По дороге домой, как известно - поворот направо, а за поворотом... нет, в данном случае не Чертов брод, а пешеходный мост через Бар-Илан. Огроменный, широченный, с узкой трехэтажной лестницей и крошечной площадкой на самом верху: как в том анекдоте про памятник, где в последний момент не хватило денег на коня.
В общем, поднимаюсь на эту последнюю площадку, а там под перилами сидит ворона, вида самого жалкого. Бледная, нахохленная, перья врастопырку... то ли не похмелилась после праздников, то ли просто подралась неудачно, фиг знает.
А я скорость набрал к третьему этажу, а площадка вся - полтора на полтора... и ворона уже видит, что в развороте моя траектория пройдет впритирку с ее встрепанными, но от того не менее ценными перьями. Так что она привстает, выжидает - и ровно у меня под носом шагает за борт. Не вспархивает, как нормальный птыц, не спрыгивает и планирует - а просто делает шаг, растопырив крылья, и парашютирует отвесно, покачиваясь и вращаясь, как кленовое семечко из учебника. Долетев, приземляется мягко на ноги, уворачивается от прохожего, и утопывает задумчиво куда-то в сторону.
Ну обломно ей сегодня крыльями махать...
***
Из ворот больницы "Бикур холим" двое стремительных мужиков выкатывают на тротуар двухметровой высоты решетчатую клеть на колесиках (в таких обычно белье хранят-развозят). Не останавливаясь и не замедляясь, разворачивают ее и катят вниз по тротуару: Кинг Джордж в этом месте спускается к Яффо довольно крутым склоном. Один мужик пятится снизу, упершись в клеть руками, второй вцепился и тянет сверху; процесс явно отработан, так что оба почти бегут, подпрыгивая.
Ничего особенного, да? А теперь запускаем то же самое в обратной перемотке с удвоенной скоростью - и получаем то, как оно на самом деле выглядело.
***
Университет - безумное место даже по иерусалимским меркам. Два кампуса, северный и южный, по территории равные небольшим городкам, и в обоих видимая планировка территории просто отсутствует: этакий гигантский сад (на одном краю переходящий в настоящий), по которому хаотически разбросаны здания. Лабораторный корпус в Гиват-Раме я по первому разу искал полчаса, за это время дважды пробежав над его окнами. Указатели есть, но толку от них мало. От карты, что удивительно, тоже. Здания называются по именам больших ученых, в них работавших, или в честь спонсоров, поэтому ответ на вопрос "Как найти?.." выглядит обычно так: "Леви? это сейчас отсюда наверх, мимо Шерман, налево, пройдешь Спринцак, Берман, короче, все здания до Каплан, там лестница вниз и направо". Да, оно все еще и на холмах, то есть в 3D.
Здоровенная поляна перед основным массивом учебных корпусов с рассвета и до заката, невзирая на температуру воздуха, усыпана телами павших в неравной борьбе с наукой. Спят, положив головы на рюкзаки (или друг на друга, у кого есть); когда начинается дождь - переползают в ближайшее кафе. В библиотеке спать не принято, хотя в "тихом зале" все условия способствуют.
Обитателей программерского факультета выделить очень легко: их грузят заданиями так, что к концу семестра они вообще перестают уходить домой. Ночуют на креслах в компьютерном зале, питаются кофе. Физикам и математикам полегче, они к девяти вечера почти все расползаются.
Отопление, как и везде, не предусмотрено, "мазганы" (кондиционеры) то и дело ломаются. Нормальным считается сидеть на лекции в куртке и шапке. Студентам ничего, а вот преподы хрипнут. В плохую погоду в аудитории проникают греться и обсыхать бесчисленные кошачьи, им уступают кресла и кормят индейкой из сандвичей.
Совершенно гениальное изобретение - "площадка для письма", крепящаяся к подлокотнику кресла на шарнире. В отличие от стола, имеет противосонный эффект: опереться на нее невозможно, задремлешь - упадешь. Спинки у кресел совсем низкие, видимо, с той же целью. На задних рядах спят, уложив голову на колени, или парой, упершись друг в друга спинами. На передних стараются не спать, ибо зачем тогда вперед лез? Да и преподы не упускают случая постебаться.
