Акуличев Андрей Викторович : другие произведения.

Внимание: Джиннам - Верить! или Гавкающая Москва или Гавкающая Москва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   ВНИМАНИЕ: ДЖИННАМ - ВЕРИТЬ!
   или ГАВКАЮЩАЯ МОСКВА
  
  
   Рассказ
  
   Сколько ни живёшь в этом мире, сколько ни маешься, а всегда в нём сыщется нечто такое, чему не удивиться невозможно. И уж, казалось бы, всё видели, всему учены, и ничем нас, железнолобых, не проймёшь и не вывернешь наизнанку - всё бесполезно: глухи, ко всему глухи и бесчувственны! Ан нет, стоит только появиться на горизонте чему-то новому, неизведанному - мы уж, глядь, и глаза вылупили, больше некуда, и рты поразевали, залетай любая ворона! Как дети, право слово: стоим ошалело, пялимся на диво дивное и чуть в носу пальцем не ковыряем... Но такова уж наша жизнь. Такая есть, такой и будет, а иной нам и не надобно...
  
   Помню, в тот день решил я нагрянуть в Москву.
  
   Вообще-то, в столице я бываю нечасто. Признаюсь, не очень люблю "златоглавую". По мне - милее Питер. Тепло там - даже когда дождь на дворе, - душевно. А в Москве - суета бестолковая, город, как каменный мешок, без смысла, без изюминки. Люди и не на людей вовсе похожи, а на какие-то функции. Шмыгают: туда-сюда, туда-сюда. На языках разных чирикают. Вавилон да и только!
  
   Если б не надобность, я бы туда - ни ногой! Но позвонили из издательства, попросили срочно подъехать. Так что выбора у меня не было.
  
   На самолёт билет достать не удалось, на поезд тоже, пришлось добираться междугородним автобусом. В Волгограде от Привокзальной площади сразу несколько транспортных фирм подряжаются доставить клиентов до "первопрестольной". И ехать всего ничего - чуть более полусуток, и график удобный. Чего же и не поехать? Тем более - если срочно!
  
   Отправился налегке. Только атташе-кейс с бумагами захватил в дорогу, да ещё взял на вокзале бутылку минералки - на случай внезапной жажды. А если приспичит - на первой же остановке пополню запас. Как говорится, это несложно, когда предложение превышает спрос. Ну а завтра устрою все дела в издательстве, и вечером, с Казанского, отчалю из Москвы, прикидывал я. Утром - или чуть ближе к полудню - уже вернусь домой. Такая арифметика меня устраивала.
  
   В автобусном салоне, несмотря на духоту позднего, раскочегарившегося на полную катушку мая, было вполне комфортно. Не сказать, что крошечные вентиляторы (или это были кондиционеры?) нагнетали бы в салон достаточно прохлады, но и жарко тоже не было. Терпимо. А это по такой поре в Волгограде - уже что-то.
  
   В 16-00 тронулись. Даже не задержались, как обычно, на две-три минуты, в ожидании последних, экстренно возжелавших попасть в столицу пассажиров.
  
   А пассажиров было на удивление мало. На задних сидениях, где расположился я, кроме меня наблюдался лишь неприметный субъект лет пятидесяти пяти, в какой-то нелепой панамке, которую впору было бы носить ребёнку, но никак не солидному мужчине. Он щурился в окошко, периодически снимая и протирая платочком массивные, в роговой оправе очки. Панамка съезжала ему на ухо, и, поправляя её, попутчик смотрел на меня с таким видом, как будто приглашал разделить с ним весёлое недоумение по поводу этой неусидчивой панамки. Того глядишь, ещё с разговорами полезет. Знаю я таких типусов. Вывалит тебе за милую душу всю информацию о своей семье, где его не понимают, о начальстве, которое его не ценит, и о любовнице, которая его не уважает, а, обчистив как липку, грозится прогнать прочь. В этом мире всё так похоже, так одуряюще и уныло серо в своей однообразности, что вряд ли стоит выслушивать одно и тоже десятки раз подряд!
  
   Я не люблю такие разговоры. Эти дорожные исповеди уже сидят где-то глубоко в глотке и... мешают дышать. Чужие жизни, прожитые в этих самых дорожных разговорах, на самом деле, так мешают дышать! Я не хочу их, я не желаю погружаться в эти подробности, в эти сальные интимные нюансы, от которых саднит на языке и болит затылок. Ну почему я должен сопереживать всем этим неудачникам и извращенцам? Только из вежливости? Только потому, что мне кажется "неэтичным" послать их всех с их проблемами глубоко в задницу?! Но ведь я хочу сделать это, каждый раз - хочу! И - не позволяю себе. А вместо этого - выслушиваю в очередной раз потоки их откровений. Но я же не психоаналитик! Мне, в конце концов, за это не платят. Так за что же мне эти муки?!
  
