"Новый автомат хотелось сделать надежным в работе, компактным, легким и простым по конструкции. По какому пути пойти? Можно использовать для оружия силу отдачи затвора после выстрела, как у существовавших тогда автоматов ППШ и ППС. Это позволило бы создать достаточно простую конструкцию. Однако при новом патроне, под который создавался автомат, затвор получался массивным и соответственно возрастали вес и размеры оружия. Трудности создавала и длина гильз новых патронов по сравнению с пистолетными, поэтому я решил остановится на системе автоматики, основанной на использовании отвода части пороховых газов, образующихся при выстреле. Такая схема позволяла создать легкое, портативное, надежное и скорострельное оружие. Постепенно на ватмане стали вырисовываться контуры будущего автомата... Даже незначительное изменение формы или размеров одной детали вызывало необходимость в изменении всех уже сделанных чертежей. Но вот эскизный проект автомата готов. "Что скажут о нем специалисты?" - думал я, с нетерпением ожидая ответа из Москвы. Вскоре пришло письмо. В нем сообщалось, что проект одобрен и решено изготовить опытный образец автомата. Снова закипела работа. С составлением рабочих чертежей отдельных узлов и деталей одному человеку было уже не справиться. Постепенно начал складываться небольшой конструкторский коллектив. В напряженном труде шли дни. С волнением осматривали мы каждую новую деталь, тщательно прилаживали их друг к другу. Наконец, пришло время, и мы уже могли держать в руках поблескивающий лаком и смазкой автомат..."
Сейчас в мире насчитывается более шестисот миллионов единиц легкого стрелкового оружия. Примерно по одной единице на каждых десятерых человек. При этом пятьдесят процентов, половина всего оружия в мире распространяется нелегально. Наиболее гнетущий вид принимает сейчас неконтролируемое распространение оружия в странах Северной Африки.
С распадом СССР автомат Калашникова (АК) стал активно распространятся по всему миру. Бывшие участники "Варшавского договора" устроили всемирную распродажу своих арсеналов. А многие арсеналы были банально разграблены и перепроданы. АК стали продаваться по очень низким ценам по всей Африке. Оружейные бароны знают свой сегмент рынка не хуже, чем маркетинговые исследователи разбираются в ценах на ценные бумаги. Во многих странах Африки крайне обострены межплеменные, межгосударственные, межэтнические, религиозные разногласия. Множество мелких локальных конфликтов с приходом АК затянулись на годы, а некоторые конфликты до сих пор не разрешены. В Либерии, Сьерра-Леоне, Сомали, Руанде, Эфиопии... - везде используют АК, как способ решения проблем, и лучший способ переговоров, при решении конфликтных ситуаций. Без автомата никто не выходит на улицу, настолько он влился в повседневную жизнь. АК в руках африканского ребенка - это так же обыденно, как леденец в руках европейского.
Всего было выпущено более ста миллионов АК. Калаш вошел в "Книгу рекордов Гиннеса" как самое распространенное оружие в мире.
Автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом изображен на гербе и флаге Мозамбика. И на гербе Зимбабве тоже.
Африканцы умирают быстрее и рождаются чаще, чем европейцы, поэтому в их популяциях происходит больше качественных мутаций. Они быстрее эволюционируют, быстрее развиваются как вид. Они так часто друг в друга стреляют, что у них скоро выработается иммунитет к огнестрельному оружию.
Мне было десять лет тогда, но я помню тот случай настолько отчетливо, что могу его пересказать в мельчайших подробностях. Это похоже на легенду, сказку или мифологическую выдумку. Но это правда, самая обыкновенная правда, без каких-либо иносказаний.
Я, маленький и тощий, пас коров недалеко от кладбищенского холма. Я вслушивался в перестук деревянных колокольчиков, надетых на шеи коров. Как только они пытались улизнуть, я щелкал бичом по их задницам. Коровы отбивали хвостами атаки мух и еще каких-то назойливых насекомых. Коровы поедали бедную растительность. Срывали жалкие клочки травы, и медленно их жевали. Они жевали жвачку и смотрели на меня своими пустыми глазами. В их глазах была жуткая бессмыслица тупого существования. Они смотрели только вниз, на землю. Жрали с нее. На нее же и гадили. Из их умиротворенных и спокойных задниц расслабленно валились лепешки. Мерный перестук копыт успокаивающе действовал и на меня.
Солнце припекало коровьи спины. Да и мою голову перегревало. Я решил пойти на кладбищенский холм, там была небольшая тень от редких, но высоких, кактусов. Я решил прилечь возле двух симпатичных могил. Тень меня порадовала прохладными объятиями. Могил там было великое множество. Всюду примитивные надгробия с крестами. Большинство умерших и лежащих там умерли далеко не от крестных мук. Многие умерли от СПИДа и других, чуть менее неизлечимых, но не менее смертельных заболеваний. Они сгнили внутри, еще до того как умерли и были положены во гроб. Остальные могилы принадлежали убитым при помощи огнестрельного оружия. Нынче не модно умирать от естественных причин, это же так банально, умирать от старости. В моем поселке всего один старик живет, несколько взрослых мужчин, чуть больше зрелых женщин, все остальные молодые парни и девчонки. Старик был совершенно свихнувшимся. Он постоянно нес всякий бред, бубнил себе под нос странные заклятия, читал видения в небе. Мне нравился этот безумный старик, мне нравилось слушать его речи, была в них мудрость. Бессилие и ярость - одновременно.
Мой дом - это поселение беженцев из Кении. Мой отец сбежал из Кении в Эфиопию. Из одной клоаки в другую. Мой отец хорошо говорит по-английски и меня он научил этому языку. Еще он немного преподал мне суахили, но его я понимаю меньше. Амхарский же он и сам с трудом воспринимал на слух. Но надо было приспосабливаться. Я не мог выучить амхарский алфавит, но говорил на этом языке вполне сносно.
Я услышал противный свист у себя над головой. Я вскочил на ноги. И тут же рухнул, сбитый острым ударом энергии, разряжающей разрушительные импульсы в мое плечо. Я скатился по склону кладбищенского холма. Пока кубарем катился вниз, зацепился за несколько кактусов и изорвал ветхую одежду, которая досталась мне от каких-то далеких родственников. Я не думал о коровах, а думал о столь неожиданном и странном ощущении в своем плече. Все тело ныло. Я поднялся, отряхнулся, оглядел себя. Несколько ссадин, синяков, мелких царапин. Ерунда. Но в плече что-то торчало. Что-то злое и смертоносное. Я достал это. Пуля калибра 7,62. Я сжал ее в кулаке и потерял сознание. Не от боли. Не от ранения, или истечения крови. А от осознания произошедшего.
В следующий раз я очнулся перед своим домом. Я валялся в пыли у порога. Какой-то мужик увидел меня потрепанного у могильного холма. Этот же мужик приволок меня к дому. Пока он меня нес, я пару раз упал с его плеча. Он меня ронял так небрежно, будто я мешок с высохшими коровьими лепешками. Он бросил меня перед порогом. Выругался. Кинул в мою сторону только одно слово. "Мфу". Мертвец - на суахили.
Со всей округи сбежались девушки. Одна из них даже догадалась постучать в дверь моего дома. Отец вышел с видом очень занятого человека, который не любит когда его отвлекают. Но увидев меня, валяющегося в грязи и кровоточащего, он изменился в лице. Отец подбежал ко мне и стал орать на всех вокруг. Он просил воды, омыть раны. Он взял меня за руки, а другой мужчина подхватил мои ноги. Меня внесли в дом, как безвольную куклу бросили на кровать. Отец срезал ножницами с меня футболку. Он плеснул воды на мою рану. Все девушки проследовали в дом за отцом, но толку от них не было никакого, они только толпились и что-то шептали друг другу. Я никогда ранее не привлекал столько внимания, поэтому мне это немного льстило. Но нужно было выкинуть что-нибудь на бис. Отец осмотрел мое левое плечо. Он не нашел там пули, рана была неглубокая, смехотворная. Он облегченно вздохнул, а я приподнялся на кровати и протянул ему пулю все это время бывшую зажатой в моем кулаке. Отец рассмеялся самым радостным, наполненным удовлетворением смехом. На пуле, которая лежала на моей ладони, были несколько бороздок по бокам. Следы от нарезки ствола. Одна из девушек воскликнула: "а куиши милеле". Бессмертный. Девушки стали развивать тему: "Пули его не берут", "Он сын оружейника - заговоренный", "Это чудо", и т.п.
Последним в помещение вошел сумасшедший старик. Он тихонько прошептал мне на ухо: "Теперь тебя будут звать Русаси. Тебя не берет силаха". Русаси - значит пуля. Силаха - оружие. Старик сказал это и ушел. Девушки вышли после него. Отец обнял меня и взял пулю у меня из руки.
Позже он просверлил ее насквозь, продел веревку в дырку, и подарил мне ту пулю, как талисман, оберег. С тех пор все зовут меня Русаси. Пуля.
