Пестрота красно-жёлто-зелёной листвы осеннего леса, мелькание стволов деревьев, пятна освещённых заходящим солнцем полянок не доставляли больше радости и лишь утомляли глаза. Усталость сдавливала голову, наливала веки тяжестью. Третьи сутки, простаивая часами в таможенных очередях, теряя время на поиски бензина в Белоруссии, мы гнали очередную партию машин из Германии в Питер. На этот раз наша колонна состояла из больших чёрных лимузинов, которые болтались по полной ухабов и ям псковской дороге, приближая с каждым километром к дому.
Унылый пейзаж увядающей природы, сырость от недавно прошедших дождей вместе с монотонным гулом мотора и размеренным шорохом колёс навевали грустные воспоминания....
Одним ясным утром, в детстве, бабушка вела меня к остановке автобуса, чтобы на нём поехать в детский садик. Моя рука находилась в её мягкой, тёплой ладони. Жёлтая, выжженная трава окаймляла высушенную, потрескавшуюся от зноя дорогу. Я шлёпал подошвами сандалий или прыгал на одной ноге, как в "классиках", поднимая облачка пыли. Если попадался маленький камешек, то некоторое время я пинал его, словно футбольный мячик, пока он не улетал в придорожные кусты. Жара ещё не наступила. Солнце медленно поднималось за спиной, оставляя едва уловимую тень и разливая нежное тепло по спине. Внезапно появилось ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Я оглянулся, но сзади была только тропинка, ведущая к нашей улице. Я знал, что спустившись со следующего холма, мы выйдем к магазину, за которым находилась автобусная остановка. Поднимаясь на эту горку, всегда ждал, когда в поле зрения появится труба, а затем и серая шиферная крыша деревянного дома с вывеской "Продукты" над дверями.
И сегодня от нетерпения начал подпрыгивать что б скорей её увидеть, но опять почувствовал чей-то взгляд. Не давая шанса спрятаться, резко обернувшись, взглянул назад, но снова никого не увидел. Тепло солнечных лучей мягко пригревало, словно гладило спину между лопатками.
- Что ты всё вертишься? - спросила бабушка.
Я опять повернулся и зажмурился. Огромный ярко-жёлтый, огненный шар выплывал из-за вершины холма. Бабушка тянула меня за руку, а я, закрыв лицо другой, между пальцев разглядывал светящийся диск.
- Да что ты там всё высматриваешь?
- Баб, ну чего ты не видишь, что ли? На меня солнышко глядит. - Я потянул её за руку и ладошкой показал Солнце.
- Вот смотри! Видишь? Вон оно глядит на меня! ..................
- Ох, и фантазёр!
Дальше мы шли молча, она смотрела под ноги, о чём-то думала и странно улыбалась. Многие годы я вспоминал именно эту улыбку и не мог найти объяснения, по какой причине она так залегла в моей памяти......
Стемнело. Полоса волнообразного асфальта, в народе называемого "стиральная доска", сузилась до ширины легкового автомобиля и приобрела рваные края. Оставшиеся, достаточно широкие, обочины, спроектированные, по всей видимости, для разъезда со встречным транспортом, полны глубоких ухабов. На наше счастье, после полуночи встречных машин почти не было. С наступлением темноты видимый мир сократился до размера полосы света впереди машины. Напряжение возросло. В любой момент из леса может выскочить "дичь", появиться прицеп без опознавательных знаков, оставленный каким-нибудь нерадивым водителем на дороге или упавшее бревно. За частые поездки многое пришлось повидать.
Магнитофон щёлкнул автореверсом и снова, в двенадцатый раз, заиграл "Майк Олдфилд". В любом случае лучше Он, чем кассеты с "блатняком", который бросил ко мне в машину Серёга.
За очередным поворотом, в зеркале заднего вида, посчитал фары. За мной семь машин. Никто не пропал. Все на месте. Ещё часов восемь пути - и мы дома.
Тяжелее всего в утренние часы. Перед рассветом клонит ко сну с особой силой. У разных перегонщиков есть свои способы борьбы с дрёмой. Кто-то кладёт на голову мокрое полотенце, кто-то едет с открытыми окнами, я жую солёные орешки, до горечи на губах и зубной боли.
