Главный специалист отдела массовых мероприятий администрации города Вячеслав Андреевич Куликовский и старший оперуполномоченный отдела охраны общественного порядка УВД Западного округа Лёша Шарудилов стояли, как на кургане, на высоком крыльце здания мэрии и параллельно покачивались от бессонницы. Под их ногами, от нижних ступеней крыльца до обрамляющих Главную Площадь многоэтажек, разворачивалось масштабное праздничное действо.
Неровные шеренги демонстрантов уже построились, гудели и шевелились, словно средневековое войско перед битвой; дул сырой весенний ветер, из пробегающих туч падали жёлтые солнечные лучи, вздымались знамёна и портреты, со всех сторон звучали звенящие медные марши.
"Ура!" гигантским мыльным пузырём прокатывалось по спинам, плечам и головам и лопалось в тощих ветвях деревьев и на белых стенах многоэтажек.
Вячеслав Андреевич дребезжаще кашлянул носом, как постуженная собака.
- А старичок-то наизнанку вывернут, - сказал он, тяжко зевая, отчего его толстая шея вытянулась из воротника белой рубахи, а плечи пиджака затопорщились. - На левую сторону, по-бабьи.
- Ты почему галстук не носишь? - сжимая челюстями ответный зевок, спросил Лёша и вздрогнул, словно от чиха. - Начальство заругает.
- Плевать, - сказал Вячеслав Андреевич, подмигивая кому-то обоими глазами.
- Ну, смотри, - Лёша снял серую фуражку и хлопнул по ней округлой крепкой ладонью. Фуражка была заношенная, с пятнами на тулье и испустила пыль. Впрочем, такой же заношенной, пыльной и испачканной была вся Лёшина повседневная форма.
- А точно, шиворот-навыворот, - сказал он, накручивая фуражку на лохматую голову. - Ваш косяк, господа чиновники.
На здании с главными городскими часами, чуть ниже треугольного колпака крыши, висел, словно щит, громадный плакат социальной рекламы. Старик в мундире без погон, увешанный кольчугой орденов и медалей, узловатой рукой прижимал к груди белобрысую голову мальчика. Ребёнок смотрел на красный кончик стариковского носа, улыбался и, кажется, давя затылком, пытался отстраниться.
Ордена, медали и пуговицы действительно были перевёрнуты на левую сторону, как на женской блузке.
- Кстати, что там с моей ленточкой? - спросил Лёша, нарочно глядя вверх над собой.
Последние трое суток оба они почти не спали, и не пили водки, закрученные подготовкой к этому крупному весеннему массовому мероприятию, и теперь чувствовали себя полуразбитыми, сонными и злыми.
Кроме того, Лёша в очередной раз бросал курить и, кажется, в очередной раз не очень удачно.
- Вторую неделю уже везут, - демонстративно не скрывая раздражение, проворчал он.
- Тем слаще будет радость обладанья, - буркнул Вячеслав Андреевич.
- Эх, как щелкунчик, полжизни бы отдал за сигарету.
- Терпи, казак.
Над толпами шеренг покатилось очередное "Ура!".
Ленточки придумал куратор Вячеслава Андреевича из администрации края по прозвищу "Японовед". Говорят, накануне праздника Хозяин, визируя план организации и обеспечения торжеств, сказал:
- Опять везде красное, когда это кончится. Слава богу, двадцать лет прошло. Пора бы придумать что-то современное, патриотическое. М?
- Надо - придумаем, - спокойно ответил директор департамента внутренней политики, делая закорючку в блокноте.
В этот же день среди служащих департамента был объявлен закрытый, секретный конкурс, и в этот же день победил Японовед, придумавший ленточки. Идея понравилась Хозяину и, следовательно, понравилась всем.
Хотя некоторые, то ли из эгоизма, то ли из политической близорукости, выражали тайное неудовольствие.
- Мой дед в гвардейских частях не воевал, - говорил, например, Вячеслав Андреевич Лёше, во внеслужебной обстановке, понижая голос. - И миллионы других не воевали. Они, что, не имеют отношения? Ленточки можно придумать, какие угодно. А кровь-то красная, её не перекрасишь.
По ленточкам была профинансирована и проведена масштабная PR-кампания; самих же ленточек, согласно указаниям Хозяина, напечатали немного и, таким образом, по рыночному закону спроса и предложения, был создан искусственный дефицит.
Вячеслав Андреевич обещал Лёше достать десять штук, и уже договорился с ребятами из управления делами, однако ленточек пока не хватало даже чиновникам, а в эти дни быть без ленточки было неприлично перед сослуживцами и опасно перед начальством.
"Ура-а!" - хором запевали шеренги.
- С женой-то помирился? - всё-таки, зевнув, спросил Лёша.
- М, - ответил Вячеслав Андреевич.
- Вообще, в твои годы между стаканом водки и этим делом пора выбирать стакан водки. Тем более, женатому человеку. А помнишь молодость? Как он стоял со звоном? Щёлкнешь по нему, а он звенит. Помнишь? Помнишь?
- Да или ты.