Я много раз пускался в размышления насчет того, как я мог выжить, и так мало пострадать, при пулевом ранении. Конечно, было здорово верить в чудеса и мистику, но я был сыном оружейника, поэтому предпочитал чуть более сложные объяснения. Очень просто сказать: "это чудо". Восхитится этим, и оказаться в плену у примитивной суеверности. Гораздо сложнее разобраться в первопричине чудесного случая. А именно этим я и был занят большую часть детства, выуживал у отца информацию об оружии, просил его найти для меня книги по физике. Отец находил книги. А я находил в них многие ответы на мучавшие меня вопросы.
Критерий огнестрельности означает использование энергии взрывчатого разложения пороха для сообщения снаряду кинетической энергии. Боевой заряд патрона состоит из бездымного пороха. Современные пороха представляют собой коллоидальные смеси пироксилина (нитрат целлюлозы) с растворителями различных типов - летучими (эфирный спирт с серным эфиром, ацетоном) и труднолетучими (нитроглицерин). Большинство автоматных патронов такие мощные, что пуля вылетает из ствола со скоростью превосходящей скорость звука. Начальная скорость пули у АК - 715 метров в секунду. Но не стоит забывать, что пуля - это стальной сердечник, одетый в свинцовую рубашку и оболочку. Благодаря силе трения об воздух пуля замедляется, благодаря силе притяжения она падает. Пуля летит примерно так же, как стрела, только дальность ее полета выше. То есть пуля летит сначала прямо, а потом, теряя скорость, падает по дуге вниз. Видимо, та пуля, которая меня поразила, была уже на излете. Она уже потеряла всю свою убойную энергию и не нанесла мне серьезных ран, только воткнулась в мое плечо. Только на это ей и хватило сил.
Разгадав к четырнадцати годам причины моей мнимой "неуязвимости", я не стал никому объяснять ничего. Мне нравилось внимание девушек, верящих в то, что я особенный. Одна девушка из живущего по соседству племени так была мною заинтересована, что стала приходить ко мне вечерами и ласкать моего змея. Брючную черную мамбу. Она вытаскивала его из моих штанов и брала его в рот. Мне это нравилось, а ей, похоже, тоже доставляло удовольствие. Мы с ней не имели сношений обычным способом. Она ела мое семя, и ее это устраивало, а уж меня это устраивало вообще по всем статьям. Она была из племени сурма. Они раскрашивают свои тела оранжево-красной охрой и природным мелом. Ее тело имело красивый рисунок. Пятнышки и волнистые полоски. Ее рисунок многое говорил. В то время как ее соплеменники, юноши и мужчины, боролись на палках-донга, и на их телах были рисунки, говорившие: "я тебя ненавижу, сдохни, победа будет за мной". Ее рисунок говорил: "Я очень хочу стать плодородной. Я боюсь умереть". Соседние племена мурси и каро тоже красили тела, но не так выразительно. Да и забавные дощечки себе в нижнюю губу сурма вставляют самые большие по диаметру.
Болезненно тощая, разукрашенная девочка, с оттянутыми мочками ушей и нижней губой, приходила ко мне и отсасывала. Оказалось, что она так хотела исцелиться от болезни матки. Она решила, что я святой и мое семя сможет ее очистить.
Но вскоре инфекция ее доконала, та девушка умерла.
Я грустил, мне не хватало ее ласки. Но не только это меня расстраивало. Она так надеялась на чудодейственное воздействие моей спермы, а я подвел ее. Хотя это от меня не зависело, я чувствовал некий гнет над своей душой. Я откопал книгу по астрофизике. Мне стало это интересно. Я попросил отца раздобыть какие-нибудь книги по астрономии. Он их, не без труда, нашел. И я погрузился в эти знания, отвлекаясь от горечи потери своей первой женщины. Я в то время погрузился в самообразование с головой. Ближайшее учебное заведение было от нас на расстоянии двадцати километров, и идти туда подразумевалось пешком. Пешком, но не по дороге, а по отвесным скалам и каменистым почвам, по грязи и иссушенным красноземам моей новой родины. Моему отцу было нелегко находить для меня учебники, просто книги, которые я выискивал по ссылкам в конце книг мною уже прочитанных. Количество книг в моей библиотеке неумолимо росло. Я легко читал английские издания, которые были в этой местности на вес золота только для меня. Все используют книги как растопку для печи или костра. Большинство соседних племен относится к деньгам, как к фантикам. Там котируется только строгий бартер. Ты мне - я тебе.
Отец чинил автоматы всем соседям, он уже был оружейником, когда я родился, а что до этого, я даже не подозреваю чем он занимался. Я не спрашивал его никогда. А он не был многословен. Он всегда был занят, возился с поломками. Все звали его Мжуму. Оружейник. Серьезных поломок было немного, в основном были ерундовые. У АКМС чаще всего разбалтывается болтик в складном прикладе. Этот приклад был позаимствован у немецкого MP40 вместе со всеми его недостатками. У некоторых Калашей заклинивало затворную раму, что приводило к выходу из строя всей системы. Подобная осечка могла любому из наших клиентов стоить жизни. Иногда отверстия на стенках газоотводного канала забивались грязью.
Многие относились к Калашу, как к чему-то невероятно выносливому, но ведь и он изнашивался со временем. Стирались узлы, слабели пружины. Мой отец, например, убедительно наказывал клиентам не заряжать в обойму Калаша больше двадцати патронов. Он объяснял это тем, что подающая пружина может лопнуть в самый неподходящий момент, если постоянно заряжать по тридцать патронов.
Отец чинил Калаши, а я взбирался на горные уступы и смотрел на звезды через оптический прицел ПСО-1. Четырехкратное увеличение позволяло мне рассматривать луну, отличать на ее поверхности кратеры. Но прицел давал очень узкий обзор, да и слегка подрагивающие руки не давали мне нормально смотреть на звездное небо. А отец, увидев мое увлечение, выменял у кого-то телескоп. В 1609 году Галилей самостоятельно построил свой первый телескоп с трехкратным увеличением. Потом он сделал телескоп получше, с увеличением в тридцать два раза. Через свой новый телескоп он смог различить на поверхности луны горы. Он обнаружил четыре спутника у Юпитера. Он смог, наконец, понять, что Млечный путь - это множество звезд. Галилей открыл фазы Венеры, солнечные пятна и вращение Солнца.
Я смог наблюдать за небесными телами, я обратил свой взор ввысь, в то время как внизу смотреть было, в общем-то, не на что. Да и видеть то, что творится внизу, было невыносимо больно.
Молодежь спивалась, ходила на танцы у костра, бесконечно совокуплялась, умирала - а сумасшедший старик все шептал свои странные слова.
Частокол рябит, если быстро бежишь. Я не виноват ни в чем. Решетки всегда отбрасывают странные тени. А стены и двери умеют сливаться. Окна перетянуты колючей проволокой. Свиньи правят всеми. Деньги гниют в смрадных утробах. А обезьянки онанируют. Глаза боятся - руки делают. Крылья несут падения. Погружения веселят утопленников. Бляди сосут члены. Такова жизнь.
Все что я рассказал ранее - всего лишь вступление. История моей жизни по-настоящему началась меньше года назад. Меньше года назад я начал жить по-настоящему. До этого я только готовился. Только сейчас я это понимаю. Тогда мне были невдомек всяческие рассуждения. Я не видел ничего, что было за пределами моей деревушки.
А началось все с того, что я убежал. Убежал. Это слово слишком резкое. Я покинул свою деревню. По радио сообщили, что эфиопские войска вступили на территорию Сомали. И из деревень стали набирать дополнительные силы. Некоторые ребята из деревни взяли свои АК, и пошли за ними. Женщины и дети стали покидать приграничную местность, они почувствовали, что там скоро будет жарко. Беженцы убегали. А я не знал, что мне делать. Я не поддерживал власть, но и не был активным противником власти. Я просто презирал весь этот военный бред. Я столько оружия в своей жизни перевидал, столько раз вдыхал запах пороха и оружейной смазки, что меня уже тошнило от вида солдат идущих на очередную бессмысленную резню. Милитаризм - это сильная штука. Правда, только на бумаге и в объявлениях по радио. Там говорят красивые циферки. "Тысячи воинов. Они защитят неприкосновенность нашей родины (хотя на самом деле они сами вторгаются на чужую территорию). Огромное количество единиц оружия. Вперед! В бой!"
Но на практике, в бой идут толпы неорганизованных юнцов, которые только и знают жать на курок с дикими выкриками проклятий в сторону врага. Но проклятия не помогают, тут нужна меткость и опыт ведения боевых действий. Те глупые солдатики громыхают беспорядочными очередями в предполагаемое местоположение вражеских сил.
Примитивный милитаризм можно развенчать теми же красивыми циферками. Возвратно-поступательные движения затворной рамы АК приводят к тряске автомата, при стрельбе очередями без жесткой фиксации прицел неизбежно сбивается. Вверх и вправо. Из-за этого эффективная дальность стрельбы падает до мизерных циферок. Триста метров. Неужели кто-то из тех солдат догадается стрелять одиночными выстрелами, аккуратно держа автомат, прижимая его приклад к плечу. Нет. Они стреляют-не-глядя из ветхих укрытий. Они стреляют с одной руки. Эффективность подобных войск вызывает явное и небезосновательное сомнение.