Дорога петляет, за поворотом следует поворот, свет от фар падает на стволы деревьев, придорожные кусты, на полотно дороги и редкие в этих местах знаки.
В эту поездку я придумал себе новое развлечение. Я представляю себя в зале игровых автоматов. Играю на достаточно правдоподобно оформленном устройстве, напоминающем салон автомобиля БМВ. Забросил монетку и поехал. Всё движется вокруг тебя, а ты остаёшься на месте, лишь крутишь руль и нажимаешь педали. Необходимо совсем малое: переключить внутри себя ощущение пространства. Не ты перемещаешься по земной поверхности, а она меняет положение относительно тебя. Небо со звёздами, Луной и облаками, Земля с полями, лесами, километрами дорог. Всё двигает своими колёсами твоя машина, а ты, находясь внутри, остаёшься на месте.
Не отрывая взгляда от дороги, наклоняюсь ближе к рулю, поворачиваю плечи вперёд-назад, вращаю головой, пытаясь размять затёкшие мышцы спины и шеи. Безнадёжно тру глаза, закрою один и объясняю другому: сейчас этот поспит немножко, а потом твоя очередь......
.....В первый миг моя нога автоматически нажала на педаль тормоза, затем открылись оба глаза. Видение, галлюцинация, мираж. В свете фар, посередине дороги, широко расставив ноги и, словно пытаясь обхватить руками мою машину, радостно улыбаясь, стояла пожилая, упитанная женщина, в синей, стёганой фуфайке, из-под которой виднелся застиранный, голубой "в цветочек" халат, а на ногах - серые, заляпанные рыжей грязью, валенки с калошами. Машина продолжала медленно катиться, но "бабушка" не отходила, всем своим видом показывая, что настроена она решительно и готова идти до конца. Объехать её невозможно, обочина дороги полна глубоких ям, заполненных водой.
Подобные ситуации на дороге не предвещают ничего хорошего. Однажды меня уже привязывали "скотчем" к дереву в польском лесу, отобрав перед этим всё, вплоть до спортивного костюма, который был на мне одет.
Заблокировав изнутри дверные замки, я остановил машину, воткнул "задний ход", и с выжатым сцеплением, не выключая двигателя, с опаской поглядывая по сторонам, начал наблюдать, как будут разворачиваться события. Показалось, что время в этом месте и в этот момент изменило свои константы и начало растягиваться. Создавалось впечатление, что всё происходит в замедленном действии. Я с надеждой поглядывал в зеркало заднего вида, ожидая появления "моей команды", но увы... сзади ни одного проблеска. Лес, деревья вокруг, небо, - всё окутано темнотой. Лишь пучок света фар вырывал из этой мглы несколько стволов придорожных деревьев, часть дороги и стоящую посередине всего этого женщину. "Бабушка" тоже оценивала обстановку. Видимо, убедившись в том, что моя машина полностью остановилась, она неожиданно устремилась к моей двери, глазами разыскивая дверную ручку и, найдя её, пыталась понять, как при помощи этого устройства можно открыть дверь. Не разобравшись, начала костяшками пальцев
стучать в окно. Мощный мотор тихо урчал, готовый в любой момент зареветь и унести меня отсюда. Дорога впереди была открыта, но "бабулька" дёргала за ручку и причитала:
Взволнованый голос срывался, она путала слова, повторялась. На пьяную не похожа, просто чем-то весьма встревожена.
После того, как меня "кинули" в Польше, я слышал много историй об артистизме, хитрости и многочисленных уловках, которые вытворяют "братки" на дорогах, по этой причине старался оттянуть время, наблюдая в зеркало заднего вида за пустынной дорогой.
Сзади свет не появлялся. Да где же они, в конце концов? А, была, не была! Я приспустил стекло, и, стараясь не выдавать беспокойства, спросил:
- Что случилось, Бабуля?
- Ой, Сынок, случилось, такое случилось! Я уж здесь долго стою, а машин всё нет и нет. А я и не знаю, что там. И ни одной машины, как на зло. А у меня там такое!
С одной стороны, мне выгодно протянуть как можно больше времени, с другой стороны - бабкино причитание, из которого не возможно понять суть проблемы, начинало раздражать - сказывалась усталость, накопившаяся за трое суток.
- Ну, так вот, стою я, машин нет, а тут на счастье ты, сынок.