   Всё! Больше не стану потакать их слабостям. И этот, в панамке, не дождётся от меня сопереживания. Кто он мне? Да просто человек, в компании которого я вынужден буду провести каких-то жалких двенадцать часов. Разве же я обязан ему чем-то за это? Как, собственно, и он мне? Нет, мы просто попутчики. И это не даёт право - ни ему, ни мне - лезть в душу со своими грёбаными историями. Лучше - промолчать всю дорогу. Так, по крайней мере, будет честнее.
  
   Но намерения мои так и остались намерениями. Сосед явно не разделял моих взглядов на то, как следует вести себя в дороге. Словоохотливость его, до поры сдерживаемая, наконец нашла себе применение:
  
   - Молодой человек, а верите ли вы в существование джиннов?
  
   Не скрою, нестандартность вопроса на время поставила меня в тупик. Я опешил. Если бы разговор начался с какой-нибудь банальности, я очень скоро прекратил бы его, вежливо, но твёрдо дав понять, что не расположен к общению. Теперь же я смешался, не знал, что ответить, и был даже несколько заинтригован.
  
   Похоже, этот, в панамке, на такой эффект и рассчитывал. Он тонко прочувствовал мою настроенность не вступать ни в какие диалоги, и подловил меня на особый крючок. Что ж, это достаточно характеризует его как опытного психолога. А я - не иначе! - снова нарвался на дорожный трёп, который так ненавижу и от которого всегда страдаю.
  
   - В джиннов? - переспросил я, хотя в этом не было никакой надобности.
  
   - Ну да. В джиннов.
  
   - Это в тех, что из арабских сказок? Из "Тысячи и одной ночи"?
  
   - Именно. - Попутчик сорвал с головы совсем уже съехавшую на ухо панамку и принялся теребить её вспотевшими ладонями.
  
   - Да как вам сказать? Я никогда об этом не задумывался.
  
   И это было правдой. Арабская экзотика меня абсолютно не волновала и не затрагивала мою душу. Персонажи русских народных сказок - Баба Яга там, Змей Горыныч, Кощей, Снегурочка - были мне ближе, и уж если кто и занимал детские мои мысли когда-то давно, так это именно они.
  
   - Нет уж, нет уж, молодой человек, вы не уходите от ответа, не отлынивайте, - подзадоривал меня сосед. - Ведь не может быть, чтобы ни разу не задумывались. Это противоестественно!
  
   - Почему же? По мне - так это обыкновенно. Я и слово-то такое, "джинн", лет в пятнадцать впервые услышал. И ещё долго путал его с тем джином, что с тоником пьют.
  
   - Не может быть! - изумился мой собеседник, общения с которым я так тщетно пытался избежать. - Не могу в это поверить!
  
   - Да отчего же?
  
   - Вы, разве, кино в детстве не смотрели?
  
   - Кино? Смотрел. И мультики тоже.
  
   - А как же "Лампа Алладина"?! А как же "Старик Хоттабыч"?! Неужто пропустили?
  
   - Нет, не пропустил, - вынужден был признать я.
  
   - Ну, и?..
  
   - Что?
  
   - Разве вы не заметили, что там речь шла о джиннах?
  
   - Заметил.
  
   - Ну, и?...
  
   - Что "и"?
  
   - Эти фильмы вас ни в чём не убедили?
  
   - А в чём же они меня должны были убедить?
  
   - Ну, в том хотя бы, что джинны существуют.
  
   - Тут вопрос, скорее, в том, поверил ли я в сказку, в которой те самые джины, безусловно, существуют?
  
   - И как же вы ответите на этот вопрос?
  
   - В сказку поверил, - коротко подвёл итог я, надеясь, что больше меня беспокоить по этому поводу не станут.
  
   - В сказку, значит, поверили, а в джиннов - нет? - уточнил сосед.
  
   - Да, примерно так.
  
   - А разве можно поверить в сказку, не веря в её героев?
  
   Дискуссия явно набирала обороты. Сейчас я пущусь в теологические дебаты - и о грядущем отдохновении придётся позабыть.
  
   - В сказку я верю, - принялся пояснять я, - потому что она, сказка, дана нам в объективном воплощении. Сказку можно прочесть в книге, послушать в аудио-исполнении. Но повествует она о вещах ирреальных - тех, что не могут случиться в нашей действительности. Именно поэтому - можно верить в существование сказки, скажем, как элемента фольклорного творчества, и не верить в сказочных персонажей.
  
   - То есть вы верите только в то, что можете, грубо говоря, потрогать руками или положить на зубок, так, что ли?
  
   - Ну-у.. если "грубо говоря", то - да.
  
   - А разве вера, по-вашему, есть то же самое, что сумма доказательств и фактов?
  
   - Если это не слепая вера, то - да.
  
   - Значит, в джиннов вы не верите, потому что никогда не видели их?
  
   - Именно!
  
   - А если бы увидели?
  
   - Что увидел?
  
   - Не "что", а "кого".
  
   - И кого же?
  
   - Джиннов! Если бы вы - своими глазами! - увидели джиннов, или хотя бы одного из них, вы бы поверили?
  
   Я на секунду замешкался.
  
