Дей старался вырваться пораньше, но все равно сильно задержался на работе.
Когда он, наконец, пришел домой, свечи оплавились уже наполовину, за окном полыхал смущенным багрянцем осенний закат, а Энже сердилась напоказ, пряча в уголках глаз смешинки.
- Привет, - как ни в чем не бывало улыбнулся Дей и поставил на пол дипломат. Чемодан пошатнулся, но не упал - уперся в невидимую стену, вписанную в круг свечей, и остался стоять, накренившись. - Впустишь? - вокруг витали такие ароматы, что, если бы не вынужденные ограничения, Дей давно бы мчался на кухню.
Густой, наваристый борщ и свежая сметана. Ни одна работа, даже самая любимая, не выдерживала такой конкуренции.
- Нет. Сяду тут, - непререкаемым тоном отозвалась Энже, - налью себе полную тарелку и буду есть. А тебе не дам!
Страшная угроза. Видит начальство, эта женщина умела и ждать так, что хотелось бросить все на свете и мчаться сюда, и гневаться с такой силой, что порой Дея посещала кощунственная мысль: а может, ну ее, эту работу?..
- Я не мог позвонить, - виновато вздохнул он. - Ты же знаешь.
- Знаю, - печальным эхом откликнулась Энже и провела ногой по полу, нарушая целостность мелового круга позади свечей.
Потерявший опору чемодан с грохотом рухнул на пол. Свечи вдруг разгорелись ярче, разом оплавившись еще наполовину, и погасли; Дей со вздохом облегчения шагнул вперед, ослабляя узел стильного темно-синего галстука, и привычно, мимоходом, поцеловал потянувшуюся к нему женщину. Сначала хотел углубить поцелуй - сегодня она была такая мягкая, нежная, невыразимо родная, - но пресловутый вздох его подкосил. Вместе с воздухом в нос торжествующим завоевателем ворвался запах борща. Он воинственно размахивал, как знаменем, ароматом домашнего хлеба, пряча за спиной нотки сметаны - будто на всякий случай прихватил и белый флаг.
Дей капитулировал безоговорочно. Но на кухню его в костюме-тройке и кожаных туфлях не пустили, как обычно, и пришлось спешно переодеваться в домашние штаны.
Энже ничем не выдавала напряжения и не напоминала, какой сегодня день. Она вообще умудрилась как-то научиться не считать их и наслаждаться каждым. Дей так не мог. Считал сначала с нетерпением, потом - с ужасом.
Момента, когда одно перетекло в другое, он не помнил. И сейчас, привычно влезая в мягкие спортивки с заботливо обметанной по краю дырочкой для хвоста, Дей поймал себя на том, что эта ускользнувшая от внимания деталь вдруг стала казаться необычайно важной, как и остальные мелочи, которым он давно не придавал значения.
Горячие ужины. Четко разделенная пополам полочка для обуви. Лишняя вешалка в прихожей. Вторая зубная щетка в ванной. В неудобном закутке коридора - лист фанеры с аккуратно расчерченной пентаграммой. Связка свечей в кладовке - обычно их было больше, но на этот раз Энже не стала докупать.
И даже эта дырочка в спортивках. В магазины ведь не завозили спортивные штаны, рассчитанные на хвост у счастливого приобретателя. Это Энже, смеясь, замеряла его портняжной лентой (что шире: основание или пика сердечком на кончике?) и священнодействовала с ниткой и иглой.
В руках потомственной сихерче все окутывалось особым, непередаваемым флером домашнего уюта, и ужас призванного демона при подсчетах дней становился непереносимым.
Но он стоически улыбался и поддерживал все созданные ею иллюзии. А когда перед ним возникла глубокая тарелка с жирными до полной шарообразности синицами по ободу, наполненная ароматным борщом, улыбка невольно стала искренней.
На сытый желудок жизнь казалась прекрасной. Дей покосился на синиц и ощутил некоторое душевное родство, о чем не преминул с прискорбием сообщить, выпятив живот. За последние десять лет там не добавилось ни сантиметра, ни грамма, но Энже легко подхватила игру, охая, ахая и хихикая над откормленным демоном, и в ее темно-карих глазах плясали чертенята, будто отрабатывая вторую смену.
- Убедила, - сдался в конце концов Дей и потащил синиц в раковину - мыть. - Жирок нужно разгонять.
- У меня абонемент в спортзал останется, - вдруг серьезно сообщила Энже. - Еще две недели можно ходить. Я предупрежу девочек на ресепшене, чтобы тебя пропускали.
- Я вообще-то несколько другой способ имел в виду, - обескураженно признался Дей и отвернулся от раковины. Настроение для "другого способа" пропало начисто.
Значит, она все-таки помнит, какой сегодня день?
- А шиш тебе, - усмехнулась Энже, но вместо обещанного шиша протянула карточку с логотипом спортклуба. - Красные дни календаря.
