Annotation

     В феврале-марте 1970 года на территории Белоруссии состоялись войсковые маневры «Двина». В этих маневрах принимали участие войска ряда военных округов страны.  Я попал на эти маневры в качестве резервиста, старшего лейтенанта, замполита танкоремонтной роты.

     С первого дня маневров я вел дневничок. После возвращения домой дневничок был благополучно забыт на 42 года. И вот недавно я его обнаружил и с интересом перечитал.

     Если читателя заинтересует официальная история маневров, то предлагаю ознакомиться с книгой «Двина. Войсковые маневры, проведенные на территории Белоруссии в марте 1970 года» под ред. Генерал-майора В.С.Рябова. Воениздат, МО СССР, Москва, 1970 год.

     Что касается моего изложения этой истории, то это всего лишь впечатления сугубо мирного человека, попавшего хоть и на игрушечную войну, но все же в довольно экстремальную обстановку. К тому же, в первый раз в жизни в качестве офицера. Офицерское звание мне присвоили после военной службы. Служил я во Внутренних войсках МВД с 1952 по 1955 год. Закончил службу в звании младшего сержанта. После службы, в разные годы, призывался на военные сборы. Проходил сборы в г. Котовске Одесской области, в бронетанковом училище, во Львовском Высшем военно-политическом училище, в Ленинградской Артиллерийской академии, в Ленинградском военном институте физической культуры, в войсковой части в поселке Сертолово Ленинградской области, в полку Гражданской обороны в поселке Мурино Ленинградской области. На каких-то из этих сборов мне присвоили звание лейтенанта, на других – старшего лейтенанта. Вот и весь мой военный и офицерский опыт. И еще одно соображение: если для боевых подразделений это была игрушечная «войнушка», то для танкоремонтника – настоящая война. Боевая техника ломается вполне конкретно и реально, и ремонтировать ее надо тоже вполне реально и конкретно, в реальных полевых условиях. Далее я излагаю содержание моего дневника.

     Санкт-Петербург, 2012 год

     Шел домой довольный. Рабочая неделя позади. Впереди два дня отдыха. Красота! Только бы не забыть, чтобы утром не зазвонил будильник.

     В 4 часа 50 минут утра – настойчивый звонок в дверь. Лежу, думаю, что почудилось. Опять звонок. Подхожу к двери, спрашиваю: «Кто?». «Акодус здесь живет? Откройте, дворник». Повестка из военкомата: явиться с вещами через час после получения повестки в здание велотрека на проспекте Энгельса. В начале седьмого явился. На улице мороз -22®. Через 20 минут – в автобусе с такими же, как я. Едем в Саперное. Никто ничего не понимает – что случилось, почему такая срочность? По пути следования, на каждом перекрестке стоит бронетранспортер и ВАИ (военная автоинспекция) в белых касках. Это тоже настораживает.

     Приехали, но не в расположение воинской части, а в лес. В лесу у военных площадка для развертывания полка. Ночью полк подняли по тревоге. Военные тоже не понимают, что произошло. Поступила команда – полк развертывается по нормам военного времени. В мирное время в полку служит 400 военнослужащих, а военная техника законсервирована. Развернутый полк – это 2500 человек и вся техника на ходу. На площадке для развертывания – землянки, палатки, походная кухня. Здесь же учет прибывших, выдача обмундирования и противогазов. Тут же – палатка с газом для проверки противогазов. День чудесный – солнце, мороз, голубой снег, высокие сосны.

     Я старший лейтенант, замполит танкоремонтной роты. Работаю до 12 часов ночи: принимаю личный состав. Солдат и сержантов запаса привозят из Приозерска. Состояние, к удивлению, совершенно спокойное – как будто всегда только этим и занимался. В час ночи приезжаем в полк. Мест для спанья нет. Спасибо командиру танковой роты – положил меня на койку своего дневального.

     С утра суета. Распределение людей по рабочим местам. Командир бегает весь в заботах. Мой командир роты – Загоруйко Василий Филиппович, тоже старший лейтенант. Задерган до предела. Пребывает в полосе невезухи: два бойца выясняли отношения – один с бритвой, другой с табуреткой. Результат:  владелец бритвы лежит в лазарете, а табуреточник – на «губе». На ужин опоздал. Пошли ужинать домой к Василию Филипповичу. Место для спанья я опять себе не нашел – некогда было, так как с 18 до 21 часа торчал на почте. Давал по телефону домой последние ЦУ. В результате лег спать в полвторого под сенью полкового знамени, в одной из комнат штаба на столе. В остальном ночь прошла спокойно.

     Днем страшно промерз на строевом смотре. В присутствии толпы генералов и Самого – генерал-полковника Шаврова, командующего Ленинградским военным округом. На строевом смотре мы были в касках. Каска, надетая на зимнюю шапку, жутко холодит голову. Особенно, если процедура происходит на морозе около -25® и в течение одного-полутора часов. И очень устает шея.

     День Советской Армии. С утра, наконец, нашел место в клубе. Теперь у меня есть дом. Впрочем, ненадолго – на неделю. И попал в хорошую компанию. Интересно – с кем собираемся воевать?

     Совещание у замполита полка подполковника Миховича. Задачи на день: построение полка на плацу. Командир полка подполковник Киреев. Из Казахстана. Говорят, перспективный. Толкает речь: «У меня два врага. Первый – Гитлер. Убил моего отца и четырех братьев. Второй – самовольщик. Самовольщиков буду карать без жалости». Затем довольно приличный обед – все-таки праздник. После обеда работал по специальности – то есть замполитом. Организовал комсомольское собрание – 15 минут. Партийное собрание – минут 6-7. Переписал оружие. В роте 46 автоматов. Вечером отвел роту на ужин. Поужинал. Забыл в столовой ложку и она через минуту улыбнулась навсегда. Такова здесь жизнь. Кажется, день кончился благополучно. Впереди еще 27 дней. Как-то они пройдут?

     С утра – занятия с политработниками. Секретарь партийной комиссии подполковник Бардин возложил на нас воз задач на три дня. Сначала записывал всё. Потом прикинул, что если все, что записано, выполнять, то служить надо будет до мая-июня, чтобы все выполнить. И перестал записывать. В заключение он выдал мысль, что с собой не следует брать художественную литературу, так как она не мобилизует. С собой надо брать только политическую литературу. Затем перед нами выступил начальник трибунала – прокурор. Он осветил нам некоторые стороны наших отношений с законом. Те самые стороны, на которых «комочки и занозы» (это его определение). Затем обед – по здешним понятиям приличный.

     Пришел «домой» и впервые заинтересовался распорядком дня. Оказывается, положен послеобеденный отдых. Лег и неплохо полежал часа два. Посмотрел свежие газеты, поговорил с соседями «за жизнь». Очень довольный собой, встал. Почувствовал, что впервые за все дни прилично отдохнул. Хотели с Эдиком-стоматологом (такой же, как я, резервист, он был командиром мотострелкового взвода) сходить на ужин в офицерскую столовую, но по пути встретил Васю – командира моей роты.  Он пришел со стрельбища очень усталый и попросил меня проводить солдат под руководством младшего сержанта Ельшина, сделать уборку в парке боевой техники. Долго препирались, при этом один воин схлопотал от Васи три наряда вне очереди. В конце концов, уборку произвели под моим руководством. Но на ужин в офицерскую столовую я, конечно, опоздал. Помог рядовому Швецову поехать домой, уладить вопрос о конфискации его имущества. Имущество – это святое. Получил второе одеяло. Подушки пока нет. Можно считать, что четвертый день окончился довольно прилично.