***
улица Гилель, утро. по тротуару бежит девка с двумя сабачьками на поводках. в левой руке поводок и в правой руке поводок. весело бежит. а навстречу - с коляской. девка в сторону, то есть сначала сабачьки в сторону, а она за ними. поводки же. а в стороне столб. сабачьки его обегают, одна слева, другая справа. потому что им или одновременно лбами в столб, или одна слева, другая справа. вот они и обегают. быстро обегают, кстати. а поводки короткие и на руки намотаны. вот блин.
хорошо, сабачьки маломощные попались. были б доберманы - пришлось бы столб менять... а так только зазвенело слегка, да у сабачек морды удивились.
***
С утра иду вниз по Гилель, а навстречу поднимается здоровенный мужик, неся на голове полутораспальный матрас. Положил его передним краем на темечко, одной рукой придерживает, и вышагивает. Важный такой весь, бородатый, серьезный: видите, мол, не фигней страдаю - матрас несу! А вы что совершили в жизни?
Однако ж интуиция мне подсказывает: что тут что-то нечисто. Не может уважающий себя матрас парить в воздухе; кто-то там еще есть, за широкой спиной...
Уклоняясь от столкновения, ухожу в сторону - и открывается вторая часть композиции: крошечный коротконогий мужичок, ростиком метра полтора, с руками - как в первый момент кажется - длиннее себя самого. Потому что этими руками он, не вставая на цыпочки, поддерживает заднюю часть матраса на уровне головы идущего выше по склону гиганта. Как вот обычно рисуют висящего на ветке орангутанга: мешок с глазами и руки-тросы куда-то в небо. И лицо у этого персонажа вполне соответствующее, надо сказать.
А главное, он явно видит картинку со стороны - потому что ржет не останавливаясь, подпрыгивает, подмигивает прохожим и показывает язык. Так и идут: невозмутимый матрасоносец впереди, и его верный обезьян - сзади.
***
Кипарис горит очень впечатляюще: короткое время стоит среди горящих кустов, разогреваясь, а потом вспыхивает за секунды снизу доверху, как аварийная ракета на старте, и становится не виден - только столб бурого дыма, из которого сверху бьет изогнутое на ветру темно-оранжевое пламя, и басовый рев на пол-улицы. Через минуту-две рев стихает, дым начинает рассеиваться, открывая черный "телеграфный столб": остальное возносится и хлопьями оседает по округе. А эстафету принимает следующий кипарис.
От кустов и акаций дым желтовато-белый, им еще можно дышать , если не совсем густой - критерием тут выступает видимость соседнего дома, если виден - значит, жив останешься, просто потом голова будет болеть. Вот когда дело доходит до кипарисов - пора принимать меры в виде мокрой тряпки, бо эту коричневую гадость лишний раз лучше не вдыхать, потом весь день будешь кашлять.
Арабы через улицу возбужденно фотографируют, как у них над головой начинает тлеть сосна. Горящие кусты в двух метрах им уже прискучили, видимо. Их дом стоит в кипарисово-сосновом массиве, эта тлеющая - крайняя, если вторая пожарная машина сейчас не приедет - фотографии получатся роскошные.
...Нет, командир расчета таки заметил непорядок: орет. Бегут, тащат еще шланг, поливают сосну вместе с фотографами. На этот раз повезло, а то ведь до той рощи от моего балкона тридцать метров по прямой. Есть свои минусы в жизни напротив леса...
***
Квартирка моя (съемная, разумеется) расположена почти что в "арабской" части города: направо по улице - израильские флаги на балконах, налево в пятидесяти метрах - первый минарет. Дальше их там так много, что в полпятого утра меня иногда подбрасывает со стула: "Блин, сирена!!!" - а это всего лишь несколько муэдзинов одновременно запели. Причем поют "вживую", без фанеры: когда один, или два вместе - даже красиво. Но когда пять-шесть и больше - натуральный кошачий концерт, хоть окно закрывай. Зато очень удобно отмечать время: заорали - значит, пора баиньки.
В первые же дни мое внимание привлекла пятнистая стена над балконом: множество гладких клякс поверх обычной у нас грубой рустовки. Посмотрел, поковырял... явно какие-то глубокие выбоины, замазанные штукатуркой. Эта стена смотрит на восток; на той, которая смотрит на юг, таких отметин почти нет. Закрались смутные подозрения...