- Стоп! Стой, Бабушка, хорош, хватит, давай по существу. Что там у тебя стряслось?
- Ну, так я и говорю: машин нет...
- Стоп! Есть машины. Сейчас ещё подъедут. Тебе много машин надо?
Показался свет фар. Один, два, три. Наконец-то. Вроде все едут. Я открываю дверь, выхожу из машины. Бабушка тоже увидела свет и снова запричитала:
- То ни одной, а то во, глянь скока.
- Бабушка, успокойся, мы едем вместе, это мои друзья, ты лучше расскажи, что у тебя стряслось
- Да вы - ангелы.
- Эй, бабуль, стоп! Если ты не начнёшь наконец-то рассказывать, что произошло, то сейчас подъедут мои друзья и мы поедем дальше, а ты останешься стоять здесь дальше. Ты поняла, что я сказал?
Встряска подействовала.
- Да поняла, поняла. Дочка у меня, сынок, на сносях.
- Беременная значит. Ну, так радоваться надо. Это ж счастье какое!
- Так я и радуюсь, забрюхатела, стерва от кобеля от одного, нашего деревенского.
- И что? Что ему - морду надо начистить? Нет! Бабуля, мы не по этому вопросу, меня ваши разборки не интересуют, своих достаточно.
- Да нее. Рожает она....
Подкатили машины. Лёнька и Сашка вышли из своих машин и направились в нашу сторону. У нас в компании было принято, что я, зная дорогу, умея разговаривать по-немецки, имея "тяжёлый" опыт перегонов автомобилей, обладал негласным правом "ведущего", поэтому я сразу на них "наехал":
- Вы где пропали, вашу мать?
- Да тут Серёжика припекло с бутербродиков.
- А что, фарами отморгаться тяжело?
- Мы моргали, но ты уже был далеко.
Ленька, показывая глазами в сторону "бабули", спросил:
- Что тут за проблемы?
- Я ещё толком не понял. Вроде дочка у неё рожает, а что к чему, пока не ясно. Итак, Бабуля, повествуй дальше, что там у тебя за беда.
- Ну, так я и говорю: дочка рожает, из Карасёвки Пелагея, бабка-повитуха, пришла, а её, будь не ладно, паралич разбил, "ридикулит", говорит. Стоит, согнувшись, стонет, ничего сделать не может, а моя Варюха орёт, что есть мочи. Мальчики, сынки, отвезите её в Остров, в больницу. Пущай там рожает. Ну, пожалуйста!
Лёнька сказал:
- Бабуль, ты глянь, у нас скорой помощи нет. Надо позвонить в твой Остров, чтоб они "скорую" прислали.
- Да я, сынки, уж и в сельсовет бегала, но телефон там поломан, а председатель на "газике" вчера уехал в район и ещё не вернулся.
- Бабуль, ты подожди, а далеко до твоего Острова?
- Да вёрст тридцать.
- Не, ты нам в километрах скажи!
- Да это я так, по старинке, Вы на меня не серчайте! Тридцать килОметров хде-то, конечно. Повернувшись к Лёньке, я спросил:
- Так, ситуация ясна, что делаем?
В свете габаритных огней рассмотрел, как Лёнькины глаза начали увеличиваться в размере и поползли к бровям. Он наблюдал за тем, что делала за моей спиной бабушка. А она опускалась на колени в глубокую лужу и просила:
- Сынки, спасите мою дочку, умоляю, Христа ради, помрёт ведь....
Деревня находилась в паре километров от основной магистрали и к ней вёл "просёлок", назвать который дорогой не поворачивался язык. Багажники наших машин загружены "немецкими приобретениями", мешками с "гуманитарной помощью", радиоаппаратурой, автозапчастями. Выбор ехать в деревню за роженицей пал на мою "БМВ". Бабушка достаточно быстро для её возраста шла впереди, показывая путь, и что-то причитала про ангелов, которых ей послал Бог. В этот момент "ангелы", вымазанные до макушки в грязи, выталкивали из очередной канавы машину. При лёгком нажатии на "газ" колёса начинали пробуксовывать, соскальзывая в тракторные колеи, швыряя комки грязи, которые веером разлетались в разные стороны.
