеснила сверлящая мука в груди. Он не мог смотреть на разбитую Эмили, но и не мог позволить ей страдать безмолвно от того, что один мерзавец разрушил всю ее жизнь. Он готов был вырвать собственное сердце, если бы только это помогло ей забыть то, что произошло семь лет назад. - Посмотри на меня.
Она не могла. Боже, она не могла сделать то, что навсегда лишит ее всего! Он увидит и тут же поймет все по ее глазам, а такого унижения она не смогла бы вынести. Она не могла позволить ему увидеть, какой она была на самом деле - испорченной и грязной. Господи, она не могла потерять Габриеля! Только не его, не сейчас. Поэтому она в отчаянии помотала головой.
- Не могу...
- Эмили, открой глаза, - настойчиво попросил он, крепче держа ее лицо.
- Нет...
- Эмили!
- Отпусти меня, - взмолилась она, упираясь кулачками ему в грудь.
- Тольке после того, как ты откроешь глаза, - мягко пообещал Габриел и затаил дыхание.
Эмили понимала, что у нее нет выбора. Он действительно не отпустит ее, пока она не исполнит его просьбу. У нее разрывалось сердце, но она пересилила себя. Замерев и сжавшись, она медленно раскрыла веки и посмотрела ему в глаза. Глаза, полные такой нежности и ответной боли, что слезы потекли по щекам с новой силой.
Габби медленно стер ее слезы большими пальцами, чувствуя, как душа медленно поджаривается на огне. Ему не было так больно даже в минуты пробуждения после приступов. Габби сжал челюсть, борясь с гневом на человека, которого нужно было не просто убить... Он помнил, как с первого дня их встречи она шарахалась от его прикосновений, как ей нелегко было привыкать к нему, но она делала это, медленно, шаг за шагом. И вот теперь его откровенное прикосновение разрушило все! Она находилась в ловушке. Из которого не могла выбраться.
Он тоже был в ловушке, потому что не знал, как помочь ей выбраться из нее.
- Душа моя, - шепнул он, проведя рукой по ее шелковистым волосам. - Ты помнишь, как звучит твое имя на шотландском?
Эмили опустила голову, умирая от нежности к нему, желая прижаться к его груди и попросить держать ее так вечно, ибо понимала, Боже, она очень хорошо понимала, что он хочет сделать! У нее дрожало тело, у нее дрожала душа, но она ответила ему.
- Я... я забыла, - пробормотала она дрожащим голосом и прижалась лбом к его подбородку с ямочкой.
Он ласково обнял ее и погладил по голове, стремясь унять болезненную дрожь.
- Шотландцы назвали бы тебя Аимили.
Эмили прижалась к его груди и зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Она была бесконечно благодарна ему за то, что он снова хотел спасти ее.
- А ирландцы? - Она уткнулась лицом ему в шею, ощущая тепло его золотистой кожи. Под рукой она чувствовала биение его сердца, и это странным образом успокаивало ее, отгоняя тяжелые воспоминания. - Как бы меня назвали ирландцы?
Он не переставал гладить ей волосы, когда сказал:
- А ирландцы назвали бы тебя Эмила.
Перестав плакать, она вдруг подняла голову и посмотрела на него. На человека, который продолжал сражаться за ее душу даже тогда, когда она потеряла веру в себя и все свои силы. Боль постепенно ушла. Эмили чувствовала такую признательность, такую нежность к нему, что першило в горле.
- Мне всегда нравилось ирландское произношение.
Габби обхватил ее лицо ладонями и легко прикоснулся к ее губам, не в силах отпустить ее без своего поцелуя. Того, что, он очень сильно на это надеялся, поможет ей справиться с дурными воспоминаниями. Поцелуй, который успокоит и вернет ее ему.
Эмили показалось, что своим поцелуем он смыл с ее души большую часть грязи, которую она носила в себе. Она схватилась за ворот его рубашки, встала на цыпочки и вернула ему поцелуй, осознавая, что никогда не забудет этот миг, этот обмен, этого человека, который заполнил каждую клеточку ее сердца и души.