     Да, вот еще, не забыть бы: завтра в 17 часов надо поприсутствовать на партактиве. Вот я уже и актив, вот так и делают люди карьеру.

     С утра хотел решить вопрос со своей хворобой – третий день плохо слышу и боль в ухе. Просифонило на смотре. Если бы простые штатские люди знали, как им повезло, если они заболевают. Приходишь в поликлинику, подождешь 1-2 часа, получаешь больничный и будь здоров. Здесь же – полная неразбериха. Их ПМП (полковой медпункт) меня посылают в дивизионный лазарет, откуда начальник медслужбы подполковник Мирошников, топая ногами и громыхая голосом, посылает меня обратно в ПМП. Короче, пишу рапорт командиру полка Кирееву: «Или лечите, или замените». А пока от шума в ухе очень устаю. Для справки: В ПМП, кроме перекиси водорода, никаких медикаментов нет.

     Пошел в роту, и только расположился провести беседу о дисциплине, так сказать – поделиться впечатлениями свежего человека – как пришел комсорг полка и заявил, что изучать биографию вождя важнее. И он сегодня должен провести уже третье занятие. Пришлось мне завязать. Самое примечательное – это выражение лиц моих подопечных. Полное отсутствие присутствия. Затем до обеда – видимость какой-то деятельности. После обеда отправились за ворота, запить чем-нибудь цементную кашу. На КПП нарвались на дежурного, который начал нам выговаривать, что нехорошо товарищам офицерам прогуливаться в безделии. «К нам едет генерал Н. , так вот этот генерал подумает, что у нас офицеры не загружены работой». Не проникшись моралью, зашли в офицерскую столовую, выпили по вишневому соку, а затем, через дыру в заборе, вернулись «домой». Дыра эта, кажется, самая подходящая проходная. Никаких контактов с дежурным.

     На партактив опоздал сам и совратил еще троих таких же. Пошел в парк боевой техники. Там моя рота вовсю расконсервирует и осваивает машины походных мастерских. Характерный факт – сняли пломбу, а в машине не хватает наконечников к горелкам и другого инструмента. От одной машины увели, чуть ли не на ходу, зеркало заднего вида. Освоение идет полным ходом. И несмотря на мелкие огорчения, самое первое впечатление о машинах хорошее. Во всяком случае, делают эти машины компетентные и толковые люди. Завтра пойдем на учебное развертывание «в поле». Только бы погода была хорошая.

     Вчера до часа ночи травили анекдоты. Особенно понравился про космонавтов на Марсе и про солдатские письма домой. Последний – это маленький шедевр. Примечание 2012 года: к сожалению, за четыре десятилетия содержание этих анекдотов намертво выветрилось из памяти.

     Подушки все еще нет. И вообще, обстановка дерьмовая. Только что прочитал о маневрах в Северной Норвегии. Теперь это меня касается, и еще как касается.

     Сходили со взводным Эдиком – тем самым, который стоматолог – в офицерскую столовую. Пытался закинуть удочку относительно поездки в Ленинград, но, по-моему, это безнадежно. После ужина – деятельное безделье и наконец, на отдых.

     Писать было некогда.

     Вчера писать, действительно, было некогда. Около 11 часов с шофером Павловым на ЗиЛ-157 выехали на заготовку колодок под машины. С нами были три солдата. С одним мы поехали в Мичуринское за пилой «Дружба». Двоих оставили в Лосево заготавливать колодки. Пока солдат бегал к жене, к сыну, к матери, за пилой к соседям, мы с Павловым хорошо пообедали, а также отоварились «горючим». Часам к семи вечера, когда все было сделано, мы вернулись в полк.

     Зампотех майор Сошников сказал, чтобы я не уходил далеко, так как, видимо, придется ехать в город по кислородным делам. Правда, поездка могла сорваться, так как Михович предупредил относительно завтрашнего партийного собрания. Получив от зампотеха «добро» на поездку, через дыру в заборе пришел на остановку автобуса минут за десять до отправления. Когда везет, то везет во всем. На автобусном кольце меня прихватил попутный «РАФ» до угла Тореза и Светлановского проспекта. В 23 был дома. Долго-долго отмывался.

     А утром – родной завод. И я – весь такой военный. Встречи, восклицания. Результат: 21 фильтр для масок сварщиков от цеха №3, 0,8 литра спирта от химиков, 30 метров ватмана от ОГТ. С кислородом не получилось. Мне не дали доверенность, так что я не очень и виноват. Навестил родителей. Больные, беспомощные старики. Жалко и ничем не помочь. Приехал домой и опять в ванну – про запас. Когда-то еще будет.

     В полк вернулся вовремя.  В вагоне электрички – три курсанта ЛАУ (Ленинградского Артиллерийского училища) – туда же, в Саперное. Попутчики, одним словом. Да еще их встречают. Примазался к ним и в результате, довезли до самого клуба. Сошникову доложился, совместно с подношениями. Сошников доволен, ну, и я тоже. Остаток вечера – разговоры «за жизнь».

     В 4 часа ночи – подъем для офицеров. Офицеры толпой пошли на завтрак. За завтраком я рассуждал на тему: «Для ремонтников надо бы подъем устраивать на 2 часа позже, чтобы воины успели что-нибудь из боевой техники сломать. Пока боевые офицеры, вооруженные до зубов, преодолевали снега и пространства, я пошел в ремонтную роту. Рота спала. Я отправился в клуб и продолжил отдых. Встал в 9 часов и пошел в парк ремонтной техники.

     Накануне я попытался отремонтировать токарно-винторезный станок «Иж». Этот станок находится в кунге танкоремонтной мастерской. У нового токарно-винторезного станка не работает реверс. В схеме не разобрался, а опытного токаря среди солдат не оказалось. Первая попытка не удалась. И вот сегодня удалось разобраться самостоятельно. Дело оказалось пустяковое. Да и схема все равно не помогла бы. Провода, питающие электромагнитную муфту реверса, передавило крышкой передней бабки станка. Я извлек передавленный провод, сделал скрутку, замотал изолентой и аккуратно закрыл крышку. Реверс заработал! Хотя и не комиссарское это дело – ремонтировать станки. Остаток дня провел в деятельном безделии.

     С праздником тебя, Лев Еремеевич, товарищ старший лейтенант! С первым днем весны! Явочным порядком устроил себе выходной. После завтрака и до обеда разговоры «за жизнь». Обед в офицерской столовой. Максимум, почти как дома. После обеда и до строевого смотра в 18 часов – приятное ничегонеделание.

     Днем в магазине купил себе качественные голландские туфли за 30 рублей и отправил с женой сослуживца в Ленинград – так будет спокойнее. Завтра у нас начинается погрузка. Слухи подтвердились – мы уезжаем в Белоруссию на маневры «Двина». В газетах мрак – все очень плохо и на Западе, и на Востоке, как на ближнем, так и на дальнем. Похоже, необходимость в нас не только ради учений «Двина».