Леша издал скрежещущее хихиканье. Он сам недавно познакомился с маленькой симпатичной актрисой кукольного театра и, как он говорил в таких случаях о других, "попал". Это было ему неприятно и смущало его.
- Ответь на звонок.
- Без тебя слышу, - Вячеслав Андреевич вынул из глубин пиджака телефон и, приложив трубку к рыхлой щеке, глухо произнёс:
- Куликовский. Говорите громче.
Он слушал, внимательно глядя Лёше в глаза.
- Иттит твою мать! - воскликнул Лёша. - Что ещё там?
- Пикет на "Фантомасе". Или митинг. С флагами и цветами.
- Несанкционированный?
- Несанкционированный. У нас есть около часа, чтобы разогнать их.
- Кого?
- Приедем, разберёмся. Вызывай свою колымагу. И ребят возьми покрепче. Не как в прошлый раз.
- Иттит твою мать! - обречённо повторил Лёша и, сжав в кулаке рацию, крикнул, как будто человеку, стоящему неподалёку:
- Пилипенко! Подгоняй автобус!
"Фантомасом" назывался старый бетонный памятник комиссару 20-й стрелковой дивизии, погибшему при освобождении города. Памятник стоял, повернувшись голым глыбообразным плечом к дороге, круглый затылок выпучивался, как булыжник, из поднятого кулака, вместо пистолета, торчала извилистая ржавая проволока. В современном, ошарпанном виде, этот монумент, могучий, серый, лысый, действительно напоминал жуткого киногероя.
Но хуже всего было то, что "Фантомас" стоял рядом с дорогой, на маршруте движения праздничных колонн.
Сегодня его бетонные бёдра были покрыты лоскутом материи, похожим издали на красное кухонное полотенце.
Когда автобус подъехал ближе, Вячеслав Андреевич увидел, что на самом деле это флаг, наброшенный ветром. Флаг крепился к согнувшейся от ветра телескопической удочке, в которую упиралась обеими руками маленькая белобрысая девчонка. Коренастый паренёк в толстых ботинках и тёплых брюках, в чёрной куртке с меховым воротником и вязаной шапке, карабкался на монумент, расставив руки и ноги, как лягушка.
Граждане, топчущиеся под крышей автобусной остановки, обращали внимание на эту сцену, поглядывая то на девчонку, то на паренька, то на дорогу, кто с любопытством, кто с недоумением, кто с усмешкой.
Дотянувшись и балансируя, неуклюже спеша, паренёк обвязал проволоку выцветшей розоватой ленточкой-полосочкой, почесал спину о бетон монумента, поднял ко лбу серебряный, как портсигар, смартфон и стал снимать, нажимая кнопки красными пальцами.
Девчонка махнула ему рукой, одинаково худой и тонкой по всей длине, и что-то крикнула. Плечики ей вздрагивали от напряжения и холода, лёгкая курточка пузырилась, чёрная тонкая юбчонка в белый горошек, вдутая ветром, облипала бёдра и низ живота.
Глядя на девчонку, Вячеслав Андреевич почему-то вспомнил, как летом, в Крыму, во время отпуска, они с женой, разомлевшие от вина и жары, фотографировались на фоне скалы с надписью "КРЫМНАШ".
Вспомнив это, он дребезжаще кашлянул носом и, словно трясь лицом о воздух, покрутил головой.
- Франсиска! - воскликнул Лёша и, оглянувшись и злобно глядя на сидящих, на задних сидениях автобуса, молоденьких ребят-полицейских, длинно, энергично и грязно выругался.
Ребята-полицейские, в чёрных куртках с жёлтенькими буковками "К" на тряпичных погонах, послушно засмеялись, рассматривая через холодные окна автобуса тонкие ноги девчонки, торчащие из-под юбки.
- Товарищ капитан, а это кто? - спросил один из полицейских, сержантик, пряча голову за спиной впереди сидящего.
- Дед ...ло! - ответил Лёша, не совсем в рифму и выкрикнул Вячеславу Андреевичу:
- Чего сидишь? Подымайся, давай, идём!
- Перекурим сначала, - сказал Вячеслав Андреевич, разминая и нюхая белую сигарету. - Куда нам спешить? Время есть. Спешить некуда.
- Глины натаскали, - зло проворчал Лёша, глядя под ноги и имея в виду ребят-полицейских. - В поле, что ли, паслись?
- Под ёлками стояли, возле администрации, - ответил сержантик. - Там мокро.
- Под носом у тебя мокро. Обувь чистить надо, ты на службе. О, и эти уже здесь.
- Которые? - спросил Вячеслав Андреевич, выпуская сигаретный дым и щурясь на него.
- Да эти!
На остановке, возле трубы дорожного знака, топтались, кутаясь в расстёгнутые кожаные куртки, двое крепких оперативников из Центра по противодействию экстремизму. То, что они политические, и то, что они филеры, было видно издалека и сразу.
- Вот уж легаши, - презрительно произнёс Лёша.
- А ты не легаш? - усмехнулся Вячеслав Андреевич.
- Я - дворняга! - со злым вызовом сказал Лёша и хлопнул ладонями по бёдрам, словно выбивая пыль из потёртых милицейских брюк.
