Я каким-то невообразимым образом проник в маршрутное такси. Люди жаждали попасть на работу раньше всех, или они уже опаздывали и не желали усугубить свое положение в глазах вышестоящих сотрудников загадочных организаций и корпораций. Им не терпится встать за свой станок, персональный компьютер третьего поколения, в котором стоят кремниевые кристаллы пульсирующие электрическим током в своих крохотных недрах. Но самое веселое, что есть в тех электронно-вычислительных машинах - это Пасьянскосынка. Что ж, меня не касается, чего эти люди жаждут. Не буду к ним в голову залезать. Там обыкновенно скучно и банально расположение прихотей и стараний, желаний и обманов. Меня сейчас волнует моя голова, вернее то, что на ней. Волосы надоели. Их необходимо мыть, расчесывать, ухаживать за ними, как за милыми тварями, поселившимися у меня на голове. Разве что кормить их не приходилось. Головные твари захирели, скатались в комки, пообвисли нелепыми клочьями. И чесались еще иногда, но это когда я совсем забывал об их мытье.
Внутри маршрутных такси бывает плохо определенному типу людей, к коим я себя отношу. Из скромности не стану себя обвешивать ярлыками гордыни. Из невидимых динамиков бряцает странное подобие музыки. Низкопробный бит, по-плохому примитивные скрипучие аранжировки, голос веселой девочки-подростка, которая сосет у продюсера. Рядом со мной сидит милиционер, из его рации до моих ушей долетает презабавный диалог: "Пятьдесят четвертый вы где? - В жопе! - Прямо в ней? - Ага".
Поразительный ответ. Я огляделся по сторонам. Я не в жопе. Почему-то вспомнился фильм про подводную лодку, уменьшенную и пущенную плавать в человеческом организме. Ведь если бы чокнутый ученый уменьшил маршрутное такси и запустил нас в зад какого-то хомосапа - то это было бы крайне подло с его стороны. А то в прямой кишке мне пришлось бы соревноваться за выживание с глистами, амебами, лямблиями. Этакие скаты с раздвоенным ядрышком проносятся над головой, ложноножки тянуться ко мне, дабы образовать пищеварительную капсулу, глисты размером с песчаного червя Фрэнка Герберта. У меня слабый контроль над фантазией, потому что я постоянно вижу мысли и желания окружающих. Вижу их воспоминания, помыслы, похотливые грязные мыслишки, их ужасные сокровенные тайны. Причем все это происходит совершенно хаотично, они иногда прямо выстреливают в меня своим ментальным говном, в некоторых я лезу специально, но не могу выловить именно то, что мне нужно. Эта способность меня запутывает и сбивает с толку. Особенно бывает стыдно, когда я говорю то, что в этот момент подумал кто-то другой. Люди чувствуют во мне изъян, потому они всегда смотрят на меня с подозрением. Сколько бы я не пытался быть незаметным - постоянно попадаю в западню. Я живу с тупой крысой, чтобы хоть находясь с ней - можно было отдохнуть. В ее голову редко приходит что-то умное - а то, что там присутствует постоянно, напоминает незначительный шум, похоже на шелест листвы.
Повсюду в маршрутном такси были наклейки, снабженные низкокачественными юмористическими надписями. Я громко крикнул "Остановитесь у салона красоты!" - чтобы не противоречить одной из наклеек, что гласила "Водитель глухой - орите громче". Затем, после полной остановки автомобиля, я открыл дверь и не ударился в "Место для удара головой" над выходом. И что самое главное, я не хлопнул дверью. Я встретился глазами с милиционером. Молния телепатического света пролетела между нами. Я подмигнул мужичку в форме, он в ответ лишь покраснел и опустил глаза, мы поняли друг друга без слов. Я увидел, чего ему хотелось в тот момент сильнее всего. Милиционер желал, чтобы его котенок вырос поскорей, его утомило кормить животное из пипетки молоком.
Салон красоты выглядел серебристо, позитивно, на окнах нарисованы бабочки. Перед входом курила девушка. Опять мое проклятье: она читала фривольные романы в мягком переплете, любила гулять по ночам и писать на лицо своему другу. Меня вырвало от переизбытка пошлых подробностей, рвотные массы безвольно стекали с тротуара. Прибежал небольшой ушастый пес и стал слизывать мою рвоту. Мне было даже немного обидно, что мой завтрак достался кому-то другому, да еще и в полупереваренном виде. Я вошел в стеклянные двери салона красоты. Девушка с сигаретой в руке, проводила меня смущенным взглядом.