     Вечером тревога. Поголовная проверка. В Громово под поездом погиб солдат – выясняют, кто именно.

     С утра, после завтрака, всеобщее построение. Приказ командира дивизии генерала Соловьева о гибели солдата. Солдату было 29 лет. Остались жена и четырехлетний ребенок. Наверное, это интересная тема – психология самовольщика. Жажда свободы неодолимая, долг побоку. Во всяком случае, я на это не способен.

     Продемонстрировал начальству отремонтированный станок «Иж». Чего уж там, похвастался! Перед обедом отжигали проволоку для расчалок. Готовимся в дорогу.

     Последняя дата отправления – 4 марта в 12 часов дня. Пункт назначения – Невель. Офицеры техчасти вроде бы признали меня за своего. Спрашивают: «Ну, как дела, комиссар?». Приветствуют: «Здорово, комиссар!». А у меня проблема: солдат Епифанов третий день где-то шляется. Надо искать. Вроде бы жалко человека – дети и все такое. А с другой стороны посодействовать, чтобы посадили прохвоста. Чем он лучше других? Все хотят домой.

     Вчера в 4 часа дня Сошников приказал мне съездить в Бородинское за сжатым воздухом. До Бородинского около 60 километров. Доехал. Обратился к завскладом майору Ермилову. Он сказал, чтобы поворачивали обратно. Взял я Ермилова измором. В 23 часа мы вернулись со сжатым воздухом. По приезде узнал, что Епифанов вернулся и уже на «губе». Это для него самый лучший вариант.

     Утром выдали пистолет ПМ. Слава богу, я его тут же сдал дежурному по полку. Так спокойнее. Лучше бы рогатку…

     Сегодня у нас день подготовки к отъезду. Вещи упаковал, лишнее отнес в каптерку к старшине Панченко. Ожидается, что в 4 часа ночи мы трогаемся в сторону Бородинского. А пока, видимо надолго, последний цивильный обед – солянка, плов, пиво.

     Вчера с 16 часов началась предотъездная суета. Инструктаж личного состава и водителей. Проверка двигателей, последние мелкие ремонтные работы. После ужина построение, проверка личного состава. Сон до 2 часов ночи.

     В 2 часа подъем и еще одно построение и проверка личного состава. Наконец, в 3 часа ночи трогаемся в путь колонной из 80 машин. Доехали благополучно, если не считать, что правое переднее колесо машины, в которой я сидел, держалось на 2 шпильках, одна из которых срезалась в пути. Учитывая, что дорога в Бородинское напоминает крымские дороги, то по уверению опытных водителей, мы имели шанс остаться как минимум калеками. А по словам начальника эшелона №19033 майора Ковалева, свой первый подвиг на учениях «Двина» я уже совершил, приехав живым.

     Машины погружены, закреплены, и наконец, в 14:00 мы трогаемся в сторону Выборга. Еду я в товарном вагоне. Давно я не ездил в товарном вагоне. В последний раз довелось так ездить в 1952 году. Здесь нас 60 солдат, 8 офицеров и сержантов – весь начальствующий состав эшелона.

     В Бородинском встретил Васю Роговцева – младшего лейтенанта, замполита ремонтного батальона дивизии. Одним словом – коллегу, и не только по армии. С Васей и его папой – шорником мы работали на одном заводе. Вася в отделе главного механика, а я в отделе главного технолога. Года за два до этих маневров Вася перебрался на работу в райком КПСС инструктором. Хотя подготовка маневров «Двина» осуществлялась в тайне, райкомовские руководители были в курсе. Васин начальник посоветовал ему пару недель не ночевать дома. Вася перебрался жить к теще. Не сумев вручить ему повестку по месту жительства, военкоматовские работники вручили ему повестку прямо в райкоме, на его рабочем месте. Попутно устроили втык Васиному начальнику за попытку содействовать срыву мобилизации. Так как явиться следует в течение 1 часа с момента вручения повестки, военкоматовские работники забрали Васю с собой. Так он внезапно очутился в армии. За своими личными вещами Васе удалось съездить домой только через неделю.

     В армии очень многое происходит неожиданно. Моя поездка в товарном вагоне неожиданно оказалась очень короткой. На станции Гвардейское (это в получасе езды от Выборга) получаю приказ: в Выборге сойти с поезда с личными вещами и явиться в военную комендатуру на станции Выборг за дальнейшими распоряжениями. В выборгской комендатуре нас, таких неожиданно снятых с поезда, оказалось 30 человек. Все офицеры. Часть из нас -  офицеры ВАИ, военной автоинспекции. Нам сообщили, что скоро за нами придет автобус, и нас повезут на аэродром в Громово.

     Привезли в Громово где-то около 10 часов вечера. Как всегда, наш приезд оказался неожиданным. Поэтому с едой и спаньем возникли проблемы. Около 2 часов ночи нас кое-как покормили и отправили спать в зал, где складывают парашюты.  Спать было холодновато, да что там – просто холодно. А утром нам сообщили, что после завтрака нас внесут в полетный лист, и в течение дня мы полетим в Невель. Там получим дальнейшие распоряжения.

     Около 13 часов нас повели на посадку в самолет. Самолет оказался военно-транспортным Ан-12. Внутри стояли три штабных автомобиля «ГАЗ». Полет длился минут сорок пять. Сели мы в пригороде Невеля на заснеженном картофельном поле. Так нам сказали. На дороге нас ждал автобус. Ехать было недалеко – 3-5 километров. Привезли нас на железнодорожный вокзал Невеля. Там, в комендатуре, наконец выяснилось, зачем нас впереди войск сюда привезли. Невель был назначен для разгрузки войск Ленинградского военного округа, а мы должны обеспечивать порядок при разгрузке войск и построение их в походные колонны. Все утро нас куда-то посылали, мы что-то патрулировали. Никто не позаботился о том, что мы вторые сутки в пути и надо нас регулярно кормить.

     Я был назначен начальником патруля. Со мной два младших лейтенанта из нашей группы и два сержанта из Невельской комендатуры. В конце концов, мы направились в вокзальный ресторан и прилично пообедали за свой счет.

     Да, вот еще впечатление: все здания вокзала и на привокзальной площади были свежеокрашенными. Это было видно по разводам краски на снегу. И еще небольшой штрих: туалет на перроне тоже свежеокрашен. Стены канареечного цвета и белоснежные потолки. И вот, на всех стенах и потолке – четкие отпечатки солдатских сапог. Это называется – казарменный юмор.

     Днем прибыл наш эшелон и я воссоединился со своим полком. Причем это произошло явочным порядком. Когда я спросил своего командира, надо ли мне доложить, что я покидаю Невельскую комендатуру, он недоуменно пожал плечами, потом произнес невразумительную фразу и сопроводил эту фразу жестом куда-то в пространство.