На обратном пути от деревни до дороги всё пришлось повторить с пассажиркой. На вид ей было лет 25 - 27. Если бы не повышенная упитанность, то вполне симпатичная девчуха, которую звали Варя. Пшеничные, вьющиеся волосы до плеч, светло-голубые глаза, прямой, аккуратный носик. Обхватив снизу живот руками, она тихо охала. Перепачканные, мы добрались до дороги, кое-как, стряхнув грязь, расселись по машинам и устремились в город с заманчивым названием Остров.
Сначала она тянула "а-а-а", но затем это "а-а-а" переходило в усиливающееся "о-о-о" и, наконец, громкие вдохи и выдохи "уф-уф". Мышцы сковывались спазмами, кожа лица становилась красной, сжимались кулаки. Спустя некоторое время напряжение спадало, лицо расслаблялось. Получалось что-то вроде циклов, видимо, они и назывались схватками. Схватки накатывали одна за другой. Промежутки между ними становились короче, а крики всё громче и громче. Разговора не получалось. Я решил показать свою осведомлённость и, стараясь, как можно более спокойным голосом сказал:
- Что ты так кричишь, нет повода для беспокойства. Прежде чем что-то начнётся, должны воды отойти.
Сквозь крепко сжатые зубы, она с трудом выдавила:
- Воды отошли в половине двенадцатого, а сейчас, похоже, уже вылааааа.....зит всё остальное.
Она пробовала шире раздвинуть колени, но места не хватало. В своих мыслях я перебрал, не совсем добрыми словами, строителей дорог, начиная с министра, до рабочего с лопатой в левой руке и бутылкой водки в правой, конструкторов "БМВ", которые явно не рассчитали этот автомобиль для подобной ситуации. Сам того не замечая, я разогнал машину, и стрелка спидометра перевалила далеко за сотню. В этот момент на сумасшедшей для Псковской дороги скорости мчалась чёрная иномарка. Еще семь других пытались её догнать.
Слышать этот крик, который порой переходил в визг, не было больше сил. Я делал погромче музыку, успокаивал Варю, но всё было тщетно, то есть бесполезно. Она орала, что было сил.
- А-а-а. Он идёт, вылазит. Уф-уф-уф. Быстре-е-е-ей. Уф-уф-уф. У-у-у! Не могу больше! А-а-а!
Впереди мелькнула белая вывеска населённого пункта. "Корнаково". Дорога проходила через деревню по небольшой насыпи. Три тусклые, раскачивающиеся на ветру, электрические лампы освещали покосившиеся заборы, деревянную, полуразрушенную автобусную остановку, дом с широким крыльцом и площадку со множеством луж. У нас не оставалось выбора. Необходимо найти в этой деревне кого-нибудь, кто смог бы принять роды. Я остановил машину под самым ярким фонарём, отодвинул как можно дальше сидение и откинул спинку. Аккуратно провёл по потному, несмотря на осенние заморозки, Вариному лбу и волосам.
- Не беспокойся, что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо! Сейчас я тебе немножко помогу и пойду, посоветуюсь с "пацанами".
Я поднял её ноги на "торпеду". Отрыв от следующих за мной машин оказался небольшой и спустя полминуты около меня остановились все остальные.
- Пацаны, проблема осложнилась или обострилась, не знаю, как и сказать. Вобщем, рожать будем здесь. Пошли по домам, поищем кого-нибудь, кто смог бы нам и ей в этом помочь.
В этот момент из моей машины снова послышались крики....
Прежде чем кого-то осуждать, необходимо поставить себя на его место.... Три часа ночи. Осень. Небольшая деревня в Псковской глубинке. На освещенной грязными, качающимися на ветру фонарями дороге стоят восемь иномарок. Молодые, коротко подстриженные, не бритые, одетые в кожаные куртки люди бегают по деревне, стучат в окна, просят, а иногда и требуют, чтоб открыли. Из одной машины доносятся душераздирающие женские крики: или бьют, или насилуют. Никто не открывает, но, скорее всего, все смотрят сквозь щели в ставнях. Интересно, но страшно.
Варя лежала на раскинутом сидении, упершись одной ногой в середину "торпеды", другой в правую стойку лобового стекла. Лёнька подбежал, и, не успев отдышаться, доложил:
- Местное население на контакт не идёт. - Он пытался улыбнуться. Подошёл, положил руку мне на плечо.
- Что делаем, капитан?
