У постели Джона Гринли, регионального директора по продажам, компании "Орукал", сидели двое. Джон лежал в отдельной палате-люкс, в западном крыле больницы Святого Натаниеля города Сан-Франциско. Было далеко за полночь, и в крыле стояла тишина, только редкие машины за окном расплескивали лужи.
Два посетителя молча сидели на жестких, неудобных больничных стульях и играли очередную партию в шахматы. Они разложили доску прямо на животе Джона. Если бы Джон сейчас проснулся, то, конечно, возмутился бы. С какой стати, два незнакомца приперлись в его палату среди ночи и используют его в качестве стола.
К сожалению, возмутиться он сейчас не мог, поскольку последние четыре года находился в глубокой коме. Это состояние не способствовало бурному проявлений эмоций, поэтому Джон даже поругаться на своих многочисленных родственников не мог, которые устраивали друг другу скандалы, судились, даже до Верховного Суда дошли.
Местные суды отказывались давать разрешение на его, Джона, эфтаназию. А Верховному заниматься его делом в год президентских выборов было не с руки. Несмотря на то, что скандал в его семейке прошел на первых полосах всех центральных газет, оба кандидата молчали как рыбы и не комментировали свою позицию по этому вопросу, во избежание критики электората. Поэтому дело погрязло в бюрократическом аппарате, оказалось заваленным под другими более важными, политически корректными, делами.
Один из посетителей с удовольствием потянулся и вздохнул:
-- Ну и что теперь?
Второй пожал плечами.
-- Не уверен... Мне не нравится твой план, но кажется, что другого выхода у нас нет.
-- Мне самому он не нравится...Не знаю, и как мы Ее пропустили?
-- Все-таки раньше попроще было. Без затей. Мне -- праведники, тебе -- грешники... А сейчас... Для разбора полетов на каждую душу столько времени уходит. Тебе, конечно, полегче.. А у меня... совсем завал. Но если мы ее не остановим, то вся наша работа насмарку.
-- А мне скучно. Надоело. Может, все-таки ее пропустим?
-- Тогда мы оба проиграем. А проигрывать я не люблю, как ты знаешь, -- протянул мужчина в белом врачебном халате.
-- Значит, мы пришли к обоюдному согласию?, -- спросил мужчина в траурном костюме.
Его собеседник кивнул головой.
-- Баланс нужно сохранить...любой ценой. Третьей силе не бывать.
Они встали, собрали шахматы и направились к выходу из палаты. По пути, мужчина в черном, зацепился ногой за какой-то шнур, который с шумом вылетел из розетки, а сам чуть не упал на пол. Мужчина в белом, чертыхаясь, поддержал его.
Серые крылья Твари медленно закрывали Землю, тихо и уютно, словно пуховым одеялом. Она летела низко, чудом не задевая крыши небоскребов, и почти бесшумно. Ее беззубый рот застыл в вечной глумливой улыбке. "Дождалась!", думала Тварь. "И ведь как просто получилось. Без борьбы. Глупые людишки сами ее пригласили. Не Бога. Не Черта. А Ее! Кто же умнее оказался? Те, кто каждый день устраивают свару из-за одной непутевой души, или Та, кто терпеливо, по крохам, впитывала в себя энергию от тягомотины псевдонаучных открытий, равнодушных съемок избиения невинных на мобилу, или серости и тупости обывателей, их безразличия? Побеждает тот, у кого сегодня и всегда будет отличный обед и ужин."
Тварь на секунду затормозила и позволила себе удивиться. Над Тихим океаном показались четыре точки, быстро приближающиеся к ней. Четыре всадника. "Конь белый, конь рыжий, конь вороной, конь бледный," -- пробормотала она. Луна окрасилась в багровые тона, и упали звезды с неба, и затряслась земля, и сдвинулись со своего места острова и континенты. Затрубили семь ангелов.
На Твин Пиксе, обозревая Город стояли две фигуры. "Я есмь Альфа", лицо одного из них оказалось прямо перед ней. "И я есмь Омега", -- ухмыляясь, добавил второй. Тварь горько и обиженно завизжала, но решила не сдаваться и ринулась в бой.
Но люди ничего не заметили той ночью.
По одной простой причине, что все эти события проиходили в изможденной голове эльфа, который был отловлен в лесах Орегона, перемещен в Неваду и заперт в экспериментальной лаборатории. Над ним жестоко экспериментировали уже вторую неделю. Поначалу Натаниель пытался отбиваться от них древними эльфийскими заклинаниями, но в этом каменном мешке было так трудно достучаться до сил Природы. Заклинания получались слабенькими, даже усыпить никого не вышло. Они отнимали всю его жизненную энергию и эльф знал, что умирал. Он же ничего им не сделал! За что???
Писатель оторвался от клавиатуры.
Подходящее время для того, чтобы выйти во двор покурить, и заодно застрелиться. Но ни того, ни другого у Джона не получилoсь. Спички намокли, а пуля в голову отправила его, по крайней мере, на четыре года в кому.