     За день наш эшелон выгрузился и выстроился вдоль дороги в походную колонну. Вечером в кунге мы беседовали «за жизнь» с подполковником Бардиным. Он очень хвалил роман Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?». Говорил, что идеологическая работа должна быть наступательной. Относительно Кочетова я не стал вдаваться в откровенность, ибо здесь существует понятие «Не наш человек». В этих обстоятельствах легче быть сволочью, но при этом «нашим человеком», чем наоборот. А вообще, сволочью быть всегда легче.

     Проехали Невель уже своим ходом. Городок из кабины ЗиЛа тихий, провинциальный. Летом здесь, должно быть, здорово отдыхать. Пишу это, сидя в кабине движущейся машины. Постараюсь писать при любых обстоятельствах.

     Первые 39 километров мы прошли за полтора часа. Зато последующие 700 метров едем около четырех часов. Впереди командуют войсками командир дивизии генерал Соловьев и командир полка подполковник Киреев.

     Интересное дело: когда-нибудь человечество вырастет, чтобы по достоинству оценить войну. Тогда, наверное, будет очень странно потомкам узнать, что существовали организации массового убийства людей – армии. И что хорошим командиром считался тот, кто умел хорошо убивать. И плохим – тот, кто этого не умел.

     Эту запись мне хочется назвать «В лесу прифронтовом».

     Итак, вчера около 9 часов вечера, когда совсем стемнело, мы свернули с проезжей на военную дорогу, ведущую в лес. Колонна втянулась в лес и остановилась. Часа два стояли и ждали, что будет дальше. Наконец, около 11 часов вечера устроили ужин. Узкая дорога, по обочинам – темный, враждебный лес. А на дороге колонна машин и все хозяйство. Только устроились спать в пятидесятой «летучке»,  как меня позвали на совещание офицеров службы тыла. Совещание состоялось на той же дороге. И было совершенно бесцельным. Полководцы, возглавляющие службу тыла – далеко не Суворовы. Единственное светлое место – это старшина Панченко. Кормит по возможности вкусно и сытно в совершенно невозможных условиях. После окончания совещания лег спать в пятидесятой «летучке», но около четырех часов ночи майор Ковалев выгнал нас из «летучки». Ему куда-то надо было ехать. А в остальных «летучках» места занимали более стреляные волки, чем я. Устроился спать сидя в другой машине, сказав Ковалеву, что ночью я солдата не буду поднимать с постели. Не так воспитан. Около двух часов дня машины кое-как растащили по «усам» фронтовой дороги. Окопались, замаскировались, ждем команду. Удалось умыться снегом и побриться. Примечание 2012 года. Чтобы побриться электробритвой, пришлось завести дизельную электростанцию и вытащить из нее доску, к которой было привинчено штук тридцать розеток. К электростанции немедленно сбежались владельцы электробритв.

     День был пасмурный, теплый, но ветреный. Начал складываться быт, ведь нам здесь жить до 12 марта. А потом – «война». А потом домой. В заключение можно сказать, что я нахожусь в трудном и своеобразном турпоходе за счет маршала Гречко. Или, как говорят в одесских трамваях: «Чтоб вы так доехали, как вы заплатили за проезд». А еще нам сегодня предстоит копать окопы. 3х3х1,8 метра, буквой «Г». Только этого нам не хватало, как говорила одна знакомая женщина.

     За обедом Загоруйко извлек из полевой сумки поллитру. Сразу полегчало. Сейчас пишу, вечером будет темно и не удастся продолжить.

     Все еще в лесу прифронтовом. Вечером присутствовал при междусобойчике Загоруйко с майором Ваниным. Ванин – наш начальник. Он отобрал у нас новую машину ЭГСМ (электрогазосварочная мастерская) и устроил из нее для себя гибрид такси и салон-вагона. Нам уже надо работать, так как на «Урале» разморожен котел. Там требуется разогрев и сварка. Ванин к машине никого не подпускает. Позер, подонок и вообще идиот. Если бы он работал на гражданке… Впрочем, подонки попадаются и там. Порода такая, распространенная.

     Вечером с ужина пришлось возвращаться одному в полной темноте. От места, где расположена кухня, до «летучки», где я живу, около 400 метров. По обе стороны дороги – по полкилометра до леса. Еле брел по пояс в снегу, все время сбивался со следа, оставленного ГТТ. В темноте, с правой стороны дороги, я увидел светящиеся огоньки, которые перемещались параллельно мне метрах в ста от меня. Услышал дыхание и повизгивание. Понял, что это волки. Сколько их было, не знаю, но точно не один. Решил отбиваться. Достал пистолет, загнал патрон в патронник. Прибавил шаг. Волки не отставали, но и не приближались ко мне. Возможно, их отпугивал запах солярки от дороги, да и от меня тоже. Больше я в одиночку по этой дороге не ходил.

     Ночь прошла спокойно. Удалось поспать часов семь. Это в таких условиях – неслыханная роскошь. Утром отвел роту на завтрак. После завтрака – общее построение: в московской дивизии двоих раздавил танк. Четверо угорели в «летучке» - жертвы, жертвы… Причем процент жертв, говорят, известен заранее. Провел первую, без туфты, политинформацию. Солдаты говорят, что хорошо провел. Так держать, комиссар!

     Сейчас заботы – перекрашивать машины. Примечание 2012 года. В качестве краски используется раствор мела в жидком стекле. У «северных» наносятся на всю машину, крест-накрест, две широкие белые полосы по зеленому фону. У «южных» - наоборот, красится фон, а полосы оставляются. Кроме того, надо рыть окопы, оборудовать палатки для жилья. А утро чудесное – громадные бронзовые сосны освещены солнцем. На улице около 0®. Тепло, тихо. У меня не хватает слов. Здесь нужен Паустовский, а я только конспект политинформации способен сочинить. Летом бы сюда, и без войны.

     Последние новости: мы в первом эшелоне. Война для нас начнется, видимо, 10-11 марта.

     Женщин видим далеко, смотрим как на жителей другой планеты. Вчера около 17 часов ездил в полк, к замполиту полка Миховичу. Он интересовался коллективом и его настроениями. Я был очень доволен собой: содействовал наказанию хама. Доложил Миховичу о поведении Ванина. Ванина вызвали в штаб и, видимо, сделали приличное вливание. Вернулся совсем другой человек. Вместо выражений – многократное «Василий Филиппович», «Лев Еремеевич». А мне раньше казалось, что он даже фамилии ротного не знает. Все-таки приятно быть в армии принципиальным политработником. Я пообещал солдатам, что если Ванин еще раз кого-нибудь оскорбит, я сделаю, чтобы он извинился перед строем, и я уверен, что сделаю это.

     Вчера ждали отправки с вечера, однако, ночь прошла спокойно. Сегодня опять ждем сигнала с 19 часов. Наша дивизия в первом эшелоне должна сегодня в ночь сделать марш-бросок в сторону «госграницы». Мы в роли агрессора. Будем форсировать реку Оболь.