Расспросил свою старенькую квартирохозяйку: да, говорит, это еще с "Войны за независимость", с сорок восьмого. До шестьдесят седьмого этот дом стоял на нейтральной полосе, в соседнем иорданцы сидели, а в этом - наши. Солдаты прямо у пулеметов обедали и через границу друг другу лепешки кидали. Дружно жили, весело. Потом, правда, иорданцев погнали - но граница все равно осталась, только теперь уже внутри государства. Евреи - направо, арабы - налево.
***
Знакомый из Москвы приехал поработать волонтером на археологических раскопках. "Сайт" - на севере страны, до границы с Сирией - километров шестьдесят, до Ливана - меньше сорока. На четвертый день рядом с киббуцем, где жила их команда, хлопнулись две ракеты. Израильтяне оглянулись на взрывы, залезли в новости, пошутили на тему "а вот если бы в раскоп - не надо было бы за бульдозер платить", и через час забыли об этом вполне рядовом событии. Войны нет, чего волноваться.
А москвич едва мозг себе не сломал, пытаясь понять: как это, "войны нет"?? Ведь ракеты! Взрываются! Рядом совсем!! Это что, не война?! Надо же что-то делать!!!
Кое-как ему растолковали, что - нет, это не война, это нормальная жизнь, и сделать ничего нельзя. Можно, вернее, но только если будет не две ракеты в месяц, а десять в час. Тогда да, тогда будет война и на некоторое время станет тихо, пока там новые ракеты не подвезут, а сейчас - расслабься, в тебя все равно не попадет, оно вообще никогда ни в кого не попадает. В общем, успокоили товарища, как смогли.
Но если посмотреть его глазами - то как-то самому странно становится...
***
рынок Махане Йехуда, пятница: невероятный людоворот, в глазах рябит, ноги оттоптаны, вопли продавцов влетают в уши с такой силой, что сталкиваются в центре головы и разлетаются на неведомые науке частицы. однако ЭТО пробивается сквозь любой шум.
проталкиваюсь сквозь толпу: сидящий на табуреточке бородач держит в руках не то ростовую статую Удава Охреневшего IV, не то Галактическую Трубку Мира - одной забивки хватило бы на изрядную планету. время от времени бородач к этой трубке прикладывается, и тогда на рынке раздается, как сказал бы Е.Шестаков. два гитариста по бокам в эти моменты растворяются в пространстве, их просто нет, их звон и грохот - как неслышное реликтовое излучение с температурой 2.72548 Кельвина на фоне взрыва сверхновой.
потому что это не памятник и не трубка - это диджериду и чувак, умеющий на нем - на ней? - играть. а стоячая толпа посреди главного ряда пятничного рынка Махане Йехуда - это признание их обоих. потому что это правда изумительно.
***
Самое главное впечатление от Иудейской пустыни - там живут двухмерные верблюды. То есть они настолько тощие, что их в фас вообще не видно, видна только узкая полоска на фоне камней. А потом она разворачивается боком - и оппа! верблюд!
***
Иерусалим - кошачий город (и котовый, разумееется). Может быть, самый кошаче-котовый в мире. И вот как-то меня вставило подсчитать примерное количество обитающих в нем котосозданий. Итак:
Учтенных человекожителей на сегодняшний день: 800'000.
В средней квартире - 4 жителя.
В среднем доме 3 подъезда и 4 этажа.
На этаже в среднем три квартиры.
То есть получается примерно пять с половиной тысяч домов.
Но как это поможет учету котонаселения? А вот так: в среднем на каждые полтора дома приходится один мусорный бак, а на каждом баке пасется, по моим многолетним наблюдениям, 4-5 котовских (и кошавских, конечно же).
Итого - где-то от 14500 до 18300 хвостатых на 800'000 бесхвостых. Где еще такое найдешь?
Утром иду на работу - и они тоже как раз на свою выходят: сидят в каждой калитке, выглядывают из-за кустов, умываются на оградах, топают куда-то с деловым видом... с некоторыми я уже здороваюсь - например, с тем, который в каждое утро в шесть сорок сидит на краю гари и тщательно подсчитывает проходящих людей. Провожая каждого суровым и чуть усталым взглядом.
А однажды мы забрели во дворик в центре города, и там на площадочке четыре на четыре метра грелось и почесывалось семнадцать отборнейших мяушицов и кошановичей. А сколько бродило вокруг, не получив места - даже подсчитать не удалось. "Один, два, много, эээ... до хрена?"