Дей так растерялся, что покорно взял карточку, не подумав даже о том, кто, собственно, станет вызывать его еще две недели, чтобы можно было использовать абонемент.
- Я надеялся... - он замолчал.
Надеялся - на что? Что все обойдется и останется по-прежнему, с борщом и правилами по поводу домашней одежды?
Но он еще десять лет назад знал, как все закончится. И честно предупреждал: если продаешь душу, ее забирают в назначенный срок. Даже если испуганная внезапным одиночеством сихерче, потерявшая родителей в идиотской аварии, хочет в обмен на свою душу всего-навсего семью. К счастью, ей и без советов хватило ума не просить "семью назад" (а то ведь получила бы, вместе с гробами и ошметками земли!), и недовольства результатом она никогда не выказывала. Дей понял, что за этим он будет следить особенно ревностно, когда из всех предъявленных кандидатов в женихи она вдруг выбрала его. "Самый интересный", - рассмеялась она тогда. Кто бы сомневался, ради всех остальных ей не пришлось бы дырявить спортивки...
Конечно, у ее сверстниц уже по ребенку, а то и по паре. Но тут Дей ничего поделать не мог: он честно соблюдал пункты договора. Остальное - безжалостные законы межвидового скрещивания, которым, увы, до чужих душ вообще никакого дела нет.
Да и что бы случилось с их детьми, когда Энже не станет, а Дей не сможет больше здесь появляться? Наверное, оно и к лучшему, что...
- А я надеялась, - решительно вклинилась в его тяжелые мысли сихерче, - что сегодня мы досмотрим последний сезон сериала, я разомну тебе плечи - наверняка же снова ноют? - и тут же отлежу одно из них. К примеру, левое. Идет?
- Нет, - механически отозвался Дей.
Он слишком хорошо помнил ее привычки: задремать за просмотром, положив голову ему на плечо и вытянув ноги в смешных шерстяных носках; и от мысли, что сегодня она не проснется, хотелось рвать и метать. Но рвать и метать - это по части Сата, а он дилетантов не любит.
То же, в чем Дей дилетантом решительно не был, оказалось недоступно из-за примитивных капризов смертного организма женщины.
- Правое? - предположила Энже, не желая поддаваться его настрою.
- Я тебе сам плечо отлежу, - грозно пообещал Дей.
Так она, по крайней мере, дольше не уснет.
Снова - как и сотни раз до этого: мерцающий в полумраке спальни экран ноутбука, несущие какую-то бессмысленную ересь колонки, задернутые шторы. Энже вытянулась на диване, подложив под затылок массивную подушку в гобеленном чехле. Дей придирчиво повыбирал, какое плечо ей отлежать, но в итоге сдался и просто улегся рядом, опустив голову ей на живот. Вздрогнул, вдруг услышав пульс: немного частило, - и сихерче машинально погладила его по макушке, как кота.
Дей зажмурился, запустил руку ей под мягкий домашний свитер, сладко вздохнул, наслаждаясь ощущением нежной кожи под пальцами, - и остановился. Энже молчала, поглаживая его по голове. Герой сериала мужественно грыз гамбургер, по виду вполне способный заменить подметки ботинок, но на лице актера значилась профессиональная целеустремленность и ходили натренированные желваки.
Дей перевел взгляд: в полумраке Энже выглядела еще младше, чем тогда, десять лет назад, но казалась куда спокойнее, уравновешенней и сильнее. Будто эти десять лет она не просто прожила с демоном из преисподней, а умудрилась отстроить заново картину мира и найти свое место в нем. Кто бы мог подумать, что размеренная каждодневная забота о Дее способна дать спокойствие и цель в жизни?
Демон чуть напряг пальцы и прижался ухом к ее животу, где слышалось ритмичное сердцебиение. Голову постоянно то поднимало, то опускало в такт ее дыханию. Дей вслушивался в свои ощущения, будто от его внимательности зависело, как долго будет биться ее сердце и работать - легкие. Он все равно не знал, что сказать.
Были некоторые темы, которые в этом доме никогда не обсуждались.
Его работа. Политика. Тарифы. И то странное, щемяще нежное чувство в его груди, впервые шевельнувшееся - когда? Семь лет назад? Восемь? Или все десять? Оно разгоралось постепенно, то приглушаясь в порыве дикого неистовства выпущенного на волю зверя, то растекаясь по всему телу нежнейшим пралине. Об этом Дей молчал с особенной осторожностью, подозревая, что ничего подобного к заказчице испытывать не должен.
Но к чему такие тайны сегодня?
Ее не станет в полночь. Она заснет и уже никогда не проснется. Наверное, нужно сказать, но как? Какими словами? До сих пор единственным способом выражения его отношения был язык тела. Но сегодня - какая ирония, что именно сегодня! - придется найти другой вариант.