Единственными достойными вояками на поле боя оказывались русские наемники. Эфиопия активно вербовала в ряды своей армии бывших офицеров из России. Конфликт с Эритреей был, по сути, между русскими и украинскими наемниками. Ведь Эритрея предпочитала нанимать в свои ряды граждан Украины. За два года той войны были потрачены миллионы долларов. И убиты более ста сорока тысяч людей. При этом Эфиопия так и не получила выхода к морю, хоть и практически разгромила Эритрею. Вмешались миротворцы и... война стала бесконечной.
Насмотревшись на могилы убитых в прошлых конфликтах с Сомали и Эритреей, я решил не прибавлять на кладбищенский холм еще одну могилу. Могилу с моим именем. Я упаковал свой телескоп - положил его в футляр. Я взял немного еды. Сложил все необходимое в кожаную сумку. Попрощался с отцом. Принял из его рук АК74 с оптическим прицелом ПСО-1. Папа специально для меня его готовил, пристреливал, улучшил затворный механизм и газоотводный поршень, тем самым увеличив мощность и скорострельность автомата. Отец поцеловал меня на прощание, и вложил мне в руки несколько коробочек с патронами калибра 5,45. Отходя от дома, я положил патроны в сумку.
Вот так и началось мое путешествие. Мое имя Русаси. Это особое имя. А особые имена дают только астероидам, имеющим необычные орбиты или форму. Небесные странники, космический сброд - получают свои имена из-за своей необыкновенности. К примеру, астероид Икар приближается к Солнцу даже ближе чем Меркурий. А Эрос имеет своеобразную форму, он похож на фаллос. А я земной странник, получивший имя от сумасшедшего старика, неуязвимый к пулям, прокладывал свой путь за горы. Я хотел просто бежать подальше от войны, от разрушений и ужасов. Пусть это несмело, или даже трусливо выглядит со стороны. Но когда ты знаешь, что твоя смерть не имеет значения, тогда и понимаешь, что нет смысла умирать ради чужих идей. Только видя каждый день последствия войны можно осознать ее бессмысленность. А от гордости званиями и наградами у вояк вырабатывается ощущение их значимости. Но они, какое бы у них не было звание и сколько бы у них на груди не блестело красивых медалей, все равно остаются пушечным мясом.
Сначала я прошел мимо маленького поселения сурма. Парни смотрели на меня с невозмутимыми лицами, но глаза выдавали их. Да и рисунок их тел говорил: "Мы не хотим здесь видеть чужаков". Они бы вполне могли меня побить, если бы у меня за плечом не покачивался АК74. Прелестные девочки сидели на земле и улыбались мне. Их разрисованные лица были похожи на солнышки. Яркие и улыбчивые. А еще те девочки были прелестны потому, что на них из одежды были только ожерелья. Маленькие грудки соблазнительно торчали ничем не прикрытые. Я с трудом отвел от них взгляд. А ожерелья из ракушек были очень красивы.
Я шел дальше, все дальше удаляясь от дома. Идти стало тяжелей, я шел по пологому склону, усеянному камнями. Из земли повсюду торчали кривые деревца, усердно оплетающие корнями камни. Ветки этих деревьев цеплялись за мою сумку, будто пытались отобрать у меня еду и воду.
Под вечер я уже карабкался по резким уступам. Камешки осыпались у меня под ногами. Мелкий сор, сдуваемый ветром со склона, падал мне в глаза. Я взбирался все выше и выше. Было тяжело, приходилось обходить многие особенно крутые участки, отвесные стены. Об острые камни я ободрал себе колени и ладони. К закату солнца я уже был на плоскогорье, шел по кривой холмисто-горной местности, испещренной расщелинами, усыпанной валунами, поросшей редкими полумертвыми кустиками. Солнце уже не жарило, камни остывали. Когда солнце начало закатываться за горные хребты передо мной, я увидел небольшой домик с соломенной крышей на некотором расстоянии от меня. Я подошел к домику. Вокруг него был высокий забор из камней. Я остановился у ворот. Что-то в этом домике меня пугало, но деваться было некуда, надо было где-то ночевать. Я стеснялся зайти в ворота и попросить у хозяина ночлега. Боялся получить отказ. Хотя, что за гад откажет в ночлеге одинокому путнику. Солнце уже скрылось из виду, лишь неясное красноватое марево выглядывало из-за гор. Было темно. Я вошел в ворота. Что-то яростное и рычащее бросилось на меня. Но этот порыв ярости был оборван, так и не завершившись. Челюсти не стиснули мое горло, они только клацнули рядом с моим лицом. Звякнула цепь, которая натянулась и сотряслась. Мне в нос ворвался запах подпорченного мяса, безумия и страха. Рядом со мной, натянув толстую цепь, скалилась гиена. Из пасти животного капала мрачная слюна. Шерсть на загривке твари вздыбилась. Меня передернуло, испуг скользнул по спине, щекоча нервы.
Из дома, услышав шум, вышел хозяин. Он сказал мне:
-Не бойся, эта сука тебя не тронет. Проходи в дом.
Я, запинаясь, ответил:
-Хорошо... Сейчас...
Пока я шел к входным дверям дома, гиена не сводила с меня глаз. Она жадно и голодно на меня смотрела, будто я еда, мясо.
Мужчина лет пятидесяти сидел на стуле и курил. Дымная вата заволокла его лицо на несколько секунд. Но в свете масляной лампы на его лице вырисовались морщинки. Скорбные, глубокие. По этим морщинам можно было судить: он много горюет, редко смеется, почти не удивляется. У сумасшедшего старика из моей деревни были другие морщины. Морщины улыбающегося человека. Я представился:
-Здравствуйте, меня зовут Русаси.
Мужчина выдыхал сладковатый дым в пространство единственной комнатушки. Он вывалил на меня вместе с дымом:
-Странное у тебя имя. Хочешь остановиться у меня на ночь? Ты откуда, кстати?
-Я издалека. Целый день шел. Уже собирался спать под открытым небом, а тут увидел ваш домик. Вот и решил спросить у вас разрешения переночевать. К сожалению, у меня ничего нет, поэтому я смогу только сказать спасибо за ночлег.
-Ладно, можешь провести ночь здесь. А завтра с утра иди дальше. Там выйдешь на дорогу.
-Спасибо вам!
-Да не надо так нервничать. Все отлично.
Мужчина улыбнулся и указал мне на кровать в углу.
-Там жена моя спит, но сейчас она уехала за продуктами в столицу. Правда, слегка порвана москитная сетка, но ты ведь переживешь несколько укусов.
Я кивнул пару раз, в подтверждение того, что мне не страшна мошкара. Мужчина сказал:
-Можешь не раздеваться, ложись и спи. Ты, видать, утомился с дороги.
Я улегся в кровать и закрыл глаза. Я обнял автомат, а сумку положил перед собой. Действительно, усталость одолевала все мои члены. Руки и ноги ныли, было такое ощущение, что я все еще лезу по склону вверх. Мужчина тихонько заговорил:
-Ты слышал о Попобаве?
Я впервые слышал подобное слово, но это было как-то связано с летучими мышами.
-Это же на суахили, да?
-Да. Это значит - крыло летучей мыши.
-И что это такое?
-Это карлик. Одноглазый. Он насилует мужчин в зад, пока они спят. Если кто-то сомневается в его существовании, то он приходит к ним ночью. Попобава может становится невидимым, но его можно обнаружить по резкому запаху и клубам дыма. Живет этот монстр на острове Занзибар. Ты веришь в существование Попобавы?
Этот разговор мне показался крайне странным. Я не очень-то верю в дурацкие сказки и мифы, но мне вдруг стало не по себе. Мужчина курил и разговаривал со мной о таких странных вещах. Я ответил:
-Я не знаю. Может быть. Он чем-то напоминает демона-суккуба в особо извращенном виде?
-Я не знаю кто такой суккуб. Но Попобава страшен. Когда он выходит на охоту за теми, кто в него не верит. Частенько мужчины из страха быть изнасилованными уходят из дома и спят на улице.
Я решил закончить этот разговор, и мне вдруг захотелось выбежать из этого дома. Морщинистый мужик пугал меня своими речами.
-Я очень устал. Если мы будем говорить о демонах, мне кошмар может присниться.