   - Сложно говорить о том, чего нет. И вообще, в сослагательном наклонении предположить можно что угодно. Гипотетические джинны? Почему бы нет! Можно даже порассуждать на эту тему. Мера ответственности в таком случае столь же эфемерна, как и степень допуска. НИЧТО не порождает НИЧЕГО! Фантазия оставит после себя лишь быстро рассеивающиеся иллюзии.
  
   - Ах, фантазия?!! - вскипел вдруг мой сосед. - Фантазия, да?!!
  
   И он даже придвинулся ко мне, словно замыслил употребить кроме словесной аргументации и иные способы убеждения.
  
   Желая утихомирить его, я решил пойти на попятный:
  
   - Впрочем, на своём мнении я не настаиваю. Я не пророк и не истина в последней инстанции. Есть много, чего я не знаю. Наверное, и джинны есть. Просто я с ними не встречался. Не сталкивался в жизни. А так - наверняка есть! И джинны, и лешие, и барабашки. Говорят, ещё есть лох-несское чудовище. А также - орки, гоблины и Гарри Поттер.
  
   - Это вы что, издеваетесь надо мной, что ли, молодой человек? - прозрел вдруг мой попутчик. - Надсмехаетесь надо мной?
  
   - С чего вы взяли?
  
   - Ну как же! Если вы ставите в один ряд достойных джиннов, существование которых вполне доказано и на данный момент неоспоримо, и, простите, такую пустышку, как некий Гарри Поттер, плод вымысла скучающей английской леди, то как же ещё это можно назвать?!
  
   - Что-то я не помню, когда, в какой именно исторический момент существование джиннов было доказано. Вы ничего не путаете?
  
   - Ничего! Я ничего не путаю! Потому что - знаю, о чём говорю! Но вы - вот лично вы! - могли бы поверить в джиннов, если бы увидели хотя бы одного из них воочию?
  
   - Просто увидеть - мало. Я не эксперт, определять джиннов по внешнему виду не умею.
  
   - Что же вам ещё?
  
   - Как - что? Чудо, разумеется.
  
   - А, ну это само собой. Чудо, если можно так выразиться, прилагается. В комплекте!
  
   - В таком случае - я готов пересмотреть свою точку зрения. Но только при этих условиях!
  
   - Что ж, условия будут соблюдены!
  
   Сосед вдруг приосанился, горделиво приподнял подбородок. Глаза его засверкали, как рубины, поймавшие в полной темноте слабый свечной отблеск, - таинственно и чарующе.
  
   - Так вот, молодой человек, тот, в существование которого вы столь упрямо не верите, сейчас перед вами!
  
   Опа, попал! Надо же, как мне везёт на разнообразных психов и юродивых! Что их ко мне - магнитом притягивает? Я, во всяком случае, - со своей стороны - к таким контактам отнюдь не стремлюсь. Мне и без того экстрима в жизни хватает.
  
   Опасливо я отодвинулся ещё на пару сантиметров - больше не позволяло оконное стекло. Попутчик мой за последнюю минуту заметно преобразился: из затюканного, закомплексованного гражданина со сползающей на ухо детской панамкой, каковым он мне предстал в начале нашего знакомства, сосед превратился в уверенного, а скорее даже, в чересчур самоуверенного в себе субъекта, одолеваемого к тому же маниакальными бреднями. Такие типы нередко бывают агрессивными и назойливыми. От них лучше держаться подальше. Убегать при первой возможности. Но я такой возможности был лишён - "джинн", как он сам себя позиционировал в данное мгновенье, фактически загнал меня в угол, преградив своим телом пути к спасительному отступлению. Попробовать сдвинуть его силой - значит, спровоцировать на ответные действия. А уж каковы могут быть эти действия, мне испытывать не себе очень не хотелось.
  
   Ладно, сказал я себе, раз уж угодил в такую ситуацию, попробую выкарабкаться из неё с наименьшими потерями для себя. Как это сделать? Ну, для начала достаточно будет попытаться успокоить моего неугомонного попутчика, возомнившего себя чёрт знает кем. Притворюсь, что поверил ему, заболтаю, а затем, усыпив его бдительность, дам стрекача.
  
   - Ну, как?! - спросил сосед, хитро поглядывая на меня. - Убедительно?
  
   - Убедительно, - ответствовал я, следуя новой тактике.
  
   - Вижу, вы наконец-то одумались. Пусть позже, но всё лучше, чем никогда. Если "никогда" - значит, человек неисправим. И жить такому человеку совсем незачем. Только воздух портить.
  
   - Это да! Совершенно правильно изволили заметить, - поддакнул я. Намёки "джина" про даром испорченный воздух были пока преждевременны, я крепился, а вот туманные рассуждения по поводу никчёмности жизни могли быть расценены - при иных обстоятельствах - как некие угрозы.
  
   Трюк с "явлением джинна народу", видимо, использовался моим попутчиком не впервые. Слишком уж отлажен был сценарий, слишком был рассчитан на внешний эффект. Ну да бог с ним, не мне выступать разоблачителем. С психами связываться - себе дороже. Перетерплю как-нибудь остаток пути, а потом - адью, гудбай! И разойдутся наши дорожки навсегда - как в море корабли. А там уж пускай кто-то другой выводит этого "джинна" на чистую воду.
  
