Аннотация: В целом, правдивая история с мистическим привкусом, действительно случившаяся со мной, но представленная в несколько приукрашенных декорациях другого места и времени.
'
Мой товарищ, человек незаурядного остроумия и автор пятерых или шестерых детей, внимательно выслушал мои многословные рассуждения о прокрастинации и прочих откладываниях важных дел на потом, многозначительно поднял вверх палец и сказал: "Леша, оправдание - как дырка в заднице - есть у каждого!". Беседа, исполненная философского смысла, происходила ночью, в подпитерском местечке Орехово, в процессе мероприятия, известного в узких кругах как "Открытие питерского страйкбольного сезона".
Северо-западное июньское небо обманчиво по-вечернему серело над головой, несмотря на то, что ночь перевалила за свою середину. "База" нашей стороны, устроенная вокруг невесть откуда взявшихся посреди леса полуразвалившихся панельных корпусов, большей частью беспечно спала, полагаясь на часовых из числа самовыдвиженцев. Противник, судя по всему, тоже спал. Те, кто все таки не поддались уговорам Морфея и желали получить страйкбольного фана на всю катушку, очевидно блудили в окрестных болотах, тщетно силясь найти хотя бы кого-нибудь, чтобы к взаимному удовольствию устроить перестрелку. Тишь да благодать. Вроде как занимаешься активным отдыхом, но при этом валяешься на покрытой прошлогодней сосновой хвоей земле, прислонив башку к дереву, куришь, смотришь на иногда появляющиеся на небе звезды, слушаешь шелест ветра в сосновых иглах над головой и разговариваешь о всякой ерунде, которая приходит в голову.
Разговор постепенно замедлялся и тянулся как патока. Подкрадывался сон. Моргание становилось все длиннее, в какие то моменты казалось, что проваливаешься в темный водоворот, одновременно становясь совершенно невесомым, полностью теряя контакт с собственным телом.
В такие моменты обычно и начинается движуха. На противоположной стороне "базы", за домами началась стрельба - сначала отрывистая, неуверенная, потом суматошно-непрерывная. Раздались хлопки страйкбольных гранат. Моментально вырванный из болота сна выбросом адреналина , я привстал на одно колено и тут же получил очередь шаров в каску.
Происходящее сразу стало неинтересным. Я встал, зажег фонарь с красным фильтром, обозначившего меня как отвоевавшегося на ближайший час-полтора, поднял с земли рюкзак и побрел по направлению к "мертвяку" -месту, где "убитые" отбывают положенное по условиям игры время после своей "смерти", этакой местечковой Вальхалле.
Обычно, после наступления темноты стараешься дождаться, пока не убьют еще кого-нибудь, чтобы не шататься по ночному лесу в одиночку. Но тогда, то ли быстрое развитие событий выбило из колеи, то ли белая ночь и близившийся рассвет смутили меня и, не дожидаясь собратьев по несчастью, я отправился на незаслуженный отдых самостоятельно. Тем более, что идти было совсем недалеко - километра два с половиной напрямую через редкий, самую малость болотистый сосновый лес. Направление было понятно - строго на юг, т.е. оставляя по левую руку восточную часть горизонта, уже занимающуюся рассветным заревом. Промахнуться мимо цели тоже было затруднительно - к югу располагалось довольно большое озеро, в которое я бы в любом случае уперся, даже прошагав в километре мимо "мертвяка". Закинув M-4 за спину и фальшиво насвистывая "дойче зольдатен унд официрен", я поплелся сквозь начинающий светлеть лес, оставляя позади трескотню нешуточного игрушечного боя.
Ночью серы не только все кошки. Ночью серое все. Человеческий глаз в условиях недостаточного освещения не воспринимает цвета и окружающий мир предстает в черно-белом изображении. Точнее - в черно-сером. Другая особенность человеческого сумеречного зрения заключается в том, что все, что есть в лесу - ветки, стволы деревьев, пеньки, кусты и что там еще есть, в свете звезд и луны начинают оживать. Начинаются натуральные галлюцинации.
Вот, допустим, в десяти шагах перед тобой дерево. Стоит себе и стоит. Но, попробуй слегка отвести взгляд, и оно превращается в человека. Более того, может показаться, что он двигается. Начинаешь пристально вглядываться - иллюзия только усиливается. Очертания становятся нечеткими, контур человека-дерева обрастает новыми деталями - появляются руги-ноги, ветки, изгибы там где их только что не было. появляются и тут же пропадают, чтобы причудится в другом месте.