Внутри за стойкой стояла женщина администратор. Она была одета строго и аккуратно, ее волосы были убраны в тугой пучок. Она смотрела на меня с невероятной силы презрением. Ей явно не нравился мой прикид. Рубашка снятая с трупа Ковбоя-Мальборо, штаны снятые с полки в магазине Levi's, кеды "Динамо" с липучками. Администраторша, не скрывая презрения, спросила: "Вы будете стричься?" Я ответил: "Ага". Она опустила глаза на мои кеды (капельки рвоты боже!), и сказала: "Вам придется немного подождать". Я посмотрел прямо в ее очкастые глаза. Она любит смотреть реслинг и бокс. Она любит когда ей подчиняются... Она отвернулась и указала мне на диванчик.
Я уселся на удобный мягкий диванчик, который специально предназначен для таких страдальцев как я, чтобы они могли дождаться своей очереди на стрижку. Рядом стояли кадки с искусственными цветами, пластиковые листья неестественно блестели. Диванчик был настолько мягок и удобен, что я вновь почувствовал рвотный позыв, кислый комочек уткнулся мне в глотку, но я не поддался этому соблазну. Из динамиков висящих на стене под самым потолком вещал спокойный голос Натальи Правдиной. Она говорила о необходимости открыть свои чакры. Спустя некоторое время, она начала повторять мантры счастья в личной жизни и привлечения денег. "Я счастлива. Я счастлива. Я счастлива..."
Что-то влажное коснулось моей руки. Я вышел из дремы и проорал: "Я счастлив! Только не убивай меня Наташа!" Администраторша посмотрела на меня с ужасом. Я нарушаю течение энергии чи в ее храме. Но взгляд ее был на самом деле направлен не на меня, просто в мою сторону. Она смотрела ниже. Существо, которое разбудило меня, оказалось тем нелепым псом с большими ушами. Я почесал у него за ушком. Пес завилял хвостом. Небось еще рвоты выпрашивал.
Громадный, похожий на гориллу с неестественно вытянутыми руками, охранник подошел ко мне, взял пса за шкирку и поволок к двери. У дверей охранник подбросил пса и нанес ему сокрушительный пендаль. Такой удар был бы, пожалуй, смертелен для меня, но псина лишь взвизгнула и убежала. Я попытался проникнуть в разум охранника, но тщетно. Либо у него стенки черепной коробки чрезмерно толстые, либо у него просто нет мозга. Все оказалось проще. Он выполнял чужой приказ, администраторша поработила его.
Мне надоело ждать, я встал и хотел уйти, но меня окликнула строгая женщина. Ее голос как плетка ударил меня в спину. "Постойте, один мастер освободился!"
Я поплелся обратно. В зале, мне навстречу вышел молодой паренек. Он сделал несколько изящных па вокруг меня, нежно потрогал мои патлы и попросил усаживаться в кресло. Я сел и увидел свое отражение. Сосульки на голове, красные уставшие глаза, потрескавшиеся губы.
Юноша спросил меня:
-Что будем делать?
-В смысле?
-Ну чего вы конкретно хотите добиться? Или же вы можете положиться на мой вкус.
-Хм. Я не думал что все так сложно. Просто отрежь мне волосы. Убей их.
-Отлично, как пожелаете!
Он очень любезен, странно двигается; он слишком приторно ласков со мной. За этой маской скрывается чудовище. Его в детстве обижали сверстники, его унижали, не принимали в свои игры. Парень ловко схватил со стола ножницы и стал крутиться вокруг меня. Он хорошо обращался со своим оружием, чувствовался опыт. Только одно сильно раздражало. Он повторял себе под нос странную фразу: "Все будет в блестках. Все будет в блестках..."
Помимо меня в салоне красоты находились несколько богатых теток, которые приходили сюда каждый день, они просто болтали и кидали пару тысяч в кассу, а заботливые парикмахеры трудились над их редкой шевелюрой. За время своего там пребывания, я узнал немало фактов из их жизни. Одна боялась летать на самолете, другая рассказывала о том, как выгодно развелась, третья рассказывала ужасную историю про то, как ее персидский кот, по имени Султан, постоянно висит на занавесках. Их конфетно-мармеладная жизнь - это худший мой кошмар. Ведь они не видят ничего, что могло бы заставить их жить по-настоящему, не видят ничего уродливого и противоестественного, что отрезвило бы их.