***
Этот город - не для велосипедистов. Не для нормальных, во всяком случае. Он вообще - город не для нормальных, во всем, на что ни глянешь; но с велосипедистами у него явно какие-то особые счеты. Любит он их, во всех мыслимых и немыслимых позах.
Фонарный столб, воткнутый ровно посредине узкого тротуара? Тысячи их. Плюс высаженные по той же логике деревья... однажды в дождливый темный вечер я в одно такое влетел: на мне отметина заросла, а вот на нем - до сих пор нет. Каждый раз извиняюсь, когда мимо прохожу.
Люди в черном, с молитвой на устах отважно бросающиеся под колеса? Это не камикадзе, это просто ультра-религиозные: они кроме своего молитвенника вообще ничего не видят. И упаси Джа по запарке въехать в их многодетную семью...
Подъем в пятьдесят метров на километр пути? Фигня на постном масле: есть места, где на полкилометра набирается почти сотня метров. Например, на подъеме в северный кампус Университета: если не приехать заранее - невозможно лекцию записывать, пальцы мимо клавиш промахиваются. Хотя со временем, конечно, привыкаешь.
А настоящим велосипедистом здесь считается тот, у кого сперли третий велик. Ну правда, надо же нелегалам и угнетенным арабским подросткам чем-то жить! У меня вот как раз третий дожидается своей очереди... на балконе. Все жду, когда угнетенные ночью кран пригонят.
Зато компенсацией за весь этот цирк - настоящий маунтин-байкинг в пяти минутах езды от оживленного проспекта. Тропинки над обрывами, дикие скалы, осыпи и даже (местами) буреломы. И ничуть не мешает то, что на вершине над головой - музей, внизу в долине - асфальтовое шоссе, а на холме километрах в пяти виден родной завод. Падать от этого не мягче.
***
затариваюсь кчайностями в арабском супере рядом с домом. передо мной у кассы расплачиваются двое пожилых мужиков типично американского вида: седобородые, поджарые, очкастые и шумные. один явно не знает иврита, второй знает, судя по отдельным репликам - но общается с продавцом, естественно, первый. и вот он хватает мешок с покупками, оценивает его на вес, и обращается к продавцу:
- I want another bag.
продавец не реагирует, он занят прокаткой кредитки в кассе.
- Hey! Another bag, please! (помахивание рукой)
в ответ - непонимающий взгляд. второй мужик поясняет на иврите: "дай ему еще один мешок". но продавца, видимо, слегка заклинило - вместо мешка он протягивает карточку. и тут вдруг становится видно, что первый мужик изрядно бух.
- I! Want! One! More! Bag! You see? Yeah, you see! I see that you see! I'm American, you know? Crazy American! You think Americans are crazy? Yes, we are! We are crazy Americans! Rock'n'roll! Rock'n'roll, you know? You know it?!
продавец наконец-то включается: сует мужику в руки второй пакет и бормочет, что он "know" и даже "like". но того уже не остановить.
- Jimi Hendrix! You know Jimi Hendrix? It's rock'n'roll! Thank you! It's the bag I wanted, only the bag, 'cause I'm crazy! Listen to Hendrix, it's rock'n'roll!
второй мужик торопливо выталкивает его в спину за дверь, оглядываясь и извиняясь. с улицы доносится удаляющееся:
- We are really crazy, Americans! Rock'n'roll!
***
"Русские магазины" - это отдельное культурное явление. Нигде больше так не рискуешь налететь на хамство, но зато нигде больше не купишь сырок "Дружба с грибами", Настоящий Чорный Хлеб и свинопродукты во всех видах.
И атмосфера, конечно, атмосфера...
Новогодний аврал в "молочно-рыбном" отделе, на месте одной продавщицы крутятся две: старшая и младшая. Младшая взвешивает сыр на автоматических весах, хватает вылезшую наклейку и шлепает ее старшей на рукав, сдергивает взвешенное и начинает упаковывать; старшая кидает на те же весы селедку, смотрит - разворачивается взять еще одну - младшая, потянувшись за наклейкой, с криком "куды?" скачет следом.
Накладывая в банку морскую капусту, старшая продавщица доверительно сообщает очереди: "Вы знаете, мне она пиявок напоминает". Я не выдерживаю: "А вы пробовали?" Она, так же спокойно и доброжелательно: "Нет, я по телевизору видела. Но напоминает".