   Сосед тем временем упивался утверждённым статусом: ведь он теперь в моих глазах был самый настоящий джинн. Так, во всяком случае, он полагал. В движениях его появилась величавость, речь стала нарочито медленной, торжественной.
  
   Эк его торкнуло! Вот что тщеславие делает с человеком!
  
   - То-то же! - громыхал сосед, сжимая пятернёй скомканную панамку. - Не верить в существование джиннов - то же самое, что не верить в существование мира! Если не хуже! Ведь мы - составная часть его, и часть, нужно сказать, особеннейшая. Без нас не было бы и мира, ибо зачем мир без смысла?!
  
   Хорошо, если он не буйный, подумалось вдруг мне. Мания манией - да пусть себя хоть Наполеоном мнит, - а вот рукоприкладство, это уж нет, это совсем другая статья получается!
  
   - Но ты, я вижу, - "джинн" как-то незаметно перешёл на "ты", хотя "на брудершафт" мы с ним водку не пили, и теперь осталось только ждать, когда меня начнут холопом или смердом в разговоре кликать, - всё-таки питаешь ещё какие-то сомнения? Гложет тебя червячок недоверия, а что это за червячок, ты и сам не ведаешь. Так не мучай же себя, спроси, полюбопытствуй. Я нонеча добрый, пользуйся.
  
   Что ж, добрый, так добрый. И спрошу - язык не отвалится.
  
   - Считается общепризнанным, - осторожно формулировал я свой аргумент, - что каждому джинну собственный кувшин положен. Или там, к примеру, лампа. Медная лампа Алладина. На худой конец - бутылка с засургученным горлышком. Чтобы, значит, он, джинн, мог там отдыхать. От дел праведных и великих. А иногда - и заключают туда джинна. Вроде бы как в тюрьму. На исправление помещают. Лет на тысячу. Или - на две тысячи.
  
   - Кто тебе сказал?
  
   - В сказках так написано.
  
   - А ты не всем сказкам верь! Там и про Гарри Поттера написано. Что же ты теперь - и в Гарри Поттера уверуешь?!
  
   - Так про вас, про джиннов, ведь тоже в сказках.
  
   - Про нас - в жизни! И ты уже имел возможность в этом убедиться.
  
   - Ну, может, и остальные - тоже в жизни. В каждой сказке ложь, да свой намёк. А вдруг на следующей остановке в автобус Гарри Поттер сядет? Или кикимора из леса наведается?
  
   - Дождёшься, как же! Эх, наивные вы, люди, наивные. До безобразия прямо! Всякой-то дури вы верите, всякой глупости поклоняетесь. Вместо того, чтобы смотреть вперёд широко открытыми глазами, на идолов всё пялитесь. На симулякры поганые!
  
   Услышав от "джинна" словечко из "новояза", я весьма подивился. Образованный "джинн" мне, однако, попался. Продвинутый. Откуда и нахватался-то? Телевизора, поди, вечерами долгими отнюдь не чурается. А оттуда и не такого огребёшь!
  
   - А как же - без дома-то? - с сочувствием поинтересовался я. - Без дома тоскливо.
  
   - А ты бы согласился, чтобы твоим домом была лампа? Или бутылка?
  
   - В бутылке, конечно, жить малоприятственно. Да и в лампе тоже.
  
   - Вот видишь! А чем мы, джинны, хуже людей? Нам тоже в бутылках некомфортно.
  
   - Да ведь положено.
  
   - Кем же это и когда положено? - возмутился джинн. - Это вы сказок навыдумывали - про рабов ламп и так далее. А мы - не рабы! Рабы - не мы!
  
   И такой гордостью повеяло от этих фраз соседа, такой узнаваемостью - вспомнился мне вдруг почему-то старый букварь, читанный мною столько лет назад, что и представить страшно, и было там ещё "мыла мама раму" и много прочего, въевшегося в сознание с детства, - что я проникся к попутчику некоторым даже уважением. За то, что напомнил мне, пусть ненадолго, эпизоды из моего прошлого - далёкого и невозвратного.
  
   - И всё же, - мягко заметил я, - джинны тоже ведь где-то должны жить. Где-то спать, отдыхать.
  
   - Мы не спим, - поправил меня джинн. - Нам это без надобности.
  
   - Пускай, - согласился я. - Но должна же быть крепость, где можно на время притаиться. Убежать от мира.
  
   - От мира бегать - нам тоже резона нет. Но если тебе так уж непременно хочется, чтобы у джинов было собственное жилище, можешь считать моим домом этот автобус. С одной только поправкой. Но поправкой очень важной. Я не раб автобуса, я - хозяин его!
  
   "Хозяин автобуса" посмотрел на меня с укором, мол, что ж ты, братец, недогадливый такой! В простых вещах, мол, не разбираешься.
  
   - Да, автобус, конечно, уютный, - согласился я с соседом. - Кресла мягкие, тут и поспать вполне можно.
  
   - Мы не спим, - напомнил мне "джинн".
  
   - Ах, да. Ну и... вообще...
  
