Аннотация: Ура ура!!! Закончила главу...Всего несколько слов. Но мне их так тяжело было придумать!!! Куда делся МУЗ???
Глава вторая.
О вечном.
К большому сожалению Льюиса, на следующий день, он не смог зайти к старичку из антикварной лавки, и неприятные мысли преследовал его по пути к квартире, в которой он временно проживал. Они не имели какого-то особого смысла, но сводились к тому разговору, что был между ним и мистером Дженинксоном. Отчасти сказанное стариком, правда. Молодой человек любил себя. Льюис действительно очень часто предавался самолюбованию: смотрел на своё отражение в зеркалах и стеклах, подолгу глядел на свои длинные тонкие пальцы и несколько костлявые запястья, что придавало его рукам какую-то женскую хрупкость. Нельзя его судить за это, мальчик часто ловил на себе восхищённые взгляды не только девушек, но и некоторых представителей мужского пола. Что же делать, ему, избалованному вниманием других, уверенному в своей красоте и имеющему прекрасный, острый ум? Как же поступили бы другие на его месте? Возможно, возгордились. Он поступил также, поставил себя выше других. К своему сожалению, он не отказался от сердца, некоторые поступки Льюиса были неосознанно бескорыстные, за каменной маской и в ледяной оболочке жила душа и горело пламенное сердце. Бесстрашное и человечное, способное любить. Это была своеобразная граница, между двумя его разными частями, граница, которая была лучше, чем отрицание и бесчувствие.
Была ли его душа поэтичной? Вообще, он мог оценить красоту природы, заката, моря. Но всё что окружало его, ценилось им, только потому, что входило в состав его собственного мира, на который он смотрел по-особенному, и старался не разрушить. Эта многолетняя привычка, защищать то, что дорого без ведомых тому причин, была своеобразной стеной, в общении с окружающими. Отрицание нового, не позволяло ему сближаться с другими людьми, Льюис был с ними груб, те, в свою очередь не понимали его, и не стремились подружиться с ним.
Солнце садилось за морскую гладь. Лёгкие перистые облака неподвижно висели над гаванью, напоминая паруса лодок, недавно приплывших с рыбалки, вдалеке раздавались крики чаек улетающих к скалам, находившиеся справа от пристани. Из провонявших рыбой и дешевым питьем кабачков доносились шум, крики и нестройное пение рыбаков. Мальчик невольно стал прислушиваться к песне, грустный мотив которой был ему хотя и неизвестен, но навевал смутные воспоминания из детства. Песня посвящалась морю
Бурлящим волнам не понять
Чего так ждёт жена младая
Чего так долго ожидая
Она стоит слезы роняя
По ком она грустит опять
Бурлящим волнам не понять
Как сладок миг сего мгновенья
Когда веленьем провиденья
Ты с палубы родное пенье
Услышать можешь и узнать
Бурлящим волнам не понять
Когда с последним издыханьем
Огня потухшим полыханием
Ты будешь в сердце пониманьем
У моря свой конец искать.
Она продолжалась ещё несколько куплетов, но Льюис уже отошел довольно далеко от кабачка "Старый моряк", из которого доносилась эта песня, и дальнейшие её слова заглушались шумом морского прибоя, и руганью матросов с разгружающихся неподалёку пришвартованных судёнышек, названия которых варьировались от пресловутых "Чаек" до пафосных "Гроз морей". Мальчику приглянулось название одной лодочки, хозяин которой не побоялся назвать её "Летучий Голландец". Покрытие на корме сильно облупилась, и дерево покрылось трещинами, но лодка, судя по всему, была свежепоименованной - краска на буквах не высохла и медленно стекала вниз тонкими ручейками. Название выполнено было в красном цвете, и вкупе с подтекающей краской, вид у лодки представлялся весьма кровавый. Скорее всего, название "Летучий" сильно преувеличивало способности этого чуда. На воде она бы не продержалась и минуты.
В остальном хозяева лодок старались содержать свои судна в порядке. И "Летучий Голландец" была единственная лодка, которая не соответствовала своим братьям- красавцам, стоящим в рядок вдоль всей пристани.