- Будем рожать. Лёнька, я остаюсь здесь, - указал головой на свою машину - А вы организуйте, что нужно.
- А что нужно?
- А я откуда знаю? Ну, тряпки разные, какие-нибудь чистые, посмотрите там в "гуманитарке". Немцы обычно аккуратные, бельё, перед тем как выбросить, стирают.
Сергей, ещё в Берлине изрядно надоев своим нытьём, и тут не успокаивался:
- Послушайте это же средневековье, надо везти в больницу. Здесь делать что-то - просто безумие. Слушайте, мы же ничего не знаем.
Лёнька взволновано спросил:
- С чего начинать?
- Начни с Серёжи.
- Понял.
Но понял по-своему. Он подошёл к Сергею и коротким ударом в челюсть повалил его в придорожную канаву, затем распределил обязанности между остальными. Одни перебирали мешки с "гуманитарной помощью", другие пошли искать дрова, для того, чтобы развести костёр, Лёнька с Сашкой пошли к колодцу добывать воду и ведро.
- Ты справишься! - прозвучал голос, где-то внутри головы, ниже темечка и добавил: - Смелее, не волнуйся, у тебя есть помощники....
Я оглянулся вокруг, в надежде увидеть (пытаясь найти, разыскивая) того, кто это произнёс, но рядом ни кого не оказалось. Тишина. Темнота. Тусклый свет "габаритов" от Сашкиной "Вольво". Во время короткой паузы между схватками Варя тихо постанывала.
-Тебе не холодно? У нас не получилось найти в этой деревне помощь, так что придётся справляться своими силами, но ты не беспокойся. Там где мы - там успех.
Мне показалось, что Варя улыбнулась.
- Главное, не стесняйся, всё нормально.
"Не удобно" было не только Варваре. Мне пришлось подлезать под её правой, упёртой в "стойку" ногой. Грудью лёг на порог, острый уголок пластиковой накладки впился между рёбер, но в этот момент боль не чувствовалась, ощущение окружающего мира притупилось. Всё внимание сконцентрировалось на новом человеке, который должен был появиться на свет, да ещё на невесть откуда появившемся голосе.
Трудно определить, принадлежал голос мужчине или женщине, он не имел оттенков и шептал где-то в районе среднего уха, в середине мозга:
- Попробуй определить: выходит плод лицом или затылком. Если лицом, то нужно аккуратно попытаться направить головку темечком вперёд, слегка покачивая влево - вправо, иначе возможны родовые травмы.
Нельзя сказать, что я этот голос слышал, я его чувствовал.
Я мурлыкал "про себя" мелодию "Прощание Славянки". Это была самая неподходящая композиция для данной ситуации, но от неё не удавалось избавиться. По выступающей поверхности головы я пробовал определить положение ребёнка. Кожа, окаймляющая окружность головы, растянулась до толщины нити. Нельзя представить, какую невыносимую боль предстояло переносить Варе в этот момент. Стиснув зубы, так, что казалось, треснет эмаль, я пытался ногтями сделать надрыв....
Голова оказалась наружи, одновременно прекратилась схватка. Разумом я понимал, что ребёнок получает жизненные силы, через пуповину, но, тем не менее, зрелище, представшее перед моим взором, малоприятное. Синяя, передавленная в шее головка, безжизненно свисала. На мочках ушей, на затылке собирались капли кровянистой слизи и, обрываясь, падали на коврик. Я оказался в растерянности. Если не возобновятся схватки, то придётся вытягивать. Как это делается, с каким усилием необходимо тянуть? Автоматически считал секунды - промежутки между схватками. Последние паузы были около двадцати - двадцати двух секунд. Теперь я уже досчитал до двадцати восьми, но ничего не начиналось. Я подвёл руку так, что тыльная часть маленькой головки оказалась у меня в ладони, а задняя часть шеи между раздвинутыми, средним и безымянным пальцами. Приготовившись тянуть, попросил Варю:
- Ты молодчина, Варюха, только нам нужно теперь вместе сделать последний рывок. Давай попробуй.....
Но я не договорил. Мой внутренний голос начал говорить:
- Аккуратно! Скользко. Не урони! Направляй плечики поочередно! Если плечи пойдут одновременно, возможны родовые травмы.