Дело не в том, что отдых на природе способствует злоупотреблению алкоголем, например. Это нормальная особенность, присущая человеческому глазу - достаточно совершенному инструменту, но, то ли за длительное время использования огня и электричества утратившего часть своих способностей, то ли изначально ориентированного более на дневной образ жизни. Ночью и без того живой лес становится еще более живым.
Огибая высокие корабельные сосны, стараясь шагать по более светлым пятнам на земле, казавшимся мне чуть более сухими, я неторопливо брел вперед. По предварительным расчетам идти было минут двадцать-двадцать пять. Редкий лес просматривался довольно далеко, да и светало. Мне даже казалось, что я набрел на попутную тропинку. Идти было легко. Вскоре кроны деревьев впереди начали редеть, что свидетельствовало о том, что впереди или большая поляна, или даже опушка леса, за которой должен быть лагерь, "мертвяк", костер, возможность выпить горячего чаю, а то и хлебнуть коньяка с кофе из чьей-нибудь фляжки. По пути встречались небольшие низинки, в которых под ногами отчетливо хлюпала вода и ботинки довольно быстро промокли. В общем-то, ерунда, лето же. Какая-никакая тропинка под ногами, восток слева, запад справа, цель впереди и недалека. Кажется, уже слышны чьи-то голоса.
Вместо ожидаемой опушки, я вышел на небольшое болотце, размером с два футбольных поля. С кочками, маленькими кривыми березками и участками открытой воды, черным зеркалом поверхности отражающими уже почти совсем светлое небо. Удивившись сему факту, я достал из кармана сигареты и изрядно помятую карту, распечатанную на листе А4. Никакого болотца между базой и озером на карте не было. Никакого похожего болотца не было также и в радиусе двух километров от моего предполагаемого местонахождения. Фигня! -подумал я, щелчком отшвыривая окурок в сторону -карты старые, годов пятидесятых, поди, а болотце могло образоваться и позже, да и не такое большое оно, чтобы прям-таки в обязательном порядке попасть на карту. Не рискнув и обойдя болото по периметру я снова направил свои мокасины на юг, сверившись на этот раз с компасом, подтвердившим, что солнце по прежнему встает на востоке. Легкость бытия, впрочем, была несколько нарушена. Чувство тревоги поселилось где то на периферии сознания, несмотря на то что солнце уже показалось над горизонтом и осветило пелену облаков над головой. Цвета возвращались в мир, зеленой, коричневой и голубой пастелью ложась поверх серого карандашного рисунка. Однако небо, вся явственнее просвечивающее через редеющие под натиском солнечных лучей облака, радовало несильно. Лес сгущался. Сосны сменились мрачными елями. Все понятнее становилось, что я иду не туда. Первая заповедь заблудившегося - остановится, перевести дух и подумать. Остановился, перевел, подумал. Легче не стало. Кругом деревья, местность до безобразия ровная, без ощутимого уклона. Ориентиров - никаких. Прислушался, пытаясь услышать голоса людей (а их в окрестностях должно было шататься около тысячи). Не слышно ни людей, ни птиц, которым обычно на рассвете хлебом не корми - дай почирикать. Солнце взошло, а это означало, что с момента моей бесславной гибели прошло не меньше часа, а то и полутора. Часы на телефоне подтвердили мою догадку.
Мелькнула мысль - не позвонить ли кому? Нда, смеху будет... да и толку.. Раз нечего делать, надо идти. Куда? Не назад, точно. Еще раз присмотревшись к поверхности земли я с трудом увидел (а может и вообразил) слабый уклон в сторону юго-запада. Туда и пошел в надежде наткнуться на ручей или овраг и уже по нему сориентироваться на карте. Но лес становился все гуще. Молодая поросль ели вставала на пути колючими островами, которые надо было обходить, но никаких значимых ориентиров, за которые можно было бы привязаться к карте, не было.
Говорят, что если в лесу ты чувствуешь на себе взгляд, это означает что за тобой наблюдает медведь. Или волк. Это обычно говорят менее мистически настроенные охотники. Более мистически настроенные лесолазы говорят, что в таком случае на тебя смотрит леший. На мой взгляд, что медведь, что леший - все равно. Обоих можно назвать хозяином леса. Проблема была в другом -в тех местах медведей и волков уже давным-давно не было, а вот взгляд - тяжелый такой, давящий в затылок, я ощущал. Чувство это появилось неожиданно. Точнее - не появилось, а выросло одномоментно из маленького черного комочка тревоги, присосавшегося к краю сознания еще на маленьком болотце. Я обернулся кругом, вглядываясь в окружающие деревья. Ничего и никого.