Мужчина замолчал. А я решил не спать, только притворится спящим. Я закрыл глаза и стал ими быстро двигать. Будто мне снятся сны. Через час я услышал шорох ткани. Затем почувствовал своеобразный резкий запах. Запах человеческого пота, семени и дерьма. Я резко открыл глаза. Мужчина все так же сидел посреди комнаты и курил. Он улыбнулся мне, когда заметил, что я не сплю. Я покрепче сжал в руках цевье автомата и сумку. Я вскочил с кровати и выбежал из домика. Я рванул оттуда прочь, а мерзкая гиена смеялась мне вослед. Я убегал в темноте и постоянно спотыкался об камни. Через некоторое время я решил остановиться, лечь под куст и там спать до утра. Лежа на холодной земле, с жесткой сумкой под головой, и мелкими камешками впивающимися в бока, я размышлял. Сквозь тонкие ветки куста я видел звезды, такие яркие, какие можно увидеть только в очень дикой местности, в полной темноте. Дерьмом и спермой пахло от матраса, на котором я лежал в том домике. Зачем мне тот мужик рассказывал всякие странные мифы? Я вымотался тогда и не мог найти никаких здравых объяснений тому случаю, да и сейчас я не могу понять, зачем было меня до смерти пугать. Отшельники - любители одиночества, не любители незваных гостей. В ту ночь я на удивление крепко спал, хотя условия не были комфортными, скорее напротив, экстремальными.
В 1608 году голландский изготовитель очков Ганс Липперши обнаружил, что если две линзы определенного типа поместить в противоположных концах трубки, то далекие предметы становятся хорошо видны, будто они вблизи. Так родился первый телескоп.
Я проснулся под кустом. Вся одежда была в пыли. Тело болело. Я стал вытряхивать пыль из складок одежды. Солнце уже припекало прилично. Мне нужно было двигаться. Только вперед.
Идти дальше было несложно. Местность стала более дружелюбной, по крайней мере, в плане ландшафта. Мелкие кустики и камешки, вялая трава. Никаких склонов, подъемов, только кое-где торчат из земли скальные столбы, иссеченные ветрами и дождями. Но это ландшафт был мил, а вот климат. Жара, адский зной. Сезон дождей прошел совсем недавно, но земля стала засыхать быстро, эту глинистую грязь никакой дождь не промочит. Меня пекло солнце. Но я с этим справлялся и шел дальше, подавляя в себе жажду. Воду надо экономить, а жажда на жаре весьма обманчива. Пить конечно надо, ведь потея, ты теряешь влагу.
Вот в такие моменты и понимаешь, что быть черным это великолепно. Темная кожа лучше защищает от ультрафиолетовых лучей. Курчавые волосы позволяют голове не перегреваться на солнцепеке. Да и мышцы у нас имеют иное строение, нежели у европеоидов. Хоть все эти различия и чисто приспособительные, но это же явные преимущества, когда вокруг жарища. Первое разделение на два больших расовых ствола произошло девяносто тысяч лет назад. Европеоидная раса отделилась от негроидной сравнительно недавно (недавно по меркам мироздания) - пятьдесят тысяч лет назад.
Я вышел на дорогу. Асфальт нагрелся от солнца и вдали стал выглядеть так, будто он дымящееся зеркало, искажающее отражение неба. Небо было безоблачно и светло. И я поплелся по этой дороге к ближайшему поселку. По-моему он назывался Джима.
Я дошел до деревушки, и мне было бы значительно легче это сделать, если бы я не взял с собой телескоп и автомат. Но я бы не выжил без обеих этих вещей. Эти два предмета всегда придавали мне сил. Автомат - это самооборона. Телескоп - это удовольствие наблюдения за звездами.
В деревушке кипела жизнь. Все работали, были заняты своими делами, искали, чем бы прокормится. Разноцветные домишки жались друг к другу тесно-тесно. Жалкие лачуги построенные из чего попало. Из жестяных листов, картона, пальмовых ветвей. Перед каждым домом натянута веревка, на которой сушится разноцветное белье. Кривые оградки из камней. Дрова разбросаны по двору. Топливный бак от грузовика, в котором греется вода для огорода. Полуголые босые мужчины слонялись по грязным улочкам и приставали к девушкам. Голозадые детишки возились возле канавы, они так забавно боролись. Покрышки валялись возле мастерской. Пара ржавых глушителей прильнула к стене. Все продается, все, что не приколочено, будет унесено и перепродано. Тут царствует бартер. Бырр - не действителен в этой местности. Я видел деревянные вывески, наполовину на английском, наполовину на амхарском. Я не знаю амхарский алфавит- ебаные закорючки. Но я смог прочитать слова BAR и BEER. Интересно, тот, кто их писал, знал, что это значит?
Я шел по улочке, вдоль которой протекала канава. В канаве плавали странные насекомые. Кое-где улица была ничуть не лучше чем канава. Чахлые деревянные столбы, на которых кое-как держаться провода. Электрификация добралась и в эти дебри. Курицы беспорядочно бегают под ногами. Всюду валяются бутылки.
Я зашел в церквушку. Внутри кошмарная мешанина розового, голубого, желтого цветов на росписях. Большеглазые святые. Кровоточащий Иисус. Кресты всюду. Священник приплясывал, держа в руках мекамна, высокую палку с крестом наверху. Другой служитель барабанил по кабаро. Еще несколько мужчин трещали на систрах. Священник в длинном одеянье бодро плясал и нараспев орал молитвы. А паства, в основном женщины и дети, ему подпевала. Я с трудом разбирал их слова, но они повторялись.
Песнопения в эфиопской церкви были изобретены Святым Йаредом. Йаред был азмари - странствующим певцом. По легенде, Йаред пел и танцевал перед царем. Тот был так удивлен его волшебным пением, что случайно воткнул певцу в ногу копье. Кровь хлестала, а певец был так увлечен своим искусством, что не заметил рану и допел песню до конца. Восхищенный царь сказал, что исполнит любое его желание. Йаред захотел попасть в монастырь. И с тех пор танцы и пение вошли в обычай священнослужителей.
После того как закончилась служба, я подошел к священнику и рассказал ему все, что со мной приключилось пока я шел сюда. Он меня внимательно выслушал, а потом позвал к себе в гости. Он сказал, что нечасто из-за гор приходят к нему люди. Он рассказал мне, что бывал в том междуречье, где я жил, но его оттуда прогнали. Священника звали Абагаз. Он порассказал мне немало интереснейших вещей о своей религии и о том, что есть счастье в его понимании. Хотя в понимании мироздания мы с ним расходились, все же наши мнения не вступали в конфронтацию. Мы продуктивно спорили, не опускаясь до ругани. Я - сомневающийся скептик, имеющий в голове миллион теорий о правилах и взаимодействиях во вселенной. Я имею представление об общей теории относительности. Абагаз - священник преданный своему делу. Он не сумасшедший фанатик. Просто человек, выбравший для себя путь, свои правила взаимодействия с вселенной.
Абагаз разрешил мне у него жить, но попросил найти работу, чтобы я не стал нахлебником. Я ответил: "Нет проблем".
Я помаленьку подрабатывал. Помогал строить огород одному мужичку. Мужичок вечно напивался и валялся у дома, а я строил. Еще я починил пару автоматов у местных патрульных. Представители власти с неисправными автоматами это комично. Хотя этих самых представителей власти никто и не боится, даже если у них есть рабочее оружие. Они там приставлены просто для вида. Реально же они не суются в дела жителей. Они регулярно отсылают в столицу отчеты, сидят в своем здании, которое раньше было курятником, и редко оттуда высовываются. Лишь изредка заглядывают в BAR. Детишки меня прозвали "гуталином". Они кричали мне вслед: "Гуталин, Гуталин". Я и впрямь был самым черным в этой деревне, они тоже были черные, но мой цвет был самым насыщенным. Чернее некуда. Чернее ночи. Но детские дразнилки меня не задевали, пусть я цвета гуталина, а они зато цвета какашек.
Вечерами, после ужина, перед сном, я болтал с Абагазом. Он мне рассказывал всякие легенды. А я ему рассказывал что-нибудь о звездах. У Абагаза, как ни странно, есть жена и две дочери.
Согласно преданиям, первым христианским проповедником в Абиссинии был Святой Фрументий, римлянин, уроженец города Тир, который потерпел кораблекрушение на африканском побережье Красного моря. Он смог стать одним из приближенных императора Аксума Элла-Амиде и обратил в христианство его сына, принца Езану, который впоследствии, в триста тридцатом году объявил христианство государственной религией. Фрументий же был рукоположен в епископы Святым Афанасием Александрийским и вернулся в Эфиопию, где продолжил свою пропаганду.
Эфиопская церковь, как и Коптская, сохранила некоторые иудейские обряды. Обрезание. Соблюдение ветхозаветных законов о вкушении пищи. Празднование субботы.
Я искал все более странные способы заработка. Постоянной работы на деревне не было, только мелкие приработки. Я разбирал старую технику вместе с мужиком из мастерской. У обочин проселочных дорог кое-где можно было найти наполовину разобранные машины. Это были уродливые остовы, изъеденные ржавчиной и коррозией. Краска с них слезала лохмотьями. Но внутри бывали и неплохие детали. Мы откручивали все, что только можно. Что нельзя было открутить, мы отрезали автогеном или пилой по металлу. Мужик из автомастерской закидывал железяки в кузов своего пикапа, и мы ехали к нему. Там всюду стояли пластмассовые и стальные канистры. Валялись дверцы от "уазиков". Жена хозяина мастерской выращивала курочек. Курочки сидели в деревянных клетках и смотрели на меня жалобными взглядами обреченных на смерть существ. Они какали, их помет шел на удобрения для огорода. Тут ничего не пропадает. Женщина ела руками жирную куриную ножку и кормила своего ребенка. Кости они скормят сторожевому псу. Я говорил, что тут ничего не пропадает. Все идет в ход.