Вдруг душераздирающий крик Варвары прервал паузу. Ужасное напряжение сковало её мышцы. Боль настолько исказила её симпатичное лицо, что иначе, как гримасой его назвать было не возможно. Она сильно упёрлась ногами, отчего лопнула панель автомагнитолы, вентиляционные решётки и пластиковая обивка стойки. Продолжая придерживать головку, я увидел, как отверстие стремительно расширялось, и появлялись оба плеча сразу. Свободной рукой слегка придержал левое плечико. Неожиданно правое плечо, увлекая за собой всё тело, пройдя какую-то границу, устремилось наружу. Маленькое, мокрое тельце стремительно выскользнуло и оказалось у меня на руках. Лишь ножки пришлось осторожно вытягивать. Медленно, осторожно, боясь уронить только-что появившегося на свет, крошечного человечка; неудобно выгнувшись, я пытался протиснуться между полом машины, Вариными ногами, внезапно открывшейся крышкой "бардачка" и положить ребёнка ей на живот. Всё мешало. Нос нестерпимо зудел, и очень хотелось его почесать. Оказавшись стоящим на коленях, перед сидением, обнаружил, что дальше двигаться мне мешает какой-то канатик, напоминающий, в нескольких местах передавленный и перекрученный шланг с прозрачной оболочкой, голубыми и красными сосудиками и какими-то трубками. В анекдоте это звучало бы так: "Пуповина - подумал Штирлиц".
Необыкновенное состояние наступило внутри меня. В голове мысли перебирали проблемы и искали пути их решения. Перевязать и перерезать пуповину, запеленать ребёнка, укрыть Варю. В Душе, где-то на уровне груди, происходило что-то невообразимое. Разрывались фейерверки, сердце лихорадочно стучало, озноб и дрожь пробегали по спине. Цены тому, что находилось в этот момент в моих руках, не было. Я держал новую, ещё очень хрупкую жизнь.
По моей просьбе Санька оторвал кабели от задних колонок, которыми мы перевязали в десяти сантиметрах от животика девочки этот плотный канатик. На некотором расстоянии от первого узла сделал второй. Пацаны перерывали свой багаж в поисках режущих инструментов. Складные перочинные ножи после многочисленных поездок, откупоривания бутылок и открывания множества консервных банок более напоминали ножовки и для этой операции не подходили.
Появилось ощущение тревоги.Состояние ужаса застыло в воздухе вокруг нас - девочка не дышала. Секунда шла за секундой. Варя, продолжая постанывать, вопросительно смотрела на меня, и вдруг совсем затихла, в надежде уловить хоть какой-нибудь звук. Первая радость перешла в непонимание происходящего и осознание собственного бессилия. Глаза, только что светившиеся радостью, стали угасать. Я попросил Лёньку помочь приоткрыть ребёнку ротик и дать мне самодельную трубочку, которую мы заранее свернули из листа бумаги, перемотали с обеих сторон изоляционной лентой, чтоб с её помощью высосать изо рта ребёнка остатки околоплодных вод.
В наступившей тишине не стало слышно ни шороха высохшей, осенней травы, ни шума пролетевшей летучей мыши, ни дыхания. Вся природа застыла в ожидании того, что будет дальше происходить. Осторожно, боясь выронить маленькое тельце, я освободил правую ладонь и потянулся за трубкой. В этот момент синие, безжизненные губки слегка разомкнулись, послышался свист входящего в лёгкие воздуха и гортанное бульканье. Грудка приподнялась - и на мгновенье замерла. В следующую секунду, нарушив мёртвую тишь, в мир, в пространство вокруг нас, во всю вселенную вырвался крик "вяу", "вяу", "вяу". Хоть он был очень слабым, показалось, что всё вокруг задрожало, зашевелилось, заёрзало. Кроны деревьев зашелестели остатками листьев, в деревне одна за другой залаяли собаки, в канаве зажурчал ручей. Природа стряхнула с себя оцепенение, в котором, ещё секунду назад находилась.
Я взглянул на Лёнькино лицо, которое оказалось ближе всех ко мне, потому что он стоял на коленях на водительском сиденье, пытаясь мне помочь. Из красных, не выспавшихся, опухших глаз, одна за другой, по небритым щекам катились слёзы. Наш большой Лёнька, Заслуженный Мастер Спорта, рыдал.