В последний раз проведя рукой по ее волосам, Габриел выпрямился и разжал объятия.
- Иди спать, - прошептал он, глядя на девушку, которая проникла ему не только в душу и сердце, но и в кровь.
Она пережила такое потрясение, он должен был дать ей время прийти в себя.
Она медленно отпустила его, отошла в сторону, а потом развернулась и вышла из игральной комнаты, прикрыв дверь.
Обессиленный и опустошенный, Габриел привалился к бильярдному столику, едва дыша. Его терзали гнев, боль и желание защитить ее от плохих воспоминаний. Он так хотел заменить их хорошими, заполнить ее собой, чтобы она думала только о нем, только о его поцелуях и прикосновениях. Она должна узнать ту радость, которыми могут поделиться только мужчина и женщина. Она должна познать таинство прикосновений, которые может подарит мужчина своей женщине.
Габби сжал руку в кулак, ощутив свирепую ярость убивать, разорвать в клочья мерзавца, который сотворил с ней такое! Он поклялся себе, что найдет его, чего бы это ему ни стоило, и задушит. Этот мерзавец ответит ему за каждую ее слезинку...
Неожиданно Габриел застыл, поняв, наконец, почему никогда не мог видеть Эмили в своих видениях. Если бы так произошло, он бы до мельчайших подробностей увидел то, что с ней сделали, увидел бы всю сцену насилия. И снова он бы стал сторонним наблюдателем. Он бы слышал ее стоны, рыдания, мольбу о помощи, но не имел бы ни малейшей возможности помочь ей. Как не смог в свое время помочь родной матери...
Покачнувшись, Габриел задрожал и схватился за столик побелевшими пальцами, чтобы не упасть. Ему не хватало воздуха. Он едва дышал, едва мог справиться с болью, которая разъедала его изнутри.
Он не смог бы жить, зная, что пришлось пережить Эмили семь лет назад. У него остановилось бы сердце, если бы он увидел такое хоть бы раз. Он бы не перенес этого. Он бы умер, не проснувшись.
***
Днем начался такой сильный снегопад, что даже уши запряженных в экипаж лошадей невозможно было разглядеть. У Габби хоть и было скверно на душе, но он понимал, что нужно остановиться и переждать непогоду. Он велел Робину сделать это, когда впереди покажется хоть какое-нибудь здание. Надвинув на голову меховую шапку, Габби уставился на дорогу, не чувствуя ни холода, ни ломоты во всем теле. Его не волновало ничего, кроме Эмили. Девушки, которая семь лет была его воспоминанием, а теперь стала его реальностью, без которой он уже не представлял свою жизнь.
Он страдал вместе с ней, думая о тех ужасах, которые ей пришлось пережить. Он должен был помочь ей освободиться от этого. Габби не мог больше подавлять в себе свои чувства к ней. Но и не мог видеть, как она страдает. Не мог позволить ей страдать одной. Он должен был найти способ помочь ей. Но как? Как он мог изгнать из ее памяти то, что отдаляло ее от него? Что отнимало ее у него? Как он мог сражаться с тем, что было ему не под силу? Он так долго искал ее, что теперь не мог так легко отпустить, но как удержать ее рядом, когда прошлое окончательно завладело ею? Как заставить ее забыть ужасы прошлого?
Эти мысли так сильно терзали его, что к моменту остановки он был полностью истощен и подавлен. Он не знал, что нужно делать, что сказать. Он ушел, велев Робину позаботиться об Эмили и малыше. Габби хотел немного побыть один и немного подумать, потому что ему казалось, что выход совсем рядом, но он не видит нужной двери. Всю жизнь он помогал другим, а теперь когда речь зашла о той, кому больше всего на свете нужна была его помощь, он вдруг стал слабым и беспомощным.