Дей поднял голову.
- Энже, я... наверное...
Подходящих слов так и не нашлось, но Энже понимающе вздохнула и обняла его за плечи, а Дею нестерпимо захотелось спросить: чувствует ли она то же самое? Щемит ли у нее в груди, когда он смеется, и в его глазах пляшут чертенята? И когда он вот так лежит рядом, вытянув ноги в не менее смешных шерстяных носках и нервно подергивая пикой хвоста...
Не решился. Потому что если нет, то жить с завтрашнего дня станет намного грустнее.
А она уснула, так и не досмотрев сезон.
Дей пролежал рядом почти до полуночи, обнимая ее за талию. За минуту до срока заставил себя подняться и пошел искать телефон: люди додумались до кучи формальностей, и иногда демону казалось, что весь Ад не способен сравниться с парой-тройкой бюрократических процедур. Сихерче порой смеялась над этим, порой сердилась, но никогда не спорила - да и вообще не поддерживала этот разговор, даже если Дей в шутку начинал рассуждать о курсах повышения квалификации для чертей где-нибудь в администрации района.
А поддержала бы Энже разговор, решись он сказать о щемящей нежности в груди, умилении от этих ее толстых шерстяных носков с психоделическими кроликами и тихой благодарности за усовершенствованные спортивки и ежедневный домашний уют? За все то, что кажется само собой разумеющимся, пока это у тебя не отберут?..
Дей схватил телефон с кухонного столика и опрометью бросился обратно в комнату, но все равно опоздал. Электронный будильник безжалостно высвечивал четыре жирных зеленых нуля.
Демон остановился на пороге. Энже лежала на спине, укрытая теплым клетчатым пледом, и голубоватый свет экрана безжалостно подчеркивал усталые тени под глазами. По будням она всегда вставала рано, раньше него, чтобы успеть приготовить завтрак, и даже сегодня не дала себе поблажку.
Будильник крепко подумал и показал одну минуту первого. В груди защемило совсем нестерпимо, и Дей, только что уговаривавший себя позвонить в скорую с порога и тихонько исчезнуть, стерев все следы своего пребывания в этом мире, все-таки сделал несколько шагов вперед и бессильно опустился на колени рядом с диваном.
Десять лет. Такая, на самом деле, ерунда для одного из князей. Но Энже успела измениться, повзрослеть и приворожить его своей жизнью, размеренной, естественной и теплой, как и все, к чему прикладывала свою волшебную ручку потомственная сихерче.
Эти десять лет были особенными. Другими. И промелькнули, словно...
- И как люди живут с этим? - безнадежно спросил сам себя Дей.
И едва не подскочил, когда хрипловатый спросонья голос с привычной насмешливой жизнерадостностью отозвался:
- Ты не представляешь, с чем мы способны справляться.
Демон вскинул голову, встретился с Энже взглядом - она была такая невозможно заспанная, домашняя и уютная, - и не нашел ничего умнее, чем спросить:
- Энже? У тебя что, часы вперед ушли?
- Нет, я их только вчера проверяла, - с неуверенным недоумением откликнулась она и перевела взгляд на будильник. - Ох...
Дей не выдержал и прижался к ее удивленно приоткрытым губам. Чем бы ни была вызвана эта отсрочка, она взорвала в его голове многоцветный фейерверк, и не воспользоваться ею было невозможно.
Когда демон отстранился, будильник показывал две минуты первого. Энже дышала - беспокойно и глубоко. И прекращать, похоже, не собиралась.
- В чем дело? - растерянно спросила она. - Сегодня ведь четырнадцатое?
- Четырнадцатое, - подтвердил Дей и вдруг с нехорошим, торжествующим весельем потянул к себе ее руку.
Некоторые темы в этом доме никогда не обсуждались, и некоторые вопросы он никогда не задавал. Но сегодня, пожалуй, вполне можно устроить день отступления от правил.
- Скажи-ка, - ласково сказал Дей, прижался губами к ее раскрытой ладони, глубоко вздохнул, собираясь с силами, и шепнул, не поднимая головы: - Ты любишь меня?
- Люблю, - легко и беззастенчиво, будто это само собой разумелось, отозвалась Энже. Словно и не молчала об этом, как партизан, все десять лет! - А что, это как-то влияет на срок?
Дей задержал дыхание, сражаясь с рвущимся наружу торжествующим смехом и щемящей нежностью в груди, грозящей перерасти в первый в истории инфаркт у бессмертного демона.
- Ни капли, - справившись с собой, ответил он и широко улыбнулся. - Просто, выходит, душу я у тебя уже забрал.
- А жива я, потому что?.. - Энже понимающе сощурила темно-карие глаза, и, видит начальство, чертенята в них превзошли сами себя!
Асмодей уткнулся лицом в ее раскрытую ладонь и впервые за всю свою невообразимо долгую жизнь покраснел.
