Из Москвы Иван Михайлович возвращался усталый, довольный и в легком приятном подпитии. Причем с чувством выполненного долга, что в последнее время с ним случалось редко. В Госдуме удалось пробить тендер на поставку бурового оборудования для одного крупного предприятия родного Монамурска. А потом с коллегами из Совета Федерации отметили это дело. Ивану Михайловичу, подремывавшему в самолетном кресле, снились бурные финансовые потоки из федерального бюджета, и тихие, но симпатичные речушки отката из этих потоков, и подопечный завод ГОО, денно и нощно клепающий буровые станки для Индии, и командировки в эту сказочную страну, и родной сын на должности консула в Калькутте...
В аэропорту ждала белая "Волга". Иван Михайлович любил "Волги" еще со времен партийно-хозяйственной юности. И сейчас, пройдя путь от секретаря сельского райкома комсомола до губернатора, он не изменил старой номенклатурной привязанности.
- На дачу, Константин, - произнес Иван Михайлович, и, подумав, добавил: - В Парусное.
На казенную, бывшую обкомовскую, ныне принадлежащую обладминистрации дачу в поселке Репное, ехать не хотелось. Назойливые посетители из шакальей стаи лоббистов и лизоблюдов не дадут спокойно отдохнуть. Да и шумно там. Соседи не спокойные - новая провинциальная политическая элита медленно, но уверенно превращала некогда заповедный уголок близ Монамурска в некоторое подобие загородного ночного клуба. Хотелось побыть одному. Дачку в Парусном, скромную по нынешним меркам, он отгрохал еще в те времена, когда был первым секретарем обкома. На старость, как он говорил друзьям. Тенистый дубовый лес, чистая, прозрачная как хрусталь речка, несущая прохладу в знойный день, тишина и напоенный ароматами луговых трав воздух. Иван Михайлович был не чужд романтизма.
В Парусное приехали уже затемно. Иван Михайлович отпустил шофера. Сержант Сережа из службы безопасности было встал из шезлонга поприветствовать его, но Иван Михайлович приложил палец к губам, стараясь не хлопнуть калиткой, вошел в дом и тихо поднялся в свой кабинет на второй этаж. Ольга Ивановна, супруга, должно быть, уже легла спать. Не зажигая света, Иван Михайлович разделся, умылся, и, надев пижаму, вышел на балкон.
Солнце уже зашло, но еще посылало усталому взгляду Ивана Михайловича напоминания о себе в виде слабых, почти растаявших золотистых бликов на остывающих легких облачках. Впереди открывался изумительный вид на пенисто-цветущий фруктовый сад, похожий на клубящийся туман в обманчивом лунном свете, и на тихие воды Усманки в обрамлении неподвижных камышей, откуда бесшумно поднимались призрачные ночные тени. Полная луна нежно склонилась над рекой и раскатала по ее гладкой поверхности сияющую дорожку, на которой дивным узором расцвели нежные белые кувшинки. В прибрежном ивняке, словно только что проснувшийся младенец, робко, нежно и неуверенно пробовал голос соловей. Хор лягушек завел свою сладострастную жизнеутверждающую песню. "Еб твою мать, красотища-то какая", - восторженно прошептал Иван Михайлович, тихо прикрыл балконную дверь и с наслаждением вытянулся на кровати.
Ольга Ивановна ждала гостей. Целый день она провела в приятных хлопотах возле плиты, чтобы удивить и порадовать соседей разными диковинными пирожками, печеньями и плюшками, испеченными по старым семейным рецептам, умаялась и прилегла отдохнуть на диване в гостиной. Сквозь полудрему она слышала, как подъехала машина, как Иван Михайлович попрощался с водителем и тихо поднялся к себе в кабинет. Вскоре наверху скрипнула кровать. "Не буду его беспокоить", - сонно подумала Ольга Ивановна. - "Пусть отдохнет с дороги".
Как стемнело, стали собираться гости. В гости к Ольге Ивановне и Ивану Михайловичу в основном ходили соседи - старые, проверенные друзья, сослуживцы по обкому партии, сельхозинституту и областной администрации, люди уважаемые и степенные. Сегодня пришел сосед слева, Владимир Григорьевич с супругой, моложавой светловолосой дамой, Ольга Николаевна, соседка справа, и старая знакомая по работе в сельскохозяйственном институте Валентина Павловна с мужем Геннадием Алексеевичем.
- Тише, ради бога, тише, - сказала Ольга Ивановна, встречая гостей у калитки. - Иван Михайлович только что с сессии Совета Федерации вернулся, наверху отдыхает.