Вечерами я брел по неосвещенным улицам и заглядывал в окна домов. Люди здесь жили просто, с трудом могли прокормиться. Только свое хозяйство позволяло выжить. Те, у кого не было кур, коров, коз, огорода - были обречены. Обречены выполнять черную работу. А я там был самый черный, поэтому и работал больше всех.
Дочери Абагаза были воспитаны в строгости, поэтому они не позволяли себе даже гулять с мальчиками на улице. Священник боялся дурного влияния улицы на девочек. Жена Абагаза отлично готовила, была женщиной спокойной и добросердечной. Я много спорил с Абагазом насчет религии. Абагаз нашел в религии счастье. Он сам мне говорил, что жить по правилам гораздо лучше, чем без них. Принятие веры было для него дорогой к счастью. И это было здраво. Но он себя тем самым и ограничил. А я же утверждал, что есть и другие пути к счастью. Можно иметь бога внутри, можно быть с ним слитным. Я хотел быть абсолютно свободным, но это меня и пугало. Абсолютная свобода должна быть подкреплена абсолютной ответственностью. Абагаз живет по своду правил, написанному очень давно. И я не оспариваю правоту тех правил. Но все-таки этот мир уже другой. Религия уже несколько тысяч лет не двигается с места. Конечно, она реформируется, но крайне медленно. У религиозных деятелей творческий кризис. Они себя убаюкали этим смирением, по сути, самым доступным счастьем. Абагаз сказал мне: "Ты возомнил себя богом, друг. Это неправильно, но не мне тебе указывать".
Я наблюдал за Венерой, планетой любви.
Телескоп, конечно, был не очень мощный, но я мог видеть очертания Венеры ближе к утру, когда солнечные лучи под прямым углом отражались в ее атмосфере.
Поверхность Венеры скрыта от наблюдателей облачным покровом. Но и без облаков, вряд ли кто-то увидел бы ее поверхность, уж очень плотная у Венеры атмосфера. В основном атмосфера Венеры состоит из углекислого газа и азота. Давление на поверхности девяносто три атмосферы. Температура семьсот тридцать семь градусов по Кельвину. Это даже больше температуры Меркурия. Все из-за парникового эффекта.
Облачный покров расположен на высоте пятьдесят километров. И облака в основном состоят из капель концентрированной серной кислоты, соединений серы и хлора. Облачный покров вращается с востока на запад с периодом в четверо суток. Это значит, что на уровне облачного покрова дует ветер со скоростью сто метров в секунду.
Но все эти исследования весьма абстрактны, они сделаны при помощи разных измерений сделанных с земли. До сих пор про Венеру почти ничего неизвестно достоверно, одни предположения и догадки. Загадочна и недружелюбна планета любви. И само упоминание этого чувства вызывает у меня содрогание.
Ярко красный наряд. Массивный крест в руках. Это Абагаз покачивается в танце. Танец символизирует Христа, который идет на Голгофу. Абагаз раскачивается, будто его толкают, а над ним будто нависает крест. Тенатсилы и систры звучат угрожающе. Оглушительно громыхают кабаро. И даже негарит из воловьей шкуры звонко отстукивает ритм. По нему бьют изогнутой палкой.
После службы, я подошел к Абагазу. Я сказал ему, что мне уже пора идти дальше. Я заработал достаточно денег, чтобы прожить некоторое время в Аддис-Абеба. Абагаз повел меня к себе в дом, там он меня усадил в кресло, а сам убежал куда-то. Через некоторое время он вернулся с чем-то квадратным и завернутым в ткань. Это была книга. Как он ее называл Орит. Рукописная библия, написанная на козьей шкуре. Абагаз рассказал о том, как он ее получил из рук священника в Мариам-Коркор. Он рассказал мне о тайных горных храмах на севере. Рассказал о том, что находясь там, забываешь, что есть остальной мир. Чтобы до них добраться нужно идти горными тропами. Скакать с уступа на уступ через бездонные пропасти. Эти высокогорные храмы и монастыри были основаны монахами Арегави, Алефом, Пантелеоном, Герима, Асфе, Губа, Йемата, Ликаносом и Шехма. Все называют их Девятью Святыми. Они бежали через Сирию от византийских правителей. Поэтому и храмы в таких труднодоступных и опасных местах. Среди скал. Эти монахи перевели Библию на язык Гез, на котором по сей день проходят службы.
Выложив кучу историй, Абагаз наконец объяснил, зачем он так долго мне все рассказывал. У него есть Орит, который спасен из огня, и нужно, чтобы в Аксуме об этом знали. Абагаз попросил меня, чтобы я поехал в Аксум и сообщил об этой радостной вести дьякону Куину. Куин должен узнать, что Орит цел и невредим.
Абагаз подарил мне ослика, благословил меня на прощание, и я поехал дальше в путь. Сначала я направился в Аддис-Абеба. Я давно хотел увидеть столицу.
Мое средство передвижения периодически просило поесть травы и срало. Навстречу мне попадались разные люди. В основном диковатый сброд. Пара мужчин завернутых в шкуры. Погонщики верблюдов. Несколько грузовиков. Фургончик.
У обочины валялась ржавая техника. Машины изрешеченные дождями и пулями. Пробитые цистерны.
До Аддис-Абеба я добирался два дня. Спал на земле. Ослика я привязывал к деревцам. Однажды утром, проснувшись, я почувствовал, как что-то мягкое и влажное коснулось моего запястья. Я открыл глаза и увидел пса, лижущего мою руку. Но это был не пес - это волк. Рыжий, с черно-белым хвостом и белыми пятнами на груди. Это единственный вид волков, живущий в Африке. По влажной от росы траве бегали трое щенков. Они резвились, игриво покусывали друг друга. Кувырком катались всей гурьбой. Мать позвала их, взвизгнув из кустов, и они убежали. Я тогда долго всматривался в кривое пространство плоскогорья и размышлял. У меня никогда не было мамы.
Я привязал ослика возле небольшого отеля на окраине Аддис-Абеба. В центре города были и дорогие отели. Но мне не хотелось растрачивать с таким трудом заработанные деньги. Надпись HOTEL покосилась немного. Я огляделся. Город был прекрасен. Эти столичные трущобы были намного лучше, чем я предполагал. Тут нищета и грязь были другими. Парочка прокаженных прошла мимо меня, улыбаясь. У одного из них отваливалась губа. У второго на щеке были противные наросты. В подворотне кто-то пытался просраться. Пьянчуги сидели возле своих хибар и допивали остатки пойла, которое блестело на донышке бутылки. Детишки играли в войну. Они целились друг в друга палками и говорили: "Пиф-паф, ты убит". "Убитые", явно переигрывая, валились на землю и бились в предсмертных конвульсиях. Их игривая агония меня развеселила. Как эта детская возня похожа на большую войну. Детские игры от взрослых игр почти неотличимы. Они одинаково необдуманны и беспечны.
Я вошел в отель. Там у входа сидел темный мужчина с волосами похожими на колтуны, которые бывают у бездомных собак. Из динамиков магнитофона звучала песня:
This could be the first trumpet,
Might as well be the last;
Many more will have suffer,
Many more will have die;
Don't ask me why.
У мужчины на лице был шрам - поперек носа, слегка заезжая на бровь. Он мне улыбнулся. Мужчина был темнее меня. Темнее гуталина. Он сказал:
-Чего вылупился на мои волосы.
Я ответил:
-Ну, они необычайно длинные и такие красивые. Как грива у льва.
Темный мужчина рассмеялся:
-Да ты, как я посмотрю, неплохо смыслишь в толковании священных писаний. Кебра Нагаст читал? Не так ли? Да. Мои волосы символизируют гриву льва. Я - растафари.
-Растафарианство?
-Да. Именно. Я приехал в эту задницу с Ямайки. Когда власть красного террора была свергнута, мне захотелось сюда переселиться. Повстанцы выкинули ДЕРГ на свалку истории. Теперь вот у нас президент Гирма Волде-Гиоргис. Парламент и все прочее. А раньше, в старину, атрибутом власти был барабан. Чем больше у наместника было барабанов, тем большим влиянием и авторитетом он был наделен. К примеру, у главы северной провинции Тигре было сорок четыре барабана.