Парень вертел мою голову, прыгал вокруг. Его размышления были весьма своеобразны. Он думал о переливающихся блестках, о бледных телах смазливых отроков и о сверкающей опасной бритве. На его левом запястье были виднелись шрамы, которые он пытался прикрыть браслетами из бисера.
Вскоре мастер закончил свое дело, я был свободен от бремени волос. Когда я расплатился с администратором, охранник посмотрел на меня. Я увидел в его маленьких, глубоко посаженных глазках воспоминания. Вот он залезает на дерево когда ему семь лет; вот он крадет конфеты из маминой коробочки; вот он пытается заняться любовью с соседской девочкой, но у него ничего не получается, потому что он не знает, как; вот его отец отправляет на тренировку по борьбе; вот его армейские годы; и вот его страх и ненависть, он любит и ненавидит свою мать, ему нужна грудь, но ему страшно, оттого что мама накажет его ремнем за конфеты; а вот и противоречивое чувство к администраторше, она позволяет себя трахать, но при этом повелевает им; он обречен, он попал в ловушку. Жестокий и жалкий, сильный и испуганный, охранник и слуга, он упал на пол. Гримаса боли запечатлелась на его лице, он был в агонии. Его душа вырывалась из заточения этого громадного тела. Клиентки заверещали от страха и непонимания. Я наклонился над охранником и услышал его последние слова. Охранник в последний раз дернулся на кафельном полу, издал странный хрип, улыбнулся, пукнул и умер. Администраторша метнулась к нему. Стала трясти за плечи. Он труп. Я пошел прочь. Администраторша громко рыдала за моей спиной. Я подумал о том, что ее строгий костюм идеально подходит к последним событиям. Гармония смерти.
Я шел домой, и за мной увязался любитель рвоты. Я перед дверью подъезда обернулся, чтобы взглянуть в его жалобные глаза. Я ему сказал:
-Я не могу взять тебя к себе домой, у меня уже есть одна нахлебница, моя тупая крыса.
Более грозно я сказал:
-Убирайся шавка!
-Гав!
Пес повесил нос и побрел к лавке возле моего подъезда, он неуклюже забрался на нее и сел. Он сидел, глядя в пустоту, надеясь, что я его позову. Но я не позвал.
В подъезде стоял едкий запах ссанья. Этот запах был почти как физическая преграда на моем пути к дому. Заткнув нос, я стал подниматься по лестнице на свой этаж. Где-то на третьем, в темноте, я наступил на что-то мягкое. Когда я вошел в квартиру, крыса бросилась обниматься. Запах дерьма преследовал меня. Какашка прилипла к моим кедам. Я попросил крысу отмыть их. Она взяла их в руки и ушла в ванную комнату.
Утро меня шокировало дважды. Когда я умывался и чистил зубы, кроме запаха пасты почувствовал еще и запах дерьма. Оказалось, что крыса драила мои кеды моей же зубной щеткой. Я ее поколотил, и она убежала в свою норку, плакать.
Второй шок ждал меня, когда я готовил себе яичницу. Я никогда не смотрю телевизор, но крыса забыла выключить его за собой, и я невольно увидел кое-что интересное в передаче про криминал. Там показали мальчика, который прятал глаза. Я прибавил звук:
"Сегодня ночью был задержан опасный серийный убийца по кличке "Цирюльник". Днем он работал парикмахером, а ночью он убивал. Предварительно умертвив жертву, он посыпал место преступления блестками, снимал опасной бритвой скальп с трупа и мастурбировал. Убивал он исключительно школьников мужского пола. Мальчиков выискивал возле школ города, предлагал им покурить под песенки Прокол Харум".
Крыса вскоре убежала от меня. Я искал ее по помойкам и притонам, но так и не нашел. Больше никогда в жизни я не стригся. На моей голове образовались колтуны, похожие на дреды растаманов, но не такие красивые.
Пес так и сидит на лавке, ждет, что я позову. Прошло много лет, а он все сидит. Ну и пусть.