Гости с уважением посмотрели на балкон, нависающий над цветочной лужайкой - любимым детищем Ивана Михайловича. Каждый год губернатор выписывал по почте разные семена цветов и трав, составлял свои, экспериментальные смеси, перекапывал и засевал лужайку, тщательно удобрял и стриг молодую травку, пропалывал сорняки, записывал в специальный журнал результаты своих сельхозработ. Наконец, он создал то, к чему стремился - плотный и мягкий, как персидский ковер газон, равномерно украшенный мелкими пестрыми цветочками. Иван Михайлович гордо именовал его "мавританской лужайкой". Газон был устойчив к морозу и вытаптыванию, и требовал только полива, удобрения и периодической стрижки. "Я все-таки агроном по образованию", - скромно отвечал он на восторженные восклицания посетителей, взирающих на это чудо, сотворенное человеческими руками.
- Ночь то какая! Совсем тепло уже! Давайте пить чай во дворе, - Ольга Ивановна повернулась к задремывавшему на боевом посту сержанту. - Сережа, помоги вынести стол на лужайку.
Аромат тлеющих дубовых щепок из самовара приятно щекотал ноздри. Перед каждым прибором стояли розетки с разнообразным вареньем - клубничным, алычовым, розовым... Ольга Ивановна сегодня явно была в ударе - не смолкали приглушенно-восторженные комплименты по поводу ее кулинарных талантов. Душистый индийский чай и благородный армянский коньячок согревали души. Плавно и ненавязчиво текла беседа, казалось бы, ни о чем, но в то же время о чем-то важном, очень важном. Именно такие беседы сплачивают людей, делают их общество приятным друг другу, и начинает казаться, что уже не надо слов, что достаточно взгляда, простого теплого взгляда поверх чашки с дымящимся чаем, чтобы проникнуть в душу друга, и согреть ее, и прогнать все печали. К чему слова, если серебряный диск луны все глубже опускается в крону старой ветлы, а соловей уже не на шутку разошелся, его заливистые, со страстным постаныванием трели и взволнованные коленца, казалось, заставили притихнуть даже дружный лягушачий хор.
Разговор понемногу затихал. Так приятно было просто поудобнее устроиться в кресле и молчать, и любоваться звездным небом, и слушать соловья, и чувствовать себя таким счастливым в этой бархатной весенней ночи, насыщенной манящими и волнующими древние инстинкты звуками и запахами...
Иван Михайлович проснулся. За окном вовсю заливался соловей. Стараясь не шуметь, Иван Михайлович вышел на балкон. Луна уже утонула в тихих речных водах, оставив погруженную в грезы землю наедине со звездами. Млечный путь величаво простерся над Иваном Михайловичем, и не было у Ивана Михайловича слов, чтобы выразить восторг перед красотой и чудом природы, а был только стон. Ему казалось, что звезды говорят с ним слишком низкими и глубокими для человеческого слуха голосами, и выдают ему самую главную тайну вселенной, и было до боли обидно, что никогда ему не услышать этих голосов, и не прикоснуться к этой тайне...
Иван Михайлович подошел к перилам и, не отрывая взгляда от отражения Млечного пути в зеркале реки, сделал то, что делал обычно по ночам. Он расстегнул гульфик и принялся поливать свою любимую мавританскую лужайку. Тщательно и не спеша - начав с левого дальнего угла, постепенно перемещая струйку вправо, потом вниз, налево, стараясь равномерно удобрить травку и цветы. Закончив полив, Иван Михайлович немного задержался у балконной двери. Соловей разрывался на части, пытаясь рассказать о своей любви всему миру. Звезды, казалось, цепляются прямо за конек крыши. "Еб твою мать, красота-то какая!" - выдохнул Иван Михайлович и отправился смотреть прекрасный волшебный сон.
Горячие капли уже давно отзвенели по чашкам и блюдцам, и глухо отстучали по плюшкам и пирожкам, а гости все сидели, стараясь не смутить хозяина дома и не потревожить его отдыха. Первой тихо встала Ольга Николаевна и, смущенно заявив, что уже поздно, да и погода, похоже, портится, попрощалась с хозяйкой и остальными гостями. А вскоре и все стали потихоньку собираться по домам, благодаря хозяйку за чудесный вечер. И только сержант Сережа тихо посапывал в шезлонге под грибком у калитки.
Примечание: Приведенный выше случай действительно имел место. Имена и географические названия изменены и все совпадения абсолютно случайны.