Меня удивил этот столичный житель. Он столько знал о политике и истории. Он постоянно прыгал с одной темы на другую, словно одержимый. Да и еще он был вообще не отсюда. Он был хозяин отеля. И он сказал мне, что я могу жить в номере три на втором этаже. Хозяина отеля звали Руфус. Он мне налил кофе и дал пожевать печенья. Таким образом он меня подкупил, чтобы я его слушал. А он все не унимался, разъясняя мне тонкости структуры власти. Он говорил о неустойчивости военных режимов. Об убогости коммунизма. О жадности капитализма. У меня сворачивались уши в трубочку. Но ароматный кофе и печенье окупали все что угодно. Он называл меня Болдхэдом и постоянно срывался на неясный мне диалект - патву. Ямайско-креольский сленг мне был не понятен. Мы могли говорить только на английском, который я выучил по учебникам. От этого речь Руфуса, сдобренная матерщиной, была мне не до конца ясна. Да и бывало, Руфус выдавал интересные вещи. Например, он мне сообщил, что большинство площадей тут называют Пьяца. На итальянский манер. Он рассказал, что итальянцы, как он их называл, ебаные макаронники, хотели сделать Эфиопию своей колонией. Но у них ничего не вышло. Так же как не вышло и у мусульманских завоевателей. В 1543 году, убив в сражении Ахмеда Граня, удалось изгнать из страны завоевателей. Всем им тут надрали задницу.
Отель был обычным замкнутым двориком, в который выходили двери номеров. Небольшие террасы соединяли все номера. Внизу, где сидел Руфус, была кофейня. Руфус рассказал, что он купил этот отель очень дешево у местной зажиточной семьи. Они хотели отсюда поскорей убраться. А он хотел тут обосноваться. Их желания взаимно выполнились. Прибыли там никакой, но Руфус просто хотел жить в Эфиопии. Он называл ее раем.
Ночью моего ослика кто-то украл. Я оказался без средства передвижения, но мне еще немного хотелось задержаться в столице, поэтому я не дергался. Заработанные в деревне деньги мне позволяли неплохо жить некоторое время. Пару дней я просто валялся в кровати. Выходил только чтобы выпить кофе, съесть булочку. Один раз сходил в центр, посмотрел на большую статую льва на площади Адуа. А по ночам я вылезал на крышу и смотрел на звездное небо. Небо в столице было не такое красивое, как в провинции. Звезд было значительно меньше видно. Некоторые было почти не различить. Все-таки городское освещение заглушало свет звезд.
А однажды вечером я решил пойти на танцы. Раньше я никогда не позволял себе таких вольностей. Но теперь мне захотелось увидеть молодых девушек, которые танцуют, хотелось познакомиться с кем-нибудь.
Я пришел в ночное заведение в восемь часов. Группки людей уже веселились. Резкие звуки массенко, однострунной скрипки, звучали очень возбуждающе. Струна из конского волоса трепетала под рукой опытного музыканта. Музыкант извлекал из нее какие-то невероятные ноты. Я увидел девушек и мужчин, которые пляшут в небольшом зале. Они ритмично покачивались, терлись друг об друга, гладили себя, извивались. Их тела колыхались соответственно звукам скрипки. Они бились в своем танце, как в припадке. Присоединился еще звук флейты-вашинта. И барабанов кабаро. Девушка запела "Ахойе На-На-На".
Я заприметил девушку, красивую девушку, которая была немного в стороне от всех. Она танцевала будто только для себя. Ее черные плечи выглядывали из платья. Ее прекрасные шоколадные груди подпрыгивали в такт движениям. Мышцы ног и рук напрягались и извивались под кожей. Ее телесный способ общения был выразительнее, чем сотни вычурных слов. Она посмотрела на меня. Ее танец теперь был не только для нее, но и для меня. Она приблизилась ко мне. Я влился в ее ритм. Мы стали извиваться вместе. Она была похожа на умершую девочку из племени сурма. Такая же тощая. У нее не было правой руки. Но она была прекрасна. Отсутствие руки меня не смущало. Я обнимал ее, прижимал к себе. Она принимала мои объятия, гладила меня своей единственной рукой по спине.
Мы лежали в кровати. Я и безрукая девочка - ее зовут Киза. Несколько маленьких насекомых взмахивало крылышками, группка насекомых кружила, порхала, вокруг раскаленной лампы. Периодически к группке насекомых присоединялись новые участники смертельного хоровода. Периодически несчастные насекомые, привлекаемые светом, касались своими тельцами горячего стекла. Их хитиновые покровы вспыхивали и разрушались. Чешуйчатые крылышки моментально превращались в прах. Они умирали. А остальные смотрели на это и тоже жаждали испытать на себе это.
Киза прижималась ко мне. У нас был славный секс. Несколько раз. Снаружи она была такая темная, а внутри розоватая. Киза уютно прижалась ко мне, наши ноги сплелись. Моя рука была под ее головой. Мы только вышли из душа. Вода из крана лилась коричневатая, слишком старые были в городе водопроводные сети. Девочка рассказывала о том, как она потеряла руку, я ее не спрашивал об этом, но и перебивать не хотел. Мне было интересно.
Киза жила в приграничном поселке, рядом с Эритреей. Во время очередного вялого обмена ракетами произошло трагичное происшествие. Ракета прилетевшая со стороны Эритреи угодила в дом. В том доме маленькая Киза спала. Дом был из железобетонных плит. Стена в комнате Кизы упала, обрушилась несущая балка. Балка упала прямо на руку малышки. Ее отец пытался вытащить руку, но у него ничего не получалось. Потом он сообразил, что от руки все равно не осталось ничего, сплошное месиво, только кожа держала руку, и не давала ее вытащить из-под массивной балки. Киза плакала, кричала, умоляла что-нибудь сделать. А ее отец взял пилу и отпилил ей руку. Сухожилия с трудом поддавались, но отец справился. Позже, в больнице, девочке подлатали остатки руки. У нее теперь была культя немного не дотягивающая до места, где должен был бы быть локоть.
Я достал из сумки телескоп, подошел к окну. Мои окна в отеле выходили на север. Крупные звезды были отчетливо видны. Мелкие были неразличимы. Я подозвал Кизу, сказал ей: "Гляди". Она подошла к телескопу, зажмурила один глаз, а второй приложила к резиновой кругляшке. Она смотрела на звезды, они были так далеки, недоступны, непостижимы. Киза воскликнула: "Смотри! Звезды падают!" Я глянул в окно и увидел несколько метеоров ворвавшихся в атмосферу земли. Они горели, полностью сгорали, не долетая до поверхности. Будто из космоса летят трассирующие пули. Но один светящийся путь был особенно яркий. Я много раз видел метеоры, но, то было что-то другое. Я глянул в телескоп и понял, что это. Я только сказал: кимондо. Метеорит. Он был довольно прочный и летел он на северо-восток страны. Куда? Нельзя было определить, астролябии у меня не было. Но он летел определенно куда-то не очень далеко. Метеорит быстро упал где-то за горами. Это было довольно далеко, но я почувствовал, что земля немного сотряслась, или меня просто качнуло от удивления.
Я сразу убрал телескоп в футляр, положил его в сумку. Сказал Кизе: "Упал метеорит, я хочу его увидеть. Ты со мной?"
Она сказала: "Да".
Киза оделась. Мы спускались, когда раздались выстрелы. Выстрелы нам приходилось слышать часто, особенно по ночам. Но тут выстрелы были направлены строго в нашу сторону. Руфус выбежал на лестницу и крикнул нам: " Не поднимайте головы! Нас тут могут всех заебошить. Ублюдошные банды малолеток устроили разборку у меня под дверью".
Киза прижалась к моему плечу, встала позади меня, неосознанно ища защиты за мной. Я поцеловал ее, снял с плеча свой АК74 с оптическим прицелом. Я пошел на крышу. Кизе я велел лечь на пол в нашем номере и не высовываться. Руфус запер все двери, прыгнул за стойку, и достал дробовик Ремингтон 870. Мы были готовы к нападению. Но банды вроде бы разбирались только между собой. Нас это не касалось.
Я вылез на крышу, из-за небольшого бортика, через прицел мне представилась картина, схема. В моей голове сразу высеклись образы бойцов. Бойцами были дети. Они должны были бы ходить в школу, а они держали в руках разные пушки. Дешевые китайские, польские, чешские, югославские, венгерские подделки сделанные по схеме АК. У двоих были в руках Стерлинги, английские пистолеты-пулеметы. Обоймы были перемотаны изоляционной лентой. Дети и подростки убивали друг друга внизу, практически у дверей отеля. Они падали на землю, сраженные пулями, умирали. Неподдельно корчились в предсмертной агонии. Выгибали свои молодые тела, в последний раз напрягая мышцы. Вспышки выстрелов в ночи были слишком очевидны. Они выдавали местоположение всех стрелков. Я очень хотел убраться из отеля и поехать в сторону Харара, где-то в той стороне упал метеорит. Уличные беспорядки могли затянуться. Кто-то кинул Коктейль Молотова. Загорелся старый автомобиль.
Нужно было это закончить. Я не хотел убивать детей. Щелкнул переключатель режима огня. Я перевел рычажок с предохранения на одиночные выстрелы. Передернул затвор. Я нажал на спуск.