   - Что "вообще"?! Ты желание загадывать будешь, человече?
  
   - Какое желание?
  
   - А про чудо - забыл?
  
   - Забыл, - честно признался я.
  
   - А я ничего не забываю. И, так как это было одним из условий, не позволю забыть и тебе.
  
   - Да что от меня-то требуется? - запаниковал я.
  
   - Сущая малость. Загадай что-нибудь необычное.
  
   - Необычное?
  
   - Да. То, что ты сам посчитаешь безусловным чудом.
  
   - И что же? Что я могу загадать?
  
   - Что угодно. Ограничений нет. Разумеется, если тебе вдруг не взбредёт в голову, чтобы я сию же секунду исчез.
  
   - А что произошло бы в таком случае? Нет, я вовсе не собираюсь загадывать такое желание, мне просто любопытно, - счёл своим долгом пояснить я.
  
   - Ничего. Ровным счётом ничего. Такие желания просто игнорируются. Но в остальном, повторяю, ограничений нет.
  
   Что бы эдакое загадать, прикидывал я, вперившись в оконное стекло. Начинало смеркаться. Стремительно посинело небо, наливались тёмными тонами почти невидимые уже перистые облачка, упорхнувшие ввечеру к самой линии горизонта. Бесконечные поля сменились редкими перелесками. Деревья становились всё выше и стройнее. Асфальтовая полоса бежала сбоку от меня, сонная, однообразная, глухая и томительно-равнодушная ко всему, что не касалось её напрямую... Так что же всё-таки загадать? Не то, что я придавал бы этому особое значение - какой смысл придавать особое значение тому, что нелепо в принципе, по самой сути своей? - просто мне хотелось поскорее отделаться от моего странного, если не сказать больше, попутчика.
  
   Наконец, мне пришла в голову любопытная мысль. Если бы это моё желание осуществилось - было бы чудо из чудес! Чтобы исключить внезапное совпадение и прочие факторы случайности, ставить нужно было именно на такое, чрезвычайно странное желание.
  
   "Джинн", догадавшись, что я уже готов произнести вслух свое желание, предупредительно поднял руку:
  
   - Постой, человече! Не надобно озвучивать. Я и без того всё понял.
  
   - Как, - изумился я, - мне не следует говорить то, что я задумал?
  
   - Не следует.
  
   - Почему?
  
   - Пусть это будет дополнительным доказательством для тебя. Ты знаешь, чего пожелал, и мне то, так же, как и тебе, ведомо. Мы оба знаем, хотя не прозвучало ни слова. И тем не менее, целые сутки будет происходить то, что ты загадал.
  
   - Но это невозможно!
  
   - Все так думают. Поначалу!
  
   - А потом?
  
   - А потом им становится безмерно стыдно за проявленное недоверие.
  
   - И что, много таких было, кто впоследствии устыдился?
  
   - Были, человече, были. И - предостаточно! Но сейчас мы не будем затрагивать эту тему... Поздно уже. Пора спать.
  
   - Вы же, джинны, не спите, - ловко ввернул я, напоминая соседу его же версию.
  
   - Зато вы, люди, спите. И тебе тоже нужно поспать. - Голос "джинна" постепенно приобретал какие-то магические обертоны. У меня слипались веки, усталость разливалась по всему телу. - Сейчас ты заснёшь, а когда проснёшься утром, меня уже не будет. Я сойду километров за сто до Москвы. Это случится в полпятого утра. Ты в это время будешь видеть самые сладкие сны и не почувствуешь моего ухода. Но когда ты окажешься в Москве, вспомни меня! И в тот момент, когда и тебе станет стыдно, опять же - вспомни меня! И тогда ты уже окончательно уверуешь, что джинны существуют. Присно и незапамятно и во веки веков на этой земле...
  
  
  
   Проснулся я, когда мы уже въехали в Москву. Утро выдалось бледненькое, хмурое. Солнце едва просвечивало из молочно-белёсой дымки: оно казалось таким слабым и беспомощным, что не могло образовать даже скромной призрачной тени, и облизывало дома и деревья жиденьким светом, который если и согревал воздух, то как-то очень робко и неуверенно. Солнечный диск походил на почти обесцвеченный желток в яичнице-глазунье, сварганенной из продукции отнюдь не преуспевающей птицефабрики.
  
   Транспорт, несмотря на столь ранний час, уже запрудил улицы, фыркая выхлопными газами и крякая сиренами и спецсигналами. Не трудно представить, какие в час пик здесь образуются многочисленные пробки. Впрочем, я в них не раз бывал. Москва, что ж тут ещё скажешь!
  
   Когда мы остановились, пассажиры вдруг засуетились, стали суматошно собирать вещи, словно не хотели выйти из автобуса последними. Есть такая детская игра, кто последний, тот и проиграл, тому выпадает какая-нибудь гадкая обязанность: например, если ты последним доел свой завтрак, значит, тебе мыть грязную посуду за всей компанией. Здесь никакая гадкая обязанность никому не грозила, тем не менее, пассажиры будто соревновались друг с другом в скорости - кто раньше покинет салон.
  
