Мне подарили его много лет назад, наверное - при рождении, кому-то дарят серебряные ложки и погремушки, мне достался город. Маленький.
Он заключен в хрустальный шар. Вы ведь видели подобные? Обычно в глицерин и стекло заточены фигуры дельфинов или соборов, а у меня - крохотный городок, порой покрытый снегом. Снег идет когда я того захочу. Неосторожный рывок вызывает целую вьюгу, она обнимает милиметровые домики и дороги белым пенопластовым плющом. Снежинки ударяются в стекло, словно стремясь вырваться. Снежинки-под-стеклом воображают, будто способны сравниться с настоящим снегом и заполонить целый мир им не труднее, чем искусственный городок.
О, святая простота!
Я завидую им.
Человек всегда хотел встать на место Бога. Круглое прохладное стекло, немного железа и пенопласт создают иллюзию всемогущества. Я - лишь бог погоды для моего крохотного городка, но погода ведь значит так много. Куда больше, чем войны и эпидемии, учения лжепророков и откровения Учителей человечества.
Нострадамусу верили единицы, синоптикам - миллионы, хотя лгут они гораздо чаще.
У нас нет выбора. И у моего городка нет - ведь я решаю, когда встряхнуть тяжелый круглый шар и вызвать очередную метель. Жители вынуждены надевать неудобные шубы и пальто, смотреть на небо и ворчать. Кому-то - это всегда школьники или студенты, бесплатная рабочая сила - придется расчищать дорожки. Дворники, автомобилисты и старушки ругают погоду. Дети лепят снеговиков, катаются на санках и смеются.
Бог наблюдает. Бог - это я.
Снежинки умеют танцевать. Пенопласт грубее хрустких зимних хлопьев, но я вполне доволен незамысловатым тяжеловесным танцем. Дареному коню в зубы не смотрят, тем более - дареному городу. Движения падающих комочков - кривые чьих-то жизней. Сближаются, склеиваются. Отталкиваются. И все - под стеклом.
Мне грустно, и в городе зима выдалась особенно холодной.
Пенопласт грозится выстудить вселенную. Позвякивают воспаленные суставы окон и дверей. Городок недоволен. Лабораторные мыши сочли себя высшей расой. Те, что с рваными ушками или помеченные крестиком - создают религию.
Я смотрю.
Мне грустно.
Власть - горькая чаша тоски. Я бы не хотел обладать безграничной властью - вероятно, она подобна ржавым крючьям под кожей. Истинная суть мук Христа - за гранью смерти, ибо на Земле он был двуногой лабораторной мышью с особенно красиво помеченными ушками, но после распятия - его муки вырвались из-под стекла времени.
Я предпочитаю призывать снег в маленьком городе. Молчать и печально улыбаться. Я - маленький бог, не найдется философов-бунтарей, дабы объявить меня мертвым. Маленький бог - куда меньше муравья. Муравья все-таки можно разглядеть.
Меня - только в вихрях эрзац-снега под толстым стеклом, в глицериновом Гольфстриме и в потряхивании круглого шарика.
Немного. Но мне достаточно. Город давно живет своей жизнью, хотя он питается мною, не подозревая об этом. Я - почва, из глаз прорастают цветы, в уголках губ - кинотеатр, кожа прорыта выбоинами аккуратных домиков и дорог. Из меня добывают минералы, нефть и червей для рыбалки, оплачивая звонкой мелочью - душами умерших.
Мне подарили этот город на день рождения... или я был подарен ему на день рождения?
Да-да, знаю. Нельзя ответить. Как про курицу и яйцо.
Все, что мне известно - погода, стекло и глицерин.
И, конечно, снег.
Но так бы хотелось понять, где же я - внутри или за пределами шара...