Автоматика АК действует за счет отвода пороховых газов через боковое отверстие в стенке канала ствола. Газовый поршень со штоком жестко связан с затворной рамой. После отхода затворной рамы под действием давления газов на нужное расстояние отработанные газы выходят в атмосферу через отверстия в газовой трубке.
Я успел сделать шесть точечных выстрелов, прежде чем мое местоположение определили. После этого я должен был сменить место стрельбы. Бандитов стало на шесть человек меньше, но остальные стали стрелять в мою сторону. Я уполз с крыши. Сбежал вниз по лестнице. Окон на первом этаже уже не было. Все стены были изрешечены пулями. Теперь стреляли только по мне и Руфусу. Руфус изредка высовывался из-за стойки и палил в неизвестность, в основном он ориентировался по звукам, стрелял наугад. Я же ориентировался по вспышкам выстрелов. Еще десяток выстрелов произвел мой автомат.
Затворная рама является ведущим звеном автоматики. Она задает направление движения подвижных частей, воспринимает большинство ударных нагрузок, в продольном канале затворной рамы помещена возвратная пружина.
Автомат повторяет один цикл действий, все время пока нажат курок.
Выброс стреляной гильзы обеспечивает установленный на затворе выбрасыватель и жесткий отражатель ствольной коробки.
Я выстрелил десять раз. На десять стрелков с той стороны стало меньше. Руфус достал из-под стойки РПГ7. Он произвел выстрел через выбитое окно. Граната улетела и взорвалась. Остатки окон вылетели. В комнате распространился густой дым. Стрелять из гранатомета в помещении - то еще извращение. Но выстрелы прекратились. Видимо оставшиеся в живых малолетки разбежались, испугавшись нашей тяжелой артиллерии. Руфус сел на стул и поглядел на меня. Его колтуны свисали на лицо, шрам на носу дрожал. На его лице секунду была гримаса гнева, но она быстро сменилась грустью с примесью раздражения. Руфус заговорил:
-Маркус Гарви сказал, что нужно ждать знамения - коронации черного царя в Африке. Это пришествие свершилось в 1930-м году. Рас Тафари взял имя Хайле Селассие Первый, и был коронован императором Эфиопии. На ямайке в него верили, как в мессию, в потомка царя Соломона. Мы считали, что Джа приведет нас в рай на земле. В Эфиопию. Мы с тобой в раю, но что-то тут не так. Вавилон заразил Зион! И скоро тут все превратится в Шеол.
Я не знал что сказать. Мы в раю, который перерождается в страну мертвых? Это странно звучало. Ведь мой отец бежал из Кении от нефтяных войн. А тут были войны за выход к морю, за территорию, и простые бандитские разборки. Всюду была резня, грызня, все дрались за материальные ценности, полезные ископаемые. Войны длились десятилетиями. Вся Африка дымится и дрожит. В истерии и отчаянии матерей есть тайный смысл, они ведь чувствуют, что их дети не проживут долго.
Руфус отбросил от себя гранатомет, достал из-под стойки в несколько раз сложенную карту и протянул ее мне. Он сказал:
-Бери карту. Вали из города. Не знаю куда ты пойдешь, но тебе нужно отсюда валить. Срочно.
На лестнице послышались шаги Кизы, она несла мою сумку. Я ей махнул рукой и крикнул: "Давай скорей". Я взял карту у Руфуса, пожал ему руку и вышел из отеля вместе с Кизой. Руфус крикнул мне в след: "Respect Broz..." Мы пришли на автобусную остановку. Сели на деревянную лавку. Киза спросила:
-Ты убил тех парней?
Я ответил:
-Да. Мне пришлось... Это гнилое оправдание. Мне казалось это наиболее правильным действием. Убить их - это было такое решение.
Киза прижалась ко мне, и сказала:
-Если бы ты их не убрал - они бы могли нас убить. Все правильно. Ты хороший. Не волнуйся, я ведь иду с тобой, значит все хорошо.
Она поцеловала меня.
Мы ехали в автобусе в Харар. Автобус был старый. Его постоянно качало из стороны в сторону. Из сидений торчали остатки рыжей набивки. Рядом с нами сидели несколько крестьян. Их курицы сидели в деревянных клетках и курлыкали. Одна толстая женщина сидела на заднем сиденье, у нее на руках был ребенок. Довольно взрослый, но он был явно болен. Его глаза слезились. Мухи ползали у него по лицу, а толстуха их отгоняла. Асфальтированная трасса, по которой мы ехали, была положена лет тридцать назад. Весь асфальт потрескался, выбоины на дороге были столь глубоки, что нас подбрасывало время от времени. Низкорослые деревца плясали по бокам зрительного восприятия. Они проносились мимо. Кустики. Кактусы. Разномастные придорожные деревца.
Я рассказывал Кизе о Бобе Марли: "Последними словами, сказанными им сыну, были: "Money can't buy the World". Боб Марли был похоронен на Ямайке. В склепе рядом с ним покоятся гитара "Les Paul", футбольный мяч, косяк, Библия и кольцо, которое он носил постоянно.
Он умер в 36, как и Артюр Рембо из-за опухоли в ноге".
Киза уснула у меня на плече. Ведь она всю ночь не спала. Половину ночи мы трахались, половину сидели на остановке в ожидании первого автобуса до Харара. Малышка пускала мне на плечо слюни. Ее губы разомкнулись. Белоснежные, кривые зубы обнажились. Ее ресницы слегка подергивались во сне. Я посмотрел немного на ее грудь. Поднимается и опускается. Она дышит. Живая. Осязаемая. Упругая плоть.
Мы проехали мимо поселков Аваш, Миесо, Гота. Потом мы проехали мимо небольшого водоема. Там несколько крестьян пасли коров. Девушки набирали воду в кувшины, одна из них распрямилась, поставила кувшин себе на плечо и помахала рукой автобусу. Коровы пили водицу из озера, жадно лакали влагу своими верткими языками. У одного из пастухов за плечом был СКС. Самозарядный карабин Симонова. Калибр - 7,62. Длина - 1020 мм. Вес - 3,9 кг. Емкость магазина - 10 патронов.
Автобус останавливался каждые четыре часа, чтобы все могли выйти, справить нужду и просто размяться. Киза писала за кустом, я отливал рядом. Она смотрела на небо. Струйка проистекающая из нее еще не иссякла, а Киза уже сказала:
-Солнце такое маленькое, но так сильно жарит. Адская печка. Скорее бы сезон дождей.
Девочка потерла рукой между ног и отряхнула платье. Я улыбнулся и сказал:
-Объем солнца в 1,3 миллиона раз превышает земной. Солнце огромная звезда, просто оно далеко.
Киза направилась к автобусу со словами:
-Хорошо хоть эта далекая звезда крутится вокруг земли. Если бы не было ночи, я бы свихнулась. Ночью намного прохладнее и свежее.
Я ей вслед сказал:
-Вообще-то еще Коперник обосновал гелиоцентрическое построение вселенной. Не солнце крутится, а земля.
Киза бросила мне:
-Ты меня уже достал, умник хренов. Пошли в автобус, а то без нас уедет.
-Я не умник. Это же вполне очевидные явления.
В автобусе, в жуткой тряске я очень крепко уснул, вытянув ноги в проход. В этот раз Киза села у окна. Курицы утихли. Мой сон был короткий, и я его не совсем отчетливо запомнил.
Младенец в шкуре. Этот маленький человечек, он тянет ручонки к оружию. К копью. Отец дает ребенку копье. Ребенок растет, вытягивается, становится стройным юношей. Копье тоже меняется, оно становится АК47. Юноша в шкуре лежит на земле и смотрит в небо. Небо огромное. Оно смотрит на него. Тощие девочки танцуют вокруг костра, изгибают тела, прыгают, машут руками. Издают крики. Змеи ползут к их ногам, обвивают их тела. Тела девочек становятся змеиной кожей. Но их маленькие грудки кровоточат от множества надрезов. Шаман оттягивает их половые губы и отрезает их лезвием. Эту обрезанную плоть бросают собакам. Больно смотреть, больно чувствовать. У Кизы нет половых губ. Девочка со змеиной кожей лижет змею. Ядовитую черную мамбу. Змеи выползают из влагалищ. Киза выпускает изо рта раздвоенный язык. Костер полыхает. Мальчики достают свои автоматы и стреляют друг в друга. Они играют, но кровь настоящая. Густая, липкая. Такая темная. Сумасшедший старик из моей деревни хохочет, пламя костра освещает его лицо. Морщины глубже. Вокруг глаз темные круги. Он сквозь смех говорит: собака всегда думает о ебле, мертвецы только и помышляют о жизни, каждая женщина блядь, замаскируй демонов смерти, спрячь их в газоотводной трубке, ты не можешь научиться тому, чего не знаешь, твое имя Русаси, ты больше не будешь бояться. Ты же знаешь, что ты тут, чтобы посмотреть. Это временно. Время временно. Пососи сосцы - это так приятно...
В Хараре мы были недолго. Все потому что я там сделал глупость, на которую меня подтолкнула Киза. Но это даже было забавно.