     С ролью офицера постепенно осваиваюсь. Раньше командовать стеснялся, а теперь строю, руковожу, иногда ругаю, и все это – без внутреннего напряжения. Освоился, значит. В лесу мое войско учинило разгром. Молчит лес вокруг нас, как бы осуждая. Между прочим, человеческая деятельность с самолета выглядит разрушительно. Летишь, под тобой леса, поля, горы, реки, все красиво и гармонично. Пролетаешь над населенным пунктом – все разрыто, разрушено, леса повалены, реки загажены, и даже недостроенное сверху выглядит как разрушенное. Вот так и мы – ворвались в этот изумительный лес как разрушители. Ободрали деревья, поломали кусты, нарыли окопы. Кругом отбросы и пустые банки. Одним словом, цивилизаторы.

     Сегодня мы начинаем нашу «агрессию». Вернулся из полка Загоруйко. Привез газеты, письма, ну и бутылку. Приделали, и тут же стало легче воевать. С 1953 года меня грыз стыд за то, что я, будучи солдатом, и еще за каким-то чертом политинформатором, читал политинформации по поводу врачей-вредителей. И вот теперь я снова в армии и снова читаю политинформации по поводу израильтян. Обстоятельства, правда, другие. Ну, а все остальное? Не является ли это дугой какой-то гигантской безумной спирали, по которой крутится человечество? У меня от этого кручения кружится голова. А может, это от недавно принятой бутылки? Все здесь против человеческого естества: уже 6 ночей сплю, не раздеваясь, в какой-то неимоверной грязи. У меня еще никогда не были такие грязные руки. И ноги постоянно мокрые. Видимо, надо после возвращения всерьез переключиться на борьбу за мир. Оказывается, что война, даже если она сугубо учебная, все равно не по мне.

     Во второй половине дня поехал со сваркой в саперный батальон – заварить серьгу у бульдозера. Заходил в полк, новостей пока никаких. Все в ожидании тревоги и съема. Вот так и прошел праздничный день 8 марта.

     Скомандовали «подъем». Я очень доволен, что сразу же встал. А опоздай я на несколько минут – и не увидел бы в предутренних сумерках совершенно невероятной красоты, сквозь темные стволы сосен, утреннюю зарю. Цвета она была какого-то розово-сиреневого, очень легкая и тонкая. И исчезла через минуту.

     Сегодня день блаженного безделья. Сходил в соседнюю деревню. Хотел купить сушеных грибов. Очень доброжелательные и гостеприимные тетки принесли и подарили. Я спросил – сколько? А они сказали: «Да бросьте, какие могут быть деньги». После обеда ротный уехал в полк. Сейчас я за него. Назначил наряд – караул и дежурного по роте. Сейчас соорудим ужин, тушеную картошку с консервами. К сему имеется бутылка самогона. Так что по случаю мороза необходимый комплект калорий обеспечен.

     День ушел, событий нет.

     Новости таковы: видимо, тронемся в бой завтра ночью или послезавтра днем. Впереди марш около 100 километров по танковым колеям. Даже для ЗиЛ-157 это тяжело. На наших машинах, под днищем, на корпусе редуктора заднего моста, нанесены белые квадраты 5х5 сантиметров – отличительные знаки агрессоров. Уже неделю ношу пистолет. Сначала это меня очень беспокоило, а сейчас привык и даже не замечаю. Только ночью кладу за пазуху. Не хочется неприятностей. За утерю можно схлопотать 7 лет. Примечание 2012 года. У всех офицеров было по 16 боевых патронов. А у солдат патроны были холостые. Наличие холостых и отсутствие боевых патронов командиры подразделений проверяли лично.

     Вечером потушили картошку с консервами и сели теплой компанией: старшина Панченко, водитель Саша Виноградов, «дед» Рафаил Мухлынин («солдат-партизан», ему было около 50 лет и он в детстве, действительно, был партизаном), и я. Хорошо посидели, так как была бутылка и даже, вроде бы, не одна. Около 11 часов вечера пришел дневальный и сообщил мне, что меня вызывают в штаб полка на совещание к командиру полка Кирееву.

     Содержание совещания приблизительно такое: за прошедшие дни наши водители (имеются в виду водители танков и БТР) так уделали дороги, что невозможно представить по ним нормальную езду. Однако, ездим. На совещании присутствовал представитель Ставки министра обороны. Он рассказал нам, что в учениях принимают участие 120 тысяч военнослужащих, около 2000 танков, множество БТР и колесных машин, 2500 самолетов. Поэтому нас ждет очень напряженный график маршрута. По этой дороге должно пройти большое количество войск. В связи с этим ремонтные службы должны находиться в постоянной готовности. С совещания вернулся около 4 часов ночи. Все это утром мне пришлось повторить дважды: в первый раз своей роте, во второй раз всей службе тылов. Сегодня после 15 часов ждем команды сниматься. События нарастают. Днем низко над нами тучей летели бомбардировщики. А потом, что-то высматривая, над нами долго кружил вертолет. Готовимся покидать насиженное место. Свертываем оборудование. Наконец, в 17:45 тронулись в путь.

     Днем произошел забавный эпизод. Ротный построил личный состав, чтобы проверить, не потерял ли кто оружие или противогаз. Рядовой Чикилев забыл противогаз в Саперном. Забавный этот Чикилев. Ротный: «Чикилев, где противогаз?». Чикилев: «У меня его нет. Забыл в Саперном». «Лучше бы ты голову забыл». «Тогда не нужен был бы противогаз». Резонно.

     С начала движения затеяли перестройку колонны. Майор Ванин загнал меня с ТРМА (танкоремонтная мастерская А) в хвост колонны. Ну и черт с ним. В конце концов, можно воевать и в хвосте. Жалко, что уехали из сосновой рощи. Я никогда не видел леса подобной красоты.

     Всю ночь тащились в походной колонне – сотни машин. По дороге, которую очень условно можно назвать дорогой. Через каждые полкилометра останавливались. Ночью проходили через деревушки со смешными названиями: Нядружница, Замоталки, Гульбище и тому подобное. Сейчас уже час дня, водители сидят за баранкой около 20 часов. Ночью, в свете фар, молоденькие сосенки стоят вдоль дороги, как любопытные дети. А в деревнях любопытные дети машут нам руками. Видел на домах красные флаги и приветственные лозунги участникам маневров «Двина». Насчет встреч с хлебом-солью несколько хуже. Приходится проявлять инициативу. В итоге – две буханки хлеба и полпачки сахара. Правда, не от жителей, а у старшины. Ничего, важен результат.

     Сейчас на дороге – в три ряда, носами во всех направлениях, стоят сотни машин. Никто ничего не понимает. Полководец Киреев творит организованное безумие. Видимо, все так и должно быть, но мне, из середины колонны, все это кажется безумием.

     Мне этой ночью удалось поспать около двух часов. Кстати, насчет «поспать». Счастливый человек – рядовой Чикилев. Спит где угодно, когда угодно и сколько угодно. Маленький, бледный, с круглым лицом. Глаза смышленые. Парень или где-то учился, или поднахватался. Философ. Шинель до пяток, мятая, грязная. Солдаты зовут его «сурком». Очень отражает сущность.