   Я не стал включаться в эту увлекательную возню и копошение. Времени у меня было предостаточно: до начала рабочего дня я, без особой спешки, мог добраться в любой конец Москвы, мне же до издательства езды было минут на сорок, не больше. Так что, ещё даже придётся побродить по улицам или посидеть в кафешке. Скоротать часок-другой.
  
   В итоге, из автобуса я вышел последним. Зато спокойно и без дёрганий. Да и наличие багажа не сковывало мне руки, как моим невольным попутчикам, следовавшим рейсом: Волгоград - Москва.
  
   Москва - странный город. Суета и всеобщее "броуновское движение", которое так походит на горный поток, стремящийся со снежной вершины в низлежащие марево и зной, поглощает тебя, и несёт, и крутит, как безвольный палый лист, - и нет тебе ни покою, ни воли, пока не покинешь этот поток и не отойдёшь в сторону, чтобы со стороны только и наблюдать эту несусветную круговерть. И ещё - посреди оживлённой улицы в Москве вы не различите отдельных звуков. Вместо них в уши вам врывается адская какофония - непотребная смесь криков, утробного стона двигателей внутреннего сгорания, свистков, обрывков хитов надоедливых и навязчивых в своей однообразности FM-радиостанций. И хиты эти, доносящиеся из чрева проезжающих мимо машин, вязнут в зубах, словно низкосортная жевательная резинка. Короче, вас окружает невнятный шумовой фон, выделить из которого отдельные звуки представляется просто невозможным.
  
   Вот так и я погрузился в этот фон, и следовал в нём, ничего особенного не замечая, пока не сел в нужную мне маршрутку. Аляповато раскрашенное маршрутное такси точно дожидалось меня: стоило только мне плюхнуться в пыльное, заскорузлое кресло, как водитель, выходец с братского юга, тут же рванул с места.
  
   Я протянул новенький, ещё хрустящий "полтосик" даме, что сидела впереди меня. Та повернулась, взяла пятидесятирублёвку и ... как гавкнет вдруг мне в самое ухо.
  
   Я остолбенел! Что это? Шутки такие, что ли? Фирменные московские шутки, да?!
  
   Дама тем временем повторно, уже с вопросительными интонациями, гавкнула ещё громче. Настолько громко, что в ограниченном пространстве тесного салона маршрутки я чуть не оглох. Всё ещё не в силах произнести не слова, но уже догадавшись, что даму, видимо, интересует, один ли мне нужен билет, я утвердительно кивнул головой и подтвердил свой ответ демонстрацией одного пальца. Указательного, не среднего - напрасно вы так подумали.
   И вот тогда я в первый раз вспомнил джинна. Я сидел в кресле и озирался вокруг с растерянным видом. Пассажиры бойко переговаривались между собой... Переговаривались? Нет, простите, я неправильно выразился. Пассажиры бойко перелаивались между собой - и никто не удивлялся, никто не вскакивал с вытаращенными глазами, не рвал на себе волосы. Короче, никто не выказывал ни малейших признаков паники или смятения - словно так оно и должно было быть.
  
   Похоже, я был единственным, кому казалась странной окружающая обстановка. Остальные вели себя как всегда, и ничто, судя по всему, их не смущало.
  
   Боже! Что со мной?! Что со мной сотворил тот проклятый джинн, с которым мне так не посчастливилось оказаться попутчиком? Какие злые чары, какой дурман наслал он на меня только лишь потому, что я попался ему под руку?
  
   Тяжко мне было смотреть на то, что происходило вокруг меня. Седой старичок почтенного вида, похожий на профессора, вяло перетявкивался с супругой, и именно та скука, с которой они вели свой диалог, больше всего меня и угнетала. Они не замечали, они не понимали, что ситуация не нормальная, а напротив, настолько противоестественная, что хоть святых выноси! Для них всё выглядело повседневно и буднично. А чего стоил малыш, что сидел, сбоку от меня, страстно облизывая розовую пену мороженного в вафельном рожке! Рожок снизу прохудился, и из него стремительно сочились бледно-розовые капли, падавшие на прорезиненный пол. Малыш изредка замечал эти капли и подносил заострённый конец рожка ко рту. Со всхлипами высосав оттуда очередные капли, которые вот-вот должны были последовать вниз, он задорно болтал ногами и тонко и весело повизгивал, подобно довольному, расшалившемуся щенку. Озабоченная мамаша иногда что-то взлаивала, обращаясь к непоседе сыну, и пыталась утереть ему подбородок носовым платком. Водила-кавказец, не прекращая движения, настолько увлёкся эмоциональным брёхом по мобильнику, что уже слабо реагировал на сигналы светофора.
  
   Нет, долой отсюда! Долой!
  