Соскользнув с сидения в лужу на коврике, шлёпнулась желеобразная, кроваво-бурая масса - "послед". Капли крови разлетелись в разные стороны, оставляя на светло-бежевом ковре и сидениях красные пятна, довершая картину содеянного.
От одного из домов отделилась фигура, и в поле света появился мужчина в синей фуфайке, кирзовых сапогах и с вилами в руках. Он не достаточно уверено, но громко кричал:
- Что же вы делаете, подонки?
Лёнька, успев взять себя в руки, пошёл ему навстречу.
- Что, дед, повоевать решил?
Похоже, что Лёнька обладал способностью гипнотизировать людей. Он взял вилы из рук стоявшего в оцепенении селянина и спросил:
- Ты, наверное, нас всех заколоть этими вилами хочешь? Да? - он вскипал. - Ты чё, Дед? Когда мы тут бегали, как в задницу ужаленные, о помощи просили, никто не открывал. А сейчас, когда всё уже закончилось, повыскакивали, как тараканы. Да?
Сашка подошёл, взял Лёньку за рукав, но без особой надежды, так как дружили они давно, и он знал, что теперь Лёнька отойдёт не скоро, попробовал, его успокоить:
- Лёнь, ты на него посмотри, какой из него помощник? Дунь и улетит! Да завязывай!
Я пытался заглянуть в её глаза, но она рассматривала маленькие, слипшиеся завитки светлых волосиков и пыталась расправить их, ласково разглаживая мизинцем. Мне показалось, что Варино лицо светится. Ещё в юношестве я начал замечать, что у женщины ожидающей ребёнка происходят странные, малообъяснимые изменения с лицом. То ли разглаживаются складки в уголках глаз и морщинки. Кожа лица выравнивается, светлеет, в глазах появляется блеск. Но полностью описать это ощущение таким набором фраз невозможно. Создаётся ощущение, что вокруг лица и головы появляется слабое, почти невидимое голубовато-серебристое свечение...
Мне очень хотелось сказать ей что-нибудь доброе, и я зашептал:
- Пусть Беда стороною тебя обойдёт, - я не замечал, что повторял какое-то заклинание, которое диктовал мне внутренний голос, - пусть Воздух, Огонь, Земля и Вода тебя берегут и хранят, пусть Солнце тебе свои силы отдаст, чтоб Земле и всем Людям Жизнь со Светом могла ты нести.
Жадно чавкая, девчушка сосала большой, коричневый сосок Вариной груди. Для неё всё, что происходило вокруг, было впервые. Первый вдох, первый холод, свет, глоток материнского молока. Когда девочка заснула, нервное напряжение резко упало, рухнуло на землю, рассыпавшись на мелкие осколки. Меня трясло от озноба, который в единый миг охватил всё тело. Лёнька, обхватив голову, сидел на обочине дороги и смотрел на обломки забора, который ещё два часа назад здесь стоял. Сашка, схватившись за живот, истерически смеялся:
- Хо-хо. Ой, не могу! Я представил, как ты отдаёшь машину клиенту.
Все начали хохотать. Сквозь озноб и перестук зубов я тоже улыбался. Нас охватило ликование от ощущения того, что мы справились. Богиня Победы Ника летала над нашими головами, опахивая своими крыльями......
Я проснулся на полу больничного коридора в двух автомобильных чехлах от сидений, сделаных из искусственного меха, которые я вывернул наизнанку, шерстью вовнутрь. Таким образом выходил неплохой спальный мешок. В чехлах было тепло, но не удобно. Стоило выпрямить согнутые ноги, как на спине появлялась щель, в которую тотчас стремился холодный воздух, и даже длинный вязаный шерстяной свитер не справлялся с этим потоком холода.
Старые скрипучие половицы, покрашенные коричневой краской, были изрядно протёрты посередине и над голыми, обшарпанными сотнями или тысячами ног, досками возвышались отполированные шляпки гвоздей. Кеды, войлочные тапочки, туфли на каблуках и без, колёса от тележек и больничных кроватей сновали перед моими глазами. Передо мной остановилась пара видавших виды кросовок.
- Ну, здорово, герой! Потом расскажешь, как всё было, а сейчас скажи, где послед, ну.... детское место? Мне надо на него посмотреть.
- У меня в машине, на пассажирском коврике. А как там?