- Не дворняга, а кобель, - заботливо поправил его Вячеслав Андреевич.
Полицейские снова засмеялись, отворачиваясь друг от друга и от Лёши.
- Так, я не понял! - прикрикнул Лёша и тем же злобным тоном сказал:
- Ты, давай, пошли. А то дождёмся.
- Уже дождались.
Вячеслав Андреевич вынул из глубин пиджака телефон, играющий "Танец с саблями" и прижал ладонь с трубкой к виску, словно у него болело ухо.
- Шеф, - шепнул он и громко сказал, глядя Лёше в глаза. - Да, это я. Да, мы уже на месте. Да, Франсиска, эта самая, как вы справедливо заметили. Обыкновенный план. Выйдем, разгоним, арестуем. Протокол напишем. Паренёк? Да, снимает какой-то. Ну, и что, пусть транслирует. Какая разница? Хм. Хм. Вот как. Понятно. Да, на самом деле понятно. В этом нет ничего сложного. Хорошо, так и будем.
- Ну? - спросил Лёша.
- Паренёк ведёт видеотрансляцию в Интернете, - коротко ответил Вячеслав Андреевич, как будто подразумевая, что объясняет этим всё.
- Ну?
- Японовед.
- Что, Японовед?
- Успел.
- Да заманал ты! Что, успел?
- Успел доложить начальству. Начальство доложило Хозяину. Хозяин велел: немедленно убрать. Но без арестов и протоколов.
- Как это? И с чего это?
- Помнишь, какой сегодня день?
- ...нутый сегодня день!
- Это точно. Вчерашнее выступление Хозяина смотрел?
- Смотрел.
- Не бреши.
Полицейские захихикали, любопытный сержантик даже прыснул в кулак и ткнулся лбом в оконное стекло.
- Весёлые ребята, - заметил Вячеслав Андреевич. - Откуда они?
- Курсанты со школы милиции.
- Что, нормальных нет?
- Нет.
- Ясно. Так вот, в своём выступлении, по телевизору, Хозяин сказал, что сегодняшний день - праздник единения всего народа. Левых, правых, красных, зелёных, кого угодно. Социальный мир, стабильность и поддержка курса. Во всяком случае, у нас в крае. И мы не будем омрачать этот день разгонами и арестами. Тем более, заснятыми на камеру и выложенными в Интернет. Теперь понял?
- Понял.
- Понял, чем дед бабку донял, - проворчал Вячеслав Андреевич и, осклабившись, точно у него прихватило живот, набрал телефонный номер и поднял трубку к уху, не прижимая её.
Трубка зашипела, как старинная пластинка, сипло заскрипела отголосками медной музыки - видимо, абонент находился на Площади.
- Алё. Павел, привет, - проговорил Вячеслав Андреевич, глядя Лёше в глаза. - Ты где? Можешь говорить? Ну, так отойди в сторону! У тебя есть номер Волка? Не свисти, есть. Слушай внимательно. Фантомас. Красный флаг. Франческа. И с ней какой-то парень. Похоже, новый бойфренд. У Волка есть час. Паша, не ссы в муку, не делай пыли. Мы здесь. Всё на нас. Компранеешь?
Абонент, видимо, "компранел".
- Час, Паша, один час, - повторил, нажимая голосом, Вячеслав Андреевич и отключился.
- Ты ...бнулся? - воскликнул Лёша. - Ты думаешь, что творишь?
- Предлагай другое. Есть, что предложить?
- Ну, могу организовать телефонное минирование. Кинолога с собакой вызову.
- Попробуй. Хотя, это курам на смех.
- А кто такой Волк? - снова спросил, пряча голову, любопытный сержантик.
- Чего ты там вякаешь? - прикрикнул Лёша. - Чего ты вякаешь? Ты - мент презренный! Твоё дело сидеть и в тряпочку молчать! Так, начальник?
- Так, - улыбнулся Вячеслав Андреевич.
- Ну, давай сигарету.
- Так ты бросаешь.
- И что?
Взяв палочку сигареты, Лёша покрутил её в кончиках пальцев и так сжал, что посыпалась перхоть табачных крошек.
- Вот твоя сигарета.
- Ладно, теперь пойдём, - подымаясь, сказал Вячеслав Андреевич. - Надо зафиксировать, что мы предупреждали. Видеосъёмка есть?
- Ага, - ответил Лёша, - Пилипенко, бери камеру. С нами пойдёшь.
- Бери, бери, - пробурчал Пилипенко.
Камера в его громадной ладони выглядела, как серебристая металлическая зажигалка.
- Поворчи мне ещё, - сказал Лёша и вдруг сладко потянулся кулаками вверх и, дрыгнув узким треугольным задом, выдохнул:
- Эх, засадил бы я ей в тёмное пятнышко!
Франсиска встретила их острым, непримиримым взглядом, словно очерчивая глазами непроходимый круг. Брови, редкие и колючие, точно щетина, подёргивались, как у спящей собаки.
- Добрый день, - зевающим голосом сказал Вячеслав Андреевич. - Вы, конечно, меня узнаёте?