   Я не долго выдержал это представление, этот кошмарный спектакль, быть участником которого я категорически не желал. Не добравшись до нужной мне улицы, я покинул маршрутку вслед за первым же выходившим на какой-то остановке толстяком в футболке с неприличной английской фразой. Меня всё время преследовало ощущение, что я являюсь предметом, или, точнее, объектом некоего розыгрыша. Может, программа "Скрытая камера", избрав меня почему-то персонажем одного из своих выпусков, сперва подсадила ко мне в автобус талантливого актёра, который так убедительно сыграл роль джинна, - или роль сумасшедшего, возомнившего себя джинном, - а затем, ловко манипулируя моими перемещениями по площади трёх вокзалов, направила меня в заранее подготовленную маршрутку, набитую десятком таких же актёров-статистов? Вот они и гавкают, согласно сценарию. А я бледнею, немею и цепенею - в соответствии с тем же сценарием! Короче, выгляжу полным дураком и идиотом. А съёмки в это время знай себе продолжаются...
  
   Впрочем, и на воздухе, как оказалось, мне не полегчало. Теперь я уже не мог не прислушиваться к тому, что обступало меня, что меня обнимало и угрожало включить, вобрать в себя, сделать своей частицей, своей нетторжимой частицей, которая уже не может без целого, ибо навсегда потеряла собственную самостоятельность. Вязкая субстанция, пожирающая одинокие индивидуальности, текла по московским улицам, напоминая мутный крахмалистый кисель, в котором барахтаются увязшие мошки, - барахтаются, пока не умаются окончательно. И, покорно сдавшись, идут те несчастные мошки на дно, и падают вниз успешно усвоенной биомассой, чтобы жалкими трупиками своими умножить жизненную силу киселя. А там, глядишь, и новые мушки подоспеют...
  
   Я словно попал в город преуспевающих, довольных жизнью собак. Повсюду, на фоне внешнего благополучия, выражаемого так по-русски в невообразимой роскоши, - гавкали, гавкали, гавкали! Москвичи, точно обезумев, на все лады и на все собачьи голоса оглашали округу о своём безусловном существовании. Кто знает, зажги сейчас над Москвой одну большую сигнальную лампочку, не потекут ли у местных жителей - согласно павловских научных изысканий - слюневые потоки из отверстых ротовых впадин?
  
   Возбуждённый и шокированный всем увиденным и, в особенности, услышанным, я шатался по Москве, забыв о конечной цели моего визита в столицу. Как-то вдруг мне стало не до похода в издательство. Тем более, я уже достаточно убедился, что вряд ли столкнусь там с чем либо иным - отличным от того, что происходит на московских улицах. И мне не хотелось стать свидетелем невольного - и уж никак ими не заслуженного! - унижения кого-то из искренне уважаемых мною сотрудников, работавших в издательстве, ибо я знал, что раз увиденная мною картинка никогда уже не выветрится из моей памяти. И потом, через долгое время, разговаривая с ними, с этими людьми, я слышал бы непотребный собачий лай - а он, этот лай, непременно прозвучал бы, заявись я сейчас в издательство... Нет уж. Воздержусь. Себе же на пользу - воздержусь! Заеду в следующий раз. А пока, пока..
  
   Я бродил по сбрендившему городу и мучительно размышлял: что же стряслось с Москвой, какое проклятье - или заклятье?! - превратило Москву в галдящий и взбудораженный собачий питомник? Если это расплата, то за какие грехи? Грехов, конечно, у Москвы много было - было и есть! - но равнозначна ли кара, постигшая город, спуду этих грехов? Соизмерима ли тяжесть ответственности - той степени растления и духовной гадости, что олицетворяет собой нынешняя Москва? Притон гламура и бесовского разврата - последует ли она участи Содома и Гоморры? Канет ли в небытие или навечно опозорится этим постыдным особачиванием? Пропадёт ли в руинах дьявольским капищем, или всё же воскреснет, очистится от скверны, сбросит коросту с болячек, омоет их свежим воздухом - и затянутся, зарубцуются раны, назло врагам и хулителям?! Только вот - остались ли силы? Осталась ли хоть крупица воли - чтобы выползти из выгребной, отхожей ямы? Неужели нет уже и надежды, самой малой и хрупкой надежды на то, что город сможет выстоять, удержаться, возродиться?..
  
   Хотя нет, постой! Что там говорил джинн? ... Ну да, он обещал, что чудо будет действовать ровно сутки. И вот чудо, которое я загадал, вовсе не рассчитывая на его воплощение, сработало. Тут джин меня не обманул. И желание угадал, и сделал всё так, что не придерёшься: без сучка, без задоринки. Но тогда верна и оставшаяся часть договора. Сутки! Всего сутки будет действовать заклятье джинна. И значит, завтра, в этот самый час или даже чуть раньше, наважденье спадёт. И всё снова возвратится на круги своя.
  
   Слава Богу! Лишь бы не надул джинн и исполнил бы своё обещание в точности...
  
   На пути мне попался крупный супермаркет, торгующий разнообразной электротехникой. Машинально я завернул в магазин, хотя надобности в приобретении электротоваров не испытывал. Фотоэлемент раздвинул передо мной стеклянные створки, и я вошёл внутрь.
  