     Сейчас ясный солнечный день. Снег искрится. Подтаявший наст твердый, даже ходить по нему можно. А для нас война, только не стреляют. Впрочем, будут стрелять, попозже. А где-то люди каждый день ложатся в постель с простынями, с подушкой, с одеялом, в тепле. Встают, чистят зубы, моются, живут в добром и разумном человеческом мире. В этом мире живут женщины. Сегодня на переезде железной дороги увидел обыкновенный львовский автобус. Надо же, как все просто – зашел, заплатил пять копеек и едешь, куда тебе надо. Сейчас на все это смотрится, как на нереальное. Это все из того же доброго мира.

     Наконец, около двух часов дня въехали в лес и увидели свои машины, кухню. И честное слово, почувствовали себя дома. Помылся, побрился, пришил чистый воротничок. Даже усталость прошла. Немного и не очень успешно поруководил. Сейчас 9 часов вечера. Сижу в будке жарко натопленной «летучки». Хочется надеяться, что сегодня ночь пройдет спокойно. Кстати о ночи. Уже совсем темно. Видны звезды: обе медведицы и другие звездочки вокруг них. Молодой месяц не такой, как дома. Он почти лежит на боку, как лодочка. Видимо, ночью будет мороз. А днем – совсем весна. Уже видел на полях проталинки. Место здесь тоже красивое. Тоже большие сосны и ели, только какие-то темные. Не такие, как в сосновой роще у села Бухово. Вот мы и на войне. Завтра начнутся боевые действия. Мы находимся в 6 километрах от реки Двина.

     Если вы думаете, что мне сегодня удалось поспать, то глубоко заблуждаетесь. В 2 часа ночи вызвали на совещание к Миховичу. Предстоит марш 50 километров. Есть подозрение, что к месту погрузки домой. Хорошо бы, а то война еще не началась, но уже надоела до невозможности. Остаток ночи протрепались на разные темы. Сейчас 5 часов утра. Подняли водителей прогревать моторы. Веду роту на завтрак. И в 6 часов утра – в путь. Вперед и только вперед!

     Все получилось наоборот. В самый последний момент «летучку» №50 во главе со мной оставили встретить и собрать всех отставших. Мы со старшиной Панченко пошли навстречу отставшим. Они оказались в 3 километрах от нас. Три ГТТ и 4 автомашины барахтаются в снегу. Выдергивали из снега автомашину и выдрали у нее бампер. Шофер чуть не плачет. Сейчас 10:30 утра. Почти все застрявшие собраны. Осталась одна автомашина с двумя кухнями на прицепе. В поле стоят колонны других частей, без горючего и без руководства. Видимо, организованный хаос не только у нас. Никакой стратег не смог бы сейчас разобраться в ситуации, кто и что должен делать.

     Этот отрывок мне хочется назвать «Добрая Белоруссия». Во время сегодняшнего марша мы проезжали через множество поселков, где все дома были украшены лозунгами и плакатами во славу Советской Армии. Я думаю, что для местного населения любовь к Советской Армии не только официальное мероприятие, а нечто большее. Ни один народ Советского Союза не хватил столько горя, сколько выпало на долю белорусов. Во многих местах стоят памятники воинам и партизанам с бесконечными списками погибших. В поле стоят обелиски, на которых написано, что на этом месте стояла деревня такая-то. Сожжена фашистами. Поэтому все, что касается Советской армии, принесшей избавление от фашистской оккупации, для белорусов свято.

     Небольшой городок Чашники теперь для меня останется в памяти как город добрых и сердечных людей. В центре города из-за неисправности застряли две наших машины. Тотчас несколько человек подошли к нам с пакетами продуктов. Прилично одетый мужчина принес большую банку молока и пакет сушек. Дети принесли сетку с огурцами, помидорами, салом, котлетами и хлебом. Некоторых из нас приглашали домой обедать. На наши уверения, что у нас все есть, эти люди мало реагировали. В магазине хозтоваров продавщица особо тщательно завернула мне рюмки. В книжном магазине я был буквально поражен – продавщица вытащила из-под прилавка двухтомник Ганса-Христиана Андерсена в подарочном издании. Сказала, что отдает свой. Примечание 2012 года. В 1970 году рюмки, книги и многое другое было невероятным дефицитом. Вообще, несмотря на измученный и грязноватый вид, сегодня самый желанный гость на белорусской земле – советский солдат. И пусть эти солдаты не только не освобождали Белоруссию, и даже не очень хорошо знают, как это происходило, многие из нас вообще родились после войны, само понятие «советский солдат» для белорусов свято. Сегодня я это почувствовал на себе. Примечание 2012 года. Сегодня я готов подтвердить все вышеизложенное.

     Утром встал бодро, удалось поспать около 8 часов. В наших условиях это редкость. Поговорил с майором Сергеевым, одним из умнейших людей в этой конторе. Рассказал ему о рюмках, приобретенных в Чашниках. В результате мы поехали в Чашники. Сергеев приобрел рюмок и сервизов на 30 рублей. Затем мы зашли в кафе и позавтракали, как подобает белым людям. После чего вернулись в колонну, довольные друг другом и собой. Сейчас стоим в болоте в 30 километрах от Витебска, около деревни Задорожье. Очень жаль, что побывать в Витебске, видимо, не удастся.

     Вчера сыграли войне «отбой». «Наши» (северные) победили, ну и естественно, что я тоже победил. Теперь в течение 5 дней нас будут грузить домой.

     Примечание 2012 года. В моих записях практически ничего не написано о деятельности ремонтной роты на маневрах. Рота исправно работала. Ремонтными работами руководил командир роты старший лейтенант Василий Филиппович Загоруйко, его заместитель по технической части старший лейтенант Фирсов, старшины и сержанты-специалисты: оружейники, связисты, оптики, сварщики, кузнецы. Им пришлось собирать технику по всей Белоруссии. Нанимать трейлеры у «Сельхозтехники», чтобы доставить битую технику к месту погрузки. Мне только один раз пришлось принимать участие непосредственно в ремонтной работе. Около дороги в глубоком болоте застрял танк. Пытаясь вылезти своим ходом, водитель сжег фрикцион. Попытка вытянуть танк на буксире не удалась. Приняли решение поменять фрикцион на месте. Чтобы добраться до фрикциона, надо снять с моторного отсека броневую плиту. А она весит около полутонны. Автокран с дороги не достает. Тогда мы развернули башню пушкой назад, застропили плиту, перекинули трос через орудийный ствол и прицепили трос к лебедке, установленной на переднем бампере «летучки», которую развернули поперек дороги. Нам удалось приподнять броневую плиту и подложить под нее бревна, чтобы сдвинуть ее с моторного отсека. В самый интересный момент на дороге появилась колонна штабных машин. Колонна остановилась около натянутого поперек дороги троса. Из машины вышли несколько генералов. Они были в белых полушубках без погон, но в каракулевых папахах. Генералы встали на край дороги и начали писать. А я тем временем судорожно думал, как мне себя вести. Сержант-ремонтник подошел ко мне и посоветовал подойти к ним, доложить и извиниться за перегороженную дорогу. Так как генералы были без погон, то я издали выбрал самого толстого и решил, что вот ему я и буду докладывать. Толстый генерал тоже оценил обстановку: он уже издали начал мне сигнализировать кивками головы и глазами. На ходу я довернул в указанном направлении. Там оказался худощавый человек небольшого роста. Вот ему я и доложил. Попросил подождать пару минут, чтобы освободить дорогу. Он спросил меня, из какой я части. Когда я сказал, что я резервист, он подозвал к себе толстого и велел ему записать мои данные. Когда я спросил у толстого, кому я докладывал, он очень удивился, что я не узнал начальника Главного Политического управления Советской Армии генерала армии Епишева, на что я сказал ему: «у вас свои начальники, а у меня свои».