Младшая взвешивает моцареллу и обнаруживает, что на ценнике не написан код. Издает в пространство вопль: "Кто-нибудь? Код моцареллы?!" Издалека: "Восемь восемь... двенадцать? Не помню!" Из другого угла: "Посмотри в книге, так быстрее!" Хватает с полки замусоленную тетрадь, открывает, судорожно листает туда-сюда пустые страницы. На лице проступает отчаяние. Подходит старшая, аккуратно отбирает тетрадь, открывает с обратной стороны: "Восемьдесят восемь четырнадцать. Тоже никак не запомню".
Из мясного отдела раздается крик: "МААМАА! ТАК РАЗДЕВАТЬ ЕГО? ПОЛНОСТЬЮ?" "Мясная" во всех смыслах продавщица держит над головой здоровенный окорок в полиэтиленовой упаковке. Мама, не прекращая накладывать творог, откликается: "Раздевай, не стесняйся. Все свои."
Витрина здоровенная, сыра в ней сортов пятьдесят, ценники со стороны продавщиц не видны. Но меня здесь уже знают: "Какой вам сыр?" - "Маасдам, голландский." - "Ну, ведите!" - сует руку в витрину. Прищуриваюсь: "...так, налево... еще налево... много... ко мне теперь, еще... оп! Взяли! Триста, пожалуйста."
Такая же витрина, но с мясом. "Пастрамы двести..." - продавщица ныряет к самой передней стенке, кряхтя, вытаскивает, взвешивает. "Еще бекона вот этого кусочек, целиком..." - опять ныряет, вылезает со стоном, взвешивает. Делает страшные глаза: "Если вы сейчас еще что-нибудь ОТТУДА попросите!.." Испуганно машу руками: "Все, ухожу, ухожу!" - "Вот и уходите, и уходите! С наступающим вас!"
***
В отличие от кошек, бездомных собак здесь не бывает (ну, разве что забредет в пограничный район стая из Восточного Иерусалима). Пустующую экологическую нишу занимают бездомные велосипеды.
Утром, выйдя на автобусную остановку, обнаруживаешь прицепленный к забору велик - как правило, новый, яркий, блестящий. Толстенная цепь недвусмысленно сообщает: "тронешь - пожалеешь". Но что-то в выражении руля есть такое, что сразу понимаешь: бросили.
Выходишь назавтра: стоит, ждет хозяина.
Еще день: стоит, уже чуть запыленный и потускневший.
Еще день. И еще.
Через неделю, устав стоять, велик ложится на землю. Или, если длина цепи не позволяет лечь, безвольно и нелепо повисает на ней.
Очень скоро после этого исчезает седло, за ним - переднее колесо. Правда, нередко по лежащим колесам кто-нибудь проходит ногами, ломая спицы, или проезжает мотоциклом - тогда они остаются до самого конца.
Утренние туманы и дневное солнце на удивление быстро сжирают лак и краску. "Звездочки" исчезают под слоем ржавчины.
Однажды ночью кто-то небрезгливый откручивает руль и педали.
Месяца через три-четыре подъезжает машина, "чистильщики" спиливают цепь и швыряют ржавую раму в кузов. Отмучился, бедняга.
Откуда они берутся? А у нас вполне нормальным считается прицепить велик "где-то в городе" - и забыть, где именно. Проще купить новый, чем напрягать мозг и бегать искать.
***
Штормовому предупреждению посвящается
Снегопад в Израиле случается раз в несколько лет. О его приближении метеорологи начинают предупреждать за неделю, СМИ подхватывают, и накануне бедствия страна впадает в панически-радостное ожидание. Повсюду обсуждают исключительно две темы: когда и сколько будет снега, и кто как переживал прошлые бури. Закупают продукты, запасаются прочными полиэтиленовыми пакетами (их накручивают на обувь вместо галош), самые предусмотрительные обновляют газовый баллон и запас свечей на случай перебоев с электричеством.
В день X в районах, которым грозит стихия, отменяются занятия в школах и университетах. Предприятия работают, но иногородним работникам предоставляют день отпуска, чтобы не рисковать "развозками". Да и глупо везти людей с утра, чтобы через два-три часа увозить их обратно. Особенно весело тем, у кого отпуск весь израсходован (а таких немало): им придется добираться на работу своим ходом, иногда через четверть страны, на ходящих кое-как - а часто и вовсе отменяемых - автобусах.