   Бессмысленно проплутав по многочисленным отделам и секциям, я остановился наконец перед огромным стендом с телевизорами. Разных размеров и марок, они таращились на меня своими экранами. Почти все они были настроены на канал РТР. Шла новостная программа. "Ого, уже одиннадцать часов, - поразился я, подсчитывая в уме, сколько колобродил по улицам Москвы, и кратко резюмировал: - Не хило!"
  
   И тут я лишний раз убедился, что проблема не во мне. Не скрою, меня постоянно терзало сомнение - а не загипнотизировал ли меня пресловутый автобусный "джинн"? Сейчас ведь много мошенников мотается по поездам да междугородним автобусам, разнообразными способами выцыганивая у наивных путников их кровные денежки. В том числе - и с помощью гипноза. Правда, "джинн" не покусился на мои - весьма скромные, надо признать, - средства, хотя я крепко спал в автобусе, и обшманать мои карманы для него не составило бы труда. Но деньги мои сосед не тронул, документы - тоже, так что материальных выгод из своей проделки - если это была проделка - он не извлёк никаких. Ну, может, хотел просто посмеяться надо мной? Разыграть очень не по доброму? Ибо шок, испытанный мною в Москве, стоил мне не одного седого волоска в шевелюре. Ведь легче себе представить, что только ты временно, но зато весьма неадекватно воспринимаешь реальность, донимаемый глюками и наведёнными бредовыми образами, - чем осознать, что в паранойю впал целый город. Тем более такой город, как Москва!
  
   Теперь же я точно знал, что джинн сказал правду. Ведущая новостной программы привычно гавкала с экрана телевизора, но когда пошли репортажи из других регионов, я услышал нормальную человеческую речь. Как только такой репортаж заканчивался, ведущая кратко резюмировала вышедший в эфир видеосюжет своим официальным и дикторски поставленным гавком.
  
   О, ужас! Бедная Москва! Прости, я вовсе не желал тебе такого кошмара! Разве мог я хоть на секунду подумать, когда загадывал самое нелепое и неосуществимое, как я в тот момент полагал, желание, что джинн, сидящий в соседнем со мной кресле, что ни на есть - настоящий!!! Самый настоящий джинн! Вот и не доверяй теперь своим попутчикам: не верь их словам и сомневайся в их честности! Чем это может обернуться - я увидел собственными глазами. И этого достаточно, чтобы прекратить всякие эксперименты с неосторожными желаниями!
  
   Тут внимание моё привлекла прямая трансляция некоего политического шоу на круглосуточном новостном канале "Вести". В зале заседаний сидели, привычно позёвывая и шурша газетами, видные политические деятели, разбитые на своеобразные сообщества по одним им, видным деятелям, ведомым признакам. Временами некоторые их этих загадочных и бравых ребят разного политического возраста и стажа, стряхнув сонное оцепенение, выходили к трибуне и дежурно отлаивали положенные им минуты. Зал благодушно внимал, и лишь изредка густопсовый брёх проносился снизу вверх по зияющим пустотами рядам. Особенно зал возбудился, когда к трибуне, как племенной скакун к взмыленной ожиданием кобылице, грузно пристроился немолодой уже оратор - и вдруг заливисто затявкал, как завитой, задорный пудель, наскакивающий на флегматичного сенбернара. Расположившиеся в первых рядах, с опаской поглядывая на стоящее на трибуне питьё, предусмотрительно раскрыли над головами захваченные из дома зонты. И заметно успокоились, когда за трибуной оказался оппонент пуделя. Этот был похож на брылястого бульдога: он коротко и обличительно гавкал, брызжа каплями слюны и грозно вращая белками глаз. Этот был не опасен: гавкать - гавкал, а клыки-то ему повырвали. Оставили коренники для манной кашки - комки разжёвывать... За всем происходящим наблюдал из президиума грустный такс с печальными глазами. Он меланхолично грыз пожертвованную хозяином косточку с мохнатыми волокнами мясца и иногда вяловато потявкивал в зал...
  
   Нет, не могу! Тяжело смотреть на всё это! Тошно! Тошно и омерзительно! Так прочь же! Прочь из Москвы и - куда ноги понесут, лишь бы отсюда! Довольно взирать на эти сытые унылые лица и слушать их нечеловеческую, нечленораздельную брехню! Устал. Как же я от них устал...
  
  
  
   Господа! Заклинаю вас, всеми силами своей души заклинаю вас - верьте в джиннов! Верьте в джиннов, и верьте джиннам, если вам, не дай Бог, доведётся столкнуться с ними в жизни. Верьте, и ни на секунду не сомневайтесь в их могуществе!.. Верьте в них - и вы никогда не попадёте в ситуацию, которая может убить вас одним своим возникновением. Верьте в джиннов - и тогда вам не будет так больно от разочарований и обид, настигающих вас на каждом шагу, ибо легче верить в сказку и джиннов, чем в велеречивые предвыборные басни наших политиков, обещающих нам дворцы и выселяющих нас в лачуги! Верьте в джиннов, господа, и тогда в вашем сердце сохранится крохотный уголок, куда не протянут лапы политтехнологи, телевидение и реклама прокладок с крылышками....
  
   Верьте в джиннов, господа, верьте в джиннов!
  
  
  
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"