     С танком мы провозились часов десять, но все же вытащили его на дорогу своим ходом.

     Сейчас машины тыловых служб полка стоят в две длинные линейки. Водители отмывают маскировочную окраску. Состояние у меня – на грани гриппа. Полечиться, к сожалению, нечем. В лазарете с начала и до конца учений, кроме перекиси водорода, ничего нет. Интересное наблюдение. В начале учений простудил ухо. Поболело-поболело и прошло само. В конце учений было явно гриппозное состояние и опять прошло само. В экстремальной обстановке организм, что ли, сам активно борется?

     Сидим в «летучке», человек 5-6. Накурено, темно, грязно. Старшина Панченко играет на гитаре цыганские мелодии. На улице идет мокрый снег. Дерьмовое место и дерьмовая погода. Скорей бы дембель. Мне лично до дембеля остается неделя или несколько больше. Уморился я от этих развлечений министра обороны сверх всяких сил.

     А жители Белоруссии, действительно, потрясающе гостеприимны. Пропаганда, конечно, имеет место. Но тут дело не в пропаганде. Во всех поселках вдоль дороги стоят женщины с пакетиками и суют солдатам сало и хлеб, котлеты и варенье, пряники и лимонад. Одна бабушка даже держала эскимо. Потрясающий народ. На избах написано: «Приходите на гостцы». Зовут домой пообедать. А живут небогато, пожалуй, даже бедно. Некогда им было тут богатеть. Обстановка была не та. Днем на дороге опять памятники и обелиски с длинными списками погибших. Героический народ. Это уже не из газет – это я сам увидел и понял. И дети такими же растут. И армия для них – не абстрактное понятие, а свое, кровное.

     На вечернем совещании у Миховича попросил его выслушать меня по личному вопросу. Я рассказал ему, что во время войны в Витебске погибли мои дедушка и бабушка, и мне хотелось бы что-нибудь узнать об их судьбе. Михович проникся, но сказал, что в увольнение он меня отпустить не может, а вот если в командировку, то надо подумать.

     Не забыл обо мне Михович. Утром меня вызвали в дивизию. В финчасти дивизии (это все размещается в штабных машинах), мне вручили доверенность на получение в госбанке г.Витебска чековых книжек. Эти книжки нужны для того, чтобы оплачивать услуги гражданских организаций по эвакуации аварийной военной техники. Мне сказали: «В твое распоряжение выделяется автомобиль с водителем, и вперед, в Витебск. Вернуться до 23 часов». Приехали по адресу. Вся процедура получения чековых книжек заняла минут 15-20.

     Бывшая Гоголевская улица теперь называется улица Ленина. На месте дедушкиного дома ничего нет. Его даже не разрушили. Трехэтажный дом находился на дне оврага, пересекавшего Гоголевскую улицу. Овраг засыпали, улицу выпрямили, а дедушкин дом заполнили землей по самую крышу. Сохранился только дворовый фасад. Даже окна квартиры сохранились, только они заложены кирпичом. А в бывшем дворе дедушкиного дома построены ресторан и каток. Поехали в трампарк, где дедушка работал главным бухгалтером. Нашел двоих, знавших деда. Миронкина, трясущаяся старуха, вся опухшая, умирающая. На руке наколка: 15549. Освенцим. Эхо войны. Деда помнит. Куда делся – не знает. В заварухе 1941 года потеряла 14-летнего сына. Второй человек. Дед. Фамилию не запомнил. «Как же, хорошо знал Левинсона. В 1934 году он мне давал хлебные карточки». Бесполезно ходить. Съездили к Смоленскому рынку, посмотрели на памятник подпольщикам. Эти строки я пишу около памятника мирным жителям, в основном евреям, погибшим от руки фашистских бандитов. Простая бетонная стена. На ней надпись: «Здесь погребены тысячи расстрелянных и замученных жертв фашистской оккупации. Родина-мать будет вечно помнить героев, отдавших жизнь за счастье и мир на земле». Какие они герои? Просто жертвы человеческого безумия.  За неимением более точных данных буду считать, что Иосиф Львович и Роза Иосифовна Левинсон похоронены здесь. Пусть земля будет им пухом.

     Поздно вечером, около 23 часов вернулись из Витебска. Перед отъездом из города зашли с водителем в кафе «Витиба». Это буквально в 200 метрах от бывшего дедушкиного дома. Кафе уже закрывалось, но нас очень хорошо приняли и накормили. Посудомойки отвели нас в подсобку, налили тазик теплой воды и дали возможность умыться. У нас с этим на протяжении всех маневров были проблемы. А тем временем повариха нажарила нам фантастически вкусных драников. Можно считать, что съездили удачно. Впечатления от города Витебска: новый, современный, стандартный.

     Вечером очень удачно добрался из дивизии в расположение полка. Подвернулись попутные авиаторы из Гатчины. День прошел в приятном ничегонеделании. А вечером мои кадры напились до скотского состояния, начали друг другу доказывать свою правоту. Ведь они все служили в армии и прекрасно знают, что армия за 5 минут до прощания может как следует нагадить. Нам, офицерам, устроили накачку, сказали, что мы самоустранились. Между нами, так оно и есть. Все до смерти обрыдло и наше стояние здесь вообще не имеет смысла. Но в армии смысл чего-либо вообще не считается достоинством. Стоим в поле. Кругом кустарник. Рядом деревни. Никуда не ходим, ничего не видим, ничего не знаем. Тоска. А до отъезда еще минимум два дня.

     Ура! Мы едем домой. Эти строки я пишу в вагоне. В пассажирском вагоне. И не просто в пассажирском, а в салон-вагоне. Днем нас повезли на встречу с представителями трудящихся Витебской области. Был строй, оркестр, речи. Особенно запомнились речи директора совхоза «Рудаково» Жука и секретаря партийной организации 1-го мотострелкового батальона Слуцкого. В 19 часов наша колонна начала вытягиваться. В 20 часов тронулись в путь. Потом 4 часа стояли на шоссе. В 3 часа ночи прибыли в Витебск. Грузились в 500 метрах от вокзала. В 9:30 утра тронулись. Если все будет хорошо, то через 2 дня я снова свободный нормальный человек среди свободных и большей частью нормальных людей. Ночью у меня с замом по тылу майором Ковалевым произошел любопытный диалог. Ковалев – мне: «Учитесь командовать». Я: «Мне осталось служить два дня. Кроме того, я никогда не имел желания командовать». Каждый остался при своем мнении.

     Все хлопоты, связанные с погрузкой, позади. Солдат напихали, как селедок, в плацкартный вагон, 90 человек. А у нас в классном вагоне, в двухместном купе – двое. Я и Ванин. Это чтобы жизнь не казалась мне медом. То, что для офицеров классный вагон – это справедливо. Офицеры в армии работают на износ.

