Вот так под испанскую музыку и писался сей документ. И так... Автобиография.
Я родился так давно, что и не помню, когда именно, а главное моя память совершенно не сохранила сей знаменательный момент. Помню только, что спустя два года, будучи ещё карапузом, рвал арбузы на бахче у бабушки. Да не просто так, а помощи ради взрослым, не желавшим угостить меня таким лакомством. А, сорвав, тащил в летнюю кухню, поминутно останавливаясь для отдыха, ведь арбуз был так велик!.. С небольшой кулак взрослого человека. Но не забывайте, я же был маленький.
Потом помню маму в каком-то доме, демонстрирующую из окна четвёртого этажа нам с папой какой-то тряпочный кулёк. Потом была школа. Но почему-то в неё ходили не так, как обычно, а в зимнем пальто, в шапке и в валенках. Цветов, на первое сентября, не помню. Да и где им было взяться за полярным кругом-то. Первого урока не помню, зато очень хорошо помню, что никак у меня не выходило написать красивую двойку. Она получалась какая-то кривоголовая и с длиннющим, волнистым хвостом, напоминающим волны разбушевавшегося моря. А вот у учительницы эта же двойка получалась великолепно! Красная, жирная, с хорошо посаженной маленькой, аккуратной головкой на изящно изогнутой шейке, а главное совершенно ровная!
А вот пятёрки у меня получались отменные, не то что у учительницы, худые, тонкие, жалкие, с хвостиком, далеко отстоящим от пузатого, рахитичного корпуса.
Очень хорошо помню серебристоголубую и громадную луну, изрезанную тёмно-синими прожилками морей, очень похожую на небольшой глобус с лампочкой внутри, светившую мне, когда я возвращался домой со школы. Огромные сугробы снега и чёрное-причёрное небо с светящимися точками звёзд. Чёрную кошку Мурку, с огромными зелёными глазами. Собаку Мухтара - помесь овчарки с лайкой, с удивительным хвостом-бубликом. Соседа шофёра, но почему-то не жившего со своей семьёй. Очень любившего детей. Он не раз катал меня на своём самосвале. Загоревшуюся ёлку на утреннике. Дымящегося деда-мороза, пытающегося палкой сбить пламя с лап лесной красавицы. Плачущую девочку, потерявшую свою корону снежной королевы. А корона-то оказалась на моей ноге. Я её осторожно снял, хотя и гнали меня из горящего зала, и выталкивали взрослые, но мне удалось-таки снять, не повредив это украшение, и вернуть счастливой хозяйке. Гонки на великах по тундре. Походы за голубикой. Сову, с переломанным крылом. Девочку-шефа, пытавшуюся меня научить уму-разуму. Катание на аэросанях. Первый в жизни спуск в шахту. Добывание из отработанных машинных аккумуляторов свинца и выплавка из него всяких фигурок. Первый поцелуй в сарае. Бревенчатые дома. Вышки с колючей проволокой. Машины-клетки с людьми за решёткой. Деревянный туалет над чистым, прозрачным ручейком посреди тундры.
Потом что-то произошло. Наверное очень нехорошее, потому что пошли сплошные больницы, больницы, больницы... Замелькали города, как кадры кинофильмов. Потом новая школа. Высокая, злая и толстая воспитательница с массивным золотым обручальным кольцом. Дети, ходившие по коридорам с вытянутыми руками и совершенно белыми глазами без зрачков. Два голубоглазых мальчика блондина. Оба с постоянно шмыгающими носами. Один, правда, в толстенных очках. А на мой вопрос 'зачем ему очки ведь он не видит всё равно', неизменный ответ 'так сказали'. Бедняга, он протаскал их ещё довольно долго. А вот совсем недавно его не стало. Второй ныне профессор математических наук или как там... Вот что вышло из сопливого мальчугана.
Особенно меня поразила церковь на территории школы. Под нею подвал, в котором когда-то хоронили живших и работавших здесь людей. Прекрасный фруктовый сад, где мы подкармливались яблоками, орехами и другими дарами матушки-природы. Огромный стадион, маленькую спортивную площадку с бюстом Ленина в кустах и отбитым носом. Пионерские линейки. Повальная эпидемия какой-то болячки. Пустая школа и только нас пятеро не заболевших. Съёмки фильма. Противный учитель музыки. Воспитатель, бывший футболист. Побег из школы за газированной водой. Переезд в новое здание школы. Первое разбитое там окно. Повара Аурику Ивановну, выбросившуюся позже из окна толи второго, толи третьего этажа. Нового учителя музыки и отвратительную учительницу пения. Ненависть к немецкому языку. Учителя истории - капитана третьего ранга, подводника. Любовь к философии. Стремление научиться играть на гитаре.
Потом Российская глубинка и старый город. Отвратительный самогон, противное пиво и жуткая водка с гадким вином. Первая любовь. Нет, вру, вторая, а может и третья, но то, что другая, так это точно. Не похожая ни на одну прошлую. Золотая Пушкинская осень. Гонки на лодках по реке. Соловьи и много-много музыки!
Потом опять что-то произошло... Вновь больницы выстроились в ряд. И, как следствие, предприятие... Разговоры в раздевалке только о пьянке да сплошные маты... Однако душа требовала творчества, а какое творчество за отупевающе гудящим станком?! Постоянный 'план, план, план'. Тогда я придумал станок для облегчения работы. И получил по шапке. Однако сей урок не пошёл мне впрок и я вновь придумал. И опять получил по шапке. Вот тогда-то я и ушёл.
И замелькали города, вокзалы, гостиницы, поезда, самолёты, автобусы, такси... Концерты, концерты, концерты... Радио, телевидение, газеты, журналы, интервью. Много новых и очень интересных людей, судеб, знакомств, музыка, гитара, песни в лесу у костра, на берегах Роси и Дона, Днестра и Днепра, фанерные домики баз отдыха, брезентовые палатки, всегда прекрасные звёзды!..
И вдруг снова что-то произошло. Карусель жизни замерла. За окном застыли две шестнадцати-этажки, да мелькающий меж ними, то в одну, то в другую сторону, трамвай. Рвущий динамики современный музон, грохочущий из распахнутых окон несущихся куда-то машин. Раздражённые голоса людей. Шарящий ежедневно в альтфатере один и тот же нищий. Крыса, удирающая от него, успевшая утащить из-под носа корку хлеба и ныряющая в нору под крыльцом. Два наркомана, стерегущих свою жертву день изо дня. Тупые рожи ментов, метущихся мимо - их не интересуют мальки, им нужна рыба покрупнее. Девчонка-красавица, как одинокая берёзонька, обречённо ожидающая своего клиента. И тут снова что-то произошло...