- Да всё хорошо, не боись! Лучше не бывает. Давай вставай, попьём кофе и поговорим.
Потянувшись, выбрался из своего ложа. В затёкшие ноги, наконец, беспрепятственно устремилась кровь, вызывая покалывания на кончиках пальцев. Слегка пошагав на месте, разминая мышцы и полностью востанавливая кровообращение, я направился в процедурную, где доктор разглядывал плаценту.
- Ну ты отчаянный парень! Что б ты делал, если б были какие-нибудь патологии: заднее предлежание плода или шея, обмотанная пуповиной?
- У меня сразу было ощущение, что там всё нормально. Ну, мне трудно объяснить! Ну, как бы я заранее знал, что всё хорошо закончится.
- Эй ты, провидец! Ты понимаешь, что тогда могло произойти? Да ты же мог......
- Э-э-э! Я пошёл, до свидания!
- Стой! Я ещё не договорил.
- Да и не надо договаривать, всё ясно.
- Нет стой!
В этот момент меня прорвало. Это происходило редко, но если случалось, то остановить меня уже было сложно.
- Что стой? Что ты мне хочешь сказать? Что у вас в районе один телефон на пятьдесят километров, что ваш УАЗик стоит со снятым мостом, что аккушерка в декрете, а ты сам за такое не взялся бы. Ещё что-то хочешь сказать?- уже орал я. - Ты хочешь мне сказать, что я виноват, что у вас везде бардак и вы не имеете возможности помочь матери родить ребёнка. И ты считаешь, что мне надо было бросить её на вашей сраной, раздолбанной, псковской дороге и не брать на себя ответственность. А она вместе с ребёнком пусть там подыхает. Это ты хочешь мне сказать? Ещё хочешь поговорить?
- Нет.
- Спасибо за кофе!
Затем, остановившись перед дверью:
- Вы извините, просто столько дней на нервах.
- Да нет, нет. Ты прав. Может, спиртику? Нервы поправить.
- Нет, мне ехать.
Всё кипело. Хлопнув дверью, я направился по корридору к выходу, по пути захватив чехлы. Выйдя на улицу, остановился на скрипучем крыльце с расшатанными перилами. За невысоким, местами повалившимся зелёным забором стояли наши машины. Сашка из белой пластмассовой канистры поливал водой на голову раздетому по пояс Лёньке. Кто-то расскладывал на капоте "Вольво" продукты, которые мы купили вчера вечером, где то в Белоруссии, в деревенском, придорожном магазинчике.
Четырёхчасовой сон не дал отдыха. Воспоминания о событиях предыдущей ночи были затуманены, казалось, были не реальными, этакая игра фантазии, и лишь ошущения победы, ликование, какое-то маленькое счастье было рядом и было настолько плотным, что возникала мысль, что его можно потрогать рукой, что оно осязаемое. Я взглянул на верх, на не по-осеннему чистое, ярко-синее небо, на котором, поднявшись над вершинами сосен, находилось Солнце. Тёплыми, мягкими лучами оно освещало, словно гладило, моё лицо, лоб, волосы. Я прикрыл глаза и замер, впитывая это тепло....
- Ну, чё пообщался с доктором? Как там наша крестница?
- Да всё нормально.
- А можно на малую ещё раз взглянуть? Интересно всё-таки, такой маленький, а тоже Человек.
- Не знаю, иди, спроси! ...........
Почему из множества любопытных ситуаций, которые происходили во времена перегонов, меня привлекает именно эта? Столько было интересного, трагичного, мистического!
Во время переправы через Западную Двину по свежевставшему, ещё не окрепшему, льду мы беспомощно наблюдали, как машина вместе с нашим приятелем уходила под лёд. Или полторы тысячи километров при двадцатисемиградусном морозе - с неработающей печкой.
И самая незабываемая, когда белорусские бандиты, вытащив меня из машины, отвезли в чащу польского леса. Затем, привязав к дереву "скотчем" и ткнув в живот ножом, оставили умирать. А одна спаниэлька, взвыв а половине шестого утра, разбудила своего хозяина - охотника Яцека, и тот нехотя повёз её в лес, в который раньше никогда не возил. Вырвавшись из машины, собака помчалась в глубь леса, к дереву, у которого, всего мгновенье назад, я умер........