     Уже около 9 часов мы в пути. Только что проехали Новосокольники. Умылся, побрился, немного поспал. Состояние, как после тяжелой болезни. И все равно, спать хочется. Приедем, наверное, 17 марта утром. Кладем два дня на утряску всяких дел. Встретил лейтенанта Э.Я.Бубиса (это который стоматолог). Я спросил его, почему он не в классном вагоне. Он сказал, что неважно, где ехать, лишь бы в тепле. Все учения он спал в ГТТ или в окопе. Эдик, по гражданской профессии врач-стоматолог, был взводным в пехоте. Это тот самый Эдик, который говорил «Уважаемые товарищи солдаты, повернитесь, пожалуйста, налево».  

     Всю ночь поезд тащился среди белорусских лесов и псковских полей. Надолго останавливался вдали от станций, потом  мчался сломя голову, потом еле тащился. Прошли ровно сутки. Сейчас 9:15 утра и мы стоим в Ручьях. Никто не может сказать, сколько мы будем так стоять. Домой бы съездить, ведь всего 7-8 минут и дома. И кроме того, смысла нет – все на работе и в школе.

     Это уже неоднократно подтверждалось, что в армии обстановка за минуту меняется в корне. Итак, в 9:15 мне пришла в голову мысль, что глупо сидеть в эшелоне в 10 минутах езды от дома. И еще через 10 минут я ехал домой. Встреча с родными, отличный домашний обед, душ. В 16 часов я в электричке, на пути в Саперное. Это был день невероятной везухи. Когда электричка прибыла в Сосново, на путях стоял эшелон с танковой ротой. Через 20 минут я уже ехал в Громово. Мой эшелон уже начал разгружаться. Если бы я даже никого не предупредил, то моего отсутствия даже никто бы и не заметил. Около 10 часов вечера мы были в Саперном. Первым делом сдал дежурному пистолет, который мне за эти учения намозолил бок и надергал нервы. Завтра день подведения итогов. В штабе ходят слухи, что 21 марта вся операция «Двина» должна быть завершена и все оставшиеся живыми должны вернуться домой. А 22 человека уже не вернутся.

     Вчера Михович сказал, что политработники завтра, т.е. уже сегодня, могут быть свободны. Весь день носился со справками. Потом сдавал пистолет на склад. К вечеру осталось получить паспорт, деньги и вещи. Около 2 часов прорывался через толпу осатаневших солдат в склад. Там невообразимый хаос. Среди нескольких сотен мешков надо найти свой. Я долго и безуспешно барахтался среди этих мешков, но свой не нашел. Расстроился, так как это может отложить отъезд на неопределенное время. Чудо явилось в лице лейтенанта Фомина. Он искал вещи своего взвода и нечаянно нашел мой мешок. Я снова прорвался через беснующуюся толпу солдат. Мой мешок оказался в указанном месте и наконец, радость: мой мешок у меня в руках. Значит, везуха еще не покинула меня. Вечером в офицерской столовой встретил Семена Израилевича (мамин родственник, значит, и мой тоже; директор автобазы №1108). Я совсем забыл, что его автоколонна воевала в автобате. Он приехал получать своих водителей и машины.

     План на завтра такой: с утра поймать Загоруйко, получить деньги. Затем в штаб за паспортом и справкой о прохождении сборов. Где-то в промежутке, если напомнят, отчитаюсь о своей политической деятельности. В следующей записи изложу, насколько этот план мне удался. А пока, это уже точно, мой дневник подходит к концу. Несколько портретов военнослужащих ремонтной роты:

     "         Саша Виноградов. Шофер, который меня возил. Калининский парень из деревни. Здоровенный, застенчивый и добрый человек. Над ним посмеиваются, говорят, что верит в бога. Сам говорит, что Бога нет, а есть маленький божок.

     "         Брюханов. Скользкий мужик с блядской улыбкой.

     "         Васильев И.В. Шофер. Спокойный, уравновешенный человек. Один из лучших водителей роты.

     "         Миша Каждан. Полурусский-полуеврей. Интеллигентный и интересный человек.

     "         «Дед» Рафаил Мухлынин. Этакий деревенский мудрый человек со строгими правилами и понятиями. В детстве был партизаном. Во время маневров его прихватил радикулит. Его хотели комиссовать, но он отказался. Сказал, что ему интересно послужить, если ему создадут минимально щадящие условия. Условия выразились в том, что все офицеры ремонтной роты сложили свои пистолеты в сундук в «летучке». Дед спал на этом сундуке. Таким образом, у него было постоянное спальное место в тепле, а он охранял наши пистолеты.

     А офицеры уже переодеваются. Некоторые преобразились в лучшую сторону, а другим форма как-то шла, а в штатском они выглядят не очень.

     Везуха на этих учениях не покинула меня. Около 2 часов ночи я переоделся в штатское. До 3 часов ночи в возбуждении несколько бывших офицеров шлялись по клубу и разговаривали за жизнь. Потом я лег спать, а с утра все было сделано согласно вчерашнему плану. И сверх того, мне вручили грамоту за отличное ведение партийно-политической работы на учениях «Двина».

     В 10 часов утра с «сидором» за плечами я стоял на остановке и изучал расписание автобусов до Сосново. Паршивым оказалось это расписание. Следующий автобус только через 1 час  40 минут. Но везуха и тут проявила себя. «Газон» с фургоном и симпатичный шофер довезли меня до Светлановской площади. Таким образом, в 13:30 я уже дома. И это я уже пишу за своим столом. А сейчас ванна и спать, спать, спать.

     На этом дневниковые записи, посвященные турпоходу под названием «Двина», заканчиваю. Прощай, оружие!

     Месяца два спустя мне позвонили из военно-учетного стола отдела кадров на заводе и сообщили, что завтра, в 12 часов дня, мне надлежит явиться в актовый зал администрации Выборгского района на пр. Карла Маркса (ныне Большой Сампсониевский проспект) для вручения мне правительственной награды. Быть подстриженным, побритым и при галстуке.

     Когда я подходил к зданию администрации, то увидел многих своих сослуживцев по маневрам «Двина», и не только штатских, как я, но и строевых офицеров. Среди них были полковники (уже полковники – Киреев и Михович). В актовом зале к нам обратился с приветственной речью генерал из штаба Ленинградского военного округа. Затем началось собственно вручение наград. Сначала вручали ордена и боевые медали, причем не только строевым офицерам, но и некоторым офицерам-резервистам. Затем вручали всем присутствующим Ленинские юбилейные медали «За воинскую доблесть». На улицу мы вышли небольшой компанией: Каждан, Фомин, Бубис и я. Решили обмыть это событие. Я предложил зайти в кафе у станции Ланская. Там, на углу Б.Сампсониевского проспекта и Торжковской улицы, по-моему, до сих пор сохранилось маленькое кафе напротив трамвайной остановки. В это кафе мы и зашли. Наполнили бокалы, обмакнули в них медали. Соблюли обычай. Поговорили за жизнь. Повспоминали о белорусском походе. Вышли на улицу и пошли в дальнейшую мирную жизнь – каждый своей дорогой.

     Санкт-Петербург, 2012 год.