Обычно снегопад приходится на начало-середину января, продолжается день-два и больше в эту зиму не повторяется. Спустя несколько часов снег тает, пальмы с елками облегченно распрямляются, и жизнь города возобновляется в прежнем ритме. Но в легендарном и незабываемом 2013 году Иерусалим лично познакомился с Пушистым Полярным Лисом. В середине декабря, неожиданно для всех, на город и окрестности свалилось около 20 сантиметров снега. За полдня. С ураганным ветром в качестве бонуса.
Сначала из-за аварий и заторов "встала" единственная крупная автотрасса, соединяющая горный Иерусалим с равнинной частью страны: объявление о ее срочном закрытии опоздало часа на два. Невозможно передать ужас в глазах людей, которые рассказывают, как бросали машины, выходили из автобусов и шли четыре-пять часов к городу, в метели и местами по колено в снегу. И это, между прочим, не коренные израильтяне, это "русские", к снегу привыкшие с детства: коренные вообще не рисковали выходить из машин, их эвакуировали военные, иногда уже обмороженных.
В самом городе тем временем полностью перемело даже главные магистрали: уборочная техника, разумеется, на такое была не рассчитана. Тротуары завалило сломанными ветками и целыми деревьями (они тоже к такому не готовились). Пообрывало провода. Замкнуло светофоры. А когда два дня спустя вышло солнце, к радостям прибавился гололед, поскольку температура воздуха решительно отказалась подниматься выше нуля и все растаявшее за день к вечеру замерзало обратно.
Я очень надеюсь, что больше этот город таким не увижу: полная тишина, пустые, плохо освещенные улицы, горы снега в человеческий рост на каждом углу, узкие тропинки на тротуарах, то и дело вылезающие на проезжую часть из-за непроходимых буреломов. Ни одной машины, не говоря уж об автобусах. И корочка льда на любом склоне (то есть почти везде), в сочетании с многослойными "лыжами" из пакетов и скотча на ботинках превращающая поход с работы домой в два часа экстремального балета. И поиски открытого магазина, в котором есть хлеб хотя бы трехдневной выпечки. Я очень-очень на это надеюсь, потому что это ни фига не смешно.
***
В день снегопада автобусники традиционно выпускают на линии короткие автобусы-"одинарки" вместо длинных "гармошек": в условиях, когда пассажиров мало, дороги обледенели, а зимняя резина отсутствует как явление, неуклюжей "гармошке" гораздо легче влететь в аварию. Номера линий при этом, разумеется, переключают только на внешнем электронном табло, потому что техникам лень морочиться (все равно через день-два перестраивать обратно). Иногда и этого не делают, просто втыкают бумажку под лобовое стекло.
Заходит очередной пассажир. Отряхивается. Усаживается. Поднимает взгляд на внутреннее информтабло.
- Ой! А это какая линия?
- Семьдесят два.
- А там написано - тринадцать!
- Где?
- Ну вон же!
- Аа... странно. Вроде снаружи семьдесят два. Водитель? Эй, водитель?! Какая это линия?
- Семьдесят два!
Открываются двери, и голос из динамика уверенно сообщает: "Линия тринадцать. Остановка Яффо-Бен-Йехуда. Следующая остановка - Яффо, трамвай."
Хор раздраженных голосов:
- ...Водитель!
- ...В конце концов!
- ...Какая это линия?!
Озверевший водила высовывается в салон:
- А вам какая нужна?!!
Хор:
- Семьдесят два!!
- Это и есть семьдесят два!!! Уйдите от дверей, закрываю!
Салон на время стихает, только один пассажир сидит и бурчит:
- Жулики. Это мне, значит, за мой билет дали половину автобуса вместо целого. Да еще непонятно какой линии.
Только что зашедший ортодокс, проходя мимо, радостно комментирует:
- Так радуйся, ты же заплатил за одну линию, а едешь на двух сразу!
***
захожу с утра в магазин - а там над кассой навис огромный небритый мужик, в каждой руке у него по здоровенному ножу, и этими ножами он попеременно скребет в затылке и ковыряется в замке денежного лотка.
услышав за спиной шаги, оборачивается, радостно скалится и говорит: "а, доброе утро! касса, видишь, сломалась. ты не знаешь, как ее?.. не? жалко. ну, давай я тебе запишу, сколько там, потом занесешь."