Льюис непонятно чему улыбнулся, но будто бы застыдившись, опустил голову и стал следить за развязавшимся шнурком на модном сейчас ботинке, имевшим круглый тупой носок, и небольшую подошву с каблуком в два сантиметра, напоминающим конскую подкову, только без внутреннего пространства, шнурок болтался взад вперед в такт шагу мальчика. С моря дул прохладный ветерок, прогоняя дневную духоту и даря воздуху, приятную прохладу.
Чего же оставалась желать в такие моменты человеку? Душевного спокойствия, чтобы беспрепятственно наслаждаться этим вечером? Кто знает, что нужно загадочной душе человека, столь многогранной, не подчиняющейся логике. Знает ли сам человек, чего пожелает от завтрашнего дня?
Льюису неведомы были те душевные порывы, нечасто случающиеся с людьми, которые вызвали улыбку на его лице. Странные и доселе неведомые чувства захватывали и щемили его гордую душу.
-Что со мной творится? - подумал он, не смея поднять головы, потому что он боялся этого чувства всепоглощающей радости, когда душа будто бы взлетает в неведомую высь, навстречу заходящему солнцу.
***
Медленно, словно нехотя зажигались огни вдоль дорог, окна домов тоже светились мягким медовым светом. На город легла бархатная ночь, бывающая только после таких душных летних дней как этот. Звезды безмолвно подмигивали своими глазами, деревья тихонько шумели от неуловимого ветерка.
Богиня устало шла по дорожке вдоль пруда.
- Где бы мне переночевать - подумала она - И кушать хочется ужасно. Что же делать?
Её недоумение длилось недолго, около цветущего вишнёвого дерева стояла деревянная скамейка, с чугунными витыми ножками. Хоть для богини это неподобающе - спать на скамейках, она забралась на неё с ногами, достала из чемоданчика, который взяла с собой на землю, тёплую шаль и, свернувшись калачиком, стала смотреть на звёздное небо. Где-то в глубине парка пел соловей. Тихая песня, убаюкивала богиню, и сон принял её в свои объятья.
***
Льюису не спалось в эту ночь. Что-то мешало ему заснуть. Он долго ворочался на кровати, пока не понял, что сегодня заснуть не получится. В пустой квартире ему неприятно находится одному. Мальчик взъерошил свои черные волосы, приподнявшись на постели. Мир казался сказочным, темнота, обволакивая всю комнату, повисла в воздухе. Дышать было трудно, будто кто-то сдавил грудь в тисках. Он не боялся темноты, но эта ночь была какая-то ненатуральная. Словно вышедшая из-под кисти плохого художника.
- Плоский - сказал мальчик - Мир совсем плоский.
Он встал, и правой рукой нашарил выключатель. Свет загорелся, разгоняя ночную тьму, и принося глазам Льюиса неприятное ощущение, будто лучи от электрической лампы резанули его по лицу задев глаза. Он слепо наткнулся на угол и долго ругался. Льюис смаковал каждое слово, сказанное им.
Он всегда был вспыльчивым. В детстве он часто дрался и разбойничал. Но в семь лет родители Льюиса погибли, и он перестал разговаривать, замкнулся в себе и словно загнанный волчонок боялся людей.
Через несколько лет его усыновила богатая пара, которая после двух детей, не могла иметь третьего, от этого более желанного. У Льюиса появились родители и брат с сестрой, но он до сих пор молчал. Только через год он смог сблизиться со своей новой семьей. Сестра была старше его на пять лет, а брат на два года. Сейчас он с ними старался не общаться. В данный момент Льюис учился в университете на юриста. Мальчик старательно штудировал все книги, посещал каждое занятие и был первым среди студентов. Всё давалось ему легко, без особых трудов.
Льюис достал воду из холодильника, и сделал пару глотков. Холодная жидкость обожгла его горло, Льюис закашлялся. Приступ кашля согнул его пополам, он оперся рукой об стол, и долго еще стоял согнувшись. Лицо взмокло от пота, горло сильно першило. Полчаса спустя, он всё таки решил лечь спать.