Мы бродили по улочкам, просто осматривая все вокруг, спрашивали у людей, не слышал ли кто что-нибудь про метеорит. Несколько неизвестных наречий и диалектов я так и не разобрал.
В Хараре жил когда-то Артюр Рембо. Великий французский поэт, который убежал от поэзии. Он торговал рабами, копил деньги, заключал сделки с местными купцами, и даже написал однажды статью про дальние области Абиссинии. Он пробовал жить с темнокожей девочкой, но не смог. Toute lime est et tout soleil amer. Тут он больше не писал стихов. Не было у него больше Озарений. Но вся оставшаяся его жизнь была как Сезон в Аду.
Женщины на улице кормили своих детей грудью. Отвисшие груди, за которые тянули младенцы, были блестящими и чистыми. Малыши крепились женщинам на спину. Спины женщин были перевязаны платками, в которых как в гамаке спали дети. Возле цветастых лавок толпились мужчины и юноши с бутылками в руках. На них были сандалии из старых автомобильных покрышек. Привязанный к столбу стоял верблюд с опавшим горбом. Он был весь в пыли и с глазами покрытыми пеленой болезни. Верблюд был не такой упитанный и довольный, как на гербе Эритреи.
Один торговец сказал, что видел вспышку на севере. Мы стали искать способ туда доехать. Но автобусы туда не ходили. Никто не хотел туда ехать. В приграничных участках никто не любит бывать. Туда вели только проселочные дороги и тропы. Мы нашли мужчину продающего свой старый мотоцикл. Этому мотоциклу было лет сорок. Но на нем не ездили почти. Мотоцикл был голубого цвета, с хромированными деталями. К нему была присоединена коляска. Я уже договорился о цене, когда Киза отвела меня в сторонку и сказала: "Угоним его. Я отвлеку мужика, а ты заводи мотоцикл".
Сказано - сделано. Киза подошла к мужчине, стала ему что-то втолковывать. Мужик не смотрел в мою сторону. Он в основном пялился на ее культю, на этот остаток от руки. Я завел мотоцикл и рванул с места. Киза ударила мужика ногой в пах и прыгнула в коляску. Я выкрутил газ. Киза громко орала и смеялась. Мы с ревом пронеслись по городу. Я надел мотоциклетные очки, висевшие на руле, а то от скорости глаза начинали слезиться. Да и пыли было много. Город выплюнул нас. Оставляя за собой клубы пыли, мы помчались на север. Мотоциклетные очки врезались мне в лицо. Ветер свистел в ушах. Двигатель гремел и повторял свой цикл. Одинокий стервятник пролетал над полями. А мы проносились по степи словно ветер. Ветер сминает любые звуки. Он комкает их, ударяет об землю и волочет за собой. Уносит куда-то, чтобы с ними расправится окончательно.
Дальше, все дальше на север. Через маленькую речушку переплывают мальчики на соломенном плоту. Они отталкиваются шестом от илистого дна реки. Маленькие тощие девочки полощут свою одежку на мелководье. Они голенькие. Они резвятся, хохочут, брызжутся друг в друга водой. Лишь ветви акаций служат им потолком. Они чисты.
Мы проехали вдоль реки немного и пересекли ее вскоре. Проехали по чахлому мостику. Несколько крокодилов лежало на солнышке разинув пасти. Возле крокодилов вышагивали какие-то птицы, которые, похоже, не боятся рептилий. Мы набрали воды в реке и поехали дальше.
А дальше была территория смерти. Многие гашша пустой земли. Руины, пронизанные миазмами гнева. Минные поля. Ржавые обломки танков Т55. Мы подъехали к табличке с надписью: "WARNING". Но все мины, похоже, взорвались из-за ударной волны прокатившейся после падения метеорита. Мы слезли с мотоцикла. Я пошел впереди, переходя из одной свежей воронки в другую. Видимо тут были зарыты старинные мины, не прыгающие.
Ночь опустилась как прохладная волна. Киза боялась идти вперед, поэтому я стал ей рассказывать про Млечный путь. Киза спросила, что это. Я ответил: "Это огромное количество звезд, не видимых по отдельности невооруженным глазом. Их свет сливается, поэтому различить их порознь можно только с помощью телескопа. По легенде - это пролитое молоко Реи, жены Кроноса. Кронос пожирал своих детей, так как ему предсказали, что он будет свергнут с вершины Пантеона собственным сыном. Рея решила спасти своего шестого сына, Зевса. Она обернула в младенческие одежды камень и подсунула его Кроносу. Кронос попросил ее покормить сына в последний раз. Молоко пролитое из груди Реи на камень, получило имя Млечный Путь. Или по-гречески Галактео.
А вот Андромеда. Андромеда была дочерью эфиопского царя Кефея и царицы Кассиопеи..."
Пока я рассказывал Кизе древние легенды, мы дошли до большой воронки. На дне лежал метеорит. Я побежал к нему. Мне не терпелось его потрогать. Его изрезанная поверхность стала гладкой с одной стороны. Он был размером со среднюю овцу. Киза была очень удивлена, что это не светящаяся звездочка, а просто большой камень. Девочка пренебрежительно пнула метеорит. Я упал на землю в той воронке. Надо мной небо. Я смотрю на него. Киза уселась на меня и сказала:
-Что улегся? Звезды решил сосчитать?
Сейчас я лежу в огромной яме посреди минного поля. Рядом со мной черный метеорит и девушка, которая мне нужна. У нее есть недостатки, но они ей простительны. Я живу в этом мире уже 725328064 секунды.
Теперь я лежу тут. Улыбаюсь, и отвечаю своей малышке:
-Только в нашей галактике более ста миллиардов звезд. На фотографиях неба, полученных крупнейшими телескопами, видно столько звезд, что бессмысленно даже пытаться их считать. В каталоги занесено менее 0,01 % всех звезд нашей галактики.
Киза падает на землю рядом со мной. Я ее обнимаю. Прижимаюсь к ее груди и говорю ей:
-Темная материя расширяется. Вселенная растет.
Киза спрашивает:
-Куда мы теперь подадимся?
Я пожимаю плечами. Я уже чертовски долго на этой планете. Я говорю:
-Можем поехать в Гондар или Аксум. Поклонится в Аксуме монолиту. Искупаться в озере Тана. Можем взглянуть на кофейные плантации Иллубабора и Каффы. По легенде кофеин был открыт в 850 г. н. э. пастухом коз. Он рассказывал о том, что его козы ели красные ягоды с кустарника, а затем плясали всю ночь. Монахи приготовили из ягод напиток, который позволял им оставаться бодрыми в течение молитв.
Можем...
Киза меня перебила, она сказала:
-Хватит болтать. Заткнись. Давай лучше поебемся.
Мой ответ ей:
-Давай.
Площадь Африки 30 065 000 км«, это 20,3 % площади земли. Населяют Африку 934 миллиона человек.
Границы африканских государств были прочерчены искусственно, без учета расселения племен и народов. Африка была не готова к демократии. Начались гражданские войны. Диктаторы пришли к власти. Их режимы отличались чистейшим милитаризмом и тоталитаризмом. Что в свою очередь заставляло их воевать с соседями за земли и полезные ископаемые. Что в свою очередь приводило к кризису экономики.
На черном континенте находятся тридцать три из сорока пяти самых бедных стран мира. В Африке живут более пятидесяти наций и более трех тысяч племен. За последние сорок лет там произошло более ста военных переворотов и восемнадцать гражданских войн. Только в Судане, Эфиопии, Мозамбике, Анголе, Уганде и Сомали погибло более четырех миллионов человек.
Хотите еще "более"? В Руанде правительство убило более миллиона человек. Причиной конфликта был контроль над производством наркотиков.
В Бурунди в межэтническом конфликте погибло сто тысяч человек и около миллиона стали беженцами.
В Заире с 1967 по 1993 год маршал Мобуту Сесе Секо-Куку удерживал военный режим. После эксперимента с многопартийностью к власти вновь пришли военные. В 1998 году началась гражданская война и была создана Демократическая Республика Конго. У власти оказался президент Лоран-Дезире Кабида. После этого начались войны с конголезскими повстанцами и с соседними странами. Президенту помогали Ангола, Намибия, Зимбабве и Чад. Повстанцам помогали Руанда и Уганда. Конфликт был одновременно межэтнический, расовый, религиозный, социально-экономический и политический. Плюс ко всему каждая из сторон была бы рада получить под свой контроль добычу минерала Колтана. Война закончилась переговорами. Предположительное число погибших от двух до трех миллионов человек.
В Анголе более двадцати пяти лет шла война двух партий МПЛА и УНИТА. Обе желали контролировать добычу алмазов. Победила МПЛА, не без помощи русских наемников.
В Нигерии конфликт носит религиозный характер. Мусульмане и Христиане не поделили власть над мозгами народа.
Гвинея и Габон конфликтуют из-за острова Багне. Обе страны не согласны с тем, как проведена граница. В 1990 году в этом районе открыли месторождения нефти, что разжигает у двух стран желание заполучить этот остров еще сильнее.