На всякий случай перетянул со спины М-4. Не почувствовав от привычно легшего в руки игрушечного, по своей сути, карабина ни грамма лишней уверенности или облегчения, закинул его обратно за спину. Нож -другое дело. Нож настоящий, железный. Рука на рукояти дала чуть-чуть уверенности. Ощущение хмурого взгляда чуть ослабло, но тут же вернулось. Тревога на мгновение отступила, как море перед цунами, и тут же вернулась, вернулась огромной волной, нависая, обрушиваясь, затопляя и сметая на своем пути все преграды.
Стоять на месте стало невыносимо. Я пошел вперед, стараясь держаться прежнего направления, безуспешно пытаясь подавить желание оглянуться. Шаг непроизвольно ускорился почти до бега. Воображение услужливо дорисовывало неясное шевеление чего-то бестелесного и расплывчатого на самой грани периферического зрения. Фиксатор ножа в ножнах был уже давно расстегнут, рука сама, без участия головы, тянула нож вверх. Другой рукой я содрал с головы каску, которая мешала вертеть головой, зацепив ее за притороченную к ремню флягу. Колючие ветки, оживая на глазах, цеплялись за нее, за рюкзак, за ноги, за руки, били по лицу и глазам, защищенным, к счастью, страйкбольными очками.
Остановится казалось невозможным, страх, уже вполне отчетливый и почти полностью затмивший сознание, заставлял двигаться вперед, оставив разуму два противоречивых желания - обернуться и ни в коем случае не оборачиваться. Небо, которое, казалось бы, уже просветлело, теперь было скрыто серой пеленой, пошел моросящий дождь, за моросью и елками, закрывавшими все, что находилось дальше десятка шагов, чудились тени, живые и ехидные. То ли за шумом ветра в ветвях, то ли за стуком крови в голове проступали неразборчивые шепотки и гаденький смех. Среди лихорадочно сменявшихся в голове мыслей почти созрела совсем уж малодушная идея сбросить рюкзак и автомат. Потом же вернусь, почему нет? Рюкзак - че? Тряпка! Только мешается, скотина. Главное - двигаться, двигаться, бежать! Бежать и не оглядываться!
Заметив чуть в стороне полянку с росшей посреди огромной, в два обхвата сосной, я бросился туда. Прижавшись спиной к дереву, перевел дух. Теперь, по крайней мере, не надо оглядываться - спина надежно прикрыта. Глаза лихорадочно бегали по окружающему лесу. Страх отступил, оставив место тяжелейшей усталости. Я сполз спиной по стволу вниз. Скинутый рюкзак и карабин валялись рядом. Дождь прошел. Сквозь прорехи в облаках ярко засветило солнце, поднявшееся уже выше деревьев. Остался только взгляд, чувствовавшийся теперь всем телом, всем существом, взгляд, не имеющий направления, окутывающий со всех сторон пристально изучающим вниманием. Сейчас в нем не чувствовалось ни злобы, ни угрозы. Чувствовалось превосходство. Нет, не превосходство. Превосходство подразумевает сравнение. Величественность, вот что можно было ощутить.
Мысли постепенно возвращались в свое обычное состояние. Надо было решать, что делать дальше. Выбираться куда-нибудь, все равно - в лагерь к своим, к ближайшей деревне или дороге - все равно. Я посмотрел наверх. Забраться на огромную сосну было нереально. Вокруг стеной стоял лес. Полянку освещало яркое солнце. Тревога прошла. Я полез в карман за сигаретами. Закурил. Посмотрел на пачку. Подумал. Вытащил новую, нераспечатанную. Положил около дерева. Постоял еще. Вытащил из рюкзака пару сникерсов и положил рядом с пачкой. Про себя пробормотал что-то похоже на " Ну это.. посмеялись и того.. хватит.. я это.. типа пойду, наверное.." Встал и пошел к лесу. Между елей обнаружился проход. Опасливо посмотрев в глубь еловой чащи, сделал шаг и наступил на кучку кабаньего помета. Скривив рот в вежливой ухмылке, пошел дальше.
Через сто метров я услышал голоса. Пять минут спустя вышел к жилому лагерю, практически к месту нашей стоянки. У костра сидели сокомандники. Кто-то встал и показал на меня - смотрите, типа, вот он.
Фубля, вотжежпипецкакой!- подумал я про себя и, стараясь придать себе уверенный вид, пошел к своим товарищам.