Сидя в дальнему углу безлюдной столовой, где обычно подавали обед в гостинице и глядя на свой исписанный блокнот, Габби в конце концов пришел к одному важному для себя заключению. Как бы прошлое ни вторгалось в их жизни, как бы Эмили ни было страшно от того, что с ней сделали, он не сможет отпустить ее. Он должен был забрать ее с собой еще семь лет назад! Габби был уверен, что ее место рядом с ним. Ведь только он один мог защитить ее сердечко и душу от того, что могло сильно ранить и обидеть ее.
Она ни за что не разрешила бы ему целовать себя, если бы это не было ей так нужно. За эту мысль и уцепился Габби, чтобы не впасть в отчаяние окончательно.
Они находились в двух милях от Стоукен-Чёрча, что вела к дороге на Бугингемшир, когда началась метель. В гостиницу приехали еще несколько пар, которые пытались спастись от непогоды, а потом путь к миру был отрезан окончательно. Крупные хлопья снега валили так сильно, что через десять минут замело прохожую дорогу. Утешало одно: похитители Ника еще надолго не смогут добраться до них.
Но осознание этого факта не улучшило настроение Габриеля.
- Они устроились, милорд, - раздался рядом голос Робина, который пришел отчитаться о том, как Эмили и Ник.
Габби устало посмотрел на него.
- Хорошо. Иди отдыхать...
- А вы?
- Я пока побуду здесь. - Он кивнул на свой блокнот. - Хочу еще немного перевести...
- Вам бы тоже не помешало отдохнуть.
Забота в голосе Робина тронула Габби, но у него было другое мнение на этот счет.
- Я кажется забыл, как это делается, - проговорил он, опустив голову.
Робин вдруг положил руку ему на плечо.
- Она спрашивала, как вы.
Сердце Габриеля так сильно подпрыгнуло, что он чуть не задохнулся. Резко подняв голову, он с надеждой посмотрел на Робина.
- Да? И... и что ты сказал ей?
Господи, она интересовалась им даже после того, что он сделал с ней, какую боль причинил! Он был очень виноват перед ней...
- Что вы обдумываете наш маршрут и немного заняты.
Неужели Робин хотел успокоить Эмили и помочь Габриелю?
- И она... она больше ничего не сказала?
- Она сказала, что вам тоже нужно отдохнуть.
И это она после всего волнуется за него? Габби был так сильно поглощён собственными мыслями, что не заметил, как Робин покачал головой.
- Милорд, она права, вам нужно отдыхать. В прошлый раз, когда вы свалились от приступа, она места себе не находила. Боюсь, еще одного раза бедняжка просто не перенесет.
Габриел какое-то время смотрел на Робина, едва дыша. Он не могло поверить в то, что на самом деле небезразличен ей. Зная Эмили, любое проявление беспокойства в отношении мужчины можно было воспринимать настоящим подарком, а это чувство, направленное на него, и ее поцелуи... Габби подумал, что сейчас у него остановится сердце. Потому что вдруг осознал, что существует выход из ситуации. Существует способ спасти ее! Попытавшись сделать вдох, он медленно сказал:
- Иди отдыхать... Я тоже скоро пойду.
Робин ушел, а Габриел еще долго сидел внизу, до тех пор, пока все постояльцы не покинули столовую. Было уже около полуночи, когда Габби закрыл блокнот, положил его в нагрудной карман сюртука, и встал. Он должен отдохнуть, чтобы завтра поговорить с Эмили. Габби окончательно утвердился в этом мнении, медленно направляясь в свой номер. Он попросит у нее прощение за свою вчерашнюю несдержанность, а потом скажет... Господи, он так много хотел сказать ей! Но прежде ему следовало упорядочить свои мысли и набраться сил, чтобы снова встречаться с ней.
Наконец, оказавшись перед дверью своего номера, Габриел открыл ее, вошел, прикрыл двери и обернулся, тяжело вздохнув. Но вдох застрял у него в горле, когда он увидел свернувшуюся фигурку у камина.